На дне усталости вечерней,
скользя в густом её сиропе,
тоски тягучие качели
едва качают нас, сироток,
в пустом вагоне, по тоннелю
между тревогой и покоем,
и нет такой великой цели,
чтобы пошевелить рукою.
скользя в густом её сиропе,
тоски тягучие качели
едва качают нас, сироток,
в пустом вагоне, по тоннелю
между тревогой и покоем,
и нет такой великой цели,
чтобы пошевелить рукою.