Окно

========== Глава 16 ==========
В тихий час Ник решил наведаться в лазарет к Лиле. В прошлый раз как-то само собой вышло, что молодой врач перестала быть для Ника сексуальным объектом. Пообщавшись с ней, он открыл красоту души Лили, которая затмила красоту внешнюю. И девушка стала для него другом.
Ник немного постоял у открытой двери домика, зашторенной легкой занавеской. Просто начать разговор было неудобно. Как и в первый раз, она могла бы решить, что Ник подкатывает к ней. К счастью, он вспомнил про ожог на руке и, решив, что это хороший повод зайти в лазарет, смело отодвинул занавеску.
- Можно? – он постучал костяшками пальцев по дверному косяку.
- Проходи, - кивнула ему Лиля, не отрывая глаз от каких-то бумаг. Ник зашел в комнату и сел на табурет напротив стола, за которым сидела девушка.
- Хм… плоско-вальгусная стопа, - сказала Лиля, потирая лоб.
- Это чего? – Ник вытянул шею, пытаясь разглядеть эту самую стопу на листе бумаги.
- Это когда нога в вертикальном положении опирается в основном на внутреннюю часть стоп, а пальчики и пятка развернуты в наружном направлении. Вот так, - Лиля положила на стол обе руки и растопырила пальцы, - нужен массаж. И еще посмотрю ее обувь. Если что, свяжусь с родителями, чтобы купили сандалии с жесткой пяткой. И носить их надо наоборот.
- Это у кого такое? – поинтересовался Ник.
- У девочки из тринадцатого, - ответила Лиля и с интересом посмотрела на Ника. – А чего сам пришел?
- У меня вот, - Ник вытянул вперед руку и раскрыл ладонь, - сигареты нанесли реальный вред здоровью.
- Я бы сейчас выкурила одну, - вздохнула Лиля, обрабатывая ожог мазью и накладывая на руку Ника повязку.
- Так в чем проблема? У меня есть с собой, - свободной рукой Ник достал пачку «Мальборо», - а вообще странно. Умница, красавица, врач… и курит.
- Ну, может же быть у умницы и красавицы один небольшой недостаток, - улыбнулась ему Лиля. - Я обещала Леве бросить и не взяла с собой сигареты. Пойдем за дом, покурим. Только Леве не говори.
С Лилей тоже получилось все, как хотел Ник. После перекура и недолгого разговора на скамейке за лазаретом между ними сразу установились теплые отношения. Ник вернулся в свой корпус и, подняв отряд с тихого часа, повел ребят на полдник.
После этого детей долго распределяли по кружкам. Ник предложил организовать секцию по плаванию, идею одобрили, а его тут же назначили тренером.
Учиться плавать захотелось многим, и Ник до самого ужина расписывал детей по группам и по дням недели. После ужина он зашел в хозблок к Славке и нарыл там несколько пробковых нарукавников и резиновых надувных кругов. На следующий день они с Левой, Славкой и Кириллом сооружали на реке загородку для «лягушатника» и устанавливали   буйки.
За ужином к Нику, как всегда, подсел Сашка и предложил поучаствовать в тусовке вожатых в березовой роще.
- Приду с удовольствием, - ответил ему Ник, ловя на себе взгляд Родьки, сидящего в другом конце столовой среди малышей.
- Ник, - окликнул его Родька после линейки, - ты придешь на костер?
- Конечно, - ответил ему Ник.
- Хорошо, - улыбнулся Родька, как всегда теребя штанины шорт. - Я тебя никак поймать не мог все эти дни, чтобы книгу дать. Тогда я туда ее принесу.
На бревнах вокруг костра собрались все вожатые и несколько воспитателей. Ник уселся на самый краешек и стал с интересом слушать разговор будущих учителей. Он всегда был далек от педагогики, но сейчас ему стало интересно, что же пишут про воспитание детей ученые.
- Я не согласен с точкой зрения западных педагогов о свободном воспитании, - сказал Сашка, перекидывая из руки в руку горячую картошку, - как можно разрешать ребенку абсолютно все? Дети по своей природе эгоисты, и если это поощрять, то они не научатся делиться, прощать и жертвовать.
- Так никто и не предлагает поощрять эгоизм, - возразила Катя вожатая седьмого отряда, - они говорят, что детям нужно давать свободу действий.
В этот момент из-за деревьев появилась тонкая фигура Родьки. Он кивнул всем присутствующим и, подслеповато сощурившись, стал искать глазами Ника. Тот приподнялся и махнул Родьке рукой.
- Мотька снова плакал, - сказал Родька шепотом, кладя на колени Нику книгу, - вот. Как обещал. Белла Ахмадулина.
- Спасибо, - Ник взял книгу и убрал за пазуху, - а на счет Мотьки… Поговори с ним. Может, ему просто одиноко и не хватает какого-нибудь плюшевого друга?
В этот момент с бревна поднялась Ленка и, звонко шлепнув себя по ноге, начала говорить, яростно размахивая руками:
-  Я считаю неправильной точку зрения некоторых западных педагогов, которые считают, что детям нужно давать свободу! Пока дети маленькие они не могут отличить хорошее от плохого и, соответственно, не могут сами принимать правильных решений. Поэтому на помощь им и приходят их старшие товарищи. Родители, учителя и мы, вожатые! Только так из несознательного ребенка может получиться настоящая личность!
- Ты хочешь сказать, что ребенок не личность? – вдруг встрепенулся Ник.
- Ну… - замялась Ленка.
- А вы не думали, что каждый ребенок уже рождается личностью? – продолжил Ник свою мысль, поднимаясь с бревна. -  Нельзя чесать всех под одну гребенку и нельзя воспитывать всех одинаково. Это может убить индивидуальность. Нужно к каждому ребенку найти свой подход. Увидеть в нем ту самую личность и не навязывать ему чужое мнение.
- Не согласен! – махнул рукой Нику Сашка. - Воспитанием личности в первую очередь должна заниматься семья. А наша задача воспитать пионера, а затем и комсомольца.
- Погоди, - остановил его Ник, - разве политические понятия, такие как пионер и комсомолец, связаны с личностью?  Мне кажется, мы слишком рьяно вмешиваемся в воспитание. Потом, родители тоже далеки от педагогики. Как правило, они хотят видеть своих детей успешными и пытаются реализовать в них все то, чего сами не добились. Вот смотрите, что получается. Растет в семье ребенок. Родители пытаются из него лепить свое подобие, в школе из него пытаются сделать пионера. А ребенок уже личность. Он хочет быть просто собой. И знаете, что будет? Либо он просто сломается,  либо будет протестовать! И кого мы в итоге получим? Искусственную личность, напичканную лозунгами и не умеющую воспринимать красоту. Или бунтаря, который в итоге либо сопьется, либо сядет.
- Про искусственную личность с лозунгами в голове… это ты про что? – насторожилась Ленка.
- Да не  про что, Лен, - Ник сел обратно на бревно, - просто хотел сказать, что нельзя слишком рьяно относиться к воспитанию. Но полную свободу действий я тоже не приемлю.
Последняя фраза успокоила всех, и разговор снова переметнулся на неправильную позицию западных педагогов.
- Я тоже боюсь этих… - тихо шепнул Родька Нику, - которые с горящими глазами и лозунгами в голове. Я стараюсь обходить их стороной и, по возможности, пересекаться только по делу.
На следующий день после завтрака состоялось первое занятие по плаванию. Ник стоял в кругу малышей  и объяснял им, как правильно лежать на воде и как грести руками и ногами. Дети громко смеялись, когда Ник пытался показать им, как плавают лягушки. Потом он по очереди клал малышей на воду, придерживая за живот, и те, уже сами изображая лягушек, забавно дрыгали руками и ногами.
После занятий Ник прошел вдоль берега на основной пляж и окунулся в воду, чтобы  поплавать и понырять. Выходя из воды, Ник увидел Родьку. Тот сидел на берегу и, поджав к груди худые коленки, с тоской смотрел на резвящихся в реке детей и вожатых.
- Ты чего тут сидишь? – просил Ник, поравнявшись с ним.
- Да просто не хочу купаться, - равнодушно пожал плечами Родька.
- А может, ты плавать не умеешь? – Ник присел рядом с ним. - Хочешь, я тебя научу.
- Хочу, - коротко кивнул Родька.
- Пошли в воду, - предложил Ник.
- Давай не здесь, - замотал головой Родька.
- Тогда после отбоя на лодочной станции. Знаешь где? – спросил Ник. Родька кивнул. - Буду ждать тебя на пирсе в десять.
Ник шел знакомой дорогой в сторону лодочной станции, полной грудью вдыхая влажный вечерний воздух. Вдоль тропинки тихо шуршала на ветру трава, в которой громко стрекотали ночные цикады. Черное небо, усыпанное мелкими искорками звезд, было чистым и высоким.
Родьку он заметил издали. Тот сидел на причале, свесив босые ноги в воду, и смотрел на звезды.
- Июньская тихая ночь теперь.
Те птицы и эти
свои голоса сверяют.
О звезды, —
невозможно терпеть,
как они сверкают,
как они сверкают!
Земле и небу
они воздают благодать
и, нарушая
темноту этой ночи,
сверкают,
сверкают —
издалека видать! —
мои звезды
и твои очи.
Теперь июньская тихая ночь,
и глаза
к ней медленно привыкают.
О звезды —
мне это все невмочь, —
как они сверкают!
Как они сверкают! – прочитал стихи Ник, подходя к Родьке.
- Только апрельская, а не июньская, - засмеялся тот, подняв голову и глядя на Ника снизу вверх.
- Но сейчас июнь, и я пришел учить тебя плавать, – строго сказал Ник, снимая футболку.
Он спрыгнул с пирса в воду и стал наблюдать за Родькой, который в нерешительности стоял наверху.
- Прыгай, я тебя поймаю, - сказал Ник, протягивая вверх руки.
- Там глубоко? – настороженно вытянул шею Родька.
- Мне по плечи, - улыбнулся ему Ник, маня руками вниз.
- Значит, мне по шейку будет, - вздохнул Родька и прыгнул к Нику.
Ник крепко обнял Родьку, вдохнул знакомый запах его тела, и оба на секунду замерли, глядя друг другу в глаза и слушая тихий плеск воды под досками пирса.

========== Глава 17 ==========
Ник смотрел на Родьку, который, громко фыркая, плыл к нему, гребя руками «по-собачьи». Добравшись до пирса и  встав на ноги, он стал трясти головой, пытаясь избавиться от воды в ушах.
- Ну как? – спросил он Ника, тяжело дыша.
- На воде держишься. Это уже хорошо, - ответил тот и подумал:
«Как же ты доплыл тогда до другого берега? И как я не заметил, что ты настолько слабый и плохо плаваешь?»
Ник вытянул вперед обе руки и скомандовал Родьке лечь на них животом. Тот чуть замешкался, потом подпрыгнул и улегся на руки Ника.
- Теперь давай, как лягушка. Руки и ноги одновременно, - сказал Ник. - руками шире! Ногами сильнее толкайся! Вот… Молодец! Еще давай!
Родька, пыхтя от усердия, греб руками и ногами, задевая Ника локтями и коленями. Постепенно Ник стал опускать руки все ниже и ниже, и, наконец, убрал их из-под Родьки совсем. Тот на секунду запаниковал, почувствовав, что его не держат, и снова перешел на собачий стиль, но взяв себя в руки, снова стал грести, как учил его Ник. Родька самостоятельно проплыл круг и, вернувшись к пирсу, запрыгал в воде вокруг Ника, громко крича:
- Ты видел? Я плыл! По-настоящему плыл!
- Молодец! - улыбался Ник, впервые увидев Родьку в таком возбужденном состоянии. - Теперь надо поработать над дыханием. Да и мышцы немного подкачать не мешало бы.
- Спасибо тебе, - Родька резко остановился и, подойдя ближе к Нику, клюнул его губами в щеку.
- Эм… - промычал Ник, удивленно глядя на Родьку.
- Извини… - прошептал тот испуганно, пятясь назад, - не нужно было мне этого делать.
- Да нет, - Ник пришел в себя от неожиданности и, взяв Родьку за руку, потянул его под доски пирса.
Родька послушно пошел за ним и тут же оказался в горячих объятиях.
- Не бойся ничего, - прошептал ему в ухо Ник, - ты мне тоже нравишься.
- Но ведь это плохо, - нахмурился Родька.
- Скажи, кому мы делаем плохо?  - ответил ему Ник, нежно целуя в губы. – Тебе сейчас плохо?
- Мне хорошо, - тихо сказал Родька, прижимаясь к нему всем телом и жадно отвечая на поцелуй.
Они шли в сторону лагеря, громко хлюпая промокшей обувью, и тихо беседовали.
- Мне понравилось то, что ты говорил про воспитание, - Родька сорвал травинку и откусил от нее мягкую нижнюю часть, - я тоже считаю, что нужно найти подход к каждому ребенку. Кстати, ты мне очень помог с Мотькой. Оказалось, что мама не дала ему с собой взять плюшевого медведя. Вот  теперь думаю, чем его заменить.
- Нужна шапка вязаная. Из нее можно сделать медведя и набить ватой, - подсказал Родьке Ник.
- Точно! -  Родька поднял вверх указательный палец, - а про бунтаря, это ты про себя говорил?
- Ну не совсем, - Ник подошел к воротам лагеря и открыл тяжелую калитку, - если честно, я пока не знаю, какой я.
- Ты хороший и талантливый, - обернулся Родька, заходя на территорию лагеря.
- В чем мой талант? – удивился Ник, - я пробовал писать стихи, но у меня не вышло. Пробовал как-то рисовать, но тоже не получилось. Я даже пою фальшиво.
- Ты умеешь ладить с детьми, и они к тебе тянутся. Это тоже талант, - улыбнулся Родька, - не обязательно писать стихи, рисовать и петь, чтобы быть талантливым. Главное, иметь широкую душу. А она у тебя именно такая.
Войдя в свою комнату, Ник, не раздеваясь, плюхнулся на скрипучую кровать и, закинув руки за голову, стал смотреть в потолок.
«Как странно… – думал он, рассматривая узор из трещин на белой краске, - совсем недавно он говорил, что моя душа пустая, а Лиля утверждала, что я самовлюбленный нарцисс. Что меня так изменило? Неужели Родька прав? Неужели любовь может так изменить человека? Или она просто помогла мне открыться? Помогла впустить в пустоту души свет?»
Ему вспомнились строки, которые Родька прочитал возле дверей своего корпуса. Он не назвал автора, но Ник догадался, что это его стихи:
- Наступит новый день,
Сверкая утренней росой.
Улыбку солнца, леса тень
Он принесет с собой.
Деревья будут песни петь,
 И шелестеть листвой.
И тихий голос скажет мне,
Что будешь ты со мной.
Пятиминутка уже заканчивалась, когда со своего стула поднялась Ленка и предложила устроить день Нептуна.
- Интересная идея, - поддержал ее Лева.
