Сокровищница

Рыжий парень ворочался на широкой двуспальной кровати. Иногда из-под одеяла показывались сильные обнаженные руки, белокожие плечи. Лис болел. Не то, чтобы серьезно, но все-таки. Температура порою зашкаливала за 39, слабость разливалась по телу медленной ленивой волной. Укутанный одеялами, напичканный таблетками, Рыжий уже третий день валялся в постели, бездельничая. Поглядывал грустно на темный дисплей мобильника. Скучно и тихо. Лис раздраженно повернулся на бок, рука соскользнула с кровати на пол. Не будь толстого мягкого ковра, пожалуй, парень ободрал бы костяшки. Что-то глухо стукнуло, как будто брякнуло что-то. Любопытный Рыжий сунул голову под кровать: сбоку стояла картонная коробка. Лис сполз на пол, вытащил ее, покрытую пылью и, не удержавшись, чихнул. Его длинные оранжевые пряди разлетелись во все стороны, открывая молодое скуластое лицо, зеленоглазое, хищное, но очень красивое.
Коробка была вся обмотана скотчем, довольно тяжела, она издала глухое позвякивание, стук и скрежеты, когда Рыжий ее потряс. На слух он определил, что коробка до половины наполнена какими-то легкими небольшими предметами. Раньше он был ФСБшником и умел разбираться в таких вещах. Скотч можно было аккуратно перерезать, а потом заклеить сверху. Конечно, нехорошо лезть в чужие тайны, но, во-первых, Рыжий просто подыхал со скуки, а во-вторых, какие секреты могут быть у людей, проживших вместе почти шесть лет?
Ножик нашелся в верхнем ящике стола. Рыжий перевернул коробку, с любопытством ожидая, что из нее выпадет.
Предметы посыпались на пол один за другим. А Лис на несколько секунд испытал ледяной, всепоглощающий ужас. Он мгновенно взмок, задышал чаще. Руки задрожали, а колени затряслись. Ноги не держали его.
Ничего такого страшного в предметах не было. Но для Лиса это была целая часть его жизни. Причем, не самая лучшая. Он опустился на колени, прижав ладонь к бьющемуся в сумасшедшем темпе сердцу. Отдышавшись, подполз ближе к рассыпанным вещам, рассматривая и вспоминая. Их прятали не для него, а от него. Все, что было, – все забыто.

1. Грубая старая веревка, заскорузлая от засохшей крови.

