Монета, которой...

Валера высадил гостя у крыльца магазина, сам внутрь не пошел, вытащил из салфетки бутерброд и принялся за еду. Война войной, а обед по расписанию, а то ведь гастрит только и ждет момента. Да только нормально пожрать все равно не дали, тут же Михалыч докопался с выяснением, как там столичный детектив, не требуется ли чего.

Валера доложил, что побежал шпанистый москвич себе новую мобилку покупать. Хрен знает зачем, своя у него работает. Кажется, что-то лишнее в ней нашел, ковырялся долго. Это же не мы? Вроде нет. А кроме этого, ничего интересного, с Аленой в кафе посидели, недовольная вышла. Раскатала, наверное, на крутого мэна, а тут натурально пацан какой-то. В школу ездили, там покрутился, ну и так, по мелочи. Чем его занять, пока шеф не освободится? В дом везти?

Только развязался с Михалычем — москвич уже снова нарисовался. Всю дорогу до дома занимался новым телефоном, но в старый постоянно посматривал. Звонка ждал, что ли? А чего симку не переставил?

Что дом Аркадия Петровича москвичу понравился, это Валера сразу понял: как в музее ходит, головой вертит. А что, дом прикольный, ни у кого такого не видел. Обычно же как? Золото, колонны, рыжая мебель. Ну, у некоторых бревна прямо в комнатах и кованая мебель. Но все равно все такое, разукрашенное. А у шефа все гладенько, пустовато даже, зато всякие прикольные штуки есть. Валере особенно нравился камин. Или не камин, а как-то по-другому называется, такая огромная круглая чаша, в ней костер, а над ней огроменный черный конус, метров десять высотой, вытяжка. Вот и гость уставился на эту махину, заценил. Валера предложил ему тут и посидеть, вон диван, можно чаю, там, или перекусить. Не захотел, попросил провести в комнату Саши.

Комнату! Там их четыре, и вся Валерина квартира спокойно уместилась бы в двух. Только смотреть в этих комнатах особо нечего, Сальников там уже все углы обнюхал, даже цветы из горшков заставил вытащить, а они там здоровенные, как деревья. Вещей в Сашиной части дома очень мало, как и во всем доме, шкафы полупустые, но если хочет гость поглядеть — пожалуйста. Пусть погуляет, заняться все равно нечем, а в такие дома он нечасто попадает, наверное. Сальников говорил, ему под тридцать, но Валера не верил. Да у него жена выше! И выглядит старше, а ей двадцать шесть. Еще говорит, этот шпендик в спецгруппе был, маньяков по всей стране ловили. Может, туда специально такого подобрали, чтоб на него приманивать? Типа пацан мелкий? А что, вполне может быть, если на педиков охотиться. Он же пока не заговорит, не догадаешься, что взрослый, да и вообще такой, жесткий. Мелкие вообще часто злые и настырные, это Валера знал по опыту. Понятное дело, тут же как, если в тебе два метра росту, дал в лобешник — и вопрос решился, да и вообще, уважают, потому что побаиваются, можно даже не напрягаться. А когда метр в прыжке, надо брать чем-то другим.

Валера не стал напрягать гостя и таскаться хвостом, отзвонился Михалычу уточнить, когда ждать шефа, а потом уселся в той комнате, что была у Саши вроде гостиной, окнами в сад, и досмотрел на телефоне фильм. Зиночка сунулась в дверь узнать, не подать ли чего, и Валера пошел искать подопечного по комнатам, нашел у книжных полок.

— Может, чаю? Поужинать?

Артем раздраженно поднял голову от книги. Чего он, зачитался? Найти что-то в книгах он не мог, их все протрясли и пролистали.

— Чаю, поужинать, — ответил Артем и, вернувшись к своему занятию, добавил: — Спасибо.

Прозвучало как «можете идти», но Валеру не задело, в нем-то два метра росту.

Ужин накрыли прямо в одной из комнат Саши, что Артема удивило и обрадовало, ему не хотелось терять время в какой-нибудь огромной пустой столовой, он еще не все книги просмотрел на предмет сюрпризов. Главным пока был томик «Опытов» Монтеня, из которых кто-то аккуратно извлек часть книжного блока и вставил такого же формата страницы со стихами Гумилева. Учительница литературы оказалась не простушкой с избытком духовности, а проницательной женщиной, у Саши действительно были какие-то особые отношения с этим поэтом, и он их тщательно скрывал.

И все-таки у Артема крепло ощущение, что все здесь не просто так и путь перед ним выложен хлебными крошками, каждая из которых придавлена камушком, чтобы птицы не склевали до поры до времени. Например, зачем понадобилось подделывать книгу? Любимые стихи можно хранить в облаке, на телефоне, брать в библиотеке, в конце концов. Зачем нужен этот физический след? Чтобы он остался и был обнаружен первым, кто поднимет камушек?

Под какими еще камушками спрятаны крошки?

Артем отложил книгу и сел за стол, чтобы быстренько перекусить и продолжить. Ужин оказался очень в стиле этого дома, все просто и красиво. Ломти мяса трех сортов, сыр, овощи, свежий хлеб. Пахло все это волшебно, и Артем похвалил себя, что не стал наедаться в кафе, там такого бы точно не подали.

Он уже налил себе кофе, когда услышал шаги — точно не Валерий, шли сразу несколько мужчин. Артем обернулся на входящих Сальникова и Аркадия Петровича.

— Не вставай, не вставай. — Аркадий Петрович пожал Артему руку, сел напротив. Он все так же был лощен, загорел и легок в движениях. Вот и ответ на вопрос, что он при телефонном разговоре пил. Воду, всего лишь воду.

— Давай-ка нам тоже кофе и вот этого всего, — распорядился за спину Сальников. — Ну, Артем, как продвигается?

— Потихоньку. — Артем придвинул к нему по столу томик Монтеня, но Аркадий Петрович поймал его первым. Открыл, полистал. Сальников заглянул тоже.

— Бар-р-раны, — с чувством выругался он. — Перетряхивали не глядя.

— Похоже, Саша считал, что вы бы его литературные вкусы не одобрили. — Артем посмотрел поверх чашки на Аркадия Петровича.

— Вздор. Ему никто не указывал, что читать, и ни в чем не ограничивал. Это все, — Аркадий Петрович ткнул в книгу пальцем, — какие-то детские игры в героев Сопротивления.

— Я тоже так думаю, — согласился Артем.

Молоденькая служанка вкатила столик, расставила посуду на столе, мужчины молча ждали, пока она уйдет.

— Так что все-таки с Сашей было не так? — спросил Артем, едва они остались одни.

— Вы уже говорили с Аленой, — констатировал Аркадий Петрович, и по лицу его было видно, что симпатий к бывшей няне он не испытывает. — Эти ее теории про атипичный аутизм.

— Вы показывали Сашу другим специалистам?

— Конечно. Никто ее точку зрения не разделил. Но Алена наладила с Сашей контакт, для меня это было важнее всего. Как только контакт разладился, мы с ней попрощались.

— Через обвинение в краже денег из сейфа?

Аркадий Петрович усмехнулся, Сальников, глянув на него, тоже заулыбался.

— Сейф с камерой, Артем, — пояснил он. — Алена денег не брала, и никто ей этого не предъявлял.

Артем перевел взгляд с одного на другого.

— Разладился контакт, — догадался он. — Точно.

— Алена давила, настаивала на школе, Саше это не нравилось, — пояснил Аркадий Петрович. — И я был на его стороне. Вы, может, нет, а я-то знаю, что творится в школах для детей обеспеченных родителей. Полюбуйтесь на Кирилла, он типичный продукт системы. Я жалею, что позволил матери отдать его в школу. А Саша хотел быть особенным, вне системы, и я это одобрял.

— Вы набрали слуг с детьми, — выложил Артем первый козырь. Удачно, что с загадочным Олегом Владимировичем он успел поговорить до ужина.

— Да, социализация. — Аркадий Петрович был невозмутим, вилка и нож беззвучно разделывали ломтик буженины. — В этом вопросе я с Аленой был согласен. А еще мы с женой создали благотворительный проект совместно с детдомами области. Вы знаете об этом?

— В общих чертах.

— Небольшой пансионат для детей-сирот, мы отвели под него западное крыло. Шесть мальчиков, по одному из каждого детдома и интерната, приезжали сюда на три месяца, потом сменялись. Они жили в доме, учились вместе с Сашей, приобретали совершенно новый для себя опыт. И он вместе с ними, ведь это дети из совершенно другой среды, с другим мировоззрением, другими ценностями и отношениями.

— Сколько лет это пансионат существовал?

— До старшей школы. Шесть лет.

— Сколько детей за это время пропало?

Взгляды Аркадия Петровича и Сальникова воткнулись в Артема одновременно.

— Двое. — Игорь Валентинович старался подражать своему хозяину и говорил не быстро, как обычно, а неспешно, веско. — Одного позже нашли и вернули в детдом. Эти дети частенько сбегают искать родителей, а тут их никто...

— И еще мальчик, родители которого работали здесь, — перебил его Артем.

Аркадий Петрович прекратил попытки поужинать и откинулся на спинку стула.

— Его нашли, — вмешался Сальников. — Несчастный случай, упал с обрыва. Слушай, ну мальчишки же. Везде лезут, письками меряются, а эти детдомовские вообще без тормозов. Бывает.

— Второго детдомовца и мальчика из школы не отыскали. — Артем не стал дожидаться ответа, знал, что его не будет. — Так, может, поговорим наконец, почему именно я?

— Теперь хоть вижу, что Лаврова в тебе нашла. — Сальников поднялся. — Я пойду, Аркадий Петрович?

Тот кивнул. Когда шаги стихли, он неспешно налил себе кофе.

— Как ты считаешь, Игорь хороший специалист?

— Да. — Тут Артем душой не кривил.

— Так вот он ничего не нашел. Он искал, поверь мне. И не стал бы фильтровать информацию, чтобы меня не расстраивать или что ты там себе можешь вообразить.

— Но вы подозреваете худшее?

— Это нужно делать. Самообман и самоуспокоение — прямая дорога к смерти. — Аркадий Петрович заметил, как прищурился Артем, и покачал головой. — Не в этом смысле. Все мальчики были невысокого роста, светловолосые и голубоглазые. Я не подхожу.

— Не говорите, что Сальников прошерстил все детективные агентства Москвы в поисках мелких блондинов.

— Не говорю. Саша перед отъездом основательно почистил свой компьютер, но кое-что удалось восстановить. Помнишь, о вашей спецгруппе была статья?

— Когда поймали Татаринова, — кивнул Артем.

— Вот она и осталась на диске. Там вы рассказываете о поимке маньяка, фотографии ваши, биографии, все мы на компе нашли.

Артем молчал. Очередной камушек перевернулся, клюйте хлебные крошки, птицы.

Кто был в той статье? Сухая птичка Лаврова, долговязый губастый Витя, холеная Ольга Андреевна, еще не очень разжиревший, но уже мордатый Варчук, седой носатый Лукерин и он сам, Артем, сопливый понторез, распинавшийся о своей любви к Гумилеву. Ему это казалось прикольным, мент с любовью к поэзии. Пять лет прошло. Всего пять?

— Считаешь, я мог прийти к тебе в агентство и вывалить историю, как есть? — Аркадий Петрович смотрел в глаза, Артем их не отводил, но думал о другом.

— Аркадий Петрович, — сказал он медленно и увидел, как тот напрягся, словно предчувствуя, какой вопрос сейчас прозвучит. — А если я смогу найти то, что не нашел Сальников?

Тишина висела долго, такая глухая, как если бы они были в этом огромном доме одни.

— Если, — наконец тихо ответил Аркадий Петрович, — ты найдешь доказательства, что это не он, то скажи, пусть возвращается. С деньгами, без денег, мне все равно.

Артем не стал задавать вопрос о другом варианте. Он видел ответ в холодном тяжелом взгляде.

— Я понял. Вот что нам нужно сделать. Первое, снимите с меня слежку.

Аркадий Петрович молча поднял брови.

— Это даст мне фору во времени, — давил Артем. — Потому что это нелогично. Если он знает, что вы меня наняли и что я метнулся сюда, то значит, наверняка вы мне рассказали о своих подозрениях или я сам до них докопался. Кто после такого снимет охрану? Значит, что-то пошло не так и ему придется выяснить что. Он слишком осторожен и дотошен, он зацепится.

Аркадий Петрович все еще молчал.

— Вы ничего не выяснили, когда он был с вами двадцать четыре часа в сутки, — крепче надавил Артем. — Но надеетесь ворваться, как кавалерия, в нужный момент?

Губы Аркадия Петровича стали жестче, но шевельнулись:

— Обсужу с Сальниковым, он даст тебе бойца. Что второе?

— Никакой боец мне не нужен, — ощетинился Артем. Нашли тоже школьника.

— У тебя напарника нет, так? Ты один. Кого ты там взял, студента? А тут опытный человек, который, если что… — Аркадий Петрович не стал продолжать, но Артем и так понял. Не для защиты ему хотят выдать боевого толстолобика, а для решения определенного рода задач.

— Сделаем так. Отправьте своего парня в Москву отдельно от меня, мы там встретимся, все обсудим. На работу я его не возьму, кавалерия должна сидеть в засаде, а не глаза мозолить.

Аркадий Петрович какое-то время молча смотрел ему в глаза, затем кивнул.

— Сальников даст тебе имя, фото, контакты. Так что второе?

— Это проще. Найдите мне до отъезда левую, желательно безымянную симку. Будем держать связь через этот номер.

По взгляду Аркадия Петровича Артем видел, что тот ожидал совсем другой просьбы. Она тоже будет, а как иначе. Тех, кто не умеет себя ценить, никто не ценит.

— Если с этим все понятно, обсудим стоимость выполнения изменившихся задач.

Москва встретила низким серым небом и слякотной грязью летного поля. Желтые машины уныло месили ее щетками и гоняли скребками, никакого видимого эффекта не достигая.

Витя тоже был мрачен и темен, но Артем, совершенно не ожидавший, что его станут встречать, ничего спрашивать не стал, по лицу было видно — жопа. И раз встречает, значит, скажет.

— Хер ли ты телефон не берешь, — буркнул Витя, протягивая руку.

Артем мысленно отвесил себе подзатыльник: он еще не привык маневрировать, попеременно отключая и включая телефоны, и вот пожалуйста, в первые же сутки облажался. Достал безжизненный «самсунг», с озабоченным видом потыкал в кнопки.

— Разрядился.

Витю, понятно, таким не обманешь, но сейчас он только рукой махнул, и это было дурным знаком.

— Поехали. Наши все там.

Они действительно все были там: Лаврова со сжатым в линию ртом и темными сухими глазами, ненакрашенная и потому будто затертая ластиком Ольга Андреевна, когда-то работавший с ними старичок Лукерин. Традиционно не было Варчука.

Витя кивнул всем и рухнул в кресло, будто подломился.

— У нас серия, Тема, — без приветствия сообщила Лаврова. — Третья машина.

Артем не стал спрашивать, о какой серии речь, это и так было ясно, но он все еще не понимал, почему у всех похоронный вид. Промахнулись, бывает. Он был прав, Варчук нет, первый раз, что ли?

— Любовник бывшей в СИЗО? — предположил он.

— Естественно, — хмыкнул Витя. — Считай, сознался.

— Понятно. Вы мне хоть покажите, что там было. Что-нибудь необычное есть?

Все разом посмотрели на Артема, затем Ольга Андреевна медленно повернулась к Вите.

— Ты ему что, не сказал?

Тот пожал плечами, растер ладонью лоб.

