Маечка

Солнце набрало закатных красок и километров десять било в лоб, так что невысокому Сашке, как ни старался он закрыться козырьком, пришлось-таки лезть за темными очками. Палыч сдвинул кепку на лицо и откинулся в кресле. 

- За переездом правее пойдем, не будет в глаза...

- Да я знаю.

Трасса, в самом деле, взяла вправо. От горизонта начал придвигаться лес. А вдоль дороги, по поблекшему, в цвет сена, косогору плыла, подрагивая на раздолбанном асфальте, большая тень их полуприцепной фуры.

Напарничать они стали недавно. Палыч до последнего времени по семейным обстоятельствам дальних рейсов не брал, мотался между Клином и Рязанью. Вблизи дома держали его разведенная дочь Нинка и пятилетний внук Антон: пацан много болел, Нина пыталась наладить новую жизнь, жена Палыча Настя, измученная ревматизмом, с трудом тянула «эту лямку». А на коротких рейсах, знамо дело, ездят в одиночку, там и без сменщика нормальных денег не поднимешь… И тут Нинке обломился приличный ухажер. Она то на ночь-другую пропадала, то – на неделю, а после объявила: «Иду к нему жить. И с Антошкой». Настя поплакала, Палыч поворчал. Но – вещи помогли собрать и проводили. Остались вдвоем. Недельку по-стариковски поскучали в опустевшей квартире, а потом Палыч пошел в контору - проситься на далёкие маршруты. 

За первый месяц трех напарников сменил, ни с кем не получалось притереться. Один привык ночами ездить: летит в темноте по незнакомой дороге так, что «Отче наш» до последней буковки припомнишь! Другой приходит с бодуна, и от его перегара в кабине сизый дым висит. Третий - жадный: ни ночевать в мотеле не уговоришь, ни перекусить в кафешке. Всё «доширак» жуёт и  гонит: «быстрей», да «быстрей!» В последний раз диспетчер встретил Палыча гримасой:

- На тебя, Бояринов, не угодишь. Двое вас, таких капризных: ты и Сашка Сидоров. Давайте, вместе и катайтесь. С ним не поладишь – назад на пригородные рейсы переведу.

Сидоров оказался невысоким поджарым блондином лет двадцати семи со светлыми глазами и ямочками на щеках. 

- Ты, что ли, прибалт? – спросил Палыч, в первый раз здороваясь с ним за руку.

- Не, русский. Из Пензы.

- Чистый Дитер Болен!

- Кто?

- Дереееевня! – хмыкнул Юрич. – Что, в детстве в Пензе телевизоров не видел?

Сашка надулся. Он вообще был обидчивый и странный. В аккуратных, словно по фигуре подогнанных шмотках, в заграничных «зеркальных» очках, с широким модным телефоном, он выглядел чужим в простой шоферской жизни, как попугай в курятнике. Он был не трепач, и по лицу видать - с характером. 

- Как тебя в дальнобои-то занесло? – взялся выспрашивать Палыч. – Тебе б учиться…

- А что? Нормальная работа, - ушел было от разговора Сашка. Но от Москвы до Челябы молча не доедешь, и километров через двести он все же стал говорить: - Я и учился. Закончил универ. Там, в Пензе,… - и настороженно затих, ожидая: не скажет ли Палыч что-нибудь пренебрежительное про его родной город? 

Но тот вместо насмешек спокойно спросил:

- Папа с мамой заставили? 

- Откуда знаете?

- Ну уж - «бином Ньютона»! - фыркнул Палыч. – Я вон дочке Нинке кол на башке тесал – не стала учиться и всё! 

- А у меня - диплом, - продолжал Саша километров пять спустя. – Но толку – ноль. Работы как нет, так и нет. Год я кантовался менеджером: «продажа саженцев и удобрений», потом – водилой в том же магазине. Категорию «С» получил. Однажды ёлки нужно было везти. Не новогодние - живые, с корнями. Оказалось – прикольно. В общем, доучился я до категории «Е»* и уехал в Москву. Теперь вот, катаюсь. И денег - нормально.

- Семья-то имеется? – спросил Палыч.

- Я в разводе, - отрезал Саша и снова надулся, словно его спросили что-то непристойное.  

Почему Сидоров напарников часто меняет, Палыч выяснять не стал: зачем на рожон лезть? Само узнается. Сгоняли они пять раз до Уфы, три - до Челябинска. Потом Палыч хотел на запад, на Брест подписаться, но Сашка вдруг упёрся: 

- Не поеду!

- Чего ты? Границы боишься? Алиментщик, что ль?

- Думай, что хочешь. А я туда не ездок. 

И это была не единственная его странность. В мотелях Саша всегда брал одноместный номер.

- Я храплю! – пояснил сразу.

- Да и фиг бы с ним! – отмахнулся было Палыч. – Я сам храплю. А зараза к заразе не пристает.

- Нет. Мне неловко, - набычился Сашка.

И это «неловко» прозвучало так глупо, что Палыч отступился. Не хочет – не надо. Подумаешь, цаца какая! 

А вот в компаниях Саша любил посидеть. Ездили они одной и той же трассой. Понятное, дело, что - не они одни. И часто пересекались на ночевках с такими же фурами. Как ни въедешь на стоянку в Сызрани, в Саранске или Бугульме, а уже запаркованы там те же Volvo, те же КАМАЗы, и непременно синий автовоз MAN с самарскими номерами. Многих водил Палыч уже знал: в Москве на одних терминалах на погрузку вместе часами стояли. С кем-то познакомился на трассе. А в том, чаще всего попадающемся им по пути, MANе водилой был здоровенный, с моряцкими татуировками, в морфлоте отслуживший, парень Толик, и его напарники – то пожилой башкир Юнус, то рыжий лысоватый Стас. Вот с ними Сашка и тусил при встречах: в картишки перекинуться, пивка попить, а если дело в Сызрани – на Волгу мотануть купаться. 

- Они - друзья твои? – спросил его Палыч, встретив этот MAN в четвертый или пятый раз.

- Да. Толик – земляк, с моими родителями рядом живет. Я им денег через него передаю, - был ответ.

Ну, друзья - так друзья. 

Засиживались те «друзья» всегда до ночи. Вначале Палыч опасался: вот придет сменщик утром похмёлый… Но – не случилось. Если и пили по ночам, то - в меру. Приходил Сашка трезвый, нормально садился за руль, ехал спокойно. Чего еще хотеть? 

- Во сколько вчера разошлись-то? – спрашивал Палыч.

- В два… или в три...

- И что делали?

- В карты играли.

Так он себе и объяснил: картёжники, значит. Есть ведь такая зараза: есть мужики, которым ни водки не надо, ни баб, дай только в покер зарубиться, да чтоб на деньги, да чтоб – на большие… И в предвкушении карт глаза горят, как перед свиданкой. 

Вот и за Сашкой он заметил: если впереди ночевка на одном из «перекрестков», да в телефоне ему кто-то написал, да, видно, на игру договорились, то он спешит, топит сто км в час – неважно: знак, не знак*… И не вобьешь ему в башку, что на штраф налетит. 

- Смотри, Саш, штраф – с тебя будет! Я предупредил! – ворчал Палыч. 

А тот – кивает:

- Ладно, ладно. Здесь ж нет радаров никогда. Я ж помню…

Ну и наперёд уже можно сказать, что как до мотеля доедут, то обязательно этот MAN будет стоять или накрайняк сразу после них приедет...

А вот как с бабьим полом Саша дело решал, было неясно. По девкам придорожным он был не ходок. Хотя даже Палыч, несмотря на седые виски, баловался. «Подружка» заглянет в кабину:

- Вас двое? Обоим делать-то? 

А Саша скривится:

- Фу! У меня жена красавица, - и из кабины – шасть. 

Мол: «ты здесь, Палыч, поправляй свои дела, а я пройдусь и свежим воздухом понаслаждаюсь».

Правда, раз на стоянке Палыч увидел, как напарник на подножке фуры завис, зеркало к себе развернул и поправляет шевелюру и воротник.

- Дролечка, что ль, здесь какая есть? – подмигнул ему Палыч.

Но Саша – неожиданно, как всегда это с ним бывало - разозлился:

- Ты, Василь Палч, трепись, да не забывайся. Я к тебе в душу не лезу. И ты ко мне – не лезь.

- Да больно ты сдался! – фыркнул в ответ Палыч.     

Шоссе нырнуло в ложбину, и вместе с туманом в окошко вплыл вечерний холодок. Палыч передернул плечами и достал телефон:

- Ну – что, звоню в кофейню? Тебе – солянку, жареной картошки и шашлык? 

Но напарник неожиданно мотнул головой:

- Не, Василь Палч, давай не сейчас. Подвеску надо посмотреть.

- Там и посмотрим.

- Нет. Далеко дотуда. А она – скрипит.

- Ты не дури! – нахмурился Палыч. – В башке твоей скрипит. Чего еще удумал? Жрать пора. Осталось тридцать километров. А мы здесь чиниться будем, на дороге?

Но упрямый Сашка уже тормозил у обочины. Палыч вышел из машины вслед за ним:

- Нет, ты скажи мне!...

Тогда Саша обернулся и произнес вдруг дрогнувшим голосом:

- Я это… денег должен одному. Не хочу встречаться. А он там ждать будет, боюсь.

- Кому хоть? Тольке этому? Юнусу?

- Толе, - сказал Сашка. – Не могу сейчас отдать, - и наклонился к рессоре.

- Ну и сколько мы здесь будем торчать? – недовольно насупился Палыч.

- Они навстречу едут и на Саранск повернут, - раздалось из-под машины. – Может, уже повернули. Подождем часок для верности?...

Палыч вспомнил: день назад у Саши звонил телефон, а он всё сбрасывал и сбрасывал звонки. Потом попросил тормознуть и ушел далеко на обочину – перезванивать. И было слышно, как он с кем-то вздорит – то ли злится, то ли извиняется. Вернулся расстроенный, всё лицо - красными пятнами.

- Что-то случилось? – спросил Палыч.

- Подружка буянит, - буркнул Саша. – Давай, едем, - а когда Палыч уже встал в полосу и набрал свои восемьдесят, Саша ни к селу, ни к городу добавил: - Люди – гады!

Тогда еще Палыч подумал: нечистое дело. С подружками так не ругаются. Тем более, раньше про нее ничего не было слышно, и вдруг сразу - скандал. А теперь прояснилось: то не подружка, значит, была, то были - деньги. Так больше похоже на правду.

По факту Палыч – понимающий мужик. Надо - так надо. Тем паче, задний мост, и правда, скрипел. Он бросил Сашке изолоновый ковер*, достал ремкомплект. Провозились часа полтора, до самых сумерек.

- Говорил я: с датчиком ускорения кузова трабблы, - подвел итог Палыч.

- Да. Видно, да, - кивнул Саша. – Значит, под гору не разгоняемся. Ну что – едем? 

    *    *    *

Небольшая деревушка обступила трассу десятками подсвеченных кафешек: «Едок», «Едун», «МордДоналдс», «Арарат». Они тормознули у своего привычного «Привала». Перед терраской кочегарился мангал, и запах дыма и шашлыков вплетался в запахи дороги. Палыч сразу нырнул в невысокую дверь кабачка. Саша, спрыгнув из кабины, наклонился к злополучному мосту, а, подняв глаза, увидел, как зажигает фары в ста метрах припаркованный синий MAN. 

Он полез было снова в машину. Передумал, спрыгнул, шагнул к кабаку. Но фура уже остановилась рядом, и разъяренный Толик выскочил, закрыв ему дорогу:

- Ах, значит, «сломались»? Ах, значит, «в Самаре ночуете»? Тварь!

- Толь, ты чего? – залепетал Саша.

- ### придорожная! – рявкнул Толик и кулаком заехал ему в ухо. – Шалава! Сука последняя! Дрянь!

- Толя, прости! Ты не так понял. Наврали тебе! – жалобно взвыл Сашка.

- Ты уж реши: «прости» или «наврали»! – Толик ярился, и град ударов сыпался на парня, закрывающего голову руками. Один, особенно сильный, удар сбил его с ног. Сашка пытался подняться, но Толик двинул ему по колену ногой, и он снова упал.

- Не надо!... Не надо!... Не бей! – он извивался в пыли, словно уж, пытаясь увернуться от тяжелых ботинок. – Наврали тебе. Говорю: ничего!... Никогда! Только ты!...

Но дюжий моряк, словно не слыша этих воплей, пинками пытался попасть лежащему пониже спины.

