Школьное сочинение

Глава 1

Всё, как всегда.
Вернее, как в последние два года.
Беру ручки, журнал, учебники.
Поднимаюсь на третий этаж, попутно выключая телефон.
Подхожу к двери. На секунду останавливаюсь, поправляю воротничок...
Кладу ладонь на дверную ручку...
Вдох.
Вхожу, слегка улыбаясь...
- Всем добрый день!
В ответ – нестройное шарканье встающего класса...

Я – школьный преподаватель литературы и русского языка.
Уже два года работаю здесь, но волнуюсь перед каждой встречей с учениками, как в первый раз.
Два десятка пар глаз внимательно следят за мной.
Нельзя проколоться ни в чем. Небрежность в одежде или растрепанные волосы могут разрушить имидж.
Я для них пример.
Для кого-то может быть даже кумир.
Это чертовски трудно - быть кумиром. Постоянный экзамен на соответствие, на "вшивость"...
А зовут меня Михаил Юрьевич Лермонтов.
Вот и вы улыбаетесь.
Преподавать литературу с таким именем, может быть, и почётно, но...
Ох, немало я слышал шуточек вслед...
Школьники своих учителей за глаза часто зовут по имени или даже кличке. А вот меня - всегда по фамилии.
И мне это нисколько не обидно.

- Так. Класс, прошу тишины. Всем убрать со столов учебники и достать тетрадки. Будем тренироваться к выпускным сочинениям. Тема почти вольная (пишу ее мелом крупно на доске). Грамматику проверю, но оценка пока в журнал не пойдет. Только по литературе. Можете писать все, что угодно. Главный критерий – осмысленное связанное изложение и раскрытие того, что хотите сказать. Итак, за работу. Этот час – весь ваш.
Среди ребят пошел шумок. Они явно озадачены темой.
Это хорошо. Внезапность побуждает к работе мозга.
Я больше не вмешиваюсь. Класс живет сам по себе.
Подхожу к окну.
Там дождь с ветром.
Непонятно, зачем же тогда два мужика стригут газон своими бензокосилками в такую непогодищу?
Мокрая травяная жижа вперемешку с грязью разлетается от крутящейся проволоки во все стороны...
Как много странностей в этом мире...
Перевожу взгляд на ребят.
Кто-то задумчиво грызет ручку. Кто-то тоже смотрит в окно. Кто-то на меня...
Я уже научился держать взгляд в свою сторону. Но далось это нелегко. Поначалу частенько тушевался и даже краснел. Девчонки хихикали. Зато в их лице я приобрел мощных союзников перед пацанами – они не видели во мне старшего врага. Раз смущаюсь, значит свой.
- Формат сочинения не ограничен, но не менее двух страниц. Прошу сначала хорошо продумать обо всём, что хотите написать. Перечеркивания и исправления не допускаются. Будьте, пожалуйста, внимательны.
Не спеша прохаживаюсь между рядами.
Бросаю взгляд на доску. «О моём любимом (любимой)» - выведено там моей рукой.
Директор наверняка бы не одобрил подобную вольницу. Но я сознательно выбрал такую горячую тему. В возрасте этих парней и девчонок любовь занимает почетное первое место. Значит они не будут скучать, и я добьюсь их активности, что очень важно для сочинений. Надо растолкать мозги и заставить их творить, а не пересказывать надоевшие штампы.

