Дороги

 

 

 

Мы въезжали в Опадищи на закате солнца под торжественную перекличку вечерних петухов.

Кажется, я говорил о том, что на к’ьярдах мы догоним Файра ещё до заката?

Так вот. Гхыровый из меня провидец. Очень гхыровый.

Началось всё с того, что в начале дороги из Зарниц в Опадищи нам повстречалось деревенское стадо. Хорошее такое, голов на пятьдесят. Мы уже было объехали его по широкой дуге, как вдруг пастух, заприметив нас, решил догнать, мотая какой-то тряпкой над головой.

Это оказались добротные, но чуть застиранные мужские порты, и когда парнишка подъехал достаточно близко, то смутился и быстренько засунул их в сумку.

— Милсдарь маг! Милсдарь маг! Мы вас ещё день назад ждали, как же это так? — запыхавшись, затараторил пастушок. — Коровы уж совсем не доятся, сразу ясно, что бабка та глазливая, ведьма опадищенская, всё молоко им свела. Чтоб ей, карге, пусто было! Пока с сынком своим, старостой, не приехала к нам на село — все до одной доились, молока девать было некуда...

— Стоп, — уверенно сказал я, глядя как можно грознее. Если неконтролируемый поток слов не прервать сейчас, так этот мальчишка в своём рассказе мог дойти и до дня основания сего достойного места, именуемого Зарницами.

Мальчишка захлопал глазами, чувствуя, что его губы, слегка сдерживаемые моей магией, не могут больше двигаться и плотно сомкнулись друг с другом.

— Я буду спрашивать, а ты отвечай — кратко, понятно, без лишних подробностей. Хорошо? — пастушок испуганно закивал, руками трогая рот и не понимая, как же так вышло, что он не может больше сказать и слова.

— Ты говоришь, что меня ждали ещё день назад. Как это могло случиться? Я проезжаю мимо случайно по своим делам и совершенно не понимаю, о чём ты говоришь.

Я слегка повёл пальцами под восторженным взглядом Шериона, и пастух затараторил, обрадовавшись вновь обретённой способности трещать без умолку. Пришлось снова напомнить о своей просьбе. Кисть моя сжалась в кулак, и мальчишка снова затих.

— Пожалуйста. Не торопись и говори спокойнее, так я быстрее пойму, в чём дело.

Тот истово закивал головой, издавая мычащие звуки, и я сжалился над ним.

— Милсдарь маг! Так мы этого... Мага староста выписывал — стадо-то хворое подлечить. Чтоб удои вернулись. Даже письмо из Стармина пришло — ждите, мол, приедет скоро ваш спаситель. А мне было поручено смотреть в оба глаза, встречать — у нас тут никто, почитай, и не ездит, только свои да такие, как вы — залётные, которых издалека видать — одёжа-то не деревенская, да и кони — не кони, а беси бескрылые. Нонче рано утром, только выгонял коров, как пронесётся кто-то на рыжей кобыле! Только пыль по дороге поднял до неба...

«Значит, Файр проехал Зарницы утром. Как я и думал... Гнал всю ночь, упрямец! Как он ещё из седла не вывалился от усталости?»

— Значит, маг ещё вчера должен был...

— А разве вы не маг? — прервал меня мальчишка, утирая нос рукавом.

Я устало вздохнул. В целом, если кто-то опаздывал к заказу на сутки, то официально уже не мог предъявлять в Ковен, что «работу из-под носа увёл какой-то проезжий шарлатан». Как и меня правила Ковена магов обязывали не оставлять страждущих магической помощи без оной.

И дырка в бюджете в виде выпотрошенного Файром кошеля давала о себе знать.

Мысленно я посетовал на свою «удачливость» и, тяжело глянув на пастуха, мрачно изрёк:

— Маг я, маг. Показывай своих коров, будем искать, откуда зараза пошла.

Если думаете, что ощупать пятьдесят голов крупного рогатого скота на предмет наведенного знака порчи — тяжёлая задача, скажу вам прямо — ничего подобного. Это вонючая, бодучая, хвостом машущая задача, но никак не тяжёлая. Чего уж тут — знай, осматривай шкуру на предмет художеств, да от рогов особо ретивых уворачивайся.

К слову, пару раз я не успел, и мой зад и правый бок ощутимо побаливали. Пастушок смущённо краснел, сдерживая улыбку, а Шерион — тот просто покатывался со смеху чуть поодаль — вампира людские коровы к себе не подпускали.

Терпел я это недолго. Мухи лезли в лицо, нос забивал едкий запах навоза, смешанный с густым ароматом парного молока, и работать в подобных условиях мне приходилось впервые. Наконец, я вышел из себя и крикнул своему спутнику:

— Что смеёшься, дубина? Сам-то, поди, избалованный маменькой да папенькой, что не знаешь, с какой стороны корову за вымя дёргать сподручнее?

Вампир оборвал смех на высокой ноте, а потом выдал не менее дерзкое:

— А ты будто знаешь, ваше магическое высокоблагородие?

Я ухмыльнулся и начал усиленно думать о способах размножения крупного рогатого скота, чтобы он не смог меня прочитать, это мелкое чудовище.

Шла двадцать седьмая по счёту корова. Я выдохся, но судьба мне улыбнулась. Апатичная, будто полусонная бурёнка стояла передо мной и вяло перекатывала за зубами травяную жвачку. За ухом у неё темнел небольшой, уже чуть размазанный знак порчи. Он был неправильным, кривым, и именно поэтому повлёк за собой болезнь всего стада, а не одной коровы, чьи рекордные удои были кому-то из соседей поперёк горла.

— Спорим, я подою любую корову из этого стада? — я играл на публику из двух мальчишек. Я был жалок, наверное, но уж очень не хотелось упускать возможности полюбоваться на вытягивающееся лицо наследника Догевы.

Вампир, наверное, осмотрел меня скептически. На таком расстоянии не было видно. Я думал о коровах. Он, немного помедлив, согласился:

— Хорошо. Ты покажешь, как доить корову. И если у тебя это получится, я...

— То ты сделаешь внушение вольхиной стервозной кобыле, чтобы она вела себя приличнее, — выпалил я, зная, что светловолосые умеют договариваться с к’ьярдами. Честно, я устал делиться с ней своими и без того скудными припасами только ради того, чтобы она величественно позволяла моему многострадальному заду восседать на её спине. — А ещё — будешь везти сумку с моими вещами до самого Магического форта, — закончил я с условиями сделки.

Шерион, задумавшись, кивнул, а потом, обойдя стадо по краю, издалека ткнул в корову:

— Вон та. У которой рога как два дрына. Будь осторожен, я не хочу лопнуть от смеха тотчас же, поэтому не торопись, — издевался вампир, а пастух, наблюдающий за спектаклем молча, просто смотрел округленными глазами, как я иду к выбранной молодой коровке и, пристраивая сбоку от неё маленькую одолженную табуреточку, присаживаюсь напротив вымени.

Делая вид, что глажу рыжий с белыми пятнами бок, сам незаметно коснулся двух точек — этому приёму меня мама научила давным-давно, когда я ещё пешком под стол ходил.

Теперь бурёнка просто стояла и не двигалась, пока я, властно крикнув у пастушка кружку, виртуозно не надёргал в неё белого парного молока почти до края.

Мальчишка, худощавый, веснушчатый, с внушительной дыркой меж передних зубов, восхищённо наблюдал, как маг доит корову. Сноровисто доит, мастерски. Я был уверен, что он в жизни никогда не видывал ничего более захватывающего. И вряд ли увидит снова, так что отчасти я понимал его.

— Прошу, — протянул я кружку вампиру под нос, подойдя к нему поближе.

Тот скептически принюхался, а потом отвернулся:

— Терпеть не могу парное. Сам пей.

И я, пригубливая ароматный белый напиток богов, только блаженно зажмурился — питаться на ходу, пить из ручьёв, поднимать нежить и догонять всяких обнаглевших воров — да от такой нервной жизни кого угодно на молочко потянет... Тем более — вкус детства.

Я прикрыл глаза и ненадолго окунулся в воспоминания, навеянные каждым новым глотком тёплого парного молока.

В тот год я был самым несчастным ребёнком на свете. Наша деревенька, затерянная в лесах между Стармином и Ясневым градом, находилась вдалеке от основного тракта и никак не значилась на картах для путешественников. У нас никогда ничего не происходило, и вся жизнь крутилась только вокруг того, чтобы вовремя вспахать, засеять, вырастить, сжать и обмолоть хлеба, копаться в огороде и заботиться о животине. Дети, кто уже вырос из возраста мальков, посильно помогали взрослым, поэтому было совсем не странно, что я умел доить корову. На самом деле, это была лишь малая толика из того, что должен уметь делать деревенский ребёнок. И если летом было немного повеселее — были ягоды и рыбалка, и долгие прогулки до реки по темнеющему сумраку до каждой кочки знакомого леса, то зимой вообще наступала тоска смертная.

И именно в такую холодную, жутко ветреную зиму в нашей деревне появился он. На большом чёрном коне, в волчьем полушубке, с обмороженными щеками и инеем, застывшем на бровях и ресницах — постучал в наш дом, потому что тот был крайний. На улице бушевала вьюга, а в избе горел огонь и пахло простой, но вкусной деревенской едой — толчёной картошкой с куском масла да поджаркой на сале и луке. Отец мой пару лет назад погиб на войне людей с вампирами, и мать тянула нас одна, как могла. За столом сидели шестеро — мама, двое старших братьев, я и малышня. Я был ненавистной белой вороной у старших, и они шпыняли меня, как могли. Болезненный и тощий, я бесконтрольно двигал предметы взглядом и не понимал, что со мной происходит. А ночью, когда братья удирали гулять к девчонкам, мы забирались с мелкими на печь, отгораживались от всего мира пологом из коровьей шкуры, и я уступал их детским просьбам — показывал им волшебство: просто небольшие искры, поднимающиеся из моих ладоней тогда, когда я представлял с закрытыми глазами, будто с них вспархивают бабочки.

Верес, как представился путник, был исхудалым и хмурым. Как та туча, что второй день висела над деревенькой и осыпала её снегом. Он отогрелся и искренне поблагодарил за ночлег, поужинал с нами, а потом изрёк:

— А средний-то ваш магом будет, — на что моя мама истово осенила себя знамением-оберегом.

— Окстись, добрый человек, — торопливо сказала она, прижимая мою голову к своему мягкому животу. — Какой из него маг? Так, фокусничает помаленьку, младших развлекает. У нас вот, в паре вёрст церковь есть да дайн в ней служит. «Негоже в пакости всякой отраду сердцу находить, — сказал он, — ибо нет в волшбе душе спасения», — заученно пересказала мама слова нашего священнослужителя, и от души поплевала через плечо.

Я поёжился. Магия жила во мне, билась птицей, просящей отпустить её летать, но вечные насмешки старших и неверие мамы делали своё дело. Я боялся даже пробовать свои силы.

До того времени, как вечером того же дня мужчина, представившийся Вересом, прошептал мне, проходя мимо: «Уговаривай мать, — сказал он. — Если разрешит — возьму тебя с собой в Стармин. Будешь учиться в Школе Магии и волшебствовать, сколько душе угодно. Талантливый мальчишка».

Как же я загорелся этой идеей! Помню, не спал половину ночи и весь следующий день просил мать отпустить меня, говорил, что меня примут в известную на всю Белорию и Волмению Школу Магии, но всё было напрасно. Она мне не верила и не собиралась никуда отпускать. Да и стыд-то какой! Что дайн скажет, как соседи будут смотреть?

Я плакал и ныл, уже понимая всю тщетность твоих усилий. По добру мать меня не отпустит. Поэтому, торопливо, но тепло попрощавшись с младшими, я быстро собрал в сумки пожитки и еду, и вечером ускользнул из дома, пока мать была в хлеву. Верес уже уехал, и мне пришлось догонять его на лыжах, умирая от страха того, что не найду дороги в этой снежной пурге.

Но я нашёл. Поплутав по лесу, выслеживая цепочку почти заметённых следов, всё же нашёл — Верес сидел у костра, покуривая трубку, и вьюга, не дававшая мне даже дышать толком, словно ударялась о невидимую границу в паре шагов от его тела и просто тихо опускалась снежинками на резковатое и невозмутимое лицо.

— Мать отпустила? — скептически фыркнул он, выдыхая густой дым.

Я же не знал, что отвечать. Потому что врать не хотелось, а правда была грустной.

— Угу, — неопределённо пробубнил я.

Он усмехнулся, и с тех пор между нами завязалась странная, но очень тесная и добрая дружба. Поступив в Стармине в школу магии, я быстро нагнал пропущенную программу и чувствовал себя самым счастливым, самым нормальным человеком в обществе таких же, как и я, ребят-магов.

Жизнь только начиналась, и это было здорово.

А на лето я вернулся в родную деревню, чтобы смиренно получить свою порцию хворостины, маминых слёз и объятий. Она радостно приняла непутёвого сына обратно под крыло, но отучить от магии больше не пыталась. Важно говорила перед соседями, что «средний-то мой в самом Стармине магии учится, да один из лучших учеников!», а в церкви, когда дайн начинал в конце службы снова на магию напраслину гнать, она тихо вставала и уходила. И я очень сильно ей гордился — и так же сильно скучал, когда уезжал. Осенью я всегда возвращался в Школу.

Я допил молоко и улыбнулся. В пряных травах луга стрекотали кузнечики, ласточки чёрными стрелами рассекали ясное небо, и солнце уже нещадно пекло. Хорош всё-таки в Белории червень!

Я отвёл порченую корову от стада и сказал Шериону быть рядом — смотреть.

— Никогда не берись рисовать знаки, если не уверен в правильности и точности их исполнения. Это чревато различными проблемами, от не слишком значительных, как неудои у всего стада, так и страшными. В Школе мы разбирали историю, как одна недоученная в магии ревнивица назвала чёрный мор на целую деревню вместо того, чтобы просто отбить желание ходить по бабам у своего мужа. Знаки и пентаграммы — это очень серьёзно.

Шерион кивнул, внимательно слушая. Я снова быстро ткнул бурёнку в нужных точках, и её взгляд слегка остекленел, она уже не реагировала на присутствие вампира так враждебно.

— Подойди сюда и смотри. Да не бойся, не боднёт она тебя, я её успокоил, — Шерион опасливо приблизился и стал разглядывать полустёршийся знак. Круг, рассечённый на две половины, и в каждой из них по чёрной руне — потеря, болезнь. Только выполнены они были криво, и самое важное — круг не оказался замкнут до конца. В этом и была главная ошибка. Сглаз вырвался и распространился на всё стадо, а виновата в этом была всего одна корова да чья-то зависть.

— Чтобы свести знак, надо найти, откуда он начинался. И вырисовать его в обратном направлении. Речевая формула универсальная, так что лучше запомни её сразу — пригодится.

Я быстро зачитал ему заунывные строчки, и уже на третий раз мальчишка повторил их без ошибок.

— А теперь то, что посложнее. Прикрой глаза и почувствуй, как магия струится через твоё тело. Представь, что она сосредоточена в глазах, руках, в кончике каждого пальца. А потом посмотри на знак.

— Ох ты! — восторженно выдохнул Шерион. — Он светится!

Я улыбнулся. Он был очень талантлив, этот единственный в своём роде вампир с магическими отклонениями. Лично у меня впервые получилось перейти на магическое зрение только неделю спустя первой попытки, не раньше. Вольха тогда смеялась надо мной, потому что простые вещи из практической общей магии представляли для меня много больше трудностей, чем сложнейшие заклятия из раздела управления мёртвой материей. Я от природы был некромантом, а не стихийником, и это сказывалось во всём. Но тогда об этом ещё никто и не догадывался.

— Видишь, откуда он начинался? — спросил я. — Это место должно гореть ярче остальных, а к концу линии должны становиться всё тусклее.

— Да! Вот, — и он было потянулся пальцем, но я остановил его руку.

— Сначала защитное заклинание. Не хватало ещё всякой погани без него касаться. Запоминай, мелочь, это как надеть рукавицы перед грязной работой: прочёл — магичь дальше. А без него — ни-ни.

Мы зачитали его вместе, и Шерион сам провёл обряд снятия порчи под моим чутким руководством. Выведя пальцем знак в обратном направлении под заунывное пение заклинания, он отошёл на шаг и сморгнул. Я улыбнулся. Порчи не было, и корова скоро поправится, вернув своё молоко. А за ней — и всё остальное стадо.

— Получилось? — неверяще спросил Шерион, удивлённо хлопая ресницами.

— Да. Ты хороший ученик, — я потрепал его по плечу и пошёл в сторону пастушка за нашим гонораром. — Повторяй выученные заклятия по несколько раз в день, чтобы они вспоминались потом сами собой. Раз увязался за мной, будешь моим учеником.

Я шёл и не видел, как Шерион счастливо улыбается за спиной.

Гонораром нам полагались пять золотых кладней, круг сыра и кринка творога со сметаной, которую мы умяли прямо тут, все вместе, сидя в высоких душистых травах и запивая молоком. Между прочим, творог непонятным мне образом неплохо восстанавливал магический резерв. Поэтому Шерион уплетал за двоих.

Спустя некоторое время и бесконечное количество дорожной пыли, которой мы надышались, пока ехали по раскалённой дороге, мы прибыли в Опадищи под нестройную вечернюю перекличку петухов...

Всё вокруг уныло убеждало нас в правильности названия этого селения.

Неопрятные, покосившиеся домишки, кое-где упавшие прямо на дорогу плетни с нанизанными разбитыми горшками на них, вяло повесившие головы подсолнухи и сонные, исполненные вселенской тоски собаки, лениво жарящиеся на солнце. Даже сеновал, запримеченный мной на краю деревни, выглядел так, словно выдержал налёт перебравшего браги дракона.

Редкие люди на улице также выглядели уныло. Смотрели так подозрительно и недобро, что я, недавно мечтавший об отдыхе, горячем кулеше и чашке дымящегося травяного отвара, неудержимо захотел объехать это место за версту. Мало ли историй о пропавших магах, ненароком заехавших в воинственно настроенное к волшбе поселение.

Но то, что рядом со мной был попутчик, а заодно и свидетель, а также чувство того, что Файр совсем недавно был тут, подстегнуло мою храбрость. Я распрямил сутулые плечи и придал спине гордый осанистый вид. Не знаю, насколько хорошо получилось, но Шерион одобрительно хмыкнул.

Навстречу нам шёл плюгавенькиий мужичок в потрёпанных холщовых штанах и серой застиранной рубахе. Я, было, примерился объехать его, как он вдруг смело загородил дорогу Смолке, заставив кобылу резко затормозить и щёлкнуть внушительными клыками прямо у его носа.

— Ох ты ж, бесова коняга! — мужик осенил себя пятернёй и поднял на меня заплывшие глазки неопределённого цвета. — Здравы будьте, гости дорогие, добро пожаловать в Опадищи, чувствуйте себя, как дома, — загнусавил он, искоса поглядывая на мою бляху выпускника Школы. От стара до млада в любой захолустной деревушке каждый знал, как выглядит отличительный знак дипломированного мага. Разница была лишь в том, что в одних деревнях магу выносили хлеб-соль, а в других — остро отёсанные колья.

«Вот спасибо, лучше уж вы к нам», — подумал я с опаской насчёт предложения быть тут как дома. Но вслух сказал лишь:

— И вам не хворать, уважаемый. Чем обязаны чести?

— Так эдоть... Я, значится, староста тутошний. Меня Митрофаном звать, а вон и хата моя, на площади, справа.

Площадью он именовал располосованный колеями от тележных колёс единственный перекрёсток. Дом старосты был такой же — ничем не примечательный, старый, и не понятно было, на чём он вообще держится. Казалось, пни по нему ногой — и он сложится внутрь, как карточный шалаш.

— Очень приятно. Можете звать меня... — я задумался, потому что моё имя было странным и даже труднопроизносимым для обычного селянина. Мать рассказывала, что назвать меня Дажием была идея отца. В честь одного заблудшего барда-менестреля, у которого волею судьбы пала лошадь где-то неподалёку нашей деревеньки, и он целую зиму пробыл в Кукованах, пока весной не уехал с проезжавшим мимо торговым обозом. «Но-но, — заявлял тот потешающимся над его именем селянам, — это сценический п-псевдоним, прошу относиться к нему с уважением!» Однако, пел он хорошо, как рассказывала мама. Так хорошо, что меня удостоили сомнительной чести носить его имя.

— Крысоловом, — вдруг выдал Шерион, заставляя меня резко обернуться на него и удивлённо моргнуть. — Этого господина мага зовут Крысолов.

— Милсдарь Крысолов, прошу откушать с нашего стола, отдохнуть с дороги, — залебезил староста, и я, до сих пор не вернувший себе дар речи, направил Смолку плестись в сторону его дома.

— Что это было? — шёпотом спросил я Шериона чуть погодя, осознав, что у меня появилось прозвище. Неплохое, надо сказать, но всё же весьма специфическое. Хотя, к чёрту, что уж там. Мне оно нравилось.

Вампир нагловато улыбнулся и ответил:

— Тебе оно подходит, Дажий. Имя Крысолов достойно летописей, поверь мне.

Я прикрыл глаза и вздохнул. Опять издевается. Но подходит — так подходит. Крысолов, значит...

— А вот и моя усадьба, спешивайтесь, заходите, коням сейчас воды принесу напиться, а вас мать в доме приветит — вон уж, в окно машет.

«Усадьба» приводила в уныние, машущая же из окна старуха напоминала героиню страшных детских сказок Ягу-бабу, и я еле поборол малодушное желание развернуться на лошади и скакать отсюда во весь опор.

Стараясь слезть со Смолки максимально достойно, я спросил старосту:

— А чего у вас люди такие смурные, ходят, как воды в рот набрали? Случилось что?

— Так эдоть... Мор же у нас был лет пять назад. А помощи из столицы так и не дождались. Больно много народа он выкосил, оттого у нас и кладбище за селом больше, чем само село. Только начинаем подниматься да в порядок всё приводить, да всё никак не получается — напасть за напастью...

Мы с Шерионом привязали к’ьярдов к плетню, осознавая, что эта мера — скорее видимость. Смолка уже заинтересованно косила на куст репья слева от ворот, и длины поводьев точно не хватало, чтобы ей туда дотянуться. Но её это явно не остановит.

Заранее пожалев старостин плетень, я пошёл за Шерионом к дому.

— Что за напасти? — просто ради вежливости спросил я.

— Так это... повадилось какое-то страховидло по ночам людей пугать. Ходит, коготочками по ставням скребёт, кошек да собак ловит и жрёт прям целиком, редко когда косточки остаются.

«Коготочками, говоришь?» — подумал я, заметив свежие, глубиной в полпальца полосы на косяке у двери, так высоко, что это «страховидло» должно быть не меньше меня ростом. Неужели гуль?

— Мага приглашали из Стармина? Говорили, что у вас тут происходит? — спросил я серьёзно. Если гуль был свежий, то он только набирался сил, поедая собак. И уже скоро их станет достаточно, чтобы перейти на людей.

— Так а чего-туть происходит? Ставенки закрываем на ночь да на засов двери закладываем. А что ходит кто — так мало ли? Может, зверьё какое.

Шерион дёрнул меня за рукав. Я только кивнул в ответ — мне самому было понятно, что староста врёт. Гуль мучает их уже долго, оттого и люди все, как на иголках. Когда ночью в твою покосившуюся избу скребётся вставший мертвяк, отрастивший себе зубы-иглы и острые, в палец длиной, когти, сон отчего-то не идёт. И наутро не то что света белого невзлюбишь после подобной ночи, так и вообще жить не захочется, зная, что назавтра всё повторится.

Я вздохнул. Село бедное, экономят на всём, чём только можно. Мага им не потянуть, а гуль, закончив тут, раздвоится и пойдёт на более зажиточную Зарницу или, чего хуже, в сторону тысячного Витяга. И тогда уже простыми байками о лесном зверье будет не отделаться.

— Значит, так. Напишете мне бумагу в адрес королевской канцелярии, что ваше село еженощно атакует нежить. Что вы послали запрос в Ковен, но помощь нужна уже сейчас, поэтому работать приезжему магу пришлось в долг. Сумму поставите в двадцать кладней и распишетесь.

Я не собирался работать бесплатно. Но и брать денег тут было не с кого. А с подобной бумажкой существовал небольшой шанс того, что Старминская королевская канцелярия оплатит хотя бы половину запрошенной суммы. Попытка — не пытка.

Мужичок смотрел смущённо и переминался с ноги на ногу, комкая в руках картуз. Я глядел на него вопросительно.

— Так эдоть... Грамоте-то мы не обучены. Вот жена моя покойная, Ветка, та и читать, и писать умела... Да померла в первый год мора...

Я торопливо сел за стол, вытащил из сумки листы с магистерской, потянул с конца чистый, взял перо и принялся строчить. Терпеть не мог касаться людского горя. Не от того, что был жестоким или холодным к чужим несчастьям — как раз наоборот. Сторонние беды так сильно и остро задевали меня, что руки начинали трястись, а разум — туманиться яростью. Мне хотелось вернуться в Стармин, направиться прямо в резиденцию короля, где за три года делали уже пятый, по счёту, ремонт — Власу Третьему никак не хватало роскоши, ему казалось, что дворец выглядит неподобающе серо для столицы Белории, — и раскатать её по камушкам. Потом обменять в первой попавшейся гномьей лавке обломки позолоты на монеты и вернуться сюда, грозно взяв слово со старосты, что он кинет все эти средства и силы на то, чтобы село снова зажило и зацвело садами, пёстрыми боками большого коровьего стада, цветными черепичными крышами и разлетающимися девичьими сарафанами.

И видит Двуликий, я не оставлю это просто так.

Написав бумагу и заручившись закорючкой в качестве подписи, я аккуратно убрал её в сумку, засунув куда-то в середину магистерской.

Затем мы плотно поели простой, но горячей и жидкой перловой похлёбки на требухе, и завалились спать на сеновале рядом с домом.

Времени на отдых было ровно до полуночи, потому что ночью спать нам уже не придётся, в этом я был уверен совершенно.

— Сегодня будем охотиться? — шёпотом спросил у меня Шерион, растянувшийся рядом на сеновале.

— Я бы сказал — работать. Гули очень опасные существа, когда вступают в полную силу. Поэтому я надеюсь только на то, что наши клиенты ещё не настолько сильны. Иначе нам придётся несладко.

— Гули? — заинтересованно переспросил Шерион, переворачиваясь на бок, шелестя соломой. Какой же он ещё мальчишка порой.

— Вид нежити. Что-то нарушается в подземных магических потоках, и если рядом есть достаточно свежий труп, он превращается в опасного усовершенствованного мертвяка. Гули питаются мясом и кровью, чтобы поддерживать своё существование, поэтому метод борьбы с ними только один — отделять голову от тела, а затем сжигать. Пепел собрать в кучу и развеять по ветру, хотя это на самом деле необязательно, — нудно цитировал я заученный в своё время намертво материал из Энциклопедии Чудищ живых и неживых, периодически позёвывая. На село опускалась ночь, и если я хотел быть в состоянии работать, срочно требовалось поспать.

— Значит, будет весело, — довольно подвёл итог вампир, и, ещё немного поворочавшись, мерно засопел.

 

 

 

— Шерион, пора, — ткнул я его в бок после трёх или четырех часов отдыха. Нужное для работы время мягко толкнулось в моё сонное сознание — я был некромантом и всегда чутко ощущал, когда наступал тонкий переломный момент в смене дня и ночи, так любимый всей нежитью. Момент, облегчающий её не-жизнь и питающий силами. Хорошо, что не было полнолуния, иначе я не решился бы идти на гуля в таком составе и без разведки.

До кладбища мы добрались в удручающей тишине. Все ставни на покосившихся окнах были глухо закрыты, а на улице — ни души. Даже брехливые обычно собаки прятались в будках и под крылечками, памятуя о незавидной судьбе своих собратьев.

— И что теперь? — бодро спросил Шерион, примеряясь к весу своего небольшого гворда, сделанного точно под его размеры. Оружие, выглядевшее сейчас как небольшое игрушечное копьё с очень длинным наконечником, похожим на лезвие тонкого меча, на самом деле было смертоносным. Его сталь, встречаясь с сопротивлением плоти, раскрывалась внутри от действия пружины на три лепестка, превращая внутренности в сложносоставную требуху фарша. Вампиры чрезвычайно живучи, и оружие это было придумано их мастерами с учётом этого факта. Ни один человек после встречи с гвордом во время войны с вампирами не выжил.

Я не знал, насколько Шерион хорошо им владеет. Но в противниках у нас был хоть быстрый и опасный, но всё же безмозглый гуль, а не гвордщик-вампир. Поэтому, глядя на любопытство и уверенное обращение со своим оружием мальчика, решил довериться ему.

— Ты отсекаешь ему башку, или просто крошишь помельче, а я поджигаю пульсаром. И не зевай — гули очень быстро регенерируют.

Мы обходили могилку за могилкой, пока я, ведомый своим некромантским чутьём, не нашёл разрытый холмик, уже начавший ворочаться — гуль просыпался и откапывался.

Честно, я много чего успел повидать за свою жизнь, но каждый раз, наблюдая копошение полусгнившей плоти в чёрной земле, замирал ненадолго от предвкушения и лёгкого первобытного ужаса — мёртвое, ставшее живым, переродившееся непонятно для чего, материя, изменившая качество и утратившая смысл. Меня поражала некромантия и то, как она работала. Она была противоестественна природе — ведь всё на свете стремится к жизни и солнцу. И тут же совершенно логично подтверждала эту аксиому — у мёртвых тоже было право стремиться к хоть какому-то, но подобию существования. А некромант стоял на этой границе в качестве беспристрастного судьи, решая, чьим надеждам на подобие жизни суждено сбыться, а чьим — нет.

— Стой, — резко прошипел я, предупреждая замах гворда над головой откопавшегося наполовину гуля. — Дождись, чтобы вылез полностью. Иначе не сгорит, как следует.

Шерион кивнул, а я продолжил рассматривать тело девушки в ошмётках старого платья. Трупу было не меньше полугода, прежде чем он превратился в нежить. Это было странно. Обычно аномалии выбирали более молодое, свежее тело. Хотя, возможно, это было самое свежее из того, что тут захоронено. Волосы гуля съехали набок по черепу, обнажая кости в нескольких местах, вонь стояла такая, что начало першить в горле, но мне было не привыкать. А вот лицо Шериона, и без того восково-белое, побледнело ещё больше. Не привык к подобным ароматам, а что поделаешь?

Когти гуля достигли внушительного размера в половину пальца, но всё же не они заставляли ноги прирастать к земле, завидев подобную жуть. Страхолюдина выкопалась и обернулась, скаля на нас разверстую пасть с частыми, длинными иглами нечеловеческих зубов. Слепые глазницы и кости носа, виднеющиеся под свёрнутой полуистлевшей плотью, произвели впечатление даже на меня. Шерион тоже растерялся, не ожидая увидеть такую красоту и чуть не упуская подходящий момент.

— Ты жениться на ней собрался, что ли? — заорал я на него, видя, что гуль готовится напасть. Ещё секунда, и… — Руби!

И Шерион, мгновенно повинуясь, со свистом снёс нежити голову — гворды были очень остры.

