Улыбка брошенного ребёнка

1

Детская площадка в центре города. Больше года я прихожу с сыном сюда. Больше года прошло с того времени, как его мать ушла со словами: «Ты урод, а значит, и ребёнок будет таким же». Да, поступила она так после того, как я решил-таки признаться, что питаю слабость и к своему полу. Но разве это даёт ей право бросать и своего сына, кем бы ни являлся его отец? А ведь он каждый день, как только открывает глаза, спрашивает: «Папа, а мамочка уже вернулась?» В ответ в последнее время я отрицательно мотаю головой. Раньше я ещё старательно давал надежду малышу, что мама приболела, но скоро поправится и придет за ним. Теперь не видел в этой лжи никакого смысла. Ровно месяц назад я узнал, что она вышла ​замуж за богатея из-за рубежа, и они ждут ребёнка. Даже мне было обидно и больно понять, что наш сын для неё больше не существует, так же как и я. Ума не мог приложить, как рассказать ему, как объяснить. Я боялся сделать ему ещё больней, зная о том, что он по ночам во сне зовёт её. Даже его улыбки я не видел настолько давно, что забыл, как она выглядит. Даже здесь на своей любимой детской площадке он теперь забирался на самый верх горки и подолгу просто сидел там, всматриваясь куда-то вдаль, где виднелся новый строящийся район из одноэтажных зданий. Говорить он тоже стал гораздо меньше, в свои неполные пять лет он стал замкнутым и хмурым, днём он не расставался с альбомом, а ночью закладывал его себе под подушку, заворачивался в одеяло почти с головой и засыпал с включенным светом. Я заметил, что он стал снова, как в младенчестве, сосать палец. Решил обратиться к детскому психологу за помощью.
После нескольких визитов в гос. поликлинику, добродушная и понимающая заведующая все же решила вмешаться с советом и дала номер частного специалиста, заверив, что это порядочный человек, пусть и молодой, но, несмотря на молодость, он занимается именно семейной практикой, а значит, толку будет больше, так как с её слов нужна та помощь и мне, и ребёнку. Я спорить не стал. Но позвонил спустя неделю, когда понял, что становится хуже, так как сын отказывался ходить в сад, днём и ночью вился возле меня.
Ровно в назначенное время в дверь нашей квартиры позвонили. И я побрёл открывать с дремлющим сыном на руках. Когда открыл дверь, то наткнулся на огромные голубые глаза и широкую улыбку. Паренёк лет так двадцати пяти, одетый во всё белое, представился и протянул руку для приветствия, но поняв, что я физически это не смогу, улыбнулся ещё шире и поправил двумя пальцами чуть сдвинутые круглые тон-очки. Только сейчас до меня дошло, что мы вот так стоим уже минут пять, и я, неловко отступив, пропустил парня в квартиру. Он прошёл, и я запер за ним дверь. Пройдя в зал, я понял, что мне даже негде посадить его, весь день сын и я провели дома, и от этого пол и диван были устланы его рисунками. Блин, вот засада. Я попытался перекинуть сына на одно плечо и хоть немного сдвинуть всё с дивана. Но парень, быстро сообразив, перехватил меня и сам стал собирать листы и при этом очень вдумчиво всматривался в них, словно что-то важное там уловить пытался. Затем, постояв с ними ещё какое-то время, положил их на столик у дивана и посмотрел на меня, уже без улыбки. Сейчас его голубые глаза пристально изучали меня. От этих его гляделок даже дыхание спёрло. И когда он всё же снова улыбнулся, я, аж, шумно выдохнул и даже как-то хихикнул по-идиотски.
– Да чего вы так нервничаете, не убивать же я вас пришёл? – он продолжал улыбаться. – Сядьте, ему ведь неудобно, – и он посмотрел сначала на меня, а затем на сына.
