Цепляя образ чувствами. Интервью с Анной Рафф

Эпиграфом к интервью я взял строчки с твоей авторской страницы. Простые слова, которыми можно описать то, что происходит с человеком, который пишет о других людях. Четкое определение психоэмоционального состояния автора, рассказывающего некую историю. С "графоманю" спорил бы до последнего, если бы не понимал, о чем ты. Если бы не писал сам, используя эмоции как допинг, потому что без них, возможно, что-то и получится выразить словами, но вот получится ли сделать это так, как я хочу? Итак, вопрос первый. Становились ли герои твоих работ... настоящими? Было ли такое, что после написанного ты просто знала наверняка, что где-то живут самые реальные люди, о которых ты рассказываешь?

Ответ на вопрос вначале показался простым, но, начав думать, поняла, что не могу ответить однозначно «да» или «нет». Для меня, скорее, реален не конкретный герой рассказов, не «Вася, Петя, Маша, Ира», а их типажи. Мы все, так или иначе, сгруппированы по признакам. Социальным, поведенческим, реактивным, фатальным, по комплексам-фобиям, по «песочницам детства», по вкусам-предпочтениям, шкале «прагматик-романтик», «физик-лирик», степени конформизма, уровню протестности и свободомыслия, склонности к мелодраматизму, любовью или ненавистью к «розам со свечами», по степени нетерпимости, по гуманности к незнакомцу. И еще, и еще, и еще. Один герой принадлежит десятку подобных «групп», поэтому теоретически он более чем реален. Реален как участник эмоциональной ситуации, «списанной» из настоящей жизни, а не выдуманной, с настоящим ангстом или флаффом. Нет, специально не слизываю сюжеты со знакомых, но пишу о том, что на самом деле могло бы произойти с «Васей, Петей, Машей, Ирой», будь они из «плоти». Истории их могут быть как предсказуемы, банальны, но при этом глубоки-широки, потому что банальность для меня не синоним поверхностности, так и вывернуты до степени «нарочно не придумаешь… быть не может, однако, было именно так…». Я уверена, в жизни может быть всё: и «первый взгляд с чувствами на всю жизнь» людей из разных социальных, интеллектуальных слоев, людей, записанных всеми психологами в «несовместимые»; и судьбоносная случайная встреча посреди Мехико двух людей, увидевших друг друга, предположим, пять лет назад на какой-нибудь вечеринке в Новосибирске, запавших друг на друга, но так и не состыковавшихся, однако, помнивших друг друга все эти пять лет… Знаю, что может быть предельна реальна (давай на примере любви) страшная жертвенная любовь, любовь-самообман, героическая любовь, любовь-насилие с высшей точкой «стокгольмского синдрома», счастливая, хоть и из серии «она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним», несчастная, когда каждый готов жизнь отдать за партнера и все равно несчастен, любовь-ненависть, в ней фраза «убил от большого чувства» оживает. И пусть что-то из этого пахнет кино-клюквой, однако, сюжеты жизненные и против них не попрешь. В реале случаются невозможные повторяющиеся встречи, фантастические повороты и анреальные выборы, оживают самые страшные человеческие демоны, разливаются самые сиропные романтик-стори. Потому что реал не имеет границ, он бескрайний настолько, насколько бескрайни человеческие чувства. Так почему в писанине должно быть по-другому? Каждая история (бытовуха, криминал-стори, история «родители-дети», бизнес-история, лав-стори, военная история, история рода, психоделическая история, история самокопания и пр.) при общей их типичности – уникальны. Вот, например, в мире тысячи людей ежедневно расстаются и сценарии расставания могут быть очень, очень внешне похожи, и даже эмоционал в чем-то похож, но ведь при этой типичности, каждый, каждый из них расстается по-своему, по-личному, единично, уникально, сотни плачут, но каждый плачет непохоже, сотни каменеют душой, но каждый каменеет по-своему… Об этом и стараюсь писать. Не только о «красивых харизматичных» (хотя и их не избегаю))), но и о «маленьких», «закомплексованных», «обычных», «простых», «не героях», «не эльфах». Вообще не люблю идеальные типы, не моё… 
Извини, отвлеклась на словоблудие) Только дай поговорить) Резюмирую. Нет у меня перевода конкретного героя из написанного в настоящего. Есть реальные типажи с уникальным «генным эмоциональным» и пр. набором. То есть не оживший Юлич, как «Юлич из рассказа Рафф», а оживший Юлич как типаж, как представитель вот такой группы, вот с такими признаками.
Хотя… начиная рассказ, сначала цепляю образ чувствами. Как бы вхожу в него, сорри за избитость, пытаюсь войти или натянуть на себя его шкуру. От внутреннего облика, от личности до антуража, в котором персонаж находится, мысленно визуализирую место, внешность. Скрупулезно подсчитываю, сколько ему было лет в конкретном году, прикидываю, почему он на момент рассказа стал таким, именно таким, какой есть, что у него было в детстве, или что явилось причиной именно такого поведения к моменту, предположим, встречи с другим героем, такой реакции, почему у него именно такая речь, диалоги… Возможно, поэтому люблю, хоть бы по касательной, делать флэшбэки в детство героя, такие как воспоминание, или начинаю писать пунктирно с детства, или просто даю «краткую биографическо-психологическую» предысторию… Но все в формате рассказа, большие формы практически не пишу.

