Снеговиктор

- Я тя…у…у-ужасно обожаю! – Расплылся в пьяной улыбке Ромыч. – Оч…чень. Ты ж мой лучший друг и…и… Эх! А давай на брудры…дрершафт!
- Ну-ну! Знаю я твои шафты. В прошлый раз наша дружба перетерпела…претерпела, во! Такое испытание.
Да. От одного воспоминания о «разе прошлом» Ромычу становилось неловко. Виноват был он. Целиком и полностью и от этого становилось еще гаже. Хотелось скукожиться, превратиться в невидимый, гонимый космическим ветром атом и улететь на другой конец галактики. Влиться в поток мерриадов таких же как он частиц и лететь, лететь… Подальше от суровой планеты, называемой Домом. Бесконечно далеко от соседей, именуемых Людьми, а самое главное, от него. Единственного человека, лишившего Ромыча рассудка, здравого смысла и покоя.

Однажды Ромыч уже убегал, но результат оказался предсказуемым. Парень поменял город. За тем страну. Менял квартиры и друзей, пока в один прекрасный день не задумался. В голову пришла банальнейшая, но великая в своей простоте мысль: «От себя не убежишь!». Ромыч высох изнутри, лишенный тепла человеческого участия. Растрескался без живительной влаги чужих слез. Слез радости от встречи с ним и горя при расставании. У него не было ничего и никого в этом холодном мире. Он мог в любой момент лечь и сказать себе: «Умри!» и не было ни малейшего сомнения, что тело мгновенно исполнит приказ. Ромычу стало страшно. По настоящему. В хрупкую, запыленную душу закрался истинный животный ужас и имя ему – Одиночество.

Парень привык жить один. Называл свое состояние – свободой. Независимый романтик, музыкант, поэт, художник… Фримен так, кажется, говорят там, в самой свободной стране на земле. И пусть там ясно и тепло. Там хорошо, но мне туда не надо… Ромыч почти забыл причину, выгнавшую его из дома. Забыл разум, но душа, высохшее перекати-поле помнила и шуршала темными ночами. Удушливыми летними, короткими и мучительными. Ледяными зимними, вьюжными и черноокими.
- Ты должен жить! – Шелестела Душа. – Жить - значит любить! Тебе не уйти от себя! Не убежать, не скрыться под одеялом! Милый… Ну давай еще разочек, а? Дорогой! Ты спишь, что ли?

И теплая ладошка шарит по обнаженному животу и что-то подпрыгивает внутри, при каждом касании нежной, шелковистой кожи. А Ромычу кажется, что острые коготки впиваются в мягкий ливер и выворачивают наизнанку. Она, та, которая сегодня делит с ним постель, читает его, словно открытую книгу.
- Гадание на потрохах…
- Чего? Ты больной что ли?
И Ромыч признается:
- Да, детка. Я больной. Мамочка всегда говорила: «Педики и шизики – одно и тоже».
Признается себе. Про себя. А для Нее шепчет нечто нейтральное, завораживающее, гипнотизирующее их обоих. Очередной самообман…

И вот следующий город. Новый набор «друзей» и среди них Он. Перекати-поле, высушенный комочек, который у других зовется Душою, снова зацвел. Неожиданно. Как всегда. Ромыч сопротивлялся, искренне надеясь, что снова сможет придушить так не вовремя приоткрывшее пухлый, сладкий ротик чувство.
- Он – друг. Просто друг. Кореш. Мне с ним приятно…приятно…о, как приятно! Да… Обними меня еще раз… Не отпускай! Пожалуйста, позволь поцеловать тебя… Нет-нет! Просто коснуться губами невзначай твоей щеки. Вдохнуть мускусный запах утреннего Тебя. Вечером ты пахнешь одеколоном. Это в будни. Тогда ты злой, словно лишенный раскаленной сковороды черт. Я люблю тебя пятничного. Когда приличный костюм чуть помят. Галстук ослаблен, а к аромату дорогого парфюма примешивается горьковатый запах пива. Вот тогда ты улыбаешься, и я могу позволить себе, прикрываясь тонкой вуалью «пьяной невменяемости», повиснуть на твоем плече, скользнуть ладонью по крепкой спине, немного задержавшись внизу…

- А знаешь что, Ромыч? – Бормочет Витька, сощурив правый глаз, одновременно не глядя, пытается нащупать помятую пачку Мальборо.
- Нет.
Знает. Конечно, знает, но не хочет слышать.
- Меня терзают смутные сомнения.
Пачка отловлена, и сигарета подрагивает в крепких пальцах. Ромыч хлопает себя по бокам. Находит зажигалку. Эта сволочь как всегда прячется в заднем кармане джинсов. Щелчок и острый язык синеватого пламени подрезает кончик сигареты.