Палыч, отмывавший над жестяной раковиной замурзанные руки, начало этой стычки пропустил. И, лишь услышав крики, выскочил из кабака. Чтобы не лезть на бугая с голыми руками, он ухватил из поленницы перед мангалом тяжелую чурку и рванул к дерущимся. А глупый Сашка – нет, чтоб обрадоваться помощи - вдруг заорал:

- Толь, сзади!

Моряк развернулся и, не дав Палычу даже замахнуться, ногою выбил полено у него из рук. Палыч сжал кулаки, но Толик продолжать не стал, лишь сплюнул и полез в кабину своей фуры. 

Сбежались водилы: кто с монтировкой, кто с травматом. Палыч попытался открыть дверь MANа, но сзади к нему прицепился этот малахольный: 

- Не надо, Василь Палыч. Отпусти его! …Я денег должен. Если он к ментам пойдет, мне – крышка, - утирая одной рукой кровь из носа, второй Сашка крепко держал напарника. – Не нужно ничего! Я – сам…

Столпившиеся рядом мужики нерешительно мялись. Дорога – дело сложное. Случаи бывают разные. Может, Сашка, действительно, сам виноват? Чего лезть, если не просят? Официантка из «Привала» принесла ведро воды, и Саша, всхлипывая и скрипя зубами, стал умываться.

- Какой ты дебил! – раздраженно повысил голос Палыч. – Теперь ясно, почему с тобой никто ездить не хочет. Я – к тебе на подмогу, а ты – как урод…

- Мне хуже, если – милицию, - ответил Сашка. 

Народ стал расходиться. MAN тронулся, его не держали. Палыч ушел в кабачок. Саша неуклюже, стараясь не задеть больных мест, вытирался поданным официанткой полотенцем. 

MAN метрах в пятидесяти вновь тормознул. Толик вернулся порывистым шагом. Саша несмело подался было к нему, но тот даже не взглянул на бывшего друга. Склонился к мангалу и, сдвинув вбок пустые шампуры, стал рвать какие-то листы. То ли письма, то ли фотографии занялись не сразу. Моряк достал зажигалку, но угли уже разгорелись, бумага вспыхнула, и столб пламени взвился в мангале. 

- Чтоб в ста километрах от меня тебя не было, ясно? – буркнул Толик, будто ни к кому не обращаясь, через минуту клацнула дверь фуры, и MAN, неторопливо набирая ход, ушел в темноту.

Сашку трясло. Он покачал головой на какой-то вопрос официантки, подошел к своей машине и не взобрался, а почти вполз по подножке в кабину. Хотел залезть на лежанку, не смог, застонав от боли и двумя руками держась за бок. С усилием захлопнул за собой дверь, лег лицом на торпеду и хрипло и негромко заскулил.

Из кафешки Палыч вернулся быстро и злой. Взобрался в кабину, шлепнул на сидение пакет, в котором поверх пластиковой коробки с шашлыком лежали крупные кусманы хлеба.

- Живой? Жрать будешь?  

- Нет, - выдавил Сашка, не поднимая головы.

- Полудурок! До Москвы доедем и – гудбай. В пень таких напарничков! – старик сплюнул в окно и крутанул ключ в замке зажигания.

Сашка смолчал, решив про себя, что через пару часов оклемается, сможет сесть за руль, и разлад сам собой сойдет на нет. Но от дорожной качки его принялось мутить. Он попытался отхлебнуть швепса из еще в Самаре купленной бутылки, но пойло было теплым и гадким.

- Останови, пожалуйста. Я подышу…

Палыч затормозил. Сашка открыл дверь, не решаясь спускаться на землю: фиг знает, выйдет ли  потом обратно заползти? В боку кололо, взгляд зАстило туманом.

- Башка кружится? Сотрясение, что ль? – Палыч спрыгнул на землю, обошел кабину и протянул страдальцу руку: - Держись.

Тот, приняв помощь, скользнул вниз. Они прогулялись «до кустов», потом перекурили. По дороге на Москву прополз тягач с негабаритной огромной трубой на ложементе, а вслед за ним - длинный караван фур и тихоходок.

- Бл#! Теперь их обгонять запаришься! – матернулся старик. – Давай, лезь в машину, - и подставил Сашке руку и плечо.

- Прости меня, Василь Палыч, - уже в машине виновато начал тот.

- Может, тебя в больничку сдать? До Шацка километров семь осталось. Там рентген сделают, фонариком в глаза посветят…

- …Ментов позовут, - продолжил Сашка. – Не надо!

- На хрена ты его защищаешь? Я бы на твоем месте полицию вызвал. Прямо там, пока свидетели не разъехались. Что, он тебе – родня?!

- Родня, - Сашка запнулся, помолчал, потом, словно нехотя, выцедил: - Он – зять мне. Муж сестры, Светки.

- Сестры? Родной? – от неожиданности Палыч обернулся и аж рулем вильнул. – Правда, что ли?

- Да. 

- А раньше почему не говорил?

- Зачем? Какая разница?

- Ну, тогда за деньги-то – ясно! – развеселился вдруг старик. – Зятю своему и я б втащил, если бы он семейные деньги в карты проигрывал. А я уж грешным делом решил, что вы – того! – он поднял над рулем обе руки и хлопнул ладонью по сложенным в кольцо пальцам. – Ну… педики, и он тебя ревнует. А вы – семья! - он засмеялся, кивая головой. – Давай-ка ты, лезь на лежанку. Если сотрясение, то надо лежать. 

Сашка послушно вполз на спальное место. То ли от вечерней прохлады, то ли от того, что напарник больше не злится, ему стало легче дышать, и он уснул, кое-как пристроив на спартанском ложе свое недужное тело. 

Всю дорогу Палыч так и проехал – сам. Перед Коломной свернул на АЗС: бак залил, кофе выпил, потрепался пять минут с заправщиком. Не то, чтобы ему общаться захотелось, но – нужно было, чтобы не уснуть. А в шесть утра он уже припарковался на грузовой площадке перед МКАДом, разложил сидения и лег. И, проваливаясь в вязкий сон, слышал, как скулит во сне избитый Сашка.  

Ночную дорогу он не запомнил совсем. Вот, держась ладонью за больную поясницу, он ищет положение, в котором меньше всего трясет голову. Вот в сон вплетается какой-то говор: то ли на заправке, то ли у ГИБДД. И вот – утро, Москва за окном, и Палыч тянет его за рукав:

- Давай, просыпайся! Встаем под разгрузку.

- Что - уже? Доехали? Спасибо тебе, Василь Палыч, добрый ты человек! 

В голове теперь было более-менее ясно. Бок всё еще ныл, но двигаться уже получалось. И только бланш под глазом и отёкшая губа делали его похожим на побитого боксера. В контору, конечно, в таком виде соваться не стоило, поэтому с документами мотался напарник, а Сашка ждал в кабине, сжав в руке айфон. 

Он вырубил телефон вчера, до драки и до придуманного на ходу ремонта. А теперь даже включать не хотелось, и он не сразу собрался с духом нажать кнопку Power, но… ни неотвеченных звонков, ни SMS-ок не было. Сашка прождал минут пять. Потом проверил баланс. Снова выключил-включил. Ему никто не позвонил! Никто. Ни разу. Он посидел чуток с закрытыми глазами и начал удалять историю звонков и переписку.

Десяток яростных и нецензурных SMS-ок. Расплывчатое фото, сделанное в сумерки дешевым телефоном: его, Сашкина, светлая макушка, а по бокам от нее – волосатые голые ноги, колено одной из которых сжимает Сашкина же небольшая крепкая рука. А под фото – огромными буквами: «ЧТО ЭТО, Б##?!» Его отчаянный ответ: «Толик, это – не я. Это фотошоп. Подстава!» А всё, что отправлялось раньше этой фотографии – легко и невинно: короткие писульки типа «выезжаем», «к десяти успею», «и тебе – спок-ночи», фотки вяленой воблы и пивасика в литровой кружке, деловитое «на втором мосту – менты: секут сплошную» и анекдоты с демотиваторами из интернета. Абонент всей этой переписки был обозначен в телефоне, как «ТТ», а аватарка подтягивалась каждый раз новая. Сашка перешел в фотогалерею и стал стирать оттуда картинки: «Тульский Токарев»*, Ауди ТТ*, тяжелый танк Т30, флаг Тринидад и Тобаго, тайландский тигр, тихоокеанский траулер, тафгай* Торнадо – всё, содержащее в названии две буквы «т» и означающее что-то мощное, сильное и неукротимое. Он копил эту подборку два года, а теперь тёр без сожаления, не раздумывая, не останавливаясь: «удалить», «удалить», «удалить»… Когда исчезла самая последняя картинка, он задержался на минуту, гипнотизируя взглядом теперь «голый» телефонный номер: ТТ, Толик Тарасов, трахаль-террорист… А потом с силой вдавил ни в чем не повинную клавишу: «удалить». Скотина ты, Толик! Подлец и урод. Не прощу!..

Вторые сутки за окном вагона бежал лес. Попутчики - три мужика, глушившие водяру от самой Москвы - сошли ночью, а вместо них в купе подсела тётка с кучей сумок и в неуместном для августа меховом жилете.

- Сползай сюда, студент, вместе с матрасом. До Ноябрьска вдвоем поедем. Я узнавала.

- Я не студент, - сдержанно ответил Саша, спустился с верхней полки и ушел к проводнице за кипятком.

Пока его не было, тётка распихала по купе свои вещи, застелила столик полотенцем и разложила там бутерброды, яблоки, вареные яйца и бутылку заграничного ликёра. 

- Я – гей. Можете не стараться, - буркнул Сашка, покосившись на этот продуктовый рай и пристраивая на угол стола свой доширак.

- Ха! В хрен ты мне упёрся! – фыркнула попутчица, но было видно, что – обиделась, завинтила крышку на неначатой бутылке и стала всухомятку жевать бутерброд, уткнувшись в телефон.

Меланхоличная тряска, стук колес и по-осеннему красивый, бесконечный, дикий лес навевали какое-то оцепенение. После долгого молчания Сашка заговорил сам:

- Там проводница чай продает. Хотите, я на вашу долю тоже попрошу?

Тётка подняла взгляд от смартфона:

- У меня есть кофе в термосе. Будешь? – и улыбнулась: - …Гей-отщепенец!

- Почему – «отщепенец»? А кофе – хороший? И откуда Вы вообще здесь ночью взялись?

- Я не ночью взялась, я уже - «ягодка опять», парень! Меня Настя зовут.

- Саша, - представился он. 

Через час, в тесном общении ополовинив бутылку, он знал про попутчицу столько, что на ее фоне сам себе казался смешным малолетним мажором. Настина судьба вплетена была в историю большой страны: кочевое детство в семье офицера, юность в Средней Азии, потом – смутное время, когда вдруг стало страшно быть русским в городе, где тебе только вчера улыбались. Патрули с калашами, гибель друзей, эвакуация на бронетранспортере в аэропорт, новая жизнь за Уралом, любовь-морковь-горести-радости, трое детей от четырех мужей… Правда, которую про нее, наверное, не знали даже близкие подруги. Синдром попутчика, во всей его красе! 

В купе заглянула цыганка с лотком какого-то барахла, открыла дверь, оценила пассажиров взглядом и почему-то не надумала им ничего продавать, молча пошла дальше. Солнце село. Десять минут поезд медленно ехал вдоль расчерченного фонарями города с улицами, заводскими трубами и площадями. На здании вокзала была надпись «Платформа №…» и четырехзначное число.

- Что это? – опешил Сашка. – Где мы?

- Это - зона, - ответила Настя. – А ты здесь в первый раз, я посмотрю? Как тебя занесло-то сюда, «нестудент»?

- Завербовался в газовики. У меня диплом есть.

- Красавчик! Нам с тобой всё равно еще сутки трястись. Давай, ты сходишь к проводнице за «ещём» и всё расскажешь.

Сашку от двухдневной непрестанной качки и ликёра развезло, он не нашел, что возразить, и пошел к проводнице. А потом, под простую дешёвую «белую», орешки и остатки бутербродов у него хлынула горлом душа.

- Знаешь, я – сволочь. Я такая сука… и получил по заслугам, - он опрокинул в себя стопку и, не закусывая, уставился в свои колени.

Настя сунула ему в руку бутерброд:

- Ты, давай, жуй что-нибудь, а то – отрубишься. А я еще спать не хочу.

Он кивнул, но есть не стал: он хотел говорить!

