Sco

Теплокровные

Аннотация
Въезжая в старую московскую квартиру, новый жилец наследует все её тайны и всех её призраков. 



***
Работник сегодня из Макса был аховый. Он, конечно, проспал не только будильник, но и звонки из офиса. Добравшись туда к обеду, он то и дело подвисал на элементарных задачах. Когда агентша прибежала к нему с криком, что отправила клиента в Коста-Рику вместо США, потому что Сан-Хосе есть и там и там, сначала не мог врубиться в чём разница, а потом — унять смеха. Башка вообще была в другом месте.
Он ехал домой, понимая, что по всей логике от квартиры надо было избавляться вместе со всем «наследством». Просто выставить на продажу, подождать хорошего предложения. Он два раза открывал контакты на телефоне, прокручивая до номера риелтора, но тут же сворачивал экран. Он понимал, что с каждым днём пребывания в этой квартире всё глубже увязает в чужой семейной истории. Увязает в ореховых глазах.
Кстати, о глазах: наверное, очевидное — оно всегда на поверхности. Дамир приехал не из-за Максовых бредней про призрак, что, собственно, и озвучил. Люди просты в своих мотивах, надо только уметь слушать. Макс знал, что двунаправленность желаний — это путь психов. В науке это называется амбивалентностью. Когда ты хочешь бежать и остаться одновременно. Поганое, тупиковое поведение. Он должен был выбрать: оставить эту историю навсегда или разобраться в ней до полной ясности. 
Маршрутчик повернулся в салон и сказал Максу с характерным восточным акцентом:
— Мужчина — синий куртка. Конечный. Надо выходить.
Макс кивнул. Надо выходить.
Он не успел разуться, как в дверь постучали. На пороге стоял сосед Коля, и Макс уловил слабый отголосок разочарования.
— Здорово, сосед, — Коля протянул руку.
— Привет, заходи.
Пусть хоть Коля. Тишина в квартире нервировала.
— Вот скажи мне, доктор. Чем глаз лечить?
Макс махнул рукой в сторону кухни, зажёг свет.
— Да я же не такой доктор, — заранее извинился он, разворачивая Колю лицом к свету. — У-у-у, и давно у тебя это?
Его левый глаз будто запал и вытаращился одновременно. Верхнее веко втянулось, как у старика, и сам глаз стал казаться больше правого. Коля сел на стул и логично ответил:
— А чё?
— Иди завтра рентген делай. Голова болит?
— Да погода какая! Как не болеть.
— Температура?
— Не мерил… А чё это?
— Похоже на синусит. Насморк был недавно?
— Ну да. МалАя со школы принесла какую-то заразу, мои все переболели. А у меня нос только заложило и вот глаз вдруг…
— Вот, похоже, у тебя в носовой пазухе воспаление слева. Сходи сделай рентген и к врачу сразу, со снимком.
— А чё делать-то будут?
— Промоют, наверное, такой длинной иглой, внутри. Антибиотики назначат.
— Глаз иглой внутри?!
Коля даже побледнел. Макс скривился, дескать, было бы о чём говорить.
— Да не парься, мне промывали. Не страшно. Там пшикают анестезией, ничего не чувствуешь. Противно просто.
Коля закивал нарочито, будто стараясь себя подбодрить, но взгляд бегал испуганно. Макс повернулся к плите, зажёг спичку. За спиной сосед взялся жаловаться на разболевшуюся малУю. Пока Макс высыпал в сковородку замороженную смесь риса с морепродуктами, вспомнили и про поправляющегося пьяницу Сашу.
— Да его вообще ничего не берёт, — махал рукой Коля. — По той весне ему башку зашивали, кто-то его бутылкой отоварил. О, это Каримыча?
Макс повернулся, не уловив смысла последнего вопроса. Коля тыкал пальцем в найденный на антресолях рыболовный ящик. Даже поднялся со стула, пошёл в коридор щупать.
— Вот ведь рукастый. Так он эту свою рыбалку любил… А видишь, как судьба-то распорядилась — будто поиздевалась.
— А как она распорядилась?
Макс убавил огонь под шипящей сковородкой, заоглядывался в поисках крышки. Коля открыл-закрыл ящик, постучал по обтянутой потёртой искусственной кожей крышке.
— Ведь на ней сидеть можно, сечёшь! А? Ну он же на рыбалке пропал. Поехал и не вернулся. Его мёртвым считай только лет пять назад признали, по истечении времени. Ох уж бабка убивалась.
Макс замер на месте с крышкой в руках. В желудок словно камень свалился, даже в спину отдало.
— То есть как «пропал»?
Коля выпрямился, потянулся руками к вискам, болезненно сморщился.
— Ой, заболело прям вот тут. Это из-за того, чё ты сказал?
— Боль в голове при наклонах вниз, да, — автоматически ответил Макс, не спуская с Коли глаз.
Мозаика снова рассыпалась и начала собираться в новый узор.
— Завтра прям с утра в поликлинику, — испуганно проговорил Коля и засобирался домой. — Пойду я. А Каримыч — да, пропал без вести. Почти десять лет как. В 2007, помню, Машка тогда родилась у нас. С машиной вместе пропал. Я вот думаю, его, может, из-за «Победы» той и мочканули где, шпана какая. Ладно, сосед.
Коля махнул рукой и вышел, прикрыв за собой железную дверь.
Макс крутил ручку между пальцев, глядя на чистый лист. Итак.
Дамир родился в 1983 году. Он выписал имя и год рождения.
На следующей строчке написал «1999». Молодой оперуполномоченный Бойко приходит к семье Алимовых, чтобы разузнать о пропаже девочки. Дамиру шестнадцать.
Следующая строка — опять 1999 год. Алимов разводится с женой, и та уезжает с дочерью в другую уже страну, но оставляет сына.
Макс поставил знак вопроса, обвёл несколько раз. Могут ли быть связаны эти два события? Крайне маловероятно. Люди разводятся тысячами в день, тут ничего необычного. Макс перешёл на следующую строку.
2007 год — Карим уезжает на рыбалку и пропадает без вести. Дамиру двадцать четыре. Сразу после исчезновения Асият проклинает единственного оставшегося у неё внука, разрывая отношения. Снова знак вопроса.
Он бросил ручку на стол, потёр ладонями лицо. С такими фактами можно придумывать любой сюжет — всё подойдёт. Домысел на домысле. Даже если пропавшая девочка и развод как-то связаны, то между разводом и исчезновением Карима вообще прошло восемь лет. В эти годы могло происходить всё что угодно. Хоть сто девочек ещё пропасть… Макс уставился на покатившуюся к краю стола ручку, даже не пытаясь её поймать. Как сказал толстый участковый? «Там серия тогда пошла»?..
***
Он как раз выключил душ, когда дверной звонок зажужжал в прихожей. На душе заскребли кошки, Макс словно почувствовал, кто там за дверью. Он вылез из ванны голыми ногами на кафель, натянул домашние штаны прямо на мокрое тело, сверху набросил полотенце. Оставляя мокрые следы, подошёл к двери, открыл нешироко. Дамир заглянул в зазор с такой осторожностью, будто был готов в любой момент отпрянуть.
— Спишь уже?
Макс обречённо отступил вглубь коридора, снова, как тот первый раз, заворожённый его какой-то особенной красотой. Макс никогда не был азартным человеком. И сейчас, когда он пускал Дамира к себе, его накрывал не адреналиновый приход от опасности, а ощущение неизбежности. Будто уже попал в сеть, и каждое его следующее движение только крепче затягивает узлы.
Дамир нарочито медленно оглядел его, но никаких шуток по поводу полуголого вида не последовало. Макс озадаченно уставился на белый электрочайник, который тот держал за толстую ручку.
— Вот тебе мой старый чайник. И вот к нему шнур, — Дамир протянул ему агрегат. — Я был неподалёку, заехал.
Макс, машинально взяв, сказал:
— Круто. Заходи.
Он пошёл в комнату надеть футболку. Влажную кожу захолодило невесть откуда взявшимся сквозняком. Дамир молча снял куртку и ботинки в коридоре и встал в дверях, привалившись к косяку. Волчьи глаза блестели задиристо, будто провоцируя.
Макс ладонью откинул мокрые волосы назад, чувствуя, как капли потекли за ворот футболки. Он кивнул в сторону маленькой комнаты, спросил спокойно, словно и не видел этих взглядов:
— Тебе есть куда всё это перевезти?
Дамир неопределённо пожал плечом.
— Ясно, — Макс отвёл глаза и взял чайник с дивана. — Я что-то не видел розетки на кухне.
Поравнявшись с Дамиром, он притормозил, чтобы не столкнуться в дверном проёме.
Тот не спеша отодвинулся. Понадобилась доля секунды, чтобы Макс сосредоточился и не повёлся на эту ослепительность и вальяжность, на это убивающее предложение себя. Он не боялся Дамира. Он боялся себя. Почему-то Дамир играл только в охотника и жертву, а Макс никогда жертвой не был. И то бешеное притяжение, которым глушил его Дамир, пугало, как что-то, управляющее им извне. Он прошёл мимо, глядя вперёд, словно над пропастью по доске.
Зашумевший чайник выглядел каким-то инородным, стоя на бугристой изрезанной столешнице. Дамир уселся на подоконник, как Макс в день заселения.
— Как там тот пацан, у которого мамаша с приветом?
Интересно. Он приехал сюда на ночь глядя, чтобы спросить про Даню?
— Не особо. Ведущая ось у грузовичка сломалась.
Дамир тихо хмыкнул, будто сдержал смех. Макс покосился на него, разливая кипяток по чашкам. Наверное, подсознательно пытался понять, с кем всё-таки имеет дело. Хоть намёком. А главное — зачем он пришёл.
— Так, а что с мамашей? Пьёт?
Вот уж меньше всего Макс ожидал от Дамира досужего любопытства.
— У неё другая зависимость. — Он поставил на плиту сковородку и начал нарезать квадратные куски хлеба на четыре части. — Она живёт страданиями. Достань сыр из холодильника, пожалуйста.
Дамир слез с подоконника, протянул ему сыр.
— В смысле мазохистка?
— Спасибо. Ну, не так линейно, но в каком-то смысле да.
Дамир не вернулся на свой подоконник, а остался стоять рядом, глядя на его нехитрую готовку. Макс чувствовал его присутствие физически. Казалось, что со стороны, где тот стоял, у него даже волоски на теле приподнялись.
— Тогда я не понял про страдания.
Вот же змея. Заглядывает в глаза, того и гляди плечом пихнёт. Макса со студенчества так не разводили. Он настругал ломтики сыра, разложил их сверху на гренки в сковородке.
— Проще говоря, она не может получать от жизни удовольствие, если не испытывает сильных переживаний. Не в радость ей спокойная жизнь. С одной стороны, скучно, с другой — тревожно.
Сыр начал оплывать на гренках, потянуло поджаренной хлебной коркой.
— Бред, — резюмировал Дамир. — Кому хочется страдать, если нет причин?
— Это не вопрос её выбора. Она сформировалась такой. Как все мы, она — то, что она есть.
Дамир перекрестил руки на груди, привалился бедром к шкафчику, но тут же выпрямился — шкафчик шатался весьма ощутимо. Макс выключил огонь под сковородкой.
— А как можно такой сформироваться? — по тону — Дамир явно считал, что «никак».
Макс достал единственную глубокую тарелку и начал подцеплять вилкой горячие гренки с сыром.
— К страданиям, страхам, обидам и всякому такому говну приучаются в детстве. Агрессивная сварливая мать, жестокий или, наоборот, равнодушный отец, или его вообще нет — и ребёнок несёт все свои чувства дальше по жизни, подыскивая людей и ситуации, в которых эти чувства будут воспроизводиться. Чай у меня только ромашковый, имей в виду.
Макс поставил на стол дымящуюся тарелку с гренками и кивнул Дамиру на стул.
— Прошу.
Он сходил за самодельной табуреткой, тоже уселся за стол, привалившись спиной к стене. Вытянул ноги. Кухня была такая маленькая, что Макс доставал ногами до шкафчика у противоположной стены. Дамир принюхался к чашке, нахмурился, но спросил не про чай.
— Не пойму — как это должно работать на практике? Ты что, поклонник теории, что люди выбирают партнёров, похожих на своих родителей? По мне, так это полная фигня.
Макс зацепил пальцами гренку, подул на неё и с удовольствием хрумкнул.
— Не, ну это прям совсем упрощение до бессмыслицы. Хотя бывают попадания конкретные, конечно. Например, дочь алкоголика и драчуна выходит замуж за такого же, ну и так далее. Но сам механизм работает не на образ родителей, а на то, что ребёнок чувствовал в отношениях с ними.
Дамир тоже вытянул ноги через всю кухню, устроился поудобнее, не сводя глаз с Макса. А у того уже всё чесалось от этих взглядов. Вот ещё бы и в своей голове разобраться, кстати.
— Вот мальчик, скажем, жил с бабкой и дедкой в деревне, потому что мать с отцом зарабатывали деньги в городе, старались как лучше вроде бы, но навещали редко. И его чувства — это сплошное ожидание кого-то, тихая тоска по далёкому родителю, обида от невозможности быть постоянно с мамочкой, которая приласкает и поддержит. При этом ребёнок может жить своей ребячьей жизнью, не рыдать и на стены не кидаться, но чувства эти он всё равно переживает. Хорошо, если старики его поддерживали, хвалили и в попу целовали. А если нет? И вот он вырос, а отношения складываются одни других страннее. То его не поддерживают, то с ним холодны, то не звонят неделями. И вроде бы люди разные, но не в людях дело — это он таких выбирает. И испытывает весь тот же букет. Видишь — это не то же самое, что тупо выбирать женщин с таким же цветом волос, как у мамы. Тут всё вообще не про похожесть внешнюю.