Я тут же выпустил в ещё стоящее на ногах тело пульсар, и оно занялось, как огромный факел, разгоняя чернильную темноту ночи. Потом залепил ещё один в валяющуюся неподалёку голову с клацающей челюстью. Волосы вспыхнули, разгорелся ещё один костерок, в воздухе невыносимо завоняло палёной гниющей плотью.

Я зажал нос рукавом, как вдруг услышал сзади недовольное ворчание.

Мы ошиблись. Староста обманул, или же сам не знал всей правды.

Гуль не был единственным. В нестройном ряду, с каким-то тупым интересом обратив к нам жуткие безглазые морды с оскалами игл-зубов, стояло ещё несколько мертвяков. Семь или шесть, я не успел посчитать, потому что ближайший вдруг прыгнул в сторону Шериона, сшибая его с ног, и я, кажется, на мгновение обледенел от ужаса.

Но вампир, сноровисто перекатившись на бок, вонзил гворд в грудную клетку нежити, и та буквально разорвалась напополам, осыпая мальчишку ошмётками и крошевом костей. Шерион закашлялся, а я, возвращая своему телу подвижность, наконец пришёл в себя:

— Вставай! Быстро вставай и в сторону! — я кинул огонь в корчащуюся кучу из бывшего гуля, как вампир рядом заверещал.

— Дажий! Осторожнее!

Нежить ломанулась к нам всем составом. Я припустил от мертвяков — на новый огненный пульсар нужно было накопить сил, но бесполезно было просить гулей подождать. Шерион бежал рядом, перепрыгивая через невысокие могильные камни и даже не пытаясь оглядываться.

Хороший мальчик.

Вид даже одного преследующего тебя гуля воодушевит кого угодно. А их было несколько. Кстати, сколько же?

Я, не останавливаясь, кинул мимолётный взгляд за одно плечо, а потом за другое. Три и два… Что ж, лучше, чем мне сначала показалось. Сил должно хватить.

Я стал забирать вправо, чтобы твари сзади распределились равномерным полукольцом. Гули были быстрее, и убежать от них не смог бы никто. Но мы и не планировали — мне просто нужно было время.

Я поймал бегущего Шериона за рукав, мысленно спрашивая, готов ли он. Мальчишка серьёзно кивнул, и я, резко разворачивая его лицом к тварям, сам по инерции пробежал ещё с десяток шагов.

Юный вампир превратился в мельницу. Нежить прыгнула на него почти одновременно, но он был быстрее. Аметистовые глаза неистово светились, и мне могло показаться, но сейчас я ясно видел перед собой красивого, стройного парня с серебристыми волосами, раскрутившего свой гворд на манер живого щита так быстро, что к нему не подлетела бы и муха.

Началась мясорубка. Мертвяки рассыпались на части ещё в прыжке, а Шерион, текуче меняя положение тела, делал быстрые, резкие выпады, не давая подобраться к себе с другой стороны. Наконец, он распотрошил последнего гуля и отпрыгнул в сторону от копошащейся, пытающейся вновь собраться воедино, кучи.

Я, собравшись с духом, ухнул в неё самый мощный, на какие только был способен сейчас, огненный шар, опустошая свой резерв сразу больше чем наполовину. Огонь взвился, казалось, до небес. Но меня это не пугало. Сгустившаяся было тьма расступилась, и я счастливо смотрел на этот костёр.

Всё кончено. Слава Двуликому, всё было кончено. Я не хотел думать, что было бы со мной, сунься я сюда без помощи, в одиночку. Меня тошнило от сильного выброса магии, вокруг нестерпимо воняло палёной плотью, я был весь забрызган ошмётками мертвых истлевших тел и перемазан в земле. Как же это было прекрасно!

Шерион, подошедший сзади, обнял за плечо и крепко сжал пальцы.

— Мы справились, Дажий, — сказал он, улыбаясь. — Это было… Чёрт, это было весело! — и я расхохотался. Всё напряжение выходило из меня вместе со смехом. Кто кого должен был успокаивать ещё? А вышло так, что я совершенно не был против этой дружеской поддержки. Стоило признаться, мой напарник был хорош.

Оставшуюся часть ночи мы провели, приводя место побоища в порядок. Раскидали пепел, заровняли разрытые могилы. А ещё я совершенно случайно наткнулся в заброшенной части кладбища на очень странную, вырезанную на деревянном щите, пентаграмму. Она была присыпана скошенной травой, и если бы я не запнулся об этот щит, так и прошёл бы мимо. В центре ещё угадывалось потёки давно свернувшейся крови.

Я серьёзно задумался. Гули не были порождением природной аномалии. Кому-то эти несчастные Опадищи встали поперёк горла, и сейчас я слегка нервно думал о том, как бы не вышло, что теперь и я попал в то же неприятное положение.

Разорвав чужую пентаграмму, я сжёг деревянный щит. Гули больше не побеспокоят это поселение.

О дальнейших проблемах я решил подумать по мере их поступления. А сейчас я мечтал только об одном — об огромной бочке горячей воды, чтобы отмыться, и о поросёнке, зажаренном целиком — чтобы наесться до отвала и восполнить свои силы. А потом я бы проспал сутки, предварительно как следует объездив своего улепётывающего вора. Мечты, мечты...

Вонючие, уставшие, грязные и злые от голода, мы тряслись на к’ьярдах, направляясь в сторону трактира при Магическом форте. Я узнал о нём когда-то ещё от Вереса и был совершенно уверен, что Файр тоже находится там. Поэтому, не внимая мольбам Шериона остаться в Опадищах до утра и хотя бы выспаться, заставил его сесть на Пепла и молча двигаться за мной. Сейчас я мечтал о горячей воде, хорошем сервисе и вкусной пище. В нашем кошеле звенели пять зарницких золотых кладней, и это были неплохие деньги по местным меркам.

Я не мог больше ждать. Сегодня я собирался прижать вора к стене. Мы с Шерионом хорошо поработали и заслужили небольшой отдых. Пора было начертить все палочки над руной «зю».

Проспав остаток вечера и всю ночь, Файр был единственным посетителем первого этажа трактира-гостиницы, уютно расположившейся за каменными стенами Магического форта в предместьях Витяга. Он совсем не чувствовал себя отдохнувшим, хотя спать ему больше не хотелось.

Солнце только-только выплывало из-за горизонта, было очень рано, и хозяин, полноватый лысеющий мужчина с шикарными усами, уже снова клевал носом с пивной кружкой в одной руке и полотенцем — в другой.

Файр чувствовал себя разбитым, и сердце его определённо было не на месте. Под рёбрами невыносимо ныло, и он уже было задумался, не болен ли он. Его главная цель приближалась с каждым днём, и он должен был успеть пройти тоннелем через кряжистый горный Элгар и достичь порта к назначенному сроку.

Но даже осознание этого факта не приносило ему радости.

Он сидел и отрешённо наблюдал за паром, вихрящимся над кружкой с бодрящим напитком. Честно, вкус его был таким, что больше хотелось плакать, чем радоваться, но выбирать было не из чего.

Вдруг дверь трактира резко открылась, ударив в противоположную стену, заставляя совсем уснувшего хозяина за стойкой подскочить.

На пороге стоял Дажий. На нём лица не было, и выглядел он ужасно. Его дорожный костюм был заляпан землёй и ещё чем-то непонятным, но тошнотворный сладковатый запах чувствовался даже на расстоянии. За ним внутрь зашёл мальчик. Стройный, красивый, с непередаваемого цвета глазами, он выглядел немногим лучше — грязные волосы сосульками свисали на лицо, а одежда была перепачкана ещё сильнее, чем у Дажия.

Файр ожидал от себя чего угодно, он прокручивал эту встречу в голове столько раз, что его уже начинало тошнить от одной мысли об этом. Он предвкушал панику, страх, он думал, что снова сбежит.

Но Дажий увидел его и вымученно-устало улыбнулся. И Файр не смог сдержать уголки своих губ, поползшие вверх от этой тёплой улыбки.

Ноющее ощущение внутри неожиданно взорвалось целым каскадом радостных, тёплых брызг, раскрутилось бешеной лентой, хлестнув по всем чувствам, и затем вновь уютно свернулось под рёбрами, больше не доставляя беспокойства.

Маг неторопливо пошёл к нему вдоль стойки и, не стесняясь, навалился сзади всем весом своего тела, обхватывая за плечи, чуть не макая свои грязные патлы в кружку с «бодрящим» напитком.

В воздухе явно засмердело мертвечиной.

— Выгра маарта*, — нежно выдохнул Дажий в его ухо, и все внутренности Файра счастливо сжались в маленький комочек от этого тёплого дыхания, а потом, словно обессиливая, жаром стекли вниз живота, заставляя чувствовать головокружение от тяжести навалившегося тела и несравненного запаха, что оно источало.

 

 

— От маарты слышу, — прошептал он, боясь пошевелиться. — Что-то ты долго… Думал, не дождусь.

— Возникли непредвиденные трудности, — Дажий бесстыдно прикусил его ухо и немного пожевал, заставляя резко вздрогнуть и сжать колени, надеясь унять свистопляску чувств.

— Что, сначала вырезал деревню, когда они отказались выдать тайну, где клад зарыт, а затем полночи закапывал трупы? — ехидно поинтересовался Файр, пытаясь сохранить остатки быстро утекающего самообладания. Запах горелой мертвечины кружил голову похлеще дриадских духов, а тёплые губы мага, никак не отстающие от его уха, заставляли желать только одного — развернуться и вцепиться в них своим ртом, воплощая, наконец, свои отравляющие сон фантазии.

Маг сипло расхохотался.

— Почти в точку, Фай. Я так устал… Но на тебя у меня определённо хватит сил, — он понизил голос, делая его похожим на кошачье урчание.

Файр залился горячим смущением, оно всё прибывало, пока не ткнулось в макушку изнутри. Он явно был красный, как варёный рак, но надеялся, что Дажий не заметит этого.

— От тебя воняет, — упрямо сказал он, сжимая под столешницей кулаки и держа колени крепко сдвинутыми.

— Ох… — вздохнул маг, — я знаю. Милейший, пару комнат и бочку тёплой воды. И плотный завтрак, желательно с несколькими отбивными, не слишком сильно прожаренными.

— Свободных комнат нет, — безразлично сказал трактирщик, делая вид, что старательно вытирает кружку. Стоило воздать ему должное. Видимо, близость Магического Форта накладывала отпечаток на посетителей, и вид новых постояльцев ничуть его не удивил. Как и произошедший диалог. Но природное любопытство жило у трактирщиков в крови, потому хозяин исподтишка наблюдал и ловил каждое оброненное слово. — Последнюю, под тринадцатым номером, снял этот молодой человек.

Взгляды мага и его спутника скрестились на Файре, отчего тот зябко поёжился.

— Тогда бочку горячей воды в его комнату, — беззастенчиво сказал Дажий. — А еду подайте здесь через полчаса, и чтобы всё по высшему разряду, — он позвенел увесистым кошелём с монетами. — Я хочу вкусно поесть свежеприготовленное мясо, а не вчерашние разогретые остатки.

При виде кошеля хозяин подобрел и залебезил.

— Всё будет сделано в лучшем виде, милсдарь маг…

— Крысолов, — уверенно подсказал Дажий. А потом снова наклонился к измученному уху и горячо прошептал:

— А когда мы помоемся и поедим, я очень хочу обнаружить тебя в кровати, ждущим меня. Ты ведь не собираешься сегодня никуда убегать, Фай?

Файр уже мелко дрожал от неприкрытого, даже грубоватого напора желания, исходящего от мага. Он только покорно кивнул и прошептал:

— Н-не собираюсь…

— Вот и хорошо, — Дажий снова еле коснулся губами краешка его уха, плечи вдруг освободились от веса напиравшего тела, и стало зябко и одиноко от этого.

Файр уронил голову на скрещенные руки, пряча лицо. Он пытался унять дрожь возбуждения и сдержать счастливую, ликующую улыбку.

Вдруг он почувствовал, как его дружески похлопали по плечу.

Повернувшись в ту сторону, он встретился с добрым, каким-то участливым взглядом необычных ярко-аметистовых глаз. Несколько мгновений мальчик старательно заглядывал словно вглубь него, а затем молча улыбнулся и ушёл за своим спутником, двигаясь совершенно бесшумно.

 

 

 

Я отмокал в огромной бочке так долго, что уже начал засыпать в остывающей воде. Кажется, я даже преуспел в этом, потому что распахнул глаза в тот момент, когда моё уставшее тело, наконец, решило нырнуть с головой. Зато взбодрился.

Шерион вымылся первым и сказал, что отнесёт нашу верхнюю одежду прачкам, а затем подождёт меня внизу, за столом. Если запахи, доносившиеся даже до второго этажа через закрытую дверь, меня не обманывали, нас ждало поистине вкусное застолье. Я на этом опадищенском кладбище вдосталь наколдовался со страху, и сейчас внутри меня плескалась, дай боги, если треть от моего обычного «заряженного» магией резерва.

Но это был Магический форт, а значит, небольшой островок магии и безопасности в бескрайнем немагическом океане. Останавливающиеся здесь, за малым исключением, были магами или близкими к магии людьми, потому что магистры, в большинстве своём, размещались прямо в здании форта, а не в гостинице при трактире. Я же в форт совершенно не хотел. Во-первых, не было никакого желания случайно встретиться с преподавателями из Школы, или, тем паче, бывшими сокурсниками. Некромантов больше терпели и боялись, чем любили, и это крайне долгая история, чтобы начинать её. Именно поэтому я так искренне дорожил Таленой и Роймом — эти ребята взяли меня под своё крыло и шефство с самого начала, ещё до разделения на магические спецификации, не давая другим, более активным и задиристым ребятам затюкать замкнутого худосочного мальчишку из белорской глубинки. Я не хотел видеть никого из знакомых магов, и здесь, в трактире за крепкими стенами форта, это было вполне выполнимо.

А во-вторых, мой убегающий вор, который, наконец, понял, что я от него не отстану, остановился тут. И это решало всё.

Я сладко потянулся в бочке с душистой мыльной водой, разминая слегка затёкшие плечи и суставы рук. С ухмылкой прислушался к учащённому предвкушающему стуку сердца и усиленному кровотоку. Если бы я дал волю своей фантазии прямо сейчас, то завёлся бы с пол-оборота, как безусый мальчишка.

Мне было сложно судить, что создавало этот волшебный легковоспламеняющийся эффект.

То ли моё необдуманное заклинание, связавшее нас с Файром, то ли странные обстоятельства, при которых мы познакомились, то ли его дерзкая привычка смываться у меня из-под носа в самый интересный момент. Этот вор вызывал во мне бурю горячего любопытства и не менее жаркого желания, и я, прежде совершенно спокойно относившийся к тому, что творится у меня ниже пояса (потому что для моей обожаемой некромантии вполне хватало головы и рук, правда), с интересом обнаруживал, что, оказывается, могу сходить с ума от кого-то. И это меня очень веселило. Некромант Дажий — герой-любовник, ох, держите меня семеро!

Скажи кому — не поверят! Сочувственно погладят по головке и спросят, не ударяли ли меня на кладбище чем тяжёлым по темечку. А вот поди ж ты, и я туда же…

Как бы то ни было, а я планировал очень приятно и плодотворно провести ближайшие несколько часов. А потом, насытившись во всех смыслах, проспать в обнимку с одной скользкой личностью около суток, не меньше, не разжимая крепких объятий.

Я на самом деле очень устал.

Шерион сидел рядом с Файром за большим дубовым столом на первом этаже и поедал глазами выставленные дымящиеся яства и холодные закуски. Хозяин, воодушевлённый мелодичным звоном моего кошеля, расстарался на славу. Между тарелками и плошками почти не было свободного места, и мой желудок, оценив живописность картины, пришёл в восторг, издав утробно-низкое урчание.

Вампир тоненько хохотнул, а Файр улыбнулся, поднял на меня глаза и тут же смущённо отвёл их.

— Дажий, а ты ничего, когда мытый и не воняешь мертвечиной, — выдал улыбающийся Шерион, с интересом глядя на меня.

Теперь пришла моя очередь смущаться. Ничего особенного, собственно… Ну, рубаху чистую надел. Чёрную, шёлковую… Ну, ворот не завязал, оставляя в прорези белеть свои острые ключицы. Ну, волосы оставил небрежно рассыпанными по плечам… Штаны достал вторые, чистые, ненадёванные ни разу, и они мне оказались ещё уже, чем разношенные первые…

Ну ладно, ладно… Я старательно приводил свой порядочный вымытый вид в состояние лёгкого беспорядка. Я хотел произвести впечатление. Я мечтал о том, что Файр так же проникнется интересом и желанием ко мне. Чёрт, да я, кажется, влюбился до колик в животе.

— Чистота красит кого угодно, — изрёк я, скрывая смущение, при этом неуклюже поводя рукой в сторону и макая широкий шёлковый манжет в соусницу с чем-то ядрёно-красным. — Ах ты ж чёрт! Только что чистая была! — не на шутку расстроился я, когда оба парня напротив меня уже начали мерзко подхихикивать. — Так, цыц! Ешьте уже, пока горячее. Я сейчас присоединюсь, — и я смущённо ретировался в сторону кухни, надеясь у служаночек найти помощи в оттирании пятна с рукава моей расчудесной соблазнительной рубахи. Единственной чистой, к тому же. Очень обидно, если от меня будет пахнуть помидорами с чесноком, когда я захочу покрепче обнять одного вредного вора.

Еда была выше всяческих похвал. Жареная быстропёрка такой свежести, будто повар сам ловил её в озере перед тем, как тут же выпотрошить и поджарить. Отличные отбивные той степени готовности, которая была нужна нам с Шерионом — слегка кровили при нажатии вилкой, а значит, лучше восстанавливали силы. Тушёные овощи в горшочках и пара тарелок с разными сырами — да, плесневелый «эльфийский» там тоже был, немало позабавив своим наличием Шериона. В Догеве есть подобное было верхом обыденности, а тут хозяин явно старался угодить, меча на стол деликатесы. Хотя, что уж там. Я-то такие сыры ел редко, почти никогда, так что тут же набил себе рот плесневелой сине-зелёной вкуснятиной.

Божественно!

Шерион уплетал за обе щёки всё, что стояло в зоне досягаемости, кроме злополучного сыра. Было видно невооружённым глазом, что весёлая ночка подкосила и его силы тоже.

А Файр ел так осторожно, пробуя отовсюду понемногу, словно боялся, что я заставлю его отрабатывать ещё и за еду. Меня это до ужаса умилило, что, в конце концов, растрогавшись, я спросил его:

— Ты не голоден?

Файр подавился кусочком отбивной и закашлялся под моим пристальным взглядом.

— Чёрт, сейчас я похлопаю, подожди, — я быстро встал и перегнулся через стол, надеясь достать до его спины, но сидящий рядом Шерион слегка размахнулся и точным ощутимым ударом выбил попавший не в то горло кусок. Вор задышал нормально, приходя в себя.

Я устало вздохнул.

— Фай... Может, ты уже расслабишься? Ешь спокойно всё, чего тебе хочется. Я не зверь, и меня очень напрягает, когда ты так скован. Я не кусаюсь, — «в отличие от сидящего рядом с тобой милого мальчика», — подумал я, — выдохни уже.

Файр посмотрел на меня изучающе, но ничего не ответил. Зато стал есть не как кисейная барышня на приёме у королевы Брунгильды Залесской, а как нормальный мужик — беря куски отбивной пальцами и смачно обмакивая их прямо в соусник, а потом поедая так горячо, что теперь была моя очередь давиться — красный томатный соус тёк по его губам и подбородку, он утирал его рукой и так облизывал губы и пальцы, что в моих и без того тесных штанах становилось ещё теснее.

— Я наелся. Пойду, погуляю по форту, посмотрю, что тут есть интересного, — неожиданно сказал Шерион, выводя меня из состояния любовного оцепенения.

— М-м… Только не потеряйся тут… И если кто спросит…

— Конечно, Дажий, я скажу, что сопровождаю одного озабоченного некроманта-извращенца, который бегает от своих преподавателей и не хочет встречаться с однокурсниками. Не переживай, — Шерион нагло ухмыльнулся и слез с дубовой скамьи.

Я говорил, что этот вампир — несносный грубиян? Кажется, самое время сказать об этом.

— Думаю, я тоже наелся, — еле слышно проговорил Файр, завладев всем моим вниманием. — Спасибо, было очень вкусно.

Он поднялся вслед за уже вышедшим из трактира мальчишкой и, отвечая на мой немой вопрос, выраженный одной причудливо выгнутой бровью, почти прошептал, проходя мимо и касаясь плеча кончиками пальцев:

— Я буду ждать наверху…

Сказать, что мой желудок подпрыгнул к горлу в этот момент — это явно преуменьшить. Я просто вскипел, потом замёрз и снова вскипел, если такое вообще возможно. Этот парень только прошёл мимо меня, едва коснувшись, а я уже готов был рвать и метать, зубами выгрызая своё право быть с ним сейчас. Хотя оно и так у меня было, видит Двуликий…

Я неадекватен. Надо успокоиться, Дажий. Надо успокоиться. Дыши глубже и думай о ведьмах-отшельницах. Они старые и страшные, это тебя успокоит.

Я продолжил есть. Медленно, нарочито медленно доедая оставшийся сыр и пару кусочков отбивной. Неторопливо обмакивая их в соус так же, как это делал Файр. Заел парой ложек овощей из оставшегося горшочка, отхлебнул травяного отвара…

А потом резко вскочил и, теряя все остатки только что добытого самообладания, понёсся наверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.

Дверь была не заперта.

Файр сидел на кровати и смотрел в одну точку куда-то за окно.

Он был напряжён настолько, насколько вообще может напрячься человеческое тело, не будучи впаянным в глыбу льда.

Я вообще сомневался в том, тут ли он, или это только скованная страхом оболочка.

Дверь за мной хлопнула, и Файр вздрогнул всем телом, но не обернулся. Боялся посмотреть мне в глаза?

Я забрался на кровать позади него, отчего ложе противно и протяжно скрипнуло. Я досадливо поморщился. Терпеть не могу скрипящие кровати. Это отвлекает и лишает всяческого удовольствия как спать на них, так и заниматься чем-нибудь поинтереснее.

Мои руки легли на его плечи и мягко, трепетно прошлись по ним. Тело под ладонями было каменным, не иначе, но я надеялся растопить его настолько, насколько, я знал, это было возможно. Я хотел снова видеть рисунки на его коже. Я хотел вывести пальцем и облизать каждый из них. В мою голову ударилась мысль о том, что это будет невероятно вкусно.

Файр чуть сместил вес тела назад, неосознанно подавшись к моим мягко гладящим его плечи и спину рукам. Кровать снова предательски заунывно скрипнула. Раздался нервный смешок.

Я придвинулся ближе, устраивая свои колени по бокам от его медленно обмякающего тела, приближая голову к мило торчащему из-под волос поалевшему уху. Кровать издала нечто страшно-скрипучее, потом словно кашлянула и затихла, будто ожидая любого неверного движения. Я уткнулся между его острых лопаток, закусывая губу, чтобы не рассмеяться в голос. Сам Файр уже легонько трясся от неслышного истерического хихиканья.

— Кажется, кровать против, — тихо сказал он, явно улыбаясь от уха до уха. Я усмехнулся.

— Мы можем продолжить на полу, это не имеет большого значения.

Файр замер, снова напрягаясь, но это длилось недолго.

— Мне не по себе… Всё это чертовски странно, — отрывисто выдохнул он, вдруг чуть повернув голову и уткнувшись щекой в мои губы. Меня пробрало дрожью.

— Мне тоже, — прошептал я, касаясь губами его кожи. Такой гладкий, в отличие от меня. Явно брился сегодня.

Я обхватил его поперёк груди, с интересом слушая учащённое, рваное дыхание и чувствуя ладонью, как трепещет внутри его сердце.

Кажется, я наконец поймал свою дикую куницу.

Заскользив ладонью вверх, я нежно погладил его по щеке, уверенно заворачивая его голову к себе и целуя так, как никогда и никого до этого не целовал — до самого дна души, забираясь языком всё глубже и глубже, задыхаясь и теряясь в ощущениях, словно накурился дурман-травы. Файр отвечал, сначала вяло и нерешительно, а потом всё больше и больше распаляясь, вспоминая, что у него есть руки и он может ими руководить, подтягивая меня ещё ближе к себе, совершенно не оставляя никакого пространства между нами.

На вкус Файр был как томатный соус, хорошо сдобренный чесночком…

Краем глаза я увидел, как дверь номера вдруг распахнулась настежь, словно кто ударил в неё с ноги, и внутрь ворвался ураган.

Я ошалело оторвался от аппетитных — в прямом смысле этого слова! — губ и уставился на это нечто, сорвавшее щеколду с двери.

— Фай, братишка! Я тебя нашла! — заверещало чудовище, молниеносно сокращая расстояние и запрыгивая ногами на кровать, которая тут же взорвалась скрипучей руганью.

Файр хлопал пьяными миндалевидными глазами, возвращаясь в реальность, я же вообще потерял дар речи, а девчонка — о да, этот чудовищный ураган, выломавший дверь, оказался всего-навсего девчонкой, очень похожей на Файра — не обращала на меня ровным счётом никакого внимания. Словно я пустое место! Она накинулась на моего вора сбоку, заставляя меня отстраниться, и крепко обняла его за шею.

— Как же я рада! Как же мне было тошно без тебя! — не замолкала она ни на секунду, а Файр, держа одной рукой мою ладонь, второй уже обнимал возмутительницу нашего спокойствия.

— Джам? О, боги… — наконец, выдохнул он. — Что ты тут делаешь?! Как ты… Двуликий! Ты сбежала из гильдии? Как ты нашла меня?! Да как ты вообще…

Девушка, отстраняясь, счастливо приложила палец к губам Файра, заставляя того замолчать.

— Послушай! Когда ты ушёл, отец рвал и метал. Он считает, что ты до сих пор не готов быть самостоятельным. Он замучил меня своими нравоучениями. Но даже не это вывело меня, Фай. Две недели назад он сказал, что нашёл для меня жениха. Такого, ну, ты понимаешь?.. Удобного ему. Захотел объединить два клана. Это стало последней каплей. Мои видения были такими отчётливыми, я буквально сердцем чувствовала тебя. Так и нашла.

Она улыбалась так открыто, радостно пожирая Файра глазами. В этом ритуале участвовала каждая черта довольно милого личика — улыбались её глаза, брови и даже аккуратный нос! Кажется, эта девочка боготворила его. У кого-то тут серьёзный комплекс младшей сестры, если я хоть что-то понимаю…

Не выдержав, я кашлянул. Хватит меня игнорировать, я всё-таки ещё тут.

— Ох… — Файр пришёл в себя. — Дажий, это моя младшая сестра, Джамия. Джамия, это мой… — он замялся, с сожалением и немой просьбой поглядев на меня, — мой друг Дажий. Он маг.

Девушка с удивлением оглядела меня, словно только что увидела. Ну конечно, ведь любимый братец сказал ей, что я всё-таки существую. Выдав свою самую саркастичную ухмылочку и подлив в голос побольше яда, я проговорил:

— Приятно познакомиться. Тебя не учили стучаться, младшая-сестра-Файра-выбившая-дверь?

— Ой, — всё так же удивлённо выдала она, заглядывая за моё плечо, изучая распахнутую настежь дверь и вырванный засов. — Я не хотела, честно. Меня вело озарение, и я не понимала, где я и что творю. Так бывает, когда поддаёшься его зову. Привет! А что вы тут делали на кровати, закрывшись на засов?

Мы с Файром быстро переглянулись, не найдя, что ответить. Джамия была тут совершенно ни к месту, внизу живота ныло — я был крепко возбуждён. Поёжившись, я закинул ногу на ногу, скрывая этот прискорбный факт.

— Разговаривали, — кашлянул Файр. Сказал он это так твёрдо и уверенно, что я чуть не подавился — вот же жмырец*!

 

 

— О-о-о… — протянула Джамия, оглядывая меня, потом брата, потом снова меня. Кажется, она что-то заподозрила. А потом запрыгала на своих коленях, покрепче обнимая Файра за шею и прижимаясь к нему вплотную. Я завидовал. Кровать скрипела.

— Как же я соскучилась, братишка! Знал бы ты!

— Эй, поосторожнее! Кровать сейчас…

Измученный предсмертный скрип, и ложе подо мной резко ушло вниз, с силой и грохотом треснувшись об пол.

Я отбил задницу, девчонка хохотала, не отцепляясь от Файра ни на секунду, а Шерион, вдруг оказавшийся в дверях, с тревогой спросил:

— Что тут происходит? Я что-то пропустил?

Потом он вдруг пошатнулся, смотря куда-то мимо меня, сделал неуверенный шаг через порог, ещё один, его внезапно пожелтевшие глаза опасно сузились и на мгновение стали походить на звериные. Мне показалось, что по его лицу прошла рябь изменения, но через секунду наваждение схлынуло.

— Шерион? — тишина. — Эй?

— А? — он, наконец, посмотрел на меня мутным взглядом. — Это кто? — он ткнул тонким пальчиком на замершую Джамию.

— Ох, это — неожиданно выломавшая дверь и добившая кровать сестра Файра. Джамия, так ведь? Прошу любить и жаловать. А это Шерион. Мой спутник в дороге и помощник в написании магистерской, — я отчего-то не захотел упоминать о том, что он вампир и начинающий маг, это никого не касалось, кроме нас двоих.

Джамия искренне, открыто улыбнулась и даже отцепилась от брата, чтобы на коленях по обломкам кровати подползти поближе к замершему в шаге от неё мальчишке. Протянула ему пальцы и мило прощебетала:

— Очень приятно, Шерион. Ты красивый. Я видела тебя во сне.

Вампир отшатнулся от её руки, как от огня. Лицо его было растерянным, и он перевёл молящий взгляд на меня.

— О… мы очень устали, пойдём узнаем, не освободились ли ещё номера. А вы общайтесь пока, наверняка вам есть, о чём, — я неуклюже поднялся с убитой кровати и собрался было выйти за Шерионом, но всё же обернулся у порога. Я посмотрел на Файра так, чтобы он понял две вещи. Первое, что я не намерен платить за сломанную кровать. Только не в этом случае. И второе, что мы не закончили. Чёрт возьми, это даже за начало сложно было принять!

Заалевшие кончики его ушей и лёгкий согласный кивок были мне ответом.

— Что это сейчас произошло? — спросил я внизу у заметно нервничающего мальчишки. Его прекрасные глаза бегали, а на лбу проступила испарина.

— Ох, Дажий… — простонал он, крепко хватая меня за рукав многострадальной шёлковой рубахи, буквально повисая на нём, — кажется… Двуликий, я хочу её!

— Эй-эй, — зачастил я, пребывая в шоке от его слов, — полегче, малолетний герой-любовник. Да ей же от силы пятнадцать! Может, кого постарше присмотришь? Пусть уж лучше твою пассию считают совратительницей малолетних, — я криво улыбнулся, представляя, как мальчишка-вампир соблазняет фигуристую полногрудую селянку.

— Да иди ты со своими больными фантазиями! — зло и тихо выплюнул он. — Она — мой человек… понимаешь?

— Если честно, не очень, — я уже совсем запутался в том, что происходит. Я мечтал провести эту половину дня совсем иначе и сейчас был несколько вырван из реальности и сердит.

