Дучетто

***

Лёлик очнулся от лязгающего звука. Это лифт остановился на их этаже. «Ну, наконец-то!» Олег вскочил и бросился в прихожую. Но тут щелкнул чужой замок, хлопнула соседская дверь, все стихло. Лёлик поплёлся обратно в комнату. Прилег на диван и опять задремал.

***

Глаза Вадима горели лихорадочным блеском. Он снова и снова оборачивался, чтобы посмотреть идет ли за ним Дучетто. Решение за двоих принял Паша, - ни слова не говоря, он вылез из машины за Вадимом. Сердце болталось где-то в пятках, и чтобы дышать ровно приходилось делать усилие. Глубокий вдох – выдох, вдох – выдох… Но Паша чувствовал, что не в состоянии поступить иначе. Будь что будет. Это шанс забыть тот кафельный кошмар, стереть его из памяти тела, пусть даже ценой другого кошмара. Впрочем, анализ своего поступка Дучетто оставлял на потом.

В лифте Вадим осторожно потянулся своей клешнёй к Пашкиной щеке. Паша вывернулся и оттолкнул руку. Забился в противоположный угол.

- Ты не обращай внимания, у меня здесь такой беспорядок… - смущенно сказал хозяин, открывая дверь, - Давай куртку…

Паша замер у вешалки, втянув голову в плечи:

- Нет…

- Холодно? – засуетился Вадим, - это я форточку оставил открытой, чтобы хоть чуть-чуть выветрилось. Сейчас закрою…

Вадим поставил пакет с едой и водкой на пол, повесил фуражку на крючок, скинул форменную куртку. Обоим было неловко. Они потоптались в тесной прихожей не зная, что теперь делать, как приблизить то, чего оба так хотели и так боялись. Между ними все, как всегда, складывалось невыносимо сложно. Паша шагнул к двери:

- Нет. Ничего не получится… Я не смогу.

Перед последовавшим безумием это были его последние слова. Членораздельная речь к Паше вернулась не скоро. Только на рассвете, когда Дучетто стараясь не делать резких движений, медленно и осторожно одну за другой натягивал на себя свои вещи, он разлепил разбитые губы и попросил:

- Завяжи мне шнурки. Я не смогу наклониться.

Чтобы не потерять равновесие Паша оперся рукой об обнаженную спину Вадима. Смотрел сверху на выпуклые бицепсы, «где память прошлого легла зеленой тушью на плечо», на мощные волосатые руки, на склонившуюся белобрысую голову. Его бешенный любовник старательно возился с ботинками. Такой предупредительный, такой заботливый, как будто это не он совсем недавно зверел над Дучетто. Паша еще сладкой тягучей болью чувствовал его в себе. Что это было между ними этой ночью? То, что проходило сквозь, выворачивало наизнанку и било наотмашь? От чего Дучетто глох, терял голос, цепенел, вместо того чтобы орать и бежать прочь сломя голову. Это была такая любовь? Или просто слепая животная необходимость? «Животное,.. любимое животное» - Паша улыбнулся своим мыслям. Вадим как будто почувствовал и задрал голову, в глазах читался страх – страх надвигающейся потери:

- Может останешься? Я вину свою заглажу… Все будет по-другому…

- Тебе не в чем оправдываться. Я сам хотел.

На прощанье они обнялись. Паше удалось не поморщится от боли. Теплые нежные губы коснулись его шеи, но Дучетто смог отстраниться, не показав, как ему хочется, чтобы этот поцелуй длился до конца света.

- Я буду тебя ждать! - крикнул Вадим в закрывающиеся створки лифта.

***

Дучетто безразлично взглянул на забытый в машине телефон. Высветилось 18 пропущенных вызовов. Пашка отключил звуковой сигнал и закинул мобильник за кресло пассажира. Дурман пережитого никак не отпускал его. Он на секунду задумался, вспоминая, как в кульминационный момент, не контролируя себя, хрипел Вадька и снова жар поднялся горячей волной от копчика до затылка. Паша посидел немного, приходя в себя пока возбуждение не отступило, и поехал домой.

***
Паше казалось, что он врет очень убедительно. И как он проколол колесо, и как менял его в темноте на обочине, и как подрался с пьяными механиками на шиномонтаже… Только вот Лёлик почему-то не верил. Он печально смотрел красными, дурными от недосыпа, глазами, без конца вертел свой сотовый, как будто сросся с ним за ночь, и бубнил одно и тоже:

- Просто скажи мне кто он… просто скажи…

Если бы Дучетто только знал, как абсурдно звучит его рассказ в купе с искусанными руками, а главное, с футболкой одетой под пиджаком наизнанку.

 

Детский оздоровительный лагерь принадлежал молочноконсервному комбинату. Все мальчики из отряда жили в одном поселке и ходили в одну школу. Чужаков в лагере было немного. Мама Лёлика получила путевку в качестве гонорара за проблемное интервью с директором молочного производства и была уверена, что ей крупно повезло. Вера хотела как лучше, хотела, чтобы её щуплый детеныш прогрелся и отъелся. Откуда ей было знать, что поселковое хулиганье будет травить его уже за одно только, что он горожанин, не говоря уже о его трепетной внешности.

Впрочем, Лёлик не оставлял надежды с кем-нибудь подружиться. Даже прижатый к стенке в душевой он приветливо улыбался и старался отвечать на непонятные вопросы старших ребят правильно, впопад. Но ведь как угадаешь, чего от тебя хотят и почему они так беснуются? И что, в конце концов, означает смешное слово «гомик»?

Ватага хамоватых пацанов всё плотнее сжимала кольцо вокруг переминающегося с ноги на ногу Лёлика, прижимающего пакет с мылом и мочалкой к груди.

- Детка, ты без мамы-то мылась когда-нибудь? Может тебе помочь?

- Давай мы тебе голову намылим? - вкрадчиво предлагал рыхлый, подловатый мальчик по кличке Баллон.

- Да чего там голову… давайте сразу задницу этому гомику мылить! - ржали братья Ксерокс - разбитные близнецы из второго отряда.

- Благодарю вас, я сам все умею. - Вежливо отказывался Лёлик под взрыв всеобщего веселья.

Только когда угрюмый прыщавый переросток Лёва Разруха надвигаясь на Лёлика скомандовал: «Держите дверь! Хватит время терять…» и подцепил пальцем его застиранные плавки, Лёлик вдруг почувствовал угрозу и чуть не обдулся. Тогда он собрал силы и захохотал во всё горло, натужным смехом выталкивая страх.

