Полнолуние волка

***

Утром будильник прозвонил. Это хороший знак! Вот так суеверия побеждают разумность. Чувства опасности не было. Награждения совместили с праздником «Единства», а все происшествия в такие дни рассматриваются под микроскопом и не только службой безопасности. Злонамеренность скрыть трудно. 

Праздник надуманный, декретный. Его ввели давным-давно после первой гражданской войны. Он прижился как праздник середины лета. Брызги фонтанов, море приколов, зажигательные концерты. В детстве Ник думал, что это праздник воды и солнца, и не задумывался о том, почему окружающие, что есть мочи, во всю глотку скандируют: «Мы с вами, вы с нами, вместе веселее!». Только в школе он узнал историю этой кричалки, на самом деле грустную, чтобы не сказать трагикомическую. Верующие в некого Исуса обвинили Первых Правителей в безбожии, разврате и педофилии. В результате бунт, который закончился изгнанием мракобесов. Дорога в никуда привела их к гибели от рук бандитов. В то время оказаться без защиты Правителей означало верную смерть. 

Чтобы молодёжь не разрисовывала стены домов, с вечера по всему городу выставляются большущие щиты для граффити. К утру они заполняются изображением «Птицы», которое чем корявей, тем это считается лучше. Рассказывают, что так было: так когда-то разрисовали свои дома и заборы сторонники Правителей. Птица, которую Собиратель и Хранитель звали Парень, и которая их всегда сопровождала — загадка на все времена. Она на армейских эмблемах и знамёнах, на Парадном портрете Правителей, на золотых николайках и серебряных никитках. У жрецов — это священная птица. Наряду с изображением слезинки, она их символ. К ордену, который вручат Нику, прилагается бриллиантовый Знак Птицы. «Бриллианты» — так говорится. Искусственные драгоценные камни неотличимы от настоящих, и цена им небольшая. Кристаллы для Ордена доставляют жрецы, по слухам, из-за Великого Ледяного Барьера. Это живые «бриллианты»: их игра света зависит от настроения хозяина — ни описать её, ни повторить каким либо устройством невозможно, её форма изменчива как огонь. 

Для Ника разукрашенный город и растяжки над транспортными ярусами — это ощущение праздника с привкусом детства. Во Дворец Правителей он прибыл в замечательном настроении, ещё и потому, что генеральский мундир ему очень к лицу: на репетиции награждения предупредили о присутствии в новых, присвоенных званиях. 

Юрий оценил бравый вид Ника жестом и сообщил, что после церемонии Правители встретятся с ним лично. Встреча не тайная, но и не официальная. Ник не стал ломать голову над дипломатической казуистикой. Правители для него не боги с картинки, а живые люди, которых он помнит с детства. Вряд ли кого-то удивит эта встреча, хотя напугать может.

Церемония награждения прошла пафосно, торжественно, строго по расписанию, в присутствие членов Военного Совета и представителей гражданского самоуправления, в зале, который называли тронным, но никакие троны там никогда не стояли, хотя в поистине величественном убранстве дворца, они выглядели бы уместно. Ник не считал, в каких ракурсах его запечатлели фотографы: повышенное, до неприличия в светском обществе, внимание к его персоне, было очевидным. В последний момент он не удержался и состроил очередному журналюге «рожицу». Зря он это сделал! Вмиг скучная официозность превратилась в сенсацию. Через несколько часов, во время народного гуляния, все многоцветные рекламные панно, а как же лазерные шоу украсятся «рожицей» Ника. Давненько у гражданских не было такого популярного бойца, да и ещё и аристократа!

К Правителям Ника проводил Юрий.

На первый взгляд в апартаментах мало что изменилось. В последний раз Ник, в шестнадцать лет, был здесь с Михалычем. Разговаривать с Правителями он отказался без объяснения причины. Всё время промолчал. Михалыч потом, через «вы» обозвал его долбоёбом! 

Старшего по возрасту, зовут Олегом. Вещий Олег. А настоящее его имя — Альгас. Черт знает, что это такое! Не самая большая беда, родители часто давали своим детям странные имена. Второй — Александр. Он младше Олега на три года. За глаза его зовут Младшим. Правители, которых Ник помнил крепкими мужчинами среднего возраста, очень сильно постарели. На это он обратил внимание ещё в тронном зале. А ведь Олегу всего 75 лет. Что это за возраст для Правителя? Ерунда! И всё же тридцать лет у власти. Вероятно, в этом дело. Фотографически не секрет, как они браво выглядели в молодости, но почему-то трудно представить их молодыми. Абсолютна ли власть Правителей? Или они заложники своей власти? Ник склонялся к мысли, что и то, и другое.

Ровесники в начальной школе завидовали Нику и за это не любили, искренних друзей — раз-два и обчёлся. Ещё бы! Одно время была популярна фотография: Нику лет шесть, он сидит на плечах у Олега и барабанит его по голове. Преподаватели вели себя по-разному, кто-то побаивался высокопоставленного ученика, но в основном спуску не давали, не обращая внимания на его родовитость. Это пошло на пользу. Прошли годы, и Ник с благодарностью вспоминает своих «мучителей», как считал по молодости. Педагоги — важнейший элемент идеологической системы Страны. Войны выигрываются за школьной партой, хотя и в бою тоже. Женское воспитание допускалось только в детских садах, в школьную педагогику им хода не было. Постигая секреты церебрального тестирования Ник с удивлением обнаружил, что у наиболее склонных к педагогике мужчин теоретически часто прослеживалась склонность к педофилии. Но практически случаи шокирующего сексуального непотребства как раз в этой среде были крайне редки, чего нельзя сказать о злоупотреблении властью чиновниками, для удовлетворения своей похоти. 

Кроме школы и в семье Ника не принято было козырять своим высоким положением. Приступы подросткового высокомерия порой с ним случались, и это всегда расстраивало родителей. Приятно чувствовать себя избранным, чего уж лицемерить, но высокомерничать, значит выглядеть смешно. Право на лидерство нужно доказывать поступками, а не родовитостью. Это в идеале, в жизни как раз наоборот. Семейное воспитание Ника оборвалось внезапно. Гибель родителей всё изменила. Жизнь разделилась на «до» и «после».

Встреча с Правителями, как встреча с детством. Пожали друг другу руки. Это уже по-взрослому и непривычно. 

— Надеюсь, сегодня обойдёмся без бойкота? — с улыбкой спросил Олег.

— Мне стыдно. — ответил Ник.

— А когда ты разбил мой любимый хрустальный шар, тебе стыдно не было. — поддержал шутливый тон Младший.

— Интересно же, что внутри. — оправдался Ник за свою детскую шалость: с тех пор, кажется, прошла вечность.

Младший, из приготовленной бутылки коньяка, разлил на троих символически в небольшие стаканы. Выпили без тоста. Ник знал, что у его родителей и Правителей так было принято. Что-то из юности. Они поднимали рюмки и на мгновение замирали. 

Ника усадили в большое чересчур мягкое кресло, в котором он как утонул и поэтому невольно заёрзал.

— Возьми пуфик. — сочувственно сказал Олег. — Вижу, что кресло для тебя грубовато.

Жёсткий пуфик под попой, стал как земля под ногами. Правители расположились на диване.

— А это, правда, что я младенцем кого-то из вас описал? — неожиданно для себя спросил Ник. Такой глупый и взрослый вопрос придумать невозможно, он вырвался неосознанно.

— Обкакал! — воскликнул Младший. — Как жеребец.

Всем стало весело. Напряжение пропало.

— Ты думал, что мы причастны к гибели твоих родителей? — спросил Олег, пристально глядя на Ника.

— Думал. — признался Ник. — Но стал взрослее. Давно уже так не думаю… — развивать эту тему Ник не хотел категорически и перевёл разговор на Правителей. — Интересно, сколько раз вы за меня заступались?

— Знать, что придётся отчитываться, вёл бы счёт! — усмехнувшись, ответил Младший. — Ты зря думаешь, что окружён врагами. У тебя есть поддержка и в Совете, и в армии. И без нас в обиду не дадут. Но ты иногда такой забияка! 

— Ты умный парень, у тебя наверняка есть к нам вопросы, которые ты не станешь задавать. — сказал Олег, безошибочно почувствовав душевное состояние Ника. — И правильно сделаешь. Но поверь, мы контролируем ситуацию. И скоро ты нам потребуешься. Мы надеемся на тебя. 

— Служу Правителям! — встав по стойке смирно, ответил Ник.

— Ну-ну… — Олег рукой показал «сесть». — Не вынуждай дедушек в ответ стоять смирно. — Ник сел. Олег продолжил. — В юности я был влюблён в твоего отца, а он считал меня придурком, к тому же страшненьким… Но в обиду не давал. Мне все эти годы его не хватает. Не хватает его преданности делу, его ума, его прямоты и заботы. Я рад, что он передал тебе свои лучшие качества.

Олег замолчал, глаза его потухли, лицо окаменело. Это продолжалось мгновение, но Нику больше и не надо было, что бы понять — это боль! Тревожный взгляд Младшего подтвердил догадку. Ходили слухи о странной болезни Олега, перед которой современная почти всемогущая медицина оказалась бессильна. Ник считал это очередной сплетней. О Правителях всегда что-нибудь выдумывали. Хотел было сам удостовериться, но не решился прийти к ним с таким вопросом. Они для него остались в детстве. Увы, слухи порой более правдивы, чем нам того хочется. 

— Не будем тебя больше мучить. — сказал Младший. — Наш дом — твой дом. Но ты забыл об этом и отвык. Привыкай. Теперь мы будем видеться чаще. С праздником!

Жестом руки Олег показал своё несогласие, и встретил недовольный взгляд Младшего. 

Вероятно, разговор предполагался более основательный, чем просто поздравление, но… Ник мысленно согласился с Младшим. Да и не так важно, о чём сейчас говорить. Олег искусный политик. Одно то, что Правители из всех новоиспечённых Кавалеров пригласили только Ника — уже буря в стакане воды общественного мнения. 

На прощание коротко обнялись и это уже как в детстве: Ник всегда встречал дядей Правителей с распростёртыми объятиями. 

У дверей в апартаменты ждал Юрий. По его напряжённому взгляду, Ник понял: он знает! Но вряд ли станет об этом говорить. 

— Правители в отличной форме! — успокоил Ник. 

Да, Михалыч прав. Что-то происходит и это что-то обязательно выльется в как помои на голову. 

— Вы забронировали билет на утро в Царёво. — начал Юрий и осёкся под недовольны взглядом Ника. — Моя обязанность знать. Могу вам вместо этого организовать правительственный транспорт.

Неизбежное в таких случаях сообщение местным властям о том, что к ним вылетел правительственный борт, вызовет у них панику, словно предвестие о каре небесной! 

— Ни к чему! — отказался Ник.

***

Приём в честь Праздника проходил в Большом зале Дворца Правителей. Приглашённые — верхушечный истеблишмент страны. Награждённые накануне — главные гости, но всё же приём не в их честь. Только один раз в году можно увидеть такое собрание: воротилы бизнеса, аристократы, политики, первородные, Военный Совет в полном составе, орденоносные генералы и адмиралы… Одним словом, «Единение». В обыденное время встретить политика в обществе военных — значит стать свидетелем чуда. Сословность и кастовость не стали проклятием Страны Правителей, лишь потому, что исправно работали социальные лифты, подпитывая свежей кровью дряхлеющий истеблишмент, и эти же лифты разделяли сословия. Неофитов выбирали по различным критериям. Войти в круг аристократов — это одно, стать политиком — это другое, приобщится к первородным — никогда! Неофиты даже в большей степени, чем их новый круг, стояли на страже сословных границ, почитаемых как традиция, которая должна оставаться незыблемой, чтобы низшим слоям общества всегда было к чему стремиться. 

Большой зал огромен, не имея опыта таких приёмов, можно задумчиво бродить с фуршетной тарелкой весь вечер и не встретить знакомого лица. Нику это не грозило. Ядро аристократического клуба располагалось подальше от заставленных яствами столов и огромных экранов, на которые проецировалось бесноватость уличных толп на площадях Столицы. Парящие в небе видеодроны выдавали студийным операторам множество картинок, из которых складывался динамичный микс народного гуляния за стенами дворца: концертные площадки, лазерные шоу, выхваченные из толпы лица, под рёв десятков тысяч людей, после каждого эстрадного номера скандирующих кричалку “Мы с вами, вы с нами…” — всё вертелось в стремительном калейдоскопе.

Аристократы к фуршетным яствам никогда не притрагивались, к народному ликованию относились сдержанно, предпочитая наблюдать его издалека. Скандировать кричалку от них не требовалось, как и от всех присутствующих. Но аристократическая молодёжь, а другой молодёжи здесь не могло быть по определению, время от времени напоминала снобствующему собранию о том, почему они сегодня здесь собрались: На их ор уверенно и направился Ник. Он сразу же стал эпицентром внимания развесёлой компании. Не успел Ник опомниться, как оказался в объятиях своего двоюродного брата, которого друзья звали Санёк. 

Компания зааплодировала Саньку в награду за проявленную несветскую наглость. Ник не считал себя красавцем и действительно им не был — просто приятный парень. А Санёк красавец. Всегда весёлый, потому что его улыбка обворожительна; как бы простецки свой, искрящийся молодостью жизнелюб. На мелкие интрижки свою сексуальную притягательность Санёк не разменивал. Говорили, что он живёт с каким-то неказистым простым парнем, и они души друг в друге не чают, одновременно у него роман с таинственной светской дамой, которая осыпает его дарами по-королевски. 

Ник не успел увернуться от страстных братских объятий, так как не ожидал такого фортеля. Санёк с чувством поцеловал его в губы. Компания одобрительно дружно ойкнула.

— Господа! Все внимание! — не давая Нику опомниться, прокричал Санёк. — В честь моего брата героя, во всю мочь, чтобы стены этого скотного двора дрогнули, на счёт раз… — и Санёк подтолкнул кричалку рукой.

«Мы с вами, вы с нами. Вместе веселее!» — раскатилось по залу. Стены не дрогнули, но респектабельная публика смотрела неодобрительно. Не так давно, и Ник вёл себя не менее эпатажно. Молодой аристократ обязательно революционер, до поры. Так уж повелось.   

Светскость всё же взяла своё, компания, перестав пялиться на братьев, снова распалась на группки.

— Совсем сдурел! — упрекнул Ник. — Подумают ещё…

— Все только об этом и думают! — отмахнулся Сенёк. — Если я хотя бы раз в пять минут не подумаю о сексе, значит, я умер. Пусть фантазируют, больше уважать будут. Мой брат Кавалер! Охренеть! Ты наш кумир! Но я никому не расскажу, что одна из моих мачех тебя оприходовала в своё время. Вот, сучка! Сейчас, наверное, гордится этим. 

— Балабол! — добродушно ответил Ник, и окинул Санька оценивающим взглядом. — Откуда что берётся!

Санёк не был красивым ребёнком, а подростком напоминал ощипанного цыплёнка. Рос как сорная травка. Мать умерла при родах. На удивление, но при замечательной медицине, такое всё же случалось. Отцу было не до него в поисках спутниц жизни. И на тебе! 

Дом Ника для Санька более родной, чем отцовский, в котором он бывал изредка. Старший брат поигрывал в воспитателя, всё же старший, но Саньку это нравилось: так как Ник, о нём никто не заботился. В доме отца — чужие, равнодушные люди и сменяющие друг друга взбалмошные мачехи. Ник стал его настоящей семьёй. В самостоятельной жизни Михалыч помог отсудить у блудливого отца материнское наследство Санька, а пока тянулась постыдная сутяжная эпопея, только поддержка Ника удержала его от падения в долговую яму. 

— Думаю, ты теперь в Столице надолго. В этом шалмане не поговоришь. — сказал Санек. — Увидимся ещё! Я такое расскажу, охренеешь! И соскучился, если честно.

— Да. Наслышан о твоих похождениях. Отдыхай. — согласился Ник. — Я знакомых вижу, нужно поздороваться.

Из своей старой компании Ник встретил только двоих: один был с молоденькой девчушкой, другой — с парнем. А раньше они сами были парой. В подростковом возрасте буйство гормонов часто принимают за любовь до гроба, но жизнь расставляет всё на свои места. 

Ник стойко принял очередные поздравления, говорить было не о чем, кстати пришлось балагурство Санька.

— Санёк тебе во всём подражает. Ты у него с языка не сходишь. — сказал тот, что с девушкой. — Он даже в лётную школу поступил. Три года добивался. Что-то там не срасталось. Вообще, он не такой повеса, каким хочет выглядеть. На самом деле, серьёзный парень. Историей увлекается. Начинает рассказывать, заслушаешься.

— А сам как? — спросил Ник.

— А… Рутина заела. Пора уже на ту сторону перебираться. — парень показал на степенную публику. — Да что-то не хочется.

Распрощавшись с былыми дружками, Ник осмотрелся по сторонам.

Клеймить человеческие пороки и недостатки не возбраняется. Но при этом считать себя, а даже если и не себя, то кого-нибудь, избавленным от них — это несусветная глупость. Представления о «нерукопожатности» — всего лишь текущее заблуждение о добре и зле. Это в идеальном случае. Чаще всего это показатель ханжества и лицемерия. Светски раскланиваясь со знакомыми, Ник поймал себя на мысли, что если бы собравшиеся почтить единение с Правителями, вытащили на обозрение свои шкафы со скелетами, то небеса возопили бы от омерзения. Особо это касалось выходцев из простонародья. К заветной цели они шли по головам, а то и по трупам. Ник ценил результат. Средства — это уж кто как сподобится в зависимости от обстоятельств. Ему, баловню судьбы, не к лицу верить в добродетельность и порядочность. Он плоть от плоти своего сословия, а если иногда ерепениться, то чаще всего по причине плохого настроения. 

