Лиловые лабутены

Персональная принцесса Коли Румянцева обитала, как и положено принцессам, на двадцать пятом этаже высокой-высокой башни элитного новостроя, в элитной парковой зоне самой что ни на есть элитной части города — тихом-претихом центре. Звали её Даночка Снежко, и была она — что бы вы там себе ни думали — мальчиком.

Данное при рождении имя Данила, по мнению Коли, больше подошло бы пацану типа него самого: простому, без выебонов и всякой хипстерской хуйни в башке. Но с привычными общепринятыми мерками к Даночке подходить не получалось. И не только из-за внешности.

Хотя внешность, безусловно, сыграла в этой истории важную, можно даже сказать, определяющую роль. Коля иногда диву давался: как Создатель (в которого Румянцев не верил, но относился уважительно) смог изваять настолько удивительное во всех смыслах создание? Разве что надев перчатки, не дыша, каждую секунду сверяясь с какой-то особой божественной инструкцией.

Если бы Колю попросили описать Даночку, он бы затруднился это сделать — сложности с изложением прочитанного и увиденного возникали ещё в школе, на трояк еле-еле вытянул. Соблазнительная фигурка, лучистые глаза, розовые, даже на вид тёплые и нежные губы, гибкая загорелая шея — всё это в Колиной голове имело простое и безыскусное определение: принцесса. Ну, а что член имеется и прочее — так то дело житейское. Бывает.

А познакомились в первый раз смешно.

Коля, как обычно, ишачил в смотровой яме, копаясь в больном нутре очередного Фиата, и периодически выбегал в гараж проверить — как там Михалыч? Михалыч — хозяин ремонтного заведения, в честь очередного побега супруги пребывающий в трёхдневном запое, горячечно дрых, перемежая сон распитием высокоградусных алкогольных напитков. Причём уснул он в шестисотом «Мерсе», тачке, которую Коля в школе считал наикрутейшей, а покопавшись в её железных кишках, понял, что не так уж ошибался. Тачка принадлежала Вадику Седому, мужчине лет тридцати восьми, работающему на загадочной должности в областной администрации. Глаза у Вадика были страшные, пустые и тусклые, как вода на дне грязной чашки, а ещё он всё время молчал — словно не считал окружающий плебс достойным внимания. Общался в основном его помощник, Олег Багин — жутковатый мужик по кличке «Сапёр», с двумя пальцами на правой руке и вдавленной переносицей, изъясняющийся исключительно междометиями с вкраплением обсценной лексики. Про плебс, междометия и лексику Коле объяснил Данила, потому что отличался он не только красотой, но и умом.

В тот день Коля только и делал, что носился из гаража в мастерскую, а извлечь Михалыча из «Мерса» никак не выходило. Оно и неудивительно — полтора центнера живого весу, еще и орёт. Повозился Коля немного и бросил. Только намылился свалить из гаража — звенит! Колокольчик в магазине звенит. Магазином автотоваров заведовала Нина Трофимовна, отсутствующая Михалычева жена. Сейчас магазин был закрыт, к редким посетителям выбегал всё тот же Коля — больше просто некому.

— Ну, чё? — негостеприимно спросил Коля у моложавого мужика в пижонской белой шляпе и оранжевом, как морковка, пиджаке.

Мужик с подозрением посмотрел на промасленную Колину спецовку, испачканные в соляре руки и замурзанную рожу, неуверенно произнес:

— У вас умыться можно? Я заплачу… И воды минеральной… без газа, если есть.

Пока Коля бегал за ключом от толчка и минералкой, мужик вернулся, но не один, а с девчонкой. Девчонка Коле сразу понравилась, будто торкнуло что-то. Ничего общего с Танюхой, с которой он сейчас отношался: стройная, длинноногая, волосы не белые паклей, а тёмные, чуть волнистые, доходящие до плеч. И одета нарядно: белые брюки, цветастая разлетайка, спадающая то с левого, то с правого плеча. Туфли на высоченных каблуках девчонка держала в правой руке и слегка ими помахивала. Протягивая ключи, Коля машинально посмотрел вниз — ногти на ногах не накрашены, выше щиколотки синеватая татушка-змейка. Красиво…

Вздохнув, проводил парочку взглядом — повезло же кому-то. Ни на Колю, ни на спутника девчонка не смотрела, жевала жвачку и переминалась с ноги на ногу — видать, припекло сильно. Но потом все же зыркнула на Колю прозрачными своими глазищами, да так смело — у того от неожиданности аж дыхание перехватило, и пижон тоже заметил, за руку ее как дёрнет — идём, мол. Зашли они в туалет с девчонкой вдвоём, но Коля на это и внимания не обратил, кабинок три, места достаточно. Когда клиенты ушли — не заметил, как раз помогал Михалычу опорожнять желудок от бухла, даже из машины его умудрился вытащить, точнее — удачно уронить на пол. От парочки остались пятьдесят баксов на зеркале и презерватив в мусорной корзине. «Ну, — подумал Коля, — дело житейское. Повезло мужику».

Вспоминал девчонку нечасто — раз пять на дню, а то и реже. А через две недели бывший одноклассник Генка Ермохин проставлялся в честь днюхи, да не где-нибудь, а в кабаке на Ярославской. Козырное место, жаль только, чуток подпорченное соседством — на противоположной стороне улицы коварно притаился гей-клуб. То есть формально это был ресторан, но фактически… Ближе к полуночи, когда гости уже стремились принять горизонтальное положение на любой поверхности, Коля вышел на улицу. Подышать воздухом — в помещении дышать было нечем от курева и тяжёлых алкогольных испарений. Сам он, наученный горьким опытом работодателя, собственного бати и старшего брата, почти не пил. Предпочитал хороший черный чай и еще недавно опробованный кальвадос — Михалыч как-то угостил, охарактеризовав данный напиток как «вонючий буржуйский компот». А Коле понравилось.

На улице было прохладно, чуть ветрено. Присев на перевернутую урну, Коля закурил, блаженно выпуская дым колечками в покрытое микроскопическими звездами небо. И тут прямо перед глазами разыгралась занимательная картинка — прямо как в кино. Дверь содомского ресторана широко распахнулась, и оттуда, сверкая голыми коленками, выскочила девчонка. И как припустила! Чешет босиком, а за ней мужик в ярком пиджаке. Оба-на! Давешние посетители! Ну, допустим, полтинник не так уж удивил, бывало, довольные клиенты оставляли и побольше. Но девчонка… Её Коля точно ни с кем бы не перепутал. А какого лешего, интересно, они делали в этом малопочтенном, с точки зрения нормальных людей, месте?

Коля поступил как в том анекдоте — все побежали, и он побежал. Завернув за угол, увидел картинку ещё более впечатляющую: мужик прижал извивающуюся девчонку к стене дома, прямо к холодным кирпичам, а она лягалась, брыкалась и даже бодалась, но вырваться не могла.

— Пусти, козел! — раздалось на всю разбуженную улицу низковатым для юной особы голосом. — Какое из слов «пошёл нахуй» тебе непонятно? Целый клуб блядей, найдёшь себе…

Мужик свою жертву отпустить и не подумал, наоборот — сделал нечто такое, от чего у Коли, для своих двадцати трёх лет мужчины серьёзного и ответственного, потемнело в глазах. Одной рукой козёл надавил девчонке на горло — чтобы заткнулась, другой придержал за руки, и вдруг как вдарит ей с размаху между ног! А та как заорёт матюками — точно как Вовка Косыгин на футболе, когда ему случайно по яйцам ёбнули… Коля даже подумал, что девчонка в обморок грохнется, у них же там нежное всё, а этот скот — коленом! Девчонка все ещё выла, согнувшись и придерживая руки у причинного места, когда обидчик уже валялся в грязной, разноцветной от бензина луже, пиджаком вверх, мордой вниз. Коля немного повытирал подошвы туфель о его затылок, потом харей пижонской в луже поелозил, потом немного поучил, как с девушками обращаться — раза три по почкам, и фирменным своим ударом — по печени. Выражать несогласие с воспитательными действиями мужик не мог — от болевого шока речь отшибло, но Коле он был уже не интересен. Подхватив девчонку под руку, спаситель затащил её в ближайшую открытую парадную, усадил на подоконник, спросил:

— Ты как, а? Он тебя ударил сильно. Если надо в травмпункт, я…

— Добрый какой, — простонала девчонка хриплым тенором. — Ты, блядь, вообще кто?

— Коля я. Мы в «Генацвале» гуляем, я вышел на улицу — и тут вы. Я охуел просто. А ты что, не помнишь меня? Ленинградская трасса, магазин автотоваров, ты с этим своим…

— А… — сказала девчонка, морщась и поправляя юбку. — Помню. Слушай. Ты хорошо знаешь этот район? Можешь провести меня отсюда дворами? Артур очухается, амбалам своим станет звонить, лучше свалим по-быстрому.

Уйти удалось незаметно и достаточно далеко. Коля и думать забыл про оставленный в «Генацвале» почти новый телефон; слава богу, бумажник всегда при нём, но что дальше? Увы, но о том, чтобы отвезти свой трофей домой, нечего было и мечтать. Вместе с родителями в трёхкомнатной квартире их пятеро, у него самого комната на двоих с младшей сестрой, а принцессы обычно живут не в панельных пятиэтажках, а в пентхаузах или частных особняках с прислугой. Так, невесело размышляя о квартирном вопросе, Коля стащил с себя пиджак, набросил девчонке на плечи. Принцесса просунула руки в слишком широкие для неё рукава и благодарно чмокнула Колю в щеку. Коля мраморно застыл.

— Так, ща… — Девчонка вынула из кармана юбки айфон, шустро поелозила пальцем по тачскрину. — Эт я. Приедь на Комсомольскую, забери меня. Да с Артуриком поцапались, заебал уже. Нет, за трамвайной остановкой. Только быстро, лады?

Коля решил было возмутиться и сказать, что он и сам может отвезти даму, куда она пожелает — деньги на такси имелись, но девчонка решительно прижала указательный палец к губам и загадочно улыбнулась. Тут Коля и помер, выражаясь фигурально, потому что улыбка эта была охуенная. И пахло от девчонки приятно — ароматическим куревом и немножко потом. Так, застывши, как столб, он и стоял, когда к месту, где они прятались, бесшумно подкатила тачка. За два года работы в гараже такой красавицы Коля не видел ни разу. Белоснежный «майбах» плавно, будто экзотическая птица, затормозил на грязном асфальте, элегантно взмахнул крылом открывшейся дверцы. Оттуда выпрыгнул похожий на студента пацанчик в очках, сразу рванул к девчонке, напрочь игнорируя Колю — готового, если потребуется, снова отбивать своё сокровище.

— Бил? — Пацанчик нагло ощупывал девчонкины бока, даже юбку приподнял! — Вот скот, а я предупреждал… Ты вообще как?

— Жить буду… — Девчонка, вот умница, хлопнула нахала по руке. — Говорю же — нормально всё, успокойся. Поехали отсюда.

Коля уныло таращился на обоих, понимая, что отпускает потенциальное счастье уже второй раз, но конкурировать с такой тачкой…

— Тебя как зовут? — спросила девчонка, зачем-то всовывая узкие ступни в вынутые из тачки мужские кроссовки.

— Коля, — сказал Коля и поник всем своим крупным телом, собираясь навек прощаться.

— Слушай, Коля. — Девчонка серьезно посмотрела на него, чуть наморщила высокий чистый лоб, протянула крепкую загорелую ладошку. — Ты… мужик, в общем! Давно мне такие… настоящие не встречались, в наше время это даже не дефицит — катастрофа. А поехали ко мне, отметим избавление от Артура? А то я пить в одиночестве не люблю. Нас отвезут, у меня виски есть, и пиво хорошее, и пожрать найдётся. Ты что пьёшь?

— Кальвадос, — машинально ответил Коля и покраснел, снова ловя на себе странно внимательный, даже какой-то оценивающий девчонкин взгляд.

— Кальвадос? — удивлённо переспросила принцесса и обернулась к машине.

— Сделаем, — кивнул студент и нетерпеливо поправил очки. — Садись уже давай, Коля.

— А… — опомнился Коля уже в машине, пытаясь не сильно дышать на снежно-белую обивку салона. — А как вас звать вообще? Мы так и не познакомились толком…

— Брат — Яша, — объяснила девчонка, вынула блестящую косметичку, немного покопалась там и стала белым клочком чего-то мягкого вытирать помаду. — Чтобы ты голову не ломал — это его тачка, не ворованная.

— А ты? — Коля вдруг вспомнил, что неплохо бы проявить вежливость. — Да, и спасибо большое, что пригласила.

— Я — Дана, — ответила девчонка бледно-розовыми и чуть припухшими губами. — Но это моё ненастоящее имя.

— Понятно, — понимающе закивал Коля. — А настоящее как?

— А я тебе дома скажу, — ответила Дана и зачем-то подмигнула.

Сияющий никелем и хромом лифт бесшумно и плавно нёс Колю и Дану прямиком на двадцать пятый этаж. В лифте Коля боялся двух вещей: увидеть себя в зеркале и посмотреть на девчонку, поэтому таращился в пол и мысленно разговаривал со своим членом. «Ты что творишь, придурок?! — ругался Коля на быстро твердеющий орган, судя по тому, что писали в книгах, контролируемый мозгом. — Что ж ты меня позоришь-то? А ну лёг, я сказал!» Ну и в этом роде.

Но мерзавец в трусах делал вид, что Колиных просьб не слышит — впрочем, как всегда. Порой это становилось проблемой: вставало на раз, в любое время суток, в любом месте и настроении, главное — за что-то «зацепиться». И не только на баб, кстати, смешно сказать — однажды встал даже на Михалыча, когда тот шрам от аппендицита показывал. О причине такой аномалии Коля понятия не имел, скорее всего, потому, что познал он сладость секса слишком поздно. Ровно год назад затащила его Танька, соседка по парадной, в свою одинокую хату и попользовала. Опомнившись, Коля осознал, что процесс неплохо бы повторить, так и пошло. Почему до этого не случилось? Трудно сказать. Наверное, сложно думать о сексе, если живёшь в одной квартире с двумя пьющими мужиками, ни один из которых не работает, и каждый день только две мысли: как найти деньги для матери, да как оградить от всего этого дерьма сестрёнку Юльку. Поэтому и хату не снял, а жил вместе со всеми. Так что Танюхе он был благодарен, даже очень. Конечно, романтики между ними особой не наблюдалось, да и ходить на людях с молокососом, годящимся чуть ли не в сыновья, Танюха стеснялась. А Коле было без разницы. Ей хорошо, ему — особенно если глаза прикрыть — хорошо, чего ещё надо? Жениться Коля даже в страшном сне не планировал — нахуй такое надо, брат так аж два раза успел — толку? В общем, готовился он к одиночеству, влюбляться не собирался, но не так уж от этого страдал.

И тут — такое. Мало того, что жутко хочется, так еще и мысли всякие пробегают — не подстава ли? Дана, хоть и сильно ему понравилась, почему-то смущала настолько, что Коля сам себя не узнавал. Ну баба и баба — теоретически, внутри же все одинаковые. А вот хрен. Дана — она вроде и тёлка, а вроде и принцесса. Не такая, как в Юлькиной книжке с картинками, а такая, которая была только в Колиной голове. Необычная.

Пока Коля занимался самоанализом, уже и на двадцать пятый поднялись, и до входной двери дошли. Дана открывать не стала, тронула звонок, периодически поглядывая на Колю с загадочной улыбкой. Коля на это только вздохнул. «Хоть бы не убили, — почему-то подумал. — Ну не бывает таких чудес на свете, или бывает, но не со мной».

Открыла полноватая усатая тётка с куцым узелком чёрных волос на макушке, почему-то подумалось — родственница. Залопотала непонятно, Коля даже оторопел немного.

— Это Ева, домработница. Коль, ну входи, чего топчешься? — Дана, сбросив кроссовки куда попало, легко впорхнула в квартиру, сняла Колин пиджак, протянула тётке.

— Кушить будити? — грозно спросила домработница и повесила пиджак на плечики, колыхнув перед Колиным носом грудью шестого размера. — В микроволновка шурпа поставлю, тёплое хоть раз в день покушить нада-а…

Коля от акцента прыснул, а Дана крикнула откуда-то из дальней комнаты:

— Ева, иди к себе, мы сами!

Коля с облегчением выдохнул — надежда оставалась.

Квартира оказалась современной, немного пустой, и очень Коле понравилась. Представить на фоне такого жилища Танюху или любую из знакомых женщин казалось невозможно — у тех обязательно и цветочки на окнах, и посуда в горке, и безделушки-коврики — чтобы уютно. А здесь окна без занавесок, картины на стенах странные: небритые мужские рожи, отрисованные очень тщательно фрагменты ног и рук, несколько огромных фоток с какого-то матча, вроде по регби — Коля, кроме футбола, в спорте не очень разбирался. В комнате, где его оставили, не было ни стульев, ни шкафа, только длинный изогнутый диван и рядом стеклянный столик на колёсиках, где одиноко покоилась пепельница в виде хрен пойми чего. Коля немного потоптался на приятно прохладном полу, уселся на диван, и почти сразу в комнату вошли.

— Скажи мне, Коля, — спросил сильно смахивающий на Дану парень в белых спортивках, без майки, с волосами, связанными на затылке в гульку — точь-в-точь как у домработницы. — Как ты относишься к геям?

Коля внимательно посмотрел на парня, ухватился обеими руками за голову и крепко задумался.

— Я предпочитаю другой термин — «особенность». И вообще — что можно считать извращением? К примеру, для меня изврат — это секс красивого молодого парня с сорокалетней бабой. Субъективно всё…

Коля вроде и слушал, но понимал смутно. Состояние полутранса, в которое он погрузился вследствие неожиданного открытия, не отпускало, и даже бокал с кальвадосом, крепко сжатый в мозолистых руках, не спасал положение. В первые минуты повторного, если так можно выразиться, знакомства Коля наивно посчитал, что фраза «у меня есть девушка» сможет служить защитой от «тёмных сил», и кое-что о себе рассказал. Не прокатило. Дана… тьфу, Данила выпытал всё досконально и сейчас пытался убедить Колю, что он, Коля, не извращенец. Более того, утверждал, что и сам Данила нормальный, но тут уже Коля, хоть и был слегка не в себе, не поверил.

Коля охуевал.

И дело было даже не в том, что он так позорно ошибся — женские тряпки, волосы, макияж в какой-то мере извиняли его оплошность, да и объект вел себя слишком естественно. И не в том, что он попёрся с незнакомыми людьми незнамо куда, хотя голос разума шептал: «Коля, Ко-оля! Что-то тут не то!» А в том, что даже сейчас, спустя час после прозрения, когда надежды на второго брата или зрительную галлюцинацию не сбылись, Коля все еще сидел на том же диване, более того, даже поддерживал разговор — время от времени мычал, кивал и судорожно сглатывал. Команду «встань и иди, беги отсюда!» подлый организм не воспринимал совершенно, а возбуждение так до конца и не ушло. Ему наплевать было на Колины терзания — тот факт, что рядом пацан, а не девка, ничего в его настроении не изменил.

А вот Дана изменилась.

Обнаженный торс был совершенно, абсолютно, безнадежно мужским. Бюст, который в безразмерной кофте казался плоским, таковым вовсе не являлся — его обозначали вполне сформированные грудные мышцы. Волосы на груди отсутствовали, как и на руках, и на животе; эта гладкость создавала ощущение, что перед Колей не человек, а ожившее воплощение то ли статуи, то ли картины.

Тем не менее Данила был вполне реален и даже осязаем. Он смеялся, хлопал Колю по плечу, пах шоколадом и мятой, вызывая гремучую смесь желаний — лизнуть в шею и провалиться сквозь землю.

— Да что ты цедишь это пойло, — поморщился Данила, скептически заглянув в собственный бокал. — Давай по-взрослому — вискаря хлебнём? Сейчас поищу, у меня заначка в гардеробной, от Евы прячу. Мужики мы или где…

Последняя фраза заставила Колю встрепенуться и поднять глаза. Лучше бы он этого не делал.

Медленно, чуть покачивая бедрами, Данила направился в сторону предполагаемой гардеробной, и это зрелище показалось Коле до невозможности эротичным. Невольное созерцание чужих тылов привело к еще одному конфузу — бокал выскользнул у Коли из рук с твердым намерением ёбнуться об пол. Почти нетронутый кальвадос расплескался, но бокал Коля поймал и, неистово моргая, принялся промакивать лужу салфетками.