- Я его со школы помню. Он – одноклассник Светки, сеструхи моей. Старше меня на три года. Мы в школе-то и не общались. …Хотя – нет, было раз. Они курили за котельной: Светка, Толик, два Андрюхи и Машка. Я подошел ключи у Светки взять. А Машка про своих соседей рассказывала: у них там драка была и ментов вызывали. Ну, я стал слушать. Андрюха открыл банку яги*, пустил по кругу: каждому – по два глотка. Тут они и спохватились: чего это я рядом с ними стою, слушаю?! Я даже глотнуть не успел, Толик у меня банку забрал, зажал локтем шею: «Что ты, сикилявка, ошиваешься с большими? Тебя сюда звали?». Отвёл меня ото всех, сказал: «Дуй домой, уроки делать. А если узнаю, что ты на нас учителям стуканёшь, трахну!» И – коленом мне под зад. Несильно, небольно, но – досадно. При всех! Я ушел, ключи у сестры попросить даже не вспомнил. А домой без ключей не попасть. Я пошел в парк. И всё в голову лезло: для чего он так сказал: «трахну»? Я же не девчонка! И почему тихо это сказал? Не хотел меня при всех позорить? Это весна была, их одиннадцатый класс. Потом они школу окончили. Толик в колледж пошел, только я тогда этого не знал. Светка – в университет в Самаре. Это всё забылось. У меня девчонки были. Одна даже – с сексом. И еще штуки три – с поцелуями. И вдруг приходит нам письмо. Бумажное, по почте, в ящик положили. Написано: «Сидоровым. Для Светланы», а обратный адрес – «в/ч». Отец насторожился: что это? Может, от зэка? Вскрыли. Оказалось – от Тольки. Его в морпехи взяли, на Тихий океан, а в конверте – фотки с присяги. Там Толик – красивый, в берете, с автоматом. Папку с текстом присяги держит в руках, стоит перед строем. У них фотограф, чтоб деньжат срубить, разрекламировал: отправьте, мол, домой фотографии. Родителям – чтобы гордились, невестам – чтобы ждали. Толька и отправил. 

А Светка-то была в Самаре, на учебе. Мать ей позвонила, рассказала про фото. Пересылать не стали, так оно и валялось в серванте. А меня оно проняло. Я, даже для самого для себя незаметно, один раз его взял, посмотрел, второй взял, посмотрел, потом к себе в комнату унес. А потом – мне показалось, смешно и прикольно – вдруг накатал ответ от Светкиного имени: «Здравствуй, мой любимый Толик! Я получила фотографию, ты – обалденный! Я хвастаюсь подружкам, и все они просят твой адрес. Ты – мой герой!» Купил конверт на почте, запечатал и отправил. И, вроде, ничего плохого не сделал: ведь, сама Светка ни причем, а я – всё в шутку. Ну – откроется это, ну – посмеемся. А он ответил. На конверте снова: «Сидоровым, для С.» Писал, что - служит, что – сложно, что ему надо, чтоб его здесь кто-то ждал. И началась переписка. Я понимал, что если родители узнают, то будет хреново, поэтому попросил, чтоб он слал «до востребования», на абонентский ящик. На почту ходил получать. Вот так у меня завелась эта тайна. Поначалу – смешною казалось. Потом у нас признания пошли. Он писал: «скучаю», я: «хочу тебя». Светка на каникулы приехала, на фотку глянула: «Красавчик!» - говорит. И – больше ничего. Я подумал: ну, и слава Богу! 

Я окончил школу, поступил в универ. Прошло три года. Я не сразу осознал, что он мне снится, что у нас в письмах эротика пошла, прямо порно! Однажды хотел приятелю признаться, чтобы вместе поржать, но вовремя сообразил, что это слишком странная история, чтоб о ней трепаться. Когда срок Толькиной службы стал приближаться к концу, я допетрил, что надо как-то выкручиваться. Написал: «Толя, я люблю тебя, но мы оба изменились, и мне нужно время - подумать…» Он ответил коротко: «Ок. Обсудим при встрече». 

Вернулся он в мае. Было утро. Мать и отец – на работе. Сестра Светка – в Самаре. А я в тот день не пошел на учебу: проспал. И вдруг – звонок. Я только шорты натянул, дверь открываю, а там стоит Толька. В берете, в тельняшке, в аксельбантах. Я обомлел: стою, молчу. Надо сказать: «Светы нет дома», а у меня на глаза слезы навернулись. Отчего – не знаю. Он в квартиру вошел, дверь за собой прикрыл, спиной к ней привалился и говорит:

- Ну, подумал?

У меня аж дыхание сперло. А он мою шею захватил – как тогда, у котельной, и шепчет:

- Подумал? 

Я руки поднял, чтобы его оттолкнуть, ему в грудь уперся, а он не отпускает. …Там, в коридоре, всё и случилось. Хотя – нет: ничего! Ничего такого еще не было. Просто он меня к своей груди прижал, пальцами ведет по шее, по спине. А у меня - мурашки. Он мое лицо к себе поднял, смотрит в глаза и шепчет что-то пошлое, сладкое. И я понимаю, что это – из его писем, слово-в-слово. И только тогда до меня дошло, что он давно меня раскусил. Он не Светке писал. Мне! А он – всё дальше идет, дальше… Лицо мое гладит, глаза, губы, плечи. Потом руку мне под резинку засунул, и я – пролился. Прямо в шорты, прямо на его ладонь. И тогда он меня поцеловал. В первый раз. Взасос. Я его за шею обнял и шепчу: «Прости!» А за что уже «прости»-то? Уже новая жизнь началась. Уже неважно, что я не от своего имени писал. Уже во всем признались друг другу, ведь правда? - Сашка обернулся на попутчицу. – Глупо это, да? Нелепо? Ты смеешься надо мной?

Конечно, она не смеялась. А ему зачем-то было нужно, чтоб эта чужая женщина его не осудила.

- У нас всё и вышло-то не сразу. Он две недели меня «брал»: не получалось, не могли, мне больно было. Поэтому я знаю: я у него – первый! Ну, в смысле, парень. Он не умел до меня. В первые дни мы только целовались. Дрочили друг другу. Потом я в рот решился взять. Ну, а дальше – всё уже пошло. Он сказал мне: «хочу». Я ответил: «я тоже». Мы ведь в письмах это сто раз обсудили: как, что он со мной будет делать. И вот – всё настало! 

Он устроился шофером на карьер. Предложил: «хочешь, научу тебя водить грузовик?» Я ответил: «хочу!» И стал с ним ездить. До карьера – он за рулем. А там он меня за руль сажал, я учился. А потом - в лесок заедем, и весь КАМАЗ – в нашем распоряжении! В нем он меня и взял. Но – не сразу. Я же сказал тебе, да? Полмесяца мучились. Резинок извели – штук десять. Я уже думал: не сумею ему дать… Сумел! В общем, если бы я был девчонкой, он, как честный человек, должен бы был на мне жениться. Но я – не был. А Светка – была! Я даже не сразу просек, что он и с ней встречается. Она приехала на лето из Самары: счастливая, светлая! Один раз мне говорит: «Саш, я замуж выхожу!» Я и не подумал, что – за него.  

- Ната-а-аль, какой хороший у тебя укроп сей год! Дай на семена хоть полщепотки.

- Ой, Тань, я т-тя умоляю. «Щепотки»,.. – тётка в клетчатых лосинах не спеша разогнулась от грядки, выдрала пяток стеблей с пышными зонтами и протянула их через забор: - Держи! 

- Спасибо. Я смотрю, теплицу разбираете? 

В глубине участка верзила в тельняшке выкручивал дрелью болты из дюралевых планок.

- Да. Раз уж Света с зятем здесь… 

- А что Сашка - не помогает?

- Ай, ну его! – Наталья с досадой махнула рукой. – Уехал он. В Сибирь. За длинным рублем.

- Не женился пока?

- Не. Прямо, как есть – малахольный. Словно порчу навели. Еще со свадьбы Светкиной. Ты знаешь?...

Давнюю историю про свадьбу знали на посёлке все. Но сейчас соседка Таня, нагорбатившись на огороде, пришла почесать языком и потому округлила глаза:

- Не-е-ет. А что?

Наталья облокотилась на штакетину и снизила голос:

- Раньше парень был – мечта! Тихий, вежливый. По дому помогал. Учился. А после Светка институт закончила, вернулась из Самары, замуж собралась, а на ее на свадьбе – Сашке как шлея под хвост попала. Сначала, вроде, всё нормально было. Он радовался за сестру, машину шариками украшал, в ЗАГСе тосты кричал. А в кафе напился, и как понесло-о-о,… - Наталья помрачнела от воспоминаний и качнула головой. – Не знаю, что у них с Толькой вышло, но Сашка вдруг в драку полез. Смех: Толик-то, смотри, какой лось, - она покосилась на зятя, как раз несущего к сараю в охапку несколько тяжелых рам. – А мой-то – хлюпик. Так – нет: руками машет, скОчет, как петух. Разняли. Он напился вдрызг... Вечером хватились – нет нигде. Я решила: где-то спит. А у меня - хлопот по горло: молодожены наши в ту ночь в пансионат уезжали, гостей надо было по домам растолкать, со столов прибрать, что оставалось… А среди ночи из полиции звонят: «Ваш сын – в отделении. Заберите». Представь, шельмец напился, поперся на вокзал и там на козырек залез. Разбил стекло большое. Ерунду какую-то орал. Менты его с лестницей снимали. Позор на весь город. Беда… И после: то – «живу с вами», то – «не живу». Ушел в общагу. Там потусил, потом вернулся. Год проработал в городе, потом завербовался в дальнобои. Деньги получал хорошие: и мне давал, и одевался, и племяшкам то-сё покупал. А теперь вдруг – в Сибирь, - Наталья снова покачала головой, и соседка также горестно вздохнула и кивнула.

- Толя, прости! Ты не так понял. Наврали тебе! – визжал парень в трениках и майке, зажимаясь и виляя жопой на полу. - Не надо, не бей!

- Ты, дрянь, реши: «не так» или «наврали»?! – Толик пинал его ногами, но каждый раз носок его ботинка утыкался в выставленную руку, отчего Толик злился и разражался новой порцией площадной, грязной брани. 

Наконец, один удар «прошёл» в живот. Парень на полу аж зашипел. Толик на него демонстративно сплюнул и шагнул к окну. Парень пополз следом:

- Толя, прости!

- Нет.

- Пожалуйста! Люблю тебя! Так больше никогда не буду!

- Нет.

- Я умираю без тебя! Прости! – он обнимал Толиковы ноги, прижимался лбом к его коленям и скулил. 

Толик смягчился: наклонился, взял плюгавца за плечо, поставил на колени:

- Соси. Тогда прощу.

Тот начал выполнять приказ. Толик быстро «поплыл». Сел на кровать. Лег. И, наконец-то, потянул парня под себя:

- Иди уже! Простил. За что только люблю тебя, урода?!

Он натянул презерватив, потом натянул переставшего всхлипывать парня. Оттрахал его так, что сам почти забылся: целовал его губы и щеки, шептал:

- Сашка! Маечка! Люблю!

Кончил, надолго зажав под собой угловатые плечи. А через пять минут молчания и неподвижности брезгливо оттолкнул их от себя. 

- В печень, сука, въехал, - процедил парень, садясь на кровати и доставая сигарету с зажигалкой.

- Я же плачУ. 

- Не столько, чтоб инвалидом меня сделать.

- Сколько договорились, - Толик выудил из куртки и бросил на кровать две пятитысячных бумажки.

Парень взял деньги не сразу. Сперва курил, смотрел в окно. Стянул с себя и бросил Толику  майку. Оделся в своё. И лишь потом забрал купюры.

- Больше не приходи! Осточертел ты мне со своими за#бами и маскарадом.

- Да и в ##ду тебя! Найду другого. Один хрен ты  на него не похож.

- Ну и найди его самогО, если он тебе так нужен! На фига тебе непохожие?

- Нет. Он должен сам приползти. На коленях. В слезах и соплях. Не иначе.

Утром Сашке было стыдно. За вчерашнее и за ночное. Мало того, что случайной тётке всё своё личное-тайное выболтал, так ближе к полуночи - неясно, с какого перепуга - он к этой Насте с поцелуями полез. Слава богу, что она на это «счастье» не повелась, увернулась от его губ и рук:

- Ой, ну тебя! Весь день твердил, что гей, а к ночи вдруг занатюрел? Давай уже – не надо!