- Интересная, но банальная, - вдруг выдал Ник.
- Это еще почему? – Лена недовольно глянула на Ника.
- Потому что день Нептуна проводится во всех лагерях, причем по одному и тому же сценарию, - спокойно ответил Ник.
- Между прочим, сценарий утвержден комитетом по культурно-массовой работе, - парировала Ленка.
- У меня в отряде «старички» и они каждый год участвуют в этом празднике, - сказал Ник, поднимаясь со стула, - почему бы детям не предложить другой праздник? Почему не устроить рыцарский турнир, например? Или разыграть сценку с мушкетерами?
- Этого не утвердит высшее руководство, - покачал головой Лева, - но мне нравятся твои идеи. Свежо и дерзко. Но, думаю, мы все же пойдем по утвержденной программе.
- Предлагаю устроить день Нептуна семнадцатого, - победно задрала нос Ленка, - после родительского дня.
- Почему после? – снова встрял Ник. - Тогда уж надо устроить праздник и родителям, а потом пусть покупаются с детьми в речке и отдохнут.
- Поддерживаю, - кивнул Лева, - к празднику начнем готовиться после проведения «Зарницы».
После пятиминутки Родька догнал Ника и молча пошел рядом с ним.
- Мне понравилось про мушкетеров, -  наконец сказал он, подпрыгивая, чтобы идти в ногу с Ником.
- Пусть я и не победил установленные комитетом по культурно-массовой работе законы, но подготовку ко дню Нептуна возьму в свои руки, - ответил он и добавил, - я прочитал Ахмадулину. Может, дашь мне еще что-нибудь?
- Есть Николай Асеев, есть Роберт Рождественский, - начал перечислять Родька, - кстати, он тебе должен понравиться.
- Ну-ка… Прочитай чего-нибудь из него, -  попросил Ник, присаживаясь на лавку в аллее.
- Между мною и тобою —
гул небытия,
звездные моря, тайные моря.
Как тебе сейчас живется,
вешняя моя,
нежная моя,
странная моя?
Если хочешь, если можешь —
вспомни обо мне,
вспомни обо мне,
вспомни обо мне.
Хоть случайно, хоть однажды
вспомни обо мне,
долгая любовь моя, - прочитал Родька, стоя перед Ником.
- Подойдет, - кивнул тот, - а вообще, неси все, что есть.
- У меня еще есть… - Родька запнулся и сел рядом с Ником.
- Что? – заинтересовался тот.
- Да так… - Родька махнул рукой, - давай я принесу пока то, что издано.
- Тогда сегодня на берегу реки? Часов в десять? – спросил Ник.
- Договорились, - Родька кивнул и поднялся со скамьи.
«Теперь, кажется, я назначил ему свидание», - думал Ник, с аппетитом наворачивая вкусный рассольник со сметаной в лагерной столовой. Он смотрел через весь зал на Родьку, который уговаривал съесть суп недовольного и обиженного малыша. Тот вертел головой, а Родька пытался запихнуть ему в рот ложку с супом.
- … сиди там, вонючка! – услышал вдруг Ник с дальнего ряда столов.
«Хлебонько!» - вспомнил Ник про потливого украинца.
В тихий час он пришел в лазарет к Лиле и, вынув из кармана пачку сигарет, махнул ей в сторону двери запасного выхода.
- Я не просто так зашел, - сказал Ник, давая прикурить Лиле от спички, – мне порошок от потных ног нужен, - сказал он, затягиваясь дымом.
- Можешь и просто так заходить, - улыбнулась Лиля, - я тут целыми днями одна сижу. Никто не болеет. Это хорошо, конечно. Лева весь в работе. Забежит, чмокнет в щеку и уходит.
- Скажи, а как ты поняла, что любишь его? – спросил вдруг Ник.
- Хм… - Лиля задумалась на минуту, - это сложно объяснить. Это чувство просто потихоньку заполняло меня. Сначала я стала ловить себя на мысли, что он мне интересен. Потом поняла, что жду встречи с ним. И, наконец, я стала постоянно о нем думать. А почему ты задал мне этот вопрос?
- Просто, понимаешь… - Ник выбросил бычок в траву и почесал затылок, - есть один человек…
- Продолжай, - сказала Лиля серьезно, видя, что Ник не знает, стоит ли ему говорить дальше.
- Я не знаю… Вернее, я знаю, но не уверен… В общем, все сложно, - закончил он, тяжело вздохнув.
- То есть ты не можешь понять, любишь ли ты этого человека? – помогла ему Лиля.
- Ага, - кивнул Ник, щуря глаза на яркое дневное солнце.
- Любишь, это когда боишься потерять, - сказала Лиля, - вот представь на минуту, что этого человека нет рядом. Или что вы просто не встретились и не познакомились. Или что… Хотя нет! Смерть не нужно представлять, - покачала она головой, - представил?
- Ты даже не догадываешься, насколько ярко я это представляю, - нахмурился Ник.
- И что ты чувствуешь? – Лиля с интересом посмотрела на Ника.
- Пустоту, - ответил он, - знаешь, это как если с полки убрать любимую вещь. Вроде бы все так же, как всегда, но уже пусто. Не хватает чего-то, и все равно будет пусто, если на то же место поставить что-то другое.
Идя на встречу с Родькой, Ник все прокручивал разговор с Лилей. А ведь так и было! Сначала интерес. Потом ожидание новой встречи. Потом постоянные мысли. И этот страх… Страх снова потерять его. Неужели…
- Здорово! – прервал мысли Ника сиплый прокуренный голос.
- Здорово! – Ник неохотно остановился и протянул руку завхозу.
- Чего не заходишь? – спросил Славка, нагло потянувшись за сигаретой, - у меня есть несколько бутылок неплохого винца. Заходи в субботу, расслабимся. Побазарим по-мужски.
- Да некогда мне совсем, - ответил ему Ник, - у меня же кружок по плаванию. Потом подготовка к «Зарнице» идет полным ходом. И еще я вызвался день Нептуна готовить.
- Тогда просто за вином заходи, - подмигнул ему Славка, - сам как-нибудь выпьешь.
- Пожалуй, откажусь, - Ник бросил докуренную сигарету в сторону, - ни к чему затуманивать разум алкоголем. Мне сейчас, как никогда, хочется смотреть на жизнь трезво, чтобы не совершить ошибку.

========== Глава 18 ==========
Это было то самое место на берегу реки, где Ник впервые встретился с Родькой. Он остановился за деревом, наблюдая, как Родька шебуршит палкой в небольшом костре. Тогда, две жизни назад, Родька вышел из-за кустов, нарушив одиночество Ника, и тот, не задумываясь, решил поэкспериментировать с новыми ощущениями и совратил Родьку. А ведь Родька его любил. Издалека… не надеясь ни на что… не требуя ничего… Как же давно это было…
- Сегодня я первым пришел, - Родька встал навстречу Нику и сделал два неуверенных шага вперед, - Мотьке понравился медведь. Он даже сказал, что этот лучше оставшегося в Москве…
Ник смотрел на красные от жара костра уши Родьки, на мягкие губы, слушал тихий голос, и его душу наполняла нежность.
Ник подошел к Родьке, поправил рукой растрепанные светлые волосы, прижал его к себе и тихо прошептал:
- Как же так случилось?
- Что? – спросил Родька, чуть отстраняясь и заглядывая Нику в глаза.
Ник отпустил его и, усевшись на бревно, бросил в костер несколько веточек.
- Как так случилось, что ты изменил мою жизнь? Я ведь только теперь начал понимать, что до тебя и не жил вовсе, - вздохнул Ник.
- Коля, мы только неделю знакомы, - засмеялся Родька, но, взглянув на серьезное лицо Ника, замолчал.
- Мне трудно тебе все объяснить, - продолжил Ник, - да ты и не поверишь, если я тебе все расскажу. Я ведь был совсем другим. Я хотел попробовать в жизни все, не разбираясь плохо это или хорошо. Я не ценил тех, кто меня действительно любит. Я искал только развлечений и острых ощущений. А на самом деле  оказалось, что в жизни важны не деньги, не власть, не удовольствия. Важно почувствовать, что ты кому-то нужен. Что рядом с тобой человек, который тебе дорог…
- Вот опять окно,
Где опять не спят.
Может - пьют вино,
Может - так сидят.
Или просто - рук
Не разнимут двое.
В каждом доме, друг,
Есть окно такое.
Не от свеч, от ламп
Темнота зажглась:
От бессонных глаз!
Крик разлук и встреч -
Ты, окно в ночи!
Может - сотни свеч,
Может - три свечи...
Нет и нет уму
Моему покоя.
И в моем дому
Завелось такое.
Помолись, дружок,
За бессонный дом,
За окно с огнем! – прочитал Родька и замолчал, положив голову на плечо Ника.
Несколько минут длилось молчание, нарушаемое только треском огня. Оно не было тягостным. Сейчас они были одним целым. Их мысли витали в воздухе, как дым от костра, переплетались в удивительные узоры и улетали вверх, оставляя после себя тепло и свет.
- А давай переплывем на тот берег, - предложил Ник, прервав молчание, - хочу убедиться, что я хороший учитель.
- Хорошо, – Родька с готовностью встал и скинул с себя одежду.
Они плыли по темной глади воды, слушая ее тихий плеск и наслаждаясь прохладой. Изредка Ник останавливался, дожидался Родьку и, почувствовав, что тот устал, подставлял ему свое плечо. Добравшись до берега, оба улеглись на мягкую траву и уставились в черное звездное небо.
- А ты когда-нибудь… - начал Родька, но запнулся и замолчал.
- Что? – Ник повернулся и, оперевшись на руку, стал смотреть на раскрасневшегося Родьку.
- Ну,… ты когда-нибудь пробовал это делать с парнем? – спросил Родька и, засмущавшись, закрыл лицо руками.
- Родь,… зачем ты спрашиваешь? Если сомневаешься, то я обещаю, что… - начал Ник, но Родька не дал ему договорить. Его руки скользнули по шее Ника и властно притянули его голову.
Поцелуй был горячим и страстным. Ник мягко гладил рукой длинную шею Родьки, острые плечи, худую грудь и впалый живот. Когда его рука касалась особенно чувствительного места, Родька вздрагивал и громко втягивал носом воздух.
- Коля,… - Родька дернулся и чуть отстранился, - я больше не могу. Сейчас…
- Я знаю, - улыбнулся ему Ник и осторожно сжал его налившийся член.
И снова этот тяжелый и сладкий стон окутал сознание Ника горячей пеленой. Он прижался пахом к ноге Родьки и замер, чувствуя тяжелые толчки внизу живота.
- А хочешь, я тебе еще стихи прочту? – спросил Родька, усаживаясь рядом с Ником. Они уже вернулись к давно прогоревшему костру и собирались  возвращаться в лагерь, но, не сговариваясь, остались на берегу и теперь, сидя на бревне, смотрели, как из-за горизонта поднимается солнце, окрашивая небо в красный цвет.
- Давай, - согласился Ник, сжимая в своих ладонях Родькину руку.
- Дружить со мной нельзя, любить меня – не можно!
Прекрасные глаза, глядите осторожно!
Баркасу должно плыть, а мельнице – вертеться.
Тебе ль остановить кружащееся сердце?
Порукою тетрадь – не выйдешь господином!
Пристало ли вздыхать над действом комедийным?
Любовный крест тяжел – и мы его не тронем.
Вчерашний день прошел – и мы его схороним, – прочитал Родька.
- Это чьи стихи? – спросил Ник, глядя на краснеющую от рассветного солнца воду.
- Марина Цветаева. А про Окно это Борис Пастернак, - ответил Родька шепотом, - только их у нас запретили.
- Не понимаю, - пожал плечами Ник, – какая разница, как автор относится к политике, если он пишет прекрасные стихи? Как вообще поэзия может быть связана с революцией и идеологией? Я бы почитал стихи этих поэтов.
- У меня есть… - Родька замолчал и зачем-то оглянулся по сторонам, - В общем, у меня есть друзья. Мы собираемся у кого-нибудь на квартире и читаем стихи. Я записываю понравившиеся в тетрадь. А еще… у меня есть один сборник…Альманах «Тарусские страницы». Там много стихов, но его запретили и изъяли.
- Да ты просто диссидент, - засмеялся Ник, - попахивает антисоветчиной.
- Ты же сам говорил, что хорошие стихи не могут быть диссидентскими, - насторожился Родька.
- Я пошутил, - Ник стал серьезным, - я никому не скажу ни про тетрадь, ни про стихи. И я очень хочу их прочитать…
Из-за подготовки ко Дню Нептуна и конкурсу пионерских талантов «Зарницу» решили провести на несколько дней раньше. Это тоже предложил Ник, стараясь внести в этот вариант прошлого как можно больше изменений.
Старшим отрядам выдали военную форму, и они несколько дней готовились к игре, стирая, отглаживая ее и пришивая воротнички.
Родьку Ник видел только в столовой и на линейках. Книги, которые он дал Нику в прошлый раз, тот проглотил за несколько дней. Рождественский Нику понравился своей прямотой, а Асеев покорил его романтизмом и искренностью.
Пересеклись они только на самой игре. «Солдаты» Ника пошли в наступление. Но за ними неожиданно увязались напавшие с тыла мушкетеры Родьки. На спинах детей развивались голубые занавески с нашитыми на них белыми крестами, головы украшали широкополые черные шляпы из картона, а в руках мушкетеров были тонкие березовые прутики.
Ник чуть отстал, увидев Родьку, который бежал за своими мушкетерами, размахивая тонкой палкой. Он подбадривал детей криками:
- Один за всех! – и те ему дружно отвечали:
- И все за одного!
- Вы же индейцами хотели быть, - сказал Ник, идя вровень с Родькой.
- Я им начал рассказывать про мушкетеров после того разговора на совещании, и они захотели быть именно ими, - сказал Родька, переходя на шаг.
- Сегодня вечером увидимся?   - спросил Ник, останавливаясь и придерживая Родьку за рукав рубашки.
- Увидимся, - эхом ответил ему Родька, краснея.
- Ты мне обещал кое-что. Помнишь? – Ник сделал загадочное лицо.
- Я принесу, - кивнул Родька, – только обещай, никому…
- Могила, - сказал Ник и вдруг сдернул с плеча Родьки нашивку, и громко крикнул, - ты убит!
- Эй! – взвизгнул тот. – Так не честно!
Но Ник уже рванул вперед, победно горланя и размахивая над головой Родькиной нашивкой.
На пятиминутке по итогам военно-спортивной игры Лева поздравил победителей, которыми оказался пятый отряд, и торжественно вручил их вожатому пакет с шоколадными конфетами. Ник предложил провести чемпионат лагеря по пионерболу, потом обсудили номера к конкурсу талантов и перешли к подготовке Дня Нептуна.
- Предлагаю Нептуном назначить Иваныча, – сказал Ник, поднимаясь со стула, - Лена будет русалочкой. Второй отряд будет дельфинами. Ну а я со своими сыграю пиратов.
