Холодильник

— Ну и куда ты? — Марк раздвинул пятой точкой горшки с фиалками на подоконнике и устроился поудобнее. — Ночь на дворе!

— Не твое собачье дело! — тут же огрызнулся Антон. У него было лицо истукана с острова Пасхи и нервные ломаные движения, пока он хаотично запихивал в сумку вещи. — Даже не пробуй меня искать! Я ухожу навсегда.

— Тоже мне секрет Полишинеля, — пробурчал Марк. — Куда ты можешь податься в ночи, кроме как к матери в Люберцы?

— Что ты сказал?! — тут же вскинулся Антон, забыв на мгновение про одинокую боксерскую перчатку Марка, которую в этот момент пристраивал поверх других вещей. Вообще, было такое ощущение, что ему все равно, чем набивать баул. Важен был сам процесс. Он бы и собаку утрамбовал, но рыжий беспородный пес-приблуда по кличке Бестолочь заховался за диваном и не высовывался, пережидая бурю.

— Иди, говорю, граф Монте-Кристо! — произнес Марк громче и равнодушно пожал плечами. — Тебя у подъезда карета из Яндекс-Такси заждалась.

Антон рванул молнию на сумке так, что собачка осталась у него в руках, и уставился на нее, словно это была чека от гранаты. Потом сплюнул, закинул сумку на плечо и, не глядя на Марка, выскочил в коридор. Тот выжидал с минуту — достаточно, чтобы трясущимися руками справиться со шнурками кроссовок, — и вышел следом в темную прихожую как раз в тот момент, когда беглец взялся за ручку.

— Антон, — позвал Марк тихо. Антон помедлил секунду и развернулся. На его лице презрение спорило с торжеством. Сейчас был самый подходящий момент, чтобы Марк попросил его не делать глупостей и остаться. — Ключи…

— Чего? — нахмурился парень, не понимая.

— Ну, ты же уходишь навсегда? — развел руками от такого тупизма Марк. — Значит, ключи от моей квартиры тебе больше не понадобятся, — и протянул руку ладонью вверх.

Антон посмотрел на ладонь так, словно собирался прочитать по ней его судьбу, причем желательно, чтобы с дальней дорогой в интимном направлении, ну или на крайняк — летальным исходом прямо здесь и сейчас. Потом трясущимися руками вытащил связку ключей, пытаясь найти и отцепить нужное.

— Дурак! — всхлипнул он наконец и швырнул в Марка всей полукилограммовой звенящей связкой. Тот ловко увернулся от гремящего снаряда, но кожу на виске ему все-таки рассекло. Антон же рванул на себя дверь и понесся вниз, не дожидаясь лифта. Его заносило, било о стены на поворотах, и он отскакивал от них, как бильярдный шар. — Сволочь бездушная! — донеслось снизу, перед тем как хлопнула дверь парадной.

Марк вежливо улыбнулся соседке-собачнице, застывшей на проем выше, аккуратно щелкнул замком, подобрал с пола комплект ключей с мишкой на брелоке, бросил на тумбочку и показал себе в зеркало язык.

— Умерла так умерла, — пропел он и философски хмыкнул, потрогав царапину на виске. Потом взял мобильник и не глядя набрал по памяти номер.

— Ну что? Толик-алкоголик? — рявкнул он в трубку. — Готов пропить печень? — И заручившись многообещающим «Ооооо!», скомандовал: — Собирай братву!

…— Мужики, я извиняюсь, не ваш друг в туалете в обнимку с унитазом спит?

Марк отвлекся от созерцания телефона, где маячило имя Антона и мигающая дорожка стрелочек по направлению к зеленой трубке, показывающая, куда жать: как для дебилов или пьяных вдрабадан, и поднял глаза на молодого, но скорбного, как сотрудник похоронного агенства, официанта.

— Маленький и очень злой, с татуировкой «Вите надо выйти». Двоих отмудохал, наблевал в горшок с пальмой и уснул на толчке, — пояснил тем временем работник кафе. — Заберите его, умоляю, у нас серьезное заведение.

