Пицца для троих

Они приехали в Сиемреап сразу после полудня. Было видно, что это бывалые путешественники- никаких легкомысленных пляжных шлепанец, открытых маек – все трое, двое мужчин и женщина, были в легких длинных брюках со множеством карманов, рубашках с рукавом, устойчивых сандалиях. И еще все трое были в бейсболках, одетых, впрочем, козырьком назад. Их багаж состоял из трех рюкзаков и одной дорожной сумки.

Позади была долгая дорога – ранний выезд из Паттаи на чистенькой, новой Тойоте, неблизкий путь до приграничного Пойпета, хлопоты на границе, потом снова дорога, на этот раз на Тойоте уже очень, очень старой, хотя тоже очень чистенькой. Опрятный водитель с чисто кхмерской невозмутимостью и изяществом вез их сначала по плохому асфальту, а потом по грунтовке.

Их звали Иван, Вера, Антон. Антон был высоким, широкоплечим, с копной темно-каштановых волос, отливавших медью на солнце. На носу- россыпь веснушек, глаза серо-зеленые, немного недоверчивые. Светловолосый Иван смотрел на окружающий мир спокойно и властно. К него были манеры особы королевской крови, или самого короля, осознающего свою власть и именно поэтому любезного с подданными – они всецело зависели от его воли и расположения. А Вера была красива неправильной, будоражащей красотой, не имевшей ничего общего с завершенностью линий или телесным совершенством. По плечо спутникам, с заколотыми на затылке волосами, с царапиной на носу, она, тем не менее, излучала тревожную силу. Необычная женщина.
Антон был в Юго-Восточной Азии впервые. До этого он много ездил по Европе, бывал в Америке, но никогда не был в Азии. Уже Таиланд потряс, покорил его, но Камбоджа сразу же завладела его сердцем. Иван и Вера уже не первый раз проезжали этой дорогой; Вера с нежной улыбкой наблюдала, как Антон жадно, взволнованно вбирает в себя окружающий мир – рисовые поля, деревеньки, плакаты политических партий, играющих у дороги детей, отдельные домики на сваях… Чистота в придорожном туалете потрясла его.

- Я же говорила, здесь очень чисто.

Они остановились у магазинчика с фруктами. Иван покупал воду в бутылках, Вера выбрала манго.

- Please, don’t, - и она для верности отрицательно покачала головой, чтобы хозяйка не чистила неправдоподобно яркие плоды.
Откуда-то появилась малышня, пришедшая в восторг при виде двух высоких, сильных мужчин, чуть ли не на две головы выше их родителей. Состоялось неизбежное качание и подбрасывание детворы.
И снова дорога. Иван уснул; Антон не мог оторвать взгляд от окна. Он взял Веру за руку.

- Спасибо, что привезли меня сюда.

- Может быть, здесь и осядем, вместо Кипра? – поддразнила его Вера.

Мужчины делали все возможное, чтобы как можно раньше они смогли отойти от дел и поселиться втроем где-нибудь рядом с морем, или океаном, и наслаждаться каждым мигом жизни, такой не похожей на жизнь остальных людей. Они уже пару лет были семьей, где у одной жены было два мужа. Так уж сложилась жизнь; поддаться предрассудкам и начать выяснять отношения в то время значило потерять Веру, потерять им обоим. Такого нельзя было допустить. Немыслимо. Для остального мира Иван и Вера были мужем и женой, Антон их другом; возможно, их не раз принимали, особенно на курортах, за пару мужественных геев, путешествующих для отвода глаз с очаровательной женщиной. Им было наплевать, ровным счетом наплевать – втроем они были непобедимы. Любовь Веры придавала смысл их существованию. Они вышли за рамки обыденности, и уже не смогли бы вернуться к общепринятому образу жизни, даже если бы и захотели.

Потом и Вера задремала.