Рыжий парень по кличке Лис смирно сидел на четырехугольной тумбе, изредка поднимая глаза на покупателей. Экзотичный, он привлекал внимание, но ценник, приклеенный к его бицепсу, отпугивал всех. Слишком красивый, слишком высокий, он казался ярким пятном на фоне других «товаров».
Ему было все равно, кто его купит. Наконец, рядом с ним кто-то остановился. Задержался дольше, чем нужно, чтобы только увидеть ценник. Лис поднял зеленые глаза. Мужчина. Невысокий, худенький, гибкий. Холодные голубые глаза. Совершенно равнодушные и безжалостные. Так бы могла смотреть гипнотизирующая змея. Пухлый рот, выдающий чувственную натуру. В сочетании с острыми чертами и умным, внимательным, оценивающим взглядом, губы казались презрительно изогнутыми. Жестокость сквозила неуловимо, морщинки у глаз не улыбались, напротив. Такой человек спокойно может смотреть, как умирает ребенок. Но Лису было все-равно. Он замерз, сидя на тумбе в одних коротеньких-коротеньких шортах, намазанный кремом, чтобы кожа блестела.
Неожиданно-сильная рука взяла его за шею, приподнимая голову выше. Изучающий взгляд. Так рассматривают лошадь или щенка или…или какую-то неживую вещь.
-Товар порченный, – процедил сквозь зубы покупатель.
Вокруг него сразу же столпились продавцы, и другие клиенты, привлеченные шумом. Все рассматривали рыжего, пытаясь найти в нем дефект. Покупатель рыжего ерошил русые короткие волосы, мрачно посматривая на уговаривающих его продавцов.
-Товар порченный, – повторил. – У него морда подранная, – Рука снова взяла за челюсть, приподнимая лицо к свету. Совсем тонкий, почти незаметный шрам белой ниткой тянулся от переносицы через всю щеку к скуле. – И в родинках весь.
Мелкие точечки действительно шоколадными пятнышками были разбрызганы по светлокожему телу.
- Он не стоит столько, – закончил покупатель. – Возьму со скидкой.
- Но он красив, – возразили ему.
- Слишком высокий.
- Совершенно нетронутый. Девственный, как снег на Аляске…
- Такого добра везде полно…
- Послушный. Молчаливый. Мало ест.
Пока шла торговля, рыжий вздрагивал, как от ударов. Его, человека: умного, образованного, цивилизованного, продавали другому человеку. Прижал ладонь к горящей щеке. Он получил этот шрам в бою. И сейчас, впервые за все время, застыдился своего лица.
- Куплено.
Удар молотка по краю тумбы. Лис чуть не подпрыгнул от неожиданности. Кто-то вколол ему какую-то дрянь в ногу, и парень «поплыл». Заторможенно наблюдал, как с щиколоток снимают цепи, руки ему развязывать не стали. Широкая оранжевая лента – под цвет волос - на запястьях скрывала веревку, впившуюся в кожу. Веревка так пропиталась кровью рыжего, что стала как деревянная.
Хозяин протянул руку, помогая рыжему слезть. Ноги плохо слушались, подкашивались, дрожали. Лиса шатало, и только ладонь Хозяина поддерживала его. Кто-то из телохранителей накинул на парня свое пальто. Он плелся, мало что соображая, но надеясь, что ему дадут поесть. «Товары» плохо кормили.
Его посадили в машину напротив Хозяина. Тот пристально рассматривал свое новое приобретение. Протянул руку, дернул за ленту. Рыжий взвыл от боли. Чувствительность возвращалась в тело. Дурман испарялся.
Хозяин удивленно приподнял бровь, потянул снова. Рыжий прижал к себе руки, затравленно посматривая на светловолосого невысокого мужчину, который теперь решал его судьбу.
- Протяни руки вперед, я развяжу тебя, – Лис неуверенно вытянул связанные кисти, настороженно ожидая чего угодно. Однако давление ленты ослабло, Хозяин действительно развязывал его. Присвистнул, увидев запястья. Трогать веревку не стал, и так было видно, что ее не развяжешь, только разрезать можно. Посиневшие, покрытые засохшей кровью запястья выглядели страшновато.
Рыжий откинулся на спинку сидения, прижав к себе руки. Ему было холодно и мучительно хотелось есть.

2. Повязки, прошитые стальными нитями.

