Апельсин

Наша память хранит все, что происходило. Порой вдруг всплывет то, что за давностью лет или незначительностью кажется совсем забытым. И уже по-новому пересматривается и переживается. А иногда, кажется, что это происходило где-то далеко и совсем не с тобой.

Вот и сейчас, случайно просматривая фотографии, обнаружил совсем еще не давний, но уже подзабытый снимок. В нем, казалось, запечатлена вся недолгая жизнь и судьба.
Максим, улыбаясь, прижимает к телу шесть оранжевых апельсинов. Милый, милый мой мальчик! Как мне тебя сейчас не хватает, и как я по тебе соскучился... Но оттуда, куда ты ушел - увы! - не возвращаются.
Сейчас я думаю: как все-таки относиться ко всему, что произошло? Я не страдаю и не мучаюсь - этого нет. Но мне было хорошо с тобой и спокойно.
***
Океан, большой и безбрежный, ласково наваливается на меня, обнимает и выносит на берег. Вот-вот мое тело протащится по шершавому песку. Но что-то беспокоит и раздражает.
Звонит телефон, настойчиво и долго, прерывая мой теплый и сладкий сон.
Еще наполовину в воде, но уже все больше и больше в постели.
Еще темно - ночь.
Автоматический голос равнодушно, а может быть с издевкой, проговорил длинный междугородний номер.
"Ну, вот, нашла когда звонить..." - сонно и недовольно подумал я.
Океан еще пробует обнять меня. Глаза закрыты, сознание еле теплиться.
Весь разговор, а скорее - монолог, сводился к тому, чтобы у меня пожил сын хорошей подруги. Вообще-то я не люблю, чтобы у меня жили. Но... Была ночь, был океан, сознание еще не включилось. Да и, в конце-концов, звонила родная сестра очень издалека. Я сонно согласился.
- Кто это... - то ли тихо спросило, то ли тихо утвердило теплое нежное тело, лежащее рядом.
- Спи... - говорить не хотелось.
Я закрыл глаза и пытался все еще вернуться в волшебный мир океана. Но он уже ушел. Как-то пытаясь компенсировать нежность к океану, прижался к телу, и оно меня обняло, засопев и обдав горячим ночным дыханием.
***
Скоро в моей холостяцкой квартире появился и он - Максимка. Красивый паренек с черными прямыми волосами, голубыми глазами ("породистый", - подумал я), немного худой и очень неразговорчивый.
Он стоял в проеме двери. Какой-то немного смущенный, с искренними синими глазами. Тогда ничего во мне не екнуло, не сжалось - никаких эмоций не было. Только констатация факта - его появление в моем жизненном пространстве.
На нем были модные порванные джинсы и почему-то кольцо на шее.
- А что это за кольцо? - поинтересовался я.
- Так положено, - ответил он, не захотев, очевидно, рассказывать.
- Ну-ну, - мне было все-равно.
Неудобства он мне много не доставит, да и жить собирался недолго у меня - пока не сдаст вступительные экзамены.
В первую же ночь, вернувшись поздно, я увидел его, тихо спящим на диване. Возле него было гора апельсиновых корок. Он съел все апельсины на столе. Тогда меня это удивило. Я не видел еще у кого-нибудь такой страсти, именно страсти, к этому фрукту. Он был готов постоянно их кушать. И от него всегда пахло апельсином.
Ничего иметь с ним не хотелось, да и лишние проблемы были не нужны: пустые и укорительные разговоры сестры о его совращении. О котором, вольно или невольно, он все-равно бы рассказал.
Так пролетело несколько недель. Он поступил, а вскоре и переехал в общежитие, находящееся достаточно далеко от моего спального района. Расстались мы по-дружески, и я взял с него обещание заходить. За суетой жизни и большими расстояниями долго не виделись. И только Его Величество Случай свел нас опять.
Зимняя ночь уже наступила довольно давно. Все было белым и сказочным. Огни большого и богатого города светились ярко и показушно-празднично. В машине было тепло и уютно. Я ехал не спеша домой. На одной из центральных улиц стояли девочки и парни определенного рода занятий и ориентаций.
