А я - тебя

 

Я ожидал этой встречи весь день. Думал о нем, сидя в своем кабинете за столом, перед стопками чужих стертых бумаг. Ко мне приходили чужие люди и подсаживались напротив. Подставляли свои лица, фигуры. Некоторые робко стучали, прежде чем войти, другие врывались как вихрь, принося с собою запахи улицы, иногда духов, а иногда нездорового пота. Я принимал их механически, по накатанной, пятнадцать минут на каждого, и смотрел по- доброму. Мысли мои были далеко отсюда. Мне было не важно, что зашедший ко мне человек принес в себе. Страх ли, обиду, злость. Я не психолог, но владею словом и имею легкий характер. Я не беру к сердцу чужих бед и страхов, но могу скрасить досаду и нервозность добрым словом, могу унять их раздражение. Я знаю, что на работе меня ценят, кроме прочего, еще и за это. 
Итак, я весь день ждал нашей встречи. Пусть и в последний раз перед даже неизвестно насколько длительной разлукой. Но если бы я думал только об этом, как о последнем шансе видеть его таким – молодым и пока еще относительно свободным, то мне было бы очень грустно. Нет, я переключился. У нас будет долгожданная для обоих встреча, и он принесет с собой свой запах, свои  серые умные глаза, свою кротость и красивое, тонкое тело. 
Он – как принц. Нет, не для меня, конечно. Сам я далеко не принцесса. Если бы можно было переселить нас в сказку, то я наверняка бы занял бы роль феи-крестной. Доброй для всех, заботливой тетушки. У меня и волшебная палочка есть. Хотя нет, здесь я уже вру, откуда бы ей взяться? 
А он и в быту оставался принцем, в нашей обыденной, серой и душной реальности. 
 
За окном в тот день гудели машины. Вечные пробки. Была теплая осень. Он пришел за какой-то ерундой, кажется ему была нужна справка. Едва я увидел его лицо, обнаженные до плеч руки, присмотрелся к походке… Меня повело, как в ранней юности. Крутанулись пол и потолок, меня бросило в жар, я повел себя, должно быть, глупо. Мне было нужно, я привык добиваться, поэтому возникла отчаянная смелость внутри, да прохладная влага в глазах. Каждый раз, когда я видел его, так поначалу и было. 
Я бросился в яростную атаку. Применяя все свое щедрыми небесами данное обаяние, лучше улыбку и самые смешные шутки, обволок его сиропом слов и взглядов, облил его же пивом, зашутил, заулыбал, прокатил с ветерком. Это было не быстро. Но стоило того, настолько я нуждался в этом общении. Пришло время, он и сам уже при встрече тянул ко мне свою костлявую длиннопалую ладонь, жал мне руку крепко, уверенно. Мне нравится в нем все, даже его рукопожатие. От встречи, до прощания, он весь.
Все мне приятно в Алеше. И продолжает оставаться таким же будоражащим и солнечным. Это тот случай, когда попадание вышло с первого раза, когда никто не подвел и все сложилось. Хотя, подстраиваюсь я, потому почти все идеально. Он не может, у него обязательства и обстоятельства. Но я на правах старшего, опытного, более сильного и смелого, делаю все легко и непринужденно. Я могу стерпеть почти все. Почти.
 