Спальня Рыжему понравилась. У него снова появилась своя спальня, которую не надо было делить с другим «товаром». Впрочем, внимательно оглядевшись, Лис понял, что это комната Хозяина. Светлая, уютная, с мягким, пушистым ковром под ногами. Но, увидев двуспальную роскошную кровать, парень забыл про остальную обстановку. Сглотнул, затравленно поглядывая на застеленную бежевым покрывалом кровать. Большие подушки, литые столбики, фигурно вырезанная спинка. Лису дурно становилось при мысли, что его отымеют. Гомосексуальный опыт у него был, но исключительно активный. Оказаться снизу…он не хотел. И боялся. И ему было противно и как-то стыдно допускать кого-то туда. А тем более так…без любви.
Развязанные запястья Рыжего саднили, а когда кто-то взял его за руку, он еле удержался от крика. Хозяин серьезно, оценивающе рассматривал свое приобретение снизу вверх. Его пальцы не больно, но настойчиво и бесцеремонно ощупывали Рыжего.
- Я хочу есть, – попросил Лис.
От удара у него мотнулась голова и потемнело в глазах.
- Ты будешь делать то, что тебе скажу я. Правило первое: ты не разговариваешь, пока тебя не спросят. Правило второе: ты вообще не разговариваешь в койке. Доступным языком выражаюсь? – Лис кивнул, прижав ладонь к горящему лицу.
Он был так ошарашен, что безропотно пошел за Хозяином к постели. «Кажется, я попал», - подумал он про себя.
Послушно лег на спину. Хозяин вытащил из кармашка рубашки какие-то длинные тонкие ремни, эластичные, поблескивающие на свету. Приглядевшись, Рыжий понял, что они прошиты стальными нитями. Одной повязкой Хозяин привязал левую руку Лиса, другою – правую.
В общем-то, парень понимал, что секс неизбежен. Для этого его и купили. Но ему было страшно, он ждал...ну, ласкового слова, какого-то утешения. Руки, стащив шорты и отбросив их в сторону, раздвинули его колени, костяшки потерлись о гладкую кожу бедра. А потом, не предупреждая, не подготовив, Хозяин расстегнул штаны, рывком приподнял бедра Лиса и насадил на себя, вбиваясь сразу полностью.
От крика чуть не полопались стекла. Рыжий кусал губы и сдавленно стонал, иногда срываясь на крики и тихий вой. От боли у него в голове взрывались яркими вспышками мысли, причиняя опять-таки боль. Он инстинктивно бился, рвался, пытаясь соскочить, но только глубже насаживался. Казалось, разрывает пополам. Казалось, сейчас взорвутся легкие, даже дышать было больно. Казалось, что он умирает.
А потом все так же внезапно, как и началось, закончилось. Плеснуло внутрь. Хозяин упал сверху, тяжело дыша, вздрагивая. Рыжий зажмурился, попробовал опустить ноги, раздвинутые непристойно широко, как у женщины. От боли чуть снова не закричал. Хозяин развязал его и ушел, не сказав ни единого слова. Разве, что не плюнул на прощание. Лис, как был распростертый, остался лежать на развороченной кровати. Положил руку на живот, чувствуя, как саднит внутри. «Кажется, я попал в ад», - мрачно констатировал, более-менее придя в себя.
Лис даже не догадывался, как был прав. Ему только предстояло узнать, где предел человеческой жестокости.
Ночью его не тронули. Хозяин спал на одной половине кровати, Рыжий, уже накормленный и вымытый, - на другой, лежа на животе.
Несколько дней Хозяин как будто не помнил про свою новую игрушку. Может, пожалел. А может, просто бледный, осунувшийся парень с темными синяками под глазами, со страдальчески изломанными бровями и искусанными губами его не заводил.
Но вскоре Лис уже мог нормально сидеть и ходить.
Хозяин поманил его рукой. Кивнул головой на постель, стягивая галстук и рубашку. Рыжего начало колотить. Он на непослушных ногах прошел к кровати, сел на краешек, снимая шорты. Внутри все сжималось от недоброго предчувствия. Если бы он мог, он бы убежал. Если бы он мог – он бы перерезал себе вены, только чтобы не быть игрушкой. Если бы он мог, он бы свернул шею Хозяину - и пропади все пропадом! Однако за ним всегда следили, его охраняли от самого себя. И били нещадно, когда он не выполнял или выполнял недостаточно быстро приказы Хозяина.
Хозяин был в хорошем настроении. Наверное, поэтому не толкнул Лиса на простынь, а медленно опустил. Лис был выше, шире в плечах, сильнее. Но его парализовало от страха. Он послушно, как деревянный, раздвигал ноги, поднимался на локтях, принимал ласки. В этот раз Хозяин решил побаловать свою забаву: пальцы и губы бродили по белокожему телу, расслабляя. Рыжий начал стонать, сначала совсем тихо, потом все громче и громче. Он соскучился по ласке. Подставлялся под нежность, льющуюся с кончиков пальцев, урчал, облизывал пересохшие губы. Отвечал на влажные поцелуи, липкие и непристойные, медленные, сладкие.
- Ложись на живот, – от шепота он покрылся мурашками с ног до головы. Голос, полный сладострастия.
Рыжий перевернулся с трудом не потому, что ему было больно или плохо. Нет, ему было хорошо, просто разнеженное тело не хотело слушаться.
Руки обхватили его за талию, поднимая, ставя на четвереньки. Горячий пах соприкоснулся с ягодицами. Скользкие пальцы погладили талию, опустились ниже, еще ниже, пробежались по ложбинке и медленно погрузились внутрь. Хозяин неторопливо расширял двумя пальцами узкое отверстие. Перегнулся вперед, заглядывая в искаженное, заалевшее от стыда лицо Лиса. Смазал себя, лег сверху, устраиваясь удобнее.
Рыжий застонал, распахнул зеленые, потемневшие глаза. Было больно, но не так, как в первый раз. Было хорошо, но не настолько, чтобы полностью забивать дискомфорт. Было стыдно, поэтому он спрятал лицо в подушке.
На этот раз все затянулось надолго. Впрочем, Рыжий не имел ничего против. Хозяин хрипло вздыхал у него за спиной. Руки беспорядочно гладили поясницу, ноги и бедра Лиса, лишь иногда сильно сжимаясь, насаживая до конца. Губы изредка оставляли свой горящий след на лопатках и выгнутой спине. И секс действительно приносил удовольствие.
Хозяин сполз с распластанного Рыжего, лег рядом, зашарил рукою по прикроватной тумбочке в поисках сигарет. Затянулся и выпустил длинную струю дыма. Скосил глаза на все еще расслабленного оглушенного Лиса. Протянул сигарету, но тот отрицательно мотнул головою.
- Не хочешь? – удивился Хозяин. – Больше предлагать не буду.
- Я не курю, - Лис устало прикрыл глаза.
Хозяин пожал плечами, продолжая курить. Затянувшись в последний раз, ткнул окурком в бицепс засыпающему Рыжему.
Тот закричал от неожиданности и боли. Стиснул зубы, обхватив ладонью обожженное предплечье. Задышал часто, с обидой, недоверием и страхом глядя на мужчину. Тот безразлично пожал плечами. Повернулся на бок, накрываясь одеялом.
Лис прикусил губу. «Здесь нельзя расслабляться». Повернулся в другую сторону, осторожно укладываясь. Внизу живота тянуло. А рука болела.