И вот они въехали в Сиемреап. Водитель подвез их к отелю и передал с рук на руки гиду по имени Маратик. Вера и Иван уже встречались с Маратиком в прошлый приезд; теперь им предстояло еще раз пройти по туристическому маршруту, уже вместе с Антоном. Маратик, в прошлой, докамбоджийской жизни, татарин, за два года, что они не виделись, загорел так, что уже и не отличался цветом кожи от кхмеров.

Иван дал на чай водителю двадцать долларов. Это была немалая сумма для Камбоджи, полностью заслуженная водителем.

-Thank you for getting us here, - пропела Вера.

Антон не верил своим глазам. Прекрасный холл, направо, сквозь распахнутые стеклянные двери, виден бассейн с небесно-голубой водой. Прохлада, тишина. В этот час постояльцы отеля были на экскурсиях. Их напоили свежим соком, дали влажные салфетки. Антону тут же захотелось остаться в Сиемреапе навсегда.
Занесли вещи в номера (смежные, горничная невозмутимо открыла соединяющую их дверь), отправились обедать. Солнце, тень, счастье.

- Часок отдохнете, - говорил Маратик, показывая в улыбке золотой зуб, единственное, что связывало его с далекой родиной, - потом на озеро. А завтра у утра пораньше в храмы.

- Часиков в шесть, - уточнил Иван. Он поддразнивал Антона, который не любил рано вставать.

- Да, часиков в шесть. – Маратик, сам того не ведая, подыграл ему. Но здесь, на другой планете, где светило совсем другое Солнце, где была совсем другая Луна, Антона уже не пугала необходимость вставать до рассвета. Он был счастлив до слез; способность переживать такие глубокие чувства была подарена ему Верой. Иван, очень спокойный по натуре, и тот глубоко вздохнул, разом вспомнив, что им предстоит увидеть завтра утром.

Легкий обед, салат, сок манго, рис в ананасе, кусочки курицы в соусе – большего и не надо было в этом жарком климате. От еды все трое отяжелели, глаза закрывались сами собой. Организованная Вера поставила будильник в мобильном телефоне на три часа, чтобы они не проспали поездку на озеро. Впрочем, Вера и не проспала бы - романтика романтикой, но эти двое мужчин спали отнюдь не ангельски тихо. Иван уютно попыхивал, Антон, когда спал на спине, откровенно храпел. Все трое были горячими сторонниками затычек для ушей; все трое (и Вера, бывало, посапывала во сне) горячо отрицали свое несовершенство. Это была их общая игра – обвинять друг друга в храпе. Сейчас они повалились все вместе на большую двуспальную кровать. Вера по привычке легла между мужьями. Антон немедленно ее обнял, закинув для верности ногу на бедро – чтоб не убежала. Это был его всегдашний страх – потерять свою любовь, потерять и не найти. У Ивана на груди едва виднелась россыпь бледных псориазных бляшек. Вера обняла его одной рукой, погладила больную кожу. Для секса не было ни времени, ни сил. Любовные игры переносились на ночь.

В Москве у них было на троих две квартиры – Ивана и Веры, и студия Антона. Не в пример классику советской поэзии, Вера прекрасно устроила их быт – одна и та же горничная, с как нельзя лучше подходящим ей именем Любовь Матвеевна, убиралась и там, и там. Если эта добрая душа узнала бы, в каких отношениях состоят ее клиенты, то с негодованием отвергла бы наглую ложь – ей очень нравились эти приятные, воспитанные люди, которые никогда не забывали о праздниках и не обращались с ней как с прислугой – скорее, как с незаменимой тетушкой. Мужчины работали так много и так уставали, что к вечеру по будням им хотелось одного – пробежать свои пять километров в спортивном зале, потолкать штангу, размяться - и добраться до Веры, которая в рабочие дни не ждала многого от своих мужей, да и сама работала, в компании Антона. Там когда-то и начался их роман.