Странности продолжались. Раньше — Коля это точно помнил — он не имел привычки рассматривать мужские зады. Да и зачем? В качалке имелся допотопный душ без всяких перегородок, и хоть раз взгляд за кого-то зацепился? Ни разу. Но с другой стороны, напомнил он себе, в качалке и контингент другой. Данила чем-то смахивал на куклу Кена, дружка Юлькиной Барби — такой же изящный, тонкокостный, и в то же время ладно сбитый, крепкий. А если говорить о лице — тут уж природа сыграла с парнем злую шутку, в других обстоятельствах Коля даже посочувствовал бы. Никаких резких линий, острых углов или явной асимметрии: маленький нос, слишком тёмные ресницы и слишком чувственный для мужика рот. Данила смотрелся не вполне традиционно даже без косметики, хотя, прикинул Коля, шут её поймешь, может, он просто не видит. Как, к примеру, щетины. Должна же она быть?

— Ну, ты идёшь? — Данила обернулся, и его лицо озарила… нет, осветила, словно весенним солнечным лучом, та самая улыбка.

Коля дёрнулся, как от удара током, и кивнул.

«Мне пиздец, — уныло подумал он. — У меня снова стоит на мужика! На мужика, бля! С такими же, как у меня, яйцами и членом. Хотя, теоретически…»

После третьего стакана ирландского самогона дело пошло шустрее.

— Всё равно не понимаю. — Коля осторожно откусил от спелой груши и вопросительно посмотрел на Данилу. — Зачем? Ты… ну…

— Переодеваюсь? Или с мужиками сплю? Да ладно, не смущайся, ты же сразу понял, чем мы у вас в туалете занимались.

— Понял… — нехотя признал Коля и нагло уточнил: — И то, и другое непонятно.

Данила сидел, положив ногу на ногу, и Коля никак не мог понять — что в этой позе его смущало. Потом дошло — осанка. Даже сидя на мягком диване, парень держал спину ровно, а подбородок высоко.

— Ориентация, она с рождения, уродился таким. А переодевание… Тут в двух словах не объяснишь. Слушай, ты жрать хочешь? Суп с бараниной вряд ли пойдёт, а вот пиццу разогреть…

— Не хочу. — Коля решил, раз уж выдалась такая возможность, использовать её по полной. — Ты тоже пойми… я лично против геев ничего не имею…

И тут же умолк.

Потому что на самом деле имел, и даже очень.

Первый «пидар», с которым столкнула его непростая штука жизнь, был физруком в школьном лагере. Именно этот козёл нажаловался директору, что, мол, Коля снимал в спальне штаны и пытался его, пятидесятилетнюю невинную жертву, своим юным порочным телом соблазнить. На самом деле именно физрук постоянно пытался Колю лапать, а когда в речке купались, так даже и в плавки залез. Колю из лагеря выперли, но по молодости он толком и не понял, в чём дело. Потом, уже когда на заводе работал, Эдик из планового отдела вечно над ним потешался. И одеваться не умеет, и одеколон вонючий только для пенсов, и мобилка для лохов, и стрижка бобриком отстойная. Коля даже бить его брезговал, боялся, что руки потом вонять будут — «настоящим» одеколоном и тем дерьмом, которым блондинистый пижон волосы на башке себе мазал, чтобы кверху стояли.

Но и это были не все преступления геев против Коли.

Самым мерзопакостным был один из клиентов, местный бизнесмен, которого Михалыч уважительно назвал «ПалВикентьич» и при виде его мелкотравчатой тушки чуть ли не ниц падал. Этот так и вовсе открыто предложил Коле самый настоящий «интим с проникновением», правда, честно и за деньги, но с таким видом, будто это для него в порядке вещей. Коля отказался. Три раза отказался, а на четвертый пригрозил Михалычу, что если его не прекратят домогаться, уволится. Этот Викентьич выглядел настолько отвратно, что Колю от одной мысли мутило, а Михалычу ничего, рассердился даже, мол — корона бы не упала, о семье подумай, щенок! Слава богу, тот и сам понял, что Коля не из таких, отстал, а сейчас его вроде за взятки и посадили.

В общем, не было у Коли к геям никакой снисходительности.

— Ох, Коля, всё у тебя смешалось, — в ответ на антигейские претензии Данила разлил по стаканам ещё по дринку. — Во-первых, физрук твой не гей, а педофил, просто по мальчикам специализируется. Второй твой типагей — тоже не гей, а кто-то вроде метросексуала. Редко какой гей в здравом уме полезет к натуралам с критикой стиля одежды, тем более — демонстративно! Мы, если ты помнишь, пока еще меньшинство, может, какие-то натуралы нас и раздражают, но своя шкура дороже. А вот третий твой персонаж — он самый, наш клиент. Да и знаю я его, суку.

— Да ты чё? — вытаращил глаза Коля. — Откуда?

— Неважно, — ушел Данила от ответа. — Короче, Коля. Просто тебе не повезло. Нормальные мужики нашей с тобой ориентации существуют. Просто они не светятся, да и не должно никого касаться, кто с кем спит. Согласен?

— Это да, — наклонил голову Коля, да так и замер с напряжённой шеей. — Чё ты сказал, чьей ориентации?

— Нашей. С тобой. Ты не спеши на меня кидаться, просто подумай. Помолчи, допей и мозгами раскинь. Почему ты, собственно, здесь оказался? Почему ты вообще за нами побежал?

И Коля призадумался ещё крепче. Мысли оказались невесёлые, даже член безнадёжно поник. И в самом деле. Почему?

— Понравился ты мне, — пробормотал Коля жалобно. — То есть — Дана понравилась. Я же парень, а парень должен защищать…

— А если бы ты знал, что я тоже парень — стоял бы и смотрел?

— Ну… — замялся Коля. — Нет, конечно. Я за наших дворовых пацанов в детстве тоже морды бил…

— Ладно, зайдём с другой стороны. — Данила и в самом деле поднялся, подошёл к Коле и встал перед ним, сложив руки на груди. — Скажи… а почему тебе понравилась Дана? Тебе раньше такие девушки нравились? Ты же видел меня вблизи, как сейчас. И ничего не смутило? Вот совсем ничего?

— Нет, — признался Коля, — ну, то есть… не так чтобы…

— Вот видишь, — засмеялся Данила. — А должно было. Много у тебя девушек с такими плечами, руками, грудаком, и это я уже про кадык молчу. Нет, Коль. Твой мозг зафиксировал странность, но сигнала тревоги не подал. Значит, для тебя это не так уж ненормально.

Коля потрясённо молчал. А что тут скажешь? Даже сейчас, когда его практически обвинили в позорной голубизне, он не мог бы сказать, что Дана-Данила ему разонравился. И мышцы рук не смущали, и икры подкачанные, и кадык. Опустив голову, Коля уперся взглядом в босые ступни Данилы и вздохнул.

— Тебе понравился тот, кого ты увидел в женском образе, — тоном учителя математики объяснил Данила. — И тебе совершенно не принципиально, какой у этого человека пол.

— Я педофил? — расстроился Коля.

— С ума сошёл? — Данила всунул ему в руку крошечный бутерброд. — Закуси-ка. Ты бишка, хотя, если за тебя как следует взяться… А ну… посмотри на меня. Вот скажи — чего тебе сейчас хочется?

Коля мучительно стиснул зубы и шумно задышал через нос. Он понятия не имел, что именно можно было делать с Данилой — гейскую порнуху ни разу в жизни не смотрел, — но чего-то с ним сделать хотелось однозначно. «Разденься полностью и дай себя потрогать», — чуть не вырвалось из сжатого в нитку Колиного рта, потому что спокойно смотреть на мерно вздымающуюся грудь с мягкими на вид сосками и слушать совершенно не женский голос не было никакой возможности.

— Пойду я… — выдавил из себя Коля, вернул бутерброд на тарелку и даже сумел встать с дивана. — Дела у меня…

— В час ночи? — удивился Данила, но не тронулся с места. — Ну ладно, иди. Жаль.

— Я… ну это… потом зайду как-нибудь, — ляпнул Коля несусветную глупость, потому что вряд ли мог бы надеяться, что его снова пригласят.

— Ты мне тоже понравился, — негромко, но отчётливо донеслось до Колиных ушей, когда он был уже в полуметре от свободы. — Ещё тогда, в мастерской. На тебе был комбинезон, синий такой, с красными лямками и заплаткой на животе.

— Это карман вообще-то, — мигом отозвался Коля, и ноги его наотрез отказались двигаться дальше. — Сестра пришивала, а она еще маленькая.

— А у меня все сезоны «Ходячих» есть. — Данила аппетитно захрустел орешком, и Коле мучительно, вот просто до судорог захотелось вернуться. — И «Игра престолов» в хорошей озвучке. Здесь есть домашний кинотеатр, 3D не обещаю, но звук отличный и диваны мягкие. А?

У Коли от жалости к себе одеревенело всё тело. Он набрал в грудь воздуха, сжал кулаки и тихо, но решительно повторил:

— Пойду. И правда, домой надо. Сестра там и мама… Я…

Данила не ответил.

Он молчал, когда Коля натягивал пиджак, когда топтался у двери и когда загадочная Ева — телепатка она, что ли? — открывала входную дверь.

А в лифте Коля не выдержал, уткнулся лбом в прохладный металл и шмыгнул носом. Но только один раз — всё же он был пока начинающим педиком.

В тот день замотался Коля с ранья по самое не могу. В семь утра позвонил Вадик, пригрозил, что приедет за «Мерсом» сегодня в полдень, и Коля доделывал мелочи — надраивал лоснящиеся антрацитово-черные бока, пылесосил и озонировал салон, обрабатывал кожу сидений кондиционером. Михалыч, трезвый по такому случаю, торчал в конторе, насилуя древний комп и пытаясь в отсутствие жены свести дебет с кредитом. Коле он должен был больше штуки баксов, и это ещё без учета дополнительных обязанностей. И как человек, и как работодатель он был так себе, потому как обычно надеялся, что путем немудрёных манипуляций задурит парню мозги и заплатит только часть.

Коля о планируемом в отношении него нарушении КЗОТа был в курсе, кроме того, отлично понимал, что зачуханная мастерская и полузаброшенный магазин держатся больше на нём, чем на хозяевах, но пока не дёргался. Михалыч, если его трухануть как следует, в итоге большую часть долгов отдавал — Коля в специальном блокнотике вёл личную бухгалтерию, которую регулярно тыкал работодателю в рожу. Двое приходящих автомастеров — Жека и Степан Савелич — занимались сложными заказами и неплохо поднатаскали его по части ремонта седанов, но все же недостаточно, чтобы искать работу в другом, более приличном месте. Прагматичность, выработанная жизненным опытом, пригодилась и сейчас: Коля усердно трудился, иногда строил из себя дурачка, не забывая копить оставленные визитки — в его активе было уже чуть более полусотни потенциальных клиентов.

Пацана на горном велосипеде заметил не сразу. Велосипедисты на их трассе редко, но случались — не все возят с собой насос, да и мелкий ремонт в долгом пути бывает очень кстати. Пацан и его велик не выглядели упавшими или стукнутыми — двухколёсный конь был крутым, матово-черным, а его хозяин смахивал на сбившегося с дороги туриста.

Велосипедист опустил шлем, под которым оказалась повязка с черепами, помахал Коле рукой в перчатке. Коля шустро поторопился навстречу — деньги, даже небольшие, лишними не бывают, но, всмотревшись внимательнее, остановился. На парне были обычные джинсы, стёганая жилетка и простая клетчатая рубашка, но как только он снял очки и натянул их на лоб… Ёпт… Дана… Данила!

— Узнал? — да как же было не узнать обладателя самой охуенной улыбки? Конечно, Коля узнал, и внутри у него снова потеплело, защекотало бабочками, растеклось по телу дурацкой, глупой и стыдной радостью.

Стыд Коля испытывал потому, что совесть его ой как мучила — за то, что струсил и так по-идиотски себя повёл, и за то, что каждое утро начинал теперь не с раздумий, как достать денег, а с воспоминаний. А ещё он думал о мужике в морковном пиджаке и о том, откуда у Данилы такая квартира. Вывод напрашивался только один, но Коля не поддавался пессимизму: приятнее было вспоминать улыбку, треугольный подбородок с едва заметной ямочкой, крепкие плечи, а ещё то место, которым заканчивался позвоночник. Это последнее размышление порой приводило к весьма неожиданным последствиям, что было, в общем-то, стыдно. Но тоже… очень приятно.

Но больше всего мыслей в Колиной голове занимало нечто неопределённое, ощущаемое как неизбежность перемен. Он не мог нормально спать, постоянно вскакивал не пойми от чего, на цыпочках шастал в кухню пить воду, а засыпал только после того, как перед глазами чётко и ярко появлялся образ длинноногой девчонки, бегущей навстречу по песчаному морскому берегу. У девчонки были глаза Даны, фигура Данилы, а одежда почему-то Юлькина.

Стыд он испытывал ещё и потому, что все дни, прошедшие с момента позорного бегства, мужественно пытался с собой бороться. В первый день поборолся более-менее успешно: Татьяна приятно удивилась его внеочередному визиту — обычно это она проявляла инициативу. А вот во второй и на третий день случился прокол. Из последних сил, словно бестелесного духа, Коля призывал к себе визуальный образ своей принцессы, но и это не помогло. И тогда до него дошло — с Танюхой больше не получится. Да и нечестно это по отношению к хорошей, доброй, в общем-то, женщине — трахаться, представляя даже не другую бабу, а другого мужика.

И зачем?

О том, к какой категории себя теперь относить — нормальных или извращенцев, — Коля пока не задумывался. До обычного гея ему как на карачках до Парижу, но и болезнью или временным помрачением называть происходящее с собой не хотелось. Почему-то — и это самое удивительное — Коля не чувствовал в себе никакой ненормальности, может, даже наоборот… Может, в его случае именно это — норма? Может, если бы не проблемы в семье, он бы прислушался к себе и раньше?

Как бы там ни было, Коля с нетерпением ждал — конца недели и зарплаты. На зарплату он собирался купить букет розовых роз, радужно-полосатый желейный торт как знак полной и безоговорочной толерантности, и навестить принцессу в месте обитания — на том самом двадцать пятом этаже.

А оно вон как…

— Твой? — Слегка отойдя от первого шока, Коля с уважением погладил шершавый ребристый руль и скосил глаза, чтобы не пялиться на чужие бёдра.

— Ага. — Данила легко ткнул пёстрой кроссовкой узкое колесо. — Еще один маунтинбайк и шоссер есть, я же машину не вожу. Хочешь прокатиться?

Коля хотел. Правда, он бы предпочёл, чтобы за рулем был Данила, а он — сзади, чтобы вот так обнять обеими руками, прижаться тесно-тесно к тёплой спине и… Но ни ситуация, ни конструкция транспортного средства этого не позволяли.

— Времени как бы нету, — грустно констатировал Коля и всё же глянул украдкой на Данилов пах — там, как и в остальных частях тела, было всё красиво, по-мужски, компактно и аккуратно. А ведь пару дней назад он очень даже мог бы…

— Я же обещал рассказать тебе про кросс-дрессинг, мы не договорили тогда. — Данила засунул под повязку выбившуюся чёлку и подошёл на опасное расстояние — сразу стали видны впадинка на шее, трещинка в серединке нижней губы и едва заметная дырочка в проколотом ухе.

И тут Коля окончательно понял, что пропал. Потерял дар речи в прямом смысле слова! Так, тупо улыбаясь, и стоял, пока не очнулся от донёсшегося со стороны конторы кашля Михалыча.

— Я только после обеда смогу, — пробормотал он, разматывая с запястья пахнущую полиролью полоску ветоши. — В двенадцать клиента нужно встретить, потом ещё сегодня расчет, а вообще я… знаешь… в плане куда-то пойти… не очень в теме.

— Да мы просто прогуляемся, — небрежно махнул рукой Данила. — Тут места красивые, в двух километрах кемпинг неплохой, можно завернуть… покажу тебе кое-что. А?

Коля в сотый раз вспомнил квартирку на двадцать пятом этаже, прикинул свои возможности и невесело вздохнул.

— Лучше просто покатаемся.

— Ок. Я к часу приеду, пойдёт? — Данила нацепил шлем и ловко перебросил через раму длинную ногу. — Подожду, если что. Чего взять?

— Пойдет, — кивнул Коля, переполняясь счастливым, детским каким-то предвкушением. — Попить чего-нить, а то у нас все холодильники сдохли. Бутерброды ещё можно взять.

— Я возьму. — Данила быстро наклонился, мазнул губами по Колиной щеке и уже через секунду умчал вдаль.

— Оч-чень интересно, — услышал Коля за спиной надтреснутый алкоголический фальцет. — Так ты у нас, Колюня, все ж таки пидорок?

Принять зарплату в шестьсот баксов вместо тысячи ста Коля отказался. Михалыч что-то там заталдычил про «всю работу сдашь, тогда и получишь», но Коля уже не слушал — принимал судьбоносное решение. Может, оно и к лучшему. Давно пора что-то менять, надоел этот уёбок, как горькая редька без соли. Пусть, скотина неблагодарная, сам в яме посидит, как раз две новых тачки в мастерской — опель со сбитыми фарами и форд с погнутым бампером. Ребята такой мелочью заниматься не станут, пусть как хочет, так и выкручивается, козёл.

А вот прощаться с «Мерсом» было жалко. Сначала Коля, напуганный неоднозначной персоной хозяина, старался больше со страху. А потом втянулся, и железная лошадка, больше запущенная, чем покоцанная, стала преображаться. Сейчас тачка была идеально вылизана, хоть завтра в Парижский автосалон, но надеяться, что Михалыч разрешит выдать её лично, было глупо.

Настроение всё равно оставалось приподнятым и немного сумасшедшим. Как в детстве, когда семья была еще семьёй, батя не пил, а по выходным все вместе ходили в парк Победы на аттракционы. Папа качал маленького Николашу в ярко раскрашенной лодочке, и Коля до сих пор помнил свой восторг — трепет в животе, ветер в ушах и самую малость — холодок страха в конечностях. Примерно то же он чувствовал и сейчас — экстаз с капелькой страха. То, что Данила пришел сам, значило очень многое. Возможно, вся жизнь теперь начнется с новой строки. И дело тут не в гействе… То есть — не совсем в нём…

В половине первого явился Седой, да не один, а со свитой — не очень хороший признак. Коля как раз заканчивал общение по телефону с супругой хозяина, пытаясь не упустить единственный шанс получить свои деньги, и тут уже не до мужской солидарности.

После осмотра авто Вадик все-таки велел найти Колю. Михалыч тут же указал направление, и двое бритых парней в костюмах едва не насильно выволокли растерянного автомеханика из подсобки, да пару раз под коленки пнули, видимо, для профилактики.

— Я ниче не сделал! — возмутился Коля таким наглым с собой обращением. — Да отпустите же! Вадим Иваныч, за что?

Вадик молча сделал своим знак отваливать, и те исчезли, прихватив с собой злобно ухмыляющегося хозяина мастерской. Коле совсем не по себе стало.

— Меня тут о тебе спрашивали, — флегматично начал Седой неприятным, не по возрасту хриплым голосом, глядя мимо Коли. — Четыре дня назад.

— Кто спрашивал? — удивился Коля и даже руками всплеснул. Он-то ожидал претензий и наезда!

— Да так… — неопределённо протянул Вадик, оно и понятно, кто ж на такие вопросы честно отвечает. — Интересуются тобой, Коля, не очень хорошие люди. Говори — чего сотворил, только честно. Да, кстати — за тачку моя тебе благодарность. Сам не езжу, но берегу её, от старшего брата досталась.

Про старшего брата Вадика — Жеку Седого — Коля был немного в курсе, хоть и застал лихие девяностые сопливым пацаном. И памятник на Центральном кладбище видел — невысокий бритоголовый мужик на фоне джипа, тогда многие так делали — пафосно и богато. Но особо не вникал: Михалыч сразу дал понять — любой клиент имеет право на приватность, и рот лучше лишний раз не открывать. Да Коля и сам не стал бы.

— Спасибо… — едва выдавил из себя потрясённый Коля, — большое… Да ничего я не…

— И быстро, — в голосе Седого послышалось нетерпение. — Время — сам знаешь…

Коля сразу понял — лучше не выёбываться.

— Я тут подружился кое с кем, — тихо пробормотал он, краснея. — Ну и…

— Девку, что ль, отбил у кого?

— Типа того. — Кусая губы, Коля еще секунду помедлил и всё же конкретизировал: — То есть… не совсем как бы девку…

— Ну и дурак. — Седой нахмурился. — Да что с вами такое со всеми? Как ни референт, так педик, сил никаких нет. Ну вот скажи — нахуя? Баб не хватает?