— А в чём кайф, если они этого дерьма в детстве наелись?
— А в чём вообще кайф с кем-то вступать в отношения?
Дамир закатил глаза, показывая, какой элементарный вопрос ему задали.
— Потому, что тебя прёт от человека.
— Правильно. А «прёт» — это разве не чувство?
— Чувство.
— Ну и где тут вообще место мысли? Ты же не умом выбираешь, от кого тебя прёт. У тебя этот человек вызывает реакцию, а другой — нет. На самом деле неважно, что ты думаешь. Вот вообще неважно. Главное в жизни — это то, что ты чувствуешь и делаешь. Ты можешь мозгами хотеть перестать курить, а хочешь — и куришь. И как твоя мысль повлияла на твою действительность?
Дамир устроился на стуле поудобнее, чтобы смотреть ровно на Макса. Упёрся локтями в столешницу, жестом показал «стоп».
— Погоди. Вот эта твоя теория, она какая-то…
— Не моя, к сожалению.
— Пофиг. Ты хочешь сказать, что если кто-то в детстве получал тумаков от мамаши, будет потом реагировать только на агрессивных козлих?
— Он будет реагировать на того, кто вызовет в нём такой же набор эмоций. — И глядя на скепсис на лице Дамира, Макс пояснил: — Понимаешь, это взрослый человек может понять, что перед ним агрессивная козлиха. А ребёнок, до определённого возраста, любит своих родителей безусловно. Даже в тот момент, когда мамаша даёт тумаков, когда она его гонит, критикует, попрекает, — он её в этот момент любит. И чувства обиды, стыда, ярости — всё это связывается с любовью в тесный узел. И если он потом находит человека, который такие же чувства в нём вызывает, он воспринимает их как любовь. Он реально думает, что он влюблён, что его прёт. Я понятно объяснил?
У Дамира стало такое сосредоточенное лицо, что Макс не смог сдержать улыбки.
— А эта твоя придурочная? У неё тоже какая херня с родителями?
Макс отхлебнул чая, кивнул.
— Ничего криминального, но и хорошего мало. Язвительный, депрессивный папаша. То он обрушивался на неё с критикой, то уходил в себя и вообще переставал обращать на неё внимание. Её не цепляют нормальные мужики. Такие женщины обычно говорят что-нибудь типа «он такой правильный и скучный», или «не орёл», или «сердцу не прикажешь». А тот, кто будет устраивать ей сцены с обвинениями, швырять трубку и оставлять один на один со своими проблемами, — тот её цепляет. А потом Даня вырастет и будет реагировать только на нервных, зацикленных на своих проблемах женщин.
— Это сын?
— Это сын.
Дамир упрямо сдвинул брови, и Макс с каким-то умилением понял: будет спорить.
— А тебе не кажется, что теория, что всё из детства, — какая-то примитивная уж больно?
— Руки-ноги, нервная система из детства, а чувства вдруг нет. А откуда же они? После тридцати вырастают, как грива у льва? У всего есть начало.
— Но не тянутся они так жёстко. Человек же меняется.
— Чувства меняются так редко и с таким трудом, что психоаналитики зарабатывают на этом целые состояния. Если у тебя есть обида, то ты будешь искать, куда бы её излить. Она же тебя беспокоит, ноет. А единственный способ — это найти ситуацию или человека, в которых эта обида сможет быть размещена. Это, кстати, психологи так говорят — «разместить в ком-то, бла-бла-бла». А человек, на которого не за что обижаться, — ну как он тебе поможет с этим? Ты такого и не заметишь даже.
Макс взял гренку, откусил с хрустом. Поднял одну руку в знак капитуляции, сказал со смешком:
— Что-то надоело мне выступать. Давай ты теперь.
Дамир прищурился, словно что-то додумывал про себя, а затем приподнял свои выразительные брови домиком. Спросил с издёвкой:
— И какие же у тебя были отношения с папочкой?
— А у тебя?
Это выскочило быстрее, чем Макс успел подумать. Дамир сам наступил на эту пружину, и она выстрелила. Уж слишком запуталась эта семейная история Алимовых в Максовой голове. Если он, конечно, не надумал себе лишнего.
Дамир разом заледенел, пытаясь скрыть свою реакцию. Глаза стали холодные, как два куска олова. Он потянулся за гренкой, потом подёргал за нитку пакетик с ромашкой. Этих мгновений ему хватило, чтобы окончательно взять себя в руки. Он скользнул равнодушным взглядом по Максу, сказал лениво:
— Не помню.
Теперь была очередь Макса сверлить его глазами. Пусть покрутится.
— Ты и про пропажу его подзабыл, помнится. Когда я спрашивал насчёт возможных родственников.
— Ты спрашивал про живых родственников.
— А что, его разве похоронили?
Макс почему-то старался говорить успокаивающе, но получалось совсем хреново — будто санитар с буйным. Послышался тихий дробный стук — Дамир безотчётно начал барабанить пальцами по столешнице.
— Я понял, кого ты мне напоминаешь! — он вдруг растянул губы в улыбке, похожей на оскал.
Оба клыка немного выдавались вперёд, на фоне ровных, словно клавиши пианино, зубов. Макс сполз взглядом на его чашку, чтобы не залипнуть на этом лице снова.
Спросил сипло:
— И кого же?
— Чумного мужика из этого ужастика норвежского, — он щёлкнул пальцами, задрал лицо к потолку, видимо, вспоминая. — Ну где он приезжает в деревню мать хоронить, а она была вообще отмороженная садистка… И он наследует дом, а в доме типа кто-то есть, и людей вокруг начинают убивать, и он думает, что это какой-то другой мальчик, который тоже жил с его мамашей… Ну, не смотрел, что ли?
Макс неуверенно помотал головой. Но Дамир не сдавался.
— Он тоже такой худой, белобрысый, глаза грустные, как у бассета. Ну, норвежец, одним словом. — И победно вскинул указательный палец: — «Скрытые», во!
— Так, а кто их убил-то? Людей вокруг.
— Да он убил, — Дамир это сказал, как что-то само собой разумеющееся. — Он и убил.
— А.
Дамир вдруг резко перестал улыбаться, а Макс отстранённо подумал, что тот практически процитировал Достоевского. Они синхронно отпили из своих чашек. В возникшей тишине послышался звонок мобильника Макса из комнаты. Он тяжело поднялся с табуретки, пошёл на звук.
Звонила новенькая из ночной смены, пытаясь справиться с оформлением дополнительного места в салоне. Очень полный пассажир был вынужден брать два кресла, чтобы разместиться в самолёте. Макс заученным механическим тоном последовательно описал путь к подробной инструкции на корпоративном портале. Новенькая охала, извинялась, ругалась на трезвонящие на заднем плане телефоны. Макс молча ждал, глядя в тёмный проём в дальнюю комнату. Скоро двенадцать. Интересно, Дамир собирается и сегодня охотиться за привидением?..
Что-то едва коснулось его сзади в районе шеи. Макс дёрнулся, обернулся. Дамир стоял совсем близко, странно, что Макс его не услышал. Они молча глядели друг на друга, пока из трубки доносилось приглушённое стрекотание ночной агентши. Дамир поднял руку и медленно провёл пальцами по его груди, ниже по животу и остановился на резинке брюк. Макс замер, даже не пытаясь его оттолкнуть или отступить самому. Встало моментом, а в ушах так зашумело, что даже голос из телефона пропал на секунду. Макс глубоко вздохнул, стараясь не сделать это в голос. Его рука будто сама собой поднялась и тоже коснулась в ответ. Дамир был горячий, как в температуре. И какой-то жёсткий, словно напряжённый всеми мышцами. Он приблизил своё лицо так, что Макс разглядел коричневые крапинки в серой радужке. Наклонив голову, Дамир потянулся губами куда-то к его скуле, и Макса пробрала внезапная и какая-то стыдная дрожь. Он почувствовал чужое дыхание у себя на шее и пробормотал в динамик:
— Ты всё нашла? У меня трубка садится, — и, не дослушав благодарности, отключил мобильник.
Дамир мягко толкнул его к ближайшей стене и тут же притёрся бедром между его ног. А Макса так развезло, что даже пугало. Он схватил Дамира за затылок и прижался губами к этому упрямому до высокомерия рту, чувствуя, как щетина обдирает его подбородок. Чужой язык на вкус отдавал грёбаной ромашкой.
Макс зажмурился, теряя всякие ориентиры. Руки Дамира прощупали его живот, потом обвились вокруг талии, заползли на спину и дёрнули его вперёд, прижимая крепче. Макс подлез ладонями под его майку, наверняка больно впившись в спину пальцами, не выдержав. Дамира вообще хотелось как-то бешено, до потери контроля и мысли. Вот они — чувства и действия, вот его реальность. Он был здесь и сейчас каждой своей клеткой: трогал, смотрел, изучал, пробовал Дамира, и всё это высекало из него ослепляющие искры голой, дикой, яростной радости. Сердце будто заполнило полтела и с каждым сокращением выталкивало чистый восторг. Таких реакций у Макса никогда ещё не было, ни на кого.
Дамир мял его нещадно, озверело. Несколько раз неосторожно приложил затылком об стену, когда кидался с поцелуями, и майку дёргал до треска швов. От жёсткой щетины горели шея и ключицы. Они сцепились как намагниченные, позабыв про всякий комфорт. Дамир запустил руку ему в штаны, сразу обхватил член, водил рукой вверх-вниз с нажимом. Макс вцепился ему в плечи, укусил за губу, замычал, офигевая от того, что оргазм уже нёсся на него на всех парах почти с первой секунды. Дамир в ответ потянул его за волосы, заставляя откинуть голову назад, зажал зубами мочку уха. А Макс уже ничего не мог сделать — по всему телу искрило, словно загорающийся бенгальский огонь. Одиночные горячие искры множились, заполняя собой ноги, руки, всё тело целиком. Он беспомощно застонал, замирая от ревущей внутри тяги, как от вырывающегося на свободу огня. Дамир отодвинулся, задрал ему футболку и размазал его сперму по животу, азартно рассматривая результат своих трудов. Он завёлся бешено, и обмякший Макс понял, что вряд ли сможет оказать сопротивление в случае чего. Но это его сейчас совсем не беспокоило. Дамир схватил его за бёдра, будто примеряясь, с какой стороны укусить этот кусок мяса, пару раз заглянул в глаза, может, проверяя, может, прося разрешения. Хотел было повернуть его к себе спиной, но Макс его притормозил. Вот уж точно не мордой к стене. Дамир заозирался в поисках ближайшей горизонтальной поверхности и вдруг застыл, глядя в одну точку. Макс машинально проследил его взгляд и, моментом протрезвев, спросил хрипло:
— Почему это здесь?
Та самая, прокорябанная до дыр, фотография лежала на серванте, у ближнего к ним края. Дамир медленно перевёл на него глаза и сделал шаг назад.
— Это что, какой-то цыганский развод? Ты сейчас мне скажешь, что на мне сглаз и со мной хотят поговорить мои умершие предки?
Его голос был похож на предупреждающее рычание защищающегося пса. Макс одёрнул майку, которая тут же прилипла к животу. Сердце всё ещё прыгало после пережитого, но голова уже заработала.
— Эта фотография лежала в чемодане, который ты унёс. Что она опять здесь делает? Это ты её принёс?
— Я?! — Дамир указал на себя обеими руками, заводясь.
Макс почему-то отметил, что тот вообще быстро выходил из себя, будто это было сейчас первостепенно важным.
— Ну а кто её мог ещё принести из твоего чемодана?
— Да я её впервые вижу! Вернее, это моя студенческая фотка, о которой я уже сто лет забыл. За каким хером надо было её так поганить? Что за представление?
Макс пытался придумать хоть одну причину, по которой Дамир мог принести сюда эту фотографию и теперь ломать комедию. Повторил спокойно:
— Она была уже в таком виде, когда я её нашёл и положил в тот чемодан, с которым ты ушёл. Я понятия не имел, чья это фотография. И, кроме тебя, в эту комнату никто не заходил.
Но Дамир уже мотал головой, глядя мимо него, словно прокручивая какие-то свои версии в голове. И если он играл, то он — чертовски хороший актёр. Он выглядел сбитым с толку и обозлённым одновременно. Глаза рыскали по комнате, будто в поисках ещё какого-то подвоха. Макс напряжённо наблюдал за каждым его движением, когда тот остановил взгляд на его лице.
— Ты хотя бы гей?
— Нет, я симулировал оргазм, — тихо ответил Макс и устало предложил: — Свали, а? Вот просто, блядь, свали. Мне вся эта семейная история ваша вот уже где.
Он провёл ребром ладони по шее и понуро поплёлся на кухню. За спиной зашуршала одежда, громыхнула дверь.
Сыр на гренках остыл окончательно.