— Меня тянет к ней… — Шерион облизнул пересохшие губы, и я с удивлением обнаружил заметно удлинившиеся клыки. Они ведь не были такими прежде? — Я хочу укусить её! — выдохнул он шёпотом мне в ухо, и я почувствовал, как земля уходит из-под ног.

 

 

 

Уже после того, как Файр со своей сестрой ушёл прогуляться по форту, предварительно ощутимо потратившись на починку двери в свою комнату и новую кровать — ибо старая не поддавалась восстановлению, только на растопку камина в общем зале, — мы сидели с Шерионом за самым дальним столиком в тёмном углу тракира. Вампира лихорадило, его глаза то и дело посверкивали желтоватым волчьим огоньком. Он выглядел неважно. Я попросил у хозяина два успокаивающих отвара, но, понюхав предложенное пойло, понял только то, что это обычная травяная бурда. Пришлось лезть в сумку за своими алхимическими запасами и лить в дымящуюся кружку Шериона настойку травы пустынной— лучшего средства от нервного перевозбуждения я вспомнить не смог. Вампир пил, не поднимая на меня глаз, то и дело ударяясь о глиняные края сильно выдающимися клыками.

— Ты знаешь, — вдруг тихо сказал он, — даже отсюда я чувствую каждый её шаг. Слышу запах и то, как быстро бьётся её сердце. Отец никогда не рассказывал, что зов к своему человеку у вампиров так силён. Я был уверен, что смогу оставаться в образе мальчишки так долго, как захочу. И если даже наткнусь на подходящего человека — то без проблем пройду мимо, улыбнувшись. А когда созрею до перемен — просто найду кого-то, кто будет не против помочь с инициацией. Та же сестрёнка всегда говорила, что я могу на неё рассчитывать. Хотя с членами семьи Повелители подобное не практиковали. Потому что обычно заключали браки только между собой, и людей от таких браков не рождалось… Но всё получается так, что я просто не могу не сделать этого, понимаешь? — он с отчаянием поднял на меня холодные аметистовые глаза с широкими ободками зрачков, — если я не подчинюсь зову, то просто сойду с ума… Потеряю контроль над второй ипостасью, стану чудовищем. Я не хочу этого, Дажий…

— Тише, успокойся. Я же сказал, что твоему горю не трудно помочь. Просто потерпи немного — у меня появились мысли насчёт сегодняшнего вечера. Ты же сможешь продержаться до вечера? — с сомнением спросил я, разглядывая испарину на гладком белом лбу.

В ответ Шерион только утвердительно кивнул.

— Я чувствую, что они возвращаются, — продолжил я, всем телом до дрожи ощущая приближение Файра. Нет, он не был близко — возможно, только принял решение и начал двигаться в сторону трактира, но шершавая ниточка уже сматывалась, тихо шурша и щекоча всё внутри, и я млел от этого чувства, как бездомная дворняга на солнце. — Пойдём, узнаем ещё раз насчёт комнат? Было бы неплохо заполучить вторую в свое распоряжение. В одной вчетвером мы явно не поместимся.

— Милейший, — обратился я к хозяину, подходя к стойке, — не появилось ли лишней комнаты?

— Милсдарь Крысолов, — радостно улыбнулся он щербатым ртом с жёлтыми зубами, явно вспоминая звон монет, которыми я оплатил наш обед, — конечно-конечно, всенепременнейше, сейчас я посмотрю, — он юркнул под стойку и через некоторое время вынырнул оттуда с ключом: — Только для вас! Шикарная комната с видом на лес, и мебель совсем недавно поменянная, даже муха не сидела…

— Сколько? — перебил я разливавшегося соловьём трактирщика.

— Всего два золотых за ночь! — выпалил он на одном дыхании, целя пальцем в небо. Номер явно держали для богатеньких толстосумов, коим я не являлся. В кошеле позвякивали четыре золотых кладня да немного размена, этого бы хватило на неделю, если быть экономными, а то и на больше, и отдать сразу два из этой суммы я не был готов. Хотя… Вдруг эта «шикарная комната» и правда стоила своих денег? Поспать на мягкой свежей перине после всех испытаний и ночёвок непонятно где означало снова ощутить себя человеком. Я, на мгновение стиснув зубы, пригладил знак магического цеха пальцами и уверенно проговорил:

— Один золотой. Завтрак и бочку с горячей водой наутро — бесплатно.

Трактирщик аж посинел от моей наглости. Но потом всё же разглядел некромантский череп и молнию на старательно потираемой мной бляхе и приуныл, соглашаясь с названной ценой. Очень неплохой ценой, между прочим.

Взяв ключ, мы с Шерионом поднялись наверх. Комната оказалась этажом выше комнаты Файра, в два раза просторнее, с большим окном и видом — хозяин не обманул — на лес. Огромная, надёжная дубовая кровать на четверых, не меньше, занимала половину пространства. У окна стоял стол с резным деревянным стулом и сундук, в который можно было положить свои вещи и навесить замок от любопытных.

— Вот это хоро-о-мы, — протянул Шерион, присвистнув. И правда, с каморкой Файра не сравнится, а обошлась нам лишь немного дороже. Я грешным делом подумал, разглядывая толстые ножки кровати, что на таком вот ложе можно было веселиться всю ночь напролёт, не особо беспокоясь за его сохранность — уж подобная кровать точно бы выдержала наши с Файром…

— Дажий, перестань, — устало усмехнулся Шерион, падая на дальнюю сторону ложа и с удовольствием подрыгавшись там, — ох, а мягкая-то какая!

— А я не люблю, когда слишком мягко, — смутился я. Постоянно забываю, что это чудовище слышит мои мысли.

— От чудовища слышу, — беззлобно огрызнулся Шерион. — Ты просто попробуй, — простонал он, блаженно вытягиваясь во весь свой мальчишеский рост и закрывая глаза.

Я подошёл с другой стороны и сначала сел, а потом ухнул спиной на свою половину. Хорошо-то как! Пожалуй, я был неправ. Эта кровать заслуживала своих пару золотых, но не страшно, трактирщик выгоды не упустит — в другой раз сдерёт с кого-нибудь подороже, и всё. Почему-то простой люд всегда считал магов этакими кудесниками, на которых все мыслимые и немыслимые блага сыплются сами собой, как манна небесная. Что стоит нам взмахнуть рукой и прокричать заклятие, как золото, еда и мягкие кровати падают к нашим ногам. Ересь ненаучная. Дела никогда не обстояли так. Мы трудились, чтобы добывать пропитание, и питались, чтобы не умереть с голоду в чистом поле, а ещё то и дело рисковали жизнью, гоняясь за очередным чудищем или усмиряя нежить. Магов было мало, маги вымирали. Но объяснять это каждому невеже-крестьянину никто не собирался. Лучше пусть боятся и не задумываются, что мы такие же люди из плоти и крови, и при желании нас так же несложно убить.

Усилием воли я прогнал все мысли из головы и, прислушиваясь к мирно посапывающему Шериону, сам стал засыпать. Если я хотел провернуть задуманную авантюру этим вечером, жизненно необходимо было выспаться сейчас.

— Идём, Файр, не волнуйся, ничего с твоей сестрой за такое короткое время не случится, — мой голос обволакивал, обещал, успокаивал, а рука сжимала руку вора, неохотно поднимающегося за мной по лестнице. — Я просто покажу, насколько потрясающая комната есть в этом захолустье, а вид кровати сведёт тебя с ума.

— Этого я и опасаюсь, — вздохнул Файр, крепче впиваясь в мою ладонь сильными пальцами.

За окнами давно стемнело, постояльцы почти в полном составе позакрывались на щеколды изнутри, надеясь отдохнуть и выспаться, а я тащил Файра за собой, в нашу с Шерионом комнату, сгорая от разных ярких картинок, проносящихся в моей голове. Руку жгло, словно чужая ладонь пылала огнём, и я чувствовал его сбивающееся от быстрого подъёма дыхание затылком и заводился всё больше. Ох, как же удержать себя в руках?

Едва мы вошли в комнату, я подпихнул его к кровати, заваливая на перины, и пока утопающий в них Файр приходил в себя от моей наглости, навис над ним, вглядываясь в полутьме комнаты в его лицо. Только косые лучи полной луны расчерчивали помещение тенью от решётки оконной рамы, и не было слышно ни звука — кровать безмолвствовала. Что за благодать!

— С такого ракурса и в темноте я совершенно не смогу разглядеть расхваленную тобой комнату, — негромко проговорил Файр подо мной, дуя на мои свисающие к его щекам волосы. Я улыбнулся и убрал пряди за ухо.

Эти изогнутые, лоснящиеся, подвижные брови. Дерзкий нос и ломаная линия губ… Затуманенные ожиданием тёмные колодцы глаз, что утягивали меня всё глубже… Я хотел всего, что только мог себе вообразить сейчас — и как минимум — смотреть на это лицо вечность, выпивая каждую черту. Дело уже было не в возбуждении или принципе. Внутри меня разворачивалось что-то жаркое, сильное, требовательное, своими живыми ветками-отростками прорастая через меня в тело Файра, связывая нас всё крепче, пуская новые и новые побеги, убивая и возрождая бесконечное количество раз.

Он не выдержал первым, высвобождая руки и обхватывая моё лицо, притягивая к своим подвижным губам, мягко, робко касаясь, распаляясь с каждым прикосновением всё больше. Я так хотел и ждал этого, что боялся открыть глаза — если бы я увидел выражение его лица, его взгляд в тот момент, то мог совершенно пропасть. А я не мог позволить себе этого, мракобесы… Не сегодня.

— Чёрный Крысолов, — вдруг прошептал он, а я с удивлением распахнул глаза. Файр улыбался, ехидно глядя на меня, его приоткрытые губы блестели. Блестели от моей слюны…

— Что ты сказал? — проговорил я.

— Только то, что шепчут у тебя за спиной, когда ты проходишь мимо в этом трактире. Тебя не любят и побаиваются, величая Чёрным Крысоловом, хотя ты-то как раз и не делал ничего плохого, — он говорил завлекающим, хрипловатым голосом. Я понимал, что он старался специально для меня, но поддаваться не мог. Файр ёрзал подо мной, задевая неспокойное тело своим, заставляя закусывать губы и с глухим рычанием вспоминать, почему я ещё не разорвал его одежду и не наставил отметин по всей его разрисованной коже.

— В отличие от тебя? — усмехнулся я. — Опять что-то спёр?

— Н-нет, — он отвёл глаза. Всё ясно. Скоро у нас вновь опять будут неприятности. О, Двуликий… Дай мне сил сладить с двумя безголовыми мальчишками и такой же безбашенной девчонкой в придачу… — Дажий? Что с тобой сегодня?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты будто сдался, — хитро прищурившись, прошептал Файр. — Неужели несколько спонтанных неудач и пара моих побегов сумели свести твой пыл на нет?

Я с удивлением вглядывался в каждую чёрточку его лица, в мерцание тёмных, влекущих глаз, вбирал в себя жар горячего тела под собой — этот воришка и правда горел, как огненная саламандра, только что выпрыгнувшая из костра. Я почти плавился, лёжа на нём и дотягиваясь возбуждённым дыханием до его приоткрытого рта. Он с наслаждением втягивал выдыхаемый мной воздух и забивал все мои мысли громко стучащим своим диким сердцем. Он храбрился и неумело пытался проявить инициативу, вот что происходило. Он боялся, что я вдруг могу передумать и отказаться от него именно сейчас. Он боялся, что мои планы неожиданно переменятся. Сладкая, тягуче-огненная волна понимания прошлась внутри.

«Ему тоже не всё равно». 

Так. Пора уходить. Пора уходить, пока я не запорол весь план. Я не могу остаться здесь сейчас, хоть и хочу этого больше жизни.

Я нежно коснулся его красивого белого лба пальцами, убрал в сторону пряди тёмно-каштановых волос. С замиранием и дрожью наблюдал, как Файр подаётся всем лицом под мою ладонь, выпрашивая ласки. Моё сердце дрогнуло. Я легко нажал на невидимую простому глазу точку ровно посередине идеально вычерченных бровей и выдохнул одно-единственное слово заклятия. Тело Файра обмякло, а глаза, туманно-пьяные от желания, медленно спрятались за веками и тёмными ресницами. Я с облегчением и тупо пульсирующим внутри разочарованием зажмурился, возвращая себе умение связно мыслить.

— Спи сладко, моя дикая куница. У нас ещё много времени впереди. Целая вечность, обещаю тебе.

Поцеловав его в приоткрытый расслабленный рот, я встал и накрыл Файра шерстяным одеялом. Затем поправил свою одежду и вышел из комнаты, предусмотрительно пару раз провернув ключ в замке.

— Что ты так долго? — набросился на меня из-за угла дрожащий, как осенний лист на ветру, Шерион. Он выглядел одичавшим лесным зверьком, и я не на шутку испугался этому появлению из темноты.

— Ш-ш, тише, возникли непредвиденные обстоятельства. Держи себя в руках, уже скоро ты получишь, что тебе нужно, — зашептал я, стискивая узкие плечи. Тот тихо и сдавленно взвыл.

— Ты просто даже представить не можешь, как это чувствуется, — простонал обмякающий в моих руках вампир. — Так больно… Словно все жилы вытягивают по очереди, я еле сдерживаюсь, чтобы не перекинуться.

— Ну прости, прости, продержись ещё немного, — я обнял его и прижал его макушку к своему животу. Затем обхватил за плечо, поддерживая ослабшее тело, и так мы подошли к двери комнаты Файра и Джамии. Я постучал четыре раза — Шерион объяснил, что так ребята договорились меж собой. За дверью завозились, затем послышался сонный голос девушки:

— Фай? Это ты?

Я невнятно ответил «угу» и с замиранием сердца слушал, как отодвигается щеколда, уже держа наготове сонное заклятие. Едва дверь приоткрылась, я выдохнул его в лицо не успевшей удивиться девушке и коснулся её лба. Такого же белого, покатого, красивого… Такого же, как у её брата. Ловко подхватил расслабившееся тело на руки и понёс к расправленной постели. Шерион за моей спиной закрыл дверь на щеколду и сполз по поверхности на пол. Я услышал, как он проделал борозды в деревянном полу увеличившимися затвердевшими ногтями. Во взгляде его оставалось всё меньше человеческого.

— Быстрее, — просипел он, и я тут же положил девушку на кровать. — Давай, — приглашающе махнул я в её сторону, не представляя, что делать дальше. Он тут же пополз к ней на коленях, царапая пол жесткими, совершенно уже звериными когтями. Этот ребёнок сейчас до ужаса напоминал голодного волчонка, при том, что не потерял очертаний человека. Меня передёрнуло от липкого страха.

— Д-дажий, — просипел он. Клыки стали очень явными и мешали говорить, — я б-боюсь. Я не хочу убить её.

— Ты не убьёшь, Шерион, — проговорил я успокаивающим тоном. Хотя на самом деле и представить не мог, чего мне ожидать. Пытался приготовиться ко всему.

— Если что, — Шерион сглотнул, очутившись у самой кровати, — ударь меня чем-нибудь по голове, чтобы я вырубился. Но не сильно.

Я предвкушающе улыбнулся.

— Обязательно. Тем более — ты сам попросил. Грех упустить подобный шанс.

Вампир ухмыльнулся. Вышло жутковато.

— Будь рядом. Я должен испить трижды. Так требует ритуал. Оба запястья и шея. Пожалуйста, — он посмотрел на меня умоляюще, когда я подошёл ближе, — не дай мне увлечься. С каждым разом её кровь будет казаться всё вкуснее для меня.

— Хватит ныть, — не выдержал я, — начинай уже. Раньше сядем — раньше выйдем, как говорила твоя мама на экзамене по общей практической магии.

И он, взяв тонкую худую руку Джамии своими дрожащими ладонями, с вожделением и хрустом впился в запястье.

Меня снова передёрнуло. Не было никаких струек, стекающих мимо. Он просто присосался губами к проделанным зубами дырочкам и пил, пил, не отрываясь, закрыв глаза. Я сглотнул. Еле уловимый сладковатый металлический запах донёсся до моего носа.

Это было красиво. Коленопреклонённый, с заострившимся лицом и свисающими по бокам волосами, мерцающими платиной, он напоминал мраморную статую эльфийской работы. Это было дико, потому что он не выглядел человеком. Но и не был животным, застряв где-то на середине между тем и иным состоянием.

«Хватит, — уверенно и громко подумал я, — Шерион, достаточно. Следующая рука».

Он недовольно рыкнул, поднимая на меня жёлто-зелёные волчьи глаза без доли чего-либо человеческого, но спустя несколько мгновений подчинился. Оторвался от худенького запястья, блаженно зализал ранки розовым языком. Они затягивались на глазах под действием его слюны.

Следующее запястье было прокушено ещё быстрее. Я всё время следил за состоянием темноволосой хрупкой Джамии, совсем ещё юной и нежной. Она спала глубоким здоровым сном, и лишь чуть учащённое дыхание и лёгкая испарина на лбу выдавали то, что она не совсем в порядке. «Нужно будет попоить её кроветворником завтра», — подумал я, прежде чем остановить Шериона во второй раз. Это оказалось сложнее. Мне пришлось зажечь в ладони показательный огненный пульсар и пригрозить подпалить ему шерсть, если он не уймётся. Это подействовало.

Устраиваясь поудобнее прямо сверху на Джамии, обхватив бёдрами её бока, Шерион, наконец, добрался до шеи. Перед этим он сделал что-то странное — провёл по её лицу своей изящной ручкой, на которой красовались когти длиной в треть его пальца, и странно улыбнулся. Затем какое-то время тёрся носом о её шею, отчего у меня засосало под ложечкой — уж слишком интимно это выглядело, — и, наконец, впился зубами в том месте, где билась артерия. Джамия простонала и резко открыла глаза, подаваясь вперёд и вверх с высокой подушки. Я вздрогнул, с ужасом думая, что она проснулась. Шерион никак не отреагировал, и через мгновение Джамия снова упала на подушку с закрытыми глазами. Я облегчённо выдохнул.

В этот раз он вообще не слушал моих доводов. Рыча, как дикое разозлённое животное, не собирался заканчивать пить девушку, и я хребтом ощущал, как ниточка пульса Джамии становится неявной, теряется в горячем дыхании Шериона. Недолго думая, вытащил из сумки толстую тяжёлую стопку рукописных листов своей магистерской и с размаху двинул ей по голове юного Повелителя. Охнув, тот расцепил зубы и свалился на пол. С ним всё было в порядке — я чувствовал, — в отличие от состояния Джамии. Зажав пальцами незализанные ранки на шее, торопливо зашептал кровеостанавливающее заклятие. Пульс выровнялся только после целой склянки с настойкой кроветворника, влитой в безвольный рот Джамии. Дорогая, между прочим, настоечка… Ещё раз оглядев девушку и поколдовав над ранками на шее, я счёл её состояние удовлетворительным, выдохнул с облегчением и стёр с собственных висков капельки пота.

И в этот момент с той стороны кровати, где на пол упал Шерион, раздался нечеловеческий полувой — полустон, а затем непонятное хлюпанье. С ужасом подскочив с мягкого матраса, я обошёл кровать и обомлел. На полу, прямо на вязаных из обрывков старой одежды половицах лежало нечто.

Это был объёмный, совершенно жутко выглядящий кокон, покрытый тонкой кожистой плотью. Он пульсировал, двигался, светился изнутри розово-желтым светом. Подавив рвотный позыв и засунув врождённое малодушие подальше в задницу, я шагнул ближе. Кокон был некой защитной и жизнетворящей средой для тела, заключённого в нём. Ясно просвечивали очертания головы, плеч и подтянутых к животу ног, как у эмбриона; кокон пульсировал и менялся, натягиваясь в одних местах и ослабляя хватку в других.

Вдруг тело мальчика внутри выгнулось дугой и глухо закричало, словно вытягиваясь. Он резко выпростал вперёд руку. Я интуитивно отскочил, но та лишь натянула кожистый полупрозрачный барьер и вновь обмякла. Боги всемогущие… Двуликий… Так вот как взрослеют вампиры? Становясь совершенно беспомощными, будто возвращаясь в материнскую утробу, преодолевая всю боль растущих костей и органов, проходя путь, который проходят люди за десяток лет, в одну ночь… Я взволнованно опустился на пол рядом с дышащим, пульсирующим и выкручивающим тело Шериона коконом, изумлённо прикрывая рот рукой. Масляная лампа на столе ещё горела, освещая комнату неровным желтоватым светом.

В дверь неожиданно, но очень настойчиво постучали.

— Милсдарь Саламандра, у вас всё в порядке? Мы слышали шум и стоны… — голос хозяина трактира застал меня врасплох. Как он сказал? Саламандра? Файр-Саламандра? Я улыбнулся, подслушав чужую тайну.

— Да, уважаемый, — как можно спокойнее сказал я, не отрывая взгляда от шевелящегося, выстраивающего новое тело для Шериона, кокона. — Просто дурной сон.

— Это бывает, бывает, — с облегчением в голосе ответил хозяин. В подобных трактирах, бывало, находили постояльцев, почивших вечным сном — благодаря работе наёмных убийц или натравленной особо умной нежити. Так что я понимал опасения этого хватовитого мужика. Проблемы были не нужны никому. — Ну-с, доброй ночи тогда.

— Доброй, — устало сказал я и совершенно натурально зевнул.

Шаги за дверью удалились, и я подумал, что же мне теперь делать. Вернуться к Файру я не мог, пока Шерион находится в таком состоянии. Тем более, я не мог знать, сколько это пограничное состояние продлится. Он был беззащитнее ребёнка — наступи, ударь, и оболочка прорвётся, потечёт лимфа, лишая своего притока недоразвитые органы, кости сомнутся, точно скорлупа, и я был уверен, что вампир умрёт. Именно поэтому Арр’акктур приходил тогда ко мне ночью. Именно для этого — чтобы убедиться, что мне можно доверить своего наследника. Он вряд ли мог знать, что всё произойдёт так скоро. По-хорошему, инициация Повелителя должна проходить на Ведьмином кругу, под неусыпной охраной целого гарнизона лучших бойцов на гворде. Мало ли, кому новый Повелитель поперёк горла. Но вот так — на грязном полу в недорогой комнате в трактире, с охраной из одного калечного некроманта, магистра первой ступени… Мне показалось, или слишком много ответственности и доверия было взвалено на меня? Что-то тут нечисто.

В который раз зевнув, я встал на ноги и с любопытством посмотрел на свободный край кровати. Джамия спокойно спала, уже повернувшись на бок, совсем по-детски положив ладонь под щёку. Трогать кокон Шериона я бы не рискнул ни за что на свете, но кто мешал мне поспать то время, пока я всё равно не могу ничем помочь?

Приняв решение, я обошёл комнату по периметру, ставя охранные заклятия на дверь, углы и окно. Не забыл даже про потолок — мало ли что? Теперь если кто и попытается прорваться через защитный полог, то его оглушит, и сработают придуманные лично мной заклинания: несчастный просто увязнет в воздухе, как в липкой паутине. Подумав, мысленно очертил кровать и кокон единым кругом, выставляя вторую границу защиты. Ох, надеюсь, утром я проснусь первым.

Подумав, я заботливо укрыл кокон на полу тёплым одеялом, сам завернулся в край простыни и уснул под боком у Джамии, давая себе зарок проснуться с первыми петухами.

— Злыдень збырный! Араака болотная*! Ну, жди меня, сейчас я поднимусь…

 

 

Громкие тролльи ругательства под окном разбудили меня много лучше петухов, и я распахнул глаза. Думаю, я просто слишком чутко сплю, потому что с одной стороны меня сладко обнимала сопящая Джамия, а с другой — не менее сладко, незнакомый и — черти меня дери — совершенно голый парень. Красивый нереальной, но словно знакомой уже красотой. Я что-то пил вчера? Что тут происходит?

Голый парень кое-как разлепил глаза, оказавшиеся густо-аметистовыми, и улыбнулся.

— Дажий? — спросил он бархатным голосом.

— Шерион?! Мраака мара караш*! — я грязно выругался и тут же закрыл рот рукой — с другой стороны заворочалась Джамия.

 

 

— Фу, как некрасиво ты выражаешься, — сонно хмыкнул он, обнажая ровные передние зубы и едва заметные клыки. Беззастенчиво сел на кровати, поигрывая мышцами спины, разминая и складывая обратно небольшие кожистые крылья. Тягуче заломил руки наверх, а затем встал. Я следил за каждым его движением, не дыша. То же ощущение, когда смотришь на дикую жёлтую лесную кошку. Самый опасный зверь Белории. Невозможная, притягательная красота — желто-чёрные кольца и спирали, украшающие её спину, завораживали. Невозможно было не смотреть — потому что в ней воплощалась вся сила и величие богов. Они не были дураками, раз смогли создать такую красоту. Так и с Шерионом. Гибкое, стройное обнажённое тело, отмеченное двумя валиками кожистых крыльев, длинные — ниже лопаток — волосы цвета расплавленного серебра, и смертоносный взгляд аметистовых глаз. Он мимолётно улыбнулся, а у меня по хребту пробежал холодок. Я почувствовал, что пожелай он убить — убил бы меня за секунду. Это было острое и почему-то слегка приятное чувство.

— Ну ни гхыра себе новости, — наконец, расслабился я и захохотал, падая обратно в подушки. Джамия рядом что-то заговорила на непонятном языке, а потом чётко произнесла: «Фай?»

Я повернулся в её сторону. Она проснулась и с удивлением смотрела на меня.

— Как себя чувствуешь, невинный агнец?

— Вроде, хорошо, — удивилась она. — А где брат?

— Всё в порядке с твоим братом, — ответил я, а потом добавил про себя: «Надеюсь».

Шерион стоял перед плохоньким зеркалом и с интересом разглядывал своё отражение. Лицо Джамии, увидевшей голого парня в комнате, было достойно картины «Невинная селянка, соблазнённая бесом».

— А я ничего, — вынес наконец вампир вердикт своему новому обличью. Я закатил глаза, подумав, что он остался таким же мальчишкой, только теперь его внутренний возраст и внешний поменялись местами. Да я остряк!

— Ах ты ж выгурц збырный, руки загребущие, зыркала падальные! Ну попадись же мне! Чую, здесь ты! — заголосили грубоватым женским голосом откуда-то снизу под окнами, и меня просто подкинуло на кровати — уж больно знакомым показался этот голос. — Попадись мне — по косточкам тебя раскатаю!

И тут я вспомнил.

В дверь громко застучали. Мы втроём дружно вздрогнули.

— Это я, открывайте! — раздался встревоженный голос Файра, и я, расслабившись, заученным жестом снял охранные заклятия. Дверь тут же отворилась внутрь, и в комнату буквально ввалился взъерошенный, наспех одетый Файр с нашими сумками наперевес. Быстро закрыв за собой дверь на щеколду, он оглядел нас шальным взглядом. Остановился на голом Шерионе, удивлённо вскинул брови:

— Кто это?

— Потом, — отмахнулся я. — Кто там голосит?

— Ах, это… — Файр резко смутился. — Собирайтесь. Чем быстрее, тем лучше. Сматываться надо.

Не расспрашивая больше ни о чём, я вскочил с кровати. Вытащил из сумки запасные штаны, рубаху и старую, рваную местами куртку, кинул всё это в Шериона.

— А сапоги? — растерянно спросил он.

— Можешь отрезать носы у своих старых или остаться босиком, — раздражённо сказал я, собирая по комнате пустые склянки, прихватывая казённое одеяло и смахивая с глиняной тарелки десяток яблок туда же. Надо отдать должное Джамии — она без вопросов вскочила и заметалась по комнате, складывая в заплечную сумку свои, похожие на детские, вещи.

— Высоковато будет, — подвёл итог торопливо одевшийся Шерион, выглядывая в распахнутое настежь окно. Я отодвинул его, на глаз прикинул траекторию и ловким взмахом руки переместил ближайший стог от коровника прямо под наше окно. Распахиваемые двери и истерические визги дальше по коридору становились всё ближе, трактир походил на разворошенный улей диких пчёл.

— А ну, где ты, сморчок гхырный, падлюка мааргная, выходи, всё равно найду! — Файр опасливо заозирался на пока ещё запертую дверь. Но я-то знал, это ненадолго. От этой магички ещё ни одна дверь никого не спасла. Вор нервно икнул.

— А ну, прыгайте! Не убьётесь, солома свежая! — скомандовал я, подталкивая Шериона в спину.

Ещё раз глянув вниз и на меня, он решился.

— У-у-ух! — этот мальчишка в теле парня полетел с громким молодецким выкриком, за ним прыгнула Джамия, тоненько взвизгнув, затем я вытолкал сомневающегося Файра и почти с разбегу выпрыгнул сам. Уже затылком слышал, как дверь в нашу комнату распахнулась, ударяясь в стену.

Мы неслись к конюшне, что есть мочи. Сверху голосили, и казалось, что само здание трактира ходило ходуном.

Джамию усадили за спину Шериону, Файр смело запрыгнул на Смолку позади меня. Кобыла подозрительно покосилась, но решила проявить снисхождение из-за патовой ситуации, не иначе.

И только отъехав на достаточное расстояние от магического форта, когда кь’ярды перешли с безумного галопа на более спокойную рысь, я спросил, выворачивая голову назад:

— И что это было, Файр? Что на этот раз?

— Ну… Когда я только добрался до форта, выспался и отправился прогуляться…

— Что ты спёр на этот раз?! — нетерпеливо выкрикнул я вопрос.

Через мгновение возни он вытащил что-то на свет божий и показал мне.

— О, боги! — простонал я, обращаясь ни к кому конкретно и к целым Небесам. — Зачем?! Почему ты украл именно его?

— Я подумал, что это какой-то магический артефакт. Форт-то ведь магический… Не разглядел в темноте… — смущённо зачастил Файр, а Шерион, ехавший совсем рядом, уже начал откровенно хохотать.

— О, Двуликий! — скорбно подводя итоги о невероятных способностях вора влипать в ситуации, повторил я, — убери его. Только аккуратнее! — я истерически вскрикнул, видя, как комкает Файр святая святых для своей хозяйки. — Нужно будет вернуть его. Хотя бы в Школу. Иначе всех нас ждёт долгая и мучительная смерть от какого-нибудь медленнодействующего проклятия.

Проникшись, Файр благоговейно встряхнул чёрные пряди и расправил их пальцами.

Блестящий в лучах утреннего солнца, великолепно выполненный в единственном экземпляре из живых волос, парик–каре грозной магички и декана Старминской Школы Магии Катиссы Лабской вернулся на дно воровской сумки.

 

 

После своего грандиозного воровского провала Файр притих. Я даже жалел его, но не подавал виду — может, научится чему-нибудь? К примеру, размышлять над тем, что ты крадёшь и для чего тебе это вообще нужно. Я знал, что магистр Катисса — горячо эмоциональный человек, и совершенно не хотел бы с ней встречаться по поводу её парика ближайший месяц. Была вероятность, что спустя месяц она охолонёт и будет более гуманна в методах наказания. А ещё я искренне надеялся, что у неё есть запасной парик… Если по вине Файра ей придётся путешествовать без волос… Ох, я боялся даже представить это. Она будет помнить обиду всю жизнь. Мою жизнь, которая станет очень короткой.

Кь’ярды мерно рысили по редкому подлеску, день шёл на убыль, и тени становились темнее и гуще, воздух — плотнее, и только стрёкот насекомых в высоких душистых травах оставался всё таким же насыщенным и постоянным фоном.