— Я не педик, — не вполне уверенно ответил Коля. — То есть… пока вроде ещё нет.

— Ага… — Седой горестно вздохнул. — Знаю я ваше «пока»… Неделю проработает — и пиздец, уже жопой крутит, чуть ли не на коленки садится… Хорошо, что Олежка у меня есть, он в эту партию точно не вступит. Ладно… чего я хотел… Ты, Коля, поосторожней. Хоть у нас типа демократия, но все ж и не Швеция. И по сторонам смотри. Я сказал кому надо — тебя пока не тронут, но не нарывайся, понял? Не нарывайся! Своих дел по горло…

— А-а-а… — совершенно офигевший Коля никак не мог извлечь из себя что-то внятное. — А почему вы…

— Отца твоего немного знаю, — объяснил Седой и поднялся, одёрнул пиджак. — Они с Женькой одно время… Тебе, наверное, не рассказывали…

Коля покачал головой. Так вон оно что-о…

— Доложили мне, спивается он… — Седой задумчиво смотрел на Колю сверху вниз, перебирая в бледных веснушчатых пальцах небольшие матовые четки. — Не думал его в наркодиспансер определить?

— Он никогда не согласится, — вздохнул Коля, болезненно поморщившись — последний разговор на эту тему закончился отвратительной сварой, маму и Юльку пришлось к соседям отправлять. — Столько раз пытались…

— Хреново… — Седой немного помолчал, протянул Коле невзрачный прямоугольник визитки. — Это Олежкина, но он меня найдёт, если что. Держись.

Ошарашенный Коля не очень вразумительно пробормотал слова благодарности — чего-чего, а такого поворота он уж точно не ожидал. Настолько отеческим тоном с ним уже лет десять никто не разговаривал, а то, что похожий на снулую рыбу Седой оказался способен на сочувствие, так и вовсе подорвало Колино недоверие к человечеству. Случаются-таки чудеса!

— Ну, бывай… — кивнул на прощание Вадик, окинул Колю непроницаемым взглядом холодных глаз и с тем же железобетонным лицом вышел.

Коля облегчённо выдохнул. Пронесло.***

В том, что Данила выполнит обещание и вернется, Коля даже не сомневался. И он не просто прикатил на такси, а притащил с собой приятный сюрприз — ещё один велосипед. Ярко-желтый байк издалека был похож на детскую игрушку, но вблизи создавал впечатление машинки серьезной и надёжной.

— Колеса я подкачал, скорости сам по ходу отрегулируешь. — Данила, смахивающий в своих очках на стрекозу, протянул Коле точно такой, как у него самого, велошлем. — Ну что — покатили?

Мчать по залитой солнцем полупустой трассе на идеально отрегулированном велике было потрясающе. Коля сначала молча балдел, а потом сбросил десять честно нажитых лет, заорал залихватское «Эге-ге-ге-ей!», перегнал Данилу, сделал большой круг, а потом, совсем уже разойдясь, встал и пару метров проехал без рук, выделываясь и крича.

Конечно же, слетел, и хорошо, что в густую высокую траву. Смеющийся Данила вытер ему влажной салфеткой кровь с содранных костяшек, заклеил пластырем ранки, глянул на велик — порядок, целый. Присел рядом.

— Ну ты даёшь, спринтер, — покачал головой смешливо. — Давно не катался?

— Сто миллионов лет! — Коля не мог перестать улыбаться — такой в крови бурлил адреналин. — Лет пять примерно. Как же круто, я на такие и не садился ни разу — пиздец, как проняло. Офигеть!

— Обратно на моём поедешь. — Данила спрятал грязную салфетку в рюкзак. — Он легче и скоростей больше, тоже ничего так. Ну, пошли?

Из-под его повязки смешно торчал волнистый хвостик, с боков выбивались короткие каштановые пряди — они чуть пушились, как Юлькины локоны после сна. На щеке — крошечный круглый шрам, который Коля раньше не замечал, наверное, от ветрянки. Данила покусывал свои чудесные, ни разу не мужские губы в улыбке и ждал. А Коля глаз не мог оторвать от этих губ — смотрел, смотрел…

Даниле эти смотрелки, видимо, надоели.

Он протянул руку — по-дружески, но как только их пальцы соприкоснулись, Колю словно током шибануло. Опираясь на чужое плечо, поднялся, сделал шаг, покачнулся…

— Коль, ты в порядке? — прошептал Данила обеспокоенно. — Голова кружится?

— Уже нет, — ответил Коля и неожиданно для самого себя, подчиняясь неведомому, коварно притаившемуся в теле инстинкту, наклонился и прижался губами к приоткрытому от волнения рту Данилы. Тот от неожиданности взмахнул руками, потерял равновесие, и оба свалились в уже примятую Колиным телом траву.

— Плохой мальчик, — посетовал Данила, стирая со своих локтей и Колиной пристыженной морды грязные следы. Обиженным или оскорблённым он, впрочем, не выглядел, скорее наоборот. — И слишком ты резвый для натурала. Ну кто так целуется… Ладно… пошли, Ромео. — И, поймав немигающий Колин взгляд: — Коль, я всё понимаю, но рядом машины ездят… Потерпи.

От последнего Колю еще больше повело. Он уже без посторонней помощи встал и в блаженном оцепенении поплёлся вслед, толкая велосипед рядом. Конечно… будет терпеть столько, сколько потребуется. Только бы это не заканчивалось.

Место и вправду оказалось необычным. Кусочек леса заканчивался небольшой поляной, окруженной высоченной стеной хвойных деревьев. С одной стороны поляны почти правильный полукруг образовывали высокие кусты можжевельника, по центру этого полукруга сиротливо торчали низко спиленные стволы многолетних сосен. Кучно расположенные пни — около полусотни — уже слегка заросли цветами, но Коля всё же углядел неподалеку две аккуратно закопанные ямки и следы пепла.

— А как это? — не понял Коля смысла в таком безжалостном ландшафтном дизайне. — И нахрена было здесь деревья пилить — специально, что ли, чтобы на шашлыки кому-то ездить? Во уроды…

— Строить собирались кое-что, — объяснил Данила, утаптывая кроссовкой ямку. — А потом передумали. Ямка эта наша… мы с ребятами были здесь недавно.

— С какими ещё ребятами? — моментально насупился Коля, но тут же запнулся, понимая, что не имеет права никого допрашивать.

— Яшкиными друзьями в основном… — Данила сделал вид, что не заметил Колиного конфуза. — Но это еще не всё, сейчас такое покажу…

Он крепко схватил Колю за руку и потащил в лес.

Отошли недалеко — метров на сто. Остановились в небольшой проплешине, где деревья росли реже, а птицы орали громче.

— Глаза теперь закрой, только быстро! — крикнул Данила на ухо Коле и потянул куда-то в кусты. Коля послушно закрыл, сделал три шага, а потом его дернули за руку и остановили.

— Открывай!

Сначала Коля не очень понял, в чём фишка. Но потом…

Между небольших, зеленых от мха камней, в живописных зарослях дикого шиповника тёк ручей. Серебрился живой юркой змейкой и был таким прозрачным, что на дне чётко, как в макросъемке, просматривались крошечные камушки и даже песчинки. Увидеть такое здесь, в полуста метрах от трассы, было настолько странно, что Коля присвистнул. Данила сердито посмотрел на него — нечего в лесу свистеть — и стал объяснять:

— Это не родник, конечно — артезианские воды на поверхность вышли. Вообще это редкость, обычно для них скважины бурят. Скажи, здорово? Чуть дальше начало — из грунта настоящий фонтанчик бьет. Зимой, наверное, замёрзнет…

Коля заворожённо смотрел на воду. Прохладная свежесть легко проникала в лёгкие, пьянила озоном. К его собственному, чуть колеблющемуся отражению скоро прибавилось отражение Данилы. Он, как обычно, слегка улыбался.

— Нравится?

— Очень.

— Хоть бери и кораблики пускай, да?

— А рыба здесь есть?

— Ты что, рыбы тут быть не может, но вода очень чистая… Глотни!

Они напились воды, слегка замочив ноги и одежду, с трудом, но нашли фонтанчик, немного пощёлкали друг друга телефонами и тут же обменялись фотками.

Данила оказался неплохо подкован относительно географии этих мест. Коля, полтора года проработав на трассе, и понятия не имел, что семьдесят лет назад здесь были настоящие чащобы, водились и волки, и зайцы, и даже кабаны. А теперь жить этому кусочку природы осталось в лучшем случае пару лет, потом и его сожрёт разрушительная цивилизация. И что останется нашим детям? Ну вот что, Коля? Данила рассказывал с большим жаром, активно жестикулируя, его чуть впалые щёки покраснели, глаза сияли, и Коля в прямом смысле не мог отвести от него глаз.

Он был покорён.

Коля Румянцев не считал себя романтиком, точнее — мог бы им быть, если бы знал нужные слова и умел правильно их использовать. Тогда бы он произнёс их как положено, взяв предмет своего обожания за руку и глядя в глаза. Но получилось иначе — на него снова «накатило». И журчащий ручеёк, и птицы эти оглашенные, и ветерок, приятно щекочущий холодком голую шею, и взволнованный голос Данилы — все эти факторы разом привели к тому, что, недолго думая, Коля повалил нового друга на колючую от хвои землю и снова попытался поцеловать. В этот раз удалось лизнуть верхнюю губу — она оказалась мягкой, терпковатой на вкус — и чуть прихватить солоноватую щёку.

Данила энтузиазма почему-то не оценил — двинул озабоченного Колю локтем под ребро, отпихнул от себя и встал. Вид у него при этом был недовольный.

— Коля, давай поговорим, — сказал сердитым голосом, отряхиваясь. — Вот прямо здесь.

— Не знаю, что со мной такое, — пожаловался Коля, виновато глядя на Данилу и хлопая ресницами. — Прости, обычно я тихий, а тут…

— В принципе, мне, конечно, приятно, что у тебя такая реакция. Но… как бы это объяснить…

— Объясни как-нибудь, — попросил Коля, довольный, что жалобный тон сработал, и ему не бьют морду, хоть и заслужил. — Я пойму, честно.

— Коль… ты должен понять — так не делается. Ну вот представь — ты пошёл с приятелем погулять, рассказываешь ему что-то серьёзное, и вдруг он на тебя набрасывается. Я, в общем-то, предпочитаю участвовать в процессе, и мне нравится быть субъектом, а не объектом…

— Кем быть? — Коля вроде и понял последнее предложение, но предпочёл уточнить.

— Полноправным участником. — Данила ходил туда-сюда мимо сидящего на мокрой траве Коли и смотрел на него сурово, как на нашкодившего котёнка. — Поэтому… Поэтому существуют правила.

— Какие? — с опаской спросил Коля, боясь, что Данила сейчас объявит: главное правило — не иметь дел с грубыми и тупыми натуралами. Но услышал совсем другое.

— Во-первых, даже когда я — Дана, это ещё ничего не значит. Это не равно — легкодоступен и готов на всё по умолчанию. А Дана я, кстати, не всегда. Так вот… если я — Дана…

При этих словах Коля замер, словно вот-вот должна была решиться его судьба.

— Тогда начинаю первым, потом поймёшь, что я имею в виду. И — не спеши. Если только твоей целью не является трахнуть меня по-тихому под кустом. Или является?

— Нет, нет… ты что! — выпучил глаза Коля, потрясённый нелепостью обвинения до глубины души и в то же время непонятно чему обрадовавшийся. — Я вообще, как бы и…

— Оно и видно — ты сам толком не знаешь, что со мной делать, да? — усмехнулся Данила. — Короче, Коля… Я понял, что ты парень горячий, и мне это нравится. Но давай сначала хотя бы нормально познакомимся. Согласен?

— Согласен. — Коля, склонив повинную головушку, потопал вслед за Данилой, а тот, бессовестный, шёл не оборачиваясь, грациозно перепрыгивая толстые ветки. Красивый до невозможности, даже сзади. Особенно сзади.

— Можно я первый спрошу, — не смог сдержаться Коля, когда они уже уселись на спиленные деревья, вынув из рюкзаков по бутылке воды. — А кто такой Артур?

— Вообще-то, он мой бойфренд, — просто и легко ответил Данила, отхлебнув водички. — А что?

Коля чуть не подавился минералкой.

— Вообще-то, я думал, что вы уже всё… разбежались… — прохрипел он, вытирая облитую шею рукавом.

— Я-то, может, и разбежался бы, — вздохнул Данила, — а вот он… С ним сложно. А что, это имеет значение?

— Имеет, — уверенно сказал Коля и хмуро посмотрел на Данилу. Спокойного, чуть ли не равнодушного тона от человека, который казался ему практически совершенством, он не ожидал. — Ты что, не понимаешь?

Тот смотрел на него с интересом, похоже — действительно не понимал.

— Я… в общем… — собрался с духом Коля и выпалил, громко, чтобы уж наверняка: — Хочу быть твоим парнем. Если, конечно, ты не против.

— Что — вот прямо так сразу? — судя по гримасе, Данила с трудом сдерживался, чтобы не заржать, а вот Коле было не до смеха. — Но как же твоя девушка?

— Бывшая. — Коля встал, от волнения выронил бутылку, поднял её, выпил всё до капли и только потом посмотрел на Данилу. — Уже. Наверное, я сумасшедший… или вообще дурак. Но со мной такого никогда в жизни не было — чтобы вот так… Смотрю на тебя и внутри прямо как… в движке внутреннего сгорания. Кипит всё. Нравишься ты мне — не могу… И ещё… — Коля судорожно вздохнул и с явной мукой в голосе закончил мысль: — Если ты считаешь меня недостойным, ну, или… в общем, давай тогда просто дружить, я не против.

— Ещё чего! — тут уже Данила не выдержал, захохотал в голос, распугав ближайших пичужек. — Колька, моя ж ты прелесть. Я теперь сам тебя не отдам, такого незамутнённого. Всё, всё, успокойся, а то вон с лица уже сошёл. Ты мне тоже нравишься, хоть тебя учить еще и учить…

Коля не совсем понял значение слова «незамутнённый», но интонация ему понравилась. А ещё Данила наклонился над ним и ласково так потрепал по волосам. Вроде и ничего особенного, но Коле показалось, что жар с его щёк воспламенит одежду. Он с благодарностью принял недопитую бутылку, прислонил ко лбу. Попустило.

— Я вчера, короче… порнуху скачал, гейскую, — проглотив остаток воды, Коля решил признаться и в самом главном достижении. — Ну, чтобы это… в курс дела войти…

— И от слов-паразитов тебе надо избавляться, — продолжал измываться безжалостный Данила. — И как, понравилось?

— Не досмотрел, — пожал плечами Коля и тоже улыбнулся. — Там же тебя нет.

— Ну и подлиза, с ума сойти, — снова восхитился Данила, полез в свой рюкзак, достал внушительный пакетик в фольге. — Ева сэндвичей настрогала, давай вон туда присядем, поедим. И хватит лыбиться, иди сюда…

Коля моментально пересел на ближайший пенёк, развернул свой пакет, вкусно пахнущий жареной говядиной и специями.

— Можно ещё вопрос, последний, — набрался Коля смелости озвучить то, что давно собирался. — А когда ты — не Дана, тогда как… ну?

— А если я не Дана, — пояснил Данила, протягивая Коле салфетку, — тогда, детка, я сверху.

— Ты же не испугался, нет? — спросил Данила притихшего, точнее, даже примороженного Колю. — Или уже передумал? Идём, пополним водные запасы, пока думаешь…

Пребывающий в полной растерянности Коля снова разучился выговаривать слова. Такого варианта он по наивности своей не предусмотрел, поэтому к ответу не подготовился. Даже холодок по спине пробежал от перспективы. Но сказанного, как известно, не воротишь.

— Чего думать-то, — буркнул Коля, набирая в бутылку воду из ручья. — Не передумал я. А это… ну… как… в смысле…

— Между прочим, — Данила словно не услышал недовопроса и продолжил таким себе безмятежным тоном, словно о погоде в Лондоне рассказывал: — Ты многого обо мне не знаешь. Переодевание — это так, баловство. Мне нравятся, к примеру, сексуальные девайсы — вибраторы, плаги, расширители, шарики, зажимы. Я обожаю связывание, наручники, воск, спанкинг — стеком или флоггером. Это возбуждает. Просто секс — скучен и банален, ты ведь не хочешь быть банальным, а, Коля? Не бойся, я всему научу тебя…

Последнюю фразу Данила буквально пропел таинственно-зловещим шёпотом, и Коля, чтобы не упасть в обморок, опустил в холодную воду руки до локтей, а потом стал лихорадочно умываться, пытаясь осознать произошедшее.

Да, он все-таки вляпался. И как? И половины перечисленных Данилой «девайсов» он не понял, но догадывался — речь идет о чём-то таком, что точно не понравится.

— Ну, так что ска-ажешь? — не унимался коварный, доверчиво пригретый на широкой Колиной груди змей-искуситель. — Я проведу тебя в мир наслаждений тайной, скрытой от всего мира тропо-ой… Ты станешь как я, ты…

— Сказал же — не передумаю, — выпалил Коля замогильным тоном, словно приговорённый к казни, который еще может избежать электрического стула, но почему-то не хочет. — Я слово своё держу.

— Господи, это же не-воз-можно-о-о! — задравши голову к небу, возопил Данила и, не прекращая хохотать как ненормальный, брызнул из бутылки прямо в пылающее Колино лицо. — Колька, глупыш, я же пошутил! Ну прости меня, хотя ты сам виноват — это твое маленькое наказание, не будешь больше на меня пры…

Осознав, что спасён, Коля моментально сориентировался. Он в секунду догнал и отодрал от дерева хохочущую заразу, вылил в процессе легкой свалки воду из обеих бутылок на себя и на него, по ходу дела немного кое-где потрогав. Потом вытер мокрое лицо сорванной в процессе возни повязкой с черепами и бессильно опустился на островок из сухой травы, уложив рядом хихикающего приятеля.

— Да я реально не понял — чё за дела, — признался Коля, немного отдышавшись. — Так и до инфаркта довести можно. А вообще, Данил… мне никогда в жизни так хорошо не было, как сегодня с тобой. Честно.

— Я рад, — серьезно сказал Данила, погладив Колю по щеке согнутым грязноватым пальцем. — И здорово, что ты не обижаешься, даже если не понимаешь шутки. А ещё ты очень красивый.

А вот это уже была Колина реплика. Поэтому, услышав странный комплимент, который, по его мнению, никак не мог соответствовать действительности, Коля не обратил на слова внимания.

— Но ты в самом деле должен научить меня, — сказал он, переворачиваясь на бок и поправляя Даниле лезущую в глаза чёлку. — Всему. Чтобы я мог стать… ну… настоящим.

— Настоящим кем? — не понял или сделал вид, что не понял, Данила.

— Ну геем же, — объяснил Коля. — Как ты.

— Ага, щас, — к удивлению Коли, его «готовность к обучению» вовсе не пришлась по душе Даниле. — И в каком это смысле — настоящим? Ты прессы нашей дебильной, что ли, начитался? Которая утверждает, что гея можно слепить из любого желающего? Так это всё чушь и бред собачий, понял?

Он поднялся с травы, сложил руки на груди и сердито продолжил:

— Когда я говорил: «учить тебя всему», я вообще не это имел в виду. Ты, если не ошибаюсь, и с девушками не так чтобы… Да?

— Ага, — кивнул Коля, уже привычно глядя на Данилу виноватыми глазами. — У меня одна только и была…

— Так с этого надо и начинать! — Данила стал отряхивать джинсы от земли. — С обычных правил поведения в обществе. И я бы очень хотел кое-чего… Обещай мне!

Данила опустился перед Колей на корточки и сделал фантастически интимный жест — невесомо провёл указательным пальцем от глаза к виску и вниз, к подбородку, а Коля впервые в жизни понял значение выражения «мурашки побежали по коже табуном». Он жадно потянулся вслед за ладонью, едва сдерживаясь, чтобы не замурлыкать, как кот. От Данилы пахло примятой травой, его губы едва шевелились, и Коля больше угадал, чем услышал просьбу:

— Обещай, что таким и останешься. Простым, искренним, честным парнем. Как сейчас.

Коля кивнул, блаженно ощущая на затылке чужие пальцы, и осознал — началось. В паху привычно заныло, запекло невыплеснувшимся желанием. Он болезненно сморщился, закусил губу.

— Данила-а, отойди, а… от греха.