* * *

...Дождь так и льет.
В квартире тихо и темно от ранних сумерек. Промозгло и зябко. Батареи отопления еще не включены.
Натягиваю теплые носки и плетусь на кухню ставить чайник.
Уже не раз меня спрашивали, почему я живу один, без подруги. Отшучиваюсь, что молодость только начинается. Да и какая женитьба в двадцать четыре? Съемная квартира, маленькая зарплата... Кому нужна эта обуза в виде молодого учителя с неясной перспективой?
Мама отговаривала до последнего. Но потом махнула рукой и сдалась, когда я заявил, что обязательно пробьюсь в директора...
Вот они – сокровенные мысли моих учеников. В этой небольшой стопке тетрадок.
Что же волнует их юные головы? Любовь... К кому? Или чему? Ведь любимым может быть не обязательно человек или кот. Любить можно какое-то занятие, увлечение. Или жратву, например...
Беру первую тетрадь...
Ирина Соловьева...
Ну, конечно. «Я хочу написать о моей маме...» Тут все ясно.
Да и Анюта туда же...
А вот Алик не постеснялся и признался, что любит девушку. Правда, не написал как ее зовут. Но весь класс и так знает, что это Настя. Настю Кораблёву многие ребята любят. Вернее, хотели бы любить. Однако, эта яркая штучка «бесконкурентно» ангажирована Аликом. Без комментариев. Только спортивный красавец Алик допускается до «царственного» тела.
Так...
«Мне нравятся паровозы...»
Ничего не понимаю. А как же с темой сочинения? Какие же они еще, в сущности, дети...
Рука вдруг задрожала и я расплескиваю на себя горячий чай...
- Чёрт!
На лбу выступили капельки, холод мгновенно отступил.
Глаза лихорадочно бегают по строчкам, рука автоматически ставит галочки на ошибках.
Но карандаш, наконец, отброшен, и я начинаю читать сначала.
Потом еще раз...
Подскакиваю. Бегу зачем-то на кухню, но тут же возвращаюсь и опять читаю...
«Ковальский Андрей» – стоит на обложке.

«О моём любимом.
Да, мне есть, что сказать по этой теме. Он у меня есть – мой любимый.
«Мой любимый». Я часто говорю это, но про себя, не вслух. Потому что нельзя говорить подобные слова тому, кого люблю уже два года. Я просто не имею права. А так хочется!
Это не одноклассник, но мы часто встречаемся. Каждый день. Даже когда нет его уроков, я все равно дежурю у учительской, чтобы увидеть его. Иначе весь день насмарку. Иначе не хватает воздуха. Без него я задыхаюсь.
Да и рядом с ним тоже задыхаюсь. Но уже от любви. Это не любовь ученика к учителю. Это совсем другое. Это всерьёз и по-зрослому. Наверно странно? Ведь между нами пропасть сколько лет. Хотя со временем эта пропасть может превратиться в маленький ручеек. А может мне это только кажется? Может и нет никакой пропасти? Может надо обыкновенно подойти после уроков и рассказать обо всем? Нет, нет и нет! Ведь он мужчина. И я мужчина, хотя не настолько взрослый. Так говорит моя мама. Хотя я-то знаю, что уже вполне повзрослел. Еще несколько месяцев и я закончу школу, пойду работать или учиться дальше. Но это будет уже студенческая учеба (значит взрослая).
Что-то я запутался. Взрослый – не взрослый, мужчина – не мужчина... Не в этом суть.
Лучше я расскажу о своих чувствах.
Первый раз я услышал о нем от девчонок. Они хихикали, что литературе нас теперь будет учить писатель Лермонтов. Смешно. А потом я его увидел... Весь урок просидел, как парализованный. Сейчас уже и не вспомню что снесло крышу. И что настолько понравилось в нём. Может глаза? Когда его взгляд падал на меня, по спине сразу бегали мурашки и я начинал краснеть (так же, как он). Это прикольно, когда взрослый дядя краснеет. Но девчонкам нравится. И конечно мне... Ему это идёт.
Его губы тоже притягивают (да еще как!). Красивые, правильные. Когда он улыбается, верхняя губа весело задирается вверх и самому хочется улыбаться. А улыбаться он любит. Потому что очень добрый. Он конечно хочет скрыть это от нас (ведь учителю полагается быть строгим), но я знаю наверняка про его доброту. После уроков он часто ходит за хозяйские постройки и подкармливает больного пса, который там живет. А еще он подает милостыню (я это тоже видел).
Что еще я в нем люблю? Плечи? Руки? Настоящие мужские, мускулистые. И в то же время аккуратные, всегда с подстриженными ногтями.
Уши?.. Конечно и их тоже. Но так можно перечислять до бесконечности. Легче сказать что мне в нем не нравится.
Хотя не легче. Сейчас сидел и минут десять думал. Нет в нем ничего такого, что мне в нем не нравилось бы.
Однажды слышал, что любовь со временем угасает. Может и не проходит совсем, но притупляется. Как вкус конфет, если их есть каждый день в завтрак, обед и ужин.
Почему же у меня всё не так? Чем больше я его знаю, тем сильнее меня к нему тянет. Я люто ненавижу воскресенья, потому что не надо ходить в школу. А значит я не смогу увидеть моего любимого. Одного его беглого взгляда достаточно, чтоб сердце взорвалось радостью, сладкой и приятной, как любимое кизиловое варенье.
А еще эта странная фамилия... Я ведь всего Лермонтова вне всякой школьной программы прочитал из-за него. Выпросил у мамы купить его полное собрание сочинений и теперь эти книги стоят у меня на столе, где делаю уроки (чтоб всегда под рукой, в любую секунду). Он не похож на того писателя и поэта. Он совсем другой. Более современный, более красивый. И родной какой-то. Добрый. Тёплый, как любимая подушка (или как мой щенок Тимка, когда вечером мостится со мной на диване). Только для щенка он очень уж большой и сильный.
Эх, как бы я хотел быть его братом! Играть с ним в футбол или гонять на великах. Мы бы каждый вечер смотрели в обнимку телек. Уверен, что ему тоже нравится сериал «Стрела».
Может пригласить его к нам домой на чай? Но не придёт ведь. Я же не отстающий ученик.
И в кино со мной он тоже не пойдет. Уже предлагал однажды, а он только улыбнулся, потрепал за плечо, сказал «спасибо!» и сослался на занятость. Я же знаю – дело совсем в другом. Не подхожу я ему в компанию. Боги не могут быть вместе с обычными людьми. Это против правил.
И кто же пишет эти правила? Кто устроил в мире такую несправедливость, чтобы нельзя было любить?!.
Любить того, кого хочется...
Я о Вас, Михаил Юрьевич.»