Витька жадно затягивается. Не спеша выпускает в потолок струйку дыма. Ромыч бросил, но сейчас так хочется взять из вожделенных губ сигарету и хоть на мгновение ощутить их вкус. Пусть лишь суррогат, смешанный с горечью табака. Пусть…
- Чего ты так смотришь? – Витька мрачнеет на глазах. – Слушай, Ромыч. Сколько мы знакомы?
- Че…честно? Не помню. Месяца…два. Может три.
- Во-от! – Тянет приятель. – И за все это время я ни разу не…
Витька закашлялся и Ромыч поспешно выхватил из его руки окурок. Жадно сунул в рот и затянулся. Глова закружилась. Стало так хорошо! Сейчас просто возьму это зардевшееся от выпитой водки лицо и…
- Пора бросать. – Выдавливает вместе с остатками кашля Витька. – Так чего я хотел…
- Выпьем?! На брудершафт! А потом пойдем ваять…Снеговика!

Приятель согласен. Он захмелел не меньше Ромыча. Наверное, даже больше. Разлили водку. Сцепились локтями с каким-то остервенелым рвением, словно вот сейчас начнут бороться, подобно гладиаторам. Глаза в глаза. Выдохнули. Влили обжигающую жидкость в глотки. Ромыч выронил рюмку, высвободился и обхватил приятеля за плечи. Зажмурился, словно это могло ему помочь и…

Витька заржал, словно некормленый мерин. Ромыч тут же отпустил трясущиеся от истерического хохота плечи и отъехал назад вместе с табуретом. А Витька все хохотал, хохотал… На глазах выступили слезы. Живот свело то смеха, но он ни как не мог остановиться.
- Ви-ить… Тебе плохо, Ви-ить?
- Ипать! Бл… бл… Ну ты бл… Ипать!
Ромыч тоже плакал. Не от смеха. И не явно. Слезы закипали в душе. Поднимались бурливым потоком, клокотали в горле, но парень усилием воли заталкивал их обратно. Лицо окаменело. Душа сухим, растрепанным комочком снова отправилась в путешествие по выжженной пустыне.
- Видел бы ты свое лицо! – Выдал, наконец, Витька, отсмеявшись и вытирая ладонями слезы. – Ты че в натуре думал, что я с тобой целоваться буду? Ну ты бл… Говорили мне парни: «Че-то с ним не то. Непонятный хмыреныш». Ага. Теперь-то очень-на понятный. Ромашка! Ну че? С Новым годом!

Ромыч закрыл глаза и умер. Конечно, тело продолжало жить, но рассудок отказывался служить. Мысли проплывали мимо сплошным шумным потоком. Невозможно было разобрать ни единого внятного образа.
- Слышь, ты того… Не обижайся. – Доносился от куда-то с периферии сознания голос Витьки - Я все понимаю.
Серьезный такой голос.
- Ты не думай. Я человек современный. Знаком со всей этой…ну…вашей… Черт! Да не то чтобы я… Ты мне тоже нравишься. Ты думаешь, я не видел? Так ведь заметно. Ипать!
- Угу. – Кивнул Ромыч и открыл глаза. – Я пойду. Думаю… А! Какая разница, что я думаю! С Новым годом, дружище!

Он встал и, пошатываясь, побрел к выходу. Сдернул с вешалки куртку. За спиной зашаркали торопливые шаги. Крепкая рука легла на плечо.
- Постой. Ты это… Не обижайся. Ты хороший парень. Ну, хочешь… Блин! Ну… Можешь мне подрочить.
Ромыч сам не понял, какая сила развернула его на сто восемьдесят. Не осознал, как взметнулся кулак и… Остановился в миллиметре от греческого носа Витьки.
- Не пей больше. – Смущенно пробормотал Ромыч и скользнул в темноту подъезда.

Только охвативший непокрытую голову мороз напомнил об оставленной в теплой квартире шапке. Ромыч поднял воротник и сплюнул. Возвращаться? Смотреть в лицо Витьке? И черт его дернул согласиться отметить Новый год в компании этого…этого… Лицемер! Иного слова не подобрать. Прожженный циник! Он все прекрасно видел. Знал, что Ромыч с ума сходит, и продолжал играть. А может все не так просто? Наверное, Витька просто не знает, как признаться и строит из себя мачо. Ну, конечно же! Он тоже жаждет внимания. Просто нужно было проявить инициативу. Вернуться! Попросить прощения! Выставить себя полным идиотом!

