Бывший

1. Никита

… По лицу Ивана пробегает едва уловимая судорога боли, и я понимаю, что ее причина – во мне. В словах, сложенных мной только что в невинную фразу: «Ко мне вчера приезжал Илья».

Иван снимает очки и потирает переносицу. К вечеру пятницы у него усталый вид; чудесные карие глаза, в хорошие минуты теплые и глубокие, с золотистыми искорками, померкли, между бровями пролегла болезненная морщинка. Долгая рабочая неделя закончилась. Впереди выходные. Мы затворим дверь. Закутаемся в огромный плед. Заласкаем друг друга. Посмотрим пропущенные в будние дни эпизоды нашего любимого сериала. Выпьем итальянского вина. Каждая минута будет драгоценна.

Я счастлив. Иван – мой. Я хочу, чтобы он переехал ко мне. Спать с ним из ночи в ночь. Ощущать рядом его тело. Гадать, что же он видит там, за сомкнутыми веками. Знать, что мне нужно всего лишь протянуть руку, чтобы обнять любимого человека. Здесь появятся его вещи – одежда, книги.

Из чего складывается близость между людьми? Настоящая, глубокая близость? У мужчины и женщины рождается ребенок. А что может объединить нас?

Я беру Ивана за руку. Всматриваюсь в тонкие, сильные пальцы с тонкими чуть рыжеватыми волосками, любуюсь изящной, и все же безусловно мужской, кистью, изваянной неведомым мне скульптором. Он прекрасен весь, целиком, но чудо его рук завораживает меня. Я все время их набрасываю в альбоме для эскизов, уже втором по счету со дня нашей встречи несколько месяцев назад. Помню, как он недоверчиво следил за мной в первый раз, когда я попросил разрешения нарисовать его. И как он изумился, увидев себя на бумаге. Я талантлив, но дело было не моих чутье и мастерстве – уже тогда моей рукой водила любовь.

- Неужели ты меня видишь таким? – спросил тогда Иван. – Мне кажется, я другой. Проще, наверное. Это романтический герой какой-то. Только плаща и шпаги не хватает.

-Я люблю тебя, - ответил я. – так выглядит любовь.

Так и есть. Я люблю Ивана. Люблю, заставляю страдать. Люблю, рискую потерять. Мне нужны эти ожоги страха утраты, нужно видеть, как он замирает на миг, услышав ненавистное ему имя. Тогда я убеждаюсь, что и он любит меня. Иван не уходит, а, значит, любит меня.

Встаю, обхожу его со спины, обнимаю, шепчу на ухо:

- Прости. Прости, забыл. Договорились же не упоминать его. Я люблю тебя, слышишь?

- И я тебя люблю.

Как раз это я и хотел услышать. Целую Ивана в макушку. От волос, сквозь которые начинает предательски просвечивать нежная кожа, пахнет котенком. Или мышонком. Теплой, чуть душной шерсткой. Так и говорю ему.

Смеемся. Жуткий момент проходит. Убираю со стола посуду, приношу из комнаты альбом. Снова устраиваюсь напротив Ивана и говорю:

- А подними руку к глазам. Ага, вот так. И посиди так минутку. Расскажи что-нибудь. Что у вас в издательстве нового? Эй, рука! Руку не убирай!

Боже, какое счастье, что мы встретились! У меня до сих пор вскипают слезы, стоит мне подумать, что мы могли не найти друг друга. Не узнать в веренице лиц, не произнести тех самых слов, которые заставили каждого из нас задержаться на миг, всего лишь на миг, прежде чем отправиться дальше. Потому что и мгновения оказалось достаточно, чтобы мы поняли, что должны быть вместе.

Иван некрасивый. Совсем некрасивый, если вести речь о соразмерных чертах лица, сильном скульптурном теле, ясном, свежем взгляде. В нем, однако, все еще остается юношеская порывистость, все еще видна не прошедшая с годами угловатость, словно он поддался времени лишь немного, не уступив в главном – он молод, моложе, чем я, наверное, и седина на висках всего лишь добавляет ему тревожного очарования. Вечный взрослый мальчик ростом под метр девяносто, ранимый и хрупкий. Испуганные глаза. Рот, очерченный так, что я готов нарисовать его тысячи раз, поражаясь чувственности и лукавству нежных губ. И в то же самое время – зрелый мужчина, желания которого набрали с возрастом неистовую силу. Ивану сорок. Да и мне уже за тридцать.

Я заканчиваю рисовать, убираюсь на кухне, пока Иван принимает душ. Я и сам устал за неделю. Мы не виделись с прошлого воскресенья. Разговаривали по телефону каждый день, но не встречались. Пару раз я возвращался домой за полночь, измотанный работой в рекламном бюро; все, чего мне хотелось - нырнуть в забытье. Когда мы начнем жить вместе, станет легче. Ночи будут принадлежать нам, даже если мы будем всего лишь сопеть, обнявшись под теплым одеялом.

