Глубокое черное небо

Старик борзел. Пошли вторые сутки сверх оплаченного. Спокойно… Как же хочется выпить. Выпить, выпить, выпить… Гадский геронтик. Как же достал меня этот саркофаг! Но вокруг только занудно попискивает медоборудование, и болит всё тело. Какого лешего я повелся на двойную оплату? Ты дурак, Герыч. Вот отдаст концы это тело и что потом? Ась? Не слышу? Эх…

— Эй! Кто-нибудь! – попытался позвать медичку. Но связки бастовали.

Только не распускайся…
Ты же знаешь, Герыч, что в старом теле мозги притормаживают. Звать кого-то глупо. Соберись. Кнопочка для этого есть. Кно-поч-ка!

Я пошевелил пальцами правой руки, нащупывая злосчастную кнопку вызова. Вдавил её в простыню…
Тут же в палате образовалась медсестра и затараторила, склоняясь над стеклом медбокса:

— Да что вы нервничаете? Всё в порядке! Старик уже запросил отзыв. Через два часа начнется обратный обмен.
— А сказать мне раньше никак нельзя было, а?
— А повежливее никак, а? Дергаться будешь — вкачу успокоительного, – фыркнула дородная медсестра и испарилась.

Стерва! Жаль, вчера ей не всё сказал, что думал…

Ладно, два часа как-нибудь потерпим. Я — брейнбоддер, умею терпеть. Всего два часа. И я смогу потратить честно заработанные десять штук. Обновлю комп, куплю какой-нибудь приличной мебели домой, телик во всю стенку тоже куплю…

И, убаюканный мечтами, провалился в тревожный болезненный сон.

* * *
С глубоким выдохом очнулся. Вместо долбанного стекла медбокса надо мной родной потолок, облупленный и загаженный мухами. Осторожно поднес к лицу руки. Мои руки! Мои! Молодые пальцы обтянуты здоровой кожей. Никаких тебе дряблых складок, желтизны и отвратных пигментных пятен. Пальцы такие тонкие, смешные! Руки не трясутся. Я снова в своем теле, в своей квартире. Я дома!!!

— Уйя-я-я-а!!! – заорал хрипло молодым горлом и сладко потянулся.
— Солнышко, ты проснулся? Сейчас кофе будет готов, — раздался из кухни мужской голос.

Я аж вздрогнул. Черт! Эти мне стариканы! Дерьмо! Настроение моментально испоганилось… Вот же невезуха. Был ли в контракте пункт насчет проституток и педов? Не помню! Как же ты, Герыч, его прошляпил? Десять штук совсем мозги затуманили?

— Герка, ты встал или где? – раздалось из-за дверей.

Я сообразил, что валяюсь в постели совершенно голый. Судорожно натянул на себя простыню, что комком валялась в ногах.

Пед-старикан! Такого у меня давно не было. Если в контракте был пункт о запрете связей с педами и всяких извращениях, то я испорчу старикану последние месяцы жизни. Разорю, нахрен! Правда, в это не очень верилось – эти старики за свои деньги находили ушлых адвокатов. Надо срочно проверить контракт!

Как только выставлю из дома педа. Нет, ну надо же! Пед в моем доме? Я с отвращением уставился на дверь в комнату — она медленно открывалась. Вошел тощий невысокий парень с большим подносом в руках. Моим, заметьте, подносом, сука!

Короткая аккуратная стрижка, черный чуб почти закрывает серые глаза. Большеротый, как жаба. Мы с ним встретились глазами и парень разулыбался во всю свою гигантскую пасть:

— Доброе утро, Солнце! Чего валяешься? Вставай давай! Или хотите кофе в постель, мой господин?

Я же лихорадочно соображал что делать. Просто выкинуть сложно. Парень явно сильнее меня, особенно после переноса. Меня сейчас и муха забадает. Да еще эти гребаные законы. Только тронь педа – засудят, блин. Тихо, Герыч. Давай сделаем всё вежливо, по закону.

Парень, пока я скрипел шестеренками в голове, прошествовал через всю комнату к постели. Поставил поднос на прикроватный столик, сел на край кровати. Посмотрел на меня, улыбаясь.

— Доброе утро, рычавка… - произнес мягко и склонил голову на бок. – Ну? Ты проснулся или еще нет? Соображаешь уже? Алле?

Он пощелкал пальцами перед моим носом и потянулся ко мне, явно намереваясь поцеловать. Я резко оттолкнул педа, и отполз на дальний от него угол постели.

— Пошел на фиг!

Парень похлопал длинными ресницами.

— Что?
— Пошел на фиг из моего дома, — членораздельно произнес я, зыркая на педа.