— Вставай, Коля. Вставай и иди за мной.

Его потащили в самую гущу деревьев, туда, куда относительно слабо доставало солнце. По пути Коля чуть не проткнул себе сучком глаз, расцарапал щёку веткой и два раза споткнулся, потому что под ноги не смотрел.

— Пришли. — Данила легонько толкнул Колю в траву и сбросил жилетку на землю. Коля очумело смотрел на него.

— Потерпи минуту, — сказал Данила почему-то шёпотом. — Минуту сможешь? Последний сюрприз.

Коля, естественно, говорить не мог, а моргать у него ещё получалось.

— Закрой глаза, живо! — приказал Данила, исчезая в туманной пелене закрытых Колиных век.

Коля сцепил зубы и стал терпеть.

Его тронули за плечо, когда он досчитал до пятидесяти. Медленно, очень медленно он открыл глаза и в который раз обомлел. На расстоянии вытянутой руки стоял Данила. В полностью расстегнутой рубашке и спущенных до колен штанах.

Твою ж мать…

Вместо плавок или обычных семейников на нем были коротенькие шортики из розоватого кружева. Женские, судя по тому, что никакого «мешочка» спереди не предусматривалось. Косые мышцы живота, неплохо прорисованные кубики пресса, круглый выпуклый пупок и удлиненные бёдра смотрелись в кружевном облачке ничуть не дико, а наоборот — естественно. Словно Данила родился в них, в этих бабских трусах. Тонкая ткань не скрывала, а наоборот, подчеркивала наискосок прижатый к животу, красиво стоящий член. Если бы охуевший от невероятного зрелища Коля не сидел — упал бы. Он шумно задышал и встал, Данила не двинулся с места.

— Вперед, солдат, — чуть насмешливо произнес Данила и приглашающе развёл руки. — Ну, чего ты там хотел со мной сделать?

Была б на месте Данилы девка, алгоритм действий был бы следующим: перевести в горизонтальное положение, расстегнуть собственные штаны, пристроиться сверху, а дальше уже дело техники. Но привычный сценарий к данной ситуации совершенно не подходил — перед Колей стояла не девка, и… вроде как не совсем парень. Коля проанализировал ощущения и поймал направленный на себя ободряющий взгляд. С бьющимся на космической скорости сердцем и ватными ногами он потянулся к прекрасному.

Сначала он погладил шею — длинную и нежную, хоть и с кадыком. Данила хмыкнул и подтолкнул Колину ладонь ниже.

— Смелее, ну…

Ниже шеи мерно вздымалась грудь. Коля провел по ней кончиками пальцев — там не было волос, маленькие щетинки приятно кололи пальцы. От Колиных манипуляций соски быстро затвердели и стали тёмно-розовыми, как карамельки. Коле захотелось их лизнуть, но он не был уверен, что можно. Набрал в легкие побольше воздуха, провёл дрожащими руками по тёплому животу и застыл.

На вид чужое естество казалось таким же твердым, как и его собственное, правда, скромнее по размеру. Сквозь полупрозрачные узоры на ткани четко проступали голубоватые венки и уже полностью обнажённая головка.

У Коли зачесались ладони — так захотелось потрогать. И в то же время почему-то было страшно. Член! Чужой! Руками!

— Не бойся, — донеслось из небесных далей. — Погладь его. Это всего лишь член, он любит внимание. Попробуй. Ну, видишь — ты ему уже нравишься!

Резинки на трусиках держались свободно, и ободрённый Коля с непривычной для себя похотливостью полез «трогать». Взбудораженный, словно ученый во время опыта, он нащупал и сжал упругое, горячее и слегка пульсирующее. Подвигал рукой, стараясь не переборщить с силой. Опустился ниже — в ладонь скользнули выбритые до гладкости, поджавшиеся яички. Чужое возбуждение, ничуть не менее сильное, чем его собственное, опаляло жаром, будоражило воображение. Данила немного дрожал, поводил плечами и тихонько бормотал, направляя его пока ещё неумелую руку:

— Умница… вот так… хорошо-о… давай ещё… какие у тебя сильные пальцы-ы-а… Ох-х… а теперь потише… всё… Коль… отваливай, хватит.

С болью в сердце Коля вынул руку из чужих трусов и с удивлением посмотрел на неё. Пальцы блестели от мутноватой белесой влаги.

Светло-серые глаза, буравящие Колю, потемнели. Данила тяжело дышал, его миловидное лицо покраснело, губы слабо шевелились. Обтерев пальцы о рубашку, он развернулся спиной, уложив руки на талию и чуть расставив длинные ноги. Повернул голову к Коле, капризно прикусил нижнюю губу. А потом засунул руку себе между ног так, что сзади оказались видны пальцы.

— Я сегодня плохая девочка, Коль! Можешь называть меня Даной и отшлёпать.

Дана — ни один пацан в здравом уме не мог бы произнести подобную речь собственным ртом — прогнулась в пояснице и оперлась ладонями о дерево.

От чудовищного давления в паху у Коли началось головокружение, он едва не захлебывался слюной — так соблазнительно покачивались округлости, аппетитно просвечивая сквозь приспущенные шортики. Задница Даны казалась Коле прекраснее всех задниц, которые он вообще видел в жизни, включая порно и фотки на тумблере. Это было так… порнографично. И в то же время целомудренно — трусы-то никто так и не снял. Но Данила исчез, во всяком случае, Коля его больше не видел. А видел девчонку с охуенной задницей, которой до икоты хотелось вставить. Или хотя бы полапать досыта, а потом подрочить.

— Дана, ты… пиздец какой… не шлёпать, потрогаю… — Коля запутался в родах и временах, потому что нормальными человеческими словами его ощущения не передавались. — Ебануться вообще…

Дана переступила с ноги на ногу — ягодицы нахально и призывно покачнулись. Коля жадно и не очень нежно сжал упругие полукружия, скользнул под кружево — и провалился в нирвану. Ту, в которой, по слухам, частенько пребывал Курт Кобейн, а может, и сейчас там резвился. В нирване было сладко и томно. Белое, розовое и смугло-бежевое волшебными пятнами мелькало и расплывалось перед обалделыми Колиными глазами, он смотрел так, как запойный пьяница смотрит на вожделенную бутылку и оттягивает момент первого глотка. Кожа ягодиц оказалась гладкой и невероятно нежной, напоминая на ощупь ткань под названием атлас. Но настоящая ткань, когда Коля её щупал, была безжизненной, а попка Даны — тёплой и упругой. Коля опустился на колени, сжал твердые мускулистые бёдра, набрался смелости и поцеловал куда-то сбоку, нащупал выступающую тазовую косточку, а потом стал целовать без разбору, везде. Дико хотелось потрогать там, между половинок, но спустя несколько секунд стало абсолютно очевидным: если он немедленно что-то с собой не сделает — взорвётся. Сил на исследования не оставалось.

— Всё, — сказал Коля, даже не пытаясь начать диалог со своим членом, — Дан, я уже не…

— Сядь, — приказала Дана не терпящим возражений тоном. — Вот сюда, и руки убери, никуда я не денусь.

Коля послушался. Дана опустилась на колени.

— И не дёргайся!

Легко сказать. Его трясло, трясло, как в припадке, а когда расстегнули пуговицы джинсов, приспустили хлопковые семейники, и мужская рука — впервые в жизни — внедрилась в его святая святых… тут уже Коля не мог смолчать — застонал.

— Тихо, тихо, детка, — приговаривала Дана, умело ему надрачивая… — Сейчас полегчает. Сколько у тебя, сантиметров двадцать?

— Девятнадцать с половиной, — просипел Коля, который свою «главную цифру» назвал бы и на смертном одре.

— Не меньше двадцати, тт-точно… — запинаясь, возразила соблазнительница, пристраиваясь у Коли под боком. — Это же надо — таким красавцем уродиться… Ты ж мой сладкий… Я сейчас… тоже… щас…

Судя по тихому всхлипу «охтыжбляёпт…», принцесса в кружевных шортах кончила первой. Но и Коля не был забыт — от поступательных движений шустрых пальчиков догнался примерно через полминуты. Выключился, будто в первый раз в пятнадцать лет, когда дрочил сам себе — секунд на пять. Очнулся, осмотрел мутным взглядом произошедшее с собой непотребство и понял — всё. Назад пути точно нет. Отказаться от Даны? Такого… с такой… Да никогда в жизни!

Вдохнув несколько глотков кислорода, Коля вытащил из кармана чистый платок, вытерся, оделся. Посмотрел на Дану.

Данила сидел неподвижно, чуть отклонившись назад, опираясь голой спиной на ствол полузасохшей сосны, с усталой улыбкой глядя куда-то перед собой. По смуглому плечу полз толстый муравей, в волосах застряли тонкие рыжие хвоинки. Трещинка на губе стала заметнее, резче обозначилась впадинка под кадыком. Трусы и живот были густо обрызганы спермой, влажный член покоился поверх кружев, мягкий и тоже удивительно красивый. Коля бережно вытер своё сокровище, поправил бельё, отбросил подальше наглое насекомое, сдул с волос мусор, заботливо помог встать и одеться. И вот тогда по-настоящему, но все еще робея, поцеловал. В губы. Не как девочку. А потом они еще немного пообжимались и потискались, валяясь в сухой траве. И это тоже оказалось восхитительнее всего, что с ним было раньше.

— Так как насчет нас, — спросил Коля, когда они, уже одетые и собранные, катили велики к шоссе. — Я уже твой парень или ещё нет?

— Мой, мой, — ответил Данила, скорчил смешную гримасу и потёрся носом о его щёку. — Колька, ты такое чудо. Поехали, стемнеет скоро.

— Да… запустили вы себя… — девушка в маникюрном кабинете строго посмотрела на Колю и поцокала языком. — Когда в последний раз маникюр делали? А заросло-то ка-ак…

Коля старательно изобразил лицом нечто вроде «в минувшую среду», но ему явно не поверили. Не расскажешь ведь пигалице с зелеными волосами и кольцом в ноздре, что этой бабской фигнёй он в жизни не заморачивался.

Хорошо хоть, в последний момент вспомнил… Да и не до того ему было в последние две недели, голову поднять некогда — и работа, и домашние хлопоты… Одна радость — дождаться позднего вечера и дежурного звонка. И слушать, слушать любимый, самый родной на свете голос Данилы. Даночки.

Днём Коля старался о нем не думать. Получалось плохо, некачественно, от попыток отвлечься начинала кружиться голова, непослушные пальцы с грохотом роняли на бетонный пол гаечный ключ, иногда даже тошнило. И тогда Коля признавал себя побеждённым и думал, думал… В автобусе, на работе, в супермаркете, качалке и, конечно, дома. Дома обкладывался сухими и влажными салфетками, стягивал к щиколоткам треники, ложился поудобнее и… на выходе получал суррогат. По ощущениям — остро и ярко, но как-то смазано, быстро, словно с голодухи Роллтон сухой грызть.

Страшно не хватало главного — Даны. Или Данилы, без разницы. Зато перемен произошло за две недели… Больше, наверное, чем за всю жизнь.

Первые сутки после первого в жизни свидания с парнем Коля отходил. Чтобы не думать о «скользкой дорожке», на которую он каким-то непостижимым образом вступил, с головой погрузился в дела. Окончательно распрощался с Михалычем, триумфально выдрав у него девятьсот пятьдесят баксов и трудовую, заехал к Генке, с кирпичной рожей выслушал удивлённое: «Колян, а чего у тебя с лицом — зубы болят или влюбился?», ответил как положено: «Отъебись!», что означало одновременно и ничего, и очень, очень многое. Перемерил член и оказалось, что у него и правда — двадцать сантиметров и даже два миллиметра — недаром Танюха требовала не особо активничать, потому что «бугай здоровый».

А на следующий день в дверь их квартиры постучали. Открывал почти всегда Коля — мало ли какие «гости» пожалуют, друзей-алкашей у отца было достаточно. Стук требовательный, громкий. Отец, спящий в своём «логове» — забитой разными железками лоджии, — не проснулся. Пьяно забормотал из своей комнаты Митька — старший брат. Мама с Юлькой сидели в гостиной — одна вязала, другая смотрела мультики. Раньше сестра спала с матерью на диване, но пару месяцев назад Коля забрал её в свою комнату, соорудив из старого раскладного кресла отличную кроватку. Мама в последнее время стала какой-то странной — почти всегда молчала, забывала покормить Юльку, не сопротивлялась и не звала на помощь, если отец её бил. Коля вычитал, что у женщин, постоянно подвергающихся насилию, есть специальный синдром со сложным названием, но что с этим делать — понятия не имел. При нем ни отец, ни брат женщин не обижали, опасались — хоть и младший по возрасту, Коля был выше обоих на голову и в разы сильнее. Но когда отсутствовал… И синяки на шее, и вечно опухшие, красные от слёз глаза говорили лучше всяких слов. К счастью, Юльку не трогали, но видеть шестилетнему ребенку, как обижают мать — хуже не придумаешь.

Людям в белых халатах Коля обычно доверял, поэтому дверь открыл. А закрыл уже после того, когда так и не пришедшего в себя отца вынесли из квартиры на носилках. Вскоре один из докторов вернулся, пообщался с Митькой, а потом вызвал двоих санитаров, они вкололи вялому от перепоя братцу снотворное и тоже уволокли вслед за папашей. Реабилитационный центр, приславший машину и врачей, был муниципальным, раньше Коля даже мечтать не мог устроить туда родственников — очереди огромные, зато люди, по слухам, если и не излечивались полностью, пить в общей массе переставали.

— Ты о юридической стороне даже не думай, — объяснил по телефону Седой, — там всё чисто. Братец твой ёбнутый пусть тоже полечится, кровь ему почистят, мозги вправят. А мать отдохнёт. Деньги уже заплачены, чтобы ты голову не ломал, считай — не тебе, папаше твоему помочь хочу. А ты приезжай раз в неделю, проведывай. Да, встань завтра пораньше, Олежка заедет, в одно место смотаетесь. Работа есть.

Что за работа, узнал по пути. Автослесарем в новом, только что выстроенном по «европейским стандартам» автосервисе — с гаражом, мойкой, заправкой для электромобилей и даже детской площадкой. Чтобы немного подучился, Колю обещали закрепить за одним из мастеров, на два-три месяца, а там видно будет. Зарплату предложили приличную, правда, не в баксах, но зато стабильно раз в неделю. Соцпакет: отпуск, доставка, обед и спецодежда за счет хозяев. Сказочные условия, даже не удача — нереальный фарт. У Коли и мысли не возникло отказаться.

Автосервис располагался в черте города, но в работу ещё не был запущен — для торжественного открытия ждали группу городских чиновников. Олежка притормозил у входа, посмотрел на часы и сразу взялся за телефон. Коля тоже вышел, осмотрел окружающий пейзаж и присвистнул. Новенькое здание окружали неаккуратные кучки строительного и прочего мусора. Недалеко топталась стайка людей неофициального вида, судя по камерам и микрофонам в руках — представители СМИ.

Два десятка уныло фланирующих по замусоренной территории работяг лениво пинали пустые бутылки и жевали травинки, среди них неуклюже сновал и громко стонал от возмущения потный толстенький человечек, представившийся Коле как прораб Петр Петрович.

— Боже-боже, за что, за какие грехи мне все это! — Толстяк беспрерывно вытирал платком потеющую лысину. — Эти люди не приспособлены ни к какому труду, это трутни, ничтожества, которые имеют наглость считать себя строителями только потому, что отличают силикатный кирпич от керамического! Отбросы! И меня, человека с высшим архитекторским образованием…

Работягам все эти стенания были до одного места — очевидно, Петрович им сейчас казался не важнее бегающего по территории и вопящего во всё горло приблудного кота.

— Убрать мусор — и можно было бы запускать фотографов, — тряс перед Колей пухлыми пальчиками Петрович. — Но эти скоты… Не хотят заканчивать! Сам, говорят, убирай, мы свою работу сделали. Вы понимаете, Николай Евгеньевич — я… Я должен за ними убрать!

Олежка, изощренно матерясь, советовался по мобиле с Седым, тот просил не лезть — Багин со своими двумя пальцами был опаснее бригады спецназовцев. Скоро Коле надоело слоняться без дела, он попросил разрешения пообщаться «с трудовым народом», и Олег махнул рукой — мол, делай что хочешь, только меня не трогай.

В принципе, опыт «дипломатических переговоров» подобного рода у Коли присутствовал. С девятнадцати лет, когда в подвальной качалке на соседней улице ему присвоили титул «Мистер бицепс», знал — несмотря на неконфликтность, многие его боятся. Метр девяносто литых бугрящихся мышц и серьёзное, редко улыбающееся лицо внушали страх и уважение. Его никогда не задевали, а задев, тут же извинялись. Драться Коля тоже умел, причем не просто махать кулаками, а по-умному — сказывался опыт проживания в старом рабочем районе. Но использовать эти знания приходилось редко. Бить отца у него рука не поднималась, разве что на балконе или в комнате закрывал, а вот брату перепадало. Тем не менее Коля предпочитал договариваться. Даже на отца иногда удавалось повлиять, правда, с каждым годом всё реже.

С работягами разобрался за четверть часа. Первым делом побродил среди них, послушал. Путем логических умозаключений определил главного «смутьяна», пригласил за забор пошептаться и чуток врезал по яйцам. Ну и наплёл убедительно, что самого от братков прислали, и кликуху себе придумал — не будет же залётный шабашник вникать. Убедил главного, а тот уже с остальными побазарил. Мусор вынесли, площадку тщательно подмели, полили из шланга поднявшуюся пыль и даже помогли Петровичу привязать к воротам ленточку — хозяин всего этого богатства должен был явиться с минуты на минуту. Успели. Поставленный в известность босс смекалку оценил, Колю обласкали, наговорили комплиментов, да еще накормили на фуршете так щедро, что две торбы вкуснятины домой притащил. Ну и работу, конечно, дали.

Маму — в этом тоже помог Седой — отвезли на консультацию к частному психиатру, тот посоветовал не пичкать пока таблетками, а найти хороший санаторий. Недорогой и тихий пансионат Коля отыскал сам, заодно и Юльку перед школой оздоровиться отправил. В общем, и дома, и вне его теперь был полный порядок, даже не верилось, что бывает настолько легко и просто жить.

Данила, к огромному Колиному огорчению, всё это время был занят. Чем — не объяснял, и даже выразил недовольство, что Коля суётся куда не надо. Но звонил каждый день, в основном ночью, шептал миллион смешных, ужасно приятных нежностей, жаловался, что дико соскучился, а в конце концов взял и пригласил в гости на выходные.

В гости!

Не в кино, не погулять, не в клуб (о котором Коля уже навёл справки) — а домой.

А это значило…

Это значило всё. В конкретику Коля не углублялся, но отлично понимал — теперь всё будет по-настоящему. И поймав эту мысль, снова бежал за салфетками.

Готовиться пришлось основательно. Первым делом Коля нашёл нужные сайты — «Bluesystem» и «Gay.ru». Фотки «икон стиля» заценил, про моду изучил, еще нашёл интересное про любовь и отношения. А вот читать про секс так и не решился — вдруг испугается чего-то, испортит всё. Без тюнинга тоже не обошлось. Перво-наперво подстригся почти налысо — вспомнил на стене у Даночки фотку бритоголового мужика и решил, что без волос станет выглядеть как-то солиднее. Четыре дня не брился, вследствие чего на морде лица появился интригующий налет брутальности. Ошопился — то есть занялся шопингом, для чего выбрал хорошее место, не рынок, а бутик, правда, через дорогу от рынка. Вспомнил, в какой одежде приезжал Седой, и по цвету выбрал похожее — чёрную шелковистую рубашку, чёрные в змеиных разводах брюки и блестящие, как лысина Михалыча, лаковые туфли. Там и ремень подобрали — красивый, с толстенными буквами LV, и бельё — тут Коля положился на опыт продавцов, взял что предлагали — две пары белых, две — чёрных, и две — красных плавок, благо, цена оказалась на удивление доступной.

«Совсем огеился», — думал о себе Коля, но не с упрёком или огорчением, а очень даже положительно. Ну, чо уж теперь… по потерянным волосам не плачут, влюбился в гея — люби, как говорится, и тылы брить. Что, собственно, тоже было исполнено.

Даночка была достойна в себя… то есть — для себя только самого лучшего… И Коля старался.

Оставалась одна небольшая проблема. Ни один порно-ролик досмотреть хотя бы до половины так и не удалось. Не заводил Колю мужской секс, ну вот ни капельки. Одни парни казались ему слишком мужественными, другие — слишком женственными. Хотелось девочку. Такую, как Дана.