И впрямь, что это я? Стараюсь усесться так, чтобы поудобней уложить ребёнка, мысль о том, что можно отнести его в комнату, почему-то не приходит. Видимо, от волнения совсем мозг заклинило. Так, чтоб сыну было удобно, я положил его на диван между гостем и собой, а голову крохи на свои колени. Он так и не проснулся, несмотря на эту всю возню вокруг. Я всматриваюсь в лицо сына и понимаю, что сейчас он даже больше походит на свою мать, чем прежде, жаль, что для неё это совсем неважно. От этих мыслей становится больно и обидно, я начинаю перебирать пальцами пряди волос на его голове. Но тут меня отвлекает вкрадчивый голос гостя:
– Вы всё ещё любите и поэтому так тяжело, – замолкает, а я поднимаю на него усталый взгляд.
Его голубые глаза были такими необычайно выразительными, в них читалась забота, и они источали сердечное тепло, так же как и глаза жены когда-то, но ровно до того дня, когда я признался, после этого они стали словно два осколка льда, холодные и непроницаемые. Только сейчас я поймал себя на мысли, что я сравниваю паренька с женой. Стало не по себе. От этого я снова перевёл взгляд на сына.
– Я не знаю, зачем нужно было поступать именно так... – я запнулся, от нарастающей душевной боли стало трудно дышать.
– А может причина всё же была? – спросил он.
Я чувствовал его взгляд на себе, но глаз так и не поднял.
– Был повод так поступить со мной, но с ним-то так зачем? – голос предательски задрожал.
Я даже не заметил как парень придвинулся ближе, положив ноги малыша на свои колени, его рука легла на моё плечо и её тепло сквозь футболку выбило всё, что жгло меня изнутри долгие месяцы, прорвалось слезами. Вцепившись в него, как в последнее пристанище тепла на этой остывшей для меня земле, я рыдал, словно мальчишка, а он молчал и просто гладил по спине. Не знаю, сколько мы вот так сидели, но, видимо, мои сдавленные стоны отчаяния и боли разбудили сына.
– Пап... – ошарашенный ребёнок протянул к моему лицу руки и часто заморгал глазками.
Мы отстранились друг от друга, и я, утирая ладонями глаза, забормотал:
– Всё хорошо, сынок, я здесь, и дядя, видишь, пришёл к нам, как и обещал, – чуть задохнувшись на последнем слове.
Сын пристально посмотрел на парня. Было такое впечатление, что столкнулись два океана глаз, тёплый и холодный. Каменное лицо сына стало словно изменяться: за долгое время в голубых очах чада заискрились огоньки. Парень тут же нашёл, чем занять мальца, отвлекая его внимание от растерянного меня. И сообразив хоть что-то, я ретировался в ванную.
Когда я снова появился в комнате, они уже что-то оживлённо обсуждали, при этом рассматривая рисунки, которые теперь все до единого были собраны и уложены на колени парня, а ребёнок, словно заведённый, кружил вокруг и что-то разъяснял. Я так и стоял в двери, наблюдая за ними, пока сын не подбежал ко мне и не стал трепать за штанину:
– Пап, а мы чая хотим!? – мальчишка впервые за долгое время был столь активен.
А я всё никак не мог выйти из ступора. Не укладывалось в голове то, что человек, совершенно незнакомый, знал, как расшевелить ребёнка и как сделать так, что всё, что я скрывал за тысячью замками в одночасье прорвалось наружу. Заведующая детским отделением была права, он мастер своего дела. Но было и то, что смущало меня ещё больше. Глядя на него, мне почему-то казалось, что я смотрю на свою бывшую жену. И от этого делалось страшно и больно.
– Пап... – снова послышался тягучий писк ребёнка.
А теперь ещё и паренёк чуть шагнул вперёд и позвал по имени отчеству. И тут я пришёл в себя. Подхватив сына на руки, пригласил гостя к столу. 