Марк пьяно обвел глазами стол, проводя инвентаризацию друзей, и обнаружил, что самый мелкий, но самый бедовый Витек воспользовался паузой в пьянке и отправился навстречу приключениям. Причем — судя по опрокинутому лицу официанта — значительно преуспел. Вот так всегда — алкогольный рейд с бывшими однокашниками начался цивилизованно, как и полагается взрослым солидным мужикам, — в «Шестнадцать тонн» под выступление «Танцы минус», а вот заканчивался, как в десятом классе на выпускном, — в забегаловке на Соколе, названия которой никто не помнил. Четверо — дружбаны со школы, которым вместе весело и которым не нужны вводные, чтобы общаться. Разговор тек с середины — там, где его прервали в прошлый раз, и никому не нужно объяснять, что случилось. Все и так в курсе. Серый — самый спокойный, большой и опытный: в школе научил всех троих курить, правда, за неимением табака, самокрутки сделали из старого веника — Марка тогда весь вечер тошнило. Толик, получивший прозвище Толик-алкоголик, который принципиально не пил без тостов, но к двенадцати ночи основательно умаялся и исчерпал весь словарный запас, потому что к этому моменту пили уже за все: начиная с родителей и заканчивая Бестолочью. И Витек — злая, зубастая, мелкая сволочь, ненавидевший весь мир, кроме Марка, Серого и Толика — судя по заявлению официанта, дремал на толчке.

— Блин, Витька из туалета надо забрать! — пробормотал Марк, но тут телефон снова зазвонил. Все шло к тому, что Антон в этот момент тоже времени зря не терял, а занимался уничтожением коллекции французских коньяков в доме своей лучшей подружки Анжелы. Судя по тому, что интервал между звонками стремительно сокращался, — ему было что сказать обладателю трубки.

Марк пожевал лимон и наконец сдвинул пальцем стрелку в указанном направлении, чтобы услышать пьяный голос, последовавший через заминку: после пятнадцати звонков тот явно не ожидал, что ему ответят.

— Знаешь, кто ты? — без предисловий перешел к делу Антон. Марк молчал, пока дружбаны усиленно не смотрели на него и добросовестно создавали вокруг видимость светской беседы. — Ты… ты… холодильник! Ты гребаный эмоциональный холодильник!

— Ну че там? — перегнулся к нему Толик.

— Я — холодильник, — задумчиво передал Марк и нажал на отбой.

— Ну, за полный холодильник! — оживился приятель. Опрокинул в себя рюмку и с глухим стуком уронил голову на сложенные руки, ставя этим жирную точку в споре, кто кого везет домой.

— А будешь знать, как мужиков трахать! — беззлобно пробасил Серый. — Советовал ведь тебе, женись на моей двоюродной сестре из Тамбова. Сейчас бы уже настрогал детей, возненавидел весь мир, развелся и на алименты работал. А с этим, — он брезгливо кивнул на телефон, — ваще не понятно, что делать. Ведь не разведешься даже!

— Ну, за свободу! — ожил Толик.

— Да сиди ты! — шикнул на него Серый, и Толик послушно вновь заснул, словно попугай, на клетку которого накинули покрывало.

— Мужики! Витька своего заберите, Христом богом прошу! — снова возник из-за плеча скорбный официант. — Людям в туалет надо!

— Ты не видишь? — развернулся к нему большой и внушительный Серый. — У людей серьезный разговор. И потом скажи спасибо, что Витек спит. Я бы на твоем месте его не будил — чревато! — И снова повернулся к Марку: — Вот скажи мне, че за любовь у вас такая?

— Нормальная любовь, — отмахнулся Марк. — Он просто другой не видел.

— Ага, один убегает, а второй догонять должен! — поднял палец собеседник. — А из мужика любящего можно жилы по одной вытягивать. Тоже мне африканская страсть!

— Он еще маленький, — усмехнулся Марк.

— Вы вроде ровесники, — удивился Серый.

