Лето на продажу

Не то что бы Ванька считал себя эмо, нет, но их прикиды, их стильные рваные стрижки и то, что называли модным словом «андрогинность», ему нравились. Нравились даже подведённые черным глаза и крашеные черные ногти, правда, ни то, ни другое на себе он испробовать публично так и не рискнул. И за меньшие огрехи в его родном городе К. били морду. 

   В городе К. из достопримечательностей были только два химических комбината, и районные пацаны, далёкие от веяний мировой моды и озабоченные в основном проблемами, где  достать денег и куда их потом потратить, однозначно и без обсуждений считали, что все эмо – пидорасы. Соответственно, все эмо должны быть, если не истреблены, то хотя бы правильно перевоспитаны. 

Так Ванька в своих джинсах в облипку и с  резиновыми браслетами на руках   жил под гнетом опасного народного гнева, быстро бегал, а если не удавалось удрать, дрался, но ни к чему хорошему обычно это не приводило. К одним лишь  пропущенным урокам и неотработанным сменам на местной автомойке. Поэтому, устав от того, что его розовые шнурки вызывают изрядно неадекватную реакцию, а мамаша с очередным сожителем умудряются как-то находить его заначки и подло пропивать, Ванька обиделся на город в общем и родительницу в частности и поехал на лето в Ялту. На заработки.  

 Про Ялту ему рассказала Лилька Носатая, жившая в соседнем подъезде. Несмотря на заработанного одним удачным летом сына Тему, Лилька ездила в Ялту регулярно, и после полпакета «Изабеллы» любила, томно закатывая глаза, живописать сияющую огнями Ялтинскую набережную, блеск шикарных отелей, щедрость отдыхающих и пропитывающий все это свежий запах Черного моря. Да, ещё и громадные белоснежные лайнеры, призывно трубящие в порту и привозящие тоже щедрых и охочих до украинских баб иностранцев. Обычно, напившись, Лилька уверенно втолковывала заплетающимся языком, что однажды и она уедет на одном из этих лайнеров в счастливое заграничное будущее, и пусть все тут удавятся от зависти, включая старую жидовку Евгеньевну с ее мерзким жирным пинчером и едкими замечаниями в духе «нет бы на завод пойти». Трезвая Лилька прятала свои неразумные мечтания под слоем здравой циничности и вместо мужа-иностранца возила из Ялты деньги, зелёные фиги с зернистым фиолетовым нутром и порой гонорею. Вот она-то и посоветовала ему собраться, да и мотнуть на лето в Крым.

- Ну а чего, Вань? Чем три месяца на своей мойке за копейки париться и от гопоты бегать, лучше в Ялте потусоваться. Пидорасов богатых там пруд пруди. А ты пацан видный. Только отмыть бы тебя и приодеть.

- Вот ты дура! – обиделся Ванька на такие подлые и необоснованные инсинуации, не в смысле намека на то, что он тоже пидорас, потому что Лилька вполне об этом знала, а  в смысле его нуждаемости в ванной. Ванька купаться любил, особенно если с пенкой, и даже купил себе крем «Черный жемчуг» для морды, чтобы потом не сушило кожу. 

- Я это образно, - Лилька лениво засмеялась, туша длинную тёмную сигарету « Сapitane black» и критически окинула его взглядом. – Короче, приятель, слушай меня внимательно…

  Домой он обычно возвращался часов в пять-шесть, когда город только просыпался. Ему нравилось брести по пустынной набережной, где  на каменных парапетах  сидели любители рыбалки, заставать утреннее деловитое копошение на  тихом рынке, гортанные окрики татар, раскладывающих свежие фрукты и открывающих лотки с душистыми крымскими специями, а потом не спеша забираться вверх по крутой улице, и, нырнув в нужный дворик, пробираться к себе на балкон. Еще все спали, поэтому мыться  приходилось не в доме, а в уличном душе с остывшей за ночь водой, от которой вставали соски, и кожа пупырилась мурашками. В этом был свой кайф. Будто он смывал не только налипшие за ночь чужие следы и запахи, но и обновлялся от этого бодрящего, отгоняющего сон душа, и  ставил в прошедшей ночи закономерную точку. Сон, правда, все равно накрывал, и он, зарывшись под покрывало, обычно сладко дрых до полудня, чтобы потом, перекусив, снова пойти на набережную. На заработки.