Усадив сына за стол и жестом пригласив парня присесть рядом с ним, сам я стал накрывать на стол. Спросив, теперь уже у нашего семейного психолога, что тот будет пить, я отвернулся к шкафу над рабочей зоной. По кухне стали растекаться приятные ароматы: чай с жасмином для сына и бодрящий кофе для меня и паренька. Затем я положил на блюдо печенье и конфеты, нарезал рулет, привезённый сегодня от мамы, домашняя выпечка. Поставил это на стол и занял своё место. Всё это время сын щебетал, не замолкая ни на секунду, а сидевший с ним рядом внимательно внимал ему. А я сидел, просто смотрел и слушал. То, что они обсуждали, я сейчас слышал от чего-то какими-то отрывками, всё моё внимание сосредоточилось на образе психолога. Я всматривался в него, в его жесты и движения, в образ, вслушивался во вкрадчивый голос, отвечающий на вопросы ребёнка. Как же он напоминал мне мою жену. Я даже не заметил, как допил кофе и держал уже пустую чашку. А парень тем временем тоже допив бодрящий напиток, забрал у меня из рук опустевшую посудину и направился к мойке. Вымыв и мою, и свою чашки, он всё ещё переговаривался с малышом. Когда ребёнок тоже допил, он вымыл и его кружку и, взяв того за руку, увёл его в зал. Так я остался снова один на один со своими мыслями.
Не знаю сколько я вот так сидел. Помню лишь сумбур роящийся в голове и то, как на душе отчего-то стало как-то пусто. А затем в дверном проёме появился он и позвал по имени, но на вы. И я поднял на него глаза.
– Мне пора. Завтра буду в это же время, если вы, конечно, не против? – и он вопросительно приподнял бровь.
Встав со стула, я шагнул в его сторону и, пройдя мимо, направился к двери. Он шел за мной. Открыв дверь, я снова посмотрел на него. И в его голубых, как океан, глазах читалось некое удивление. Он протянул руку, и тут я, даже не совсем понимая, зачем беру его за руку и притягиваю к себе. Обнимаю и чувствую, как тепло его тела встречается с моим, слышу, как бьётся его сердце. После разжимаю объятия, и он шагает за порог. И только сейчас я проговариваю:
– Я буду ждать, – говорю, еле шевеля губами.
А он чуть поворачивает голову, смотрит через плечо, снова улыбается и так же чуть слышно:
– Приду.
И так он приходил целую неделю. Занимался с ребёнком, мы пили чай, и когда он снова пытался заговорить о причине разрыва с женой, я всячески избегал этого разговора. Неделю я наблюдал за ним. Изучал. И сравнивал. Что-то меня притягивало в нём. И именно это пугало. После того, как меня оттолкнула жена, мне казалось, что теперь так будет со всеми. Я боялся рассказать о причине разрыва. Боялся того, что меня осмеют и оттолкнут вновь. А больше всего я боялся того, что меня влекло к тому, кто пришёл сюда, чтобы помочь. Первое время я ещё как-то сдерживался. Но к концу недели, стоило ему только появиться, и сердце ухало где-то в ушах, когда он нечаянно касался меня или же я его, всё внутри вскипало, и я искал убежище, которым стала кухня. Но, видимо, он был настолько хорош и смышлён, что быстро смекнул, что я прячусь от него. Вот в один из дней он долго что-то разъяснял малышу, а затем, словно призрак, появился у меня за спиной.
– Может всё же поговорим и с вами? – он дышал мне прямо в затылок.
Я вздрогнул, и по телу побежали мурашки. А он так и продолжал стоять и ждать. Я медленно повернулся. Его лицо было так близко, что мне казалось, что сейчас я могу утонуть в этих его бездонных, но тёплых голубых глазах. В горле пересохло, и я нервно сглотнул. А затем выпалил на одном дыхании:
– Она ушла, потому что я гей! Я знаю, что достоин ненависти, знаю, что мерзок! А ещё я знаю, что сейчас безумно хочу тебя! Так что, прошу, отойди! – и я закрыл глаза, не желая видеть то, как он уходит.
Но то, что было дальше, просто выбило землю из-под ног. Он упёрся руками в столешницу по обе стороны от меня. Прижимаясь всем телом и обжигая шею своим дыханием, пробормотал:
– Ужасно только то, что ты так и не смог забыть её до сих пор. Ужасно то, что ты скрываешь себя от тех, кому ты действительно можешь стать нужным, - и он прижался губами к моей щеке.
