Белый чай

Вечером солнце уже не горячее – оно устало. Накрывает золотистым цветом и без того желтое поле, прибивая к земле жару.
- Иди сюда, - просишь ты, сидя на корточках и приложив ладонь к земле. – Потрогай, давай.
И смотришь на меня снизу вверх, и взгляд беззащитный, как будто тебе пять лет, и ты только что нашел своего первого странного жука.
Я подхожу ближе, сажусь на корточки, кладу свою ладонь рядом с твоей.
- Земля теплая, - сообщаешь ты мне.
Трудно не согласиться, я это тоже чувствую. С каждым годом лето становится все радостнее, а солнце улыбается все шире. Тебе от этой улыбки становится спокойнее, а мне тревожнее. Когда-нибудь я не выдержу и напишу письмо в Гринпис с резонным вопросом: а, какого, твою мать, вы, «зеленые» ничего не делаете? Кишка тонка? Только и умеете, что китов от уничтожения спасать, а люди как же?..
Мне кажется, я не выдержу.
Но ты счастлив. Лето, отсутствие должностных обязанностей и, как следствие, необходимости сидеть в какой-нибудь конторе и работать, работать, работать. Ты просыпаешься раньше меня, и целый день радуешься жизни, в которой все для тебя удивительно: каждый пыльный булыжник, каждый обгрызенный гусеницами цветок, каждая тучка на небе.
Каждый день.
Если бы я не знал, что ты окончил университет, я бы посчитал тебя сумасшедшим. Если бы я не жил с тобой, я бы стал искать затаившихся в траве санитаров.
Ты достаешь телефон и фотографируешь наши руки, которые мы прижали к земле. А потом поднимаешься на ноги и смотришь на меня сверху вниз.
- Ты работал? – спрашиваю я тебя.
- Немного. А ты?
- Ни одной минуты.
- А что так?
- Дай руку, - прошу я, и ты протягиваешь мне ее ладонью вниз. Я хватаюсь за тебя и встаю.
- Есть будешь? – спрашиваешь ты, подтягивая джинсы.
Твои светлые волосы легонько шевелит ветер.
- Потом, - отвечаю я, и ты идешь в дом.


Совсем уже ночь. Слабые звуки из конюшни, которая вот уже три месяца не пустует. Отдаленный звук проезжающей машины. Это уже третий, и предпоследний на сегодня – каждый вечер мы считаем, все ли наши соседи вернулись домой.
Я лениво вспоминаю, не забыл ли я что-то для завтрашнего дня. Вспомнил про квитанции, перед глазами тут же пронеслась короткометражка: кошелек-деньги-здание банка, даже шум улицы проявился. Особенности памяти, которая сразу же подключает различные ассоциации, как только ты подумаешь о чем-то. В нашей голове столько таких моментов, что, если вытащить их оттуда, можно очень сильно удивиться, потому что о половине из них мы не помним вообще.
- Ты меня любишь?
Началось. Я поворачиваю голову в сторону кресла, где ты сидишь с ноутбуком на коленях.
Каждый день один и тот же вопрос. Но, что странно, не раздражает.
- Конечно.
- Нет, скажи.
- Эй…
- Скажи.
И снова никакого раздражения. Наверное, потому что мне нравится эта игра. Возможно, потому что действительно люблю, и сомнений в этом никаких. Наверное, мне нравится, когда ты спрашиваешь.
- Я люблю тебя, - констатирую я негромко.
Ты смотришь в упор. Конечно, каждый вечер одно и то же – ты не слышишь.
- Я тебе нужен?
- Нужен.
- Я тебе не нужен.
Все, конец света. Ты мне опять не веришь.
- Ну, конечно... - я уже не смотрю на тебя. Прекрасно понимая, что тебе надо говорить об этом постоянно, я все-таки не делаю этого, потому что, во-первых, люблю тебя, и, во-вторых, ты мне нужен. И сам знаешь, что это так.
Но, боже мой, каждый раз одно и то же.
- Ясно.
- Хорошо.
Это «ясно» может означать только одно: ты оскорблен. В этот самый момент ты убит морально, но внешне все еще держишься. Знакомое чувство, я знаю, что так бывает. Надо постоянно сомневаться, надо постоянно убеждаться в том, что твои сомнения неправильны, и, как водится, в этом помогаю тебе я.
Ты поднимаешься из кресла, демонстративно виляя бедрами, подходишь к холодильнику, достаешь оттуда бутылку пива. Я не свожу с тебя глаз.
- Только попробуй.
- А шо такоэ?.. – ты с презрительной улыбкой берешься пальцами за пробку и сворачиваешь ее. Негромкий хлопок звучит как выстрел из стартового пистолета.
Каждый гребаный раз.


