Марик Войцех
"Сказка" Булонского леса
Аннотация
Нуарная зарисовка, современная интерпретация сказки "Красная шапочка", написанная от лица Волка.
Нуарная зарисовка, современная интерпретация сказки "Красная шапочка", написанная от лица Волка.
Очередная пустая ночь, холодная, колючая. Так и хочется завыть в голос на сырную головку луны, проглядывающую сквозь голые ветви. Вот-вот уже забрезжит рассвет, я продрог, старая косуха не греет, лишь холодит, забирая то малое тепло, что осталось. Свет фонарей тускнеет, скоро он окончательно погаснет, уступив место космическому светилу. Я лишь поднимаю воротник, отчаянно выдыхая в промозглую влажность сизый дым из уставших лёгких. Может, стоило напиться и уснуть до вечера, денег осталось немного, но на дешёвое бухло хватит. Под ногами оранжевые листья, над головой оранжевый нимб «фонарной духовности» - это осень моей жизни. Я убыстряю шаг, мечтая лишь скорее добраться до своей «волчьей норы», выкурить заныканные полкосяка, сожрать что-нибудь и, возможно, полирнуть чем-нибудь горячительным.
Она почти налетает на меня - весёлая, пьяная, рыжая, падает мне в объятия, а я ловлю, едва не выронив сигарету изо рта. Улыбается мне игривыми глазами и хохочет, поправляя красную беретку, сползшую на лоб, а я отчего-то переживаю, как бы она вдруг не блеванула мне на куртку.
- Вооолк, - кокетливо произносит она и протягивает мне бутылку сидра, в которой на дне покачивается жёлтая прозрачная жидкость цвета мочи.
- Да ты в хламину.
От неё пахнет яблоками, смешался аромат бессменного DKNY и выпитого сидра. Я помню её ещё девочкой, из маленькой хулиганки она вымахала в пикантную особу. Пухлые губы в красной губной помаде тянутся ко мне, оставляя влажный след на небритой щеке.
- Мне сегодня попался такооой щедрый клиент! Член у него как мармеладный червячок, но мы-то с тобой знаем, как обращаться… с червячками! - она прыснула смехом и расхохоталась, повиснув на мне. - Сейчас бы ещё… - она скорчила недовольную гримасу, - у тебя есть что-нибудь? А?
Я отрицательно качнул головой.
- Тебе уже сидра многовато.
- Старый никчёмный зануда, - она оттолкнула меня.
- Возможно, ты права. Могу вызвать тебе такси.
- Ничего лучше не придумал! - обиженно и зло пфыкнула, будто бы протрезвев.
- Почему ты не бросишь это место и не уедешь куда-нибудь? Ты же ещё так молода.
- Иди ты к чёрту со своей заботой! Я уже не ребёнок! Мне здесь НРА-ВИТ-СЯ!!! - прокричала она и пошла прочь, покачиваясь на высоких каблуках и продолжая обкладывать меня грязными ругательствами.
«Мерд» - самое скромное из всех. Удаляясь по аллее и сверкая красными подошвами высоких сапог, она показала мне на прощанье средней палец, украшенный алым коготком.
Я сплюнул в сухую листву и поспешил прочь, не желая, чтобы бдящие спокойствие Булонского леса «фараоны» сочли меня виноватым.
В крохотной квартирке-студии с окном, выходящим на кирпичную стену, я так и не смог уснуть, провалявшись одетым на смятой постели пару часов, я выкурил припасённый косяк, потом сварганил себе макароны, сдобрив их самым дешёвым сыром. Плотно пожрав, я всё-таки уснул, а когда проснулся, солнце золотило кирпичную стену за окном.
В зеркале отражается обрюзгшая серая физиономия, чёрные волосы до плеч процентов на сорок тронуты сединой. Я оскалил зубы, оголив жёлтые от никотина клыки, нещадно чистя их изношенной зубной щёткой. До сих пор поджарый, не раздобреешь при таком-то заработке. Золотистый вечер - самое время растрясти тяжесть в животе и навестить Бабулю, скрасить грусть-тоску, разбавить депрессию «препаратами».
Недалеко, почти на самой границе с Булонским лесом в одном из старых домишек с богатым криминальным прошлым живёт Бабуля, некогда «ночная бабочка», позже сутенёрша, а на старости лет увлёкшаяся выращиванием марихуаны на дому и производством лёгких галлюциногенов. Мы с Бабулей многое повидали. Она - так совсем динозавр, реликт Булонского леса.
Тёплый вечер наполняет меня нездоровым оптимизмом, когда я добираюсь до узкой улочки, захожу в подъезд и поднимаюсь по лестнице на второй этаж. Звонок выдаёт птичьи трели.
- Иду-иду, - доносится прокуренный, но всё ещё зычный голос.
Скрипит ржавая защёлка, дверная цепочка, натянувшаяся на уровне обвислых грудей старухи, преграждает путь.
- Волчара ты позорный! - улыбается Бабуля, блеснув золотым зубом, - проходи, садись в кресло и подожди меня, у меня там… кое-что на плите убегает, - подмигнула она заговорщицки.
Для меня не секрет… что она там? «Печёт свои экстази-блины», печенье или пироги с марихуаной? Я устраиваюсь в старое кресло, пытаясь расслабить закостенелую спину. Бабуля возвращается и садится на диван напротив.
- Что смурной?
- Видел наутро твою внучку.
