Путь к счастью

Подморозило не на шутку. Мы прошли длинной аллеей, как лабиринтом, к шоссе. В честь этой аллеи старых акаций и был назван клуб. Летом это было очень красивое место, но в начале зимы, ночью, – черное, пронизанное желтым светом фонарей, оторванное от жизни остального города.
Машина ждала. Ромка сел рядом с шофером, я сзади. Назвал адрес – и сорвались. Я всю дорогу в окно глядел – не в его затылок. Ничего такого не было в его затылке, чтобы снова славить ангелов.
Мне казалось, что звучит какая-то мелодия. Не из магнитолы, и не та, что пел Ромка на сцене. А в следующий миг зазвучали тормоза. Это была их симфония.
Я не понял, как нас занесло. На скользком шоссе мы обгоняли маршрутку и врубились в нее. Скрежет металла и крики. И все очень быстро, так быстро. Меня не задело, но переднюю часть такси покорежило. Я вышел. Шофер выполз. Ромка не двинулся с места. Ночью не видно крови. Или в свете фар она не красная. Она не страшная.
Когда его вытаскивали, он не могу выговорить ни слова, только стонал. И глаза были закрыты.
Я поехал следом за машиной скорой помощи в больницу. Я сидел до утра у двери его палаты. Утром мне сказали, что все не так уж и плохо. Сотрясение мозга и сломана рука, но шок прошел, он уснул после укола. Мне разрешили войти на правах друга.
Кажется, я называл этот день лучшим в своей жизни? Я был слеп. Или это был другой день? Вчерашний?
Ромка спал. Я подошел к окну. Посмотрел сверху на больничный двор и вспомнил о своем фотоаппарате.
Когда он пришел в себя, я сидел рядом.
- Макс, ты как? – спросил он.
- Лучше, чем ты. Показания давал. Водила виноват по ходу, сам говорит: не справился с управлением.
- Вот черт! Как я попал! Посмотри мой телефон.
Я считал ему несколько неотвеченных вызовов.
- Ничего такого. Ребята. Продюсер. Сколько меня тут продержат?
- До конца недели – верняк.
- Это нормально. Главное, что все живы.
Он позвонил только продюсеру – объяснил ситуэйшн и сказал, что задержится.
- А родным? – удивился я.
- Нет, родных пугать не надо. Никто ж не умер.
Я тоже Нине позвонил – взял отгулы и заверил, что сдам материал в лучшем виде.
Я сидел с ним все эти дни. Бегал за едой и фруктами, уговаривал его есть, чтобы быстрее прийти в норму. Мы говорили обо всем на свете и пришли к выводу, что вкусы во многом совпадают. Хотя… это неважно, конечно. Вкусы, как метки, придуманы, чтобы узнавать близких тебе людей. Но я и так узнал его. И если бы он сказал, что обожает хот-доги и Киркорова, я бы от него не отвернулся. Под белой простыней, натянутой до подбородка, парень казался мне самым беззащитным существом на земле – не человеком, не ангелом, а моей воплощенной мечтой.
И, вы не поверите, я был рад, что случилась авария и мы оказались заперты вдвоем в ограниченном белом больничном пространстве – к счастью, без угрозы для жизни.
Я держал его руку в своей. Я боялся ее выпустить.
- Обо мне никто так не заботился, – сказал он смущенно. – Разве что бабушка в далеком детстве…
- Спасибо. Хорошее сравнение.
- Мне неловко, – продолжил Ромка на полном серьезе. – Ты не очень похож на беспощадного журналиста.
- Я потом… потом не пощажу.
Но ему, правда, было стыдно. Понятно, что ночью, после нашего интервью, мы оба были пьяны, и он легко согласился на эксперимент. Но теперь – в здравом, хоть и сотрясенном сознании – не мог себе объяснить моей нежности. А я едва сдерживался, чтобы не приникнуть к его лицу, не целовать его губы, не коснуться его тела под легкой простыней. Ни он, ни я уже не могли шутить на эту тему – слова сбивались в шуршание. Я задыхался в палате и вытирал мокрый лоб.
Не знаю, кто больше был рад выписке. В пятницу док сказал, что Ромка может убираться с загипсованной рукой восвояси. Легко отделался. Не прикольно – грустно было.
- Может, ты в понедельник уедешь? – предложил я.
- Я… понимаю, что ты был добр… и все такое, но я…
Всегда есть слова для отказа: пошел на хуй. Может, и грубо, но при этом объяснять ничего не нужно. Нужно просто ответить резко, чтобы все стало ясно. А Ромка никак не мог – или для простого ответа у нас были слишком похожие вкусы.
- Я не такой, – сказал он вместо этого
- Ты не должен мне ничем отплачивать. Поживешь два дня, отдохнешь от больницы и уедешь. И все.
На слове «все» что-то дрогнуло. Его губы. Или воздух в палате. Или наша планета.
- Ок. Я просто, чтобы ты не думал…
- Я не думаю.
Мы вышли из больницы. На крыльце я подал ему руку, и оба посмотрели в сторону стоянки такси.
- Нет дежавю? – спросил я.
- Давай пешком.
Было солнечно. Снег еще не выпал, хотя до Нового года оставалось две недели. Вместо снега синоптики обещали потепление.
- Макс, ты всегда тут жил? – спросил он.
- Да.
- Красивый город, старинный.
Засмотрелся на верхушку собора.
- Старый. Так точнее. Очень старый, – заметил я.
- Ты же циник, – сказал он вдруг.
- И что?
- Как же ты можешь быть таким добрым?
Я внезапно задохнулся, словно во всем городе кончился кислород. Или в моих жилах кончилась кровь. Или в голове – мысли.
- Потому что я люблю тебя.
Эти два дня мы провели в моей постели. Без возражений, без колебаний, без угрызений совести. Когда мы вошли, он просто обернулся ко мне:
- Ты мне сделаешь хорошо?
- Я обещаю.
Я пообещал и был очень осторожен – не только с гипсом, с тем, что было уже сломано, но и с тем, что мне предстояло в нем поломать. Методика: нежность и много лубриканта. Как-то так, не знаю, чего больше. Он признался, что очень боялся таких отношений. Иногда думал об этом, но боялся. И его группа, его ребята – они же все натуралы. Ну, и хрен с ними, они все равно ничего не узнают. Я слушал его болтовню без единой мысли – мне было хорошо. И как-то очень пусто.
Говорят же – чтоб тебе пусто было. Мне было очень пусто. Я даже не был счастлив. Ясно видел перед собой ножницы, которые должны были обрезать мою нежность, отрезать от меня этого человека.
Здоровой рукой он все пытался обнять меня за шею – снова по-кошачьи как-то, лез в лицо, тыкался мокрым носом.
- Не забудешь меня, Макс, не забудешь?
- Забуду. Только песен об этом не пиши.
Фыркнул. Хотел отвернуться, задел гипс, плюхнулся на живот. Кошки на четыре лапы не падают, если одна сломана. Я подул на его затылок… Прощай. Унесет тебя ветром…
В понедельник утром он уехал. Вызвал такси и отбыл. Никакой фобии – сел в авто и был таков.