Для нее стала совершенно естественна близость сразу с двумя непохожими друг на друга, незаурядными мужчинами. Вдвоем они дополняли разные стороны ее натуры – холодный, часто мрачный сероглазый Иван, и теплый, вспыльчивый, капризный Антон. Иногда они ей надоедали, оба – или скорее утомляли постоянным ожиданием ласки и заботы.
Вера не была жестокой; она не смогла бы ранить ни одного из них пренебрежением. Ей просто хотелось иногда отдохнуть от их любви.
На третий вечер их пребывания в Паттайе она записалась на вечернюю трехчасовую программу в СПА салон при отеле.

- Я думаю, вы без меня не потеряетесь, - сказала Вера. – Я лягу спать в двенадцать; пожалуйста, не будите меня, когда вернетесь.
Прогуляйтесь.
Антон был потрясен таким благородством; Иван, который уже пережил несколько приключений во время их с Верой прошлых поездок в Азию, сразу же понял, куда им надо идти. Он покинул Антона в холле очень респектабельного на вид массажного салона; встретились они в баре напротив часа три спустя. Вокруг бурлила незатихающая до рассвета жизнь; утром и днем знаменитая Волкинг-стрит была самой неказистой улицей всего города. Они погуляли, пользуясь свободой, поглазели на боксеров на вынесенном прямо на улицу ринге, выпили пива. Им предлагали девочек, мальчиков, марихуану, гашиш, билеты непристойное шоу, листовки экскурсионного бюро. А над городом царила лукавая, чарующая Луна, которую забавляли крошечные человеческие страсти и желания.

-Я приму душ у тебя, если не возражаешь, - сказал Иван, когда они подъехали к отелю – Не хочу будить Веру. И слушай, Антошка, не рассказывай Вере, чем занимался. Она и так знает, что мы не на карусели катались. Расслабься и помалкивай.

В отдаленном от города, стоящем на холме пятизвездочном отеле у них были смежные номера. Сейчас они закрыли дверь, Вера безмятежно спала и, действительно, посапывала. От нее нежно пахло массажным маслом.

Иван принял душ первым. Уже стоят под струями воды, он сообразил, что ему придется одевать несвежую одежду. Чертыхнувшись, он огляделся. И у Антона, как и у них в номере, в ванной было два полотняных халата. Иван взял тот, который показался ему побольше; он надеялся, что Антон его не надевал.

Странно, они не раз оказывались втроем в одной постели и занимались любовью с одной женщиной, но Ивану и в голову бы не пришло надеть какую-нибудь футболку Антона. Антон дремал, беззащитный и печальный во сне. В это мгновение Иван, все еще в неге после ласк в массажном салоне, вдруг ясно понял, как красив этот человек, и увидел, что привлекло в нем Веру.

- Не будем углубляться, это опасно, - пробормотал Иван, разглядывая друга. Он взял бутылку пива и вышел на балкон, посмеиваясь. – Какой же русский не пил пива на балконе пятизвездочного отеля.

Для него этот вечер был с секретом.

– Моя маленькая тайна, - сказал сам себе Иван. – Милая, маленькая тайна.

Для этого и создана Паттайя, этот островок полной свободы, для маленьких тайн, нестрашных пороков. Иван не торопясь пил вполне приличное местное пиво, воздавая должное удивительной проницательности жены, выбравшей в спутники именно его и Антона.
Он не смог бы впустить в их жизнь никого, кроме этого горячего, искреннего человека, которого можно было при желании читать как открытую книгу. Все еще посмеиваясь, Иван пошел в свой номер и осторожно лег рядом с женой.

После отдыха они поехали на озеро Тонлесап. Их лодка скользила по глубокой, живой, мутной воде. Маратик то и дело приветствовал знакомых, обращая внимание гостей то на школу миссионеров, то на плавучий магазин, то на девочку, уверенно плывущую по своим делам в старом корытце. Антон еще глубже погружался в сказку этой маленькой страны – истерзанной войной, бедной, восхищался этим домом прелестных, серьезных людей, совсем непохожих на тайцев, ближайших соседей.