  «Кто рано встает, тому Бог подает», любила говорить Ванькина мамаша, собираясь идти за бутылками. И правда, если выходила рано, то урожай оставшейся после ночных гуляющих тары собирала не в пример сопернику дядьке Гришке Рябому из соседнего дома.  Лилька тоже вдалбливала ему перед отъездом, что если снимать уже вечером, как все порядочные бляди, то конкуренция большая, и можно протаскаться до утра и поиметь дулю с маком, в лучшем случае. В худшем, пиздюлей от коллег по рынку или еще хуже – от их сутенеров или ментов. А те баловаться не будут. Наваляют так, что мало не покажется. Поэтому главное, выходить пораньше, не жадничать и в крутые отели не соваться. Сама Лилька умудрялась работать без крыши, по крайней мере, так говорила. Ванька, потусовавшись в Ялте полтора месяца, ей уже не особо верил. Но насчет крутых отелей и выходить пораньше она была все-таки права. Ванька в начале карьеры сунулся как-то вечером в ресторан на набережной с мыслями заказать  пива или бокал вина и сидеть себе спокойно, высматривать клиента, но не успел переступить порог, как выбежал какой-то чудак, наверное, администратор, и с недовольно-брезгливой рожей быстро выставил его вон. Видимо, толстовка с капюшоном и кроссовки с розовыми шнурками у ресторанных администраторов доверием не пользовались. А может, у администратора уже был наметанный глаз, и он сразу просек, что Ванька заплатит пятнадцать гривен за пиво, а место займет не на один час. Короче, в модные рестораны Ванька с того раза больше не совался.

- Вань, а  дерьмосупчика своего завтра сваришь? Я сырок купила. Глянь, там в холодильнике на дверце лежит.

 Тетя Маша, у которой он снимал койку, накрывала чистой марлей противень с душистыми пирожками. У пирожков были лоснящиеся коричневые спинки, и мухи  уже заинтересованно жужжа вились над марлей. 

- Ага, сварю, -  Ванька протер глаза, сладко потянулся. 

   Тетя Маша, завивавшая седые волосы в кудряшки, деловитая и пухлощекая, ему нравилась. В его представлении именно такими бывали нормальные бабушки: толстенькими, улыбчивыми, вкусно готовящими. И не пьющими. Разве что по-чуть-чуть, по праздникам. Поэтому Ванька всегда и с удовольствием ей помогал, даже когда она не просила, как, допустим, с тем краном, что тек в летней кухне, и врал, что работает ночным сторожем по три дня через ночь, а в свободное время тусит.

Тетя Маша знала великое множество вкусных рецептов, но Ванькин суп оказался для нее в новинку. Рецепт «дерьмо-супчика», как ласково называл его Ванька, был подслушан когда-то у соседки и гениально прост: в кипящую воду добавлялась луково-морковная заправка и тертый плавленый сырок. Суп получался наваристый и вкусный, особенно если туда накидать сухариков, в изобилии продававшихся на любом углу. 

- Сегодня обратно в ночь? Бери пирожок. С яблоками и сливой.

- Не-а. Завтра, - Ванька отогнал мух, потянул из-под марли горячий, проминающийся под пальцами, пирог.  - А сегодня на базар хочу пойти. Шмотки посмотрю.

-  Шмотки - это хорошо. Ты парень молодой, тебе надо. Занесешь Федоровичу еду? А то забыл сегодня дома, дурень старый, - бурчала добродушно тетя Маша, наливая ему холодного молока. 

  Дядя Костя, тети Машин муж, работал на рынке сапожником. Домой на обед он не ходил, потому как на костылях вверх-вниз не больно-то побегаешь, а брал с собой из дома пластиковый судок с провизией. Занести еду Ванька всегда был не против, к тому же, рядом с мастерской торговал разливным домашним вином Артем.  Широкоплечий, загорелый, вечно одетый только в джинсы и стоптанные пластмассовые шлепки. А при виде Артема у Ваньки натуральным образом вставал, болезненно ноя, нагло требуя уверенной жесткой руки, и сладкого облегчения в ладонь. 

- Отнесу.

   Настроение было лучше некуда. Ледяное молоко остужало пекущий от горячей начинки рот. Карман грели собранные за неделю деньги, и можно было не только потрепаться с Артемом, но и присмотреть себе наконец новые джинсы. Ванька был практически счастлив. Несколько омрачала удовольствие от жизни предстоящая встреча с ментом Сережей, но Ванька старался о ней особо не думать, философски успокаивая себя, что эти встречи, как походы к школьному стоматологу - скоротечно, хоть и до поджавшихся яиц гадко. 

  Артема на рынке не оказалось. Его официальная подружка  Леся, торгующая тут же фруктами-овощами, лениво обмахиваясь журналом «Худеем вместе», сообщила, что приболел, так же лениво предложила дернуть по пивку и так же лениво не огорчилась отказу. Отдав пакет с едой скучающему без работы дяде Косте, Ванька пошел шляться по вещевому рынку. От ощущения, что у него есть деньги, и их можно тратить, окружающий мир удивительно менялся. И самое интересное, что Ванька понял: когда можешь купить и то и это,  покупать уже  не больно-то  и хочется. Будто наличие бабла усмиряет желания, как «колдфлю» температуру. 