3. Шорты

Больше всего это походило на лоскуты. Две белые тряпочки, даже не сшитые между собою, а соединенные шнуровкою. Совершенно непристойная, блядская шмотка. Лис повертел ее в руках, не представляя себе, как одеть. Ему холодно сообщили, что это будет его единственной одеждой. «И больше - ни единой нитки».
Рыжий повздыхал про себя, но все же попробовал влезть. Чуть не запутавшись ногою в шнуровке, он таки натянул шорты и подошел к зеркалу. Отшатнулся, как будто его ударили.
Тряпка сидела на нем великолепно. На него шили. Латекс облегал бедра, ягодицы, пах, ничего не скрывая. Разве что не просвечивал. По бокам полоски кожи оставались обнаженными, белые шнурки только подчеркивали, что под шортами ничего нет. Из белья, в смысле.
Лис смотрел на себя, не узнавая. Его только что одели, как шлюху. Он сам надел эту вещь…Уж лучше голым, чем так…непристойно, грязно, как будто он сам себя предлагал.
Обернувшись, он увидел сзади разрез прямо посередине. Опустился на колени, прижавшись лбом к прохладной поверхности зеркала. Лицо горело, даже уши пылали. Ему было стыдно выйти из спальни в таком. Игрушка для ебли.
Хозяин зашел в комнату, присвистнул, увидев Лиса. Тот вскочил на ноги.
Но Хозяину было некогда. Он только многообещающе ухмыльнулся, схватил с прикроватного столика мобильный и ушел.
Лис ненавидел эти шорты такой чистой, яростной ненавистью, как, пожалуй, не ненавидел самого Хозяина. Рыжему всегда приходилось делать глубокий вдох, прежде чем выйти из спальни в столовую или библиотеку, или еще куда. Прислуга, охранники и прочая челядь никогда ничего ему не говорили. Никогда без разрешения Хозяина его и пальцем не трогали. Они вообще его не замечали.
Порою, когда он приходил в столовую сам, ему приходилось долго ждать, пока кто-то «вспомнит» о нем. А иногда и вообще – уходить голодным.
Любой человек, даже младший ассистент помощника дворника, имел больше прав, чем Рыжий. Лис был игрушкой, забавой, комнатной зверюшкой. Не человеком, даже не существом, а так…чем-то непонятным.
И насмешливые, презрительные, пренебрежительные взгляды резали его без ножа. Ведь он был совсем одинок.
С ним никто не хотел говорить. О нем никто не заботился, как о друге, как о живом существе, а не собаке, которой надо воду налить или насыпать корма. Его унижали не действиями, а злорадными ухмылками. Или отношением: «Ты – пустое место». Он слышал обрывки их разговоров. Слышал про «хозяйскую шлюху». Никто не знал, как тяжело и горько ему было. Никто и не хотел знать. А Хозяину было все равно.
Он не стеснялся, порою на людях, наклонять свою игрушку над столом. Для того эти шорты и были куплены.
А Рыжий сглатывал слезы обиды, ярости, стыда и боли.
Лис бледнел с каждым днем, худел, и, как будто обколотый, бродил по большому особняку, рассматривая всех сощуренными глазами с невероятно большими зрачками.
Ему совсем перестали сниться сны.
Он навсегда распрощался с этими шортами в конце зимы, после того, как проболел почти месяц. Такую легкую одежду ему носить запретили. А к тому времени Хозяин уже не хотел потерять любовника. Да и к тому же, один вид этой белой ткани повергал Рыжего обратно в горячку, из которой его с таким трудом выводили.