Цикл 35, часть 1. Начало: Костя/Макс

***
Когда я заканчивал второй курс, отец узнал обо мне и Максе. Первые месяцы батя бойкотировал нас. Меня просто не существовало для него. Но потом он начал вести активную деятельность. Отец решил, что я непременно должен жениться. С этого момента у меня начались ещё большие проблемы.
Сначала папа сердобольно докладывал Максу о моих «любовницах». В первый раз Максим поверил, закатил жуткую истерику, но потом, убедившись, что это всё гнусная ложь – успокоился. Тогда отец перешел к более решительным мерам. Он находил каких-то шалавистых девок, платил им некоторую сумму денег и подсылал к Малафееву. Когда меня не было дома, они приходили в нашу съёмную квартиру взлохмаченные и в засосах, как после хорошего траха. Томным голосом они говорили:
- Костенька был так хорош сегодня… Мы занимались этим в лифте… Прямо сейчас.
Ну, и в том же духе. Макс не верил, но, несомненно, подобные выпады были для него ударами ниже пояса.Когда отец понял, что попытки разлучить нас - тщетны, он использовал «тяжёлую артиллерию».
- Костя, нужно поговорить, - отец позвонил рано утром.
- Прямо сейчас? – мне жутко хотелось спать, рядом лежал Макс и льнул ко мне… В общем, вылезать из-под одеяла и тащиться на другой конец города, чтобы переговорить с отцом мне было лениво.
- Да, - голос бати был уверенным и бескомпромиссным.
- Это обязательно? – пытался артачиться я.
- Быстро собирайся и приезжай, - рявкнул отец и положил трубку.
Делать нечего: пришлось наспех перекусить и отправиться к папе. Максим тогда был грустным, как сейчас помню.
- Что-то будет, - как заправская гадалка, зловеще предсказывал он.Когда я приехал в «отчий дом», батя был в подозрительно хорошем настроении. Мы закрылись на кухне, отец налил по стакану водки «для развязки языка» и понеслось…
- Я не могу смотреть, как это белобрысое чмо ломает тебе жизнь, - традиционное начало для всех наших разговоров.
- Папа, я люблю его. И жизнь мне ломаешь ты, постоянно вмешиваясь в наши отношения… - уже в тысячный раз твержу я.
- Раз твой сладкий Максимка по-хорошему не хочет оставить тебя, - отец не слушал меня. – Его уберут.
Кусок сала встал попрёк моего горла.
- Ч-что ты сказал? – переспросил я.
- Закажу я твоего мальчика, - довольно сообщил папа, - Сейчас бандиты на каждом углу. Денег я накопил, - отец помахал у меня перед носом толстой пачкой «зелёных». – На какого-нибудь захудалого киллера точно хватит.- И ты так спокойно мне говоришь про это? Не боишься, что я заявлю на тебя в милицию? – я негодовал.
- Не боюсь. Или мой сын не только пидар, но ещё и стукач – отца родного готов на нары отправить?
- Скажи, что ты шутишь! – бью кулаком по столу.
- Не шучу. Ты моё слово знаешь – сказал убью, значит – убью.
- Что ты от меня хочешь? – я закрыл лицо руками, не желая видеть торжествующего отца.
- Женись и будет твой глист белобрысый жить, - проговорил отец, жуя солёный огурец.
- Папа, я же тебе говорил насчёт женитьбы: я не хочу жить с девушкой…
- А хочешь, чтобы твой Максим был жив-здоров? – парировал папа.
- Д-да, - заикаясь, отвечаю я. – То есть, альтернативы у меня нет…
- Именно, - кивает отец.
- На ком же… мне… жениться? – я чувствовал себя ужасно, казалось, что кто-то выпил все мои жизненные силы.
- Невесту я тебе нашёл. Красавица. Лидка, дочка Тимофеевны, из Божонки. Помнишь, ты с ней в детстве как-то дружил.
- Угу, - слабо киваю, - Но… как мне жить? Квартира… Работа…
- Четвёртый курс заканчиваешь. На работу к себе устрою, пока ассистентом инженера. Квартиру тоже снимем. Жить да радоваться.
- Смотрю, ты уже всё распланировал, - ехидно выплёвываю я.
- Кто ж, если не я? – вспылил отец. – Подожди, лет через пять ты мне ещё спасибо скажешь за то, что я для тебя сделал.
- Не скажу! – резко встаю из-за стола, и, шатаясь, иду в прихожую. В этом доме мне делать нечего.
- Завтра в парикмахерскую пойдём. Патлы твои обстрижём. И в ЗАГС, заявление подадите. У меня там знакомая, через неделю уже распишетесь.
- Какая спешка, - цежу я, и ухожу прочь из квартиры.Дома меня встретил Макс. Тогда мы снимали с ним однокомнатную квартиру, которую обжили, завешали плакатами… В общем, превратили в своё любовное гнёздышко.
- Ну что, как папаша? – целует меня в щёку и тащит в душ.
- Плохо, - качаю головой и сажусь на бортик ванной.
- Чего? – испуганно говорит Макс и садится рядом со мной.
- Я на работу устраиваюсь. Мне волосы надо будет обстричь, - говорю это, а в горле ком. Понимаю, что дальше нужно сказать про свадьбу… но как?
- Жалко… - тянет Макс и зарывается лицом в моих волосах. – Но, если постричься красиво – тебе пойдёт… К тому же, будешь моим кормильцем. Работа… так солидно…
- А ещё… - проглатываю слюну. – Я женюсь.
Из рук Макса выпадает расчёска и гулко ударяется о кафельный пол.
- Что ты? – едва шевеля губами спрашивает Малафеев.
- Женюсь я, - меланхолично отвечаю.
- Т-то есть как – женишься? Ты шутишь? – голос Малафеева сорвался на крик.
- Нет, не шучу, - сухо говорю я. – Иначе просто нельзя.
- Значит… у тебя была девушка? Ты мне врал… Всё это время… врал? – на глаза Максима навернулись слёзы, он начал прерывисто дышать.
- Ты не правильно понял! – срываюсь я. – Отец сказал, что «закажет» тебя, если я не женюсь. Завтра я пойду знакомиться с невестой и подавать заявление в ЗАГС.
Макс нервно расхохотался.
- Как у тебя всё просто! – по щекам текут слёзы, а на губах играет бешеная улыбка. – Рыжий дурак! Отец тебя разводит! А ты… ты так запросто решил жениться…- Может быть, и разводит, - бросаю я. – Поверь, Максим, - хватаю парня за плечи и начинаю его яростно трясти. – Я слишком хорошо знаю отца, и понимаю, что он может тебя убить! Он такими вещами не шутит! Думаешь, мне легко связывать жизнь с какой-то девкой, которую я даже не видел? Это всё… ради тебя…
- Надо же! – Максим вырвался и встал. – Спасибо тебе! – отвешивает глубокий поклон. – А обо мне ты подумал? Может быть, мне лучше сдохнуть, чем жить так… Ты женишься… Что будет со мной? Как мне без тебя? – Малафеев сел на пол и зарыдал.
- Я никогда тебя не брошу, - обнимаю его за плечи, целую в макушку, - Я всегда буду рядом… А брак… Поживу полгода и разведусь… Тогда отец уже точно ничего не скажет, тогда он поймёт, что я потерян для женского общества. Малыш, нужно будет только потерпеть…
- Ты… правда не оставишь меня? – хлюпая носом, промямлил Макс.
- Да, конечно, да… - клятвенно обещаю я. – Мы будем видеться. Часто. Очень. Всё будет, как раньше. Только не плачь. Ты же знаешь, я никого не полюблю… Только ты.
- Верю, - Макс разразился новыми рыданиями и повис у меня на шее. Мы долго-долго сидели на полу в ванной. Обнимались, потом даже занялись любовью. А когда вышли оттуда – на улице уже вечерело.
Время пролетело незаметно.