- Смотрю, ты испытываешь больший отеческий трепет, нежели кто-либо из её физиологических родителей. Если мандёнка не послушала меня, неужели она послушает старого пидораса? Кого ты пытаешься обмануть?
И пока я разгадываю шарады на её иранском ковре, она продолжает поучать:
- Ты прекрасно знаешь, что её алкоголичка-мамаша - «девушка с востока», бегала всю свою жизнь, задрав юбку. И как только появились штаны поинтересней, она свалила навсегда. Туда ей и дорога, «красная славянская манда». Дочка - вся в мать, я говорила ей, чтобы она шла и училась, у них сейчас столько возможностей, но она теперь… Красная Шапочка… - Бабуля прошипела ругательство, - ну, хватит о ней. Как сам-то?
- Будто не видишь. Я старею. Когда-то мне платили бабки за то, чтобы у меня же отсосать, а теперь… посмотри на меня. Кругом молодость. Мы с тобой - вымирающие виды.
- Ты - редкий зверь, вот уж соглашусь. Не грусти, - она крепко хлопнула меня по колену, - у меня есть для тебя кое-что забористое и натуральное.
Бабуля выудила из кармана халата зажигалку, а из недр журнального столика бурбулятор, умело сделанный из зелёной жестяной банки газировки «Перье». Глубокий затяг, и я ощутил, что сдержанная улыбка тронула мои губы. Старуха составила мне компанию.
- Ты же знаешь мой принцип - пока сама не попробую...
Я подмигнул ей и рассмеялся. Комната медленно заполнялась вязким дымом, а иранский ковёр приобретал свойства картинок с «третьим глазом». Смех булькал и искрился, будто пузырьки газировки «Перье», а красное боа из перьев, которое Бабуля водрузила на меня, контрастировало с остатками смоли в волосах. Нарядная, в цветастом шёлковом халате она нескладно танцевала под Азнавура, пластинку которого царапал старый ламповый проигрыватель. Она запыхалась и плюхнулась на диван, смяв разноцветные подушки.
- Ты - уже не тот, я - не та. Помнишь «фараона»? Коротышку, который за мной приударял? Он всё спрашивал: «Почему у тебя такой острый язык?». «А это чтобы дёргать тебя за уздечку!», - говорила я.
Смех её застревал в тюлевых занавесках, он заглушил чужие шаги. В комнату ввалилась Красная Шапочка в компании бугая с гнусной мордой.
- Я, кажется, не приглашала тебя на пирог, милая! - лицо старухи покрылось пунцовыми пятнами.
- А я и не обязана предупреждать, что приду. Мне нужны деньги. И кое-что из твоих запасов. Ты же запаслива. Верно?
- Вот сколько раз я просила тебя запирать входную дверь на щеколду? - осведомилась Бабуля, обращаясь ко мне.
- Признаю. Мой косяк… - проговорил я и рассмеялся на последнем слове, поймав «хвосты», опять как тот пёс, что кусает собственный хвост.
- Запас-то есть, да не про твою честь… - таков был ответ незваным гостям.
Молодое личико под беретом явно разгневалось.
- Шарль! - визгливо и требовательно обратилась внучка к своему спутнику.
Бугай добыл из внутреннего кармана пиджака револьвер.
- Ахахахаха! - сотряслась от смеха Бабуля, - ты решил напугать меня своей «пукалкой»? Если у тебя и в штанах такой же размер, то ты просто сказочник, Шарль! - и она зашлась сардоническим смехом.
Она хохотала, потрясывая объёмной низкой грудью и пузцом, всё сильнее покрываясь алыми пятнами. Смех её был так заразителен и не остановим, что и я зашёлся приступом хохота, даже не заметил, как Бабуля вдруг резко затихла. Я продолжал смеяться во весь зубастый рот, утопая в мягком кресле, а красные перья боа норовили попасть мне в рот, будто глупые птицы-кардиналы.
- Она что? Умерла?! - спросила обладательница красной беретки и неумелого «сказочника». - Эй, я к тебе обращаюсь, старая дура! - и Шапочка затормошила Бабулю, чуть не порвав её пёстрый шёлковый халат. - Шарль, она умерла!
- Чёрт побери, - я всё ещё никак не мог выбраться из этого «всепоглотительного» кресла, - лучшая шутка в её жизни - вот так помереть…
- Это он убил Бабулю! - полный ненависти взгляд пробил мою «наркотическую» броню, глубже вжав в бархат кресла. - Шарль, это ОН!
Я не успел очухаться, как бугай, «охотник на злодеев», схватил меня за грудки и вытащил из бархатистой трясины. Кулак врезался мне в лицо, я терял улыбку, терял зубы и капли крови, со следующим ударом я потерял равновесие и потерял вертикальное положение, зато встретил ворс и пентаграммы иранского ковра. Ещё с одним ударом я потерял остаток чувства юмора, оно разбилось подле моего носа, как стеклянный стакан. Шарль потянул меня за волосы, но я скалился волчьей улыбкой, где-то внутри меня продолжали шуршать щекотливые пузырьки «Перье».
Дуло - чёрная дыра, засасывающая жизнь в своё пространство. И пока девка в красной беретке суетливо копошилась, обыскивая квартиру, оранжевое пятно света на полу от торшера залило красным.
- Милый, а почему у тебя такие большие глаза?
- А это чтобы лучше видеть тебя…
Перья цвета крови застряли в зубах. Хищные люди - дикие звери. Нелепые люди - в неестественных позах. Осень закончилась, наступила зима. Это понятно хотя бы потому, что булонские птицы устремились на юг…