Слепое пятно

От авторов
Посвящается нашим читателям. Мы писали эту работу весь 2019 год. Нам хотелось бы, чтобы эта история была для вас праздничным подарком и постарались, чтобы она выглядела качественно и со вкусом, но судить в любом случае вам. Спасибо за то, что с нами!
Отдельная благодарность нашим близким, которые были с нами и поддерживали в процессе, а также Жирному, без которого мы больше не представляем редактирование текстов. :')


***
Большинство имен, ситуаций, названий, брендов, а также описание особенностей работы государственных служб являются вымышленными. Все совпадения случайны. Мы не преследуем цель высмеять или оскорбить какие-либо взгляды, ценности, религиозные убеждения и т. д., мы просто описываем персонажей, каждый из которых может иметь свое мнение, как и окружающие нас самих люди. 
Работа состоит из нескольких самостоятельных новелл, объединенных действующими лицами, миром и ситуацией. Вы можете прочитать их все по порядку или пропустить отдельные. Сюжет построен таким образом, что каждая его часть существует абсолютно самостоятельно. Во всяком случае, мы попытались так сделать. Но поймете ли вы в таком случае всю глубину трагедии, которую мы постарались отразить — вопрос. 
В процессе публикации части будут выходить в том порядке, в котором мы сами их задумали и писали. Вы можете следовать за нами, а можете исследовать работу самостоятельно. Мы будем благодарны за любой отклик и любое внимание.

Пролог

Ночной Невский торжественно сиял яркими огнями. Уличные фонари и вывески магазинов, баров, клубов сливались в один пестрый пожар — мощный и праздничный на фоне темной северной ночи. Таким Петербург мог стать только зимой. Блистательный, тихий после новогодних праздников, но неизменно волшебный — город творцов и поэтов, чопорных стариков и прогрессивной молодежи… О, эти люди — самые лучшие люди — должны были жить в нем, дышать его воздухом. Наверное, они действительно в нем и жили, и дышали. А если не такие люди, то хоть какие-то. Какие придется…
Только этим словосочетанием Антон Горячев и мог окрестить себя и своих друзей. Вчетвером они сидели за столиком на балконе, под которым раскинулся шумный бар.
— Вчера написал Влад, он из Амстердама вернулся. Типа срочно встретиться надо. Херни всякой насмотрелся, небось, рассказывать будет... — перекрикивая громкую музыку с улыбкой от уха до уха, клонился к Антону через стол Леха Котков. Ну вот только взглянешь на Леху — лицом почти Маяковский; а на деле — хозяин одного из самых популярных ночных клубов на Васильевском острове.
— Что тебе «херня», то Владу… — перебила его сидящая рядом Алена. Само собой, она знала, кому и что — все-таки не последней известности, уверяли отдельные паблики, женский блогер. Впрочем, какая связь у обстоятельных постов о красоте, отношениях и модных книгах с Владом, чтобы Аленино мнение вообще считалось, — стоило хорошо подумать.
— То Владу очень крутая херня, ну! Что ж вы на больное давите!
— Ну нет, Антон! — заржал Леха. — Мы, конечно, в близких отношениях, но не в таких, чтобы хоть кто-то из нас на твое «больное» давил…
Чтобы окончательно доказать, что и в Питере жили именно такие люди, какие придется, следовало оговориться: уже целый месяц у Антона болела вовсе не душа, не сердце, не открытая рана разбитой любви… Некий анахроничный лирик описал бы беду этого «пока еще не тридцатилетнего!» мужа как-то так: «В день тридцатый проснулся он от звона горестного тяжелых ятер своих медно-багряных…» Горячев говорил проще:
— Я тебя прошу, близкое ты мое отношение, еще раз намекни — и я словлю твою тощую задницу, словлю и выебу. На безбабье, Леха, и Леха сгодится.
— Зная твои вкусы... Невероятный комплимент от тебя, — хихикал Котков. В следующую секунду ему пришлось закрыться ладонями и уворачиваться от летящей в него оливки. Алена деликатно молчала, поджимая пухлые розовые губки.
— А может, тебе и впрямь вместо девушки какого-нибудь другого Леху еще подыскать, а? Ты уж извини, но с последнего раза я бы на месте любой даже самой глупой курочки трижды бы подумала, чтобы с тобой…
О том, как именно и надо ли вообще связываться с Антоном, думать и правда стоило — старые друзья об этом точно знали. Алена, очень давняя бывшая девушка Горячева, и вовсе не понаслышке. Они втроем с Лехой были знакомы с первого курса университета — то есть уже лет десять, — успели отметиться и лучшими качествами, и отличиться в самом худшем положении. У кого какие грешки, а Антон еще с тех пор в любой знакомой компании слыл последним сексистом. Амбициозный, самоуверенный (типичное представление о «мужике»), холеный и в хорошей физической форме (идеализированное), — он бы находился в самом топе среди «каких придется» жителей Питера по критерию «кандидат в мужья», если бы не его патологически потребительское и предвзятое отношение к представительницам так называемого прекрасного пола. Даже долгая дружба с Аленой и ее постоянное присутствие на «мужских тусовках» объяснялись вовсе не тем, что она уже давно встречалась с Котковым, который бы ее приводил, — нет, просто для Антона, умудрившись остаться его подругой после былых опытов, она со временем превратилась в эдакого пацана в юбке. Милое личико, акриловые ноготки, безупречные луки? Ни одной из этих характеристик Горячев не представил бы ее новым знакомым. Аленин пресс-кит выглядел так: «Однажды нас тормознул какой-то Ашот с братками во дворах — ковылял назад с перцовым баллоном в жопе. Она его так отхуесосила, что у нас уже два года в районе Лиговского ни одного хача…»
Ах, конечно, Антон был еще и ксенофобом, и гомофобом, и хамом, и грубияном, но от этого он, по крайней мере, не страдал сам. Все компенсировалось мужественным профилем, накачанным торсом, многолетними занятиями борьбой и успешным портфолио в сфере PR. Во всяком случае Горячев так думал. И верил, что с бабами ему это тоже поможет. Помогало. До первого, второго, максимум — третьего секса. А секса он хотел до жути часто.