А затем он отступил и вышел из кухни.
Руки дрожали, и ноги не слушались. Я так и стоял на том месте, не смея открыть глаза. Он, его тело, его запах. Всё внутри содрогалось от восторга. В голове было сейчас только то, что сейчас здесь произошло. А потом снова его голос:
– Мы на площадке!
И звук захлопнувшейся двери. Звук, который меня отрезвил.
Я нагнал их уже на входе в детский парк. Парень шел, вложив руки в карманы, и ребёнок бежал впереди него и время от времени подпрыгивал, словно хотел поймать кого-то или же взлететь. Вот он сел на лавку на площадке, а мальчишка шустро стартанул к другим детям. Я подошёл и присел рядом. Какое-то время мы оба молчали и просто смотрели в сторону играющих детей. Он заговорил первым.
– Стоит ли хоронить себя из-за одной неудачи? – его голос сейчас был тихим и спокойным.
– Я не хороню. Я просто не знаю, что теперь делать? Что дальше? – я посмотрел куда-то в сторону.
– А дальше только то, что сам захочешь. Ведь у тебя сын. Есть тот, ради кого стоит прожить не один год, - он повернулся и посмотрел на меня.
Сейчас я чувствовал его взгляд на себе, а не видел. А он продолжал:
– Ведь разве так плохо то, что ты хоть чем-то отличаешься от других? Ты не хуже их и может даже и не лучше. А самое главное, ты нужен! Нужен вон тому комку всемирного счастья! – он смотрел на ребёнка играющего поодаль. – Ты ждёшь его улыбки? А откуда ей взяться, ведь ты сам позабыл, когда улыбался для него, – и вот он замолчал.
А я всё думал. Прав, во всём прав. Спустя какое-то время он попрощался и со мной, и с ребёнком, после чего ушёл. А мы ещё какое-то время были на площадке, пока малыш не притомился и не попросился домой. Назад я нёс его на руках, так как он засыпал на ходу. Придя и уложив сына в его постель, я и сам быстро забрался в свою и всё размышлял. Нужно разрядиться. И поскорей.
С утра я рано созвонился с няней, но вот досада: женщина приболела. Потом, обдумав как быть, я всё же набрал ему. И он, даже не секунды не сомневаясь, согласился побыть с малышом. День прошёл очень быстро, во всей той суматохе я даже не заметил, что уже вечер. И ровно в назначенное время он снова стоял уже на пороге нашего дома. Собравшись довольно быстро, я ушёл в клуб.
Даже не знаю почему, но этот вечер действительно даже не собирался радовать меня. В клубе я сперва наскочил на грубого бармена, затем меня отшили в грубой форме, а встреча со старым знакомым обернулась чуть ли не дракой. В конец, выйдя из себя, я забурился в ближайший бар и попросту нажрался, как свинья. По дороге к дому меня оштрафовали гаишники, так некстати появившиеся именно на том переходе, где я решил пройти на красный. А вот в двери моего дома меня встретила самая яркая улыбка и бездонные, как океан, глаза. Парень смотрел на меня с таким, казалось, спокойствием и пониманием. И откуда только столько этого добра в нём? Я, шатаясь, прошёл в дом. Затем окунулся под душ и уже только потом, обнаружив, что он ещё не ушёл, предложил ему остаться. Он согласился. И я, уступив ему свою кровать, сам лёг в зале на диване.
И всё бы ничего, но вот вдруг снова накатили мысли. Его образ, так похожий на жену, и то, как он прижимался и дышал мне в шею. Желание огромной волной накрыло меня. Я сполз с дивана и, пошатываясь, побрёл в спальню. Зайдя, я закрыл дверь. Затем присел на постель. Спит. Какое-то время я рассматривал его при свете ночника, который почему-то горел. Может, он читал перед сном? Но вот он шевельнулся, и мысли снова улетучились из хмельной головы. Парень перевернулся на спину и чуть сбросил с себя одеяло. О, его тело! Я придвинулся ближе и навис над ним. Очертил указательным пальцем скулы и от подбородка к груди. Затем наклонился и поцеловал его губы. Он тут же распахнул глаза и уставился на меня. 