Не словопоток, а потрясающе четкое описание того, что происходит вокруг, а потом оставляет след внутри, чтобы позже появиться на бумаге. «Скелет» любой твоей работы отчетливо проступает через написанные строчки. О том, какие мы в реальности, и о том, какими нас увидят те, кто будет читать о нас, говорить можно было бы очень долго, но ты потрясающе описала принцип взаимодействия между тем, что есть, и тем, как это смотрится со стороны. Все это существует, ты совершенно права, и от этого никуда не деться, однако люди этого иногда не принимают. Ни чьих-то обид, ни чьих-то слез, ни того, что это может случиться даже с ними. «Не может быть, а если и может, то все равно это бред». Свобода выбора одних не оставляет свободу выбора другим, как же тут быть?

Да. Не оставляет. Если, давай на примере ЛГТБ, свобода выбора одних априори подразумевает не просто ограничение прав других, но и преследование.

Так, все, понеслась… тема такая, что за шкирку сама берет.  Особенно в свете того мракобесия, что происходит сейчас в российском обществе, когда понятие не просто подменено, а уничтожается, когда (почти цитирую) «враги здорового общества, не принимающие на веру «политику партии», оспаривающие трактовку фразы «семейные ценности», продавливаемую одноклеточными «Милоновыми» и сытыми РПЦ-шниками, назначаются сверху и преследуются под массовое «ату его». Смотрю на изменения личности некоторых своих знакомых, смотрю на некоторых именитостей, которые вчера еще были раскрепощенными в плане «принимай человека только по уму и духу его», а не по соответствию или не соответствию стандартам – и хочется повеситься. Еще три года назад скажи кто-то при них слово «п..р» с презрением или осуждением - они назвали бы сказавшего быдлом, а сегодня они же, даже не пряча глаза, вещают о падении нравственности в стране, в которой виноваты исключительно гомосексуалы, так как именно они «позор» и «распущенность». Я вижу, как еще вчера адекватные люди массово, толкаясь локтями, заползают в нишу, вырытую для них государством, но пропуском-то туда является их обязательная подпись «одобрям-с» всего, что одобряет власть, и «осуждам-с» всего, что осуждает власть, а также непременное участие в травле тех, кого власть хочет затравить. И мне страшно. И стыдно. Стыдно за них, за себя, за то, что такое вообще происходит.
Гомосексуалам, не входящим в сильные группы, нормально жить не дают. И уже в этой стране не дадут, процесс пошел. Да, пусть это звучит громко. Просто пить и есть – это не жить, а выживать. Прятаться по углам – это выживать. Не выдавать себя – это выживать. Какая свобода выбора, о чем вообще речь? Если подросток, понимая, что он не такой, как большинство, уже – до осознания – загнан в рамки выживания, в угол. Он один на один с собой, потому как пойти к родителем – не факт, что поймут, а если и поймут, так ведь сын, дочь, и будут так же ныкаться, не дай боже кто узнает. Как раньше скрывали изнасилования, если девушку насиловали, то в патриархальных семьях, помнишь, да? «Не подавай заявления, не говори никому, а то слух пойдет, ворота дегтем, шлюхой назовут, сучка не захочет, кобель не вскочит, молчи, доченька, перетерпи, авось, пронесет, не узнают, зато замуж выйдешь без клейма…». Так и сейчас.