На шум в душевую заглянул вожатый и толпа недовольно рассосалась, а Лёлик еще некоторое время разглядывал потолок с разводами, чтобы слезы обиды и облегчения случайно не вытекли из глаз.

Как он потом вис на Вере и умолял забрать его из лагеря, но она устало попросила его потерпеть еще недельку. В следующий родительский день Лёлик, причесанный, с утрамбованной дорожной сумкой, прождал Веру весь день в фойе корпуса, но никто так и не приехал к нему до конца смены. «Не стоило жаловаться, - понял смышленый Лёлик. – Не просился бы домой, Вера приезжала бы по выходным, как все остальные родители».

Лёлик всегда входил в сложное положение своей юной мамы. Он себя от Веры не отделял. Это у них у обоих никак не складывалась Верина личная жизнь. По мере своего детского разумения Лёлик старался как мог, чтобы все получилось. К её ухажерам ластился и каждого нового с готовностью звал «па». Они попробовали пожить с ревнивым хоккеистом, с педантичным хормейстером, со страдающим одышкой пузатым адвокатом. Были и другие, не менее запоминающиеся квартиранты. На время Лёлика изгоняли спать на кухню. Маясь на скрипучей раскладушке он однажды представил рядом с Верой мощного мужика, на котором не было ничего, даже пижамы. Лёлику стало сладко, стыдно и немного почему-то завидно. Но поразмыслив он решил, что когда станет взрослым, то справа от него всегда будет спать щенок, а слева котенок, и тогда уж пусть мама завидует ему.

«Папы» шли вереницей. Никто не задерживался в их доме надолго, оставляя в душе Лёлика чувство вины: это он опять не понравился дяде. Правда был один слюнявый «папа» - университетский лектор, преподаватель математического анализа, который очень даже благоволил к Вериному сыну и все шло хорошо, пока он не стал нашептывать Лёлику, что всё про него понимает и знает и однажды шутя не засунул мальчику язык в ухо. Лёлик маме о такой мелочи рассказывать не стал, но математику так яростно возненавидел, что этот Венедикт Северьянович сам скоро испарился. В конце концов, при папе №9, пятнадцатилетний Олег с болью осознал, что одним своим присутствием до зубного скрежета напрягает маминого мужчину. А когда бросается завязывать «папе» галстук или тайком гладит ему рубашки, то только усугубляет непростую ситуацию. Несмотря на немалый жизненный опыт «номер девять» - оператор новостного канала - никак не мог уразуметь, что это за такое нелепое создание ироничной природы: скроенное как парень, но парнем желающее быть далеко не всегда. Боясь навредить маме Лёлик собрал манатки, и эра «пап» сменилась эрой «папиков».

Вера вышла замуж. Олег изредка навещал родителей и их нового ребенка. Когда Лёлик уходил, до отвала накормленный и наигравшийся с братом, Вера обнимала его в прихожей, и заглядывая снизу в глаза, виновато спрашивала:

- Ну как ты там, Лапыш?

Что он мог ответить? Может быть так: «Все нормально, Вера. Молодость приносит стабильный доход. Красота продана, тело выгодно вложено. Не волнуйся. Я всегда найду где жить, что есть и кому за это сосать». А про то как приходится заискивать, зависеть и подстраиваться можно промолчать.

- I am fine, мамкин, - включал улыбку Лёлик. Врать матери он перестал только когда стал жить с Дучетто.


Дучетто снилось, что голова его покоится на сгибе локтя Вадима и они плывут куда-то покачиваясь. Серые глаза напротив смотрят не мигая и от этого гипнотического взгляда отяжелело тело. Время зависло в полной бессмысленности. Умиротворение. Нирвана.

Вдруг рядом, на расстоянии вытянутой руки, вскрикнул во сне Лёлик и Дучетто проснулся. Его мальчишка явно заболевал: всю ночь беспокойно метался и каскадно кашлял. «Эх, не надо было его вчера в фитнесс с собой таскать», - подумал Паша. Он натянул на друга сползшее одеяло и погладил трогательно выступающую лопатку на худой горячей спине.

Но даже бережно накрывая Лёлика Паша вдруг опять подумал о Вадиме. Он в сущности ничего не знает об их совместной жизни. Почему Лёлик, которого всегда патронировали состоятельные бизнесмены, вдруг связался с обычным ментом? Может и над Лёликом Вадим нависал точно также - ловя отсутствующий взгляд, и точно также ласково бил по щеке открытой ладонью возвращая в реальность? Может Лёлик точно также ныл и выл в подушку от боли, злости и накатывающего волнами оргазма? Паше стало не по себе: а что если Вадим в эту самую минуту тоже не один.

Серая гора заслоняла Вадиму весь вид. Он попробовал пошевелиться, чтобы размять затекшие члены и ландшафт вдруг ожил. Гора обернулась подушкой, а странное образование не в фокусе прямо под носом – рукой, которая капитально затекла. Как вечером он рухнул на сбитую постель, так и отключился, стянув китель лишь наполовину. Майор милиции с трудом сел на кровати. Комната немного покачивалась, поворачиваясь к Вадиму то стеной с унылыми заляпанными обоями, то выцветшим плакатом сериала «Доктор Кто», прилаженным сюда еще Лёликом в тщетной попытке украсить помещение.

Больше года от кровати до кухни вела тропинка: хозяин квартиры здесь только ел и спал. Но всю последнюю неделю он как одержимый мёл, мыл, скреб, пылесосил и ремонтировал. И если хаос хоть как-то прикрывал запустение, то наведенный порядок обнажил казарменный уют. Особо тщательному разбору подвергся нехитрый гардероб: теперь хозяину некоторое время не надо будет сосредоточенно рыться в ящике комода разбирая носочный пазл; однотонные джемперы немного повисят на плечиках; а джинсы, количество которых существенно поредело после критического осмотра, пару дней полежат аккуратной стопкой, а не медузой-горгоной. Всё было готово к приему гостя, но никто не приходил и телефоны молчали. Когда делать по дому стало абсолютно нечего, а закупленные для встречи коньяк и шампанское основательно намозолили глаза, Вадим сказал себе: «Ша! Хватит обманывать себя. Он не придёт». Мысль эта оказалась настолько горькой, что не запить её спиртным не представлялось возможным.



