Мистерия обмана

Так и было на самом деле. Он ни разу меня, ни в чем не упрекнул. И мне незачем было его ненавидеть.
Смоделировать утраченную часть лица было довольно непросто. И тогда мать помню, попросила меня поучаствовать в судьбе ее сына. Сумасшедшие деньги были выложены ею за первую операцию. Необходимо было делать все в срочном порядке, иначе время могло быть потеряно.
Он жил все в том же особняке. Я приехал туда за его вещами и мне открыл дверь очень симпатичный молодой человек. Он был, кажется в качестве привратника. Все время кланялся и повторял: «Есть сэр!».
- Я бывший друг того молодого человека, что живет здесь, - объяснился я. - Извини, что спрашиваю, - на вы почему-то обратиться к нему не получилось. – А кем ты приходишься Кайзерам?
- Я всего лишь прислуживаю хозяину.
- Кому? – удивился я.
- Господину Фридриху, - ответил он, облизнув покрасневшие обветренные губки.
- Твой господин очень болен. Тебе сказали об этом?
- Да, сегодня приезжали из милиции. Но я успел прибраться к тому времени, не волнуйтесь. Я собрал ему нужные вещи, поедем вместе. Я хочу быть рядом с ним. Я должен.
- Думаю это лишнее, - ответил я, за многие годы не зная, что ответить. Мне было очень непонятно присутствие этого смазливого юноши и его оправдание, что он старательно убирался к приходу милиционеров. Интересно, что же он такое спрятал?
- Нет, я должен быть рядом с хозяином, пожалуйста! – начал он щелкать костяшками пальцев. Это было так трогательно и по-настоящему, что я обхватил его руки, чтобы успокоить. На ладонях были небольшие ожоги. Захотелось выяснить, откуда они у него.
- Ты топишь камин в это время года?
- Я не понимаю о чем речь, - ответил он сухо.
- Говори, щенок, иначе никуда не поедешь! – вырвалось у меня. Я был после бессонной ночи, и мне надоело любезничать с маленьким засранцем.
Видимо слово «щенок» подействовало на него. Он сразу преобразился, почувствовав мою силу.
- Есть сэр! Это от сигарет, – ответил он, опустив голову. Интересно как часто он это делал? Я поймал себя на мысли, что хорошо бы помочиться на него. И тут я все понял.
- Открой мне ту комнату! – потребовал я, хотя действовал наугад.
- Есть сэр, - ответил он, доставая из заднего кармана кожаных брюк небольшой ключ.
Комната, в которую мы вошли, была обшита красным бархатом. Обои с ромбиками того же цвета завораживали. Под потолком на большом крючке висел абажур, наспех повешенный.
- Что здесь было?
- Сюда крепят качели, сэр! Хотите, я достану.
- А не боишься, что я из следственных органов?
- Нет, сэр! У вас глаза несчастной собаки. Простите, сэр! И еще вы больны, сэр!
Мальчик, кажется, был чересчур тонок или же обладал ясновидением. Не успевал я задать вопрос, как тут же получал на него ответ.
Он открыл небольшой шкафчик и достал оттуда невероятное количество разных приспособлений для необычного секса. И плетки и маски и расширители всего было навалом.
- Как часто твой хозяин этим занимался?
- Дважды в неделю, сэр!
- И сколько человек обычно участвовало в ваших…, - даже не знал, как назвать их извращения.
- Когда как. Но многим нравилось бывать у нас. Нам неплохо платили за это.
- Тебе нравится быть униженным? Посмотри на себя, ты ведь так красив, а…, - я не смог докончить. Так стало его жаль в тот момент.
- Мне некуда идти. У меня нет дома. Только есть он, мой хозяин.
- То есть ты все время в подчинении? А сам кого-нибудь, ну это...?
- Нет, ни разу в жизни. Да мне этого и не надо. Если он не разрешает, значит так и должно быть.
- А чего тебе больше всего не нравилось в ваших забавах? - наконец нашел я нужное слово.
- Мне все нравится, сэр!
- Говори, сучёнок! – властно произнес я.
- Когда он закачивает пиво в анус. Все внутри ужасно жжет и щиплет. Я кричу иногда от этого, а ему это еще больше нравится. А потом высасывает его из меня. Иногда мы меняемся ролями.
- Тьфу, - сплюнул я. – А еще?
- Он велит мне каждое утро вылизывать его анус. Вначале было неприятно, а потом привык. И еще я всегда должен видеть, как он просыпается. Однажды я этого не сделал, и он наказал меня.
- Как?
- Он не притрагивался ко мне целую неделю. И надел на меня антимастурбатор.