Микрорайон, где обитала «принцесса», назывался «Жемчужина» и представлял собой десяток домов-башенок с мансардами на крышах, стеклянными лоджиями а-ля «зимний сад», теннисными кортами и подземной парковкой. В прошлый раз Коля толком и не рассмотрел, куда попал — со страху. Зато теперь удивлённо вертел бритой башкой во все стороны. Красотища-а…

Коля с деловым видом подошел к турникету, помахал перед носом охранника водительским удостоверением, а как только ему вернули документ, смело рванул к подъезду. Следующим препятствием была консьержка, однако она, в отличие от сурового мужика в хаки, смотрела на гостя вполне доброжелательно. Зато сам Коля, войдя в мраморный холл с кожаными креслами и здоровенной лапчатой пальмой, слегка оробел и чуть было не пропустил панель видеодомофона. Вернулся, нажал две единицы и девятку. Вздрогнул, когда засветился экранчик, дождался, пока откуда-то из глубины раздастся знакомый голос, и с облегчением выдохнул.

— Колька, давай иди уже. Мог бы и не звонить, — крикнул Данила, которого почему-то не было видно.

— А я это… — громко произнес Коля прямо в отверстия переговорника. — Думал, ну… чтобы не беспокоить тебя внезапно. Вдруг ты занят чем-то, а тут я…

— Вот балда, — донеслось ещё тише, а потом: — Иди уже!

Но как только Коля оказался у лифта, свет на огромной люстре в холле вдруг мигнул два раза и тут же погас.

— Это у нас электрик новый, — объяснила ситуацию консьержка. — Чей-то протеже, видать, совсем на электрика не похож. Как засядет в щитовой, так сразу пробки выбивает. Подождёте минут пять? Я лифт запущу, только в диспетчерскую позвонить надо.

Коля вежливо отказался — что такое высота для того, у кого за спиной крылья? То есть этого он, конечно, не сказал, но вспомнил высказывание, прочитанное в чьём-то статусе «Вконтакте». Взлетит за минуту!

Взлететь не получилось. В доме были трехметровые потолки, плюс между двенадцатым и тринадцатым оказался технический этаж, поэтому Коля всё же слегка запыхался. Хорошо, что послушался Данилу и не стал брать с собой торт, а купил только цветы. Спрятав их за спину и чувствуя, что вспотел, Коля мужественно позвонил в звонок.

Дверь открыла Ева. На цветы даже не взглянула, заставила снять обувь и указала рукой на уже знакомую гостиную.

— Туда иди, — похоже, слов «здравствуйте» или «добрый вечер» женщина востока не знала или намеренно игнорировала. — Даничка в ванной. Если руки нада помыть — тагда туда иди, там еще один туалет.

Коля сразу и пошел, куда послали — «туда и туда», то есть — направо, прямо с букетом. Вымыл руки, пристроив мелкие розочки на полку с шампунями, умылся, мельком бросил взгляд на себя в зеркало — а ничего так! До мужиков на иллюстрациях в Gay.ru , конечно, не дотягивал — и скулы недостаточно скульптурные, и взгляд не пронзительный, и загара маловато. Ничего, и с этим разберётся. Дайте время.

Комната была неярко освещена настольной лампой, и от этого полуинтима настроение у Коли улучшилось. Теперь гостиная не казалась ему пугающе пустой, нашлась в ней и капелька уюта — пушистый коврик у дивана, игрушечный медвежонок в кресле и разбросанные по стенам серебристые светильники.

— Можешь себе представить! — прокричал Данила, видимо, из ванной. — Мигнул свет, а я как раз голову, сука, сушил. В общем, фен ёбнулся, нужно новый поку…

Он остановился на полуслове, находясь в двух шагах от Коли, — придерживал одной рукой коротенький шёлковый халатик и вытирал голову большим белым полотенцем.

— Фа-ак… — округлив глаза, Данила таращился на Колю, так и замерев с поднятой рукой и полотенцем на голове. — Колька, ты что с собой сделал?

— Нравится? — самодовольно спросил Коля, расправил плечи пошире и, отведя руку назад, нащупал цветы.

— Тебе вот.

— Спасибо. — Данила вернул цветы на тот же столик, откуда их взял Коля, стащил с волос полотенце и швырнул его в кресло.

— Колька, ты… спятил? — он подошел ближе, а Коля от сердитого тона, наоборот, попятился. — Что происходит? Где твои волосы? А где… ты грудь, что ли, побрил?! Что на тебе надето? Ч-черт, две недели не виделись — и вот, сюрпра-айз…

— Я ж, наоборот, как лучше хотел. — Коля принял скорбно-виноватый вид, начиная понимать — то ли переборщил, то ли вообще не на тот поезд сел. — А что не так-то, Дан?

— Да всё! — рявкнул Данила и, схватив Колю за грудки, куда-то потащил. В принципе, каждый раз, когда он его куда-то тащил, это заканчивалось чем-то приятным, поэтому Коля не обиделся, а наоборот, воодушевился. Это же Данила — у него всё не как у всех.

— Вот, посмотри сюда! — зловеще прошипели Коле на ухо и резко дёрнули в сторону. — Ну?

Они стояли в просторной гардеробной напротив огромного зеркала, и Данила с грозным видом тыкал Колю в его отражение. — Кого ты видишь?

Коля на всякий случай присмотрелся внимательнее, вдруг не заметил чего — грязи там, или ширинка расстегнута. Нет, все как положено — низкие брючки застёгнуты и подкатаны, рубашка на бицухе чуть не лопается, из выреза на груди мышцы торчат, и ткань приятная — такая тонкая, что немного проступают соски. Все чистое, новое…

— Я одежду нормальную специально купил, — стал оправдываться Коля и на всякий случай улыбнулся. — А что, не…

— Не уходи от ответа! — оборвал его Данила. — Кто, КТО этот человек?

— Да я же… — совсем растерялся Коля. — Данил, да объясни ты толком, я уже нервничаю…

— Нервничает он! — продолжал бушевать Данила. — Ну, это я виноват… Тебя вообще отпускать нельзя — все слова буквально воспринимаешь.

— Так не отпускай, — посоветовал Коля, но на него грозно цыкнули.

— Голову зачем обрил, модник? Ну, нравился мне когда-то Дуэйн Джонсон, но к тебе мои подростковые мечты не имеют отношения!

— Чего это — не имеют? — обиделся Коля. — Может, и я буду как он. А кто это?

— Неважно… — Данила расстроенно провел ладонью по Колиной макушке, вздохнул. — Коль, давай договоримся. Ты — это ты. И плевать на всех остальных, кем бы они, к дьяволу, ни были. Ты мне понравился в рабочем комбезе и грязный — как думаешь, для меня вообще важны тряпки?

— Думаю, да, — честно ответил Коля. — А разве нет?

— В отношении тебя — нет. Ладно, идём отсюда… Прости, ты у меня в гостях, а я… набросился… Не ожидал просто. Ты не сердишься? Отлично, сейчас кофе попьем, я тебе всё-всё объясню, хорошо?

Коля с готовностью кивнул. Повествующий о чем-то Данила был сам по себе прекрасен, а если учесть интимную обстановку за чашкой кофе…

…который Коля терпеть не мог и никогда не пил, за исключением единственного раза. Лет в семь заметил, как, блаженно щурясь, смакует этот напиток бабушка, подождал, пока старушка отвернётся, и залпом выхлебал всю чашку. Во рту горчило, наверное, с неделю. С тех пор — всё.

— И со сливками не пьешь? — поразился Данила, отбрасывая от лица тёмную спиральку волос. — Глоточек попробуй, это мягкая смесь, в основном арабика. С пенкой хочешь?

Коля вымученно кивнул, приготовившись к противной горечи. Но, осторожно пригубив полглотка, понял — а ведь ничё так! И сразу до дна высосал.

— А я к тебе пешком поднимался, — сообщил он, надеясь произвести впечатление. — За девять с половиной минут добежал.

— Вот этим, Коль, ты мне и нравишься, — слабо улыбнулся Данила и погладил Колю по руке с чашкой. — Ты… вот такой, как есть. Искренний, мужественный. Простой парень, который…

— Тебе нравится, что я тупой? — Колю вдруг неприятно осенило. — Стой, я, кажется, понял…

— Ничего ты не понял, — покачал головой Данила. — И не тупой, раз уж мне понравился. Скажи, только честно — вот зачем ты купил эти штаны? С рубашкой — хрен с ней, с размером не угадал, но брюки? Такие носят озабоченные пидовки, шлюхи и парни в эскорте. Ну и ещё те, кому за тридцать, если молодятся. Тебе нужно, чтобы за километр было видно, что ты гей?

— Я еще колечко хотел купить, — признался Коля. — На мизинец, сейчас все так носят…

— За это я бы тебя точно убил…

Данила отобрал у Коли чашку и вдруг сбросил халат на пол. На нем остались белые трусы с широкой плотной резинкой. Коля жалобно сглотнул.

— Вот смотри… — Данила сделал шаг к окну, воплотив в реальность Колины сладкие грёзы. — Видишь? На мне самые обычные вещи. Да, эти брифы качественные, но без дурацких лейблов и всех этих пидорских понтов. Я не ношу трусы за сто баксов, хотя мог бы. А футболки мне Ева покупает в соседнем супермаркете.

— А Дана? — нахмурился сбитый с толку Коля. — А как же…

— Дана — это другой я, Коль… Знаю, тебе будет сложно понять…

— До сих пор вроде понимал, — расстроенно сказал Коля и тоже встал. — Но если тебе кажется, что я туплю, можешь не объяснять. Я не обижусь.

— Оби-иделся… — Данила сделал шаг навстречу и протянул руку. — Иди сюда. Ты так поразил меня своим имидж-луком, что я забыл поздороваться. Пора наверстывать.

В процессе поцелуя Данила хватался то за Колин затылок, ставший без волос ужасно чувствительным, то за плечи, на которые неимоверно давили узкие рукава, то вообще за задницу, не привыкшую к мужскому вниманию. Коля от этого дурел и про обиды напрочь забыл. Он и сам вдоволь «подержался» за Даночку, пощупал, с наслаждением окунувшись в такой же, как и в прошлый раз, благоговейный восторг. Но как только полез в трусы, его тут же отодвинули, мурлыкнув на ухо коронное: «Не спеши», и всучили в руку бокал, пахнущий чем-то знакомым. «Кальвадос! — дошло до витающего в прострации рассудка. — И нахрена?»

— Вспомнил, что ты его любишь, — ответил на незаданный вопрос Данила, зачем-то снова напяливая халат. — Выпьем?

— За что? — сказал Коля, лишь бы что-то сказать, всё ещё ощущая на губах волшебный, самый лучший в мире вкус.

— За тебя. За меня. За то, что мы встретились.

— Давай. — Коля навел резкость на любимое лицо, кажущееся совсем юным и в то же время очень взрослым. — За нас.

— Знаешь, Коль, — сказал Данила, когда они уже выпили по два раза и вышли на балкон перекурить. — У меня есть ужасный недостаток, который ты уже, наверное, заметил — меня сложно заткнуть. Я болтаю много и долго, вместо того, чтобы сделать самое главное.

— Дать мне слово вставить? — поинтересовался Коля, устраиваясь на широкой деревянной скамейке-подоконнике. Внизу совсем стемнело, в ворота плавно заезжали машинки размером с таракана, приветственно встреченные огоньками на КПП.

— Первый в моей жизни человек, который понимает с полуслова, — хихикнул Данила и забрался Коле под правую руку. — Я уже говорил, что ты чудо?

— Говорил. Только не знаю — комплимент это или, — Коля красиво затянулся «Парламентом», — что-то типа «дурачок».

— Ты не дурачок, — запротестовал Данила. — Просто ещё очень неопытный в нашем чудесном блю-мире. А я не хочу, чтобы ты двигался в нём как слепой котенок и натыкался на всякое дерьмо.

— Да ладно тебе, — пожал плечами Коля. — Не так всё и страшно. Есть же Интернет. Я читал — «Gay.ru» и этот, как его…

— Только не синих пидорасов. — Данила закатил глаза к стеклянному потолку. — По морде вижу — читал. Ну, и что вычитал полезного?

— Много чего, — со значением ответил Коля, передавая Даниле сигарету. — Как одеваться, следить за собой. Еще что геи — такие же люди, как и все остальные, и их нельзя чморить.

— Надо же, какие мудрые, далеко идущие выводы, — насмешливо заметил Данила. — А ещё?

Коля секунду помолчал, а потом зарядил по памяти:

— Все геи в глубине души хотят семью и детей, но так как мы живем в гомофобном мире, то вынуждены притворяться и скрывать свою истинную сущность. Камин-аут — очень важный момент в жизни каждого, и к нему нужно подходить ответственно. А вот коллегам лучше не рассказывать — потому что они, скорее всего, тоже все гомофобы. К тридцати годам каждый гей должен съездить в Сидней, Барселону и Москву — там всё самое интересное. Одеваться нужно в специальные бренды, только я названия забыл, какие, и обязательно нужен дорогой ремень и парфюм, это я на потом оставил, потому что деньги кончились.

— Ну и слава богу, — выдохнул Данила. — Представляю, что бы тебе напредлагали наши безмозглые консультанты.

— После тридцати лет, — продолжал Коля, гордясь, что так много и хорошо запомнил, — не нужно думать, что жизнь кончена. Лучше заниматься фитнесом, ходить в бассейн и ухаживать за лицом, борясь с возрастными изменениями. Про питание ещё читал, про соотношение углеводов. А… и самое главное… С собой обязательно нужно носить: презервативы, смазку, солнцезащитный и увлажняющий крем…

— Так. Всё, хватит! — Данила проворно закрыл Коле рот твердой ладонью. — Пока слово у тебя я отбираю. Вот скажи — ты реально думаешь, что все живут по этим правилам?

— Не знаю. — Коля и в самом деле не знал — откуда?

— Так вот, еще раз повторюсь — все разные, Коль. Геи, как и натуралы — не клоны друг друга. Да, многие тратят тысячи баксов на косметику и ботокс, не вылезают из тренажерок и спа, летают по пять раз в год на всякие Марди гра и Прайды, но… Так жить вовсе не обязательно. Да и не каждому по возможностям. И вся эта лабуда про семью и детей… Коля, забудь эту фигню.

— Но почему? — возмутился Коля. — Почему нельзя быть таким же?

— Потому что всё это у меня вот где, — сердито ответил Данила и постучал ребром ладони по шее чуть ниже кадыка. — Достало уже просто невообразимо.

Он пересел напротив и закурил темно-коричневую, пахнущую вишней сигарету, выдыхая светлый дым в приоткрытое окно.

— Некоторые озабочены внешним видом до маразма, в прямом смысле ненавидят парней, которые красивее их. Конкуренция огромная. И враньё, везде… Знаешь, что пишут в анкетах вместо «Привет, как дела?» «Пассив, люблю жестко, ищу акта от 18 см, возраст от…» И похрен ты сам, твои увлечения, настроение или характер. Беспощадная физиология и зашкаливающая пошлость, имитация благополучия и фальшь в каждом слове — вот тебе наш мир во всей красе. Когда секс воздвигается на пьедестал и на него молятся, а обычные человеческие отношения — это прошлый век, отстой. Или наоборот — ходят такой себе парочкой голубков, на вечеринках щебечут, за ручки держатся, такое, блядь, ми-ми-ми, а в сети мандятся напропалую, у каждого — анкета в «Хорнет», и каждые пять минут в телефон тычутся. А вдруг где-то рядом вожделенные восемнадцать сантиметров? «Хорнет» — это социальная сеть для геев…

— Я знаю, — смущенно ответил Коля. — Читал, а…

— А самое «прекрасное», — с сарказмом продолжил Данила, не глядя на Колю, — они гордятся! Они, блядь, гордятся! Словно гомосексуальность — эксклюзивная секта, принадлежность к которой дает право на всякую мерзость типа беспорядочной ебли…

— Что, все? — спросил Коля, подвигаясь ближе к Даниле. — Не может быть, чтобы все…

— Те, кто орет на всех углах, что вот именно они настоящие геи, осмеивают любое альтернативное мнение и требуют особого к себе отношения — те, как правило, такие и есть. Я очень не хочу, чтобы ты стал таким, Колька… потому что…

— Почему? — прошептал Коля, непонятно отчего волнуясь. — Почему, Данил?

— Потому что отчасти я и сам такой, — вздохнул Данила, задумчиво туша сигарету. — И чёрт бы меня побрал, если знаю, как выбраться из всего этого. Потому что, так или иначе… все мы… уроды…

— Только не ты, — заявил Коля, вынул из пальцев Данилы ошметки сигареты, выбросил в пепельницу на полу. — Ты — другой. Ты — самый лучший, ты… Я все эти две недели… сплю — и тебя вижу. И даже голос слышу иногда! И я не верю, что ты — какой-то там тру…

— Ну и славно. — Данила потрепал Колю за щеку и поцеловал в нос. — Хотя в отношении меня ты здорово ошибаешься — плевать! Будем жить сегодняшним днём. А дальше…

— И дальше будем. — Коля схватил Данилу за руку, притягивая к себе. — Ты мне веришь? Никуда я не денусь, клянусь.

— Посмотрим, — улыбнулся Данила и соскользнул с подоконника. — Пошли, сейчас мы тебя проверим, натуральный парень. Ещё кое-что покажу.

— Ого, круто, — вырвалось у Коли восхищённое. — А кто это?

— Бабушка. — Данила с нежностью провёл пальцами по тяжёлой фигурной рамке. Коля с любопытством всмотрелся в изображение — балерину в белоснежной пачке и пуантах на фоне театральных декораций. Несмотря на родственные узы, в миловидности внуку она явно проигрывала. У Данилы не оттопыренные, а прижатые к голове маленькие уши, и волосы у него тёмные, а не бесцветно-русые, и глаза другие. Но фигура…

Коля от такого явного сходства даже зажмурился. Разворот плеч, изгиб шеи, форма ног и даже форма ладоней похожи! Если вместо женского подставить лицо Данилы — идентичность была бы абсолютной!

— Здесь она на год моложе меня, — с теплотой произнес Данила, видимо, довольный Колиным офигением. — Это «Жизель», бабуля танцевала сольную партию. Правда, красавица?

— Угу, — неопределенно угукнул Коля, нахмурился и для вежливости даже покивал. — Умерла, да?

— С ума сошёл! — Данила покрутил пальцем у виска — жест, которого Коля от него никак не ожидал. — Бабушка жива, всё у неё в порядке. Просто видимся редко.

— Прости. — Коля виновато потупился, но не удержался от следующего вопроса: — А почему редко видитесь? Живёт далеко?

— Дело не в этом. — Данила как-то сразу погрустнел, опустил плечи и стал сам на себя не похож. — Когда они с дедом разводились — почти десять лет назад, — я выбрал жить с ним. Сам захотел.

— Почему? — поразился Коля, почему-то представив вместо чужого деда своего батю.

— Глупый потому что. Потом жалел… — Данила запахнул плотнее халат, закусил нижнюю губу, у него вообще была привычка постоянно её кусать, видимо, поэтому трещинка не заживала. — После смерти деда хотел к ней переехать, но… Бабуля — кремень. Сказала: «Ты что, досматривать меня на старости собрался? Не нуждаюсь!» И выгнала. Она за городом живет, в коттеджном посёлке.

— А почему видитесь редко? — поинтересовался Коля, хотя видел — Даниле эта тема неприятна.

— Ей со мной сложно. Принять моё… ну, ты понимаешь. А ещё она считает, что я её предал. Всю жизнь пахала как проклятая, сначала в театре, потом в училище. Народной артисткой не стала, зато из меня вознамерилась слепить Барышникова или Нуриева. В общем, обычная родительская хрень — перенос на детей собственных нереализованных амбиций. А мне к пятнадцати годам надоело. Не сам балет, а всё, что вокруг него — вечные дрязги, интриги. Конечно, талант в любом случае пробьётся, но… Из интерната я сбегал раз пять.

— Тебя там обижали? — Коля вдруг представил Даночку: босиком, в балетной пачке, бегущую по морозу в неизвестность, и вздрогнул — такой ужасной показалась картинка.

— Скорее, не понимали. — Данила потянул Колю обратно в комнату с зеркалом. — Ты, надеюсь, поймёшь.

Он открыл дверцу одного из шкафов, потянул за рычаг штанги с вешалками. Коля охнул и схватился за сердце.

Содержимое шкафа даже с натяжкой нельзя было назвать мужской одеждой. И даже просто артистической. Платья, корсеты, юбки и пеньюары, все нарядное, яркое, современное, хотя Коля заметил и простые девичьи платья типа Юлькиных.

