След от желтых груш

Домов в деревне было всего семнадцать, треть которых со временем незаметно лишилась своих хозяев, а затем была перестроена на новый лад. Со временем на единственной в деревне улице среди блеклых серых изб появились надменные двухэтажные особняки с одинаковыми вишневыми крышами, белоснежными пластиковыми рамами и балкончиками с резными перильцами. Местные не завидовали – свой старый хлам и пробитые трещинами бревенчатые стены все равно были милее сердцу. Зато у новоселов нет ни одной бани, рассуждали они, укроп у крыльца не растет, а чтобы добраться до автобусной остановки, джип не нужен.
Зоя Владимировна жила вместе с мужем в доме номер шесть, и для своих шестидесяти двух лет была довольно крепкой женщиной. Впрочем, как и ее супруг, Егор Анатольевич. Больное сердце он в расчет не брал, - то, чего не видно, то болеть не может, а, значит, тема закрыта. Они всегда были красивой парой, и сын Вовка у них получился замечательный. Не скандальные, не завистливые, не злобные, не равнодушные, - с ними дружили, к ним нормально относились, у них спокойно занимали деньги и звали их на праздники и на дни рождения.
Вовка вырос, окончил школу, и, как водится, уехал в Москву. Поступил на бюджетное отделение в вуз, а прожив в мегаполисе год, твердо заявил родителям, что там и останется. Он работал с первого года учебы в институте, со временем общага сменилась на съемную «однушку» в Отрадном, в которой он вскоре уже жил не один. Вовка приезжал домой каждый год во время каникул, наложив на них очередной отпуск, вместе с другом, с которым делил квадратные метры в одной из неубиваемых московских «хрущевок». Друга звали Андрюшей, и Вовкиным родителям он нравился. Да взять хотя бы тот факт, что сам он из Воронежской области. Значит, почти что свой. А то, что домой ему далеко летом ехать, так это, конечно, причина. Зато на Новый Год он всегда там.
Мать откармливала ребят картофельными запеканками, рыжими щами, малиной и смородиной, не будила утром, ждала, пока проснутся сами, а пока спали, то ходила по дому тихо. И только руки осторожно перекладывали творог из трехлитровой банки в тарелки и доставали из буфета огромные старые чашки с нарисованными фиолетовыми снежинками на холодных боках.
Егор Анатольевич молча наблюдал, как жена останавливалась около комнаты, где спали сын с другом, склоняла голову и так замирала. Прислушивалась, словно чего-то ждала.
- Ты что там хочешь услышать? – насмешливо спросил ее как-то муж. – Разговоры о себе, любимой?
- Вот когда уедут, посмотрю я на тебя, - ответила Зоя Владимировна. – Посчитаем тогда, сколько раз ты в его комнату зайдешь и просто так на его кровати посидишь.
- Посмотрим, - улыбался муж.
Зоя Владимировна ничего на это не отвечала. Как и она, Егор Анатольевич гордился сыном. Любил его и страшно по нему скучал, хоть и не показывал этого. После каждого Вовкиного возвращения в Москву он действительно приходил к нему в комнату, трогал корешки старых детских книжек, проводил ладонью по аккуратно расстеленному на кровати покрывалу. Подолгу стоял около окна и бессмысленно смотрел вдаль. В такие моменты Зоя Владимировна уходила на террасу и искала, чем бы себя занять, чтобы придушить свое сильное желание подойти к мужу, тронуть его за плечо и сказать что-то прибитое, нелепое, высохшее, типа, «все будет хорошо».


- Значит, выезжаем завтра, - сказал Вовка. – Я позвоню, как будем поближе. Ты ничего не забыла? А то смотри, у вас еще день есть.
- Все надо было только по списку, - ответила Зоя Владимировна. – Вы свое не забудьте. Больше ничего не надо… И все же ты худой, Вов.
- Я в качалку хожу, - рассмеялся сын. – Забыла?
На экране ноутбука его лицо действительно казалось осунувшимся. Зоя Владимировна покачала головой.
- Пока, мам. Позвоню перед выездом.
Зоя Владимировна подождала, пока погаснет экран, и только потом аккуратно опустила крышку привезенного сыном ноутбука. («Ну, блин, наконец-то! Теперь и погода, и я, все у вас будет. – А ты думал, мы тут мобильным телефоном до этого дверь подпирали? – Пап, прекращай, вы у меня не такие дремучие. – Зой, слышишь? Сын комплимент отвалил, накрывай поляну, отпразднуем!»).
- Получается у них? – спросил Егор Анатольевич.
- Сказал, что будут, - спокойно ответила Зоя Владимировна. – Пойду, посмотрю, все ли там в комнате хорошо. И в бане проверю, как там.
- В бане все в порядке, я же сказал. Хватит уже. А знаешь… сходи. Купи вина. Посидим, отдохнем. Погода-то какая хорошая…