Я пребывал в полной растерянности.
Шок парализовал мозг и я бестолково шлялся по квартире.
Опять сходил на кухню, вернулся в комнату, лёг на диван, встал, выглянул в окно...
Снова кухня – диван - окно...
Андрюша Ковальский...
Конечно я прекрасно помню этого пацана.
Он всегда притягивал своей веселостью, неугомонностью.
Литературу он знал на «отлично» и этим нравился мне еще больше.
Однажды я даже пошутил, ставя ему очередную пятёрку:
- Это не просто пять баллов. Это похвала от самого Лермонтова!..
Очень симпатичный брюнет...
Да что там... Настоящий красавчик-обаяшка!
Вокруг него крутится много девчонок. И я был уверен, что парень вполне счастлив, не зная недостатка во внимании и любви.
Даже, признаюсь, открывая его сочинение, ожидал там прочесть про его очередное увлечение соседкой по парте.
Но то откровение, которое сейчас лежало на моем столе, совершенно сбило с толку.
Более того – мне стало страшно. Если об этом узнают в школе, разразится катастрофа.
Я не думал сейчас о себе. Парня просто затюкают и загнобят.
В моих руках оказалась настоящая бомба.
Его тетрадь я конечно порву.
Но там столько чувств! Такое трогательное признание...
Нет, лучше спрячу у себя. А ему скажу, что...
Блин! Как я вообще с ним теперь могу говорить? О чем?
Прочитать банальную лекцию о морали?
Или поругать за...
Нет. Не могу я пойти на эту подлость. Мне тут всю душу наизнанку, а я, как последний засранец, - парня в угол.
Господи, что за мука!
Наконец я перестал мотаться в своей будке и лёг на пол, забыв про холод. Мне было жарко!
Ах Ковальский, Ковальский... Задал ты мне задачку.
Образ Андрея постоянно стоял перед глазами. Я как-бы пристально разглядывал его, увидев впервые. Сочные малиновые губы, живые угольки глаз... Его стильную чёлку смоляных волос... Его очаровательнейшую улыбку...
Не было никаких шансов, чтобы не попасть под его обаяние, не влюбиться в него...
Блин, о чем я? Какая, на фиг, любовь? Не смешите мне рейтузы, как говорят в Одессе.
Но как я мог пропустить всё это? Не почувствовать, не увидеть... Ведь сколько часов за эти два года мы находились друг напротив друга! Или совсем рядом – у доски...
В памяти отчетливо всплыл его внимательный взгляд, более настойчивый, чем у других. Может быть он давно хотел передать им свои чувства ко мне? Возможно там была даже мольба о помощи?
Как же я не разглядел всего этого в его глазах-смородинках? Как не услышал биения сердца, рвущегося ко мне?..
Какой же я после этого, к фигам, учитель?!. Меня самого надо - в школу за последнюю парту.
...А лучше за парту с Андрюшей...
Стоп! Маразм крепчает...
Вскакиваю и бегу под холодный душ...