"Снять - не снять?" - лениво подумал. Хотелось снять, но не хотелось хлопот. Так, в раздумье и сомнении, проехал почти всю улицу. Фигура, стоящая на краю тротуара, показалась мне знакомой. Ярко-оранжевая куртка на молнии с большим и пушистым воротником и темные очки на пол-лица. "Кто?" Проехав чуть дальше, притормозил и тихонько дал задний. Остановился напротив. Опустил стекло.
- Э! Пацан! Иди сюда!
Он заглянул внутрь.
- Маська, ты что ли? Не узнал! - я был рад его видеть. - Что ты тут делаешь?
И тут же осекся, поняв нелепость своего вопроса.
Он тоже улыбнулся мне, как-то смущенно и зажато.
- Да так... - отвечать явно не хотел.
Повисла неловкая пауза в темном салоне машины. Что надо было сделать или сказать.
- Проблемы? - спросил я сочувственно.
- Все нормально, - глаза смутились и посмотрели вниз.
Не хотелось оставлять его.
- Ладно, давай садись! - закомандовал я. - Поедем ко мне!
Он попытался отнекаться, но я все-таки затащил его в машину. Стоявший неподалеку парень пристально посмотрел на нас.
Только прейдя домой, я рассмотрел Максима.
Он был апельсиново-рыжий. Волосы были оранжевые. Прямо - апельсин. Сходство придавали оранжевая куртка и оранжевые кроссовки (где он все это понаходил?).
- Ты чего это такой? - удивился я.
- Да так, - засмеялся он в ответ.
Мы посидели, поговорили, он рассказал о своей учебе. Я не стал спрашивать, почему он стоял на улице и кого ждал.
- Выкладывай свою проблему, - решил первым начать.
Он вздохнул и, смущаясь, выдохнул:
- Мне нужны деньги.
- Зачем?
- Я тебе сейчас не могу сказать! - его глаза зажглись просьбой.
- Сколько?
Он назвал сумму. Она было не очень большая, но и не маленькая.
Немного поразмыслив, я дал - все-таки нечужой. Да и в подсознании какое-то смутное и далекое желание возникло.
Денег, конечно, не вернул. Я не сильно и настаивал. Потом еще несколько раз подходил и просил. Я давал. Списывая на будущее.
Однажды, то ли из-за плохого настроения, то ли от того, что он стал держать меня за дойную корову, решил отказать.
Он пришел радостный, и протянул большой и красивый пористый апельсин.
- Это тебе! - и поцеловал в щеку.
Но меня с моего плохого настроения было тяжело сдвинуть.
- Давай выкладывай начистоту: что происходит?
- Понимаешь, деньги нужны не мне. Я люблю человека и хочу помочь ему. Но ему нужны деньги, - он был искренен.
- Кто он?
- Я не могу тебе сказать, он просил никому об этом не говорить.
- Ну, а где вы познакомились?
- В ночном клубе, - и добавил, - у него больная мать, и ей нужны дорогие лекарства.
"Понятно", - мрачно подумал я.
- Ты понимаешь, мне очень-очень нужны деньги, - его глаза излучали доброту и правду.
- Я не могу бесконечно давать тебе денег... Малыш, подумай! Я тебе, как старший друг, советую. Прекрати.
- Нет, - упрямо твердил он, мотая оранжевой головой.
- Я тебе больше не дам денег, - жестоко сказал я.
Он разозлился и выскочил, громко хлопнув дверью.
И исчез. Долгое время его не было. Я не особенно беспокоился, да и дел навалилось.
Потом он пришел. В глаза не смотрит. Видно - набухшие. Вот-вот заплачет. Но молчит и сопит. Зашел в комнату, сел на диван, поджав ноги, и молчит. Я подошел к нему, сел рядом, погладил по голове, пытаюсь прижать к себе. Он сопротивляется. Мужик. Гордый. Но поддается, расслабляется. И вот уже полные глаза слез. Всхлипывает. И рассказывает о своем романе. Его голова лежит у меня на груди, я ее тихонько глажу и жалею паренька. Что сказать? Как успокоить? Это надо пережить, перестрадать. Пусть выплачется. И успокоиться. Всхлипывания становятся реже. Он уткнулся в меня и затих. Что посоветовать? Вернутся к тому человеку за следующими страданиями, и быть опять униженным. В конце-концов, он уничтожит и растопчет пацаненка, нанеся больше боли. Сейчас нельзя ему это говорить. Он его еще любит. Еще свежа и глубока рана. Ему нужен друг, понимающий и жалеющий его. Пусть время полечит...