Аккуратно переставляя ноги, стараясь не делать резких движений, Вадим преодолел расстояние до кухни. В холодильнике нашлась заначка водки и апельсиновый сок. Он зарекался пить днем, но ведь он еще в форме, поэтому эта целительная порция будет считаться ещё вчерашней, а не сегодняшней. В ванной, избегая в зеркале вида чужого неприкаянного мужика со свиной щетиной на опухшей физиономии Вадим разделся и встал под ледяной душ. Колючие струи долго били в лицо всё не справляясь и не справляясь с испариной. Вода холодными ручьями пробегала по груди, прессу, пробиралась под яйца и маленьким водопадом срывалась со сморщенного члена. Вадим сел на дно ванны и сцепил пальцы на затылке. Минут через двадцать, ему полегчало, и тут сквозь шуршание распылителя и журчание стока вдруг прорвалась далекая мелодия мобильника. Он рванулся, задел раковину, чуть не снес косяк, саданулся о сейф в коридоре, отчаянно заскользил мокрыми ногами по линолеуму и всё равно опоздал. Мелодия смолкла в тот самый момент, когда он выхватил телефон из внутреннего кармана куртки, но немедленно ожил входной звонок. Прикрывшись курткой, Вадим распахнул дверь.

- Я не вовремя? - небрежно спросил Дучетто. - Ты так долго не открывал и мобилу не брал… Ты не один?

Всё для Вадима преобразилось и ожило в одно мгновенье. Словно его целый год дома не было, или вообще не было, а сейчас он вдруг нашелся: такой как есть - голый, веснушчатый, мордатый и с похмелья, но снова живой. Он уронил куртку, волнуясь сделал приглашающий жест:

- Входи…

Дучетто протиснулся бочком в тесную прихожую, бросая настороженные взгляды вглубь квартиры, повторил свой вопрос:

- Ты не один?

- Теперь нет. Теперь с тобой.

- Ну здравствуй тогда, что ли?..

Вадим понял и вобрал в себя все сразу: вкус утреннего кофе, легкий запах дорого одеколона и свежее дыхание холодного утра.

- Значит так, - первый пришел в себя и отдышался от поцелуя Дучетто, который вобрал в себя нечто совсем другое, - Я согласен на твои ролевые игры. Я так понял, тебя сопротивление заводит? Исполню в лучшем виде. С моей стороны два условия: во-первых, презерватив обязателен. Не хочу, чтобы меня волновала твоя личная жизнь. А во-вторых, будь добр, постарайся не ставить мне лишних синяков. Мой партнер ни о чем не должен догадаться.

- Ты всё сказал? - оскорбился Вадим. Он вдруг почувствовал себя нелепым цирковым медведем перед одетым с иголочки, поджарым, стройным Пашкой. - Я живой человек, между прочим, а не аттракцион для прилива адреналина! Не было никогда никаких игр и не будет...

- Тогда, в клубе, была игра! - Перебил Дучетто повысив голос и лицо его приняло упрямое выражение.

На скулах Вадима заиграли желваки:

- Нет!

- Игра! - крикнул Дучетто и в подтверждение стукнул ребром ладони по косяку.

- Это тебе легче так думать…

«Боже мой, зачем я спорю?» За год он перемерил множество слов, переставляя их как пятнашки и составляя из них фразу-покаяние. Одна комбинация показалась Вадиму достаточно убедительной и он бесконечно репетировал её бессонными ночами. Но теперь слова застряли в горле. Когда-нибудь в другой раз он произнесет: «Я поступил с тобой плохо. Так плохо, как только вообще возможно поступить с человеком… » и, целуя ладони, вымолит прощение. А сейчас он поймал Пашкину руку и мягко завел её за спину. Что-что, а болевые точки майор милиции, в прошлом боец спецподразделения, знал отлично.

- Окей, как скажешь… Пошли тогда, - резко сменил тон Вадим и подтолкнул Дучетто в спину.

- Я сам!

- А вот теперь без САМО-деятельности, - начал вживаться в роль хозяин квартиры.

Он швырнул парня носом на мятую постель, одновременно дергая на себя замшевую куртку:

- Давай сюда шмотки свои пижонские, если не хочешь, чтобы я их помял.

Вадим навалился на Дучетто, захватом блокируя движение, вспоминая каким жёстким, неудобным, суставно-мускулистым соединением могут быть два сплетенных мужских тела. Но их тела говорили на одном языке, пусть допускающем этот звериный, рваный, первобытный лексикон. Куртка стала единственной вещью, которую Паша отдал без боя. Горячий, раскрасневшийся и злой, от того что ему никак не справиться с Вадимом, Дучетто был отчаянно азартен в этой нелепой возне. И Вадим, совсем не желая того, втянулся, завелся с пол-оборота, ошалел от непристойного вида полуголого расхристанного Пашки. Впрочем, теперь Вадим знал, что делал и по возможности контролировал себя. Так играет кошка с пойманной, но еще не придушенной мышкой. Позволяет мышке чуть отбежать, глотнуть воздуха, почувствовать псевдосвободу, а потом опять загребает, прижимает тяжелой лапой, чтоб не рыпалась, и наслаждается трепещущей тушкой. Дучетто сдался неожиданно. Просипел: "Эй, полегче! Для тебя же покупалось…” Вадим сфокусировался и сообразил: то, что он только что чуть не разодрал на куски были стильные хипсы под цвет рубашки. Дальше сдерживаться не осталось выдержки. Поехало и ожило всё вокруг: ходуном заходила кровать, раскачался до опасной амплитуды торшер, свалился с тумбочки будильник... Один парень впечатывал, а другой со стоном завершал движение, чуть провожая, делая из точки запятую. Вадима вело в полудурмане, как будто это всё происходило не с ним. Как будто это не у него в руках Паша вдруг начал ловить ртом воздух и закидывая голову, биться затылком о его плечо. Тонкие белые струйки полетели на простыни, упали на пол, потекли по внутренней части Пашкиного бедра. Вадима накрыло следом и он сам не мог теперь ответить - бесконтрольно или все-таки сознательно он нещадно впивается пальцами в Пашино тело, оставляя синяки на ягодицах и терзает спину, печатая полукружья засосов.