— Это Варчук, Тема, — сказала Лаврова. — Машина точно его, по телу работаем, но, судя по всему, это он.

— Кто? Этого быть не может! — Артем подавил глупую улыбку, растер лицо и прошагал к окну. Когда он отучится улыбаться от неожиданности. — Не может. Он знал все детали, он бы...

— И все-таки это он.

Все молчали, пока Артем мерял шагами комнату, в которой никто не догадался включить свет, и в ней было так же пасмурно, как за окном.

Они дают мне время осознать, думал Артем. Им кажется, что мне нужно время.

— Опять сильный мужчина средних лет. — Он прижал ладонь ко лбу и поймал себя на том, что повторяет Витино движение. — Все остальное?

— Один в один. Вчера была метель. Удушение.

Оттепель часто бывает после метели, думал Артем. А после прошлого убийства было солнце.

— Монетка, волк… — продолжал перечислять Витя. — Только машина старье, механика, сцепление сгорело.

Артему захотелось уйти. Распахнуть дверь и вон отсюда, из этой комнаты с клетчатым низким потолком, от этого всего. Уйти и поверить, что ничего не случилось, что Варчук где-то там, надирается тихонечко за «танчиками» или втирает за жизнь очередной дурочке с чистыми глазенками. Все у него как обычно, пусть там и остается, и тогда Артему не нужно ничего решать…

— Я сейчас, — сказал он, выложил на подоконник из кармана «самсунг» и вышел.

Не так, как хотелось, конечно, не насовсем. Нашел в коридоре закуток потише, включил непривычный пока «сяоми».

— Это мой новый телефон, — сообщил он Герману.

— Что, и у тебя эта херовина нашлась? А зачем новый номер, можно же просто...

Артем сморщился от несовместимости добродушной, домашней неспешности Герки с тем, что ему сейчас предстояло узнать. Но это придется сказать, это нужно сказать, Герман одно время дружил с Варчуком, оба любили потрындеть за пивком за политику, пожрать и погонять танчики.

— Все потом. Варчук убит. Детали позже. Вспомни, после той истории на трассе он что-то там себе придумал для подстраховки. Я слышал краем уха, а ты должен помнить. Что?

— Погоди. — Герман то ли прокашлялся, то ли подавил истерический смешок. — Как это убит?

— Потом. Сейчас мне нужна информация. Она у тебя в голове.

— Я приеду.

— Убью нахер, если ты здесь появишься! Вспомни про его машину! Сейчас. Что он придумал для подстраховки?

— Машина, машина. — Герман, кажется, ходил по комнате. — Это после того, как его грабанули?

— Да.

— Там все просто, открывается любая пассажирская дверь, начинается запись в салоне, он заднюю камеру внутрь воткнул.

— Облако или карта?

— Конечно облако! Он ее замаскировал, понятно, но все равно…

— Ясно! И чтоб сидел в своей Казани! — Артем отключил телефон и вернулся к остальным.

Никто за время его отсутствия не сдвинулся с места, они даже не разговаривали. Наверняка все слова были сказаны еще вчера.

— Нужны очень хорошие спецы, очень хорошие. — Артем смотрел на Айзану, если кто точно может найти, то она. — Если сможем взломать комп Варчука, мы увидим все. Все, от начала до конца.

Витя сморщился, потом расправил лицо, посветлел, догадавшись.

— Камера в салоне?

— Да, после того случая под Саратовом.

— Он жил один, защита не должна быть сложной! — разволновалась Ольга Андреевна. Без привычно-четких бровей, ресниц и губ она казалась моложе и человечней.

— Я найду людей. — Айзана Манчин-Ооловна посмотрела Артему в глаза. — Как ты считаешь, его смерть случайность?

— Конечно нет.

Она обвела вопросительным взглядом остальных. Все кивали.

— Значит, вы меня поймете. Группы не будет. Я отдаю дело, мы им не занимаемся. Тема, ты хорошо расслышал?

 Часть 9 

Машина осталась на парковке аэропорта, Артем начисто про нее забыл. Пришлось брать такси и возвращаться за ней. Витя предлагал подбросить немного, но Артему нужно было побыть одному, и он отказался.

В салоне мерзко пахло химией, с заднего сиденья Артему была видна только лысоватая макушка водителя, и он мысленно прикидывал, как упереться ногами в спинку, а потом разом накинуть шарф на шею. Держать нужно очень крепко, стоит намотать на кулаки, ведь наверняка рванется, вцепится руками… А что потом? Инстинктивно ударит по тормозам? Или нет? Наверняка сначала не поверит, что все по-настоящему, и потому затормозит — просто чтобы освободить себе руки и как следует взяться за ублюдка. Потеряет на этом несколько секунд, затем инерция толкнет его вперед, сосуды пережмутся и сознание начнет ослабевать. Паника. Сопротивление усилится, но станет беспорядочным. Даже если водитель сдвинет кресло назад, не страшно, ноги уперты в спинку, будет даже удобней. И с этого момента — только держать. Чувствовать, как рывки становятся слабее, как сознание гаснет, но тело еще подрагивает. Нужно продолжать держать, потому что это еще не конец. Его ни с чем не спутать...

Водитель обернулся. Неужто почуял неладное?

— Вам не плохо? — спросил он.

Артем покачал головой. Нет, он привалился головой к стеклу, чтобы сыроватый холод придерживал его в мире с запахом фальшивого лимона, в котором водителю меркнущим сознанием не нужно выбирать, как поступить… Ведь выбор у него есть.

У каждого из троих он был, и все они выбрали одно и то же, защитную тактику. А можно было...

Артем закрыл глаза.

Почему его так придавило смертью Варчука? Мало он видел смертей? Испытывал к этому усатому борову хоть какую-то симпатию? Нет, нет.

Чему там было симпатизировать. Бросил жену и дочку ради иногородней студенточки, прожил с ней пару лет, пока не сбежала. Потом были другие, но сбегали все. Да что студенточки, даже крепкого духом Германа тоже надолго не хватило. Варчук любил в жизни три вещи — выпивать, ковыряться в железках и пиздеть с умным видом. Его многочасовые монологи и степенность восхищали по первости юных дев, особенно духовно богатых, но даже эти наивные быстро понимали, что кроме них им ничего не светит: Варчук никогда не пойдет с ними в кино, не подарит цветы и не станет слушать, как прошел их день. Студенточки нужны ему были исключительно как восхищенная публика и бесплатная рабочая сила — уборка, стирка, готовка. Все, что он согласен был им предоставлять, — это возможность жить у него, и даже эту цену он считал завышенной. У студенточек явно было какое-то другое мнение, сменялись они все чаще, а Варчук становился все грузнее телом и умом, и даже Герман в конце концов устал от многословных изложений конспирологических теорий и аккуратно прекратил общение. Последние годы Варчук жил один, и любимых занятий у него осталось два. Жаль его было? Не особенно. Артем всегда считал алкоголизм всего лишь способом самоубийства, получившим широкое распространение потому, что менее растянутые во времени способы осуждаются социумом. Так от чего так муторно на душе?

Артем включил «самсунг», набрал Германа. Нужно еще раз четко ему объяснить, чтобы не вздумал возвращаться в Москву. Никакая моральная поддержка сейчас Артему не требуется. И вообще нехрен под ногами путаться. Да, вот так и сказать.

Семка спать отказывался.

Ира уже прочла ему книжку, спела песню про котика и про снежок, полежала с ним, посидела рядом со своей книгой — бесполезно. Семка явно отбывал номер и ждал, пока матери надоест. Когда раздался звонок в дверь, он тут же сполз с кровати и помчался в коридор.

Ира швырнула книгу и отправилась следом. Она сейчас убьет любого, кто окажется за дверью. Любого! Она потратила полтора часа на укладывание, а какому-то дебилу приспичило названивать!

За дверью оказался Артем, и убить его Ира не успела — ну, это как обычно. Деятельный у нее братик, хочешь убить, сначала поймай. Вот и сейчас он уже успел скинуть куртку на диван, подхватил Семку на руки, и все, момент упущен. Ира вздохнула.

— Наверное, сегодня инопланетяне высадятся. Такие люди нас почтили вниманием.

— Не бухти, показывай давай свой шкаф. Мне Герман весь мозг выжрал.

— Мы спать сейчас должны! Ты позвонить не мог, что ли?

— А ты могла бы не выключать телефон. — Артем пощекотал Семку, которому только того и надо было, и ссадил на пол. Понятное дело, в нем уже пятнадцать кило, четверть дядькиного веса, это только Герман может позволить себе играть в «самолетик».

Ира торжествующе ткнула Артему в нос телефон — не выключен, выкуси, шерлок!

— Я все твои отмазки наизусть знаю.

— Могло прокатить, — пожал плечами Артем, никакого раскаяния не демонстрируя. — Так, я вижу шкаф. Сема, брысь.

— Ты хоть знаешь, что делать надо? — Ира уволокла Семку подальше от высоченной, до потолка, дверцы, которую Артем принялся осматривать.

— А вот и выясним.

— Ладно, раз спать ты нам все равно не дал, — решила Ира, — сходим погулять. Попробую его вымотать.

— Даже чаю не предложишь?

Ира оглянулась на брата. Пришел помогать, хотя она уже перестала на него рассчитывать, а теперь вместо своего любимого «сделать все в тишине и одиночестве» просит не уходить?

— Голодный, что ли?

— Только прилетел из Самары.

— Когда ты уже научишься нормально с людьми говорить, вот скажи? — Ира ткнула пальцем Артему в грудь раз, а потом дважды повторила для убедительности. — Тебе скоро тридцатник! Ты мог сказать, что ты в Самаре, мог позвонить и предупредить, что придешь. Мог сказать привет, сестренка, как у тебя дела. Но ты пришел чисто пожрать!

— Поработать за еду, — рассмеялся Артем. — Просто так ты только Германа кормишь!

— Потому что это мне нужен такой муж, а ты его захапал!

— Что делать, если я старше и умнее.

Фыркнув, Ира сунула Семку в детский столик и полезла в холодильник. Улыбка не сходила с ее лица, пока она ставила греться борщ и натирала чесноком хлебные корочки. Мама всегда так делала, а мама — это то, что их объединяет, и это ее заслуга, что дети-погодки оказались рождены от разных отцов.

Им обоим полагалось в будущем большое счастье, потому что Артем вырос похожим на мать, тоже была с виду феечка, а по жизни бультерьер, а Ира — копия отца-гренадера. И что в итоге, где счастье-то? Артему материнская внешность жизнь портит, а ей метр восемьдесят и широченные плечи совершенно не в кассу. Всю жизнь они друг другу завидовали, но Ира утешала себя, что когда-нибудь счастье ей дадут. Ну да, вон оно, счастье, раскидало по столу конструктор, собирает паровозик.

— Так и молчишь? — спросил Артем, входя в кухню и усаживаясь перед Семкой. — И опять собираешь без инструкции?

— Отказывается в них даже смотреть. Настырный, просто жуть, сам — и все.

— Сам, — повторил Семка. Рельсы сложить не получалось, он хмурился и выпячивал губы. А настроения-то нет, думала Ира, не спал, может распсиховаться.

— Я тебе так скажу, Семыч, «сам» — это хорошая жизненная позиция, надежная. — Артем соединил две части рельса, но тут же разломал и занялся зданием станции. Ира наблюдала, как Семка утащил у Артема из-под руки брошенные части и соединил тоже. Разломал. Соединил снова. Она улыбнулась, Артем заметил и подмигнул втихаря.

— Как там шкаф?

— Иди смотри, вроде не падает.

— Значит, ты разбираешься в шкафах? — Ира выставила на стол тарелку с борщом. — Буду иметь в виду. Может, я даже покормлю тебя в следующий раз просто так.

— Ты не видела, кто его ремонтировал. — Артем понюхал хлебную корочку, откусил. — И никто не видел. Значит, ничего не было.

Они рассмеялись, Семка решил, что это над ним, и надулся. Ира поспешила к нему отвлечь, пока не раскапризничался.

— Идем гулять, Сема? Тем, раз ты тут, сходишь с нами в магазин, мы быстренько оденемся?

Артем кивнул, не отвлекаясь от борща.

Гулять зимой Ира терпеть не могла: сначала одень Семку, потом кое-как сама, тащи санки, снегокат, ледянку или еще какую-нибудь хрень, чувствуй себя пингвином с пингвиненком, во дворе обнаружь, что засыпанный песком с солью снег превратился в грязную жижу, ничего по ней не едет, между сугробами и припарковавшимися машинами не пролезть, на детскую площадку уборочный трактор сгреб черную кашу с дорожек, и она застыла остроконечными барханами, а лестница в магазин обросла льдом и для двух пингвинов с пожитками стала серьезным препятствием. Но даже если ее, лестницу эту, победить, в магазине Семке быстро станет жарко, скучно и он начнет клянчить шоколадки. Так что братик удачно зашел, надо пользоваться.

Довольная подвернувшейся возможностью, Ира оставила Артема с Семкой на детской площадке, мельком поразившись, что кто-то прорубил дорогу к ней сквозь грязевые гребни — неужели у них завелся дворник? Не теряя времени, она как следует затарилась и отнесла добычу домой. Настроение у Иры было почти радужное, когда она спустилась обратно во двор и увидела, что Семка штурмует развалины снежной крепости, а Артем присел перед девочкой лет семи и не замечает, что со спины к нему приближается очень решительно настроенная женщина в короткой шубке. Высоченные шпильки и снег мешали ей идти так быстро, как ей бы хотелось, и она закричала издалека:

— Виолетта, отойди от этого человека! Я сколько раз говорила, что с незнакомыми говорить нельзя! Они всегда прикидываются добренькими, а потом затащат в машину и никто тебя не найдет!

Артем поднялся и оглянулся.

— Нечего на меня смотреть! Отойди от ребенка!

Артем заинтересованно повернулся к девочке:

— Кто эта женщина?

— Моя мама. Мам, это же Артем!

— Я сказала, отойди от ребенка! Я полицию вызову!

— Я и есть полиция. — Артем привычно махнул корочками, что женщину несколько обескуражило, а тут и Ира подобралась, встала рядом для поддержки.

— Он с ребенком гуляет, с ума-то не сходите, — посоветовала она матери девочки, сняла Семку со снежной стены, поставила на ноги.

— Вот пусть и гуляет, а не знакомится с девочками!

— Так, остановились, — выставил ладони Артем и снова обратился к девочке: — Это твоя мама? А кто тогда Лера, почему ты была у нее?

— Лера моя няня. — Виолетта неловко засеменила вбок, потому что мать дернула ее за руку, подтаскивая ближе.

— Почему вы ее расспрашиваете? Вы не имеете права задавать ей вопросы без меня!

— Представьтесь, пожалуйста. — Артем посмотрел на женщину. Та уже открыла рот, чтобы огрызнуться, потом вспомнила, кажется, про корочки, и ответила спокойней:

— Иванникова Людмила Викторовна.

Ира тихонько фыркнула. У Артема такие штуки сами собой выходят, вроде не делает ничего особенного, а люди что-то чуют и дают заднюю. Это Ира еще в школе выяснила, когда переросла своего старшего брата и нашлись желающие над этим поржать.

— Людмила Викторовна, мы с вашей дочерью уже виделись раньше, в квартире Валерии Маркеловой. И я был уверен, что это ее дочь. Удивился, что ребенок гуляет без матери.

— Я же говорю вам, это няня. Она живет этажом ниже, забирает Виолетту после школы и, если я занята, отвозит на занятия. С чего вы решили вообще, что она мать? Выдумали тоже, ей самой лет сколько? В школе она рожала, что ли?

— Все понятно. — Артем улыбнулся девочке, и та просияла тоже. — Ошибка вышла, прошу прощения.