Я лично знаю родителей двух подростков, которые так же говорят своим детям-геям. И «опасно, вдруг, кто узнает, ведь и избить могут, молчи, сынок» и «опасно, черт знает, как трактуется этот закон о пропаганде, скажут, что мы тебя сами развращали, привлекут, молчи, дочка». Это страшно настолько, что словами передать сложно. Загнаны все. Преклоняюсь перед Леной Климовой и проектом «Дети-404», но скоро суд, несмотря на нидерландскую премию, несмотря ни на что – если в этой стране «Милоновы» и иже с ними захотят назвать проект полностью попадающим под пропаганду гомосексуализма, то они его так назовут. Вернее, на словах-то уже называют, но, надо будет, назовут и через суд. Нет прав. Нет свободы. Нет и нет.

Взрослым не легче. Твой ум, твоя лирика, твой талант, твои стремления, твои идеи – все это не имеет никакого значения, рассыпается в прах, если общество узнаёт, что ты гей. Становишься мишенью, каждый может не просто ткнуть пальцем, а дать по башке, и остальные – большинство - промолчат. Потому что государство и массмнение разрешает бить геев по башке, потому что их нарекли «врагами».
Двойная мораль, ханжество и лицемерие, когда кто-то там из власть_предержащих говорит: у нас все равны, но при этом и он, и те, кому он говорит, прекрасно знают – брехня на брехне, и брехней погоняет.
Ладно, понесло меня. Потому что тема такая.
Нет, еще продолжу. Про детей-геев и родителей. Как одной из самых уязвимых групп. У меня гетеросексуальная семья, двое разнополых детей разного возраста и мне в реальности не знакомы проблемы родителей детей-геев. Но – и это заявляю на все сто – знаю, если бы кто-то из моих детей сказал «я другой, я другая» - это было бы как само собой разумеющееся, потому что это – нормально, это – человечно, и так должно быть, чтобы родители принимали своих детей такими, как они есть. И если уж государство не дает подросткам никакой свободы выбора, грозя санкциями за то, что вдруг они «народятся не подобными большинству», то хотя бы родители должны давать ребёнку такое право. А если идет «заточка» сына-дочери под «нормально-ненормально», то, простите, идет ли тут речь о любви к ребёнку или о любви к себе? Любит ли родитель своего ребенка, потому что это кровиночка, плоть, душа родная, или он, родитель, может любить ребёнка только «при условии». Нее, это не любовь, а равнодушие, зашоренность, страх за потерю «социального статуса» и эгоцентризм со стороны родителей.
Знаешь, почему снова про родителей-детей? Из-за некоторых теток на дайрях (diary.ru – сервис онлайн-дневников, прим. ред.), которые громко называют себя слэшерами, пишут фички и длинные повести с рифмами «кровь-любовь», западают на однополый секс как на «вау, какой запретный горяченький плод, вау, как пикантненько, вау, да-да, меня «забирает»…», но при этом страшно трясутся, как бы их ребенок не стал геем, потому что, как сказала одна из них «это ненормально, читать про однополый секс – нормально, но это как сказка, мне нравится, а мой ребенок таким не будет, он же не такой, как они». И я стала думать, а сколько таких вот мамок? И их двойственная мораль омерзительна, потому как они ничем не лучше того же Милонова, а, может, и хуже, потому как смакуют, пускают слюни, подглядывают в замочную скважину… для них это – лак и игра. Эротические картинки в драйвово-психологическом антураже. Им нет дела до реала и до реальных проблем тех, на кого.... Слава небу, пока все же их меньшинство. Но факт налицо.