К вакханалии на экранах, Ник относился иронически. Коллективная истерия? Истерики, как правило, бояться толпы. Нет, это обыкновенные люди, с обыкновенным непатологическим разбросом индивидуальных психических параметров. Именно поэтому их нетрудно ввести в трансовое состояние, которое в свою очередь, не что-то из ряда вон выходящее. На экране концентрированный ужас обыденности. Сейчас он явлен в форме экзальтированного веселья подкреплённого как минимум гашишем. Завтра он может проявить себя, как злобная, сокрушительная сила. Транс заразителен, в его основе не индивидуальные, а общие свойства психики. Транс со скоростью прохождения нервного импульса завладевает толпой, превращая её или в ликующего монстра, или в монстра разрушителя. Это зависит от заготовленных манипуляторами декораций. Без кукловодов толпа разновекторна, хаотична, без подогрева она легко распадается на группки по интересам и опасна не более чем гуляющие в парке люди. Биохимические реакции в организме человека, как и стимулы, запускающие различные неосознаваемые программы поведения, давно и досконально изучены. Может быть, кто-то и видел в происходящем праздничное единение народа с Правителями, для Ника — это лишь результат профессиональной работы специалистов. Если завтра найдутся умельцы иного толка, толпа в том же составе будет с упоением скандировать самоубийственный лозунг: Свобода! Равенство! Братство! И звать на борьбу с тиранией Правителей, аристократии и военных. 

Всё же не стоит переоценивать роль вожаков народных волнений. Лидер — не тот, кто заявляет о своём лидерстве и подчас таковым выглядит, а тот, кто аккумулирует настроения толпы, помогает ей самоорганизоваться. Поэтому вопрос кто кем управляет, не столь очевиден, как может показаться неискушённым в политических интригах людям. Страна Правителей пережила две кровавых и разрушительных гражданских войны. Но история — это продажная девка, которая всегда во власти манипуляторов общественным сознанием. Рассчитывать не её благопристойное, отрезвляющее влияние не приходится. Ник критически относился к использованию технических средств вроде излучателей страха и тому подобное. Это прижигание прыщиков, а не лечение их причины. Люди во все времена были и будут чем-нибудь недовольны. Лечить это можно по разному: либо идти на уступки, которые лишь раззадорят недовольных; либо применить силу, что далеко не всегда эффективно; либо использовать психогенные средства манипуляции, в просторечии называемые зомбированием. В одной из программ умного реагирования Ник участвовал в свою научную бытность, как консультант по физиологической уязвимости функций мозга. Работа выдалась интересной и сословную совесть Ника ничуть не потревожила: аристократы в толпу не сбиваются. Не секрет, что человеческий мозг далёк от совершенства и скорее, даже ущербен, а вот до какой степени — это известно только специалистам. 

Умело срежиссированная видео картинка ликования народных масс отвлекла от сиюминутного окружения. Поэтому показалось, что Виктор словно материализовался по мановению волшебной палочки. Сердце Ника учащённо забилось, опередив мысли — Вик! Они шли навстречу друг другу, будто в замедленной съёмке. Каждый шаг — это день, месяц, год их разделённости; в одно мгновение разлуку не перепрыгнешь. Какими они стали за это время? 

Когда то, уже целую вечность назад, Ник, увидев Вика, потерял голову: интуиция, которой он привык доверять, словно взбесилась и твердила — это моё, это моё! А вот соратников по сексуальному непотребству выбор, сделанный их кумиром, удивил. В постели Ника перебывало много красавчиков, но ни один из них не задержался даже на ночь. А что Виктор? Да, ему не откажешь в привлекательности юности и только. В остальном — парень «оторви да выбрось», распутный и с дурным характером. На поверку, как водится, нелестная молва оказалась сильным преувеличением завистников. Ещё бы! Ник блистательный аристократ, почти офигенно богатый, недурён собой — это знатный улов. Со стороны казалось, что Виктор наплевательски относится к своему выигрышу в лотерее судьбы. На удивление окружающих, Ник не только терпел сумасбродство своего избранника, но, казалось, что ему это даже нравится. Ещё больше удивило бы недоброжелателей, прознай они, что до Ника сексуальный опыт Вика ограничивался лишь поцелуйчиками, обнимашками и взаимной мастурбацией. А что трудный характер — правда. Вик порой капризничал, но потом ненавидел себя за это. На беду оба не без греха ревнивости. 

«Человек не в разгадке плазмы, а в загадке соблазна» — это из стихов древнего поэта. Вик любил поэзию и, в попытках преодолеть гуманитарный кретинизм Ника, даже преуспел.

              На зов любви душа стремиться,
              В любви — бессмертие души,
              И падает ночною птицей
              На ритуальные ножи!

Строки старинного стихотворения всплыли в памяти сами собой. Вик знал наизусть всю поэму о легендарной любви Собирателя и Хранителя, а Ник помнил лишь финал. Не исключено, что сейчас им обоим припомнились эти строки. Они не раз ловили себя, не иначе, как на телепатической синхронности мыслей. В подтверждение промелькнувшей догадки Вик утвердительно кивнул головой, или так показалось, и предложил без предисловия:

— Пойдём отсюда. Тебя давно не было…

«Я всегда был с тобой, только ты об этом не знал» — мог бы ответить Ник, но сказал только:

— Никивики!

Инициатором их первой встречи был Виктор. О Нике он знал от приятелей, как примере заносчивого, сексуально очень привлекательного аристократа. Их семьи не то чтобы враждовали, но не дружили между собой крепко, поэтому редко пересекались на светских раутах, а когда этого нельзя было избежать, раскланивались с ледяной холодностью. Впервые Виктор увидел Ника на клубной вечеринке в обществе развесёлых повес. Компанию выставили из респектабельной тусовки за развязное поведение, и друзья решили продолжить вечер в менее вычурном заведении. Тогда Виктор подойти не решился, смотрел издали, и… влюблялся. Несколько месяцев он не находил себе места, думая о Нике. Это был его герой, его супермен, его принц на белом коне! Теперь он с улыбкой вспоминает о той юношеской страстности. Не в силах удержать в себе новое для него чувство, Вик поделился с другом своими мечтами и услышал в ответ:

— Он для тебя неприступен… как гранитный памятник! Забудь! А ещё лучше, посмотри на себя в зеркало. Ты ведь знаешь, кто последний был у него в бойфрендах. 

Действительно, ходили слухи о романе Ника со звездой модельного бизнеса, разбивателем женских сердец и всё такое прочее. Паблики наперебой судачили о внезапно открывшейся гомосексуальности знаменитого и бесспорно очаровательного парня, ставшего очередной жертвой бесчувственного аристократа. 

В довесок, мать Вика, увидев на стене в комнате сына большой портрет отпрыска ненавистного ей семейства, сначала потеряла дар речи, а когда пришла в себя, прокричала, что проклянёт любимое чадо, которому посвятила жизнь, если услышит в своём доме имя ненавистного ей повесы. 

Ни дружеское предупреждение, ни истерика матери, ни средненькая оценка своей внешней привлекательности, ни что другое, что можно было бы присовокупить для самоотрезвления, не помогало избавиться от нахлынувшего чувства. Для внутренней решимости не хватало внешней мотивировки. И она нашлась. Вик поспорил с другом скептиком, что не только познакомится с Ником, но… и всё остальное тоже. Пусть на один раз, пусть на одну ночь — это неважно! Случай представился, и Вик свой шанс не упустил. Общая подруга двух недружественных семейств устраивала приём, в честь чего уже и не вспомнить, отказать ей было бы грубо, и мать Вика приняла семейное приглашение: мало ли кто и кому неприятен, даже если неприятны все, это не повод нарушать светские приличия. К тому же, Ник редко посещал подобные мероприятия, обычно его заменял Михалыч, общество которого её не напрягало. 

Вик не стал откладывать свою затею. Он боялся, что его решимость улетучится. Вик не знал, что скажет, как скажет, может быть спрячет свою наглость за светской учтивостью. Но ничего такого не потребовалось. Как потом признался Ник, его словно палкой по голове ударили. Всё было сказано глазами. Ник, как более опытный, знал, где на светском приёме можно уединиться. Конечно же, это туалетные комнаты, которые в роскошных домах сияли чистотой как операционные, и обставлялись так, словно туда заходили ни на пару минут справить нужду, а провести там остаток жизни. Словом, комфорта хватило, чтобы высокие чувства без проблем воплотились в прозаический секс. Так Ник, не подозревая, стал первым парнем Вика. И, да, они прежде потрахались, а после этого уже познакомились. 

В жизни Ника был сложный период, когда они расстались. Расставание — это мягкое и печальное слово. Поначалу какое-то время Виктор думал, что Ник его бросил. Он внезапно, ничего не объяснив, исчез из его жизни. На звонки не отвечал, дома, со слов Михалыча, не появлялся. Отговорка. Михалыч, который не знает, где Ник и что с ним — это фантастика! Недоумение, обида, растерянность, злость и боль, словно схватился руками за раскалённое железо — с таким букетом эмоций праздник жизни, что похороны. Попытки Михалыча подбодрить помогали как соболезнование:

— Не убивайся ты так! Может оно и к лучшему… Для тебя к лучшему.

Слегка очухавшись от шока, Виктор затеял расследование невозможного, на его взгляд, поведения Ника, который и для своих друзей исчез, будто сквозь землю провалился! За ниточку правды помог ухватиться коллега Ника, он рассказал об академической травле и слухах вокруг неё. В конце концов, и Михалыч сдался, но лишь чуть-чуть:

— Ты не у меня выпытывай, ты у своей мамы спроси. А Коленька уже в лётной части, далеко отсюда. Просил тебе не говорить, но… Раз он так решил, значит, у него есть основательные причины. Он парень основательный.

— Я его люблю! — выкрикнул в ответ Виктор.

Михалыч тяжело вздохнул и предложил попить чайку. Так он стал для Виктора на первое время отдушиной, рассказывал о скупых весточках от Ника, по секрету, разумеется.

О роли матери в водворении Ника на край земли Виктор спросил у неё напрямую. Разговор не получился. Она соврала. Тогда уже Виктор не только это чувствовал, но и знал. С помощью Михалыча он добыл убойный компромат на одного из главных научных гонителей Ника: академик баловался подделкой результатов церебрального тестирования. Это преступление по высшему разряду: отсрочкой приговора не отделаться, только смерть через распятие. Припёртый к стенке, нечистоплотный на руку учёный выложил всё, что знал, как на духу. Ему и в голову не пришло отпираться, хотя мог бы попробовать: улики вели не только к нему, но и к очень, очень высокопоставленным людям, которые не допустили бы огласки любой ценой. Это надёжная защита. К тому же у мальчишки аристократа, только любовь в голове, кто его станет слушать? Пожалуется на свою маму? Академик из простолюдинов, а Виктор из первородных. Кем в этой ситуации пожертвуют? Бизнесмену от науки следовало бы задать себе этот вопрос, а не те, которые подвернулись ему впопыхах. 

То, что мама — сущая ведьма, не стало для Виктора открытием. Любить её трудно, но как её не любить? Она мама, и другой мамы не будет. Уж такая, как есть. Виктор ушёл из дома, чтобы любить маму на расстоянии. Отец давно жил отдельно и принял сына в силу своего безразмерного эгоизма с полным равнодушием. Хотя бы в этом повезло! Виктора вполне устраивало полное безразличие отца к занятиям и судьбе сына. 

Разговор по душам с продажным академиком не прошёл бесследно. Вик не почувствовал слежки за собой, но как-то об этом узнал Михалыч, и уладил дело так, что не на шутку изумил. Неизвестные, явно криминальные элементы, сочли благоразумным отказать заказчику слежки, дабы не рисковать своей головой. В свою очередь задумался заказчик, и посчитал правильным избавится от основной причины обеспокоенности. Виктор мог только предполагать, догадываться, а бандиты знали наверняка, что связываться с Волком, который стоит за Михалычем, смертельно опасно. О том, кто конкретно скрывается за звериной кличкой в криминальном мире, ходили противоречивые слухи. Но достоверно известно, что дерзнувшие померится с ним силой и влиянием, без промедления успокаивались навечно. От вопроса Вика, с чего это вдруг заслуженный, известный в научных кругах академик покончил с собой, Михалыч, как всегда виртуозно увернулся, сказав, что, наверное, совесть замучила. Бывает же такое! Раз совесть существует, значит, мир не такой пропащий, каким выглядит. Виктор никогда не узнает, что все эти годы его опекали люди Волка так, чтобы волосок с головы не упал. Не знал этого и заказчик слежки, что, однако, не помешало ему случайно и неудачно два раза подряд упасть на кухонный нож. Его подельники сочли за лучшее, после намёка на звериный след, не допустить огласки деталей несчастливого происшествия и не копаться в его причинах. Бандитское благоразумие восторжествовало, что по-своему и справедливо.

Время шло, и жизнь шла своим чередом. Душевная боль Вика стихла. Она отступила куда-то в тёмные закоулки сознания, а может быть и вовсе — в дремучее несознательное. Нику бы такая метафора не понравилась. Сознание само по себе чертовщина, и ни к чему приписывает ему ещё какое-то подполье. Виктор просто смирился с тем, чего изменить не может. Изредка, но всё реже, он мысленно возвращался к своему расследованию. Ник любил свою работу и крах научной карьеры, конечно же, болезненный удар судьбы, но не смертельный и явно недостаточный для крутого разворота жизни. Было что-то ещё, более основательное. Ник действительно человек основательный, иногда до занудства. В этом Михалыч прав — думал Виктор — хитрый лис наверняка знает, в чём дело, но не скажет.

Виктор окончил университет ни шатко ни валко: звёзд с неба не хватал, но и в хвосте не плёлся. Неожиданный и противоестественный на первый взгляд альянс Михалыча и ведьмы в лице мамы вознёс Виктора к работе, в которую трудно поверить как в факт: о ней, например, нельзя мечтать, потому что её до Виктора не существовало. Это называется, не бей лежачего — спец представитель по Короне. Особенно впечатлял предлог «по»: махровый канцеляризм оскорблял эстетическое чувство Виктора.

Корона — до потопа Великобритания. Или Англия? Не суть важно. Никаких специальных знаний об этом у Вика не было. Но всё же он не зря слыл любознательным мальчиком и с детства знал, что от Англии остались только острова, почти вся территория ушла под воду, как и большая часть Европы. Корона до сих пор, считает останки древней цивилизации своей землёй. Фактически это свалки радиоактивных отходов. Давным-давно, ещё до первой гражданской войны, Правители, разбираясь с гнусным токсичным наследством Несчастной страны, выбросили туда всякую дрянь со своей территории. Говорят, что теперь там полно зверо-людей мутантов. Реально за Короной осталась Австралия и центральная Африка. Столица Короны находится недалеко от роскошного, изумительной красоты водопада. Англы называют его Виктория, по имени своей древней королевы. Они так держались за свои традиции, что просрали шанс на лучшее будущее. Сейчас это отсталая страна, наглядная иллюстрация к учебнику древней истории. 

У Короны и Страны Правителей нет общих границ. Между ними тысячи километров пространства заселённого дикарями-людоедами, слегка цивилизованными аборигенами и ещё чёрт знает кем. Это то, во что выродились остатки человечества после Серой смерти. Научное название прискорбного процесса — инволюция: стремительная деградация разрозненных популяций людей, утративших навыки социальности. И моральный, и физический облик этих существ сильно отличался о того, что принято считать человеческим обликом. Они ещё не животные, но с каждым новым поколением приближаются к животному равновесию с окружающей средой. Запустить этот процесс вспять невозможно. Такие попытки делались, но без успеха. Из лона цивилизации легко выпасть, но вернуться обратно нельзя. 

Политика Короны — колонизация, подчинение. Политика Правителей — поголовное истребление мутантов и одичавших биологических видов, когда-то составлявших семейство хомосапиенс. Англы и светы — одной крови, но, к сожалению, идеологически чужды, поэтому когда-нибудь и до Короны дойдёт очередь. Но пока туристы из Страны Правителей ездят посмотреть на вопиющие прелести демократии, а туристы из Короны — наслаждаются ужасами комфортного авториторизма. 

Виктор знал о Короне чуть больше простого смертного, но явно недостаточно, чтобы считаться хотя бы мало-мальски специалистом. Язык англов он знал хорошо, во всяком случае, думал, что хорошо знает. Речевая практика в университете страдала от убогости преподавателей. Изучению бесполезного языка уделяли мало внимания. С таким вот необременительным багажом знаний Вик взлетел на генеральскую должность, которую на самом деле следовало бы назвать — друг наследного принца. Генри ровесник Виктора — слегка носатый, с узкими губами, от чего его улыбка кажется преисполненной сарказма, черноволосый и кареглазый. Видимо, сказалась метисация по папиной линии. Как впоследствии узнал Виктор, бабушка Генри, особа королевских кровей, лет двадцать назад иммигрировала в страну Правителей. В своё время это была скандальная история, но лишь из-за принадлежности беглянки к правящей династии. Простых англов, не испорченных метисацией, прошедших церебральный и генетический тесты, Страна Правителей принимала охотно. 

Бабушка Генри покинула родину, потому что смотрела на происходящее как ярая расистка, её ужасала уже царящая генетическая мешанина. Публичные высказывания матери Королевы по этому поводу чуть не привели к политическому кризису. Генри вырос между двух стран, как между двух огней. Большую часть его детства прошла в Стране Правителей у бабушки. На языке светов он говорил, как на родном, а его распальцовке позавидует уличная шпана, для которой такой вариант общения чуть ли не основной. Причины двойственности отражали ситуацию в монаршей семье. Королева не чуралась расовой теории, но вынуждено это скрывала, чтобы не раздражать большинство своих подданных. Вопреки мнению Короля, которое её мало интересовало, она доверила воспитание сына своей матери. Это было и безопасней. Какой королевский престол без интриг? Особенно нахально вели себя братья её мужа, гореть ему в аду, непременно. Была и позорная причина. Король — педофил без тормозов. А Генри рос красивым мальчиком. 