А ему, с нетрезвых глаз, мнилось важным что-то и кому-то доказать… Но, к своей большой удаче, он, не добившись ничего, уснул. Утром купе стуком разбудила проводница. Продрав глаза, Сашка вспомнил вечер, залился краской до корней волос и, отказавшись от чая, со всеми своими вещами смылся в тамбур. Дикие болота без конца чередовались с полосами леса. Местами видны были вышки. Полчаса стояли в Когалыме. Там Сашка сошел на перрон, потоптался, продрог и вернулся в поезд греться. В их вагон никто больше не сел. И, когда проводница задраила двери, и состав опять неторопливо пополз по тайге, Сашке сделалось так неуютно и жутко, что он с трудом удержался, чтоб не вернуться в купе и не начать опять просить у Насти поцелуя – единственного реального тепла, которое еще могло его согреть в этом холодном, странном и суровом мире.  

- Ноябрьск. Замерз? Выходишь? Вещи не забыл? – проводница за его спиной зазвенела ключами. 

За ней стояла Настя. Сашка резко отвернулся, чтоб не встретиться с ночной собеседницей взглядом и не объяснять свое «бегство». Но она, видно, все проблемы всегда делила на три и без лишних слов придвинула ему баул:

- Поможешь до стоянки донести?

Ему ничего не оставалось, как кивнуть. 

Пока они тащили сумки, Настя развлекала его разговором:

- Ты знаешь, сколько здесь снега зимой?! В прошлом марте аж козырек вокзальный проломился…

При фразе «козырек вокзала» Сашка неуместно покраснел. Наконец, Настя поставила сумку рядом с десятилетней «праворукой» Тойотой и щелкнула брелоком сигнализации.

- И где ты сегодня ночуешь? 

- В общаге.

- А комендант об этом знает? Ты его предупредил? Звонил? Или он на рыбалку уехал? Ты хоть в курсе, что сегодня – воскресенье? 

- Нет…

- На все вопросы – «нет», кроме рыбалки? – фыркнула она. И кивнула на пассажирскую дверь: - Ладно, в машину садись. Сейчас тебя устроим на квартиру. Ты ведь не буйный? К старому слепому деду целоваться не полезешь?

Сашка снова покраснел, помотал головой и стал грузить свои вещи в салон, обитый «чебурашкой» и пахнущий бензином и копченой рыбой.

У Сашки Настя ни полслова не спросила. Одной рукой выкручивая руль, проводя машину между траком и газелью, вторую с телефоном она прижимала к уху:

- Всё, дядь-Борь, нашла я тебе нового жильца. Нет, не вахтовик… Новенький, с материка приехал только что... Да, мальчик. Саша… Нет, вроде не пьет… Ну, почём я знаю?... Сам и спросишь…

Бросив телефон, она покосилась на своего пассажира, достала из кармана жвачку и протянула ему:

- На, зажуй вчерашнее. Дедуля пьяниц не любит. С характером старик, но комнату сдает за три копейки. Пару дней поживешь, а не понравитесь друг другу, так в общагу съедешь. И, кстати, там твоя промзона рядом...

Сашка невольно поежился от слов «твоя промзона», но, благодарный Насте за помощь, оптимизм и мятый вкус «дирола», согласно покивал и улыбнулся.

Дядя Боря оказался седеньким, опрятным, но хмурым и совсем незрячим стариком. Настя первой протянула ему руку, потрясла ее, а потом вложила в старческие пальцы Сашкину ладонь:

- Вот: Саша. Дядя Боря. «Приятно познакомиться». «Первые три дня – пятьсот рублей». Дальше всё решите сами, - и не успели они разомкнуть пожатие, как она уже стояла в дверях: - Всё, я ушла. Если что – звоните.

В квартире было аскетично, чисто и тепло. Отсутствие фото на стенах и безделушек-вазочек  выдавало одиночество хозяина. «Женщины здесь, кажется, ни разу в жизни не было. Интересно, почему?» - Сашка оглядывал кухню с куцыми шторами, дешевой посудой и навороченной микроволновкой.

- Чайник. Холодильник. Тостер, - слепой хозяин безошибочно водил рукой по своему царству. – Хлеба можешь взять. Остальное не трогай. Магазин во дворе. Шкаф в комнате. Вещей у тебя много?

- Нет, - гость заробел от сухого, лишенного эмоций голоса.

- Пятьсот рублей давай. Гостей не водить. В ванной на пол не лить. Воровать у меня нечего, но если будешь по вещам моим шариться, сдам в милицию.

- «В полицию», - поправил Сашка. – Вы что такой злой?

- А ты приехал меня жизни научить?

- Я спать буду, - Сашка ушел в «свою» комнату, задвинул сумки в угол и встал у окна. В небольшом дворе теснились школа, двухэтажный магазинчик и десяток машин, а в прореху меж соседними домами виден был осенний, яркий и, как Сашка теперь знал, бесконечный, бесконечный дикий лес.

Дынц, дынц, дынц! Смешной пингвин уворачивался от летящих снизу вверх шаров, прыгая со льдины на льдину. Дынц. Дынц. Дзззиииииу! – синий шар отпружинил от льдины прямо в пингвинье пузо. На весь экран всплыла табличка «Game over». 

- Ах, чёрт! Снова! – Света кликнула «enter» и потянула мужа за локоть: - Толь, у меня ноги замерзли. Отдай одеяло!

- А? Что? – Толик вытащил наушник из одного уха. 

- Ноги мерзнут.

- Сейчас уже ляжем. Пять минут осталось, - он закинул край одеяла ей на колени и снова уткнулся в планшет, на экране которого темнокожий коп с двумя глоками* наперевес стоял на пороге техасской пивнушки. 

Когда фильм кончился, Света уже не играла, а чатилась с кем-то вконтакте. Толик потянул смартфон из ее рук:

- Кому ты всё пишешь? Юльке, что ли? Матери? Сашке?

- Пусти! – она оттолкнула его руку. – Юльке, да!

- Не врёшь?

- Да ну тебя! – она сунула мобильник на тумбочку и нырнула к нему на плечо.

- …А, кстати, Сашка что-нибудь пишет? Устроился он там? Доволен? Ничего пока себе не отморозил?

- Ничего не пишет, - Света зевнула. – Всё, гаси свет. Я спать хочу.

- У него новый номер?

- Да. Он «Поволжье» отключил, теперь на местной симке, тамошней. Надо номер взять у матери.

- А ты, что ль, еще не взяла? – кажется, никакого лишнего интереса в его голосе не было - так, ленивый трёп за минуту до сна! - но всё же он настойчиво добавил: - Завтра возьми.  Родными бросаться нельзя. Случись чего… Мало ли, что надо будет?…

- Сосал ему? Дрянь! Гадость! Мыло теперь жри, чтоб чистым стать!

Парень в майке зажмурился и помотал головой.

- Жри, я сказал! – Толик схватил его за руку и потащил в ванную комнату. Там пол был теплым, и парень перестал зябко поджимать босые ноги. Толик взял кусок мыла, приставил парню к губам. – Рот раскрыл! Раскрыл, я сказал!

Тот вертел головой, и лишь когда Толик забрал в пятерню его шевелюру, расцепил зубы. Мыло было большое и, видно, мерзкое на вкус. Парень скулил и давился.

- Сосал ему? Сука! Еще кому сосал? Урод! Ублюдок! Сволочь! – У Толика от ярости звенело в ушах, но - видимо, очень хотелось услышать ответ на вопросы! - он вытащил мыло изо рта несчастного. – Кому еще, а? Говори!

- Никому больше, Толь. Только – ты. Только тебя люблю. Толька!

Злоба, наконец-то, попустила. Толик расслабился:

- Ладно. Иди, поцелую! – он потянулся было к пузырящимся мылом губам, потом отшатнулся, сплюнув: - Фу! – нагнул парня к ванне и вошел – в одном только презике, без смазки. – Никому больше, ты понял?! Никогда, понял?! Только мой ты! Только! Мой!

После того, как он кончил и вышел из ванной, парень долго мылся и отплевывался и лишь минут через пять  появился на пороге, всё еще морщась от неприятного вкуса. 

- Деньги где?...

- Держи, - Толик протянул ему две «пятерки».

- В следующий раз дашь пятнадцать.

- Чтоооо?! – с разгону после недавних сцен Толик взял грубоватую ноту.

Но теперь их расстановка поменялась. Парень был хозяином: уверенным в себе, спокойным и сильным.

- Или другого ищи.

- Так нечестно!

- Неважно. Важно лишь то, что я так сказал. А теперь твое время закончилось. Чао.

- Нечестно! – Толик не уходил, мялся в дверях. – Есть же такса.

- Какая, на хрен, такса? Тебе, может, накладную еще выписать? Я сказал: или – пятнадцать, или – на все четыре стороны! – но видя, как сник, огорчился недавний любовник, парень чуть мягче договорил: - Тебе здесь нечего делать. Ты вообще – не «садо». Тебе хочется не боль мне причинить, а самому сказать «я простил». Ты или Сашку своего ищи, или на трассе шлюх дешевых трахай, а ко мне больше не приходи. 

Компания была российско-скандинавская, и работал не ней настоящий «интернационал»: датчане, норвежцы, даже немец с канадкой, а уж два бурята и дагестанец – это самые «свои», практически русские люди. А вот английский у Сашки оказался не «интермедиэйт»*, как он наивно написал в анкете, а какой-нибудь жалкий «бегиннер»*. Но, слава Богу, экзаменовать его здесь не собирались, а загрузили работой, обложили папками экспертиз и протоколов калибровки приборов, большинство которых составлено было по-русски. И лекции, которые Сашка в универе посещал по пять раз за семестр, вдруг стали нужны и важны. И после работы он в самом деле шел в библиотеку, потому что ровно там на пыльных стеллажах стояли старые толстые книги, где объяснялись вычурные фразы, до сих пор употребляемые в протоколах, несмотря на 21-ый век, всемирную победу Интернета и цифровизацию экономики. 

Едва-едва закончился сентябрь, как Саша на своей шкуре понял смысл слова «Сибирь». На две недели небо затянуло тучей, и на домА, мосты, дороги и не успевшие пожухнуть клумбы стал сыпать нудный, днями – вяло-мокрый, а ночами – настоящий, колкий снег. Продрогший Сашка почти всю зарплату отнес в универмаг. Дядя Боря, с которым они всё же как-то поладили, снисходительно ощупывал его обновки:

- Ботинки ты хилые взял. Двух сезонов не проносишь. А вот куртка – норм. Подстёжку только на зиму оставь. Снизу пока утепляйся: белья купи с начесом, разных маек…

Сашка от последнего слова вздрогнул:

- Маек-то зачем? 

- Ты - дилетант! Тепло же от тела идет. Вот у тела его и удерживать нужно. И не вышагивать при этом, как пингвин... А если ты октябрь проходишь в шубе, то в Новый год уже домой уедешь, к мамке под крыло: Север тебе, значит, не по зубам.

Саша, правда, ощущал себя лошком. Весь город жил нормальной жизнью: пацаны с пивасиком курили у подъезда, мамаши болтали, собравшись в кружок, пока их малышня каталась с горки и лопатками месила мокрый снег. А ему казалось, что ледяная сырость въелась в его кости, и ему никогда-никогда-никогда не удастся согреться… 

Но потом вдруг вернулось тепло. Вышло солнце. Он повеселел. И, наконец, на работе в столовой смог взять холодец и компот вместо трех стаканов кипятка и борща «погорячей, пожалуйста, со дна налейте!» - как он просил у подавальщицы еще вчера.

- Ну что, новобранец, замёрз? …Сяду рядом? – над его столиком нависла с подносом тётка из расчетного отдела.

- Садитесь, - кивнул он. – Сегодня-то, как раз, еще терпимо... 

- Ты не дрейфь, через месяц станет проще. Это у тебя акклиматизация. Все через это прошли. Я в первый год три раза билеты на поезд до дома брала и сдавала… Ты к Руди-то на юбилей идешь?

- К кому?

- К Рэндольфу нашему. В боулинге будет. Приходи! Здесь нельзя от коллектива отбиваться.

- Меня не звали. 

- Звали всех. Ты в Ватсапе в общей группе есть? – она взяла айфон: - Диктуй свой номер, я тебя добавлю.

Вообще-то, Рэндольф был большим начальником. Будь он «нашим», он бы простых трудяг на свой день рождения не пригласил. Но в его родной Норвегии деловая этика была совсем другой. Вот почему в субботу двадцать человек, спев «хэппи бёсдей» и осыпав именинника конфетти из хлопушки, катали шары, мешали пиво с мохито, ели пиццу и всячески укрепляли корпоративный дух. Для Сашки это был первый «выход в свет». Честно говоря, он и сам сейчас не знал, чего хочет в этой жизни... Секретарша Юля, сидевшая с ним за одним столом, пару раз стрельнула в него глазами, повизжала от восторга, когда он выбил страйк, очень резво набралась коктейлей и позвонила бой-френду: «Масик, забери меня отсюда! Мне так плохо…» и ушла на улицу ждать машину.