К вечеру, часа в четыре прошел кратковременный дождь. Город умылся. Я видел дождь, обернувшись в окно и слышал густой шум за спиной. Было некогда попить чаю, люди шли потоком. Дождь вылился, и на город опустился яркий закат. Желтые косые лучи, словно сказочный фильтр, приукрашивали и озаряли, отлетая от стен, деревьев, дорог и машин солнечными зайчиками. А я еще совсем не чувствовал усталости.
В половине седьмого я вышел на улицу. Алексей уже ждал меня на мокрой, покрытой теплыми парящими лужицами стоянке. Приближаясь, я уже наслаждался им. Худощавый, спокойный, даже слегка медлительный. С плохим зрением. Белокожий, с рыжинкой, очень молодой человек. Со сколом на левом клыке, который видно, когда он улыбается. Даже красные прыщики на скулах не портят его. Я смотрю на него сквозь фильтр влюбленности, я это понимаю. Ну и пусть. 
-Привет, Саша. Отработал? Ф-фух, я думал, этот день никогда не закончится. 
-Твой день, между прочим. Который не повториться, - сказал ему я вместо того, о чем думал на самом деле.
Он только отмахнулся.
-Ох, Саня, поехали. Я жутко как хочу есть. Вези хоть куда-нибудь. Побыстрее.
Я выдал ему блестящий новенький шлем, и он сел позади меня. 
-Скользко! – крикнул он мне в спину.
Я покачал головой, давая понять, что все под контролем. 
Мы с Алешей поехали в кафе. Недорогое, с хорошей лазаньей в меню и сладким глясе. Мой выбор, мне там нравилось. Алешка соглашался и с блаженством на тонком лице точил все, что я  ему навязывал. Я люблю смотреть на то, как он ест,  в еде он был непривередлив.
Мой мотоцикл мягко шлепал по лужам. Мы ехали медленно, стояли на каждом светофоре. Алешка не цеплялся за меня, хотя я и просил сидеть ближе, на байке это было можно и нужно. Но он был щепетильным. Хватался за багажник, откидываясь назад. 
Мы доехали почти до центра. Сели в кафе у самого окна, перекусили. Мы часто переглядывались, сидя напротив друг друга. Больше молчали. В разговорах мы были сдержанны, нам обоим после работы хотелось молчать. Возможно, ему было грустно, но он пока не давал мне этого понять. А я радовался тому, что он рядом. Я умею ловить момент, я ценю каждый свой час, я ловлю каждый такой шанс быть счастливым. 
Я не знаю, откуда это у меня. Мне бы хотелось передать ему этот дар. Это самое дорогое, что у меня есть. Не считая, конечно его, Алешку, ну и еще моего мотоцикла. 
-Ко мне? – спросил я.
Он кивнул. Все-таки ему было грустно. Он был взволновал и нервничал. Теперь я это видел. 
На улице стало свежо. Начало смеркаться. Весенние, еще молодые сумерки. Ветки тонких акаций слегка качались. И еще у памятника Платонову завели эти странные деревья, названия которых я до сих пор не знаю. Такие большие, с огромными светло-зелеными листьями и кривыми стволами. Соцветия у них белые, пирамидальной формы, тоже огромные. Красиво.
Мы сели на мой мотоцикл, проехали широкий проспект и выехали на кольцо у Памятника Славы. Движение было плотное, я притормозил и опустил вниз левую ногу. Справа вырулил серый киа. Возможно, чувак попутал тормоз и газ, или просто попутал рамсы, но я увидел, что он несется на кольцо, не думая сбавлять и уступать нам. Я в испуге крутанул руль и дал по газам, чтобы избежать столкновения. Алешка, сытый и расслабленный, не удержался и слетел на бок. Он вообще не держался ни за что руками, я понял это в тот же момент. Он упал и ударился головой и плечом об асфальт. Я остановился, спрыгнул и бросился к нему. 
Помог ему подняться. На нас все таращились из машин и с тротуара. Его шатало, но он сам держался на ногах. Я лишь придерживал его за ворот куртки.
-Рука…
-Голова как?
Он морщился, прикрыв глаза.
-Болит плечо. Вот черт…
-Садись. Все будет в порядке. Я тебя сейчас осмотрю. Алеша, ты держись, ради Бога. Держись за меня, когда мы поедем,- тихо попросил я.
-Да…
Мы поехали ко мне на работу. Прошли охрану, я взял на вахте ключ. 
-Я загляну к себе всего на полчасика.
-Хорошо, Александр Анатольевич. 
Мы поднимались вверх на старом, лакированном изнутри лифте. 
-Алешка…
Я прижал его правой рукой к замусоленной холодной стенке. Он слабо улыбнулся.
-Все хорошо. Ты шлем видел? А что, если бы его не было?
Я не успел ничего сказать и сделать. Мы приехали, двери лифта со скрежетом открылись. 
Я отпер дверь кабинета и зажег свет. За окном уже порядочно стемнело, я плотно задвинул жалюзи.
Алеша сел на кушетку, я помог ему снять куртку и рубашку. Н его плече был довольно сильный ушиб, но не более. Это было падение не на скорости. Я прощупал его, заставил подвигать рукой. Обошлось.
Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. В моих глазах была лишняя влага. Нет, я почти никогда не плачу. В последний-то раз это было на похоронах моего дедушки, еще в студенчестве. Но от избытка чувств, от радости, которую я испытывал, глядя на него, что-то там в глазницах выделялось. В общем, у меня текли и слезы и слюни. 
 