Семка закряхтел: он успел по новой влезть на стену и застрял ногой меж снежных камней. Ире стало не до разговора, надо снимать, внизу ледяные глыбы, на такие не дай бог свалиться.

Няня этажом ниже — это прямо здорово, размышляла она под возмущенные вопли разлученного со стеной Семки. Ей бы такая тоже не помешала, садик до шести, а пока по пробкам доедешь, бывает, что уже семь, и воспиталки смотрят волком, хотя Ира всегда им компенсирует. Есть вероятность, что затем и смотрят - не расслабляйся, мать, продолжай платить. Попросить, может, телефончик этой Леры?

— Прости, что звоню, просто ты пропал, и я немного… Ну, потерял ориентиры. — По голосу было слышно, что Богдан виновато улыбается. — Мне бы хотелось понимать, какие у тебя на меня планы, брать мне смены у Леры или у тебя есть какая-то работа.

— Конечно есть. — Артем потер затылок. Он не хотел сейчас этого звонка.

— У тебя все нормально?

— Нет. Произошло несчастье с моим знакомым, и мне пока не до нашего дела.

— Понимаю… Если я могу чем-то помочь…

— Не думаю. Но спасибо, я буду иметь в виду. — Артем нажал отбой.

Ему сейчас нужна пауза, а еще звонок от Лавровой, только эти две вещи, все остальное не важно.

Убийца должен, должен ошибиться наконец! Видеорегистраторов с облачным хранением еще очень-очень мало, всего несколько моделей, Артем и сам про них не знал бы, если бы не Варчук. Шанс напороться на такой точно не выше, чем быть застуканным за поджогом машины, и никакой сколь угодно умный человек не способен знать и предусмотреть все! Даже если думает, что Бог его любит.

Тем более если так думает. Потому что божьей любви, в отличие от человеческой, хватает на многих.

Все знали, что будет тяжело, но, кроме Лукерина, все пришли — разящий перегаром и одеколоном Витя, Ольга Андреевна в вычурном синем платье, явно новом и недешевом, непривычно суетливая Лаврова.

Усталый капитан, немолодой, с неряшливой щетиной, пытался их отговорить, произносил правильные слова — такое даже посторонним людям видеть тяжело, какой смысл, давайте я дам вам нарезку, где виден убийца, только не очень-то его видно.

Ее.

Артем кивнул, не удивившись. Разумеется, женщина, причем молодая, ни на что другое уже пуганый Варчук не купился бы, только на возможность распустить перья, уж какие они там у него остались.

Незнакомые Артему опера возились с компом, пока все рассаживались, а потом стало тихо, и все смотрели, как садится в салон замерзшая девчонка, вся закутанная, в шапочке с розовым помпоном, шмыгает носом, растирает себе плечи, а Варчук поглядывает на нее, и взгляд его становится романтичным, плечи расправляются, и даже двойных подбородков становится будто меньше. Возникает и потихоньку разогревается беседа — ее слышно урывками, камера писала по десять через десять секунд, но и так было ясно, что тему подкинула девчонка, а Варчука понесло прямо с места в карьер, он принялся токовать в режиме монолога про параллели начала двадцатого века и двадцать первого. Неплохо говорил, кстати, Артему понравилось, как он разнес массовое стремление проводить параллели и делать из этого далеко идущие выводы — почему не сравнивают с девятнадцатым веком? Мало информации? А тут такой случай удачный, материала достаточно и цифра красивая? Но откуда допущение, что доступность информации — это признак наличия в ней какого-то особенного смысла? Понятно, что это особенность человеческой психики, все мы анализируем прошлое и экстраполируем его на будущее, но в реалиях достаточно динамичного развития это скорее недостаток, мы уже не дикари, которые проживали жизнь в одних и тех же, с небольшими вариациями, условиях. Тогда будущее было относительно предсказуемым, а теперь подобные экстраполяции нас подводят, вместо трезвого анализа действительности мы пытаемся натянуть ее на глобус своих ожиданий, а она все не лезет и не лезет. Мы разочаровываемся, но вместо того, чтобы перестать проводить несуществующие параллели, мы наращиваем усилия. Все оттого, что наш мозг обманывают мелкие совпадения, которые действительно существуют, причем часть из них случайна, а часть — закономерная производная от совпадения условий, но возьмем, к примеру, революцию, которую все так ждут в две тысячи семнадцатом году...

Артем слушал бы и дальше, но девчонка, кажется, точку зрения Варчука не разделяла, отмалчивалась, куталась в шарф. Он вообще очень тихо говорила, местами не разобрать, но когда Варчука смущало отсутствие реакции?

Беседа прервалась — у девочки пошла носом кровь, она принялась истерично ее размазывать, Варчук остановил машину, нашел салфетки, помог перебраться на заднее сиденье и там лечь.

Ольга Андреевна издала горлом сдавленный звук и вышла, один из оперов выскочил следом, Витя стискивал до желваков челюсти.

— Какая же сука. Просит помочь, а сама….

Артем смотрел на экран. Там Варчук как ни в чем ни бывало продолжил рассуждать с того места, на котором остановился. А потом мелькнул шарф, и девчонка прижалась губами к уху Варчука. Кажется, она что-то ему шептала, а он был пока не столько испуган, сколько сбит с толку.

— Уговорила затормозить, — сказал кто-то за спиной Артема.

Уговорила, это он и сам видел. Что за слова она нашла? Почему Варчук поверил? Был ли шарф еще довольно слабым и он планировал освободить себе руки и сорвать его? Казалось ли ему все происходящее игрой? Ограблением? Этого уже не узнать. Но как только он сделал, что было сказано, лицо девчонки исчезло за подголовником. Она уперлась ногами в спинку сиденья и рванула шарф.

Артем досмотрел до того момента, когда задняя дверь открылась. Убийца вышла, в салоне потемнело.

— Открыла капот. Тут долго ничего не происходит. — Капитан взял пульт и перемотал. — Вот. Тут она суется в салон и что-то делает, непонятно, помпон мешает.

— Вешает монетку, — пробормотал Витя.

— Да, похоже. — Капитан перемотал и посмотрел еще раз. — На убитого ноль внимания.

Артему не сразу удалось разомкнуть губы, они спеклись, будто он сто лет не говорил.

— Ей не стыдно и не жаль, — говорит он. — Она опирается рукой на его колено, как на мебель.

— Маньячка? — спросил капитан, и Артем поморщился, ну что за мода все упрощать и объяснять маньяками. Не нужно ничего понимать, выстраивать, сказал «маньяк» — и готово, как удобно.

— Нет. Просто во всем этом убийство для нее не главное.

— Она убивает не для себя, — произнесла Лаврова, и Артем обернулся посмотреть ей в глаза.

— Да, — сказал он. — Она технично исполняет — что?

— Допустим, ритуальное принесение в жертву. Парафрения или вроде того. — Капитан потер небритые щеки ладонями.

Артем посмотрел на него с интересом: не такого уж дуболома поставили на это дело. Вот с этого бы и начинал, а не с маньяков.

— Жертва во имя спасения человечества? Запросто. Хотя торжественности я не вижу.

Капитан развел руками, мол, чем богаты.

— Все еще держим в голове имитацию, — напомнила Лаврова.

— У меня тоже укрепилось ощущение театральной постановки, — признался Артем. — Как будто она готовит сцену для зрителя… Чтобы кто-то увидел.

— Ты все про камеры? — встрепенулся Витя. — Не, я проверил, нифига нет.

— Камер не засекли, а вот знак нашли, — сказал капитан. — Такой, с табличками, ремонт, объезд… Смешная вышла штука. Гришаев, покажи им.

Молоденький опер, тот, что выбегал вслед за Ольгой Андреевной и незамеченным просочился обратно, достал из кармана телефон и принялся в нем рыться.

— Вот, смотрите. Человек случайно поймал в регистратор.

Коротенький ролик в «инстаграме» какого-то con-62 показывал, как столб с двумя табличками внезапно сам собой поворачивается к лесу задом, к дороге передом, и с этого момента поворот направо становится запрещен, всех отправляют в объезд.

— Вот такое кино и немцы. — Опер широко улыбнулся. — Со столба все уже убрано, конечно, а жаль, я бы поглядел, как сделано. Дистанционное управление не вопрос, а чем столб повернули?

— Да раз плюнуть, — авторитетно вмешался Витя. — За угол крепишь тросик, лебедочку маленькую, и крутанет как нефиг делать. Если не дергать, конечно, а плавненько.

— Тельфер. — Кажется, капитан любил умные слова. — Он вот такой, с буханку, а полтонны тянет. В сугробе спрятать легко.

Артема технические подробности не интересовали совершенно, Лаврову тоже, может, поэтому они долго смотрели друг на друга. По лицу Айзаны никогда и ничего прочесть не удавалось, и этот раз не стал исключением, а за свое Артем не волновался, он думал о другом. Например, о том, что надо бы попросить Женю Чижика еще об одной услуге: пускай проверит, не покупал ли Герман билет в Москву.

— Хорошо, что мы это увидели, — сказал Артем, на ходу натягивая куртку.

Витя только поморщился.

— И что хорошего? Он мне даже материалы не позволил посмотреть, прикинь? Мы к ним как люди, все отдали… Ну и нахер.

— Дурак ты, Вить. Не дают лезть в расследование? И правильно делают, тебе оно надо? Попустись уже, пускай капитан работает, вроде толковый мужик. Нельзя мешать работу и личное, я тебе объяснять должен, что ли? Тебе?

— Ну и нахрена тогда мы сюда приперлись? Интересное кино посмотреть? Да оно, блядь, мне теперь сниться будет!

— Наоборот, хорошо, что мы все это увидели. — Артем придержал распсиховавшегося Витю за локоть, не давая влезть в машину и уехать. — Я тебе так скажу. Если Варчук сейчас сидит на облачке и меня слышит, то он со мной согласится. Ну, сначала попсихует, конечно, но потом согласится, что умер он правильно, как надо умер. Смотри: потрепался за жизнь, он это любит; с девушкой, это он снова любит, а потом умер не запойным, никому не нужным жирным мудаком, а довольно эффектно, при всеобщем внимании. Все пункты как по виш-листу. Не факт, Виктор Сергеевич, что нам с тобой так же свезет.

— Ты больной. — Витя смотрел уже не зло, а устало. Долго смотрел, потом криво ухмыльнулся. — Но не поспоришь. Все как он любит!

Артем стоял у фонаря, пока красные огоньки витиной машины не скрылись из виду.

Капитан и в самом деле не дурак, нечего Вите соваться в расследование, слишком близко к сердцу он все принял. Ведь не любил Варчука, кто вообще его любил, просто смерть неожиданно оказалась не там, на другой стороне, а прямо здесь, на этой, и Витя испуган этой непривычной диспозицией. Ничего, сейчас прокатится, подумает над словами Артема, должно попустить, ведь смерть, идеально подходящая Варчуку, не может подходить Вите, это уже не тень над каждым, а частный, индивидуально подогнанный случай. Должно помочь.

Нечего Вите делать в этом деле. И никому из них.

 Часть 10

Костер трещал промороженными ветками, дымил, плевался искрами, но Артем смотрел на него и не мог отвести глаз. Слабое низкое пламя текло по углям, отливало сиреневым и зеленым, меж полешек вскипала вода, с них и натекшая. Сырые дрова, сказал Богдан, а больше не говорил ничего, сидел на чурбачке и тюкал топором поленце, превращая его в елочку — только такие и горели, ничто другое не сработало, даже бензин.

Артем в жизни не разводил костров, тем более в зимнем лесу, да и на мотоциклах до этого вечера не катался, не собирался даже, а вот так все в этот вечер сложилось.

Пару часов назад он позвонил Богдану и предложил сходить пива выпить — вызывался чем-то помочь? Как раз подходящий случай. А Богдан сказал, что пиво фигня, и если надо поставить на место голову, он знает вариант получше, будет через десять минут. Пока Артем раздумывал, что за вариант он собирается ему предложить — наркоту, девок, какую-нибудь оккультную хрень, — меж припаркованных машин с тугим рокотом прокрался мотоцикл и замер перед подъездом. В наступившей тишине Богдан деловито осведомился, случалось ли Артему ездить на мотоцикле, кратко пояснил, куда ноги, куда руки, чуть крутнув, нахлобучил ему на голову шлем, и долго подтягивал ремешки, хмурился, просил открыть рот, снова возился. Артем чувствовал себя то ли куклой, то ли маленьким мальчиком, о нем заботились, но его мнения не спрашивали. Чужие пальцы легко касались шеи, ныряли между мягкой внутренней обивкой и висками, от рукавов куртки крепко пахло кожей, от Богдана — горечью, уже Артему знакомой. То, как пухлая нижняя губа подворачивается под верхние зубы, и клыки, острее и длиннее прочих зубов, продавливают на ней две аккуратные ямки, он тоже уже не раз видел, Богдан всегда так делал, когда был чем-то увлечен.

— Немного не твой размер, но сойдет, — прозвучал наконец вердикт. — Садись и держись крепче. Не хочу возвращаться на работу к Лере.

Артем держался, еще бы нет. Была в его жизни прекрасная история про мотоциклиста, потерявшего на МКАДе пассажирку и с перепугу рванувшего в Белоруссию, еле успели поймать. А еще была жесткая, с рельефным треугольником меж лопаток, куртка, рев мотора и сливающиеся перед глазами рыже-красные огни.

Огней становилось меньше, темноты — больше, и небо, городское и потому желтое, над лесом стало сизоватым и светлым. Спрашивать о чем-то на ходу смысла не было, и Артем не спрашивал. Почему-то не спрашивал и потом, когда они слезли с байка и покатили его в лес, на боковую дорожку. Богдан явно знал, что делает, и Артема это устраивало. Байк ехать по снегу не хотел, они запыхались, разогрелись, кое-как вдвоем дотащили его до поваленной у дороги сосны.

Артем огляделся. Странное дело, лес вдали от фонарей не был темным, белый снег, черные стволы, все хорошо видно.

Богдан молча занимался одному ему понятными делами, что-то доставал из отсеков по бокам, Артем понятия не имел, как они у мотоциклов называются, тоже багажник или есть другое слово? На обметенной от снега сосне один за другим выкладывались в ряд разнокалиберные свертки, термос, топор. Артем, не зная, чем себя занять, сел было на поваленное дерево, но понял, что идея плохая, задница мгновенно заледенела. Взял в руку и задумчиво покрутил топорик. Не новый, ручка потертая.

— Сруби пару веток, которые торчат, — посоветовал Богдан, продолжая возиться с байком. — Они должны быть посуше.

Артем с детства ничего не рубил, только почему не попробовать. Кое-как оттяпал ветки, скорее надрубил и отломал, но главное ведь результат, верно? Пока возился, Богдан расчистил место под костер — и на этом все у них застопорилось. Наломанные ветки загораться не желали, как их Богдан ни складывал, с какой стороны ни поджигал. Бумага, береста и чуток бензина были опробованы, результата ноль. Артем думал, на этом все, вечеринка провалена, но Богдан углубился в лес, с оглушительным хрустом отломал и приволок довольно толстую ветку, которую обтесал от коры, расщепил, и о чудо, она загорелась.

В свертках оказались маленькие сардельки и хлеб, в термосе чай, в чехлах — сложенные гармошкой коврики с фольгой. Оказывается, на таких сидеть не холодно.