— А знаешь, так бывает, — откинулся Марк на спинку стула и потер шею. — Ровесники, а один еще маленький. У него фиалки на подоконнике, Бесю он на помойке нашел и притащил. А еще ему кажется, что любовь — это как в фильмах — когда все кипит вокруг и страсти-мордасти.

— Ну и? — не понял Серый. — Чего делать-то будешь?

— Ничего, — пожал плечами Марк. — Я за ним год бегал. Может, до него лучше дойдет, если в этот раз он оглянется, а сзади никого?

Мобильный в этот момент опять ожил, намекая, что абонент желает непременно быть услышан. Марк взял аппарат и, покрутив в руках, предпочел отключить совсем. Маленький зал накрыло фонящим с эстрады микрофоном.

— Раз, раз, — донеслось со сцены. — А сейчас для моего лучшего друга, которого бррррросил… Бля! Которого бросили! Прозвучит песня «А белый лебедь на пруду»!

— Витек! — обрадовался новому солисту Серый.

— Мужики, — в голосе официанта звучала вселенская мука. Руки прижаты к груди, — заберите вашего Витька со сцены!

— Слушай! — возмутился Серый. — Давай уже определись! То тебе не нравится, когда он спит, то тебе не нравится, когда он не спит. — И скомандовав Витьку на сцене: — Зажигай! — обратился к Марку: — Пойдем! Споем… что ли!

…Вопреки ожиданиям голова поутру не болела. Даже Бестолочь он умудрился выгулять в пять утра по прибытии домой. Вот только фраза «А белый лебедь на пруду, качает палую листву», пропетая накануне раз двадцать до того, как всю компанию принудительно сняли со сцены с помощью охраны, — застряла в мозгу куском шрапнели. Утром время суток, когда Марк проснулся, конечно, было трудно назвать. Но для субботы и двенадцать часов пополудни — ничего себе утро. Марк перекатился ленивым тюленем по широкой двуспальной кровати, на которой из принципа спал сегодня поперек, раскинув руки-ноги на манер морской звезды, спихнул на пол Бестолочь и пошарил на половичке. Выудил зарывшийся боком в длинный ворс ковра мобильный, подслеповато щурясь, включил. Постучал ногтем по экрану, пережидая, пока аппарат загрузит заставку. Потом взбил подушки поудобнее и, откинувшись на спинку, принялся изучать длинную историю вчерашней Антоновой атаки на его мобильный.

Перво-наперво он обнаружил еще семнадцать неотвеченных. Потом Антон, видимо поняв, что дозвониться не получится, стал бомбить сообщениями. Из истории односторонней переписки следовало, что после того как коллекция французских коньяков, принадлежащих Анжелиному мужу, оказалась разбита наголову, абонент перешел на текилу, а затем и вовсе принял решение переместиться в ночной клуб. Дальше дело пошло веселей. Из сообщений сначала пропали знаки препинания, а позже и гласные, и послания стали напоминать шифр. Шевеля губами, Марк продрался сквозь крокозябры из букв, восклицательных знаков и злобных смайлов и в конце концов понял из них две вещи. Первое: ему, Холодильнику-Марку, вменялось немедленно сдохнуть в лютых мучениях, и второе: на похороны Антон прийти, увы, не сможет. Последним, впрочем, значилось обнадеживающее: «Лбл.т…св».

Марк почесал задницу и, наплевав на чистку зубов, пошлепал на кухню варить себе кофе. Там, сыпанув в миску Бестолочи корм, поджал под себя ногу на манер цапли и, поглядывая одним глазом на поднимающуюся пенку в турке, открыл гугл. Телефон Антона был заведен на один с ним аккаунт и, судя по ожившей истории поиска, тот тоже проснулся. Марк налил кофе в чашку, щедро долил молока, пристроился на табурет и принялся читать. Сегодня гугл спрашивали: «как лечить похмелье», «как вывести пятна от красного вина с шелковой рубашки» и «как удалить отправленные бывшему сообщения». Запросы «экспресс-тест на венерические заболевания» и «аренда однокомнатных квартир в Москве» к вящему облегчению Марка отсутствовали, а значит, все шло по плану. Настроение слегка подпортил пропущенный вызов с домашнего Антона, ибо это значило, что звонила Марина Матвеевна — его мама, но Марк решительно забил на взболтавшийся со дна души щемящий осадок, залпом допил кофе и, побросав в спортивную сумку свежую майку и футбольные бутсы, отбыл восвояси. Теперь главное было не сидеть дома, когда заявится смутьян — вылеченный от похмелья и в рубашке с выведенными пятнами.