- А как же  малыши? – расстроился Родька, - мы тоже хотим участвовать.
- Можно в представление вставить еще персонажей. Из греческой мифологии, - предложила Ленка.
- Ага, - фыркнул Сашка, – Диониса и фавнов.
- Кроме алкоголика Диониса, какие еще герои мифологии есть? – нахмурился Лева.
- Есть Орфей и разные духи лесов и полей, - подсказал Иваныч.
- Вот… - Ник поднял палец вверх, - немного изменим сюжет. Нептун выйдет из воды вместе со своей свитой, и его встретит Орфей с духами земли. Надеюсь, комитет по культурно-массовой работе простит нам небольшое отступление от сценария?
Ника поддержали все. Таким образом, Орфеем стал Родька, а духами земли малыши из разных отрядов.
Вечером, сидя на пирсе, Родька вынул из-за пазухи потрепанную тетрадь и альманах, обернутый в пожелтевшую газету. Он опасливо крутил головой по сторонам, чем вызвал смех Ника.
- Да не бойся ты, - Ник убрал «сокровища» за пазуху, - никому тут это не интересно, кроме меня, - и, погладив Родьку по колену, тихо добавил, - пойдем посмотрим, что там в ангаре на лодочной станции?
Родька шумно дышал, подставляя грудь и шею под жаркие поцелуи Ника.
- Еще… - шептал он, сдвигая руку Ника в нужном направлении, - я сейчас просто взорвусь, - он страстно покусывал мочку уха Ника и выгибался, стараясь прижаться к нему всем телом.
Сырую тишину ангара разорвал тягучий стон. Ник, тяжело дыша, благодарно поцеловал Родьку в губы и, вытерев его мокрый живот носовым платком, поднял с черных досок настила рубашки и две тетради.
- Так не хочется в корпус идти, - вздохнул Родька, выходя на улицу.
- А мы пойдем длинной дорогой, - предложил Ник, - и войдем в задние ворота.
За разговорами дорога оказалась не такой уж и длинной. Они открыли тяжелую калитку и вошли в лагерь со стороны лазарета. Перед тем как выйти на освещенную лагерную аллею, Ник прижал Родьку спиной к дереву и стал нежно целовать его губы.
- Отпусти, - тихо смеялся Родька, вяло пытаясь вырваться из рук Ника, – вдруг кто увидит.
- Так нет тут никого, - тяжело сопя, говорил Ник, стараясь пролезть рукой под ремень Родькиных шорт.
- А лазарет? – Родьке удалось вырваться, и он вышел на аллею, по дороге застегивая пуговицы на рубашке и заправляя ее под ремень.
Остановившись возле своего корпуса, Родька поднял голову к небу, глубоко вздохнул и прочитал:
- Ты первое большое чувство.
Ты может радость, может быть беда.
От поцелуев твоих вкуса,
Я не хочу отвыкнуть никогда.
Я задыхаюсь розовым туманом,
Я утопаю в голубой пыли,
Живу одним тобой, и не боюсь обмана.
Пока глядят в глаза мои, глаза твои.

========== Глава 19 ==========
Чемпионами лагеря по пионерболу стал первый отряд. Ребята кинулись поздравлять Хлебонько, удар которого решил исход матча.
Ник был доволен. В этой реальности у Васьки Хлебонько были друзья. И это была заслуга Ника. Почувствовав, что мальчишки обидно задевают и дразнят белобрысого хохла, Ник принес ему порошок из медсанчати и объяснил, как им пользоваться. Потом, у той же Лили, он выпросил книгу о физиологических патологиях. Выбрав самые безобидные, Ник прочитал мальчишкам лекцию, для визуализации рисуя уродства на тетрадном листе. Закончилась эта поучительная беседа следующими словами:
- Не стоит смеяться над людьми, которых природа наказала физическими недостатками. Они в этом не виноваты. Перевести слепого через дорогу, уступить место хромому и помочь слабому - так должен поступать настоящий человек. Смеяться над бедой может только жалкое и бездушное существо. Надеюсь, вы никогда не станете такими.
Вместо тихого часа победителям чемпионата разрешили пойти на речку и поплавать.
- Эй, Витька! – окликнул Ник, сидящего на берегу Смирнова. - Ищите женщину?
- Чего? – не понял его Витька.
- Так говорят французы. Шерше ля фам. Ищите женщину, – пояснил Ник. – Кто на этот раз разбил твое сердце?
- Лелька из второго, - буркнул Смирнов и отвернулся от Ника.
- А до этого была Лера. А до Леры Света? – Ник сел рядом с пацаном и похлопал его по спине. - Однако, влюбчивый ты. А вот скажи мне, на чем основываются твои чувства?
- Ну, не знаю… - протянул Витька, ковыряя пальцем в носу, - у Лели зубы красивые, у Светки коса толстая, а у Лерки ноги длинные.
- А тебе не кажется, что ты оцениваешь девочек, как лошадей? - покачал головой Ник. - Зубы. Грива. Ноги.
- А как их еще оценивать? – Витька с интересом посмотрел на Ника.
- Хорошо, давай зайдем с другого бока, - Ник хлопнул себя по коленке, - есть девочка, с которой тебе интересно общаться?
- Есть, - кивнул Витька, - Антонова. Из нашего отряда. Мы с ней в один кружок ходим. Выжигаем по дереву. Еще она с нами в футбол играет. И вообще с ней весело, и она много разных интересных историй знает.
- Ну, а как у нее обстоят дела с ногами, зубами и этими… - Ник пощелкал в воздухе пальцами.
- Косами, - подсказал ему Витька, - да вроде зубы все на месте. Ноги тоже есть и волосы такие яркие, рыжие.
- Ты общался с ней, не обращая внимания на внешность? – задал вопрос Ник.
- Да. Мы даже сбегали с тихого часа, пока вы с Иванычем на совещании были, и сидели в беседке, - вдруг признался Витька.
- И ты ждал этого? – уточнил Ник.
- Ага… - Витька задумался, – а ведь она лучше, чем Лерка. И волосы у нее лучше, чем у Светки. И зубы… особенно, когда она улыбается, – задумчиво закончил Смирнов.
- А как зовут-то Антонову, знаешь? – подмигнул ему Ник.
- Иришка, - улыбнулся Витька и покраснел до корней волос.
- Учись видеть людей не глазами, - сказал Ник, поднимаясь на ноги, - глаза могут соврать, а сердце нет.
С Родькой они встречались каждый вечер. То плавали через реку, а потом жарко целовались и ласкались на пустынном берегу. То бегали на лодочную станцию и часами сидели, опустив в воду ноги и глядя на звезды.  Потом заплывали под пирс или заходили в ангар, где в темноте жадно ловили губы друг друга и упивались страстью.
- Коля, я хочу по-взрослому, -  жарко шептал Родька, когда они в очередной раз переплыли через речку, - давай попробуем, - он широко разводил ноги и тянул Ника на себя.
- Погоди, Родь,  - останавливал его Ник, - нужно еще выяснить, не вредно ли это.
- Мне все равно, - задыхался Родька поцелуем, - хочу…
Но Ник не торопился. Не потому что не хотел повторить ту ночь, когда они с Родькой были вместе. Он волновался, что это может навредить. Прочитав в умной Лилиной книжке про простату, он ни слова не нашел о том, что для нее полезно. Зато сведений о болезнях предстательной железы в ней было много.
- Лиль, - Ник протянул девушке пачку и чиркнул спичкой, - вот скажи мне, как врач не врачу. У меня друг один. Ему прописали массаж… Ну, в общем, внутри… Предстательной железы. А он боится, что это вредно.
- Массаж не вреден, - покачала головой Лиля, прикуривая сигарету, - главное, правильно его делать.
- А если врач, который это… массажист, не очень хороший? – забеспокоился Ник, - и вообще, как часто можно его делать.
- Часто нельзя, - Лиля запнулась и серьезно посмотрела в глаза Ника, - тут самое главное, осторожность.
- Ну это понятно, - кивнул тот, - еще нужен вазелин. Ну и потихоньку, не торопясь…
- Я не про это, Коль, - остановила его Лиля, - главное, чтобы вас никто не увидел.
- Ты о чем? – напрягся Ник.
- О том, Коль, - Лиля погладила его по плечу, - не волнуйся, я никому не расскажу про вас с Родиком.
- Откуда… - сердце Ника остановилось, и кровь огненным потоком ринулась в голову.
- Я видела вас, когда вы возвращались утром в лагерь, - вздохнула Лиля, - Родик хороший и добрый парень. Не навреди ему.
- Помнишь наш разговор? – спросил Ник, немного успокоившись. – Так вот… я тут только из-за него. Не могу сказать тебе большего. Ты меня примешь за сумасшедшего. Но больше всего на свете я боюсь его потерять.
День Нептуна прошел прекрасно. На этот раз никаких чрезвычайных происшествий не было, за исключением мелкого инцидента с чьим-то подвыпившим отцом, который первым кинулся в воду спасать русалочку.
Ник с плота наблюдал за песнями и танцами духов земли под предводительством самого Орфея. Он заметил про себя, что короткая туника, сделанная из занавески, очень идет Родьке. А этот венок, сплетенный малышней из ромашек и папоротника,  делает его просто красавцем.
Как и в прошлый раз, Родька нашел Ника под деревом на аллее с тетрадью в руках и, усевшись возле него, краснея, пригласил к себе.
Все произошло почти как в прошлый раз. Не было только бутылки вина, и Родька не нервничал. Он увлек Ника жадным поцелуем на кровать и, обвив за шею руками, прошептал в самое ухо:
- Мне все равно, что будет дальше с нами. Сегодня ты мой…
Вечерний ветерок все так же качал на окне выгоревшую занавеску. Все так же полная луна освещала комнату белым светом. Родька медленно покачивался, сидя сверху на Нике, и, закусив нижнюю губу, тихо стонал в такт своим движениям.
Ник смотрел на него, как завороженный. Сколько у него было девушек, но ни одна не восхищала и не возбуждала его так, как этот худенький белобрысый паренек.
- Родь… - Ник стиснул зубы и сжал узкие бедра Родьки руками, - я не выдержу долго. Слишком… хорошо…
- Я сейчас, – отозвался Родька, лаская себя рукой.
И снова тягучий стон и горячая струя, плеснувшая на грудь Ника.
- Я люблю тебя так сильно,
Я люблю тебя так страстно,
Что не могу найти силы,
Отпустить тебя из сказки.
Я не должен быть рядом, надо
В руки взять себя, идти дальше.
Но не будет тебя рядом,
И не будет минут слаще, - тихо прочитал Родька, лежа на груди Ника. Тот счастливо улыбнулся и поцеловал его светлую взъерошенную макушку.
Ник проснулся ранним утром.
«Семнадцатое! - вспыхнуло в его голове. - Ни на минуту нельзя его составлять одного. Или, действительно, закрыть в шкафу и выпустить только завтра утром…»
Но быть постоянно рядом с Родькой не вышло. Сначала тот повел детей в лес собирать шишки для лагерного костра. Потом долго беседовал с матерью Мотьки, которая оказалась недовольна тем, что ее мальчик снова спит с игрушкой.
Только в тихий час Ник перехватил Родьку у его корпуса и отпросил у строгого  воспитателя Плейшнера прогуляться по лагерю.
- Я прочитал все: и альманах, и тетрадь, - сказал Ник, доставая их из-за пазухи, - хорошие стихи. Не понимаю, почему их нужно запрещать.
- Запрещены не сами стихи, - вздохнул Родька, - мировоззрение поэтов не соответствует социалистической идеологии.
- Черт с ними, -   махнул рукой Ник, - ты мне лучше скажи, тебя в лесу никто не покусал? Змея там какая,… клещ… Давай я отведу тебя к Лиле. Пусть она тебя осмотрит.
- Я в порядке, - засмеялся Родька, отбиваясь от руки Ника.
- А я тебя ищу, - на аллее появилась тонкая фигурка Ленки, - там двое твоих на речку сбежали. Смирнов с этой… как ее…
- Антоновой, - подсказал Ник.
- Да. Я их там застукала и отвела к начальнику лагеря, теперь он хочет их отправить по домам за… - Ленка замолчала, глядя на лежащие на траве тетрадь и альманах.
- Это личное, - метнулся Ник, пытаясь перехватить руку Ленки. Но было поздно.
Пробегая по страницам, глаза девушки становились все шире и шире. Она захлопнула альманах и, зло взглянув на Ника, прошипела:
- Я чувствовала, что с тобой что-то не так. Твои странные речи на костре. Предложения на совещаниях, которые не соответствовали требованиям. Теперь мне все ясно… Пойдем к Анатолию Семеновичу. Пусть посмотрит, как разлагаются некоторые комсомольцы!

========== Глава 20 ==========
Начальник лагеря, Анатолий Семенович Потапов, равнодушно пролистнул тетрадь, исписанную ровным Родькиным почерком, потом открыл альманах и недовольно крякнул.
- Вот видите, Анатолий Семенович, кому мы доверили воспитание наших пионеров? – взвилась на стуле Ленка.
- Лена, вы бы пошли погулять что ли?  - сказал Анатолий Семенович, вытирая пот с высокого лба.
Как только обиженная Ленка скрылась за дверью, начальник лагеря тяжело вздохнул и, отложив тетради, подвинулся на стуле ближе к Нику.
- Как же так, Николай… Сын такого уважаемого человека, а читает диссидентов?
- Это просто хорошие стихи, - нахмурился Ник, - а кто их написал, мне плевать!
- А вот это плохо, Коля, что плевать… - вздохнул начальник, - я пока не буду сообщать,  куда следует… Но товарищу Немычеву мне придется позвонить.
- Да не вопрос, - зло огрызнулся Ник.
- Тетрадку и альманах сожжем. Постараемся не давать делу ход. С Леной я сам переговорю и…
В этот момент в коридоре послышался шум. Дверь широко распахнулась, и в нее влетел красный, как рак, Родька.
- Это моя тетрадь! И альманах мой. Коля тут не причем! Это я дал ему! – заговорил он взволнованно.
- Мы уже все выяснили, - попытался остановить его Ник, но его оборвал Анатолий Семенович.
- Так говоришь это твое? Это ты пытался всучить Николаю антисоветскую литературу? -  начальник лагеря аж подпрыгнул на стуле.
- Это все мое, - процедил Ник сквозь сжатые зубы.
- Не твое! Что на последней странице альманаха ручкой написано? – выкрикнул Родька.
Ник напрягся. Он дочитал альманах до конца, но самую последнюю страницу, с данными типографии не рассматривал.
- Т.М.С. – победно воскликнул Родька.
- Точно… - Анатолий Семенович открыл последнюю страницу и кивнул,  - тогда все еще проще. Серафим! Фима! – крикнул он в открытую дверь. В нее сунулось лицо местного охранника, - Фима, отведите диссидента и антисоветчика Родиона Грицая в хозблок, к Вячеславу. Закройте его там где-нибудь. А я пока сообщу, куда следует. А вы, Николай, зря хотели на себя взять вину. Глупо садиться из-за такого вырожденца, как Родион.