После секса Паша валялся на боку, поперек кровати, как измученный, выбросившийся на сушу дельфин:

- Ну ты и мерзавец! Тебе совсем нельзя доверять, да?

Вадим промолчал, сосредоточенно натягивая джинсы и приглаживая пятерней светлые волосы «римской» длины. Не признаваться же, что нет у него никакой личной жизни, и что если бы Пашка не сказал ему про партнера то никаких следов на теле бы и не было.

- А что тебя принесло в такую рань без предупреждения?

Дучетто рассмеялся, осторожно разминая руку:

- Как что? По-моему сюрприз очень даже удался.

- В следующий раз позвони все-таки заранее, я хотя бы побреюсь. - И Вадим встревожено уточнил на полтона ниже, нависнув на руках над Дучетто, - Ведь следующий раз будет, правда?

- Посмотрим, - умудрился одновременно улыбнуться и поморщиться Паша, притягивая Вадима за шею. - А куда это ты собрался? Я тебя еще не отпускал.

Вадим смутился:

- Паш, я не уверен, что смогу еще раз… Похмелье, знаешь ли, плохой афродизиак.

- Просто полежи рядом, - вдруг совсем по-человечески, без рисовки, попросил Дучетто и Вадим не смог отказать. В этот раз никто не тянул одеяло на себя. Никто не пытался взять верх. Никто ничего не пытался доказать и неожиданно близость случилась. Настоящая полная исчерпывающая близость, не похожая ни их обычный разговор, ни на их необычный экстремальный секс. Когда всё на равных, потому что любимому долгожданному Пашке дозволено абсолютно всё.

- Ты лишил меня девственности. Ты знаешь?

- Догадываюсь. Ты… Ты не жалеешь?

- Дай подумать… Нет. Я не жалею.

Через час, провожая Пашу, Вадим вернулся к волнующему его вопросу о следующей встрече:

- Пах, такое дело… У меня тётка под Тулой живет. У неё там банька, то да сё… И осенняя охота до конца ноября открыта. Может махнем вдвоем, а? Ты не забыл, как мы когда-то душевно на охоту съездили? Кстати… - Вдруг вспомнил Вадим. - Тебе большой привет от Лёлика.

Паша застыл:

- От какого Лёлика?

- Ну ты даёшь. Как от какого? Помнишь, со мной паренёк такой славный жил? Вы еще дружили взахлёб, в одной компании тусовались?

Паша двумя руками схватился за голову, выдавил со стоном:

- Когда ты его видел?

- Да я сто лет его не видел. - Неожиданно для себя начал оправдываться Вадим, которому показалась странной, но и лестной такая бурная реакция. - Он просто позвонил вчера поболтать. Рассказал, что взялся за ум, что живет теперь с родителями и прилежно учится, что давненько не видел никого из вашей старой отвязной компании. А я повеселил его историей, как мы с тобой случайно столкнулись ночью у черта на рогах… Паш, что с тобой?.


Лёлик проснулся с заложенным носом на мокрой насквозь подушке. Он перевернулся на спину и теперь слезы затекали прямо в уши. Зачем начался новый день было совершенно не понятно. Потолок с разводами, который Лёлик отупело разглядывал, напомнил что-то из детства под стать настроению - беспомощное, стыдное…

И мысли лезли в голову горестные. «Такое случается сплошь и рядом. Почему я посмел думать, что меня это минует?»

Если бы Лелика спросили, любит ли он Пашу, он бы без колебания ответил: «Да. Всей кровью, всей кожей». Но маниакальным сторонником моногамии Олег никогда себя не числил. Не он ли пару раз закрывал глаза на неоправданно долгое отсутствие Дучетто на танцполе, а один раз исхитрился пропустить вопиющий случай на даче у друзей, когда обкуренный Паша и один из хозяев так бессовестно натоптали в кустах за беседкой, что сомневаться в том, чем они там занимались не приходилось?

Всё это не имело никакого значения, если утренние сонные четвероногие объятья доставались ему, Лёлику.

Что-то оборвалось неделю назад. По утрам совсем чужой отстраненный Дучетто разбитой губой мечтательно улыбался чашке кофе. Паша ходил как пьяный, смеялся невпопад и обрушивал на Лёлика шквал необязательных вопросов, ответы на которые слушал с остекленевшим взглядом. Олег ещё ничего не анализируя, еще ничего логически не сопоставляя, уже желудком чувствовал: Дучетто в кого-то серьезно влюблен.

Вчера, в фитнесе, праздно болтаясь рядом с остервенело качающим пресс Дучетто, Лёлик сделал очередной заход, все еще надеясь услышать правду про Пашин ночной фортель недельной давности:

- Между прочим в клубе сегодня мокрая вечеринка… Мы могли бы там не хуже чем здесь размяться…

- Поезжай один, Олли. Развлекайся! - ожидаемо отреагировал и так порядком взмокший Паша. - А я после бассейна сразу домой. Неделя была чумовая.

- Ценю твое доверие. Но почему бы тебе не доверять мне ещё больше и не скрывать случайный трах? С любым может случиться. Неужели ты думаешь, что я буду биться в истерике из-за того, что ты кого-то там снял на трассе?

- Слушай, отебись, а? Повторяю: не было никакого случайного траха. Ты достал уже меня этими разговорами!

«Так… случайного секса не было, значит был неслучайный» - продолжил травить себя Лёлик. Еще чуть-чуть помаявшись без дела, изнуренный подозрениями, он сменил тактику:

- Ты заметил вон того шикарного персонажа?

- Шутишь? Я его торс разглядываю с тех пор как он в зале появился.

- Там не только торс впечатляющий. Помнится, в постели этот парень был просто супер...

- Что ты несёшь? В какой постели? - рассмеялся Дучетто. - А мне вот помнится, что постелей сроду не стояло в той темной комнате, в которой ты мог ему отсасывать. И вообще подозреваю, что это самец натурала. Может хватит уже, Ол?

Попытка вызвать ревность провалилась. В эти дни ни что не могло испортить Паше волшебного настроения, а Лёлика успокоить. Наблюдая с бортика бассейна за энергичным Пашиным кролем, Олег вдруг явственно представил, как он стискивает в воде этого предателя, эту неблагодарную суку, этого единственного любимого и важного для него
человека и они идут ко дну, с последним воздухом из легких расставаясь с жизнью. Кому она нужна эта гребная жизнь, если они не будут вместе?