Костер так и не стал большим, жидко тек по поленьям, но смотреть в него было прикольно, и рядом — тепло. Артем чувствовал, как сам оттаивает вместе с чернеющими ветками, с него тоже стекает и с шипением исчезает лишнее, тяжелое. Думал ли он о чем-то, глядя в пламя? Если только о том, что вот так примерно выглядит счастье: в кружке горячий чай, на палочках пузатые шпикачки — лопаются, капают жиром в костер, над головой — небо, звезды, а вокруг непроглядной стеной лес, шевелится под ветром, поскрипывает похрустывает. И Богдан тюкает топором очередную «елочку». Отчего-то этот стук не раздражает, наоборот, от него уютно.

— Тебя отец научил этому? — Артем кивнул на топор.

— Нет, я... — Богдан посмотрел в глаза и спросил: — Не будешь смеяться?

Артем помотал головой.

— Я увлекался постапом, ну, знаешь, мир после катастрофы…

— Ты выживальщик? — догадался Артем.

— Ну такой. — Богдан улыбнулся. — Настоящего из меня не вышло. Но мне понравилось ходить в одиночные походы на несколько дней, здорово лечит голову.

— В любой непонятной ситуации уходи в лес?

— Это работает, — пожал плечами Богдан.

Артем кивнул. Работает.

— А когда один, еще сильнее. — Богдан подкинул «елочку» в костер и отложил топорик.

— Социальная депривация.

Снова молчали, молчать было так же хорошо, как перекидываться словами. А еще греть руки о железные бока кружки и смотреть, как искры огненными змейками ввинчиваются в ночное небо и исчезают.

Артем поймал осторожный взгляд Богдана и улыбнулся.

— Никогда не был в лесу зимой, — признался он.

— Нравится?

Артем кивнул.

— Это лайт-версия. — Богдан теперь смотрел ему в глаза открыто. — Я больше люблю с ночевкой и подальше, в дебри. У меня палатка есть одноместная, маленькая, как гроб, спальник зимний. Лежишь на спине посреди ледяной темноты и тишины, и в голове ни-че-го. В какой-то момент просто перестаешь понимать, жив ты или уже умер, на том свете или на этом. Кроме твоего сознания и тепла ничего нет, вокруг пустота и холод. Космос. Ты сам и есть весь мир, другого нет. А потом ты засыпаешь… И остается только тело. Без присмотра. Крошечная теплая точка посреди смерти.

— Здорово, — прошептал Артем. Хотелось разорвать зрительный контакт, отвести взгляд, но почему-то как с костром, не выходило. В свете костра лицо Богдана казалось медной маской прекрасного бога, юного и древнего, в темных глазах отражалось пламя, и страшно было сморгнуть это видение, рассеять сладкую жуть.

— Но ты просыпаешься, — тоже шепотом продолжил Богдан. — И тогда появляется свет, тени, птицы, звуки. Ты умираешь в темноте и рождаешь новый мир. Сам.

У Артема волосы поднялись на затылке, он поежился.

— Замерз? — Богдан широко улыбнулся, и морок сошел как не было. Громко щелкнула ветка в костре.

— Ветер.

— Погоди. — Богдан легко поднялся и вернулся с тем свертком, который еще не разворачивал. Раскатал рулон, вжикнул молнией и набросил себе и Артему на спину большое одеяло, мягкое внутри, шуршащее снаружи. — Тот самый спальник.

Артем подвернул к себе пухлый край, стало еще уютнее.

— Расскажи тоже что-нибудь. — Богдан толкнул его локтем. — У тебя должны быть детективные байки.

Байки, понятно, были, их бы хватило на двухнедельный поход, но Артему веселиться не хотелось, настроение не то. И он рассказал про реку в Сибири, на берегу которой каждую весну находили пару обуви с обрубками ног. Бились несколько лет, а так и не выяснили, чьи ноги. Не проводить же днк-тесты всех родственников пропавших, тут счет на сотни тысяч. Потом рассказал про старушку-серийную убийцу, которая заманивала к себе алкашиков, а больше их никто не видел, потому что старушка годами кормила всех окрестных кошек и собак. И про странную монету рассказал — находили на трупах, что она означает, так никто и не понял. Да и не монета это была, а не пойми что, металлический кругляш с волком на одной стороне, волчицей на другой.

Богдан слушать умел не хуже, чем говорить. И под одним одеялом с ним было тепло.

Пускай Артем не лежал на спине в закрытом на молнию гробу посреди Космоса, ему все равно казалось, что весь мир, какой существует, сейчас здесь, он сжат в треугольник тепла на шкуре огромного камня, летящего сквозь ледяное ничто: два человеческих тела и маленький тусклый костер.

Не очень-то верилось, что снова будет свет, шум, другие люди. Или не очень-то хотелось, чтобы они снова были.

Ключ не лез в замок, и пока Артем проверял, той ли стороной он его сует, дверь распахнулась без его участия.

— Ты приехал, — сказал Артем стоящему на пороге Герману. Замечание не слишком-то умное, но для половины второго ночи понятное.

— От тебя пахнет костром. — Герман посторонился, пропуская его в квартиру.

А в квартире пахнет вкусной едой, думал Артем, скидывая обувь. Проклятье, как не вовремя. Герман внимательно следил за ним взглядом, но не подходил — чуял что-то? Не знал, как себя вести?

— Есть будешь? — спросил он.

— Почему ты не предупредил, что приедешь?

— А должен предупреждать?

Артем прошел мимо него в ванную, долго мыл руки, смотрел на себя в зеркало. Еще бы Герман не заподозрил неладное, как раз такая темная кайма вокруг рта бывает когда долго целуешься на свежем воздухе. И глаза блестят вот так, и щеки полыхают. Конечно, он это помнит, не так много времени прошло. И нет смысла рассказывать ему про обтертые влажной салфеткой губы и пользу прогулок на свежем воздухе.

Артем наклонился над раковиной и плеснул в лицо водой.

Как же все это не вовремя.

Зазвонил телефон в кармане, Артем достал, посмотрел на экран — ну конечно, Чижик, спешит сообщить, что билеты из Казани не просто куплены, но и уже использованы.

К черту.

Артем растер лицо полотенцем и вышел из ванной.

— Нам нужно поговорить, — сказал он.

— Говори. — Так и не сдвинувшийся с места Герман убрал руки в карманы, подпер спиной стену.

— Я рассказывал тебе про этого студента, — смотреть прямо в глаза было непросто, но не смотреть означало дать надежду. — Я на него запал. Это серьезно.

— Спали? — Было видно, как непросто Герману даются даже самые короткие реплики, лицо отяжелело, движение губ требовало усилий.

— Еще нет. Но это вопрос времени. — Артем тоже ронял фразы, как камни. — Мне лучше уйти. Мне жаль, что так вышло. У тебя сейчас своих проблем хватает. А тут еще это.

Я пытался тебя остановить.

— И что бы изменилось за пару дней?

Артем пожал плечами и сунул ноги обратно в кроссовки. Многое бы изменилось, он просто придумать и сделать ничего не успел.

— Ты собираешься уйти без вещей? — остановил его Герман.

Артем замер, обернулся. От Германа пахло болезнью. Оказывается, душа болит точно так же, как тело. Хотелось сказать что-то такое, чтобы обоим стало легче, но слова не находились.

— Я не могу сейчас, — выдавил Артем. — Напиши мне, когда тебя не будет, я зайду и соберу. Ключи оставлю.

— Это все… правда серьезно? Или? — Герман дернул плечом.

— Пока не знаю. Прости.

Артем закрыл за собой дверь, но никуда не ушел и слышал, что Герман тоже не двигается.

Он заставил себя длинно выдохнуть, вдохнуть и шагнул к лестнице.

Так всем будет лучше.

К своему клиенту Валя за эти дни уже вроде как привык, тем более что Сальников сразу его четко описал: педик, живет с мужиком в его квартире, бывший мент, а теперь частный сыскарь, с гонорком, в команде работать не умеет, потому надо не ждать, пока он проявит желание встретиться, может и не проявить, а думать своей башкой. Ну, это Валя умел и без советчиков, в жизни ни на кого не полагался, все только сам. И не первый год замужем, пас клиента по системе, которую давно уже придумал: не прятаться, потому что куда ты со своей одной машиной спрячешься, даже если она самая заурядная, а сбивать с толку обе стороны, и того, кого охраняешь, и возможного противника. Пока они пытаются разобраться, кто ты, и осторожничают, ты спокойно делаешь свою работу — профит.

Но того, что клиент выскочит из подъезда через пять минут после того, как в него зашел, рванет дверь и прыгнет к нему в машину, Валя не ожидал.

— Будем знакомы, Валентин, я Артем, — сказал незванный пассажир и сунул маленькую жесткую ладонь. — Нужна кавалерия. Ну что смотришь? Думаешь, я твоему Сальникову на слово поверю?

Валя ухмыльнулся и пожал протянутую руку. Сообразительность он уважал.

— Но все равно он тебя неплохо знает.

— Да хер с ним. Значит, смотри, что нужно сделать. — Артем потер лицо, сосредотачиваясь. Психует, думал Валя, разглядывая клиента, видно. Но не испуган. Тогда что? — Три пункта. Германа... ты понимаешь, о ком я? Хорошо. Его нужно отправить в Казань, а до тех пор глаз не спускать…

— Воу, воу. — Валя поднял руку, останавливая собеседника, слишком тот разбежался. — Ты что думаешь, я тут сижу и жду, когда ты приказы раздавать придешь? У меня есть свое начальство и своя задача.

— Германа отправляешь в Казань, — повторил Артем, будто никаких возражений не звучало, и в глаза смотрел совершенно спокойно. Валя усмехнулся, кивнул. Ладно, пусть выскажется, гляди, какой боевой. — До отъезда следишь за ним, а не за мной. Вторым пунктом вывезешь из города женщину с ребенком. А третьим собьешь меня своим чертовым «пыжиком».

Валя от неожиданности дернул головой. Что?

— На все про все у тебя сутки. Без этого твоя задача пойдет по пизде, — безмятежно сообщил Артем и продолжил смотреть на Валю большими светлыми глазами. — Мы сработаемся или мне нужен другой человек?

Валя покачал головой, прыснул и наконец заржал.

— С тобой весело!

— Обхохочешься, — кивнул Артем без улыбки. — Дай мне телефон, позвонить нужно.

Валя, еще досмеиваясь, протянул ему свой «хуавей».

Пожалуй, они сработаются.

— Спасибо, что подскочил. — Капитан выглядел еще более усталым и помятым, хотя теперь был чисто выбрит. — Чего налить, кофе, чаю?

Он гостеприимно щелкнул кнопкой электрического чайника, тот засиял синеньким.

— Давай чаю. — Артем сел за свободный стол, огляделся. Для девяти вечера в отделении было слишком людно. — Ты тут живешь, что ли?

— Вроде того. — Капитан тоже сел, потер затылок, хрустнул шеей. — Заебались мы с этим вашим делом.

— И решил обратно на нас сгрузить? — удивился Артем. — А чего тогда Вите материалы не давал?

— Да при чем тут сгрузить! — обиделся капитан. — Всплыло тут кое-что, Артем Николаевич.

Артем напрягся. Тон капитана и обращение на имя-отчество хорошего не обещали. Как же его зовут, блин? Представлялся ведь, еще фамилия смешной показалась. А имя вообще не запомнилось, обычное какое-то, как и сам капитан — лоб в три морщинки, белесые брови, вислый нос.

Капитан поднялся, переставил закипевший чайник с подставки на стол, к нему добавил кружки, коробку «липтона» и пачку сахара.

— Нам пожарные не разрешали чайники в кабинетах, — заметил Артем.

— Так и нам не разрешают. — Капитан налил и себе тоже, сыпанул сахару то ли четыре, то ли пять ложек, Артем не успел посчитать. — В общем, Артем Николаевич, есть вопросики.

— Напомни, как тебя зовут?

— Андрей Николаевич. Почти тезки.

— А фамилия?

— Зяомко. — Капитан подобрался, не нравилось ему, что инициативу перехватывают. Артем про себя усмехнулся.

— Будем знакомы. Давай по-простому? Что там нарыли-то?

— У тебя ведь есть машина?

— В ремонте второй месяц, — кивнул Артем.

— Ну да, в ремонте. — Капитан отхлебнул чаю.

— Андрей, — Артем широко улыбнулся, — я не девочка, меня на нервы не раскрутишь. Давай по делу, быстрей отдохнешь.

— Ну давай по делу. — Капитан снова отпил чай. Втягивал он его шумно, чем здорово бесил лысоватого мужика в углу, но смотрелся органично, с виду деревенский мужичонка и ведет себя так же. — Почему сразу не сказал, что ты знаком с Кипренко Сергеем Валерьевичем?

Артем прищурился, вспоминая.

— Вторая жертва? Нет, не знаком.

Капитан вздохнул и полез рыться в папке. Достал жиденькую пачку фото и двинул через стол Артему. Тот подгреб к себе, рассмотрел. Это оказались распечатки с камер в автосервисе, ни о чем не говорящие, на них Артем разговаривает с мастером, которого совершенно точно зовут не Сергей, а Рустем.

— И что? Этот Кипренко там работал?

— Работал, работал. Это он свинтил внешний шрус с твоей «субару», поставил какому-то знакомому, а ты второй месяц сидишь ждешь, пока новый под заказ придет.

— Так разобрались уже, они за это бесплатно кузов перекрасили. Мне какая разница, кто именно виновник, все решили, без проблем.

— А кто говорил про проблемы? — Капитан смачно хлюпнул чаем. — Вопросы есть, вопросики… Мастер тоже говорит, что виновного тебе не называли.

— Но в совпадения ты не веришь? Ладно, я тоже. И что?

— Да ничего, думаю, думаю. Тебя вот позвал подумать. Варчука ты знал, ссорился с ним. С этим тоже, получается, был конфликт.

Артем поболтал ложкой в своей чашке. Чаю не хотелось.

— С первой жертвой у меня тоже связь есть?

— Пока не вижу. А ты не скажешь?

— Знал бы, сказал. Ты ведь уже установил, что на время убийства Варчука у меня алиби?

— А тебя никто и не подозревает, Артем, — капитан отставил кружку, вздохнул, — у тебя чисто по всем трем. Мы и Германа Владиленовича проверили, тоже не выходит. Вот такой вопросик.

Артем качался на стуле, смотрел на капитана. Тот смотрел в ответ, о чем думал, не понять, может, просто тупил, при такой усталости понятное дело.

— Предлагаешь мне самому искать свою связь с первой жертвой?

— Да зачем, — пожал плечами капитан. — Мои уже занимаются. Если есть что, найдут. Потому что я думаю, какая-то связь имеется.

— Возможно.

Сидели, молчали. Капитан поглядывал то на мужика в углу, то на ящик стола, потом махнул рукой и потянул ручку на себя.

— Дерьмо, а не чай, — пробормотал он, выставляя на стол уполовиненную бутылку виски. — И разговор у нас дерьмовый какой-то. Устал я, Артем. Выпьешь?

— Мне нельзя, — привычно соврал Артем. — Но ты пей, а то видок у тебя как у зомби.

— Я зомби и есть. — Капитан плеснул вискаря в остатки чая и залпом выпил. Безо всякого хлюпания. — Как-то эта история с тобой связана, Артем, всеми кишками чую, аж шевелятся. Я и так, и так… Не пойму. Уже и про отца твоего нарыл.

Артем постарался выглядеть максимально безмятежно. Молодец какой капитан Зяомко, умеет же Лаврова кадры подбирать. От большинства любопытных двойная смена фамилии защищала, а этот упорный, докопался.

— Помогло? — Артем улыбнулся.

— Нет, но не ожидал, не ожидал… Как оно бывает в жизни, ты подумай. В общем, вот такой у нас расклад, Артем. Я подумал, тебе стоит знать. На всякий случай, как говорится.