— Есть еще бельё, аксессуары… Парочка париков, но я ими редко пользуюсь.

— Нахуя всё это? — прозвучало грубо, но Коля не мог не спросить.

— Хочется. — Данила пожал плечами, сбросил с плеч халат. — Каждый раз это спектакль, игра… Ты играешь не на сцене, а в реальной жизни, перевоплощаешься в другого, придуманного тобой человека. Дело ведь не в одежде, не в тряпках как таковых. А в том, кем ты становишься.

— Тебе нравится быть девочкой? — в упор спросил Коля, загадочным образом начиная возбуждаться.

— Бывает и так, — кивнул Данила. — Знаешь, у меня случился период три года назад — из образа почти не выходил, работу бросил… В результате не смог вернуться в своё тело, в себя самого, фактически. В больницу попал. Слава богу, откачали.

— Откачали… это в каком смысле? — Коля даже привстал. — Данил, ты чего, хотел…

— Два раза. — Данила снова закурил. — Первый раз снотворное глотнул, так, траванулся слегонца, в больнице сутки подержали, заставили расписку написать и отпустили. Второй… Второй раз жёстче — реанимация, психушка. Двадцать два дня люди с высшим медицинским образованием пытались объяснить мне, как дорого стоит жизнь. А потом приехал Яшка и забрал. В общем — сейчас всё хорошо.

Коля ни хрена не понял. Он даже головой покачал — так много дыр оказалось в этом коротком и в то же время жутком повествовании. Сигаретный пепел сыпался Даниле на голые колени, а Коле страшно хотелось его обнять.

— Курю много. С этим бы еще завязать, но… Ты, Коля, хочешь спросить — где же мои родители? Нет их. Уже нет. Мама умерла пять лет назад, утонула. Мы в Испании отдыхали, выпили немного… несчастный случай. А папа… Папы, Коля, у меня нет по определению. Я, к твоему сведению, дитя любви к неопознанному объекту мужского пола. Другими словами, бабка с дедом так его и не вычислили, хотя подозрения имелись. Родился я, когда мама училась на втором курсе театрального и, как гласит семейная хроника, ни с кем до этого не встречалась. Лично я думаю, что она от препода своего залетела. Но по факту — загадка моего рождения умерла вместе с ней.

— Пиздец какой. — Коля подсел к Даниле, приобнял за плечи, но тот оттолкнул его, неожиданно грубо и даже зло.

— Я же объяснил — всё в порядке! Отвали. — Данила глубоко затянулся и долго выпускал в ночное небо белёсую струю дыма.

— А Яша? — до Коли вдруг дошло, что еще один персонаж истории немного подвис.

— А… — Данила кивнул. — Он кузен мой, двоюродный брат. Его мама — старшая сестра моей. Они в Болгарии живут, а Яшка здесь, потому что учится. В моём универе, кстати. Что так смотришь, Коль?

Коля смущённо пожал плечами.

— Пытаюсь прикинуть, сколько тебе лет, и никак не выходит. Не злись только, ладно?

— Мог бы и спросить, вот ты чудо в перьях… — Данила снова повеселел, быстро у него получалось — прыгать из одного настроения в другое. — Двадцать шесть. Извини, но твой возраст, юный падаван, мне известен. — Он широко улыбнулся и легонько ткнул Колю коленкой в бедро. — Яшка узнал, он в этой части спец.

— Чёрт, я был уверен, что ты младше, — забормотал Коля, со стыдом чувствуя, что заливается краской. — Три года — это же ерунда, правда?

— Смотря для чего. — Данила подмигнул. — Ла-адно, не смущайся ты так. Мне никто мой возраст не даёт. Купить бутылку вина иногда проблема. Ну вот, вкратце, моя лайф стори. Давай твою.

Коля хотел было уточнить про Артура, да и про Яшу не вполне всё прояснилось, но, взглянув на лицо Данилы, понял — лучше не надо. Успеет ещё. Поэтому кратенько, стараясь особо ни на чём не задерживаться, изложил собственную историю. Упомянул, что до шестнадцати лет занимался боксом, а сейчас ходит в качалку, которую в девяностых организовали братки, и до сих пор платы фиксированной там нету — кто сколько может, столько и даёт. Ну и по мере возможности ремонт все вместе делают.

— Считается, что район у нас криминальный, — признался Коля, чтобы уж всё сразу неприятное выложить. — Где-то так оно и есть — тебя бы, наверное, точно заметили. Но в детстве мне нравилось — дружно жили, весело, праздники в сквере отмечали. Жалко будет, если снесут. Слышал, что наш мэр выдумал? Мусоросжигательный завод здесь построить! Пидарас конченый… — тут Коля осекся и опасливо посмотрел на Данилу. Но тот пребывал в задумчивости и косяка не заметил. — В общем, пока живём, а как дальше…

— У вас земля плохая, грязная, — вдруг заговорил Данила, вставая. — Летом дышать невозможно, от полей орошения жуткое амбре, раздолье для микроорганизмов, а рядом школа, садик. Лепили ваши бараки на скорую руку сразу после войны, тогда никто не занимался очисткой почвы — всё разрушено, людей селить некуда. Если не завод, то стадион или рынок, или мегамаркет. Вообще не представляю, как там у вас люди живут.

— Нормально живут вроде… — удивился Коля. — А ты откуда это знаешь всё?

— Я же эколог, — улыбнулся Данила. — Специальность «Технологии защиты окружающей среды». Что, не ожидал? Ладно, тема скучная, замнём. Идём, коллекцию свою покажу.

Коля, слегка пришибленный новой информацией, потопал следом. Нет, он и раньше чувствовал, что Данила не прост, а уж сейчас… Но на сердце хорошо стало, тепло.

— Только не думай, что я чокнутый. — Они вернулись в гардеробную, и Данила остановился перед ровной гладкой стенкой с висящим на ней симпатичным узорчатым панно. Ткнул большим пальцем в серединку узора, стена плавно отъехала в сторону, и перед Колиными глазами возникло… Наверное, это нельзя было назвать шкафом, скорее — просто полками. И на каждой — женские туфли на каблуках. Полки начинались от пола и заканчивались на уровне Колиной головы.

— Да я и не думаю, — заторопился Коля, пытаясь скрыть очередной приступ охуения. — Но, Данил, блядь, зачем — столько?

— Нравится. — Ответ был лаконичным. Данила с любовью взирал на свои богатства, прошёлся пальцами по задникам, взял одну пару, взвесил на ладони. — В них я чувствую себя счастливым. Кто-то сиськи накладные себе делает, губы силиконит, а мне нужно это. Да и просто красиво. Конечно, здесь не все модели от Кристиана Лабутена, большая часть — отечественное и ноунеймы, но есть и Италия, и Франция. Вот эту пару шпилек от Сантони мне прислали прямо с показа, я купил её через посредника, — Данила вынул вторую туфлю — ярко-желтую, с острым носом. — Обожаю, крутая была коллекция. Иногда, когда хуёво на душе, я гуляю в них дома.

Коля непонимающе смотрел и пытался хотя бы краем мозга осознать. Туфли и туфли. Но…

— Проблема в том, что я не могу в них долго ходить. — Данила прикусил губу и тут же зализал её, отвлекая Колю от попыток думать. — В училище пару раз травмировал голеностоп; когда в обычной обуви хожу — нормально, а на каблуках — больно. Но всё равно. Не отказываться же от красоты по такой пустячной причине, правда?

Коля пожал плечами, почему-то опасаясь смотреть Даниле в глаза. Но потом всё же посмотрел.

Тот медленно, улыбаясь краешком губ, тянул вниз поясок от халата. «Сейчас снимет!» — задохнулся от восторга Коля. Но его тут же выпихнули в гостиную, бросив в спину уже привычное: «Жди!»

Коля плюхнулся на ставший уже родным диван и на нервной почве умял всё, что лежало на столике: с десяток круглых сиреневых печений, несколько бисквитов, парочку круассанов, выпил остатки вина в своём и чужом бокалах, опустошил креманку с орехами. От того, чтобы откусить от салфетки, его спасла широко распахнувшаяся дверь…

Назвать вошедшего парнем можно было разве что спьяну. Дана изящно застучала каблуками по ламинату и остановилась в двух шагах от Коли.

«Какая же она красивая», — подумал потрясённый Коля. Конечно, он знал, что в какой-то иной реальности дрыщеватые модели обоих полов, дрыгая задом, ходят взад-вперед в страшенных попугайских тряпках. Ходят, правда, красиво, не отнять. Так вот, Дана двигалась не хуже: походкой то ли от бедра, то ли от самой шеи, перебирая стройными ногами, как заправская модель.

— Нравится? — прошелестела фея, то есть принцесса. — Вот видишь. А ты ещё спрашивал — зачем?

Коля и сам понял, что свалял дурака. Безусловно, именно сказочным существам и положено носить воздушные, похожие на зефирное облачко платья, их стройные ножки должны быть обуты в блестящие туфли, подчеркивающие высокий подъём и узкую щиколотку, именно они должны покрывать губы чем-то розовато-прозрачным, а волосы распускать свободно. Коле редко доводилось наблюдать красоту вживую: мать годами ходила в одних и тех же серых застиранных юбках, Танюха из джинсов не вылезала, и только на Юльку в пёстрых сарафанчиках приятно было посмотреть.

— Иди сюда! — тон принцессы был повелительным. Коля вытер рот тыльной стороной ладони и, с трудом сгибая ватные ноги, пошёл. Он был настолько зачарован, а может, даже заколдован, что не мог пошевелиться, и стоял, как идиот, в позе оловянного солдатика с руками по швам. Всматривался в прекрасное лицо с бездонными глазами и тонул, тонул… Слабо понимал, чего от него хотят, почему у Даны движутся губы, наверное, она что-то говорит, но он не слышал, не мог слышать… То ли головной, то ли спинной мозг всё же распознал слово «расстегни», и Коля очнулся. Дана повернулась спиной и отбросила волосы с шеи. Длинная, похожая на исхудавшую гусеницу змейка, спускавшаяся ниже поясницы, легко поддалась дрожащим пальцам, и вскоре лёгкое цветное облачко упало на пол. Принцесса переступила через платье, зябко повела плечами и чуть ли не просительно уставилась на Колю. Тот, уже не скрывая эмоций, крякнул. Трусики — узкие и непрозрачные, ярко-красные — тонкой перемычкой врезались прямо в серединку незагорелого зада, того самого, который, словно наваждение, снился Румянцеву каждый божий день. Кроме трусиков на принцессе были такого же цвета чулки и ажурные подвязки с тонкими атласными ленточками.

— Снимешь? — Дана коснулась пальцем его щеки, задержалась на груди, которая ходила ходуном, и чуть подтолкнула ладонью. — Давай, Коля. Я в тебя верю.

Решать сложные геополитические задачи Коле было не впервой. Он бухнулся на колени и, поддаваясь инстинкту льва, настигнувшего добычу, погладил, а точнее — нагло облапил обтянутые капроном бёдра. Дана чуть подалась вперед, поощряя. Свежий терпковатый аромат, исходящий от её кожи, одновременно пьянил и будоражил, пробуждая в истомлённом Колином сердце давно накопившуюся нежность. Коля развязал первую ленточку и, немного путаясь в завязках, благополучно спустил чулок к щиколотке. Потом, уже более уверенно, проделал то же самое со вторым чулком, затем Дана сбросила туфли и спустя пару секунд уже стояла босая, нетерпеливо переступая голыми ногами.

Не то чтобы Коля раньше не заглядывался на женские ноги… было, и не раз. Но чтобы до трясучки, до потных ладоней, до зашкаливающего слюноотделения — не было такого никогда.

— Садись! — Дана рассмеялась как от щекотки и поставила ногу Коле на грудь, чтобы было удобнее. Он тут же приложился губами к колену — гладкому, как у девушки, не переставая целовать, спустился к узкой ступне, провёл языком по прохладной подошве и принялся облизывать пальчики — один за другим. Дана жмурилась, хихикала, лохматила щетину на Колиной голове и, вне всяких сомнений, получала от этих неловких ласк удовольствие.

У Коли жёстко, болезненно стояло. Лютая ненависть к дизайнеру, придумавшему данную модель брюк, соревновалась с ненавистью к тем уродам, кто продал их неопытному покупателю. Вернусь и ноги повыдёргиваю, решил Коля, изнемогая от чудовищного давления на пах. А как хотелось снять с узких бёдер Даны последнюю кружевную тряпочку! Как только обцелованная нога опустилась, Коля пощупал уже знакомый член, прямо через ткань, словно здороваясь, а потом медленно спустил трусики. «Старый знакомый» упруго прижался к животу, а Коля от порнографического вида стояка и спущенных трусов едва не завыл на Луну.

Он был страшно благодарен, когда, сжалившись, Дана потянула его куда-то. Пока шли, Коля сбросил ремень и рубашку, а брюки с него содрали одним движением вместе с бельём, без малейшей жалости к истомившемуся в брючных тисках репродуктивному органу.

— Так, Колька, — торопливо сказала принцесса, сдувая со лба волосы и обращаясь при этом не к Коле. — Ты же хочешь меня, да?

Это был странный, можно даже сказать — абсурдный какой-то вопрос. Конечно, очумевший и лишившийся дара речи Коля хотел. Вот только — чего? Почему-то ему казалось, что всё должно случиться как-то само собой, без участия рассудка, но возбуждение было таким сильным, что даже на элементарные подготовительные действия он оказался не способен. Особенно отвлекал член принцессы, намекая, что тоже не против поучаствовать. «Бля, — подумал Коля. — А как же… а куда же… ёпт…»

— Ладно уж, — постановила Дана, окидывая взглядом горизонтально распластанного на постели льва, растерянно покачивающего кончиком хвоста. — Сегодня я сверху. Только учти — я эту позу не очень. В следующий раз самому придётся. Но я уже больше не могу.

Коля шумно вобрал в себя воздух. Он тоже уже не мог. Его прошибло током, бросило в пот, стало невероятно, до отключки хорошо. И это только Даночка сначала погладила, а потом лизнула окаменевшие от восхищения яйца. Коля и понятия не имел, что они у него такие чувствительные. Даже чужой член, маячивший где-то на периферии, вылетел из головы. Да и как не забыться, когда сердце из груди выскакивает от одной только мысли, что его целует самое прекрасное существо на свете, и может, даже…

— Обойдёшься, — объявила принцесса, размазывая по Колиному члену что-то пахучее и скользкое из тюбика. — Сначала будет тесно немного, потерпи, ладно? Потом привыкнешь…

Дана смотрела в упор немигающим, утягивающим в омут взглядом. А когда она, чуть поморщившись, завела руку за спину, Коля поплыл, а потом и вовсе утоп.

— Я буду твоей девочкой сегодня, — прошептали откуда-то сверху, и наконец-то стало тепло, потом сразу очень горячо и восхитительно тесно. Дана слабо улыбалась, на высоком лбу обозначилась морщинка, поверх губы с трещинкой показался красный мокрый язык. — Самой лучшей девочкой для тебя.

Вместо ответа Коля поцеловал куда-то то ли в плечо, то ли в сосок, по-хозяйски погладил бёдра и живот, влажные, как и у него самого, а потом Дана стала двигаться и стонать, и ванильно-благодушное состояние отступило, сменившись естественным, чисто мужским желанием отодрать того, кто там сверху угнездился, по полной. Спустя минут пять Коля сориентировался, сменил диспозицию, устраиваясь на Даночке, как Суворов на альпийской вершине, и сам ринулся в бой, да так лихо, как, пожалуй, ему ещё ни разу не удавалось. Иногда Коля притормаживал, трогал разные стратегические места, убеждаясь, что движется в верном направлении, и даже пару раз воткнул куда нужно случайно выскользнувшее.

Этот первый в его жизни гейский секс стал и самым коротким. Разлепив глаза, сквозь посткоитальный туман увидел он покрасневшее лицо с капельками пота на висках и услышал сердитое: «Тихо… не вытаскивай!» Дальше — как в тумане.

Очнулся от шлепка по пузу.

— Колька, ты живой там? — Дана щекотала его шею и дула в ухо — приятно. — В общем, для первого раза сойдёт, а в конце ты вообще молодцом был. Но в следующий раз…

Коля снова не очень понимал, что ему говорят. Он улыбнулся благодарно и, не обращая внимания на обращённые к нему слова, притянул принцессу к себе. С минуту они целовались, вымазались в сперме как чушки, а потом Коля захотел отнести Дану в ванную на руках, а она не давалась, громко хохотала, лупила его твердыми пятками по жопе, и пришлось выпустить, потому что побоялся — уронит. И под душем было классно, потому что оба снова возбудились, и Коля впервые в жизни отдрочил чужой член — небольшой, но твёрдый и очень красивый. И дрочить Коле понравилось — особенно наблюдать за Даночкиным лицом, сначала удивлённо-капризным, потом словно испуганным, а в самом конце мягким и расслабленным.

— С тобой не соскучишься, — сказала Дана, когда они уже вытерлись и оделись. — Колька, ты чего, опять?

— Сейчас пройдёт, — махнул рукой Коля. — Не обращай внимания. Ты лучше это… скажи — я гей теперь или нет?

— Ну как тебе сказать… — ответил Данила, когда Коля в пятый вроде уже раз задал тот же вопрос. — Считай — ты пока на испытательном сроке.

Ночь прошла без сна. В раздумьях. Можно даже сказать, в душевных метаниях. Рядом с Даной или с Данилой всё происходящее между ними казалось правильным, естественным и почти нормальным. Но в одиночестве наружу вылезли «те самые» мысли. Недостойные. И деваться от них было некуда.

«Теперь ты пидор, Колька», — внушал себе Коля, прокручивая в голове эпизод за эпизодом. Нет, он не жалел о том, что чпокнулся по-настоящему, точнее, понимал, что так или иначе всё равно бы случилось. Лучше уж пусть так. Дана вроде и не девочка, но в то же время… и не так чтобы мальчик. Но он никак не мог отделаться от ощущения, что от него, как от мужика, отчекрыжили кусочек мужественности. Да чего там — страшно стало. Это не перед алкашом Михалычем бахвалиться или Седому каминауты кидать. Это серьёзно.

На следующий день Коля по гланды погрузился в дела насущные и немного отвлёкся. Работа в сервисе оказалась сложнее прежней в плане интеллектуальном, но не в пример проще в моральном. Старший мастер, совсем молодой парень по имени Денис, Коле сразу полюбился — в хорошем смысле, как человек и профессионал. Он вкалывал вместе со всеми, а Колю загрузил таким количеством информации, что голова в конце дня гудела как барабан. У Дениса имелась жена и дочка-школьница, и Коля смотрел на них с легким чувством зависти, а иногда и грусти. Такого семейного счастья у него точно не будет. Раньше-то вроде и не надо было, а когда понял, что не будет — захотелось.

Данила позвонил вечером, но Коля был в ванной и не слышал. Потом, конечно, увидел два непринятых, обрадовался, но решил перезвонить завтра. Спать хотелось и вообще… Утром еле глаза продрал, потому что ночью снова крутился как уж на сковородке, только к пяти уснул. Денис увидел круги под глазами, спросил — не заболел ли? Коля отмолчался, но на душе кошки скребли. «Позвони ей сейчас, скотина! — отчитывал себя Коля. — Что ж ты, позорник, поматросил — и в кусты? Звони немедленно!» И себе же отвечал: «Сейчас, в гараж только сбегаю и позвоню. Или лучше после обеда. Да домой уже приеду, и…»

На третий день после случившегося, когда Коля уже засунул собственную совесть на задворки, к воротам автосервиса подкатила донельзя понтовая тачка. Ягуар, раритетный, в отличном состоянии. Ближайшее начальство отсутствовало — Денис уехал за запчастями; остальные Колины коллеги, пользуясь свободой, высыпали к открытому окну и шутливо комментировали: мол, пацаны, ещё один олигарх на нашу голову, становимся популярными, может, на мировой уровень выйдем, и так далее. Коля не прислушивался, потому как насмотрелся уже на этих олигархов — урод на уроде, неинтересно. Но услышав цоканье каблуков, похолодел и тоже рванул к окну.

Дана шла по выложенной красивой плиткой и обсаженной розовыми кустами дорожке, и у Коли, наблюдающего эту картинку поверх голов, возникло ощущение нереальности. Словно это сон, причём фантастический, про пришельцев или прекрасное будущее. Даже платье на Дане было какое-то невероятное — длинное, переливчатое, на тонких шлейках и с разрезом чуть ли не до талии. И шарфик на шее прозрачный ветерок шевелил. И любимые туфли на ногах. Коля даже знал, как они называются — лабутены.