I

23.01. Понедельник. Первое собеседование


«Лех, как в клубе дела? =) Никого нового не приметил?» — типично вопрошал Антон в мессенджере после выходных.
«Хан Горячев за своей данью явился? Ну, Вова какую-то новую компанию чикуль притащил, но тут, во-первых, все равно общие знакомые, во-вторых — он это на свои нужды… Лучше сам приходи на неделе, кого-нибудь и присмотришь.))»
Антон в ответ только «большой палец вверх» кинул в чат. Особенно расслабляться сейчас не следовало — за окном серел понедельник, а значит, пора было превратить русые вихры во вменяемую укладку, отгладить рубашку и брюки, убедиться, что джемпер отвиселся — и вперед, к десяти утра в какой-то офис к какому-то новому заказчику, который еще в пятницу прислал письмо с предложением о сотрудничестве. Тогда Антон, впрочем, был слишком занят сборами на тусовку, чтобы запомнить больше, чем «косметический бренд» и «продвижение новой линейки». А пока у него было около сорока минут на метро, чтобы все прочитать.
Стройное здание бизнес-центра подпирало тяжелую грозовую тучу макушкой, насаживая ее на тонкий шпиль, и выглядело даже угрожающе на фоне украшенного к праздникам города. Компания Nature's Touch находилась на предпоследнем — девятом — этаже и занимала всю предоставленную арендодателем площадь, включающую в себя широкий зацикленный коридор с административной стойкой и штук десять кабинетов с тонированными стеклянными дверьми. Антона встретила секретарша — и тот приветствовал ее самым сдержанным из бесконечно голодных оскалов; девушка в начале пути своей фертильности (судя по «избыточно» обремененному лицу), мило улыбнувшись, вежливо поинтересовалась поводом посещения и направила гостя по нужному вектору движения. Ее внешний вид сливался с окружающей атмосферой: невероятно чистым глянцевым полом молочного цвета, стенами с декоративной штукатуркой в тон — им же сверкали редкие гирлянды, и только черные вставки в интерьер делали свое дело акцентами. Точно как и стрелки на серых и совершенно глупых глазах секретарши. Антон не успел добраться в одиночестве до кабинета номер семь, как перед ним выросла очередная представительница прекрасной части человечества: молодая женщина с волосами пшеничного цвета, собранными в тугой пучок, и синими глазами. Темные и хитрые, они смотрели на Горячева с насмешкой, вопреки совершенно сдержанному строгому костюму винного цвета, который выгодно подчеркивал светлую кожу, да выражению лица. 
— Здравствуйте, — без капли сомнения во взгляде и жестах поздоровался Антон. Держался он так, словно заранее знал на все сто процентов, насколько важным гостем является.
— Антон Горячев? — улыбнулась блондинка, кривя бледные тонкие губы, а после протянула руку для рукопожатия. Кисть была облачена в невесомую тканевую перчатку. Антон дернул бровью — не любил он здороваться с женщинами вот так, но правила делового общения, увы, в настоящих обстоятельствах обязывали его. Горячев ответил, но быстро и снисходительно. — Меня зовут Елена Денисовна Богданова. Я заместитель директора Nature's Touch, и сегодня вы будете вести переговоры со мной, так как главный находится в отъезде. Пройдемте, — женщина повела рукой в направлении кабинета и уверенно зашагала первой. Елена оказалась обладательницей не только высокого роста, который навскидку составлял метр восемьдесят с лишним, но и недюжинной наглости, ибо при этом она еще и носила довольно смелую шпильку, ровняясь с Антоном точно в макушку. — Вы прочитали про новую линейку товаров, которую мы запускаем? — они добрались до двери, что легко открылась по велению женской ручки. В переговорной посередине стоял светлый стол, а на нем — пробники и декоративная елочка... Опять бежевая. — Это уходовая косметика для городской жительницы, которая создана в содружестве с корейскими фирмами и в традициях европейского стремления к натуральности. Мы знаем, данные принципы сейчас на пике популярности, но так как вектор нашей продукции до этого был немного иным, узконаправленным, нам необходима поддержка толкового человека, — Елена предложила Антону стул одним движением руки, а после одарила его хитрой ухмылкой, — с правильными связями.
— О, — Антон развалился на сиденье, с хлопком кидая на стол рядом ноутбук-трансформер и какую-то папку. Он чувствовал, что здесь его пытаются взять в оборот, но эта Елена не знала, на кого напала! Потому что уже слова «я заместитель» и «главный в отъезде» звучали для Горячева как сигнал к действию. Ни одна женщина не могла его окрутить. А вот он планировал воспользоваться ситуацией и выжать из нее максимум выгоды. — Ну, с правильными связями — это вы верно подметили. Я занимаюсь продвижением преимущественно брендов женской одежды и косметики уже четыре года, что вы, разумеется, знаете… И про новую линейку товаров я, разумеется, прочитал, но стандартный пресс-кит — оставим для краткой справки. Мой конек — это SMM и паблисити, так что я задам вам первый вопрос, на который всегда хочу получить не только положительный, но и развернутый ответ. — И вот Антон уже вооружен включенным ноутбуком, а взгляд направлен прямо на Елену. Ну, не совсем прямо, если говорить о глазах. Потому что Горячев успел оценить и длинные ноги, и узкий вырез на юбке, и открытое чистое лицо… И только потом — прямо. Уже точно. — Пользовались ли вы вашей косметикой сами и, если да, насколько долго? Как эффект?