Сначала Ник метался по вожатской, кидая в стены граненые стаканы и стулья. Потом выскочил на улицу и стремглав побежал к реке. Кинувшись с головой в воду, он затаил дыхание и стал медленно тонуть.
«Дурак! Идиот! Зачем? - билось в его голове, - меня отец все равно отмазал бы! А теперь вот сиди в хозблоке и жди там …, - следующая мысль заставила Ника выдохнуть и со всей силы оттолкнуться от дна ногами. - Семнадцатое… Если он будет сидеть там до завтрашнего утра, то ничего не случится. Он останется жив. Потом я попрошу отца, и он поможет ему. Только… надо сейчас переговорить с Родькой. Нужен план, которого он будет придерживаться на допросе!»
Ник дождался отбоя и быстрым шагом направился в сторону хозблока.
- Выпить хочешь? – спросил его Славка, ставя на стол бутылку вина и два стакана.
- Слав… - Ник отодвинул от себя стакан и серьезно посмотрел в глаза завхоза, - мне нужно поговорить с Родькой.
- Не, не, не! – замотал головой завхоз, - узнают, с меня голову снимут.
- Слав,… выручай… - Ник достал из кармана брюк дорогой серебряный портсигар, привезенный отцом из дружественной ГДР,  и, положив его на стол, подвинул к Славке.
- Ах, ты ж… - Славка с жадностью посмотрел на подарок и почесал затылок пятерней, - ладно, - он взял портсигар и сунул его в карман, - только я буду за дверью. Если кто подойдет, ты быстро выйдешь и спрячешься в кустах. А я скажу, что проверял, как там узник.
Дверь добротного сарая скрипнула, и Ник оказался в помещении хозблока. На стенах были развешаны разные инструменты, по полу разбросаны большие мотки канатов, тросов и веревок. У стены стоял верстак с большими ржавыми тисками, а в дальнем углу громоздились сложенные стопкой старые матрасы.
- Родь,… - прошептал Ник в темноту.  
- Я тут, - услышал он Родькин голос. На матрасах что-то зашевелилось, и в тусклом свете луны, пробивающемся через небольшое окошко, к Нику метнулась тонкая худенькая тень.
- Коля,… - Родька обнял Ника и уткнулся ему в грудь лицом, - прости меня! Я не должен был так рисковать тобой.
- Глупый ты, Родька, - вздохнул Ник, - ты все испортил. Если бы решили, что это мой альманах, то дело бы замяли. У меня отец не последний человек в партии.
- Ты о чем говоришь? -   Родька чуть отстранился от Ника и испуганно посмотрел на него.
- Теперь все это не важно, - махнул Ник рукой, - слушай меня внимательно! Я договорюсь с отцом, и он поможет, но тебе придется сказать следакам, кто дал тебе этот журнал. Ты меня понял?
- Нет, - Родька покачал головой и попытался вырваться из рук Ника, - я не предатель!
- Не будь дураком, Родь! – громким шепотом прикрикнул на него Ник. - Ты хоть понимаешь, что тебе грозит? Тебя из комсомола выгонят с позором и из института тоже. Потом срок. А после тюрьмы… максимум, куда тебя возьмут, так это на стройку, кирпичи таскать.
- Нет, - Родька упрямо посмотрел на Ника, - я не предатель.
- Ты понимаешь, что ты после этого никем не станешь! – Ник взял его за плечи и сильно тряхнул.
- Я останусь человеком, - сказал Родька,  оттолкнул Ника и сделал шаг назад.
Того, что случилось дальше, Ник никак не ожидал. Родька, пятясь, споткнулся о свернутые на полу веревки. Падая назад, он неловко взмахнул руками и ударился виском об угол верстака.
Ник услышал неприятный звук, будто кто-то кинул об стену вареное яйцо. Родька тихо охнул и осел на пол, сложившись пополам, как тряпичная кукла.
- Родька, - прошептал Ник, кидаясь к нему.
Он попытался поднять Родьку с пола, схватив подмышки, но тело оказалось странно тяжелым. Ник опустился на колени и приподнял его голову.
Родька испуганно смотрел широко открытыми глазами куда-то сквозь Ника. На его виске виднелась небольшая ранка, из которой тонкой струйкой текла кровь.
- Славка!  - заорал Ник. - Врача! Скорее!
Через несколько минут вокруг Ника началась суматоха. Прибежал Лева, Анатолий Семенович, Иваныч и еще кто-то из вожатых. Лиля, растолкав всех, присела возле Ника, пытаясь вырвать из его рук холодеющее тело Родьки.
Ник тихо выл, прижимая Родьку к себе. Оттащить его удалось только совместными усилиями трех вожатых. Сидя на полу и наблюдая, как Лиля пытается нащупать пульс на шее Родьки, Ник думал только об окне. Ему необходимо было попасть домой. Он должен, он обязан прыгнуть, чтобы снова попытаться все исправить.
Все в том же доме, где находился милицейский участок, все тот же местный милиционер расспрашивал Ника о том, как он толкнул Родиона Грицая. Ник тупо смотрел в стену и молчал. Только после того, как в кабинет вошел Геннадий, Ник очнулся и тихо сказал водителю:
- Я хочу домой. Отвези меня…
- Я, конечно, все уладил, - сказал отец, сидя за своим рабочим столом дома, - но я хочу знать правду, Николай. Для себя… Что там случилось?
- Я не убивал его, пап, - ответил Ник. – Мы были друзьями. Я пришел поговорить с ним. Хотел помочь ему выкрутиться, но он отказался… Он оттолкнул меня, а сам…
Ник замолчал. У него в груди бешено забилось сердце, и к горлу подступил тяжелый, твердый ком.
- Я тебе верю, - серьезно ответил ему отец, - Но скажи мне, сын… Чего ты хочешь в этой жизни?
- Пап, а у тебя есть знакомые в пединституте? – вдруг спросил Ник.
- В педагогическом? – отец удивленно поднял брови и снял очки, - это не престижный ВУЗ.
- Пап, я не говорю о престиже! – покачал головой Ник, - просто ответь. Есть у тебя там связи?
- Да… - пожал плечами Сергей Николаевич.
- Вот и хорошо… - улыбнулся ему Ник.
- Я боюсь за тебя, - покачал головой Сергей Николаевич, - видимо, смерть этого парня на тебя сильно повлияла. Давай так, ты немного придешь в себя, а потом приедешь к нам с мамой на дачу. Там отдохнешь. Дальше все решим.
Ник стоял у открытого окна и вдыхал запах начинающейся грозы. На его душе было спокойно. Он знал, что принял правильное решение. Если ничего не выйдет, и он просто разобьется в лепешку о мостовую, то так тому и быть. Зачем жить, зная, что ты, пусть косвенно, виноват в смерти любимого человека. Да и что за жизнь без него… А если все получится, то…
Ник встал на подоконник, посмотрел вниз на спешащих по домам прохожих и редкие пятна машин.
- С любимыми не расставайтесь,
С любимыми не расставайтесь,
С любимыми не расставайтесь,
Всей кровью прорастайте в них, -
И каждый раз навек прощайтесь,
И каждый раз навек прощайтесь,
И каждый раз навек прощайтесь,
Когда уходите на миг! – тихо прошептал он и, раскинув руки, стал падать вниз…

========== Глава 21 ==========
Ник открыл глаза и   тут же подскочил на диване. В окно светило яркое летнее солнце. Комната была пуста. Не было ни пустого чемодана, ни Варвары, протирающей фужеры.
- Не может этого быть… - прошептал Ник, сбрасывая с себя плед.
Он сунул ноги в тапки и быстро побежал в столовую. Она оказалась пустой.
- Нет! Нет! Нет! – бормотал Ник себе под нос, стараясь найти хоть что-то похожее на прежнее прошлое.
- Ты чего потерял, Николенька? -  из своей спальни вышла Анастасия Харитоновна в длинном пеньюаре и тонком газовом платке, прикрывающем большие бигуди.
- Себя, мама… - сказал Ник и опустился на стул.
- Не пугай меня, милый! – Анастасия Харитоновна потрогала теплой рукой лоб Ника, - может, ты заболел?
- Да опять небось пил всю ночь, - пробурчала Варвара, заходя в квартиру и снимая в коридоре стоптанные туфли.
- Лучше делом займись, Варвара! – строго сказала Анастасия Харитоновна, -  вон хрусталь в серванте запылился. И Николеньке чемодан поищи в гардеробной.
- Погодите, - встрепенулся Ник, - какое сегодня число?
- Я же говорю, пил он, - буркнула Варвара, надевая тапки.
- Первое июня, Николенька, - мать с испугом посмотрела на сына, - ты проснулся рано. Мог еще часик поспать.
- Первое! – Ник подскочил со стула и поцеловал мать в щеку. - Первое, понимаешь? – он подбежал к Варваре и хотел ее тоже поцеловать, но та выставила вперед руку с зажатой в ней фланелевой тряпкой, - я просто проснулся раньше, чем обычно!
- Николенька, я тебе кофе сварю и бутербродов сделаю, - крикнула мать в спину удаляющегося в ванную Нику.
Ник снял с себя трусы и встал под прохладные водяные струи.
«Так…, - думал он, чувствуя, как исчезают последние следы сна, - на этот раз осечки быть не должно! Сегодня я проснулся на час раньше. Значит, прошлое как-то меняется. А вдруг это последний раз, когда открылось окно? Вдруг у меня больше не будет шанса?»
Выйдя из ванной, он уселся за стол и принялся с удовольствием есть бутерброды, запивая их ароматным кофе. Мать уже приняла свой привычный облик. Ее рыжие волосы были уложены в аккуратную прическу,  стройное не по годам тело одето в модное платье, а на ногах красовались мягкие лодочки на маленьком каблучке.
- А отец где? – спросил Ник, запихивая в рот остатки бутерброда.
- На работу вызвали. Там на заводе ЧП. Станок какой-то прокатный заклинило, один из цехов не работает   - говорила мать, сидя напротив Ника и с любовью глядя, как ее сын завтракает.
- Мам, попроси его… - начал было Ник, - хотя нет… Не нужно.
Уже у самой двери Ник остановился, поставил на пол чемодан и обнял мать за плечи.
- Мам, ты скажи папе… В общем… - Ник посмотрел на такое знакомое и милое лицо матери, - я вас с папой очень люблю.
Ник прошел мимо лифта и стал, не торопясь, спускаться вниз по лестнице. Распахнув дверь подъезда, Ник остановился и вдохнул чистый утренний воздух.
- Доброе утро, Николай Сергеевич, - Геннадий, как всегда, сама элегантность, вышел из белой «Чайки» и открыл перед Ником дверцу.
- Доброе, Ген, - кивнул ему Ник, кидая на заднее сидение чемодан, - можно я с тобой на переднем поеду?
Машина неслась по сонным улицам, тихо шурша шинами по асфальту. Дома вдоль дороги ярко поблескивали окнами. Первые прохожие торопливо шли по тротуару, стараясь обходить лужицы, оставленные поливальной машиной.
- Скажи, Ген… - начал разговор Ник, глядя на молодую мамашу, тащившую за руку полусонного малыша, - а у тебя дети есть?
- У меня внуки уже, - Геннадий неожиданно улыбнулся. Его лицо перестало быть агитационно-плакатным. Улыбка сделала его простым и добрым, - через месяц полгода будет, - он отогнул козырек над лобовым стеклом и достал черно-белую фотографию. С нее Нику улыбалось радостное бесполое существо с одним зубом.
- На тебя похож, - сказал Ник, когда Геннадий аккуратно убрал фотографию обратно в карман козырька, - странно, ты столько лет нас возишь, а мы про тебя и не знаем ничего.
- Это вы, Николай Сергеевич, не знаете, - беззлобно ответил Геннадий, - Сергей Николаевич и Анастасия Харитоновна мне на рождение внука выходной дали и коляску импортную подарили.
- Мда… - вздохнул Ник, - ты прости меня, Ген,… за все…
- Да я и не сержусь, - снова улыбнулся Геннадий, - только обидно, когда вы меня Факелом кличете.
- Я больше не буду, - ответил Ник, глядя на проезжающую мимо поливальную машину, - а хочешь, я тебе хорошие стихи прочитаю? – спросил он и, не дожидаясь ответа, начал:
- Идешь, на меня похожий,
Глаза устремляя вниз.
Я их опускала – тоже!
Прохожий, остановись!
Прочти – слепоты куриной
И маков набрав букет,
Что звали меня Мариной
И сколько мне было лет.
Не думай, что здесь – могила,
Что я появлюсь, грозя…
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились…
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!
Сорви себе стебель дикий
И ягоду ему вслед, –
Кладбищенской земляники
Крупнее и слаще нет.
Но только не стой угрюмо,
Главу опустив на грудь.
Легко обо мне подумай,
Легко обо мне забудь.
Как луч тебя освещает!
Ты весь в золотой пыли…
И пусть тебя не смущает
Мой голос из-под земли.
- Жуть какая, - передернул плечами Геннадий, останавливаясь по знаку постового, - дальше нельзя ехать, Николай Сергеевич!
- Знаю… - Ник вышел из машины и, приняв от Геннадия чемодан, протянул ему руку, - не поминай лихом.
- И вам удачи, - кивнул ему Факель и, надев на лицо дежурную серьезную маску, сел за руль.
На этот раз на площадь Казанского вокзала Ник приехал позже. Он это понял по поливальной машине, которую они встретили на два квартала раньше, чем в прошлый раз.
- Ты Николай? – спросил его Иваныч, пожимая Нику руку.
- Я, - кивнул Ник.
- Иваныч, - представился воспитатель и добавил, - все собрались. Я пересчитал и проверил по списку. Сейчас чемоданы погрузят, и можно пионеров рассаживать.
Ник первым зашел в душный автобус и стал распределять детей по местам, помогая им справиться с объемной ручной кладью.
- Все расселись? – крикнул с подножки Иваныч.
- Все! – ответил ему Ник и посмотрел в мутное окно автобуса.
По тротуару шел Родька. Он задумчиво смотрел вдаль через стекла больших роговых очков, а подмышкой держал книгу. Повернув голову, он подслеповато прищурился и, не увидев ничего интересного, пошел дальше, споткнувшись и чуть не выронив книгу.
«Ты не увидел меня у автобуса, значит, не влюбился, как в самый первый раз, – думал Ник, глядя на проплывающие в окне дома новостроек, - я причина всех твоих смертей. Только я виноват во всех твоих бедах. Если ты не будешь со мной, то останешься жив. Не бойся… Теперь будет все по-другому… Вот увидишь!»
Автобус притормозил возле ворот лагеря, и Ник, выпрыгнув наружу, быстро зашел за грузовик и стал помогать водителю его разгружать.