Тремя часами позднее грязный, вымотанный до предела и мокрый до нитки Марк вернулся на исходные позиции и тут же наткнулся под дверью на тетю Любу — соседку по лестничной клетке.

— Марк, — всполошилась она, — пока тебя не было, Антон приезжал. Я так поняла, он то ли ключи забыл, то ли еще что. Я ему предложила у меня переждать, а он чет не стал. Вы поссорились, что ли?

Марк обозрел входную дверь, в которую, судя по белесому пятну, метнули обезжиренным йогуртом, флегматично кивнул и погремел связкой с медвежонком.

— Разберемся.

Разбираться он стал по-своему: долго и обстоятельно принимал душ, потом прошлепал босыми ногами к холодильнику и, выудив бутылку пива, с комфортом расположился на диване. Там стал одним глазом просматривать всю пропущенную за полгода фантастику, чтобы в итоге сладко задремать, уткнувшись в умостившегося рядом Бестолочь.

В двенадцать ночи, однако, он подорвался, хмуро бросил взгляд на часы. Поднялся и стал натягивать как попало джинсы, толстовку и кроссовки в прихожей, когда его остановил на полпути дверной звонок. Марк замер на миг, а потом, мгновенно приняв решение, быстро принялся стягивать с себя шмотки обратно. Тех минут, которые понадобились ему на то, чтобы содрать с себя одежду и как попало затолкать под подушку в гостиной, оказалось достаточно, чтобы окончательно лишить терпения того, кто стоял снаружи. Марк в одних трусах прокрался к порогу, заглянул в глазок и со скучающим видом открыл наконец дверь, за которой Антон давил на пипку звонка, как на гашетку.

— Ты? — удивился он и потер глаза. — Насовсем кончилось?

— Ты…. Ты почему за мной не приехал? — взгляд Антона был налит свинцовой тяжестью.

— М… — подумал Марк и сладко зевнул. — Может, потому что ты ушел навсегда?

— И ты даже не знаешь, почему я ушел? — губы парня сложились в куриную гузку.

— Нет, — честно признался Марк. — Я же не телепат!

— Годовщина! Нашего! Знакомства! — принялся чеканить Антон.

— Завтра! — продолжил развлекаться с восклицательными знаками Марк и покосился на часы. — А точнее сегодня.

— Не может быть… — сбился с темпа Антон.

— Может, — спокойно подтвердил Марк и отодвинул ногой Бестолочь, который подошёл поздороваться с вернувшимся хозяином. — Не ходи к нему, Беся, Антон уже уходит. Навсегда!

Бестолочь замер, а потом жалобно заскулил от таких непоняток.

А Антон бросил взгляд на несчастного пса и задумался. У него был вид человека, которому дали десять секунд на то, чтобы назвать букву или целое слово. Наконец побледнев, он хлопнул себя по лбу.

— Во-во! — злорадно подытожил Марк.

— Марк… — пробормотал Антон растерянно, — я думал, ты забыл.

— Это на меня похоже, — спокойно кивнул Марк, медленно, но верно наливаясь грозой. — Я обычно не помню бесполезные даты, но эту запомнил. Прям, как знал, сука, что с этого момента легко не будет. И смотри-ка: ни разу не ошибся.

Он не глядя нашарил на подзеркальной полочке мобильный и, покопавшись немного, протянул Антону.

— Что это? — не понял тот.

— Сам смотри, — предложил Марк и пояснил на тот случай, если у парня атрофировалась способность мыслить трезво. — Это смс-подтверждение, что я забронировал для нас билеты в Грецию. Пришла… Смотри-смотри! — Он сунул телефон ему под нос. — За час до того, как ты ушел от меня «навсегда».

