Три метра под снегом

Первое, что я услышал, был треск. Как будто кубик льда раскалывается, попав в горячий напиток. Следующим был нарастающий шум, становящийся похожим на рычание. Земля задрожала под ногами, и воздух наполнился холодом, пришедшим неизвестно откуда. Если после этого я не посмотрел бы во всех направлениях, стараясь узнать, что происходит, погрузившись в свои мысли, значит, я слишком беспечен. Когда поднял взгляд и посмотрел, лавина находилась так близко, что почти не дала мне времени развернуться. И это меня спасло.

Дикий шквал снега сносил все на своем пути, ломая деревья, как будто это были зубочистки, и стирая следы спускающейся лыжной колеи. Повинуясь какому-то разуму, я предпочел остановиться за сосняком, как за кулисой, и от туда стал наблюдать происходящие в долине разрушения. Если бы продолжил съезжать, стараясь использовать всю скорость хода моих лыж, то с полной уверенностью могу утверждать, что не доехал. Знаю, потому что видел некоторых из моей группы, попробовавших это сделать. Те, что продолжали дальше съезжать к пропасти, были безжалостно брошены в нее раньше, чем могли подумать, как выбраться из этой мышеловки. Лыжный спуск исчез полностью этим утром. Тонны снега обрушились сверху на людей и упали вместе с ними. Я удивлюсь, если кто-то из них сумеет выжить.

Когда гнев и грохот лавины прекратились, я достал мобильный телефон и набрал номер службы спасения. Раньше не было звука или даже сигнала, что находимся вне зоны действия. Я сказал себе, если лавина и снесла какую-либо антенну или катастрофа была бы большей, чем я подумал, то полицейского отделения, расположенного сотню метров ниже, также коснулась. Для сомнений времени не было. Скользя, как мог, по белой поверхности, почти пешком, я прибыл к окончанию спуска во все еще находящуюся в снежной дымке долину. Для меня зрелище оказалось таким страшным, как будто вырванным из ночного кошмара. Если бы ад был холодным, то был бы похож на это. Кроны деревьев разбросаны во всех направлениях, стволы, корни, камни были перемешаны, создавая панораму, от которой моя кровь застыла. Еще больше застыла, когда обнаружил первую руку, показавшуюся среди останков.

Я остановил лыжи и начал копать. Еще немного и показался торс мужчины, потом лицо ... с застывшей маской ужаса, синеватое. Я помедлил, убеждая себя в том, что для него ничего сделать не смогу. Я оставил его так и осмотрелся вокруг. Я не был уверен, что действительно хочу еще что-нибудь здесь найти. К несчастью проделал это еще с некоторыми. Предположил, что лавина начала движение от верхних треков, набирая свою силу, увеличивая разрушения, прежде чем добраться до меня. На своем пути она смяла намного большее количество лыжников, чем я представлял. Я продолжал рыть снег в течение еще некоторого времени, счет которому давно потерял, пока силы не иссякли и не уселся, чтобы заплакать. Дождаться бы команды спасения!

Снова погрузился в свои размышления: что случилось с ребятами, с которыми я приехал? они ушли раньше? Тогда я заметил движение. Слишком слабое, настолько, что если бы не прямо подо мной, то и не заметил. Но там оно было, поверхность прогибалась и раскалывалась, как будто что-то ее толкало ... что-то... или кто-то. Кто-то подо мной. Прежде чем успел завершить свою мысль, я уже рыл со всей поспешностью, какую мне позволяли мои оледенелые руки.

После первого метра снег становился тяжелым. Снег настолько сильно уплотнился, что приобрел консистенцию застывшего цемента. Сотни килограммов рухнули и развалились за несколько минут. Сейчас казалось, что они пролежали там годы. Второй метр показался ужасным страданием из-за ноющих пальцев, хотя я руки заменил одной из мои лыж, используя ее как лопату. Так же меня охватывал страх, что дно отверстия, не выдержав моего веса, провалится, похоронив вместе с выжившими жертвами. Я рою в правильном направлении? Если я просчитался с местом, откуда рыл оставшийся в живых человек, то, что будет? Я надеялся, даже желал, что это не животное или не просто объяснялось бы движением камней. Выкинув эти мысли из головы, продолжал рыть и рыть. Третий метр выдал доказательство, почему даже малюсенькой надежды мне хватило удостовериться, а не развернувшись, и не уехать от сюда, побежденному усталостью и страхом. Я услышал голос.

Сначала я не понял, что это значит. Это был кто-то живой, но пойманный в ледяном гробе. Я набросился острием лыжи на стену, хотя уже почти не мог двигаться. Вдруг реальность происходящего мне бросилась в голову. Я провалился практически головой вниз в туннель, недавно выкопанный в снеге лавины, в узкое пространство, чтобы двигаться и маленькое, чтобы выбраться, теряя ненадежное равновесие. Приступ клаустрофобии сжал мой желудок. Переборов это чувство, отложил лыжи в сторону и начал рыть пальцами. Я уже ничего не слышал и боялся худшего.