- Иваныч, - махнул он рукой воспитателю, - организуй помощь малышам, - сказал он, перехватывая сверху очередной увесистый чемодан.
Идя по знакомой аллее лагеря, Ник смотрел на отряд малышей и на Родьку, который тащил свой тяжелый багаж с книгами и вел за руку прихрамывающего Мотьку.
Он прятался от Родьки до самой линейки. А вот там деваться было некуда. Тринадцатый отряд стоял всегда напротив первого, но Ник заранее все продумал.
После полдника в свободное время он собрал свой отряд на главной площади лагеря и целый час репетировал с ними речевку. Дети с недовольными лицами маршировали по ровно уложенным плиткам, выкрикивая слова и с ненавистью поглядывая на вожатого.
На вечернюю линейку первый отряд пришел строем в отутюженных пионерских галстуках и под ритмичные слова речевки. Во главе отряда шел Ник, лихо маршируя, с выражением глубокого патриотического подъема на лице.
- Раз-два! – орал Ник.
- Три-четыре! – вторили ему детские голоса,
- Три-четыре!  - кивал в такт словам Ник.
- Раз-два! – отвечали ему ребята.
- Будь готов! – рука Ника взмывала в пионерском салюте.
- Всегда готов! – дружно салютовали в ответ дети.
- Будь здоров! – громко топал сандалями по плитке Ник.
- Всегда здоров! Пионеры к жизни новой
Всегда готовы и здоровы! – горланили ребята, не отставая от вожатого.
Остальные отряды с удивлением в глазах встретили Ника и его команду.
- Вот, товарищи, как нужно приходить на линейку! – сказал с трибуны начальник лагеря Анатолий Семенович.
Дальше шла нудная речь о воспитании молодого поколения. О том, что пионеры это надежная смена комсомолу, что пионеры должны беречь свои красные галстуки, которые одного цвета со знаменем страны и так далее. Всю линейку Ник простоял по стойке смирно, с восторгом глядя на Анатолия Семеновича.
Когда флаг под истеричные звуки горна стал опускаться вниз, Ник поднял руку в пионерском приветствии и с негодованием посмотрел на Семушкина.
- Ты не от солнца загораживаешься! – громко сказал Ник. - Ты должен, как солдат,  отдавать честь нашему красному знамени!
Ленка, стоявшая недалеко от него, при этом втянула живот и аппетитно выпятила грудь. Она с восхищением посмотрела на Ника и, гордо подняв вверх подбородок, задрала свою руку выше.
Ник искоса смотрел на Родьку. Тот стоял напротив него и пытался успокоить уставших малышей. Подняв глаза на Ника, Родька состроил  брезгливую гримасу и равнодушно отвернулся.
«Все идет по плану, - думал Ник,  сидя на своем любимом месте у реки, - я тебе неприятен. Ты не любишь таких… С огненным патриотическим взором. Ребят только жалко… Они так любили песни Битлов, уроки рок-н-ролла и страшилки на ночь. Простите меня! Но на кону жизнь человека!»
Он разжег небольшой костер и стал смотреть на его яркие всполохи в ночной темноте.
«Сниму ботинки и, босой,
пойду высокою травою
и маленький костер устрою
за той лесистою косой.
Сижу, трескучий хворост жгу,
гляжу на отблесков свиванья,
с тобою нового свиданья
устало, обреченно жду.
И кажется — так будет вечность.
Пока дышать не разучусь,
я никогда с тобой не встречусь
и никогда не разлучусь», - крутились у него в голове, когда-то прочитанные строчки…

========== Глава 22 ==========
На следующий день сразу после завтрака Лева собрал всех вожатых и воспитателей на пятиминутку. После недолгой торжественной части, в которой Лева поздравил всех с началом первой смены, старший пионервожатый предложил обсудить текущие дела.
- Я хотел бы отметить, товарищи, организаторскую работу нашего нового члена коллектива Николая Немычева. Начальник лагеря, товарищ Потапов, высоко оценил его инициативу. Его отряд единственным пришел на праздничную линейку строем и под речевку. Предлагаю каждому отряду на все торжественные мероприятия нашего лагеря приходить с именно так, - Лева открыл стеклянную крышку кувшина с водой и, налив ее в стакан, с жадностью выпил.
Пока он говорил, в небольшой пионерской комнате стояла тишина. Вожатые сидели в два ряда  вокруг стола, во главе которого и вещал старший пионервожатый, и с тоской смотрели в окно, за которым буянило летнее солнце. Только Ленка, Антон и Клава, активисты комсомольской ячейки лагеря, с восторгом слушали речь Левы и иногда даже нестройно хлопали ему.
- Николай,  - обратился Лева к Нику, - насколько я понял, у тебя уже был опыт  работы в пионерлагере. Может быть, ты поделишься с нами?
- С удовольствием, - Ник поднялся со стула и подошел к окну, - я два года был вожатым и, основываясь на своем опыте, хочу заметить, товарищи, что патриотическая работа в нашем лагере находится на очень низком уровне, - он строго посмотрел на своих коллег и покачал головой. - Плохо. Очень плохо.  Мы – комсомольцы, и наша задача воспитать пионеров настоящими патриотами. В наше трудное время, когда капиталистический мир с ненавистью смотрит на наши успехи, мы должны оградить детей от тлетворного влияния запада. А для этого необходимо повысить идеологическую работу среди пионеров.
- Правильно! – подскочила со стула Ленка и громко захлопала в ладоши.
- Что предлагаешь-то? – спросил с заднего ряда Филипп Виленович, воспитатель третьего отряда.
- Теперь мое предложение… - Ник откашлялся и посмотрел на Леву. Тот одобрительно кивнул, и Ник продолжил, - во-первых, предлагаю провести в лагере военно-спортивные соревнования.
- Так «Зарница» же будет…   - вздохнул Сашка.
- «Зарница»- это игра. А я говорю о соревнованиях! Рядом с нами воинская часть, и, я думаю, наши доблестные военные не откажут нам и помогут все организовать, - продолжил Ник. – Мы попросим их научить наших пионеров надевать противогазы и разбирать автоматы.
- Автоматы это лишнее, Николай! – возразил Лева.
- Вы не поняли меня, Лев Александрович, - остановил его Ник, - солдаты покажут детям, как собирают и разбирают автоматы. Опять- таки, научат  ходить строем. А потом мы устроим соревнование.
- У меня и у Даши малыши, - тихо сказал Родька, недовольно сдвинув брови, - им это будет неинтересно.
- Всем интересно оружие и противогазы, - возразил ему Ник.
- Поддерживаю, - поднял руку Лев, - дети младших отрядов могут не принимать участие в соревнованиях, но как зрителям им это очень даже понравится.
- Еще, - Ник прошел взад-вперед между рядами и вновь остановился у окна, - предлагаю проводить идеологическую работу в виде еженедельных часовых лекций в каждом отряде. Я подберу темы и напишу тезисы к каждой лекции. Я бы назвал эти часы политподготовки «Идепоп». Идеологически подкованное поколение.
При последних словах Ника с заднего ряда раздался смешок, переходящий в кашель.
- Лиля,прошу тебя, - поморщился Лева, - по-моему, очень интересное предложение, Николай, но над названием нужно еще поработать.
- Согласен, - кивнул ему Ник.
- У нас с Дашей малыши, - снова раздался голос Родьки, - они хотят купаться, играть в мяч и  слушать сказки.
- А что на  счет соревнования по пионерболу и занятиям по плаванию? – поднял руку Иваныч, – Кроме политической подготовки нужно еще о здоровье детей подумать.
«Молодец, Иваныч!», – улыбнулся про себя Ник. Прошлым вечером, сидя в  вожатской и попивая теплое пиво «за знакомство», Ник  как бы между прочим рассказал воспитателю о том, как в другом лагере он организовал соревнования по пионерболу и занятия по плаванию. Идея Иванычу понравилась, и сегодня он выдал ее на совещании как свою.
- Очень хорошо, – кивнул Лева, - вот вы этим и займитесь. Итак, я думаю, стоит принять предложения Николая и Сергея Ивановича. Кто «за»?
Предложения были приняты большинством голосов. «Против» никого не было. Воздержались Родька  и Лиля.
После полдника Ник забежал к Леве и взял у него подшивку «Пионерской правды» за этот год. На совещании Ник выдал весь запас патриотических слов, которые когда-то осели в его голове. Этого, безусловно, было мало  для поддержания нужного имиджа. Поэтому газета могла оказаться как нельзя кстати.
Получасовое чтение «Пионерской правды» вызвало у Ника страшную сонливость. Он отложил подшивку на тумбочку и растянулся на кровати.
«Мда-а-а…, - думал Ник глядя в белый потолок, - нелегко дается мне этот  спектакль. Я сам себе противен. Была б возможность, в морду бы себе дал! Строевая подготовка… «Идепоп» этот», - вспомнив это название, Ник усмехнулся.
- Нет! Хлебонько с собой не берем! – услышал он голос Белова с улицы, - у него ноги воняют!
«Васька!», - вспомнил Ник и встал с кровати.
Он прошел по знакомой аллее с гипсовыми горнистами и барабанщиками, свернул в небольшую березовую рощу, закрывающую запасные ворота, и остановился возле домика медсанчасти.
Ник уверенно постучал по косяку, услышав голос Лили, отодвинул тюлевую занавеску и вошел в комнату.
Лиля все так же сидела за столом, с интересом читая чью-то медицинскую карточку.
- Плоско-вальгусная стопа, - сказала она, водя пальцем по бумажке.
- Нужен массаж и обязательно обувь с твердой пяткой, - неожиданно для себя выдал Ник, - и ботинки нужно надевать наоборот.
Лиля удивленно подняла на него глаза и отложила листок бумаги.
- У племянника было такое плоскостопие, - пробормотал Ник, садясь на стул напротив Лили.
- А-а-а… - протянула она, - а ко мне зачем пришел? Предложить устроить праздничный заплыв? Или забег, посвященный какому-нибудь съезду?
- Нет, - ответил Ник, улыбнувшись. Его не обидели слова Лили. Да и играть перед умным и добрым врачом комсомольского вожака  не было необходимости, - у меня к тебе большая просьба.
- Слушаю, - нахмурилась Лиля.
- Завтра мои архаровцы придут к тебе на взвешивание, - начал Ник, - у меня парнишка есть в отряде. Васька Хлебонько. Проблема у него с ногами.
- Плоско-вольгустная? – усмехнулась Лиля.
- Нет. Воняют сильно, - ответил Ник, - ребята над ним смеются, а он переживает. Ты его отзови и дай мазь какую или порошок. Только поговори с ним аккуратно очень. Если ему не помочь, то у него может быть психологическая травма.
- Хм… - задумчиво промычала Лиля, - не понимаю я тебя. Ты все утро только и говорил о патриотическом воспитании и идеологической работе. А тут переживаешь за мальчика и боишься, что у него будет психологическая травма.
- А ты не слушай, что я говорю, - улыбнулся ей Ник.
- Тогда или сейчас? – сощурила глаза Лиля.
- Тогда… - коротко кивнул ей Ник и добавил, - пойдем перекурим знакомство?
- Пойдем, - легко согласилась Лиля.
Они устроились все на той же лавочке на заднем дворе медсанчасти и, затянувшись сигаретным дымом, стали смотреть на белые пушистые облака, летящие по голубому небу.
- Смотри, на петуха похоже, - сказала Лиля, показывая рукой на одно облако.
- Нет, - покачал головой Ник, - на Змей Горыныча. Видишь, там еще две головы по бокам.
- А это на цветок, - ткнула пальцем Лиля в небо.
- На разбитое сердце, - отозвался Ник.
Лиля повернулась и внимательно посмотрела  на него. Ник вздохнул, откинул голову на стену дома и, закрыв глаза, прочитал:
- Долго-долго и верно-верно,
И ночами могу не спать
Год, и два, и всю жизнь, наверно!
Пусть листочки календаря
Облетят, как листва у сада,
Только знать бы, что все не зря,
Что тебе это вправду надо!
Я могу за тобой идти
По чащобам и перелазам,
По пескам, без дорог почти,
По горам, по любому пути,
Где и черт не бывал ни разу!
Все пройду, никого не коря,
Одолею любые тревоги,
Только знать бы, что все не зря,
Что потом не предашь в дороге.
Я могу для тебя отдать
Все, что есть у меня и будет.
Я могу за тебя принять
Горечь злейших на свете судеб.
Буду счастьем считать, даря
Целый мир тебе ежечасно.
Только знать бы, что все не зря,
Что люблю тебя не напрасно!
- Кто ты? – тихо спросила Лиля, нахмурив брови.
- Человек, - пожал плечами Ник, улыбнувшись.
В тот же вечер Ник пошел на тусовку вожатых, на которую его, как всегда, пригласил Сашка.
Вожатые и воспитатели только начали собираться на небольшой поляне в березовой роще. Костер лениво разгорался, пожирая тонкие сухие веточки и обходя стороной большие поленья. Возле него на развернутой газете лежала вымытая картошка и разломанная буханка черного хлеба. В кустах стояли бутылки с квасом.
- Сашка, соль забыли! – всплеснула руками Ленка.
- Да вон же она. В спичечном коробке, - Сашка сидел у костра и, крепко зажмуривая глаза, дул на начинающие тлеть чурбачки.
- Я тоже не с пустыми руками, - сказал Ник, подходя к костру.
Он протянул Сашке промасленную бумагу, в которую мама завернула ему большой кусок сала по его просьбе.
- Ого! – Сашка радостно подскочил на ноги, - А ну-ка, девочки! Накалывайте на ветки хлеб и сало! Ох, вкуснотища будет!
- А я вот прихватил редиски и лучка зеленого, - отозвался Иваныч, тоже пришедший на тусовку.
- Под это дело водочки или самогонки, – вздохнул Макар.
- Ты что! – возмущенно пискнула Ленка, - и с каким запахом ты придешь завтра утром на зарядку?
- Согласен с Леной, - кивнул Ник, видя, что в их сторону идет Родька, - мы комсомольцы, а значит, должны быть примером для наших воспитанников!
- Тьфу ты! – громко сказал Сашка.
- Ты не согласен? – Ленка строго посмотрела на парня, а потом бросила восторженный взгляд на Ника.
- Да костер  никак не разгорается, - отмахнулся Сашка, - вот я и говорю: «Тьфу ты, а не дрова!»
На этот раз Ник не отмалчивался. Он сразу высказал свое резкое негативное мнение об учениях западных психологов о свободном воспитании  детей. Он говорил такими высокими и пафосными слоганами, что спорить с ним никто не решился, и разговор медленно перешел на литературу и искусство. Но и тут Ник не стал молчать. Он яростно осудил диссидентов с их антисоветскими высказываниями в сторону любимой всеми Родины. Художников-авангардистов он назвал малярами с искаженным представлением прекрасного. Разговоры сами собой сошли на нет, еда закончилась, и вся компания быстро разбрелась по корпусам.