Тот закатил глаза:

— Герыч, глупая шутка.
— Это не шутка, — произнес я тихо.
— Ты хочешь, чтобы я обиделся? – спросил парень и резко встал с кровати. — Это у нас вместо «доброго утра», да? Смотри! Я уже готов обидеться?

Он картинно прошествовал к двери и обернулся. Ничего другого мне не оставалось, как…

— Я брейнбоддер, — сказал я. — А ты общался с водилой моего тела. Теперь я вернулся и попросил бы тебя… кхм… вас покинуть мой дом.

Вежливая формулировка с трудом получилась, но я старался, правда! Хотя единственным желанием было заорать матом и выкинуть извращенца из моего дома. Убил бы уродов! Эти педы… Ненавижу!

— Это не смешно, Гер, — сказал парнишка обиженно и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Голым я с ним не справлюсь. Взлетел с постели и метнулся к одежному шкафу. Хлопком по выключателю растворил дверные панели и оцепенел.

Мой одежный шкаф всегда, сколько я себя помню, был завален кучей мятой одежды. Не грязной, конечно. Ее еще можно было одеть.

А теперь просто чужой шкаф. Всё развешено аккуратно, выстирано и выглажено. А часть вообще не моё. Твою мать! Он еще и живет у меня? Этот пед живет! у меня! В доме? Это… От возмущения я даже не мог соображать.

Дверь в комнату опять скрипнула:

— Это не шутка? – тихо спросил парень за мой спиной. И жалобно: — Ну, скажи, что ты пошутил, а! Солнышко?

Я молчал, натягивая на себя штаны и рубаху. Постоял секунду, приводя мысли в порядок. Потом повернулся к педу.

Тот стоял в дверях, прислонившись к косяку.

— Это не шутка. Прошу вас покинуть мой дом.

Пед пристально смотрел на меня несколько секунд.

— Да-а-а, — протянул он. И вдруг расхохотался.

Сполз по стене на пол, хохоча до слез.

— Вот это я попал! Круто! Кха-ха! – ржал смазливый пед, хлопая руками по коленям. – Вот никогда не думал, что столкнусь с боддером. Век живи! Ха-ха!

И ржет во всю жабью пасть.

— Что смешного? — спросил я, когда чел устало замолк, тяжело дыша. Тот зыркнул на меня абсолютно счастливыми глазами.

— Да всё это! Смешно! — Фыркнул типчик. – Ладно-ладно… Я ухожу. Не смею задерживать.

Парень вскочил с пола. Отряхнул джинсы, белую свою футболку.

— Вещи можно забрать?
— Мне ничего вашего не нужно, – предельно вежливо сказал я, отступая в сторону от шкафа.

Пед на секунду исчез из комнаты, но тут же вернулся, таща за собой цветастый рюкзак. Подскочил к шкафу и стал швырять свои шмотки в него.

— Кошмарики, дружище, — весело воскликнул он, запихивая пожитки в рюкзак. – И как это меня угораздило? Тебя хоть Геркой зовут?

Снова стрельнул на меня серыми глазами. Я только кивнул.

— А меня Женькой, – и улыбнулся. – Ты только не злись, сейчас исчезну. Жаль, конечно, что так вышло.

Парень наконец-то уложил свои вещи и завозился, застегивая порядком раздутый рюкзак. Всё это время я молча стоял около шкафа и предельно терпеливо ждал, когда урод покинет квартиру.

Наконец чувак исчез. Я же со свистом выдохнул, запирая за гадиной дверь.

А как квартира моя изменилась. Черт! Так чисто у меня давно не было. Везде легкий запах как-то сладкого освежителя. Гадство… Навоняли тут педами.

Жаль, что я не видел, как Женька выскочил из подъезда моего дома. Не видел, как он рухнул на раздолбанную лавочку у подъезда. Как он расплакался, сжав руками лицо, размазывая тонкими пальцами слезы. Жаль, что не видел, а то обрадовался бы. Дерьму дерьмовая жизнь!

Потом парень угомонился, вытер лицо сухой салфеткой, заставил себя улыбнуться, гордо задрав тонкий подбородок. Встал и зашагал прочь, время от времени всхлипывая.

Я же в это время метался по квартире, пытаясь вернуть ей привычное состояние — содрал в шкафу одежду, ровно развешенную по плечикам. Швырнул её комком на дно. В ванной комнате выкинул в помойку какие-то склянки с кремами и мазями. Оставил только своё — расческу, бритву, пену для бритья и полудохлый тюбик с зубной пастой. Да и зубную щетку. Хотя нет, ее выкину. Мало ли.

Нормальному мужику ничего не надо лишнего! Хотел выбросить и полупустой флакон с туалетной водой, но он у меня был и раньше. Пожалел. Светику этот запах нравится.