-Не переживай. Я сам виноват. И уже почти не больно. 
-Ты понял, как важно держаться? Усвоил этот урок?
-Да, Саша, да…
Он лег на холодную кушетку, на спину. Руки вдоль тела, длинные, нежные, неподвижные. Я склонился над ним, вдыхая его запах и тепло, идущее от тела.
-Как ты потом будешь осматривать здесь пациентов? – с улыбкой спросил он.
Я молча улыбнулся ему. 
-Санька, ты замечательный, -вдруг сказал он. 
Мне было приятно слышать это, но лучше бы он этого все же не говорил. Это было лишнее. Впрочем, у него были какие-то свои мысли на мой счет, он имел право высказаться. Тем более, мне никогда не было стыдно за него, как бывало порою стыдно за других, родственников, друзей или даже просто знакомых. Это нехорошее чувство было мне хорошо знакомо. Стыд за чужую глупую речь, за чужие дурные  поступки. Про него же я всегда – знал: все, что он скажет – правильно и нужно. В нем не было ни пошлости, ни грубости. Но он умел постоять за себя. Он начитан, умен, талантлив. Родом из деревни, окончил художку, выучился на архитектора-дизайнера. Отличник, молодчина, любимчик в семье и в коллективе.
Я бы не отпускал его надолго. Держал бы подле себя. Давал бы возможность работать, развиваться, общаться, с кем он хочет. Но его личное было бы моим и он сам, со всеми своими мыслями, жестами, взглядами и запахами. 
Мне хотелось его удержать.
  
Про холодную клеенку под своей спиной он забыл, про плечо тоже. Я не сводил глаз с его лица. 
Не знаю, в какой момент это произошло, но в процессе,  посмотрев на его белый, втянутый живот, я словно очнулся. Медленно и неохотно, как от сладкого сна. Ну и как она там? Твоя жена. Наверняка у нее просто огромный живот. Ведь со дня на день должна родить. Девчонка, которая, возможно, полюбила тебя за то же, за что полюбил я. За доброту, за красоту и щедрый, мягкий характер. И продолжает любить так же, как я. Мы никогда не говорим о ней. Но она существует. В этой реальности. А мой Алеша – отец семейства. Тогда почему он все еще со мной. Что творится у него в душе? Почему он позволяет себе быть здесь? 
Нет, я не какой-то там чокнутый поборник морали. И понимаю все. А он? Все ли он осознает? Он достаточно взрослый? Да и так уж ли это важно? Меньше всего мне бы хотелось его терять. Я избегал этих мыслей, насилуя свой собственный мозг, но на меня накатило еще сильнее. И почему сейчас? Почему эти мысли  не пришли ко мне завтрашним утром, как дурное похмелье. Почему мне плохо уже сейчас?
Я вытащил из под его потной поясницы правую ладонь и шлепнул его по заду. Несильно, по моим меркам.
Он приоткрыл свои глаза. 
-Сань…ты что?
Грубости между нами никогда не было. Боль я тоже не терплю. Но все же…. Мне не жалко ее. Возможно, совсем немного мне жаль их ребенка. Маленького такого, спящего и слабого. С невидящими еще глазами и крохотным, пуговичным носом. Было ощущение, что я убиваю его. Откуда все это во мне? 
Почему я вообще думаю о нем во время своего секса?
Я снова ударил Алешку. А затем еще раз. Он мигом вскинулся и привстал. Отполз от меня. 
-Саша, ты что делаешь? Ты сошел с ума?
Да, именно так. Мне резко стало плохо. Позже, размышляя над этим, я пришел к выводу, что причиной стало переутомление. Тем  я и успокаивал себя. 
Я протянул свою руку и мазанул его уже по лицу. Мне стало все равно. Я видел, как он испуган, растерян. Я схватил его за шею. 
-Саша, это из-за того, что я упал? Что с тобой? Очнись!
Я повалил его кушетку и сдавил руки на его шее. 
Странное это было чувство. Как в детстве, когда видишь красивый цветок. Такой гордый, пышный. И руки сами тянутся сорвать его. А затем смять, изломать, раскрошить на дорогу, почувствовать на пальцах его хрупкость.
Я начал убивать Алешку. Мне настолько сильно не хотелось его терять. 
 