— А где моя кобыла? — некстати вспомнил я, — Лиску мою куда дел, Файр? Мне её ещё на школьную конюшню сдавать, лошадка-то казённая.

Вор молчал за моей спиной какое-то время, а потом пристыженно промямлил:

— Так осталась на конюшне в форте… Мы так быстро побежали, что я совсем забыл про неё. Прости, Дажий.

Я устало вздохнул. Нет, я был уверен, что с Лиской ничего не случится. На случай осмотра у неё клеймо в положенном месте — знак школы. Её будут кормить, холить и лелеять. А потом предоставят ого-го какой счёт владельцу, решившему забрать животину. Я слышал истории, что иногда было проще купить новую лошадь, чем забирать с постоя старую.

— Должен будешь, — сухо сказал я, но спиной почувствовал, как Файр облегчённо расслабился, приникая ко мне грудью и обхватывая за талию. Он и раньше делал так, особенно в галопе, но сейчас… Всё было по-другому. Не было никаких причин так крепко держаться за меня, да и движение у него получилось слишком тягучим, слишком соблазнительным. И мой желудок подпрыгнул, отзываясь на такую простую ласку.

— Прости, — тихо прошептал он мне в шею снова, а я, не поворачиваясь, лишь позволил уголкам своих губ несильно скользнуть вверх.

— Темнеет, — сказал Шерион, придерживая спящую Джамию рукой: в скачке её укачало, и она сладко заснула, чуть не упав с лошади, поэтому вампиру пришлось пересадить её вперёд, почти что себе на колени, и крепко держать в объятиях. Если я хоть что-то понимал в людях… хм, вампирах, то он был совершенно не против такого расклада. — Нужно подумать о еде и ночлеге. И вообще, куда мы едем?

Как же своевременен был этот вопрос! Я сам задавал его себе половину дня. И не мог найти толкового ответа. Единственное, чего я хотел — это ехать куда-то по дорогам или даже без них рядом с Файром. Спать рядом с ним, просыпаться, видя его лицо, есть из одного котелка и улыбаться всему на свете: ветру, солнцу, тёплому, набирающему силы лету, терпкому воздуху, напоенному ароматом трав. Я боялся спрашивать вора, куда он держит путь. Потому что опасался услышать, что мне рядом с ним нет места, и дорожки наши вот-вот разойдутся. Потому что не хотел почувствовать, что он мне не доверяет. И ко всему магистерская прожигала в сумке дыру, опаляя бок. Я понимал, что должен писать. Должен работать, «не покладая рук, но покладая головы нежити в ряд и расписывая подробно, как нежить эта умерщвлена была», если говорить выкладками из требований к диссертациям. Но сердце щемило, я предчувствовал что-то не слишком хорошее и не хотел ни на шаг отходить от Файра. Сейчас, когда он тесно прижимался своим юрким горячим телом к моей спине — было самое идеальное для меня положение вещей.

— Да и кь’ярды устали, — добавил Шерион, делая вид, что не услышал моих душевных метаний.

— Кярды? — удивлённо переспросил Файр. — Это же сказки… Нас в детстве нянька пугала: «Вот не перестанете баловаться, ночью проберётся к вам кярд, в одеялко завернёт, зубами вампирскими, мракобесьими подхватит да снесет ведьмам, чтобы те ритуалы свои богомерзкие проводили на вашей кровушке».

И тут я заржал. Просто надо было слышать, с каким выражением и бесподобной интонацией говорил Файр эту антинаучную галиматью. Мне было жаль, что я не видел его лица в тот момент.

Смолка недовольно пряданула ушами и ударила по нашим ногам хвостом. А я-то тут при чём? Пепел под Шерионом только флегматично всхрапнул, выражая весь скепсис по поводу услышанного.

— Не кярды, а кь’ярды, — поправил произношение мой напарник. — Это вампирское слово. На древнем языке оно означает «танцующий по краю». Надо произносить более твёрдо и с придыханием.

— Къярды? — заинтересованно повторил Файр. Вампир вздохнул:

— Почти. И хорошо, что мама тебя не слышала. Про богомерзкие ведьминские опыты над детьми. А то, небось, поехала бы в ваше логово и начала историческую правду восстанавливать по поводу ангельского происхождения кь'ярдов и непричастности магичек к богомерзким ритуалам с участием детей. Вы бы мага, что ли, наняли, раз у вас дети пропадают.

— Мага?! — вскинулся Файр. — Маги все под королём ходят. А король наш — тупоголовая свинья. Вон до чего дошёл — который раз замок свой ненаглядный перестраивает, всю казну разбазарил.

— Ты не прав, — тихо и твёрдо сказал я. — Насчёт короля соглашусь. А вот про магов — ты не прав. Маги ходят под Ковеном Магов. Если бы Ковена не было — камня на камне бы от Белории не осталось. Там, где особые способности, всегда должен быть сильный контролирующий аппарат. И Ковен совершенно независим от короля и его казны. Школа иногда делает взаимные расшаркивания — принимает процентов пять дубин из родовитых семей по рекомендации короля. Но те, как правило, дальше пятого курса идти ленятся — и их никто не тянет, выпускают по ускоренной программе как «Прошедших вольный курс магических лекций». А король за это делает некоторые пожертвования на наши школьные нужды. Но в целом Школа и без них справляется.

— Я хотел лишь сказать, что это немыслимо — впустить постороннего в воровское логово. Мы не маги. Но наша гильдия особенна, и она отчаянно блюдёт свои секреты. Если что-то из наших трюков уплывёт в третьи руки — мы перестанем быть эффективной силой. Наш козырь — ловкость, внезапность, маскировка и разные изобретения. Отец сказал, что мы сами разберёмся с нашими проблемами. Но за год пропало уже три ребёнка. Все — до пяти лет.

Я нахмурился. Эта история плохо пахла, но я понимал то, о чём говорил Файр. Маги тоже берегли свои тайны и создавали вокруг себя ореол таинственности, чтобы оставаться на плаву. Никто не хочет терять свои преимущества. Никто не хочет становиться уязвимым. Нас и так мало…

— Дело ваше, Фай. И — если верить байкам твоей няньки, ты сейчас едешь на том самом вампирском мракобесе. Кь’ярда под тобой зовут Смолка, она вредная и строптивая, — я снова получил росчерк хвостом по ноге, — но очень умная и смелая. А под Шерионом — Пепел. Он воплощение спокойствия и благоразумия.

— А выглядят, как обычные кони… — разочарованно произнёс вор.

— Так ты присмотрись к глазам. Разве у лошадей бывают такие зрачки? И зубы… — задумчиво закончил я. «Разве обычные лошади могут быть такими зловредными исчадиями?» — но это я благоразумно решил не озвучивать. Возможно, в предках у Лиски тоже когда-то затесались кь’ярды.

— Ох, — зевнула проснувшаяся Джамия, завертев головой по сторонам, — есть так хочется... У нас есть что-нибудь пожевать?

Мы с Шерионом переглянулись. Я вспомнил о десятке сушёных яблок в своей сумке. Остальные запасы мы уже подъели и ничего нового из-за утреннего происшествия взять не успели.

— Привал! — скомандовал я, присмотрев вполне приличную полянку на лесной опушке. Будто кто специально вытаптывал высокую траву и не пускал молодую поросль расти на этом пятачке.

— Я думаю, что не привал, а уже ночёвка, — поправил Шерион. — До Витяга мы не доберёмся сегодня, все устали и вымотались. А ближайшей деревней даже не пахнет.

— А покушать что? — не унималась оголодавшая девушка. В животе Файра тоже явственно урчало, но он, наверняка, считал себя выше этого.

Шерион вздохнул и направился к ближайшим густым кустам.

— Ты куда? — спросил я друга.

— Поохочусь. Не ходите дальше поляны, дабы не смущаться и не предаваться оголтелым визгам, — сказал он, пристально посмотрев на Джамию. Та отчего-то залилась румянцем. Вот же странная.

Мы спешились. Даже несмотря на удобство езды на кь’ярде, поясница болела. Я размял ноги и пару раз нагнулся, а затем нагло порылся во вьючных сумках Шериона, доставая наружу котелок.

— Файр, сложишь костёр? — вор кивнул, а потом открыл рот — чтобы возразить. — Не волнуйся. Шерион просил далеко не заходить. С ближайших берёз можешь смело веток надёргать. Но дальше не ходи.

А сам пошёл к ручью. Я хорошо слышал его журчание некоторым временем ранее и шёл на звук и запах свежести. Ах! Как же хорошо напиться ключевой воды! Где-то она пересекалась с магической жилкой, вышедшей на поверхность, потому что мою усталость как рукой снимало с каждым новым глотком. Напившись и зачерпнув воды в котелок, я пошёл обратно, на треск обламываемых веток и негромкий разговор.

— А как он будет охотиться? — допрашивала Джамия брата. — Я специально посмотрела — у него ни лука, ни стрел.

— Почём я знаю, мышка? — устало отвечал Файр. Я улыбнулся. Мне нравилось узнавать чужие милые секреты, будучи незамеченным в тени ночного леса. — Может, он кого свистом особым приманит или на лету словит. Я вообще не знаю, откуда этот красавчик взялся, и кто он такой. Дажий с мальчишкой приехал в форт. Потом мальчишка пропал и появился этот… Погоди…

— Так и есть, — я вышел из тени деревьев, неся котелок к немаленькой уже куче веток. Зажёг их одним небольшим пульсаром и пристроил посередине посудину с водой. — Он и есть тот мальчик. Просто вырос за ночь, — вздохнул я.

Файр принёс последние ветки к костру и неверяще спросил:

— Да разве такое возможно?

— Шерион — вампир, — я выдержал эффектную паузу, чтобы смысл сказанного дошёл до всех присутствующих. — А с вампирами такое иногда случается.

Над поляной повисла тишина осознания. А потом раздался потрясённо-восторженный визг Джамии:

— Вампи-и-ир! Я же с детства мечтала с вампиром встретиться! Они же такие красивые, и сильные, и ловкие, и никак их не убить!

— Можно потише? — поморщился Файр, садясь рядом со мной на свою холщовую торбу. — На твоё верещание сейчас все окрестные вурдалаки слетятся. Ну, вампир. Подумаешь. И не такое видали.

Я хмыкнул, но ничего не сказал. Файр явно храбрился и привирал, красуясь перед сестрой. Но я был не против. Меня грел его бок и огонь костра, и я был готов любить весь мир в ответ.

Девушка зашуршала, я обернулся и увидел, как она чуть распускает верхнюю часть шнуровки лифа на простом дорожном платье. Моя бровь поползла вверх от удивления. Пышные юбки едва доставали до середины её лодыжек, лиф платья открывал впадинку между небольшими грудями... Она заметила мой взгляд и бойко подмигнула.

«Вот же семейка! — поразился я, — И ведь правильно мыслит… Вампир-не вампир, а то, что он парень — никто не отменял. Готовься, Шерион, кажется, на тебя объявлена охота». Я подмигнул ей в ответ и вернул свой взгляд к котелку, в котором начинала закипать вода. Где носит это чудовище?

— Держите, — Шерион появился из-за кустов совершенно бесшумно, кидая в нашу сторону освежёванную тушку зайца. Файр ловко поймал её на подлёте и начал удивлённо разглядывать.

«А шкура с кишками где?» — мысленно спросил я вампира.

«Чего добру пропадать?» — усмехнулся тот в моей голове.

«Ох, всемогущие боги, — Шерион вошёл в круг света от костра, и я кинул на него быстрый взгляд. — Губы хоть оботри, чудище лесное. Выглядишь жутко».

И только потом понял, что произошло. Я слышал его голос в своей голове. Слышал! Мы общались как менталисты — без слов. Как такое возможно?

— Отличный заяц, — наконец проговорил Файр, доставая из поясных ножен массивный нож и на весу мастерски разделывая тушу на куски. В котелок вошла только половина, и оставшееся мясо было решено припасти на завтра.

Я насыпал в котелок немного завалявшейся в моём мешке перловой крупы, чтобы получилась мясная каша, посолил, а Файр следом кинул ароматной травки.

Мы сидели вокруг костра, упиваясь запахом из котелка и дружно ели содержимое глазами. До тех пор, пока разбухшая перловка не полезла наружу.

— Кажется, кто-то с крупой переборщил, — хмыкнул Файр.

— Я не повар, я — маг, — парировал я. — Лучше скажи, что делать? Она прёт, как опара на дрожжах.

Мы бы долго ломали голову, но тут Шерион взял деревянную ложку, сорвал ближайший лист лопуха и осторожно переправил поспевающую крупу на него. Кь’ярды заинтересованно отвлеклись от объедания жёстких грибов с трухлявого пня на краю поляны и потянули бархатными ноздрями.

— Вот и всё, — просто сказал вампир, унося два импровизированных лопуховых блюда чуть дальше, где их тут же заглотили конеподобные бестии — прямо горячим заглотили, не пережёвывая. Бедные, заморенные животинки.

****

— Как хорошо поесть… — томно вздохнула Джамия, будто случайно поворачиваясь боком и приобнимая рукой лежащего рядом вампира. Тот напоминал бревно и не подавал признаков жизни. — Что-то зябко мне, — она поёжилась, сжимая плечи, отчего её небольшие, но очень аппетитные выпуклости почти выпрыгнули из лифа. Послышалось тихое покашливание со стороны Файра.

— Так накройся уже плащом, ради Двуликого, и дай всем поспать, — высказал общие мысли Файр, накидывая на сестру свой — мой! — плащ и стаскивая её руку с притворяющегося спящим Шериона. Я еле сдерживался, чтобы не захохотать в голос. — Между прочим, вампирам тоже надо спать.

— Да знаю я, знаю, — с досадой проворчала Джамия, укладываясь на спину и скрещивая руки на груди.

— И срам свой прикрой, — наставительно прошептал Файр. Так тихо, что слышно было по всей поляне. — А то смотри, выкатятся наружу, в темноте не соберёшь. — Шерион издал странный звук, похожий на сдавленное хрюканье. Я отвернулся и малодушно зажал рот ладонью, сдерживаясь из последних сил.

Костёр догорел, угольки мягко мерцали в ночной темноте поляны. Такое близкое, мягкое небо сыпало на нас сверху звёздами Разлитого молока, точно мелкое решето — мукой. Я лежал с краю, одним боком чувствуя Файра, и счастливо улыбался, стараясь как-то избавиться от странного, тяжёлого и тошнотворного предчувствия, поселившегося внутри. Не считая этого, мне было так хорошо сейчас — сытому, рядом со своим вором, под периной родного неба, что я боялся умереть от этого щенячьего счастья.

«Кажется, твоя поклонница заснула», — через какое-то время мысленно сказал я Шериону. Тот не спал, и хоть и был совсем с другого края от меня — я чувствовал его, как себя.

«Слава Двуликому, — облегчённо зазвучал в моей голове голос вампира. — Я уж не знал, куда себя девать. Вот же приставучая! Да ей лет-то всего ничего, у нас девочки в её возрасте вообще мальками неразумными считаются».

«Она всё-таки человек. А в человеческих деревнях в шестнадцать уже первого ребёнка некоторые рожают».

«Не верю!» — изумлённо прошелестел голос вампира.

«Дело твоё. Ты лучше расскажи, почему не хотел сегодня прыгать. Это ведь смешная высота для вампира — всего-то второй этаж», — задал я наконец долго мучивший меня вопрос.

«Смешная, но только не в первые сутки после инициации. Сейчас мои кости ещё хрупкие и мягкие, даже хрупче человеческих. Я ещё не вошёл в полную силу моего тела. Для этого требуется время...»

«Хорошо, что ты сказал. Буду тебя беречь, — мысленно усмехнулся я. Мы помолчали немного, а потом я снова решился: — Всё в порядке? Не чувствуешь ничего странного?»

«О чём ты?»

«Не знаю. Будто сердце тянет. Нехорошее предчувствие».

«Перестань. Ты устал — вот и всё. Бессонная ночь, торопливое утро, потом тяжёлый день скачки. Поспи уже наконец, и всё пройдёт».

Наверное, Шерион был прав. Надо отключать мысли и поспать.

«Доброй ночи, чудовище».

«Доброй, — фыркнул вампир. — И от чудовища слышу».

Я улыбнулся и блаженно закрыл глаза. В воздухе сладко пахло цветущей сурепкой.

Жаркие руки заблудились под моей рубахой, горячее тело прижималось так близко. Я проснулся, чувствуя сильное напряжение пониже живота.

— Мне холодно, Дажий, — прошептал Файр. Он почти целиком забрался на меня сверху, и от этого моему "напряжению" было только хуже. Или лучше, смотря как посмотреть. Я накрыл нас моим одеялом, обнимая его за плечи и запуская руки под его рубаху, оглаживая по спине. Неужели мы сделаем это прямо сейчас? Вот так, лёжа на ветках, прикрытых одеялами, совсем рядом со спящими товарищами? Предположение щекотало нервы.

— Фай? Фай… — жарко зашептал я ему в ухо, добираясь до его ягодиц, сминая их через штаны своими костлявыми пальцами, вжимая в себя ещё крепче, ещё ближе. Тело Файра казалось странно мягким и безвольным. Я насторожился, когда он поудобнее устроился на моей ключице и замер. И совершенно уверился в своей ошибке, когда услышал его тихий сладкий храп.

Я весь затрясся от тихого смеха. Вот я болван. О чём я вообще думаю? Я болен. Болен этим вором, как заболел когда-то студёной язвой. Говорят, эта болячка навсегда затаивается в теле и вылезает лишь тогда, когда ослабевают защитные силы. Это было про меня и Файра. Он пробрался внутрь моего тела, внутрь души. Я отчего-то был уверен, что он останется там до самого конца. И будет мучить своими проявлениями, когда я больше всего не буду к этому готов, вот как сейчас…

Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, я погладил вора по жестковатым волосам, заправил выбившуюся щекочущую прядь за ухо. Он спал, как убитый, блаженно распластавшись по мне. Было тяжеловато, но я бы вынес и вечность подобных мук.

Вдыхая горьковатый полынный запах его волос, я снова провалился в муторный, напряжённый сон.

****

— Они идут, Дажий… Они крадутся, на лапах их смерть твоя, в пастях их страх твой, — монотонно бубнил голос над моей головой.

Я проснулся рывком, точно вынырнул из ледяного зимнего бочага. Что это было?

Файр лежал сбоку, полностью укутавшись в моё одеяло, точно в кокон. Мне было зябко. Спящий Шерион почти не подавал признаков жизни: лежал бледным недвижным мертвецом, как и все спящие вампиры. Джамии не было.

— Они уже близко, Дажий, — я вскинулся, поворачивая голову на звук голоса. — Они убьют тебя, Дажий…

Джамия сидела спиной ко мне совсем рядом и методично раскачивалась из стороны в сторону. Я не видел её лица, и в свете вставшей полной луны её силуэт выглядел жутко. Сглотнув, я тихо поднялся и обошёл девушку по кругу.

Она сидела с широко раскрытыми невидящими глазами, которые были практически чёрными от распустившихся на всю ширину зрачков. Джамия обнимала себя за плечи, ёжилась и раскачивалась, не останавливаясь.

Я так часто видел, как мои сокурсники с факультета Пифий и Прорицателей входят в транс и предсказывают, что страх сразу отступил. Это было неожиданностью, но не более того. Я совершенно не ожидал, что сестра Файра обладает таким необычным магическим даром. В целом, ничего страшного в том, что Джамия сейчас пророчествует, не было. Это всё вообще могло оказаться обычным дурным сном — с пифиями такое случалось. Я тихонько подошёл поближе и опустился рядом на колени.

— Кто идёт, Джамия? Кто они? Откуда взялись и что им нужно? — решил я наобум задать несколько вопросов, пока связь с потусторонним не прервалась.

— Твари… Жуткие твари… — зашептала она, и из её глаз вдруг потекли крупные слёзы. — Много, много смерти… Мне так страшно!

Я не удержался и обхватил качающееся тело, сжимая в объятиях. Сначала она вся заледенела, но потом начала расслабляться. Всхлипы становились всё реже. Я оторвал её от себя и поглядел в проясняющиеся глаза — она возвращалась.

— Что происходит? — недоумённо спросила она у меня через несколько мгновений.

Я уже готов был ответить, как вдруг тишину ночи разорвал безысходно тоскливый, наполненный дыханием смерти вой, больше похожий на выкрик. Душа улетела в пятки, волоски на руках поднялись дыбом. Джамия снова боязливо прижалась ко мне, а Файр резко подхватился ото сна и сел на одеялах.

— Что это было? — сонно спросил он. — Волки?

— Не думаю, — прошептал я.

Ещё мгновение я сидел, осознавая происходящее, а потом кинулся будить Шериона — вампиру требовалось больше всего времени, чтобы прийти в себя.

Через неизвестно сколько "гхыров" и пощёчин он всё же проснулся. Кричащий вой раздался ощутимо ближе, и я чувствовал, как ледяной пот тонкой струйкой потёк по моему позвоночнику.

— Дажий? Что происходит? — постепенно приходя в себя, спросил вампир.

— У нас гости. Очень опасные, зубастые и сеющие смерть повсюду, где проходят. Я не знаю, откуда они взялись тут, но это точно не случайность. Нас хотят убить — я уверен. Убить так, чтобы и косточек не осталось. Поэтому давай, приходи в себя и готовься к драке.

Шерион бойко зашевелился, скидывая одеяло, и первым делом побежал к Пеплу — за гвордом и моей лёгкой кожаной курткой с серебряными заклёпками. Лучшего доспеха для борьбы с нежитью и не придумаешь. Сама куртка была порвана в паре мест и совсем износилась, но серебро, на заказ наклёпанное по рукавам и плечам в виде шипов, сидело всё так же крепко.

— Может, ты объяснишь, что происходит? — Файр крепко схватил меня за руку в тот момент, когда я уже собрался вычерчивать круг для пентаграммы.

— На нас надвигается стая нежити, которая, вероятнее всего, убьёт нас всех на этой поляне. Поэтому приготовься встретить смерть во всеоружии и спрячь сестру на самом высоком дереве. Может, ей удастся спастись, как рассветёт.

— Но… как?! — этот полувыкрик вывел меня из себя, и я схватил вора за грудки в надежде привести его в чувство:

— Файр! Срочно прячь Джамию и вытаскивай все свои смертоубийственные штучки из рукавов, иначе нас покрошат в капусту ещё до того, как луна коснётся краем во-он тех берёз, — грубым шёпотом сказал я. Джамия глядела на нас расширенными от ужаса глазами. Взгляд Файра сверкнул, столкнувшись с моим, и стал стальным. Вырвавшись из захвата, он потащил сестру к толстой ветвистой берёзе.

«Вот так, молодец, Файр», — отвлечённо думал я, вычерчивая наконец небольшой идеально ровный круг в утоптанной траве. Вырезав линии силовой пентаграммы почти с закрытыми глазами, махнул лезвием по ладони, произнося заклятие. Кровь тугими каплями падала в центр знака. Руны просьбы, призыва, огня и силы красовались по краям внутреннего креста. Их не было видно в траве, но для меня знак и каждая линия пылала ярким красным пламенем. Достаточно крупных трупов поблизости не было, творить голема-воина было совершенно некогда. Поэтому я просто искал в своей крови, связанной с потусторонним миром пентаграммой, побольше сил для самых действенных огненных заклятий. С такой помощью меня должно было хватить на пятнадцать-двадцать мощных пульсаров. И каждый просто обязан был найти свою цель.

Вой раздался где-то слева, за соседними деревьями. Потом, тут же, — спереди и сзади. Нас брали в кольцо. Я сглотнул, стараясь не трястись от того, как всё новые и новые светящиеся белёсым светом глаза проступали из темноты.

Их было много. Так много, что в какой-то момент мне стало всё равно. Больше тридцати, когда нам хватило бы и одного десятка. Кто-то явно перестраховывался.

— Боги всемогущие, — прошептал Файр, прислоняясь спиной ко мне. Шерион стоял боком тут же, и мы образовали своими фигурами боевой треугольник. Твари, похожие на неудачный эксперимент по скрещиванию волка и упыря, с массивной тяжёлой мордой и выдающейся нижней челюстью, усеянной невозможно длинными зубами-шипами, смотрели на нас с безразличием неотвратимо наступающей смерти.

— Что это, Дажий? — тихо спросил Шерион, нервно поигрывающий гвордом. Самые кончики кинжалов, зажатых в руках Файра, еле заметно подрагивали. Я и сам боялся, и это было совсем не зазорно — бояться огромную стаю этакой пакости.

— Волкодлаки, — так же тихо ответил я, взглядом скользя по скоплению белёсых огоньков. — Магически усовершенствованная нежить, проект одного сумасшедшего мага. Несколько видов нежити, самых выносливых, хитрых и кровожадных, скрещивали до тех пор, пока не получили вот это. Так говорит энциклопедия.

Пальцы зудели жаром от притока энергии из пентаграммы. Я чувствовал, что если не сотворю и не впишу первый пульсар в одну из этих смертельно безразличных морд прямо сейчас, то просто взорвусь. Почему же они медлили?

Не выдержав, я зажёг на ладони огненный шар, замахиваясь в сторону ближайшего волкодлака. Это словно послужило приглашением — все твари, как одна, пришли в движение и кинулись на нашу троицу, мешая друг другу. Джамия заверещала с берёзы.

Время расплавилось, превращаясь в тягучую сосновую смолу.

Пальцы щекотала магия выпускаемых пульсаров. Неудачливые волкодлаки метались по поляне живыми факелами, истерично визжа и выцарапывая огонь стальными когтями. Невыносимо воняло палёной шерстью и мертвечиной, а ещё врывался какой-то тошнотворный запах: Шерион крошил гвордом более ловких и увернувшихся от моих шаров тварюг, и то, что текло из их туш, смердело страшно. Файр вертелся по правую мою руку, не давая подлезть волкодлакам с той стороны, пока я сотворял новый пульсар. Он не мог убить ни одного своими кинжалами, но хотя бы отпугивал и наносил быстрые и точные порезы, после которых рассерженную и потерявшую бдительность тварь ждал мой огненный шар.

Первым вскрикнул Шерион. Один из волкодлаков сумел зацепить его предплечье, и хоть теперь голова твари была раскрошена гвордом — дело было сделано. Одного мимолётного взгляда на напитывающуюся кровью рубаху хватило, чтобы понять — ранение серьёзное. Скоро волкодлачий яд разнесётся по телу, и начнётся головокружение и галлюцинации. Шерион был обречён. Я зло сжал зубы и проорал заклинание силы ещё раз — понимая, что если выживу, то слягу с выжженой аурой на несколько недель. Я просил невозможного — пентаграмма полыхнула алым и начала чернеть, рассыпаясь пеплом. Всё, что могла вычерпать из пожертвованной мной крови, она отдала и теперь самоуничтожалась. Я почувствовал прилив бодрости и, радостно зарычав, влепил пульсар в смрадно дышащий оскал, летящий на Файра. Ничего, посмотрим ещё кто кого!

 

Семь…

 

Шар улетел в сторону Шериона, где на него наседало сразу две твари. Теперь на одну меньше.

 

Шесть…

 

Файр попятился, чтобы найти безопасный угол. Я сбил пульсаром волкодлака в прыжке, вор ударом ноги отправил живой факел в кусты и тут же поддел на кинжал глотку вспыхнувшего пятого…

 

Четыре…

 

Тварь думала, я не увижу её слева. Она ошибалась. Сейчас я видел везде — слишком хотелось жить. Совсем не хотелось терять друзей.

 

Три…

 

Силы снова покидали меня… Волкодлаков было слишком, слишком много. Разве возможно вывести столько тварей и держать их так близко от Стармина, почти под носом у Ковена магов, незаметно? Хотя, их могли перебросить и телепортом. Столько сил и заморочек - для чего? Не отвлекайся, Дажий! Не смей думать о ерунде! Шерион ненадолго оперся на мою спину, тяжело дыша. Наверняка, яд уже начал действовать.

 

Два…

 

Файр вскрикнул. Огромная шипастая голова вцепилась в его ногу, и я отправил в неё свой огненный шар. Тварь завизжала и заметалась, Файр начал оседать вниз. Я тут же, не думая, подхватил его под руку.

 

Один…

 

Я спонтанно выпустил последний сгусток силы туда, где Шерион вяло отбивался от крупного волкодлака. Тот закусил гворд, словно пытался вырвать его из слабеющих рук. Получай, тварина!

— Нет, Дажий!!! — разлетелся над поляной девичий визг, и спину вдруг пронзило чем-то острым. Впрочем, это было совершенно не больно. Только чувствовать себя стал странно — тело быстро одеревенело и перестало слушаться. Последнее, что я увидел перед тем, как завалиться в траву — летящую на меня тушу с разверстой пастью и Файра, непонятно как выскочившего ей наперерез. Но он опоздал. Опоздал, и это так хорошо. Шипастые зубы сцепились на моей шее, по ощущениям, вырывая не меньше её половины. Я заорал из последних сил от боли и жжения волкодлачьего яда.

Но теперь всё было неважно, кроме этих глаз, расширенных от ужаса. Глаз цвета гречишного мёда. Глаз цвета моей одержимости. Глаз, которыми я болен — которые были сейчас так близко ко мне…

И морозная, сковывающая смертью темнота обрушилась на меня, забирая с собой сознание.

 

 

Волкодлаки исчезли так же бесшумно и беспричинно, как и появились.

Словно выполнили то, за чем приходили.

На разгромленной поляне остались догорающие и размолотые гвордом тела их неудачливых сородичей, над залитой выпущенными внутренностями травой стоял невыносимый смрад. Три фигуры склонились над четвёртой, разверстой в неестественной позе.

Дажий умирал. Жизнь толчками выходила из разорванного горла, стекая по сильной ладони Шериона, зажимающего рану. Он понимал, что это бессмысленно, но ничего не мог с собой поделать.

С другой стороны от тела совершенно бледный Файр крепко держал некроманта за руку. Его лицо было перемазано кровью: ярко-алой своей и жёлто-склизкой — волкодлаков. Широко распахнутые глаза блестели в свете луны, и крупные слёзы то и дело набегали в их уголках, тяжело скатываясь вниз. Джамия сидела в ногах, зажав рот обеими руками, и безмолвно раскачивалась из стороны в сторону.

— Ш-Шерион… — наконец разомкнул слипшиеся губы Файр. Голос дрожал, и язык не собирался слушаться хозяина. — Поверни его немного. П-прошу…

— Его лучше не трогать сейчас, — вяло ответил вампир, неотрывно следя за густыми вишнёвыми разводами между пальцев. — Потечёт сильнее.

— Это в-важно, — всхлипнув, упрашивал вор. Не дождавшись никакой реакции, осторожно протолкнул руку под спину умирающему некроманту и долгое время что-то ощупывал там. Наконец, вытащил сжатую ладонь. В ней что-то быстро блеснуло. Файр вздрогнул, рассматривая предмет.

— Что это? — с неприязнью спросил Шерион, и когда вор показал ему дрожащую ладонь, глухо и надрывно зарычал. — Почему?!

Дажий вдруг напрягся и захрипел, а затем совершенно обмяк.

— Сердце почти остановилось, — прошептал Шерион, и из его потемневших, почти чёрных глаз скатилась пара тяжёлых слёз. — Уйдите…

— Что? — вскинулся вор. — Куда мы должны уйти? Я хочу быть с ним до самого конца!