Что делают герои твоих рассказов, если не могут или не хотят соглашаться с тем, что происходит с их близкими?

В рассказе «Не говори гоп и стоп тоже не говори»Наталья, мать парня-гея, узнав о сыне, проходит много-много кругов, от страха, отрицания, сомнения, озлобленности до… принятия. Нет, она не приняла полностью в душу то, что сын не натурал, - ей, воспитанной в иной системе, это чуждо, она по-прежнему не считает гомосексуальность чем-то правильным. Но она принимает сына, принимает и его парня, принимает его выбор, наступая на свой собственный, потому что это ее сын. И это – гораздо важнее. И я уверена, что время сравняет все еще больше.
В рассказе «Сине-красный Сарасате» герой так и не принял свою гомосексуальность. Шарахало с юности, влекло и крутило, понимал мозгами, но… цеплялся за догмы, за общепринятость, женился, давил себя годы и годы, взорвался, встретив прошлое, почти сорвался. И… не смог, мысль «а что подумают, а как будут говорить, а страшно…» перевесила. Вернулся к прежней жизни. К жене. Бегал в командировках по мальчикам, а в реале был образцово-показательным семьянином.

Один из моих любимых циклов про Шведа и Ворона (написала несколько рассказов, часть из них, увы, доступна только списку избранных, не люблю так делать, но то, что ниже определенного возраста – открыто размещать… сам понимаешь), - вот они в плане принятия и выбора незамысловаты. Один, Ворон, принял и себя и себя в обществе, парень протестный по сути, остер и бесстрашен, хотя… и осторожен, умен. Нашел, как сосуществовать. Второй – Швед, сложнее, но, так как они с «первого дня» были вместе, стояли стенами друг для друга, стали одним фронтом… - было проще. Но и время там описываю – конец 1980-х – начало 1990-х, тогда было проще.

На самом деле, сложно говорить о своих рассказах, не буду больше перечислять, названное – малая часть, но. На самом деле, конфликт с обществом далеко не в каждом из них, наверное, все-таки, я больше пишу о внутренних конфликтах, межличностных, внутриличностных.

Что было предпосылкой для написания самого первого рассказа на такую непростую тему?

Хм… даже не знаю, была ли какая-то предпосылка. Дело в том, что тема однополых взаимоотношений никогда не была для меня особенной, не делала разграничений на «это» и «это». Для меня совершенно не принципиально, пишу ли о женщине-мужчине или мужчине-мужчине (кстати, термин «слэш» очень не люблю, для меня он отдает какой-то… не знаю, поверхностностью, «клюквенностью», наигранностью).

Да и вообще, - все тексты делятся исключительно на плохие и хорошие, на те, что мне нравятся, и те, что не нравятся, на жанры, на конфликт… но уж точно не на гет и слэш. За годы сделано немало рассказов и о женщинах, и о мужчинах, и о стариках, и о детях, нет приверженности чему-то одному.