– Ты чего делаешь? – прошептал он, упёршись рукой в мою грудь.
– Я хочу тебя, – только и смог пробормотать я и снова прильнул к его губам.
Но парень стал сопротивляться. Я отстранился. Нет, он не паниковал и не злился, он был спокоен. Но тогда почему?
– Ты пьян, – проговорил он. – Разве стоит делать это в таком состоянии? Если ты серьёзно хочешь от меня чего-то, то ты должен знать, что для меня это не дело одной ночи. Я захочу большего, – он замолчал и посмотрел, ожидая ответа.
А я вдруг словно протрезвел. Парень, лежавший сейчас в моей постели, сам предлагает что-то большее, чем ночь вдвоём. Такое у меня было впервые. Сказать, что я был ошарашен, не сказать ничего. Я остановился. Лёг с ним рядом, и он обнял меня. Стало как-то спокойно и тепло на душе. А возбуждение словно рукой сняло.
Разбудил нас забежавший в комнату сын. Он прыгнул в постель между нами, и впервые за долгие месяцы он улыбался. Лёжа посередине, он что-то щебетал, а мы слушали его и переглядывались. Странная картина, но почему-то не было ничего в ней, чтобы вызывало дискомфорт. Это утро было самым весёлым и радостным за долгое время для меня и моего сына. Весь день мы провели втроём, вечером пошли гулять всё на ту же площадку. И туда, и обратно мы шли оба, держа ребёнка за руки. Потом мы ужинали и смеялись. Затем я уложил сына. Всё это время он ждал меня на кухне. И когда я вернулся, он встал со стула и подошёл к окну.
– Я ухожу, думаю, что моя работа здесь закончена, – говорил он тихо, словно сожалея.
– Но зачем уходить? Ты же сказал, что между нами может быть что-то большее, чем ночь, – я не понимал, что не так.
– Нет. Нет, не могу быть третьим, – он повернулся и посмотрел на меня. - Ты всю ночь звал меня её именем. Я не могу так. Ты должен забыть. По-другому у нас не выйдет, - он шагнул ко мне и поцеловал.
Затем обошёл меня и вышел из кухни. Я рванул за ним.
– Прости! Я забуду, обещаю! Только не уходи! – хотелось кричать, но я шептал.
– Прости. 
Он обулся и, даже не обернувшись, вышел и захлопнул за собой дверь. С хлопнувшей дверью до меня дошло, что всё это время он не только делал свою работу и воскрешал меня. Я понял, что ту улыбку, что я ждал от ребёнка, всё то, что он вернул в наш дом, он делал не потому, что это была работа, а потому, что он сам так хотел. Хотел, чтобы улыбался и я, и мой сын. И я докажу, что он старался не зря. ДОКАЖУ!


24 апреля 2014, 09:19


2

Ночь после его ухода выдалась бессонной. Лёжа в полумраке комнаты, в пустой постели, я всё пытался разобраться во всём произошедшем. Перебирал свои возможности, пытался строить планы о том, как мне его вернуть. Не знаю, как у него так вышло быстро забраться мне в душу, да и неважно это, важно то, что я хотел, чтобы он был рядом со мной, стал частью нашей семьи. Ближе к утру меня всё же сморило, и я задремал.
Проснулся я от того, что заработал телевизор, и я, как ошпаренный, рванул в зал. Впервые за несколько месяцев сын сидел перед экраном и созерцал свой любимый канал. Он заметил, что я стою в дверях, повернул голову и расплылся в широкой улыбке. И я почувствовал такую радость и такое облегчение от этого, что с трудом сдержал крик радости, рвавшийся из меня. Ещё какое-то время понаблюдав за сыном, я решил сходить в душ. А когда вернулся в комнату вновь, то увидел сына, сидящего на полу и катающего машинки. Я прошёл и опустился на пол рядом с ним. И вот мы уже не просто улыбаемся друг другу, мы смеёмся, кубарем катаемся по полу, пытаясь щекотать друг друга. Вот сын поднимает на меня свои голубые глаза и, не поверите, впервые я сравнил их цвет и блеск не с обликом жены, я вдруг отчётливо представил его. В сердце кольнуло, но не обида, а желание вернуть. Я понимал, что то, как я сравнивал его раньше, от чего-то вдруг ушло. И сейчас я чётко видел рядом только его. Как? И почему? Не важно! Прошлое ушло. А он – будущее!
