Вчерашние пацаны

О, Нессыкапустин с Саньком катят! Саня, дунуть есть?
-Девки есть, ты достал, выходь уже!
 
Из тёплой квартирной норы ступаю на балкон. Ветер треплет на клёнах последние жёлтые странички. Яркие, бесприютные, один ветер знает, сколько им ещё.
Внизу по пустой тёмной улице идут два пацана с великом. Негромко переговариваются. Андрюха и Саня, други детства. Так и хочется крикнуть: «Ээээй, здесь я, ща выйду..!» Знаю, с дачи возвращаются, что на набережной. Копали до поздна, потом в темноте костёр палили, винчик глушили, под махорочку, общались чуть слышно и, жарко так, под портвешок. Уж небо всё звёздами утыкано, месяц серпом тонюсеньким воткнулся, поздно..
 
И хочется к пацанам выйти, да понимаешь, каким-то дурацким чувством, что не они это, вернее, ты уже не ты, а большой дядька, не их Люха. Получается, они–то есть, только тебя уже нет, уже не ты, а кто-то, совершенно другой, медлящий, думающий, а не живущий, сомневающийся, болеющий с похмелья, любящий сына, встрявший в тысячи дел и всяких историй. Тот, у которого нет уже времени бухать у костра, до зорьки чудить на дискотеке, удивляться и писать стихи, у которого так мало времени осталось. А они, всё те же, а тебя уже нет. У них тебя нет или, их нет у тебя?
 
Последнее, как пить дать! Пацаны будут всегда! Лето ли, с разморенным от жары и пива туловищем, зима ли, с красными отмороженными пальцами, столичный экзальтированный дворЫк или зассанная Воронежская подворотня. Пацаны – навсегда! А мы, уж так, дремучие и домовитые. Немногословны, чаще серьёзны, в постоянной спешке. Сказал, успел, сделал!
Но, стоит лишь выскочить, принять на грудь, макнуть перо и, оживут вчерашние парни..