Ник отделился от всех и пошел на свое любимое место у реки. Сбросив одежду и рыбкой прыгнув в прохладную воду, Ник доплыл до середины реки и, раскинувшись звездой на спине, уставился в черное ночное небо.
«Когда взошло твое лицо
над жизнью скомканной моею,
вначале понял я лишь то,
как скудно все, что я имею.
 Но рощи, реки и моря
оно особо осветило
 и в краски мира посвятило
 непосвященного меня.
 Я так боюсь, я так боюсь
 конца нежданного восхода,
 конца открытий, слез, восторга,
 но с этим страхом не борюсь.
Я помню - этот страх и есть любовь.
Его лелею, хотя лелеять не умею,
своей любви небрежный страж.
 Я страхом этим взят в кольцо.
Мгновенья эти - знаю - кратки,
и для меня исчезнут краски,
когда зайдет твое лицо...»

========== Глава 23 ==========
Через несколько дней за завтраком к Нику подсел Иваныч и, размешав в манной каше кусок масла, вздохнул.
- Ну, говори уже, чего у тебя? – улыбнулся ему Ник.
- Дык, мне поручили устроить соревнования по пионерболу и уроки плавания организовать. С плаванием проблем нет, а вот с пионерболом… - Иваныч снова вздохнул, - я даже правил не знаю.
- Так… Смирнов! – гаркнул Ник, глядя в конец рядов. - Ну-ка, отсядь от Кирилова и Семенова!
- А чего сразу Смирнов? – огрызнулся Витька.
- Отсядь, я говорю, - повторил Ник, - вон рядом с Антоновой садись.
- К девчонкам? – взвился на стуле Смирнов.
- Пересядь, - строго сдвинул брови Ник.
Смирнов взял со стола свою тарелку с кашей и  стакан с какао и, возмущенно шлепая сандалями по полу, пошел в другой край столовой. Уже через несколько минут Ник увидел, как Витька мирно беседует с Иришкой Антоновой. Улыбнувшись, Ник снова обратил внимание на вздыхающего Иваныча.
- Я сейчас соберу ребят на спортплощадке, - похлопал он по спине воспитателя, - для начала поиграем в пионербол всем отрядом. Там я тебе по ходу правила и расскажу.
- Спасибо, Николай! – оживился Иваныч, а Ник бросил взгляд на Смирнова, который в этот момент собрал со стола свою и Иришкину пустую тарелку, поставил на них стаканы и понес все это на стол для грязной посуды.
На спортплощадку Ник пришел последним.  Там уже собрался весь его отряд. Иваныч пытался отобрать самых высоких и спортивных ребят, но остальным тоже хотелось поиграть в мяч,  и мальчишки, не принятые в команду, громко возмущались.
- Так! Тихо!  - прикрикнул на ребят Ник. - Разбиваемся на несколько команд. Во время игры я выберу тех, кто будет в основной команде. Остальные будут помогать и участвовать в дружеских спаррингах.
Игра продолжалась почти час. За это время сменилось несколько команд. Те, кто уже поиграл, сидели на траве около площадки и громко «болели» за друзей.
- Семушкин! Пасуй Алабяну! – кричал Ник, бегая вокруг площадки, - Армен! Давай! Ну! Эх… Смирнов! Ай молодец, Смирнов! Давай теперь Иришка! Ура-а-а! – Ник прыгал на одной ноге и размахивал в воздухе руками. - Выиграли «Соколы». А знаете почему? – говорил он ребятам после игры. - Потому-что они умеют играть в команде! Вот, например, у Смирнова хороший длинный удар. Он подающий. А пасует он Антоновой, потому что у Иры высокий прыжок и мячи крученые. В игре главное использовать не только свои способности, но и способности членов команды. А теперь я оглашу список основной команды: Семушкин - капитан, Смирнов – подающий. Дальше Репнин, Хлебонько, Антонова и Никонова. Запасные Алабян и Семенов.
- Зачем в команде девчонки? - нахмурился Семушкин. - Лучше вместо них взять Алабяна и Семенова.
-  А что, девочка не человек? – возразил ему Витька, - они тоже играть хотят. И вообще, Антонова получше некоторых играет! – закончил он речь, поймав краем глаза Иришкину улыбку.
Ник шел по аллее лагеря в сторону медсанчасти и улыбался. Был тихий час, но он заметил в беседке возле летнего театра Иришку Антонову и Витьку Смирнова. Они сидели на высоком поручне и, болтая ногами, о чем-то беседовали. Конечно, это было нарушением лагерного режима, но Ник не стал мешать парочке и тихонько проскользнул мимо них.
- Коля, заходи! – крикнула Лиля, увидев Ника в окно. Она сидела за столом в простеньком ситцевом платье и ела крупную красную черешню из эмалированной миски.
- Угощайся, - она подвинула миску к Нику, - к Леве вчера друг армейский приехал из Крыма, привез черешни целую сумку.
- Спасибо, - Ник присел за стол и, взяв за тонкую веточку две ягоды, вдохнул их горьковатый запах. Они поблескивали глянцевой бордовой кожицей и казались сделанными из воска. Ник сунул обе ягоды в рот, и по его небу потек сладкий сок, - а я по делу к тебе, - он выплюнул в руку косточки и, зажав одну между пальцами, «стрельнул» ей в открытое окно.
- Можешь и просто так заходить, – улыбнулась Лиля, - я целыми днями одна. Никто не болеет. Слава богу, конечно! А Лева весь в работе. Забежит, поцелует в щеку и снова убегает.
- Да и дело у меня несрочное. Считай, что я просто так зашел, - кивнул Ник.
- Тогда рассказывай. Чего там? – Лиля отодвинула миску с ягодами и, подперев голову кулачками, с интересом посмотрела на Ника.
- Вот… - Ник достал из кармана кусочки плюша, сшитые вместе, - это должен быть медвежонок. Я заходил в кружок кройки и шитья, и Валя помогла мне это сделать. Сам сшил, между прочим, - Ник поднял вверх указательный палец.
- И-и-и… - протянула Лиля.
- Теперь мне нужна вата, чтобы его набить, и три пуговицы. Для носа и глаз, - закончил речь Ник.
Они целый час набивали плюшевые детали ватой, потом Лиля помогла собрать их вместе и пришить к мордочке медведя нос и глаза.
- Ну вот… - Ник крутил в руках небольшого коричневого медвежонка, - а теперь просьба…
- Погоди, - Лиля засмеялась, - я думала, это и была просьба.
- Нет, - Ник покачал головой, - в тринадцатом отряде есть мальчик. Мотька. Он плачет по вечерам и не может уснуть. Не могла бы ты передать ему этого медведя? Только никому не говори, кто его сделал. Особенно их вожатому.
Лиля смотрела на Ника с удивлением и качала головой.
- Зачем? – наконец, спросила она у Ника.
- Как зачем? – спросил Ник, - я же рассказывал, Мотька плачет и не может спать без своего плюшевого медведя. Ему мама не разрешила…
- Я не про это, - остановила его Лиля, - зачем ты надеваешь маску?
Ник положил на стол медвежонка и, достав из кармана пачку сигарет, пошел по направлению запасного выхода.
- От чего или от кого ты прячешься? – Лиля села рядом с ним на лавочку и взяла протянутую Ником сигарету.
- И от чего, и от кого, - ответил Ник, глядя на небо, - смотри, на  медвежонка похож, - сказал он, тыча пальцем на облако.
- Не переводи разговор на другую тему! – Лиля хлопнула его по коленке, - рассказывай!
- Лиль, я не могу рассказать тебе всего, - вздохнул Ник, - просто я в жизни совершил много ошибок, и если я снова ошибусь, то один человек, который мне очень дорог может пострадать.
- Так ты так от любви прячешься? – догадалась Лиля.
- Ты не только красавица, - улыбнулся ей Ник, - ты еще и умница.
- А можно все по порядку? Вдруг я смогу тебе помочь? – Лиля погладила Ника по руке.
- Когда все закончится,… возможно, я и смогу тебе все объяснить, - ответил ей Ник, глядя в небо, и тихо прочитал:
- Гул затих. Я вышел на подмостки.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку.
На меня наставлен сумрак ночи
Тысячью биноклей на оси.
Если только можно, Aвва Oтче,
Чашу эту мимо пронеси.
Я люблю твой замысел упрямый
И играть согласен эту роль.
Но сейчас идет другая драма,
И на этот раз меня уволь.
Но продуман распорядок действий,
И неотвратим конец пути.
Я один, все тонет в фарисействе.
Жизнь прожить - не поле перейти.
Вечер опустил свое темное покрывало на землю и зажег на небе яркие звезды. Воздух стал прохладным, с реки тянуло запахом тины и влажной земли. Ник шел знакомой дорогой к своему любимому месту на берегу, грустно улыбаясь своим мыслям.
«Пока все идет по плану, - думал он, - конечно, Лиля немного выбивается из этого плана, но мне просто необходим рядом добрый и хороший человек. Тем более, судя по предыдущему разу, она умеет хранить тайны. А ты меня ненавидишь… Я вижу это в твоем взгляде. Это хорошо, но… Мне так тебя не хватает!»
Войдя в небольшую полосу леса, Ник неожиданно увидел впереди свет. Он остановился, а потом ,крадучись, пошел между деревьями.
Родька сидел на бревне возле небольшого костра и  задумчиво шебуршил палкой в огне. Ник замер, спрятавшись за деревом, и стал издали наблюдать за ним.
Родька бросил палку в огонь, раскрыл книгу, лежащую на его коленях, и пробежал глазами по строчкам. Тяжелые очки медленно поползи по носу вниз, и он поправил их указательным пальцем. Передернув плечами, он закинул руку назад и, чуть отодвинув ворот футболки, почесал между лопаток. Поправив воротник и отогнав от своего лица назойливого мотылька, Родька разгладил рукой немного помятые страницы и снова уткнулся носом в книгу.
Нику так хотелось подойти к нему сзади, обнять эти худенькие плечи, вдохнуть запах его волос, а потом… Потом почувствовать на губах теплые и мягкие губы и услышать его тихий голос.
Через полчаса костер начал медленно затухать, и ночной сумрак стал окутывать небольшую полянку у реки. Родька что-то тихо пробормотал себе под нос и, зажав книгу подмышкой, медленно пошел вдоль реки к лагерю.
Дождавшись, когда тонкая тень скроется за березовой рощей, Ник вышел из своего укрытия на берег, скинул с себя одежду и кинулся в темную воду.
Он плыл, не останавливаясь и не переводя дыхания, пока не добрался до песчаной отмели на противоположном берегу. Это берег реки был, как всегда, пуст. С этой стороны не было никаких построек, и, судя по высокой траве, сюда никогда и никто не забредал. Ник вышел из воды, упал на колени и тихо завыл, глядя на бледную неполную луну.
- Господи… - цедил он сквозь зубы, - как мне его не хватает, Господи! Прошу тебя… Пусть он живет! Я для этого все выдержу!
Ответом ему был тихий стрекот ночных цикад и тихий плеск воды о кромку берега.
Обратно он плыл медленно. После неожиданной исповеди ему стало легче. В голове просветлело, и всплыли строчки стихов, которые точно подходили к его состоянию:
«Ты меня на рассвете разбудишь,
проводить необутая выйдешь.
Ты меня никогда не забудешь.
Ты меня никогда не увидишь.
Заслонивши тебя от простуды,
я подумаю: «Боже всевышний!
Я тебя никогда не забуду.
Я тебя никогда не увижу».
Эту воду в мурашках запруды,
это Адмиралтейство и Биржу
я уже никогда не забуду
и уже никогда не увижу.
Не мигают, слезятся от ветра
безнадежные карие вишни.
Возвращаться — плохая примета.
Я тебя никогда не увижу...»

========== Глава 24 ==========
Легкий ночной ветерок качал выгоревшую занавеску. Тихий звон цикад за окном заглушало мерное жужжание залетевшего в комнату комара. Луна, как большой ночник, освещала вожатскую. Ник лежал на кровати и смотрел в белый потрескавшийся потолок. Тихо подошел Родька и, быстро скинув с себя одежду, юркнул к нему под одеяло.
- Я страшно соскучился, - шепнул он, прикусывая губами мочку его уха.
- Я тоже по тебе скучал, - Ник обнял такое родное худенькое тело и прижал Родьку к себе.
Их губы встретились в мягком поцелуе, тела сплелись в медленном и нежном танце. Волосы Родьки пахли речной водой, а в глазах разлилось черное небо, поблескивая мелкими капельками звезд. Он медленно покачивался, чуть прикусив губу, и улыбался Нику.
- Как же я тебя люблю… - вздохнул Ник, притягивая Родьку к себе. Тот на секунду замер и издал тягучий и сладкий стон,  от которого тело Ника задрожало и толчками выплеснуло накопившееся напряжение. Ник облегченно вздохнул и… проснулся.
Тихо жужжал назойливый комар, занавеску покачивал легкий ветерок, а комната была залита молочным лунным светом. Родьки рядом не было…
Ник запустил руку под одеяло и почувствовал в трусах вязкую прохладу.
- Черт… - тихо прошептал он, поворачивая голову в сторону кровати Иваныча.
Воспитатель громко храпел, раскинувшись звездой. Ник облегченно вздохнул и,  встав со скрипучей кровати, снял с веревки, протянутой через всю вожатскую, чистые трусы. Быстро переодевшись и вытерев пах грязными труселями, Ник натянул на голое тело ветровку и тихо прошлепал к двери.
Он уселся на ступеньки корпуса и, закурив сигарету, стал смотреть на мерцающие в небе звезды.
«Семнадцатое через неделю, - думал он, глубоко затягиваясь дымом, - завтра Ленка предложит день Нептуна. На этот случай план у меня есть. Теперь альманах и тетрадь со стихами… Нужно избавиться от них. Соревнования по пионерболу очень подойдут. В прошлый раз на спортплощадке был весь лагерь, и Родька смотрел соревнования до конца и никуда не уходил. Значит, у меня будет много времени. Останется придумать что-то, чтобы семнадцатого он был всегда рядом. По крайней мере, в поле зрения»
Ник бросил окурок в кусты и, снова посмотрев в небо, тихо прочитал:
-  Скажите, Вы когда-нибудь любили?
Скажите, в Вашем доме плыл рассвет?
А голуби над головой кружили
Свой самый белый в мире менуэт?
Скажите, в Вашей спальне пела вьюга?
А Вы читали ей свои стихи?
А в каждом взгляде Вы искали друга
И брата, как лекарство от тоски?
А Вы когда-нибудь стояли на вокзале,
Вдыхая сложный запах поездов,
А Вам казалось, что Вы в тронном зале
Почти что задохнулись от духов.
Скажите, Вы когда-нибудь рыдали
Навзрыд от счастья горького с утра?
А душу на салфетках отдавали
Редакторам, ревнителям пера?
А Вы надеялись на Божью волю?
А в осень с листьями летали в свет?