В тот же день я сдал интервью Нине.
- Согласовал?
- Несколько раз.
- А подпись его где?
Эх, показать бы. Губами расписался. Не очень ловко, но потом его кто-то подучит. Не я.
Нина головой покачала:
- Даже не хочется читать об этих юнцах. Сдавай в верстку, потом все покажешь.
Сверстанный материал ее заинтересовал больше.
- Что за фотографии? Больница? А тут он вообще полуголый.
- Это не интервью, Нин. Это детектив с элементами порно: отработал, напился, потом в аварию попал, потом у любовника завис. Не у меня…
- Весело!
Она стала читать.
- Супер! – вынесла резюме. – В меру натуралистично, в меру обыденно. Так они звездами и становятся – через постель продюсера.
- Наверное, – согласился я. – Могу быть свободен?
- Можешь. Ты умница, Максим. Фото – эксклюзив.

Статья вышла. На сайте выложили. Столичные газеты перепечатали. Столичные сайты передрали. В новостях замелькало. Я даже премию получил.
- За злобу дня, – так сказала Нина.
Но я не злой был. Мне просто было пусто. На форумах уже обсуждения начались: мол, в его песнях никак не мелькает, что он тоже, а он тоже. И на сайте «АтоМов» кто-то из гостей мою статью тиснул – мол, как вы это прокомментируете? Продюсер прокомментировал, что Роман сейчас в больнице после автокатастрофы, а фотографии смонтированы.
У меня и другие остались – смонтированные фотографии. Я их все распечатал и стол завалил. Везде он, он, он… В клубе, в больнице, у меня. И такие глаза на всех – огромные зеленые глаза человека, который заблудился.

Я встретил Новый год в одиночестве – с этими фотографиями. Смотрел на него, пока не уснул. Проснулся в Новом году от его звонка:
- Поздравляю, – сказал он. – Спасибо за статью. Судиться не буду: все правда. Продюсер уже перебесился: испортил я имидж всей группе. Но, в принципе, мне объяснили, что это пиар, а любой пиар – на пользу. Авария так и вообще романтично выглядит. Жалко, что тебя нет на снимках… Ты слышишь меня?
- Да.
- А почему молчишь?
- А что отвечать?
- Почему тебя нет на снимках?
- Что ж мне со всеми фоткаться?
- А, ну да. Я забыл, ты же мега-популярный журналист. Не хочешь переехать в столицу?
- Зачем?
- Ко мне. Я найду тебе работу. Я все устрою. Пусть ты даже… ради статьи просто. Но я – нет. Я серьезно. Я не могу тебя забыть. Ты меня слышишь?
- Да.
- Приезжай.
- А имидж?
- Да ты уже все испортил, не бойся. Короче говоря, я завтра тебя встречаю. Давай.
Я хотел перезвонить. Потом собрал все фотографии, потому что больше ничего ценного в моей квартире не было, и взял билет на поезд.