Струи упруго бьют по плечам, вызывая гусиную кожу. Но я упорно терплю, дрожа всем телом.
Надо бы кончать с экспериментами моржевания. Не хватало еще свалиться с простудой в середине четверти. Выключаю кран, прислоняюсь к стене и закрываю глаза...
И тут же опять вижу его смеющееся лицо. А через минуту грустный затуманенный взгляд (такой тоже у него иногда бывал)...
Слышу его юношеский басок:

- Я к вам пишу случайно; право
Не знаю как и для чего.
Я потерял уж это право.
И что скажу вам?— ничего!
Что помню вас?— но, Боже правый,
Вы это знаете давно;
И вам, конечно, все равно...

Ой, так это ж почти о его сегодняшнем сочинении! - холодок пробегает по спине и прячется между ягодиц.
- Андрю-ю-юшка! Что же ты, засранец, делаешь со мной?
Вдруг чувствую как член сильными толчками устремляется к пупку.
- О, господи! Я не хочу!.. Не должен! Не имею права!..
Но плоть не обманешь. Она хочет. Она жаждет!
Сползаю спиной по кафелю и утыкаюсь головой в колени.
Плечи мелко вздрагивают от плача...
В куски разодранная душа мечется раненой птицей между «НЕВОЗМОЖНО НЕ ЛЮБИТЬ!» и «ЛЮБИТЬ НЕЛЬЗЯ!»...
- Надо было слушать маму. Учительство не для меня. Да и хер с ним, с этим учительством! Что же мне с Андрюшкой-то делать?..
Кое-как вытираюсь, обматываюсь мокрым полотенцем и выхожу из ванной.
Механически бреду на кухню и (в который уже раз) включаю чайник.
В это время и раздается звонок в дверь.
Без всяких задних мыслей (да и вообще без оных) иду в прихожую, распахиваю дверь и...
- Ко-... Ковальский? - голос с ужасом испуга.
В темноте дверного проема стоит насквозь мокрый парень и прячет под курткой пушистого щенка.
- Я убежал из дома. Можно войти?..