Оставалось обдумать, как?! Как сделать так, чтобы он поверил, что нужен именно он?! Первое, что пришло в голову, это набрать его номер. И когда я услышал его голос, всё внутри меня стало словно танцевать. Я предложил сходить куда-нибудь вдвоём, и он, не думая ни секунды, согласился, сказав лишь то, что место выбирает он. Назначив время, мы оба отключились. Весь день мы с сыном были чем-то заняты, и когда я читал ему сказку, малыш вдруг обхватил меня за шею и, уткнувшись носом в нее, спросил:
– Ведь мама уже не вернётся к нам, правда? – он говорил тихо, но проговаривал каждое слово. – Почему она ушла, пап? – он оторвался от меня и заглянул в мои глаза.
А у меня даже дыхание перехватило. Я знал, что нужно ответить правду, что сейчас это важно, но было страшно. Я взъерошил волосы сына, проведя по ним рукой, выдохнул и заговорил:
– Нет, сынок, она не придет. Я обидел её. Сделал плохо, солгал, – я смотрел в его глаза и видел то, что они даже не думают меняться, в них были вопросы и ничего кроме них. – Сейчас ты маленький и многого не понимаешь ещё, она неплохая, просто не смогла принять ту правду, что есть. Она любит тебя, но больше не любит меня, – закончив говорить, я снова провёл по волосам ребёнка.
И в ту самую минуту, когда я понял, что тот разговор, которого я так боялся, прошёл, и ничего страшного не случилось, я облегчённо выдохнул и улыбнулся сыну. Он улыбнулся в ответ и снова прижался ко мне. А когда я дочитал сказку, то он уже мирно сопел на моём плече. Я перенёс его в комнату, уложил под одеяло, поцеловал светлую макушку, включил ночник и вышел из его спальни. Дождался няню. И ровно в назначенное время вышел на встречу к тому, кто подарил надежду на новую жизнь. 
То место, куда он повёл меня, был планетарий. Странно, но нас с лёгкостью пропустила ночная охрана. И когда я спросил: «почему так?», он отмахнулся и сказал, что подрабатывает здесь иногда. Странно, психолог, подрабатывающий в планетарии? Но расспрашивать не стал. Эта ночь была столь звездной, что даже техника никакая не была нужна, но то, что он показывал и говорил, приводило в восторг, и я удивлялся и радовался одновременно, словно ребёнок. А он, глядя на меня, тоже не мог сдержать улыбки. Эти часы, проведённые с ним в столь необычном месте, были по истине великолепны. До дома мы шли медленно и разговаривали, делясь приятными воспоминаниями. Простившись у двери моего подъезда, я ещё долго провожал его взглядом, пока он не скрылся за углом высотки. И только когда я зашёл домой, разделся и лёг в постель, я понял, что я с приятными чувствами на сердце вспоминал рядом с ним о той, что не смогла принять меня таким. Как же это у него всё выходит?
И вот день за днём мы становились всё ближе и ближе. Он часто забирал сына из сада, водил его на аттракционы, в те дни, когда я работал. Но всё так же не позволял мне ничего лишнего, кроме коротких поцелуев украдкой и невзначай. Но от этого я желал его ещё больше. Я радовался каждому проведённому дню втроём. Видел то, как счастлив мой сын, как льнёт к тому, кто когда-то был просто его врачом. Я знал, что то, что я хотел, то счастье, что считал потерянным, я обрёл только сейчас. Но...