***
Я замолчал и затянулся сигаретой. Очень тяжёлые воспоминания. Последующие два года стали для меня каторгой. Я до хруста сжал кулаки и закусил губу. Больно вспоминать.
- Костя, а что дальше? – Лёня робко коснулся моей руки.
- Дальше? – криво улыбаюсь я. – А дальше было ещё хуже…

***
Невеста моя – Лидка, оказалась недалёкой, но симпатичной девицей. Ей, судя по всему, было всё равно за кого выходить замуж – лишь бы устроиться в городе. «Первая красавица Божонки». И первая дырка тоже. Отец не мог нарадоваться, глядя на нас за праздничным обедом, который был устроен по случаю подачи заявления в ЗАГС.
- Какая пара! Рыжий и блондиночка. Ай, хороши! – твердил поддатый отец.
- Сучка крашеная, - сквозь зубы процедил я. Блондинка – три ха-ха. Мне достаточно было одного взгляда, чтобы отличить «натуру» от «подделки». Вот у Макса волосы – золотые, как пшеница и мягкие, словно шёлк. Как было хорошо, лёжа в постели, наматывать его солнечные пряди на пальцы, или щекотать ими щёки и нос. А Лидкины волосы, хоть густые и длинные – выжжены перекисью, смотрятся неестественно, ещё чуть-чуть, и станут как пакля.
Мама сидела грустная, под стать мне. Да, она была не в восторге от моих чувств к Максу, но счастье сына для неё было превыше всего.
- Детишки красивые у них будут, - мечтала моя тёща.
- Рано о детишках-то помышлять, - влез в разговор я. На что отец скорчил страшную рожу, и я замолчал.
Неделя прошла как один страшный сон. Я метался от Лидки к Максу, из университета - на новую работу. С Лидой мне было не о чем говорить. Круг её интересов ограничивался нашей «эстрадой» и мечтой попасть в Голливуд. Каждую встречу, она мне что-то втирала про своих певцов и актёров. Я, естественно, не слушал, лишь тактично кивал и ужасался:
«Как я проживу с ЭТИМ полгода?»
Наконец-то, настал судный день. То есть день свадьбы. Максим изъявил желание быть моим свидетелем, что вызвало припадок гнева у отца, но здесь я был непреклонен. Если Макс так хочет – пусть будет свидетелем. Я, правда, его действий не понимал. Окажись я на его месте – вообще бы не пришёл на свадьбу. Ведь тяжело смотреть на то, как любимый человек связывает свою жизнь с сомнительной особой.
- Ты уверен, что хочешь быть свидетелем? – спросил я, когда мы с Максом поднимались в мою квартиру, где нас ждала невеста.
- Да. Более чем, - ответил Максим и собственнически поцеловал меня в губы.- Всё будет хорошо.
Выдержке и актёрскому мастерству Макса можно только позавидовать. На церемонии в ЗАГСе, ни один мускул его лица не дрогнул, когда я расписывался с Лидкой, когда мы обменивались кольцами и целовались. Максим доброжелательно улыбался, хлопал в ладоши. Но я-то знал: это зрелище его без ножа режет. На праздничном банкете он напился. И пил, впоследствии, ещё несколько дней. Ему было очень больно, но самое страшное, что я не мог быть постоянно рядом с ним, а он так в этом нуждался.
Однако, я понял, почему Макс так рвался быть моим свидетелем. Ещё в день свадьбы, он втёрся в доверие к моей деревенской Лидке, оставив о себе самые приятные впечатления. В отличие от меня, он с (не)поддельным удовольствием слушал бредни моей супруги. Так, Малафеев зарекомендовал себя как «лучший друг семьи» и «любимая подружка жены». С его стороны это был очень хитрый ход, так как он почти каждый день приходил ко мне в гости, не вызывая никаких подозрений у моей недальновидной женушки. Сначала он трепался с ней за чашкой чая, потом, когда начиналась «мыльная опера» жены, я оставался с Максимом наедине. Но этого было мало. Ничтожно мало.

***
- Костя, - Лёнька вздохнул. – Прикури мне.
- Ты же не куришь, цуцик, - хмыкаю
- Прикури, не могу я так слушать. Сложно.
- Тебе слушать сложно… Ты представь, каково было мне, а, тем более Максиму, всё это пережить.- Страшно подумать, - я, тем временем, прикурил сигаретку для Леонида.
- Держи, - Лёнька дрожащими пальцами поднёс сигарету ко рту, затянулся. – Кхе-кхе-кхе! Гадость какая! – скривился парень. Сигарета отправилась в пепельницу.
- Костя… А что у тебя было… В первую брачную ночь? – хитро прищурился Лёня.
- Хреново было, - рассмеялся я. Задумался: стоит ли рассказывать всю подноготную? Хотя, если уже, устроил утро откровений, то…

***
Я с ужасом ждал первой брачной ночи. Честно говоря, я давно отвык от женского тела, и как-то не горел желанием привыкать к нему. Мне куда милее было ощущать рядом с собой худое, стройное тельце Макса. Тискать его маленькие, округлые, упругие булочки, гладить по плоской груди. А здесь…
Захожу в спальную. Одеяло летит в сторону, и открывается ужасный вид. Лидка, в полной боевой готовности, с бритой «пелодкой» лежит на кровати раздвинув ноги. Думаю, натурала, такое зрелище возбудило бы. Даже очень. Не спорю: Лида, девушка красивая, вся при всём, но всего в меру. Но я от страха даже зажмурился. Хорошо, что она девкой боевой оказалась, и сама взяла инициативу в свои руки, точнее – в рот. Пока она трудилась, я вспоминал о Максе, и таким образом, завёлся. Спасали её крашеные в блондинку волосы и стройное, без лишнего жира тело – хоть какая-то иллюзия близости с Максимом. Чтобы поскорее всё закончить – поворачиваю её на живот, она встаёт на четвереньки, а я, по старой памяти, начинаю готовить её… к анальному сексу. Только собираюсь ввести в её дырку палец, она как заорёт:
- Эй, муженёк, я в жопу не даю!
- Придётся! – возражаю я. – Первая брачная ночь, в традиционном смысле, предполагает, что невесту должны лишить девственности. Так как о девственной вагине речи идти не может – буду дефлорировать твой попец.
- Эй, дурак! – артачилась она.
- Да ладно! – игриво шепчу ей на ухо, - это прикольно. – Целую в шею.
Вроде, успокоилась. И я безо всяких проблем ею овладел. Хоть какая-то радость. Привычный жар вокруг члена, узкие плечики, волосы длинные, белокурые, по простыням размётаны. Но потянется рука, в надежде сжать маленький сосочек, а натыкается на грудь третьего размера. И жопа слишком круглая. Разочарование. Закроешь глаза. Сосредоточишься на ощущениях вокруг плоти – снова хорошо. Представляется Макс, изгибающийся подо мной, вспотевший от напряжения, хныкающий и обхватывающий мою талию своими длинными, худыми ногами.
Вот так. Сложно мне жилось. Жена, гиперактивная в сексуальном плане попалась. Пока её не трахну перед сном – не заснёт.


***
Первые месяцы мне было особенно сложно. Разрывался между университетом и работой. Между женой и Любимым. Лиде, как назло, дома не сиделось. Води её в кино, или на танцы каждый вечер. Максим из-за этого очень переживал. Он выискивал любые возможности, чтобы побыть хоть пять минут наедине со мной, но Лидка всё портила. Полноценно я встречался с Малафеевым раза два в неделю. Несколько часов, вечером. Я приходил к нему измотанный, грустный, и Максу требовались определённые усилия, чтобы расшевелить меня. Со временем, моё уныние перешло и на Малафеева. Он стал пропускать занятия в университете, и запил со своим друзьями. С ними он дружит до сих пор. Один друг – патологоанатом в бюро судебной экспертизы. Тогда он был просто студентом-медиком. Другой – заведующий кафедрой общей философии. В те дни – студент философского факультета. Синячил с ними Максим часто. Я стал изыскивать пути, чтобы чаще встречаться с Максом – не хотелось, чтобы мой мальчик спивался. Мои молитвы были услышаны – в городе открылась первая Школа Моделей. Конечно, моя жена сразу запросилась туда, а я с радостью отвалил за обучение приличную сумму денег, лишь бы не видеть её.
Всё стало налаживаться. Лидка вечерами пропадала на уроках. Я после работы летел к Максу, который, к моей радости, вернулся в привычное позитивно-влюблённое состояние. Такое положение дел меня устраивало. К тому же, прошло почти полгода с момента брака, и я уже начал подумывать о том, как бы сообщить супруге о разводе. Я же обещал Максиму, что через полгода я уйду от Лидки. В то время у меня был календарик, где я вычёркивал каждый прожитый день, отделяющий нас с Максом от заветной даты.