Глава 2

Ох, си-ту-ёвина, млин...
Я и так-то был, как мешком пришибленный, а тут вообще в ступор впал.
Пацан переминается на лестничной площадке, а я - ни «ку-ку», ни «кукареку».
Замороженный синий бройлер в дурацком полотенце.
В голову почему-то лезут только стихи Маяковского:
«Крошка-сын к отцу пришел
И спросила кроха...»
В книжных романах в такой ситуации часто помогает кто-то третий.
Он и помог.
Заскулил щенок. То ли писать захотел, то ли надоело ему в подмышках жить.
Короче, комочек в куртке парня заскулил и активно заворочался.
- Я это... Не совсем понимаю... - очнулся я, блея, как спросонья.
- Я из дома ушел. Совсем. Вот, - повторил Андрей.
- Объяснишь сейчас. Ты же вымок весь. Проходи.
Отступаю от двери, чтоб впустить гостей, запинаюсь за туфли, что всегда «живут» в моей прихожке, и чуть не падаю.
Конфуз, идиотизм, стыдоба... А точнее – винегрет из этих ощущений, плюс еще парочка неназванных...
Но настоящий конфуз случился секундой позже, когда в закуску к вышеназванному «винегрету» с меня свалилось полотенце...
Хотелось вообще взорваться фейерверком и растаять в воздухе, оставив гостей одних в квартире.
Пусть делают, что хотят, только без меня.
- Мммммм... - вырвалось из моей груди обреченным стоном загнанного зверя и за пазухой пацана опять заскулило.
Видимо я напугал щеночка. И вполне возможно, что он тут же «сходил» прямо в куртку.
- Ну, б-б-блин, я сейчас... - схватил я упавшее полотенце и, мотнув перед носом опешившего ученика своими яйцами, резко развернулся и умчался в комнату...
«Финита ля...»
Второпях нужной одежды никогда не бывает под рукой (еще один подлый закон Мерфи)...
Ни носков, ни трусов... Всё провалилось в тартарары, сгорело и испарилось!
Пока я лихорадочно разыскивал шмотки, хлопнула дверь и в прихожей завозились (видимо парень уговаривал щенка вести себя прилично в гостях).
Ну да, один хозяин тут неприличным оказался... Устроить такую порнографию перед учеником!
«Ахтунг-трахтунг, мозгиш на забориш!»
Наконец, кое-как одевшись, выхожу из комнаты...
Так и есть. Оба на полу. Как две бездомные собачонки...
- Андрей, ты чего тут сидишь? Снимай-ка куртку и проходи уже. Щеня не голодный? А ты? Давай я что-нибудь приготовлю по быстрому. Или может пока просто чаю?
- Простите, Михаил Юрьевич. Я ввалился без спросу да и ваще... Не надо ничо. Ну может чаю...
Пацан был здорово смущен. Подавлен. Глаза красные от недавних слез...
Да я и сам за последние полдня измят не меньше...
Нам всем требовалось успокоиться.
Открываю холодильник и растерянно пялюсь на полупустые полки.
И что там у холостяка могло завестись, кроме сыра, ветчины, да дежурного десятка яиц?
- Тут, собственно, не густо... - мямлю, вздохнув. - Если б заранее знать, тогда бы... Впрочем, это я глупость сморозил...
- Да Вы не беспокойтесь, пожалуйста. Я люблю чай.
- Как удачно. Значит с него и начнем, - улыбнулся я и повернулся. - Так что же случилось?
Парень взял печеньку, разломил и сунул половину собачке. Отпил чай...
Он явно тянул время, собираясь с духом.
А я не торопил. Мне и самому позарез нужна была передышка, хоть наскоро сгрести мысли и выработать линию поведения. Я не представлял как себя вести, что говорить, а что нет. Утешить, обласкать или быть холодным айсбергом? Но для начала хорошо бы во всем разобраться.
- Михаил Юрьевич, Вы... Вы не читали еще?..
- Эээ... Хмм... Твое сочинение? Уже... А может, тебе лучше было бы написать про паровозы?..
- Что? Какие? - вскинулись брови в недоумении.
Лицо при этом стало настолько трогательным, что до чертиков захотелось зарыться губами в его челку.
Но я лишь вздохнул и отпил из своей чашки.
- Прости... Очередная глупость...
- Это Вы меня простите. Я не имел права. Не знаю что нашло... Прорвало почему-то... Настроение подвело. Дома вот разругался... Та и ваще всё под откос... - парень шмыгнул и быстро стёр слезы со щёк.
«Под откос? Опять про паровозы?..» - мелькает глупость в больном мозгу.
Я почему-то все больше был уверен, что заснул за столом при проверке сочинений и мне всё это снится.
Но встряхиваю головой, пытаясь вернуть себя в реальность.