Потом он сидел и ел апельсин. Плод был сочный, сладкий, упругий. Оранжевая кожура легко слетала, обнажая круглый шар с дольками. Сок ждал своего открытия и с радостью брызгал и тек по губам. Алые губы обхватывали его, и он исчезал во рту. Его аромат быстро разливался в воздухе и завораживал.
Тогда я не верил в его чувства. Откуда в таком возрасте могут быть сильные чувства? Это, скорее, была игра - игра во взрослую жизнь.
Ночью (это все-таки произошло...), он ласково прижался всем телом ко мне. Я обнял, и он лег на руку, оказавшись у меня под мышкой.
Его лицо уткнулось в мое тело. Он глубоко втянул в себя воздух с груди и замер, задерживая его в себе. Потом нехотя медленно и слабо выдохнул. И снова вдохнул и снова выдохнул. И так несколько раз. Он дышал мной. Его рука гладила мою грудь, соски, живот. Я чувствовал, что, проснувшийся древний инстинкт защиты и помощи у более сильного владел сейчас им. Он, сам не сознавая того, искал и нашел во мне укрытие от всех невзгод и неудач - у старшего человека. Его юношеская гордость не позволяла расслабиться в жизни, и лишь со мной он мог позволить себе стать слабым, беспомощным. Ему хотелось выплакаться. Я почувствовал это и гладил свободной рукой его лицо, его мокрые глаза.
- Олег, я тебя люблю, - прошептал он.
- Я тебя тоже, - ответил я еле слышно.
- Нет, ты не понимаешь. Я тебя очень, очень люблю, - не унимался он.
- И я тебя очень, очень.
- Я не знаю, как я без тебя буду жить. Я умру вместе с тобой.
- Дурачок. Мой маленький, глупый, сексуально озабоченный дурачок, - я поцеловал его в волосы.
Если есть на свете счастье, то это счастье было сейчас, с ним. Он обнял меня свободной рукой и глубже уткнулся в меня, вдыхая мой запах - запах любви.

   ***

- Получился коктейль, - радостно засмеялся он и добавил, - подожди, не вставай!
В руке у него, как у фокусника появился апельсин.
- Я вылью сок на живот.
Прохладные капли апельсина падали на живот, грудь, соски, лобок, еще не остывший и набухший член, вызывая подергивание кожи от соприкосновения с телом.
Ароматный сок заставлял съежиться кожу. Он растекался по телу и растворился в сперме. Светло-оранжевое вязкое желе застыло и, застряв в жестких кучерявых волосах, слегка покачивалось при дыхании.
Он слегка коснулся тела кончиком языка. Попробовав вкус, лизнул всем языком мой живот.
- Вкусно! - засмеялся он.
Было щекотно, и от этого весело. Я обнял его голову и прижал к себе. Его нежная щека с легким юношеским пушком коснулась моего влажного живота. Он снова стал облизывать живот, захватывая все большее и большее пространство. Сладостное чувство и счастье охватили меня. Я был на вершине блаженства.
- Тебе нравиться? - спросил меня.
- Очень!
- Мне тоже.
Он лизал грудь, покусывая соски и вызывая сексуальный прилив. Хотелось сжать его и не отпускать.
Сок был везде. И везде его шершавый теплый язык касался моего тела. Наверно, я был для него тогда апельсиновым леденцом.
Лишь к утру мы успокоились, и Маська заснул, лежа у меня на груди и тихонько посапывая. Я чувствовал его запах. Он лежал все еще с припухшими глазками и приоткрытым ртом. Он спал, уткнувшись носиком в мое плечо и видя красочные сны. А мне не спалось. Что-то не давало. Он заворочался во сне, пробормотал, и положил руку мне на живот. Она была такая теплая, такая мягкая и нежная, что мне стало легче. Я накрыл ее своей рукой и уснул. Милое и дорогое существо...
Когда я проснулся, солнце уже озарило крыши соседних домов. Он все также сладко посапывал, уткнувшись носиком в мое плечо. Одеяло только немного сползло, оголив белое нежное бедро с легкими светлыми волосиками. Я наслаждался им. Видом его тела, лица, губ, носика, закрытых глазок, по-утреннему взъерошенных апельсиновых волос.