========== Часть 5 ==========

Макс вылил в себя последние пенистые капли фраппе и потёр глаза. Накануне вечером он принял снотворное и еле поднялся утром. Время шло уже к файф-о-клок, а голова всё ещё гудела. Греческий ледяной кофе был радикальным, но действенным способом взбодриться. Показалось, что даже сердце поскакало быстрее от дозы кофеина.

После ухода Дамира Макс понял, что боится ложиться спать. Он даже почти убедил себя, что сам случайно выложил это треклятое фото из чемодана ещё тогда и забыл его на серванте. Остальные версии изводили своей дикостью. Ободранная кожа на подбородке всё ещё саднила, и ухо алело, как после трёпки.
История с Дамиром была абсолютно из ряда вон. Макс ведь и знал-то его едва, а половина того, что знал, так вообще озадачивала. Но тянуло к нему, как в водоворот. Похоже, как раз то самое подсознательное, которое Макс так подробно раскладывал на составляющие, глядя на других. От одного взгляда на Дамира его сердце щемило, словно он переходил на какую-то другую — их — частоту, выделенный от всех других канал.
Но вся эта чертовщина вокруг давила и ввинчивалась в их действительность. Версии, пусть и необоснованные, прилипли как жвачка к рифлёной подошве — хрен до конца отдерёшь.
Погуглив статистику пропавших детей, Макс ужаснулся. Не только по России, но и мировой. Числа оглушали. За каждой цифрой — ужасное горе, даже если ребёнок ушёл сам, ясно, что не от хорошей жизни.
Закрыв страницу, Макс пару минут смотрел в пустой монитор. Он не представлял масштабы, никогда не слышал о знакомых, у которых бы пропадали дети. В каком-то смысле это даже страшнее, чем смерть. Такая бесконечная пытка для близких — годами крутить в голове мысли о судьбе своего ребёнка, лелеять призрак неразорванной связи. Почему-то подумалось о Дане, и аж в груди похолодело. Макс резко выдохнул, гоня прочь такие мысли.
Историй про серийные похищения девочек с конца 90-х он не нашёл, а смотреть все выпуски «Криминальной России» за те года было неподъёмной работой. Макс рассеянно чертил углы и решётки на листе перед собой. Связаны ли Алимовы с похищениями? В 99-м Дамиру было шестнадцать, а Кариму — тридцать девять. Почему жена Карима уезжает после развода, забрав с собой дочь, и оставляет сына? Почему бабка уничтожает все фотографии внука, а одну оставшуюся кромсает на лоскуты? Дамир вспыльчивый, быстро заводится, подозрительный, о многом умалчивает. И его как магнитом тянет в эту квартиру. А ведь участковый не сказал, сколько было лет девочке, это Макс её представлял маленьким ребёнком. А если ей было лет четырнадцать? Мог ли Дамир, будучи подростком, познакомиться с девочкой возле работы отца, а потом заявить ей где-нибудь в укромном месте, как Максу тогда, — «ложись на живот»? А потом взорваться от отказа и случайно убить в момент потасовки? Мог ли отец догадаться об этом, когда к ним пришёл милиционер, и отправить жену с дочерью подальше от опасного сына?
Но куда бы Дамир дел тело девочки в центре Москвы? Где обычно подростки милуются? Макс бросил ручку на стол. На задних сиденьях родительских машин — вот где.
Когда в дверь позвонили, Макс какое-то время не двигался, пытаясь решить, открывать или нет. Он чувствовал Дамира за дверью, как чёртов пёс. Весь вечер он думал, как быть дальше. Эта история его не касалась, кроме странных событий в квартире. Нужно было соскакивать, как он всегда делал. Не вникать, не спасать, не увязать. Но его уже вело к двери.
В свете тусклой лампы на площадке на лицо Дамира падали тени. Под мышкой он держал свёрнутый в рулон не то ковёр, не то матрас. Увидев «приданое», Макс мысленно всплеснул руками, прошептал себе под нос:
— Да ты шутишь, что ли?
Но смотрел на него, понимая, что пустит. А Дамир таки попытался пошутить:
— Ну что, Фредди Крюгер не пришёл ещё?
— Вот пришёл, — всё так же тихо пробормотал Макс и отступил вглубь коридора.
Пока Дамир раздевался, прислонив рулон в углу прихожей, оба молчали. Макс стоял возле стены, разглядывая его, будто пытался уловить какие-то знаки, убедиться в чём-то, но в глаза бросился только гладко выбритый подбородок. Дамир внимательно посмотрел на него, взял рулон и сказал:
— Выглядишь как труп. Ложись спать, я посторожу. — И направился в комнату.
Макс развернулся и пошёл в ванную, сказав через плечо: «Чашки и чай на столе».
Струя била по загривку, и чугунная ванна отзывалась гулом на падающую воду. Максу почему-то стало спокойно. По крайней мере, он либо выспится, либо у него будет свидетель полтергейста, либо он убедится в собственном сумасшествии. Этот затягивающийся на его шее гордиев узел нужно было рубить. Но когда Макс закрывал глаза, представлялись только чужие губы, глаза и руки. Словно части его было вообще плевать на все эти детективные перипетии, ей нужен был только Дамир рядом, и даже не важно, под собой или над. Член так потяжелел, что стало сомнительно, что Макс уснёт в таком состоянии. Он выкрутил синий вентиль, вздрогнув от ледяного потока. В жопу это блядское подсознание с тупым либидо. И так проблем выше крыши.
Когда он зашёл в комнату, Дамир уже валялся на разложенной раскладушке поверх принесённого матраса и смотрел в телефон. Под головой у него лежала узкая, как сосиска, подушка, очевидно принесённая с собой в рулоне. Знакомый плед тоже был тут. 
— Тебе во сколько вставать? — он не отрывался от мобильника, водя пальцем по экрану.
— Около восьми. Ночник оставлять?
Лампа с газетой у Макса по ночам не выключалась, но сегодня он мог не настаивать.
— Оставляй.
Похоже, Дамир не собирался затевать выяснений. И в кровать Макса пока не метил. Чёрт его знает, зачем припёрся. Макс залез под одеяло и затих лицом к стене. За спиной заскрипела раскладушка. На секунду показалось, что Дамир с неё встаёт. Или Макс выдавал желаемое за действительное. Себя он не обманывал — ему хотелось до одури, чтобы Дамир сейчас нырнул к нему под бок. Но тот, похоже, просто устраивался поудобнее. Макс зачем-то сказал, будто в отместку за разрушенные мечты:
— Участковый приходил тогда, насчёт этого алкаша порезанного.
— Сашки?
— Да. Сказал, что был в вашей квартире сто лет назад. Бойко фамилия. Не помнишь такого?
Дамир затих, и надолго. Показалось, что прошла пара минут прежде, чем он припечатал:
— Спи, Шерлок.
Макс подбил подушку, накрылся одеялом до ушей. В голове всплыл недавний разговор на кухне. «Он и убил».
После снотворного всегда так: сначала остаточно рубит на пару часов, а потом просыпаешься среди ночи, и ни в одном глазу. Макс включил подсветку на часах — без пяти три. Дамир спал на животе, уткнувшись лицом в подушку, свесив руку на пол. Макс потянулся под одеялом, рассматривая его. Этот спящий малознакомый мужик в его комнате был невероятным финалом странной истории. Такие сюжеты интересно слушать или читать, но когда они происходят с тобой — совершенно не понятно, как реагировать. Стараешься решить стандартными способами нестандартную задачу, а она только усложняется. Макс покрутился ещё, потом решил встать попить воды. Бредя обратно, он почувствовал, что в комнате стало будто холоднее. И войдя, он застыл на месте.
Асият бликовала рядом с раскладушкой, поводя головой, будто пытаясь разглядеть спящего Дамира сквозь мутное стекло тёмными провалами глаз. Её фигура утопала в чёрном балахоне, как у монаха, и расползалась туманом книзу. Она словно парила над полом в мрачном облаке, из которого торчали её голова, плечи и руки. Она двигалась рывками по направлению к Дамиру, то становясь бледнее, то ярче. Макс набрал ледяной воздух в лёгкие и выдавил из себя:
— Дамир! Дамир, проснись!
Словно в замедленном кадре, Макс смотрел, как тот поморщился, заворочался. Как открыл глаза, часто моргая. Затаив дыханье, Макс ждал развязки — сейчас всё решится. Сейчас этот кошмар закончится! Дамир приподнялся на руках, глядя на стоящего в дверях Макса. Всё происходило за секунды, но казалось, что действительность застыла и не двигается, как в жутком сне. Асият оскалилась, показывая чёрную дыру вместо рта. Руки задёргались в сторону Дамира, но не достигали цели. А Дамир был её целью — в этом не оставалось никаких сомнений.
— Макс, ты чего? — наконец Дамир вскочил, озираясь. — Что случилось?
— Ты не видишь её? — прошептал Макс, указывая в сторону выламывающейся Асият. — Скажи мне, что ты её видишь!
Дамир повернулся в ту сторону, куда тот указывал, но по его блуждающему взгляду стало понятно, что он никого не видит. Макс сполз по косяку, чувствуя, как земля уходит из-под ног. Этот кошмар оказался ещё страшнее, чем реальное привидение.
— Ты не врёшь мне? — он шёпотом умолял Дамира, вглядываясь в его перепуганное лицо. — Ты правда не видишь её? О господи…
Макс закрыл ладонями лицо на секунду, чувствуя, как от бессилия и безысходности к нему подбирается истерика. Руки тряслись, затошнило так резко, что он зажал рот ладонью. Дамир опустился на корточки рядом, взял его за плечи.
— Максим, успокойся, — он смотрел на Макса с такой унизительной жалостью, как смотрят на совершенно конченых людей. — Успокойся. Посмотри на меня, ну!
Макс поднял глаза на Дамира, пытаясь зацепиться за его лицо, как за якорь, чтобы не видеть эту чёрную тучу, мечущуюся в центре комнаты.
— Ты… ты не обманываешь меня? Ты правда?.. — Он всё-таки скосил глаза на страшную старуху, видя её всё отчётливей с каждой секундой. — Я не понимаю!
Дамир потянул его к себе за руки, опустившись на колени рядом. Макс подался вперёд, прижимаясь щекой к чужому плечу. «Он и убил, он и убил…». Это Макс был тем самым героем, который видел то, чего нет? Кто подозревал кого-то другого вместо того, чтобы понять, что всё это — плод его воображения? В ушах гудело что-то, будто завывание, но ему было уже всё равно — пусть только это пройдёт, пусть отпустит!
— Что это? Ты слышишь? — Дамир отодвинулся от него, закрутил головой.
Макс посмотрел на Асият. Бессмысленное, ничего не значащее бормотание вылетало из её чёрного рта. Звук, правда, запаздывал на долю секунды, как неправильно наложенная дорожка, но, вне сомнений, это произносила Асият. Макс точно понимал, что никакого смысла в её бормотании не было, но Дамир разительно изменился в лице. Он вскочил на ноги и повернулся ровно в ту сторону, где бесновалась старуха.
— Где она?! Ты видишь её?!
Макс тоже подорвался, понимая, что по какой-то причине Дамир не может видеть её, но он её слышит! Он ткнул пальцем туда, где та дёргалась и извивалась, вытягивая скрюченные, изломанные руки к Дамиру.
— Вот она! Прямо перед тобой!
Дамир сощурился, напрягая зрение, и протянул руку туда, куда указывал Макс. На его лице отражалась такая потрясающая решительность вперемешку с ужасом, что Максу захотелось оттолкнуть его от чёртовой старухи. Асият зашлась воплем, продолжая повторять одну и ту же белиберду, её скрипучий голос дрожал будто через радиопомехи.
— Не надо! — Макс увидел, что Дамир вот-вот коснётся этого чёрного сгустка, в котором дёргалась старуха.
Туман облизал кончики пальцев Дамира, и тот резко отдёрнул руку, сжав пальцы в кулак. Асият метнулась к нему, бросилась словно всем телом, но ударилась о какую-то невидимую препону. По комнате раскатился нечеловеческий визг, и Дамир развернулся к Максу.
— Ходу!
Он толкнул его к прихожей, и Макс сорвался с места. Дверь открылась с грохотом, он вылетел на площадку первым, обернулся. Увидев, что Дамир всё ещё мечется по комнате, Макс снова ринулся обратно.
— Куда? — тормознул его тот. — Ключи хватай! Одежду! И на выход!
Макс как болван закрутился на месте, пытаясь сообразить, где оставил ключи. Он схватил куртку с вешалки, когда на него налетел Дамир и выпихнул из квартиры. Вслед за ним на площадку вылетели ботинки и выскочил сам Дамир с курткой в руках.
— Одевайся!
Макс схватил ботинок, запрыгал на одной босой ноге. Дамир закрыл дверь на ключ, непонятно как у него оказавшийся. Влез в обувь, натянул куртку. Не дожидаясь, пока Макс наденет свою, развернул его в сторону двери на улицу.
— Пошли. Держи телефон.
Макс машинально забрал свой мобильник, пытаясь одновременно застегнуться.
— Ты там вещи собирал, что ли?
— А ты с голой задницей решил выскочить?
— Она в этой квартире умерла, да?
— Да. — Дамир схватил его за предплечье и практически выволок из подъезда.
У тротуара пикнул «Патрол», мигнул фарами. Макса протащили по обледенелому асфальту до машины, запихнули в промёрзший салон на переднее сиденье. Дамир обежал капот и впрыгнул за руль.
— Куда ты едешь?
Непрогретый двигатель заревел под капотом, когда Дамир выжал газ до упора.
Машину немного повело на скользком асфальте, и они понеслись к шоссе, выруливая из двора. Дамир тяжело дышал, то и дело глядя в зеркало заднего вида.
— Ко мне. — И он вдруг изо всех сил ударил ладонями по рулю, видимо всё ещё не придя в себя от случившегося: — Как такое может быть, а?!
При взгляде на беснующегося Дамира Макса вдруг начало отпускать. Он больше не был один в этом необъяснимом кошмаре. Думать о том, что тот как-то подыгрывал хитроумной, сложной подставе, уже не было сил. Если и были какие-то технологии, позволяющие устраивать такие представления, то Макс не мог их себе представить.
— Но ты её не видел, — на всякий случай уточнил он.
— Я видел что-то… какое-то уплотнение, но я не уверен, — замотал головой Дамир, выкручивая руль под стрелку.
Они выехали на шоссе и понеслись по крайней левой.
— Я думал, ты — лунатик, честно тебе скажу! — Дамир потёр лоб пальцами, хмурясь. — Думал — ну, чудик, бывает. Ну, напридумывал себе что-то, спать не можешь… Но чтоб такое!..
Макс озадаченно повернул голову и неожиданно быстро подхватил повышенный тон:
— Ты меня за психа держал?!
— А что бы ты подумал на моём месте?!
Макс расстегнул куртку: в салоне стало жарко.
— Пока эту грёбаную квартиру не купил, я нормальный был! И что…
— Пристегнись.
Макс послушно потянул ремень безопасности.
— …и что это за околесица, которую она несла? Это её голос?
Дамир кивнул и сказал, словно через силу:
— Это аварский.
Макс уставился на него, не ожидая такого простого объяснения.
— Ты понял, что она сказала? Что?!
— Я… почти не знаю его.
Дамир уставился вперёд на дорогу, но Макс сразу понял, что врёт. Вот сука!
— Да ты врёшь!
От его крика Дамир даже чуть вильнул колёсами, дёрнул головой в сторону, будто Макс ему в ухо залепил. Зыркнул на него своим волчьим взглядом, огрызнулся:
— Да иди ты! — И пока Макс реально ему не вписал, добавил: — Всё нормально будет, я что-нибудь придумаю. Успокойся.
— Да что ты придумаешь?!
Макс не выносил, когда его отодвигали в сторону, как блондинку. С детства не выносил, бесился сразу. Он достал телефон из кармана куртки, проверил связь.
— Останови нахрен!
Дамир саркастично агакнул и прибавил газу. Он надел лицо «не выводи меня из себя», но Максу все эти лица были до лампады. Развернувшись к Дамиру всем корпусом, он заговорил стальным тоном:
— Слушай, дружок. Вот что, блядь, мы будем делать. Мне ваши тёрки с покойными родственниками нахер не упёрлись. Я, блядь, в этом склепе жить не собираюсь! Выставлю эту чёртову квартиру на продажу, и пока мне не дадут за неё столько, чтобы покрыть все мои убытки, там будешь жить ты! А я поживу у тебя, понял? И что ты там будешь «придумывать» — это уже меня не колышет. Ты даже сейчас врёшь, решальщик, блядь! Даже сейчас, после всего этого цирка, ты какого-то хера ссыкливо врёшь!
Дамир медленно моргнул, будто из последних сил уговаривал себя не срываться. На такой скорости, если он бросится на Макса, они ухерачатся в хлам об отбойник. Макс прекрасно видел, чем рискует, но он не собирался давать Дамиру время, чтобы придумать очередную уловку.
— Я понятно объяснил?!
Дамир поднял руку и показал ему раскрытую ладонь, будто предупреждая или ставя между ними стену, — до конца Макс не понял, да и не особо собирался вникать. Он уставился вперёд, бездумно провожая глазами пролетающие мимо фонари вдоль дороги.
Дамир притормозил возле панельной многоэтажки, выключил двигатель. Макс молча вылез. С момента его выпада они больше не разговаривали, проведя остаток пути в полном молчании. Чтобы не распсиховаться, Макс начал прикидывать, как быстрее выставить квартиру и какую назначить цену, чтобы не потерять в деньгах со всеми процентами по кредитам. Они поднялись на лифте, вышли на площадке пятнадцатого этажа. Возле двери, которую начал отпирать Дамир, стояла коляска и трёхколёсный велосипед. От неожиданной догадки Макс схватил его за рукав и прошипел:
— Ты что, женат?!
Дамир, нахмурившись, обернулся, проследив его взгляд, и выдернул руку.
— Это хозяев. Квартира съёмная.
Они вошли внутрь, Дамир включил свет, и Макс огляделся. Ну так себе жилище, похоже, что и впрямь съёмное. Повесив куртки на вешалку, разулись, и Дамир толкнул ему под ноги тапки. Спросил примирительно:
— Выпить хочешь?
Макс замотал головой. Дамир махнул рукой в сторону единственной комнаты.
— Матрас я оставил у бабки, — тут же предупредил Дамир и кивнул на одинокую кровать. — Так что без капризов.
Да какие тут уже капризы. Макс устало сел, поглядел на Дамира снизу вверх. Тот выглядел отстранённым, сосредоточенным на каких-то своих мыслях. У него больше не было желания обсуждать случившееся, будто он уже имел чёткий план действий в голове. И несмотря на свои заявления про невмешательство, Макс спросил спокойно:
— Так что она сказала?
Дамир сел рядом, потёр ладонями лицо. Макс мгновенно отреагировал на его близость, напрягшись, чтобы не потянуться ближе.
— Ну зачем тебе в это влезать? — вдруг спросил Дамир и повернул к нему своё красивое, осунувшееся лицо. — Я обещаю тебе, что всё решу. Оставайся здесь, сколько понадобится.
Макс подумал, что это нечестно. Смотреть на него так открыто, говорить так тихо, будто они одни во всём мире. Макс хотел что-то ответить, но слова рассыпались на буквы. Всё, что он мог, — это смотреть в ответ. Молча. А Дамир вдруг словно ушёл в себя, нахмурился и поднялся.
— Спи.
Макс послушно стянул штаны, глядя, как Дамир достаёт из шкафа вторую подушку. Залез под одеяло, улёгся с одной стороны кровати и отвернулся, чтобы не таращиться. Он слышал, как за спиной Дамир дошёл до выключателя, и свет погас. Брякнула пряжка ремня, упали на пол джинсы. Одеяло поднялось, запуская внутрь прохладный воздух. Дамир его не касался, но Макс ощущал его каждым нервом. Он попытался вспомнить свои недавние подозрения насчёт него, прислушиваясь к себе. Но все чувства плыли как воздух над горячим асфальтом, искажая картинку. Усталость ослабила ремни безопасности, и Макс перевернулся на спину. Дамир зашевелился, словно отзываясь. Из приоткрытой форточки послышался шум проезжающей по двору одинокой машины, по стене сползли тени в свете фар.
— Что ты будешь делать? — спросил Макс.
Дамир вдруг придвинулся, уткнулся лбом ему в плечо и замотал головой. Или приласкался, словно кот, — не поймёшь в темноте. Макс поднял руку и мягко захватил упрямую башку, прогладив вдоль шеи. По щекотному месту внутри, от кисти и вверх до локтя, тут же пробежали настырные губы. И за секунды Дамир уже был повсюду. Макс не успел развернуться как следует, а чужая рука уже стаскивала с него трусы. Дамир навалился на него, целуя властно, собственнически. И эта его бесцеремонность, жадность вызывали в Максе какой-то дикий, первобытный отклик. Тело, заведённое не только чужими ласками, но и сумасшедшими эмоциями самого Макса, пело, как вибрирующая струна. Дамир отшвырнул одеяло, задрал его футболку и скользнул вниз. Макс вскрикнул, когда тот взял его член в рот, сжав яйца в ладони. Дамир резко двигал головой, и Макс моментально вошёл в ритм, ответно подавая бёдрами. Он не хотел опять, вот так сразу, кончить, но всё снова происходило слишком быстро.
— Погоди…
Дамир поднял голову и опять навис сверху.
— Как ты хочешь? Я… как скажешь.
Макс опустил руку, обхватив его член ладонью. Член был горячим, до одури твёрдым. Макс не любил быть снизу, но сейчас Дамира хотелось внутри. Хотелось до какого-то спазма. Он немного развёл ноги, откинул голову на подушку. Дамир секунду оглядывал его позу и резко дёрнулся к тумбочке возле кровати. Громыхнул выдвижной ящик, и тот снова оказался рядом. Глядя на то, как стремительно он двигается, Макс подумал, что, возможно, пожалеет о своём решении, но в первый раз в жизни ему было всё равно. Он повернулся на бок, согнув верхнюю ногу, и сзади его тут же прижали, сильно, жарко. Между ног коснулось скользким и тут же ткнулось неглубоко. Макс инстинктивно зажался.
— Только…
— Я понял.
Дамир перестал двигаться, и Макс медленно выдохнул. Неожиданно мягкие поцелуи приятно защекотали шею сзади, пробирая до мурашек. Макс откинул голову назад, закрыл глаза. Дамир провёл ладонью по его животу, поднялся выше, закружил пальцами вокруг сосков. В лопатку ощутимо вонзились зубы, и Максу показалось, что он чувствует те самые два клыка. Скользкая ладонь несильно сжала член, лаская почти невесомо. Макс закинул назад руку, прижимая к себе Дамира. Тот подался к нему, и задницу потянуло больно и сладко. Дамир почти не двигался внутри, больше покачиваясь, чем толкаясь. Макс поймал волну, позволяя чужой руке ритмично скользить по своему члену. Дамир потёрся лбом о его затылок, прошептал в ухо:
— Тебе хорошо?
Макс кивнул, не особо заботясь, заметят ли его кивок. От шёпота ему стало ещё жарче. Все мышцы напряглись внезапно и ошеломляюще. Он честно попытался тормознуть, но Дамир двигался всё настойчивей, не давая шанса. Макс зажмурился, принимая идущую внутри него волну. Внизу всё свело и тут же взорвалось острым, тягучим и искрящимся. Макса выгнуло, разнося по телу остатки кайфа. Несколько секунд он не мог пошевелиться, слушая, как гудят все мышцы. Дамир зашуршал чем-то рядом, и только сейчас Макс понял, что тот отстранился сразу после того, как он кончил.
— А ты?
— За минуту до тебя, — отозвался Дамир, кидая ему на живот пару салфеток.
— А я не уловил…
— Так и было задумано.
Он поцеловал Макса в плечо и накинул на обоих одеяло. Устроился так близко, что сразу стало жарко. Макс привалился к нему, не думая ни о чём. В голове было непривычно легко и пусто, тело блаженствовало. Он прикрыл глаза, погружаясь в сон.
Всё было неимоверно странно, но как-то правильно.