Не дурак капитан, ох не дурак… Артем покачался на стуле.

— Лишним не будет, — согласился он. — Если найдешь связь с первым, скажи мне, будь другом. И я тоже буду оглядываться, что за ангел-хранитель у меня завелся.

— Истребитель, — мрачно поправил его капитан. Артем кивнул, поднялся.

— Слушай, Андрей, ты с таким сталкивался когда-нибудь? Как-то это… чересчур, а?

— Не сталкивался, но… — Капитан заглянул в кружку, убедился, что пустая, отставил. — В этом деле все такое… как бы...

— ...театральное. Да, согласен. — Артем пожал на прощание вялую капитанскую руку и вышел. Хотелось на воздух.

Узнал капитан, узнает и Лаврова, конечно же. А вдруг для нее это давно не новость? Хотя что за беда, если разобраться, Иван Богнев Артему не отец даже — отчим. Это Ира дочь серийного убийцы, а Семка — внук. Артем же так, сбоку припеку. Был ребенком, рос в идеальной семье, ничего не подозревал точно так же, как все остальные. А книжки про детективов читал единственно потому, что они ему нравились. Все совпадения случайны. В конце концов, в этих книжках главному герою всегда доставались красотки, а Артему на любовном фронте судьба выдала бородатого стокилограммового мужика. Ну и какая связь?

Он остановился под рыжим фонарем, на который из ледяной ночи сыпались мелкие снежные блестки, высунул язык и дождался тонкого холодного укола. Все его кучерявое прошлое не важно сейчас, при таком-то настоящем.

— Ангел-истребитель, — пробормотал Артем, определяясь, куда ему пойти, что меньшее зло. В квартиру, которую он привык называть своей? Мог бы, ключи от нее и от машины он Герману отдать не успел. Только вот ноги туда не шли. К Ирке? Да она убьет его, если узнает, что с Германом посрались, даже спрашивать не станет, кто виноват.

Артем набрал номер Вити и сразу понял, что зря, на фоне слышно было, как поет Ольга Андреевна. Оказалось, у Витиной мамы юбилей, пришлось сразу после приветствия прощаться.

Никто не знал, где будет ночевать Артем этой ночью, но через час после того, как он определился, утешая себя, что плюсы есть, он переоденется и зарядит телефоны, на подходе к знакомому подъезду, автоматная очередь ударила в снег под ногами. Оцепеневший на мгновение Артем успел увидеть, как пули выбивают из асфальта искры, а изо льда белую крошку, а потом рванул через газонный заборчик за сугроб и машины, забился между ними и пытался в грохоте пальбы, эха от нее и воя сигналок хоть как-то сориентироваться, понять, где опасность, куда смотреть. Но выстрелы прекратились так же резко, как начались, потом стихли и сигналки, только все громче хлопали балконные и подъездные двери, а он, зажавшись в щели между двумя машинами, крутил вправо-влево головой в надежде выиграть хоть пару секунд, если его укрытие будет обнаружено.

Потом была мерзлая, пованивающая ссаньем ракета на детской площадке в соседнем дворе, прекрасная тем, что незаметно к ней ни с какой стороны не подойти и следов не осталось, кругом лед. На месте стрельбы уже крутилась полиция, Артем видел красно-синие блики в окнах верхних этажей.

— Да потому что дебильная была у тебя идея с машиной, — звучал в трубке голос Валентина. — Во-первых, сейчас у всех регики, это гемор. А во-вторых, наезд можно списать на случайность, а тут четко все. А еще опасно с машиной зимой играться, можно костей не собрать. Короче, херню ты придумал, а я херни не делаю.

— То есть пуля в ноге не херня, дебила ты кусок? — шипел Артем. — Хуже нет инициативных идиотов!

— Серьезно? Бля. Ну это… Давай я подгоню…

— Уймись. Через полчаса заберешь из ракеты — видишь ракету? — заберешь из нее телефон, забери и сунь мне под дверь офиса, «Румба», номер двадцать девять, не перепутай, кутузов.

Артем выключился ровно в тот момент, когда Валентин созрел для извинений. Нафиг их, так даже лучше вышло. А на ноге царапина, Артем уже задрал штанину и рассмотрел кровавую борозду на икре. Выглядела она жутко, лужа натекла здоровая, но нога двигалась, значит, мышцы и кости целы. А еще Артем замечательно натурально вонял потом и страхом.

Он сунул телефон под железную скамейку, на которой отмораживал задницу, прижал раненую ногу крепче к ледяной ракетной стенке и закрыл глаза.

Голова кружится, рану жжет, но терпимо.

Валя прав, с машиной могло еще хуже выйти.

Стало слышно приближающийся рокот мотоцикла.

А вот в этом плане машина сейчас была бы лучше.

Артем дождался Богдана, а потом дождался еще раз, потому что ногу нужно было чем-то обвязать, не пачкать же все кровью, и Богдан накупил в ближайшем магазине пакетов. Потом они уже вместе ждали такси, а ехали всего-ничего, дом Богдана оказался совсем рядом, но Артем плохо запомнил дорогу.

В тепле его развезло, да так резко, что он сел прямо в прихожей, чем здорово напугал Богдана.

— Плохо? Давай я тебя на диван…

— С ума сошел? В ванную. Надо промыть и перевязать.

— У меня нет ничего… Я не умею.. — растерялся Богдан.

— Я умею, — ухмыльнулся Артем, откидывая голову и прикрывая глаза. — У нас ректор был… Яков Феликсович… Старый и здоровый, как медведь… Он должен был только судебную медицину в расписание поставить, но хитрый был, пиздец… Он даже хирургию нам всучить ухитрился. Типа приедете на место преступления раньше медиков и окажете помощь.

И тут наконец Богдан высказал предложение, которого Артем ждал от него с первой же минуты.

— Слушай, давай лучше в больницу?

Артем молча покатал головой по стене.

— Огнестрел. Полицию вызовут. Они вопросы задавать начнут, дела мои шерстить, все похерят. Нельзя.

— Тебя могли видеть! Еще подозрительней получится.

— Не видели. — Тут Артем не врал, свидетели если и были, его не узнали. Иначе ему давным-давно бы позвонили из родного тридцать пятого. И это был бы мягкий вариант, ведь если дойдет до Лавровой…

— Камеры! — не унимался Богдан. — Они сейчас на каждом углу!

— Думаешь, я не знаю, где в моем дворе камеры? — Артем с трудом открыл глаза, посмотрел на Богдана. Бледный, он нервно оглядывался на кровавую размазню под раненой ногой. — Линолеум, отмоется. В общем, мне нужны бинты… пластырь… йод, перекись… и димексид. Запомнишь? Шесть пунктов.

— Димексид, — прошептал Богдан. — Пять пунктов. Давай я тебе попить принесу?

— Да, поставь кружку. Круглосуточная аптека рядом где-то есть, наверное?

— Я быстро. — Богдан метнулся на кухню и обратно, осторожно вложил в руку Артема пузатую прохладную кружку. — Ты… точно нормально? Я боюсь тебя оставлять.

Артем пфыкнул.

— От такого не умирают. А слабость от потери крови — это нормально.

— Я оставлю дверь открытой.

— Ты меня еще на улице на скамейку посади! Закрой.

Богдан внимательно осмотрел Артема на прощанье, будто запоминая, кивнул и вышел. Дважды хрустнул в замке ключ.

Артем, затаив дыхание, вслушивался в шаги. Когда они стихли, он поднялся, запер дверь изнутри и проворно обмотал ногу чистым пакетом, который занычил, когда Богдан притащил их целую пачку и бросил на пол в ракетной темноте. Натянул «маечку» на ногу, завязал лямки под коленом и попрыгал на здоровой осматривать квартиру.

Она оказалась маленькой и полупустой. В кухне обычный бежевый гарнитур, стол, холодильник, немного грязной посуды. В комнате диван, шкаф, стол и кресло. Все простенькое, из «ИКЕА», зато новое и в целом смотрелось довольно прилично, но без претензий на скандинавский минимализм и вообще какую-то стильность: никаких постеров, фоток, ковров и прочей интерьерной лабуды. Из личного имелось зеркало в полный рост — кто бы сомневался! — стопка учебников и тетрадей, ноут и полка, забитая старыми, с виду тощенькими журналами.

Артем дал себе время вжиться. В обысках он никогда силен не был, не сложилось, а в этом деле опыт важен, без него… Зато имелись у Артема навыки, которыми владел хорошо, и потому если уж приходилось искать, делал он это всегда в присутствии хозяев. Люди в стрессовых ситуациях читаются как книги, причем с крупным шрифтом и картинками. Но сейчас совсем другой случай, найти нужно то, что хозяин прячет от себя самого...

Артем открыл дверку шкафа — одежды довольно много, кое-что упало, на полках перерыто. Приподнял диван — постельное комом. Поворошил рукой там и там, снова замер.

Нет-нет, не то. Надо сосредоточиться, времени осталось минут семь.

Если прячешь вещь, которая тебе часто нужна, обязательно проколешься. Просто потому, что привыкаешь прятать. Тем более если прячешь от себя, стараться особо незачем.

Артем подпрыгал к столу, листнул тетради — округлый почерк влево, необычно для парня. Выпрямился, как мог, поднял руку к полке и медленно повел ей по неровному ряду журналов.

Стоп. В ряду разлохмаченных глянцевых страниц и ребристых корешков было что-то упругое, с жестким краем. Артем принялся ощупывать журналы пальцами. Есть!

Портрет Гумилева был заботливо заламинирован, чтобы не истерся. Тоже линогравюра, но не Калиты, Артем имени этого художника не знал, а стоило бы, характерный портрет, яркий: здесь Гумилев стеной стоял между солдатиком с винтовкой и роскошными пальмами. Странный все же Николай Степанович был человек, на всех портретах очень разный, даже на прижизненных, и если бы не подписи, сообщающие, кто именно изображен, Артем насчитал бы на них как минимум четыре разных и очень непохожих персонажа. Обычно с поэтами больше ясности. У Пушкина нос и кудряшки, у Лермонтова глаза и субтильность, призрачный Блок, скалообразный Маяк. А этот…

Артем обтер и сунул портрет на место, тщательно осмотрел пол в комнате — не капнул? И поскакал обратно. Тяжело. Нога пульсирует и жжется.

К моменту возможного появления Богдана Артем тяжело дышал, испарина на его лбу была самого естественного происхождения, и он искренне обрадовался оставленной у плинтуса кружке, схватил, осушил в три глотка.

Когда щелкнул замок и дверь открылась, ванная, на полу которой Артем разматывал импровизированную повязку, смахивала на логово маньяка. Неудивительно, что Богдан опешил и позеленел.

— Давай что купил. — Артем протянул к нему окровавленную руку. — Я сам все сделаю.

По лицу Богдана видно было, каким заманчивым ему кажется этот вариант, но он сжал губы и решительно опустился на корточки.

— Я еще обезболивающее купил.

— Да? Это хорошо. Я забыл попросить.

Богдан чуть посветлел лицом, но зеленоватый оттенок не утратил. Он прикусил губу и начал вытаскивать купленное из пакета: выставил коробку с димексидом, чуть меньшую — с перекисью, затем упаковку кетанова, пластырь… Предметы выстраивались в линию  по размеру, Артем делал вид, что не смотрит, но Богдан уже неловко двинул локтем, сбил все разложенное, расставил в другом порядке, а недоразобранный пакет отложил.

— Чем помочь?

— Воды в тазик налей. Есть у тебя тазик? И наделай из бинтов подушечки, вот так… — Артем оторвал длинную ленту, сложил ее много раз, показал Богдану. — А, и под мусор что-нибудь поставь, убираться легче будет.

Богдан с видимым облегчением умчался за мусорным ведром, заодно притащил новую порцию воды — запить таблетку. Артем благодарно улыбнулся.

Рана сочилась яркой жидкой кровью и припухла, но промывание подтвердило диагноз — царапина, хоть и глубокая, но не от пули, на что ясно указывала разодранная штанина. Артем то ли на колышек забора напоролся, то ли на какую-то ветку.

— Началось у нас знакомство с травмы, так и продолжается, — пробормотал Артем, обтирая кожу вокруг раны йодом.

Богдан смотрел на него без улыбки.

— Ты расскажешь, что произошло? Почему ты не хочешь в полицию? Патроны были боевые, в машинах дырки, я видел.

— Значит, пусть полиция ищет стрелка. Без связи со мной.

— Но ты же для них свой! Я понимаю, кто-то вроде меня… Влезешь еще и крайним останешься… Но ты-то!

— Кому свой, а кому и нет. — Артем сгреб все испачканные бинты и пакеты в ведро, вытер руки. Так, с грязной частью покончено, теперь приложить тампоны димексида и забинтовать.

— Ты все так ловко делаешь. Как врач.

— А ты что, никогда не ранился? Я в детстве вечно влипал. Меня собака кусала. А еще я с дерева грохнулся, у меня до сих пор шрам. — Артем задрал на боку майку, показывая шрам под соском. Богдан резко перестал быть похожим на живой труп, сглотнул. — Коленки вообще постоянно… Тут ничего сложного, промыл и наложил димексид.

Наложить-то он наложил, но при попытке забинтовать все свалилось, Артем матюкнулся. Богдан опустился на пол и решительно переложил раненую ногу Артема на свое колено, в глаза посмотрел с вызовом:

— Давай я буду держать.

Артем не мог не улыбнуться. Боится ведь, это видно, но не сдается. В четыре руки дело пошло куда веселее, ногу плотно замотали от голени до колена, Артем, вцепившись в край ванны, поднялся.

— Пошли, ляжешь на диван. — Богдан приобнял его за талию и взял под локоть.

— Надо здесь убрать.

— Я уберу.

— Ты блеванешь! — фыркнул Артем. — И тогда убирать будет гораздо труднее!

— У меня есть зеленые очки. — Богдан мягко, но упорно тащил Артема из ванной. — В них кровь черная.

— Что ж ты их сразу не надел?

— Тебе и так сегодня досталось. Меня в зеленых очках ты мог не пережить. — Богдан усадил Артема на кресло. — Сейчас, погоди, я диван застелю.

— С ума сошел, меня на диван? Я все запачкаю! Надо было пеленок купить непромокаемых...

— Я купил. И вообще молчи, мой диван. — Богдан повернулся к Артему спиной и принялся за дело.

— Я думал, ты эту квартиру снимаешь.

— Все равно не твоя проблема. — Богдан обернулся через плечо. — Прости, но сейчас ты мне не начальник.

Артем примирительно поднял ладони. Конечно, он гость. Видимо, и Богдан об этом подумал, бросил поверх простыни одеяло и снова обернулся.

— Я не спросил, ты, может, есть хочешь? Ты же до дома не дошел, да?

Артем прислушался к себе — нет, деморализованный травмой организм пищей не интересовался, хотя мог бы, с посещения китайского ресторанчика прошло часа четыре.

— Чаю сладкого налей, и хватит.

Рука Богдана коснулась его плеча, прогладила к локтю и исчезла. На кухне зашумел чайник.

— Я не знаю, какой ты любишь, — Богдан поставил на табурет дымящуюся кружку, — налил тебе с чабрецом. Сахара три ложки.

— Я как раз люблю с чабрецом. — И Артем не врал. Сахара он тоже всегда клал три ложки. — А что у тебя там, журналы?

— Ага, старые, про моцики.

— Дай глянуть? Никогда не видел, не моя тема, а ты такой фанат… Интересно.

 — Да я не фанат… — смутился Богдан.

— Нефанаты в интернете картинки смотрят, а не коллекционируют старые журналы. Это прям по-взрослому, солидно.

Богдан порозовел, отвернулся к полке и быстро выдернул несколько журналов.