- Привет, Олег! Давно тебя здесь не видел… - Лёлик не сразу очнулся от мрачных грёз и сфокусировался на том самом атлете с могучим торсом. - Как на счет…

- Нет! Не интересуюсь! В другой раз.

- То есть?.. А… да я не об этом. - Немного стушевался парень. - Я только хотел спросить, как на счет того, чтобы погреться в сауне. Ты сидишь тут с синими губами, мурашками с горошину и таким выражением лица как будто пришел топиться, а не мышцы подкачать…

- Извини-не-помню-твоего-имени, спасибо за заботу. Я закаляюсь…

Лёлик задумчиво посмотрел вслед белобрысому бугаю и вдруг сорвался в раздевалку, где по памяти набрал номер давно стертый из записной книжки.

 

Окончание

Откромсанные ресницы осыпались черными штрихами на мокрые щеки. Стало чуть-чуть легче. Олег примерился к стрижке и маникюрными ножницами срезал прядь за прядью пока пальцы не устали пилить, а прическа не приобрела «стригуче-лишайный» силуэт. Все равно несоответствие привлекательной формы угнетенному содержанию оставалось вопиющим. Муки ревности были такими острыми, что Лёлик с трудом удержался, чтобы не порезать заодно себе лицо для равновесия. Собственный смазливый облик никак не удовлетворял художественного чувства Олега.  Он нахмурил брови, втянул щеки: «если затемнить под скулами пастелью, то будет просматриваться строение черепа…»

Никакой он больше ни Оленёнок, ни Лапыш и, тем более, ни Девочка. Он мужчина, в конце концов. Занимаясь поисками подходящего тона Лёлик прокручивал в голове сценарий сокрушительного мужского разговора с ментом. Контуженный на всю голову псих не имеет на Пашу никакого права. Он свое право просрал в туалете с голубым кафелем. Вполне правдоподобно прозвучит, решил идти на шантаж Лёлик, будто бы сохранилась та давняя хулиганская видеозапись, где Вадим самозабвенно делает римминг нежному созданию с розовой попкой, целомудренно прикрытой батистовой сорочкой, и потом туда же, под батист, засаживает свой кривой жилистый плуг. В кульминационный момент скромница переворачивается и оказывается Лёликом с поистине жеребиным стояком. «И если ты еще хоть раз, хоть одним пальцем, дотронешься до Павла, то у личного состава вашего УВД будет шанс оценить этот увлекательный видеоряд!» - вслух проговорил угрозу Олег и тряхнул для убедительности кулаком в воздухе.

Нужная пастель нашлась. А в старом пенале, рядом со сломанным циркулем и ластиком-клячкой, отыскался перемазанный пластилином ключ от квартиры Вадима. Олег храбрился, но воспаленное воображение предательски подсовывало сыто ухмыляющегося мента - этакого довольного квадратного «бычару», сегодня уже порезвившегося над Пашей. «Нельзя трусить, - настраивал себя Лёлик, - На кон, кроме всего прочего, поставлено Пашкино здоровье… Этот безбашенный экспериментатор даже не представляет как могут быть опасны экстремальные сексуальные практики с подобным «ремонтником»». И пятка марихуаны отправилась в карман для храбрости.

На улице уже было сумрачно. Колючий дождь и порывы ветра пробирали до костей. В ожидании автобуса блеклая беременная женщина с опаской поглядывала на заходившегося кашлем странного парня в насквозь промокшей толстовке и чавкающих кедах. Парень курил что-то вонючее-приторное и время от времени возбужденно заговаривал сам с собой.

«А если все-таки не угрожать? А если попробовать попросить по-хорошему? Просто сказать: "Вадька, отвали! Будь человеком! Сам посуди, что у вас общего? Ты никогда не решишься на каминг-аут, а Паша не станет жить шифруясь. Ты будешь после дежурства засыпать на театральных спектаклях и падать в проход, а он ведь, если честно, терпеть не может охоту и рыбалку. Мы же понимаем друг друга с полуслова… Мы давно пара. Он даже меня своей сестре представил. А вот ты при чем здесь, в нашей жизни? Я знаю, ты в целом нормальный мужик. Не отнимай его у меня…»

В напряжении всех душевных и физических сил Лёлик чувствовал, что мысли путаются, голова горит и бьет озноб, что действительность приобретает жутковатую сущность и что на самом деле уже ничего не исправить.

Вадима дома не оказалось. Соблюдать приличия у Олега не было ни сил, ни желания и он отпер дверь своим ключом. В конце концов он здесь не чужой. Однажды, в этой самой прихожей, В.Д.Мельников, заместитель начальника УВД, не глядя захлопнул за собой дверь и прижал Олега к стене: «Парень, ты стоял там такой нездешний, в этой невозможной девчачьей белой шубке, как диковинная птица среди серых ворон в милицейской форме… » Действительно, всего за три часа до этой реплики рослый майор выходя из своего кабинета, испепелил очередь сердитым усталым взглядом и вдруг «споткнулся» глазами о Лёлика. Тот тоже вмиг очнулся от дремотной скуки, перестал жевать жевачку и стал  с удовольствием прикидывать, как бы выглядел этот угрюмый мент в качестве обнаженной модели для календаря «Боги стадиона». Уже в кабинете, наедине, они исполнили сложный осторожный танец, сжимая круги вокруг главной темы: свой или не свой? В плавном темпе, на раз-два-три, раз-два-три, шаг вперед, два шага назад, они прошли от риторического вопроса, напряженно заданного без отрыва от компьютера: «И как этот дядька 1965 года рождения доверил тебе такую крутую тачку?..» К финальному почти случайному соприкосновению ногами под столом, от которого оба смутились, засмеялись и наконец посмотрели друг другу в глаза.

Он оказался таким нетерпеливым, страстным, изголодавшимся этот майор: трахался как будто завтра уже не наступит. А после секса сидел неподвижно на краю ванной, смотря в прострации на бьющую из крана воду. Собственно, до тех пор сидел, пока Лёлик не стал уже ломиться в санузел. Какие только страшные мысли не пронеслись в голове у Олега, когда он бился плечом в дверь, срывая щеколду.
«Нет, нет. Не волнуйся. Было у меня уже, было… Один раз… в учебке…» - признался мент обеспокоенно наседающему с вопросами Лёлику. «А потом?» «А что потом? Потом как все. Женат был… Любил её кажется. Только вот… блевал часто после близости. Думал, надо же какой организм странный: ну… с вестибулярным аппаратом такие избирательные проблемы».