Иногда из-под век он украдкой посматривал на Ивана. Это было наваждением, мороком, а , возможно, предсказуемым следствием их совместной жизни с Верой – в какой-то момент его вдруг стало едва заметно… тянуть к первому, и законному, мужу Веры. Желание просто пришло, разом. До какого-то, совершенно определенного момента, оказываясь втроем в постели, они с Иваном виртуозно избегали долгих прикосновений друг к другу, совсем как профессиональные порноактеры, которые могут обслуживать одну партнершу, не дотрагиваясь друг для друга. Там царила Вера; мужчины дурели, принося ей все новое и новое наслаждение.

А потом, вдруг, в один день, у Антона появилось желание дотронуться до Ивана, просто дотронуться – до плеча, до руки. Задержать пальцы на светлой суховатой на вид коже. Или не просто дотронуться, , не по-дружески? Обвести пальцем губы, поцеловать, обнять, заласкать, так, чтобы ясные глаза друга помутнели от наслаждения. Антон испугался. Так можно было потерять смысл всей его жизни – Веру. Да и его всегда влекло к женщинам. Всегда. Вроде бы. Кроме того, Иван, который в свободное от финансовых битв занимался тайским боксом, мог запросто его покалечить, а Вера могла найти Антону замену- в конце концов, вряд ли бы ей доставило удовольствие смотреть, как они с Иваном … А тот, как нарочно, не побрился, и светлая щетина оттеняла лепку скул, подчеркивала цвет глаз .

- Это просто морок, это пройдет,- сказал себе Антон. Он был счастлив, и не хотел рисковать ни одним мгновением счастья.

Вера тихонько улыбнулась своим мыслям. Озеро и озерная жизнь очаровала ее уже в первый приезд в Камбоджу. Плавучие дома; ни глухих стен, ни сокровенного уединения для их обитателей; вечное скольжение по таинственной воде; вот на крыльце-пристани одного из домов семь я – жена, муж, у жены на руках младенец, которому суждено, скорее всего, провести всю жизнь на озере; вот мужичок моется в мутной воде, и подумать только, гелем для душа «Нивея». Жить также просто и безыскусно, в несокрушимой гармонии с миром…

Озеро было огромным, безбрежным, древним. Всех троих охватило ощущение вечности, чуть щемящее понимание своей бренности, мимолетности их жизней. Строгий обычно Иван обнял за плечи Веру и Антона. Да, наступит день, когда они покинут Землю. Куда они уйдут? Что им удастся взять с собой из этой жизни?

К счастью, Маратик уже знал, что туристы поумнее часто начинают грустить перед лицом вечности.

- Сейчас будем кормить крокодилов!

- Чем кормить? –спросил Антон.

- Плохими мальчиками, - ответила Вера.

- Я очень хороший мальчик, - возмутился Антон.

- Ну, это мы еще проверим, - и от слов Ивана, то ли со скрытым смыслом, то ли просто сказанных в шутку, Антон вспыхнул.

С озера не хотелось уезжать, но их ждал массаж, а потом ужин, а потом лазерное шоу в Ангкор Вате.

- Пиццу мы оставим на завтра, - понизив голос, сказал Иван Маратику. – Ты, само собой с нами. Хочешь, бери жену, она же говорит по-английски?

- Жена строгая, - вздохнул Маратик. Так бы он говорил о жене любой национальности – или татарочке, или шведке, или, вот, кхмерке. При нестрогой жене Маратик совсем бы пропал.

Весь день получался очень ладный; действительно, массаж сменился ужином, перед представлением они успели пройтись по магазинам, где Вера купила штук пять шелковых шарфов. Для вечернего выхода в свет Сиемреапа у нее было припасено легчайшее льняное платье. Вера была мастерица изящно принарядиться.

На шоу Вера села между мужчинами. В уютной темноте они взяли ее за руки, и каждый осторожно поглаживал ее всегда теплые пальцы, мысленно благодаря судьбу за Веру, которую ни Ивану, ни Антону не пришлось даже завоевывать – Вера словно была специально создана Вселенной по самой совершенной мерке, что любить их.