В этот момент часть туннеля напротив меня обвалилась вниз и я увидел красный анорак, руку, часть ноги... В крошечной пустоте между камнями в пузырьке воздуха белого моря снега лавины, находился оставшийся в живых и спасенный парень. Он был приблизительно моего возраста, тонкий, почти хрупкий, из под натянутой до глаз для сохранения тепла промокшей насквозь шапочки выбивались черные пряди волос. Его нос, уже темно-синий, показывался из под шарфа, опущенного, чтобы попросить о помощи. Половина его тела продолжала находиться в лапах льда, но его взгляд просветлел, когда появился я.

- Помогите … он пробормотал.

- Спокойней, скоро все закончится, – сказал и сжал его руку, чтобы он заметил мой контакт.

- Я замерзаю … - только и смог он проговорить. Он должно быть на ограни обморожения, и если не поспешить, то к тому времени, как стемнеет, ему будет гораздо хуже. По крайней мере сейчас он не подвергается риску остаться без воздуха.

- Как тебя зовут? – спросил у него. Всегда мне казался тривиальным этот вопрос, особенно когда слышал в фильмах, но сейчас я понял его важность.

- Виктор – прошептал он.

- Меня зовут Мартин. Я сейчас пойду искать помощь, - сказал ему. – Не бойся, Виктор, я тебя не оставлю.

Его глаза помутнели, как будто не поверил мне, но у него не было сил протестовать, ни других альтернатив. Я полез назад как мог и через некоторое время, показавшееся мне вечностью, уже ехал по поверхности. Как и боялся, время стремительно летело. Темнело, но все еще не было слышно ни звука спешащих на помощь, ни вертолетов, ни собак, ни снежных мотоциклов. Достав мобильный телефон, и к своему огорчению обнаружил, что все еще нет сигнала. Если мы изолированы и никто не знает, что произошло, а еще хуже то, что они могли бы узнать, но мы не способны подать сигнал тревоги.

Меня посетила идея о том, что придется провести ночь, заботясь о Викторе, зная, что снижение температуры может убить нас обоих, тем более на глубине в три метра.

Я слышал, что это наилучшее укрытие, что такие постоянно делают эскимосы и путешественники. Но с все еще онемевшими от леденящего холода пальцами в это верилось с трудом. Снаружи это казалось возможным, но не внутри же ... в качестве запертого внутрь ледника, наблюдая течение времени.

Прилагая усилия к лыжной езде, проехал склон, не удаляясь слишком далеко, но достаточно, для того, чтобы увидеть станцию на дне долины. Если было бы хоть какое-нибудь движение, то подал бы сигнал или, отчаявшись, попробовал бы пересечь лес перед наступлением темноты. Чтобы не потерять место моего ненадежного туннеля, я выдернул ветвь, привязал к ней платок и воткнул рядом с входом. На всякий случай я отметил ближайшее дерево, зная, что если случится новый обвал, ветвь мало бы послужила. Я предпочел не предупреждать Виктора, чтобы не огорчать его еще больше, и уехал так быстро, как только мог.

Дороги были мне не знакомы, потому что в действительности это мои первые выходные на этой станции. На самом деле не имело значения, особенно после того, как лавина убрала столбы, знаки и любые другие ориентиры, оставленные человеком. Попытался представить себя на краю пропасти, чтобы настроить мысль на то, как выбраться. Через десять – пятнадцать минут деревья поредели и склон превратился в крутой спуск, подвластный только опытным лыжникам. Но мне не потребовалось спускаться по нему вниз. От станции осталась небольшая часть черепичных крыш, видимых среди белой накидки. Лавина, которая пыталась убить Виктора и меня, была всего лишь младшей сестрой той, что пронеслась по горной цепи наискосок, похоронив всё и вся.

Не обдумывая то, что сейчас увидел, я развернулся для возвращения. Я уже был уверен, что не увижу никакого движения и группы спасателей. Я был готов к этому. Рассудил так, что даже при своевременном сигнале трагедии, потребуется часы, чтобы хоть кто-нибудь появился, и это время надо как-то прожить. Часы, которых у меня не было, у Виктора их еще меньше. Сопротивляясь усталости, поехал назад. Увидев знак входа в туннель, я стал гораздо более спокойным.

Падая от усталости, я вновь шел по своим следам. Заметно стемнело в эти часы вечера. Туннель казался норой волка.

- Виктор, ты меня слышишь? – спросил перед тем, как разжать крепление.

– Да... –отозвался он. Его голос ослаб еще больше, чем в прошлый раз. Я вытащил из кармана плитку шоколада и миндаль, которые купил перед поездкой сюда. Спрятал их в рукав и начал спускаться. Мое тело уже увеличило пространство и поэтому я продвигался с большим удобством.