— Привет, мальчики! — донёсся до Коли знакомый насмешливый тенор. — Я хочу украсть у вас кое-кого. Ненадолго. Можно?

Коля моментально выскочил в распахнутую дверь, даже рожу не вытер. Пацаны, чуть ли не вываливаясь из окон, плотоядно пялились, хлопали глазами и лыбились, как идиоты.

— Слюни подберите, — буркнул Коля, вытирая руки о спецовку. — Привет.

— Здравствуй, солнышко, — сладко проговорила Дана, грациозно процокала к Коле и нежно поцеловала его в щёку. — Ты мне очень-очень нужен. Отпустите его, мальчики? Обещаю скоро вернуть!

— Ты там поосторожней, — гоготнул рыжий весельчак Федя Доткин, такой же, как и Коля, подмастерье. — Не заезди нам штатную единицу! Колька у нас на вес золота, специализируется только по олигархам.

Коля напряг мышцы спины, машинально размял бицепсы и взял низкий старт, но почувствовал, что его нежно обнимают за шею.

— Разберусь! — пообещала Дана, бессовестно качнула задом и потянула Колю к машине. — Бай, мальчики!

А Федька всё же свалился с подоконника, так ему и надо, таракану рыжему.

— Дан, ну ты чего, чего ты… — отбивался Коля, когда Яша отъехал на два квартала. — Он же рядом, ты с ума сошла, что ли…

— Давайте быстрее, Коль, ты лучше считай, что меня нет, — отозвался Яша, играясь с телефоном. — Мне как раз два тура нужно пройти, успеете…

И Коля сдался. И штаны себе позволил расстегнуть, хоть и стыдно было ужасно. Но потом стыд куда-то девался, а когда уже окрепший член накрыли мягкие губы, а яйца сжала в охапку крепкая ладонь, понял — не уйти. Да и хрен с ним, с этим гендером. И в самом деле: какая разница — девочка, мальчик. Потому что, во-первых, ориентацию не выбирают, а во-вторых, это… это… блядь… как же, сука, это хо-рошо-о-о-о-о…

— Мне ничего от тебя не нужно, — заявила Дана, припудривая порозовевшее лицо. — Вообще ничего. Скажешь нет — ничего не будет. Захочешь — будем продолжать. Я понимаю тебя, Коль, я всё отлично понимаю. Считай, что прошлый раз это было так… репетиция. А сегодня… Я просто соскучился. Очень.

Да Коля и сам понимал, что не выбраться ему уже из этого капкана. И не из-за минета, который из-за стеснённости условий и Колиной нервозности получился похожим на пленение с последующим поеданием жертвы. А просто потому, что он тоже был очень рад её видеть. Свою девочку. Которая лучше всех.

Вот с того раза и пошло. Дана появлялась редко, но всегда производила фурор, и Колю однажды даже вызвали к директору, вечно замотанному Макару Ильичу, который долго советовался с младшим механиком, не пристроить ли к мастерской что-то типа офиса. Чтобы людей по-человечески встречать, а не вот это вот всё…

Но чаще всего они ездили к Дане. В квартиру на двадцать пятом этаже, которая уже не казалась Коле неприступной башней. Ева — не родственница, а обычная домработница, сначала относилась к новому приятелю Даночки с подозрением, но потом привыкла. Данила рассказал, что семью она потеряла много лет назад, когда в Армении случилось землетрясение, потом жила у родных в Дагестане, но и они все умерли. В общем, за стойкость к жизненным невзгодам Коля Еву очень уважал, а узнав её историю, и на мир стал смотреть иначе.

А мир, как оказалось, был прекрасен и удивителен. Работа работалась, любовь согревала сердце, в голове потихоньку укладывались технические премудрости, мама выздоравливала. Коля привыкал к своему статусу и постепенно осознавал, насколько сейчас счастлив. Счастье ощущалось особенно остро по вечерам, когда из трубки доносилось приглушённое: «Привет, эт я, хочу тебя, как сучка». Счастье согревало душу солнечным светом, иногда подступало к горлу и сладко накатывало волнами. Любимая девочка божественно трахалась, знала массу удивительных вещей и никогда не смеялась над Колиным невежеством. Они объездили все близлежащие окрестности, Коля и понятия не имел, что в его городе столько красоты прячется. Снова отпустил волосы, вернулся к любимым джинсам и кроссовкам, но гигиену соблюдал железно — с Даной никогда не знаешь, когда и где может «случиться», а тогда уже не до бритья-мытья будет.

Разобрался Коля и с сексом, и с разными замысловатыми позами, и с резинками-смазками. Единственным неизведанным в этой области оставался для Коли оральный секс. Что-то не пускало его туда, держало, мешало преодолеть последний бастион на пути к окончательному гейству. Дана не торопила, шутила иногда, что вот вырастешь ты, Колька, станешь взрослым и сделаешь мне сюрприз. Неожиданно. Она вообще обожала сюрпризы: любая мелочь, купленная по пути с работы, доставляла такую радость, что ассортимент окрестных сувенирок и лотков с дамской косметикой Коля выучил наизусть.

Сложности тоже имелись: время от времени принцесса пропадала, дня на три-четыре, вопросы об Артуре игнорировала, и окончательно успокоился Коля только тогда, когда ему в лоб ответили: «Нет, я с ним не трахаюсь, а нюансы пусть тебя не волнуют». И хуй с ними, с нюансами, решил Коля. Мало ли, может, они по работе… А ещё он сложно перестраивался, постоянно путал Дану и Данилу и, в конце концов, перестал использовать мужской род, а его не поправляли.

Пока Коля купался в любви и страсти, наступила осень. Он отвёл Юльку в первый класс и купил себе первую тачку. Подержанный «ниссан» с отличными характеристиками ему подогнал Денис, денег накопленных хватило, и юркая машинка уютно обосновалась в отцовском гараже. С самим Денисом дружба как-то приуныла, Коля перестал ходить с ним после работы «по пивку» и вообще немного пересмотрел взгляды. У старшего мастера обнаружилась восемнадцатилетняя любовница, которая таскалась к ним в сервис, как только законная жена Дениса уезжала с ребёнком к матери. Коля не понимал такого. Не то чтобы осуждал, но не одобрял. Представить себе, что он изменяет Дане, было немыслимо. И в ней самой он был уверен. За исключением нюансов, конечно.

В октябре неожиданно умер отец. Заманили дружки-алкаши на чью-то хату, отметить выздоровление, после трёх суток непрерывного пьянства произошло кровоизлияние в мозг, а ещё через сутки — смерть. Это случилось настолько внезапно, что Коля и понять ничего не успел. Только вроде в больницу мотался, и вот уже всё — похороны.

Приготовления, ритуальные услуги и прочее оплатил Седой. У гроба Коля не плакал, даже слезинки не проронил, и мама не плакала, только крепко держала Юльку за руку и всё время осматривалась, словно боялась, что муж появится откуда-то сзади и снова начнет её бить. Рыдал только Седой, но молча, без слёз, дергая плечами и морщась, как от зубной боли, и ещё низенький тощий мужик с синими от татуировок кистями рук и страшно запавшими щеками. Мужик целовал отца в губы, что-то визгливо шептал ему прямо в гроб, а Коля всё думал — зачем так, он же мужчина, нужно сдерживаться. На поминках Седой снова плакал, обнимая Колю за плечи и обещая ему помощь и поддержку по гроб жизни, потому что «не уберег». А Коле было неловко и стыдно, поэтому и поехать в кабак «нормально помянуть» он отказался. Правда, наутро всё же пообщался с Багиным, который в тот день выглядел сильно постаревшим и каким-то особенно злым.

— Любит тебя мой шеф, за что — не знаю, но всё время спрашивает. Веди себя, Колька, по-людски, не позорь его.

— А я чего? — возмутился Коля. — Я ж вроде ничего…

— Да и я ничего, так, для профилактики. Ему недолго осталось, так что — обращайся, конечно, если надо — но только не к шефу, понял? У него каждый день на счету. Мне звони. Визитку не потерял?

— Нет, не потерял, — заверил его Коля и свернул разговор, сославшись на дела. Все эти бывшие рэкетиры, их престарелые паханы и диковатые обычаи были чужды ему с детства. Да и батя, если бы не тёмное прошлое, вряд ли бы спился и превратился в чудовище. А вот у брата дела шли хорошо — после кодирования он и в самом деле завязал, даже на работу устроился. Чуть ли не на третий день прискакала его бывшая, Зойка, распушив пёрышки и пронзительно щебеча. Обслюнявила и снова к себе забрала, вот же хитрая баба. Когда бухал — хоть раз бы наведалась… Ох, женщины…

Чтобы отвлечься от муторного состояния после похорон, Коля забабахал ремонт, да такой, что самому пришлось на время съехать, а маму с Юлькой отправить на неделю к соседям. Только в этот раз повод был хороший, приятный. А когда всё, что надо, сделали, смыли строительный мусор и обновили мебель, мама возьми и спроси — Коль, ты с девушкой своей нас знакомить собираешься? Ну, раньше, понятно — в этот сарай стыдно было и соседку пригласить. Но сейчас-то можно. Юлька все уши прожужжала — Коля своей фифе и то, и это подарил, и Рафаэлло в коробочке, и подушку-сердечко. Она и фотографии у тебя в телефоне высмотрела — красивая, говорит, тёмненькая и на каблуках. Пригласи, Коль. Дай матери за тебя порадоваться.

Коля ломал голову две недели, а потом не выдержал и рассказал Дане. Как есть.

— То есть — она сама сказала, что хочет со мной познакомиться? — уточнила Дана, выбрав для уточнения самый неподходящий момент — когда Коля уже готов был кончить, даже и рот открыл уже — воздуха для крика набрать.

— Ага, — сказал Коля, опустив голову. — Хочет. Дан, давай, а… Я щас уже. — Снизу на него укоризненно уставились ясные Даночкины глаза.

— А пофф-фему фе-ф-фяс? — прошепелявила принцесса, вернув трепещущий от желания Колин член в тёплый и мокрый рот. — М?

— Нн-не знаю, — простонал Коля. — Ну Да-ан…

Дана, убедившись, что разговор малопродуктивен, заглотнула поглубже, повибрировала горлом, помяла яички — посильнее, как Коле нравилось, и через пару секунд Коле было уже так хорошо, как бывает, пожалуй, только на седьмом небе.

Очухавшись, Коля полез было к Даночкиному хозяйству — вернуть доставленное удовольствие, но его шлёпнули по руке.

— Коль… — Дана вытерла губы влажной салфеткой и потянулась к сигарете. — Я подумаю, ладно? И скажу тебе потом. И передай своей маме от меня привет, хорошо? Передашь?

Коля обещал передать, да и забыл об этом разговоре, закрутился — то работа, то подготовка к поступлению — выдавил всё же из него Седой обещание в колледж поступить. И тут — звонок. И как назло, во время утреннего цейтнота: сонная Юлька капризничала, мама пыталась одновременно собирать её и кормить, а Коля в третий раз обыскивал комнату в поисках ключей от машины.

— Я сегодня заеду, — сказала трубка голосом Даны и как-то быстро, по-деловому. — На полчасика. Маму предупреди.

— Да, а когда? — Коля просунул руку в карман пиджака, и — оп-ля! — вот она, дырка. Провалившиеся в подкладку ключи слабо звякнули.

— В семь.

— Ладно, а… — Коля мучительно вспоминал, что же хотел спросить, но Юлька вдруг заорала, что не хочет есть, и, отбиваясь от матери, выплюнула кусок сырника. Короче, он так и не вспомнил.

Коля переложил ключи в карман джинсов, бросил на спинку кресла пиджак.

— Мам, зашей, а? Правый карман. Всё, я убежал.

И уже на пороге вспомнил:

— Да, и сегодня к нам Дана заедет. Ты только ничего не придумывай особенного, она ненадолго.

— Коля! — Мать тут же оставила Юльку в покое. — А ну, стой! Я ж не готовила ничего! Когда заедет-то?

— К семи, — крикнул Коля, сбегая по лестнице. Ничего, время ещё есть. Подготовятся. И только уже в машине вспомнил, что оставил во втором кармане пиджака телефон.

Ровно в семь в дверь позвонили. Коля, влекомый каким-то шестым чувством, пошёл открывать сам, хотя от вездесущей Юльки, пожалуй, и Колобок бы не ушёл.

— Ты… — От странности увиденного Коля задохнулся, тут же схватил сестру за плечо и прошипел, подталкивая: «Иди, иди к матери!»

А потом Даниле, тоже шёпотом, испуганно округлив глаза:

— Ты с ума сошёл? В таком виде… Блядь, это как называется, Данил? Ты мог предупредить меня? Черт, Юлька тебя уже увидела…

Собственно, ничего страшного в Даниле не было. Даже наоборот — красивый парень в тёмно-синем деловом костюме, коричневых ботинках и даже в галстуке. Туго затянутые волосы связаны сзади в хвост. И никаких лабутенов.

— Наверное, я перепутал, — сказал Данила спокойно и посмотрел на часы. — Мы вроде на семь договаривались?

— Ты идиота из меня не делай! — прошипел Коля, чувствуя за спиной Юлькино дыхание. — Юля, марш в комнату! Я думал… думал, ты будешь как Дана…

— Подожди, Коля, — бледное лицо Данилы почти не изменило выражения, разве что стало более удивлённым. — Возможно, я не так услышал, но ты сам сказал мне, цитирую: «мама хочет, чтобы ты пришёл».

— Пришла, — поправил Коля уже спокойнее. — Данила, прости, но клянусь — я был уверен, что ты переоденешься. Мать, она… я не представляю, как объясню ей, она же ничего не знает, думает, что у меня девушка! Она только-только от болезни оправилась — и тут такое!

— Какое? — Данила сделал шаг назад и вытащил из кармана свои неизменные сигареты. Опёрся о перила лестницы, улыбнулся, закуривая. — Какое, Коля? Как бы там ни было, но к среднему роду меня ещё рано относить.

— Блядь… — бросил Коля, вышел в тамбур и захлопнул за собой дверь. — Тупо получилось. Мы просто друг друга не поняли. Идиотизм какой-то… Это я виноват. Слушай, а давай…

— Ну я, например, всё понял, — примирительно ответил Данила, продолжая улыбаться и курить. — Ладно, проехали. Увидимся. Позвоню.

И зашагал вниз по лестнице.

Коля так и стоял — тупо глядя ему вслед, когда мать открыла дверь и тронула его за плечо. От её доброго, сочувственного взгляда у него запершило в носу.

— Зря ты так поступил, Коленька, — вздохнула мама, убирая со стола пышущий жаром пирог. — Да и я — ты не сердись только — поняла уже всё. Когда телефон твой зазвенел, а я достала. Мальчик этот, Данила, сообщение звуковое прислал, что сегодня всё в силе и придёт он к нам. А я его прослушала и сказать-то тебе забыла, замоталась совсем. Ну, ничего, ничего… Помиритесь.

Коля только головой качал. Нет, нет… теперь точно всё. Всё кончено.

В «заколдованную башню», как Коля окрестил Данину высотку, он мотался два раза в день. До и после работы. И каждый раз — никого. Консьержки вздыхали сочувственно — мол, ну надо же! Только что были — и ушли. Уехали. Испарились. Телефон тоже молчал. Колю выбросили из жизни.

Он чувствовал, что где-то внутри него надломился стержень. Тот, что даётся от рождения. Тот, без которого любое существо теряет опору. Казалось, что посаженный и удобренный росток счастья, только-только успевший прорасти в мягкой, плодородной почве, затоптан его собственными сапогами. Уничтожен.

Он снова постарался перестроиться. Теперь уже на окончательное одиночество. Как-то работал, как-то отдыхал, как-то жил. Снова сошёлся с Денисом, и пару раз они выпивали на даче у его тестя. Крутая дача, Коле понравилась. И девочки приглашённые тоже были ничего. Вот только у Коли нихера не встало, что все присутствовавшие приписали солидному количеству выпитого. Но Коля не был так уж пьян. Просто ему хотелось другую девочку. А может, даже и мальчика.

Будни тянулись безликой серой массой, а Коля всё думал, думал… О смысле жизни, о себе, о Даниле. Было совершенно понятно, что он обидел по-настоящему любимого человека, обидел невольно и в то же время осознанно. Весь идиотизм содеянного доходил до Коли постепенно, день за днём. И никаких идей в голову не приходило. Вообще. Он стал засиживаться на работе, часто ночевал в комнате отдыха. На работе и обедал, и ужинал — чем придётся. Домой не хотелось. Ничего не хотелось. От тоски начал курить, время от времени порывался смотаться в тот самый клуб, куда Дана ходила с Артуром, но раздумывал. Что он ей скажет? Что он ЕМУ скажет?

Начался декабрь. Однажды Коля вышел из дома, когда уже стемнело — чтобы хоть как-то убить время, решил поездить по городу. Выехал на трассу, прибавил скорость… и на половине пути вдруг понял, что движется в знакомом направлении. Припарковавшись под навесом круглосуточного магазинчика, Коля вылез, вытащил с заднего сиденья куртку, надел. Впереди и чуть справа яркими огнями сияла «Жемчужина». Башенка Даны была крайней, только окон не видно — они смотрели на другую сторону.

«Всё равно я уже здесь, — пожал плечами Коля и захлопнул дверцу машины. — Мало ли какие бывают чудеса».

Его сразу пропустили на КПП, но в холле встретила кромешная тьма, матерящийся мужской голос, и женский, тоже матерящийся, ещё более зло.

— Юрка, если у тебя руки из жопы, если мозгов отродясь не было — куда, куда ты, придурок, в электрики полез, а? Прошлый раз замкнуло, позапрошлый! Всё коменданту расскажу!

— Блядь, твою мать, — озабоченно ответил голос мужской. — Семёновна, эт не я. Это с-суки какие-то тут всё зап-путали!

— Я тебе запутаю! Я тебе сейчас яйца в проводах запутаю и двести двадцать подключу! — заорала знакомая Коле консьержка и, судя по звуку, вмазала кому-то по морде.

Коля не стал ждать разрешения конфликта. Дорогу он нашёл бы и с закрытыми глазами. По лестнице уже не летел — шёл спокойно, во-первых — думал, что надо сказать, если всё получится, а во-вторых — как? Как убедить, дать понять, что он, Коля, не такой? Что он просто ошибся, оступился, с кем не бывает?

У двери топтался минут десять. Потом понял, что ноги не держат, и сел, упираясь спиной в холодную, облицованную искусственным мрамором стену. Было холодно, темно и тоскливо. За дверью квартиры номер сто девятнадцать стояла гробовая тишина.

А потом она, эта дверь, открылась, Коля еле ноги успел убрать. Данила. Майка, спортивные штаны, смешные шлепки с драконами. В руках — стилизованный светильник в виде керосиновой лампы. Золотистый свет мягко падал Даниле на лицо, и от этого вида — знакомого, самого любимого и родного, Коля застонал. А потом всхлипнул. Громко.

— Давно тут торчишь? — Данила подошёл к двери лестничного пролёта, заглянул вниз. — Блядь, вот же пидарасы. Третий раз за два дня. Ладно, пошли, нечего жопу морозить.

Коля встал, покачнувшись. Поплёлся следом. Вроде надо было что-то сказать, но… «Если сразу не выгонит, то всё получится!» — подумал Коля и тут же зацепился ногой за порожек и с грохотом упал на пол. Слава богу, головой не стукнулся, только локтем и коленом. Ну вот, ещё и опозорился. Молодец…

— Забыл ты уже, что тут где, — прокомментировал ситуацию Данила, стоя в прихожей и не предлагая Коле войти в комнату. — Пластырь нужен? Нет? Зелёнка? Нет? А что нужно? Что тебе, Коля, нахуй, от меня нужно?

«Матюкается — хороший признак, — решил Коля. — И лицо, вон, почти не злое».

Лицо у Данилы выглядело не злым, а усталым. Коле даже показалось, что измученным. Хотя света было недостаточно, мог и ошибаться.

— Ты, — сказал он уверенно, и даже голос почти не дрогнул. — Мне нужен ты.

— А… — Данила скорчил нарочито недоверчивую мину. — Забавное желание. Ну, вот он я. Что дальше?

— А дальше… — пробормотал Коля, без малейшего представления — что именно делать с Данилой. Прямо как когда-то в незапамятные времена. — Дальше…

И тут зажёгся свет. С минуту они оба тёрли глаза, а потом Данила посмотрел на Колю внимательнее и вдруг хихикнул:

— Ну у тебя, Колька, и рожа. Краше в гроб кладут. Ты жрёшь вообще что-то?