— Просто возьми сестру и уйди, Файр. Тебя это больше не касается. Вы просто случайные попутчики. Тебе незачем в это лезть.

— Ты не прав, — с глухой обидой ответил тот, поднимаясь. Чувства кипели внутри огнём, и он крикнул: — Ты не прав! Я нужен ему.

— Ты ему не нужен, маленький глупый вор. От тебя сплошные беды. Вся эта гонка — просто результат неудачного эксперимента над заклятием поиска. Все ваши эмоции — лишь побочный эффект магии, завязанной на крови, — устало прошептал Шерион, свободной рукой вытирая лицо. Кровь из его прокушенного предплечья струилась по рубахе до самой кисти, и теперь на лице красовались алые разводы. Время уходило, утекало сквозь пальцы тёплой, щекочущей ноздри солёным запахом кровью. Некромант был на самом пороге, медлить больше некуда.

— Файр. Просто послушай меня. Уйдите ненадолго. Потом вернётесь, если ты так хочешь. Мне нужно побыть с ним наедине. Может, я смогу помочь.

Вор без слов развернулся и, прихрамывая, подошёл к Джамии. Грубовато взяв шокированную и безмолвную сестру под локоть, рывком поднял её на ноги. Его собственная нога горела огнём, но крови было немного. Голова кружилась, и путь прочь от поляны дался очень трудно. Лишь отойдя на достаточное, по его мнению, расстояние, Файр глухо взвыл, давая волю чувствам, и сполз вниз по ближайшей берёзе. Рыдания вырвались из груди сдавленными хрипами, текло из глаз, носа и рта. Файр чувствовал себя настолько плохо, был так сильно разбит и подкошен произошедшим, что не находил в себе никаких сил успокоиться. Джамия могла только обнимать его сбоку и пытаться гладить по волосам, но это никак не облегчало ту тупую жгуче-тошнотворную боль, глубоко засевшую под рёбрами.

Шерион остался один на поляне, полной трупов, сидя над человеком, который вот-вот перешагнёт за порог. Достав кинжал из ножен в голенище Дажия, поудобнее перехватил его в ладони. Укушенная рука почти полностью отнялась, пальцы совершенно не слушались. Но сейчас это не имело никакого значения. На несколько мгновений вампир прикрыл глаза, собираясь с духом. Затем, глубоко вздохнув, чуть помедлил и, рывком оторвав ладонь от страшной раны, припал к разорванному горлу губами.

Кровь хлынула в глотку — невыносимо вкусная, тёплая, уносящая с собой остатки сил из безвозвратно мертвеющего тела. Отдающая магией и почему-то мёдом, она была густа и невообразимо прекрасна. Остановиться не было никакой возможности, кровь толчками сама заполняла собой рот, проливаясь глубже. Шерион уже чувствовал её в своём желудке, как вдруг, стремительно разогнувшись, с силой полоснул себя кинжалом вдоль запястья.

Его собственная кровь тягучим тёмно-вишнёвым ручейком заструилась вниз, вниз, и в том месте, где она попадала на разорванную кровоточащую глотку некроманта, начала слегка пузыриться и даже испускать еле заметный дым.

— Пожалуйста… Прими. Прими мой дар, не отторгай… — шептал вампир до тех пор, пока его собственная кровь не залила рану Дажия полностью, нераздельно смешиваясь с кровью некроманта. — Arless… Arless guennard… attaro gesta, — продолжил он обряд на древневампирском, боясь перепутать слова, судорожно вспоминая всё то, чему его учил отец. Нужно было успеть произнести ритуальные слова, когда человек в шаге до смерти, успеть до тех пор, как собственный порез на запястье закроется, затянется под действием крови. И он старался так сильно, как никогда прежде.

Первым признаком того, что ему удалось, было прекращение толчков крови из артерии на шее. Она словно подёрнулась загустевшей, темнеющей на глазах коркой. Дыхание Дажия, до этого поверхностное и еле заметное, выровнялось и чуть углубилось. И хоть некромант оставался невыносимо белым, белее первого снега зимой, Шерион чувствовал — получилось. У него получилось. Его учитель и друг вне опасности… Устало согнувшись и опустив голову на ноги Дажия, он счастливо вздохнул. Прокушенная волкодлаком рука онемела от самого плеча до кончиков пальцев и всё так же сильно кровоточила — яд нежити в ране не позволял ей затянуться, — но ему было плевать. Он устало прикрыл глаза и уже поплыл в зыбкий сон, как вдруг кусты с другого края поляны зашуршали. Привычным движением подобрав гворд, вампир резко обернулся, собираясь защищать тело некроманта до последней капли собственных сил.

На другой стороне поляны замерла невысокая стройная фигура, укутанная плащом. Рядом, под её рукой, вывалив язык, стоял огромный бурый волк.

— Талена! — с облегчением всхлипнул-выдохнул вампир, пытаясь подняться и тут же заваливаясь обратно.

— Боги всемогущие… Шерион! Дажий… Мы опоздали? — сестра подобно ветру ринулась к нему, усаживаясь рядом. — Братец, милый… Что тут произошло? Ройм предсказал неладное ещё вчера вечером, и с тех пор мы нагоняли вас так быстро, как могли… И всё равно опоздали. Что с вами обоими произошло?

— Талена, — еле связывая руны в слова, прошептал Шерион, обнимая сестру, — прости меня. Я так устал… — и, закатив глаза, обмяк в её руках.

— Файр.

Вор весь подобрался, перестав всхлипывать. Этот хриплый голос был ему знаком. Так хорошо знаком, что хотелось пережать глотку его обладателю тотчас же. Он медленно поднял заплаканные глаза на невысокого мужчину, бесшумно возникшего перед ним. Короткий тёмно-серый плащ, под которым с одинаковым успехом можно скрывать и меч с луком, и целый арсенал опасных штучек, прятал его фигуру, а мягкие высокие сапоги позволяли двигаться совершенно неслышно. Под капюшоном белела еле различимая полоска с прищуренными глазами, всё остальное лицо было скрыто тёмным платком. Но голос не мог принадлежать никому другому, и Файр чуть не завыл от досады.

— Ара? — со злостью выдохнул он. — Это ты сделал? — он показал руку с зажатой в ладони вещицей. Это был дротик ручной работы с очень длинной иглой и алым оперением: Ара сам делал свои дротики, не доверяясь в этом деле никому. — Зачем?! Зачем, о Двуликий? Отец послал тебя за мной? Ты промазал?

— Ничего личного, малыш, — совершенно неизменным ровным тоном ответил мужчина. Вышло глухо, ткань, скрывающая половину лица, мешала звуку проходить наружу. Файр скривился, точно от зубной боли. — Ты ведь знаешь, я не промазываю. Просто взял заказ на очень хорошие деньги.

Файр вскочил, скинув с себя руки замершей как мышка Джамии. С главой гильдии наёмных убийц его связывала не только давняя неприязнь, но и кровные узы. Ара был младшим братом его отца. Дядей, черти его дери. Напрыгнув на несопротивляющегося убийцу, Файр прижал того к берёзе и приставил острие дротика к сонной артерии.

— Это отец заказал его? Он до сих пор думает, что меня похитили, что я не по собственной воле сбежал из его мерзкого логова?

Глаза из-под края капюшона не выражали ничего. Из них смотрела темнота и безразличие.

— Мой брат до сих пор думает, что ты идиот, попавший в какие-нибудь неприятности. Он просил искать тебя и Джамию, но ничего не платил. А ты прекрасно знаешь, что это не расценивается как заказ. Я просто спрашивал о вас кое-где и кое-что узнал…

— Тогда кто? Ара, кто заказал его?! — почти орал Файр, чуть нажимая на кожу шеи ядовитым остриём.

— Ты же знаешь, я не могу сказать.

— Тогда я убью тебя.

— Месть не облегчит твоей боли, малыш. Да и не выйдет. Я старше, опытнее и сильнее. Я двигаюсь быстрее и более ловкий. У тебя нет ни шанса. Я не хочу тебя калечить.

И тогда Файр, расслабляя укушенную ногу, упал лицом на плечо дяди и горько, переживая невозможную внутреннюю боль, зарыдал. Дротик выпал из безвольной руки, затерявшись в высокой траве.

— Ара… Зачем ты убил его? Ара… Я первый раз в жизни влюбился. Я влюбился так быстро, что думал — умру от этого чувства. Я ненавижу тебя… Ненавижу. Сдохни!..

Файра сотрясало рыданиями, а убийца, позволявший плакать на своём плече, лишь стоял и ждал, когда племянник закончит. Ему не было дела до его эмоций. Он видел подобное сотни раз. И все повторялось одинаково. Всегда. Безутешные с виду вдовы убитых им жертв прыгали в постель к своим живым и здравствующим любовникам в тот же вечер. Дети, с печатью грусти на челе смиренно провожавшие в последний путь своих родителей, начинали кровавую грызню за наследство, едва на могилу падал последний ком земли. Он повидал в своей жизни сполна, и сопливые признания мальчишки не могли пронять его. Слова не значили ничего. Но отчего-то ему захотелось сделать шажок навстречу потому, что на его плече сейчас ревел не кто-то, а любимый племянник. Общение их давно не клеилось, что никак не мешало считать того любопытным человечком. Да и он сам ничего не терял. Новое знание никак не поможет Файру.

— Его заказал придворный старминский маг. Ничего не объяснял. Просто подробно описал и очень хорошо заплатил. И предупредил, что я буду лишь на подстраховке у этой стаи чудовищ. Если вдруг они по какой-то причине не справятся сами, или ему удастся избежать с ними встречи.

Файр затих и перестал рыдать. Кажется, слёзы сами начали стремительно высыхать, уступая место разгорающемуся гневу. Он собирался запомнить это, и однажды...

— Спасибо, — тихо сказал он, а затем, развернувшись, пошёл в сторону поляны, схватив сестру за ладонь.

— Отец не отстанет от вас, малыш Фай. Имей это в виду, — прошелестело ему в спину, но вор уже не оборачивался.

— Ты Файр? — дружелюбно спросил парень, натягивающий на ноги сапоги на краю поляны. Его голос был так добр и миролюбив, и это настолько не совпадало с настроем вора и окружающей угнетающей обстановкой, что того передёрнуло.

— Сам кто будешь? — грубо спросил он, осматривая поляну. А посмотреть было на что. Трупы исчезли, оставив после себя лишь бесформенные дымящие кучи. Смердело от них тошнотворно. Слева под берёзой Файр заметил девушку, что сидела, укутанная плащом до самых носков сапог. Положив голову ей на колени, мирно спал Шерион; руками, вынутыми из-под плаща, она перебирала его пепельные волосы. Незнакомка тихо, едва слышно пела. Мелодичный переливчатый голос разносил над головами руны негромких слов:

 

Я пел о богах, и пел о героях, о звоне клинков, и кровавых битвах;

Покуда сокол мой был со мною, мне клекот его заменял молитвы.

Но вот уж год, как он улетел — его унесла колдовская метель,

Милого друга похитила вьюга, пришедшая из далеких земель.

И сам не свой я с этих пор, и плачут, плачут в небе чайки;

В тумане различит мой взор лишь очи цвета горечавки;

Ах, видеть бы мне глазами сокола, в воздух бы мне на крыльях сокола,

В той чужой соколиной стране, да не во сне, а где-то около…

 

«И кто же она такая?» — подумал Файр, крепче сжимая ладонь Джамии. Окинув взглядом поляну, он увидел лежащего на прежнем месте Дажия, укрытого одеялами. Укрытого не так, как покрывают мёртвых — с головой. Нет. Укрытого, словно тому могло быть холодно. Только вздёрнутый заострившийся нос — вор помнил о милой родинке на его кончике, — да полоска упрямого лба и чёрная макушка спутанных волос виднелись из-под одеял.

— Я Ройм. А это — Талена. Старшая сестра Шериона. Мы близкие друзья Дажия, учились все вместе в Старминской Школе Магии. Вообще мы видели тебя тогда, в «Трёх пескарях» в Камнедержце. Когда Дажий тебя выиграл, — смущённо закончил парень. — Ты ранен? У тебя штанина прокушена и в крови…

— Я в порядке, — поморщившись, ответил Файр, опускаясь рядом с некромантом и блаженно вытягивая ноющую и леденеющую кругом от места укуса ногу. — Что с ним? Он жив?

— Куда этот упырь денется? — хохотнул Ройм, но, встретив недобрый взгляд Файра, сменил тон: — Этого задохлика не так-то просто убить. Он же некромант. У него с госпожой Смертью свои отношения.

— А что с Шерионом?

— Просто устал, — негромко ответила девушка под березой, обрывая песню. Талена, напомнил себе Файр. И тут же вспылил:

— Я не верю. Кому вы дурачите голову?! — крикнул он, обращаясь ко всем сразу и ни к кому конкретно. — Дажий умирал! Ему оставалось жить несколько вздохов, уж в смертельных ранах я разбираюсь... Что вы сделали с ним?!

— Он напоил его своей кровью, — вдруг тихо сказала Джамия, севшая в голове некроманта и положившая руки на его волосы, убирая спутанные пряди со лба. — Шерион предложил ему дар Повелителя, и тот принял его.

— Что? — выдохнул Файр. — Всесильный Двуликий… Какой ещё дар Повелителя?

— Кровь светловолосого вампира может вернуть человека с того света... если ещё не поздно, - тихо прошептала Джамия. — Всегда думала, что это просто сказки. Но я чувствую кровь Шериона внутри.

— Значит, Дажий теперь тоже?..

Звонкий переливчатый смех разнёсся над поляной. Талена, так и сидевшая под берёзой, дёрнула головой. Капюшон упал на её плечи, открывая тёмно-золотые пряди длинных волос. Спящий на её коленях вампир даже не пошевелился.

— Ты невозможно странный, Файр. Противоречивый. Я понимаю, почему Дажий погнался за тобой. Во-первых, вампиром можно стать, только родившись им. От родителя — вампира. Во-вторых, какая тебе разница, кем стал Дажий, если он жив? Или тебе волкодлаки мозг выели? Подумай хорошенько. Мой брат сам чуть не умер, отдавая Дажию свои силы и кровь. Он рискнул собой, толком не умея проводить ритуал, он сам был ранен и отравлен. Он спас этого непутёвого некроманта, подарив ему часть себя. А ты пытаешься найти причину, чтобы придраться? Ты жалок… — Талена замолчала. Над поляной повисла напряжённая тишина.

— Прости, — наконец, тяжело выдохнул Файр, оседая рядом с Дажием. — Ты права. Если вдруг он станет чудовищем — я сам убью его. Во всех остальных случаях... Мне всё равно, кто он. Лишь бы жил.

— Вот и договорились, — чересчур жизнерадостным голосом подвёл Ройм, подползая к Файру со своей сумой. Становилось понятно, что отбиться от него не получится. — Я осмотрю ногу? Тебе точно нужна помощь, а я хороший травник. У меня есть, чем обеззаразить рану после укуса волкодлака. Если сделать всё сейчас — уже через сутки будешь бегать, как новенький.

Темно.

Так темно и холодно, как никогда не было раньше. Холод пробирался до самой середины моего существа, промораживая насквозь. А ещё сыро. Очень сыро. Влага оседала на лице, через время стекая по нему прохладными каплями.

Я попытался дотронуться, смахнуть их — и не смог. Рук не было. Как не было и лица… Всё так зыбко и непонятно.

Я умер?

— Ты на пороге, — зазвучал в ушах бархатный мужской голос. Он шёл из ниоткуда и будто бы отовсюду сразу, пробираясь до глубин сознания. Он звучал даже изнутри, и от этого становилось не по себе.

А потом вдруг темнота закончилась, словно сползла сдёрнутым одеялом, оголяя странную реальность.

Я стоял посреди белёсого Ничто. Позади и вокруг меня окутывал туман настолько густой и влажный, что у меня получилось оторвать кусочек. Только тогда я понял, что снова имею руки. Я не удержался и откусил от тумана, с удовольствием разжёвывая что-то горько-сладкое.

— Как тебе на вкус людские воспоминания? — снова зазвучал тот же ни с чем не сравнимый голос, и я посмотрел туда, откуда сейчас он исходил. Передо мной, насколько хватало глаз, открывался бесконечно длинный и слишком узкий — только одному пройти, двум — не разминуться, — мост. Тяжёлый, каменный, почти что надёжный. Если бы не тихий вой, что издавали камни в перилах. На мосту, в нескольких шагах от меня стоял Некто. Одетый в чёрные одежды, очень высокий и очень худой. С невозможно длинными седыми волосами — они струились до самых пят, опутывая нагие ступни. Его лицо было худым, кожа словно обтягивала кости, но для меня оно было прекрасно настолько, что от благоговения щипало глаза и хотелось плакать. И только чёрные провалы в вечность вместо глаз под веками портили это впечатление, или наоборот, приводили к нему? Он был печален и прекрасен, и оказалось совершенно не страшно — идти к нему.

Ожидаемая Хозяйка оказалась Хозяином. Желанная Госпожа обернулась Господином.

Я шёл и шёл навстречу к Смерти, окрылённый спокойствием и невыразимой красотой этого места, но Он всё не приближался. Начало моста, откуда я держал путь, уже потерялось в тумане, а конец даже и не думал показываться. Я застрял где-то посередине и растерянно заозирался, когда Он пропал.

— Зачем ты идёшь? Куда ты идёшь? — вдруг спросил Хозяин, появляясь за левым моим плечом. Я мечтал слушать Его бархатный голос вечность и хотел сказать Ему об этом, но язык не хотел шевелиться. — Ты помнишь себя? Как ты тут очутился? Откуда пришёл? Как зовут тебя? — обволакивал Господин вопросами, текуче перемещаясь и вставая по другую сторону.

— Н-нет, — шёпотом выдавил я.

— Значит, я не могу взять тебя к себе, — печально ответил он и провёл рукой с неимоверно длинными костистыми пальцами по моим волосам. — Ты должен остаться здесь, — я всхлипнул, а он махнул в сторону тумана, — и вспомнить. Вспомнить свою жизнь. Вспомнить себя. Вспомнить свою смерть и принять то, что ты умер. Только тогда я возьму тебя с собой. Без своей памяти ты не имеешь никакой ценности… — прошелестело на прощание, и я остался один посередине моста, окружённый туманом памяти. Растерянный, одинокий. Не осознающий себя.

Мужчина я или женщина? Молодой или старый? Человек ли, вампир, эльф или тролль?.. Кто я?

Я взялся за перила. Камни были тёплыми и еле слышно стонали. Я хотел отдёрнуть руки, но потом решил не обижать их этим действием. Словно камни были живыми.

Итак, я должен вспомнить.

Уставившись в тугую белёсую пелену тумана перед собой, я пытался разглядеть хоть что-то. Я бы мог стоять так вечность, пока один особый назойливо-громкий камень не обратил на себя моё внимание. Я опустил глаза вниз и обомлел…

Вкус молока матери. Мои жалобы на голод, и как результат — я всегда получал требуемое.

Осознание, что я мальчишка… Мои братья и сёстры. Первые магические опыты и порка за разбитую посуду…

Первая девочка, в которую я влюбился. Кажется, она называет меня Дажий. Какое странное, неловкое имя… Мы прячемся за сеновалом, где я получаю первый в жизни поцелуй…

Верес. Точно знаю, что это Верес. Высокий, надёжный и печальный. Мы пробираемся по заснеженному лесу в сторону Стармина, уходя всё дальше от моей прошлой жизни.

Школа Магии… Так много самых ярких воспоминаний, наполненных радостью и грустью, знаниями, дружбой… Ройм и Талена. Они всегда рядом, и моё сердце, если оно ещё есть, тепло сжимается.

Воспоминания наматываются, как снежный ком, и несутся, грозясь сшибить, раздавить моё слабое существо. Камнедержец, вампиры, Шерион… Снова Шерион, я будто зациклился, что-то упуская…

«Дажий… Дажий, прошу тебя, вернись…»

Тихий, едва уловимый сквозь стоны камней шёпот доносится до меня, и все внутренности, если они у меня есть, скручивает сладко-ноющей болью.

«Возвращайся, Дажий… Возвращайся. Ты так нужен всем…»

«Это не то… всё не то», — с досадой думаю я, цепляясь за этот голос, точно за путеводную нить. Кто ты?

 «Я идиот… Я не знаю, что надо говорить в подобные моменты. Мне тяжело видеть тебя таким. Просто открой глаза и снова улыбнись мне. Снова будь неистовым и напористым, будь… живым. Ты нужен мне, Дажий… Прошу, вернись…»

 Я улыбнулся. Кажется, я вспомнил. И последнюю бойню, и то, как Файр — определённо, это был голос Файра, — хотел заслонить меня от волкодлака. И как я был счастлив, что ему этого не удалось. Он уцелел, слава Двуликому!

— Я вспомнил! — заорал я в белёсую пелену окрепшим голосом. Как же хорошо! Я снова чувствовал себя собой. И я совершенно точно больше не хотел умирать.

— Я знаю, — обволакивающе прошелестело сзади, но я старался больше не поддаваться сладкому обаянию этого шёпота. Господин возвышался надо мной на целую голову и был вытянут и худ, как тростник. Затягивающие провалы его глаз смотрели прямо в душу, которую я так отчётливо теперь ощущал внутри. Я не был больше пустой оболочкой. Я был собой и был наполнен до края — воспоминаниями, чувствами, эмоциями. Любовью. — Я понимаю, ты больше не хочешь уйти со мной? — печально спросил Смерть, склонив голову набок.

— Я хочу вернуться. Меня ждут, — уверенно сказал я, глядя в тёмные глазницы. Там словно замерло густое ночное небо с россыпью мириад звёзд.

— Тебе нечего предложить мне взамен, Дажий, — ответил Смерть, опаляя морозным дыханием и проводя когтистым пальцем по моей скуле. Я отчётливо почувствовал его ледяной выдох и тонкую дорожку щекотного пота, стекающего меж лопаток. Он сделал паузу, а моё уже такое живое сердце билось пойманной птицей в груди. Неужели Хозяин не отпустит меня? Улыбка Смерти была едва заметной и жуткой: — Но ты достойно служил мне, и твои друзья позаботились о тебе. Мне уже принесли жертву, и я согласен с ней. Ты волен вернуться, когда пожелаешь.

— Благода… ух! — не успел я договорить, как мост подо мной с треском и грохотом проломился, и я провалился вниз, падая всё быстрее и быстрее, только в ушах свистело. Плотный туман сперва неохотно, а затем всё лучше и свободнее пропускал моё падающее сверху тело сквозь себя. Сначала я испугался до безумия, но потом ситуация даже развеселила меня. Летел вниз и хохотал, как полоумный. Неплохие тут развлечения у Смерти. Заглядывать сюда, что ли, почаще?

Закрыв глаза, я затих и улыбнулся уголками губ.

«Я иду, друзья. Я возвращаюсь. Только дождись меня, Файр?»

 

 

 

Ночь была тяжёлой, переломной.

И Дажия, и Файра под его боком то лихорадило от жара, то знобило, и Талена устала поправлять их походные одеяла. На чистые повязки для ран пошли сменные рубахи, найденные в сумках некроманта и вампира. Шерион лежал на еловом лапнике с другой стороны, Джамия спала рядом с братом, пытаясь греть его собой. Тот половину ночи дёргался, а другую половину провёл в плену муторных, явно недобрых снов.

Едва проснулись в лесу птицы, по телу вампира прошла рябь, он выгнулся дугой, не приходя в сознание. Талена едва успела торопливо раздеть его под шокированным взглядом Джамии, прежде чем он обернулся распахнувшимися кожистыми крыльями и начал непроизвольно изменяться.

— Не смотри, девочка, — магичка подползла ближе и мягко обняла её руками, нарочно отворачивая лицом в другую сторону.

— Что с ним? Ему… плохо? — испуганно спросила Джамия, замирая в неожиданных объятиях.

— Просто сильно истощён. В такие моменты вторая ипостась вампира пересиливает — в зверином обличье проще восполнить силы и потерю крови, — Талена устало протёрла глаза пальцами. Бессонная ночь вымотала и её.

— Как?

— Как все хищники. Пойдёт на охоту, поймает кого-нибудь и съест.

— А зачем ты его… раздела?

— Ох, — магичка озорно улыбнулась, — тебя это смутило? Не видела раньше голых вампиров? Хотя соглашусь, после того, как он повзрослел, посмотреть есть на что.

Уши Джамии, прикрытые тёмно-каштановыми прядями волос с застрявшими в них мелкими веточками и иголочками, полыхнули волнением. Шерион был так невыносимо красив! Он казался воплощением принца из детских сказок, что рассказывала ей няня, и в то же время самой большой её мечтой родом из страшилок про жестоких вампиров в её же исполнении. Все девочки, с которыми она вместе воспитывалась после шести лет, боялись этих сказок. И лишь Джамия слушала с замиранием сердца, представляя себе красавца-вампира, преодолевающего все трудности и побеждающего своих врагов на пути к возлюбленной. И даже то, что сюжет няниных историй был прямо противоположным, не смущало её. У неё всегда была отличная фантазия и яркое, богатое воображение. И Джамию мало волновало то, что её выдуманная история и та, что звучала на самом деле, совершенно не совпадали. Она не могла не смущаться точёного жилистого широкоплечего тела, потому что прежде никогда не видела красивого парня обнажённым. У воров с этим было строго. Она помогала перевязывать его рану на руке. Она гладила его волосы, когда тот поскуливал во сне, а Талена была занята с Дажием или Файром. Она касалась его с благоговением, не думая, что вообще имела право. Он дрался, как безумный, поразив её и намертво впечатавшись в её невинное сердце. Наверное, она будет очень несчастна, потому что в сравнении с этим вампиром все мужчины, виденные ею когда-либо, сразу меркли и становились хорошо, если середнячками. «Нельзя влюбляться в идеального мужчину. Он разобьёт тебе сердце», — говорила ей мама после шестнадцатого дня рождения. Она только смеялась в ответ, уверяя мать, что идеальных не бывает. А сейчас, сидя рядом с сестрой этого вампира, горько усмехалась над собой.

«Идеальные — бывают. И мне уже поздно следовать твоему совету, мама…»

— Просто это выглядело странно. Ты так торопилась снять с него одежду, словно…

— Словно она горела? — хихикнула Талена. — Ещё бы! При смене ипостаси одежда рассыпается прахом. А другой, в связи с тем, что всё имеющееся пошло на повязки, больше нет. Брат вряд ли обрадуется ехать до Витяга голышом. Хотя… Это идея! — она стала поспешно собирать снятые вещи и, свернув их в тугой рулон, спрятала под одеяло между некромантом и вором. Ловя непонимающий взгляд Джамии, обречённо вздохнула. — Вы тут такую лавку посмертных услуг устроили, и душок соответственный, что аж тошнит. Все ходите, точно умер кто, друг на друга побитыми дворнягами смотрите. Надо же как-то развлекаться? Мы, маги-практики, кислых лиц не любим.

— Дажий не показался мне слишком весёлым, — с сомнением оглянувшись на некроманта, протянула Джамия. Шериона уже и след простыл, даже веточка не хрустнула.

Талена прищурила глаза и, хитро улыбнувшись, заговорщицки наклонилась поближе: — Это ты просто его пьяного не видела, в одном плаще на голое тело, — негромко сказала она. — Вот уж где шуты отдыхают, боязливо протирая бубенчики в сторонке.

Джамия удивлённо округлила глаза, становясь похожей на вспугнутую лань.

— И такое бывало?!

— На самом деле, только однажды. Мы тогда сильно выпили и много играли в дурелома на раздевание, отмечали день рождения Ройма. Дажия чуть не исключили после. Он убежал из комнаты вдрызг пьяный и почти голый, умудрился споить школьное привидение остатками браги, после чего на пару с ним распевал срамные куплеты, бегая по всем этажам общежития. Погоди смеяться, это ещё не всё. Затем он поменял руны на дверях ванных комнат для девушек и парней, и смог так хорошо зачаровать дерево, что при попытке исправить их, на поверхности проступали ещё более гнусные руны с содержанием на тролльем языке. Мы искали его полночи, сами уже протрезвели с Роймом — и если бы не его нюх — гхыр бы нашли. Не представляешь, где он был.

— Где? — нетерпеливо спросила Джамия, вызывая улыбку у Талены.

— В пещере Рычарга, нашего школьного дракона. Тот как раз совершал ежедневный утренний облёт владений. Хорошо, что мы успели найти Дажия вперёд хозяина пещеры — иначе нашему некроманту точно не поздоровилось бы. Рычарг и так его не слишком жаловал из-за специализации. Только представь картину: зарытый в кучу золота с ногами, в нахлобученной короне и нескольких связках жемчуга, унизанный перстнями, как сорока, и с платиновой саблей, болтающейся у голого зада, этот дурень спал посреди пещеры невинным сном младенца. Наш Рыч вряд ли пережил бы такое осквернение своей сокровищницы… Не знаю, как, но Верес еле успокоил тогда Директора. Если бы не он, для Дажия обучение закончилось бы в тот день. С тех пор мы с ним не пьём больше. От греха подальше.

Ройм вернулся с небольшой телегой под самое утро. Гнедая кобыла Талены тянула её неохотно, но благодаря небольшим размерам, проехать в подлеске удалось без особого труда. Она больше напоминала маленький возок или огромное деревянное корыто, чем полноценную телегу.

Но единственной телеге в оглобли не смотрят.

Вяло зашевелился Файр. На костре уже весело кипела вода в котелке, и Ройм снял его с огня, чтобы накидать туда листьев малины и лесной клубники, собранных по дороге. Аппетитно запахло травяным отваром. Потянувшись, Файр с удивлением обнаружил, что прокушенная нога почти не беспокоит его. Травник оказался отличным лекарем, настоящим мастером своего дела. И хотя на повязке ещё проступали розоватые пятна, рана не горела и не ныла, леденя ногу, как это было вчера.

Рядом с ним всё так же без сознания и движения лежал Дажий — бледный, с заострившимся лицом. Только еле заметное движение рёбер выдавало дыхание и то, что этот неудачливый некромант всё ещё жив. Нащупав под шерстяными одеялами его холодную сухую ладонь, Файр сначала нежно, а затем с усилием сжал её. Он мысленно приструнивал себя, чтобы не нависнуть над полюбившимся лицом, сейчас превратившемся в маску, и не начать целовать, гладить тонкую полупрозрачную кожу, из последних сил моля прийти в себя. Время, отведённое Файром на путешествие, заканчивалось. Он погибал от волнения и непонимания того, как же ему теперь поступить — ведь давняя, выстраданная многими годами повиновения отцу цель была так близко.

— Доброе утро всем, если можно так выразиться, — сказал он, оглядывая Джамию, склонившуюся над котелком и помешивающую настой, Талену, рвущую берёзовые ветки и укладывающую их в телегу, и Ройма, нарезающего большой круглый каравай и жёлтый полукруг домашнего сыра неровными кусками. В конце он лишь слегка скосил глаза, чтобы посмотреть на Дажия, словно тот мог чудесным образом задышать глубже и порозоветь, пока на него не смотрели. Ничего не изменилось, и Файр огорчённо вздохнул.

— Конечно, доброе! Все живы и почти все здоровы, нет причин для печали, — бодро отозвалась Талена, а сестра лишь улыбнулась, как это умели делать в их семье — одним краешком рта.