Вообще, после ченьджа, свою квартиру находил в разном состоянии. Однажды мои услуги купила какая-то старуха-извращенка. Всё тут также вылизала, вымыла, салфеточек вышитых развесила. Тьфу! С той поры я только со стариками подписывал контракты. По крайней мере, после них в холодильнике хотя бы пиво оставалось. Иногда.
Хотя, если честно, эта история с педом меня не сильно расстроила. В первый момент – да. Занервничал. А сейчас уже успокоился. Всякое бывает в моей работе. Вот не буду я дергаться из-за каких-то поганых педерастов. Не дождутся!

Хорошо хоть в холодильнике, и правда, пиво осталось. Ох, ну и дорогое же! Суки… Зажрались. Деньги швырять на такое… Но пиво отличное!

Сижу я после душа весь такой расслабленный с банкой пива в лапе. Щелкаю каналами на телике. Просто так – может, что нормальное будет. На третьем круге перебора каналов заверещал телефон. Светик мой!

— Доктор, меня все игнорируют? — спросила первым делам Светик. — Ты из ченьджа должен был два дня назад вернуться. Что стряслось?
— Привет, малыш, — радостно выдохнул я. – Да была тут история. Ты как?
— Как всегда, — хмыкнула подруга. — Пока не сдохла и то хорошо. Ну, раз ты в норме, то… пока!
— Стой-стой! Ты сегодня вечером занята?
— Опять меня в ваш гадюшник потащишь? — хихикнула Светка. — Извини, сегодня я занята.

Я тут же напрягся.

— И кто он?

Светка рассмеялась:

— А тебе не все равно? Пока ты по своим ченьджам прыгаешь, я уже пять парней могла сменить. Занята я, Герочка, за-ня-та!
— Слушай, ну извини. Правда, работал, — тоскливо выдавил я и стал тереть свободной рукой враз занывшие виски. Старый разговор, старые проблемы.
— Слышала, слышала, – спокойно ответила Света. – Но если ты любишь, то надо уделять любимым времени побольше, нежели встречи раз в месяц. Не в разных же городах живем.
— Свет, – попытался остановить подругу.
— Что «Свет»? — горько переспросила моя девочка. — Что ты можешь сказать? Занят был? Ну, так и никто тебя не заставляет. Занимайся своими делами дальше. Ладно, закончим этот разговор. Я немного волновалась, так как все равно люблю тебя, засранца. Но теперь слышу, что всё путем. Потому пока, малыш! Сидеть дома и ждать у моря погоды… Извини, устала. Не делай из меня истеричку.
— Свет, очень хочу приехать к тебе в гости, но много заказов, много работы и мало времени. Пойми ты, а?
— Я понимаю. Ты работай, давай. Можешь мне не звонить теперь, не мучиться. И не давать обещаний, которые выполнить не в состоянии, — тихо сказал Светик.
— Ну, малыш… Ну, пожалуйста, извини, — прошептал в трубку.

Но Света только хмыкнула:

— Мне нужен близкий человек, Герыч. Рядом нужен, а не «извини» в трубке. Я… я просто вижу, насколько тебе важна и нужна. Отчетливо вижу. Ты месяц был занят. А теперь занята я, Герчик. Пока-пока! — И бросила трубку.
— Черт! Черт! Черт! — крикнул я в пикающую пластмассу. – Черт тебя, млять!

Ну, вот такая у меня работа, как же она не понимает?! Я же не пьяница, не валяюсь целыми днями в кровати, проедая пособие. Меня этому учили, это профессия.

Когда еще заканчивал медучилище, давал возможность всяким старым профессорам проводить качественные операции, писать статьи. Я отдавал им в прокат свое тело, свою молодость. Тем более, что пока я в теле пожилого человека, то его состояние улучшалось. Я лечу тело. Своей молодой энергией… Это уважаемая профессия, черт!

Хотя да… Уважаемой она была раньше. Пока переброску сознания из тела в тело не усовершенствовали. Все мои уникальные способности к легкому ченьджу сошли на нет. Теперь обмен разумами можно сделать с любой парой.
Не требовалось навыков, опыта. Профессия стала простой и низкооплачиваемой, как профессия грузчика или дворника. Мне приходилось крутиться, чтобы заработать хотя бы четверть той суммы, что давали ченьджи лет пять назад. Тогда я успел прикупить себе хорошую квартиру. А сейчас… Сейчас это…

Черт! Потому и приходится соглашаться на всякие гребаные контракты для полудохлых старичков, которым захотелось напоследок погулять. Спасибо хоть, что обмен больше месяца не держится, а то меня давно выгнали бы из тела.

Слышал, что опыты сейчас ведутся, но природа сопротивляется. Тело донора, в конце концов, отторгает «водилу». Происходит аварийный обмен. Чертовски болезненный для обоих разумов. Если без аппаратуры. Бывало, что старики такого не выдерживали.