— А хуй его знает, — пожал плечами Коля, растерявшись от вопроса. — А ты?

— А это не твоё дело, — заметил Данила, насмешливо кривя губы. — Так чего же ты хочешь, Коля? Конкретно, потому что я занят.

И вот тут Коля растерялся. Заозирался по сторонам, словно ища у стен поддержки. Бросил взгляд в глубину комнаты. И вдруг выпалил:

— Я хочу спеть тебе песню. Песню хочу. Спеть.

Данила, видимо, охренел от удивления. Такого оригинального сюрприза он явно не ожидал.

— О любви? — усмехнулся он, и Коле то ли почудилось, то ли в самом деле в глазах Данилы появилось такое же, как раньше — лучистое тепло.

— Т-типа да, — икнул Коля, громко откашлялся, зачем-то закатал рукава и шагнул в комнату. Снял гитару с кресла, погладил по боковой стенке корпуса. — Твоя?

— Допустим, моя… — Данила прошёл следом, наблюдая за Колей с таким интересом, словно он был дрессированным пингвином. А когда Коля резко провёл ладонью по струнам, зажмурился.

— Коль, ты точно уверен, что именно это поможет?

— Не-а, — сказал Коля и нагло уселся на стул. — Но я попробую. Садись.

— Новосельцев недоделанный, — прыснул в кулак Данила. — Ты хоть играть-то умеешь?

— Это не главное, — с апломбом заявил Коля, пробуя струны. — Не мешай. Сейчас, только вспомню, сейчас…

А потом зажёг.

Спустя пять минут, находясь с закрытыми глазами в квартире сто девятнадцать, можно было представить себя на концерте "Снайперов". Сильно выпивших, только что переболевших ларингитом и глухих.

— Катастррраффически тебя не хваттает мннее, — истошно вопил Коля, яростно вонзая пальцы в гитарный гриф. — Жгу электричествво, но не попаддаю я-а-а…

Данила испуганно смотрел на него, вжавшись в табуретку.

В принципе, слух у Коли был. В принципе. И голос приятный, если не орать. И парочке аккордов отец его научил, пока ещё не бухал сильно. Но для испорченного академическим образованием Данилы это было слишком.

— Коль… Колька, очнись… — попробовал он прервать песнопение, пока певец набирал воздух в могучие лёгкие. — Колька, да хватит уже вопить, блядь!

— …срослись плавниккаммии… а-а-а! — победно провозгласил Коля и визгливо дрынкнул по струнам. — Ну, как тебе?

— Ты фальшивишь, как глухонемой кот, которому прищемили яйца, — безжалостно заявил Данила, отбирая у Коли гитару. — Отдай. И нахрена так грассировать, ты что — Вертинский?

Коля уже было хотел возмутиться, но тут Данила сделал лёгкое движение рукой, перебрал струны, негромко и плавно зазвучал проигрыш, а потом и голос — мягкий, с проникновенной, чувственной хрипотцой.

— Где-то есть корабли

У священной земли

И горячие губы твои…

У Коли защипало в глазах. Он ещё немного послушал, наблюдая, как самые красивые на свете губы издают божественные звуки, вытер слёзы и встал.

На слове «катастрофически» он поймал Данилу в коронный захват, «тебя» Данила допевал уже без гитары, а остальной текст пришлось отложить на потом.

Некогда было петь.

Утром пришлось уйти рано — Данила собирался по своим делам. Они не задали за ночь друг другу никаких вопросов, Коля хотел было спросить — можно ли приехать вечером, но побоялся. Побоялся спугнуть то, что снова проросло между ними. Данила тоже был немногословен, поцеловал его на прощанье и вытолкал.

До вечера Коля терпел, а потом не выдержал — позвонил. Телефон, как и раньше, молчал. Коля позвонил снова. Тишина.

А на следующий день в квартиру номер сто девятнадцать его не пустили. «Хозяин запретил!» — отрезала консьержка и для острастки свела вместе кривовато нарисованные брови.

И Коля ушёл. На работу в тот день он не поехал, напился в первом попавшемся баре и весь день проспал дома. А утром снова потащился к Даниле. Его снова не пустили, на этот раз злая тётка топала ногами и грозила вызвать охрану. В принципе, Коля не прочь был и подраться, делать всё равно нечего, но потом подумал о Даниле…

На третий день бухло уже не лезло в глотку, но и на работу не хотелось. Коля настолько потерял ориентацию в пространстве, что почти не соображал, куда идёт. То, что звонит его телефон, он понял, только когда ему об этом сказала девушка на остановке. «Спасибо», — поблагодарил Коля, хотел было выключить звук, но потом передумал.

— Да? — спросил он у незнакомого номера.

— Поговорить надо, — ответил незнакомый номер. — Про Данилу.

— А ты что за хрен с горы? — хмыкнул Коля. Надо же, кто-то тоже знает Данилу, вот повезло чуваку.

— Я Артур, его друг. Мы уже встречались.

— А, придурок в шляпе, — засмеялся Коля. — Пиздец тебе, Артурчик. Она меня любит, поилл… То есть — он.

— Хорошо, хорошо, — успокоила его трубка противным учительским голосом. — Я у вокзала, в Макдональдсе. Подваливай, пообщаемся.

— Да с хрена ты мне сдался? — рявкнул Коля, распугав стайку бредущих мимо бродячих собак. — Нахуй иди.

— Ну как знаешь, — ответил голос безразлично. — Но только к Даниле больше не шляйся. Ещё один раз — и сядешь в КПЗ. Это не шутка.

— Ждименяникуданеуходи, — велел Коля не очень разборчиво и отключился. Надо же, угрожает ещё. Козёл. С красивыми ветвистыми рогами.

По прибытии в здание американского общепита Коля собирался по-быстрому набить рожу Артурчику и свалить домой: три дня почти ничего не ел, да и мать извелась вся — единственный путный сын, и тот по отцовской дорожке пошёл. Но увидев место, занятое потенциальным спарринг-партнёром, передумал. Людей было море. Артурчик, сука, специально выбрал многолюдное место, опасался, видимо, за морду свою холёную.

— Заказывай. — Артур уселся как барин — нога на ногу, ручки с рукавчиками закатанными на груди сложил. — Деньги-то есть у тебя, кавалер?

— Если не хватит, у тебя одолжу, — сообщил Коля, одаривая конкурента улыбкой Горгоны. Он заказал фиш-мак, четыре пирожка, двойную картошку и два литра Колы. Артурчик удивился.

— Нахрена тебе столько пойла? — приподнял он тонкие бровки как бы с сарказмом. — Не лопнешь?

— Ща поймёшь! — пообещал Коля, запихнул в рот сразу половину сэндвича и стал интенсивно трясти бутылку. Одновременно жуя и улыбаясь. До Артурчика дошло.

— Не советую, — злобно сказал он и зачем-то поднял правую руку. За спиной у Коли тут же что-то хлопнуло, почти готовую к выстрелу бутылку вырвали из рук, а самого Колю так приложили по шее, что он секунды три ловил звёзды. Сука, ну сука же, хоть бы предупредил, что с охраной придёт.

Коля с сожалением проводил глазами несостоявшийся водный снаряд.

— Дурак ты, Коля, — сказал Артур, когда Коля перестал дёргаться в поисках ещё каких-нибудь подручных средств. — Ладно. Ешь. И слушай. Слушай внимательно.

Вид у него был — ну надо же — сочувственный. Коля вгрызся в картошку.

— Я против тебя, Коля, ничего не имею, — начал Артур, делая знак своему амбалу удалиться. — Ты хороший, честный парень, живи себе как жил, зачем тебе в дерьме этом копаться? Незачем.

Коля прихуел, конечно, от такого начала. Слушать комплименты от Артурчика, который уже однажды получил от него по морде, это… Бля, да о чём он вообще?

— Ты ведь совсем не знаешь его, — продолжал собеседник миролюбиво и даже как-то по-отечески. — Не знаешь, чем он живёт, какие у него проблемы. Он для тебя — сексуальный эпизод. Да и ты для него тоже. И это ещё в лучшем случае.

— Ага, заливай больше, — ухмыльнулся Коля. — Ты сильно всё знаешь. Пока мы три месяца еблись, у тебя, небось, яйца усохли уже, а? Угадал? Так что не бреши.

На слове «еблись» Артурчик слегка побагровел, но быстренько взял себя в руки.

— Ты бы лучше не перебивал, — заметил он, и голос его перестал быть томным. — Секс — это ещё не отношения. Как еблись, так и перестали. А теперь он ко мне вернулся. Только-только наладилось всё, успокоилось — и тут ты опять. Исчезни, Коля. Ради самого себя — отвали.

— Угрожаешь? — Коля с воинственным видом кивнул. Такие разговоры он понимал и ответить мог как следует. Но только Артурчик почему-то засмеялся, да так громко, что его амбал за соседним столиком снова беспокойно завертел башкой.

— На, смотри, специально для тебя прихватил, — он вытащил из кармана телефон. — Место узнаёшь? Держи.

Коля, не особо волнуясь, посмотрел. А, клуб этот, «Мишель». Гейский который, напротив «Генацвале». Так он и не удосужился туда съездить.

А зря.

Данила стоял, привалившись к подсвеченной яркими огоньками стойке, и лизался с каким-то мужиком. Взасос. Тот лапал его за жопу, пошло притираясь пахом к паху. И это был не Артурчик.

— Там дата видна, — подсказал Артур. — Вы в этот день на речку ездили, лебедей кормили. Утром. А это вечер. Видишь, я в курсе, у нас с Данилой друг от друга секретов нет. Да, он такой. Я привык уже, смирился. А тебе-то это зачем, Коль?

Коля отодвинул телефон. Конечно, он помнил тот день. Помнил до мелочей и то, как Даночка объяснила, почему они не смогут встретиться вечером — к бабушке нужно смотаться. Давно не был. К бабушке. Блядь.

— Я ведь не просто так терпел, пока вы наиграетесь. Потому что не в первый и не в последний раз. Ты думаешь, ему секс нужен? Ты в курсе, что там проблемы, серьёзные проблемы с психикой?

— Это у тебя сейчас будут проблемы, — сказал Коля, всё ещё на что-то надеясь. — Это просто фетиш. Ну нравится человеку женские шмотки и туфли собирать, и чего? Я вот в детстве тоже крышечки собирал и гербарий. И ничего.

— В бабские шмотки не переодевался? Коля, включи мозги, когда он вернулся ко мне после ваших игр, он себя с мужиком почти не идентифицировал. По-твоему, это нормально? Это хорошо для него, полезно? Или ты только о себе думал, как бы и хуй послаще воткнуть, и геем не сделаться? А, Коля? Ну вот так-то. А он очень болен, ему помощь нужна. И медицинская, и психологическая, и вообще. А ты снова полез, что, зачесалось? Эгоист ты, Коля, вот кто.

Внезапно Коля протрезвел. Вот только плыло, мутилось перед глазами — и вдруг стало ясно. Всё ясно, до последней капельки. И страшно — от того, какой же сволочью он, Коля, оказался.

Артурчик тем временем продолжал ебашить по больному:

— Я больше десяти лет его знаю, помню ещё пацаном сопливым. А он что, не рассказывал тебе, нет? И про деда не рассказывал? И сам ты не догадался, чей он внук? Ну, Коля, ты и телок… Чиновником был Савелий Аркадьич, тридцать лет директором департамента коммунальной собственности проработал. При совке ещё начал, от партии на верхи выбился. А в начале двухтысячных меня его замом назначили. Я Даньку в школу иногда подвозил, и к бабке за город, и на репетиции. Нас многое связывает, гораздо больше, чем ты можешь себе представить.

— Он всё равно меня любит, — убито прошептал Коля, сам не зная зачем. — Я знаю, чувствую.

— По-твоему, это любовь? — Артур ткнул пальцем в телефон. — Это? Так я ещё не всё тебе показал, думал, этого достаточно. Да и проще можно сделать: сегодня у нас что — среда? Вот сегодня можешь сам прийти, убедиться. А любовь… Извини, Коля, ты и правда тут не виноват, но у нас это немного иначе называется. Охота. Он просто поймал тебя, поймал, как и раньше ловил таких вот неопытных дурачков, которым яркие тряпки мозг вышибают. Вспомни — разве не уговаривал он тебя вести себя естественно? Не убеждал, что именно таким, простым как три копейки, ты ему нравишься? Было, ну?

Коля промолчал.

— Это скорее спорт, — вздохнул Артур. — Соревнование. В их пидовском мире главное достижение — трахнуть натурала и переделать в педика. Игра такая. Не ты первый. Ну и чтобы сразу точки над «i» расставить — ты в курсе, что Данькина родная мать из-за его фокусов с собой покончила? Увидела, как сыночек на курорте с каким-то негром обжимался, да ещё в юбке и лифчике. И не выдержала. И бабка с ним не может, и друзей, кроме Яшки, никого нет. Да, а про Яшку, братика его, мажора, ты в курсе? Наш Данечка так его в своё время обработал, что парень у него за сутенёра был — возил мужиков, когда припирало. Яшку, хоть он ему и брат, тоже оприходовал, не сомневайся. Своего не упустил. Так что, Коля… Иди-ка ты с миром. Не по Хуану сомбреро. Да и не выйдет у вас ничего.

— А не пошёл бы ты сам на три буквы, — проговорил Коля, вставая. — Не любишь ты его, как бы тут передо мной ни распинался. Того, кого любишь, не станешь лицом в говно макать и сплетни о нём распускать. Ушёл я. Всё.

Если Артур надеялся, что Коля затею с примирением бросит или руки на себя наложит — то сильно ошибся. Тем же вечером, приведя себя в порядок и успокоив измученную мать, Коля поехал в клуб. И кого хотел, отыскал, только не у стойки, а на втором ярусе, там, где за танцующими наблюдают. Был Данила спокойный, серьёзный, одет просто — брюки, рубашка белая. Ну и сигарета.

— Только виски не покупай у них, — остановил Данила Колю, когда тот пошёл к бару купить выпивку. — Та ещё дрянь. Лучше пива холодного. Гиннесс.

Передав Даниле запотевшую банку, Коля примостился рядом у хромированных перил. Говорить почему-то не хотелось, хотелось просто стоять, смотреть на Данилу. Касаться его иногда рукавом или коленом задевать. И всё. И ничего больше не нужно.

— У меня знакомый один женился, прикинь, — заговорил Данила, глядя вниз. — Прямо в Амстер с бойфрендом рванули и расписались. Во дураки.

— Почему дураки? — осторожно спросил Коля. — Семья — это хорошо. Все хотят семью, быть рядом.

— А жениться для этого зачем? — удивился Данила и даже на Колю посмотрел, правда, мельком. Но Коля заметил.

— Я бы тоже женился, если бы у нас разрешали, — вздохнул Коля. — Например, на тебе. Хоть завтра.

— Ты хотел сказать — на Дане? — уточнил Данила. Повернулся к Коле и, уже не скрываясь, уставился на него в упор.

— Я хотел сказать — на тебе, — повторил Коля. — Кем бы ты ни был. Мне всё равно.

— Да ладно, всё равно ему, трепло! — Данила вдруг выпрямился и зло бросил: — Я же знаю, ты с Артуром говорил, днём. Так вот, Коленька, принц мой прекрасный на белом коне, — ничего Артурчик не выдумал. Так всё и было. Мне тебя захотелось тогда. Сильно. Ничего не мог с собой поделать. Ну вот… заигрался. За это извини. И с головой у меня проблемы, тоже правда. И сорваться я могу в любой момент. И мужики мне такие, как ты, нравятся, и…

— Ты с кем-то, кроме меня, ну… — перебил его Коля. — Трахался с кем-то? Пока мы вместе были? Это ничего, если так, я пойму.

— Чего? — Данила вытаращился на Колю недоуменно. — Совсем мозгами поехал? Мне и так хватало, с твоим-то темпераментом… Бухал, правда, пару раз сильно, на днюху Артура и когда патент на землю получил, обмывали. Мне много пить нельзя, я забываюсь, могу дорогу домой перепутать, людей…

— Значит, просто целовался, — облегчённо выдохнул Коля. — Это ладно. Это я переживу.

— Может, и целовался, я ж не помню ни хрена, — согласился Данила. — Но обычно я один не бухаю, только с Яшкой или с…

— Артуром, — подсказал Коля. — Данил… А давай пошлём его к бесам, а? Поехали домой. Можем не трахаться, просто вместе побудем. Я видеть тебя хочу. Голос твой слышать. Мама жрать чего-нить приготовит, Юлька у подружки… закроемся — только ты и я. Давай! Я ж про тебя почти ничего не знаю.

— И чего ж ты, Коля, хочешь узнать? — кокетливо спросил Данила, на мгновенье превращаясь в Дану.

— Ну, например — что тебе на Новый год подарить, — ответил Коля. — И ещё — какой у тебя любимый цвет? Всё собирался и каждый раз забывал спросить.

— Лиловый, — Данила недоверчиво заморгал, но потом всё же улыбнулся. — Это такой… светло-фиолетовый.

— Разберусь, — Коля взял его за руку, притянул к себе. — Как же я заебался без тебя. Поехали домой.

— Очень срочно? — Багин, судя по шуму трассы, был где-то за городом. — Тебя не побили? С пацаном случилось что?

— Срочно, ага, — подтвердил Коля, листая на планшете одну страничку за другой. — Нет, с Данилой всё в порядке. И это не по телефону.

— Ладно, часа через полтора подвалю, — бросил Багин и отключился.

Но приехал через час. А через пять минут орал так, что Коля обрадовался — хорошо, что мать в магазин ушла, точно б перепугалась.

— Ты охуел совсем, Колька? У тебя совесть есть? Бля, ну откуда ты взялся на мою голову…

— Есть у меня совесть, — кивнул Коля и протянул Олегу чашку чая. — Не орите. Ну, некого мне больше попросить, а Вадим Иваныч сказал…

— Коля, заткни пасть и не делай мне нервы, — как от боли скривился Багин. — Лучше б я тебя ещё тогда в посадке закопал, столько мороки. Слушай, Коль, а давай деньгами, а?

— Деньги у меня самого есть, — заявил Коля, не поддаваясь — знал, нет такой вещи, которую Олег Багин достать не может. В природе не существует. — Я ж в этом не шарю вообще. Как их заказывать, куда тыкать, где размер выбирать? И на инглише всё.

— Господи, когда-нибудь я тебя точно придушу, — прошипел Багин, схватил свой звякнувший телефон, отошёл.

— Да, Машунь. Да, очень надо, кровь из носу. Ага, именно из этой коллекции. Лиловые, хуй знает, что за цвет, но у них есть в каталоге. Да в курсе я, что праздники… Чего? Посреднику? Безналом? Нет, это ясно, а конкретно кому? Маш, а не может так быть — мы деньги переведём, а они — тю-тю? Не наебут? Не принято? Ладно, это я понял. Давай по суммам. Че-его? Маш, это ты подъёбываешь, что ли? Сколько, давай ещё раз, по цифрам. Ну пиздец вообще. Охуели они там. Подожди, я Кольке скажу, обрадую.

Он назвал сумму в евро. Коля небрежно махнул рукой.

— Гараж продам, у меня стоянка под домом. Вы про размер не забудьте.

Багин со значением покрутил у виска корявым пальцем, вернулся к телефону.

— Сорок четвёртый размер, Маш. Бывает? Ну надо же. Гейропа, мать её. Ладно, бабки переведём, жду твоего звонка. Целую.

Он вытер лоб, с усмешкой посмотрел на Колю.

— Вот тебя проняло, да? Такая любовь? И что — прям до гроба?

— Не знаю, а загадывать не хочу, — ответил Коля искренне. — Видите, а говорили — не получится. Спасибо. Да, а что с моим загранпаспортом?

— В течение трёх дней. — Олег спрятал телефон в карман. — Ехать-то куда собираетесь? В Париж?

— В Амстердам, — ответил Коля и протянул Багину руку. — Деловая поездка. Спасибо ещё раз. Буду должен.

— Да упаси меня Бог связываться с тобой, — рассмеялся Олег. — Ну, ладно… Удачи тебе, Коля Румянцев. Чтобы всё хорошо прошло. Буду я ехать, ты ж с заказа меня сорвал. Или ещё какие сюрпризы есть? Говори сразу, второй раз сегодня не приеду.

— Есть ещё один сюрприз, но вам лучше не знать, — усмехнулся Коля. — Надеюсь, сам справлюсь.