========== Часть 6 ==========

Ему показалось, будто он только что закрыл глаза. Как моргнул. А Дамир уже был на ногах и одетый — рылся в шкафу в свете настольной светодиодной лампы. За окном еле-еле светало. Макс потянулся, чувствуя оцепенение после нескольких часов глубокого сна.
Дамир повернулся к нему с джинсами в руках. Зашептал почему-то:
— Поспи ещё, рано, — но тут же продолжил, указывая на стул рядом с кроватью: — Вот джинсы тебе, свитер, носки.
Сел на край кровати, машинально поправил одеяло, взял с тумбочки часы, стал застёгивать на запястье.
Макс молча смотрел на него, собирая мысли в кучу. Случившееся ночью перемешалось в голове. Он хотел спросить, куда тот уходит, но почему-то не спросил. Дамир поднялся.
— Ключи и деньги на столе. Ближайшее метро — «Печатники».
Макс как-то понял, что теперь они порознь. И не потому, что хотят, а потому, что так повернулось. Он поймал на себе взгляд Дамира и кивнул — всё понял, спасибо. А тот вдруг опять сел, нащупал его руку под одеялом и сказал, нахмурившись, будто злился на что-то:
— Я не знаю, когда приеду. Может, задержусь на пару дней по делам. Ты дождёшься меня здесь?
Такой простой вопрос, но Макс замешкался, пытаясь сообразить, как лучше ответить. Смутился, встревожился, глядя на лицо, которое мог бы уже нарисовать по памяти. Дамир слишком цеплял его, слишком беспокоил. Даже мёртвая старуха бледнела перед той пугающей неизвестностью, в которую он проваливался всё глубже рядом с Дамиром. Тот посмотрел на него жёстко и как-то отстранённо, сказал уверенно:
— Дождёшься.
Услышав, как хлопнула входная дверь, Макс сел на кровати. В голове закружились мысли, будто ждали, когда тот останется один. Он не мог воспроизвести в памяти, как звучали слова Асият, но чувствовал, что тут было что-то ещё. Что-то кольнуло его, когда Дамир сказал про аварский язык. Макс закрыл глаза, пытаясь поймать тот момент. Язык… Слова… Буквы… И всё понял.
***
Макс открыл железную дверь своей ненавистной квартиры, постоял на пороге. В прихожую просачивался свет от лампы на полу, которая так и продолжала гореть всю ночь. За кухонным окном уже бледнело холодное утро. Он зашёл внутрь и щёлкнул выключателем. Почти ничего не говорило о том, что творилось здесь ночью. Только плед с раскладушки валялся на полу. Макс прислушался к тишине, внимательно огляделся. Сжав связку ключей в кулаке, не раздеваясь, медленно прошёл в комнату, морщась от скрипа паркета. Фотография лежала всё там же — на серванте. Он осторожно взял её, перевернул. Вот оно — то, что он принял за случайные линии, похожие на буквы. Макс сел на разобранную кровать, открыл ноутбук. Машина загудела, загружаясь. Он приблизил фото к глазам, прослеживая рисунок. Он то и дело путался, уходя не по той линии, но каждый раз терпеливо принимался заново. Вот эта звёздочка — это «ж». Дальше треугольник — это «а». Курсор мигал в строке ввода слова для перевода с аварского. Макс забил «жалла» и поисковик сам предложил ему букву «т» на конце. Он провёл пальцем по кресту, прорвавшему фото горизонтальной перекладиной, нажал enter и отдёрнул руки от клавиатуры, увидев единственный перевод.