Но самое страшное в моей профессии — это нарваться на умирающего. Бог меня миловал. А были случаи… Тогда умирали оба.

Попробовала бы ты, Светик, пожить как я, а? Десять-пятнадцать ченьджей в год. А? Как тебе? Как тебе, лежать в реанимационных боксах неделями, когда болит ВСЁ? А? Пока в твоем теле «водила». Отдыхает, резвится, спит с кем попало. А? Не слышу?!

Помню, как ты первое время пугалась. Спрашивала: «А это точно ты? Не «водила» ли там в тебе?»
Как устраивала тесты, чтобы быть уверенной. Как я бесился, обижался. Как тебя пугали мои седые виски в двадцать пять. Светик, у нас уже столько с тобой было, и теперь ты просто отвернешься? Занята она. Кто он?!! Найду и убью, суку!

Я вылетел из дома с желанием срочно отыскать Светку и выяснить все. Не по телефону, а глаза в глаза.
Солнце палило нещадно, будто и не сентябрь. За несколько недель в медбоксе совсем отвык от такого яркого света. Потому на минуту пришлось застыть у подъезда, подождать, пока глаза привыкнут к этому режущему светилу.

Побежал. Мимо заброшенной станции метро. Мимо разрушенного небоскреба. Мимо порнобазара и китайского гигамаркета. Мимо «Упокой-центра». Выскочил на трассу и поймал «мотор». Через десять минут уже был у подъезда Светика.

Дома ее не было, мобила не отвечала. Черт! Вот так всегда.

Немного послонялся около подъезда. Сплюнул и решил двинуться в «Польку». Все равно делать нечего.

Единственным спокойным местом для всех брейнбоддеров города последние годы была эта грязная забегаловка. «Полька» — место чахлое и затхлое. Пиво в розлив, за стойкой вечно помятая мадам Ганжа. Выглядит, словно её разбудили в пять утра и в таком виде поставили к стойке.

Слабый запах ароматических палочек, скрипящая невнятная музыка. Местечко так себе. Но тут я был самим собой - не надо было притворяться, можно просто отдыхать. Тут обитали в перерывах между ченьджами почти все боддеры города. Нет, конечно, существовали и более элитные клубы. Пристрелите меня, если я туда сунусь.
День в самом разгаре — в «Польке» пусто.

Двинул прямиком к моему любимому столику. Точнее попытался — на пути вырос Лютик с дружком. Лютик специализировался на извращенцах. У меня и у всех остальных вменямых боддеров парень вызывал отвращение.
Лютик косил под панка, хотя красный ирокез на голове, пирсинг и татушки шли к его интеллигентной мордашке как корове седло. А вот его дружку — само то. Кабанчик в коже и фуражке «а ля Том Финланд» смотрелся представительно, но общаться с ними никакого желания.

Общаться начал Лютик:

— Объясни-ка, малыш, когда ты перешел на наше поле, мля? Ты же геронт, славный? Только не говори, что сам лично зависал в «Обезьянках» на прошлой неделе? С тощим таким парнишкой, а? Ты решил поменять клиентуру? А за это платить надо, малыш. Ты же…
— Ничего я не менял, — перебил Лютика и попытался обойти его. Но дружок Лютика крепко взял меня за шиворот, и пришлось поддержать разговор:
— Именно! Ты не ошибся – я там был сам, а не водила. Надоели бабы, решил попробовать на вкус мальчика. Почему нет?

Лютик закатил свои голубые глазки и зацокал языком:
— Зачем врешь, солнышко? Я тебя не первый год знаю, Герочка. Хочешь, чтобы Чижик сделал тебе больно?

Чижик, упакованный в кожу, тупо смотрел сквозь меня.

— Отвалите, а?! – рявкнул я и попытался вырваться из медвежьей лапы Чижика. — Мне вот только вас сегодня не хватало!
— Мы-то отвалим, — деланно зевнул Лютик, — но если заметим, что работаешь по педам и на халяву… — Лютик многозначительно замолчал и холодно глянул на меня. – Будет больно, зайчик. Чижик тебе это обещает. Правда, Чижик?

Медведь не ответил. Лютик осторожно дотронулся тонкими пальцами до плеча своего дружка и тихо скомандовал:
— Отпусти его, Чижик. Пусть мальчик отдыхает.

Толстяк приподнял меня над полом и ощутимо встряхнул.

— Пока, малыш, — ласково сказал на прощание урод. Притянул меня к себе и лизнул в шею.

Медведь аккуратно вернул мою тушку на пол, и парочка наконец-то испарилась в сигаретном дыму.

Вот думаю, когда настанет тот миг, когда начну убивать? Мы раньше не пересекались с Лютиком. И больше пересекаться мне не хотелось. Я с омерзением вытер шею и устало побрел к своему столику. Ну хоть стол не занят.