- Это Полина, мам.
Зоя Владимировна улыбнулась девушке, стоявшей около машины. Еще не успев разглядеть толком, какие у той глаза, какие волосы, сразу притянула к себе за плечи, поцеловала в щеку. Отстраняясь, поймала боковым зрением улыбку сына, выгружавшего с заднего сиденья сумки. И только услышав голос Егора Анатольевича откуда-то из-за спины, поняла, как хорошо ей и спокойно.
Сын приехал домой. Не один, а с девушкой. Отец в порядке, волноваться больше не о чем. Значит, все просто отлично.
Когда обедали, Вовка и Полина пить не стали. Как ни уговаривал отец сына, тот не сделал ни глотка итальянского вина, которое сам же привез родителям из Москвы. "Я больше по пиву, пап". Полина вместо этого попросила холодный чай. «Ну, сначала и я так могу», подумала Зоя Владимировна, но что-то подсказывало ей, что девушка не рисуется, а ведет себя искренне. Хорошо себя ведет.
- Пап, - спросил Вовка отца, когда вышел с ним покурить на улицу. – Как вы тут?
- Ну, как. Живем.
- Лекарства я привез все, что просили, даже больше. Так что не расстраивай нас, лечись только, ладно?
- Постараюсь, - усмехнулся отец. – Мать не позволит филонить. Ты вот приказываешь. Еще и Полину подключите, воспитатели…
- Если я натравлю на тебя Полину, то боюсь, что твоему сердцу ни одно лекарство не поможет. Влюбишься и женишься. Я серьезно, пап. Понимаешь, у нее была не очень сладкая жизнь, и она умеет убеждать в своей правоте. А уж если дело касается здоровья, то тушите свет.
- Все так сложно?
- Все в прошлом, теперь улыбаемся и машем.
- Давно вы вместе?
- Почти полгода. Мы живем в одной квартире, пап.
- И как тебе?
- Нам, пап. Нам отлично.

Вовка с улыбкой бросил окурок на землю и наступил на него.
- Кажется, я семейный человек, батя.
- А Андрюха что?
- У него теперь своя девушка, - улыбнулся сын. – Но вам приветище передал. Вы для него как родные.
- Вот щас мать-то тебе уши за этот брошенный «бычок» быстро надерет, тут же станешь дальним родственником.
- Да ладно... – Вовка оглянулся и затолкал растоптанную сигарету ногой в траву. – Никто ж не видел, правда?
- Никто, - согласился отец и вскинул руку:
- Привет, Илюха!
Илюха был ровесником Вовкиных родителей и, как он сам себя называл, «невыездным», потому что как родился в деревне, так никуда из нее и не делся. Всю жизнь работал сторожем, только в разных местах. Охранял по ночам то ферму, то сельпо, то церковь. Зимой за деньги делал обход домов новых жильцов, проверял, не залезли ли воры из местных. Для того чтобы в экстренном случае поднять тревогу, новоселы, скинувшись, подарили ему мобильный телефон, которым он учился пользоваться, наверное, несколько месяцев. Способным оказался, но когда как-то ночью ему померещилось, что в одном особняке загорелся свет, то пьяный Илюха не только не смог нажать ни на одну кнопку, так еще и нужный номер телефона пять лет вспоминал. В итоге хозяев из города вызванивал правнук одной древней бабули, разбуженный разгневанным сторожем в половину второго ночи.
Судя по тому, что сейчас на Илюхе был чистый кримпленовый синий костюм, а не грязная трикотажная олимпийка, он зарулил к соседу не просто так, а с определенной целью. Вовка с улыбкой пожал ему руку, а Егор Анатольевич протянул сигарету.
- Ай, спаси-и-ибо, - улыбнулся Илюха, опустив лобастую голову с редкими седыми волосами, по которым недавно явно прошлась мокрая расческа. Запах сладкого одеколона ударил Вовке в нос – Илюха ясно намекал на то, что он не незваный кто-то там, а с уважением. – Ух, ты, не «Приму» покурим.
- Как дела, дядь Илюш? – Вовка достал зажигалку.
- Да ничего, - Илюха устремил вдаль задумчивый взгляд. – Потихоньку. Работаем.
- Все там же?
Сосед непонимающе уставился на Вовку, пытаясь вспомнить, где он должен был еще работать.
- Да, – на всякий случай осторожно сказал он. – Жить-то на что-то надо.
- Не женился?
- Была тут одна…
Егор Анатольевич на мгновение встретился взглядом с сыном, сдерживая улыбку. Илюха достойно квасил всю свою жизнь, и если приводил домой какую-нибудь леди, то непременно расставался с бедолагой в ближайшую пару недель. Сначала сожительниц гнобила его мать, рассказывая всем вокруг, что одна ей в чай добавляет керосин, а сама говорит, что это какой-то лечебный бальзам, а другая отказывается называть ее мамой. Третья мамой называла, но тут свекровь уже упиралась: «Какая я ей мать?! Облигации мои она хочет, сте-е-ерва…». Потом, когда Илюха остался один, он быстро пропил материны облигации, и попытался сам наладить свою семейную жизнь, но, то ли время было упущено, то ли пил он слишком часто… В последние лет десять он жил в одиночестве и, кажется, уже оставил надежду на то, чтобы окончательно попасть хоть под какой-нибудь женский каблук. Глушил водку, догонялся пивом, покупал в магазине мыло, туалетную бумагу, сахар, чай и свое любимое печенье «Глаголики». Перемывал кости знакомым, плевал на то, что огород превратился в пушистые заросли неизвестных растений, но все так же работал сторожем. В общем, свое призвание в жизни нашел везде и в полном объеме.
Ожидая, пока его пригласят-таки к столу, Илюха порассуждал о проклятых чиновниках, о хреновых дорогах, о том, что поликлиника стала платной, а машина у Вовки, наверное, дорогая. Но приглашения к столу так и не последовало – на пороге дома появилась Зоя Владимировна и позвала мужа и сына на чай. Соседу она холодно кивнула, и он, пожав руки мужчинам, вразвалочку пошел прочь.