- Андрей, а что дома?
- Та всё по той же теме...
- Ты про... Хмм... Про то, что написано в сочинении?
- Н-н-не совсем. О Вас маманя не знает. Я про «тему» говорю.
- Ээээ... Прости, опять не понял. Про какую?
- Ну... Про голубую конечно. Вы же должны были понять из моего сочинения... Вы ведь умный. Короче, каминг-аут у меня случился с маман...
Меня аж с табуретки подбросило, но я быстро взял себя в руки, маскируя подскок необходимостью достать тарелку под сыр.
- Так значит ты... Ты гей? - спрашиваю как можно спокойнее, хотя в желудке клокочет Везувий, прожигая насквозь.
- Ну, типа того. Что Вы об этом думаете?
Ох, скал бы я тебе ЧТО я думаю!
И ЧЕМ!..
- У тебя там всё правда?.. В тетради?
- Конечно. Но там... Не ВСЯ правда...
Господи, по ходу, до рассвета мне не дотянуть. Что еще-то?
- Я не мог там написать всего... Ну, Вы же понимаете...
- Нет. По-моему, ты и так написал достаточно для расстрела, - пытаюсь тонко хохмить, но выходит, как топором по известному органу.
Парень заёрзал, еще ниже опустил голову и покраснел.
- Ну... Как Вам объяснить?.. Я действительно люблю Вас, Михаил Юрьевич. И я... Только не обижайтесь, пожалуйста. Я... Там в коридоре... Я даже и не мечтал никогда увидеть Вас... Вот так... Ну... Чтоб совсем без одежды... И Вы офигенно красивый... Простите... Я прям возбудился весь, как чайник.
- Чайник?
- Ну когда закипает и свистеть начинает.
- Паровоз тоже свистит, но не от возбуждения. Хотя... Ну да. Ты же говорил, что гей... Оу. Всё ясно.
- Я бы хотел рассказать ЧТО я часто вижу во сне (и кого), когда наутро сразу приходится кидать труселя в стирку. Или я мог бы написать о своей заветной мечте, где мы с Вами вместе и нет никакого стеснения. Наши поцелуи... Ах! Вы наверно подумаете, что я обкурился? М-да, сегодня меня несёт без остановки. Где у Вас тут стоп-кран? О чем я ваще? А, ну да – о прихожке... Ведь тут даже не в моей ориентации дело. Будь я обычным, моё мнение о Вас не изменилось бы. По Вас же все девчонки в классе сохнут. Но видели б они то, что я сегодня...
- Знаешь что, Андрей. Давай-ка, забудем мою неловкость при встрече? Мне и самому хоть сквозь землю... Стыдоба.
- Да Вы что! Разве можно стыдиться красоты? Это же дар природы.
- Ага. Нас этот дар слишком далеко завёл.
- Нас?.. Ну да, нас... Я наверно очень наглый, да? Себя со стороны ведь не видно. Лезу к Вам со своей любовью. Вламываюсь в квартиру вместе с домашними животными... Но мне и, правда, совсем некуда идти. Простите... Я вот чай допью и уйду.
- Далеко? Ты же сам говоришь, что некуда. Кстати, домашнее животное у тебя просто очаровательно!
«Как и ты сам» - добавляю про себя.
Встаю и тихо кладу ладони парню на плечи.
- Эх, Андрюха, Андрюха... Что же нам делать-то?
Он замер, выронив печенье. Голова медленно поднимается и мягко упирается затылком мне в живот.
- Как я давно об этом мечтал, Михаил... Юрьевич.
Отмечаю про себя, что отчество прозвучало с задержкой, как бы через силу, как бы говоря о его ненужности.
Его затылок трется о пупок, вызывая скоростной стояк чуть ниже.
«Мамочка!» - в панике ору про себя и быстро отстраняюсь, отворачиваясь к холодильнику.
- Тебе пару яиц хватит?
- Для чего?
Чуть не ляпнул в ответ - «для секса», но лишь улыбнулся:
- На ужин. Яичница с луком и ветчиной по-Лермонтовски – моё лучшее кулинарное достижение. Так что не вздумай отказываться. Другого шанса не представится. Ха-ха...
- И не подумаю. Но надеюсь, что ваши лермонтовские яйца попробую еще не раз...
Тихо ржу, уже не сдерживаясь, переваривая возможные значения прозвучавшего.
- М-да. Ох, и нахальные у меня ученики.
Моё предыдущее напряжение неожиданно сменяется безудержной радостью. Господи! Ведь сегодня мне впервые признались в любви! И пусть не о таком признании я мечтал, все равно. Я лю-бим! Это такое счастье! А, собственно, о ком я вообще мечтал? О прекрасной девушке? И мечтал ли? Враньё. Я и не думал ни о чем таком. Просто не задумывался никогда. Жил себе и жил. И вдруг – любовь! Ну и стервец этот Андрюха. Невозможно красивый и обаятельный стервец. Так почему бы нам не любить друг друга?.. М-да. Потому что!