— Ну вот… Посмотри эти. А я пока пойду уберусь.

Артем посмотрел, конечно, в основном на то, откуда Богдан будет эти журналы вытаскивать. Так и есть, с самой дальней от спрятанного портрета стороны. Журналы он листал, не читая, было о чем подумать и без них.

В ванной шумела вода, чай оказался вкусным, кресло — удобным.

Артем вздохнул и отложил журналы. Как там, интересно, дела у Валентина. С его инициативностью уже и не знаешь, чего ожидать. И следак этот, Зяомко, непременно нос сунет, а тут без него тесно.

Артем, используя табурет как ходунки для старушек, поковылял в ванную. Богдан уже заканчивал, и зеленые очки у него реально были.

— Я думал, ты шутишь, — признался Артем. — Нафига они тебе?

— Да, — Богдан дернул плечом, — кто-то подарил, валялись. Ты чего вскочил?

— Поссать. Эта кружка была третьей. Ну так ты выйдешь или предложишь подержать?

— Точно не грохнешься?

— Не надейся. — Артем пихнул его в бок и проскакал к унитазу, осмотрелся. А Богдан ничего, справляется, осталось только полы отмыть. И в коридоре тоже.

Диван оказался вполне годным, Артем лег с краю, потому что с одной ногой не наползаешься. Богдан закончил уборку, выключил везде свет и залез на свое место через подлокотник, чтобы не потревожить.

 Часть 12 

Лежали молча. Слышно было, как за стенкой плачет ребенок. От влажных волос Богдана пахло шампунем, от него самого — знакомой горечью. Что это, туалетная вода? Не похоже. Свой запах? Слишком странный…

— Давно хочу спросить, Саш, — Артем повернул к Богдану лицо, — чем таким горьким ты пахнешь?

В мутной, обманчивой полутьме он видел, как широко и радостно Богдан улыбнулся. Он перевернулся на спину и начал объяснять.

— Есть такой вид полыни, полынь бледная, давана, у нее желтые цветочки вроде мимозы. У масла этой полыни есть удивительное свойство, оно на разных людях пахнет по-разному: мхом, виски, травой, цветами, манго… А на мне, значит, горько? Всегда было интересно. — Он повернулся. — Теперь моя очередь спрашивать?

Артем кивнул.

— Ладно, давай по очереди.

— Когда тебе впервые пришло в голову, что я — это он? Ты ведь не сейчас догадался.

Артем не стал говорить «потому что знакомиться через конфликт старо как мир», он какое-то время просто смотрел на Богдана. Не боится, ничуть. Зато радуется, кажется, искренне. Он что, хотел, чтобы Артем догадался? Зачем?

 — Было много мелочей. Когда понял, зачем на самом деле твой отец меня нанял, все сложилось.

— Не отец. — Такой жесткости в голосе Богдана Артем еще не слышал.

— Не отец, — легко согласился он.

Богдан улыбнулся, нашел руку Артема, чуть сжал.

— Я знал, что ты догадаешься. — Его глаза блестели в полутьме. — Ты не как все. Ты умный. Самый лучший.

Артем ожидал чего угодно, но не восторга.

— Ты этого хотел?

— Конечно. Ведь теперь я не один.

Артем всматривался в его лицо, пытаясь уловить фальшь, игру, напряжение, но их не было. Человек перед ним был счастлив.

— Расскажи мне, — попросил Артем тихо.

— Ты сейчас устал. — Богдан погладил его по щеке. — Тебе досталось. А история длинная.

— Расскажи, мне интересно.

Богдан улегся поудобнее.

— Ладно. С самого начала?

Артем кивнул.

— Моих настоящих родителей звали Звонниковы Михаил и Лариса, о них я знаю очень мало, со слов бабушки, но она тоже давно умерла. Все умерли. Мама училась с Аркадием Петровичем в одной школе и была очень красивая, он года два за ней гонялся, но так и не получил, она вышла за другого. — Богдан помолчал. — Похоже на романтическую историю, да? Не было там романтики. Он ее преследовал, она не знала, куда от него деться, может, и замуж выскочила, чтобы он отвязался наконец. Только он не отвязался. На какое-то время он уехал в Москву, мутил что-то, а потом вернулся и сразу поднялся, резко, какие-то связи в мэрии, жирные подряды. И вдруг мой отец разбивается на машине. Совпадение, да? Аркадий Петрович тут же снова подкатывает к моей матери, как же, молодая вдова, надо помочь, одна с ребенком. Квартиру ей купил. Вроде бы они даже жили в ней вместе какое-то время… Недолго.

Богдан надолго замолчал, отвернулся.

— От чего умерла твоя мать? — Артем тронул его за плечо.

— Выпала из окна. — Глаза Богдана блестели сухо и зло. — Признали самоубийством. А меня тут же отдали Аркадию Петровичу. У него уже тогда было много полезных знакомых.

— Кирилл рассказал мне версию послаще, — усмехнулся Артем. — Подруга юности погибла в аварии вместе с мужем, мальчик остался сиротой…

Богдан только губы скривил.

— Можешь проверить по датам смерти, кто врет.

— Уже проверил.

Богдан повернулся к нему.

— Знаешь, — сказал он шепотом, — о чем я мечтал всю жизнь? Чтобы хоть раз, хоть кто-то был за меня. Верил мне.

Артем молча нашел его руку.

— Он всегда был позером, — продолжил Богдан, и Артем понимал, о ком он. — Казаться важнее, чем быть. Взять в свой дом сына погибшей подруги красивый жест, и он обожал этим рисоваться. А что происходило на самом деле — кому это интересно?

— Мне.

Богдан невесело усмехнулся.

— И ты этого знать не хочешь, поверь мне. Ужас таких историй в том, что всем удобней не знать. Всем. Ты оказываешься будто за стеклянной стеной.

— Ты хочешь сказать, что Аркадий Петрович…

— Любит мальчиков? Не такая уж это редкость. Просто у него возможностей побольше, чем у прочих. Он может усыновить сына подруги. Может устроить кастинг среди детдомовских. У них, кстати, с этим нет особых проблем, они не понимают, насколько это дико. И я даже благодарен ему за идею с пансионатом! Эти мальчики научили меня на многие вещи смотреть иначе. А главное… За стеклянной стеной я был уже не один. Я иногда думаю… — запнулся, прикусил губу. — Если бы ему не пришла в голову идея пансионата, неизвестно, что бы со мной было.

— Ты давно хотел сбежать?

— Всегда! Но я понимал, что идти некуда, в самом лучшем случае я попаду в детский дом.

— А скорее всего тебя вернут, — кивнул Артем.

— Само собой, мальчик-аутист, кто его послушает? Где ему может быть лучше, чем в прекрасной, уважаемой семье? Они скажут: наверное, поссорился с приемными родителями, выдумывает от обиды, подростковый возраст, такое случается, ерунда. Нет, мне нужно было вырасти, подготовиться и сделать все так, чтобы у него не было ни малейшего шанса дотянуться до меня. Ни малейшего.

— Но ты пришел ко мне. А его люди следят за мной. Меня слушали через телефон! Я совсем недавно узнал.

— Это моя вина. Все, что с тобой случилось, во всем я виноват. Прости. Я думал, они просто будут крутиться поблизости в надежде, что я однажды проколюсь и тогда они меня сцапают. Мне казалось это ужасно смешным, потому что они сами не знают, кого ищут! Я однажды под видом курьера Сальникову пиццу принес, лично вручил, я тебе клянусь! Очень трудно было не заржать в его самодовольную рожу. Я похудел, подкачался, отрастил волосы…

— …сделал пластику, — подсказал Артем.

Богдан неожиданно смутился.

— Я чуть-чуть, только мягкие ткани, кончик носа, скулы…

— С губами я не сразу догадался.

— Я хотел перестать быть Сашей Бойко, стать другим человеком. — Взгляд Богдана метался в поисках понимания. — И еще… понравиться тебе. Мне было важно. Очень! Ты мой человек, я понял это сразу, как только увидел ту статью в журнале. Я помню ее наизусть. Это глупо, я знаю, но с того дня ты стал для меня самым важным человеком. Я не хотел подставлять тебя! Не хотел всего этого! Я просто хотел, чтобы ты узнал обо мне, чтобы я был тебе интересен, и тогда, может… Прости меня. Прости.

— У тебя получилось. Ты стал мне интересен, — медленно произнес Артем. — У меня вообще такой интересной жизни никогда не было.

На улице проехала машина, окатила комнату полосой синеватого света, придавая лицу Богдана нереальную, призрачную красоту.

— Я бы хотел, — шептал он, — чтобы научились сохранять не части момента, а целиком. Фото, видео, тест, звук — это все фрагменты. А представь, если бы можно было взять полный срез реальности — свет, запах, чувства, сквозняк из форточки, вот эту машину… Представляешь? Я бы взял этот момент, сейчас. Это мое настоящее счастье. Моя сбывшаяся мечта.

Он поднес руку Артема к губам и поцеловал.

— Мне очень интересно, никогда так не было. — Артем с улыбкой погладил запястье Богдана большим пальцем. — Я постоянно думал о тебе. Но на один вопрос так и не нашел ответа.

— Теперь ты можешь просто спросить.

— Кем ты стал? Ты отказался быть Сашей Бойко, Сашей Звонниковым тебе стать не дали. Теперь ты Богдан Ковалев, студент третьего курса статистического моделирования. Все ради этого? Это было твоей целью?

— Моей целью был ты, — Богдан нежно убрал Артему волосы со лба. — А ты слишком измучен для второго долгого рассказа. Завтра, хорошо? А сейчас спи. Ты молодец, что позвал меня. Нас теперь двое. Никто не застанет нас врасплох.

Артем закрыл глаза. Пальцы Богдана ласкали его волосы, легко скользили по шее, щекотно обводили уши, снова перебрали пряди. По телу разбегались мурашки и разливалось тепло.

— Спи, — шептал Богдан. — Никто не обидит тебя.

Проснулся Артем в одиночестве. Диван рядом был смят, у его края стояло два стула, на одном электрический чайник, подключенный через удлинитель, и пластиковый контейнер, на втором кружка с ложкой, стакан воды и таблетки. Его мобильный тоже был заботливо поставлен на подзарядку.

Все, что может понадобиться.

Артем поднес к лицу упаковку обезболивающего, самым придирчивым образом ее изучил. Нет, она фабричная, ничего ему не подменили. Просто сон и жрачка всегда были его слабым местом, вот и проспал все на свете, даже не чухнулся. Кстати, о еде.

Морщась, Артем сел. Казалось, что нога совсем не болит? Да это он просто не шевелился. А теперь очень даже чувствуется, что почем. Но вроде не пульсирует — ноет.

— Богдан! — крикнул он на всякий случай, хотя чувствовал, в квартире никого нет. Надеясь, что Богдан не метнулся в лучших романтических традициях за горячими круассанами, Артем медленно встал. Голова не кружилась, это радовало. Кряхтя и ругаясь, как старый дед, добрался до туалета. Здесь все сияло чистотой, а на зеркало «домиком» была насажена записка: «У меня сегодня важный семинар, не могу пропустить. Отдыхай, я буду вечером. Богдан»

Богдан. Данный Богом… Матеря себя, что так глупо попался, все на свете проспав, Артем вывалился из ванной в коридор и увидел на полочке у двери связку ключей, тощенькую, два на одном колечке. Не веря своим глазам, он ткнул одним в замок, потом вторым. Все работало. Тяжело дыша, он дохромал до дивана и сел. Нашел тоже время поддаваться эмоциям… Все идет как надо.

На то, чтобы выпить таблетку, сожрать заботливо упакованные в контейнер сэндвичи и сменить на ноге повязку, ушло почти два часа. Таксист даже глазом не моргнул, когда хромой клиент сунул свой телефон под задницу, а попросил позвонить его. Видать, насмотрелся на всякое. 

Валентин ответил уже на второй гудок.

— Как прошло? — тихо спросил Артем.

— С квартирой няни Леры? Штатно. Полно бабского шмота, парики, с темно-розовым помпоном шапка есть. Хата съемная второй год, у хозяина нареканий никаких. Насобирал волосков, они в пакете подклеены к телефону, да и свалил. Ничего интересного.

— А железки? — Артем внутренне замер. Если Валентин скажет, что обнаружил монеты, вся затея станет слишком рискованной, у этого типчика свои интересы и свое начальство…

— Не. Мелкие они, их искать надо обстоятельно, и незаметно тогда не выйдет. Или крестик, или трусы, знаешь ли.

— Незаметно важнее, — согласился Артем. — Ты спал?

— А ты мне нянька?

— Мне надо, чтобы ты четко соображал. Любая странная ситуация…

— Иди в жопу, — посоветовал Валентин и отключился.

У дверей бизнес-центра Артем накинул таксисту жирные чаевые за понятливость и потащился в свой офис. Его запасной телефон был подсунут Валентином под дверь, как было договорено, и даже заряжен, о чем Артем не просил, но с инициативностью этого битюга уже смирился. Небольшой пакетик с волосами и даже ресницами — о боже! — был подклеен к задней стенке «сяоми». Артем оставил «самсунг» на столе, дохромал до кабинета веселых теток с корейскими салатиками. Сегодня от их двери несло кофе.

— Я ждала твоего звонка, Темочка. — Голос Айзаны был сух и резок. Старую лису не проведешь, усмехнулся Артем, ее можно только отвлечь на время. — Ты цел? Нашли следы крови.

— Ногу поцарапал, ерунда. Я по делу, очень нужен срочный анализ ДНК, волосы. До его результатов ничего не могу точно сказать, но если сойдется — все вам отдам, честное слово.

— Ты обещал так не делать больше.

— И не собирался. Но сейчас очень нужно, товарищ майор.

Айзана Манчин-ооловна долго молчала, и Артем прямо-таки видел, как она буравит стену круглым темным глазами. За дверью, у которой он стоял, стрекотала швейная машинка.

— Привезешь сам? — что-то для себя решив, уточнила Лаврова.

— Не могу. Пришлю кого-нибудь, скажите куда.

— Связь по этому номеру?

— Нет, по моему обычному. — Артем задумался на секунду. — Если будет полное совпадение, бросьте мне на мой номер двести рублей, если частичное — сотню.

Он прямо-таки видел, как Айзана поджимает и без того узкие губы. Артем на ее месте точно бы решил, что говорит с заложником, и уже продумывал бы систему тайной связи, но она только коротко и сухо рассмеялась.

— По-моему, ты очень счастлив, Темочка. Даже если влип в историю.

— Бодрит, — признался он. Нужно хоть в чем-то быть честным.

— Чувствуешь, что живой?

— Да.

Помолчали.

— Береги себя. — Айзана на стала дожидаться его ответа, отключилась. Через пару минут телефон коротко посигналил, пришла смс с адресом.

Артем решительно постучал в дверь и ввалился в ателье.

— Лизок, спасай, у меня жопа.

— Жопа у меня. — Елизавета выплыла из своего закутка, оттопырила и без того заметный зад, обвела пухлой ручкой. — А у тебя недоразумение. Привет, солнц, хочешь пончик?

— Всегда! — Артем допрыгал до кресла, осторожно встроил в него недооцененную часть тела.

— Оппа. — Елизавета нахмурилась, разглядывая его. — Это еще чего? Бандитская пуля?

— Хуже, Лизок. Это я пытался шкаф починить. Теперь чиню ногу!

— Ну ты даешь. Завязывал бы ты с рукоделием.

Артем выудил из протянутой ему коробки последний пончик.

— А кофе нету?

— Тебе еще и кофе! Зоя Пална сейчас придет, может, поделится. Но ты ж не за этим приперся?