Лёлик горько рассмеялся в полумраке прихожей вспоминая ту  простодушную наивность, которая его когда-то так подкупила. «Какие могли быть проблемы с вестибулярным аппаратом или координацией у бойца одинаково метко стреляющего с обеих рук?» Лёлик обернулся на сейф для оружия, прикрученный к стенке и вспомнил как в разгар их романа Вадим учил его стрелять в специальном тире, в подвале управления.

***

Дучетто весь день пытался дозвониться до Олега. Но нашел его только поздно вечером, уже дома. Паша смотрел и не узнавал. Неужели это его Лёлик так неестественно скорчился в кресле? Чуть косящий глаз под лысым веком. Серое скомканное лицо. Заострившийся нос, ввалившиеся щеки. Дучетто присел на корточки рядом, попробовал взять за руку:

- Лёля, нам надо поговорить…

Лёлик вывернул кисть.

- Я тебе не Лёля! Меня по-другому зовут.

- Хорошо-хорошо, малыш... Просто выслушай меня. Я знаю, что ты догадался про Мельникова, но это не то, что ты думаешь…

- Не трудись.

Олег задержал взгляд на Пашином запястье и Дучетто спешно одёрнул рукав свитера пряча синяк.

- Олли, я не собираюсь с ним больше видится…

- Тебе и не удастся…

Теперь Лёлик смотрел прямо Паше в глаза, неподвижно и внимательно. Левое веко заметно подергивалось - вот почему сперва показалось, что Олег косит.

- … потому что я убил его.

Дучетто отшатнулся:

- Господи, что ты несёшь! Что за бред! Не сможешь ты никогда никого убить... - Но тревога уже кольнула Дучетто: а ведь вот этот инопланетянин, прикидывающийся Лёликом, пожалуй, смог бы.

Олег вяло усмехнулся:

- Ты прав. Я не мог, не могу и никогда не смогу... Но вот, представь себе, случайно убил…

Сердце рвануло грудную клетку, Дучетто стало трудно дышать. Вязкий липкий ужас пополз вверх к горлу.

- Я пистолет достал, только для того, чтобы он всерьез меня воспринимал, чтобы выслушал, чтобы понял, что я не шучу… А он меня совсем не слушал. Совсем. СОВСЕМ… Сам все время говорил. Говорил, что тебе скучно со мной, что тебе со мной куража не хватает, драйва, адреналина… Что я не могу дать тебе то, в чем ты нуждаешься… а он будто бы может… Сказал, что ты был у него утром, что между вами было… это не выносимо было слушать, Паша. Клянусь тебе, я не хотел его убивать. Я потребовал, чтобы он замолчал и направил на него пушку… а с предохранителя снял, только чтобы он испугался. Но он больше удивился, спросил откуда у меня «Макаров»… А я, действительно, ключи от сейфа с оружием еле нашел. Обычно у этого «блюстителя беспорядка» все верх дном, а тут так прибрано дома было… все попрятано…

Паше хотелось только одного - проснуться. 

- Верь мне, пожалуйста, я не собирался стрелять. Я просто… кашлянул. А он… вдруг осел на табуретку и на бежевом свитере пятно такое стало проступать… в форме шляпы, сплошной красной заливкой, ну… как на плакатах Жуля Шере или Тулуз-Лотрека. Он спросил: «Ты что, обалдел?» А я так  испугался жутко. Отбросил пистолет и  повернулся спросить, что же теперь делать. Но…Паша… спрашивать было уже некого…

Лёлик еще что-то говорил монотонно-будничным тоном, но Дучетто не слышал. Воздух никак не хотел всасываться в легкие. Газ вдруг превратился в липкую жуть и муть, которою необходимо с силой вдохнуть сквозь спазмы и беззвучный крик. Всё. Конец света. Game over. Вадим погиб. Страшнее трудно себе что-нибудь представить. Теплый, родной, непутевый Вадим, подставился под случайную пулю и так глупо, бессмысленно, нелепо погиб. И еще вот этот - растерзанный измученный мальчишка со съеденными до мяса ногтями - попал в страшную беду. Дучетто обнял Лёлика, не в силах произнести ни звука, но давая понять, что верит каждому его слову. Конечно Олег не хотел убивать Вадима. Кто ж такого захочет?

Лёлик ни одной мышцей не подался навстречу Паше. «Малыш не в себе, - понял Дучетто. - Только бы ему не пришло в голову идти с повинной… Что у нас впереди? В тюрьму ему нельзя, на зону тем более…»

Паша взял руки Лёлика в свои:

- Олли, тебя кто-нибудь видел рядом с домом Мельникова? Ты с кем-нибудь разговаривал после случившегося?

Лёлик отрицательно помотал головой. Паша запустил руки Лёлику под толстовку, отчего тот содрогнулся с отвращением:

- Даже сейчас о сексе думаешь? Тебе утреннего траха не хватило?

- Дурак, надо простирать твою одежду… На ней могут остаться следы. Давай ключ от той квартиры и вспоминай досконально до чего ты там дотрагивался!

Паша старался не думать о круглой IKEA-вской табуретке, на которой утром лежал аккуратно сложенный бежевый пуловер.

- Не смей туда ездить! - отрезал Олег, - Я всё убрал. Все свои отпечатки стёр. Пистолет успел вложить… труппу в руку…

Дучетто сглотнул, теперь он точно знал, что ему понадобится сойти с ума, чтобы когда-нибудь растворить в памяти страшный фантом - образ плечистого статного парня, безжизненно привалившегося к стенке, с наградным «макаровым» в мертвой руке. Паша почувствовал себя плохо. Его замутило, во рту появился соленый привкус. Ехать туда, бежать, лететь, прижать к себе белобрысую голову… Но он нужен здесь. Теперь надо держать удар за двоих.