— Как чувствуешь себя, герой? — как всегда радостно и открыто спросил его Ройм, протягивая деревянную чашку с отваром и ломоть душистого белого хлеба с сыром и пёрышком лука. — Угощайся, силы всем надо восстанавливать. Хорошо, что мы с Таленой помчались за вами не с пустыми мешками.

— Спасибо, Ройм, — всегда искренне улыбающийся, парень сегодня производил совсем другое впечатление на Файра. Наверное, многие лекари были именно такими — не желали сеять зла, открыто улыбались каждому дню и не теряли присутствия духа. Теперь Файр понял. Ведь если лекарь потеряет веру в лучшее и свой чудесный дар, что останется больному? — Ваши запасы и правда очень кстати.

Он с блаженством впился зубами в предложенную еду, а через какое-то время стал с волнением наблюдать, как Ройм очень осторожно, но опытно вливает в пересохший рот Дажия тягучий зеленовато-бурый настой из своей лекарской склянки. Закончив, он, точно заботливая мамаша, улыбнулся и вытер случайную капельку у уголка рта, а затем погладил некроманта по голове, прошептав: «Вот и молодец, хороший мальчик». Внутри вяло шевельнулась тут же задушенная на корню ревность. Он был беспредельно благодарен этим двоим, что оказались тут вовремя и помогали им всем, чем только могли. Воистину, подарок милостивых богов.

— Где моя одежда? — вдруг донеслось полу-рыком из-за ближайших кустов. Обернувшись, все увидели прятавшегося там Шериона, завернувшегося в кожистые крылья. Джамия тонко хихикнула, Талена же, не переставая, насвистывала какую-то весёлую мелодию под нос, а парни знать ничего не знали ни о какой одежде.

— Я серьёзно, хватит шуток. С утра прохладно и есть хочется.

— Подходи и садись, обогрейся у нашего костра, путник, — тоном опытного менестреля завела Талена, за что тут же метко получила шишечкой по голове. — Ай! Что-то ты больно резвый для оголодавшего. Сам ищи свою одежду, раз так. Знать не знаю, где ты её оставил.

— Я… я не помню, где оборачивался, — смущённо признался Шерион.

— Я тем более не помню, братец. Значит, ты опять остался без одежды, раз превращался спонтанно. Ходи голый теперь, — магичка, потирающая затылок, была неумолима.

— Ну Та-алли! — проскулил вампир, переминаясь за кустами с ноги на ногу. — Мне уже не десять лет, чтобы голышом разгуливать…

— Не волнует, — отрезала Талена и отошла на другой край поляны, продолжая накладывать ветки и мягкую траву в телегу, делая её хоть немного удобнее. — Потерял — сам и ищи. Испортил одежду — проси новую, может, пожертвует кто. Сколько можно тебя опекать? Вон какая жердь вымахала, а всё туда же: «Ну Тале-е-енушка, ну сестри-и-и-чка». Не пойдёт так, господин Повелитель.

Последние слова явно задели Шериона, и он, зло проламываясь сквозь кусты, подошёл к костру. Если спереди его нагота была хоть как-то прикрыта крыльями, то сзади вампир красовался целиком обнажённым тылом, вызывая у Джамии спонтанный прилив крови к щекам и ушам. Как ни уговаривала она себя не смотреть, глазам было точно мёдом намазано именно там, куда смотреть не стоило. На молочно-белое, подтянутое, округлое. Такое аппетитное.

Файр усмехнулся и пошарил в своей сумке, доставая оттуда плащ Дажия, что он стащил ещё в Камнедержце. Подошёл к угрюмо жующему снедь вампиру и протянул накидку ему.

— Век живи на свете, век удивляйся. Родная сестра нос воротит, зато едва знакомый вор со своего плеча снимает, — благодарно принял одежду Шерион, тут же накидывая плащ, лишая Джамию возможности так увлечённо «не смотреть» на красиво играющую от движений спину и то, что было пониже её.

Когда закончили с завтраком и допили отвар, опустошив котелок, Талена подошла сзади и обняла плечи брата, подсовывая ему под нос свёрток спасённой одежды. У костра уже никого не осталось — все разбрелись по поляне, собирая разбросанные вещи, чтобы отправляться в путь до Витяга.

— Я не ворочу от тебя нос. Ты же знаешь, что всегда был и останешься моим любимым младшим братом. Просто… я так сильно испугалась. Я оказалась не готова к тому, что увижу тебя умирающим над искалеченным Дажием. Не готова к тому, что увижу тебя уже взрослым. Ты был таким искренним и милым мальчишкой, таким верным и добрым другом. Когда было грустно, я каждый раз думала о тебе, вспоминала, что у меня есть замечательный маленький брат, который всегда будет рад мне.

— Разве что-то изменилось с тех пор? — тихо и нежно спросил Шерион, подхватывая прядь свисающих золотистых волос и поднося их к носу, вдыхая аромат. — Как всегда, — улыбнулся он, прикрывая глаза. — Твои волосы пахнут как в детстве. Тысячелистником и медуницей.

— Ничего вроде и не изменилось, — вздохнув, ответила Талена, сжимая объятия чуть сильнее. — Но ты вырос, и я уже не могу представлять тебя мальчишкой. Ты… Стал таким высоким, красивым. Сильным. В тебе чувствуется опасность, что затаилась внутри. Даже глаза выглядят по-другому, словно ты прибавил себе ещё десяток лет к положенным двадцати. Это не честно. И вообще, я мечтала стать для тебя тем, с кем ты пройдёшь инициацию. Я так хотела быть рядом в этот момент… Кстати, кто это был?

Чуть смутившись, Шерион ответил:

— Это был зов. Меня словно из ушата окатили, ледяной водой. Я почти сходил с ума. Никогда не думал, что тяга будет настолько сильной. Я и сам хотел подольше оставаться в детском теле. Это практично и очень удобно порой.

— Что ж, — улыбнулась Талена, приглаживая серебрящиеся на солнце волосы на макушке брата, — так тому и быть, значит. У меня теперь взрослый брат, который высокий, словно жердь, и надо привыкать вставать на цыпочки, чтобы его обнять и поцеловать. И к тому же, он страшный и ужасный злой вампир, который чертами определённо похож на папочку.

— Отец любит тебя. И очень сильно скучает. Он передавал, чтобы ты возвращалась домой…

— С чего такая милость? Я же невеста оборотня? — желчно усмехнулась Талена. — И, смею уверить, меня в этом положении дел всё устраивает.

— Перестань. Просто возвращайтесь. Вместе, — он повернулся и, обхватив сестру за талию, усадил её себе на колени. — Зато теперь я могу сделать так. А раньше только я ползал по твоим коленкам, — и прежде, чем Талена успела удивиться проявлению нежности, развёл ноги, роняя её округлым тылом на примятую траву.

— Ах ты мерзкий, гнусный упырь, по ошибке природы называющий себя моим братом! А ну иди сюда, сейчас я тебе сделаю причёску наголо по новой старминской моде!

Они бегали по небольшой поляне, визжа и переругиваясь, опрокидывая дорожные сумки, запинаясь о котелок. Файр не на шутку испугался, что они могут и по Дажию пробежаться, если чересчур увлекутся, и бдительно сел рядом — оберегать. Талена раскидывалась миниатюрными молниями, которые безуспешно гасли на подходе — вампир был неуязвим ко многим направленным заклятиям. Кудри её растрепались, в серебристо-пепельные волосы вампира выглядели не лучше, но он был слишком занят, придерживая вместе полы плаща, рискуя снова остаться голым. Одежда его валялась на пне у догоревшего костра, а смердящие лужи, оставшиеся от волкодлаков, Талена смыла наколдованным потоком воды ещё ночью, и на поляне царило приподнятое настроение лёгкого бардака.

— Слушайте, может, вы уже прекратите? — угрюмо спросил Файр, вглядываясь в поднимающееся всё выше рассветное солнце, пока ещё прятавшееся в листве деревьев. — Нам пора ехать.

— И правда, пора, — согласилась Джамия, помогавшая Ройму уложить пустые склянки в сумку.

— С раненым Дажием мы не сможем ехать слишком быстро, а в Витяг надо попасть до заката, иначе ворота закроют, — поддержал их Ройм, хватая пробегающую мимо Талену за руку и останавливая.

— Отпусти… — негромко сказала она, дёргая руку.

Оборотень притянул её к себе и тихо, ласково прорычал ей в ухо:

— Только если будешь слушаться.

Щёки Талены окрасил нежный румянец.

Собрались они очень быстро. Дольше провозились над тем, как осторожно, не двигая слишком сильно, переместить Дажия с земли на телегу. В итоге сошлись на том, что втащили его на одеяло, расстеленное рядом, а затем, поднимая за концы с четырёх сторон, аккуратно переложили на устланное ветками и травой дно возка. Это так походило на погребальную процессию, что Файр раздражённо насупился и отвернулся. Укрыв Дажия одеялами и взобравшись на лошадей и кь’ярдов, компания начала пробираться по окраине леса к дороге на Витяг.

— Почему он не приходит в себя? — раздосадованно спрашивал Файр Шериона, когда они разместились на небольшом, но уютном постоялом дворе на окраине Витяга под резной деревянной шильдой, гласившей «Ночная кобыла». Остальные спустились вниз, чтобы позаботиться об ужине, и вор еле успел поймать Шериона за рукав.

— Я не знаю, Файр. Он застрял на грани и никак не может понять, что же перевешивает. С его телом всё в порядке, моя кровь действует — рана затянулась хорошо, а через неделю и шрама не останется. Но как вернуть его назад — я не знаю. Может, у тебя получится? Раз ты так уверен, что нужен ему, — вампир смотрел, прищурившись и скрестив перевитые жилами руки на груди.

— У меня не получится, Шерион…

— Так просто сдаёшься? — удивился вампир. — Отчего так?

— Дело не в этом. Мне надо уезжать. Не позднее завтрашнего утра я должен быть во Властоке, в порту.

— Это настолько важно?

— Это дело всей жизни. Дажий бы понял меня…

— Дажий лежит без сознания между жизнью и смертью, а ты хочешь уехать, будто снова сбегаешь. Не думаю, что стоит говорить о его понимании сейчас.

Файр замолчал, с силой закусывая губу, чтобы не разразиться обидной тирадой. Никто, никто и никогда не поймёт его. Но завтра утром на пристани должен решиться вопрос о его будущей жизни. Станет ли она яркой и насыщенной, или обернётся никчёмным серым прозябанием в тени отца? Он не мог упустить свой единственный шанс.

— Я понял тебя. Дело твоё, Файр. Полагаю, спрашивать о том, что гонит тебя во Власток, бессмысленно?

Вор упрямо сжал губы и на мгновение прикрыл глаза.

— А что с твоей сестрой? Она едет с тобой? — голос вампира звучал спокойно, но то, как он нервно сжал и разжал кулаки, говорило о его заинтересованности.

— Я не могу взять её. Да и она сама не поедет. Она с детства мечтала поступить в Стармин в Школу магии на факультет пифий. Она довольно сильная предсказательница. Поэтому и убежала из дома — в надежде, что в шестнадцать лет её всё-таки примут. Может быть, вы с Таленой могли бы помочь ей?

— Только если она сама пройдёт испытания и сдаст за год несколько пропущенных курсов. С местом проблем не будет, если она его достойна, — уверенно сказал вампир, ослабляя кулаки.

— Она пойдёт на всё, лишь бы учиться там, где всегда мечтала. Спасибо…

— Не за что. А на чём собираешься ехать?

Файр вздохнул. Он терпеть не мог просить о помощи, но сейчас был просто в безвыходном положении. Его мечта стоила того, чтобы немного потерпеть.

— Я надеялся, что ты одолжишь мне Пепла…

— Кь’ярдов не одалживают. Они — как друзья.

— Тогда может быть ты уговоришь его помочь мне? Как только я доеду до Корт-огл-Элгара, сразу отпущу его. Он ведь найдёт дорогу обратно к тебе?

Вампир молчал, всматриваясь в глаза Файра. Пытался прочитать хоть что-то из его мыслей, но слышал лишь монотонный шум волн. Видимо, у вора имелся сильный защитный амулет. Как любопытно. Наконец, Шерион вздохнул и, поворачиваясь на пятках, зашагал к двери.

— Я поговорю с ним. Думаю, он не будет против.

— Спасибо! Спасибо, Шерион… Я не забуду этого.

— На том свете сочтёмся, — проговорил вампир от двери. — Можно последний вопрос? — он обернулся к Файру, скользя по нему заинтересованным взглядом.

— Конечно. Задавай.

— На тебе есть амулет, скрывающий мысли?

— Что? Нет… Воры не носят амулетов, это слишком ненадёжно. Можно потерять, или снимут против воли. У нас другой принцип.

— Расскажешь?

— Мы рисуем особые знаки на теле специальными чернилами. Это делает человек, обучающийся этому ремеслу с рождения у своего предшественника. Это позволяет традиции не прерываться, а только совершенствоваться. Вот этот знак, — вор оголил шею под затылком и повернулся спиной к Шериону, показывая его, — запрещает хозяйничать в моей голове. Я не поддаюсь внушениям и гипнозу, но как именно это работает — не смогу объяснить.

— Ясно. Благодарю за ответ и…

— Можно встречный вопрос? Ты можешь не отвечать, но… Это важно для меня.

— Слушаю.

— Тебе нравится Джамия? Хоть немного? — непроницаемые густо-аметистовые глаза смотрели в ответ без единой эмоции. — Просто если она нравится тебе… позаботься о ней, пожалуйста. Она, конечно, всегда говорит, что сильная, взрослая и сама со всем справится, но… Наш отец — жестокий человек, и он будет искать её. Пожалуйста, не обижай её холодностью, она такая нежная и юная, моя мышка…

— А если не нравится? — вдруг спросил вампир, с интересом разглядывая Файра. Тот растерялся, но лишь на мгновение.

— Если это так, то… Просто не давай ей ложных надежд? Не стоит разбивать ей сердце. Она с этим и сама прекрасно справится. Ты нравишься ей, Шерион. И если бы я не узнал тебя за последние дни как надёжного и верного спутника, никогда бы не стал говорить подобного.

Они помолчали недолго, скрестив взгляды, а затем вампир сказал лишь:

— Желаю удачи, Файр, — после чего развернулся и вышел из комнаты.

Дверь за Шерионом закрылась, и Файр остался в комнате один на один с бессознательным телом Дажия. Тот был всё так же бледен и дышал поверхностно, но лицо уже не казалось таким заострённым. Хотя весь его вид, такой не похожий на прежний задорный и решительный, ввергал Файра в печаль и уныние.

Он порылся в своей сумке, доставая небольшой клочок бумаги и дорожное перо, расположился за столом и начал торопливо писать прощальное послание. Файр был уверен, что Дажий очнётся рано или поздно. И очень жалел, что этого не произошло раньше. Накарябав несколько строк, подписал письмо и оставил на столе свёрнутым.

За два шага преодолев расстояние до кровати, порывисто опустился рядом на колени и нежно взял в руки прохладную ладонь, ныряя в неё губами. Он решил попробовать в последний раз.

— Возвращайся, Дажий… Возвращайся. Ты так нужен всем… Я идиот… И не знаю, что надо говорить в подобные моменты. Мне тяжело видеть тебя таким. Просто открой глаза и снова улыбнись мне. Снова будь неистовым и напористым, будь… живым. Ты нужен мне, Дажий… Прошу, вернись…

Внутри груди было холодно и уныло, Файр понимал, что его поступок очень смахивает на предательство, на такое же, как и раньше, бегство… но отступать от мечты всей жизни было бы ещё большим предательством. Решение принято, все концы — обрублены. Если в этом его испытание — он должен с честью пройти его.

Файр чуть сильнее сжал безвольную руку. Ответа не было, состояние некроманта не менялось. Может, дело в нём самом? Может, он недостаточно хорош для Дажия или не так сильно хочет того, о чём просит? Но это неправда. Файр горячо мечтал о том, что Дажий придёт в себя с минуты на минуту, и сердце радостно подпрыгивало от любого звука, считая, что это пошевелился некромант. Но тот лежал всё так же неподвижно и безучастно, изображая из себя труп.

— Да сколько можно?! — вдруг вспылил Файр, вскакивая на ноги. — Хватит! Хватит уже! Ты знаешь лучше всех, как нужен мне! Я не могу без тебя, я буду страдать, всё дальнейшее время своей жизни вспоминая о том, чего мы так и не успели. Ты обещал мне быть рядом! Обещал, что у нас впереди целая вечность, я точно знаю, что это не было сном. И что теперь? Лежишь, наплевав на свои обещания? Вот так некроманты держат слово? Закапывают поглубже, чтобы никогда о нём не вспомнить? — кричал Файр, утирая рукавом потёкшие глаза и нос. Обессилев от резкой вспышки, плача, он снова опустился на колени, сгибаясь над недвижным лицом Дажия, вглядываясь в полюбившиеся с первой встречи черты… Такие беззащитные и ненастоящие сейчас, словно у восковой куклы ручной работы. Слёзы капали на бледные щёки, и Файр уже почти решился на последний поцелуй, как вдруг схватил некроманта за плечи и, прижимаясь к его уху, жарко зашептал:

— Слушай сюда, никчёмный некромант. Я уезжаю от тебя. Оставляю лежать в одиночестве, раз тебе это нравится больше, чем проводить время в постели со мной. Это твой выбор. А мой — сесть на лошадь и скакать по дорогам к своей мечте, не останавливаясь. Если тебе вдруг надоест валяться тут без дела — можешь попробовать снова догнать меня, — Файр перевёл дыхание и продолжил, сжимая пальцы чуть сильнее. — Посмотри на себя! Способен ли ты хотя бы открыть глаза? Способен посмотреть на меня? Я тут, рядом, только дотянись губами… — он провёл языком по краю уха, оставляя влажный след и прикусывая самый кончик зубами. — Но нет, тебе больше нравится быть бесполезным мешком с костями… Поймай меня! Догони… Если хочешь получить свой приз.

Резко и коротко прильнув к пересохшим тонким губам, Файр схватил свою дорожную сумку и выбежал в коридор, хлопнув за собой дверью. Прислонившись к ней спиной, ощутил, как тело стало жидким, бессильным. Сполз до самого пола, обхватил колени руками и уткнулся в них носом. Ведь они могут больше никогда не встретиться… Никогда.

— Брат? — тихо прозвучало над ним. Расслабившись и уйдя в переживания, Файр даже не услышал робких приближающихся шагов.

— Я уезжаю, мышка.

— Я знаю, Фай. Я же пифия, — робко улыбнулась Джамия. — Я видела твой отъезд, ещё когда никуда не сбежала.

— Я попросил Шериона и Талену помочь тебе устроиться в Школе. Я уверен, что ты без проблем поступишь, ты же у меня такая талантливая.

— Спасибо, Фай. Вставай, хватит киснуть. Хочу обнять тебя.

Файр поднялся, собрав последние силы, и притянул к себе сестру, что была на голову меньше его ростом. Они постояли без слов, сжимая друг друга перед разлукой, греясь родным теплом.

— Я не хочу идти через общий зал. Хочу просто исчезнуть, не прощаясь, будто и не было меня здесь.

Джамия отстранилась, прикрывая глаза и морща гладкий лоб. Зрачки её забегали под веками, словно смотрели на быстро сменяющиеся картинки.

— С другой стороны коридора есть лестница, ведущая на задний двор. Я видела. Оттуда незамеченным можно пройти в конюшни.

Файр поцеловал сестру в макушку и, закинув сумку через плечо, отошёл на шаг, оглядывая её целиком.

— Береги себя, мышка.

— И ты береги себя, непоседливый братец.

Файр развернулся и неслышным шагом двинулся в направлении чёрной лестницы.

— Ты же вернёшься?

Он остановился лишь на миг на границе света от светильника и темноты, вдруг вспомнив большие овальные глаза сестры и другие — с еле заметными морщинками у внешней стороны, такого красивого цвета, будто бликующего под солнцем тёмного янтаря. Цвета, который он не видел уже несколько дней.

— Ты же пифия, мышка? — как можно веселее ответил Файр, не оборачиваясь. — Значит, ты сама всё знаешь.

 

 

 

Мой полёт с моста Господина Смерти длился вечность, но закончился безумно неожиданно. Я просто распахнул глаза, теряясь в обилии и буйстве красок, хлынувших под веки. Мне чудилось, будто солнечный, яркий свет выкрашивает стены незнакомой комнаты такими оттенками, пробиваясь через разноцветное витражное стекло, но, подняв голову с подушки и оглядевшись, обнаружил раннее утро и совершенно обычные прозрачные оконца. Значит, что-то с моими глазами? Хотя, чему удивляться, когда почти умер.

Тело казалось чужим, вялым и затёкшим. Но наполненным непривычной прежде силой. Я принуждал её подчиниться, помогая себе магией и каким-то остывшим отваром подозрительного вкуса, оставленным на деревянном столике у кровати. Пах он тошнотворно, зато как бодрил! Уже через некоторое время я смог спустить ноги на пол и даже попробовал встать. Сначала получилось плохо, и я осел на кровать со вздохом обиды. После третьей попытки мне всё же удалось, я вышел на середину комнаты и нырнул в магическое созерцание, приводя в порядок мысли, чувства, прощупывая состояние магии и тела, заставляя свой резерв равномерно циркулировать внутри по замкнутому кругу. Прежде созерцание никогда не считалось моим коньком, но сегодня я выделывал всё так виртуозно, что сам диву давался. Будто кто снял с меня невидимый ограничитель.

Насладившись результатом и поиграв гудящими от пришедших сил мышцами, я с хрустом потянулся, окинул взглядом комнату, заметив вторую разобранную кровать и наспех свёрнутый матрас на полу. От постели ясно ощутимо веяло теплом, значит, встали с неё совсем недавно. В зеркале напротив увидел своё отражение и чуть малодушно не осенил себя охранным знамением — краше в гроб кладут. А ещё какая-то белая повязка во всю шею. С дрожью в пальцах я неторопливо разматывал вручную нарванные из чьей-то рубахи бинты, ожидая увидеть под ними что-то страшное и ужасное, от чего тут же упаду в обморок. Вот как. Я с удивлением рассмотрел в зеркале кривоватый рваный шрам на полшеи, пересекающий кадык, даже потрогал тонкие рубцы пальцем. Ничего не почувствовал. Словно не моё. Ну и отлично.

Память играла со мной злую шутку. Я вроде прекрасно помнил всё, что происходило в гостях у Смерти. Но то, что было до этого, виделось весьма смутно. Вроде, был страшный бой с волкодлаками, после которого я и не очнулся. А что потом? И где все?

На столе желтел согнутый пополам лист, пригвождённый к столешнице моим же кинжалом. Я поспешил вытащить его и убрать в ножны, после чего развернул письмо.

Косые, очень уверенные строчки. На некоторых заглавных буквах милые витые элементы, словно писал вельможа. И запах. Такой, что внутри резануло от чего-то, что я не мог вспомнить. Но что помнить обязан.

 

«Милый мой Друг (перечёркнуто). Друг мой.

 

Сможешь ли ты простить мне моё исчезновение? Мы, вероятно, никогда не увидимся больше, но остаться рядом, дожидаясь твоего возвращения, как влюблённая девчонка (перечёркнуто) было равносильно потере самой желанной и единственной мечты. Она вела меня с детства, когда я ребёнком подслушал у стариков, что за тридевять земель, через два моря, в жарких странах живёт чудесный мастер-вор Химуши, и он настолько хорош в своём деле, что сам Ветер прилетает к нему, когда теряет своё вдохновение. Он так ловок и умел, что может найти и украсть что угодно, если это будет ему интересно. Ему не нужны деньги или слава, он живёт лишь любопытством и непреодолимой тягой к интересным, волшебным историям. Старики говорили, что раз в три года мастер Химуши приказывает поднять все паруса на своей крутобокой хекке и плывёт вокруг мира: ищет себе толковых учеников и слушает интересные истории. Кто-то обронил, что небывалой красоты хекку порою видят в порту Властока, она приплывает до восхода солнца двадцатого дня червня и уплывает по сумеркам, пока следующий восход ещё не окрасил воды залива в розовый. «Застать мастера Химуши во Властоке — надо быть безумным счастливчиком или дураком», — говорил кто-то третий, и затем все смеялись над рассказанной сказкой. Но только не я. Я — верил ей. Верил все те годы, что рос и учился быть лучшим. Верил все годы, что отец готовил меня стать преемником его дела, чего я совершенно не хотел. Всё, о чём я мечтал — познакомиться с великим мастером и попасть к нему в ученики. Я верил, что смогу, всегда. И даже сейчас верю, смотря на твоё родное, такое белое, заострившееся лицо. Как же я привязался к тебе, твоим странным, необдуманным погоням и жару, что исходит от твоих рук, когда ты касаешься меня, твоих слов, когда ты шепчешь мне, и глаз, когда ты смотришь на меня. Ты почти сломил меня. Но сейчас ты без сознания и не можешь остановить, схватить за руку, сжать в объятиях, уговорить остаться с тобой. Я боюсь думать о том, что у тебя бы получилось. Но всё так, как есть.

 

Я знаю, что скоро ты очнёшься и прочтешь это. Думаю, разозлишься. Но будет уже бесконечно поздно. Я окажусь слишком далеко даже для тебя. С тобой всё будет в порядке, я уверен, мой ненасытный (перечёркнуто) чудный некромант. А меня можешь считать безумцем, счастливчиком или дураком, потому что я не смог отказаться от своей мечты, даже встретив любовь.

 

Как жаль, что порой дороги никак не могут привести двух человек друг к другу. Я не забуду тебя. И ты, пожалуйста, помни.

 

Искренне твой, Файр-Саламандра (перечёркнуто) Ф.»

 

Я перечитывал последние строки уже в который раз и всё пытался остановить губы, расплывающиеся в мягкой широкой улыбке. Вопреки представлениям Файра, я совсем не злился. Только чувствовал растущее внутри тепло. Быть причиной того, что человек отказывается ради тебя от мечты и начинает тускнеть, пылиться, перестаёт гореть и со временем окончательно тухнет, как пламя под колпаком — сомнительная честь. Я бы не хотел подобного для живого, текучего, искристо-яркого Файра. Он заслужил свою мечту. Вот только кто сказал, что мы больше не увидимся?

Внезапно почувствовав туго натянувшийся, низко гудящий канат, что связывал нас в единое целое, я даже согнулся от неожиданности. Как-то совсем позабыл о нём, и сейчас он не слишком приятно дёрнул наружу душу и серде. Ещё раз цепко окинул комнату взглядом, собрал в свою суму только самое необходимое, что понадобится для недолгого путешествия, проверил наличие кошеля и плаща и выбежал из комнаты.

— Дажий! Высшие силы, ты очнулся! — Талена вскочила из-за их стола, роняя лавку, и напрыгнула на меня, когда я подошёл к завтракающим в общем зале друзьям. Чёртов красавец. Никак не могу привыкнуть к новому виду Шериона.

— Ты тоже ничего, некромант, — прошептал мне в ухо вампир, обнимая последним, — вот только бледный, как смерть. Поесть бы тебе, как следует, но я вижу, ты спешишь?

Я посмотрел в аметистовые глаза и улыбнулся. Ройм держал меня за руку с закрытыми веками, второй водя возле шеи, проверяя моё состояние.

— Невероятно! — тихо произнёс он, удивляясь. — От твоих ран и следа не осталось, если не учитывать тоненькие шрамы. Ты же умирал! Это невозможно…

— Всё возможно, — негромко ответил ему Шерион, — если рядом с тобой оказывается вампир с кровью Повелителей. — Я поглядел на него серьёзно и с любопытством, переваривая сказанное. У меня было много вопросов и тем для долгого разговора, но только не сейчас. Всё это можно решить и позже.

Джамия просто смотрела на меня и чуть улыбалась, но взгляд был виноватым. Я знал, отчего он такой. Но совершенно не винил девочку. Уж она-то точно не при чём. Это только между мной и Файром.

Талена засуетилась, заказывая ещё оладий, молока, куриных котлет и варёных яиц, не слишком задумываясь над тем, что я — всего лишь один человек, а не голодный полк Его Величества короля Наума. Наконец, я открыл рот.

— Друзья мои. Вы — невероятные, и легко сказать, что если бы не вы, меня бы уже не было. Но раз Двуликий так немилосерден к вам и оставил меня в живых в качестве наказания за все ваши проделки, потерпите ли вы ещё немного мой скверный характер? Мне срочно нужно уехать. Одному. Я даже завтракать не буду, Талена, не смотри на меня так, я не воспламеняюсь от взгляда, — мне пришлось похлопать по вороту, сбивая огонёк, потому что этой бешеной магичке всё же удалось затеплить край рубахи.

Они помолчали, а потом слово взяла Талена.

— Я так понимаю, что вариантов у нас нет? — посмотрела она на меня, а потом, почему-то, на ухмыляющегося Шериона, который ковырял длинным ногтем край столешницы. Тот в ответ легко покачал головой, и я в точности повторил его жест.

— Мерзкий, неблагодарный, живучий некромантишка! Да чтоб тебе икалось до самого того места, куда ты там намылился! — гневно рыкнула Талена, вставая и направляясь к стойке за заказом. Мы с Шерионом и Роймом облегчённо переглянулись — я и правда легко отделался. Джамия лишь тихонько посмеивалась в кулачок, наблюдая за нашими гляделками.

Я знал, что Талена на самом деле не злится. Точнее, конечно, сейчас рыжеволосая ведьма была в гневе, и ещё каком. Но уже через минуту она остынет, выдохнет и обнимет меня на прощание.

Коротко попрощавшись со всеми за столом — два дня невеликий срок, а Витяг большой и красивый город, такие люди и нелюди, как мои друзья, совершенно точно найдут, чем заняться, лишь бы город это выдержал, — я развернулся и пошёл за Таленой, что нервно постукивала пальчиком по стойке в ожидании заказа. Обнял её со спины, чуть запутываясь носом в волосах, что привычно пахли луговыми травами. Красивая девушка, талантливая магичка и лучший друг. Никого надёжнее у меня в жизни не было.

— Не сердись, Талена. Это и правда очень важно. Я вернусь так скоро, что вы и не поймёте, будто я уезжал. Спасибо вам с Роймом, что приехали спасать наши дурные головы из передряги.

— Если бы только головы, Дажий, — вздохнула Талена и чуть развернулась, отстраняясь. — Езжай уж. Видела я, как он смотрел на тебя. Словно волчица брошенная. Думала, с катушек от тоски съедет. Вот только догонишь ли? Он сбежал ещё вчера вечером на Пепле Шериона.

— Догоню, — уверенно сказал я, чувствуя радостное подрагивание натянутого между нами каната. — Обязательно догоню.

Меня поцеловали в лоб и свалили в полотенце сделанный заказ, а именно: оладьи, котлетки и варёные яйца. Скатав всё это живописным рулоном, Талена с не терпящим возражений жестом и дежурной ухмылкой засунула его внутрь моей сумы. «Магистерская!» — в который раз мысленно взвыл я, но виду не подал. Нужно уносить ноги, пока позволяют.

В конюшне я очень уверенно оседлал Смолку, которая вела себя подозрительно тихо. Правильно, милая, мне на сегодня хватило общения с одной самоуверенной женщиной; если бы ещё и лошадь пришлось уламывать, я бы просто вскипел. За считанные мгновения кь’ярд вынес меня по узким улочкам окраины Витяга к воротам, я чувствовал, что на верном пути, и всем сердцем летел впереди кобылы. Едва стены города оказались позади, как мои внутренности издали первый надрывный «ик». Гхыр малаз збарра*!!!