Палач (муж. р., ед. ч.)

Макс поднял глаза к потолку, будто прося поддержки. Дамир сам сказал, что это его фото. Асият писала о нём, кромсая его изображение. И проклинала после пропажи Карима, грозя ему всеми казнями. Ей не нужен был новый жилец, она с самого начала искала Дамира. Чтобы сказать то, что он услышал и понял. Всё это с самого начала было завязано на нём! И он чувствовал это, поэтому и приходил каждый день. Умалчивал и манипулировал Максом, пользуясь его очевидным влечением. Неужели можно было так ошибиться в Дамире, не разглядеть чудовище в серо-карих глазах? Но куда тот сорвался, услышав бабкино послание?..
Изуродованная фотография выпала из его рук и спланировала на пол, проскользив по истёртому паркетному лаку. Выйдя из ступора, Макс потянулся, чтобы её поднять, и взгляд зацепился за светлый уголок, торчавший из-под дивана. Он взялся за уголок и вытащил пыльный журнал мод. Видимо, из тех, что попадали тогда с антресоли — один улетел под диван, а Макс не заметил. Журнал неожиданно расползся в руках, теряя выдранные листы из-под обложки. Макс брезгливо выпустил его из рук, глядя, как рассыпаются по полу пожелтевшие страницы. Сверху на ворох опустился листок, выделяющийся по цвету и формату. Макс сел рядом на пол, взял его в руки. Однажды он видел такой же дома у Игоря, в документах его отца. Освобождение от прохождения воинской службы. Имя — Алимов Карим Заидович, 1960 года рождения. Причина — по состоянию здоровья, статья — 7 «Б».
Макс уставился на старый бланк, не веря своим глазам. Так статья «семь бэ» — это не легенда психфака? Шестнадцатилетнему Кариму поставили психопатическое расстройство личности?.. То самое расстройство, которое заставляет солдат хватать автомат и расстреливать половину казармы при малейшем конфликте. То самое расстройство, которое диагностируется у серийных убийц…
Макс подполз к изодранной фотографии Дамира, выискивая ещё хоть что-нибудь. Глаза заболели от напряжения, линии завязывались в бессмысленные узлы. Вот! То, что он принял за крест, — это «х». Макс подтащил ноутбук, вписывая в строку возможные буквы. «Халн»? Нет, это не «л». Это «и»! Он щёлкнул по enter и выдохнул.

Предатель (муж. р., ед. ч.)