Возвращаюсь к вопросу. Наверное, именно потому, что никогда не говорила «о-о-о-о», увидев обнимающихся парней (юность была бурно-разноплановая, очень даже), для меня это же самое, что обнимающиеся парень с девушкой, не могу вспомнить предпосылки как таковые.  Просто всегда любила писать кусочки жизни людей, разных людей. Писала и фики, но недолго.
Хотя… бывают периоды, когда про мужчин писать интереснее и… притягательнее, что ли))) Потому как вообще мужчин понимаю лучше, как считаю, чем женщин. Но – и тут буду твердо стоять на своем – писать тетке о мужчинах-геях, не сказки писать, не шаблон, не набившую оскомину, заезженную «трехпальцевую анатомию», а конфликты, контакты, сомнения, шарахания, отстаивания себя, драки и соглашения, противостояние, нежность, да, нежность, силу, мужественность не в плане «непременная брутальность», а в плане «ответственность за принятое решение», рефлексии, страхи, преодоление, любовь по-мужски, да и вообще чувства – это более чем ответственно. Потому что, мы, дамы, заходим не на свою территорию, вламываемся в то, что предполагаем лишь в теории, а не проживаем сами «именно так», потому как пол иной. Посему, в отличии от текстов м+ж, не можем стопроцентно спроецировать м+м на себя. Отсюда каждый однополый рассказ как хождение по тонкому льду, с непременной пробой льда перед тем, как сделать новый шаг. Ведь свалиться в эмоционал «по-теткински» очень просто, а вот вылезти из него потом гораздо сложнее.

В общем, не помню предпосылок. О, нет, точно, вспомнила! Я фанатка книги «Жан-Кристоф» Ромена Роллана. Прочитала лет в 14, и с тех пор года не проходит, чтоб не перечитывала. Жан-Кристоф - настолько по мне типаж, герой, что сравнить-то и не с кем. И вот тогда же, лет в 14-15, прочитав о дружбе юного бунтаря Жана-Кристофа с юным зашоренным бюргеренком Отто… такой, просто, ну, очень эмоциональной дружбе, когда буря чувств и когда грань между словами «друг» и «люблю друга» практически размыта, да Роллан еще и подчеркивает, как сильно привязался Жан-Кристоф к Отто, я переполошилась))) Как же сильно хотелось вмазать трусливому Отто промеж глаз. И вот тогда написала что-то вроде фичка, в котором Жан-Кристоф, быстро разглядев в Отто приземленного напыщенного дурака,  первым посылает его, пафосно посылает и красиво. Потом была дружба Жана-Кристофа с Оливье и Антуанеттой и, хотя Роллан всячески подсовывал Жану-Кристофу Антуанетту, душа-то музыканта все равно тянулась к Оливье, не говоря уж о том, как Оливье был влюблен в Крафта. И, опять-таки, на мой взгляд, у Роллана там все ну очень прозрачно. Как-то так.

Как ты думаешь, если ли что-то такое, что может увидеть и рассказать о геях только женщина, а вот автор мужского пола просто не станет на этом концентрироваться?

И да, и нет. Нет, потому что, я в принципе не люблю в каком-либо творчестве разделение по гендеру, так как все зависит не от физиологии, данной при рождении, а от того, каким ты себя в этой физиологии чувствуешь. Тело – это только форма, оболочка, «одежка для нутра», не более. Да, конечно, есть наборы гормонов и прочее, есть унифицированные психологические отличия, но все это не догма, не константа, не истина в последней инстанции, а гибкая «штука», которую, если чувствуешь потребность, можно гнуть так, как тянет, туда, куда тянет. Поэтому говорить вообще о женском взгляде и мужском взгляде – не совсем корректно. Бывает, что мужчины пишут с «женским» взглядом, бывает, что женщины – с «мужским», все зависит от конкретного автора и от его мастерства, его характера, от его желания и способности влезать в то, что он пишет.

Но, тем не менее, возможно, этот абзац будет диссонировать с первым, есть две вещи, которые, - основываюсь исключительно на своем опыте и мнении, строго имхо - женщины (с условием, что они не разводят уменьшительно-ласкательных соплей, не впадают в пафосно-истеричую экспрессию и не занимаются самолюбованием) могут написать чуть… филиграннее, что ли.
Первое, - чувства, в основе которых лежит жертвенность, не единичная как факт, а протяженная во времени. Не «разово пожертвовал собой ради друга», а многолетняя, обоснованная, как продуманный выбор, как позиция, как картина мира, что ли. Жертвенность во имя кого-то ради того, чтобы этот кто-то в чем-то важном для него чувствовал себя комфортно, безопасно, жертвенность-защита. Мужчинам такую протяженность прописать, мне кажется, сложнее, потому что они жертвуют быстро, сильно, резко, могут – всем и сразу, но как поступок, а не как поведение, перерастающее в характерную черту.