Слышно было, что его дыханье из тихого ночного перешло в глубокое дневное. Он не открывал глаза, но уже не спал. Я поцеловал его в лоб. Он слабо улыбнулся, обнял меня и не отпускал. Мы лежали тихо, не шевелясь. Кажется, он успокоился. Он опять улыбнулся. Ну, слава Богу, успокоился. Хорошо, что это было неглубоко и нетяжело. Конечно, пройдет еще время.
Возле нашего любовного ложа были разбросаны выжатые и смятые апельсины. Да и мы были за ночь выжатые и усталые. Я смыл оставшийся след сока на липком и сладком теле.
И первое, что он сделал, - съел апельсин. Ароматный запах вновь витал в воздухе.
Он остался опять жить у меня. Уже совсем по-другому складывались наши отношения. Вскоре на день рожденья я подарил ему большого плюшевого мишку. Его глаза светились от радости. Он обнял большую игрушку и прижал ее к себе, не забыв поцеловать меня.
А потом опять начались у него проблемы. Та сволочь нашла его и позвонила. Я видел, как у него лихорадочно блестели глаза. Он как-то импульсивно стал себя вести. Делал бессмысленные движения, отвечал невпопад. То сидел молча, уставившись в одну точку, а то вдруг нервно смеялся. Ходил, переживал.
Ну что ему сказать? Да и можно ли что-нибудь советовать? Чтобы не летел, как мотылек на огонь. Сожжется и уничтожиться. Забыть? Не забудет. А может что-нибудь будет? Вряд ли. Кроме боли ничего не будет.
***
- Ты знаешь, мне почему-то кажется, что со мной что-то сегодня случиться. Я это чувствую, - грустно сказал он однажды утром за завтраком.
Прижался ко мне, обнял за шею и затих.
- Смотри! - рванул, открыл дверь балкона и сел на перила. Ноги свесил за балкон.
Мне стало страшно. Я был в оцепенении, боясь пошевелиться. Ничего сказать не мог. Он посидел немного, покачавшись, сплюнул вниз и нехотя слез с перил.
- Вот видишь, ничего не произошло, - разочарованно сказал он.
Я закрыв глаза, тихо сидел, еще не отойдя от шока.
- Ты что, испугался? - он вредно засмеялся и сел рядом.
- Зараза малая, еще раз такое повториться, я тебя сам прибью! - я начал немного отходить. И неожиданно и для себя и для него дал ему звонкого "леща" по затылку.
Он потер затылок и рассмеялся.
- А где у тебя апельсины?
И побежал на кухню искать.
- У тебя их нет, совсем нет! - послышался капризный голос.
Он зашел в комнату, в глазах был укор.
Я поразился его настроению. Только что он был на тонюсенький волосок от смерти, а сейчас переживает из-за отсутствия апельсинов.
- Я сейчас буду, - крикнул он, шумно выскочив из квартиры.
Наступила тишина.
Его чашка с кофе была еще горячей, и легкий пахучий дымок струился над ней. Надкусанное пироженное лежало на тарелке, ожидая своего исчезновения.
Шум улицы слабо входил через открытую балконную дверь. Кто-то посигналил, где-то взвизгнули тормоза, легкий ветерок пошевелил балконную штору. Я сидел с закрытыми глазами, и, то ли от дрема, то ли от какого-то наваждения, мне снился большой, безбрежный и темно-синий океан. Океан был нежен и красив. Его волны подкатывали ко мне и, шипя, откатывали назад.
Паренька все не было, я начал волноваться.
Спустившись на лифте вниз и не доходя магазина, увидел группу людей, что-то обсуждающих. Недалеко от них на серой проезжей дороге бала большая, еще не остывшая, лужа темно-красной крови и несколько раздавленных оранжевых апельсинов. На душе стало холодно и пусто.
Вот и все...
О том, что было дальше ни вспоминать, ни рассказывать не хочется...
Закрываешь глаза, и все оживает вновь: чувства, касания, запах и вкус тела.
Ну, а фотография вот осталась. Паренек и шесть апельсинов.
Сейчас я задаю себе вопрос - любил ли его?.. И не знаю, что ответить. Хочется ответить "да". Но сжигающей, безумной любви не было. Не было и тягучей боли от утраты. Только грусть и печаль. Я уже мудр для таких поступков. Осталось светлое, ясное чувство.
Это одна из страниц, которая, увы, закрылась в книге моей жизни и уже никогда не откроется вновь.