При назначении Виктора на странноватую должность в основном взяли в расчёт его молодость, родовитость и в высшей степени аристократическую воспитанность. Образование — дело наживное, а вот культуру и породу не спрячешь. К тому же была надежда, что молодые люди больше, чем подружатся. Почему нет? Такая пикантность украсила бы отношения двух стран. При дворе благожелательно отнеслись к назначению Виктора. Королева взяла шефство над ним и была рада, что ребята подружились. Действительно, отношения Виктора и Генри быстро стали неформальными. Посол Правителей в Короне нового назначенца возненавидел: вроде бы чиновник и не чиновник, но определённо балбес! Было от чего злится. Посла стали лишь изредка приглашать во дворец, словно необходимость в нём отпала. 

К раздражению дипломата Виктор отнёсся высокомерно, ответом не удостоил. Обычная реакция аристократа на недовольство чиновника из простолюдинов. Умудрённый опытом посол прав — это Виктор понимал, но его поведением, как автопилот, рулило воспитание. В списке претензий: полномочий не имеет, страны не знает, с монаршими особами ведёт себя как равный, дерзко и глупо говорит о проблемах, в которых ни бельмеса не смыслит. Увы, так и есть. Немудрено, что Виктора удивляли обычные для жителя Короны представления о мире. Например, увидев впервые крестящихся людей, он оторопел. На его родине в поговорке «когда кажется, креститься надо», слово «крестится» — матершинное. Это как послать дальше, чем на хуй. Вот и пойми — то ли всем что-то привиделось, то ли в дальний путь отправляются? Ни то, и ни другое. В Короне крещение — понятие религиозное. Королева попыталась приобщить Виктора к своей вере, но безуспешно. Для начала нужно было понять, почему несусветную чушь называют Святым писанием? На этом этапе Виктор и тормознулся. Как в анекдоте: понять это нельзя, это надо выучить. Так что Корону ему учить да учить!

Пока Виктор набивал шишки на дипломатическом поприще, Ник получал заслуженные ордена и постепенно становился медийной личностью, обрастал легендами и сплетнями. Казалось, что прошлые горести в прошлом и остались. Но как в поговорке — до «кажется» дальше, чем… дальше. Кавалерство Ника пошатнуло душевное спокойствие, но не само по себе. Новый орденоносец, показав на церемонии издевательски язык простому люду, моментально стал народным героем. Наверное, дело в фотогеничности особенно на фоне прочих награждённых Изображение Ника то и дело мелькало на трёхметровых рекламных щитах по всей Столице и в довершение повисло в небе над городом в голографическом варианте рядом с Портретом Правителей и Знаком «Птицы». Сумасшедший дом! 

Обстановка праздника и Ник над головой. Память Вика среагировала, словно на приказ раскрыть свои закрома. И снова чувство брошенности, боль, будто заноза в сердце… Виктор не хотел переживать всё это снова, но эмоции вышли из-под контроля. Есть только один способ от них избавится — объясниться раз и навсегда. Эта страница жизни осталась неперевёрнутой: недосказанность, интуитивное ощущение чего-то важного, но почему-то спрятанного от Вика. Как и в первую их встречу, пришлось взять инициативу на себя. Но что-то пошло не так. Вместо решительного объяснения, Вик снова шестнадцатилетний мальчишка, в его глазах восторг от возможности видеть своего кумира так близко, что можно дотронуться до него. Хотя бы дотронутся на мгновение и это уже будет счастьем. 

Вокруг Дворца большой парк, который по виду располагал к лирическому уединению на природе, но именно для этого менее всего был пригоден: если найдётся хотя бы один кустик не под наблюдением, значит, службу безопасности нужно гнать в шею. Всё же прогулка по центральной аллее стала романтичной: на полпути Ник, не спрашивая себя, чтобы случайно не получить от себя же отказ, взял ладонь Вика в свою. Это сентиментально и по детски, но что поделаешь! Влюблённые всегда банальны. 

В знакомстве заново Ник неожиданно потерял первенство, в котором напрасно не сомневался: на выходе из парка их ждало роскошное авто со значком вечной гарантии «Чай для Никиты».

— Ты собрался жить вечно? — с иронией спросил Ник.

— Надеюсь, что нет. — ответил Вик — Это не совсем моё. Понты оплатило министерство. Представительский класс. С переключателем на столичную систему автобот. Её ввели недавно, после запуска «Большого мозга». На твоей такого гаджета нет, уверен.

— Ты большая шишка? — удивился Ник.

— Нет. Спец представитель по Короне. — ответил Вик, распахнув дверь в салон. — Потом расскажу. Садимся. Он сам, как слепая лошадь, довезёт.

У Ника был другой план, но не начинать же новые отношения со старого спора о том, кто и что решает? Он смирился.

Когда приехали, у Ника мелькнула мысль, что «слепая лошадь» ошиблась адресом, доставив пассажиров с самый престижный район Столицы. Здесь живут только сумасшедшие аристократы и супер богатые дегенераты. Удивили и апартаменты Вика: бассейн, настоящая лужайка, экранные стены и множество технологических чудес современного домостроения.

— Отец оплачивает. — опередил закономерный вопрос Вик. — Он у меня неплохой. Балагуристый. Контролировать не пытается, в душу не лезет, не то, что мамуля. От одной мысли о ней мой шеф по стойке «смирно» вскакивает. 

Вик пытался сделать заказ, но от волнения нажимал кнопки коммуникатора невпопад: позвякивал сигнал ошибки. Наступил черед Ника взять ситуацию в свои руки…

***

Возвращение к прошлым отношениям — это возвращение на пепелище. Всё нужно отстраивать заново. Хотя кажется, словно вчера расстались. Нужно принять друг друга с накопленным за время разлуки багажом ошибок, разочарований и самообмана. Но если об этом думать, тогда точно ничего не получится. 

Ночью они почти не разговаривали. Секс и только секс. Когда говорят гормоны, слова не обязательны — отвлекают. В случайных связях мало нежности и много похоти. Ник последние годы культивировал в себе одинокого волка: длительных отношений избегал, хотя и было несколько лёгких увлечений. Но всегда, находилось какое-нибудь «но»! Мужчина однолюб? Нет, в такое Ник не верил, но первая ночь после долгой разлуки наводила на мысль об однолюбстве. Нежность. Их связывала с Виком удивительная нежность, такой нежности Ник никогда и ни с кем больше не испытывал. Привычка наблюдать за собой как бы со стороны, контролировать свои эмоции, неожиданно дала сбой. Словно до этого он находился в постоянном напряжении, и оно вдруг исчезло!

Утром в ванной, глядя в зеркало, Ник увидел себя другого: без жёсткого, почти стального взгляда, растерянного и даже немного жалкого. И что же теперь? Жить как прежде по-волчьи? Забыть об одиночестве, которое, кажется, стало его второй натурой? Как быть с тем прошлым, которое прошло без Вика? Ник машинально выбросил нижнее белье в утилизатор, он привык менять исподнее каждый день. С прошлым так не поступишь. А жаль! Завернувшись в махровое полотенце, Ник вышел из ванной. Без привычной волчьей шкуры было не по себе.

Виктор уже получил заказанный завтрак и расставлял тарелки на большом низком столе рядом с лужайкой. Он проснулся раньше, а прежде было наоборот. 

— Я столько не ем! — удивился Ник.

— Я тоже, но так праздничней. — ответил Виктор.

За молчаливым поеданием деликатесов каждый думал о своём. Вот так бы всегда. Чтобы не скатиться в воспоминания, Ник заговорил первым:

— Спецпредставитель это что? Ты хотел мне сказать.

— Корона! Негоже коронованным особам с безродными клерками государственные дела обсуждать. — ответил Виктор. — А моя родовитость ко двору. С наследником даже приятели. Нет, нет. — в ответ на вопросительный взгляд уточнил Виктор. — Он бабник, всё пытается и меня в это дело вовлечь. А страна… У них ещё даже самолёты есть! Музей под открытым небом.

— Знаю… — согласился Ник. — А уж оборона… Мы там летаем как у себя дома.

Самый верный способ испортить аппетит за праздничным столом — это начать рассказывать о превращениях пищи в желудке. Ник мог бы разложить свои эмоции на мельчайшие физиологические составляющие: какие гормоны включаются при виде любимого человека, какие участки мозга возбуждаются… Научная закалка давала о себе знать. Другая крайность — сказать просто, что он блаженствует. Нет. Более подходит сравнение — опьянение от лёгкого наркотика. Собственно, влюблённость — это и есть наркотическое состояние. 

— Я как обкуренный. Кайф кажется вечным, но он пройдёт и всё исчезнет. — Ник вопросительно смотрел на Виктора. 

— Представляешь, у меня такая же фигня! 

— Давай не будем ничего загадывать наперёд. Как получится, так и получится. С чистого листа нам не начать, но и оглядываться ни к чему. — предложил Ник.

— Кто бы спорил! — согласился Виктор. — Я сильно подурнел?

— На комплимент набиваешься!

— Как же! От тебя дождёшься. 

Действительно, на комплименты Ник скуп. 

Чтобы включить кого-то в свой распорядок жизни, нужно отказаться от своего распорядка жизни. Обычно скоротечные интрижки Ник заканчивал просто: «Извини! Дела…». Но сейчас все его планы на ближайшее время вылетели из головы. 

— Не удивлюсь, если ты встанешь и уйдёшь…— вдруг сказал Виктор.

— Не уйду! — вырвалось у Ника быстрее, чем он успел сообразить, что ответить.

— Та же фигня! Тогда…

Закончить мысль Виктору не удалось, раздался сигнал коммуникатора по степени важности — экстренный: ядовито-фиолетовый свет пульсировал с частотой, которую называли панической. И не отключишь! Это канал службы жизнеобеспечения. Виктор ответил в компактном видеорежиме: перед ним вспыхнул небольшой необзорный экран. Ник видел только тыльное изображение, чёрное, словно корпус аппарата. Вик с удивлением смотрел на звонившего.

— Извините! Мне срочно нужно поговорить с Ник-Ником. Его аппарат отключён. Я его офицер связи. 

Это был Юрий. Ник указательным пальцем как бы проткнул воздух, что означало; включи! Через мгновение на большом настенном экране появилось изображение.

— Это безотлагательно! — Юрий говорил уже Нику. 

— Тебя не смущает, что я голый и завтракаю с любовником? — ответил Ник в обычной манере: вторжение внешнего мира вернуло его в привычное состояние готовности к не менее привычным неприятностям.

— Есть ещё один человек, которому не терпится с вами связаться, и я не могу отказать. — пропустил колкость мимо ушей Юрий.

В нижнем углу большого экрана вспыхнул экран поменьше. Это был Михалыч:

— Коля! Ну, слава богу! И тебя Витюша рад видеть! Рад что вы вместе.

— Живые и здоровые. — добавил Юрий. — Сегодня в вип-классе на транспорте, которым вы должны были лететь в Царёво, умер пассажир. Сердечный приступ. Этот пассажир — вы! — позволил себе эффектную манеру доклада Юрий и, ожидая саркастический ответ, попросил: 

— Включите свой коммуникатор. 

Ох уж этот рядовой офицер связи! Ник на мгновение задумался. Юрий, хотел сообщить что-то не для посторонних ушей.

— Здесь нет посторонних. Это мои близкие. — Ник выжидательно смотрел на Юрия.

Юрий не удивился, хотя следовало бы удивиться в ответ на отказ от конфиденциальности, насчёт этого у военных строгие правила. На общем экране вспыхнул ещё один небольшой экран со знаком Личного порученца Правителей. Подделать его невозможно: по линии связи прошёл сигнал подлинности документа, в специальную службу Правителей поступило сообщение о предъявлении документа и сведения о лице, которому документ предъявлен, в ответ поступило уведомление об ответственности за неисполнение приказов Порученца. Ответственность вплоть до расстрела на месте. Об этом не говорится, но это подразумевается. Полномочия Личного порученца Правителей известны только Правителям. Сплетничают о тайной организации «Орден Правителей», но не более чем «за что купил, за то продал». Несерьёзно! Зато в беллетристике тайный Орден описан многогранно и зловеще. 

— Что-то такое я подозревал… — прокомментировал Ник. — Я весь внимание!

Некто из транспортной компании решил подзаработать, раз высокоранговый пассажир не явился к полёту. Горячее праздничное время, много туристов, билеты в Царёво — что горячие пирожки. Яд не установлен, но нет сомнений — это яд. 

— Разберёмся. — закончил доклад Юрий. 

Единственный, кто ничего не понимал — Виктор. Он удивлённо смотрел то на Ника, то на экран. 

— Не разберётесь. — спокойно возразил Ник. — Не в укор. Иначе бы я и сам давно разобрался. — А может всё-таки совпадение?

Михалыч недовольно покачал головой.

— Если вы ещё не отказались от намерения провести отпуск в Царёво, то Правители считают это правильным. — продолжил Юрий, давая понять, что говорить о совпадении — пустая трата времени. — Авто я вам уже выслал. Полетите на транспорте Правителей.

— Пожалуй… — согласился Ник.

— Виктор, говоря «вы», я и про вас. — неожиданно сказал Юрий. 

— Нет! — как отрезал Ник.

— Ни черта не понимаю! — воскликнул Виктор. — Что происходит?!

— Не подумай, что я против… — Ник представил, как выглядит его «нет!». — Со мной сейчас опасно. Со мной всегда опасно. Я себе не прощу… 

— Ты весь в этом! — сказал нервно Виктор. — Ты за всех решаешь, как им будет хорошо! Ты меня бросил, что бы мне было хорошо! И опять, что ли?! Чудовище!

В воздухе повисла тяжёлая пауза. На своих экранах Юрий и Михалыч переглянулись, на большом экране это выглядело как возведённые к небу глаза Михалыча. 

— Давайте успокоимся! — прервал паузу Юрий. — Олег это предвидел… Как непонимание ситуации. — Юрий обращался к Нику. — Именно теперь вас через Виктора легко достать. В любом случае, он либо под нашей и вашей защитой, либо только под нашей. 

— Вещий Олег! Как же! — перед Ником стоял тоже выбор, как и много лет назад. — Вещий то он вещий, да вот моим родителям это не помогло! 

— Это было вне их контроля. — парировал Юрий. — И спасибо за заботу о моей семье! — Юрий явно переводил разговор на другую тему. 

— Мы обсудили с Юрием наш с тобой план. — пояснил Михалыч. — Надеемся, что на правильном пути. 

Юрию было, что сказать, но это нечего бы не прояснило. И Правители, и жречество, и Страна в целом столкнулись с силой, которой невозможно дать определение, которую невозможно локализировать. Заговор? Да, заговор. Тогда он всепроникающий, но при этом не оставляющий никаких следов. Так не бывает. Возможности раскрыть любую злокозненность у спецслужб колоссальные. Не говоря уже о жречестве: нет такого человека, который бы не выложил свою подноготную, если за него возьмутся жрецы. И всё же люди бесследно исчезают, преступления остаются безнаказанными в виду полного отсутствия улик, компьютерные базы дают сбой без всяких внятных причин… Список можно продолжить. Во всем этом ещё немного и хаосе, есть личности, события вокруг которых имеют большое значение для будущего. Почему? Это тоже неизвестно. Их назвали жрецы, опираясь на Пророчество. Первые в этом списке — Ник-Ник, из рода Детины, и Виктор, из рода Апостолов. Может быть это будущие Правители? А может, и нет. Жрецы видели в этом качестве другую пару, а их слово главное: принято следовать всегда безошибочным рекомендациям жрецов. Увы, несчастный случай исключил избранников из истории. А вот с Ник-Ником неведомая сила ничего поделать не может. И сейчас, если бы не его встреча с Виктором… Транспорт, на котором должен был лететь Ник и персонал — все было проверенно досконально. А результат? Ни одной зацепки!

— И ещё… — обращаясь к обоим, Юрий замялся, подыскивая слова.— Правители передают вам благословение, если вы решите узаконить свой союз. 

— Без меня, меня женили! — не удержался от сарказма Ник.

— А ты против? — спросил с вызовом Виктор.

— Нет! — неожиданно быстро сдался Ник. — Только я не думал, что это случится так… Честно, то вообще об этом не думал.

— Хочешь об этом поговорить? — насмешливо спросил Вик. — У нас будет для этого время. И ты мне объяснишь всё остальное.

— Не чуди, Коля. — вмешался Михалыч. — Ты же, как твоя мамочка, однолюб. Я Витюше так и говорил: никуда он от тебя не денется.

— Это уже заговор. — у Ника было чувство, что с души свалился огромный чёрный каменюка. — А с тобой, скромный офицер связи… Интересно, кто теперь кому подчиняется?

— Я по-прежнему ваш офицер связи. — ответил Юрий. — И ваш фанат в свободное от службы время.

— Это мы как-нибудь в другой раз обсудим. — подытожил Ник, возвращаясь к привычной командирской позиции, но как оказалось, сюрпризы не закончились.

— У нас гость! — прислушиваясь, вероятно, к микронаушнику, сказал Юрий, и вывел ещё один экран.

— Да тут собрание! — воскликнул молодой человек с грустными глазами. — Всем здравствуйте!