Второе – продуманная месть с долгой оттяжкой, взвешенная, с улыбкой, коварная, через годы, когда тот, кому мстят, уже и забыл, что что-то когда-то сделал плохого вот этому челу. Но человек – помнит, улыбается, радушно общается, и – вынашивает, мелками шажками приближаясь, плетет паутинку, скрупулезно, математически… а потом накрывает сетью, повторюсь, через годы, и напоминает тому, кого душит – что было, что есть за что. Женщине такое прописать легче, потому что они коварны по сути)))
Наверное, все.

А как активируется твое желание писать, не поделишься? Ну, шла по улице, и вдруг осенило: напишу-ка я про это. Некоторые авторы отталкиваются от разных "опор" в этом плане: от случайно услышанного на улице диалога между совершенно незнакомыми им людьми, к примеру.

Скорее активируется желание придумать, нежели писать в смысле «набивать текст», так как между двумя этими вещами существует разрыв. Придумываю или нет, даже не так, собираю разрозненные кусочки в устный рассказ самой себе – практически постоянно, для того, чтобы появилось начало – достаточно любой мелочи из того, что увидела, услышала, вспомнила, соотнесла. От сутулой позы стоящего в троллейбусе незнакомого мужчины, от его поворота головы – может начать придумываться история; от строчки из песни, которую внезапно вспомнила; от гавайской рубашки в магазине, криво надетой на слишком мелкий для нее манекен; от случайно подслушанного виртуозного матерного выражения, которое «вот тот» парень размеренно произнес кому-то в трубку; от реальной ситуации, когда есть очень приблизительные прототипы, не конкретика, а именно ситуация с типажами; от старой  черно-белой фотографии; от проецирования на себя чего-то; от запаха «Кельнской воды», к примеру, представляя сразу, на ком она; от вычленения из исторической статистики  конкретных людей и мысленное представление их в тех реалиях; от арта, от музыки… в общем, ты понял, от всего. Но я не считаю это «опорами», потому что опираться – не получается. Та же случайно услышанная фраза может вообще не быть использована не только в тексте, но и забыта как факт, потому что я практически никогда, начиная придумывать, не знаю, каким будет следующий поворот и впишется ли эта фраза в него. А каким будет финал - совсем не предполагаю. Рассказ как бы сам ведет за собой, наделив героев именами я подобным образом даю им право самим решать, какой они сделают выбор. По пути придумывания делаю частые остановки, потому что крайне важно четко представлять характер и обоснование поступков героев, даже при их, к примеру, нелогичности, сумасбродности, раскладывать их биографию до начала рассказа, подумать, а какими они были в детстве, какие у них вкусы, предпочтения, даже тембр голоса, годы жизни, мимику и жестикуляцию, к примеру, в критических ситуациях. То есть, как автор, все равно руковожу, но это как в жизни, понимаешь? Мы знаем, что идем в магазин, но не знаем, что произойдет с нами по дороге и дойдем ли мы до этого магазина вообще. Герои не оживают, нет, просто они сами «решают», а я соглашаюсь с их решением или не соглашаюсь. Редко переделываю «скелеты» тестов, остовы, могу что-то убирать, что-то добавлять, раскрашивать, подчищать, сокращать, убирать цветастость, высушивать, но практически никогда не меняю основной сюжет.

А вот что касается записать, это… тут сложнее, в голове не менее сотни готовых рассказов, собранных, нуждающихся только в редактуре, но не в ворде. Но у меня физически не хватает времени записывать придуманное, сесть и спокойно написать, не механически, когда можно параллельно что-то там делать, а сосредоточенно, оторвавшись. Ты сам понимаешь, как в процессе записывания все равно что-то видоизменяется. Снова подчеркну, не сюжет и не герои как таковые, а то, во что и как они «завернуты», какой-то абзац с матчастью требует педантичной проверки, уточнения, какой-то нужный абзац встает подобно перпендикуляру и его требуется уложить в гармонию текста, а он, зараза, не укладывается, и бьешься над тремя строками столько же, сколько над всем остальным рассказом. Поэтому физически пишу гораздо меньше, чем «пишу в голове».