— Да мне метнуться надо в одно место, а я с этой ногой заебался уже. Давай я заплачу этой твоей, как ее, молодой, пусть сгоняет?

— Моя молодая уже на полчаса опаздывает. — Елизавета покосилась на часы. — Плати мне, она обойдется. И оставь чего там куда тебе надо.

— Но ты ж не поедешь? — ухмыльнулся Артем, вытирая крошки с подбородка.

— С какой стати? Я на работу вовремя прихожу. А вот молодежь будем учить, будем учить.

— А если девочка твоя посылку в урну сунет?

— Ой, иди отсюда, шерлок, — заржала Елизавета. — Будет он меня учить с людьми работать! Вали-вали. К шкафам только не приближайся, учти, нога у тебя осталась одна!

Артем чмокнул ее в розовую щеку и совету последовал. Нога и в самом деле здорово портила жизнь.

Что ж, все налажено. А раз так, пришло время заняться юношей с показательным именем Иннокентий и вернуть его под материнское крылышко.

Поспать и в самом деле стоило, Валя стиснул и покрутил себе мочку уха, потом вторую, пошарился в кармане. Где его волшебная коробочка? А, вот она. Кинул в рот пару таблеток, запил. Возраст, безжалостная ты сука, раньше хватало одной, теперь даже с двух не пробирает, потому что часами сидеть в душной машине посреди паршивой московской зимы — это по-любому жопа. Ноги затекают, поясница горит, шея хрустит, будто в нее стекла насыпали, крупного такого, кусками. Выйти размяться? Артем у себя в офисе уже полчаса и вряд ли скоро выйдет, куда он попрется с такой ногой. Планчик у него пиздец, конечно, сразу говорил ему, но ведь самый умный. Сальников еще тоже, не дослушав, дал добро и Никита с Сергеичем. Эти двое должны были обнаружить и вести объект, чтобы ему, Вале, не метаться на два фронта, а обычным своим манером таскаться за Артемом. И если все выгорит, как надо пройдет, то в итоге они встретятся. А пока что задача намбер ван не вспугнуть, чтобы все как обычно.

Валя открыл дверь машины, с сомнением глянул вниз. Не зима, а пиздец какой-то. Снег валит, тут же тает, везде грязища и дерьмо собачье. По такой надо в кирзачах ходить, а не в нормальной обуви. Он вышел, быстро стрельнув глазами по сторонам. Все спокойно, народу почти никого.Оно и понятно, зима, рабочий день, дрянная погода. По такой в окна выходить тянет больше, чем в двери.

Валя потопал ногами, разминаясь, сердце отозвалось тяжелым стуком. Надо бы завязывать с этим синтетическим дерьмом, а то ведь здоровье попортить недолго. Он сунул руки в карманы и пошагал к бизнес-центру. Можно для разнообразия внутри посидеть, решил он, оценив обстановку повнимательней. Вот с этого диванчика удобно следить за коридором, где офис Артема, ателье и конторка по производству вывесок и прочей рекламной херни.

Валя расстегнул куртку и с удовольствием опустился на диван. Ух, мягкий какой, быстро не вскочишь. Ничего, со своей ногой Артем его по-любому не перегонит.

Мимо протопала тяжелыми ботинками худющая девушка с ярко-зелеными прядями в волосах, нырнула в коридор, а из него в дверь ателье. Больше в фойе никого не было.

Валя лениво прикинул — раз камера, два, вон там еще две. А где все-таки охрана? Без вахтера у нас никак, где-то обязательно сидит бравый вояка в черной форме размера так сорок четвертого… Заинтересованный, Валя привстал, прошел вглубь. А, да вон же он, у лифтов. Что за идиотская тут планировка, заставить бы умника, который такое настроил, обеспечивать тут охрану. Валя поразглядывал таблички многочисленных организаций, заодно и туалет обнаружил. За две минуты Артем никуда не денется, а целиться в писсуар куда приятней, чем в бутылку, и Валя решительно шагнул внутрь.

Он быстро управился, помыл руки с мылом и за шумом сушилки не услышал шагов. Раскрашенный ярко, как новогодняя игрушка, продолговатый металлический предмет коротко толкнулся ему в шею, Валя крутанулся понять, что происходит, и мир двинулся вместе с ним, поплыл, накренился. Кто-то подхватил его со спины под руки и поволок в кабинку. Валя еще чувствовал, как его сажают на унитаз, но уже не слышал хруст скотча, которым его приматывали к бачку, и не ощутил второй плевок шприц-пистолета в кожу.

Чужие пальцы крепко прижались к его шее, улавливая последние толчки крови в ней, подождали еще немного, переместились с шеи в карман, выудили телефон.

Дверь в кабинку закрылась за тем, кого Валя так и не успел увидеть.

Наступила тишина.

 Часть 13 

— Привет! Я думал, ты валяешься дома и смотришь сериальчики, а тебя нет. Куда умотал? — В голосе Богдана не было возмущения или раздражения, он был всего лишь удивлен. Это так понятно и естественно: оставил в постели почти умирающего, а он слинял.

— Не поверишь, на работу, — проворчал в трубку Артем. — И помощь мне бы не помешала, у нас ребенок пропал, если ты подзабыл. Мама волнуется!

— Иннокентий? — легко подхватил шутку Богдан. — Немедленно выезжаю!

Он примчался за полчаса, раскрасневшийся, с коробкой пиццы, совершенно счастливый.

— Как нога? У тебя нет температуры? — Он трогал Артему лоб, руки, старался выглядеть

озабоченным, но радость била из него фонтаном. — Ничего странного не происходило? Вообще я бы не советовал тебе сюда приезжать, потому что…

— Место! — рявнул Артем. И в удивленно распахнутые глаза пояснил: — Ты меня еще лизни! Как с цепи сорвался… Тут у меня работа и отношения тоже рабочие!

— Понял. — Богдан присмирел, даже отошел на шаг. — Я поставлю чай? А ты пока расскажешь, что у нас с Иннокентием.

— Насколько я вижу, он в Капотне. — Такой расклад Артема больше устроил, он говорил, пока Богдан раздевался и ставил чайник. — А у него там подруга дней суровых проживает, гражданка Иващенко.

— А как ты узнал про подругу? Мама донесла?

— Да я у нее уже был пару раз.

— Так ты его не впервые ищешь? — догадался Богдан. — Ты меня специально подсунул его мамочке!

— Само собой, — рассмеялся Артем. — Должен же ты учиться работать с клиентом. Она отличное учебное пособие: куча эмоций, мало информации, врет о своих целях, зато хорошо платит.

— Врет?

— Конечно. Ей хочется общения, сочувствия и зримых доказательств, что она хорошая мать, посвятила жизнь сыну, а он не ценит. И если все это можно получить от пары симпатичных мальчиков, а не от унылого хмыря, она становится постоянным клиентом.

— Я симпатичный? — стрельнул глазами Богдан, выставляя на стол открытую коробку с пиццей. Артем вопросительно поднял брови: «Опять?» — Просто спросил! Значит, мы едем к этой Иващенко?

— Едем. Там долго и нудно уговариваем Иннокентия вернуться в родной дом, выслушиваем его и гражданку Иващенко, а им есть что сказать об ужасной Наталье Александровне, я тебя уверяю. Везем мальчика к маме, выслушиваем маму… Короче, до вечера не освободимся.

— Не слишком увлекательно.

— Зато хорошо оплачивается. — Артем пожал плечами и вытащил из коробки второй кусок. Пицца отличная, с говядиной и перцем, а главное, без оливок, которые он терпеть не может.

— Не скучаешь по своей прошлой работе? — Богдан свернул свой кусок «лодочкой», чтобы удобней в рот совать.

— Да как сказать… Я здорово от нее устал. Если честно, выдохнул с облегчением, когда группу разогнали.

Богдан замер.

— Тебе больше нравится вот так? С Иннокентием? С собачками? Это же не интересно!

Его искреннее возмущение заставило Артема усмехнуться.

— Зато не грузит. Думаешь, убийства — это весело? У меня для тебя новости: трупы воняют, убитых жалко, сидеть в засаде — просто пиздец, свидетели нихрена не свидетели, к местным ментам спиной не поворачивайся, а убийцы — шваль всякая, пьянчуги, наркоты и шизики. Это не кино! Ничего интересного, никаких ганнибалов лектеров, где у каждого трупа цветочек в жопе, яблочко в зубах и музыкальное сопровождение. Грязная и муторная бытовуха.

— Но ты не ушел.

— Не ушел, — кивнул Артем. — А когда все закончилось, понял, что скучаю.

— Потому что это твое. — Богдан очень серьезно это произнес, даже пиццу положил, чтобы не диссонировала с важностью его сообщения. — Я верю в судьбу. В предназначение.

Артем долго смотрел на него, думая вовсе не о сказанном, а о том, какие чистые и светлые, чуть зеленоватые у него глаза, нежный пушок на скулах, кожа пухлых губ атласная, ни складочки. Совсем юный.

Предназначение, ну да.

— Нам предназначен Иннокентий, — тихо ответил он. — А также гражданка Иващенко. Доедаем, и по коням.

— По каким? Ты же не собираешься за руль? И как твоя нога все-таки? Это рабочие вопросы!

— Пока такси, а там посмотрим, нога ничего, как-то хожу, видишь. Значит, и за руль могу, одной как раз хватит. Ты ведь не водишь?

Богдан помотал головой.

— Я по двухколесным.

— Короче, пока такси, а когда я начну психовать, поедем за машиной. — И, наткнувшись на удивленный взгляд Богдана, пояснил: — Не выношу быть пассажиром. Бесит. И нога дергается.

Богдан расхохотался.

История с Иннокентием несколько затянулась, потому что по известному Артему адресу в девятиэтажке с видом на Москву-реку и дымящие трубы не оказалось ни его, ни гражданки Иващенко, а была только ее мама, которая охотно сдала сладкую парочку, рассказав, что Люда с Кешей отправились обедать в кафе, чем сильно ее обидели — отказались от котлет с картошечкой, им, видите ли, такое не годится, слишком тяжелая пища. Название кафе оскорбленная в лучших чувствах женщина не знала, но уверена была, что оно здесь, в районе, потому что Людочка записана на четыре к врачу, съездить в Марьино и вернуться им не успеть. Вот тут-то Богдан пожалел, что он без двухколесного друга, с его помощью этот захудалый район можно было бы прошерстить за пятнадцать минут. Но нет так нет, и, оставив Артема в ближайшем кафе, он рванул по остальным.

Артем отдышался немного и пополз к стойке бара, попросил у девушки-официантки разрешения поставить телефон на зарядку и оставил его там, где музыка погромче, а с «сяоми» вернулся за столик. Валентин не отвечал, и Артема это здорово нервировало. Когда выходили из офиса, «пыжик» был на стоянке, но здесь, в Капотне, он его не видел. Может, из соображений осторожности Валентин сменил машину? Или Сальников подогнал кого-то на подмену, наверняка он в курсе затеи и санкционировал участие в ней Валентина. Но почему молчит телефон? Гудки идут, трубку не берет. А, вот!

— Алло? — Артем прислушался. — Ты где там?

Тишина. Артем отключился, заказал себе кофе, запил им таблетки. В груди неприятно сосало, музыка буцкала мерзейшая, за окнами снова замельтешил снег, но не легкий и белый, в стекло бились колючие ледяные шарики, отскакивали и тонули в снежной грязи. Хотелось написать Герману, хотя бы просто «Привет». Или спросить, не помнит ли он, на кого ему он, Артем, жаловался? Последний раз на Варчука, до него на сервис, который заставил месяц ждать нужную деталь, а до этого?

Богдан справился за двадцать минут. Артем увидел, как тормозит забрызганная по низу бурым серебристая машина, он выскакивает и машет рукой. Вбежал, помог подняться.

— Телефон возьми со стойки. — Артем возился с замком куртки. — Я на зарядку поставил.

Богдан метнулся, сунул Артему его «самсунг» и потащил к выходу.

— Давай шустренько, суп они уже съели.

Артем вздохнул и полез в душное машинное нутро. Меньше всего ему сейчас хотелось беседовать с Иннокентием.

— Устал? — Богдан погладил Артема по руке. Пришлось оторвать глаза от россыпи рыжих огней за окном.

— Не то чтобы устал… — Артем поболтал в кружке и допил чай. В кафе становилось шумно, вечер пятницы все-таки.— Просто некоторые вещи, когда с ними сталкиваешься, выбивают тебя с накатанной, начинаешь что-то думать такое… Хотеть чего-то непонятного…

— Это все те же некоторые вещи? — догадался Богдан.

— Да, позвонили, в воскресенье похороны.

— Пойдешь?

Артем пожал плечами.

— Мне он не нравился, я его… «Презирал» — слово громкое, конечно, но вроде того. Нет, не пойду. Но настроение все равно в ноль.

— Я бы прокатил тебя снова. — Пальцы Богдана коснулись костяшек руки Артема, прогладили косточки на тыле ладони. — Но на мотоцикл тебе нельзя. Вообще нельзя.

— Поехали я возьму машину, прокатимся?

— Уверен? — Видно было, как Богдану эта идея нравится, но он все же уточнил: — Тебе не будет тяжело?

— Я же не собираюсь бегать. Буду сидеть, болтать с тобой… Меня успокаивает дорога.

— Что такси тебя бесит, я заметил, — рассмеялся Богдан. — Не знал, что такое бывает. Но пешком ты не дойдешь. Вызываю?

Артем кивнул и, пока Богдан занимался подгоном такси, влез в телефон. Что ж, никто полковнику не пишет. Только смс о внесении на счет двухсот рублей. Быстро они, за шесть часов. А, нет, вот еще простыня от Иры, ругается, требует объяснить, что происходит и почему они с Германом и Семкой должны сидеть в каком-то коттедже посреди леса под охраной… Артем посмотрел на время отправки. Валентин, сука! И не только он, тут уж точно без Сальникова не обошлось!

— Нормально все? — спросил Богдан, и Артем в очередной раз поразился его острой, звериной чуткости.

— Сестра на меня ругается, — ухмыльнулся он, засовывая телефон в карман.

— За что?

— Да она всегда ругается. Характер такой.

Такси стояло рядом, доехали за десять минут. Артем подумал, что хорошо бы перевязать ногу, но это значит придется заходить в квартиру с Богданом, быть там не меньше часа… К черту.

— Ключи в квартире. — Он сел на лавку у дома. — Лифта нет, четвертый этаж.

— Я схожу, — согласился Богдан, оглядел пустой темный двор. — Не боишься тут оставаться?

— Дважды в одну воронку не бьет. — Артем посмотрел на машину Германа. — Ее вроде не зацепило.

— Она целая, это я еще вчера проверил. — Богдан подкинул на руке связку ключей и исчез в подъезде.

Мелкая злая крупа продолжала сыпаться с неба. Артем запрокинул голову и смотрел, как она мельтешит под фонарем светлым облачком. Это считается метелью? А двор вытоптали вчера основательно. Подозрительно, что капитан Зяомко до сих пор не позвонил, не вызвал к себе на чаек поохать, пообсужать вопросики. Означать это может только одно… Артем не стал оглядывать двор, даже глаза закрыл. Все это уже не важно.

Завибрировал в кармане телефон. Артем взглянул на экран. Ну конечно, Лаврова. Кажется, он знал, какую информацию она могла посчитать очень срочной и для него необходимой.

— Тема? — Голос Айзаны был тихим-тихим. Умная старая лиса. — У вас там происшествие, ты в курсе?

— Нет. Где «у нас»?

— Твой офис на первом этаже в «Румбе», я не путаю? Там убойный сейчас работает, тело в туалете.