… Позже, после любовной гонки, Иван засыпает, не очень-то вежливо повернувшись ко мне спиной, а я, скорее освеженный, чем утомленный, ласками, лежу на спине, всматриваясь в чуть подсвеченную снегом темноту.

Вчера ко мне приезжал Илья.

Я также парил в ночи, вслушиваясь в его дыхание – когда мы вдоволь наговорились обо всем на свете, было уже так поздно, что ему не имело смысла возвращаться к себе. Мы улеглись спать, так и не дотронувшись друг до друга. Да и последний год нашей общей жизни близости между нами уже не было – мы всего лишь делили кров, становясь, как нам тогда казалось, чужими людьми, пережившими любовь и оставившими ее в прошлом. А под утро я проснулся, всего лишь на мгновение, и понял, что Илья обнял меня. Привычка? Наверное. Я ощутил легкое, не требующее никаких решительных действий желание. Приятное, равновесное состояние, когда равным образом возможно дать возбуждению улечься, чтобы снова уснуть, и также вероятно разжечь его еще сильнее. Лень двигаться. Даже пошевелить рукой лень; пока я покачивался на волнах дремы, надеясь, что проснется и Илья, мое тело успокоилось, выбрав еще час отдыха.

Утром, когда мы с Ильей пили кофе, у меня мелькнула мысль, не показавшаяся мне такой уж дикой – возможна ли жизнь втроем для всех нас? Потом я вспомнил, что и у Ильи есть свой парень. Жизнь вчетвером? Это уже было нелепицей. Воображение услужливо нарисовало мне картину целой общины мужчин, от совсем юных до убеленных сединами, навеки заплутавших в отношениях друг с другом. Я едва сдержал улыбку. Что за несусветная чушь! Вечером я должен был встретиться с Иваном. Провести с ним выходные. Я любил другого человека. Илья стал моим другом. В этом мне нужно было убедить себя, немедленно, чтобы вернуться в реальность утра пятницы, именно этого дня.

Но тихий, упорный голосок у меня в голове продолжал задавать мне один и тот же вопрос: почему нельзя любить сразу двоих? У меня хватило бы душевных сил на них обоих, мы образовали бы идеальный треугольник, вступили бы в союз, способный просуществовать всю жизнь. Но Илья не одинок, и ни он, ни Иван не поняли бы меня, предложи я им не то что съехаться, а просто познакомиться. Как у них все определенно! Их время линейно, они всегда движутся вперед, оставляя прошлое позади, а я плыву по реке, способной оборачиваться вспять, как та загадочная река в Камбодже, раз в год меняющая течение.

… Я поворачиваюсь к Ивану, обнимаю его. Не хочу его мучить, но мучаю. Как мне растолковать ему, что мы с Ильей так и не смогли расстаться? Ни один из нас не смог отпустить другого – за почти что два года, минувшие с нашего формального прощания, это стало очевидно. Мы отдалились, не надолго, яростно пытаясь доказать самим себе, что нас больше ничто не связывает. У обоих появились новые парни, сначала одни, потом - другие, потом – третьи. Мы искали замену друг другу, охваченные бунтарством – что же, нам так и суждено остаться вместе на всю жизнь?! Не бывать такому!

В один тоскливый вечер, под тихий шелест весеннего дождя за стеклом, я позвонил Илье. Он ответил после первого же гудка, словно ждал меня. Очень, очень осторожно, чтобы не причинить друг другу боль, мы немного поговорили. Он, как и я, жил один, меряя новые чувства тем, что когда-то подхватило нас вихрем страсти и нежности, закружив на долгие годы.

Сейчас я понимаю, что мы так и не разлюбили друг друга. Я не разлюбил. Любовь стала другой. Не требовательной, не взыскательной, не страстной. В моей жизни появилось место для нового человека. Для Ивана.

Или я все это придумал, эти изящные оправдания? Что, если мне не хватает ни мужества уйти из прошлого, ни храбрости признаться себе в этом?

- Никита, слушай, сразу предупреждаю. Не переношу разговоров о бывших парнях. Не рассказываю о своих, не хочу знать о твоих. По множеству причин.

Так сказал мне Иван в самом начале нашего знакомства. И тогда же для меня стало чрезвычайно важно рассказать ему об Илье. Было несколько отвратительных ссор. Но Иван не ушел. А острый страх потерять его стал моим наркотиком.

Любые отношения довольно быстро начинают идти по накатанной колее, вы не замечали? Близость становится обычной, ласки приедаются. Илья – тот, кто не дает мне заскучать с Иваном. Можно сказать и так. Иногда я думаю, что я – подонок. Использую этих хороших, ласковых мужиков, чтобы не увязнуть в повседневности. Отказываюсь взрослеть. Поддерживаю в себе, да и в окружающих, иллюзию юности.