- Ой. Извините. Я хотел сказать... гмм, - пацан тоже хихикает в кулак. - Можно, я помогу?
- Ну, если это не дежурная фраза вежливости, тогда режь лук. Тебе полезно выплакаться. Говорят, слезы очищают душу. Напомни мне, пожалуйста, телефон твоей мамы.
- Зачем? Я не вернусь туда.
- Об этом мы поговорим на сытый желудок. А сейчас я должен сказать ей, что ты у меня, а не в морге или полиции.
- Ладно. Вот, можете с моего звякнуть, - тыкает он в кнопку вызова.
- Добрый вечер, Анна Болеславовна. С Вами говорит преподаватель литературы Лермонтов. Ваш сын у меня. Не беспокойтесь. Я примерно в курсе того, что произошло между вами. Сейчас мы поужинаем и поговорим с ним подробнее. Если хотите, можете забрать его. Или мы вместе приедем. Но лучше бы оставить его здесь до завтра. Парню надо успокоиться и придти в себя.
- Если он не одумается, мне такой сын не нужен, - слышу в ответ.
Дальше пошли гудки.
М-да, ситуэйшн.
- Что она сказала? - вошел в комнату Андрей и тихо сел рядом на диван.
- Да так... Сказала, что пока можешь остаться, - приобнял я его и потрепал за волосы.
- Аааа! Йессс! - пацан восторженно вскинул вверх два пальца буквой «V».
- Эх, снять бы с тебя штаны да всыпать хорошенько, как в доброй старой Англии.
- Штаны я снять не против. Хи-хи... Как и Вы там... А что они в Англии потом делают со снятыми штанами? Покажете?
- Дубасят ремнем и розгами по ягодицам. Если до головы не сразу доходит.
- Ох, мазохисты эти англичане. А я ласку люблю. Тепло и нежность.
Его рука легла мне на бедро и поползла вверх (современная молодежь совсем без тормозов).
Пах опять рефлекторно ожил. Резко встаю и перехожу в наступление:
- Андрей, а ты не подумал, идя сюда, да и когда писал сочинение, что я могу быть не один, что у меня есть девушка?
- У Вас ее нет, я знаю.
- А что мне могут быть ненавистны гомосексуальные отношения?
Я наконец высказался открыто, не маскируя термины в словесные псевдофантики.
Парень замер, опустив голову.
- Простите, Михаил Юрьевич. Вы вообще-то сами говорили нам о толерантности ко всем религиозным конфессиям и сексуальным ориентациям. Да я ведь к Вам не жениться пришел. Просто как к другу, которого очень уважаю и люблю. Я же могу любить друга?
- Друга, конечно, можешь. Но ведь мы с тобой как бы еще не...
- Та я всю понимаю. Я для Вас никто и звать меня Никому. А может, мы еще подружимся? А? Я всё для этого сделаю!
- Ага. Сделал уже. Надо как-то помирить тебя с мамой. У меня ты жить не сможешь. Это абсолютно исключено. И не потому что, ты для меня никто. Как раз наоборот, ты очень... - осёкся я на полуслове, выпалив сгоряча лишнее.
Андрей внимательно посмотрел на меня, улыбнулся и ничего не сказал.
Он был явно доволен, что добился чего-то очень важного.
- Можно, я твое сочинение оставлю себе?
- Конечно. Ведь оно написано для тебя.
Вскидываю недоумённые глаза.
- Простите. Для Вас.
- Спасибо! Ты пойми, Андрюша, мне и правда очень приятны твои слова. Я не бесчувственная корова. Но давай включим задний ход и вернемся ко «вчера».
- Задний ход? Это как?
Парень хитро зыркнул и изобразил «задний ход», дёрнув попой.
- Так?
- Иди ты, знаешь куда, распутник? Короче, мы будем друзьями, если ты выполнишь три условия.
- Как в сказке.
- Ага, про петушка. Во-первых, ты перепишешь сочинение. Во-вторых, помиришься с мамой. Как хочешь! Но ты сделаешь это, если в твоем сочинении всё было правдой. И, в третьих, наша дружба станет нашим маленьким секретом для других. Согласен?
- Вау! Еще бы! Но я тоже хочу три условия.
- Спекулянт.
- Пусть наша дружба будет БОЛЬШИМ секретом. Это раз.
- Принимается.
- Я хочу быть на равных и Вы разрешите мне обращаться на «ты». Вне класса, конечно.
- Ладно. Нахал.
- И мы будем встречаться по-дружески. Иногда.
- Да без проблем. Последнее условие я уже сейчас выполняю. Тогда давай и ты берись за свои. Вот тебе ручка, новая тетрадка. Твори. А я все-таки займусь ужином. Матери сам придумаешь, что сказать. Позже позвонишь.
- Но я не хочу сегодня возвращаться.
- Никто и не гонит. Пользуйся моим лимитом гостеприимства. До завтра он неограниченный.