Никого знакомых в зале не видно. Да и не хотел никого видеть. Сидел, накачивал себя дешевым пойлом. Не смотрел по сторонам.

Светик, ну зачем ты так, а? Я же не со зла, не специально. Просто жизнь такая дерьмовая штука. Или ты её, или она тебя. Нет других вариантов. И никогда не было.

Почему ты не понимаешь меня, Светик? Почему не слушаешь меня? Напридумывала себе хрен знает чего, накрутила себя. Девочка моя, я попробую измениться, попробую. Брошу к чертям эту работу. Пойду на какие-нибудь курсы. Или просто в «Неотложку». Я могу. Правда, могу.

К вечеру в забегаловке стали появляться люди. Тихо садились за столики. Что-то заказывали вполголоса. Никто не общался. Все просто сидели по своим углам и накачивались выпивкой. Это привычный мирок. Здесь уютно.

С каждой кружкой пива уже не так сильно раздражала музыка. Кивнул паре знакомых. Подходить ребята не стали. Это не принято. Да и что мне с ними обсуждать? Мы сидели и пили, каждый погружен в свои мысли.

Вон Катя сидит. Говорят, раньше был учителкой. Тощенькая девушка-вешалка. Ей бы на подиум. Правда, говорят, сейчас в моде пухлые модели…

Вон Стас. Тоже геронт, как и я. Ну по старикам специализируется. Раньше мы общались. А теперь не о чем говорить. Каждый в своем теле проводил максимум месяц в году. Все остальное время мы, геронты, распиханы по больницам, по медбоксам, палатам и инвалидным креслам.

Пока наши тела путешествуют под управлением «водил», шляются по клубам, лазят по горам или занимаются дайвингом. Мы ничего из этого не видим. Многие из нас тихо сходят с ума. И я сойду… когда-нибудь.

С трудом выполз на улицу поздно вечером. Палящее солнце закатилось к бебеням собачьим. В сумерках моросил осенний дождь. Голова гудела. Просто давно столько не пил. Мобилка Светика все также упрямо молчала. Номер она сменила, что ли?

Брел в сторону своей конуры и ничего хорошего в голове не было. Пустота, что заполняла мозги в баре, стала заливаться острой тоской и жалостью к себе. Это же надо? Как ни крутишься, ни живешь, а всё через одно место.
Долго шел, тихо матеря весь белый свет. Продрог и промок насквозь.

Когда подходил к своему дому, то голова сама по себе повернулась в сторону «Упокой-центра». Расплодилось же их в последнее время!

Небольшое двухэтажное здание еле различимо в кромешной темноте. Только дорожка синих огоньков, как посадочная полоса, ведет к черным воротам. В голове закрутилась старая реклама… Что-то типа: «Не расстраивайся! Ты — неудачник!» в сопровождении тихого госпел-хорала.

Нихрена! Не дождешься! Я так спокойно не расстанусь со своей жизнью. Да, самоубийство узаконили много лет назад. Там еще в рекламе рассказывали о ласковой смерти для каждого нуждающегося. Я что, похож на слабака? Только последний трус может пойти на такое.

Вон, вижу, у световой дорожки маячит кто-то. Слабак! Трусливая дрянь!

Там, и правда, стоял какой-то парнишка. Кажется, совсем молодой. Вот дебил!

Дернула меня нелегкая. Видимо, выпил лишнего. Но уже ничего поделать с собой не мог – ноги сами понесли к «Упокой-центру».

Почти бежал к воротом. Главное, успеть, пока он не шагнул на дорожку. Потом остановить его было бы сильнейшим нарушением закона.

— Эй! – крикнул я, задыхаясь от бега. — Постой, чувак!

Парень оглянулся, но в темноте и на бегу не смог разглядеть лица. Он убыстрил шаг, приближаясь к полоскам огней. Совсем еще молодой пацан, кажется. Вот же придурок!

— Подожди, братан! — выдохнул я, подбегая. — Подожди! Давай поговорим!

Успел! Я схватил идиота за рукав куртки и потянул в сторону от дорожки Центра.

— Давай поговорим, а?! Ну зачем сразу так, а?

Тот попытался вырваться, но я остервенело дергал его в сторону, и… парень прекратил сопротивляться. Выволок к трассе под свет тусклого фонарного столба.

— Ну, нахрена ты это придумал, а? Тебе еще жить и жить, братишка! — почти кричал я, встряхивая его за плечи.

Тот безвольным кульком болтался в моих руках, низко наклонив голову.

— Ну, скажи что-нибудь! Какого тебя туда понесло, дубина?! Чего ты молчишь? Поговори со мной! ТУДА уйти ты всегда успеешь! Чего стряслось, а? Хочешь, пойдем выпьем? Ты мне все расскажешь! — я нес какую-то чушь. Но сейчас важно было разговорить чела. — Баба бросила? Погиб кто? Ты же, мля, молодой совсем, а?! Посмотри на меня, братишка! Ну?!