Сегодняшний день оставил на тебе свои следы. Он был вот здесь, за твоим левым ухом, где и оставил свой сладковатый запах. Сквозняк мазнул губами по твоей шее, и я спешу поймать его, чтобы потом поделиться им с тобой. Солнце согревало твою кожу целый день, и даже сейчас, уйдя на другую половину земного шара, оставило на тебе горячие отпечатки неподвижного воздуха. Твой запах я почувствую на расстоянии тысячи километров, и найду тебя по нему, безошибочно минуя повороты не туда.
Во всяком случае, мне так кажется. А иногда я в этом даже уверен.
Бутылка пива стоит на краю стола. В доме свет горит в единственном месте, как раз над холодильником. Ты пытаешься развернуться, а я тянусь к тебе, прижимаюсь, стараясь не раздавить тебя о край массивного стола. И я бы жил так вечно, нет, я бы хотел умереть прямо так, но чертова трезвая мысль упрямо появляется в голове через минуту после того, как у меня все начинает плыть перед глазами.
Ты человек. Ты всего лишь человек. И все это скоро закончится.
И если бы не ты, возвращающий меня обратно, я бы потерялся. Ты всегда чувствуешь, когда я начинаю… приходить в себя. Тихим голосом ты зовешь меня обратно, ласково, нежно, как ребенка, которому обязательно надо спать. И я всегда иду к тебе. И потом – только до конца. До того самого момента, когда внизу теплая волна, а в груди – разрыв сердца. Когда готов на все, хоть на угон соседского трактора. Когда понимаешь, что именно в эти секунды ты все-таки живой.
Но я так и не уверен, что со мной ты действительно счастлив. Хоть и верю в это иногда несколько часов подряд.


Второй этаж дома. Небольшая двуспальная кровать в углу, спинкой впритык к окну. Розовые ситцевые занавески с мелкими бледно-сиреневыми цветочками и лампа с абажуром, словно надетым сразу на основание. При таком освещении засыпается сразу. Все эти тщательно подобранные цвета, вазочки, - твоя работа. Дом ты облагораживал сам, и в итоге получилось сногсшибательно.
Я почти засыпаю, но все еще открываю закладки на экране. Пара сайтов, одно идет от другого, все уже прочитано вдоль и поперек. Моя левая рука на твоей спине. Ты уже спишь, лежа на животе и отвернувшись от меня.
Сон моментально пропадает, когда я слышу звук приближающегося автомобиля. Вот теперь это уже точно последний. И я знаю, что водитель будет неслышно ехать с горки к дому, выключив двигатель, прекрасно зная, что может тебя разбудить.
Еще пара минут. Шорох шин по дороге все ближе, вот уже под самыми окнами.
И я аккуратно слезаю с кровати.