Макс вслушивался в гудки, стоя посреди комнаты. Как тогда, в самый первый раз, когда звонил Дамиру. Тот взял трубку практически сразу. На заднем плане гудел двигатель.
— Алло?
Макс мучительно искал слова, чтобы начать. Всё, что только что бурлило внутри предложениями, как-то выкипело.
— Максим, у тебя всё нормально? — начал вместо него Дамир.
— Куда ты едешь?
— Соскучился? — в голосе послышалась улыбка.
— Не совсем. Решаю, как лучше поступить.
Макс ходил по комнате, пытаясь унять мандраж. Ноги носили его из угла в угол будто сами собой.
— Сиди у меня пока, я приеду — будем решать.
Похоже, на улице выглянуло солнце. Макс наконец остановился и проговорил, глядя на тень от решётки на самодельной шторе:
— Я знаю, что ваша семья годами покрывала серийного убийцу.
Секундную тишину в трубке разорвал резкий гудок клаксона. Макс прижал телефон к уху, чувствуя, как сердце пустилось вскачь.
— Дамир!
— Да, я здесь, — послышалось еле различимое «тиканье» поворотника, затем глухой треск переключения коробки передач. — Так… Давай говори, что хотел.
Макс подошёл к кровати, сел отдышаться, сам не ожидая, что так испугается за него. Дамир говорил спокойно, но Макс чувствовал какую-то обречённую усталость на том конце провода.
— Тот опер в 99-м пришёл по нужному адресу, да? Только ему не хватило опыта и въедливости.
Показалось, что Дамир облегчённо вздохнул. Он заговорил так спокойно, будто о чём-то, что больше не представляет ценности.
— Похоже, что так. Бабушка поклялась, что отец приехал с работы минута в минуту, а уж когда мать заявилась — тот вообще позабыл, зачем пришёл.
Макс обвёл глазами комнату, словно представляя себе, как всё происходило. Вот здесь стояла Асият, а в эту дверь зашла прекрасная Галина, откидывая светлую чёлку со лба.
— А ведь если бы он копнул поглубже и выяснил результаты медкомиссии…
— Да, — согласился Дамир. — Всё сложилось бы по-другому.
Перед глазами встали фотографии с сайта розыска пропавших детей, на который он забрёл. Ощущение какой-то необратимости мерзко сдавило горло.
— Ты… что-то с ним сделал?
Макс слышал свой голос словно извне. На секунду захотелось вернуться во времени и всё переиграть. Не звонить тогда Дамиру, не влюбляться в него, не приходить сегодня сюда в поисках ответов.
— То, что был должен, — голос Дамира стал звучать так тихо, что показалось, будто прерывается связь.
Макс плотнее прижал трубку к уху, заговорил громче:
— Куда ты едешь сейчас? Что она хочет от тебя? Что ты собираешься делать?
— Ну какой же ты невозможный, — снова усмехнулся Дамир, и Макса неприятно передёрнуло от такого неуместного веселья. — Проницательный и настырный чёрт с глазами Пьеро.
Макс упрямо нахмурился. Меньше всего ему хотелось сейчас обсуждать всякую ерунду.
— Куда ты едешь? — разделил он каждое слово, опасаясь, что тот просто бросит трубку и отключит телефон. — Я не шучу. Я не собираюсь быть соучастником… чего бы там ни делал и…
— Пока ты не соучастник, — жёстко перебил его Дамир. — Но очень рвёшься им стать, как я погляжу.
Макс закрыл глаза, судорожно соображая. Ведь Дамир прав, прав. Он ещё может соскочить, просто захлопнув страшную сказку на этой странице. Злодея больше нет, добро победило. Но его безотказная логика упрямо твердила, что эта сказка ещё не закончилась.
— Если бы всё было кончено, она не искала бы тебя, — тихо проговорил он не то себе, не то Дамиру.
— Ты не отступишь, да? — обречённо спросил тот.
— Похоже, что нет.
Дамир вздохнул в голос. Макс вдруг подумал — а почему тот его не посылает ко всем чертям? Ведь ничем не рискует сейчас, у Макса всё равно нет никаких доказательств. Ни вины отца, ни его собственной. Карим признан мёртвым, тела нет. Так почему Дамир всё ещё не отключает телефон? Наконец он услышал:
— С Казанского вокзала. Поезд на Коломну уходит через час. Успеешь?
— Успею.
— Как сядешь в вагон — звони. Я заберу тебя с Голутвина.
— Хорошо, — твёрдо сказал Макс и запоздало уточнил в уже отключившуюся трубку: — А что такое Голутвин?..
Колёса выстукивали о рельсы классическую дробь на две восьмых. Макс смотрел в окно, цепляясь глазами то за пролетающие мимо домики, то за деревья. Было ощущение какой-то паузы. Он нёсся незнамо куда, без всякого понимания конечной цели. Наверное, впервые в своей жизни. Даже версий особо не было. В вагон заходили то громогласные продавцы, то кондукторы. Макс надел наушники и даже задремал на какое-то время. Сказалась почти бессонная ночь.
Станция Коломны с непонятным названием Голутвин, с дореволюционным вокзальным зданием, смотрелась как на музейной фотографии. Макс даже притормозил на платформе, разглядывая старомодную лепнину с неожиданными англоязычными указателями. На привокзальной площади ему наперерез вышел Дамир. Они посмотрели друг на друга, как два заговорщика. Дамир кивнул в сторону стоянки, и они молча зашагали рядом.
Возле машины Дамир вдруг подошёл совсем близко и хмуро спросил:
— Ты вообще религиозный человек?
Макс зачем-то огляделся по сторонам и уточнил:
— В каком смысле?
Дамир словно выглаживал его лицо своими невозможными глазами, пристально-пристально.
— Ну, в смысле мистики всякой. Ритуалов. Я всё купил, свечки там, соль, кресты перевёрнутые…
От оторопи у Макса даже нижняя челюсть опустилась. Он в прямом смысле смотрел на Дамира открыв рот. Наконец выдавил из себя шёпотом:
— Ты серьёзно, что ли?
Дамир секунду смотрел на него в упор, но вдруг его губы дрогнули, и в уголках глаз прорезались морщинки.
— Да нет, конечно, — хмыкнул он. — Просто не смог удержаться. Садись.
И, пикнув сигнализацией, пошёл к месту водителя.
— Куда мы едем?
— В Озёры. Это городок такой, тут километров сорок.
Дамир указал на заднее сиденье через плечо. — Там пакет из «Макдоналдса», ешь.
Макс даже не повернулся.
— Мне не до еды сейчас, если честно.
Тягостное ощущение не ушло даже после розыгрыша Дамира. Как бы они ни оттягивали момент разговора, Макс понимал, что палач — это тот, кто убивает. Пусть и преступников. А ещё он понимал, что после таких событий люди меняются навсегда. Несмотря на внешнюю нормальность, Дамир был расколот и травмирован. Психопатия в переводе с греческого «болезнь души». Макс отдавал себе отчёт в том, что сейчас едет в машине с больным человеком.
Дамир вдруг коснулся его плеча, аккуратно провёл пальцами по скуле. Макс не отпрянул, но и не приласкался в ответ. Он будто смаковал эти последние минуты молчаливого неведения. Дамир спросил:
— Как ты узнал, кстати? Про отца.
Он убрал руку, положив её на руль. Макс откинул затылок на подголовник, глядя на бегущую по дороге сплошную слева.
— Я в поезде как раз об этом думал. Так сложилось всё — будто специально. Драка, участковый, который вспомнил вашу квартиру. Хотя, если бы не эта чертовщина по ночам, может, я бы и не обратил внимания.
Дамир покачал головой, но промолчал. Макс не мог понять, жалеет тот или радуется. Было вообще трудно до конца понять, что каждый из них думает. По крайней мере, Макс сейчас не понимал даже себя. Типичная реакция на непредвиденные события, кстати. Человек делает что-то, управляемый эмоциями, а не разумом. Потому, что эмоции всегда первичны.
— А ты как узнал? — наконец спросил Макс.
«И главное — как долго ты знал», — но этот вопрос пугал даже больше, чем признание в расправе.
Дамир чуть прижался к обочине, пропуская лихача слева. Он перевёл взгляд от зеркала заднего вида к боковому и уточнил спокойно:
— Ты ведь хочешь спросить, почему я его не сдал ментам, да?
Макс не стал отпираться. Только сейчас он подумал, что даже не знает толком, куда они едут. Своевременно, конечно.
— Максим, то, как я об этом узнал, напрямую связано с тем, что мне пришлось сделать, — неожиданно резко сказал Дамир, и всё его спокойствие улетучилось в момент. — Ты попробуешь это понять?
Макс кивнул не поворачиваясь. Он попробует.
— Ты слышал когда-нибудь про кровную месть?
— Ты опять?..
Дамир цокнул языком. Он опять слишком быстро выходил из себя.
— На Кавказе кровная месть — вовсе не шутка, можешь посмотреть статистику. Даже в наше время в Дагестане часть убийств совершается кровниками. И я знаю, что кавказцев часто считают дикарями с кинжалами, но поверь мне: в основной своей массе — это достойные, трудолюбивые, порядочные люди с древнейшими обычаями и культурой.
Макс понимающе кивнул. Обычно он так же вступался за татар у себя в Казани, хоть и не имел татарской крови. А уж истеричных страшилок по поводу Северного Кавказа наслышался предостаточно. Дамир чуть успокоился, увидев его кивок.
— Понимаешь, это очень древний и, к сожалению, оправданный институт для сдерживания разгула бандитизма. Советская власть боролась с этим, конечно, через внедрение силовых ведомств и судов. Но, вдали от центра, те тут же погрязали в коррупции и беспределе, и простые люди до сих пор часто не могут добиться справедливости для своих убитых. В Чечне, кстати, с этим получше. А в Дагестане можно застрелить любого пастуха и объявить его посмертно террористом, повесив себе очередную звёздочку за борьбу с экстремизмом.
Дамир замолчал, постучал пальцами по рулю. Макс повернул к нему голову, прижавшись щекой к спинке сиденья.
— А как это связано с твоим отцом?
— Это связано с его первой жертвой.
— С той, в 99-м году?
— Нет, в 75-м, в Дербенте.
Макс сел прямо, попытался вспомнить что-нибудь про детство Карима. Дамир продолжил:
— Его соседка — наверное, первая любовь в старших классах. Думаю, что это было непредумышленно. Возможно, он захотел, она испугалась — строгие родители, честь рода. Вряд ли он уже тогда был отмороженный на всю голову, но после того раза точно стал.
Дамир притормозил, пропуская пешехода в неположенном месте. Тот махнул ему рукой в знак благодарности.
— Асият знала? — тихо спросил у него Макс.
— Конечно знала, — горько подтвердил тот. — Поэтому и увезла его в Москву, практически перестав общаться с роднёй. По закону он был несовершеннолетним, но она прекрасно понимала, что его убьют, если это вскроется.
— Значит, до сих пор так никто и не знает, кто её убил?
Максу было дико вот так просто обсуждать убийство реального человека, покачиваясь в машине, словно в поездке на пикник. Дамир пожал плечами.
— Теперь знаешь ты. А остальные, кто знал, — тех нет уже. Ну, кроме меня.
— Лучше бы я не знал, — прошептал Макс, отворачиваясь к окну.
— Я потом долго складывал всё в голове. Соображал, как события развивались. Вот ты сказал, что всё будто специально сложилось. Я тоже так чувствовал.
— Ты как-то узнал про ту, первую девочку?
— «Как-то», — зло усмехнулся Дамир. — Я в тот день познал всю мерзость этого мира, Максим.
Он приоткрыл окно, запуская в салон холодный воздух.
— Я тогда уже отдельно жил пару месяцев, но ключи от квартиры у меня были. Я пришёл в ту квартиру, а бабка на кухне за закрытыми дверями сидела, говорила с кем-то. В прихожей висела куртка с погонами, фуражка. Я прям остолбенел — у нас военных знакомых не было отродясь. А они не услышали, как я пришёл. Это сейчас дверь железная, а тогда обычная деревянная стояла. Это был какой-то силовик из Дербента. По-русски он говорил с сильным акцентом, но не аварец. Он постоянно повторял, что Мине придётся расплачиваться за то, что сделал Карим. Что стоит ему намекнуть родне той девочки, и у Карима будут кровники. Вымогал деньги.
— Вот тварь! — не выдержал Макс. — Это он столько лет знал и молчал, чтобы деньги вытягивать?
— Не знаю. Может, и не в первый раз приходил, но я его раньше не видел. Может, обнаружились новые улики, и он решил торгануть ими. Не знаю. Только помню, что он где-то раздобыл справку из медкомиссии отцовскую. Наверное, как косвенное доказательство его невменяемости.
Да не косвенное, а что ни на есть прямое. Макс поёжился от залетающего в приоткрытое окно ветра.
— А Галина? Почему они развелись?
— Тут вообще загадка, — замотал головой Дамир. — Что уж ей бабка шепнула, что она за несколько месяцев умотала в другую страну. Я тогда не понимал ничего, упёрся, мол, я с отцом останусь. Думал, у неё любовник появился. Дурак…
— А отец никогда никак не проявлял дома?..
— Никогда, — отрезал Дамир. — Ни к нам, ни к матери. Он вообще был отстранённый такой, на своей волне. И всё это… Просто в голове не укладывалось тогда. Будто в другой мир провалился.
Макс кивнул, а Дамир усмехнулся без всякой злобы.
— Твоё всепонимание меня пугает, если честно.