Елена лишь тонко улыбнулась на вопрос, когда блуждающий, что могильные огоньки, взгляд вновь остановился на ее лице. Она поправила выбившуюся прядь волос изящным движением пальцев, и стало понятно, что в перчатках женщина ходит не первый год; после села на стол напротив Горячева, закинув ногу на ногу. Явно показывала, кто здесь хозяин и платит деньги. 
— Конечно. Мне тридцать четыре, а выгляжу я так свежо, что мужчины позволяют себе в моем присутствии фривольное поведение даже в деловой обстановке. — Елена нагнулась, прикладывая к лицу ладонь, словно скрываясь от кого-то, и зашептала. — И это они меня еще обнаженной не видели. Там, — блондинка указала свободной рукой на тело, — еще лучше. 
Антон стиснул зубы так, что аж желваки заходили. Он совершенно точно был не из тех, кого легко вогнать в краску — и вовсе не в смущении было дело. Уж чего он не ожидал, так это подобной саморекламы! Кто-то на его месте, возможно, возмутился бы, но все самообладание Горячева ушло на то, чтобы подавить сигналы предательски отзывчивого тела, которое явно относилось к женщинам лояльнее, чем его обладатель. Успокоил он себя в конце концов тем, что смог, казалось, достойно проигнорировать провокацию.
Елена тем временем уже в полный голос добавила: 
— И все это благодаря нашей косметике. Более того, в корпоративной этике Nature's Touch предусматривается обязательное использование продукции сотрудниками фирмы. Мы — и есть лицо компании, вы можете убедиться в качестве, когда я проведу вам экскурсию. А также мы собираемся запустить мужскую линейку, но пока у нас есть только унисекс-версия. Не хотите попробовать, Антон, чтобы выглядеть так же безупречно? — заулыбалась Елена, а из-под ресниц сверкнул вызов наглости Горячева. Мол, хочешь оспорить — попробуй.
— Намекаете на то, что я выгляжу небезупречно? — вырулил Антон вновь и криво ухмыльнулся. И вот он уже отводит глаза, перелистывает содержимое папки, делает какие-то отметки на полях… (Уж не о вызывающем ли поведении замдиректора?) В корпоративной борьбе главным умением было цепляться к словам. И только эта самая борьба сейчас занимала его больше, чем запах женских духов и тонкий вырез рубашки.
— Намекаю на то, что мы разносторонняя компания с полным пакетом услуг и хорошей выручкой, а вы должны быть в нас заинтересованы и очень нравиться мне, — с давлением на последнее слово произнесла Елена, поднимаясь и выискивая папку с необходимыми ей документами. Она обогнула стол, чтобы оказаться в конечном счете за спиной у Горячева. — Ну так что, вы считаете нас выгодными? Ведь вы же знаете, процент от продаж тем хорош, что чем больше их родимых, тем толще ваш карман. Сегодня я хочу получить ваше согласие, показать вам составленный договор, услышать программу, которая нас ожидает. А на неделе я приглашу вас побеседовать с нашим прямым руководством. И там вы условитесь об окончательных цифрах. Лев, к сожалению, не любит находиться здесь, у него есть особенное корпоративное здание. Я предоставлю вам адрес. — Перед Антоном мягко опустились черновики договоров в двух экземплярах с едва различимым логотипом компании. — Ознакомьтесь, — улыбнулась Елена и двинулась дальше, обратно в поле зрения Горячева.
«Ей я должен нравиться, видите ли, — вздыхал про себя Антон. — Ох, как я ей понравлюсь... Я ей так понравлюсь, что потом знать не будет, где ей проводить больше времени!».
— Вот как только мы договоримся о цифрах — я стану судить о выгодах, — отрезал Горячев, утыкаясь в бумаги. Зрачки раздраженно бегали по строчкам. — Что касается программы — у меня давняя доверенная база. Бьюти-блоги на различных платформах, топовые городские СМИ Петербурга и Москвы. Для масштабных кампаний я организую связи с зарубежными представителями. Полагаю, для вашего хорошего портфолио пригодится также участие в косметических выставках и конференциях, а если уж вы организуете на какой-нибудь из них выступление ведущего технолога компании, то… — Антон поднял взгляд на Елену и цокнул языком с осознанием своей подкованности. — Само собой, мы при необходимости также предоставляем услуги дизайна упаковки, размещаем рекламу на разных платформах и так далее. Все здесь.
Горячев в ответ протянул ей свою подборку.
— Здесь список моих услуг и каналов по вашей отрасли и потребностям, а также прайс. Само собой, к моменту встречи с руководством мы обоюдно проработаем окончательный план. Я готов к сотрудничеству. Ну а теперь… — Антон бросил еще один взгляд на стол и обезоруживающе улыбнулся. — Если для того, чтобы я вам понравился, нужно попробовать вашу продукцию — так и быть, я готов.
— Хм, — Елена приняла всю документацию, быстро определила ее в папку и задумчиво посмотрела на Антона. — Так и быть, я могу вызвать наших специалистов, они окажут вам весь спектр услуг. Хотите? — блондинка призывно подняла брови и решительно взяла телефон. — Выщипают лишние волоски на лице, освежающую маску с мятой нанесут… Главное, чтобы на правильное место нанесли, вы им уточните.
«Выщипают… Что? Правильное место?..»
Антон только и смог, что горестно взвыть внутри себя. Презентации, увы, так и не сложилось. А несчастным специалистам, двум девушкам, пришлось выслушивать целую лекцию о том, каким должен быть настоящий мужской уход и что они могут передать это руководству компании, пока те не выпустили чего неверного в еще не существующей мужской линейке.