Знаешь, вот воспользуюсь случаем, задам тебе один вопрос, который, ну, никак не выходит из головы. Индивидуальный стиль, собственная манера, "почерк", который, как известно, у каждого абсолютно свой. Но никто из писателей во все времена, по сути, не был пионером в плане изложения собственных мыслей. Значит ли это то, что каждый, кто пишет, является носителем неких "литературных генов" других авторов? Ведь какие-то работы очень напоминают ранее написанные, созданные... да пусть триста лет назад, но такое тоже случается. Что ты думаешь об этом? Не было ли ощущения, что твой стиль написания напоминает стиль другого автора, пусть не столь знаменитого? Или, наоборот, писателя с Именем? Встречались ли тебе такие работы в принципе?

Так все просто) Знаешь, когда начинаешь думать о том, кто и как подобное писал до тебя, то понимаешь,  - многие. И многие именно так, как ты. И ты – как многие. Это не плагиат, не подражание, не копирование. Ты пишешь от себя так, как чувствуешь и хочешь, другой делает похоже по стилю, но он тоже делает это так, как чувствует и так, как хочет. Просто желания и чутье совпадают. А почему бы и нет? Это не «след в след», а родственность в чем-то, этакая труднообъяснимая родственность. И не факт, что написанное им понравится тебе, а написанное тобой – ему.

Или вот так, сейчас буду снова словоблудить по ходу мысли. Доводить до абсурда в чем-то… потому что вопрос интересный.

Индивидуальность в писательстве не синоним абсолютной оригинальности. Имхо. Аналогия с… бусами, например. Все писатели технически «нанизывают» слова на нитку, принцип работы такой, схема, канва. Но каждый подбирает бусины своей фактуры, размера, цвета и «изделия» каждого различные. Но все равно, если у трех писателей из десяти будут преобладать красные овальные бусины, то они – эти трое – будут между собой более схожи, чем те, у кого круглые зеленые. Пусть у одного шестьдесят процентов красных бусин, у второго семьдесят пять, у третьего девяносто - все равно общность есть. И ведь по какой-то причине эти три автора выбрали основным цветом именно красные бусины. Почему? Может, им нравятся слово «ред»? Или красный – символ определённой сильной эмоции? Не важно, радостной или страшной, главное – сильной. А, может, они в детстве были под впечатлением картины «Купание красного коня», и красный ассоциируется у них со стилем и посылом картины Петрова-Водкина, с эмоциональным фоном картины?

Или все еще проще… Гораздо проще… Они читали похожие книги, любили похожий писательский стиль, любовались на один красный закат, слушали одну музыку, что вызвало у них похожие ассоциативно-метафорические ряды. И, конечно же,  накладывает оттенок на стиль «писанины» то, что ты вообще по жизни любишь. И жизненный опыт. И темперамент. 

Отступление. Подчеркну, речь идет не о том, смогу ли написать то, что претит, а о том, хочу ли так написать. Смочь - смогу, потому как просто отключу мозги и напишу «задание», умение вроде как есть. Но – без желания.
А в рассказах для души… Если я не люблю сладкое, если меня крючит от пеньюаров и «розовости», от блесток и сюсюканий, то писать, ясно, подобного не буду. Если не люблю читать многострочные предложения с кучей заместительных синонимов, с пятью прилагательными в одной фразе, - то и писать так не буду. Если допускаю мат в речи, то не считаю его недопустимым в диалогах героев, если им нужен этот мат. Если предпочитаю ликёрам водку и коньяк, то вряд ли мой любимый герой будет поклонником «Амаретто». Если обожаю до дрожи острую черно-белую графику, черно-белые фото, гравюры, минимализм в искусстве - то и на «писанине» это как-то отражается. Если предпочитаю гламурному винтажу ретро-бытовуху в виде «старого самовара», то и писать буду так же… И, думается, тот, с кем схож в чем-то стиль, может иметь похожие предпочтения.
То есть, повторюсь, считаю, что общность стиля – это в чем-то общность нутра. Но сие не значит, совсем не значит, что нам эта общность нравится априори, она может вызывать и раздражение, и отторжение. А может, все, наоборот,  не так приземленно. Может, похожесть – это реинкарнация, метемпсихоз или раздвоение?))) И я выбираю красные бусины, потому что в прошлой жизни умер за красное знамя – и это осталось как… как… метка? А, может, я где-то в параллельном мире общаюсь с собой как «я» и мы подпитываем друг друга, хотя тут, в реале, нифига не помним?..