— Поверь мне, ты не самый напуганный в этой машине, — тихо пробормотал Макс, решившись наконец положить ему ладонь на колено.
— В общем, так я и узнал. Потом вспомнил визит этого тупого опера. Почти сразу нашёл кое-какие трофеи у отца в машине.
— Трофеи?
Макс аж руку отдёрнул. Дамир поморщился.
— Заколка, браслет, цепочка. Если бы тот болван Бойко о деле думал, а не таращился на мать, он бы спас двух детей.
— Ты думаешь, он убил ещё двух после той, в 99-м?
— Я не знаю, — как-то беспомощно сказал Дамир. — Теперь уже никто не узнает.
Макс положил руку обратно, сжал несильно.
— Что ты с ним сделал?
Как ни странно, Дамир успокоился. Будто дальше ничего страшного уже не будет.
— Я поехал за ними тем вечером. За этим продажным ментом и отцом. Я не мог сдать их, потому что испугался за Мину, хоть руки и чесались. Отца мне тогда было уже не жалко даже. Я за те дни словно в ад ухнул…
Он замолчал, глядя в лобовое стекло. Макс покосился на спидометр. Стрелка держалась ровно на отметке «90».
— Они выдвинулись на отцовской «Победе». Уж не знаю, как отец его убедил куда-то с ним поехать, что сказал. У меня тогда старый «Акцент» был, шустрый довольно-таки. Середина марта, вечером ещё рано темнело. Я ехал за ними, сам не зная зачем. У меня тогда крышу тоже конкретно рвало.
Макс растерялся. В смысле ещё больше, чем был. Неожиданный свидетель того вечера, когда пропал Карим, — тот шантажист — никак не укладывался в примерную схему, которую Макс держал в голове. Дамир включил передний обдув: стёкла начали слегка запотевать.
— Они проехали съезд на Коломну по Новорязанскому шоссе, потом повернули на эстакаде.
Макс попытался восстановить в памяти карту. По его ощущениям сейчас они ехали в другую сторону.
— Мне пришлось выключить фары — там такие просёлочные дороги начались, они бы меня сразу просекли. Чуть днище не потерял на этих ухабах. Петляли там чуть ли не час, и вдруг — я не понял, как это произошло, — «Победа» просто улетела в реку.
— Как улетела? — наконец подал голос Макс.
— Вот так, — Дамир изобразил рукой трамплин. — Резко взмыла и рухнула вниз, прямо в воду. Тут же Москва-река тянется.
Макс машинально посмотрел в окна. Конечно, никакой реки не увидел.
— А что же случилось?
Дамир скривил губы.
— Может, не смогли затормозить. Может, отец так и задумал. Потому что он на очень хорошей скорости шёл, будто специально разгонялся.
Макс ошеломлённо уставился на Дамира. Он даже не рассматривал версию, что Карим ушёл из жизни сам! Он изначала взял за аксиому, что тот исчез только благодаря Дамиру!
— Они… утонули?
Он заметил, как у Дамира дёрнулась щека, как в тике.
— Пока я подъехал, пока сбежал к реке, машина почти полностью ушла под воду. Только багажник торчал, она почему-то носом вниз вошла. Вода ледяная, темень. У меня был шанс вытащить только одного.
Максу показалось, что у него в ушах запищало от нервов. Он вздрогнул от своего же вскрика:
— Да не тяни ты! Говори, что было дальше!
Дамир дёрнулся, удивлённо посмотрел на Макса, поспешно ответил:
— Я вытащил отца, сердце ещё билось, но он слишком долго был под водой. Когда мне удалось привести его в сознание, он меня не узнал. Не понимал, что происходит. Просто как чистый лист.
— Дальше!
— Что «дальше»? Ты же доктор — должен знать, что бывает, когда мозг не получает кислорода долгое время. Машина утонула вместе с документами. Карим Алимов считай умер тем вечером.
— Что значит «считай»?! А где он на самом деле?!
Макс оттянул ворот свитера, чувствуя, как запекло щёки и шею от прилива крови. Дамир хмуро посмотрел на него и сказал:
— В Озёрской центральной районной больнице.
Они шли по коридору больницы, шурша бахилами. От Дамира так и фонило возмущением. Его злобный шёпот вкручивался Максу в самый мозг.
— Ты считал меня убийцей?! Всё это время?
Макс озирался, проклиная свой длинный язык. Коридор был почти пустой, но из дверей то и дело выскакивали молоденькие сестрички.
— Офигеть! — шипели слева. — И попёрся со мной сам не зная куда на машине? Да что у тебя в голове, профессор?
Из-за поворота появилась высокая врач с красивым утомлённым лицом. Задержала взгляд на Дамире, слабо улыбнулась. Мужчины синхронно поздоровались.
— Вы по поводу неизвестного, да? Нам звонили насчёт вас из психоневрологического.
Макс покосился на Дамира, а тот кивнул. Врач отошла к стене, чтобы не мешаться на проходе.
— Мы ему ставим тромбоэмболию мезентериальных сосудов. Там уже пошли некротические изменения в стенках кишок, фактически перитонит. Операцию сделали, но вероятность развития сепсиса и неблагоприятного исхода слишком велика.
Дамир непонимающе посмотрел на Макса, а тот покачал головой. На такой стадии — это практически агония. Женщина уловила его жест, обратилась к нему:
— Вы врач?
— Я учился… — неуверенно начал Макс.
— На фоне постоянных приступов кататонии тромбоэмболию очень сложно диагностировать. Нам его неделю назад привезли из шестой психиатрической уже с брюшной жабой.
— Понятно.
Врач заметила кого-то на другом конце коридора, помахала. Уже отходя, она посмотрела на Дамира, а тот приблизился и будто остановил её взглядом. Макс заворожённо смотрел на него, понимая, что сейчас почувствовала врач. Та встала, немного растерявшись.
— Пусть он просто не мучается, — тихо сказал Дамир, и врач неуверенно наклонила голову, словно не расслышала.
Понимая, что тот только что сказал, Макс громко вставил:
— Спасибо, — и подтолкнул Дамира прочь.
Они сидели в рекреации на первом этаже, глядя на проходную. Дамир крутил в руках банку колы, не открывая, вытянув длинные ноги перед собой, пользуясь малолюдностью.
Макс всё ещё переваривал эту дикую историю. То, что Карим стал ментальным овощем в результате гипоксии мозга, — это было что-то из приключенческих романов.
Дамир рассказал, как привёз того в Коломну, заявив, что подобрал на обочине в таком состоянии и, кто такой, не знает.
«Они не заметили, как вы похожи?» — недоумевал Макс.
«Он сильно прибавил в весе после сорока и вообще изменился».
«И у тебя не взяли никаких контактов?».
«Взяли. Потом из ментовки звонили два раза, уточняли детали: где-как нашёл».
«И все эти годы ты сюда приезжал?».
«Раз в месяц где-то. В основном, чтобы подкинуть деньжат сестричкам. Они добрые, вкалывают там за гроши».
От постоянно открывающейся двери сквозило. Макс зачем-то попытался представить, что бы он думал и чувствовал на месте Дамира. Как бы воспринимал отца, что считал бы правильным. Не получилось. Такой сюжет нельзя прочувствовать умозрительно, а только вживую и изнутри. Макс откинулся затылком на стену. Ему и в собственном сюжете скучать не приходится. Он повернул голову к Дамиру, залюбовался хищным профилем. Он вроде и знал и не знал его сейчас. Но ему ещё никогда в жизни не хотелось бы остаться с кем-то так сильно. Дамир резко повернулся, посмотрел — будто прострелил.
— Я отсюда слышу, как шевелятся мысли в твоей умной голове.
— Асият прогнала тебя после его исчезновения. Почему?
— Я засветился, пока торчал возле подъезда, поджидая отца с тем ментом. Коля меня возле гаражей встретил, глазастый чёрт, и ей доложил. Вот такое идиотское совпадение. Я когда из Коломны приехал на следующий вечер — она меня возле съёмной квартиры поджидала. А я весь мокрый, чумазый, в земле и иле. С нервов брякнул ей что-то из серии «нет больше твоего душегуба, забудь».
— Она решила, что ты убил его?
Дамир передёрнул плечами.
— Я тогда будто её убил, знаешь. Она так выла, так убивалась. Я перепугался, что она в милицию кинется, и всё вскроется. И его грехи, и мои. Сейчас вспоминать жутко, что я тогда только не передумал.
А Макс подумал о других родителях, которые так и не узнали, что случилось с их детьми.
— Значит, она все десять лет варилась в этом котле?
— Как тут не поверить в божью кару, да?
— А что она от тебя сейчас хотела? — спросил Макс.
— Чтобы я его отпустил.
— А ты его держишь?
— Косвенно, наверное, — пожал плечами Дамир. — Слежу за уходом, подгоняю лекарства.
Он вдруг скривился, и всполошившемуся Максу показалось, что у того что-то резко заболело. Дамир закрыл рукой лицо, потёр пальцами лоб.
— Он же не помнит, что сделал, — донеслось из-под ладони. — Думаешь, мне надо было его просто бросить здесь?
Макс быстро придвинулся поближе, дотронулся до плеча.
— Не сомневайся в своём решении. Ты не сделал ничего дурного.
Дамир убрал руку, повернулся к нему лицом. И впился в него взглядом, полным такой молящей, безоглядной надежды на успокоение, что Макс вдруг почувствовал: с этого момента Дамир — его. Измученный виной и отчаянием, своей страшной тайной.
Он будто отдавал себя в его руки за возможность забыться, согреться, смыть с себя клеймо палача и предателя. И Макс, заворожённый и жадный в своём желании получить его себе, не смог сыграть честно.
Клятва Гиппократа была позабыта, мысли о недопустимости взращивания и поощрения зависимости отметены.
Да весь этот мир живёт в невротических отношениях! А Максу, кроме Дамира, больше и не нужен никто. 
Всех животных ведёт инстинкт выживания. И они будут выживать в своём маленьком мирке, держась друг за друга. Макс даст ему утешение, по которому тот так изголодался. Изгонит его тяжёлые мысли, излечит душу, научит понимать и отпускать, переживёт с ним его скорбь. Поможет принять реальность и жить дальше, выстраивая защиту от сумасшедшего мира и управлять им.
Макс умиротворяюще улыбнулся Дамиру, глядя, как тот подсознательно зеркалит его улыбку. Как расслабляется его лицо и разглаживаются глубокие морщины меж бровей.
— Всё хорошо, — негромко сказал Макс, держа его взгляд. — Твой отец был таким, каким был, и ты никак не мог повлиять ни на его жизнь тогда, ни на его смерть сейчас. Ты помогал ему, как всякий добрый человек помогает немощному. Теперь пришёл его час, и скоро он уйдёт туда, где его заждались.
Дамир зачарованно смотрел на него, медленно моргая. Но Макс знал, что будет ещё не один порог, через который им придётся перевалить. И сам толкнул лодку:
— Никто не скажет, что лучше: покинуть этот мир больным старцем или счастливым ребёнком. Во всём есть смысл, который нам вряд ли удастся понять, пока мы здесь.
Дамир опустил взгляд, спокойно, почти сонно. Макс ещё долго гладил его руку, невесомо перебирая пальцы.
Стабильная психика гарантирует стабильные отношения. А уж в чём Макс был хорош — так это в стабильности. Он даст время прорасти новым семенам, лелея их.
Дамир вдруг крепко сжал его пальцы, нервно оглядываясь, будто внезапно очнувшись:
— Тут на улице Советская есть приличная гостиница. Идём.
Макс кивнул и поднялся с больничной скамейки.
***
Дамир стоял в прихожей, задумчиво раскручивая красный пропеллер на спине Карлсона.
— Ты представляешь, что я подумал, когда ты сказал, что «там у вас наверху Карлсон»?
Макс отряхнул пыль со штанин и оглядел опустевшую комнату. Квартира продалась быстрее, чем они ожидали. На аванс Макс досрочно погасил кредиты, осталось только раздать друзьям. Дамир так категорично переключился на него в своей заботе, что в ближайшее время можно было вообще не беспокоиться ни о квартире, ни о тратах. Но, почувствовав, каково это — иметь свой дом, Макс уже начал прикидывать, подыскивать им своё жильё без чужих вещей и велосипедов в коридоре.
Карим умер тем же вечером, когда они приехали в Озёра. Будто ждал. Дамир взял похороны на себя, чтобы не в номерной могиле, где хоронили несчастных неизвестных и бездомных. Городские службы были только рады избавиться от трат. Неприметная могилка на городском кладбище упокоила не только Карима в тот день. Не только он отмучился.
— Вроде всё. Машинка швейная где?
Дамир положил игрушку в коробку, поверх пакета с полотенцами.
— В багажнике уже. Далась она тебе.
— Подольская машинка пятидесятого года! «Далась». Лапоть ты.
Дамир неожиданно наклонил к нему голову, видимо, попытался куснуть Макса в шею, но получился смазанный поцелуй в скулу. Шепнул:
— Ты, что ли, шить будешь?
— Тебе намордник, — так же тихо ответил Макс, не отстраняясь.
— И поводок, — развеселился Дамир.
— И поводок.
Они были только вдвоём сейчас в этой квартире. Макс сразу это понял, когда они вернулись сюда с похорон, за его вещами. Та жуткая дыра, через которую веяло потусторонним холодом, затянулась и зарубцевалась. Асият потеряла интерес к миру живых. По эту сторону остались только они, теплокровные.
Страницы:
1 2
Вам понравилось? 67