   Первая неделя, когда, ошалев от заработанных пары сотен, он лихорадочно жрал гамбургеры, пиццу и дул пиво по двадцать гривен за бутылку, забывалась, как позорное пятно на простыне. Теперь Ванька копил, намереваясь приодеться и купить модный дорогой мобильник.  

  Нагулявшись по базару, он неспеша добрел до Макдональдса, стрескал гамбургер с колой, и пошел по набережной. К причалу швартовался громадный лайнер, время от времени, утробно гудя. Про лайнеры Лилька не соврала. Такие же плавали по океану или нет, Ванька не знал, но про себя  все равно называл их океанскими. От самого слова  «океанский» веяло грандиозной мощью и отлично сочеталось с самим видом многоэтажного корабля размерами выше и больше, чем дома в Ванькином городе.

- Слышь, приятель!

  В голосе за спиной был протяжный московский акцент и цыкающая «т». Ванька обернулся. Парень, развалившийся на скамейке у каменной стены, смотрел поверх сдвинутых на нос темных очков, ухмылялся и манил пальцем.

- Ты, ты.  Иди сюда.

 На первый взгляд парень выглядел обычно. Короткая стрижка, белая майка,  простые синие джинсы, серебряная  цепочка в обхват крепкого запястья, но Ванька внутренним чутьем, проснувшимся за последние месяцы, сразу понял: шмотки явно не с рынка. Прическа тоже вроде была как у всех, но что-то в ней лежало не так, торчало не туда, и становилось понятно, что стригли не за двадцать гривен в ближайшей парикмахерской. Короче говоря, на второй взгляд, парень пах деньгами и был невыносимо стильный.

- Что-то хотел? – нейтрально поинтересовался Ванька, пока еще окончательно не определившийся как себя вести с этим неожиданным собеседником. На гопника парень не походил, на переодетого мента, вроде, тоже, хотя кто их, ментов, знает. Клиент?

- Садись, - парень похлопал рядом с собой по скамейке. – Ты рано сегодня. Куришь?

- Курю.

  Не торопясь подходить, Ванька наблюдал, как парень приглашающе вытряхивает из пачки сигарету.

– В смысле «рано»?

- Да ладно, не строй из себя целку.  Садись, я не кусаюсь, - парень засмеялся легко и искренне, показывая ровные здоровые зубы. – Просто хочу пообщаться с коллегой. Я уже за тобой почти неделю наблюдаю. Сколько берешь?

  Видно, у парня была такая привычка - говорить много, разного и особо не ждать чужой реакции или слов. Пока Ванька врубался и сортировал обалдевшими мозгами «пообщаться с коллегой», «неделю наблюдаю» и «сколько берешь», парень протянул руку и представился.

- Мик.

   Мик оказался гастролёром. По крайней мере, он так это называл. Первое время Ваньке было даже дико, что то, чем они занимаются можно, оказывается, вот так запросто обсуждать, словно покупку-продажу шмоток в магазине, и что, как любое другое занятие, имеет свои названия, приколы и нюансы. Допустим, Ванька  не мог ответить, боттом он, топ или уни и, оказывается, не знал, что такое римминг. Мик долго смеялся, а потом умильно, хотя и с оттенком лёгкого презрения протянул:

- Бля-я! Ну ты и незамутнённый! Сколько же ты с клиента снимаешь с таким ассортиментом? На мороженку хоть хватает?

  С Ванькой так нагло и на такие темы еще никто не разговаривал. С непривычки Ванька покраснел и разозлился. Но не успел даже послать придурка куда подальше, как Мик добавил уже серьезно и не выделываясь:

- Ты губы не дуй, а лучше слушай меня. Знаешь, сколько это стоит? - он потянул на себе джинсы, отлепляя от бедра. - Дороже, чем ты за месяц заработаешь, даже если с хуя слазить не будешь. И знаешь, почему? Потому что, надо уметь себя продавать. А ты ни хрена не умеешь.

- Прям там, ни хрена, - пробурчал Ванька, покосившись на чужую ляжку и ухоженные пальцы, разглаживающие джинсы. Но крыть было нечем. Залетный российский гастролер действительно выглядел круто. Так круто, что Ваньке даже сделалось стыдно за свою сиреневую толстовку с капюшоном, которая отчаянно линяла от стирки к стирке. 

- Конечно, ни хрена, - безжалостно припечатал Мик и задрал на лоб очки, щуря на солнце серые глаза, кажущиеся пронзительно светлыми на загорелом лице. - Ты посмотри на себя в зеркало. Для кого ты так наряжаешься? Для педофилов, тех, кому за пятьдесят, с тоской по пионерскому прошлому? Тебе сколько лет?