***
- Ты же сказал, что был замужем почти два года? – уточнил Лёня.
- Именно, - соглашаюсь я. – К сожалению, мои планы рухнули.
- Почему?
- Потому что, случилось то, чего я больше всего боялся.
***Погожий апрельский вечер. Я, с бутылкой вина, лечу к Максу на крыльях любви. Пятница – рабочая неделя позади. Жена крутит задницей в своей школе моделей. А я, влюбленный и счастливый бегу к своему мальчику.
Я с порога понял: с Максом что-то не так.
Улыбки, ужимки, походка – будто бы он напился. Но перегаром не пахло.
- Ты чего такой? – интересуюсь, открывая бутылку вина.
Максим прыгал, как горный козёл, в коридоре, после, шаркая, завалился на кухню, и сел на пол.
- Ты бы знал, как всё хорошо, - заливисто засмеялся он.
- Значит, дела херово. Максим, что стряслось? – падаю на колени и смотрю в его шальные глаза.
Мать моя женщина! У него зрачки огроменные!
- Ты что, дурь какую-то глотал? – кричу.
- Нееет, - протягивает Макс и пытается меня поцеловать. Отталкиваю его от себя и приглядываюсь внимательнее. Точно – глаза безумные.
- Что ты вытворяешь? – я был так зол, что дал ему по морде. Макс взвыл и зажал ладонью больную щёку.
- Надо чаще с женой общаться, тогда бы ты знал, что она беременна! – плаксиво сообщил Макс.
- Как? – недоумевал я. Я не хотел в это верить. По началу, я использовал «резинки», но потом Лидка начала канючить: «Без гондона кайфа больше», и так далее. Я уступил ей, но заставил пить противозачаточные средства. Лично купил ей самые дорогие.
- Мразь. Не пила таблетки значит, - чеканю я.
- Тебе лучше знать, - улыбнулся Макс и запел какую-то песню.
- Ну… Всё равно, я скажу Лидке о разводе. И разведусь. А ребёнок… Разберёмся... - решил я.
Максим выпучил глаза и с ужасом прошептал:
- Какой ты жестокий.
- Чего ты грузишь меня! – выплюнул я, и, схватив бутылку, выпил залпом почти половину. – Ты же сам говорил, что ненавидишь эту сучку. Подумай своими куриными мозгами – если она родит, то мне развода ещё год не видать. Я её не люблю. Она меня тоже не любит. Зачем вся эта возня?
- Но это же малыш! – закричал Максим. – Разве он виноват в том, что появился в такой… семье.
- Я не понимаю, - хватаюсь за голову. – Тебе-то до него какое дело? Это что, твой ребёнок? Или ты успел Лидке пару палок накидать, пока чаи с ней гонял?
- Да! Это мой ребёнок! – заорал Макс. Я обессилено прижался к стене.
- Не городи…
- В том смысле… - запнулся Максим. – Ты же его сделал. А ты – мой любимый. Значит, твой ребёнок – мой ребёнок.
- Идиот, - зло шиплю я. – Пойми, я же ради тебя…
- Я не хочу, чтобы из-за меня погибал малыш, - Максим заревел. – Поклянись мне, Костя! Поклянись моим здоровьем, что не будешь заставлять Лидку делать аборт.
- Ладно, - соглашаюсь я и обнимаю Макса.

***
Откровенно говоря, Лидка сама сомневалась: рожать ей, или нет. У неё, видите ли, «карьера модели», кастинги. Пришлось изобразить любящего мужа и уломать её. Не буду кривить душой: иногда я тешил себя надеждой, что ребёнок не мой. Кто знает, может быть, Лидка его нагуляла. Но, когда через 9 месяцев родилась девочка, с рыженькими волосиками на макушке – все сомнения отпали.
Я и Лида долго не могли придумать имя. Тогда на помощь пришёл Макс. Он предложил назвать малышку Алёнкой. Так мы и сделали. Вообще, казалось, что больше всех рождению девчушки радовался именно он. Я, не сразу, но тоже прикипел к своей дочурке. А вот Лида – никудышная из неё мать. Грудью малую кормить не хотела – «обвиснет». Вся была в мечтах о «кастингах» и о «покорении Москвы», поэтому она больше времени проводила в спортзале, чем дома, с ребёнком. Хорошо, что помогала моя мама. И Максим часто наведывался.

***
В первый раз я заговорил о разводе, когда Алёнке было полгода. Мне почему-то казалось, что Лидка согласиться. Семейных отношений у нас, как таковых, не было. Мы с ней почти не разговаривали. Я в тот период обнаглел окончательно и, как правило, приходил домой за полночь. С работы я сразу же направлялся к Максиму. Меня волновало его состояние куда больше, чем жена. Я заметил, что он основательно подсел на дурь, и частенько встречал меня в неадекватном состоянии. Макс не работал, и, по-видимому, не собирался начинать. Его отец, который к середине 90-ых очень хорошо раскрутился и стал «новым русским», баловал любимого сыночка, давая ему много денег на карманные расходы.
Насчёт развода. К моему огромному сожалению, Лидка наотрез отказалась расходиться со мной. Более того, она обозвала меня бабником и упрекнула в том, что у меня есть любовница, причём не одна. Разговор пришлось отложить ещё на полгода.

***
Максиму, к моему ужасу, становилось всё хуже. Я его просил, умолял, стоял перед ним на коленях – лишь бы он бросил «колёса». Он клялся, что это был «последний раз», но я снова и снова встречал его «под кайфом». Однажды я не выдержал, и избил его. После этого Макс ревел, катался в истерике по полу, и объяснял:
- Костя, мне же так больно! Так больно жить без тебя. А таблеточки мне помогают. Они - обезболивающие для души. Вот видишь – я их выпил, и мне так хорошо стало. Ты меня сейчас поколотил, а мне всё равно весело. А ещё можно уколоться…
- Как же ты меня за*бал! – прошептал я. Нервы были на пределе. Сейчас я понимаю: нужно было держать себя в руках, остаться, успокоиться. Но я, затраханный всеми: работой, женой, отцом, неадекватным Максимом… ушёл.
Тогда я понял: с разводом тянуть больше нельзя. Уже на следующее утро я завёл неприятный разговор с Лидкой. Та собиралась на дефиле, в свою школу моделей.
- Надо поговорить.
- Костя, давай потом, а? – бросила жена, подводя брови перед зеркалом.
- Сейчас, - цежу я, и, схватив Лиду за руку, поворачиваю её лицом к себе.
Зазвонил телефон.
- Костя, возьми трубку.
- Плевать. Лида, нам нужно развестись. Срочно. Ты же видишь: у нас нет семьи. Мы не любим друг друга.
- Нет. Костя, возьми уже трубку!
- Плевать на телефон! – рявкаю я. – Дай мне развод!
- Нетушки, муженёк! Хочешь сделать меня матерью-одиночкой? Значит, ты будешь по бабам гулять, а я буду с нашей Алёнкой сопливой? И из квартиры ты меня выгнать собираешься? Выкуси! – Лида показала мне фигу. – Половина квартиры моя, я здесь прописана!
- Дура! Какая на ху* квартира! Забирай ты её всю! Я найду, где мне жить. И Алёнку я с собой заберу. Только разведись со мной!
- Иди ты! – выкрикнула Лидка, и, накидав в сумку косметику, выбежала из квартиры.
***Лёнька с любопытством посмотрел на меня:
- Не повезло тебе. Так когда ты получил развод от жены?
- Вечером того же дня, - улыбаюсь я.
- Как? – вскинул брови Леонид.
- Привёл веский аргумент.***
Я приехал к Максу. На первый взгляд, он выглядел радостным и цветущим.
«Молодец, забыл нашу вчерашнюю ссору», - порадовался я.
Максим был одет в чёрно-красный китайский пиджачок (он называл его чеонгсам) и в шёлковые, узкие чёрные брючки с вышивкой по краям, странной длины – до середины голени. Глаза были жирно подведены чёрным карандашом.
- Как я тебе? – слабым, но певучим голосом поинтересовался он, крутясь передо мной.
- Необычно. - Притягиваю его к себе, желая поцеловать. Приглядываюсь.
Взмокшие виски, под глазами круги, которые Макс пытался запудрить, бледность, граничащая с мертвенной синевой. Бешеные глаза.
- Что ты опять жрал? – кричу я, толкнув Максима к стене.
- Ничего! Честное слово, ничего! – запричитал Макс.
- Тогда почему ты снова обдолбанный? Ты еле на ногах держишься!
- Это вчера… Ты ушёл, а Борька пришёл… Это остаточные явления!
«А ещё можно уколоться…» - в памяти всплыли страшные слова, и разум осенила догадка.
- Покажи вены! – заорал я так, что затряслись окна в квартире.
- У меня всё хорошо. Они у меня чистенькие! – Максим увернулся и убежал в ванную. Щёлкнул шпингалет.
- Открой дверь! – кричу я.
- Ла-ла-ла! А я тебя не слышу! – смеётся Макс. – Я в домике!
- Ничего подобного! – начинаю ломиться в дверь, в итоге, через минут десять, преграда поддалась.
- Вены! – сам не свой, ору я. Заломав рыдающего Максима, я закатываю рукава его пиджачка.
- Что ты с собой делаешь? – на локтевом сгибе левой руки расположились около семи следов от уколов. Одни были почти не видны, другие, напротив, были совсем свежими. – Героин? Говори, сука, героин?
- Нет-нет! – замотал головой Макс. – Героин слишком тяжёлый. А я умный, мне Борька достаёт менее опасную дурь – фентатил называется.
- Что же ты наделал, - обессилено падаю на пол ванной. – Зачем… Зачем? – глупые слёзы против воли побежали по щекам.
- Костенька, мне так легче. Вот ты разведёшься с Лидкой, и я сразу же брошу, - Максим сел рядом со мной, и, хлюпая носом, начал целовать мою спину.
- Как всё просто! – качаю головой. – Пойдём!