У Дучетто был свой проверенный метод выживания в отчаянных ситуациях: следовало расщепить действительность на куски и вглядываться только в эти осколки, не позволяя себе видеть кошмарного целого. Разложить, распланировать жизнь по дням, по часам, по минутам. Обдумать план действий в мельчайших деталях. Составить на всё списки и держаться за строки зубами. Первый список - список рейсов в Бельгию. Первостепенная задача - завтра же, с первой возможностью, отослать Лёлика в Брюссель к Соне. К счастью, после летнего отдыха в Испании у него еще действительна шенгенская виза. Второй список - список вещей, необходимых на первое время. Затем список того, что можно продать. Список того, что нужно купить. Список тех, у кого можно занять денег. Список друзей, с которыми попрощаться… Ничего, вдвоем они выживут, выдержат. Паша набрал номер Сони. Сестра не вникая в проблему, до крайности обеспокоенная уже одним Пашкиным тоном, немедленно заверила, что конечно встретит Олега, и конечно присмотрит за ним, и конечно найдет нужных врачей. «Павлуша, а какой именно ему поставили диагноз? Почему такая спешка?» Лёлик ни на что не реагировал. Он пристально наблюдал абсолютно пустыми глазищами за Пашей и ко всему был абсолютно безучастен.

Дучетто заставил Лёлика выпить горячего молока и прилечь, а сам просидел на кухне несколько часов корректируя планы. А потом просто тупо выводил круги и эллипсы на бумаге. Прерывался только, чтобы сходить в комнату, проверить, не скинул ли плед простуженный Олег. Мучаясь от нежности и жалости Дучетто смотрел на тонкое нервное лицо и думал, что существует еще один главный список, в котором  только две строчки, только два их имени: Паша и Олег. Ни убавить, ни прибавить.

Только к трем часам утра, когда первый шок прошел, смутные сомнения и подозрения оформились в слабую дрожащую как свеча на ветру надежду. Дучетто не выдержал и рискнул набрать номер. Почти тотчас в трубке раздался сонный голос:

- Я, конечно, ждал твоего звонка, но ты совсем дурной, Пашка! Ты на часы смотрел?

- Блядь! - с чувством сказал Дучетто в трубку. - Урою суку! Мелкий ублюдок!

- ЧТО? - удивился Вадим Мельников, ни по возрасту, ни по комплекции никак не относящий себя к «мелким».

- Иди, проверь сейф! Пистолет на месте?

- Сейчас… Тьфу! Постой…- Вадим спросонья не сразу собрался с мыслями. - А с какой стати он там должен быть? У меня в сейфе охотничье ружье и дробь на гуся. А личное оружие всегда в отделении хранится…

Вместо смеха у Паши вырвались лишь какие-то глухие всхлипы. 

- Паха, что у вас там происходит? Ради Бога, зачем тебе пистолет? Где ты находишься? Я сейчас приеду!

 - Всё нормально! Всё нормально. Береги себя. - Только и сказал Паша перед тем как нажать отбой. Телефон тут же заверещал ответной трелью.

«Актер погорелого театра» выскочил из-под пледа как чертик из табакерки. Полностью одетый, он и не спал ни секунды. Боль, злость, обида, нервное перенапряжение так долго сдерживаемые прорвались полуплачем-полукриком:

- Ну, иди к нему! Иди!… Если тебе на сегодня ещё адреналина не хватило! Вали! Вон телефон как надрывается…

Дучетто расслышал в этом вопле горя только ненависть и истерическую жестокость: так опасна взбесившаяся крыса загнанная в угол, так не контролирует себя человек потерявший надежду. И внутри Дучетто уже клокотала злость на этого придурка с огромными подведенными глазами (когда только успел накраситься?):

- Сука, отомстил мне? Да? Так низко? Так подло? С таким изощренным бабским коварством?

- Соображать надо быстрее! - съёрничал Лёлик. - И только попробуй меня ударить!

Они орали друг на друга, на пару круша к чертовой матери свой тесный мир еще неделю назад полный взаимопонимания и тепла. Дучетто несколько раз порывался схватить куртку и свалить навсегда из этого сумасшедшего дома. Он уже всё решил и первым прервал разговор бесконечно далекий от конструктивного. Его догоняла усталость и апатия посттравматического шока. Часы показывали, что оставалось всего пара часов до подъема. Дучетто лег не раздеваясь на свою половину кровати, поверх покрывала, спиной к Лёлику, показывая, что трагифарс закончен. Занавес. Всем спасибо. Все свободны. Совсем свободны.

Оборвать диалог легче, чем перестать думать. Дучетто перебирал в уме все прошлые фокусы и выкрутасы Олега. Как он ловко вытряхивал прижимистых папиков, как изображал совращенную невинность там где пробы ставить некуда, как сводничал, притворялся и лукавил. А как вертел самим Пашкой? Потащил летом вместо Ибицы, (где Дучетто намеревался оттянуться по клубам и распробовать наконец групповушку), в Бильбао смотреть музей Гуггенхайма и мост Калатравы. Вместо белого песка пыль портового города. Впрочем, запоминающаяся вышла поездка. На всемирно известном мосту Пашка решил приколоться и заученной фразой из разговорника признался Олегу в любви на испанском. Шутка не прокатила: Лёлик вдруг сделался таким сияющим, торжественным и гордым, что Дучетто осёкся. Он случайно сделал то, что Олег загадал давным-давно как важнейшее событие собственной жизни. Пашка был тронут, он и не догадывался, что эти простые слова могут так много значить. Они целовались не обращая внимания на пешеходов и зевак и Паша легкомысленно спросил, а нет ли других каких потаенных желаний. Оказалось есть. Лёлик мечтал о черном обтягивающем платье. Дучетто ржал в примерочной кабинке до икоты, но Лёлик был само достоинство и серьезность. Неудобный только покрой оказался - первой же ночью занимаясь сексом обновку разодрали в хлам. Они провели в Бильбао волшебные 8 дней/7 ночей. Под утро, перед отъездом, прилично перебрав хереса, горланили «Проститься…» на набережной, где Дучетто поклялся про себя, что никогда не обидит Лёлика. Почему эти воспоминания лезли в голову именно сейчас, Дучетто не понимал. Ведь это же его Лёлик обманул, ввел в заблуждение и невозмутимо созерцал как он корчился от боли.  «Вычеркнуть и выкинуть. Завтра - новая жизнь, - постановил Паша. - Пусть этот циничный интриган другими идиотами манипулирует. С его внешними данными и талантами он ещё над многими успеет покуражится, особенно над несчастными, которые искренне полюбят это чудовище…»