— Случилось, Герыч, — хрипло произнес парень и поднял голову. Посмотрел на меня серыми глазами.

Млять!

* * *
Ну, да. Это был тот самый пед, которого я утром вышвырнул из моего дома. Теперь же сам его и привел обратно. Не знаю зачем. По пути мы почти все время молчали. Я затарился пивом в каком-то ночном ларьке.

Засели у меня на кухне.

— Я вот одного не пойму, чего тебе не хватает, а?! Всё же для вас, педерастов. В рекламе одни карамельные мальчики. Квоты при поступлении в институты всякие. На работу в первую очередь берут вас. А? — горько говорил я, разливая пиво по бокалам. — Однополые браки? Пожалуйста! Усыновить кого? Пожалуйста? Че тебе не хватает, дурик?

Тот сидит молча, потупив взор. Вот зачем его притащил домой? О чем мне с ним говорить? Мы из разных вселенных.

— Я и правда не понимаю, вот НАХРЕНА тебя туда понесло? — спрашивал и спрашивал я, прихлебывая пиво и закусывая орешками. — У тебя квартира есть? Есть. Явно купил со скидкой процентов в пятьдесят, да?

Парень кивнул.

— Работа есть? Хорошо получаешь?

Тот опять лишь кивнул.

— Ну скажи ты хоть слово! Мля, трагедия какая, твой парень боддером оказался. Найдешь другого. Вас же тучи сейчас. Выбирай — не хочу! Или хочешь тебя к этому старику отведу? Хотя… Не — вот это не прокатит. Запрещено контрактом.

Вдруг Женька впервые за последние полчаса подал голос:

— Че ты так орешь? Я тебя просил лезть? Какое тебе дело?
— Не просил. Верно, - сказал я тише. Заткнулся. Пусть сам говорит.

Сидим оба, молчим, только пиво глотаем. Не вытерпел:

— Ты думаешь, у меня жизнь, мля, сахарная? Павлины летают и бабы штабелями? Но ты же мужик или как? Ой, посмотрите на него, облом какой! Сопли вытер и вперед. Еще жизнь не закончилась.

Сука, опять молчит. Только зыркает на меня глазенками.

— Жень, ну?! Отошел?
— От твоего крика у меня башка раскалывается, — вдруг мрачно высказался пед.
— Потерпишь. Не развалишься, цаца, – огрызнулся я. – Ты хоть меня слышишь? Хочешь услышать, как живу я?
— Нет, — помотал головой парень. Допил пиво и аккуратно поставил его на стол. — Ты закончил? Я могу уйти?
Вот тварь!
— Да вали, давай! – рявкнул в ответ. Вскочил из-за стола, рывком поднял парня на ноги, да толкнул в сторону входной двери.

Женька чуть не упал от толчка, но успел ухватиться за холодильник и развернулся ко мне, бешено дыша.

— Достал ты меня, мразь! – заорал он и двинул мне по челюсти. Хорошо так двинул.

Передо мной мелькнул потолок, и я рухнул на спину, зацепив плечом стол. Цветные пятна заплясали перед глазами. Пед навис надо мной и истерично заорал:

— Мне насрать как ты живешь, проститутка! Ты еще будешь учить меня жизни, да? Ты, который продает свое тело для развлечений всяких уродов?! Да сдохни ты, гомофоб подзаборный! Что я лично ТЕБЕ сделал? Че ты лезешь, а?! Крутой он! Мужик он! Чмо ты последнее! У тебя, видимо, никогда не отбирали любимого человека, вот так вот – с полпинка! Нет? Словно, похоронил его! Ты никогда никого, урод, не любил, кроме себя! И не лезь! Не лезь! Тебе этого не понять, быдло!

Он еще поорал что-то. А потом рухнул на стул, схватил полупустую бутылку с пивом и жадно вылакал остатки.

Я кряхтя поднялся с пола. Не помню, то ли я ударился голову, то ли она уже давно так болела. Сел за стол напротив педа, открыл себе пива. Тоже стал пить из горла.

Женька смотрел в упор. Дождался, когда я оторвусь от бутылки, и спросил глухо:
— Живой?
— Угу, — буркнул я, потирая плечо.

Он уставился на меня. Я на него. Вдруг Женька фыркнул. Обхватил голову руками и начал ржать. Все сильнее и сильнее. Я похлопал ресницами и… присоединился к нему.

Мы сидели на маленькой кухоньке. Два придурка — боддер-проститутка и педераст. И ржали в голос, до слез. Хлопая ладонями по столешнице. Хохотали долго, болезненно, надрывно кашляя.