- А Юлька-то – динамо! – Саша не без облегчения проводил ее взглядом до дверей.

Метролог Амин потянулся к нему через стол:

- Не здесь надо знакомиться. Поедем со мной в клуб! Там девочки – ммма!...

- Нет, давай не сегодня. Я хочу с коллективом пообщаться: знакомство, то-сё…

Прислонясь к барной стойке, Саша смотрел, как именинник Руди с незнакомым, скорей всего тоже нерусским дядькой катают шары. Интересно, они – толерантны? Вот сейчас подойти и спросить: «Руди, ты толерантен?» - и что он ответит? Европеец же. Либеральные ценности. Личные свободы… Скажет: «да, все люди равны» или сделает вид, что не понял? Сашка тряхнул головой: «фу! что за бред лезет в мысли!» Прикрыл глаза, вслушиваясь в речитатив из колонок:

«Я помню бе-лы-е обои, чё-рна-я посуда.

На-а-ас в хрущевке дво-о-ое, кто мы и откуда?»*

- А кто у вас такой «новенький Саша»? – раздалось у него за спиной.

- «Новый Саша»? Вон, сильно выпивший, у бара, - ответил голос с немецким акцентом.

Сашка не стал оборачиваться на говоривших. 

«Кто мы и откуда?» Я - «пьяный Саша у бара»? И ради этого стоило переться на край света?!

- Саша, ты как? 

- Мам, всё нормально!

- Как работа?... Как кушаешь?... Ты не болеешь?...

Он дежурными фразами отвечал на дежурные вопросы и не решался спросить то, что волновало его больше всего.

- …Насолила рыжиков ведро. Груши в этот год плохие: не лежат,… - мать затянула привычное, длинное. 

Он пять минут, кивая, слушал в трубку, а потом как в омут с головой нырнул:

- Мам, а как у Светы с Толиком? Нормально?

- У Светы девочки сопливились, неделю в садик не ходили.

- А в остальном? – сердце бУхало у  него в груди.

Мать услышала в его словах тревогу, и тон ее стал осторожным:

- К чему это ты?

- Ей никто не звонил? Не писал? – и, понимая, что все эти вопросы - палево, Сашка стал частить: - За мной ГАИшный штраф остался. И один водила, Юнус, обещал оплатить. И квитанцию Светке прислать. Не прислал? 

- Она не сказала. Ей, может, что передать?

А у Сашки уже отлегло от души. Если б Юнус исполнил то, чем грозил, мать по-любому бы знала.

- Не. Просто привет передай. 

- Сегодня с Сашкой говорила. Вроде, доволен.

- Холодно у них? – Света резала салат, слушала мать и косилась на работающий без звука телевизор.

- Сказал: снег идет. Ах да, еще спросил: тебе какой-то Юнус не звонил?

Зять, который только что сидел в зале, уткнувшись в свой планшет, вдруг возник в дверях:

- О чем это? Кто?... 

- Шофер какой-то. Вроде, должен штраф за Сашку заплатить.

Толик скрипнул зубами:

- Света, что - у Юнуса есть твой телефон?

Та раздраженно дернула плечом:

- Не знаю я никакого Юнуса! Не хватало еще меня в ваши штрафы впутывать!

А мать примиряюще затарахтела:

- Ай, это я, наверно, всё переврала. Слышимость была плохая: что-то там – «штраф», что-то там – «не прислали». Ну а в целом - так всё у него хорошо.

- Сидоров, в командировку поедешь. В Тарко-Сале*.

- Почему -  я?

- А почему бы – не ты? Барин, что ли? – секретарша Генерального сгружала на Сашкин стол бумаги: - Везёте шнек и два насоса. Вот накладные и техпаспорта. А эту сопроводиловку еще на русский не перевели. Сходишь в редотдел, постоишь у них над душой, чтоб дописали. Здесь в кузов наши такелажники поднимут, а вот как ты там будешь разгружать - не знааааю, - смерив щуплого Сашку критическим взглядом, секретарша покачала головой. 

- Почему – меня-то? – еще раз спросил Саша.

- Начальство позвонило: «Сидоров». Значит – Сидоров! – отрезала она.

Ехали они втроем: Сашка, молодой мужик в «Канада-Гус»* и китаец. Начальство, конечно, с водилой в кабине, а Сашка - в кунге, следя за крепящими ящики тросами и с каждым часом всё плотнее прижимаясь спиной к «буржуйке», которой не хватало сил согреть обширный крытый кузов. Приехали в обед. Сашка долго мотался по складу в поисках погрузчика. Китаец с «канадским гусём» и главбуром на английском, хорошо разбавленном жестами и крепкими словечками, обсуждали Акт передачи-приемки. Потом Сашка с местным инженером целый час не могли подогнать к китайскому гнезду гидрорукав... В шесть часов вечера «гусь» подошел к нему:

- Сидоров, я нашего китайского друга сейчас повезу в ресторан. А ты здесь закончишь, снимешь характеристики и, пожалуйста, найди меня в гостинице, принеси протоколы. Сегодня. 

Он провозился с замерами еще часа два, потом ему скинули все таблицы на флешку и на УАЗике отвезли в отель. Ему хотелось греться, есть и спать, но сначала надо было сбыть с плеч дело. Он узнал у горничной номер люкса и ФИО начальства, и как был, в зимней робе и сапожищах, постучался в нужный номер:

- Максим Сергеевич, это – Сидоров. Я протоколы принес.

Открывший дверь «гусь» без зимней куртки выглядел моложе Сашки. 

- Ну, заходи! - он взял флешку, сунул ее в  ноутбук. - Подожди: проверю, чтоб открылось. Только антивирус обновлю, - с ноутом в руках помаячил по номеру. – Чёрт, здесь вай-фай - отстой. Ловит только в коридоре, - подошел к дверям, оттеснив Сашку вглубь номера. – Ты сапоги-то сними: тут ковры.

В номере было тепло. Сашка разулся. Потом, приглашенный жестом хозяина, сел на низкий диван, наклоняясь над экраном с цифрами. 

- Что с паспортными данными не сходится? Сразу скажи, – хозяин люкса листал Экселевский файл.

- Предельный угол крена. И объемный люфт. Вот здесь: F12 и L47. При максимальной плотности раствора не смотрели. Завтра при вас и при нем повторим…

- Ясно. Ок. Сейчас Аркадьичу пошлем, пусть он читает.

Максим Сергеевич застучал пальцами по клавиатуре. Процесс этот продолжался минут пять, и Сашка, ерзая на кожаном диване в телогрейке и штанах на синтепоне, чувствовал себя придурком. Хозяин люкса покосился на него:

- Ты рукавом сейчас тарелку свалишь.

Сашка отдернул руки от стола и буркнул с вызовом:

- Мы с вами на брудершафт не пили!

- Так давай исправим это дело. Вот – коньячок есть.

- Еще не хватало. Вы – топ-менеджер. А я…

- А я не всегда топ, - Максим Сергеевич продолжал печатать, не поворачивая к Сашке головы. – Я и боттомом бываю иногда. А ты?...

Сашка от неожиданности подскочил с дивана.

- О чем вы?... Откуда вы взяли?...

- Ну, так это же ты с Настей в поезде ехал? Новенький Саша.

Только теперь Сашка узнал голос, который задал тот вопрос в баре.

- Значит, это вы меня в командировку назначили?

- Я.

- И напрасно. Я – не такой! И Насте просто врал.

- Ну, и я  не такой. А теперь снимай свою робу и давай - на брудершафт.

Сашка замялся: чтобы пройти к двери, надо было потеснить хозяина. 

- Пропустите меня!

Максим Сергеевич с улыбкой смотрел снизу вверх:

- Только учти, что кафе уже закрыто. И горячая вода по ночам есть только в люксе.

- Да пошел ты!

- …Какие же все с материка дурошлепы! – с досадой выдохнул Максим Сергеевич и отодвинулся, освобождая гостю дорогу. – Ну и вали тогда.

Сашка сделал три шага к дверям и… встал. Уходить не хотелось. Что у него за душой? Ни-че-го! Чистопородное, гордое, чёткое. Вот у дверей – сапоги, в конце коридора – пустой холодный номер, в сумке – печенье и пепси в бутылке. И – всё?!...

Максим тоже встал, подошел почти вплотную к Сашке и проговорил:

- Трогать не буду. Если ты – боттом, то ты мне особо и не интересен,… - и выждав полминуты и поняв, что гость не уходит, добавил: - Ну, может только на брудершафт замутить…

- Есть будешь? – вопрос прозвучал обыденно, как в миллионный раз.

Сашка заторможено кивнул. Максим жестом показал: мол, «разденься уже, наконец» и, проходя к двери с прижатым к уху телефоном, забрал у Сашки робу и повесил поверх своей куртки. В коридоре сеть, видимо, ловила лучше. Телефон отозвался, и Максим стал энергично наговаривать в трубку:

- Ресторан? Добрый вечер. Еще не закрылись? В «Юбилейную» доставите? Окей. Жарёху с картошкой. Салат какой-нибудь. Любой. Литр горячего морса. Два ореховых пая. Лаваш. Всё. Оплата налом.

Потом принес из кухонной зоны бокалы и отвинтил крышку с пузатой бутылки:

- Ну, будем знакомы! 

Саша молча кивнул, пригубил коньяк и собрался, было, приземлиться в кожаное кресло, но Максим замотал головой:

- Если мыться будешь, то иди прямо сейчас. Ночью горячую воду могут и в люксе отключить.

И еще через минуту так и не успевший опомниться Сашка уже стоял под тёплым душем…

- Дикий какой-то, - шептал он в упругие струи, чтобы хоть как-то оправдаться перед самим собой за то, что происходит. – Псих. «Топ», «не топ»... Настя - тоже зараза! - но он и сам понимал, что – неправ. Руки ему никто не выкручивал, никто и ни к чему не принуждал. Насте он всё выболтал сам, и у «гуся» остался сам. И, случись сейчас между ними какие-нибудь непонятки, ответственность за это тоже будет на нём. Каждый человек - сам п###ц своему счастью.

Выходя из душа, он хотел эротично обмотать вокруг бедер полотенце, но передумал и оделся полностью: трусы, рубашка, брюки. Странно, но бесцеремонно встрявший в его жизнь Максим Сергеевич почему-то сразу стал своим, привычно-дружеским, будто они сто лет знакомы и сто лет ужинают вместе в люксах гостиниц крохотных сибирских городков. И этим он отличался от Толи. С Толькой каждый раз был – как первый. Предвкушая свидания с ним, Саша всегда торопился, втапливал педаль газа в пол, подсчитывал в уме километры: до привала осталось проехать тридцать км, двадцать, десять, пять… И сердце стучало. И он старался прикусить губу, чтобы своей широченной улыбкой не спалиться перед напарником Палычем. А сейчас он идет трахаться к малознакомому мужчине и – ни-че-го: ни предвкушения, ни сладкого страха, ни бабочек, блин, в животе!

Ужин был вкусным. И к концу десерта Сашке стало стыдно, что он сидит и жрет за чужой счет, как будто так и надо. И, готовясь «расплатиться брудершафтом», он кивнул на бутылку коньяка:

- Еще по одной?

Максим наполнил бокалы, чокнулся:

- Меня можно коротко: «Макс». А тебя как обычно зовут?

- Просто «Саша». А ты давно здесь живешь?

- Шестнадцать лет. Меня родители привезли. Я здесь в школе учился. У меня, как говорят, «папа – лапа», - и, отвечая удивленному Сашкиному взгляду, пояснил: - Не в смысле «лапочка», а в смысле «мохнатая, мощная лапа». Он в Когалыме кое-чем владеет, так что я – мажор, «золотая молодежь». Зато у меня образование профильное! Вот ты – кто по диплому?

- «Применение и эксплуатация автоматизированных систем». Пензенский госунивер.

- А я два московских кончал: «керосинку» и «плешку»*. Спец по нефтегазодобыче и по экономике. Учился сразу на большого босса.

- Круто! 

Саша ждал, что Макс предложит целоваться, но тот взял ноутбук, пошарился в Интернете, потом воткнул провод одним штекером в ноут, вторым - в гостиничный телик и вывел на большой экран… да, её, родимую: порнушку! 

Семеро парней обжимались на террасе богатого дома. 