— И Зяомко меня обыскался, наверное?

— Потому и звоню. Мужчина лет тридцати пяти, крупный блондин, без видимых повреждений, но к унитазу сам себя он примотать не мог.

— Интересно, конечно, но дело не мое. — Артем снова закрыл глаза. Крупинки снега кололи кожу. — У меня такого клиента не было.

— Передам капитану.

— Я могу и сам его набрать. Только имя опять забыл. Николай?

— Андрей Николаевич.

— Понял. Спасибо, товарищ майор. — Он убрал телефон в карман.

Хлопнула подъездная дверь, Артем открыл глаза.

— Все нормально? — Богдан сунул ему две связки ключей, от квартиры и от машины.

— У нас в бизнес-центре труп нашли, прикинь. В туалете. — Артем поднялся и побрел к машине.

— Вовремя мы уехали, значит. Повезло нам, не повезло Иннокентию.

— Это точно. — Артем влез в промерзшую машину, поежился. — Как в гробу здесь.

Покинуть Москву вечером пятницы та еще задача даже зимой, так что почти час они крались по Щелковскому: на перекрестке с Монтажной без традиционного ДТП не обошлось. И только когда смогли наконец разогнаться, Артем вздохнул свободней. Дорога его действительно успокаивала. Мерно шикали дворники, дорога постепенно темнела и пустела.

— Ты как? Ничего? — Богдан легко похлопал его по колену, улыбнулся.

— Сейчас отпустит. Ты мне обещал рассказать, зачем все затеял, кем ты хотел стать. Подходящий момент для долгого рассказа.

— На самом деле он не очень-то долгий. Я хотел стать всем. И стал. — Богдан улыбнулся. — Звучит странно? Но такой была моя цель, становиться любым человеком, каким захочу. Любым. Я молод, здоров, у меня есть деньги на первое время. И что мне предлагает жизнь, которую называют нормальной? Я должен выбрать одну женщину, одну работу, одну страну, один город и одну жизнь. Жить ее, жить, пока она не кончится. В конце испытать удовлетворение, что прожил как положено. Но я не хочу! Мне мало одной жизни. Я хочу все! Я хочу мужчин и женщин, жить здесь, там, на другом конце света, сегодня быть студентом, завтра матерью-одиночкой, послезавтра богемным художником, а еще грузчиком в продуктовом магазине, программером на фрилансе и сладким мальчиком для богатых теток. Я хочу все. И могу все. Ты понимаешь?

— Конечно. С Лерой ты все устроил очень круто. С другими наверняка тоже?

— Не сомневайся. — Глаза Богдана сияли весельем. — А он хотел, чтобы я был один и только такой, как ему нужен, папина гордость. Я был, мне легко быть кем угодно! Какое-то время. Но оно кончилось. Все заканчивается, знаешь.

— Нифига. Все не заканчивается. Конечны части, но не целое. Заканчивается одно, начинается другое.

Богдан ткнулся губами ему в висок и засмеялся. Его возбуждение электризовало воздух, заражая и Артема. Зудящее, поджимающее пальцы на ногах, оно было похоже на сексуальное. Но только похоже.

— Ты потрясающий. — Шепот щекотал Артему ухо.

— Ты тоже, — признался Артем. — А лжец вообще фантастический.

— Как и ты. У нас обоих были хорошие учителя. У нас столько общего, Артем. Наши настоящие родители умерли, нас обоих воспитывали отчимы.

То есть о его детстве разнюхал не только капитан Зяомко, подумал Артем. О нем вообще хоть кто-то еще не извещен?

— Думаешь, ты обо мне что-то знаешь? — Он криво усмехнулся. — Ты ничего не знаешь, как и остальные. Никто не знает. Только я.

— Расскажи, — прошептал Богдан. — Пожалуйста. Каким он был? И каким с ним был ты?

Артем поерзал в кресле, устраиваясь удобнее. Что ж, он расскажет. Идеальный момент для долгой истории.

— Я не москвич, ты наверняка это выяснил. Родился и вырос в Красногорске, это примерно жопа мира.

— Сибирь.

— Не перебивай. Городишко мелкий, задрипанный и такой… затерянный во времени. Деревянные дома, причалы, улочки без асфальта… Вряд ли ты такое видел. Конечно же, очень консервативный. Моя мать, однако, ухитрилась от кого-то залететь, не окончив школу, и была бы она бедная, потому что ни мужа, ни работы, ребенок на руках. Ее родители сами еле-еле тянули, мать с инвалидностью. В общем, жопа, и аборт делать поздно, она слишком долго боялась признаться. Этим ребенком был я. Но моей мамке месяца за два до родов неожиданно повезло, просто сказочно. К нам в город приехал новый ветеринар, мужик не очень молодой, замкнутый, но все свободные бабы, конечно, на него нацелились. А он раз — и приходит сватать мою мать. С пузом! Причем они и знакомы толком не были. В общем, выскочила она за него, даже не задумываясь, и всю жизнь считала, что ее бог в темечко поцеловал. Мужик трудолюбивый, не пьющий, правильный до невозможности. Верующий, конечно. — Артем дотянулся до бутылки минералки, отпил. — Приму таблетку, погоди.

Богдан сочувственно погладил его по руке.

— Так вот. Следом родилась Ира, она просто его копия, смуглая, здоровенная. А я на маму похож. Ну и жили мы идеальной семьей. Вот серьезно, идеальной. Прекрасный муж, мама у меня тоже была красотка, готовила как... м-м-м. Они никогда не ссорились. Старший братик, младшая сестричка. Рекламный образец семьи. А потом.... — Артем помолчал. — Мама пропала. Пошла в лес за грибами и не вернулась. Это было дико, потому что лес начинался прямо от заборов, он был совершенно свой, сходить за грибами было как здесь сходить в магазин, запросто, и вдруг… Ее искали, МЧС приезжало. Не нашли.

— Идеальная семья кончилась?

— Да нет, знаешь, мы жили дальше. Отец работал, мы с Иркой учились и так, по хозяйству немного.

— Ты называешь его отцом.

— Да, потому что он им был. Не биологическим, но тем не менее очень хорошим отцом. Учил меня рыбачить, делал кораблики…

— Ты врал про маму-учительницу, — догадался Богдан.

— А ты врал, что не знаешь Гумилева, — огрызнулся Артем. — И вообще не перебивай. Мама была библиотекарем в школе и литературу знала получше некоторых учителей. В общем, так и жили бы себе, но иногда в городе пропадали девочки. Лет тринадцати-четырнадцати, знаешь, когда перелом от детства к юности. Пропадали не часто, без видимой схемы. То две подряд, то долго ни одной. Это теперь я знаю, о чем это говорит...

— О чем?

— О том, что убийцей руководят какие-то внешние обстоятельства, а не его внутренняя потребность убивать. Ее вообще мало кто в себе осознает и признает, хотя есть легенда про форум серийных убийц, где они делятся опытом, как годами промышлять безнаказанно, то есть они занимаются этим совершенно сознательно. Но этой легенде лет десять, а форум никто так и не нашел, значит, вряд ли он существует. Тем не менее трезво осознающие свои наклонности убийцы существуют, хоть и в меньшинстве. А у моего отца был другой случай. Я же говорил, он был очень верующий и правильный. Он часто говорил о душевной чистоте, но я был подростком и уже не особо его слушал — друзья, тусовки, приключения… О том, что убивает девочек мой отец, я узнал почти случайно. Я тем вечером удрал из дома в клуб на дискотеку. Отца не было дома, Ира валялась с простудой и все время спала. В клубе было весело, приезжали из соседнего города, я даже выпил пива тогда. А потом покурить на крыльцо вышел и вижу в стороне, на улочке, машину отца, едет тихонько, будто высматривает кого-то. Я огородами ломанулся домой, испугался, если отец увидит — убьет же, я пил и курил, а мне лет четырнадцать было. Короче, примчался домой, морду вымыл, чеснока пожевал и в кровать. Лежу, изображаю, что сплю, а сердце колотится, уснуть не могу. Лежу-лежу, его нет. Так пролежал часа два. Слышу, приехал, и в баню. Долго там был, потом только домой зашел. А утром стало известно, что пропала девочка, которая вечером была в клубе. И я просто понял. Все сложилось, будто я всегда это знал. Может, и знал… — Артем замолчал, прикусив губу. Заметил это за собой, выпустил. У Богдана научился, что ли?

— Что значит «может, и знал»?

— А что я, по-твоему, делаю в группе Лавровой? — Артем посмотрел Богдану в глаза. — Я был сопливый совсем, пацан, а меня взяли к себе опытные люди, отборные кадры. За какие такие заслуги?

— И какие? — спросил Богдан шепотом.

— Я их чую. Убийц. Не знаю как, не спрашивай, но я очень их понимаю.

— Да, — Богдан дотянулся до его руки на руле, чуть сжал пальцы. — Ты понимаешь.

— Но всем я говорил, что ничего не подозревал, был маленький, узнал все после смерти отца, вместе с остальными. Знаешь, как всплыло? Тетки-соседки пришли перед похоронами дом мыть и нашли трофеи. Он хранил их крестики, заколочки… Это был шок, конечно. Нас с Ирой забрала бабушка, его мать. Я ведь даже не знал, что она существует, думал все, детдом. Бабушка привезла нас в Москву, а здесь никто не слышал про Ивана Богнева, Москву интересует только Москва. Мы доучились, поступили в институты, сменили фамилии. Я дважды, Ира тоже, когда замуж вышла. Не хотели, чтобы кто-то узнал, кому нужна такая биография.

— А твои… коллеги… знают?

— Нет. Не знаю. Я не говорил.

— Что случилось с твоим отцом? — Глаза Богдана казались черными от возбуждения.

— Утонул на рыбалке. — Артем дернул плечом. — Лодка перевернулась. Он был хорошим отцом, вытолкал меня к лодке, я в нее вцепился и с ней постепенно до берега доплыл. А он нет.

— Но вы же могли вдвоем за нее держаться.

— Могли. Но в такие моменты думаешь спинным мозгом. Я вцепился и заработал ногами, а что его нет рядом, понял чуть ли не на берегу.

— Ничего себе история. — Богдан зацепился взглядом за что-то в темноте за окном, повернулся к Артему с улыбкой. — Мы едем туда, куда мне кажется?

— Уже немного осталось, — кивнул Артем.

— Значит, ты знаешь? — Он приблизил лицо, чтобы не упустить ни единого движения ресниц Артема. — Ты знаешь, что это сделал я.

— Ты этого хотел, ведь так?

— И ты знаешь, — голос Богдана подрагивал от волнения, — что я сделал это для тебя?

— Чтобы мне было интересно? — Артем тоже перешел на шепот.

— Мне очень хочется тебя поцеловать, — признался Богдан. Запах проклятой даваны взрывал мозг. — Но мы разобьемся.

Артем улыбнулся и боднул его в висок.

— Но ты мне скажи, умник, а что, если бы дело не взяла наша группа? Мы вообще-то официально не существуем. А, нет, не говори! Ты для того и выбирал в жертвы связанных со мной! Чтобы меня точно зацепило.

Богдан поцеловал его в щеку.

— Видишь, тебе даже говорить не нужно. Как мне было тяжело, когда ты разглагольствовал про Гондлу! Я же с тобой согласен! А когда ты сказал про Красную Шапочку, я чуть не умер! Как такое возможно, мы словно две стороны одной монеты…

Артем левой рукой притянул его к себе за шею, прижался к губам — всегда хотел узнать, каково это, их целовать! Правая нырнула между сиденьями, быстро клацнула замком ремня. Рывок руля, удар ноги, и машину понесло в темноту.

В космос.

Двери не было. Артем со стоном вывалился вбок и отполз от машины. Боли было так много, что он не различал оттенков, не понимал, что у него болит. Во рту кровь. Ничего не видно.

Снег холодный. Это хорошо.

Он пришел в себя снова в этом снегу.

Было очень тихо и очень больно.

Артем приподнялся на руках — на одной, вторая не слушалась. Дорога. Машина. На дороге темная груда.

Нужно ползти.

И он полз.

Тело было теплым. Артем привалился к нему и замер.

Во рту было сухо и горько. Артем пошевелил губами, стало больно. Потом холодно. И мокро.

— Пей.Тихо, тихо.

Артем сглотнул. Вот, теперь лучше. Рядом был кто-то теплый. Он шевелился, и кровать качалась.

— Еще хочешь?

Это Герман.

Артем улыбнулся, повернул голову и уперся в теплое лбом.

— Эй, ты как? Ты меня слышишь?

— Да, — прошептал он.

— Очухался? Ну-ка открывай глаза.

— Боюсь.

— Меня?

— Нет. Тебе я рад. У меня зуба нет.

— Ага, сломал. И руку сломал. И всякое по мелочи.

— Это ничего… — Артем не хотел открывать глаза. Пусть будет так, тепло и пахнет Германом. Курил. Вот же гад, знает, что бесит.

— Еще какое чего. Я б тебя убил вообще. Ты ничего мне не говорил!

— Ты плохой актер… Нельзя было тебе говорить.

— Да у тебя все плохие актеры, я погляжу. Лаврова тоже тебя убить захочет, не сомневайся!

— Так было нужно… Не обижайся. И вообще… идиот…

— Я идиот? — возмутился Герман. — На себя посмотри!

— Не хочу. И обижаться должен я… потому что… ты мне поверил. Идиот.

Герман хмыкнул, пригладил ему волосы.

— Оставь, — попросил Артем. — Руку. Так хорошо.

— Не может быть, чтобы все нельзя было решить иначе.

— Эту фразу мне будут говорить все… Хоть ты помолчи, а?

— Ты мог погибнуть.

— Еще как мог, — скрипуче вмешалась в разговор Айзана. — Шарф у него был с собой. И шприц-пистолет.

Артем совершенно не ожидал, что в комнате есть кто-то еще. Черт, глаза действительно стоило открыть. Тут, может, полный зрительный зал! Но нет, была только Лаврова, и та в дверях. Видимо, сидела снаружи и услышала голоса.

— И монетки. — Айзана села на другой край кровати, но та даже не качнулась, куда Лавровой против Германа. Артем смотрел на нее. Никогда не видел ее в белом халате. И Германа тоже.

— Я знал.

— Знал?

— Чувствовал. Думаю, он догадался о чем-то. И ни за что не простил бы. Я на чем-то прокололся.

— У него был телефон убитого Степанцова, — сообщила Айзана.

— Валентина?

Артем кивнул. Вот, значит, когда он спалился, в капотнинском кафе.

— Ты обещал его нам отдать, — напомнила Айзана. — Мы ехали следом, сам же говорил про Николая Николаевича.

— Это кто? — вмешался Герман.

— Это наружное наблюдение. ЭнЭн.

— Я хотел дотянуть до места преступления. Честно. — Артем посмотрел ей в глаза. — Но понял, что не получится. Не успею.

— Я разговаривала с Сальниковым, Артем, хватит уже держать всех за идиотов. — Лаврова поднялась. — Кстати, просил сообщить, что оплатят твое лечение. Думаю, придут навестить. И наши тоже, конечно. А пока отдыхай.

Артем проводил взглядом ее прямую спину. Герман придвинулся ближе, обнял его поперек груди. Ничего себе кровати стали в больницах делать, вдвоем умещаются.

— Тебе совсем не было его жаль? — спросил Герман тихо.

— Было. Именно поэтому.

— Не понимаю.

— Он бы не дожил до тюрьмы. Но это долгая история… Я расскажу тебе. Потом.

Устал.

И так странно, нет зуба.

Веки сами собой опустились.

Он откроет глаза завтра.

И создаст мир заново.