- Двадцать, - беззастенчиво соврал Ванька, мудро решив не бычиться, и все-таки послушать, что будет говорить этот странный, но прикольный чувак, потому как про шмотки ему и Лилька говорила, ещё дома. Лилькины туфли и кофты со стразами ему тоже не нравились, но он же не учил ее, как надо одеваться, поэтому и забил болт на все ее советы, рассудив, что она все равно в нынешней моде ни фига не соображает. 

 -  Пиздишь, как Пушкин. Ну, да ладно. Пусть будет двадцать. Тогда тем более все хреново. К таким годам пора уже на своей тачке ездить, а не пидорские розовые шнурки в кеды засовывать. 

- Это эмовские, - огрызнулся Ванька, вытягивая сигареты.

- Еще хуже. Эмовская порнуха - самое унылое говно, которое можно вообще разыскать, так что на эмо дрочат только лузеры и такие же эмо, а это безнадёжно неплатёжеспособная аудитория. Понял? 

- Понял. А у тебя тачка есть?

- Есть, - снисходительно хмыкнул Мик и тоже вытряхнул себе из пачки сигарету. Подкурил, сунул Ваньке под нос зажигалку– «Бэха».

- И что… заработал? - недоверчиво все же поинтересовался Ванька. - А какая «Бэха»?

- Нет, блядь, в лотерею выиграл, - Мик засмеялся. - Один из лаверов подарил. 

  Ванька едва не поперхнулся сигаретным дымом. Мир, где кто-то дарил кому-то машины, и где об этом говорилось вот таким простым тоном, находился за гранью его воображения. И существовал ли он, этот мир? Если да, то ему туда тоже очень хотелось. Но не успел он поинтересоваться подробностями, как Мик сказал:

- Короче, Ваня, если метишь хотя бы в миддл-класс, надо с собой что-то делать. А из тебя толк будет. Это я тебе стопроцентно говорю. Если хочешь, мы этим займемся. Тебя, кстати, кто здесь крышует? 

- Блин, - ответил Ванька в ответ на комплименты и подорвался, туша окурок об урну. – Вот же бля!

 Мик смотрел, озадаченно вздёрнув брови.

- Я… это, ага, хочу. Только…

- Что - только?

- Мне кое-куда надо. По делу. Ты ещё здесь будешь? Я быстро.

- Давай, дуй, - кивнул Мик, снова опуская очки, закрывая светлые глаза от жарящего послеполуденного солнца. - А я пока здесь позагораю. Лень на пляж тащиться.  

  Внезапное бегство объяснялось более чем прозаично. Опрос Мика напомнил Ваньке про мента Сережу и еженедельную дань взамен на то, что Ванькой представлялось смутно, но называлось солидно. Крыша. 

   Все сведения о крыше он почерпнул из ментовских сериалов, которые смотрели у него дома, и в чем она заключалась именно в его случае, точно не знал. Вероятно, в том, что жизнь до и после встречи с ментом Сережей существенно не отличалась. А наверное, могла бы.

 Тогда Ваньке повезло. Он подцепил себе командировочного, который отвел его не на съемную квартиру и не за ближайший куст, а в отель. Пусть и в глубине Ялты, но самый настоящий отель, с администратором за стойкой, с душевой кабинкой в маленькой ванной и смешным крохотным мылом и зубной щеточкой  на полке. Ванька, нежась под горячим душем, почувствовал себя крутой блядью, а когда вышел, оказалось, что перебравший пива командировочный уснул. Ванька, красиво замотавшийся в пушистое отельное полотенце, даже весело матюкнулся, а потом просто лег рядом. Он как раз доигрывал очередной раунд космической стрелялки, обнаруженной на мобилке клиента, когда командировочный проснулся и принялся пьяно возиться перевернутым жуком, бормоча что-то типа «А ты кто» и «Мы… это… уже?». «Ага, уже», - осененный внезапной идеей невинно подтвердил Ванька и через десять минут резво убрался, став обладателем пары приятно выглядящих купюр. Но недаром в народе говорили, что «дармове – чумове». На пороге отеля Ваньку тормознул мент.  

  C виду мент был совсем несолидный. Молодой, невысокий ростом, с длинным острым носом, похожий на крысеныша, по недоразумению одетого в форму. Но смотрел цепко и перегораживал Ваньке путь к бегству.

- Откуда идешь? 

 Как отвечать на дурацкие вопросы, когда и так понятно, что он идет из отеля, Ванька не знал, поэтому молчал, переминаясь с ноги на ногу, и тоскливо размышлял, что надо же было вот так нарваться.

-  Показывай документы.