- Какой тебе нравится? Этот? Этот? Этот? – Макс правой рукой накрыл свою ширинку, а левой водил мышку, останавливая видео то на одном, то на другом персонаже. 

Сашке сходу никто из них не приглянулся, но сачковать он посчитал невежливым, пересел с кресла на диван и положил руку Максу на бедро. А тот, никак не продвигаясь в Сашкину личную зону, набрал в порнушном поиске «shy»*. В роликах замелькали застенчивые, то полностью одетые, то наоборот абсолютно голые парнишки с пылающими от стыда щеками. Наконец, попался невысокий поджарый блондин. Макс остановил поиски, вопросительно покосился на рядом сидящего:

- М?

- Ага! - кивнул Саша.

На видео «коварный соблазнитель» что-то по-английски втирал смущенному блондину («чистый Дитер Болен!» - сказал бы про того Палыч). А Сашке не ко времени подумалось, что вот сейчас рядом с ним сидит работодатель, набирающий в фирму инженеров только с «инглиш интермедиэйт». И каждый такой инженер должен бы понимать разговор на экране. А он – ни в зуб ногой! О чем эти двое трындят?! Он попытался вслушаться, но разобрал только то, что «Дитер» задолжал соблазнителю денег: то ли в карты продул, то ли просто в долг брал. И соблазнитель предлагает ему расплатиться натурой. Должник сперва краснел, бледнел, отталкивал беззастенчивые руки своего кредитора, потом – смирился, подставил тело под ласки и губы под поцелуи. Сашка ждал от Максима первого шага, но тот лишь расстегнул свой собственный ремень и сунул руку под резинку плавок. Действо на экране стало жарким. У Саши встало, но соблазнять его никто не собирался. Он сам придвинулся к Максу, выждал минуту и повёл ладонью вверх по его ноге. Макс смотрел на экран и дрочил и, только когда Сашка затеребил болты на его джинсах, он расстегнул их до конца, стянул трусы и прижал несмелую Сашкину руку к своему горячему, сочащемуся смазкой члену.

- Мммм,… - застонал Сашка, вдруг осознав, как давно он не трахался и как сильно хочет. 

На экране кредитор уже размеренно дрючил блондина, а тот изнемогал от боли и стыда, плавно переходящих в кайф. Сашка одной рукой дрочил Максиму, а второй пытался расстегнуть свои штаны, когда Макс жарко выдохнул:

- Отсосешь?

…И вот тут дала осечку стрёмная идея о том, что можно без прелюдий классно трахнуться с незнакомым посторонним мужиком! Сашку накрыло «узнавание»: всё, что сейчас творилось, напомнило шантаж Юнуса. Тот также – без разговоров, поцелуев, ласки и хоть какого-то гуманного начала – говорил с напором: 

- Отсоси! Или фото вашей с Толькой е##и будет у твоей сестры.

Попытки упросить его, отбрехаться, откупиться деньгами были тщетны. Юнус был непреклонен:

- Или – или!

От схожести момента Сашку аж повело. Он шарахнулся на дальний край дивана, зажмурился и замотал головой:

- Нет! Я не буду.

- Брезгуешь, что ли? Я презик надену.

- Не в этом дело. У меня проблемы…

- Венерические?... – в тон Макса просочилось презрение.

- Нет. Личные, - Сашкин голос дрожал. – Я объясню… У меня… однажды…

Но Максим Сергеевичем был настоящим боссом и мажором:

- Уволь меня от своих тайн, - он в одну секунду исключил Сашку с его трабблами из своего мира. Опять запустил первый ролик – с групповухой на террасе, вынул из-под валика дивана тюбик смазки и стал двумя руками догоняться, не отрывая взгляда от экрана.

Сашка, подавленный прошлым и настоящим, со стиснутым ширинкой, всё еще не полностью упавшим членом, растерянно следил за тем, как Макс дрочит. Видимо, с самообладанием у Макса были лады, потому что без заминок и рефлексий он довел себя до оргазма, вытер руки салфеткой и бросил ее на край стола, рядом с Сашкиным бокалом.

Что надо было говорить и делать? Сказать: «Прости»? «Давай, я оплачу свой ужин»? «Ну, я пошел. Спокойной ночи»?! Он не смог подобрать слов. Сгреб вещи в охапку, сунул ноги в сапоги и выскочил в коридор. В отеле было тихо. Он быстро пересек этаж, минуты две дрожащими руками не попадал ключом в замок, потом – вошел. И в крошечной прихожей одноместного тесного номера сел на пол, съежившись, обнял себя за плечи и закрыл глаза.

«Вот я дурааак!» – повторял он сам себе. - «Зачем я у него оставался, если слился потом?…А Настя, интересно, лично ему про меня рассказала, или уже весь город знает, что я – гей? Кто меня за язык-то тянул? …Я - дураааак!» Его подмывало пойти сейчас к Максу, что-то объяснить, что-то узнать, но, слава Богу, хватило ума не громоздить глупостей больше, чем уже наделал. Усталость, семь часов рабочей суеты и выпитый коньяк победили: он уснул. Зато утром, идя от проходной в стендовый зал, он снова мучался: как смотреть Максу в глаза? Что, если Макс его просто уволит? Кто еще здесь знает, что он – гей?

К стенду он пришел в растрепанных чувствах. Но проблем там хватало и без него, и разговор шел на повышенных тонах. Увидев Сашу, Максим Сергеевич оборвал себя на полуслове, сунул ему руку для пожатия и с нажимом спросил:

- Сидоров, ты под вчерашними замерами подпишешься?

Саша, переживавший о замерах в самую последнюю очередь, опешил:

- А в чем дело? Ну – подпишусь…

Максим кивнул, повернулся к китайцу и продолжил прерванную английскую фразу.

«Сейчас подставит меня под какую-нибудь хрень и уволит… еще и по статье, со штрафом». Но потом стало ясно, что в рабочем споре Сашка просто статист. А вот Максим Сергеевич – профи и альфа-самец: напористо, резко, держа всех под контролем, он собрал экспертную комиссию из местных инженеров, подключил в режиме видеконференции датчанина из Когалыма, серьезного китайца из Шанхая и еще какого-то солидного мужика, который, судя по фону, ехал в машине с водителем по московской пробке. Переходя с английского на русский и обратно, Максим ввел всех в курс дела. Пять минут стоящий здесь «китайский друг» что-то объяснял своему начальнику, периодически сбиваясь на родной язык, после чего Макс каждый раз аккуратно трогал его за плечо:

- In English, please.*

Шанхайский «шеф» говорил на неуклюжем русском и обращался только к мужику в машине. Тот несогласно качал головой:

- Не надо, Дин! Я в этом Максу верю. 

Было видно, что оба босса злятся. «Здешний» китаец покрылся красными пятнами, стал хватать за руку то Сашку, то главбура, потащил их к приборной панели. Максим жестким тоном наезжал на датчанина. Спор, очевидно, шел вокруг вчерашних цифр, из-за которых главбур отказался подписывать акт получения машин. Боясь выдать то, что он ни хрена не понимает в происходящем, Сашка реально обрадовался, когда китаец потянул его за осциллограф, охотно сел за прибор и стал делать то, что умел: крутить ручки и фиксировать параметры. И над ним – не сравнить со скучной лабой в универе! - столпилось десять человек, толкая его под локоть, тыча в экран пальцами и надрывая глотки друг на друга на двух языках. 

В конце концов, цифры как-то куда-то сошлись. «Здешний» китаец поник, его шеф сослался на занятость и отключился от скайпа. А Сашке в голову пришла шальная мысль, что победивший Макс сейчас мог бы любого здесь заставить отсосать. Гомон стих, и все, кроме вчерашнего инженера, разошлись. 

- Как Максим Сергеевич их всех уделал! - не удержался Сашка от комментария.

- Это – да. Медведь в тайге – хозяин, - кивнул инженер.

Они вдвоем еще час возились с замерами и протоколом. А когда Сашка поставил свою подпись на шестнадцати листах, инженер, собирая бумаги, сказал:  

- Ну всё, к тебе больше вопросов нет. Тебе машину до гостиницы организовать? 

- Не надо. Доберусь, - ответил он.

В отеле было зябко и скучно. Он два часа сидел в кафешке: пил кофе, тупил в телефон, смотрел футбол по рябящему телевизору. Потом за соседний столик приперлась шумная компания, и он ушел в свой номер. Но и там было скучно и зябко…

Это было глупо. Это было смешно. Это даже, может быть, значило «себя не уважать», но еще через час он стучался в дверь люкса.

- Максим Сергеевич, я вчера у вас флешку забыл.

- Умней ничего не придумал? – фыркнул Макс, но распахнул дверь шире, пропуская гостя: - Ну, входи. Только я сейчас занят. Посидишь молча, ок?

Саша кротко кивнул и сел на вчерашнее место. А Максим взял ноутбук на колени, буркнул:

- Ешь пиццу, - и уткнулся в экран.

На столе, и правда, лежала коробка из пиццерии.

- Спасибо, я поужинал, - ответил Саша.

Но погруженный в дело Макс его уже не слышал: он напряженно читал что-то с экрана, вполголоса матерился, пил коньяк небольшими глотками, стучал по клавиатуре, набрал номер в скайпе… Сашка экрана не видел, но по простуженному баритону узнал давешнего москвича. Разговор был продолжением дневного. Макс был с собеседником на «ты», спрашивал его совета. Тот менторским тоном диктовал какие-то формулировки, Максим кивал и торопливо бил по клавишам – записывал. А Сашка по глоточку смаковал полагающееся только люксам тепло, осмысленность чужого разговора и свое изумление перед тем фактом, что вчера он не хотел «брудершафта». 

Наконец, Макс распрощался с москвичом, закрыл крышку ноута и взглянул на гостя:

- Что ты пиццу не берешь?

- В кафе поел.

- А пришел зачем? Прочитал в Википедии, сколько у меня денег, и всё же решил отсосать? 

- Вы есть в Википедии? – растерялся Саша.

- Вот сейчас очень искренне звучало. Очень! Но, наверно, ты всё-таки врешь, - в тоне Макса не было грубости, скорее - досада и усталость. 

Сашка набычился:

- Мы с вами на брудершафт не пили!

- На второй круг пошел? – поморщился Макс. – Заказать ужин в ресторане?

- Всё равно же не поцелуете! – он понимал, что ему отказали, что он теряет лицо, но заткнуться не смог.

- Ну, ты нааааглый!

- Наглый? Я?! - в его голосе было столько искренней мУки, что Макс засмеялся:

- Это надо запечатлеть! - он не поленился встать, включил верхний свет и нацелил на гостя айфон: - Давай еще раз, тем же тоном: «Наглый? Я?!»

Саша молчал. 

- Ну, говори же что-нибудь! Я устал. Я хочу спать. Мне молчащий хмурый хрен здесь не нужен. Мне даже минета сейчас не хочется.

- Уже дали кому-то за щеку? – уязвленно выдавил Сашка.

Макс разозлился-таки: 

- Тебе по морде рэпнуть?

Сашка обреченно встал, пошел к двери. Но Макс рявкнул:

- Стоп! Я опять попал в больную точку?

Сашка замер, низко опустив голову.

- И вчера тоже?

Тишина и напряженные плечи.

- Тебя изнасиловали «на материке». И из-за этого ты сюда уехал?

- Нет.

- Но с минетом было связано?

Сашка не ответил. Макс надавил ему на плечи:

- Сядь, - принес второй бокал, плеснул коньяка. – Пей. И молчи.

То ли от тона Максима, то ли от коньяка, к Сашке вернулось вчерашнее чувство покоя и защищенности. Наверно, так должна ощущать себя шлюпка, после одиноких скитаний вдруг попавшая в кильватер большого линкора.

- …И что китайцы? – Саша не сомневался, что слово «молчи» касается лишь неудобных личных тем, а этот «производственный» вопрос задался сам собой.

- Ну, ты же видел: признали проблему, исправят. Но без папы ничего бы не вышло. Это он всех авторитетом задавил. 

Тут Сашку осенило:

- Тот дядька в Москве – твой отец?

- Да. А говоришь, что Википедию не открывал. Но ты усвой: я за секс не плачу. Никому. Ни подарками, ни должностями. Хотя, с тобой эта тема – мимо…

- Почему? Я не понравился вчера?

Макс фыркнул:

- «Понравился»? Чем - тараканами в башке? Я думал: привет, шпили-вили, пока. А у тебя: «тут – можно, тут – нельзя»… Мне так не надо. Мне проблем на работе хватает. Ладно, я – спать. А ты, если хочешь,... - он распахнул шкаф, достал оттуда стопку: простыня-одеяло-подушка и бросил ее на диван: - …Если хочешь, здесь ночуй. Здесь хоть тепло.