***
Я не дал Максу переодеться – выволок на улицу прямо так – в китайском одеянии. Малафеев нацепил кеды и куртку, чтобы не замерзнуть – было начало ноября. Поймали такси. Шофёр с опаской оглядывался на нас. Приехали ко мне домой. Повезло: Лидка недавно пришла со своей модельной школы.
- Лида! – с дверей кричу я. – Завтра же пойдём разводиться!
- Как у тебя в жопе-то свербит! – орёт в ответ жена из дальней комнаты. – Не терпится к любовнице свалить?
- Иди сюда. Я её как раз привёл, познакомишься.
- Ах ты, мразь! – Лида, хлопнув дверью, прибежала в прихожую. Он была растрёпана, тяжело дышала от гнева.
- Это ж Макс… А где курица твоя? – недоумевала Лидка.
- Максим и есть моя «курица», - спокойно сообщаю я.
- Что? – женушка отчаянно схватилась за голову. – Ничего не понимаю. Максимка… ты же друг… Как же так… Сучёныш, мужа моего увёл!
Малафеев, висящий на моей руке, слабо усмехнулся и возразил.
- Нет, Лидочка, это ты у меня любимого увела. Знаешь, как нам хорошо было вместе до свадьбы...
- Костя… подожди… - Лида тряхнула головой. – Костя, так ты… из "этих" что ли?
- Поняла, наконец? – тихо говорю я. – Дошло, к какой «любовнице» я ходил?
- Но… - казалось, что жена сейчас расплачется. – Как же ты женился на мне? Почему?
- Отец заставил! – за меня ответил Макс. – Этот придурок всем жизни поломал! Мне – посмотри, что со мной стало! Я же «колоться» начал от душевных страданий! И тебе, Лидок, - жила бы ты в своей деревне и радовалась… Ан, нет – устроилась в городе, а муж, мало того, что не любит, так ещё и педик! – Малафеев рассмеялся. – Вон, Костя тоже мучается! Дома – нелюбимая женщина. А любимый человек – торчок. Веселая история, правда?
- Заткнись! – пихаю разошедшегося Макса в бок. – Лида, прости. Я… - вздыхаю. – Я был плохим мужем. Но… Пойми, мне очень нужен развод. Насчёт денег и квартиры – не волнуйся. Я не буду делить имущество, для меня главное – быть рядом с ним, - перевожу взгляд на Максима.
- Сказал бы раньше, - тихо говорит Лидка. – Развод, так развод.
- Спасибо. Позаботься пока о доченьке, - шепчу я, последний раз целую жену в лоб и, держа на руках нервно хохочущего Макса, ухожу.Наркотики убивали Максима. Он начал меняться как личность, причём, в худшую сторону. Но я знал – я выдержу всё, лишь бы Макс был рядом со мной. Всегда.

***
- Куда же ты поехал? – поинтересовался Лёня.
- В наркологический диспансер. Надо же было Максима лечить.
- А что дальше? – не унимался мальчишка.
- Дальше… Всё хорошо, как видишь. Лёнька, я устал. Самое главное я тебе рассказал… А сейчас – иди-ка домой.
- Но я и работать толком не начал, - развёл руками практикант.
- Иди-иди. Это тебе подарок по случаю пятницы.
- Ладно, - кивнул Лёня. – Спасибо.
- За что? – не понял я.
- За откровенность. Ты, всё-таки, классный, Костя, - Лёнька помахал мне рукой и ушёл.Я остался в кабинете наедине со своими мыслями. От воспоминаний к горлу подкатил ком. В эти два года было столько боли. Пусть Лидка меня не любила, вступив в брак по расчёту, но я знаю – я ей хорошо помотал нервы. Как и обещал, я оставил квартиру, которую она разменяла на меньшую, с доплатой. Через некоторое время она уехала в Москву. Звёздный Олимп ей не покорился, зато покорился какой-то начинающий бизнесмен. Она вышла за него замуж. Вроде как по любви. И родила ещё двоих детей. До сих пор живёт с ним, в Москве, изредка приезжая к дочке. Макс, пройдя курс лечения, рассчитывал, что Алёнку оставят с нами, но органы опеки взбунтовались.
- Родители-геи? Это же аморально! Где такое видано – девочку будут воспитывать два папы! Да вас изолировать надо! – брызгала слюной климактерическая тётка с невероятной причёской. Мои родители оформили опекунство над девочкой, и она живёт с ними. Сейчас Алене 14 лет. Она понимает, что у неё два «неправильных» папы. Мой отец не разрешает ей часто приходить к нам, считая, что мы плохо на неё повлияем. Но девчонка выросла упрямая, и она без спроса прибегает к своим папкам. Максим души в ней не чает и любит малую, как свою собственную дочь. Иногда мне кажется, что он любит Алёну даже сильнее, чем я. Вот такая история.

***
Беру мобильник и звоню Максиму. Гудки-гудки-гудки. Отвечай же!
- Алло! – весело говорит Макс.
- Как ты? – воспоминания породили дурные мысли в моей голове. Кто знает – чем сейчас занимается Малафеев? А вдруг…
- Спасибо, что волнуешься, - в голосе искренняя благодарность. – Я помыл посуду, поболтал с дочуркой, а сейчас… делаю кое-что.
- «Кое-что» это что? – зло спрашиваю я. Терпеть не могу, когда он разговаривает загадками.
- Секрет, - вредничая, тянет Макс. – Приедешь – увидишь.
Голос у Максима был весёлый и, главное – трезвый. Я немного успокоился – всё должно быть в порядке.
- Загадочный ты мой, - улыбаюсь.
- А то… Костя… Скажи… - едва слышно говорит Макс. – А ты…
- Я люблю тебя, - вложив в голос как можно больше чувств, произношу я.
- Спасибо! – выдыхает Малафеев и кладёт трубкуЯ устало откидываюсь на спинку кресла: поскорее бы этот рабочий день закончился.