От ударов по столу перевернулось несколько пустых бутылок из-под пива. Со звоном скатились на пол. Мы хохотали и над этим, до боли в груди.

— Да-а-а-а… — простонал я, не в силах больше смеяться. — Вот же… мля-я-я-я…

Кое-как успокоились. Сходили еще за пивом. И продолжили пить. Уже не закусывая.

* * *
Утро следующего дня началось для меня ближе к вечеру. Очнулся на кровати. Одетый. Женьки нигде не видно. Не помню когда пацан ушел.

Поднял тяжелые руки к лицу и протер глаза. Что за черт! Это не мои руки!! Вылетел из постели и в три прыжка подлетел к зеркалу в прихожей. Мать вашу! Из зеркала на меня смотрела ошарашенная большеротая Женькина рожа.

— Мать вашу! — гаркнул я. Других слов в голову не приходило.

Я сел на пол у зеркала и попытался вспомнить, когда это мы с Женькой ченьдж устроили. Что-то смутное всплыло в голове. Точно! Мы явно ходили на пятый этаж к этому казаху, что подпольные обмены делает. А зачем мы обменялись? А где шляется Женька?

Черт! Я, не веря произошедшему, ощупал себя. Да — это не белая горячка. Это явно Женькино тело. А мое где? Боже! Надеюсь, он ушел ненадолго. Конечно, вернется в течение месяца. Но я что все это время должен делать? Черт, черт!

Я бродил по квартире. Пива на кухне не было. Только пустые бутылки валяются по полу. Жратвы ни крошки. Не! Он ненадолго ушел. Он же не подготовленный. Ему инструктаж нужен вводный — как и что.

Устроился на кухне среди бутылок. Ошалевший весь. За окном дело шло к вечеру. Где мне парня искать? Даже номера мобилы нет. Но выйти на улицу в теле педа? Лучше сразу меня расстреляйте.

А тут еще организм затребовал туалета. Я долго терпел, но потом, пересилив отвращение, сбродил в уборную. Сразу стало легче — начал чуток соображать. Нестерпимо хотелось в душ. После попоек я всегда долго отмокал под душем. Но тут…

Байда какая! В конце концов… Ты что, первый раз в чужом теле? Это просто тело, организм. За ним требуется уход, Герыч! Не распускайся. Да — это тело педераста. И что? Это просто тело. Просто организм.
Уговорил себя в итоге. Залез под душ, стараясь не смотреть на себя. Отвернулся от зеркала, когда раздевался.
Ни хрена себе! А он ТАМ начисто выбрит?! Млять, пакость!

Настроил воду и стал аккуратно намыливать шею и грудь. Тут же мелькнула мысль, что я глажу руками тело педераста. Отдернул руки. Рассмеялся зло. Дубина! Ты так точно съедешь с катушек. Взял мочалку, быстро!
Потом просто стоял под струями воды и тихо приходил в себя. А у него зубы искусственные, аха… Может себе позволить, гад. И даже намека на животик нет. Мне бы так. Позавидовал молча. Ухаживает за собой, педик, ухаживает.

Ощущения странные. Я никогда раньше не переносился в молодое теле. Странные ощущения. Голова быстро пришла в норму.

Выполз из ванной в хорошем расположении духа. Пожрать бы что-нибудь? Нашел в холодильнике полупустую коробку с чипсами и завалился на кровать перед теликом. Ладно, подождем. Если сегодня не объявится, завтра начну искать. Что-нибудь придумаю.

Около полуночи, когда я стал уже задремывать перед экраном, тренькнул дверной звонок.

— А, зараза, вернулся! — весело хмыкнул я себе под нос и побежал открывать.

Но перед дверью замешкался. Вдруг не он?

— Кто там?
— Это я, Герыч!

Я рассмеялся. И ответил бородатой шуткой, открывая дверь:

— Не! Герыч — это я.

Тут вошел в прихожую я сам. Шизня полная! Вошел аккуратно. Скромно так, как никогда не ходил. В руках пакеты с едой — это уже лучше.

— Привет, — бормотнул Женька в моей шкуре.
— Н-да! – ответил я весело. — Ну и где тебя носило?

Женька улыбнулся моей улыбкой.

— Извини, гулял я. Как мы и договаривались. Только не ругайся.
— Слушай, сейчас мы пойдем опять на пятый этаж, а потом ты мне все расскажешь. А то у меня крыша съедет, глядя на самого себя.
— А прикольно, — фыркнул Женька. — Ну-ка, стой.

Он шагнул ко мне и повернул мою (свою?) бошку к свету.

— Что? — спросил я недоуменно.
— Так и знал, — горько прошептал парень, — Мне эта прическа ни фига не идет.
— Тьфу на тебя, — отпихнул Женьку. — Пугаешь! Ладно, пошли на пятый. Надеюсь, Джабир еще не спит.