Ни ответ, ни реакция гостя его, кажется, вообще не волновали: он ушел в спальню, минуты две там чем-то шаркал, шуршал, а потом глухо хрустнул матрас, прогибаясь под телом, и погас ночник. А Саша с недопитым бокалом в руке всё растерянно хлопал глазами на неплотно прикрытую дверь… 

Это ж сколько нужно властной, уверенной силы, чтоб так небрежно незнакомому человеку объяснить: «Я – альфач. Сосать мне будешь? Нет? Окей, тогда иди своей дорогой. Ах, пришел опять проситься? Ну, заночуй на коврике у двери». 

…Как Сашка просёк, что надо делать, как решился, он сам не понял. Может, рядом с Максимом все обычные правила прекращали существовать? Он рывком стянул с себя свитер с футболкой и распахнул дверь спальни:

- Макс, трахни меня.

Максим не стал прикидываться ни спящим, ни удивленным:

- А еще что сделать? …Что, я тебе – мальчик по вызову? 

- Один раз. Пожалуйста, а? А если хочешь, я – сверху.

Максим не отвечал. В спальне было темно. Сашка мялся в дверях с ноги на ногу. Молчание длилось. И это по-любому не было отказом. 

- Один раз, Макс. Я – аккуратно. Я – быстро, - Саша, как смог, повторял тон и фразы «злодея» из вчерашней порнушки. 

- Нееет. Я не хочу. Я устал, - сталь в голосе Макса сменилась томной и капризной негой.

- Я – нежно. У тебя резинки есть? – сердце колотилось в Сашкином горле. Он должен был! Должен был «взять» сейчас этого мажора. Не сделать его «своим» - это, ясно, было ему не по плечу. Но – самому стать «его». Пробиться в этот мир: туда, где – тепло, где – надёжно и четко. И где спросят: «я сделал тебе больно? Нет, не уходи сейчас. Сядь. Пей. И молчи».

Макс щелкнул выключателем и потянул полку из тумбочки:

- Здесь.

Там были презики и смазка. Максим откинул одеяло, но не снимал белья, не делал движений навстречу, а чуть насмешливо смотрел на несмелого Сашку. …А ведь это был блеф! Саша всего несколько раз пробовал «сверху»: Толик нечасто «давал», да он и сам не особо просил. У них всё  однозначно сложилось: Толя – старший, главный, топ, Саша – вечно второй, опекаемый, младший. И Сашке было так комфортно: ему и ласк доставалось с избытком, и решений принимать не приходилось… Может, поэтому так криво и вышло, когда Юнус не дал ему времени на размышления: решай сейчас, или всё в твоей судьбе пойдет прахом. Вот он и решил, как сумел. И всё прахом пошло, как Юнус и грозился…

- Верхний свет включи! – в голос Максима прокралась командная нотка. 

Ослушаться было нельзя. Саша включил – слишком яркую! - люстру и, боясь растерять всю решимость и глядя на свои колени, потянул с Макса трусы.

- Ну, ты зажмурься еще! – Максим был готов рассмеяться.

Но Сашка уже почувствовал силу – наверно, «отраженную», почерпнутую у Макса силу.

- Может, все-таки выключим, а? Вдруг я при свете не справлюсь?

- И какой тогда смысл? В темноте я мог и сам подрочить… 

- Окей, давай при свете, - Сашка пристроился рядом, беспорядочно гладя и тиская красивое, ухоженное тело нового любовника.

- Ну, ты – храбрец! Сразу – «сверху». У тебя хоть один мужик был до меня?

- Мы здесь поболтать собрались? Или для дела? – Сашка распечатал презерватив. Его трясло - от возбуждения. И страха. И азарта. 

- Ну, давай, родной. Пробуй! – наконец, прогнулся под его напором Макс. 

Сашка потянул его под себя, навалился, сумел. Не с первого движения, но они все-таки настроили удобную позу, Максим накрыл ладонью свой член, и Саша, балансируя между восторгом и ужасом, смог дотерпеть, додержаться, доделать свой труд до конца, до рваного выдоха Макса. И только после этого сам кончил и ослаб в коленях, сутуля плечи и прекращая сдерживать дрожанье губ.

- Красава! – сладко потянулся Макс. – Я думал, не сможешь: ты так испуганно моргал.

- Ну, ты всего второй у меня. Мужик. Потому так и вышло,… - Сашке сейчас сложно было связно изъясняться.

- Ладно. Давай уже без лирики, - Максим еще не был «начальством», но в его голосе уже была досада. – Ты завтра в папочку бумажки соберешь и домой поедешь. А мне рекламацию на четырехсот-миллионный контракт составлять. Чтобы у тебя и еще тысячи таких, как ты, в следующем году была зарплата.

Для Сашки это прозвучало странно, даже дико: сейчас, после секса, когда всё сложилось, когда сам бог велел сунуть ладошку под щеку и заснуть, думать о контрактах и зарплатах?!

- Прости, - неуверенно выдавил он. 

- Ну, ты-то здесь при чем? – Макс отвернулся к стене и уже сонно пробормотал: - Можешь спать здесь, но одеяло лучше второе возьми. Потому что это я у тебя до утра заберу по-любому.

- Дай! Мне! Его! Адрес!

- Тихо, тихо, Тарасов. Остынь. Ну, чего ты? – диспетчер силился выдрать из Толиковых рук свой воротник. – У тебя же есть телефон.

- Он трубку не берет. Дай адрес! – скрипел зубами Толик. 

- У меня нет адреса. Я же объясняю... 

- Я тебя удавлю!

- Тише, тише! – взгляд диспетчера сделался затравленным, но на его счастье, дверь распахнулась, и в контору вошло двое парней. – Ну, пусти! – диспетчер облегченно выдохнул.

Толик выпустил его из рук и в ярости долбанул двумя кулаками по столу – так, что подпрыгнули чашка и телефон.

- Чего у вас тут? – один из новозашедших пожал руку диспетчеру и оттер Толика от его стола. – Давай накладные, Иваныч.

- Да Толик вон Юнуса потерял, а говорит: он денег должен. Ни у кого его адреса нет? А то  московская-то регистрация его была – в нашей общаге...

Оба парня пожали плечами. Спасенный Иваныч радостно полез в папку с накладными, а Толик, стиснув кулаки, молча вышел из конторы.

Меньше всего это было похоже на романтичную встречу влюбленными первого рассвета.

- Вставай! – Макс потянул одеяло, которое, вопреки своему прогнозу, у соседа по койке за ночь не отобрал. – Мне – бриться, мыться, ехать. Не до тебя сейчас. А ты – к себе, к себе!

Саша приоткрыл глаза и снова зажмурился: вау, это – правда?! Он - с мега-супер-альфа-меном Максом?!

- С добрым утром! – выдохнул он, опять распахивая взгляд навстречу новой жизни.

- С добрым, – Макс вынул из шкафа вешалку с костюмом: - Брюки – мятые, нет? А, сойдут! – покрутил замок сейфа, достал оттуда часы на золотом браслете и печатку.

- Куда ты – так официально?... – Сашка чуть было не пошутил про ЗАГС.

- Мне через час с китайцами по скайпу сраться. Надо быть уверенным в себе на 100 процентов, иначе их не продавить. …Блин, Саша, давай не тяни! Уходи.

Сашка, наконец, врубился, чего от него ждут, вскочил, быстро оделся, в дверях на миг замялся:

- Я - пойду?

- Молодец. Созвонимся.

«Ветер в спину!» - перевел себе Саша эти слова, вышел, и через секунду в двери за его спиной провернулся ключ: у Максима начинался новый день, и важные дела заслонили и обесценили всё, что было ночью. То, что слово «созвонимся» ничего не значит, он понял сразу: Максим даже не попросил у него телефон. «Я не понравился. Конечно: с тараканами в башке»… 

Его командировка завершилась. Для диалога с китайцами от него нужны были лишь вчерашние подписи под протоколом. И уже в десять утра он, с портфелем служебных бумаг и своей походной сумкой, забирался в кабину попутной машины в Ноябрьск.

Следующие три недели в его жизни ничего не изменили. Хотя – нет, всё двигалось куда-то: лег снег, он два раза поругался с дядей Борей - хозяином съемной квартиры, мать по телефону рассказала, что «Светкин Толик всё злится. На работе, что ль, денег ему недодали?» Сослуживец Амин пару раз звал в клуб, на что Саша показал ему фото одноклассницы и пояснил: «Жена. Звонит. Ревнует». «Вах! Муж-подкаблучник!» - разочаровался в нем Амин. Максим, конечно, не позвонил. Саша не удержался от поисков по Википедии. А вот там его ждал сюрприз: отец Максима занимал строку в российском списке Форбс*. Ближе к концу, не броско, в пункте «состояние» первой цифрой стоял ноль, а после него – запятая. И всё это не напрягало Сашу до той самой минуты, пока он не прокрутил табличку вверх и не узнал, что циферки здесь значат… миллиарды баксов.

- Блииин! – от неожиданности он оттолкнул от себя клавиатуру и вместе со стулом на полметра шарахнулся от рабочего стола.

- Что там у тебя? – обернулся от соседнего компьютера Амин.

- Письмо пришло дурное. Да – неважно! – выдавил Сашка и помотал головой, словно стараясь вытряхнуть из нее лишние знания.

…Вот это ни хрена себе «мой папа кое-чем владеет»! Не понятно, для чего вообще работать при таком отце? Саша ушел в курилку и, пока не докурил до фильтра три сигареты и не промерз на продуваемом ветрами пятачке, всё мотал головой и повторял про себя: «Это - бред. Бред! Какого фига он вообще со мной связался?!» Зато теперь стало ясно, что продолжения ждать глупо. Такому мажору стоит только свистнуть - и из готовых на всё претендентов будет очередь стоять...

И тем неожиданней стал тот звонок. Пятница клонилась к закату, когда в их комнату заглянула секретарша:

- Сидоров, тебя к городскому! - и, встретив его недоуменный взгляд, уточнила:  - К го-род-ско-му те-ле-фо-ну.

Это был Макс.

- Саша, привет. Ты наш Центр кёрлинга знаешь?

- Центр кого? – Сашка не смог блеснуть стремительностью мысли.

- Кёрлинга. Загуглишь. Я собираю всех к семи часам. Форма одежды - без каблуков.

- Я не приду! Не смогу! – выпалил Сашка.

- Ну, силой я никого не тащу! – отрезал Макс и отключился.

В трубке плакали короткие гудки, а Саша сращивал в мозгу смысл разговора. Наверно, надо было отказаться? Да, он не будет шестёркой у мажора! А адрес где узнать? Так Макс сказал: загугли. А про каблуки – к чему? Такая шутка? Может, лучше не ходить? Ах да! Ведь он же и сказал, что не придет...

Он вернулся к компу и пытался работать, но в виски стучала мысль: «Зачем отказался? Совсем идиот!» И хотелось даже не секса, хотелось защиты, покоя, тепла и уверенности, которые, казалось, накрывали большим куполом Макса и всех, кого он допустил в свой мир. Саша малодушно нагуглил адрес спорткомплекса и номер едущей туда маршрутки, но унижаться себе не позволил. Дождался окончания работы и пошел домой. 

В начале восьмого, едва не плача от досады, он грел в кастрюльке вчерашнюю молочную лапшу, когда зазвонил мобильник. Номер был незнакомый, а голос… голос – самый тот, что нужно!

- Ну, где ты? – Максим был спокоен и уверен в себе, как всегда.

- Я дома.

- Машину за тобой прислать?

- Да! – выдохнул он, сдаваясь на милость победителя.

- Адрес – тот, что в отделе кадров указан? Выходи через десять минут.

В компании кроме Максима было пять человек.

- Знакомься: Дима, Лиза, Гюнтер, Стас. А Рэндольфа ты знаешь. Ты в кёрлинг пробовал?

- Нет.

- Гюнтер, свистни инструктора.

- Ура! – единственная в компании девушка захлопала в ладоши. – Наконец-то! Я тоже с тобой поучусь, - и, крепко взяв Сашу за локоть, повернула его к себе лицом: - Будешь партнером. А то я в кёрлинге – чайник, и эти меня не берут. 

- Он – тоже не возьмет, - хмыкнул парень, имени которого Саша пока не запомнил.

