Время Версаче

Затухающий август сглатывал с карниза последние капли недавно прошедшего дождя.

Я стоял у окна, равнодушно наблюдая за соседями по даче.

Пожилая пара, расположившись на открытой террасе, отмечала, видимо, какую-то давнюю дату.

На нём был костюм, в котором, обычно, кладут в гроб.

Она накинула на плечи длинную вязаную кофту цвета переспелой малины, из-под которой выбивалось коричневое платье, покрытое ряской.

Через равные промежутки времени старик опрокидывал в рот стопку водки.

Старуха, пригубив следом, с каким-то виноватым выражением лица озиралась по сторонам. 

Почему-то подумалось, что у них нет детей.

Я пил воробьиными глотками тёплый коньяк, глубоко затягиваясь сигаретой.

Мы были здесь вдвоём.

Табачный дым струился вверх, будто миниатюрный Млечный путь.

Андрей шумно спустился вниз, вдруг подскочил ко мне и выхватил из руки бокал.

- Прекрати пить! – нервно крикнул он, глядя в окно. – Неужели ты не понимаешь, зачем мы сюда приехали?

- Понимаю, - огрызнулся я. – Поэтому и пью.

Выбросив окурок в форточку, я подошёл к столу и плеснул из пузатой бутылки в другой бокал.

- Ну, хорошо, хорошо. Тогда…

Андрей открыл маленький холодильник и достал начатую пачку масла, потом отрезал от зачерствевшего батона тонкий ломтик хлеба и, густо намазав его, протянул мне.

- Съешь.

- Зачем?

- Ты что, не знаешь? Чтобы не опьянеть. 

«Какой смысл тогда пить», - подумал я, с отвращением вгрызаясь в бутерброд.

Он заплатил тысячу баксов – моя годовая зарплата.

Сумасшедшие деньги – за один укол.

Но, наверное, ничтожные – за убийство.

Половину я сразу отдал старшей сестре на операцию.

Да, я продешевил, но мне ещё ни разу не приходилось убивать человека.

Андрей уговаривал меня две недели, каждый раз повышая цену.

На тысяче я сломался, испугавшись, что найдётся другой, более сговорчивый.

И вот мы здесь, на его даче.

Никто не видел, как я сюда приехал.

Нет, соседи видели, но не меня, а другого.

Верней, другую.

На спинке стула лежали ядовито-жёлтый плащ и белый платок.

За полчаса Андрей вылакал больше половины бутылки.

Его совершенно голый череп покрылся бисером пота.

Сухой румянец на впалых щеках тлел зимним закатом.

В зрачках появился блеск с металлическим оттенком.

Губы налились тёмной кровью.

До болезни он, видимо, был довольно симпатичным.

Теперь рак лёгких превратил этого тридцатитрёхлетнего мужчину в мультипликационного мутанта.

Боль, будто взбесившийся бульдог, разрывала его внутренности на части.

Она успокаивалась лишь под ошалевшим действием наркотика.

В последнее время доза становилась всё больше и больше.

Боль – всё дольше и дольше.

Жизнь – всё горше и горше.

Пару недель назад Андрей принял решение.

- Я отнесу это наверх, - сообщил он, держа в вытянутой руке одноразовый шприц и флакончик с лёгкой жидкостью. 

Сначала он хотел застрелиться.

С покупкой оружия у бывшего милиционера трудностей не было.

Но, напившись, он случайно проговорился об этом.

Мать перерыла всю квартиру сына, однако пистолет не нашла. 

В попытке удержать его от рокового шага, она напомнила Андрею о предсказании десятилетней давности:

«Ты погибнешь от руки женщины».

Мать немного лукавила.

«Ты умрёшь от руки женщины, - пообещала бабка, к которой он пришёл конфисковывать самогонный аппарат, и удивлённо добавила, - ненастоящей женщины». 

И тогда он выбрал меня.

- Роман… раздевайся.

Я задумался и не услышал, как он вновь спустился вниз.

- Уже? Так быстро?

Андрей стоял передо мной – босой, в расстёгнутой рубашке, прижимая к груди ворох женской одежды и красные туфли на низком каблуке.

Это было его единственное условие.

- Да, а то не успеем, - он мельком взглянул на наручные часы.

У нас всё было рассчитано.

- Сколько? – спросил я, чувствуя, как восковой комок подкатывает к горлу.

- Время Версаче.

- Сколько? – переспросил я.

- Время Версаче, - улыбнулся Андрей. – Ладно, ты всё равно не поймёшь, это очень личное.