На следующее утро они отправились в сказку. Древний город ждал их, как всегда ждал всех своих гостей. Храмы не могли принадлежать ни одному народу, ни даже одной планете – они раскрывали связь с Космосом, со Вселенной, с неведомым и непостижимым Творцом. Небесные танцовщицы вели и вели хоровод на их стенах, а прекрасные, отрешенные будды спокойно смотрели прямо в Абсолют, открывая ветрам Вечности дорогу на Землю. Маратик уступил место местному гиду, очень старательно и очень плохо говорившему по-русски. Антон, обычно рассеянный на всяких экскурсиях, внимательно его слушал, но все же то и дело бросал взгляд на Ивана. Что за чертовщина. Бесовское наваждение. Но он знал, прекрасно понимал, что за чувство он испытывал – любовное томление. Предвкушение близости.

Они вдвоем поднялись на верхнюю галерею одного их храмов. Вера осталась внизу, поглощенная беседой с гидом, на французском.
Ступени были невероятно крутыми, словно сделанными не для человеческих существ. Иван поднялся первым. Он протянул Антону руку:

-Антошка, держись!- и помог ему сделать последний шаг. Они оказались лицом к лицу, так близко, что малейшее движение могло обернуться объятием. Оба переводили дыхание. От напряжение слегка дрожали ноги. Антона захватило невероятное, мощное ощущение счастья. Сейчас или никогда. И он взял Ивана за руку. По-дружески. Просто спел с ним пальцы. Почти близкие люди. Что тут такого? Свободной рукой Иван погладил друга по щеке.

- Ты в порядке? – он улыбнулся. Антон еще не видел эту улыбку, лукавую и полную нежной насмешки, на серьезном лице Ивана. Так иногда улыбалась Вера. – Сердце как? Подъем ого-го.
- Нормально.

И Иван разомкнул пальцы. Они помахали Вере, окончательно отдышались и начали опасный спуск. Их жена пила кокосовый сок.

-Я тебя очень люблю, Вера, - сказал вдруг Антон, - я не смогу без тебя жить.

Вера спокойно посмотрела ему прямо в глаза. И погладила ему щеку точно также, как это сделал минутами раньше Иван.

- И я тебя люблю, милый, таким какой ты есть, - ответила она. – Я люблю вас обоих.
Они провели в храмах еще часа три. Кормили сердитых обезьянок, слушали игру инвалидов на национальных инструментах, пили сок, покупали дудочки и книжки у грациозных, смешливых детей.

Ужин с национальными танцами начался вечером, уже в ранней темноте. Голодные мужчины навалили себе полные тарелки всякой всячины, чтобы не вставать лишний раз из-за стола. Милосердная Вера принесла им воду.

-Место для пиццы оставьте, - предупредила она. – Скоро Маратик подъедет.

И точно, пока изящные танцовщицы парили над сценой, из жаркой темноты возник Маратик, с тремя коробками пиццы в ручках.

-Три- не много ли?- спросила Вера.

- В самый раз, детка, в самый раз, - Иван открыл первую коробку. – Дурман-трава, дурман –трава, - пропел он.

Раньше, днем, пока они нежились в постели, Вера со смехом уверяла Антона, что нет никакой дурман-травы, это просто местная петрушка.
-Клянусь, малыш, это всего лишь самовнушение, Ванька тебя дразнит.

И точно, сначала вроде бы ничего не происходило. Антон с опаской съел кусок, второй. Мир оставался прежним. Иван подмигнул ему и с преувеличенно заботливым видом повернулся к Вере:

-Детка, хочешь еще чуть-чуть? Еще кусочек? А то нам с Антохой много. Еще поправимся.

За разговорами, представлением, местным пивом они съели все три пиццы. Ничего не менялось. Это и вправду петрушка, решил Антон.

Пицца вставила на обратном пути, разом. Уже по дороге к лифтам в холле на них напал безудержный смех. Маратик, которого привычный ко всему водитель должен был отвезти прямо в объятия строгой жены-кхмерки, дурашливо помахал им вслед лапкой.