 

 

Как только седые вершины Элгара нависли над вором, а огромные каменные ворота Корт-огл-Элгара* заскрипели, возвещая о приходе нового рассвета, Файр, не медля, вклинился в очередь из желающих пройти по тоннелю. Сзади грязно ругнулись, но он был на кь’ярде, а капюшон опустил до самых глаз, скрываясь от посторонних взглядов. Неизвестности боятся больше, поэтому никто не пытался к нему сунуться.

 

*гномий тоннель, прорубленный прямо в толще горы, соединяющий большой торговый тракт с прибрежным портовым городком Властоком (О.Громыко)

 

— Три золотых кладня за конный проход, — зевая, процедил толстенький и слишком сонный по раннему времени гном, потирая большим кулаком левый глаз.

Теперь наступило время для выступления Файра. Он покачнулся и, неловко заваливаясь набок, выпал из седла прямо перед резко проснувшимся гномом. В очереди зашептались. Гном с ужасом огляделся по сторонам и, понимая, что помощи ждать неоткуда, наклонился к упавшему.

— Эй, сударь? Сударыня? Что с вами? Поднимайтесь-ка, не дело посреди дороги лежать, добрым людям проход загораживать.

Файр зашевелился, застонал, протянул руки, будто ожидая помощи, и гном обхватил упавшего, с усилием поднимая того на ноги. Фигура в плаще была тяжеловатой, руки то и дело цеплялись за униформу надсмотрщика Врат, но, наконец, выровнялась и отстранилась.

— Благодарю вас, — сипло прошептал Файр, ощупывая монеты в только что выкраденном гномьем кошеле и доставая оттуда три, как и просили. — Я еду издалека и был в седле всю ночь, простите мне моё недомогание. Я так тороплюсь, — артистично врал Файр, рассчитываясь за проезд и вдруг лихо забираясь на кь’ярда. Пока гном пересчитывал монеты и мямлил своё «хорошо-хорошо, проезжайте, не задерживайте очередь», его уж и след простыл. Поэтому, когда надсмотрщик осознал, что складывать мзду ему некуда, бить тревогу было уже поздно.

Корт-огл-Элгар потряс Файра, проезжавшего тут впервые. Конечно, он читал об этом чуде гномьей инженерии, но читать и видеть своими глазами — две разные истины. Он пронёсся сквозь несколько поворотов каменного тоннеля, не оглядываясь, скрываясь от возможной погони. Но погони не было: украл он не так-то уж и много, порядка семи золотых монет, из которых после расчёта осталось четыре. Как раз снять комнату на ночь и купить хоть чего-нибудь для дальней дороги. В том, что он встретится с мастером-легендой, Файр ни на миг не сомневался.

И вот Пепел замедлил галоп, а после и вовсе зашагал ровно, перенимая настроение седока. Хорошо обученный кь’ярд предчувствовал скорое расставание с ним, и радость от возвращения к любимому хозяину заставляла его быть более внимательным к нуждам временного наездника. А тот, между делом, хотел любоваться. Так почему же нет?

Прорубленный неведомыми предками гномов в самой толще основания Элгарского хребта, тоннель был величественен и внушал трепет. Внутри без труда могли бы разъехаться две гружёные повозки, а конным всадникам впору было ехать по четыре в ряд. Сейчас же, когда ворота едва открылись, тоннель пустовал. Сам Файр встретил только одну телегу да двух пеших со стороны Властока.

Высокие своды и стены с вырезанными в камне гравюрами восхищали. На них были изображены дела давно минувших дней: древние битвы со злом, пришедшим с севера, прекрасные луноликие правители эльфов, восседающие на своих древесных тронах, гномьи общины, принимающие королевскую присягу, и даже несколько сюжетов с магами, которые, конечно, решали исход каких-то великих и канувших в небытие битв. Вот и вся память о них — на этих стенах. Разглядывать Файру помогали чудны́е светильники — большие слюдяные шары, наполненные флюоресцирующими пещерными грибами. Более оригинального решения Файру видеть ещё не приходилось, и он улыбнулся гномьей смекалке.

Эхо от тихих шагов кь’ярда звонко раздавалось и спереди, и сзади. Казалось, что спой здесь хоть одну строчку любимой песни, и она запляшет, заскачет между стенами, разольётся по всему тоннелю и заставит саму гору подпевать тебе.

Но вот и конец тоннелю. С небольшой ровной площадки высокого предгорья открывался вид на пологий склон и море внизу. Наступал рассвет. Он заливал розовым воду у пристани, там, где по морской глади мельтешили рыбацкие и грузовые лодчонки, а чуть дальше, у причалов, величаво покачивались корабли всех форм и размеров, приводя впечатлительного вора в трепет. Море, такое бескрайнее и лазурно-синее, захватывало дух у впервые видевшего его Файра. Он не ожидал, что обычная вода, пускай и разлившаяся до самого края неба, может произвести столь неизгладимое впечатление на человека. А потом понял — дело в воздухе. Запах моря нагонял его, щекотал ноздри и врывался в лёгкие, заставляя внутренности сжиматься от обилия соли в нём. Соли, свежести и ещё чего-то такого, что Файр сначала не мог определить. А потом с улыбкой назвал это «запахом свободы».

Тракт продолжался с этой стороны и спускался вниз с холма, на котором Файр застыл, завороженный; вился дальше между возделанных полосами полей туда, где начинал гудеть проснувшийся пёстрый Власток, город — солянка, город — сборище всего, что только может быть на свете.

Здесь ни у кого не возникало лишних вопросов, а тайны умели хранить крепче крепкого, если, конечно, за них не платили звонкой монетой. Кого только не повидал Файр, пока пытался найти дорогу к пристани. Толпа по улицам постоянно двигалась, не застывая ни на секунду, резкие, часто на незнакомом языке, выкрики вводили душу в трепет и заставляли оглядываться, вслушиваться, быть начеку. Гномы, люди, матросы всех мастей и званий, несколько высоких эльфов и прекрасная оливковокожая дриада, странные маленькие человечки, укутанные плащами с головы до ног, люди-кошки, жители восточных стран, и ещё, ещё, ещё: лица, все цвета кожи и шерсти, пёстрые наряды, гортанные выкрики, тюрбаны и шляпы, поднятые и скинутые капюшоны плащей, — всё это пёстрым одеялом вертелось вокруг него безустанно, точно как картинки детского калейдоскопа, увлекая, заманивая, лишая ясности мысли.

Но, слава Двуликому, неожиданно дорога вывела его к пристани, и здесь буйство красок поутихло, а толпа стала реже. Файр позволил Пеплу выбирать дорогу, полагаясь на звериное чутьё, вовсю представляя, как красиво и необычно может выглядеть легендарная хекка мастера Химуши.

И он бы прошёл мимо, но вдруг перед Пеплом выскочил гибкий матрос, одетый лишь в тюбетейку и шаровары, и, витиевато ругнувшись на красивом восточном языке, исчез в толпе. Только тогда Файр огляделся, понимая, что заехал в самый конец пристани, где ютятся небольшие, часто — видавшие виды суда. Вот только этот корабль язык не поворачивался назвать «видавшим виды». Чуть потрёпанным — возможно. Но это не мешало ему быть прекрасным и утончённым, как стан восточной красавицы. Файр видел такие корабли и восточных красавиц в книжках когда-то давно, в детстве, но и подумать не мог, что в живую корабль будет выглядеть ещё волшебнее. Его золотистые паруса были приспущены и мягко шелестели от утреннего бриза, а дерево кормы светилось мягким янтарным оттенком.

— Кого-то ищете, молодой человек? — раздалось из-за борта. Этот голос, чуть надтреснутый, явно принадлежал пожилому человеку, и Файр спешился, чтобы почтительно склониться в приветствии.

— Детские мечты ведут меня, о, незнакомец, — заговорил вор, пристраиваясь к восточному говору, чтобы собеседник лучше мог понять его. — Сказки, что рассказывали мне, пока я был ребёнком, и в которые верю до сих пор.

— Это похвально, — ответил седой сухонький старичок, сидевший на корме на одинокой табуреточке в позе лотоса. Цветастые шаровары, потёртая светлая безрукавка из мягкой кожи да тюрбан, венчавший его голову, целиком выдавали жителя дальних восточных стран. Старичок дымил длинной трубкой, медленно поднося её к сухим губам и так же медленно отстраняя. — Но не всегда детские сказки правдивы, отрок, — сказал он и хитро посмотрел на Файра.

— Я верю, что эта — правдива, — упрямо ответил он, глядя в выцветшие старческие глаза. — Я ищу хекку мастера Химуши, чтобы попроситься к нему в ученики.

— Ты смел и упрям, это неплохие качества для юноши, — кивнул старик. — Но что ты можешь предложить ему? Какое испытание согласишься пройти?

— Я не великих умений, но соглашусь на любое испытание. Моя мечта вела меня сюда долгие годы, я просто не могу вернуться ни с чем. Да и некуда мне возвращаться.

— Мастер Химуши слышит это каждый раз от каждого желающего попасть к нему в ученики. Чем же ты отличаешься? — старичок хитро изогнул седую кустистую бровь и ещё сильнее сузил глаза, отчего те совсем стали похожи на тёмные щёлочки в обрамлении морщин.

Файр задумался. Его душа дрожала, музыкально позвякивая. Он осознал, что сейчас решался вопрос его причастности к мечте, или же он навсегда останется просто Файром, наследником клана Саламандр, будущим главой воров в гильдии Стармина.

— Я расскажу мастеру Химуши такую историю, которая хоть немного, но развеет его скуку, — сказал, наконец, он и с трепетом вгляделся в замершие глаза-щёлочки.

Старик молчал довольно долго, а Файр выжидал, не двигаясь.

— Что ж, ублажи старика, юный отрок. Никогда не мог отказаться послушать хорошую историю, поэтому поднимайся и проходи, я налью тебе отвара гарберы и весь обращусь в слух. Если ты неплохой рассказчик — так и быть, станешь моим учеником.

Ликующий Файр поднялся по деревянному настилу, перед этим на прощание шепнув слова благодарности Пеплу и мягко хлопнув коня по холке. Сумка со снедью и трофеями приятно оттягивала плечо, несколько монет позвякивали в чужом кошеле, и жизнь обещала быть прекрасной, если он не облажается. Но он не мог облажаться. Он собирался рассказать свою историю. Тайную, выстраданную, пережитую душой и телом. О том, как перешёл дорогу неуёмному некроманту и, убегая, влюбился в него без памяти. Как чуть не умер рядом с ним, а после — не смог дозваться из чертога Смерти. Как, перебарывая страхи и сожаления, оставил его с друзьями, убегая навстречу своей мечте. Вор был уверен, что такая история не может не понравиться мастеру Химуши. Потому что от неё кровоточило и его, Файра, сердце.

 

 

 

Весь вечер счастливого вора, потратившего почти все сбережения на припасы в разнообразных лавках Властока, преследовало ощущение чужого цепкого взгляда в затылок. Несколько раз Файр, осторожничая, избавлялся от предполагаемой слежки, но через время неприятное, тянущее чувство возвращалось вновь. Встревоженный, он решил вернуться на постоялый двор, где остановился на ночь, и закрыться там на засов в своей комнате. Ему нельзя было так глупо подставляться, особенно сейчас, когда мечта звенела перед самым его носом.

Тянущее, всё нарастающее ощущение уже колотилось в горле, когда Файр поспешно поднимался по лестнице на второй этаж. Вжух! — воздушная подсечка сбила его с ног, но он, сгруппировавшись, умело приземлился и перекатом очутился у порога своей комнаты. Почти успел закрыть дверь перед носом у незнакомца в чёрном плаще, но ему не хватило всего мгновения. Упругий порыв холодного ветра отбросил его от входа, заставив приземлиться на пятую точку, и фигура в плаще вошла внутрь. Дверь хлопнула со всей силы, едва удерживаясь на петлях в косяке. Засов гулко закрылся без участия рук.

Файр дрожал. Неужели это конец? Его нашли? Это человек отца? Он не дастся живым! Фигура в чёрном плаще, укутанная капюшоном до самого кончика подбородка, недвижно возвышалась над ним. Вдруг тонкие пальцы каким-то до боли знакомым движением скинули ткань с головы, и раздался голос, от которого сердце Файра заколотило по рёбрам, точно вешняя капель:

— Видел бы ты сейчас своё лицо, Фай, — тонкие губы растянулись в широкой ухмылке, а болотно–карие глаза исходили смешинками. — Будто с жизнью прощался, я чуть не прослезился!

— Ах ты, гхыр выргный! — вскрикнул Файр, вскакивая на ноги и набрасываясь на гостя, впиваясь в его губы своими. Дажий явно не ожидал подобного напора, и от этого его руки совсем не сразу начали всё сильнее сжимать жилистое тело в объятии, но очень скоро совершенно осмелели, забираясь тонкими пальцами под рубаху и пояс кожаных штанов.

— М-м-м, — простонал Файр, не отрываясь от чуть обветренных, желанных губ ни на мгновение, бесстыдно отпуская язык сплетаться с языком Дажия, ловя всем телом такое нужное и горячечное его тепло.

Вдруг Дажий напрягся и сделал решительное усилие, расцепляя их жадный поцелуй, чуть отстраняясь от широкого, красивого лица с мерцающими в сумерках комнаты глазами.

— Подожди, умерь свой пыл, Фай. Иначе мы закончим, не начав, — смутился он, развязывая плащ, отчего тот бесшумно скользнул на пол. — А я не для того гнал без отдыха Смолку, чтобы пробовать тебя, стоя на ногах прямо у двери.

Файр так и не отпустил шею Дажия, всматриваясь в его лицо, хоть щёки и заливал румянец от слишком откровенных слов.

— Слава Двуликому, — прошептал он, прислоняясь к его плечу лбом и облегчённо вздыхая, — Слава Двуликому, ты очнулся. И ты снова поймал меня.

Дажий медленно повёл рукой вверх, по спине, опаляя лаской через тонкую ткань рубахи, пока не добрался до шеи и не забрался пальцами в распущенные волосы, мягко касаясь затылка. Файр зажмурился, ощущая бегущие по спине разряды маленьких шаровых молний.

— И поверь мне, Фай, я намерен использовать своё внезапное воскрешение настолько полно, насколько это вообще возможно, — прошептал Дажий в самое ухо, нежно прихватывая мочку губами и больно прикусывая острым клыком.

Больше не было сказано ни слова. Дажий мягко направил Файра к кровати, не забывая на ходу развязывать рубашку и стягивать её с покрытого рисунками тела. Ловкие пальцы вора освобождали его от одежды много быстрее и торопливее, будто боясь не успеть. Оставшись в одних развязанных кожаных штанах, Дажий мягко толкнул Файра в грудь, отчего тот ухнул на заправленную кровать, а сам повернулся к подсвечникам.

— Полежи немного, малыш. Хочу зажечь свечи. Сегодня я не собираюсь упустить ни единой детали.

Вдруг в стену рядом с головой Дажия со свистом прилетела стальная заточенная звезда.

— Полегче в выражениях, малыш, — предупреждающе прошипел распалённый Файр, выплёвывая последнее слово, — иначе можешь остаться без уха. Невелика потеря, конечно, но лично мне нравится, когда каждая часть твоего тела на своём месте.

Ошарашенный Дажий осторожно потрогал то ухо, мимо которого просвистела звезда. Его глаза опасно сузились, а губы растянулись в широкую многообещающую линию.

— Ты, значит, опасный и непокорный? — спросил он, рывками освобождая Файра от сапог и скидывая свои, а затем оседлал его ноги. — А если я сделаю так? — Дажий еле заметно крутанул в воздухе пальцем, и руки Файра поднялись над головой и словно привязались к крепким столбикам кровати невидимой воздушной верёвкой. Файр понапрягал мышцы и подвигал пальцами, словно проверяя силу пут, и, кажется, остался доволен. Он голодно смотрел на Дажия на своих бёдрах из-под прикрытых ресницами век и предвкушающе закусил чувственную нижнюю губу, оставаясь молчаливым. «Я всегда был и остаюсь опасным и непокорным, Дажий, и не счесть козырей в моих рукавах, — думал он. — Но не с тобой. Только не с тобой. И знать об этом тебе совсем необязательно».

Лоснящаяся обнажённая кожа открывала взору тёмную вязь рисунков, заставляя смущённого Дажия тяжело и сбивчиво дышать. Его вор был настолько хорош и желанен, что хватало одного взгляда на его тело, покорно распростёртое под ним, чтобы бояться закончить всё слишком рано. Дажий кусал свои губы, жадно скользя взглядом по явному бугорку, натянувшему кожу штанов в паху, по развязанному поясу и дорожке чёрных волос, прятавшейся под ним, по судорожно вздымающемуся впалому животу, несущему на себе силуэты невиданных птиц и вязь слов на незнакомом языке. Задерживая дыхание, он поднимался взглядом выше, рассматривая выступающие рёбра и вызывающе торчащие тёмно-коричневые соски, над левым из которых красовалось мастерски выведенное пламя. Поднятые руки открывали взгляду тёмные волосы подмышек и безумную переплетённую вязь рисунков от плеч до самых кончиков пальцев. Рукам их досталось больше всего.

Выдохнув, Дажий заправил непослушные волосы за уши и, нагнувшись, провёл носом по ощутимой твёрдости под штанами, скользя по тёплой коже всё выше. Файр глухо заскулил, чуть подаваясь навстречу желанному прикосновению, с трепетом ощущая на своих боках сильные пальцы. Вдруг Дажий лизнул его сбоку от пупка, и Файр открыл зажмуренные от удовольствия глаза. Дажий проводил кончиком языка по каждой линии нарисованных птиц, старательно вычерчивая их изгибы. Файра заколотило чувственной дрожью.

— Милостивый Двуликий, — выдохнул он. — Что ты делаешь?

— Рисую, — шепотом признался Дажий, опаляя дыханием влажную кожу, заставляя Файра сильнее втягивать живот и поднимать бёдра навстречу. — Расскажи мне. Что означают эти птицы?

Язык Дажия двигался так настойчиво, а между ног у Файра пульсировало настолько ощутимо, что он растерял все мысли и слова. Лишь через время он смог проговорить: — Эти птицы символизируют полёт к мечте… Ммм… — Дажий яростно засосал и прикусил крылья правой птицы, оставляя первый яркий след и даря новые непередаваемые ощущения. — Внизу живота место наших желаний. И я попросил мастера рисунков вывести этих птиц там, чтобы помнить о мечте. Всегда.

— А слова? — шёпотом спросил Дажий, поднимая хмельные глаза и встречаясь с взглядом таким же пьяным, затуманенным желанием.

— Они означают: «До самой смерти».

Дажий уважительно замолчал, а затем развязно повел языком выше, через пупок, к самым соскам, отчего Файр под ним задрожал осенним листом.

— Боги, мне кажется, я уже у края… — прошептал он, с силой зажмуриваясь. — Но ты даже не прикасался ко мне. Так не бывает.

— Если тебя это утешит, я настолько же близок, насколько это возможно… просто потому, что смотрю на тебя, такого откровенного и чувственного, позволяющего себя ласкать, — шёпотом ответил некромант и тут же втянул между губами сосок, над которым на коже играло нарисованное пламя костра.

Файр не выдерживал этой пытки, хныкал и ёжился, то поднимая бёдра, утыкаясь твёрдостью паха в Дажия, то резко опуская их, словно обжигаясь, будто никак не мог решить, чего же он на самом деле хочет.

Дажий искренне наслаждался его растерянностью, пока вдруг не спросил:

— А пламя? Пламя над правой грудью, что оно означает?

Файр втянул воздух меж зубами, чувствуя острый прикус на своём соске. Собравшись с духом, ответил: — Мы с Джамией были ещё детьми, когда умерла наша бабушка. Она была достаточно молодой, просто какая-то болезнь затушила огонь в её глазах. Тогда сестра сказала мне: «Я думаю, что люди умирают не от старости, а оттого, что их сердце перестаёт гореть». И тогда, спустя много лет, я попросил мастера сделать этот рисунок.

— А ты романтик, милсдарь вор, — улыбнулся Дажий, подбираясь губами и языком к шее, отчего Файр предвкушающе облизнулся.

— Оу! — вскрикнул он чуть позже. Ему показалось, что Дажий укусил слишком сильно. Но вслед за болью накатило такое удовольствие, что…

— Прости… — мягко извинился Дажий, зализывая свой укус. — Никогда бы не подумал, что твоя кровь такая вкусная, — он лизал укушенную кожу под челюстью снова и снова, засасывал её между языком и нёбом, упиваясь сладостным ароматом крошечных сочившихся капелек. Файр от странной ласки почти терял сознание и не мог видеть, каким звериным огнём горели сейчас глаза Дажия и насколько удлинились клыки. Дажий и сам не понимал, что ведёт себя необычно.

— Прошу тебя, — простонал Файр, наконец, и обречённо толкнулся бёдрами вверх, с силой потёрся ими, заставляя Дажия вздрогнуть и задержать дыхание. — Я хочу прямо сейчас. Пожалуйста. — Дажий самодовольно улыбнулся, лаская и вылизывая нежное чувствительное ухо, в то время как руку запустил вниз, под кожу дорожных штанов. Файра било крупной дрожью нервного и чувственного возбуждения, но он не издал ни звука, прислушиваясь к ощущениям. И, наконец, выдохнул низкий стон.

Файр оказался чересчур твёрдым и обжигающе-горячим. И влажным — он уже тёк. Проведя лишь несколько раз рукой, Дажий понял, что тот долго не продержится. Как бы ни хотел он отрываться от нежности мочки, терять так много ради своей забавы он не собирался. Коснувшись искусанных губ мимолётным поцелуем, он переместился к ногам Файра, настойчиво спустил кожаные штаны и оголил стройные бёдра. Жадно всмотрелся в линии и изгибы возбуждённого тела Файра, в его красивую, потемневшую от притока крови плоть, блестящую влагой в отсветах свечей. И, выдохнув, с наслаждением приоткрыл рот.

— О-о! — воскликнул Файр, не понимая до конца, что с ним делают, лишь выгибаясь дугой на кровати и будто повисая на невидимой верёвке. Запястья начали ныть, но это совершенно не волновало, в отличие от огненной влажности рта Дажия. Хотелось больше, глубже, ещё сильнее. Сердце выпрыгивало из груди. Его не хватило надолго, его вообще не хватило ни на что, он был слишком чувствителен и неопытен. Тело скрутило судорогой, и накопившееся в нём возбуждение долго выплёскивалось тугими размеренными толчками, принося покой и облегчение.

— Не только твоя кровь вкусная, — задумчиво протянул Дажий, облизываясь.

— Замолчи, — задыхаясь от смущения, выдал Файр и улыбнулся, не сводя с него глаз. Дажий заинтересованно наблюдал, как рвано ходили острые рёбра под кожей, пока Файр пытался восстановить сбившееся дыхание. Вор был таким красивым сейчас, что Дажий, с наслаждением облизывая расслабленное тело взглядом, сжал себя и начал гладить сквозь кожу штанов.

— Отпусти меня, — прошептал Файр, когда увидел это. — Развяжи свои гхыровы магические путы!

Дажий удивлённо уставился в ответ, а Файр, в свою очередь, голодно уставился на руку, ласкающую натянутую кожу штанов. Едва заклинание слетело, как Файр ловко перетёк на колени, оказываясь рядом с некромантом. Нежно целуя, облизывая влажные солёные губы, он настойчиво отстранил руку Дажия, заменяя её своей. — Позволь, я попробую так же, — прошептал он в приоткрытый рот, и прежде чем Дажий понял и ответил, ловкие пальцы оказались под поясом кожаных штанов, уверенно стягивая их. Дажий с улыбкой наблюдал, с каким смущением Файр разглядывает его, как медленно, но верно алеют кончики его ушей, прежде чем губы впервые смыкаются, доставляя небывалое удовольствие. Его неумелость распаляла, заставляя хватать за волосы и впиваться в затылок пальцами, направляя. Сначала Файр осторожничал, но потом будто сорвался с цепи, и Дажий протянул немногим дольше, чем его мучитель, в глубине души смеясь над своей выдержкой. Он неосознанно сжал мягкие волосы в кулак, не позволяя Файру двигать головой, пока клубок живого огня выплёскивался внутри его рта.

Когда перед ним возникло нахмуренное широкоскулое лицо, при ближайшем рассмотрении осыпанное мелкими еле заметными веснушками, Дажий ехидно улыбнулся, потому что Файр кривился, размазывая по губам его семя.

— И нигхыра не вкусно, — тоном обиженного ребёнка сказал он, затем лукаво хмыкнул и приник к губам Дажия. Тот не был против. Ему было слишком хорошо, чтобы сердиться на глупые мелкие шалости.

Чуть позже они лежали, совершенно обнажённые, тесно сплетясь руками и ногами под шерстяным покрывалом. Они оба устали от приключений и были счастливы наконец добраться до объятий друг друга. Дажий нежно прижимался к точёной спине своего вора, с интересом слушая его ровное дыхание.

— Как всё-таки ты нашёл меня? — вдруг спросил Файр, поворачивая голову. — Как находил каждый раз, не важно, как далеко я убегал от тебя?

— Тебе так важно знать? — улыбнулся Дажий. — Что ж… Всего лишь магия поиска, усиленная моей кровью. Ты оставил свои перчатки после первой ночи, — он выделил слово «первой», чтобы у вора не осталось иллюзий о том, что он думает обо всём, произошедшем тогда. — Без них я бы не нашёл тебя.

— Кто старое помянет, тому марь глаз выклюет, — скороговоркой ответил Файр. — Что делает эта твоя магия крови? — он действительно заинтересовался и сейчас повернулся лицом к Дажию, с любопытством всматриваясь в глаза.

— Хм… — замялся Дажий, решая, что стоит говорить, а что нет. — Это было направленное заклинание поиска, на владельца перчаток, и оно связало нас, позволяя чувствовать друг друга и направление поиска, — обречённо признался он — не хотел увиливать.

— Так вот что это было! — воскликнул Файр довольно, а затем вдруг напрягся. Тон его похолодел: — Ты сказал — связало нас? То есть то, что сейчас между нами, всего лишь последствия твоей магии? — его глаза начали так опасно блестеть, что Дажий забеспокоился: сейчас Файр вытащит очередную остро наточенную звезду невесть откуда и лишит его какой-нибудь важной части тела. Поэтому поторопился с ответом:

— Заклинание действует лишь до смерти. А я умер в каком-то роде тогда, будь уверен. И ничего не изменилось... Так что — нет. Это не заклинание. Но это «что-то» определённо есть.

— О чём ты? — заинтересованно спросил Файр, и тогда Дажий прошептал несколько слов и ласково тронул его веки пальцами, словно умывая. А когда убрал руку, мир вокруг Файра заиграл яркими незнакомыми красками, поддаваясь другому, магическому зрению.

— Видишь? — тихо проговорил Дажий, прижимая руку к груди Файра, поглаживая место посередине чуть ниже сосков.

— Милостивый Двуликий! — восхищённо воскликнул Файр, также касаясь пальцами груди Дажия. — Что это?!

Между ними, туго и пульсирующе извиваясь, исходил всеми оттенками алого и рыжего туго скрученный и словно живой канат, начинающийся прямо из груди Файра и исчезающий между сосками Дажия. Или наоборот, смотря с какой стороны смотреть.

— Это «нечто», Файр, — улыбнувшись, ответил Дажий. — Я не знаю, что это, потому что вижу такое впервые.

— И оно не порвётся? — с трепетом поглаживая натянутые тёплые нити между ними, продолжал спрашивать вор. Заклинание временного магического зрения развеивалось, и краски тускнели, заставляя сердце Файра сжиматься. Хотя, о чём грустить? Даже если он не видит этого, то чувствует — определённо. Каждой клеточкой души.

— Уверен, что нет, — улыбаясь, ответил Дажий. — Спи, воришка.

Но отдохнуть им не удалось. Пролежав совсем недолго, Дажий понял, что ему мало. Слишком мало всего. Поэтому, чувствуя нарастающую волну вновь поднимающегося возбуждения, жадно вдыхал терпкий запах пота от тела Файра, всё сильнее вжимаясь в его ягодицы, постанывая от удовольствия. Он не хотел будить его, но ничего не мог с поделать со своим опаляющим желанием.

— Сделай это, — вдруг совсем не сонно прошептал Файр, ловя одну из ладоней Дажия. — Просто осмелься и сделай это. Я ведь хочу тебя не меньше, — сказал он, укладывая прохладную ладонь на свою обжигающе-твёрдую плоть.

И Дажий, срывая все границы и печати, с рычанием уложил его на живот, всем телом нависая сверху, грубоватыми прикосновениями исследовал спину, вылизал ложбинку между лопатками, спускаясь всё ниже и ниже по бугоркам позвоночника. И Файру стало безумно стыдно, он зарылся лицом в подушку, лишая себя воздуха, чтобы не издать ни звука, в агонии желания позволяя своим бёдрам приподниматься всё выше над выгнутой напряжённой спиной. И когда Дажий, такой осторожный, но доведённый до края нетерпения, толкнулся, вскрик Файра потонул в подушке, а потом боль вдруг резко и безвозвратно ушла, едва маг прошептал несколько неразборчивых слов, затерявшихся в жарких стонах, и нежно погладил поясницу. И опьянённый, укачанный в сладких волнах их исступлённого движения навстречу друг другу Файр забылся, почти теряя сознание от нового яркого края, к которому его подводили уверенные, размашистые толчки Дажия. Но и после того, как сверху его придавило измождённое и горячее тело, Файр не был готов остановиться. Он только-только начал осознавать, что же дарит ему этот некромант с молочно-белой кожей и тёмным разлётом бровей. Только начал входить во вкус, и от нового прилива желания нестерпимо ныло внутри. И он перевернулся, уверенно скидывая Дажия с себя, и после короткого отдыха принялся со всей страстью целовать его глаза, кусать мочки, оставлять тёмные следы засосов и укусов на шее и ниже, во впадинке между острыми ключицами. Дажий быстро завёлся и выдохнул стон, наблюдая, как Файр осёдлывает его бёдра и медленно опускается сверху, не отводя глаз и не освобождая чувственно закушенной губы. Они наслаждались каждым движением друг друга, словно в этом огне надеялись сжечь все навязчивые мысли о скором расставании.

Рухнув на влажные простыни без сил лишь тогда, когда крики вторых петухов эхом прошлись над Властоком, оповещая о наступлении нового дня, они сплелись руками и ногами в неразделимый клубок. Дажий тут же уснул мёртвым сном в объятиях своего вора, улыбающегося устало и безмерно счастливо.

Я открыл глаза, понимая, что мои губы до сих пор кривятся в улыбке блаженства. Ночь была настолько невероятно сладкой, что тело теперь ломило от чувственного опустошения. Я провёл рукой по ещё влажным простыням и тут же понял, что Файра рядом нет. Я знал, что так будет, ещё вчера. Я ожидал, что всё закончится подобным образом. Но реальность всё равно оказалась больнее теоретических предположений.