Это Сергей. Жрец по расе и статусу, но не по официальному рангу, для которого ещё молод. Сергей, по характеристике Ника, грустный клоун. Это не прозвище, а черта характера. Сергей считал себя остроумцем, часто шутил, в основном неудачно. Сергей и Ник, друзья с младых ногтей — редчайший случай. Детство жрецов проходит вдалеке от Страны Правителей, но родители Сергея не хотели отпускать от себя сына, а так как большую часть своей жизни посвятили древнему жреческому святилищу, то Сергей там же и рос. Родовое гнездо Детины находилось не только поблизости, но и было связано подземным ходом с загадочной постройкой, история которой восходит к эпохе Собирателя и Хранителя. Это многоугольное здание, сложенное из брёвен. Что внутри — известно только жрецам. Несколько раз в год там собирается их Высший Совет. Так считается. Как устроено жреческое общество известно, вероятно, только Правителям. Только они могут посещать запретные для людей Заморские территории. Это условное название. Страна жрецов находится много дальше, где-то за Великим Ледяным Барьером. 

Когда началась дружба мальчишек уже и не вспомнить. Родители Сергея были частыми гостями в отчем доме Ника. В школьные годы друзья встречались обычно на каникулах. Однажды, когда им было лет по десять, Сергей, украв у родителей какое-то устройство, провёл Ника внутрь святилища. Все жреческие резиденции, которых по Стране не мало, защищены от любопытных. Подходя к ним, человек испытывает страх, а если приблизится недопустимо близко — животный ужас. Эта непреодолимая преграда, как оказалось, не преграда для дружбы. Подбил друга на этот подвиг Ник. Его разбирало любопытство. Объяснение Сергея, мол, ничего интересного внутри нет, Ника не устраивало. Отчасти действительно — просто большой странно спланированный дом чем-то очень похожий на старинные дома далёкой эпохи. Так бы всё неудивительно и закончилось, но не таков Ник. В центре внутреннего многоугольного двора в круг стояли изваяния. Ник их узнал. Мальчишки! Столпы Правителей, как их принято называть. В семейном альбоме много их фотографий. Не обращая внимания на вопль Сергея: «Не трогай!», Ник протянул руку к самому младшему — Ванюшке. О нём в семейном предании сохранилось много историй. Он автор Знака Птицы. У него на шее простая верёвочка с золотой капелькой-слезинкой — знак жрецов. Нику показалось, что Ванюшка взглянул на него, как живой. Потом была яркая вспышка. Ник очнулся дома в своей комнате в окружении каких-то медицинских аппаратов. 

Нику объяснили, что он заболел: на солнце перегрелся. С детьми случается и не такое. Но всё обошлось. Родители искренне верили, что у Ника неопасная потеря памяти — результат падения в обмороке. Он это понял не сразу. Ждал, если не выволочку, то хотя бы упрёк за своё сумасбродство. Но родители и словом не обмолвились! Им никто не сказал, что Ник проник в Святилище. Сергей первое время вёл себя странно: делал вид что ничего и не было. Ник чуть было не поверил, что ему всё пригрезилось. Ан нет! Сергея на вранье он подловил быстро, чем здорово напугал. Жрецы умеют стирать память людей. Вот и Ник в теории не должен был помнить о случившемся. Но он помнил! Сергей рассказал, что круг Мальчишек, это Круг Пророчества, и пока Круг и они здесь, Стране Правителей ничего не грозит. Ник поклялся унести эту тайну с собой в могилу! Ох уж эти детские клятвы! Хотя, не такие уж и детские. Ник сдержал своё слово. Правда, до могилы пока не дошло, но, судя по всему, где-то около того. 

— Поздравляю, молодожёны! — явно неуместно выпалил Сергей и неправильно оценил реакцию собеседников. Его заподозрили в телепатии. — Нет, нет, я… Просто подслушал кое-что пока к вам пробивался. Вы так зашифровались!

— Хочешь сказать, что без жреческих фокусов. — пояснил Ник. — Мы бы это заметили. 

— Извините, что так ворвался. — Сергей грустно улыбнулся чуть не до ушей, своей фирменной, фарфоровой от цвета зубов улыбкой, обрамленной морщинками-ямочками. — Я в курсе… То есть, мы в курсе странных дел. — Юрий, если вам ещё не доложили, мы по вашей просьбе проверили весь персонал транспорта по-своему. Ничего! Странные дела. 

«По своему» — означает полный и глубокий просмотр памяти. Процедура для людей крайне неприятная и часто травматичная: проверка может закончиться слабоумием до конца жизни. Но и те, кого беда минуют, тоже никогда не забудут такую проверку. Память — процесс динамический. Это примерно как раскрутить кино наоборот. Память нигде не хранится, она всегда воссоздаётся заново. Но если всё же представить память, как некое хранилище, то взятое оттуда невозможно вернуть на прежнее место: нейроны должны связаться в новую комбинацию, иначе извлечённое воспоминание о прошлом исчезнет. Реальный мозг далеко не идеален. Из-за огрехов природы после основательной жреческой процедуры он восстанавливается с трудом: прошлое и настоящее сплетаются в галлюцинации, тело сотрясают конвульсии, может дать о себе знать дремавшая эпилепсия или шизофрения. Поэтому, когда особое пристрастие не требуется, проверку ограничивают беглым просмотром, но и он причиняет физическую боль. 

— Сережа! Неужели тебе таки поручили что серьёзное? — ехидно спросил Михалыч.

— Должен вас огорчить, дядя Миша — таки да! Но в остальном я по-прежнему люблю вас как родного! — пошутил Сергей. — А вас, молодожёны, жду в Царёво. 

— Это уже похоже на консилиум юмористов у постели больного. — Ник окончательно взял себя в руки, решив, что всё решил. — Вы позволите мне хотя бы трусы надеть?

— Я натурал, ты же знаешь. Мне твои причиндалы не интересны.— то ли похвастался, то ли огорчился, то ли так пошутил Сергей. — До встречи!

— Позвони из Царёво. — буркнул Михалыч.

Небольшие экраны погасли.

— Приезжай! — пригласил Ник задержавшегося Юру.

— Здесь от меня будет больше пользы. — отказался Юра. — Транспорт вас ждёт. Удачи нам всем!

Экран погас. Ник подумал, что сейчас все паблики обсуждают его несостоявшуюся погибель. А на очереди ещё один информационный повод, о котором они пока не знают. И он сам не знал ещё полчаса назад. Виктор вопросительно смотрел на Ника.

— Я действительно чудовище, как ты сказал? — ответил на немой вопрос Ник.

Виктор встал и подошёл к Нику. Опа! Вдруг, откуда ни возьмись, в руке Виктора появилась живая роза! Фокусы — его увлечение с детства. Виктор так и развлекал, и дурачил друзей. Одна роза — это прелюдия к предложению руки и сердца, но стоило наивному зрителю протянуть руку к заветному цветку, и роза исчезала так же необъяснимо, как появилась. Фокус назывался «Облом!». Но не в этот раз.

***

Царёво — столица Углов, исток Страны Правителей — стало заповедным местом. В Военном городке во время праздника «Единения» изначально проходили ролевые игры, воспроизводящие далёкую уже эпоху Первых Правителей. Участников набирали на конкурсной основе. Не всякий мог удостоиться чести на короткое время стать бойцом Собирателя и Хранителя. Царёво не могло вместить всех желающих увидеть представление. Для потенциальных зрителей разыгрывалась лотерея. Двадцать лет назад ролевую игру заменили ежедневным голограммным шоу. Раз за разом прокручивалась одна неделя из жизни бойцов. Зрители допускались на территорию представления по строго определённым маршрутам, но и это впечатляло: словно вокруг тебя ожила история. Здесь можно было встретить Детину, Апостола, Молчуна как живых и ещё множество уже даже не легендарных, а мифологических персонажей из прошлого. Они занимались будничными делами, несли службу, рассказывали друг другу матерные анекдоты и делились сплетнями. Особый интерес вызывало преодоление полосы препятствий разведчиками. Такое до сих пор по силам только специальным армейским подразделениям.

Большая часть Царёво — это музей под открытым небом. Технари, отделённые от Метрополюшки шоссейной дорогой, остались жилой и производственной зоной. На старой рыночной площади обладатели «счастливых лицензий» торговали сувенирами, поделками под старину, там же на заказ изготавливались родительские медальоны для юных отпрысков, и стоило это очень дорого, иначе очередь выстроилась бы на десятилетие вперёд. Зато освящение привозного медальона было бесплатным. Оно проходило в Храме Медитации — в первом здании, построенном для поминовения погибших защитников Страны Правителей. Это обычный дом того времени, без каких любо архитектурных изысков. Храмом его назвали позднее и приписали помещению особые энергетические свойства. Суеверие, конечно, никто и не спорил, но какой ритуал без мистики? Размещались туристы в Технорях в современных комфортабельных отелях. Те, кто мог себе позволить понтовые расходы, могли пару ночей провести в музейных Метрополюшках, но даже и в этом случае по предварительной записи как минимум за месяц, ведь по современным меркам Царёво — это крохотный пятачок земли. Но какой! Во времена гражданских войн ни одна из противоборствующих сторон не нанесла и малейшего ущерба древней Столице. Все по-своему считали её частью своей истории. 

Комендант Царёво — должность особая, скорее, даже особое звание. Он назначался Правителями по совместному представлению регионального Совета бойцов, Коллегии судей и Городского совета. В таком парламенте разноголосица не удивляет. Раньше случалось, что Комендант оставался временно исполняющим по несколько лет. В конце концов, нелепость ситуации устранили. Окончательное решение по результатам проведённого референдума оставили за Правителями. По традиции Комендант утрачивал своё имя, данное ему при рождении. Он Комендант. Это ещё одна историческая фишка Царёво. Высота социальной ступеньки оправдывала сложность процедуры назначения. Комендант — единственная должность в Стране Правителей, совмещающая в себе армейские и гражданские полномочия. 

Назначению нынешнего Коменданта премного поспособствовал авторитет рода Ник-Ника. Существенную роль играли обширные земельные владения этой семьи в Углах, но не сами по себе, а через арендаторов, пусть и не вассально, но всё равно зависимых от арендодателя. Это примерно треть граждан с правом голоса. В последние годы до небес взлетел личный авторитет Ник-Ника III. А награждение Орденом Правителей сделало его бесспорным лидером общественного мнения. Яркий представитель своего сословия, Ник презирал всякую демократическую суету. О местном самоуправлении он отзывался издевательски, но лишь для красного словца. Община хороша тем, что не на кого пенять: ни на чиновников в Столице, ни на Правителей, ни на проклятых аристократов. Что сами решили, что сами сделали, то и на хлеб намазали. Отсутствие демократической иерархии в Стране Правителей, компенсировалось низовой свободой волеизъявления. Хаос и обилие горизонтальных общественных связей — залог стабильности сословной политической системы. Поэтому Ник был по-своему добросовестным членом социума. 

Ещё не успел закончиться кошмар утреннего пассажирского рейса с трупом на борту, как подоспело известие о транспорте Правителей! В таких редких случаях власть не только в Царёво, но и в Углах, полностью переходит к Коменданту. Это, считай, военное положение. Сигнал «Борт Правителей» прекращал воздушное сообщение по всей Стране. Любой летательный аппарат, в течение получаса не прекративший полет, сбивался без предупреждения. 

На всякий случай Комендант для встречи высоких гостей вызвал глав органов гражданской власти Углов: не одному же отдуваться, мало ли… За что отдуваться, всегда найдётся. Но… К счастью ожидания не оправдались. Это всё равно, что успел добежать с поносом до туалета! Облегчение Коменданта больше не с чем сравнить, когда он увидел на трапе Ника: этот хотя бы сразу волкам не скормит! Ещё больше удивили дружеские объятия. Обычно Ник скуп на проявление чувств. Это не к добру!

— Ты что в штаны наложил? — удивился деревянному состоянию своего протеже Ник. — Очнись. Это всего лишь я.

Из вежливости Нику пришлось поздороваться с каждым из присутствующих, и принять от каждого надлежащие случаю поздравления и с награждением, и с праздником. 

Сюрпризом оказался взвод охраны, который прибыл на полчаса раньше правительственного борта. Ник понял, что это по их душу, только, когда машину окружили бойцы на военных мотоциклах. 

В просторном авто типа супер лимузин, Комендант окончательно пришёл в себя и вспомнил, что не обратил внимания на Виктора. Извинился и поздоровался. Или наоборот? Нервное напряжение ещё давало о себе знать.

— Не забыл. — одобрил исправленную оплошность Ник.

— Вас, ребята забудешь! Как же! Вы тут почудили знатно…— ответил Комендант.

— Какой ты злопамятный! Подумай о другом. Мы решили расписаться и как можно быстрее. — Ник выжидательно смотрел на Коменданта.

— Так невтерпёж?! — воскликнул Комендант. — Праздники. Офис закрыт. Потерпите два дня. Не убудет!

— Всё, что я откладываю, потом оказывается поздно! — не согласился Ник. — А вам, господин Комендант… — начал Ник.

— Понял! Понял! — моментально среагировал Комендант, так как хорошо знал, что означает переход на «вы».

Вызвав себе авто, Комендант вышел в чистом поле дожидаться, мысленно чертыхаясь. Предчувствие не обмануло: без причуд как без пряников! Заезжать в Царёво на таком лимузине, да ещё в сопровождении военных, значит вызвать толки о неожиданном визите очень высокого начальства. А без бюрократических подробностей никак не обойтись. Бракосочетание не бог весть, какая церемония, но соблюдение документальных формальностей — это обязательно, тем более, когда речь идёт о родовитых и богатых людях. Брак — исключительно юридическая процедура, влекущая правовые последствия. А союз двух сердец — это необязательная лирика. Ничего не поделаешь, придётся самому открывать офис. 

Перечить своему покровителю у Коменданта никогда не получалось. Они познакомились, когда роман Ника и Вика вошёл в бурную стадию. Молодые аристократы устроили умопомрачительный фейерверк в честь себя любимых. Коменданта, тогда ещё Гришу, уже тридцати с небольшим летнего, но все ещё мелкого клерка Городского Совета, вероятно, как самого, кем не жалко пожертвовать, отправили в поместье Детины для увещевания отпрысков знатных родов. Что деньги на ветер, это их дело, но как бы деревянное Царёво не спалить, да и в лесу много валежника — полыхнёт, мало не покажется! Уговаривать, а уж тем более пугать общественным осуждением не пришлось. Ник даже извинился: действительно, опасное ребячество. Так вот слово за слово отношения и сложились. Коменданта всегда тянуло к харизматичным личностям. А Ник именно из таких. Вик, казалось, попроще, но ещё та штучка. После того случая они несколько раз приезжали вместе. Красивая пара, ничего не скажешь, но сумасбродная. Харизматичный Ник готов вертеть целим миром, как игрушкой, а Вик вертит Ником, хотя тот наверняка так не считает. 

О коменданстве Гриша никогда не помышлял. За него решил Ник. Это казалось бредовой затеей, но вот уже три года как Гриша не Гриша, а Комендант. В первое время хотелось всё бросить и бежать, куда глаза глядят, но пообтёрся. Ник разглядел в мелком клерке выдающегося интригана и не ошибся, к тому же свой человек на таком сладком хозяйстве! Да, без интриг на этой должности удержаться нельзя. С прошлым Комендантом у Ника отношения не сложились: он считал его подлецом и взяточником. Можно подумать, что Гриша — образец благородства! Но за неимением гербовой, пишем на простой… Злословят, что Комендант на побегушках у Ник-Ника. Пусть злословят об этом, раз больше не о чем. На самом деле Гриша искренний фанат бравого парня, как, к слову, нынче многие. Если у кого на памяти человек, которому удалось так мощно пробить дыру в стене между бойцами и гражданскими? Нет! Об утреннем происшествии Коменданту думать не хотелось: прилетевший мертвец занял место Ника… в дороге на тот свет. Паблики взбесились от предположений и версий. То-то ещё будет! Женитьба любимца публики в День Единения, да ещё сразу после трагического курьёза — это информационная бомба!

Пока Комендант готовился к по-своему историческому событию, хозяев на пороге их дома встретил Серёжа с улыбкой донельзя и с грустью в глазах. 

Дорога если и утомила, толь лишь комфортом. Ник как был после празднования в генеральской форме, так и поехал. Вик тоже позаботился о торжественной элегантности. Переодеваться в будничное, потом обратно — Ник решил, что это лишняя суета и хотел побыстрее покончить с формальностями. 

Родной дом встретил хозяина родным запахом, по-старинному зачехлённой мебелью и на вид не менее древним смотрителем, который говорил что-то про отчёт, но Ник не стал его слушать и отправил домой. Прислугу обычно нанимали заранее на время побывки. В этот раз приезд случился сумбурный, и дом был пуст. Взвод охраны разместили в примыкающем флигеле. Командир представился и после доклада сказал, что для него честь нести службу именно в этом месте, так как их подразделение продолжает традиции заложенные прадедом Ника. Разведчики! Разведка в армии давно утратила свой изначальный смысл, но остался род войск, про который в обиходе говорили — разведчики. Это своего рода знак специального качества. С инициативой Юрия спорить было поздно, да и бойцов обижать не хотелось — пусть остаются, решил Ник. Он уверен, что дом в охране бойцами не нуждается: мышь, может быть, и проскочит, но посторонний человек — нет. Разве что самоубийца. Сигнализация, дроны, ночные ловушки, автономная силовая установка и всё такое подобное — на высшем уровне. Ник берёг свой старинный дом как зеницу ока и чувствовал себя в полной безопасности, а точнее — пока опасности не чувствовал. 

Сергей позаботился о съестном. Виктор был в восторге. Два гурмана! С залой решили не возиться, и накрыли стол на кухне. Когда колдовство расстановки блюд благополучно, почти без споров, завершилось, Ник не удержался от оценки:

— Натюрморт!

Осталось только подготовить для церемонии библиотеку. Большинство книг — допотопные. В быту цивилизацию до погубившей её Серой Смерти называли допотопной. Современные книги печатались на пластике «под бумагу». Он хорошо утилизируется, легче, позволяет впечатывать «живые» иллюстрации и символы письма «кряки». Строго говоря, это современная стилизация под то, что когда-то называли книгой.