Рабочий настрой не приходил. Я неспешно мерил кабинет шагами. От западной стены - к восточной. От восточной – к западной. На столе валялась папка с документами, я должен был их разобрать ещё два дня назад. Я бросил короткий взгляд на бумаги, и вышел из кабинета. Не было настроения вникать в тонкости договоров с заказчиками. В отделе программирования стояла рабочая тишина. Все парни молчали, лишь монотонный стук клавиш нарушал безмолвие.
- Мы успеваем? – тихо спрашиваю я, затягиваясь сигаретой.
- Да! Закончим раньше срока! – радостно рапортует старший программист Вадик. Обхожу ряд работников, пристально вглядываясь в набор знаков на мониторах. Всё идёт хорошо. Чем раньше закончим, тем больше будет времени для тестирования программы. Один образец обязательно отдам Максу – он мой самый строгий судья. Любые баги, недочёты – замечает, критикует, и сам, в силу возможностей пытается исправить. Два программиста в семье. Полное взаимопонимание в профессиональной сфере.
Макс… Сердце снова болезненно сжалось. Быстрым шагом покидаю просторный кабинет отдела программирования и направляюсь в свой. Спешно набираю домашний номер. К телефону долго никто не подходит.
«Неужели дурит?» - страдальчески хмурюсь, сжимая в ладони трубку.
- Да! – кричит Макс.
- Что творишь? – грубо спрашиваю я.
- Костик! Звонишь в самый момент!... Ой, ё-моё! Рыжий, я побежал, звякни попозже! – голос Максима звонкий и возбуждённый. Судя по всему, я отвлёк его от чего-то важного. Но от чего?
«Вроде трезвый, не обдолбанный», - заключаю я, и кладу трубку, прерывая серию коротких гудков. Всё равно душа взволнованно трепещет. Я привык жить в страхе за Малафеева. Он непредсказуем. Он всегда был таким, а пагубное влияние наркотиков на личность сделало его поведение совершенно спонтанным. Он может заплакать, хотя минуту назад улыбался. На вопрос: «Почему?», - ответит – «Вспомнил случай двадцатилетней давности». Максим любит играть с ножами. Он не раз резался, и кровь, которая текла как с барана, даже скорая останавливала с трудом. Он любит делать термоядерные коктейли из любых спиртосодержащих жидкостей. Даже из одеколона. Макс не раз травился своими творениями. Однажды он выпал из нашего окна – со второго этажа, сломал себе руку, несколько рёбер и заработал сотрясение мозга.
- Как ты умудрился? – орал я на него в больнице.
- Я летал, Костенька, - растягивая слова, отвечал он. – У меня были крылья. Но они разлетелись на тысячу перьев, и я упал.Знаю: по пьяни и, тем более по укурке, не только крылья начнут мерещиться. Поэтому я волнуюсь за него. Он слишком уязвим. Он не умеет уступать людям. Он спорщик, грубиян. Мне страшно отпускать его одного даже в магазин за хлебом, ибо он везде может найти приключения на свою жопу. Макс слишком слаб, у него плохое здоровье. Про таких говорят: соплёй перешибёшь.
Только сейчас замечаю, что старательно изгрыз половину шариковой ручки. Сплёвываю на пол крупицы пластмассы, распластываюсь по столу. Воспоминания о тяжёлых днях, пройденных мной и Максом, снова вытесняют все мысли из головы.

***
Казалось: получив развод от Лидки, в нашей жизни всё должно было наладиться. Как бы ни так! Максим лежал в наркологическом диспансере. Я отвалил некоторую сумму из своих сбережений, устроив Макса в одиночный, комфортный бокс с телевизором. Это было вечером, после разговора с Лидией. На следующий день мы с ней пошли в ЗАГС. Разводить нас не хотели: говорили, что при наличии детей развод только через суд. Я и Лидка поехали к моему отцу, у которого были связи в ЗАГСе. Сколько матюгов сложил на меня отец! Он негодовал, пару раз пнул меня от злости, но переубедить не смог.
- Лечить тебя надо, - бубнил отец.
- Надо, - не стал спорить я.
- Свидетельство будет готово через день, – пообещал папа. – Куда ты теперь?
- К Максиму. Я ему нужен. Курс лечения предстоит…
- Связался… Не то девка, не то парень… И ещё наркоман… Брось ты его, брось, - уговаривал отец.
- Не могу, - отчеканил я. – И не хочу.

***
- Костик! – Макс, лёжа в казённой кровати, слабо приподнялся локте.
- Лежи! – цыкнул я. Выглядел он плохо. Бледный, растрёпанный, синяки под глазами, сухие, потрескавшиеся губы.
- Ты не уйдёшь? – дрожащим голосом спросил он.
- Конечно я останусь. Я попрошу, чтобы сюда перетащили ещё одну койку, - заверил я.
- Иди сейчас, - потребовал Макс.
- Ладно, - кидаю свою крутку на постель, где развалился Макс и направляюсь в кабинет дежурного врача.
Энная сумма в конверте посодействовала сговорчивости доктора.
- Константин, - после короткого молчания произнёс врач. Я услышал в его голосе тревогу.
- Что-то не так?
- Видите ли, - нарколог замялся. – Ваш… ммм… друг?
- Друг, - киваю я, отводя глаза.
- Друг, - выговаривает врач, до него дошло, какие мы «друзья». – Я обязан Вас предупредить, Константин.
Бросаю взволнованный взгляд на человека в белом халате.
- Со дня на день у Максима начнётся абстинентный синдром, - говорит доктор.
- Ломка, что ли? – перевожу на русский язык слова дока.
- Да, - подтверждает нарколог. – Полноценный курс лечения мы сможем начать лишь в том случае, если Максим переживёт ломку.
- Но… Это же больно… - я вспомнил фильм про наркоманов, где показывали, как эти несчастные лезли на стенку от дикой боли.
- Не все выживают, - признался врач. – Некоторые умирают от болевого шока. Полагаю, что всё начнётся завтра вечером.
- Можно я буду с ним? – шепчу я.
- Нужно, - в тон отвечает доктор.