А Вы благословляли свою долю,
Когда любовь предаст
И больше нет надежд?
А Вы смиряли строгую гордыню,
Пытаясь одолеть свои пути?
А Вы любили так, что даже имя
Вам больно было вслух произнести?
И если Вам хоть чуточку знакома
Ошибок рябь моей шальной руки,
То, значит, это Вам, а не другому,
Я написала все свои стихи.
Совещание Лева проводил во время тихого часа. Для начала он радостно сообщил собравшимся о том, что высшее руководство высоко оценило проведенное в лагере соревнование по строевой подготовке. Потом отметил, что за неделю общая масса всех детей, вместе взятых, увеличилась на сколько-то килограммов. Не забыл Лева и про патриотический час, отметив прекрасную тему для него, выбранную Ником.
- Вспомнить героев Великой Отечественной войны и предложить детям для следующего патриотического часа написать рассказ о своих родных - участниках войны, прекрасная идея Николай. Правда, я лично несколько по другому представлял это мероприятие, но Анатолий Семенович был настолько воодушевлен, что решил в следующий раз сам выступить на политчасе как участник войны, - Лева кивнул Нику и, выпив стакан воды, продолжил, - значит, завтра у нас пионербол. Надеюсь, команды готовы и соревнования будут интересными. Есть еще какие-нибудь идеи по культурно-массовой работе? – он окинул взглядом притихших вожатых и воспитателей.
- Я хочу предложить!   - Ленка подняла руку, как школьница и, дождавшись одобрительного кивка Левы, встала со стула, - предлагаю провести праздник Нептуна, - сказала она, оглянувшись на коллег, и добавила, - этот праздник утвержден комитетом по культурно-массовой работе.
- По-моему, эта тема заезжена, - покачал головой Ник.
- Тогда давай послушаем, что ты можешь предложить, – обиделась Ленка.
- Я предлагаю устроить праздник Кукурузы, - сказал Ник. В пионерской комнате на секунду воцарилась тишина, только перепуганная муха громко жужжала в паутине под потолком.
- Эм-м-м… - протянул Лева задумчиво, - в принципе, интересное предложение, но я абсолютно не представляю такой праздник, и одобрит ли его высшее руководство…
- Сценарий у меня есть, - уверенно сказал Ник и достал из кармана свернутую тонкую тетрадку, - начинается с того, что трудовое крестьянство работает в поле…
В течение получаса Ник описывал присутствующим трудную долю крестьянства и причину низких урожаев. Потом к утомившимся в поле колхозникам приходит мудрец  и дает им початок кукурузы. И кукуруза вырастает настолько огромной, что может прокормить всех. Ник с пафосом читал речи крестьян, прославляющих кукурузу, описывал костюмы и декорации и даже пел.
- А почему крестьяне поют песню на мотив «Эй, ухнем?», - спросил Родька, пряча улыбку. - И эти слова… «навалимся дружно, чтоб потом запахло…» И далее, как я понял, на мотив «Ой, кто-то с горочки спустился» они поют: «На нем защитна гимнастерка и сапоги на каблуках…»
- Ну,… я не поэт. Может, кто и лучше сочинит. Но это, по крайней мере, у меня шло от души, - парировал Ник, поглядывая на Леву.
- А мне понравилась идея, - кивнул Лева, - со словами что-нибудь придумаем. Дай мне тетрадь. Я покажу все это Анатолию Семеновичу. Думаю, ему тоже понравится.
- Если наш уважаемый начальник одобрит сценарий, то предлагаю устроить это представление в субботу, - предложил Ник, - посмотрят и дети, и родители.
- Согласен, - кивнул Лева.
- А как же костер? – вытянул с заднего ряда шею Сашка.
- Костер проведем в воскресенье, - кивнул ему Лева, - какой же пионерский лагерь без костра?
- А я предлагаю устроить не просто костер, – сказал Ник, снова поднимаясь со стула. - Я предлагаю устроить поход. С ночевкой под открытым небом. Возьмем у наших соседей – военных палатки и спальные мешки. Еду сухим пайком. Пойдем в соседний лес. Он недалеко отсюда. Километра четыре. Даже малыши такой путь пройдут спокойно. Без рюкзаков конечно. Можно провести в лесу занятие по ориентированию на местности, научить разжигать костер и ставить палатки. Рассказать и даже показать наглядно лесных птиц, понаблюдать за жизнью муравьёв, собирать  лечебные травы. А вечером устроить костер. Потом малышей уложить по палаткам, а старших - в спальниках под открытым небом.
Поход приняли единогласно и еще полчаса все дружно обсуждали детали. Эта идея возникла у Ника спонтанно. Она показалась ему идеальной, ведь Родька будет целый день у него на виду, и там, в лесу, среди такого количества народа с ним ничего не случится.
На следующий день весь лагерь собрался на чемпионат по пионерболу. Убедившись, что Родька сидит на «трибуне» из скамеек в плотном кольце своих малышей и активно болеет за участников, Ник, сказавшись больным, быстро пошел по опустевшему лагерю.
Дверь корпуса тринадцатого отряда была открыта, а вот вожатская оказалась заперта. Ник снова вышел на улицу и, обойдя домик сзади, подошел к открытому окну комнаты. Отодрав от него натянутую марлю, Ник легко подпрыгнул и, перекинув ноги через подоконник, оказался внутри помещения.
Это была все та же комната, где он наслаждался любовью, и где он был счастлив. Ник погладил рукой кровать, аккуратно застеленную одеялом, дзинькнул пальцем по чистому граненому стакану на столе и, опустившись на колени, достал из-под кровати Родьки небольшой коричневый чемодан.
Ник решил, что Родька не будет держать такие опасные вещи в тумбочке, и оказался прав. Альманах, завернутый в пожелтевшую газету, лежал в чемодане. А вот тетрадей оказалось две. Ник присел на кровать и, взяв в руки вторую тетрадку, прочитал на первом листе: «Родион Грицай. Неизданное». Он открыл первую попавшуюся страницу и прочитал:
«Я жду тебя.
 Жду в шуме многолюдных улиц.
Жду в скверах тихих и в тени садов.
Ищу твои черты среди бездушных лиц.
И на дорогах тень твоих шагов.
Я жду тебя в жару июля,
 в прохладе августа,
 в морозе января.
Я жду твоих горячих поцелуев
и взглядов нежных.
Просто жду тебя…»
Ник вздохнул, закрыл тетрадь и отложил ее в сторону…

========== Глава 25 ==========
- Ну и задачу ты мне задал, - Лиля взяла у Ника сигарету и прикурила от протянутой спички, - придется   пролистать книгу о лекарственных растениях и освежить память. Но сама идея про поход  просто отличная.
- Хорошо вышло, - кивнул ей Ник, - хотя я до собрания этого не планировал.
- Слушай, а с этой кукурузой… - Лиля поморщилась, - это ведь был стеб?
- Чистой воды, - засмеялся Ник, - ну скажи, чем моя Кукуруза хуже этого идиотского Нептуна?
- Там, по крайней мере, Нептун не ходит в сапогах на каблуках, - Лиля толкнула Ника плечом, - мне кажется, Родя тоже понял, что это шутка.
- Надеюсь, не понял, - нахмурился Ник.
- Не переживай! – подмигнула ему Лиля, - Родька наш человек. Нормальный. Мне кажется, вы могли бы подружиться.
«В принципе, не важно, понял ли ты, что я просто издеваюсь над этими активистами. А Лиля умница. Даже в этом прошлом она почувствовала нашу связь, - думал Ник, идя на репетицию праздника Кукурузы. – Но сейчас главное, чтобы ты выжил семнадцатого. Я буду рядом с тобой весь день. Обещаю…»
Слова песен, которые наклепал Ник, немного изменили. Сняли с мудреца сапоги на каблуках, и крестьяне не стали потеть.  Анатолий Семенович предложил очеловечить Кукурузу. По его замыслу в конце представления огромная кукурузина должна была идти во главе счастливых колхозников, и по этому случаю он самолично написал приветственную речь Царице полей.
К субботе все было готово. Самых рослых мальчишек старших отрядов одели в самодельные лапти, которые всю неделю плел воспитатель десятого отряда Степан Христофорович. Из картона наделали мотыги и лопаты. Славка припер из хозблока грязный и потрепанный костюм лошади, который постирали и подлатали девочки из кружка кройки и шитья под руководством Вали.
Костюм кукурузы сделали из того же картона, обклеив его старыми желтыми занавесками. На макушку «Царице полей» водрузили шляпу, сшитую из куска зеленого фетра.
И вот, наконец, в назначенный день на территории летнего театра лагеря началось представление.
Перед началом праздника выступил Анатолий Семенович Потапов, начальник лагеря. В своей речи он отчитался перед родителями о проведенных в лагере мероприятиях и рассказал о предстоящем в воскресенье походе. После его нудного и длинного монолога, зрителям было уже все равно, что смотреть. Поэтому спектакль о кукурузе они приняли «на ура».
- Все просто отлично, - сказал Лева участникам представления перед самым финалом, - выпускайте Ника. И сделайте радостные лица. По-моему, зрителям нравится.
Нику как идейному вдохновителю доверили главную роль. В костюме кукурузы с лицом, раскрашенным зеленой краской, Ник больше походил на клоуна. Но его это не смущало. На  лице Ника была написана гордость за такую важную роль. Для большего пафоса свою речь Ник читал с завываниями, как батюшка в церкви.
После ужина Ник снова пришел в лазарет к Лиле, и они долго хохотали, вспоминая спектакль и выход Ника в идиотском костюме.
- А ты слышал о происшествии? – вдруг спросила его Лиля, аккуратно откусывая кусочек эклера, которым Ника угостила чья- то мамаша.
- О каком? – Ник запихнул в рот свою половину пирожного и запил его горячим чаем.
- Когда был турнир по пионерболу, в комнату вожатых тринадцатого отряда пробрались воры, - Лиля облизала испачканные глазурью пальцы.
- Деревенские, наверное,   - равнодушно пожал плечами Ник.
- Хм… - Лиля почесала нос длинным ногтем на мизинце, - странные, понимаешь ли, деревенские воры. Украли у Родика тетрадку с его стихами и какую-то книгу. У Плейшнера из чемодана умыкнули пачку сигарет и кипятильник. А деньги, спрятанные в белье, не взяли.
- Почему странные, - ответил ей Ник, -  просто люди хотели провести культурный вечер. Попить чаю, покурить и почитать стихи.
- Родька переживает, - вздохнула Лиля, - книга была какая-то редкая. Ему ее знакомый дал почитать. Да и тетрадь жалко. Он в нее со школы стихи записывал.
Ник специально взял из вожатской тринадцатого отряда кроме опасного альманаха и тетради еще сигареты и кипятильник Плейшнера, чтобы все походило на кражу. Конечно, если бы он забрал деньги, все было намного достовернее, но Ник не смог обворовать своего же товарища по лагерю.
Тетрадь со стихами Родьки он прихватил случайно. В тот момент, когда он уже собирался убрать ее в чемодан, в коридоре раздался какой-то шум, и Ник, испугавшись, сунул вторую тетрадь запазуху вместе с альманахом и выскочил в окно.
Альманах и тетрадь со стихами запрещенных поэтов Ник сжег в лесу. А тетрадь Родьки  положил в свой чемодан. Вечерами, уходя на пирс или на берег реки, Ник брал ее с собой и читал, светя себе небольшим фонариком. Стихов было много. В основном о природе и жизни. Но встречались и стихи о любви.   Читая их, Ник почему-то чувствовал, что Родька писал эти слова ему. Хотя, конечно, это только казалось…
Утром в воскресенье весь лагерь собрался у главных ворот. Мальчикам старших отрядов достались тяжелые рюкзаки со спальными мешками. Девочкам доверили нести хлеб, чай и   крупу. Вожатые и воспитатели-мужчины взяли на себя самое тяжелое – палатки.
В две машины погрузили большие кастрюли, тарелки, стаканы и ложки. Там же в поход отправились банки с тушенкой, овощи, канистры с чистой питьевой водой и топоры с пилами.
Конечно, и спальники, и палатки тоже можно было довезти до места на машинах, но тогда ребята бы не прочувствовали всю прелесть похода. Поэтому на собрании было решено часть походной утвари нести на себе.
Поляна, на которой расположился лагерь, одной стороной уходила в лес. Другая ее сторона была пляжем, вдоль которого бежала река.
Ник как главный организатор похода руководил всеми. Для начала обустроили быт, поставив палатки и определив место для приема пищи, костра и туалета.
Потом Ник распределил детей и вожатых по группам. Одна группа отправилась ловить рыбу на речку для ухи. Вторая – собирать в лесу хворост и шишки. Третья – запасаться дровами для костра.
После того как дрова были собраны, а рыбаки смогли похвалиться уловом, детей отправили на тематические экскурсии в лес.  Часть вожатых и воспитателей осталась помогать поварихе тете Ксюше готовить уху.
- Ненавижу этого выскочку, - услышал Ник голос Родьки из-за кустов. Тот ковырял тупым складным ножом картошку и кидал ее в большой котел. Рядом с ним сидела Катя, воспитатель седьмого отряда, и, обливаясь слезами, чистила лук.
- А по-моему, Коля очень хороший организатор, - сказала Катя, вытирая рукавом кофты слезы.
- Мне кажется, что он нарочно меня унижает, - продолжил свою мысль Родька, - сказал, что мужчины будут пилить и рубить дрова для костра, а женщины и дети таскать их на поляну.  А сам у меня топор отобрал и послал дрова носить. Он что, думает, я не мужчина?  - от возмущения голос Родьки дрогнул и перешел на фальцет. Катя засмеялась, а обидевшийся Родька молча бросил картошку в котел и ушел за дровами.
Конечно, Ник сделал это не случайно. Он решил, что любой предмет в руках Родьки представляет опасность. Тем более тяжелый топор или острая пила. А вот пятью полешками Родька точно не убьется.
Сам Ник с удовольствием орудовал в лесу топором, чувствуя приятное напряжение во всем теле.
- Смотрите, что там? – крикнул Смирнов, стоя у очередного найденного поваленного дерева.
- Дом какой-то, - почесал окрапивленную ногу Хлебонько.
- Это не просто дом, - таинственным голосом сказал Ник, - когда-то в этом доме жил лесник со своей женой и двумя дочерями. Однажды он охотился в лесу и застрелил волчицу и волчат. И вот как-то ночью в дом лесника ворвался огромный седой волк и убил всю его семью, а лесника не тронул. Не пережив потери жены и дочерей, лесник повесился под крышей своего дома. С тех пор его дух ходит по ночам по этому лесу и ищет седого волка.
- Это просто сторожка лесничего, - буркнул Родька, проходя мимо за очередной порцией дров, - зачем ты детей пугаешь?
- Чтобы ты понимал в страшных историях, - ответил ему Ник, подмигивая двум малышам, которые забыв про хворост, с открытыми ртами слушали сказку.