Библиотеку начал собирать Детина, но основной вклад — это заслуга деда. Он был страстным коллекционером «настоящих» книг. Теперь это собрание исторических артефактов. Язык допотопных книг уже малопонятен обывателям. В аристократических семьях он сохранился, но всё же мёртв, так как не порождает новых понятий и смыслов. Он стал культурным сословным кодом. К своему небольшому стыду Ник нисколько не увлёкся допотопной литературой, хотя читал и говорил свободно на языке своих предков. В родовитых семьях это, можно сказать, второй язык, а то и первый. За двести лет он сильно изменился, поспевая за изменением жизни. Часто переход на допотопную речь — удобный способ поставить простолюдина на место, когда общаешься в смешанной компании. В случае с нуворишами, Ник предпочитал честный аристократический снобизм лицемерной игре в народность. Только леность ума мешает простому человеку освоить изначальный язык прадедов. Есть лишь одно препятствие: аристократы впитывают свой язык с колыбели, он для них родной, для всех прочих — выученный, что, как правило, проявляется в чудовищном акценте. 

В библиотеке поддерживалась оптимальная температура и влажность для хранения бумажных книг. Если сказать просто — это чтобы не холодно и не жарко. На одной из стен висел портрет Собирателя и Хранителя в человеческий рост. Очень редкая распечатка — старинная, потемневшая от времени, но от того ставшая более выразительной. Самое подходящее место для церемонии. Пришлось передвинуть только один стол для регалий Коменданта. 

Главный церемониймейстер задерживался. Чтобы скоротать время, окрыли бутылку коллекционного вина, которое показалось Нику вполне банальным. Виктор и Сергей обсуждали странности моды последнего времени. На их вкус в одежде появились роковые нотки, отражающие упадническое настроение молодёжи Роковые нотки! И что это значит? Нет, такие разговоры не для Ника. 

В кухне дверей не было, поэтому командир взвода охраны спросил разрешения войти с порога. Он был не один. Рядом, понурив голову, плёлся молодой паренёк с рюкзачком на плечах, одетый легко и проще некуда: крайне стоптанные кроссовки, безобразные брюки на резинке типа тренировочных, рубашка цвета, который можно условно принять за хаки. Худоба, близкая к анорексии. Покатые плечи и узкие мальчишеские бедра. Когда незнакомец вскинул резко голову, чтобы оглядеться, его шея вытянулась и показалась длинной. На лице сияли большие, полные то ли ужаса, то ли отчаяния глаза почти василькового цвета, глубокие темно синие. Чёлка русых, неровно остриженных волос закрывала лоб. Не совсем пропорциональный лицу нос выглядел большим. Чуть пухловатые губы завершали образ. Это одно из тех лиц, которые невольно обращают на себя внимание, запоминаются, особенно глаза. Если парня приодеть, привести в порядок волосы, и подкормить, то получился бы броский, вызывающий, нестандартный модельный типаж. 

— Поймали за периметром. — пояснил офицер. — Говорит, что ваш знакомый!

— Нет! Нет! — опережая неизбежное разоблачение, заговорил незнакомец. — Я всё объясню… Да… Соврал, но они... — незнакомец показал большим пальцем на офицера. — Меня бы того… — последовала фраза руками на языке «кряки», означающая крайне неприличное выражение типа «выебли и высушили». — Но я не врун! Я репортёр… То есть хочу стать… А вокруг одно старичьё… — переход на язык «кряки», мол, старые пидарасы. — Все позанимали. Никуда не пробиться! Все паблики забиты… — переход на «кряки», вроде — суки старые. 

Эмоциональный искренний напор, вульгарная лексика, очаровывающая пластика рук, придавшая грубому языку «кряки» обычно не присущую ему красоту — это всё произвело сильное впечатление на слушателей.

— Дружок-пирожок! — вырвалось у Виктора.— Я тебя съем! — и на «кряки. — Вышка! (в смысле высшая оценка).

Слушатели заулыбались. У парня своеобразное обаяние.

— Мы над ним оборжались! — подтвердил общее впечатление офицер.

Добродушный приём успокоил Дружка-пирожка. Но смотрел он настороженно и чуть покачивал головой, словно не верил тому, что видел.

— Ты как сюда попал? — спросил Ник.

— На транспорте. — ответил Дружок-пирожок. — Там один дядька в випе… — на «кряки»: типа «сдох, сыграл в ящик». — Суета была, всех проверяли. Я отпросился, вроде… — на «кряки»: типа «посрать, похезать».— В кабинке и просидел. Думал, потом посмотрю, что тут дальше… Разговор подслушал… — на «кряки»: «долбоёбов» (о бойцах). — Когда они ссали. Думал, удача. Первым сообщу. Там про вас… — Дружок-пирожок показал большим пальцем на Ника. А… — на «кряки»: хуюшки! — Везде… — на «кряки»: долбоёбы. — Всё оцепили. Потом вы прилетели… Когда все разъехались, я и рванул. Я ваш дом знаю, сюда раньше экскурсии водили. 

— Пешком? — удивился Ник.

— А как ещё?! — удивился в ответ Дружок-пирожок. — Я по полю срезал.

— Повезло, что не пристрелили. — сказал Ник. — У нас не принято по полям бегать. 

— Ну, да… — согласился Дружок-пирожок. — Хорошо, конечно.

Взгляд парня споткнулся о заставленный едой стол. До того он смотрел только на лица, а всё остальное было как в тумане. Дружок-пирожок инстинктивно сглотнул слюну и облизал пересохшие губы. 

— Как тебя зовут? — спросил Виктор. — Только не на «кряки».

— Ерёма. — представился Дружок-пирожок.

— Ох, Ерёма, сидел бы ты дома! — посоветовал Ник.

— Так дом того… — Ерёма безнадёжно махнул рукой, мол, не стоит об этом...

— А без распальцовки ты можешь говорить? — поинтересовался Виктор.

— Я волнуюсь. Само выскакивает… — ответил Ерёма. — Могу… Я, вообще-то, интеллигентный…

Слушатели дружно захохотали, не дав Ерёме договорить.

— Ты когда ел последний раз? — спросил Ник, не отводящего от стола глаз, Ерёму

— Вчера, вроде…— неопределённо ответил Ерёма. — Сегодня некогда было, да и негде.

— Сними рюкзачок. У нас тут не воруют. И садись за стол. Только руки помой. Раковину видишь. — скомандовал Ник и обратился к офицеру: — Всё нормально, капитан. Дальше мы сами разберёмся. Как устроились?

— Как в хоромах. Хорошо. Ужин готовим. — ответил офицер.

— Угостил бы винцом, да на службе не положено. — с сожалением сказал Ник.

— Спасибо! — офицер козырнул и таким образом откланявшись, ушёл. 

Ерёма сполоснул руки и лицо, но сесть за стол не решался. Ник распальцовкой показал: «Не бзди!».

— И ты туда же! — насмешливо сказал Виктор. 

— Между прочим, «кряки» хорошая гимнастика для мозга. Например, в моторной коре поле большого пальца… — Ник осёкся под жалобным взглядом Виктора. — А… Проехали!

Глядя на молодожёнов, Сергей думал: вот, и всё снова по-прежнему. Попробовал бы кто-нибудь перебить Ника, особенно, когда он говорит о мозгах! А Вику достаточно взгляда.

Ерёма наложил себе в тарелку всего, до чего дотянулся, одновременно жуя бутерброд. Когда его заинтересовал ярко-зелёный соус, Виктор предупредил:

— Очень, очень острый.

Коротко обсудили завтрашний день. Решили устроить что-то вроде праздничного приёма. Но где срочно найти прислугу? Решили возложить эту заботу на Коменданта. 

— Что-то Гриша сопли жуёт. Прихорашивается не иначе! — недовольно сказал Ник.

Между тем Ерёма утолил первый голод и смотрел выжидательно. Неожиданно его лицо исказилось от боли.

— Вы жрец! Я понял сразу. — выкрикнул Ерёма пристально смотрящему на него Сергею. — Прошу вас не надо! Пожалуйста! Не надо.

Обхватив голову руками, Ерёма слегка покачивался. 

— Сергей! — осадил друга Виктор. — Это наш гость! Прекрати!

Ник показал Сергею кулак.

Боль исчезла с лица Ерёмы. Он облегчённо вздохнул. Все молчали. Пауза затянулась.

— Я сейчас… — разрядил обстановку Ерёма. Поднял с полу свой рюкзачок и достал из него фотокамеру. Профессиональную и очень дорогую. Наклейка «Чай для Никиты» означала пожизненную гарантию. На ширпотребовских вещах такого знака качества не встретишь. — Вот…

По взглядам Ерёма догадался, о чем его гостеприимные хозяева, исключая Сергея, подумали: украл где-то!

— Да вы что! — огорчился Ерёма. — Я на неё целый год собирал. На воде и хлебе жил… Спросите у него… — Ерёма показал на Сергея. — Думаю, он знает. Уже…

— Это правда. — подтвердил Сергей. — Прости! Новый человек в компании… Всё не просто. 

— Понимаю. Забудь! — подвёл черту под инцидентом Ерёма, подтвердил распальцовкой и спросил. — Можно я вас сфотографирую? Не откажите! Я не на продажу… Только для вас.

Почему бы нет? Ерёма от такого карт-бланша расцвёл как василёк на лугу: его глаза как-то особенно заблестели, он оценивающе посмотрел на объекты съёмки:

— Только не надо специально. Я так не люблю. Говорите. Пейте вино… На меня внимания не обращайте. Меня нет! Я дух бесплотный!

Слова Ерёмы вошли в диссонанс с его прежним поведением: как будто другой человек!

Обойдя стол, фотограф прикинул возможные ракурсы. Но объекты съёмки явно не могли отрешиться от того, что их снимают.

— Так не пойдёт! — категорически заявил Ерёма. Или кто-то на него очень похожий. — Вы! — Ерёма начал с Виктора. — Вы чуть-чуть артист. Вам можно слегка позировать, у вас это здорово получится. Возьмите что-нибудь в руку, вроде фокус показываете. Вы! — Ерёма показал на Ника. — Просто пейте вино и смотрите… — Ерёма показал на Вика. — Когда вы на него смотрите вы такой красавец! Не то, что в пабликах. Вас ужасно снимают. Вы… — Ерёма показал на Сергея. — Расслабьтесь. Вы напряжены. А у вас волшебная улыбка. Я бы за такую жизнь отдал! А какой у нас роскошный стол. Произведение искусства!

Ошарашенные слушатели безропотно приступили к исполнению предписанных им ролей, тем более что это не требовало от них никаких усилий: они играли самих себя. А Ерёма фотографировал, не предупреждая: он словно летал вокруг своих моделей. Потом недолго возился с камерой: что-то удалял, что-то подправлял. Результата ждали с любопытством. Наконец Ерёма перекинул отобранное на коммуникатор Вика. И это не случайно. Как-то фотограф просёк, что главным оценщиком будет именно Виктор. 

Казалось бы, что проще! Щёлкай и щёлкой, остальное само получится. Фотографии удивили. То, что получилось у Ерёмы, может получиться только у Ерёмы. Виктор хлопал себя по коленкам от восторга. Особо отметили черно-белую, а точнее в градациях серого фотографию Ника. Глядя то на экран, то на оригинал Виктор сказал:

— Ты сильно меня любишь, раз такой … необыкновенный. 

— А фотограф любит всех нас. — обобщил Сергей.

— Да. Я люблю людей, которых снимаю. — подтвердил Ерёма.

— Думаю, будет правильно, если мы дадим фотографу эксклюзивное право на наши изображения. — предложил Ник.

Виктор поднял «за» две руки сразу. 

— Спасибо, конечно, Дружок-пирожок… — Сергей знал, что это имя Ерёме понравилось. — Я подарю свои фото родителям. А вот остальное… У нас есть правила.

— Ты уже много раз наплевал на все ваши правила! — возразил Ник и это прозвучало нечаянно грубовато.

— С кем поведёшься! — парировал Сергей. — Хорошо хоть анальную девственность сохранил. 

Виктор вопросительно смотрел на Ника.

— А то ты не знаешь! — ответил ему Ник. — Обычные инсинуации закоренелого натурала. Извини Серёга, не со зла. Давайте лучше нальём и выпьем за новоиспечённого миллионера!

Ник знал, что говорит. На таких фотографиях Ерёма заработает и деньги, и репутацию. А впереди ещё подобие свадьбы.

Ни живой, ни мёртвый от счастья Ерёма только что не расплакался. Такая везуха бывает раз в жизни, и он использовал свой шанс! Везуха? А может быть талант, всё-таки? Талант без везения чаще всего оборачивается личной катастрофой. 

После тоста Ника подоспел Комендант. 

— Ты вырядился, как на блядки. Я так и думал. — упрекнул Ник.

— Такое событие… — начал оправдываться Комендант.

— Событие для публики будет завтра. А сегодня только бюрократические формальности. — перебил Ник.

— А сам-то в генеральском мундире! — Комендант то ли восхитился, то ли посетовал на двойные стандарты. Он не сразу обратил внимание на Ерёму. — А это что за гусёнок недообщипанный?

— А ты жопастый! — огрызнулся Ерёма.

— Это наш личный фотограф до скончания времён. Прошу любить и жаловать! — внёс ясность Ник. — Жопу ты действительно отъел на славу. Девки-то ещё любят?

— Да ну тебя! — отмахнулся Комендант.

— Ладно, ходок ты наш — усмехнулся Ник. — Не представляешь, сколько мне говна на тебя льют твои доброжелатели. Странные люди. В подмётки тебе не годятся, а туда же… У вас здесь террариум единомышленников. 

— Ещё какой! Без твоей поддержки уже бы сожрали. Суки! — пожаловался и подлизнулся одновременно Комендант.

Готовясь в Библиотеке к церемонии, Комендант, чертыхнувшись, вспомнил, о чём забыл. Свидетели! Вернувшись на кухню, предложил позвать одного человека из охраны в свидетели к Виктору.

— Зачем? — Удивился Виктор и показал на Ерёму. — Вот мой свидетель.

Ерёма не понял о чём речь, но утвердительно кивнул головой:

— Да. Конечно. Я свидетель.

— Тебе лет 17? — противным голосом спросил Комендант.

— 18! — уверенно ответил Ерёма.

— Будет скоро? — не унимался Комендант.

— Уже! Было! — резко ответил Ерёма.

Вот уж кого он точно не будет фотографировать, так это Коменданта — подумал Ерёма. А если и сфотографирует то так, чтобы от этой фотографии молоко мгновенно скисало.

Хозяин-барин! Больше сопротивляться Комендант не стал. А паренёк ершистый! Ник любит таких опекать. В библиотеку вернулись все вместе. Только тогда Ерёма понял, что происходит. Пять минут назад он думал, что не бывает больше везения, чем ему выпало, но это оказались цветочки. Он шафер на свадьбе века! Про век, может быть, и слишком, а для заголовка самое то. Пребывать в растерянности от подарка судьбы времени не было. Ерёме не понравился свет. Он заявил об этом робко и его не услышали, тогда он встал под портрет Правителей, где должна была стоять пара и завил, что не сдвинется с места, пока его скромные замечания не будут учтены. Набравшись нахальства, напомнил про обещанный эксклюзив. Комендант скромно выразил своё недовольство скорбным выражением лица, словно попал на похороны: он уже понял, что Ерёма новый любимчик Ника, и возмущаться бесполезно. Кое-что переставили, выключили и включили по-другому. Мысленно вознеся хвалу светлому лику Правителей на портрете, Ерёма объявил о своей готовности. Снимал видео, чередуя с фотографиями, ведь всё равно придётся монтировать. 

Комендант вручил брачующимся по листочку с текстом. Ник тяжело вздохнул. Банальные, шаблонные фразы… Зачем это всё? Поставили подписи и дело с концом! Гражданские процедуры Нику никогда не нравились. Но может быть Вику это нужно? Тогда можно и потерпеть. Но пробежав глазами текст, Ник вскипел, скомкал листок, забросил его в дальний угол. 

— Иди в жопу! — ответил Ник на удивлённый взгляд Коменданта.

Виктор положил свой листок на стол, рядом с подготовленными для подписания документами и ехидно спросил:

— Сам придумал? Или с помощниками? Редкостная галиматья. 

Комендант словно окаменел, казалось, вот-вот он перестанет дышать, но это не из-за текста.

— Кольца… — с трудом выдавил из себя Комендант.

Поразительно, но никто не вспомнил о кольцах! Вот что значит невтерпёж! Комендант театрально подпёр лоб ладонью. Он знал, кто сейчас окажется виноватым. 

— Тебе нужны кольца? — спросил Ник у Виктора.

— Мне ты нужен! — ответил Виктор. 

— Начинай, бюрократ! — скомандовал Коменданту Ник.

Чтение обязательной в таком случае формы заняло минут пятнадцать — это что-то вроде зачитывания прав при аресте, только длиннее. Заготовленную дополнительную речь, Комендант озвучить не рискнул, и сразу перешёл к перекрёстному опросу брачующихся. Ник досадливо отмахнулся, как от мухи. Комендант замолчал. Что поделаешь! Всё у них, не как у людей! Комендант раскрыл символическую книгу регистрации, где следовало расписаться, положил рядом памятное, разукрашенное золотом, свидетельство о браке и электронное устройство, которое по отпечаткам пальцев ответственных участников церемонии отправит информацию о скреплённом союзе в электронную базу данных. Собственно, последний этап основной и единственно значимый. 

Как не относись к формальностям, момент наступил волнующий и ответственный. Ник взял ладони Вика и, глядя ему в глаза сказал, то о чем думал в эту минуту:

— Всё, что у меня есть ценного в жизни — это ты. Все мои богатства, привилегии, и звания без тебя — хлам. Я не сразу это понял. Прости. Я исправлюсь. 