***
На работе я сидел как на иголках. Мне было поручено написать схему для будущей программы, но в голову мне ничего не шло.
«Всё начнётся вечером… Не все выживают… Болевой шок…», - слова доктора стучали в висках каждую секунду. Я не знал, выдержит ли Макс все мучения, уготованные ему. Ведь он такой слабый, он так плохо переносит боль.
Я вызвал такси, чтобы поскорее добраться до диспансера. Мне не терпелось увидеть Максима. 18:30. Вбегаю в бокс. Малафеев лежит, свернувшись клубочком, с головой укрывшись одеялом.
- Как ты? – встаю на колени рядом с кроватью, провожу рукой по не расчёсанным волосам.
- Костя… - Максим часто и глубоко дышал. – Мне как-то плохо.
- Начинается… - сквозь зубы цежу я.
- Что? – Макс вылезает из-под колючего одеяла и, выпучив свои серые глазищи, смотрит на меня.
- Ломка, - обречённо говорю я.
- Не хочу! Костя, я не хочу! Дай мне обезболивающее… новокаин… - Максим впился отросшими ногтями в кожу на кисти руки. Его взгляд был испуганным и затравленным. В тот момент я бы дал ему всё, лишь бы мой мальчик не мучился. Я понимал, что дальше будет только хуже.
- Дай же! Позови врача, пусть сделает укол, - взмолился Максим.
- Ты должен перетерпеть! – кричу я. – Врач сказал – иначе нельзя.
- А вдруг я умру от боли? Ты же знаешь, я плохо переношу боль! – Максим закусил губу.
- Не умрёшь, - уверенно произношу я. – Дай я тебя обниму. Всё пройдёт.
Включаю телевизор, после заключаю в крепкие объятия Максима. Первый час прошёл относительно спокойно. Но дальше пошло-поехало.- Костя, мне холодно, - Макса знобило так, что у него зубы стучали. Я укутал его одеялом, но он не мог согреться.
- Холодно! Холодно! – всхлипнул он. – Мороз спрятался под кожей. Я сейчас сосулькой стану. Меня трясёт.
Иду к дежурной медсестре, прошу у неё одеяло. Она понимающе посмотрела на меня и выдала лишнее одеяльце из соседней палаты. Закутываю Макса, который сидел на кровати в позе эмбриона и шатался из стороны в сторону.
- Лучше? – заботливо спрашиваю я.
- Нет, неужели не видно? – резко выкрикивает он.
Я сижу на кровати рядом и смотрю на него.
- Что зыришь? – раздражённо бросает Макс, стуча зубами.
- Просто.
- Выключи *баный телевизор, по мозгам бьёт, - выпалил Макс и заплакал.
- Успокойся! – умиротворяюще говорю я, и пытаюсь получше укрыть Малафеева одеялом.
- Или на ху*, вы*бок! – выкрикивает Макс и отталкивает мои руки от себя. Повинуясь секундному импульсу, встаю и выхожу из кабинета.
- Костя! – за дверью послышались душераздирающие крики Максима. – Не уходи! Не уходи! Ааа!Стучусь в кабинет к дежурному врачу. Объясняю ситуацию.
- Потерпите. Во время ломки все наркоманы становятся раздражительными и агрессивными. Не серчайте на своего друга, а лучше идите к нему. Кстати… Костя, сколько времени Макс сидит на наркотиках, я не успел изучить историю болезни?...
- Год… Может, больше, - грустно говорю я.
- Поддержите его. Обезболивающее давать нельзя. Всё должно пройти «на сухую».
Прислушиваюсь к словам доктора и бегу в бокс.Максим валяется на полу, судорожно кутаясь в одеяла.
- Вставай, - беру его под руку и пытаюсь поднять.
- Нет, хочу здесь! – всхлипнул Малафеев.
- Здесь, так здесь, - тоже сажусь на пол.
- Дай наркотик! Любой! – Макс утыкается лбом мне в грудь.
Его не переставало трясти. Кроме того, он весь вспотел. По лбу, по щекам, текли капли холодного пота. Ледяные ладони были взмокшими. Пижамная рубашка на спине промокла насквозь.
- Маленький, пожалуйста, потрепи! – обнимаю его, глажу по дрожащей спине, целую холодные, тонкие пальцы.
- Дааай! – словно зверь орёт Максим, - Дай! – из глаз ручьём льются слёзы. Он дергает себя за волосы и вырывает клок спутанных белобрысых волос.
- Тшш! – пытаюсь взять его в захват, но он ускользает и начинает колотить ногами по полу.
- Дааай, хоть что-нибудь, дай же! Дай! Дай! Дай! Дай!До сих пор меня иногда мучают сны, в которых Макс извивается он ломки. В памяти словно выжжено его перекошенное страхом, болью, отчаяньем лицо. Бледное, с чёрными кругами под глазами и светлыми волосами, прилипшими к потной коже. До сих пор в моих ушах стоят истошные крики-мольбы Макса о наркотиках.
С большим трудом Макс встал на ноги, накинув на себя одеяло, словно мантию.
- Куда?
- Должен. Найти. Наркотик. Любой. Здесь есть… - Максим поплелся к двери.
- Даже не думай! – хватаю Макса на руки, кидаю его на кровать и ложусь на него, вдавливая Малафеева в железный каркас.
Он пытался столкнуть меня, но куда ему. Он плакал, кричал мне прямо в уши, кусался, дергал меня за волосы.
- Больно, - шептал он, захлёбываясь плачем. – Не знаю где больно… Везде больно.Мне хотелось уйти. Не важно куда. Лишь бы не слышать стонов и всхлипов, лишь бы не видеть безумных, пустых серых глаз. Лишь бы не смотреть на мертвенно-белое, потное лицо, на закусанные в кровь губы. Мне хотелось уйти, убежать со всех ног. Но что-то не отпускало. И я, с упорством мазохиста, продолжал прижимать к себе дрожащего, дергающегося, плачущего, кричащего Максима. Я не смотрел на часы. Я потерял счёт времени. Изредка в бокс заглядывала медсестра, проверить состояние больного. Мне хотелось спать, но я не мог заснуть. Наконец-то всхлипы и требования дать наркотик стали утихать. Наконец-то тонкие пальцы перестали судорожно сжимать мою кофту. Тело Макса подо мной расслабилось, он закрыл глаза. За окном брезжил рассвет.
Я позвал врача. Он сказал, что всё страшное позади, и я могу поспать. Медсестра поставила Максиму какую-то капельницу, а я, обессиленный, заснул прямо на полу, укрывшись запасным одеялом.

***
Шли дни. Я, как приведение, ходил на работу. С трудом высиживал положенные восемь часов, а потом шёл к Максу. Он начал помаленьку приходить в себя. Очищающие капельницы с препаратами, привезёнными из заграницы, ему помогали. За эти чудо-лекарства и дополнительный VIP-уход, я отвалил врачам и медсестрам больше половины своих сбережений, собранных мной за время трудовой деятельности. Он снова стал улыбаться, прекратил думать он наркотиках.
Но Макс был по-прежнему бледен. Он стал жутко худым, словно его выпустили из концлагеря. Наркотики, ломка, сожгли его изнутри.
- Оклемался? – целую Максима в холодный лоб.
- Да, мне гораздо лучше, - зарывается в моих волосах.
- Опять ничего не ел, - смотрю на нетронутые яблоки, апельсины и тарелку с комплексным обедом.
- Не хочу, - скуксился Максим.
- А чего хочешь? – припадаю губами к впалой щеке.
- В душ хочу. От меня воняет уже, - кривится Макс.
- Сейчас договорюсь, - иду к врачу, после нескольких весомых аргументов получаю ключ в душевую для медперсонала.

***
Максим был очень слаб. Мы медленно шли по длинному коридору диспансера. Он с силой опирался на моё плечо. В другой руке я нёс чистые халаты для нас и пакетик с губкой, мылом и шампунем. Открываю дверь, входим в душевую. Макс тут же садится на скамеечку. Я раскладываю принадлежности и включаю воду.
- Ну, иди сюда!
От духоты Малафееву стало плохо и он прислонился к стене. Я подул ему в лицо, сам стянул грязную пижаму и, взяв на руки, поволок его в душевую кабину.
Тяжёло дыша, Максим повис у меня на шее.
- Так и будем стоять? – спрашиваю я, жмурясь от попадающих в глаза брызг воды.
- Плохо мне, - слабо промямлил Макс.
Поворачиваю его к стене. Он опирается ладонями на кафель.
- Ну и потощал ты, - констатирую, натирая спину намыленной губкой.
- Ага, - соглашается Максим, и прогибается в спине.
- Нравится? – медленно провожу губкой по бокам, потом переношусь к лопаткам… ниже, по линии позвоночника. Опускаюсь на корточки, провожу шершавой губкой по нежной коже внутренней стороны бёдер.
Максим сдавленно смеётся и дергается. Продолжаю игру и начинаю намыливать похудевшие ягодицы. Проникаю губкой в складочку между ними. Максим подаётся навстречу. Откладываю губку в сторону и начинаю кружить пальцами вокруг ануса.
«Вставить бы тебе», - думаю, пребывая в возбуждённом состоянии. Понимаю, что этого делать нельзя – Макс на ладан дышит. Вдруг сердце не выдержит? Духота, да ещё и секс… Продолжаю ласкать дырочку Максима, но уже языком.
- Кооостяааа, - тянет он. Поворачиваю его к себе и вижу приятную картину: у него стоит. Не долго думая, беру в рот, одновременно начиная дрочить и себе. Пальцы Макса тут же зарываются у меня в волосах. Он слабо надавливает мне на затылок, желая задать нужный темп. Он беспорядочно постанывает, пытаясь заставить меня заглотнуть поглубже. Я одной рукой глажу его по заднице, скольжу в жаркой складочке.
- Ага, - одобряет Макс, когда мой палец проникает в его узкое отверстие. Он начинает задыхаться, дёргаться, не зная, куда податься – поглубже мне в рот, или насадиться на мои пальцы. Я тоже на грани, продолжая резво ласкать свой член. Чувствую, как Максим напрягся всем телом. Вот-вот…
Тёплая сперма брызгает мне в рот, Максим дрожит, у него подгибаются колени. Сглатываю и, одновременно, кончаю сам, заливая семенем пальчики ног Максима. Закатив глаза, он сползает по стеночке вниз. Я, переведя дыхание и поцеловав его в губы, домываю Макса, ополаскиваюсь сам, и мы, ублажённые, выходим из душевой.