Да, в нашу первую дикую ссору с Иваном из-за Ильи, из-за того, что я по какому-то поводу, или без повода, упомянул его, я познал, какое это счастье – стать униженным мальчишкой. Рухнуть на колени перед своим божеством, обожаемым человеком, и в слезах вымаливать прощение за оплошность.

- Прости меня, пожалуйста, - шептал я тогда сквозь соленые, обжигающие слезы, расстегивая на Иване ремень. – Прости. Только не уходи.

Был секс, не менее дикий, чем ссора. Мы перешли грань, отделявшую игру от реальности. Я любил Ивана так, как будто от глубины его экстаза зависела вся моя жизнь. А потом, как ни в чем ни бывало, мы снова стали взрослыми людьми. Во всяком случае, с виду.

Иногда я задумываюсь, что на самом деле происходит между влюбленными за закрытыми дверями спален. Независимо от того, одного они пола или нет. В чем-то, наверное, мы все одинаковы. Все мужчины этого мира – мужчины. Так?

Я, например, хорош собой – ничуть не манерной, мужской красотой. Мои страхи так глубоко во мне, что не поднимаются на поверхность. Уверенный в себе, привлекательный парень. Но на самом деле мне не хватает остроты ощущений. Мне должно быть страшно, и вот тогда-то, погибая от ужаса потери, я просыпаюсь. Сумасшедший. Я же могу остаться один. Иван уйдет. Илья уйдет. Но, возможно, и ему нужны эти неистовые вспышки страсти? Как по разному живут друг с другом мужчины! Мои знакомые, разменявшие второй десяток общей жизни, другие. Их мучает их собственный демон – они хотят детей. Это их наваждение. Малыш или малышка, ребенок, ради которого они станут жить. И пойди, разберись, что из нас более безумен.

Иван вздыхает и поворачивается ко мне, сбросив мою руку. Я никогда никому его не отдам. Нам пора съезжаться. . Произнести эти слова, прямо, без намеков. Или сейчас, или никогда. Я ненормальный? Вот и славно. Буду ненормальным до конца.

Я нежно тормошу Ивана. Зажигаю неяркую лампу со своей стороны кровати. Ждать до утра невозможно.
- Переезжай ко мне, - говорю я сонному, испуганному Ивану. – Перевезем твои вещи в эти выходные. Хватит нам уже расставаться. Я люблю тебя. Давай попробуем, хотя бы.

У меня замирает сердце. Сейчас Иван скажет мне, что не готов к такому развитию событий. Рано. Сложно. Я неуравновешен. Псих, короче. Да еще с бывшим, судя по всему, не менее опасным. Нам надо не съезжаться, а прощаться. Меня охватывает такая жуть, что, кажется, сердце не выдержит.
Но Иван улыбается. От его ласковой улыбки у меня вдруг начинает щипать в носу, и я прячу лицо у него на плече, чтобы он не увидел моих слез.

- Сам об этом думал. Давай попробуем. Ты прав. Тяжело все время прощаться, встречаться, снова расставаться. Пора.

Нужно будет рассказать об этом Илье, мелькает у меня мысль. В понедельник, позвоню ему с работы. Он будет за меня рад. Теперь и у меня постоянный парень, новая семья. Я улыбаюсь сквозь слезы. Будем встречаться с Ильей украдкой, двое замужних мужчин, которым нужно бережно относиться к любимым. Маленькая тайна от Ивана. Не хочу хранить от него секреты, но придется. Может быть, когда-нибудь, нам с Ильей удастся сделать то, что немыслимо сейчас. Мы представим друг другу наших новых возлюбленных. Станет дружить вчетвером. Мое безумное воображение тут же показывает мне картинку совместного отпуска в Таиланде, где мы, счастливые и красивые, прогуливаемся парами по Паттайе, перебрасываясь шутками.

Я никогда не отпущу ни одного из них. У меня не бывает бывших. Я не перестаю любить тех, кого полюбил однажды. Я научусь оберегать Ивана от самого меня. Обязательно научусь. Только дайте мне время.
Илья – мой якорь в жестоком, полном коварных течений океане страстей. Нужно неистовое буйство стихии любви, чтобы я сорвался с невидимой цепи, удерживающей меня в прошлом.

Может быть, Иван расколдует всех нас?! Мы с Ильей освободимся друг от друга?

Вижу, как лукаво изгибаются уголки губ моего божества. Хочется плакать, смеяться, поцеловать его вот так, раз, еще раз, раствориться в нем, отдаться без остатка, разгадать, сделать своим безраздельно, навсегда. Только дайте мне время.

Мы скрепляем наш союз близостью, очень нежной, а потом я приподнимаюсь на локте и говорю Ивану нечто чрезвычайно важное.