  Какие, нафиг, документы? Будто все только и делают, что ходят с паспортом в кармане. Особенно, когда в нем сказано, что тебе нет  восемнадцати. Поэтому Ванька сделал виновато-трогательное лицо и попросил:

- А можно, я пойду? Поздно уже.

- Ты больной, что ли? – искренне изумился мент. – Куда ты пойдешь, блядь малолетняя? Я тебя русским языком спросил?

 Ванька молчал.

- Русским, спрашиваю, или не русским?

- Русским.

- Так отвечай, раз русским.

- Что отвечать?

- Что ты полночи делал в комнате номер пятнадцать, где проживает гражданин России господин Шабанов. Или будешь мне сейчас заливать, что ты тут  с мамой-папой, а в номер к Шабанову так, по ошибке на пару часов зашел? 

  Пас, скотина. Ваньке стало совсем нехорошо. Надо было сразу чесать, что тоже тут живет, и врать насчет номера, но время утекло, да и, наверное, этот ментяра все равно бы ему не поверил. Его молчание, видно, истолковали по-своему, потому что мент снова спросил, но уже как-то деловито:

- Что-то мне твоя рожа незнакома. Ты из новеньких? Чей? Авада?

  Можно было кивнуть, мол, ага, Авада, хотя, хрен знает, кем был этот неведомый Авад, можно было толкнуть этого мелкого мента нафиг и удрать, но Ванька всем своим подрагивающим нутром по-животному чуял, что коснулся чего-то очень-очень опасного, как оголенный провод, и стоит только ошибиться, шутить с ним никто не будет. И он негромко выдавил:

- Ничей.

  У мента хищно блеснули глаза. 

  В процессе последующего разговора, под неохотное мычание  Ваньки и угрозы забрать в участок, «где отымеет вот этой дубинкой вся смена по очереди», с горем пополам была выяснена такса, отобраны доставшиеся даром купюры и установлен размер подати. Так у Ваньки появилась крыша, а у мента Сергея Николаевича еженедельные, не облагаемые государственным налогом доходы.

- Конечно, ментовская, - безоговорочно заявил Мик, когда вернувшийся Ванька как бы невзначай поинтересовался, какая крыша хуже - бандитская или ментов. Они сидели на летней площадке «Картопляной хаты» и пили: Ванька – светлое пиво, Мик – сок со льдом.

- А почему?

- Ну как, почему? Во-первых, бОльший процент берут, а во-вторых, ты же сам понимаешь - бандиты хоть как-то, но опасаются ментов. А кого боятся менты?

- Никого, наверное.

- Правильно. Никого. Самое страшное и хреновое, это когда сила и беспредел в законе. А они в законе. Тебя грохнут, потом скажут, что ты сам виноват, и им ни черта за это не будет. - Мик наблюдал за текущей мимо галдящей толпой отдыхающих. – У меня когда-то приятель ходил под ментами. Мало того, что вечно кого-то бесплатно обслуживал, так еще и пиздили. Ну их, этих ментов, к черту. Уроды. Ты хоть так не вляпался?

- Не-е, - протянул Ванька, щурясь на море, покрытое чешуйчатой солнечной рябью. – Я так, под местными. А что приятель?

- В смысле?

- Ну, где он теперь? Все еще под ментами?

- Сдох, - равнодушно сказал Мик и зевнул. – От передоза.

- Хреново, - вежливо посочувствовал Ванька, отхлебнул согревшееся, уже невкусное пиво. 

- Нормально. Кто его заставлял садиться на наркоту? Сам виноват. Ты не закидываешься?

- Не-а. Так, травку курил. Кокс бы понюхал, но дорого, - небрежно бросил Ванька. 

  В городе К. самой расхожей наркотой были «дурь», «винт» и «каша», а кокаин считался символом красивой бесшабашной и недоступной жизни, поэтому говорить про него было принято именно так, лениво и чуть утомленно, словно мог купить в любой момент, но не хотел из-за нерентабельности удовольствия.

- Кокс как кокс. Бабки еще за него платить, - хмыкнул Мик, захрустел льдом. – Правда, трахаться под ним вообще улетно. Особенно, если клиент урод, «даб» или еще какая-нибудь херня. Хоть не так паршиво.

  Из предпоследней фразы Ванька понял только про урода и херню. 

- А дап – это кто?

  Мик даже перестал разгрызать льдинки, которые он вылавливал из тающего крошева на дне стакана. И судя по его лицу, Ванька только что сморозил очередную глупость. Причем, вселенских масштабов. 

- Ты шутишь?

- А тебе что, в падлу просто ответить? 