Яркое солнце смело вбивало лучи в открытое окно, заставляя щурить глаза. До моих ушей доносился разноголосый шум проснувшегося прибрежного Властока. Я знал, что Файр уйдёт задолго до момента, когда я проснусь, и был безмерно благодарен ему за отсутствие прощания. Терпеть не могу прощаться. Повернув голову, я обнаружил желтоватый лист, прикрепленный к деревянному столбику кровати отточенной стальной звездой. Кажется, он вытащил его из моей же магистерской. Рванув лист, стал жадно глотать знакомый уверенный почерк.

 

«Мой Чёрный Крысолов с самым светлым сердцем.

 

Я оставил всё, что украл, в сумке у кровати. Прости, что доставил столько проблем. Если тебе интересно, в моих кражах не было ничего такого: ни злого умысла, ни обычного смысла. Мне просто было любопытно, что произойдёт, если я украду ту или иную вещь

 

Хотя... кое-что из украденного я всё же заберу с собой. Не сердись. Ф»

 

Я с лёгкой улыбкой нагнулся и вдохнул запах от листка, словно ещё мог уловить аромат его умелых пальцев. Пахло почему-то котлетами и варёными яйцами. Удивившись, я свесился с кровати и подхватил сумку Файра с пола, перетрясая содержимое. Файр не соврал, всё: от пыльной мантии Повелителя до легендарного парика, — оказалось на месте. Так что же он забрал с собой?

Отложив лист, я сосредоточился, плавно и нежно махнул ладонью, читая заклинание. Меж кончиков моих пальцев заплясали тонкие огненные нити, сплетая странное существо, похожее на небольшую птицу. Такую же необычную, как и те, что жили на животе Файра.

Прошептав созданию несколько слов, я резко дунул, и посланник выпорхнул в окно. Я следил за ним с нежностью до тех пор, пока от яркости не заболели глаза. И только тогда почувствовал несвежий душок, ползущий от моей сумки. С ужасом вспомнив о полотенце с провиантом, который от бешеной скачки, вероятно, равномерно распределился по всему внутреннему пространству сумки, громко взвыл в потолок, выдыхая: «Магистерская!..»

Файр не сразу понял, что происходит, но почувствовал приближение чего-то, приникнув к левому борту крутобокой хекки. Вглядывался в синие волны до рези в глазах, но Власток давно скрылся за горизонтом, затирая очертания прошлой жизни. Мерцание впереди усиливалось, как и трепет Файра. И вот небольшая огненная птичка была уже различима. Файр протянул к ней руки, но она не обратила на них никакого внимания, с высоты падая прямо на лицо, растекаясь по коже, опаляя жаром многочисленных сладких поцелуев, разбрызгиваясь томным шёпотом:

«Удачи во всех твоих начинаниях, мой любимый вор. И возвращайся. Обязательно возвращайся, когда поймёшь, что пора. А я просто буду тебя ждать».

 

Я въезжал в Витяг уже затемно, едва успев до закрытия городских ворот.

На Смолкином боку красовалась моя новая походная сумка, потому как старая, вместе с испортившейся едой и невосстановимо (сам дурак!) испорченным началом Магистерской была предана огню. Правда, чуть позже я пожалел о своём импульсивном решении. Оставь я её тихонько гнить с краю на городской свалке, и то не так бы воняло. Внутри новой сумы звякали несколько сувениров, купленных для друзей во Властоке, а с другого бока кобылы, прикрученные кое-как под её скептическим взглядом, болтались связанные меж собой наисвежайшие копчёные стерлядки. Я мечтал провести этот вечер в тёплой дружеской компании под небольшой бочонок тёмного варокчанского. Я мечтал, что такое лекарство хоть немного излечит мою душу. Но, едва завернул за угол, от которого до постоялого двора было рукой подать, понял: что-то пошло не так, и надо было спасать. То ли невзрачный, но вполне приличный постоялый двор, то ли самих постояльцев.

Дверь была открыта, у входа толпился народ. Он же любопытно заглядывал во все окна, открытые настежь по летнему времени. Из всех щелей лился моргающий, неверный свет от колышущихся язычков свечей, но самое привлекающее было не это.

Музыка. Жутко-надрывная, въедливая, словно на волшебной лютне бренчали три популярных аккорда, оскорбляя этим самым благородный инструмент. И голос. Неплохой, в общем-то, голос, до боли знакомый. Умелый и попадающий в ноты. Только вот несколько пьяный.

Вздохнув и поморщившись от предвкушения зрелища, я неторопливо спешился и повёл Смолку в стойло. Куда торопиться? Всё уже случилось, теперь я мог только наслаждаться моментом. И только на пути к небольшой конюшне невольно прислушался к словам…

«Повстрэчалысь два вомпэра,

Да пошли траву косить!

Ещэ долго по дэрэвням

Будут дэвки голосыть!»

Я остановился как вкопанный, прикрывая лицо рукой и пряча разъезжающиеся в ухмылке губы. Вот же заливает! А что за чудный акцент… Давно я его не слышал, со времён последней пьянки в роли адептов Школы Магии…

«А вечор дывчина плаче:

«Укусы!» да «Укусы!»

То-то Страж границ долины

Еле ноги уносыл!»

Я покачал головой и завёл Смолку в стойло, убедительно попросив вести себя хорошо. Снял сумку, стерлядок, подсыпал отборного овса в корыто и пошёл в сторону представления, раздумывая: надо ли оное прерывать, или пусть её? Подойдя поближе, мягко, но непреклонно распихивая ропщущих зрителей, уставился на невероятную картину. Талена, прямо на столе, с глазами, едва не съезжающими к переносице, скакала и пела похабные частушки. Причём, как я понял, чем дальше, тем они становились похабнее. В одной её руке красовалась мутная бутыль (я искренне надеялся, что пустая, ибо подруге уже совершенно точно хватит), а в другой — красивый цветастый платок, где только раздобыла? Внизу, с хитрой ухмылкой на довольно трезвом (как оказалось впоследствии, я ошибался) лице опирался на стол пятой точкой её дорогой братец и вампир по совместительству. В его руках обнаружился тот самый несчастный, безжалостно терзаемый инструмент. За соседним столиком нашлись Джамия (довольно нетрезвая, но вполне себе неопасная, просто мило похохатывающая) и Ройм, который с самым блаженным выражением на лице пускал пузыри в сложенные на столешнице руки. Ну просто картина маслом: Фих Десятый, «Королевская попойка». Предметы искусства подобного содержания я видел в кабинете Вереса, прикрытые занавесочкой — слабой защитой от вездесущего любопытства студиозусов. Вздохнув снова, устроился у стены поудобнее. Раз уж дают представление, было бы грех его пропускать.

«Прыз достался нэкроманту —

Выиграл он сложный спор,

Думал под мэшком дывчина,

Оказалось — юный вор...»

Я скептически изогнул бровь, разглядывая пляшущую на столе магичку и раздумывая, нельзя ли незаметно подпилить ножку у стола? У меня бы вышло…

«Заблудилась баба у лэсе,

Ей навстречу — серый волк.

Бедный серый ыспугался,

Еле ноги уволок!»

Талена залихватски притопнула и взвизгнула, заходя на очередной круг. И как только со стола еще не свалилась? Ножка медленно, но верно пилилась моим заклинанием.

«Как однажды до вомпэра

Домоглыся трое в раз,

Он от них укрылса в речке,

Как заправскый водолаз!»

Моё терпение кончилось, и хоть жаль было лишать Талену столь восхищённых слушателей, я уже не раз перехватывал жалостливый взгляд хозяина этого богоугодного места. Свой куш он уже собрал, люди давно всё допили и доели, а новых порций отчего-то не заказывали. Да и время позднее — пора было закрываться. Я чуть резче дёрнул кистью, ножка подломилась, и подруга полетела на пол, забавно выпучив глаза и раскинув руки. Как я успел её поймать — не знаю. Никогда не отличался особой ловкостью. Но пьяная и довольная Талена цепко обняла меня за шею, ошалелый вампир оглядел с интересом и радостью узнавания (ну наконец-то!), а хозяин уже зашелся в прощальной речи, начиная выталкивать недовольно гудящий народ на улицу, призывая расходиться по домам. «Милсдарыня устала, концерт окончен, расходитесь, будем рады видеть вас завтра», — доносилось сзади, а я, тем временем, нёс Талену по лестнице в нашу общую комнату. Она не переставая хохотала и пыталась гладить меня по щеке, то ли принимая за Ройма, то ли просто будучи вусмерть пьяной. И где они только успели так налакаться?!

И почему подобное всегда происходит во время моего отсутствия?

Наконец, шаловливая магичка была водружена на кровать и обезврежена сонным заклятием. Оставалось привести сюда остальных. Что бы они без меня делали?

На лестнице я столкнулся с Шерионом, ведущим под ручку устало зевающую Джамию.

— Дажий, внизу остался Ройм, — оскалился он в улыбке, громко икнув. Я ошибался. Вампир совершенно точно был пьян. Я кивнул и быстро спустился за последним участником шайки-лейки «И на развалинах Витяга напишут наши имена».

Оборотень оказался благодушным и податливым, а его тело — гибким и подозрительно лёгким.

— Даж-жий, ик, это уже ты? Мы не ждали тебя раньше утра, ик… — совладав с разъезжающимися глазами и заплетающимся языком, выдал Ройм.

— То-то я и вижу, устроили тут… вакханалию! — хмыкнул я. — Это сколько надо было выпить, чтобы так упиться?

Ройм пьяненько захихикал, с трудом передвигая ноги по лестнице.

— Это всё Талена, — ох, я и не сомневался. Кто ещё мог инициировать эту провокацию? — Хотя, не только она. Бутыль вина покупал Шерион, Джамия помогла мне выбрать добавки в травной лавке, а Талена только подкрепила настойку заклинанием выдержки. Мы просто хотели проверить, можно ли создать «Збражицу» в полевых условиях, и чтоб не так дорого.

Я расхохотался. Дриадскую «Збражицу», которую настаивали на тысяче трав несколько лет и которая стоила порядка десяти кладней золотом, то есть невозможно дорого?! Честно, я был горд. Мои друзья выдавали чудеса смекалки.

— Оставили мне хоть чуть-чуть вашего волшебного пойла? — усмехнулся я.

— Так Талена с ним в руке на столе пела. Не знаю, — безразлично заключил неумолимо засыпающий Ройм. Я дотащил его до кровати и уложил под бок к невесте. Вампир уже молодецки храпел на полу на одеяле рядом с кроватью Джамии, и мне ничего не оставалось, как улечься рядом с ним — хотя бы не на голые доски. Жаль. Заветная бутылочка разбилась во время полёта Талены со стола. И если там и оставался хоть глоток, боюсь, я никогда уже не попробую сие чудо алхимии. Придётся как-нибудь повторить.

Витяг покидали поздним утром под разноголосые ахи-вздохи всей компании. Наколдованная виртуозно «Збражица» оказалась не только убойна по действию на организм, но и по силе утреннего похмелья. Я их жалел, но был непреклонен. Утром меня разбудил вестник от Вереса, обязывающий меня вернуться в Стармин как можно быстрее. Джамии было по пути, она как раз успевала на вступительные экзамены в Школу Магии, а Шерион недвусмысленно дал понять, что я от него теперь не отделаюсь. Ройму с Таленой было всё равно, какими окольными путями добираться до Догевы. Блудная дочь готовилась к торжественному возвращению на родину и не хотела смазывать эффект торопливостью.

Подумав как следует, было решено в точности повторить наш путь до Витяга, который я проделал, гонясь за Файром. И тому были свои причины.

Первая — рыжая школьная кобыла Лиска на конюшне Магического форта и долг, растущий день ото дня за её содержание. Надо было срочно её забирать, пока она не проела в моих скудно звенящих карманах совсем уж непомерной дыры.

Вторая — скрестив пальцы, я малодушно надеялся на то, что магистр Катисса Лабская ещё будет в форте. Это было из разряда совершенно невозможного, ни один маг не оставался на одном месте так долго, но… Мало ли, какие дела могли задержать её там? И я мечтал незаметно вернуть ей слегка потрепавшийся в сумке вора парик…

Третья — Опадищи. Что-то тянуло меня в эту всеми богами забытую деревеньку, что-то зудело под кожей, словно нашёптывая: «Ты упустил нечто важное, некромант…»

Далее нужно было отдать Талене любимые бусы её матери и парадную мантию для совещаний Повелителя. Я был уверен, что она доставит их в целости и сохранности до самой Догевы, и, опять же, для подруги это дополнительная причина вернуться домой, никуда более не сворачивая. А мы с Шерионом и Джамией могли бы отправиться прямиком в Стармин, нигде больше не задерживаясь.

Так и поступили. Лиска обошлась мне в три — последние! — кладня золотом, которые я отсчитал под сочувствующие взгляды друзей. Магистра Катиссы в Форте не оказалось, и я понял — громкие разборки с моим бездыханным телом переносятся на более позднее время. Чуть позже, на пути в Опадищи, я убедился, что никто не обращает на меня внимания и, сосредоточившись, ощутимо дёрнул пальцем по истончившемуся, но всё же упругому канату. Будто он был струной, исходящей из моей груди. Я не мог знать, как это подействует, но ехидно улыбнулся в предвкушении. Рано или поздно, колебания достигнут противоположного конца, я был уверен. Даже будучи далеко, этот несносный вор продолжал доставлять проблемы.

В Опадищах мы все вместе стали рыскать по кладбищу, на котором с Шерионом упокоили с десяток гулей. Я не понимал своего состояния, но на душе было тревожно.

— Посмотри-ка, Дажий, — озадаченно выдохнула Талена, оказавшаяся дальше всех чуть сбоку, там, где уже не было могильных холмиков. — Что это за чудеса?

Я подбежал к ней так быстро, как смог. За мной подтянулись остальные. С трепетом и удивлением я наблюдал, как в нескольких шагах перед Таленой земля волновалась, бугрилась, не распространяя при этом никакого ощущения угрозы. Затем что-то глухо вздохнуло, ухнуло и осело, осыпаясь внутрь. Запахло серой и какими-то подземными испарениями. Я не понимал, что происходит.

— Ведьмин круг, — вдруг сказал Шерион, прищурив глаза. — Здесь открывается новый Ведьмин круг… — мы с Таленой, не сговариваясь, отскочили подальше и приготовили на пальцах самые убойные заклинания из арсенала, чтобы поприветствовать то, что могло лезть с той стороны. — Но он не опасен, — подвёл итог вампир, невинно улыбаясь. — Этот круг сродни нашим, вампирским. Словно запечатанный проход между мирами. Он не будет нестабильным, как те, что порою потчуют Белорию разными иномирными чудищами.

— И в чём тогда смысл? — удивился Ройм, подходя чуть ближе и смело трогая взбухающую землю рукой.

— Энергия, — просто сказал вампир. — Скоро в этой захолустной деревушке будет столько чистой магической энергии, что впору ставить ещё один Магический форт или строить филал Школы Магии — чтобы защитить бесконечный источник от недобрых посягательств.

— Представить страшно, что можно натворить с таким запасом магической энергии в единоличном распоряжении… — подхватил я, молчаливо складывая в уме найденную тогда неподалёку чужую призывающую нечисть пентаграмму, заварушку с гулями, в чьих планах было со временем полностью опустошить и без того хилую деревеньку, развязывая кому-то руки… и ночную битву с натравленными на нас волкодлаками, после которой я едва остался жив. Если всё вместе это ничего не значило, то я — тыковка. Пустая и звенящая, отправленная в полёт ногой насмехающегося мирозданья.

— Ну что, насмотрелись? — устало спросила Талена. — Толку тут стоять. Круг может формироваться неделями или месяцами, никто точно не скажет, когда именно его прорвёт. Нужно доложить в Ковен, и все дела. Пусть умудрённые сединами старцы думают об этом, а нам надо поесть и поспать. Где там дом старосты?

Люблю я эту магичку. Зрит в корень.

Прощание у развилки на Догеву прошло скомкано и немного нервно. Ройм был невозмутимым, Шерион — довольным: Джамия жалась к нему, словно боялась, что он тоже оставит нас. И только Талена нервничала, переживая за предстоящую встречу.

— Всё будет хорошо, Тал, — который раз сказал я, легонько сжимая её плечо. — Передавай привет родителям.

— Договорились, Дажий, — вяло улыбнулась она. Я пожал руку Ройму, и мы разъехались, даря друг другу подбадривающие улыбки. Меня не покидало ощущение, что наша разлука не будет долгой.

Видеть Вереса, усердно исписывающего мелкими рунами лист бумаги за своим столом, было не слишком привычно. Его кабинет в Школе Магии не отличался большими размерами и часто пустовал, но всегда казался самым уютным для меня. Тёмный, немного пыльный, с портьерами и гобеленами в алых тонах и множеством некромантских экспонатов под стёклышками шкафов и валяющихся просто так, где попало, он вселял в меня сладкое чувство того, что я дома. Наставник не замечал меня и Шериона, будучи слишком увлечённым письмом. Я до сих пор считал, что рукоять некромантского кинжала его пальцам подходит больше гусиного пера.

— Учитель Верес? — не выдержал я молчания. Он вздрогнул, переводя на меня взгляд холодных серых глаз под чёрными породистыми бровями. Его длинный, с горбинкой, нос сморщился, следуя за улыбкой тонких губ. Длинные вороные волосы мазнули по бумаге на столе, и я надеялся, что ничего там не затёрли.

— Дажий, я очень рад, что ты вернулся целым и невредимым, — ответил он негромким, до сих пор молодым голосом. — Кто твой спутник? Очень похож на…

— Это Шерион, — кивнул я. — Сын магистра Вольхи Редной и брат Талены. Вампир, — закончил я, наслаждаясь реакцией в виде протянутой «о-о-о». — Мой друг и товарищ, можете говорить при нём открыто.

Верес хмыкнул. Будто ему было нужно моё разрешение!

— Располагайтесь, юноши. Я уже наслышан о ваших подвигах, — сказал он, и я напрягся. Откуда? — Совсем недавно поползли слухи о готовящемся дворцовом перевороте. А ещё два дня назад мы с Шеленой и Алмитом занимались тем, что зачищали неизвестно как незамеченную стаю волкодлаков недалеко от Стармина. Они направлялись в сторону королевского дворца, и если бы не звериное предчувствие Шелены — у нас уже был бы новый король.

Я уважительно присвистнул. "Новый король" звучало неплохо, но порой изученное зло всё же лучше неизвестного, тем более навязанного грубой силой.

— Интересно, чем занимался в это время королевский маг? — озвучил я свою мысль, прикидывая, не могли ли те волкодлаки быть частью стаи, что мы встретили под Витягом.

— Это я и предлагаю тебе узнать завтра, — подвёл итог Верес, с блаженством вытягивая ноги под столом. Было видно, насколько утомила его эта монотонная письменная работа. И только тогда до меня дошёл смысл сказанного. Я уже открыл было рот, но Верес не дал мне начать: — А теперь, может, расскажешь мне о своих приключениях и том, зачем тебе понадобился парик Катиссы? Она рвала и метала, когда несколько дней назад вернулась с тракта.

Покрываясь алыми пятнами и купаясь в ехидной улыбке Шериона, я вздохнул и начал рассказывать. Конечно, мой рассказ был сильно переработан и лишён некоторых существенных деталей, но самые основные события я передал как можно подробнее. Вдруг это было важно.

— Милый? Ты заканчиваешь? Я шла мимо и решила заглянуть… — ласково прорычали от двери. Мы обернулись, с интересом уставившись на крупную серую волчицу. — Ох, прости. Не знала, что у тебя гости. Дажий, с возвращением. Ты встречался с Роймом?

— Да, госпожа Шелена, — я встал с кресла, галантно склоняясь в приветственном поклоне. Я знал, как трепетно оборотниха относилась к выражению учтивого внимания к своей персоне. — Ваш сын отправился в Догеву вместе со своей невестой. Думаю, они будут гостить там какое-то время.

— Даже так, — удивлённо фыркнула Шелена. — Что ж, всё это интер-ресно пахнет. Я забегу позже, — и, взмахнув хвостом, она исчезла за дверью. Мы с Шерионом вернулись к немного смущённому Вересу.

— В любом случае, я передам новости о прорыве Ведьминого круга в Опадищах в Ковен. Ты молодец, что заметил это так рано. Сегодня отдыхайте, а завтра, будь добр, сходи с докладом к придворному магу. Формально, мы подотчётны ему и обязаны докладывать обо всех странностях, происходящих вокруг Стармина. Посмотришь на него, прощупаешь обстановку. Но только без глупостей. Его вина не доказана, все ниточки оборваны. Не стоит сейчас лезть на рожон.

Я, понимая бессмысленность спора, кивнул пожелал наставнику доброй ночи. Мы вышли в пустой коридор второго этажа Школы. Рядом с дверью нас ждала Джамия, которая с круглыми глазами начала рассказывать, что только что видела говорящего волка. Я улыбнулся и позвал её в кабинет Ксандра Перлова. Надо же было как-то пристраивать юную пифию в Школу, раз обещались помочь…

С директором нас связывали хорошие, но слегка натянутые отношения. Ну подумаешь, смог пронести за пределы школьных ворот выпивку и упился с друзьями до зелёных чертей… Так когда это было? В лохматом году… Правда, после этого преподавательскому составу пришлось всю охранную систему заклинаний переделывать. Икал я надрывно весь день! Неплохо мы тогда покутили…

— Ну-с, мой друг, кто тут у нас, — с интересом спросил Ксандр Перлов, директор Магической Школы, после обоюдных приветствий. Он разглядывал Джамию со сдержанным интересом. — Вы, красавица, хотите здесь учиться? По возрасту только уже поздновато вам…

Ресницы Джамии затрепетали, и я испугался, что она расплачется. Директор не любил женских слёз. Да и вообще любых слёз.

— Но-но, не стоит расстраиваться раньше времени, — остановил её Ксандр Перлов. — Я же не сказал, что поступить в вашем возрасте невозможно. Тем более, в этом году очень слабые претенденты на факультет пифий. Уж не знаю, что случилось, — нахмуренно закончил он. — Я зачислю вас без экзаменов, если вы пообещаете мне учиться экстерном и сдавать по два курса за год. И если сейчас попробуете найти в моём кабинете очки. С утра посеял где-то, а где — не помню.

Джамия взволнованно кивнула и прикрыла глаза, сосредотачиваясь. Мы с Шерионом глядели на неё с любопытством. Её глазные яблоки быстро-быстро забегали под тонкими веками, и выглядело это слегка жутковато. Затем она, не открывая глаз, развернулась и проследовала к изогнутой софе, сунула руку меж мягким сиденьем и набивной спинкой и достала оттуда очки с круглыми стёклами в золотой оправе.

— Браво! — протянул директор с улыбкой, принимая из её ладошек потерянное. — Джамия Саламандра, вы приняты. Завтра уладим все вопросы насчёт комнаты, а пока переночуете в тридцать седьмой, на третьем этаже. Вашей нынешней соседкой будет адептка с факультета пифий, думаю, вы не заскучаете.

Сложно передать состояние Джамии. Сказать, что она была счастлива — не сказать ничего. Она прыгала, еле сдерживая восхищённые визги, благодарила, порывалась обнимать меня и Шериона и хлопала в ладоши.

Уходя, я учтиво поклонился и поблагодарил, наблюдая, как директор, пряча улыбку в белой бороде, возвращается глазами к какой-то потрёпанной книжице, подозрительно похожей на старое издание популярного романа "Огненные сердца трёх". Я фыркнул с облегчением. Джамия была пристроена, и я вдохнул полной грудью. За стенами Школы Магии она была в совершенной безопасности. По этим коридорам не ходил никто чужой.

У самой двери с рунами три и семь мы остановились, как вдруг Шерион, странно посмотрев на меня, тихо попросил:

— Не оставишь нас ненадолго?

Я ничего не понял сперва, но увидев смущённо-потупленный взгляд Джамии и её нервно тискающие ткань платья руки, до меня дошло. Улыбка сама собой растянула губы:

— Конечно. Джамия Саламандра, успехов тебе. Не подведи надежды брата, учись как следует. Я иногда появляюсь тут, так что буду навещать, — она робко улыбнулась мне в ответ и кивнула, и я пожал её тёплую ладонь. — Я живу в двадцать третьей, этажом ниже. Можешь переночевать у меня, — сказал я Шериону и, кинув ему подбадривающий взгляд, оставил их наедине. Правда, каюсь, далеко я не ушёл. Ноги завязли, едва я завернул за угол, и я весь превратился в слух. Знаю, знаю. Подслушивать нехорошо. Но… так интересно!

После долгого и томительного молчания до меня донеслось восхищённый восклик Джамии:

— Ох! Что это?

— Её зовут Алька. Я очень любил её, когда был маленьким, поэтому… Не могу с ней расстаться до сих пор. Она очень умная и всё понимает. Может выполнять мелкие поручения, носить письма или просто выслушает, когда тяжело. Ты не против, если она… поживёт у тебя? В школе разрешат, я уверен.

— Ох, что ты! Конечно! Спасибо, теперь мне не будет так одиноко…

После недолгих шорохов и молчания Джамия снова спросила:

— А ты… Тебе обязательно нужно уходить?

— Да. Я не могу оставаться в Школе, я ведь не адепт и не магистр… Но я буду навещать вас, когда окажусь в Стармине проездом. Альку и… тебя.

— Придёшь завтра посмотреть, что за комнату мне определят? — с затаённой надеждой в голосе спросила Джамия.

— Думаю, да. Завтра мы ещё сможем прогуляться вместе по Стар…

Вдруг раздался странный звук, и голос вампира оборвался тихим стоном, словно ему чем-то мастерски заткнули рот. Мысленно я охнул, отмечая, что недооценил Джамию. Кажется, внезапность — это у них семейное. Отличный приём, работает точно лучше, чем ждать у моря погоды. Затем дверь хлопнула, и я понял, что нужно уходить. Как можно тише.

— Станешь моим Хранителем, Дажий? — на меня из темноты смотрели два светящихся желтизной глаза. Шерион сказал, что мои выглядят сейчас так же: вампирская кровь неожиданно хорошо прижилась во мне, начиная перекраивать тело и диктуя свои правила. Вампир не ожидал этого, но сказал, что ни о чём не жалеет и по-другому бы один гхыр не поступил. Не оставил бы меня умирать... А я... что уж там, всегда любил всё необычное.

— Ты уверен, что хочешь этого? Я не самый удачливый человек, а быть Хранителем наследника догевского трона — немалая ответственность. Что-то мне подсказывает, Арр’акктур не будет в восторге.

— Наоборот. До инициации и отец, и мать могли бы замкнуть для меня круг в случае чего. Но теперь… Теперь это не так просто. Мне нужен хранитель, и ты — идеальный вариант. Знаешь, вопреки расхожим сказкам, свойства вампира у Хранителя проявляются хорошо если в одном случае из сотни. А теперь представь, насколько тяжело найти для себя в этом мире достойного Хранителя, которому захочешь доверить силу и свою жизнь.

Я хмыкнул, вытягиваясь на такой удобной и жёсткой, как я люблю, кровати. Я понимал волнение Шериона и понимал, чего опасаюсь сам. Но в конце концов, для меня быть Хранителем означало не только гипотетическую необходимость умирать в Ведьмином кругу каждый раз, когда мой подопечный решит пересечь черту между Жизнью и Смертью. Это означало ещё и усиление магического потенциала, что открывало новые возможности для опытов и экспериментов. И эта мысль меня воодушевила.

— А ещё я не смогу читать твои мысли, — хитро ввернул вампир из темноты. Я видел своими новыми глазами, как он ухмылялся, нагло развалившись на второй кровати. — Если честно, я уже выучил все рисунки на теле твоего вора наизусть.

Я не удержался и кинул в него подушкой. Вот же выгра маарта! Румянец заливал мои щёки, но я ничего не мог с собой поделать. Не мог не думать о нём и не вспоминать…

— Согласен, — уверенно сказал я, ловко хватая прилетевший мне кожаный шнурочек с красивым аметистовым камушком на нём. Надел его на шею и успокоился. Теперь ни один наглый и невоспитанный Повелитель не сможет красть мои самые дорогие воспоминания.

— Что это? — высокомерно изогнув бровь, спросил королевский маг, оказавшись толстоватым лысым мужичком ниже меня на пару голов. Он выглядел уставшим и очень нервным, даже забыл представиться. Впрочем, я тоже знакомиться не спешил.

— Это счёт за работу. Я знаю, что из Опадищей регулярно приходил запрос на мага, но в канцелярии сказали, что по какой-то причине вы каждый раз отклоняли их просьбу... так что работы было очень много, а платить старосте оказалось нечем. Я советовался в Ксандром Перловым, и он посчитал запрошенный гонорар весьма умеренной суммой за проделанный объём работ, — спокойно ответил я, в глубине души расплываясь в предвкушающей улыбке.

— Хорошо, — сжав зубы, зло процедил маг, — я передам это в казначейство. А это что такое? — с удивлением спросил он, доставая из-под первой бумажки ещё одну.

— Заявление, — добил я, не сдерживая торжествующего тона. — На место постоянного мага в Опадищи. Я узнавал, деревням в округе давно требуется штатный маг, и у вас нет ни единого повода мне отказать.

Злостью, хлещущей из чёрных глаз, можно было отравиться, но я просто склонился в прощальном поклоне, развернулся и вышел. Дело было сделано, и пусть Верес снимет с меня голову за это самоуправство — не в моих правилах было оставлять людей в беде. Тем более, работа штатного мага совсем не означала сидение на одном месте. Я мог отлучаться и в целом работать на тех условиях, которые устроят обе стороны. Я надеялся, что моя дурная репутация отпугнёт от прорывающегося круга тех, кто захочет поживиться. У меня начали появляться свои планы насчёт открывающегося источника чистой магической энергии. От книг и свитков по магическим экспериментам уже ломилась полка в моей комнате в Школе.

Я вышел из затхлых королевских покоев, с наслаждением вдыхая жаркий летний воздух. На улице меня ждал Шерион верхом на Пепле, рядом переминалась с копыто на копыто рыжая старушка Лиска. Смолку я отпустил с друзьями ещё тогда, когда прощались на развилке на Догеву, и был нашему расставанию очень рад.

— Ну, как прошло? — с улыбкой спросил вампир. Как же хорошо говорить, как обычные люди! Я поправил в вырезе рубахи шнурок с нагретым от тепла тела аметистом и улыбнулся в ответ:

— Кажется, я стал штатным магом Опадищей и прилегающих к деревне территорий.

Вампир расхохотался, хлопая себя по бедру:

— Кажется, надо отметить твоё повышение? Показывай самую развесёлый старминский трактир, да такой, где побольше троллей! Давно у меня кулаки чешутся, может, удастся кого раззадорить.

Я запрыгнул на лошадь и почти успел тронуть поводья, как на меня прямо с неба свалился неровно пульсирующий шарик вестника, зашедшийся Талениным восхищённым визгом: «Свадьба в конце серпня*! Чтобы был! И братцу моему передай!!!»

 

Мы с Шерионом удивлённо переглянулись. Вот это новости. Отличные, впрочем, новости.

— Что ж, чем больше поводов, тем злачнее трактир. Вперёд, милсдарь вампир, — с шуточной учтивостью сказал я.

— Только после вас, милсдарь некромант, — в том же тоне ответил Шерион.

Пересмеиваясь, мы неторопливо ехали по узким улочкам, а я вдруг поёжился от неожиданно прошившей меня дрожи, лизнувшей центр груди под тканью рубахи. Кажется, это было долгожданным ответом издалека?

 

«А ведь плащ мой он так и не вернул!»

 

 

 

Конец :)