Тем временем «чудовище» осторожно прилегло на другой край кровати. Паша слышал как Олег неровно дышит через рот. Некоторое время они лежали не шевелясь. Потом матрац подозрительно заколыхался и Дучетто почувствовал, что Лелик подполз поближе. Минут через пятнадцать ещё поближе, потом еще. Пока не уткнулся лбом Паше в спину. «Ого, какой горячий, - ужаснулся Дучетто, - и совсем как Травка подкрался». Паше вдруг стало муторно и тревожно. Травка - умнейший охотничий сеттер его детства. Провинившаяся, наказанная Травка на брюхе, незаметно, сантиметр за сантиметром подползала к «хозяину стаи», которого она признавала только в Пашке, и тыкалась в него тихонько мокрым носом. И  погибла из-за него, безответственного мальчишки, небрежно привязавшего её к ограде и заигравшегося с друзьями. Несколько дней девятилетний Пашка не терял надежды - клеил объявления и приставал к прохожим. Пока бабули из соседнего микрорайона не рассказали ему как беспорядочно мечущегося ушастого пса, с волочащимся по земле поводком, сбила «Газель». Слёзы которые не мог себе позволить Дучетто, когда думал, что Вадим погиб, подступили теперь из-за сгинувшей много лет назад ласковой Травки. Собаку-то оплакать не так стыдно.

Какая всё-таки сука этот Лёлик: такую жестокую комедию разыграл. Ну ничего, зато теперь можно с чистой совестью уйти к Вадьке. «Он сам облегчил мне уход», - подумал Паша и моментально взмок от этой мысли. А если Лёлик не мстил, если его цель была совсем другая?

Ночью выпал первый снег. Погода подгадала с декорациями. Парни встали притихшие, опустошенные. Затянувшееся тягостное молчание за кофе прервал Лёлик, выдав себя  с потрохами первой же фразой:

- Хочешь, я тебе вещи помогу собрать?

У Дучетто всё внутри сжалось. Он не принимал жертвоприношений. Может поэтому и тянулись к нему люди, что «на жизнь насмешливо глядя», Паша определенно имел сердце и совесть. Зря что ли он взахлёб читал в школе русскую классику, восхищался декабристами и диссидентами, внимал с благоговением стихотворным строкам, которые так упоительно читал ему его первый любовник, друг и учитель. Речистый словесник оказался порядочным трусом и публично открестился от неудобного одиннадцатиклассника Пашки, неожиданно оказавшегося пидором. Зато Дучетто с тех пор старался жить так, чтобы себя потом не стыдиться.

- Да какие такие вещи? Мне вроде ничего сегодня особенного на работе и не нужно. Даже ноут, пожалуй, дома оставлю…

Дучетто деловито собирался на работу: подобрал рубашку, надел костюм. Старался, чтобы все было как обычно, хотя ничего как обычно не было. Они оба были совсем другие. Лёлик так вообще сосредоточенно разглядывал городской пейзаж за окном, как будто ничего интереснее в мире не существовало. Паша подошел сзади, посмотрел на улицу через плечо Олега. Он душой и телом чувствовал как можно успокоить Лёлика, но не знал можно ли сейчас его обнять или лучше пока не надо.

- Как много снега… Пора сноуборды доставать? Как ты думаешь?

Лёлик молчал.

- Завяжешь мне галстук? - Паша специально распустил узел.

Олег с усилием обернулся, заученными движениями справился с галстуком. Паша немного сомневался - допустимо это сейчас или перегиб - но решился. Спросил строго, с нажимом:

- И еще кое-что ты не забыл?

Лёлик непонимающе заморгал. Паша демонстративно одной рукой стал расстегивать брюки, а другой слегка пригнул Олега за шею. Тот дернулся, хотел вывернуться: «Я кашляю». Но Дучетто не дал. Надавил посильнее, показав, что не шутит. Немного поупиравшись Лёлик опустился на колени. А через пару минут уже послушно опёрся на стол, выгнулся навстречу, впустил со стоном, притерпелся, забился трепетной рыбкой и обмяк. Дучетто не ошибся. Рецепт оказался верным. Олег сполз без сил на кафель у батареи: коленки торчали нелепым «кузнечиком», руки заметно дрожали, зато выражение влажных глаз уже было совершенно другое.

- Не сиди голой попой на холодном. Приду с работы, будем тебя лечить.

Уже от самого лифта Паша вдруг вернулся в квартиру, прошёл на кухню, где Олег заканчивал приводить себя в порядок и спросил:

- Олли?
- …
- Олли, я говорил тебе, что очень люблю тебя?

Лёлик неуверенно пожал плечом и прошептал:

- Вроде бы да…

В машине Паша уперся лбом в рулевое колесо: «Если мы переживем этот кошмар: если только я смогу забыть Вадима, если только Олег сможет меня простить, то нам ничего будет не страшно, то мы всё сумеем пережить…»

***

Конечно, ремонт квартиры следовало не заканчивать заменой оконных рам, а с этого начинать. Но лучше поздно, чем никогда. Пришли два работяги: рыжий сутулый парень с козлиной бородкой и жилистый мужик с живыми глазами и легким окающим выговором. По четкому выверенному алгоритму за два дня сделали всё как надо. Вадим мог бы и не брать выходных. Его задача сводилась к тому, чтобы не мешаться и он гулял по интернету, выуживая как всегда информацию о параллельной жизни.

[«Мы очень ценим помощь наших партнеров, благодаря которым нашей компании удалось выйти в регионы», - сказал руководитель проекта Павел Артемьев]. «Ну во всяком случае здоров», - делал вывод Вадим. [«В международном конкурсе эскизных проектов «Мутация инновации» победил в этом году наш соотечественник, студент выпускного курса Архитектурного института Олег Бернер. Победитель награжден памятным призом и грантом Лондонского университета искусств».] «Интересно, это хорошо или плохо для Пашки? - гадал Мельников. - Если на пару месяцев, то пусть едет, а если надолго, то не фига Паху тут одного оставлять…»
 
 Вадим был доволен работой мини-бригады, несмотря на страшную пыль и рассыпанные по полу журналы. Тот что помоложе гаденько хмыкнул разглядев обложки, да притих под тяжелым взглядом хозяина квартиры. Вадим подосадовал на себя, что разбрасывает гомоэротику где ни попадя, но так ведь он этих парней и не увидит больше никогда. Однако напарник Рыжего забыл инструмент и вернулся. В чистой рубашке и с бутылкой коньяка «Кутузов». Коньяк Вадим с Глебом выпили потом, на годовщину их судьбоносного знакомства.