— Моя жизнь без тебя пуста. Я это тоже не сразу понял. Я тебя ждал и дождался, и теперь никогда с тобой не расстанусь. — ответил Вик.

Кадры получились в высшей степени трогательные. Ерёма пустил бы слезу, да камера не позволяла. Сергей улыбался, а глаза его были грустны больше обычного. Он знал, что судьба этой пары названа Пророчеством тернистой и до конца неясной. 

Подписывать документы подошли вчетвером. Когда настала очередь Ерёмы, он старательно вывел нечто замысловатое и вполне каллиграфическое. Комендант не удержался от язвительного комментария:

— Тебе бы банкноты подписывать. Не подделаешь!

Торжественное объявление о заключённом браке представителем власти тоже пропустили. Одним словом, неформалы! Ничего другого от этой пары Комендант не ждал, хотя и наделся на традиционную церемонию. С их-то деньгами, можно было чудо праздник устроить! Это событие запечатлели бы для истории лучшие операторы страны. А вместо этого книжная лавка, да недообщипанный гусёнок в ногах путается. Аристократы!

Ерёма попросил сразу не уходить, чтобы ещё поснимать в непринуждённом общении. Сергей от души обнял каждого из молодожёнов. Ерёма постеснялся. Ник и Виктор подошли близко к портрету Собирателя и Хранителя. Выглядело так, словно они с ними разговаривают. Сергею вдруг пришла в голову мысль, которая удивительно, что не пришла раньше. Они очень похожи. Да, Ник и Вик походят на первых Правителей! И судьбы их в чём-то тоже сродни!

Между тем Ерёма закончил свою работу и, разглядывая книги, чему-то обрадовался. Взял с полки небольшой старинный томик и стал его листать. Сергея это не удивило, а вот Ника заинтересовало. Ерёма не стал дожидаться вопроса и начал читать на чистейшем допотопном языке:

              Поцелуй названья не имеет.
              Поцелуй не надпись на гробах.
              Красной розой поцелуи веют,
              Лепестками тая на губах.

Наступила тишина. Комендант, собирая атрибутику церемонии, понял только некоторые слова. 

— Вы так и не поцеловались — продолжил на том же языке Ерёма.

— Целоваться на камеру — это пошло! — ответил Виктор. 

— Откуда ты так язык знаешь? — удивился Ник. — Только не говори что выучил.

Ерёма выжидательно смотрел на Сергея.

— Он из рода Молчуна. Прямой потомок и можно сказать, последний. У младшего брата генетическое заболевание. Он, скорее всего не жилец. — сообщил изумившимся друзьям Сергей. — Отец, пьяница и наркоман. Все имущество заложено в Фонде Правителей и, вероятно, пойдёт с молотка. Мать…

— О маме плохо не говори! Я её не виню. Она не знает, что отец продал меня своим дружкам. Думает, я сам ушёл. — перебил Ерёма.

— Мать тоже не с улицы. — продолжил Сергей. — Он ушёл из дома два года назад.

— Уже три! — уточнил Ерёма, показав три пальца.

— А зачем тогда… — Ник повертел кистью руки и пальцами, напоминая про цирк с распальцовкой.

— Ты жил без крыши над головой, без документов, без электронного кошелька, да вообще без денег? — спросил Ерёма и сам ответил. — Нет! А я жил. Я не притворяюсь, я такой есть. И если бы он не залез в мою память, ты бы разве поверил? Нет! 

Странный переход с «вы» на «ты» обратил на себя внимание чуть раньше, и его можно было списать на недостаток воспитанности. Но нет. Это, самоощущение себя равным, хотя и младшим. Так молодые аристократы указывают старшим сословникам на зазнайство, или обозначают своё происхождение, когда оно у них вызывает сомнение. 

Разговор аристократов на тарабарском языке, по мнению Коменданта, затянулся:

— А не пора ли нам откупорить бутылочку шампанского? — предложил Комендант.

Отмечали недолго. Все устали. Обсудили завтрашний день.

— Только не говори, что хочешь устроить приём в Тронном зале! — на всякий случай предупредил Комендант. 

Тронным залом называли помещение, в Военном городке, где заседал первый Военный Совет. 

— Имею право! — не согласился Ник.

— Ты меня в гроб загонишь! — излишне сокрушённо ответил Комендант.

— Шучу! — успокоил Ник. — Нужно отдохнуть. Поезжай. И… Наш Дружок-пирожок с тобой. Устрой по высшему классу. И приодень к завтрашнему дню тоже по высшему разряду. За мой счёт. 

Только этого не хватало! — про себя огорчился Комендант, но виду не подал:

— Это запросто!

Ерёма выглядел расстроенным, он хотел остаться.

— Так будет лучше. — сказал ему Ник. — Поверь. Ты теперь, наш Дружок-пирожок! 

Зная нрав Ника, и что придётся отвечать, Комендант действительно устроил Ерёму по высшему классу. Когда хозяин гостиницы, которого вызвали из-за праздничного стола, увидел vip-клиента, первое, что пришло ему в голову: Гриша на мальчиков переключился! Не беда. Беда платить за это сумасшедшие деньги! На игривую подначку Комендант зло ответил:

— По себе не суди! 

Такие вот люди! Говори, не говори, а сплетничать всё равно будут. 

Несмотря на усталость, Ерёма рассудил, что ковать железо, нужно не отходя от кассы. Полночи он проведёт за монтажом и выставит готовый вариант на свой паблик. Брать деньги за видео глупо — всё равно бесконтрольно разойдётся. Вместо этого он откроет счёт для пожертвований, не рассчитывая особенно на щедрость зрителей. Ставка на любовь к халяве привлекает подписчиков вернее, чем любой рекламный трюк. А вот фотографии другое дело. Их купят все сколько-нибудь стоящие паблики. Денежка с каждой копии будет капать автоматчики — об этом позаботится программа «Продавец», которую, в отличие от камеры, Ерёма недавно и очень кстати украл. Начальную цену он установит для тех, кого больше волнует ни цена, а престижная и качественная оперативность. Для рекламщиков и того круче! В разы. Для них Ерёма подготовит спецпакет снимков. Видео требует времени для усвоения, фото мгновенно западает в память, не всякое, разумеется, но на этом поприще Ерёма чувствовал себя уверенно. 

К утру число просмотров превысит пять миллионов, сумму на счёте в первый момент Ерёма примет за ошибку. Его ранее мало кому известный паблик станет сродни вспышке сверхновой звезды. Даже его прошлые заметки и репортажи пойдут нарасхват. Ерёма проснётся богатым и знаменитым. 

Утро вечера мудрёнее, если до него дожить. Нику стало тревожно. Пока Ерёма готовил победоносный для своей судьбы репортаж, над родовым гнездом Детины сгущались тучи при совершено ясном, прозрачном вечернем небе. Ник привык доверять своей интуиции. Он сам синоптик своей судьбы. Не откладывая, Ник дал распоряжение Михалычу выкупить долги рода Молчуна, заставить (без этого не обойдётся) нерадивого отца переписать имущество на сына. 

Виктор показал большой палец и на «кряки» — высший класс! Сергей одобрительно кивнул головой.

— Это не благотворительность, а вложение. — ответил Ник на ворчание Михалыча.

— Друзей не покупают. — возразил Михалыч, хотя на самом деле не был в этом уверен: как про дружбу понимаешь, так и дружишь.

— Нет. Покупают. Но ты прав — не за деньги. — объяснил Ник. — Поколение этого мальчика — наше будущее. Он талантлив, и мы поможем ему стать путеводной звёздочкой для многих, таких же. Он думает, что попал в сказку… Не тебе объяснять, сколько врагов у него появится. Они его живого в могилу закопать могут. Завтра не приезжай. Приём для местной шушеры. Мы потом, по-семейному отметим.

— И маму Витюши пригласим? — ехидно спросил Михалыч.

— Если хотим, чтобы она нас отравила, если не физически, то морально… — высказал своё мнение Виктор.

Коротко расправившись с деловой текучкой, молодожёны приняли поздравления Юрия и через него поблагодарили Правителей за приглашение на семейный ужин. 

— Теперь о главном… — сказал Ник и вызвал командира охраны.

Виктор и Сергей смотрели удивлённо: есть что-то главнее внимания Правителей? То, что они услышали через несколько минут, убедило их в том, что есть вещи важнее.

Ник приказал снять охрану с дома и увести бойцов в Царёво.

— Это приказ, капитан! — ответил Ник на недоуменный взгляд офицера, но понял, что только субординацией обойтись нельзя. — Вас всех убьют. Вы готовы умереть за меня? У меня есть план «Б» и план «Г», и так далее. Нужды рисковать вами, нет. У меня такое чувство, что времени на раздумья всё меньше и меньше.

В подтверждения слов Ника мигнуло освещение. Сначала один раз и восстановилось — это сработала автономная силовая установка. После второго раза включилось аварийное освещение лишь на самый крайний случай предусмотренное в общей системе сигнализации и охраны. То, что произошло, теоретически произойти не могло, или разве что земля разверзлась и всемирный потоп случился. А это значит, что дальше будет только хуже.

— Спасай бойцов, капитан! — повысил голос Ник. — Эту силу вам не одолеть! При необходимости пробивайтесь с боем. На форму и знаки различия противника внимания не обращать! Под мою ответственность. После исполнения приказа доложить!

Капитан выскочил бегом. 

— За мной! — скомандовал оторопевшим друзьям Ник.

— Я останусь. Посмотрим, что это за черти! — отказался Сергей.

Для жрецов люди опасны не больше, чем людям муравьи: досаждают и только. 

— А ты уверен, что это люди? — Спросил Ник. Сергей упрям не меньше его, придётся убеждать. 

— В каком смысле? — не понял Сергей.

— В прямом! Намедни я поручил своим людям одно расследование. Так вот, они столкнулись с биороботами!

Биороботы — идеальные убийцы. Они не живут, значит, их нет ни в одной базе данных, они не существуют для мира людей. Они не оставляют идентификационных следов вроде отпечатков пальцев, или генетического материала. У них нет никаких идентификационных параметров. Они прекрасно утилизируются. Все официальные роботизированные механизмы, устройства и прочие подобные изделия автоматически представляются человеку, но скорее всего, не в этом случае. Считается, что создать подпольное производство биороботов невозможно. 

— Ничего себе! — удивился Сергей. — У нас тоже возникли опасения, и мы проводили своё расследование, без властей…

— Говно ваши расследования! — перебил Ник. — В стране черт знает, что творится, а … — продолжать Ник не стал. — Мы уже потеряли минуту. Ты прекрасно знаешь, что без тебя я не уйду. — выложил последний непобиваемый аргумент Ник.

В библиотеке, в лучших традициях шпионского жанра, за раздвижным книжным шкафом находилась ведущая вниз винтовая лестница. Когда погасло и аварийное освещение, в доме уже никого не было.

По подземелью шли недолго. У подобия причала — пришвартованная гравитационная платформа. Увидев это чудо современной науки, Сергей хмыкнул: стоимость такой игрушки далеко не игрушечная, поэтому широкого распространения она пока не получила, даже как аттракционная забава.

— А ты думал! — ответил на ухмылку друга Ник. — Без моих денег меня бы давно сожрали. 

Ник набрал что-то на пульте-стойке, и платформа мягко приподнялась над землёй, с углов выдвинулись телескопические рукава и, встретившись, защёлкнулись, став поручнями.

— Тут всегда штиль. Но даже захочешь упасть, не получится. — объяснил Ник подавленному происходящим Виктору. — Всё же за поручни держись. 

Виктор в ответ только кивнул головой. 

— Я тебя предупреждал… — Ник полуобнял Вика.

— Ничего, привыкну… — ответил Виктор. Он понимал, что расспрашивать сейчас о чём либо — не самое подходящее время и место.

Платформа медленно тронулась и поплыла в темноту подземного тоннеля. Включилось приглушённое бортовое освещение.

— У тебя какие-то претензии к жречеству? — Сергея задели слова Ника сказанные в доме.

— О-о, ребята, ещё какие! — подтвердил Ник. — Вы же столпы Правителей! А в стране что творится? Почему столько швали во власти? Где же ваше всевидящее, недремлющее око?

— Количество швали вполне коррелируется с деградацией аристократии. — ответил Сергей. — А где же ваш хваленный церебральный сорсинг, или тест, как вы его называете?

— Ладно… Ворчу. Мне простительно. На меня охотятся. — посмотрев на Виктора, Ник добавил. — На нас охотятся. Теперь на нас. Как мне к этому привыкнуть — не знаю. А тест… За деньги я тебе любой тест куплю, хоть в Правители номинируйся. 

— От меня мало что зависит. — развёл руками Сергей.

— От твоих родителей много зависит. Смотрители Пророчества — не мелкие сошки! — Ник увидел, как Сергей поспешно приложил палец к губам и ему это не понравилось. — На будущее… Никогда не отделяй его от меня, а меня от него! — Ник показал на ничего не понимающего Виктора.

— Если узнают, что тогда тебе не стёрли память… — Сергей многозначительно замолчал.

— А как узнают? — насмешливо спросил Ник. — Я для вас закрыт! В мою память вы не залезете. Ты же сам говорил…

— Да, пришли к выводу, что среди людей такая закрытость встречается, хотя и редко. А я промолчал, не сказал, что ты тогда почти вошёл в Круг... И так очередной раз нарушил кодекс Жреца. — Сергей посмотрел на Виктора. — Ох, Витюша, чудовище тебе досталось. Кто только под его дудку не пляшет! Он в детстве, правда, с моей помощью, пробрался в наше Святилище и хотел — Сергей хмыкнул. — Хотел сломать Пророчество.

— А я думам, что Пророчество — это из сказок. — удивился Виктор. — Про вас столько врут. Жрецы то, жрецы сё… Про тебя сколько раз расспрашивали! Я говорил, что ты после секса любовников в зомби превращаешь. 

— Я-то думаю, что ко мне странные типы липнут! — усмехнулся Сергей.

— Смотрите! — воскликнул Виктор, показывая вниз.

Старинный подземный ход давно обвалился, а точнее, провалился в тартарары, куда платформа и опустилась. Лёгкое, приглушённое освещение, не мешало видеть окружающее. Где-то далеко сновали радужные светлячки, внизу угадывалась водная равнина. С потолка свисали природные серые арки.

Подъём вверх проходил по какой-то сложной траектории, пока снова не оказались в сохранившейся части старинного тоннеля, явно современно подремонтированной. На поверхность вышли недалеко от Жреческого святилища в запретной для людей зоне, но ещё и не под излучатели страха и ужаса. Кто-то считал, что излучатели — это приборы, кто-то — что это особое ментальное поле. У страха глаза велики!

Дорогу к цели Виктор оценил, как бездорожье, но Ник шёл уверенно. Наконец остановились. Ник что-то набрал на ожившем вне дома коммуникаторе. И лес рухнул! Точнее, исчез сверху в низ. Голограмма! Открылась площадка с челноком. 

— Ни хуя себе, сказала я себе! — вырвалось у Виктора. Он не знал, чего ожидал, но точно не такого. — Вот уж действительно, клади на виду, чтоб не заметили!

— Зря, что ли у меня свой Комендант! — Ник правильно понял удивление Виктора. Углы — зона историческая, вдоль и поперёк прозрачная, свободная от оружия и боевой техники. — Да и отступник Жрец под рукой.

— Шуточки у тебя! — сердито среагировал Сергей. — Казарменные!

— Лишь бы дом не сожгли. — напомнил о недавних событиях Николай.

— Там много ценного. — согласился Сергей.

— Всё ценное мы с Михалычем давно в другое место заныкали, муляжами заменили. Книги жалко. Но кто в наше время книги читает?

— Вы куда? — спросил Сергей.

— В часть! — ответил Ник. — Там нас только нечистая сила достать может.

В челноке Николай оказался перед выбором: надеть лётный костюм, или нет? Для Вика такой защиты от превратностей полёта и перегрузок на боевом челноке не было. Лётный костюм одежда строго индивидуальная, исключительно военная. В других обстоятельствах решить этот вопрос за пару дней Нику не составило бы труда. Ничего не объясняя, он отказался от своей лётной брони. Придётся плестись черепашьим шагом, а по иному не получится; займёт больше времени, но куда им торопится? Заодно и пейзажами можно полюбоваться. 

Кресло пилота, хотя и родня обычному креслу, но очень далёкая. К нему в родственники затесался гороскоп и ещё куча приспособлений, назначение которых для несведущего человека — загадка. Никита впервые видел Ника за штурвалом. Штурвал — так принято говорить по старинке. В боевом челноке штурвала нет. Есть управляющий в купе со специальными перчатками обод над головой и сенсорная панель. Приборный щиток разочаровал Виктора: на его авто сложнее. За состоянием агрегатов боевого челнока следит ментальная система: гибрид компьютера и биологической нейронной сети. Она лучше пилота знает и быстрее сообразит, что нужно предпринять в том, или ином случае. 

Готовность ноль! — раздалось непонятно откуда. — Идентификация пройдена. Успешного полёта, Кавалер!

Теперь всем наземным службам в стране известно, что в небе Кавалер ордена Правителей. В данном случае кавалерство дополнительный бонус и особая ответственность наземных служб. Без идентификации взлететь в небо над Страной теоретически возможно, но практически наглец будет сбит без предупреждения в первые же минуты полёта. Неудобства из-за такой жёсткой системы есть, но они окупаются для граждан безопасным небом. 

Сергей проводил взлетевший челнок взглядом и лишь после этого направился домой. Крюк в пути километра два, ради друзей, чтобы их проводить, и убедится, что они в безопасности. В лесу, на свежем воздухе думалось легко и не так трагично, как во время заварушки в доме Ника. Что это было — предстоит выяснить, но вряд ли уже имеет значение. Складывая и снова раскладывая в уме пазлы последнего времени, Сергей всё больше убеждался в верности своего предположения. Сегодня последний пазл лёг в картину, которая раньше выглядела нагромождением случайностей.