 Сдаваться он не собирался, снова наливаясь сердитым смущением, как днем, когда облажался с позициями. Подумаешь, блин! Не все же обязаны знать все эти столичные штуки. И, наверное, Мик понял, что если будет насмехаться и дальше, Ванька просто пошлет его на три буквы, и на этом знакомство и закончится, поэтому вздохнул и пояснил.

- «Даб» – это двойное в жопу, - хмыкнул, заметив Ванькины округлившиеся глаза. – Что, еще не приходилось? Счастливый.

- И… что? – сглотнув, недоверчиво спросил Ванька, не в силах до конца  поверить, что туда… и два… и сразу?! - Влазит? 

- Погугли в инете, увидишь.

- У меня компа нет.

- Совсем все тухло у тебя, Ваня, - Мик поднялся, одергивая джинсы. – Компа нет, зато шнурки розовые и полная  профессиональная стерильность. Ладно, это поправимо. Проведем ликбез. Только завтра, потому что мне уже пора.

 Откуда было Ваньке разбираться в тонкостях порноиндустрии, если он и порно-то видел пару раз в жизни. Не обычное, с грудастыми немецкими девками, которым пацаны засматривались после школы, собираясь у кого-нибудь дома, а то самое, которое Ваньке всегда хотелось поглядеть. Конечно, можно было в перерывах между перестрелками в «Контрл страйк» по - быстрому забраться в Интернет и поискать, но при одной мысли, во что превратится его жизнь, если в клубе засекут, по каким сайтам он лазает, Ваньке делалось дурно. А предложить пацанам посмотреть «ради прикола» он не решался. Положение спасла, как всегда, Лилька, которой подружка из Донецка привезла диск, специально записанный для Ваньки на  его день рождения. Посмотреть удалось всего пару-тройку раз на Лилькином компе, но и этого хватило для воспоминаний.

    Ох и клевое же было видео! Особенно Ваньке нравилась сцена, где мускулистый качок-портье жарит невысокого мальчишку во всех позах, а у парня стоит таким колом, и он так выгибается, тянясь к мужику за поцелуями, мокрый и раскрасневшийся, что сразу видно: не играет. Что ему это порево правда в кайф. Ваньке жутко хотелось такого же траха: страстного, грубоватого, безо всех этих девчачьих соплей, типа поглаживаний и поцелуйчиков. Ну, разве что чуть-чуть. Потом, после всего, когда уже охота спать, разнежившись под чужим горячим боком. Но в городе К. трахаться было не  с кем, поэтому лишение девственности, пусть и формальное, с последующим познаванием азов секса у Ваньки проходило при содействии добровольных овощных помощников, а огурцы с морковкой, как известно, темпераментом не отличаются. В Ялте клиенты тоже попадались какие-то снулые, хотя, может, и слава Богу - судя по невеселым рассказам Мика о тех, кто ходит под ментовской крышей. Так что о сексе, как в том кино, Ваньке пока оставалось только мечтать и дрочить под эти красочные и слегка фантастические мечты.

  Прошатавшись целый день без толку, он вернулся домой, и завалился на своем балконе с книжкой. Если Мик и правда растолкует ему, что к чему, а он, сразу видно,  чувак серьезный, хотя и выделывается, можно мотнуть в Москву. И тогда эти ялтинские заработки покажутся детским лепетом, потому что это же Москва. От одного названия русской столицы у Ваньки начинало предвкушающе колотиться сердце, а от мысли, что даже сейчас можно вполне купить билет и поехать, от осознания, что у него ЕСТЬ деньги на купить и поехать, уже знакомое чувство неограниченных возможностей заполняло его и весомо прибавляло уважения к себе. Уважать себя  было прикольно. Робко постучалась мысль, напоминая, что какая, на хрен, Москва, если хотел новый мобильник и шмоток, но Ванька ее сурово отогнал. Мобильник подождет. Шмотки, конечно, придется купить. Не ехать же в столицу одетым, как лох, в линяющее худи, а вот всякие телефоны и прочие радости жизни - это потом. Когда устроится. И не в миддл-класс, а в хай. Или в лоу? Черт бы побрал этот дурацкий английский. Ну, короче, в самый что ни на есть высший, раз даже Мик сказал, что стопроцентно толк из него, Ваньки, будет. А зачем  Мику, чужому крутому парню, врать?

- Много у тебя отдыхающих, Маша? Я еще вон пару взяла. Настя написала, что пока не приедут. Ирочка простыла, опять горло. Говорила же дуре: «Удали дитю гланды!». А она что? Все по гомеопатам Ирочку таскает. Только денег перевод.

- Так ты в бывшую Таськину спальню их пустила, что ли? 

- Ну да. Семейные, из Чернигова.  

- Таська тебя живьем сожрет, если узнает. Она ж у тебя брезгливая.