Конечно, он до сих пор надеется, что увидит в дверном проеме не меня. Он готов подарить тебе самую счастливую улыбку, сказать самые дорогие для тебя слова, ощутить под руками тебя и, возможно, никого больше.
Но дверь ему всегда открываю я. И он просто заходит в дом, обменявшись со мной спокойным ровным «привет».
- В холодильнике полно еды, - говорю я как бы между прочим. Если бы на его месте был ты, я бы уже взял у тебя из рук сумку, снял с твоих плеч куртку, а потом, не спрашивая, навалил бы полную тарелку чего-то вкусного. А ты просто повис бы на мне, обхватив руками и ногами с так необходимыми мне «люблю, люблю, люблю…».
Мы идиоты, тщательно скрывающие друг от друга свои чувства. В глубине души мы хотим заботы и внимания, а внешне из нас троих делаешь это только ты.


- Слушай, у тебя на примете нет свободной квартиры? Может, комнаты.
- Для тебя?
В твоем голосе плохо замаскированная радость. Я не пойму, в чем дело.
- В общем-то, да.
- Есть.
- Серьезно? Слушай, я не хотел бы напрягать, просто так получается, что…
- Да все в порядке. Подъезжай по этому адресу, позвонишь в дверь, там тебе дадут ключи.
- А цена?
- Насколько я знаю, там было что-то очень приемлемое.
- Думаешь, потяну?
- Однозначно.
- А позвонить предварительно я не могу?
- А вот телефона-то как раз я и не помню.
- Ну, люди-то хоть надежные?
- Да, сто лет их знаю.
- Прямо сейчас можно подъехать?
- Думаю, да. Там всегда кто-то дома.
- Отлично, спасибо.
- Не за что.
Я закрыл крышку ноутбука. Адрес был мне не знаком, но выбора у меня не было, а работу я потерял. И ты оказался единственным из моих знакомых, кто откликнулся на мою просьбу что-нибудь узнать о съемной квартире.
Длинный многоэтажный дом прямо перед проспектом, на первом этаже – куча магазинов. Это, несомненно, плюс, потому что если кончатся сигареты, срочно понадобится выпить или прихватит желудок, то аптека и «Продукты» будут ждать меня в моем доме.
Когда ты открыл мне дверь, я чуть не дал тебе в репу. Но широкая, чуть скошенная набок улыбка и связка ключей, болтающаяся на указательном пальце руки, вытянутой в мою сторону, завершила картину.
Ты просто позвал меня жить к себе.
К вам.


Я в сотый раз спросил, скоро ли он придет, и ты в сотый раз терпеливо отвечал мне, что он в курсе того, что мы общаемся.
- Он все знает ?
Я спрашивал и не мог поверить ушам, глазам, тебе, тому, что я так легко оказался с тобой рядом. На кухонном столе я увидел твою чашку, которую ты пару раз показывал мне на фотографии. Теперь я мог подержать ее в руках и, ощутить тяжесть закаленного темного стекла.
Ты был сразу в нескольких местах. На столе появились хлеб, сыр, масло, какие-то конфеты, пакет молока, заварочный чайник с ситечком, чего я не видел ни у кого уже сто лет. Ты хочешь угостить меня сразу всем, а у меня кусок в горло не лезет, и тогда звучит спасительное:
- Кофе?
А дальше:
- Курить.
И мы идем на балкон. Панорама, которая видна с него, захватывает. Я плохо знаю этот город, а ты уже успел его полюбить и возненавидеть. Ты рассказывал мне о нем как о черной яме, наполненной гнилыми щупальцами. Твой город под завязку наполнен изломанными подземными переходами, углы в которых облеваны, а тусклого желтого света достаточно для того, чтобы ты, опустив голову, смял в замерзшей руке несколько сотен, полученных после очередного свидания. Рядом с ухоженными клумбами замаскированы подземные люки, под которыми шипят и брызгают на скользкие стены несущиеся рекой городские нечистоты. Сверху машины, люди, солнце, снизу – вонь, ужас, страх. И ты был там, внизу, ты оттуда. Там ты не верил даже себе. Но сейчас в твоих глазах нет безысходности, и ты смотришь на город открыто и с улыбкой. Ты чист, именно в этот момент не он, а ты сломал его.
Мы очень стесняемся, а я до кучи еще и боюсь. Садясь на диван, я оглядываюсь, но ты падаешь рядом, счастливый и не знающий, что тебе еще для меня сделать.
Поворачивается ключ в замке, и ты кладешь мне руку на колено.
- Я пойду, - говорю я.
- Не придумывай, - останавливаешь меня ты и поднимаешься с дивана. – И не думай, что он ничего не понимает.
- Уж об этом-то я точно не думаю…
Ты в коридоре, я слышу голоса, и с этого начинается мое знакомство теперь уже с ним. С тем, с кем ты живешь, с тем, кого любишь, с кем, кто любит только тебя.