Когда стемнело, посреди лагеря развели огромный костер. Дети и их наставники расселись вокруг  и, поужинав разогретой тушенкой и печеной картошкой, стали петь песни под аккомпанемент баяна, на котором попеременно играли воспитатель десятого отряда Степан Христофорович и юный пионер Сафронов из отряда Лены.
Ник немного успокоился. До конца дня оставалось каких-то три часа. Еще немного, и за жизнь Родьки можно было не волноваться.
Ровно в десять был объявлен отбой и, убедившись, что Родька повел малышей в палатки, Ник начал помогать своим ребятам разместиться в спальных мешках.
Примерно через час, с трудом уложив возбужденную детвору, Ник пошел к палаткам, в которых уже мирно посапывали малыши.
- А где Родион? – спросил он у Плейшнера, вылезающего из палатки.
- Не знаю, - пожал тот плечами и сладко зевнул, - он искал Мотьку, а потом куда-то ушел.
- Куда ушел? – напрягся Ник.
- Он к дому лесника пошел, - ответил Нику детский голос из палатки, - Мотька сказал нам, что он не плакса, и что он не побоится в дом лесника пойти, - из соседней палатки вылезла яркая рыжая головка Антошки, -  он туда еще до костра ушел. Родя за ним пошел, когда узнал.
Ник, не дослушав рассказ мальчика,  стремглав кинулся в темноту ночи. Уже в лесу он почувствовал запах гари. Раздвинув ветки деревьев, Ник увидел избушку, из окон которой наружу вырывалось пламя. Родьку он нагнал почти у самой сторожки.
- Стой! – крикнул ему Ник, хватая за рукав рубашки.
- Там Мотька, - кашляя от дыма, ответил Родька.
Ник оттолкнул его в сторону и кинулся к дому.
Языки пламени, вырывающиеся из щелей, раскалили ручку двери так, что на ней осталась часть кожи. Но Ник этого не заметил. Он кинулся внутрь, прикрывая лицо от огня руками и стараясь не дышать глубоко.
Мотьки в сторожке не оказалось. Небольшая пустая комната с земляным полом, была объята пламенем. Услышав сверху громкий скрип, Ник вылетел на улицу, и в этот момент крыша рухнула, выпуская в темное ночное небо ярко-красный цветок огня.
- Ты давай в лагерь беги за подмогой,  - сказал Ник Родьке, тяжело кашляя, - а я искать твоего засранца Мотьку пойду.
Немного побродив по округе, Ник услышал откуда-то сверху тихое всхлипывание. Подойдя к дереву, он поднял голову и увидел перепуганного и измазанного в грязи Мотьку, сидящего невысоко на толстом суку.
- Ты чего плачешь? – спросил Ник, спуская мальчика на землю.
- Испугался, -   ответил Мотька, тихо всхлипывая, - я тоже хотел, чтобы у меня был костер. Я собрал палки и поджег в сторожке. А она как вспыхнет…
- А спички где взял? – Ник вытер лицо Мотьки подолом своей рубашки.
- Украл… - ответил Мотька, подбирая с земли плюшевого медвежонка с одной пуговицей вместо глаза.
Пожар тушили до утра всем миром. Выстроившись в длинную цепочку до самой речки, дети и вожатые передавали к горящей сторожке ведра с водой. Такой дружной и сплоченной работы целого лагеря еще никогда не было. Каждый чувствовал себя героем-пожарным и спасал лес и округу от огня.
До лагеря добрались уже к завтраку. Этот день бы объявлен выходным. В столовую пришел сам  Анатолий Семенович и поблагодарил всех за помощь в борьбе с пожаром. Утренняя линейка была отменена, а вместо нее устроен тихий час. Уложив уставших детей спать, Ник вышел из корпуса и направился в санчасть к Лиле.
После того как Лиля перебинтовала Нику обожженную руку, они пошли за домик и, как обычно, устроились на лавочке, заросшей травой.
- Это я украл у Родьки книгу и тетрадку, - сказал Ник, щурясь от ярких лучей солнца.
- Зачем? – удивленно посмотрела на него Лиля.
Ник глубоко вздохнул и начал рассказывать ей все с того момента, как впервые оказался в лагере.
Москва встретила Ника прохладой и мелким дождем.  Родители уже уехали на дачу, забрав с собой Варвару и оставив для Ника полный холодильник еды. Пару дней у него ушло на то, чтобы забрать из института документы и зайти в военкомат.
Стоя у открытого настежь окна, Ник смотрел, как за горизонт садится солнце, а в небе ветер разгоняет розовые облака. Внизу суетились одинокие прохожие и проезжали машины, тихо шурша колесами по асфальту. Душу Ника наполняло спокойствие и предчувствие какой-то новой и неизвестной для него жизни.
- Вот и все, - сказал он, захлопывая окно и задергивая занавеску.
Он поставил в коридор небольшой чемодан и, не раздеваясь, лег на диване в гостиной.

========== Эпилог ==========
Московская квартира встретила Ника спертым запахом нежилого помещения. Он специально не стал предупреждать родителей о своем возвращении, и они уехали в отпуск на дачу.
Ник подошел к окну в кухне и распахнул его настежь. В комнату тут же ворвался веселый летний ветерок и, как котенок, стал играть занавеской. Солнце, еще не проснувшееся после ночи, нежно потягивалось теплыми лучами в ярком голубом небе.
Ник скинул с себя надоевшую за три года военную форму и  в одних черных трусах зашлепал босыми ногами в ванную. Теплая вода медленно смывала с него запах казармы. Ник намылил отросший ежик черных волос и провел мыльной рукой по крепкой мускулистой груди.
Старые джинсы оказались ему впору, а вот рубашка сильно жала в шее и плечах. Кинув ее обратно в шкаф, Ник достал старую растянувшуюся футболку и снова вернулся на кухню.
Обычная докторская колбаса с ароматным сыром показалась ему просто божественной пищей. Запив еду сладким чаем, Ник прошел в гостиную и, покрутив стрелки часов, стукнул указательным пальцем по большому маятнику. Часы тихо зашипели и пробили десять раз. Ник растянулся на диване, закрыл глаза и, глубоко вздохнув, блаженно улыбнулся.
- Как больно, милая, как странно,
Сроднясь в земле, сплетясь ветвями,-
Как больно, милая, как странно
Раздваиваться под пилой.
Не зарастет на сердце рана,
Прольется чистыми слезами,
Не зарастет на сердце рана -
Прольется пламенной смолой.
- Пока жива, с тобой я буду -
Душа и кровь нераздвоимы,-
Пока жива, с тобой я буду -
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой повсюду -
Ты понесешь с собой, любимый,-
- Пока жива, с тобой я буду -
Душа и кровь нераздвоимы,-
Пока жива, с тобой я буду -
Любовь и смерть всегда вдвоем.
Ты понесешь с собой повсюду -
Ты понесешь с собой, любимый,-
Ты понесешь с собой повсюду
Родную землю, милый дом.
- Но если мне укрыться нечем
От жалости неисцелимой,
Но если мне укрыться нечем
От холода и темноты?
- За расставаньем будет встреча,
Не забывай меня, любимый,
За расставаньем будет встреча,
Вернемся оба - я и ты.
- Но если я безвестно кану -
Короткий свет луча дневного,-
Но если я безвестно кану
За звездный пояс, в млечный дым?
- Я за тебя молиться стану,
Чтоб не забыл пути земного,
Я за тебя молиться стану,
Чтоб ты вернулся невредим.
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он стал бездомным и смиренным,
Трясясь в прокуренном вагоне,
Он полуплакал, полуспал,
Когда состав на скользком склоне
Вдруг изогнулся страшным креном,
Когда состав на скользком склоне
От рельс колеса оторвал.
Нечеловеческая сила,
В одной давильне всех калеча,
Нечеловеческая сила
Земное сбросила с земли.
И никого не защитила
Вдали обещанная встреча,
И никого не защитила
Рука, зовущая вдали.
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
С любимыми не расставайтесь!
Всей кровью прорастайте в них,-
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
И каждый раз навек прощайтесь!
Когда уходите на миг!
Стихотворение медленно крутилось в его голове, погружая в тихий и глубокий сон.
Алекс ждал его на улице в небольшом сквере возле трамвайных путей.
- Ник! Дружище! – он обнял Ника за плечи и крепко похлопал по спине. - Ну и удивил ты нас. Это ж надо додуматься забрать документы из института и уйти в армию. Ты же три года угробил!
- Зато у меня тридцать прыжков с парашютом и значок лучшего стрелка, - улыбнулся Ник, садясь на скамейку рядом с другом.
- Да уж, достижение, - пожал плечами Алекс, - я вот заканчиваю учебу, и меня уже место секретаря ждет в посольстве. А через несколько лет, глядишь, атташе буду.
- Я, правда, рад за тебя, Алекс, - ответил Ник, - но это твоя жизнь. А это моя.
- И куда ты теперь? В институт будешь восстанавливаться? – спросил Алекс, закуривая сигарету.
- Нет. Завтра документы в педагогический подам. Потом к родителям на дачу съезжу. Соскучился по ним, - Ник крутил в руке неподожженную сигарету и задумчиво смотрел на голубя, клюющего на асфальте хлебную корку.
- Ты собираешься всю жизнь учить этих мелких, сопливых детей? – Алекс поперхнулся от удивления дымом.
- Мне это интересно, - ответил Ник другу, постучав его по спине.
- Скажи, тебе в этом лагере три года назад прививку бешенства что ли сделали? – отмахнулся от него Алекс.
- Скорее от бешенства, - засмеялся Ник.
- Слушай, а, может, махнешь с нами в Ялту на машинах, как раньше. Помнишь? – встрепенулся Алекс.
- Нет, спасибо! – покачал головой Ник. - Я хочу родителей повидать. И немного прийти в себя после армии.
Конец июня выдался жарким. Москва была раскалена солнцем так, что в асфальте оставались дырки от женских каблучков.
Ник шел по улице, с жадностью глотая холодную минералку из бутылки. Документы в пединститут у него приняли с радостью и зачислили на третий курс с условием досдачи им в начале года нескольких обязательных предметов. Теперь осталось взять в институтской библиотеке несколько учебников и можно снова ехать на дачу, чтобы заниматься там.
Ник заметил, как за эти три года сдал отец. Решение сына идти в армию, он воспринял спокойно и предложил по знакомству отслужить при штабе в области, но Ник отказался и пошел в десантные войска. А вот уход из МГИМО отец не одобрил. Он произнес примерно ту же фразу, что и Алекс. Но увидев в глазах Ника уверенность, Сергей Николаевич сдался.
- Это твоя жизнь, сын, - сказал он, наливая в рюмку холодную кристально чистую водку, -и, хоть я не понимаю твоего решения стать учителем английского… Я рад за тебя.
- Сережа! – мама отобрала у отца графин с водкой, - мало мне твоего инфаркта было.
- Не ругайся, мать! – Сергей Николаевич погладил Анастасию Харитоновну по руке и мягко отобрал графин, - у нас праздник сегодня. Сын вернулся из армии! Настоящим мужиком вернулся!
Ник мысленно улыбнулся словам отца. Настоящий мужик все три года поддерживал разговоры своих товарищей о женщинах и победах над ними, а сам ночами вспоминал теплые губы Родьки и его тягучий, сладкий стон.
Конечно, три года службы затянули густым туманом все то, что случилось тогда в лагере. Но Родьку Ник так и не смог забыть. Толстая старая тетрадь, исписанная ровными аккуратными строчками, была с ним все три года. Многие стихи Ник знал наизусть, но продолжал вечерами открывать тетрадку и перечитывать их заново.
В большой библиотеке института царила тишина. Только шелест страниц и тихий шепот иногда прерывали ее спокойствие. Ник быстро нашел нужные учебники и перебрался к полкам с поэзией.
- Скажите, а есть сборники молодых поэтов? – спросил у старой седой библиотекарши Ник.
- Все на руках, - ответила ему старушка, - Бродского только что парень забрал. Можете его догнать и договориться. Он буквально минуту назад вышел.
Ник сунул в холщовую сумку учебники и выскочил из библиотеки.
Институтская площадь была пуста. Лишь вдалеке маячила худая фигура с книгой подмышкой.
- Эй! – крикнул Ник громко.   - Погоди!
Парень с книгой остановился и оглянулся.
Это был Родька. На нем были простые брюки с ровными стрелками и серая футболка. Вместо тяжелых роговых очков на его носу сидела элегантная металлическая оправа, а непослушные светлые вихры были аккуратно подстрижены. Родька подслеповато щурился и пытался рассмотреть высокого крепкого парня с черным ежиком волос на голове.
- Коля? Николай Немычев?    -  удивлено спросил Родька, подходящего к нему Ника.
- Так точно, - улыбнулся ему Ник, - не думал, что ты меня вспомнишь. Три года прошло.
- А я и не забывал, - вдруг сказал Родька, глядя Нику в глаза, - я искал тебя, когда вернулся со второй смены.
- Зачем? – удивился Ник.
- Мне Лиля все рассказала, - ответил Родька и покраснел.
- И ты поверил? – Ник удивленно поднял брови.
- Сначала нет, - признался Родька, - но потом… у тебя есть время? Мне нужно только хлеба купить и домой занести, а потом я свободен.
- У меня целых два месяца свободных,  - улыбнулся ему Ник.
Они до ночи бродили по набережной, вспоминая жизнь в лагере. Линейки и речевки, соревнования по пионерболу, идиотский праздник Кукурузы и поход.
- Я должен тебе кое-что вернуть, - сказал Ник, поднимаясь с высоких ступеней набережной, -  это я украл у тебя тетрадь со стихами. Только она у меня дома. Если хочешь, можем зайти. Тут недалеко.
- Хорошо, - кивнул Родька,   - я все равно на последний автобус уже опоздал. Так что до пяти утра я совершенно свободен.
Они вдвоем сидели на подоконнике отрытого окна в кухне и с аппетитом ели бутерброды с колбасой. Ночное небо светило им редкими пучками звезд, а теплый ветерок пытался остудить их уставшие от жары тела.
- Хочешь новое стихотворение? – спросил Родька, убирая со лба непослушную светлую челку.
- Конечно, - кивнул ему Ник, доедая последний кусок бутерброда.
Родька чуть прикрыл глаза и тихо прочитал:
- Ты странный сон,
 что снился мне ночами,
В холодных стужах,
 в зной и в снегопад.
Я знаю точно, что тебе я нужен.
Я помню твой призывный теплый взгляд.
Мы не были с тобой знакомы этим летом
Ты только снился мне
 в моих чудесных снах.
Но теплым взглядом твоим согретый,
Я утопаю в твоих глазах…


В рассказе использовались стихи Сергея Есенина, Александра Блока, Владимира Маяковского, Марины Цветаевой, Анны Ахматовой. Бориса Пастернака, Иосифа Бродского, Николая Асеева, Роберта Рождественского, Беллы Ахмадулиной и Евгения Евтушенко.