Антон, опустив глаза долу, ковырял плитку подъезда носком кроссовки, всем своим видом демонстрируя раскаяние и не решаясь пересечь порог, за которым маячил пиздец какой грозный Марк и разрывающийся от сочувствия Беся.

— Я ж не знал… — протянул он в итоге жалобно. — Ты ж не говорил…

Сверху хлопнула соседская дверь и Марк, вздохнув, схватил беглеца за пояс джинсов и втащил в квартиру. Прижал полного раскаяния Антона прямо к стене и, зафиксировав, стал бить словами наотмашь:

— Так ты ж, дурында, не спрашивал?!

Антон молча хлопал глазами.

— Тебе не кажется, что любящий тебя мужик заслуживает, по крайней мере, чтобы с ним поговорили, прежде чем вот так! — Марк пространно махнул рукой. — Навсегда!

— Любящий? — услышал из всего вышеперечисленного Антон главное и закусил губу. — Марк, другими словами, ты меня любишь?

— Не надо другими! — взорвался Марк. — Эти тоже нормальные. Не умею я другими! Ну не получается у меня. Может, я и холодильник, и не умею разглагольствовать о своей любви, когда вот так — глаза в глаза. Поэтому тебе придется принять тот факт, что я тебя люблю, как данность! Как аксиому! Поверить в нее раз и навсегда, на всю свою оставшуюся жизнь, перестать сомневаться, мучиться и мучить меня! Потому что я не только холодильник, но и тупой еще до кучи. И когда мне говорят — навсегда — я верю! И в следующий раз оно и правда будет навсегда!

Но Антон уже не слушал. Он целовал Марка жадными горячими губами, постепенно сползая по стене и увлекая его за собой.

Рыжий Бестолочь возвел глаза к потолку, шумно почесался за ухом и удалился в гостиную, чтобы не смотреть, как человеки предаются сраму прямо на коврике у двери — спальни им мало. А вслед ему неслось такоое…

Часом позже, после того как они все же перебрались в постель и занялись сексом не на скорую руку, сдирая локти и колени о жесткую рогожу в прихожей, а на кровати: медленно, тягуче, глубоко и до полного изнеможения, Марк вышел на кухню. Спать все равно не получилось бы — руки ходили ходуном. Этими трясущимися руками Марк выудил пачку давно забытых сигарет. Курить он бросил еще два года назад, а вот привычка хвататься за что-то на стрессе осталась. Смолить, конечно, не стал, раскрошил сигарету в пальцах в труху и сгорбился на табуретке, беспомощно растирая левую сторону груди. Прошедшие сутки добавили ему и седых волос, и новых морщин — чего стоило не сорваться, не кинуться следом за Антоном. Бестолочь процокал когтями по линолеуму, положил морду ему на колени и чуть слышно загрустил.

— Знаю, — согласился Марк, — жестоко. Но когда обоих колбасит, одному приходится стать якорем, понимаешь? А то обоих унесет к чертям. Ну или не якорем, а… — он усмехнулся, глядя на сыто урчащую и увешанную магнитами от совместных поездок кухонную технику, — холодильником! И потом он же здесь, правда? Он же вернулся? Сам…

Пес согласно застучал по полу хвостом, и Марк кивнул сам себе.

— Значит, все правильно сделали… — потрепал он Бестолочь за ухом.

— Ты чего здесь? — зажегся свет на кухне, и всклокоченный Антон появился в проеме.

— Чего-чего… — пробурчал Марк, пряча лицо и отворачиваясь к окну, и придумал с заминкой: — Жрать хочу…

— Там вроде полный холодильник был. — Антон подошел со спины и прижался всем телом: грудью, пахом, вновь встающим членом. — Знаешь? — потерся он задумчиво холодным носом Марку между лопаток, вызывая толпу мурашек. — С холодильником жить совсем не плохо… Особенно если он свой и в нем полным-полно всего…