Он дал мне время подумать и сказал, что сделает для тебя все, что сможет. Не в его власти что-то менять, и уж, тем более, корректировать в твоей жизни. Правила, конечно. У вас свои правила, и мне надо будет им следовать. И – никаких поблажек, никому.


Дом был куплен через пару месяцев после этого события. Он посадил нас в машину, завел в огромный холодный каменный сарай, в котором мы и разожгли костер. Новый Год мы встретили именно там, а шашлыки, шампанское и мандарины разложили прямо на полу. Когда под бой курантов ты стал декламировать свое желание, он попросил тебя замолчать, напомнив о том, что иначе это будет уже не желание, а просто слова. Но ты упрямо продолжал. А когда закончил, то он негромко сказал:
- Исполнено.
И ты чуть не уронил очки в костер.
Ты хотел быть с нами двумя сразу, и он подарил тебе это. Не я. Он.


Потом ремонт, весна, деньги, деньги, деньги, работа, простуды в количестве трех штук сразу, снова деньги, снова ремонт, и – лето. Мы переезжали в течение полутора месяцев, и ты хотел участвовать, но мы тебе не дали этого сделать.
- Экзамены важнее, а мы справимся, - сказал он, целуя тебя в коридоре перед уходом на работу. – Четыре часа в день, ты помнишь?
- Да.
- Будь так добр, сделай это для меня.
Пока вы прощаетесь, я пялюсь в потолок, забросив руки за голову. Спать уже не хочется, да и не могу. Этой ночью он впервые разрешил быть с вами. Не желая ударить в грязь лицом, а в подушку носом, я поставил свое условие: либо все трое сразу, либо я красиво удаляюсь. Наблюдателей не будет, и это мое последнее условие. Оно же и первое, так что решайте.
Решилось, а потом он ушел спать в комнату, оставив меня с тобой в спальне. Этот жест я уже никогда не забуду. Таким сильным мне никогда не стать. Наверное, так глубоко любить я не смогу, но я бы хотел быть таким, как он, именно в этом…
Ты прошептал мне, что любишь. Странно было слышать это, но звучало не насмешливо, не сладко, не расслабленно, а уверенно и спокойно. В ответ я поцеловал тебя в макушку, а когда ты уснул, решил покурить. Вспомнив, что сигареты неизвестно где, я тут же лег обратно, задавив искушение все же отравиться на сон грядущий.
Чтобы уснуть мне потребовалось часа полтора. Возможно, и минут сорок, время ночью идет иначе, чем днем. После недавних событий тело, казалось, стало невесомым. Внутри сознания была подозрительная пустота, ни сожаления, ни стыда, ни ощущения счастья. Целиком я даже не мог представить, как это выглядело, все отрывочно, разорвано. Мной занимались, отдавая мне все самое лучшее. Мне дарили, меня спрашивали, моим мнением интересовались. То, что, казалось, всегда возбуждало, на самом деле было только прелюдией к тому, что я увидел, и немного позднее почувствовал. О, нет, я понимал, что это не любовь, но то, что странность происходящего гораздо сильнее… да, я это видел. Ты рисовал штрихи руками на простыне, а я мог править твои эскизы, прижимая сверху свои ладони. Он же корректировал все остальное, направляя меня в тебя, с легкой болью присоединяя к тому, о чем я даже не мечтал. И не потому, что я хотел этого, а потому, что я никогда не стремился к этому. Твоих слов на экране монитора было достаточно для того, чтобы я был готов, и, черт, я практически всегда чувствовал тебя. Я знал, какой ты внутри, и ощущал тебя внутри себя. Это были потрясающие минуты, и фотография со следами подтверждения нашего грехопадения на твоей ладони вызвала у меня приступ нежности, а не брезгливости, чего ты так боялся. Нет же. Как можно этого не хотеть? И как можно этим не воспользоваться, если иначе никак? Я всего лишь человек, желающий быть с тобой.
Но теперь никаких расстояний уже не было, а были мы. Втроем.
Я смотрел в окно, а ты спал у меня под боком, уже скатившись с моего плеча, и нас тут теперь было двое.
А он был в соседней комнате - тот, кто действительно был готов для тебя на все.