Удивительно, как легко я согласился на этот маскарад.

Это было моё алиби.

Допив коньяк, я начал расстёгивать ремень на брюках.

Он заставил снять с себя всё, даже плавки.

- На тебе не должно быть ничего мужского, - объяснил он.

Андрей хотел, чтобы предсказание исполнилось в точности.

Меня немного смутил его взгляд, лихорадочно блуждающий по моему обнажённому телу.

- Сначала вот это, - подсказал он, протягивая кремового цвета пояс.

Ажурные чёрные трусики едва прикрыли набрякший срам.

От капроновых чулок возникло странное ощущение, будто ноги удлинились на несколько сантиметров и вообще стали чужими.

Немыслимой расцветки блузка едва сошлась на груди.

Голубая юбка была с широкими разрезами по бокам, через которые при движении мелькали незагорелые бёдра.

Туфли он надел мне сам, опустившись на корточки и прижимаясь к лодыжкам горячей щекой.

Короткий кудрявый парик грязно-соломенного цвета оказался как раз по моей бедовой головушке.

После того, как Андрей припудрил мне лицо и накрасил губы, я на какое-то мгновение почувствовал себя женщиной. 

- Я хочу тебя… прямо сейчас.

Андрей был пьян и возбуждён.

Он облапил меня за плечи и лез целоваться.

Я не смог скрыть отвращения, когда его болезненные губы ткнулись в мои.

- Ты рехнулся! – я с силой оттолкнул его от себя. – Ты скоро умрёшь.

Последняя похоть выступила испариной на лбу больного.

- Не бойся, рак не передаётся половым путём.

В его извращённом взгляде была какая-то космическая тоска и не менее жуткое желание.

- Ну, ладно, ладно… У меня где-то были презервативы.

Андрей выдернул из старого сервант нижний ящик, загремел стеклом и железом.

Я подошёл к столу и вылил остатки коньяка в бокал.

Выпил одним залпом, загребая сознанием в сторону отчаяния.

Вытащил из пачки сигарету, хотел закурить, но услышал за спиной характерный металлический щелчок.

В висок вдавился холодный ствол пистолета.

- Я хочу тебя, - повторил Андрей.

Чёрт, не хватало только получить пулю от потенциального покойника.

То-то будет сюрприз для родных, когда меня найдут здесь в женской одежде.

- Я должен это сделать, для достоверности, - сказал он и добавил, будто оправдываясь, - В конце концов, это моё последнее желание.

Какая, к дьяволу, достоверность, когда…

Андрей задрал юбку и резко стянул с меня трусики.

Я покорно, как конь, переступил с ноги на ногу.

Он грубо повалил меня грудью на стол.

Рука с оружием, будто пудовая гиря, легла на спину.

- Пистолет потом можешь взять себе, вдруг пригодится.

Расстегнув ширинку, Андрей тупо упёрся в мой напряжённый зад.

У него ничего не получалось.

- Мы теряем время, - выдавил я.

- Ничего, я быстро.

Боковым зрением я успел заметить, как пачка масла уползла куда-то в бок.

Я закрыл глаза и сжал зубы, когда он короткими толчками вонзился в моё тело.

Теперь я остался один.

Тёплый труп Андрея лежал наверху.

Одиночество заполняло двухэтажный деревянный дом, словно вечерним светом.

Я почти механически вымыл бокалы и бутылку, протёр мебель, где могли остаться мои отпечатки пальцев, сложил одежду в полиэтиленовый пакет.

Подобрав с пола чёрный комок, я поднялся по узкой лестнице и бросил трусики рядом с Андреем.

Потом спустился вниз, надел плащ и повязал платок.

Я стоял посередине комнаты, задумчиво глядя на своё изменённое отражение в зеркале, когда с улицы донеслись нетерпеливые сигналы.

Прихватив пакет, я вышел из дома.

Зелёный «жигулёнок» стоял ко мне задом, к соседям – передом.

Пьяная парочка провожала меня стереоскопическими взглядами.

Водитель такси, похожий на какого-то армянского актёра, высунул голову в окошко и пристально смотрел в мою сторону.

Под его оптическим прицелом я неожиданно испытал короткий, но очень сильный ожог стыда.

Чёрт, на мне не было трусов!

Смахнув с ресниц прилипшие слёзы, я поднялся наверх.

Андрей, раздевшись до гола, уже лежал на диване.

Чёрт, откуда в нём такая уверенность?

- Что ты чувствуешь? – спросил он, заворожёно глядя на шприц.

Мне было не больно, было обидно.