Во дворе Святилища Сергей встретил своих родителей. Одна из фигурок скульптурной группы двора через небольшие промежутки времени окутывалась электрическим сиянием и короткие молнии пробегали по Кругу. Сергею не нужно было приглядываться. Фигура Ванюшки активировала Кольцо Пророчества. Это стало дополнительным подтверждением его мыслей.

— Я прошу созвать Совет. — сообщил родителям Сергей. — У меня важное сообщение.

— Насколько важное? — спросил отец.

— О Правителях. О будущих Правителях.

— Мы тоже об этом подумали. — согласилась мать и кивнула в сторону Кольца Пророчества. 

***

Виктор сидел в кресле второго пилота. Пассажирских мест не было. Ему, конечно, польстило чувство сопричастности к полёту, пусть и пассивное, но странные звуки, возникшие, словно в голове, слегка обеспокоили: нужно ли на них как-то реагировать? Виктор растерянно посмотрел на Ника. А звуки негромко переливались от тона к тону. Какая-то мелодия? Нет, точно не музыка. 

— Это сообщение о том, что все приборы и устройства работают в штатном режиме. — объяснил Ник. — Звуковой сигнал быстрее осознаётся мозгом, чем изображение. Тебе непривычно, потому что звук передаётся сразу на звуковые рецепторы. — Ник показал пальцем на обод над головой. — В древности была азбука из коротких и длинных звуков. Это её современный вариант. Если перевести в речь, то получится длинно и бестолково. А так по изменению тона, долготы и группировки я сразу узнаю, что происходит. 

— Музыкальная шкатулка! — удивился Виктор. — Это какой же слух нужно иметь!

— А ты думал! — усмехнулся Ник. — Поэтому от попсовой музыки меня подташнивает. Мы уже взлетели и Папа просит, чтобы мы надели… — Ник замялся, подыскивая перевод сленговому слову. — Очки. Это та штуковина, что у тебя под правой рукой. 

На обычном транспорте при взлёте загоралось табло и даже не чувствуя, осознаешь, что летишь. А здесь… По музыке угадывать нужно! И кто такой Папа?

— Папа. Мы так называем бортовой компьютер. — предварил вопрос Ник и сказал кому-то: — Прости Папа, что я тебя так обозвал! — Ник показал на обод нал головой. — В своём деле он умнее нас с тобой.

Виктор понял, что ему предстоит узнать много неожиданного и в ответ только пожал плечами.

Очки напоминали мотоциклетные, но без стёкол, зато с маленькими, торчащими то ли шипами, то ли антеннами. Ремешок подстраивать не пришлось, он затянулся сам. Раздался, вероятно, одобрительный звук и голос, словно возникающий в голове:

— Говори, как обычно, я буду тебя слышать, как сейчас ты меня. 

— Ты всегда разговариваешь… — Виктор хотел сказать «с челноком», но подумал, а вдруг это невежливо? И показал на обод.

— Да. Папа, сейчас часть меня, а я часть его. Без меня он не взлетит, а без него я не полечу. 

— Я тоже… сейчас часть?

— Нет. Я вас не познакомил. Но из вежливости он будет обращаться с тобой как с дорогим гостем. Папа знает, что кого попало я рядом с собой не потерплю. 

Разговор прервала мелодия, Ник что-то отметил на сенсорном экране.

— А у этого папы есть мама? — и в шутку и всерьёз спросил Виктор.

— Конечно. Мама — это силовой комплекс. Вихревая установка, гравитационная и ещё разное. Рабочее тело… если по-простому — псевдортуть. Ртутные челноки доживают свой век. Их мало осталось. Внимание! Не пугайся! Опс!

Стенки кабины исчезли. У Виктора перехватило дыхание. Под ногами проплывала земля, над головой застыло небо. Виктор вжался в кресло и вцепился в подлокотники. Но чувства падения не было.

— Голова не кружится? — спокойно спросил Ник. — На такой высоте обычно — нет. Мозг этой высоты не понимает.

— Не знаю… — с трудом выдавил из себя ответ Виктор. — Не кружится… 

Прозрачность — иллюзия. Её создаёт умный Папа, через лётные очки. Ник включил режим обзора. На самом деле стенки кабины никуда не делись, не стали прозрачными, и внешне челнок по-прежнему выглядит в небе блюдцем, окаймлённым бортовыми огнями. 

— Мы как ангелы, блин! — пришёл в себя Виктор. — Только крыльев за спиной не хватает… Напугал. Так и обосраться недолго!

— Прости! В первый раз всё равно бы напугался. 

Ночная земля мало интересна, разве что россыпью рукотворных огней. А звёздное небо такое же, как если смотришь с земли. 

— Как-нибудь в другой раз полетаем так подольше. Нужно набрать высоту и увеличить скорость. А при таком режиме тебя точно стошнит. — Ник отключил обзор, стенки кабины стали видимыми. — Не тренированное зрение с вестибулярным аппаратом не дружит. 

— А что это было? Дома? — Виктор решил, что самое время поговорить.

— Не знаю… Екатерина Львовна сказала, что моя семья проклята.

— Нашёл, кого вспомнить! Я ведь про неё знаю…

— Знаю, что ты знаешь.

— Тогда я готов был к тебе хоть босиком бежать…

— А что ж не побежал?

— Глупый был. Десять моих мамочек не смогли бы тебя заставить… Что-то другое. Но ведь не скажешь!

— Скажу. Как-нибудь в другой раз. И мы же договорились, не хлестать друг друга по щекам. Тем более что у нас, вроде как, свадебное путешествие.

— Ага! Путешествие. Свадебное. Из огня да в полымя! Точно по Михалычу!

Разговор прервал тревожный звуковой сигнал. Даже не понимая этого языка, Виктор почувствовал — что-то не ладно. Ник работал на сенсорной панели как на клавиатуре.

— Команда невыполнима. — раздался голос Папы: — Не могу восстановить связь.

— Пытайся с интервалом в пять секунд. — ответил ему Ник.

Эпоха радиосвязи давно осталась за бортом технического прогресса. Долгое время её использовали как запасной вариант, но с появлением вихревых силовых установок такое дублирование стало проблематичным и бесперспективным. А уязвимость радиосвязи при широком применении волнового вооружения, стала фактором, окончательно вытеснившем её из практического применения в армии. Радиосвязь заменили нелокальные устройства, взаимодействующие с физическим вакуумом. Голографический способ распространения сигнала, делает его ненаблюдаемым для не участника в приёме-передачи информации. Экранировать такой вид связи, или как-то повлиять на него невозможно. Теория нелокального взаимодействия этого не допускает. В терминологии Ника — отсутствует и вероятность, и возможность такого события. Но случилось, то, что случилась. Челнок словно попал в другую Вселенную, где адресный признак приёмно-передающего устройства отсутствует физически. 

Смертельная опасность надвигалась неумолимо. Ник чувствовал это каждой клеточкой своего тела. А подземного хода из челнока, увы, нет. Спасательная капсула без лётных костюмов — это всё равно, что гроб: без защиты от перегрузки верная смерть. В случае нападения огрызнутся не чем: можно незаметно протащить в Царёво боевой челнок, но не волновые пушки, которые похлеще тактического ядерного вооружения. Опыт гражданских войн научил, к чему ведёт ослабление контроля над смертоносными аргументами в идеологических распрях. Пролёт челнока с полным боекомплектом над территорией Страны могли разрешить только Правители. Все армейские лётные подразделения базируются на границе.

— Попытка перехвата управления нейронной сетью. — бесстрастно сообщил Папа о худшем, что можно вообразить.

— Держись Папа! Я тебе помогу! — Ник ответил уверенно и хладнокровно и, не отводя глаз от сенсорной панели, лишь потому чтобы не запаниковать, увидев перепуганного Вика, продолжил голосом, отлитым в сталь: — И ты держись! Будет трудно, тяжело и больно! Но не сдавайся! Твоя сила в твоём сознании. Не позволь телу тебя убить! Мы прорвёмся! 

Ник запустил штатный режим перенастройки нейроинтерфейса, добавив к нему несколько нештатных инструкций, которые разработал сам: можно сказать, сшил костюмчик под себя, полностью изменив его материал, фасон и предназначение. Такое не санкционированное и не сертифицированное новаторство тянет, по меньшей мере, на разжалование. Даже скромный разведывательный Боевой челнок — это летающая смерть для десятков тысяч людей. Коварство не в нейроинтерфейсах, а в людях. Есть красная черта в общении с нейросетями, переступив которую, человек сходит с ума. 

Ни на Земле, ни во Вселенной не найдутся два одинаковых мозга. Изменчивость, пластичность, неповторимость — фундаментальные качества мыслящей материи. Универсальных нейроинтерфейсов нет, и не может быть. Они схожи лишь по конструктивному исполнению. Воспользоваться чужим интерфейсом не получится — он не будет работать не в силу запрета, а в силу различия между людьми. Без индивидуальной подстройки он бесполезен. Режим тестирования для определения рабочих параметров безопасен — это примерно как сканирование отпечатка пальца, или сетчатки глаза, но значительно сложнее. Вмешательство в этот процесс чревато непредсказуемыми последствиями. Немало экспериментаторов поплатилось жизнью за попытку слиться с нейросетью. Только общение с ней в режиме своеобразного диалога не угрожает безумием.

Для учёных, противопоставление мозга и тела, не столько констатация физиологического антагонизма, сколько научный метод разделения целого на части, для изучения их взаимодействия. С бытовой, или философской точки зрения считать, что есть Я, и есть мой Мозг, который сплошь и рядом решает что-то за меня — мягко говоря, неправильно. Человек — это его мозг, а мозг — это человек. Если есть досуг и не хватает ума, то не возбраняете сколь угодно и как угодно рассуждать о неком Я, независимом от физиологии. Нейросеть, даже если она обыграла вас в покер, всё равно машина и останется таковой в любом случае. Да, она далеко отстоит от компьютерных технологий, примитивных по своей сути с их битами, байтами, нулями и единицами, хотя и пользуется ими, чтобы, например, вывести на экран кулинарный рецепт, или порнографический фильм. Но всё равно это лишь биомасса без собственного разумения об иллюзорности бытия. Можно ли её очеловечить? Отвечая для себя на этот вопрос, Ник пришёл к выводу, что для этого нужно обмануть мозг, заставить его поверить, что его телом является машинный субстрат, а не бренная человеческая плоть. 

Виктор со страхом смотрел на замершего в кресле Ника. Живые так не замирают, так выглядят покойники. Обод над головой Ника источал как влагу мертвенно белый свет. «Он вернётся! Он обязательно вернётся!» — убеждал себя Виктор. — «Главное верить и не боятся. Не сдаваться!». Сердце работало трудно, как перегруженный насос. Руки Виктора стали непривычно тяжёлыми. Кабина исчезала из поля зрения. Со всех сторон надвигалась темнота. Кресло изменило свою внутреннюю конфигурацию и давило на спину так, что не это позволяло Виктору согнуться под наваливающей тяжестью. Ему показалось, что он видит свой затылок со спины. Это последнее, что он запомнил и потерял сознание. 

Ник влился в нейронную сеть и в тот же момент вокруг вспыхнули мириады крошечных вспышек, как от короткого замыкания электропроводки. Белый свет ослепил. Когда зрение восстановилось Ник увидел то, что человеческий газ не видит, Папа стал его телом, агрегаты, установки и приборы челнока стали рецепторами. Датчики кресла Вика сообщили, что человек потерял сознание из-за перегрузки, но положение его тела в пространстве пока не опасно для жизни. Ник распорядился поднять давление в кабине и добавить в воздух кислород. Они летели в ночном небе, но это для обычного глаза. Теперь перед Ником раскрылось бесконечно прозрачное пространство вообще без цвета. Он убрал фильтр — чёрный цвет залил всё окружающее; добавил фильтрацию — возникла изменчивая, переливчатая дифракционная картина, подобная той, когда рассматриваешь на свет голограмму. На дальнейшие эксперименты времени не было.

Видео контроль зафиксировал три неизвестных летательных аппарата на дальних подступах. Обработанное и увеличенное изображение появилось на внутреннем экране. Три треугольных челнока летели клином. Интерпретатор окрасил их в чёрный цвет, в идеально чёрный цвет. В природе такого цвета нет, потому что это не цвет, а металлически сплав, поглощающий энергию пространства. Космические челноки! Даже на максимальной скорости уйти от них не получится. Их волновое оружие в атмосфере эффективно лишь на сравнительно небольшом расстоянии — порядка пятидесяти километров. Расчёт показал, что в распоряжении Ника не больше десяти секунд. Бежать некуда! Ник задал свои параметры для расчёта Результат его обнадёжил. Была не была!

Челнок резко набрал высоту и ринулся навстречу противнику. Через шесть секунд он уже стремительно падал в центр клина между «чёрными братьями» — так для определённости назвал их Ник. Обстрел в такой позиции невозможен. Но что дальше? Чёрные братья резко разлетелись в стороны. На маневр им потребуется не меньше трёх секунд, если не убраться немедленно. Ник направил челнок вверх. Это две выигранные секунды. Их хватило, чтобы принять правильное обманное решения. От челнока отделились две спасательные капсулы и устремились к земле. Попасть в них, всё равно, что стрелять из пушки по воробьям. На космических челноках орудия основательные, на мелочовку им трудно размениваться, к тому же необходим сложный манёвр: цели две, нужно рассредоточиться так, чтобы не задеть друг друга. Главное для них сейчас не упустить спасательные капсулы, а разобраться с челноком никогда не поздно. На такой ход мысли противника Ник и рассчитывал. К удаче над челноком нависла густейшая грозовая облачность. 

Задав режим набора высоты и щадящее ускорение, Ник просканировал пространство под челноком. Ни Чёрных братьев, ни капсул! Прошло всего не более двух секунд. Проверил оборудование. Ничего! Удивиться он не успел. Датчики просигналили — гравитационная установка вышла из строя. Через мгновение отключилась силовая установка. Челнок перешёл на аварийный режим полёта. Скорость падала. Но высота… Высота росла! Ошибка приборов? Что-то происходило с Папой: он перестал понимать Ника. Серо-чёрное грозовое облако росло на глазах. Либо оно приближалось, либо притягивало к себе челнок. Поначалу показалось, что в точке вероятного соприкосновение с новой бедой возник просвет, но нет — это была щель и она раскрывалась. В своём новом положении Ник не мог застыть от изумления — его тело в кабине, но возможно оно вздрогнуло. Батюшки святы! — пришла на ум приговорка Егоровны. Щель, трансформируясь, превратилась… в огромную пизду! Но с двумя хищными клиторами снизу, и сверху. И все ЭТО призывно вибрировало. Складки в глубине переливались радужным светом. Последнее, что запомнил Ник — чувство своего тела: его выбросило из нейросети. 

А вот посторонний наблюдатель, хотя взяться ему неоткуда, увидел бы, как челнок затянуло в зловещую, расщеперенную, словно огромная бабища бесстыдно раздвинула ноги, половую щель. Но пробыл он там мгновение, и выплюнутый, судя по скорости полёта с огромной силой, устремился в космос. Инерции хватило аж до Энергетического Купола. Ударившись о него, челнок, казалось, прилип к Тверди Небесной, но и там не удержался: кувыркаясь, полетел вниз.

Когда нейронная сеть частично восстановилась, очнулся и Папа. Экипажа в кабине не было. Поставив себя на автопилот, Папа попробовал выровнять челнок. Траектория полёта немного изменилась, но ненадолго. Обшивка челнока раскалилась до температуры плавления из-за повреждения термоизоляции. Отказал датчик, и челнок опустился на недопустимую в аварийном случае высоту, о чём сообщил прибор давления. В соответствии с инструкцией Папа запустил режим самоуничтожения. Машинный разум смерти не боится. Для него её нет. 

***

Утро. По местным меркам уже не ранее. Дом у Озера в окружении вековой тайги. Погода стоит почти летняя, хотя по ночам случаются лёгкие заморозки. По европейскому счёту июнь на дворе. Но когда окончательно вскроются ото льда сибирские реки, снова ненадолго похолодает.

По европейскому счету… Митрофаныч отвык от местного лунного времени и своего родового имени. Даже от двух имён: одно настоящее, тайное; другое обманное, чтобы от любопытства местных духов уберечься. Народ помнит его юношей, который уехал из отчего дома в столицу русского царя набираться ума-разума. Люди не понимали — зачем для этого ехать на край света? Им невдомёк, что это они живут на краю света. 

Прошло пятнадцать лет: прекрасных, сумасшедших и разочаровывающих. Бунт 1905 года Митрофанович революцией не считал. Увы, это был бунт, не более. Буря политических страстей завертела, вскружила голову, как бокал шампанского и выдохлась. Как было не принять участие в исторических событиях? Интеллигентская глупость! 

После псевдореволюционной заварушки выбирать не пришлось — только бежать заграницу: сильно накуралесил. Опасался, что безнаказанным это не останется. Но наказал себя, может быть, и более. Попав в распростёртые объятия, казалось, соратников революционеров, Митрофаныч ужаснулся их мелочности, склочности, непорядочности. Заграничные сидельцы произвели на него неизгладимо мерзкое впечатление. А прознав о состоятельности родителя Мити, как его по-свойски звали, стали клянчить деньги на революцию, но в большей степени на безбедную жизнь вдали от горячо любимого отечества, где им, пожалуй, никто и копейки бы не подал. Большевики, меньшевики, марксисты, бундовцы… И всё это на многострадальную Россию! 