Через две недели Максима выписали. Конечно, его поставили на учёт в наркологическом диспансере и назначили амбулаторное лечение. Наркотиков Макс не просил, чувствовал себя более-менее хорошо. Но разве может быть у нашей парочки всё нормально? Естественно, нет. Макс не мог набрать вес. У него не было аппетита. Я с трудом впихивал в него завтрак, насильно заставлял съесть небольшую порцию обеда, а об ужине и речи быть не могло. Максима часто тошнило и, бывало, вся еда тут же оказывалась в унитазе. Врачи говорили, что всё пройдёт. Советовали есть больше фруктов и творог. С момента выписки прошло полторы недели, а он по-прежнему отказывался от пищи. Малафеев походил на приведение. Бледный, худющий, казалось, что он будет просвечивать насквозь. Вечером, когда я пришёл с работы, у нас случился очередной скандал. На почве еды. Я пытался заставить Максима съесть хоть ложечку творога. Специально взбил его в миксере, добавил варенья, чтобы получилась нежная масса. Но Макс наотрез отказывался есть это блюдо. Он терпеть не мог ни творог, ни молоко.
В порыве гнева я швырнул блюдце, где лежала небольшая часть творога на пол. Осколки и творожная масса разлетелись по кухне.
- Жри уже! – накладываю новую порцию в другую тарелку.
- Не хочу! – капризничает Макс и отворачивается.
- Давай-давай! – беру ложечку и подношу к его рту.
- Не буду, - Максим корчит противную гримасу. – Я не голоден, я съел пол-яблочка. Сам жри свой творог.
- Я съел свою порцию. И половину твоей тоже, - раздражённо чеканю я. – Ешь! – пытаюсь запихнуть ложечку полезной пищи в рот. Я, в отличие от него, понимаю, чем чреват будет отказ от еды.
- Ну хватит! – кричит Макс и отталкивает меня. Внутри меня всё вскипело. Я, как нянька, вожусь с ним, делаю нежную, специальную массу, а он морду воротит. От переполняющих меня эмоций, пуляю содержимое столовой ложки прямо в глаз Максу.
Он тут же размазал творог по лицу рукой.
- Дурак! – зло шипит Малафеев.
- Я ещё и дурак! – кричу я.- Всё! Хватит! Меня за*бали твои закидоны. То ты не хочешь, это не хочешь… Не жрешь – так сдохни уже от голода, я прошу тебя, не мотай мне душу! – выпалив это, ухожу прочь их кухни, одеваю куртку, беру немного денег, и громко хлопнув дверью, бегу в подъезд. На автомате иду в затерявшуюся во дворах рюмочную – обитель местных алкашей. Запах дешёвого спиртного и папирос. Тусклый свет. Пьяные разговоры. Попса, льющаяся из колонок. Местная «рыгаловка». Не самое лучшее место, но в тот момент мне было всё равно. Я был очень зол и обижен на Макса. Я устал от двух лет брака, я устал от наркомании Максима, я устал трястись за состояние его здоровья. Почему я такой дурак? Будь на моём месте кто-нибудь другой – он давно бы бросил этого вредного доходягу. А я вожусь с ним, как курица с яйцом. Я забыл, что такое спокойно спать. Почти месяц я полноценно не занимался любовью. Мне хотелось спокойствия и ласки. Мне хотелось вернуться на пять лет назад, когда я был ещё совсем молодым, когда мы с Максимом только-только познакомились. Тогда казалось, что жизнь будет лёгкой и безоблачной. В результате… Я, осунувшийся, с трёхдневной щетиной на щеках, сижу в дешёвой забегаловке, среди пропитых алкашей и берусь уже за третий стакан водки. А в нашем любовном гнёздышке остался тощий как кощей Макс. Кто знает, чем он занимается после моего срыва. Читает? Схватился за бутылку водки, которую я оставил в буфете? Или спрыгнул с шестого этажа?
- Нет! – вскакиваю из-за стола и, сломя голову, бегу домой. Чувство ответственности за родное существо вытесняет обиду.***
Я влетаю на кухню, и с сердца спадает камень. Максим по-прежнему сидел на своём месте, тупо уставившись на стену. Он даже не моргнул, когда я вошёл. Малафеев не удосужился стереть с лица творог.
- Ты так и сидел? – меня не было около часа. Я немного опьянел, поэтому чувствовал себя радостным и довольным.
- Да, - хлюпнул носом Макс. Беру полотенце, мочу его водой и заботливо вытираю испачканную мордашку Малафеева. Разобравшись с ним, перехожу к разбитому блюдцу.
- Костя, прости. Я сейчас покушаю, - казалось, Максим сейчас разревётся. Он смотрел на меня так виновато, словно провинившийся мальчишка.
- Не хочешь – не ешь, - сухо говорю я, протирая пол.
- Не хочу… Но ты ведь хочешь, чтобы я питался.
- Ты совсем идиот или прикидываешься? – я плюхаюсь на табуретку. – В первую очередь, ты должен есть ради самого себя. Понимаешь? Ты же загнёшься такими темпами! А здесь творог, вишнёвое варенье. Съешь хоть ложечку!
Поморщившись, поборов себя, Максим съел несколько ложек творога. Он молча смотрел на меня, как вдруг резко поднёс руку ко рту.
- Даже не думай блевануть! – грожу кулаком я.
- Ладно, - сдавленно произносит Максим, встаёт и снова садится, но уже ко мне на колени.
- Давай спать, а? – шепчу я ему на ухо.
- Давай, - соглашается Максим и крепко хватается за мою шею. Намёк ясен – понесу до кровати на руках.***
Мне было не заснуть. Я лежал, широко раскрыв глаза, изучая потолок. За окном визжали сигнализации, пьяная компания орала песни. Максим вертелся, полностью стянув с меня одеяло. Дергаю одеяло на себя, чтобы хоть немного укрыться.
- Костя, - Максим наклоняется ко мне и обжигает щёки горячим дыханием.
- Что?
- Ты совсем меня не хочешь? – плаксиво спрашивает Максим.
- С чего ты взял? – устало спрашиваю я.
- Мы уже месяц не занимались любовью… - в голосе обида.
- Ты плохо себя чувствовал, согласись, что тебе было тогда не до секса.
- Это отговорка. Ты просто не хочешь меня, - продолжал гнуть свою линию Максим. – Я знаю – теперь я страшный, кожа да кости.
Макс сел в кровати и стянул с себя майку. В тусклом свете я рассматривал его субтильное тельце. Хрупкий, херувим мой. Немного впалые щёки, но правильные, красивые черты лица. Пухлые губы, которые хочется целовать. Большие серые глаза в обрамлении пушистых ресниц. Длинные белокурые волосы, достигающие почти до пояса. Как девчонка. Красивее любой девчонки.
- Как тебя можно не хотеть? – шепчу я, а сердце переполняется нежностью. Я тоже сажусь и очерчиваю пальцем контур его лица. Максим смеётся.
Худенький. Выступают рёбра, живот стал впалым. Дистрофик. Но для меня такой красивый. Аккуратно, боясь сломать, обрисовываю пальцами ключицы и манящую впадинку между ними. Целую её. Трусь щетинистыми щеками о плечи. После целую их, медленно, миллиметр за миллиметром. Опускаюсь ниже, дразню языком соски, накрываю их своим ртом, покусываю, посасываю. Максим льнёт ко мне. Чувствую, что у него мощная эрекция. Стягиваю с него трусы, бросаю куда-то в сторону. Ласкаю каждую частичку его тела – языком, пальцами, губами. Я лизнул локтевые сгибы, которые когда-то были исколоты шприцами с дурью. Я нежно покусал его худые ляжки, пробежался языком по острым коленям. Максим постанывает и хныкает.Губами рисую причудливые узоры на впалом животе, щекочу языком пупок. Рукой глажу напряжённый член, откуда уже вытекло немного смазки. Макс лежит передо мной, широко раздвинув ноги, на лице выражение сладкой истомы. Опускаюсь между его ног. Жестко провожу языком по яичкам и, продолжая дразнить их, ввожу сразу два пальца в тело Макса. Он взвизгивает – неожиданно, уже отвык. Я продолжаю растягивать его, пока он сам не начинает насаживаться на мои пальцы. Из-под матраца достаю крем, обильно смазываю себя, и наконец-то вхожу в него. Он обхватывает своими костлявыми ногами мои бёдра, прижимаясь ко мне. Я целую его в губы, двигаясь в горячем канале. Как я хотел этого, как я нуждался во всем этом. В стонах Максима, в его ответных, жадных поцелуях, в его ноготках, царапающих кожу на моей спине. Всё как раньше. Беспорядочно глажу его худое тельце, толкаюсь в него, закатываю глаза и… С рыком кончаю в него, низ живота охвачен сладкой судорогой. У Максима на глазах слёзы, чувствую, как и у него на живот брызнула сперма, как его дырочка сильно сжалась вокруг моего члена. Выхожу из него. Крепко обнимаю. И, впервые за месяц, спокойно засыпаю, чувствуя рядом с собой тепло любимого человека.
А дальше всё было хорошо. По нашим меркам. К Максиму постепенно стал возвращаться аппетит. Родители Макса, которые ко мне относятся, как к сыну, очень помогли мне. Именно его отец – талантливый коммерсант – помог мне открыть свой бизнес. Жизнь начала налаживаться. Мы виделись с дочкой. Иногда ругались. Например, я был очень зол, когда Максим сделал себе первую татуировку на предплечье. К сожалению, полностью отказаться от наркотиков Макс не смог. Иногда, и лишь под моим контролем, он балуется травкой в компаниях. Наркотики и алкоголь, конечно, сильно подпортили здоровье Максу. У него плохие сосуды, до операции болела печень, с желудком проблемы… Я волнуюсь за него. Волнуюсь, потому что люблю. Такого, какой он есть.