В то утро, когда мы снова проснулись от влетевшего, как утренний ветерок, в комнату сына. И не успел он устроиться между нами, как в дверь позвонили. Я вынырнул из-под одеяла и, накинув халат, пошёл открывать. Я замер. В дверях стояла она. Растрёпанная, зарёванная с трясущимися губами. Она пришла просить о помощи! И когда я отчеканил твёрдое: «нет» и был готов захлопнуть дверь перед её носом, позади раздалось краткое и довольно внушительное «не смей!». Лицо стоящей передо мной женщины вмиг вытянулось от удивления и с губ слетело «ой». Всё это заставило меня обернуться. За моей спиной, держа на руках сына, стоял он. Таким серьёзным я его не видел никогда. А ребёнок в его руках сейчас выглядел совсем растерянным и, как затравленный зверёк, переводил глаза то на меня, то на свою отыскавшуюся мать, стоящую у меня сейчас за спиной. Затем парень чуть выступил вперёд, отдал мне сына и пригласил женщину войти. И та, всё ещё борясь со своими смешанными чувствами, всё же шагнула через порог, закрыв за собой дверь. 
Разговор был долгим, она рассказала что случилось, что её только что родившийся раньше срока ребёнок, нуждается в переливании. Что группа крови его такая же, как моя и нашего с ней сына, и что кроме меня она не знает к кому обратиться. На вопрос о муже она ответила, что он не успел вылететь сюда вовремя, и что время идёт на часы. Только от того, что жизнь, которую нужно спасать, была не её, а младенца, и тот факт, что на меня смотрели четыре серьёзных глаза, я смягчился и дал согласие. Сборы и путь заняли не так много времени. И когда мой долг был исполнен и меня отправили в палату для отдыха после забора крови, то в ней меня уже ждали самые любимые и дорогие сейчас для меня люди. Я прилёг, а паренёк, взяв на руки мальчугана, сел рядом на стул. В этот момент в палату снова вошла она. Теперь она выглядела лучше. Извинившись и сказав, что очень сожалеет о том, что тогда наговорила, что так поступила, но ведь теперь поздно, на что она услышала вкрадчивый голос «семейного психолога»:
– Не поздно принять и понять, не поздно любить сына, – он поднял на неё свои голубые, как тёплый океан, глаза.
И только сейчас, глядя на сына, на него и на стоящую перед нами женщину, я понял, что не малыш и не тот, кого я избрал, ничем не схожи с той, кто теперь уже прошлое. И тут, прыгнув с колен паренька, мальчуган подбежал к ней и, обняв где-то у бёдер, пролепетал:
– Вы приходите к нам в гости, – он поднял голову, часто заморгал и улыбнулся.
А женщина ошарашенно «ойкнула», прижав ладонь к губам, и стала переводить глаза то на ребёнка, то на нас. Парень медленно встал, подошёл к ней и, подняв мальчишку на руки, вышел с ним прочь. И она тоже вскоре удалилась. А я стал приводить мысли и чувства в порядок.
Домой я вернулся только поздно вечером. Сын давно уже спал. С кухни доносились чудесные запахи. И прямиком направился на их зов. Он снова стоял у окна.
– Не нужно помнить зло, не становись подобным тем, кто так поступал с тобой, – проговорил он и обернулся. – Чёрствое сердце не бывает для кого-то одно, оно черствеет полностью и для всех. Твой сын любит тебя, и ему тоже нужна твоя любовь. И... – он запнулся опустил глаза, а затем, снова подняв их на меня, проговорил. – И я люблю! И мне нужна твоя любовь.
И как только я услышал это, стало не до чего. Я быстро сократил расстояние между нами и заключил его в свои объятья. Теперь поцелуй не игривый, а страстный. Объятия самыми тесными. Я даже не помнил, как и когда мы оказались в спальне. Но отчётливо помню все слова, срывавшиеся с его губ. Вздохи и стоны. Блеск кожи, влажной от пота, то, как отзывалось тело на каждое моё прикосновение. Помнил желание, горящее в его глазах. Всё помнил! Эта ночь была нашей первой, но не последней. Я знал, что теперь он мой. И я был самым счастливым.


17 мая 2014, 18:57