Стоило им войти в номер, и три разных человека исчезли. Появилось единое существо, охваченное одной неистовой страстью – удовлетворить все свои желания, даже самые темные, даже те, в которых оно раньше не решалось себе окончательно признаться.
Невозможно было сказать, где начинается одно тело, и где заканчивается другое; один триединый человек скользил по волнам наслаждения, которые накрывали его или ее вновь и вновь; и стон экстаза одного отзывался стоном двух других. Блаженство длилось вечность, закручивая мир спиралью, сметая стены, унося стонущее в оргазме существо в Космос.

Антон проснулся как от толчка. Было утро; сквозь неплотно задернутую штору в комнату пробивался солнечный свет. Он смотрел прямо в затылок Ивана, который мирно спал, посапывая, в его объятиях. С величайшей осторожностью Антон освободил руку и перевернулся на спину. Свершилось. Веры с ними не было.
Бежать? Да, бежать, но куда и от кого? И что вообще было? Антон не помнил всех подробностей. Тело словно звенело от удовольствия, вот и все. Нега, истома. Побег исключался.

Иван со стоном проснулся. Он тоже перевернулся на спину, потом повернулся к Антону; бесконечное мгновение мужчины смотрели друг на друга, пытаясь оценить ситуацию. И тут со стороны Ивана зазвонил телефон.

- Да, детка, привет. Только что проснулись, Антон тоже. Блин, я забыл про завтрак! Что, тосты там есть? Какие такие немцы? Много? Все сметают? Летим! И мы тебя тоже любим, детка. Целуем. Сейчас будем.

От этих «мы», «целуем» по Антону прошла дрожь. Все было в порядке. Случилось именно то, что и должно было произойти. Они оставались вместе, все трое. Счастье.
Иван растрепал волосы Антону:

- Антошка, там делегация немецких пенсионеров собирается завтракать. Все пожрут! Помчались!

И неожиданно, быстро, сквозь улыбку, поцеловал друга в губы. Антон положил руку ему на затылок, не давая поднять голову. Было непривычно ощущать так близко сильное мужское тело. Шерстку на груди и ногах, сильные мышцы под грубоватой кожей, совсем не похожей на шелковистую шкурку Веры. Он бы мог наслаждаться этими объятиями вечно.

-Давай, малыш, раз-два, встаем. Только не резко. Так, потихоньку. Молодец.

Они осторожно встали, чувствуя себя очень молодыми, влюбленными и любимыми, нарочно толкаясь разошлись по ванным, кое-как почистили зубы, в спешке приняли душ, выкатились со смехом из номера и помчались через две ступеньки по лестнице, решив не ждать ненадежный лифт.

В холле было оживленно, туристы расходились по экскурсиям. Из ресторана доносился божественный запах французских тостов. Из маленькой ниши, увитой цветами, на всю эту суету отрешенно взирал Будда.

Иван толкнул Антона локтем и показал на раскрытые двери, ведущие к бассейну. Там на шезлонге уютно устроилась Вера. Она болтала с двумя французами, практикуясь в языке, и подняла в приветственном жесте руку, завидев своих мужей. Им не мешало бы побриться, подумала Вера. Французы выглядели безупречно, немолодые отполированные до блеска мужчины. Они привычно держались за руки, как делают иногда давние супруги, так и не утратившие чувств друг к другу.

В дверях ресторана Иван и Антон мимолетно прикоснулись друг к другу. Вера хохотала про себя. Как трогательно! Она давным-давно поняла, что их союзу суждено стать еще более необычным,, и с любопытством ждала, когда же ее мужья, наконец, и сами поймут, что влюблены не только в нее, но и друг в друга. Вера оставила их вдвоем в самом начале ночи и преспокойно заснула в смежном номере под аккомпанемент мужских стонов и вздохов.
Очень довольные собой, два взъерошенных русских медведя вошли в ресторан и направились прямиком к тостам, как и велела им их обожаемая жена.