Осень. Пока еще душная, но уже с полосками прохлады через день. Поле стало рыже-коричневым, а солнце, устав жарить землю, с каждым днем все раньше и раньше уходило на покой. Он отсутствовал по нескольку дней, меня же не было только в светлое время суток. Ты работал дома, серьезно подходя к делу, запираясь в спальне, обложившись каким-то тетрадями. Дипломированный программист, задравший ноги в обтрепанных джинсах на стену, курящий прямо в помещении и выкидывающий окурки в открытое окно.
Как будто бы ничего не изменилось в мире, во всяком случае, времена года не поменялись ни ролями, ни температурой воздуха. И когда ты уехал, мы остались с ним в доме одни.
Это было жестко и очень больно. И, если быть откровенным, я ждал этого, понимая, что если это когда-нибудь произойдет, то запомнится мне на всю жизнь. Моя кровь на его пальцах, бездонный взгляд, от которого становилось страшно, и неконтролируемое желание быть с ним. Причину я назвать не мог, просто выбросил все мысли из головы и смотрел ему в глаза. С начала до конца. Через удары и боль в том месте, где он сжимал меня стальными пальцами. Никогда так близко я не видел Зверя в Человеке. Я не просто летел в пропасть, на дне которой мог остаться навсегда, нет. Он бы не отдал меня просто так. Сначала он должен был показать мне то, о чем я понятия не имел. О том, кто он и кто я. О том, что в его глазах не голубая опрокинутая небесная чаша, а жестокий мрак, через который сухими ветрами пролетают артерии наших жизней. И когда я почти потерял сознание, он поцеловал меня. И это было последней каплей – так сильно я еще не кончал. Меня разрывало на части, а легкие, полностью раскрывшись, так жадно наполняли себя воздухом, что я еле-еле удержался, чтобы не закричать.


Он обработал царапины, и я выполз на веранду. Мне действительно требовался отдых, после такого слегка подташнивало, и пара сигаретных затяжек только усилила это ощущение. Я аккуратно опустился в кресло. Впечатление было таким, что из меня вынули душу, жестоко избили, а потом отпустили на волю. Что ж, за экскурс в неведомое плата была достойной. Но, черт, когда-нибудь я попробую это повторить.
- Что это? – я не понимал, что было в чашке, которую он мне протягивал.
- Белый чай, - ответил он. – Редкостная отрава, но другого у нас нет.
- Если отрава, то зачем купил?
- Ему коробка понравилась, - без тени улыбки ответил он и пошел в дом.
Я сделал глоток. Редкостная отрава? Не то слово.
- К тому же покупал не я, - донеслось уже из-за стены. – Но если тебе понравится, только скажи, и он обеспечит тебя этим по гроб жизни.
Я опустил чашку на колено.
- Ты появился в его жизни тогда, когда было нужно. Все это не просто так, - сказал он, останавливаясь в проеме входной двери. – Я не могу всего объяснить… извини.
- О, не старайся, - улыбнулся я. – Я-то как раз понимаю.
Он молчал.
- Прости меня.