Ромыч шагал и шагал по хрустящему снегу. Тонул в слепящем свете праздничной иллюминации. Плыл в потоке спешащих, опаздывающих, по Новогоднему счастливых людей. Сам не заметил, как свернул к супермаркету. И бесшумно отварились автоматически гостеприимные двери. Ноги несли тело к единственно необходимому отделу, где сверкали золотистой фольгой пузатые бутылки с игристым вином. «Шампанское» настоянное на дрожжах с добавлением лимонной кислоты. Истинно Советский рецепт. По ГОСТу, мать его!

Две бутылки и красный колпак заморского Санты. Или его эльфа. Извращенец! Наш дед хоть Снедурочку за собой таскает, а их Клавус предпочитает маленьких, шустрых гномов. Замученная девица равнодушно швырнула чек и мелочь. Ромыч сгреб бутылки и нахлобучил колпак.
- С наступающим, девушка. Любви вам!
Она не ответила. Ромыч не настаивал. Выкатился на замерзшую стоянку, едва не угодив под колеса наглому «Мерену». Хотел крикнуть, что-то вроде: «Куда прешь?!», но эта фраза показалась настолько заезженной, что просто стало скучно.
- Пошли вы все! Пойду ваять снегови… Снеговиктора!

Пять минут до полуночи. Пустой двор и громадный сугроб, стараниями скульптора превращенный в мужской торс. На месте достоинства пустая бутылка из-под шампанского. Содержимое плещется в желудке Ромыча, придавая бодрости и делая настроение еще гаже. Хочется растоптать изваяние, так похожее на Витьку. Этого бессовестного поганца…
- Ты меня уважаешь? Нет! И никогда не уважал, ибо если бы это было так…
- Ура-а-а!!!
Донеслось с какого-то балкона. Двенадцать. Нужно открывать вторую бутылку.

Хлопок. Пробка ракетой устремилась в звездное небо. Ромыч припал губами к горлышку. Отвратительное наследие предков полилось в желудок.
- Бл… Что за херня?! С Новым годом, Снеговиктор.
Ромыч, покачивающийся, замерзший стянул скрюченными пальцами колпак со своей бестолковой макушки и водрузил его прямо на достоинство Снеговиктора. Получилось не плохо. Даже симпатично.
- Не простудись.
Буркнул Ромыч и, глотая на ходу отвратное пойло, пошел прочь. Он не знал, куда и за чем идет. Наверное, сейчас он совершает последние в своей жизни шаги. Пьяный, одинокий он просто замерзнет под забором… Точнее в песочнице. Или под качелями.
- Какой богатый выбор…
- Извините. Это ваше?
Ромыч медленно обернулся. Вот уже галлюцинации…

Вполне материальная рука в кожаной перчатке протягивала ему красный гномычий колпак.
- Это ведь ваш? Я, признаться, уже полчаса за вами наблюдаю.
Мужчина усмехнулся и кивнул на бутылку.
- С наступившим. Можно?
Ромыч с готовностью протянул бутылку, одновременно выхватывая из щедрой руки головной убор. Нахлабучил колпак на заиндевевшие уши и поморгал.
- Вы… ты… Блин! Замерз чего-то…
Мужчина отпил шампанского, поморщился и с размаху зашвырнул бутылку в сугроб.
- Это не шампанское. Это даже не вино. Это… Не знаю, что это такое. Может ко мне? – Как-то слишком просто предложил мужчина. – Я здесь не далеко живу. Один сегодня. Не хотелось встречать Новый год в тишине. Вышел во двор, а здесь… Данила-мастер ваяет…
- Ром… Роман меня зовут. А этот… Снеговиктор.
Мужчина искренне и совершенно беззлобно рассмеялся.
- Как? Снеговиктор? Ну, ты фантазер. Кстати, я тоже Виктор.
Ромыч икнул и зажмурился. Не может быть! Просто не может такого быть!
- Вам плохо? – Заволновался мужчина и сделал шаг навстречу теряющему рассудок парню.
- Нет. – Прошептал Ромыч. – Все нормально. Просто я…кажется я… СНОВА ПОВЕРИЛ В СКАЗКУ.