- Ага, брезгливая она. Пожила б на мою пенсию, побыла бы брезгливой. Вон на базаре помидоры до сих пор по двадцать гривен. 

 Ванька щурясь, разглядывал солнечных зайчиков, играющих в тени винограда, заплетающего балкон, лениво слушал, как внизу во дворе болтает тетя Маша с подружкой, худой чернявой теткой Региной. Хотелось подрочить, но, судя по стуку ножей снизу и запахам, готовили ужин, а спускаться к столу с красной рожей и липкими руками было как-то нехорошо. 

- Ого, неужели Федорович наконец-то до крана добрался? Гляди, не капает.

- Дождешься Федоровича! Это Ванечка. Пару дней назад. Я пока за пенсией на почту ходила, он и починил.

- Вот дай Бог ему здоровья! Хороший все-таки мальчишка. Особенно по нашим-то временам. Повезло тебе. А мой вон на днях опять какую-то шалаву притащил. Полночи на кухне водку жрали. 

- Да, у тебя Игорь, конечно, любит это дело. У Ванечки вон мать пьющая, а он даже в рот не берет.

 Ванька слушая, как обсуждают его персону, едва громко не хмыкнул, потому что в рот-то как раз он  брал. Только не водку, которую ненавидел лютой ненавистью, и от которой ему было ужасно плохо. Будто природа отыгралась за излишнюю мамину любовь к бухлу. 

- Я его сначала боялась брать. Сама знаешь, какая сейчас молодежь. А он работать устроился, и экономный такой, не гулящий, всегда поможет. И ласковый. У такой непутевой, и такое дите славное.

- Ой, и не говори. Пьющая мать – горе в семье. И откуда оно берется? Я вон сроду ничего крепче вина не пила, и Эдик, царство ему небесное. А этот хлещет водяру, как воду, и хоть бы ему что. Тебе б такого внучка, Семеновна. Как Ванька твой. Вот скажи?

 - Скажу. Да только не дал Бог такого. Вообще никакого не дал. Давай неси с плиты картошку. А я пойду Ваню позову. Наверное, опять спит. Он сегодня с ночной. 

- Я не сплю, теть Маш! – выглянув с балкона, успел сказать Ванька, пока она не зашла в дом. – Уже иду. 

  Славному дитю почему-то было стыдно. 

      ***

- О, ну совсем же другое дело! – одобрительно прищелкнул пальцами Мик, когда Ванька на следующий день появился на набережной, одетый в новенькую белую майку-алкоголичку. – Можешь еще заодно выкинуть на хуй свои тапочки с черепами. Вьетнамки летом - вот самый шик. Босые ноги  у половины пидоров реально фетиш. Если чистые. Хотя, конечно, всякие извращенцы встречаются.

 Сам Мик, и правда, сидел в шлепках, ноги у него были чистые, а ногти подозрительно блестели. То ли отполированные, то ли намазанные бесцветным лаком. 

-  Ты ночью работал?

 Звучало солидно, и Ванька почему-то с удовольствием подумал, что прикольно вот так сидеть и деловито обсуждать их бизнес. Тогда и отсос по-быстрому за углом превращается в услугу, тариф на которую зависит от качества и антуража, а следовательно, может быть повышен по всем законам рынка. Мик хмыкнул и туманно отмазался:

- Нет, газеты читал.

 Мик вообще был сегодня какой-то странный. Не в смысле внешности, а в смысле настроения. Подняв очки на лоб, задумчиво и, как показалось Ваньке,  мечтательно пялился на играющее солнечной рябью море, и губы у него подрагивали время от времени, будто он вот-вот собирался улыбнуться. Но он так и не улыбнулся, а вдруг спросил, когда Ванька, устав от молчания, докуривал вторую сигарету:

- У тебя мужик есть?

- Ага, - не задумываясь соврал Ванька, даже толком не сообразив, что у него спросили. «Ага» вылетело на автомате, сопряженное с мгновенным образом Артема, улыбчиво  рекламирующего вино за своим прилавком. Мик слегка удивленно глянул на него – хотя зачем тогда спрашивать, если не верится? – скептически хмыкнул:

- Да ну? Из местных?

- Ага, - снова лаконично, но на этот раз не погрешив против правды, ответил Ванька и, закинув окурок в урну, откинулся на спинку скамейки. – Тут на базаре, вином торгует. 

- И давно вы вместе?

  Интересно, с чего бы это Мика потянуло на разговоры про отношения? 

- Ну-у, - Ванька сделал вид, что подсчитывает в уме. – Месяца полтора. Как я приехал сюда, так и затусили. 

- Ну и как оно у вас? Все серьезно или так… - Ванька смотрел, как неопределенно шевелятся чужие пальцы, иллюстрируя пренебрежение к процессу. - …поебался и съебался?