Рекомендуем:

Не проходите мимо, ваш комментарий важен

нам интересно узнать ваше мнение

    • bowtiesmilelaughingblushsmileyrelaxedsmirk
      heart_eyeskissing_heartkissing_closed_eyesflushedrelievedsatisfiedgrin
      winkstuck_out_tongue_winking_eyestuck_out_tongue_closed_eyesgrinningkissingstuck_out_tonguesleeping
      worriedfrowninganguishedopen_mouthgrimacingconfusedhushed
      expressionlessunamusedsweat_smilesweatdisappointed_relievedwearypensive
      disappointedconfoundedfearfulcold_sweatperseverecrysob
      joyastonishedscreamtired_faceangryragetriumph
      sleepyyummasksunglassesdizzy_faceimpsmiling_imp
      neutral_faceno_mouthinnocent
Кликните на изображение чтобы обновить код, если он неразборчив

2 комментария

+
8
Кот летучий Офлайн 1 июня 2019 02:09
"Ну вот и чудненько, - говорит Кот сам себе, прибивая к полочке табличку с надписью "Мистика, ужасы". - Теперь и у нас в библиотеке всё, как у людей. Даже ужастики есть... А то всё любовные романы да приключения с фантастикой... "
Спасибо автору за редкий жанр!
Ярослав
+
7
Ярослав 1 июня 2019 23:33
Интересно, не оторваться было. Спасибо, очень понравилось произведение.
Наверх