***
Не в моих силах больше находится в офисе. Кое-как уняв возбуждение от всплывшей в памяти постельной сцены, я наспех собрался и покинул офис. По пути домой я заехал в магазин и купил самые красивые ракеты для фейерверка. Обычно такие вещи покупает Макс, но я подумал, что просто обязан купить их сейчас.
В дверь решил не звонить. Тихонько открыл её ключом и вошёл в прихожую. По всей квартире разносился аромат выпечки. Губы сами растянулись в улыбке. Я ни с чем не спутаю этот запах – фирменный ореховый торт Макса. Этому рецепту Максима научила его мама, а он его немного модифицировал. Судя по всему, процесс выпечки этого изделия трудоёмкий и нудный, поэтому Малафеев не часто балует меня этим тортиком. Как правило, мне приходится уламывать Максима недели за две до предстоящих праздников, чтобы он испёк для меня эту вкуснятину. В этот раз я его не просил – было не до этого. Приятно вдвойне. Повесив пальто в шкаф, на цыпочках вхожу в кухню. Процесс приготовления находится в финальной стадии. Макс уже выпек коржи, прослоил их кремом. Теперь он обмазывал торт остатками крема, посыпал его толчёными орехами и тёртым шоколадом. Обнимаю Максима за талию:
- Костя, - радостно шепчет Макс. – Раньше времени.
- Значит, это и есть «кое-что», да? – мурлыкаю я прямо в ухо Малафееву.
- Да. Решил побаловать моего муженька, - улыбается Макс.
- Спасибо. Этот торт мой любимый, - легко целую Максима в губы. – Значит… Ты меня простил…
- За твои шалости? – хмыкнул Макс.
- Да, - виновато отвожу глаза.
- Сорвался ты, Костик, - с укором произносит Малафеев. – Но я же знаю, ты просто целовался с ним. А это не измена… Это… как бы… недоизмена. Обидно, правда, но я рад, что ты вовремя одумался. Я с самого начала поверил твоим словам.
- Тогда зачем ты мне устроил такую жуткую истерику… вчера? – тихо спрашиваю я. Действительно, зачем нужно было так делать, если Макс изначально знал, чувствовал то, что я не переступил черту? Иногда я его просто не понимаю.
- Максим, я задал вопрос.
Малафеев продолжал увлечённо раскладывать орешки на торте.
- Макс, не молчи. Зачем ты грозился убить себя, наглотаться таблеток, и вообще, вёл себя так… Так, что я спать не мог, я весь день сегодня как на иголках, опасался… что ты сделаешь с собой что-нибудь, - притягиваю его к себе и смотрю в серые глаза, которые хитро блестят.
- Значит я правильно себя вёл, - цокнул языком Макс. – Эффект оказался именно таким, на какой я рассчитывал.
- Я весь на нервах был, - констатирую я.
- Прекрасно, - самодовольно улыбается Максим. – Надо же было тебя проучить. Нервишки пощекотать. Думал, что потискаешь чужого пацана, и останешься безнаказанным? Нетушки! – Малафеев подмигнул.
- Дать бы тебе за такие шутки, - немного рассержено выговариваю я. – Но я на самом деле заслужил.Смотрю на торт. Какой же он вкусный, так бы и съел его прямо сейчас! Тянусь к нему рукой, чтобы подцепить на палец немного крема.
- Руки прочь! – рявкнул Макс и врезал мне ложкой по ладони. – В полночь, - выпучив глаза, говорит он. – Насладишься тортом в полночь, когда тебе стукнет 35, понял?
Я, понурив голову, отвожу руку от торта.
- Страдалец! Ты бы видел сейчас свою рожу! – смеётся Макс.
- До полуночи ещё столько времени, - грустно тяну я. – Дай мне хоть кусочек! Я же не выдержу! Чем мне себя занять, в ожидании?
Максим вышел в прихожую.
- Ты тоже купил фейерверк? – обрадовано воскликнул он.
- Ага, - киваю я, а сам тянусь к торту, в надежде отломить хоть малюсенький кусочек, пока Макс не видит.
- Ррр! – в кухню вбежал Максим и цапнул меня за палец. – Я же сказал – нельзя! Костя, ты просто не представляешь, - Максимка повис у меня на шее.
- Не представляю, - соглашаюсь я.
- Костя! Я купил такой же фейерверк! Представляешь, как будет здорово, когда мы запустим их одновременно!
- Ага, - подтверждаю, страдальчески глядя на торт.
- Так символично... – продолжал распинаться Макс. – Твой Юбилей, ты впервые решил купить фейерверк, я приобрел такой же… Значит, всё будет хорошо. А тебе уже 35, - тянет Малафеев, - Ты уже старый…
- Ни фига себе заявочки! – возмущаюсь я, и шлёпаю Максима по заднице. – Нашёл старого.
- А что? – невинно захлопал ресницами Макс. – Я-то у тебя молодчик… Мне-то всего 34 исполнилось недавно.
- Молодчик, - хмыкаю я. – Пословица есть: старый конь борозды не испортит.
- Дааа? – певуче произносит Макс и встаёт в дверном проёме сексуально отклячив задницу. – Тогда… I`m a wild child, come and love me…
- I need you to touch me, `cause I want, what you do, - хрипло пою я в ответ. Wild Child – Одна из наших самых любимых песен. Я знал, что сделаю сейчас. Возьму Макса на руки, перенесу и уложу его на диван, включу на всю катушку «нашего» Wild Child… Мы займёмся любовью. Максим, как всегда, будет нетерпелив, и начнёт хныкать, чтобы я взял его поскорее. А я… я прислушаюсь к его требованиям. Я поверну его на живот, поцелую в худую спину, поглажу упругие ягодицы и войду в него. После, уставшие и довольные, мы будем лежать на полу и целоваться. Время до полуночи пролетит незаметно. И я наконец-то смогу отведать любимый торт, который с любовью приготовлен Максом для меня. Наевшись, мы выйдем на улицу и разбудим спящих соседей нашими фейерверками. Обнявшись, мы будем смотреть на то, как тают в чёрном небе цветные искорки. Мне исполнится 35. И я, не смотря ни на что, абсолютно счастлив.
- Костя? – томный голос Максима вернул меня на землю.
- Иди ко мне, - шепчу я и протягиваю руки.
Макс разбегается и запрыгивает на меня. Я несу его на диван. По пути мы целуемся.
- Всё будет так, как я задумал, - тихо говорю я, прикусив Максима за ушко.
- Конечно, - улыбается Макс. – Как хорошо, что мы вместе. Я нажимаю play на кнопке пульта от музыкального центра. Заиграла знакомая мелодия. Wild Child. Максим тянется ко мне, мы падаем с дивана на пол. Музыка становится всё громче и энергичнее. Мы целуемся, упиваясь друг другом.
- Как хорошо, что мы вместе, - снова шепчет Макс. А я… абсолютно счастлив.
конец