- Ничего… Я хочу тебя убить.

Я присел рядом, по-женски сжав колени.

- Поэтому и спрашиваю.

Странная судорога наслаждения сжала какой-то мускул в промежности.

- Эвтаназия – неплохое имя для какой-нибудь греческой богини.

Я держал его руку в своей, скользил взглядом по вене.

- А ты?

Тишина – во всём белом – стояла сбоку, словно ассистентка. 

- Мне хорошо. 

Андрей хмуро ухмыльнулся и уставился на меня.

- Я понял: перед смертью надо заниматься сексом.

Вены, наполненные мёртвой кровью, парадировали контурную карту. 

«Сука, это был не секс, ты просто изнасиловал меня!»

Я заворожёно, словно в первый раз, смотрел на кончик иглы, вонзающийся в вену.

Точно так же его намасленный член вошёл в меня, оставив внутри своё гибельное семя.

В гаснущих зрачках Андрея было такое жуткое одиночество, что мне стало не по себе.

- Почему Версаче? – почти шёпотом спросил я.

- Потому что ты… 

- Потому что я… потому что я… потому что я… - бормотал я, мастурбируя над трупом Андрея.

Я сел на заднее сиденье, хлопнул дверцей и ещё раз оглянулся на соседей по даче.

Притихшие пенсионеры провожали нас растёкшимся воском лиц.

- Что, поехали? – спросил шофёр, глядя в зеркальце заднего вида.

Я молча махнул головой – он знал обратный адрес.

«Почему Версаче»?

Этот ненужный сейчас вопрос вертелся в голове, наподобие рекламной заставки, пронизывая мозг, казалось, уже близкой, но всё же неразрешимой загадкой чужой жизни, вложенной в железные ножны судьбы… искрился снежным огоньком газосварки сразу в двух зрачках, выжигая сетчатку стабильного счастья… щекотал самый кончик языка кисловатым привкусом недозрелого крыжовника, обманывал пугливый слух случайной фразой…

- Ты парень, что ли?

Я поймал в зеркальце внимательный взгляд таксиста.

- Я тебя, кажется, узнал, - не отставал водитель.

Озноб какого-то нехорошего предчувствия пробежал по позвоночнику.

- Точно, ты наш участковый врач.

От неожиданности он даже сбавил скорость.

- Роман… Роман Сергеевич, да?

Моё стопроцентное алиби рушилось прямо на глазах.

Таксист должен был довезти меня до дома Андрея.

В его квартире я бы переоделся и вышел на улицу нормальным человеком.

Карнавал закончился провалом.

Цепляясь за обледенелые стены, я падал в чёрные зрачки случайного свидетеля.  

- Не робей, Ромик, - сразу повеселел шоферюга. – Я же всё понимаю: сейчас такая ****ская жизнь, что каждый зарабатывает, как может.

Я продолжать падать в беспросветную пропасть.

Кажется, он был педиком и его вроде замочил отвергнутый любовник.

Надо почитать, об этом писали…  

- Может, остановимся?

Наконец я упал на кожаное дно зелёного «жигулёнка». 

- Я заплачу, не сомневайся, - уверил таксист моё отражение. – Услуга есть услуга.

Я молча кивнул головой.

Он съехал на обочину и по-черепашьи заполз за придорожные кусты орешника.

«Придётся возвращаться на попутке», - обречёно подумал я.

- А кому сейчас легко, - хмыкнул мужик, подминая моё податливое тело под себя.

Скрип его кожаной куртки неожиданно возбудил. 

Он проник в меня одним болезненным рывком.

Я пытался увернуться от его поцелуев.

Мы были одни.

Одиночество ритмично заполняло салон такси, словно вечерним светом.

Я медленно шёл по краешку мокрого шоссе.

В левой руке болтался белый платок.

Пальцы правой – ласково поглаживали ствол пистолета.

Замызганный «москвич», визжа тормозами, как недорезаный поросёнок, остановился чуть впереди. 

- А у тебя красивые ножки, - похвалил парень, высунувшись в окошко.

Его белобрысая голова напоминала головку члена.

Я молча прошёл мимо.

- Девушка, а девушка, а сколько сейчас времени? – спросил он, подражая Савелию Крамарову из фильма «Джентльмены удачи».

- Время Версаче, придурок!

Парень успел включить скорость и нажать на педаль газа, но пуля разозлённой осой впилась ему в мозг.

«Москвич» вильнул грязным телом и перевернулся на бок.

- Время Версаче… время Версаче… время Версаче, - повторял я, возвращаясь на дачу.