Пожилой казах не спал. Высунул из двери круглое лицо и жалобно произнес:

— Опять вы? Ай, сапсем паспать не даете старику, ай-яй?

* * *
С Женькой проболтали до поздней ночи. Оказывается, мы вчера договорились, что он проведет день в моей шкуре. Охренеть! Это ж сколько мы выпили? Он в течение дня сходит в медцентр, в бар «Полька» и попробует поговорить со Светкой. Дела-а!

В центре был. Мне, оказывается, в этом году больше ченьджа не видать. Поступила жалоба от медперсонала последней больницы, где я валялся. Теперь мне назначили два месяца реабилитации. Плохо! Эта стерва все-таки настучала.

Потом занесло Женьку в нашу забегаловку, в «Польку». И он…

— Что?.. Ты гонишь!
— Не-не! — рассмеялся Женька, закинув руки за голову. — Я разобрался с Лютиком. Вы теперь с ним друзья.

Ржет, придурок.

— Вот, ну нахрена мне такие друзья, Жень? Ты башкой своей соображаешь, дубина?
— Пригодится, — отмахнулся от меня Жека.

Мы залезли с ногами на диван. По разным углам, конечно. К слову, сегодня почему-то оба не пили. Почему это? Просто трепались, поедая все, что притащил Женька.

Боялся спросить о самом главном, но парень сам завел разговор, томно потянувшись:

— Ну, и конечно виделся со Светланой.

Нагло замолчал, запихнув в рот кусок бутерброда. Смотрит на меня хитрыми глазами и жует. Тут я не выдержал — скакнул в его сторону и вцепился руками в горло. В шутку, понятно:

— Я тебя ща придушу! Ну-ка говори всё, гад!

Женька радостно загоготал и стал отбиваться от меня:

— А! Натуралы насилуют! Мущина, слезь с меня!

Отпустил Жеку и потребовал быстро все рассказать, или…

— Что «или»? — ехидно спросил улыбающийся парень. — Поборемся?
— Не дождешься, — фыркнул я. И уже просительно: — Ну, Жека! Ну! Рассказывай!

Ничего, кончено, нового он не рассказал. Но сам факт, что они болтали весь вечер в кафешке, уже радовал. Я бы сто раз за это время наломал дров и обидел бы мою Светку. Закончил рассказ Женька вопросом:

— Тебе никто не говорил, что ты мудак?
— Да знаю я, Жень, — горько ответил я, разом помрачнев. Потер руками слипающиеся глаза. — Пора спать. Тебе далеко до дома?

Женька замялся.

— Понял, — буркнул я с усмешкой. — Располагайся тут, на диване. Сейчас что-нибудь сообразим с простынями-одеялами.

Через полчаса с дивана раздалось мирное сопение. Я же заснуть не мог.

Мудак. Я -- мудак!

Права Светка. Всем жизнь только порчу. Никчемный придурок-проститутка. Медик-неудачник. Боддер, алкаш.
Даже какой-то пед и то лучше меня живет в этой жизни, спокойно находит новых друзей, общается. Болтать с ним интересно. Давно я ни с кем так по душам не говорил. Умеет слушать, внимательно… По-человечески. Понимаешь, Герыч, в этом педе человечности какой-то больше, чем в тебе, мудак. Мудак…

Лежал и размышлял, безостановочно гоняя этим мысли по кругу. Глаза уже давно на мокром месте. Какая-то глухая тоска стала стягивать легкие в тугой комок, не давала дышать…

Выполз на балкон. С высоты шестого этажа не так хорошо видно ночной город, зато отлично видно «Упокой-центр».

* * *
Женька догнал меня у самой дорожки Центра.

Я тихо брел к последней «посадочной полосе». Голова пустая. Мудаку мудачья смерть. Ты неудачник, Герка! Чего расстраиваться? Просто убей себя!

Эти слова, как на повторе, крутились в голове.

И тут на меня налетели сзади и сшибли с ног.

Я вскрикнул и грохнулся на колени. Потом под тяжестью чужого тела распластался на асфальте, сильно ударив локоть. Только голову вбок успел повернуть, что бы нос о землю не расцарапать. Дернулся, пытаясь спихнуть с себя Женьку.

— Блин, Герка! Ну почему ты такой предсказуемый, а? Как чувствовал! Не дергайся! — сипло выдавил из себя друг, крепче придавливая меня всем телом к мерзлой к земле.

Я не знал, что сказать. Просто лежал молча. Но почему-то был рад. Рад этому шизанутому парню, что уселся на меня сверху. Рад, что кому-то еще нужен на этой гребанной планетке.

А за нашими спинами молчало глубокое черное небо. Черное, но с бисером нервных звезд.

Октябрь, 2005, Москва