Инструктор принес Сашке грипперы*, вытеснил с одной из полос лишних персонажей и начал терпеливо объяснять, как скользить, как упираться опорной ногой на колодку и как придавать камню вращение. На соседней «поляне» играли всерьез и с азартом. Руди по-немецки кричал что-то Гюнтеру. Бармен принес кофе и коктейли. И только Максим был чужим на этом празднике жизни: сидел с ноутбуком на коленях, что-то писал, куда-то звонил и с жаром обсуждал  производственные, как Сашка смог услышать, темы.

А Саше так хотелось, чтобы Макс пришел играть! Чтобы увидел, как он быстро всему научился. Чтоб взял его в пару, и тогда они переломят через колено всех остальных – так, как Макс уделал китайцев на буровой в Тарко-Сале. Но, видно, не он один хотел бы залучить в партнеры Максима, и его появление в компании нравилось не всем.

 - А новый мальчик Саша – блёкленький такой! - довольно громко прозвучало за его спиной.

Он резко развернулся и в упор уставился на говорившего – высокого, крупного и дорого «прикинутого» мачо.

- Чего тебе? – тот принял вызов дерзким взглядом.

Сашка не нашелся, что ответить, и пожал плечами, а тот почти с угрозой буркнул:

- То-то!

Настроение у Саши испортилось. Он еще пару раз – неудачно и криво – толкнул камень в «дом». Потом распрямился и извиняющимся тоном обратился к Лизе:

- Устал. Посижу, отдохну, - сел на лавку недалеко от Максима и принялся пить кофе.

Но игравший с ним в гляделки мачо тоже бросил игру, подошел напрямую к Максиму и тряхнул его за плечо:

- Макс, ты достал. Ты когда-нибудь бываешь «не на работе»?

- Бываю, но не сегодня, - ответил Максим, не отрываясь от экрана.

- Скоро Тамерлан приедет.

- Да лааадно! А который сейчас час? – Максим скосил глаза на часы в нижний угол экрана и присвистнул: - Ни фига себе! Когда это столько нащелкало? – прикрыл крышку ноута и огляделся: - Саша где? – увидел сидящего рядом и, вставая, кивнул ему: - Идем!

Сашка подумал было, что его зовут играть, но Макс направился к дверям. Саша замялся, потом снял гриппады, подхватил куртку и поспешил вслед за ним. А за его спиной зло и обидно засмеялся голос мачо:

- Поскакал, побегушка! Не спотыкнись…

Машина Макса – белоснежный гелик* - стояла на служебной парковке. И, выпуская их, охранник поднял шлагбаум. Саша думал, что они едут к Максиму домой, но через два светофора они повернули к отелю и, паркуясь у входа, Макс проговорил призывно, но вопросительно:

- Идём?... 

Видимо, так он дал ему шанс отказаться? В ответ Саша молча кивнул. 

Дева на ресепшене их встретила сияющей улыбкой:

- Максим Сергеевич, как давно вас не было! – и, не задавая вопросов, положила на стойку ключи.

- Нам в номер: крутоны, тарталетки с семгой, свежий салат. Коньяк… какой у вас там? Пусть – на выбор Вартана. Литр горячего морса, лаваш, - Макс повернулся к спутнику: - Что я еще забыл?...

Но Саша, не поспевающий за логикой этой запредельной, непривычной ему жизни, только запоздало улыбнулся деве:

- Добрый вечер.

В люксе был теплый ковер, мягкий розовый свет ночников и тонкий запах сандала. Макс бросил на подзеркальник телефон и, расстегивая куртку, сказал: 

- Всё очень плохо.

Сашка испуганно замер на пороге. А Макс, продолжая избавляться от одежды, ронял слова:

- Я не успел. Подвел его. Он делает сейчас пленарный доклад по шельфу. Я готовил справку о регламентирующих международных документах: должен был - с 67-го года, а успел - только с 90-го! 

- Кто? – ничего не понял Саша. – Чей доклад?

- Отец, - Макс вскинул удивленный взгляд: «как можно не знать, о ком речь?!» - Он - в Питере на Трехстороннем Форуме. Краткую историю вопроса он поручил мне, а я не сделал. Он сейчас…

- Но с 90-го года – может, достаточно? Раньше же СССР был, и всё то устарело?

- Нет. Я обещал – с 67-го! - в его словах звучало такое отчаяние, что Сашке стало его по-настоящему жаль.

Даже не предполагая возможности вызвать или испытать стеснение, Макс разделся полностью, взял с кресла пушистый халат и обернулся в дверях ванной:

- Примешь ужин, да? Я под горячим душем постою. А то я сейчас сд-дохну от усталости: я две ночи не спал.

В дверь постучали через пять минут, и официант аккуратно вкатил сервировочный столик.

- Максим Сергеевич?... 

- Он – в душе, - Сашка покраснел: так явно он еще ни разу в жизни не палился.

Но роль официанта не допускала ни эмоций, ни оценки ситуации. Невозмутимо и споро он смахнул невидимые пылинки со стола и расставил всё, кроме спиртного. Потом завис над тремя разными бутылками.

- Коньяк?...

- Оставьте этот, - Сашка наугад ткнул пальцем в среднюю.

Официант кивнул, поставил бутылку и, недосягаемо корректным тоном пожелав Сашке приятного вечера, исчез.

Когда Максим вышел из ванной, Саша, понимая, что, как это ни дико, но он сейчас здесь – «топ», налил коньяк в два бокала:

- Ну, как ты?

- Отец не звонил? – Макс сразу полез в телефон.

- Нет. Никто не звонил.

- Он еще не закончил, наверно…

- Всё так вкусно пахнет, - Саша попытался перехватить внимание Максима. 

Но тот лишь через пять минут чтения почты оторвался от телефона:

- А? Ты про что?

- Про крутоны.

- А почему ты не ешь?

- Тебя жду.

Макс, наконец, сфокусировал взгляд на человеке, которого притащил с собой в гостиницу:

- Саш, ты – чудак! Если каждый раз ждать, пока я всю работу разрулю, ты с голода подохнешь!

- А мне нужно толстеть. Я – слишком хлипкий, да? А чувак, который на меня сегодня наезжал – кажется, Дима? – он меня в два раза здоровей. Он тоже твой любовник?

Максим сделал пару глотков коньяка, взял на колени тарелку с салатом и улыбнулся:

- А ты – что, Отелло? 

Саша понимал, что «кто» он – сейчас совсем не важно. Главное – «кто» Макс.

- Ну, ешь давай уже…

Макс подчинился. Саша включил телевизор, пролистал ток-шоу, новости и сериалы, на пару минут задержался на боксе, покосился на Максима: тот вскинул брови и болезненно поморщился. Наконец, на одной из кнопок нашлось медитативное «Океан-ТВ»: на огромном экране качались медузы и рыбы.   

- Ты тоже устал, да? – Макс протянул руку и коснулся Сашкиного локтя. – Я зря тебя на кёрлинг потащил? Лучше б ты отдыхал?

- Я уже отдыхаю.

Настоящие Сашкины чувства не то, чтоб ничего не значили сейчас. Они словно перестали существовать. Осталась только реальность Максима: здесь у всех было море бабла, всем улыбались бармены и официанты, все были вусмерть выжаты работой, и только дорогой коньяк, вкусный ужин и кораллы на экране могли вернуть обитателей этого мира к полноценной жизни.

- Я в ванную схожу? – невольно перейдя на шепот, спросил Саша.

- Только это… у нас не будет ничего. Я, кажется, болен…

Максим играл свою роль очень честно: он, правда, устал. И ему, в самом деле, хотелось, чтоб его жалели, хвалили, угадывали по движению ресниц его желания и потакали всем капризам.

- Ну и ладно. И – пусть. А я – быстро, - кротко согласился Саша и ускользнул в душ. 

Когда он вернулся, Максим уже закончил еду и, разливая морс по двум стаканам, сказал:

- Я сладкое забыл. Закажем пирожных, да?

- Подожди. Сначала я тебя трахну! – меньше всего в этой жизни Сашка ассоциировал себя с героем-любовником, но «всё когда-нибудь бывает в первый раз». – А то мы – начнем, а они постучатся…

- Вот прямо ты – меня? А ты ведь, наверно, пассив?

– Ну, чаще всего – да, - Сашке было легко сейчас признаваться в чем угодно. Уговаривать, упрашивать, сосать, смотреть вместе порнуху – лишь бы не начались разговоры о нефтедобыче и неудачных докладах.

- А в Тарко-Сале ты был орлом! – Макс засмеялся. И это была его первая положительная эмоция за вечер. – И ты, наверно, узкий?

- В смысле?...

- Ну – в том самом. Если правда про то, что я – второй твой мужик, то ты – нерастянутый. И с тобой сложно.

- Это от размера первого зависит,… - всё-таки краснея и одновременно наслаждаясь этим, ответил Саша.

- И как там -  с размером?

- Отлично! Но если с тобою сравнить,… - разговор щекотал Сашке нёбо и где-то в груди, – то ты будешь крупней.

В чисто физическом смысле это была ложь. Но если учесть все люксЫ, все мерсЫ,  китайские насосы, кёрлинг и ревнующих мачо, Макс был, конечно, «крупней». И Саша не смог больше держаться: пересел к нему ближе, взял его руку в ладонь и посмотрел ему в глаза:

- Хочу тебя, Максим!

Он снова был сверху. Макс снова расслабился, прогнулся, забылся, забился в экстазе. Сашка кончил и рухнул рядом с любовником:

- А теперь – пирожных?

Но Макс помотал головой:

- Нет, я наверно, поеду домой.

- Тебя ждут? – спросил Саша, меньше всего ожидая услышать то, что услышал.

- Да. Мой партнер не любит, когда я не ночую дома.

Ему словно кожу ободрали со спины: передернув плечами, он едва не застонал от почти физической боли:

- У тебя – постоянный партнер?!

Но Максим уже его не слышал, уже говорил в телефон:

- Ты заедешь за мной? Я на коньяке и не хочу за руль. Нет, не на кёрлинге. В отеле. Нет, не с Димой.

Его собеседник разозлился и закричал, и Сашка слышал его хриплый, низкий голос:

- Ты за##ал! Тебя там кто-то шпилит? Вот он пусть и возит! А я уже сплю!

- Ну и пошел ты! – Макс бросил трубку. Потом достал с полки кожаную папочку отельского меню: - Саш, что берем? «Наполеон»? Смородиновый пай? Безе? А чай – какой? Зеленый?

Кусая губы, Сашка собирался с силой воли, чтоб продолжить вечер, прежнюю роль и прежнюю игру. Макс что-то заказал, и официант принес поднос со сладким. Сашка сделал глоток чая и уже смог улыбаться, но у Максима запел телефон, и в трубке тот же хриплый, низкий голос буркнул:

- Я – здесь. Выходи!

Макс отставил нетронутый торт и начал одеваться.

- Саш, отдашь ключ на ресепшен, ладно? Я все оплачу, тему денег не трогай. Доешь пирог, а? Он у них очень вкусный, и жалко, что я не успел…

Саша, опустив голову, молчал. «Интересно, керлингисту Диме нравится такое?» А Максим, уже в куртке и шапке, вдруг снова вернулся к нему, прижал к себе и зашептал:

- Саш, я хочу такого, как ты! Ты – особенный! Ты - обалденный! – его губы пунктиром прошлись по Сашкиной щеке, по виску, чуть закусили кончик уха. – Ты ростом такой… хрупкий. Ты такой… чистый. Ты – супер! Не сердись на меня, а? Скажи: ты не сердишься?!

- Нет, - выдавил Саша.

- Ну – молодец. Созвонимся!

Он подошел к окну и видел, как Макс спустился с крыльца, как бросил быстрый взгляд на окна люкса, как сел в черную ауди, и как она рванула с места, словно стартовала в автогонках. 

- Свет, давай тебя вот так подстрижем? – на экране ноутбука была Кэри Маллиган в роли Айрин*.

Светлана взглянула на фотку и скривила губы: 

- Нет. Я сказала, что не буду отрезать! Я их восемь лет растила.

- А зря. Тебе пошло бы! - Толик пододвинулся к жене, легким движением развернул ее к себе спиной, убрал длинные локоны и коснулся губами шеи чуть ниже кромки волос:

- Чтоб здесь был ёжик, и вот так,.. - он подул ей на затылок, - так всё топорщилось.

- Под мальчика, что ли?

- Фу! Дура! – он отпрянул от нее, отдернув руки.

Она отбросила волосы за спину, включила кнопку будильника:

- Ты спать ложишься?

- Не. Я буду ждать футбол. Сегодня - наши, - он встал, забрал свой ноут и ушел на кухню.