- Я подумал, что уже не вернешься, - сказал голос напротив меня в темноте.

- Я не оставлю тебя здесь. Я вытащу тебя, доверься мне, - ответил я, улыбаясь, хотя и догадался, что он меня уже не видит. – Я принес тебе кое-что из еды.

- Спасибо ... вот только то, что убивает меня, так это жажда, - он сказал.

- Сейчас съешь это, а потом мы решим с водой, - ответил я.

Достал шоколад из рукава и распечатал. Найдя, где находится его лицо, я положил пальцы к его губам. Другой рукой я поднес шоколад. Он жадно откусил. Прошло немного времени, но он казался уже уставшим. Половина тела, похороненная во льде, наверно, заставляла сильно страдать и требовала пополнение калорий. Мне подумалось, что даже в плену снега он находится в лучшем положении, чем могло бы быть. Я помещал миндаль между его губами, один орех за другим. Почувствовав его язык, вылизывающий последние крупицы соли между моих пальцев, когда миндаль закончился, меня охватила дрожь, пробежавшая в мой затылок.

- Я попробую вытащить тебя от сюда, - сказал ему. – Где тебя зажало? Какую часть тела?

- Хуже моя левая нога, я ее уже не ощущаю, - ответил он. – Левой рукой также не могу двигать, но ощущаю пустоту вокруг нее. И уже не ощущаю холод.

- А остальные части тела?

- Что-то неудобно, но без повреждений. Чего не могу вытерпеть, так это жажду.

- Я съезжу посмотрю, вдруг кто-то из них… людей, убитых лавиной, взял с собой что-нибудь типа фляги или чего-нибудь похожего, - сказал и остроумно добавил. – Не двигайся.

- Хорошо, не стану, - через несколько секунд зазвучал смех, усталый, но искренний, от чего мне стало легче.

Обратный путь я совершил, пресмыкаясь и приподнимаясь. На себе ощутил, что яма защищает от холода и ветра. Может быть это и есть самый лучшая перспектива, чтобы провести ночь. Я побежал к тем телам, которые нашел раньше, молясь о том, чтобы меня не застала ночь. Мне казалось, что не смогу сориентироваться в сосняке в слепую. Роясь в кармане у первого, я не нашел ничего кроме бумажника, непригодного мобильного телефона, ключей и жевательные резинки. Так же мне не повезло и со вторым, и третьим. Четвертый оказался подарком небес: пара энергетических батончиков и ручной фонарик-брелок. Я опробовал его, он продолжал функционировать.

Возвращаясь к туннелю, раздумывал, как добыть воды. Самый простой способ – растопить снег, но без солнца и резервуара, в который собирать воду, – мне казался невозможным. Делать это моими руками я отказался из-за сильной боли, которая была вызвана рытьем отверстия. Если она продолжится, то мне отрезали бы пальцы. Моя жажда уже тоже становилась проблемой. Я взял горсть снега и положил в рот. Холод, опускаясь вниз по горлу, успокоил меня немного. Я повторил процесс и получил достаточно жидкости, чтобы забыть это чувство.

Устроившись возле Виктора снова, я предложил ему, чтобы он попробовал. Осветил его ручным фонариком и поднес горсть снега к его губам. Я замер. Они были такими лиловыми, что не поверил, что они способны вытерпеть холод. Он потерял столько тепла, что любое дополнительное усилие отбирало у него минуты или, может быть, часы. Он умоляюще на меня взглянул.

- Все будет хорошо, - сказал я ему. – Есть способ. Я надеюсь, что он не имеет для тебя значение.

- На данный момент, - он засмеялся, - думаю, что мало вещей имеют для меня значение. Делай то, что ты хотел сделать.

Я поместил в рот снег и стал ждать. В свете ручного фонарика, в течение этих секунд, я видел его глаза, пронизывающие меня. Он знал, что будет делать, но я не мог догадаться о том, что он думает. С водой, заполнившей мой рот, я склонился над ним, пересекая маленькое пространство, выкопанное вдоль его тела. Он вытянул свое лицо, помогая мне, и ему удалось не думать о своих губах, которые соединились с моими. Он начал пить воду из моего рта, до последней капли. Это было мгновение, но оно казалось становилось вечностью. Задержавшись еще на один миг положенного, я заметил его холодные, но мягкие губы на моих, которые давали впечатление пульсации с той же скоростью, что и мое сердце. Я отстранился.

- Спасибо, - сказал Виктор.

- Не за что, - ответил я. – Ты сделал бы то же.

Меня поразило другое – эти не поддающиеся расшифровке взгляды и улыбка. Я ответил ему, надеясь, что это поможет скрыть тот зуд, который все еще ощущался во рту. От контакта с его кожей, думал. И в этот момент кусал язык, чтобы это забыть.