- Это что еще такое? – удивился я.
- Специальное приспособление, с замочком. Чтобы я не мог дотянуться до письки. И спрятал все фаллоимитаторы, чтобы я не наслаждался.
- А тебе это так уже необходимо? – удивился я. И тут я понял, что мальчик нездоров. Он и, правда, как я узнал впоследствии, был олигофрен. Фридрих взял его к себе после того, как он, достигнув восемнадцати лет, покинул стены детского дома. «Деньги делают все!», они с матерью жили по этому принципу. Непонятно только, как мать согласилась на такое? Может, и ее мальчик обслуживал, не знаю.
Какими делами только не занимался, мой Фридрих. Как это было все скверно. Не было никакого желания ехать к нему в больницу, договариваться с врачами и принимать участие в его жизни.
- Он был ужасен, наверное? – осторожно спросил Гиль, наливая в чашечку горячий чай.
- Я его не видел. Он лежал в специальной барокамере. Мать его связалась со мной и перевела на мой счет деньги. За что она мне так доверяла? Я был полностью связан по рукам этим ее доверием. Какой невероятной силой духа нужно обладать, чтобы продолжать выступать с концертами, когда сын находился по ту сторону жизни? Или она его недолюбливала? Очень все странно. Сам того не ожидая, я снова вляпался в семью Кайзеров. Только из-за них жизнь моя пошла вкривь и вкось. Или может, я сам во всем виноват, не знаю. Для чего мы встречаемся с людьми, которые коренным образом меняют нашу жизнь? В большинстве случаев не в лучшую сторону. Фактически я остался с инвалидом на руках. Я выхаживал его. Вернее мы выхаживали. Мальчик тот действительно был привязан как собачонка и впадал в жуткую депрессию, если к нему не применяли насилие. Долго не мог себе позволить шлепать и пинать его. Бывало, он сам провоцировал драку и всегда с наслаждением принимал все оскорбления и тычки.
- А где он теперь?
- У него теперь новый хозяин. Фридрих уже не тот, что прежде. В нем появилась некая сентиментальность. Он и меня теперь как говорит иногда, очень любит. Хотя я не могу в это верить. Вот такая у меня история. Вижу, вы боретесь. Идти завтра или не идти.
- Вы точно заметили. Но я, правда, приеду к нему, как ни в чем не бывало. Хорошо, если его мать ничего снова не придумает.
- Все может быть. Я вас, наверное, сильно утомил.
- Извините, что говорю об этом, но вы живите! Для него, для себя. Банально звучит, понимаю. Но не уходите раньше времени. Подумайте, что будет с ним.
- «И только смерть разлучит нас». Да, но нас разлучит убийство. Кто-то из нас рано или поздно кого-нибудь грохнет. Или я его или он меня. Лучше пусть он меня. Чувствую, что ужасно устал. Иногда хочется спать и не просыпаться. Он вытягивает из меня все силы. В свои сорок семь я стал выглядеть под шестьдесят. Колюсь инсулином и все время ем. И даже телепередачи не радуют меня, как прежде.
- Чем я могу вам помочь? – участливо спросил Гиль.
- Мне несколько совестно просить, можете мне одолжить пару сотен долларов. Верну как получу. Даже если хотите с процентами.
- Конечно, не вопрос, - с радостью вскочил Гиль.
- Вы даже не представляете, как мне стало легко после общения с вами! Вы очень чуткий человек. И работой занимаетесь такой нужной. Жаль правда не испытал на себе ваши чудодейственные руки. Рих от вас тоже в восторге. Ну, всего вам! – произнес он, покидая квартиру.

Гиль был немного смят и подавлен. Ему не хотелось ни о чем больше думать. Он допил банановый ликер и тут же уснул.
Следующий день начался со звонка жены, она обрадовала скорым возвращением домой. Кайзер Ф. был в списке его пациентов третьим, и Гиль волновался предстоящей встрече. Как он будет смотреть в глаза этому неприятному молодому человеку? Неприятному вовсе не оттого, что тот был асимметричен, а из-за его жестокости и коварства. Сколько видимо было отношений у него с разными людьми. Но Гиль собрал свою волю в кулак и проделал свою работу как всегда с большим энтузиазмом.
- Жаль, что сегодня последний день. Гиль я так привык к тебе за эти несколько месяцев. Не уходи! – умоляюще произнес Фридрих.
- Моя работа здесь больше не нужна, - сухо произнес Гиль, стараясь не встречаться взглядом.
- У тебя что-то случилось? – заглядывая в глаза, спросил Фридрих.