«О моем любимом» - вывел Андрей и немного задумался.
Но потом лихорадочно принялся строчить.
Я тихонько подошел сзади и прочел из-за спины:

«...Мой рассказ о любимом друге.
Может ли быть на свете что-либо более желанным и нужным для человека, чем верный друг? Который для тебя и в огонь, и в воду, и в лепёшку... Которому можно спокойно доверить все секреты до донышка. Который всегда поймет и простит, если оступишься. Заслуженно даст по шее, но потом обязательно выпросит прощение. Главное – никогда не будет равнодушен! Поможет и поддержит. Вовремя подставит плечо. Спасёт (может быть даже жертвуя собой). Который не спросит «Когда отдашь?», давая взаймы. Который поделится последним глотком в пустыне.
Я, конечно, тоже мечтаю о таком друге.
Не у каждого есть подобные друзья. Даже обычные друзья бывают не у всех.
Но есть на свете человек, которому я хочу быть настоящим другом. Я готов жертвовать для него всем, что имею и могу. Я люблю его, и это дарит невероятные силы. Даёт надежду, что и он тоже когда-нибудь станет для меня таким же верным и любящим товарищем...»

- Хмм. Только не упоминай никаких имён, друг мой, - ухмыльнулся я сзади и потрепал по затылку сочинителя. - Если созрел на яйца, айда со мной на кухню.
- Давно созрел! Даже перезрел ваще. Душу продам за ваши яйца. Дайте мне их скорей! Руки чешутся...
- Балбес с языком без костей. Святая Мадонна! Неужели остаток жизни мне придется провести рядом вот с таким... другом? - подталкиваю Андрюху к кухне и шлёпаю игриво по попке, а он бодается в ответ головой мне в грудь, довольно урча большим добрым щенком.