В дверь начал кто-то ломиться. Кто-то упорно пропихивал в замочную скважину неподходящий ключ. Ручку двери подергали, потом снова стал совать ключ.
Я разжал руки и вскочил. Отошел к окну. Зачем-то выглянул наружу, проковыряв пальцем тонкую щелку между шершавыми голубыми лентами. За окном была уже ночь. В лужах на черном асфальте отражался и множился свет фонарей.
Кто-то сердито бормотал за дверью, дергал ручку. Уборщица – догадался я. 
Я развернулся. Полностью обнаженный, но хотя бы в собственной коже. Душа же моя сейчас была наизнанку, мясом наружу. 
Алексей, голый, весь в красных пятнах после нашей борьбы, сидел, опустив ноги на кафельный пол, уронив голову в свои ладони. Место ушиба на его правом плече наливалось бордовым –там будет знатный синяк. 
Уборщица с маниакальной и ненормальной настойчивостью дергала дверь. 
-Александр Анатольевич, вы там?
-Да, - глухо отозвался я.
Алеша вскинул голову и посмотрел на меня взглядом обиженной  и испуганной собаки.
-Мне нужно убраться у вас в кабинете! – сказала она из-за двери.
-Да. Подождите минуту, я открою, - сказал я. 
Мы молча оделись, застегнули на себе рубашки и штаны, и я открыл дверь. 
-Ключи лежат на столе. Сдайте потом на вахту, - сказал я  нашей уборщице.
-Хорошо, Александр Анатольевич. 
Свет в узком голубоватом коридоре мигал, лампы над нашими головами шипели,  в самом конце коридора была темень. Обстановочка как в добротном хорроре. Мы молча шли рядом. Алеша хрипло дышал. Думаю, у него болело горло.
Он, оказывается, совсем не знал меня. А я себя разве до этого знал? Нельзя так сильно любить. Мне – нельзя. 
Мы разошлись на крыльце. Но прежде немного постояли рядом. Наверное, стоило бы покурить, но мы оба не курим. Алеша мне сказал:
-Я не могу так уйти. Я ведь с тобой был…, ох… Скажи мне хотя бы, почему ты сделал это?
Я ничего не сказал ему, так как ответа у меня не было.
 Воздух вокруг нас был прохладным и плотным. Я смотрел себе под ноги и не слышал городского шума. В ушах у меня стоял протяжный, нескончаемый гул.
-Как далеко бы ты зашел, если бы не эта баба Клава со своей уборкой? 
-Тебе лучше этого не знать.
-Не уверен. Ты… Ох… Я, кажется, догадываюсь…., - он тяжко вздохнул, -Ты ко мне так относишься, а я… Я хотел тебе сказать сегодня, хотя сейчас это не к месту…но скажу. Знаешь, я решил…назову ребенка Сашей. Я люблю это имя.
-А я – тебя. 
В два шага я спрыгнул с крыльца и пошел на стоянку. Я знаю, что эти мои слова ошарашили его. Знаю, что он стоял и смотрел мне в спину. 
Мой мотоцикл блестел, покрытый вечерней росой. В черных лужах отражались желтые фонари. На сгибе локтя у меня висел Алешин поцарапанный шлем.

2018.