Вариантов масса.

Специально довела ответ до некоего абсурда, потому что ответа-то как такого нет. Есть данность. Есть «кажется»… Или размышления, но ответа – нет и быть не может.

Это было потрясающее интервью. Всего несколько вопросов, а какие темы затронули, ты только посмотри. Спасибо тебе большое за то, что позволила заглянуть на «свою» территорию - туда, куда человек не просто читающий, а еще и принимающий в себя прочитанное не всегда может попасть по причине того, что она приватна. Ты же позволила нам это сделать и, как всегда, сделала это в своем неповторимом стиле изложения. Удачи тебе во всем. А твои новые работы... пусть они будут. Ну, и пару слов о том, о чем ты бы хотела сказать еще. О том, что еще не прозвучало.

Это было для меня очень интересное интервью, спасибо тебе, Алексей, за вопросы, на которые было приятно отвечать и приятно думать. И я очень рада, что мы так замечательно поговорили.

О чем сказать? О том, что не надо бояться начинать писать, если сильно тянет. Способов самовыразить себя, если нутро распирает – не так много. И если вам хочется написать рассказ – делайте это. Не важно, какой он будет, вы же не грант выигрываете, не стометровку преодолеваете. Но, если выкладываете куда-то свой текст, то должны быть готовы отпустить его. В том числе заранее понимать, что каждый прочитавший имеет право как на похвалу, так и на критику вашего рассказа. Это нормально, когда одним нравится, а другим нет. Принимать автору критику с достоинством и говорить за нее спасибо, вычленять из нее полезное для себя и, отстраняясь от мысли «я-это-написал-с чувством-текст-мне-так-дорог-он-хороший» шлифовать рассказ больше и лучше, не считая себя состоявшимся - вот это высший пилотаж. Потому как нет ничего более жалкого, чем истеричные авторы, считающие себя прирожденными гениями, которым все должно исключительно печенья только за факт написания.

Еще что? Ну, давай, блиц)))

Люблю испаноязычный кинематограф. Люблю немецкое кино.
Цвета – зеленый и черный. Цветок – фиолетовая астра. Ненавижу белый цвет. Запах – горький. Животное – волк. Птица – ворон, ворона тоже подойдет) Напиток – кофе. Курю много лет. Дети мои – главное в жизни. Умею выживать, не боюсь оказаться «без ничего», потому как все равно выживу))) Люблю Горького, Маяковского, Т. Манна, Борхеса.... (четыре навскидку))) Черно-белые фотографии и вообще контрасты. Говорю быстро, могу перебивать. Зануда и перфекционистка. «Я не лентяйка, я энергосберегающая» - сказал мой ребенок, а я утащила фразу, бо она отражает и мою суть. Не патриотка. С богом отношения сложные, верю в то, что есть высшая сила, но сомневаюсь, что у нее то имя, которым ее нарекают в религиях. Для меня наверху – просто «что-то» и этого достаточно. Фаталистка. Джаз, старый рок, авторская песня (выборочно) и латино. Страна, где хотела бы жить, - любая в Латинской Америке. Менталитет нравится))) Пишу сейчас гораздо меньше, раскол произошел, надеюсь восстановиться)

Все)