К агенту Охранного отделения Митрофаныч пришёл сам и повинился, сдал с потрохами всех, кого знал, и рассказал всё, о чём знал. На удивление, дело пришлось иметь с образованным и культурным человеком, который сказал прямо: «Вербовать я вас не буду, но вернуться в Россию помогу. Видите ли… Думаю, ваши, с позволенья сказать, друзья, очень скоро в вас разочаруются, и вы станете нам бесполезны, а при, не дай бог, утечке из моего ведомства, вас ликвидируют. Вы меня порадовали меткими оценками этих революционных вурдалаков! И, не сочтите за бестактность, мне удивительно, вы совсем не похожи… на якута. Или эвенка? Простите, я не разбираюсь». Митя коротко ответил: «Не то, и не другое. Исконные рода в тех местах, можно сказать, русские, хотя это не совсем правильно». С милейшим Константином Григорьевичем, они встречались ещё не раз, но темы их бесед были отнюдь не о революции. Говорили об истории, причём, как разумеется у образованных людей, не по Карамзину. 

Помог загладить шероховатости судьбы и отец. О, если бы чиновники в Петербурге знали, насколько он богат, то сумма взяток выросла бы на порядок. Обошлось. Но вернулся Митя не сразу. Ах, Париж! Ох, Париж! И скверный французский. Митя искал компаньона, который бы компенсировал его плохое знание языка, нашёл, и влюбился до беспамятства. Жорж — единственно ценное, что досталось Мите от революционного завихрения в биографии.

Решение отправится за любимым в тьмутаракань, Жорж принял самостоятельно. Обдумал? Не в его характере. Обдумывать — это наверняка поступить неправильно. Такое у него кредо. Мать русская, отец француз. Со слов Жоржа, они были хорошими людьми и любящими родителями, но бог, почему-то, таких не бережёт. Или забирает к себе в компанию? Хороших людей везде не хватает. Что такое жить у французских родственников? Про это Жорж сказал: «Ты не представляешь, как тебе в жизни повезло не жить у французских родственников!» Ни в Париже, ни во Франции его ничего не держало. От матери он слышал о декабристах и, конечно же, не удержался от острословия. 

Полгода прожили в Петербурге, но революционное прошлое, в лице соратников, достало: каким образом неизвестно, но о встречах Мити с Константином Григорьевичем известно стало. Не испугаться, значит испытывать судьбу, особенно когда имеешь дело с людьми без совести и чести. От греха подальше забрались так далеко, что теперь их, возможно, даже бог не видит. Построили, не сами конечно, двухэтажный бревенчатый дом по всем правилам шаманской науки: прежде чем срубить деревья, спросили разрешение у духов леса. И это не всё. Обычаи своего народа Митрофаныч усвоил в детстве. И дед, и отец предрекли, что он станет Великим шаманом. Даже решение Мити покинуть родную землю их не смутило: что на роду написано, тому и быть! Действительно, Митрофаныч почувствовал силу, которая ему стала доступна после возвращения. Но говорить о ней нельзя. У болтливых шаманов — ни мозгов, ни силы. 

Жорж сейчас в Петербурге. Митрофаныч снарядил его приличным счётом в банке и списком препаратов и оборудования для научных целей. Вокруг удивительная, сказочно богатая и ещё более сказочно прекрасная земля. Для современной цивилизации она — Terra Incognita. Благодатный объект для научного изучения и описания. Жорж освоился быстро, или виду не подал, что ему в тягость. Он немножко артист и гулёна. Можно не сомневаться, чем в Петербурге он займётся не откладывая, дела подождут.

Петербург — всё равно, что рай на земле для кокаинистов и гомосексуалистов! Вот бы прогуляться сейчас по Невскому проспекту от Знаменской площади до Аничкова моста и далее до Публичной библиотеки и Пассажа. Сколько там соблазна! А в воскресенье в Таврическом саду — и песенники, и плясуны, и просто замечательные молодые люди! Найти дружка на ночь — руку протянуть! А сколько своих, скажем так, в рядах борцов с самодержавьем! Митя это хорошо знает: через постельную агитацию и докатился до ниспровергательства всего и вся. 

Конечно же, Жоржик слегка отвлечётся от порученного ему дела, с него станется. Он такой. Не беда. Считай три года вместе. Для легкомысленного француза — это целая вечность. Лишь бы к этому не русская безалаберность. Делу время! Сбежит? Будет горько. Но не сбежит. Шаману ли не знать наверняка!

Митрофаныч не поехал по причине для Жоржа удивительной. Сегодня, 30 июня 1908 года должно случиться нечто. Что именно? Митрофаныч не знал. Мысленно он видел огненный шар. Жорж только развёл руками: чёрт этих шаманов разберёт! Но особо из-за одинокой поездки не горевал. 

Свой народ Митрофаныч предупредил, где им нельзя находиться и в какое время. Шаманский статус вернувшегося сына признанного шамана, ещё не утвердился. Но их род — и замечательный, и славный, с этим не поспоришь. На всякий случай прислушались к предупреждению и, как оказалось, не напрасно. После этого сомнений ни у кого не осталось — у народа появился новый Великий шаман. Только Великий мог такое предвидеть.

Примерно в семь утра в небе возник святящийся, как второе солнце шар и, пронеся над землёй словно колесница, которую бросало из стороны в сторону. Прогрохотав над землёй, огненное диво исчезло, оставив после себя огромные вывалы тайги. 

Митрофаныч смотрел на происходящее через сильно закопчённое стекло. Он увидел, как в последний момент огненный шар распался на множество колких молний. Одна из них, по его ощущению, упала в Озеро. Он три дня искал, не зная, что. И нашёл. На пологом берегу в мелководье сверкала яркая звёздочка. Её свет завораживал, но не пугал. На руке звёздочка не касалась кожи, она парила в воздухе.

***

Прошло пять лет. Тунгусское диво обросло легендами и фольклорными подробностями, которые десятки лет будут сбивать с толку многочисленных исследователей загадочного феномена. Митрофаныч полностью утвердился в своей шаманской силе, происходящей от родной земли. И у народа сомнений не осталось. Велика его сила: не только снадобьями, одним только словом больного излечить может. И знает наперёд, к каким напастям готовиться. Видать, с богами на короткой ноге, а уж про мелких духов проказниках и говорить нечего — слушаются беспрекословно! Живёт с другом нерусским, без жены. Эка невидаль! У шаманов часто так, да и не только у них. Правда, дочка есть, но живёт в городе. Жаль, что не сын. С дочки, что взять? Приезжает редко, обычаев местных дичится. Городская! 

Разъезды по хозяйственным, денежным и прочим делам Митрофаныч оставил за Жоржем, который освоился настолько, что говорил на местном наречии, как на родном французском. Языки ему давались легко. Митрофаныч редко покидал Озеро. Но однажды, после разговора с людьми, прибывшими с севера, засобирался в дорогу. Жорж не хотел его отпускать одного, но услышал в ответ: «Ему не нужно тебя видеть. Он сглазить может. Сила у него тёмная». После такого ответа спорить бесполезно: шаманские дела хуже китайской грамоты. 

Путь выдался не близкий, но и не самый дальний по местным меркам. Молва о Великом Шамане бежала впереди него. Люди выходили навстречу, и провожали до следующих встречающих. 

***

На берегу невзрачной речушки, полноводной в это время года, на специально срубленном бревне сидел человек: с виду не старый, но и молодым не назовёшь. Лицо щербатое, заросшее бородой, чёрной как смоль. Одет, во что бог послал в этом захолустье, как все. Но с местными его не спутаешь. Ни по виду, не по повадкам, ни даже по тому, как сидит. Ссыльный. Грузин! Раньше здесь такой масти не бывало. Жителей в Курейке человек полста наберётся. Всего-то восемь домов, да одна изба заброшенная. Все промеж себя как облупленные, ничего не скроешь, а этот… Одним словом — грузин! Велика Россия и народов в ней не счесть! Нет, сказать, что он сторониться, это не так. Очень даже с молодёжью по «вечоркам» шастает. Песни красиво поёт. Пацанку тринадцатилетнюю обрюхатил, и с парнишками, поговаривают, блуд чинит. Стражник при ссыльных возмутился, а грузин ему на ухо что-то шепнул, тот и притих: у самого рыльце в пуху. На пацанке, вроде, обещал жениться, когда в законный возраст войдёт, на том и порешили. А содомский грех, поди, докажи! Этим многие пользуются. Короче, грузин, да и только!

К сидящему в одиночестве ссыльному побежала собака, ластилась. Грузин потрепал её по холке:

— Яша! Молодец Яшенька! 

Собака напомнила о соседе по комнате, который по счастью съехал отбывать ссылку в другом поселении. В честь него и прозвище у пса. И за то честь велика!

Яков Свердлов! Как же! Янкель. Грузин думал о бывшем соседе с ненавистью. Сколько таких Янкелев к делу революции примазалось, не сосчитать. Жид порхатый. Сопляк! Сволочь! Видел подонков и сам не святой, но такого поискать. Да что там! Друзья-товарищи, однопартийцы… Грузин вспомнил, как вымаливал у них деньги, чтобы в ссылке не сдохнуть. Письма жалостливые писал. А куда денешься, когда припёрло! Действительно думал, что сдохнет. Ничего, ничего… Где наша не пропадала! 

Грузин смотрел на жиденький лесок по берегам, на постылую речку… Как же всё обрыдло! А тут ещё и шаман в гости едет! Великий! Куда уж меньше! Но всё какое-то развлечение. И зачем его чёрт несёт? Стражник до смерти перепуган. Православный, а туда же! Крестом дурак отбивайся! Когда собак ебёт, наверно, прежде крестится, а то ведь и откусить хозяйство могут. Рисковый мужик, истинно верующий, ничего не скажешь! С кем поведёшься, того и поимеешь. Или тебя поимеют.

Шамана на удивление явился в намеченное время. У местных своё чувство пространства. Встречу могут назначить у чёрта на рогах, чуть не за сто вёрст, и не опоздают, и раньше не явятся. Грузин ждал на берегу.

Гость прибыл в сопровождении двух гребцов, считай один, а говорили, что за ним уже целая свита таскается, только что на руках не носят. 

Грузин не выказал особого дружелюбия: смотрел своим проверенным жёстким взглядом, от которого в тюрьме мелкие воришки не знали куда спрятаться. Но и Шаман явно не собирался в ноги броситься. Одет не по местному — обратил внимание Грузин. Он с юга, хотя какой к чёрту юг на севере! И никаких бубенчиков-колокольчиков и прочей обезьяньей мишуры. Мех соболий, не беличий, как у здешних торговцев опиумом для народа. Лицо, осанка — встретишь такого где-нибудь в Москве, и в голову не придёт, что инородец. Хотя с подобным Грузин уже сталкивался. Здешняя узкоглазая мелкота не в счёт — это плебеи. Значит вроде как царского роду по местным меркам. Ну, ну… 

Молчаливое стояние друг напротив друга затянулась. 

— Иосиф Джагашвили. — уступил Грузин, всё же хозяин, нужно уважить гостя.

— Дмитрий Тимофеев. — ответил Гость и улыбнулся не гнилыми зубами, что здесь редкость.

Прошли в дом, который стоял невдалеке. Формальных хозяев Грузин заранее выпроводил. 

У дома стражника собралась, можно сказать, толпа зевак: и жители, и инородцы с любопытством наблюдали за встречей. Для крохотного посёлка такое собрание людей большая редкость. Стражник важничал: худой как щепка, в мешковато весящей на нём форменной одежде, словно Воскресение Христово на дворе, он выглядел нелепо. Инородцы знали, что после встречи Шаман подойдёт к ним обязательно. За их спинами прятались дети: когда ещё самого Великого увидишь!

Зашли в небольшую квадратную чисто прибранную комнату: в красном углу, как водится, неразличимо какая сиротливая икона, в прочих — деревянный топчан, сваленные в кучу рыболовные и охотничьи снасти, печка-«буржуйка», с железной трубой, выходящей в сени. Пришлось прибраться по случаю. Не самому, разумеется. Обычно в комнате беспорядок. Грузин неряха и грязнуля. 

У маленького окна стол. Две табуретки, опять же по случаю, одну пришлось попросить. На столе книги и старые газеты, которые, вообще-то, для растопки, но для пущей важности взяты с пола и положены на видное место. Хозяин указал на табуретку и сам сел напротив, не дожидаясь, пока сядет гость.

— Чем обязан? — холодно спросил Грузин.

— Ничем. — спокойно ответил Шаман и замолчал.

— Говорят… — Грузин уже слегка нервничал и продолжил насмешливо. — Говорят, вы предсказали падение метеорита?

— Я не предсказываю. Я вижу. — серьёзно ответил Шаман.

— И что же вы видите… — Грузин усмехнулся в усы и взял со стола трубку, но раскуривать не стал. — Например, сейчас.

— Вижу огромную страну, которая повинуется вашей воле. Вижу миллионы загубленных жизней на алтаре вашей власти. 

Грузин невольно вздрогнул, как от укола булавкой, но быстро взял себя в руки.

— Надеюсь, это власть большевиков. — как бы пошутил Грузин.

— Нет! Но формально, да.

— Послушайте, вы с виду не дурак. Во что вы играете?

— Санкт-Петербургский Императорский университет, факультет биологии.

— Духовная семинария!

В комнату забежала девочка-подросток, беременная. Она что-то хотела сказать, но Грузин не позволил, он рявкнул:

— Убирайся отсюда! Немедленно!

Девочка испугалась, чуть помедлила и выскочила из комнаты. 

— У вас будет сын, но никогда не разыскивайте его, не приближайте к себе. Иначе вы лишите его обыкновенного человеческого счастья просто жить. — сказал Шаман.

— Ты кто такой!? — закричал Грузин, резко встав. — Да я тебя…

Он не договорил. В глазах Шамана словно распустился цветок. Грузин не мог отвести взгляд. Он ничего не мог, кроме как снова сеть на табуретку.

Шаман встал, подошёл к иконе и взял её в руки. Перед лицом Грузина он перевернул икону. Вместо святого лика явственно проступил лик Дьявола. Именно так себе его и представлял Грузин. Тиски страха плющили мозг, а давно немытое тело зудело до нестерпимости. Грузин машинально начал чесаться и, не останови его Шаман взглядом, расчесал бы себя до крови. Что это было? Безумие? А вся его революционная жизнь разве не безумие? 

Шаман вернул икону на место в прежнем положении и сел на своё место. Говорить начал спокойно, размеренно:

— Твоя сила темна. С этим ничего не поделаешь. Я ничего не могу изменить или отменить.

Шаман достал из кармана маленькую изящную костяную шкатулку, поставил её на стол и открыл. Внутри загорелась звёздочка. В слабо освещённой комнате стало по-особому светло. Этот свет умиротворял. Грузин смотрел на звёздочку и чувствовал, как его страх, как его ярость и ненависть стихают. 

— Храни её. Она — осколок неба. Часть Тверди Небесной. — продолжил Шаман. — Это не избавит мир от страданий, которые ты принесёшь. Жертв не станет меньше, но их не станет и больше. Твоя сила — твоё безумие. 

Шаман видел грибы над Землёй. Огромные и тяжёлые. Они были повсюду. Это страшнее, чем в Махабхарате. 

Зачарованный Грузин не мог оторвать взгляд от звёздочки. Шаман оставил его в одиночестве. Поговорил с инородцами. Гребцы принесли из лодки табак для взрослых и сладости для детей. На стражника Шаман произвёл сильное впечатление. Такими он себе знатных вельмож представлял. То ли поклониться, то ли к ручке приложится? Или перекрестится от греха? Шаман ведь! Так стражник в задумчивости и простоял, как аршин проглотил. 

***

Что стало с тем Грузином — неизвестно. 

Хозяева Дома у Озера благополучно переживут смутное революционное время. Гражданская война в их глухомань не доберётся. Зато нежданно-негаданно объявится давний знакомец Саша Барченко с мандатом спецотдела ОГПУ и как нельзя кстати. К Озеру стали наведываться местные чекисты, люди коммунистически мракобесные. Грозили советской властью и за колхозный строй агитировали. Саша связался с кем надо, и чекистские набеги прекратились. Говорят, начальник уездного ОГПУ орал на своих подчинённых, что расстреляет каждого, кто к Шаману сунется. Видать ему тем же пригрозили, не иначе. По-другому они не понимают. 

Барченко сгинул в политической мясорубке 30-х годов, а ведь Митрофаныч предупреждал! Но Саша себе на уме, эзотерическим братством грезил. Его начальник Глеб Бокия, хотя и позволил увлечь себя мистикой, был человеком практическим с волчьей деловой хваткой: большую власть взял, огромными деньгами ворочал, но бога за бороду не удержал. Неукротимого борца за мировую революцию, выстилавшего дорогу в светлое будущее трупами заключённых, сожрал распутный карлик Ежов, которому революция была до одного места, в его случае — до задницы. 

Митрофаныч встречался с Глебом Ивановичем два раза в Москве с соблюдением строжайшей конспирации. Тоже предупреждал, но, как обычно, с тем же успехом. Бывший уголовник, вдохновитель и куратор Соловецких лагерей, чьим именем был назван пароход, любитель группового секса, Бокия, веровал в свою коммунистическую и одновременно в масонскую неуязвимость. Дружба с красными дьяволами помогла спасти Жоржа. Митрофаныч выправил ему документы на имя Григория Тимофеева. Так на склоне лет они ещё и побратались. 

Пройдут десятилетия. Разбирая засекреченные архивы Бокия, молодой полковник Грибов по намёкам на Озеро, найдёт внука Митрофаныча, тоже ставшего по воле свыше Великим Шаманом своего народа. Назвать их отношения дружбой — это преувеличение. Взаимная симпатия в деловых отношениях — так будет точнее. Народное имя шамана — Аку. Уже в преклонном возрасте он подберёт и выходит потерянного человека, который в свою очередь станет важным звеном в цепи событий связанных с Собирателем и Хранителем.

Так движется событийное время. Оно не прямолинейно. Его зигзаги и петли складываются в узор, интерпретируемый как История.

(Продолжение следует)