- Все нормально, - уклончиво ответил он.
- Я тебя ничем не обидел? Так трудно иногда понять взрослых. Ты придешь еще?
- Не знаю, - также сухо ответил Гиль, прощаясь.
- Тряси мою руку, теперь ты это можешь делать. И она нисколько уже не болит, - всхлипывая, произнес он.
Фридрих долго стоял у окна, провожая взглядом Гиля, пока тот не сел в автобус.
«Странный человек, он еще умеет плакать. Нужно позвонить его матери, сказать, что курс массажа окончен. И постараться никогда не приходить в этот дом».
- Здравствуйте, это Гиль. Я сегодня провел последнюю процедуру. Все сделано на совесть, не сомневайтесь! – произнес он в телефонную трубку.
- И не собираюсь этого делать. Спасибо вам, Гиль. Но если вдруг понадобитесь, я знаю, как вас найти, - строго произнесла Милона.
- С радостью помогу, вот только Фридрих сегодня расхныкался, когда я уходил.
- Хм, как странно. Ну, хорошо, я его отругаю, как следует, - произнесла она и отключилась.
Возвращение жены с дочерью занимали все мысли, и потому Гиль думал только о том, как привести квартиру в идеальный вид. И не сразу отреагировал на звонок Милоны в тот же вечер.
- Гиль, давайте поговорим.
- По скайпу или так?
- По телефону. Я сейчас без грима и видеть меня такой никто не должен, кроме разве что прислуги. Да и потом, кажется, вы женаты. Так что остановимся на этом проверенном годами способе общения. Итак, я говорила сегодня с сыном. Кажется, он к вам привык. Скажу как есть.
- И что? – тихо спросил Гиль.
- Не бросайте его, с ним мало кто общается в последнее время.
- Он ведь живет не один, - осторожно произнес Гиль. Спорить с властной женщиной он был не в силах.
- И что из этого? Толик ему всего лишь исполняет роль слуги. У нас с ним договоренность, что он проживает в этой «двушке» и присматривает за сыном. - Так разве это не его квартира? – вырвалось у него.
- С чего вы взяли? Эта квартира моя. А то, что рассказывал вам что-нибудь и когда-нибудь параноик Толя, плод его воображения, не более. Однажды он весь вечер занимал меня рассказами о своей работе в области микрохирургии, я даже плавание пропустила из-за него. Но он хоть и дурак, но хорошо справляется со своими обязанностями.
- То есть он, вы хотите сказать нездоров?
- Да, у него группа по инвалидности.
- Как такое может быть? Он же говорил, что в прошлом работал врачом кардиологом.
- Вряд ли. Насколько я знаю, он рыбак и всю жизнь занимается этим. Жил с мамой. Получил сильное потрясение и пролежал несколько месяцев в психиатрической больнице. Там они и познакомились с Фридрихом. Я кладу сына каждый год на лечение.
- Да? – удивился Гиль, хотел, было задать вопрос «Зачем?»
- Фридрих при рождении был нездоров. У него олигофрения. Да и врожденная его асимметрия не дает мне нормально жить.
- Разве это не последствия аварии?
- Не знаю, конечно, что они вам нагородили, но я приготовила деньги на его пластическую операцию. Я слишком много в него вложила, - Гиль, кажется, уже где-то слышал эти слова. – Так что, приободрите его. Он немного боится.
- Невероятно! – все не мог прийти в себя Гиль. – И вы молчали? Ой, то есть, простите. Я хочу сказать, что ничего об этом не знал.
- А я и не могла сказать вам, потому как плохо вас знала. Да мне и сейчас нелегко все это говорить, - вздохнула она. - Но сегодня вечером Толик уезжает домой недельки на две.
- Надо же! – подумал он вслух.
- Вы о чем? – строго спросила Милона.
- Извините, я, кажется, лоханулся.
- Ха, только не говорите, что дали ему денег.
- Так и есть, дал.
- Зря! Не вы первый. Теперь придется о них забыть. Но надеюсь вы согласитесь не оставлять Фридриха в теперешнем положении?
- Трудно так сразу сказать, но думаю, что соглашусь, – ответил Гиль. Обменявшись любезностями, они распрощались.
Гиль сидел перед телефонным аппаратом и думал: «Где, правда, где ложь? И зачем я согласился участвовать в его жизни? Они все изначально мне врали. А сейчас? Насколько правда, то, что рассказала мне эта великосветская львица, не терпящая ничьих возражений Милона Кайзер? И какая роль мне уготована в этой странной дружбе? Хотя ведь никогда не поздно отказаться».