- Откуда я знаю? Поживем - увидим.

  По-крайней мере, Ваньке показалось, что так звучало солиднее. Мик удовлетворенно кивнул и снова уставился перед собой. Потом, не поворачиваясь, спросил:

- Классно трахается?

- Ага.

- Что-то ты сегодня не в меру лаконичен, Ваня. Хорь-то твой знает, чем ты на жизнь зарабатываешь? Или это у тебя так, хобби?

 К такому повороту Ванька был не готов. А ведь и правда, если бы у него был парень, скроешь  от него такой способ зарабатывания бабла? А если не скроешь, то был бы по итогу тот парень? Чтобы не завираться окончательно и переключить внимание Мика, Ванька подозрительно и чуток агрессивно поинтересовался:

- А тебе-то что? 

- Да ничего, в принципе. - Мик на агрессию не повелся, легко пожал плечами, вытянул ноги, вольготно развалившись на скамье. – Просто любопытно, как оно у других бывает.

  И не успел Ванька ничего вставить, как тут же Мик добавил, задумчиво вертя в руках снятые очки: 

- Помнишь, я тебе рассказывал, что мне машину подарили?

- Ну? 

- Сегодня вечером приезжает. С друзьями.

- Кто?

- Конь в пальто. Тот, кто мне ее подарил. 

  Затаенная, даже несколько смущенная радость в  голосе выдавала его с потрохами. Так радуются не выгодному клиенту, так радуются вернувшемуся из долгой поездки любимому. Ванька даже весело заржал от  осознания, что и крутым пацанам ничто земное не чуждо, пихнул  фамильярно коленом.

-  Что, любовь-морковь, а?

  Мик только досадливо цыкнул, закатывая глаза, показывая всем видом, что  причем тут  любовь? Но Ванька уже не повелся. Тем более чуял, как хочется и колется Мику на эту тему поговорить. Видно, его от новости с утра и распирало.

- А я думаю, к чему ты про моего мужика спрашиваешь. А тут, оказывается, твой приезжает.

- Он не мой.

- Да ну? А чего у тебя тогда морда покраснела? 

- Солнцем напекло, - резко буркнул Мик и снова напялил очки. – Кончай ржать. 

 Легко сказать. А если ржалось? Нет, не со зла, естественно, а просто  было очень забавно после всех снисходительных подколок Мика поймать его на такой голимой романтике и понять, что и его, всего такого крутого и деловитого, можно смутить. Ну и чувствовать себя хозяином положения тоже было прикольно. Но Ванька смеяться все-таки  перестал. Во-первых, Мик в свое время палку не перегибал и не стебал до горящих щек, а во-вторых, чувства у человека. Нехорошо опускать его при этом ниже плинтуса.

- Ну ладно, ладно, – великодушно успокоил он, вытряхивая себе новую сигарету. – Не быкуй. Мужик - это круто. Расскажешь?

 Мик помолчал, а потом нехотя сказал:

- А что рассказывать? Постоянный клиент. Бизнес, бабки. Красивый. Не жлоб. Позвонил вчера, предупредил, что приезжает с компанией на неделю. Так что будем тусоваться.

- Так вы… это?

- Что «это»?

  У них в городе К. «это» до сих пор называли: «встречаться». Но тут, под палящим солнцем Крыма, сидя рядом с дорогой блядью из мира, где дарят машины и бесплатно дают кокс, слово «встречаться» явно не катило. Слишком оно было детское и провинциальное. Поэтому Ванька пояснил свою мысль длиннее и доходчивее:

- Ну, в смысле, вы просто трахаетесь, или у вас типа любовь?

- В клиентов не влюбляются. - На Ваньку поверх очков уже с привычной насмешкой глянули серые глаза. – Это непрофессионально, Ваня. Конечно, мы трахаемся. Только не просто, а за хорошие деньги. Так что, если повезет, и Вадик будет в ударе, я хорошее бабло подниму. Может даже  тачку апгрейдну.

- Чего? – недоуменно скривился Ванька на непонятное слово, машинально отметив, что романтичную любовь русского гастролера звали, оказывается, Вадик.

- Учи английский, - Мик неожиданно встал и одернул джинсы. – В жизни пригодится. Ладно, я пойду. Увидимся.

- А…, - вдруг осененный идеей Ванька смотрел на него, темным силуэтом загораживающего солнце, - с вами случайно потусить нельзя? Может есть с кем? 

  Молчание Мика шуршало далеким эхом отсчитываемых купюр, сладостным предвкушением богатства и крутого времяпровождения. Ванька даже замер от азартного нетерпения.

- Посмотрим, - наконец без особого энтузиазма изрек Мик и, пожав ему руку, не торопясь пошел вдоль по набережной.