26.01. Четверг. Встреча с Владом


До четверга Антон занимался тем, что уже прицельно составлял план пиар-кампании для бренда. Елена осталась в воображении огромным угрюмым пятном: мало того, что Горячев составил о ней мнение как об одной из тех бизнес-сучек, которые лежат под начальником, а потому позволяют себе борзеть, так еще и ее шикарная («Нормальная, — исправлялся Антон, — Нормальная».) внешность никак не оставляла шальную фантазию. С понедельника по среду в порно-меню пиарщика были исключительно офисные сюжеты, и от невозможности куда-то себя деть под конец он почти впал в отчаяние. Одна надежда была на следующий понедельник — именно тогда назначил встречу главбосс Nature’s Touch. Вот уж кто мог оценить по достоинству и без бабьей предвзятости Антонову работу, а не эффект мятной маски на его лице…
«Сука эта Богданова. И чего она мне тело свое втюхивать стала? Или они на такой основе договора заключают?» — вертел в голове Горячев за ужином, чувствуя, как его почти мутит от нереализованной агрессии. Вдруг пиликнул смартфон. Пришло сообщение от контакта «Извращенец»...
«Антоха! Я тут недалеко от тебя, не хочешь приютить старого бродягу и напоить чем горяченьким? 8))»
«Как всегда, внезапен. =) — набрал Антон в ответ. — Заходи!»
Влад Вовин — тот, что из Амстердама вернулся — и правда прекрасно подпадал под описание «как снег на голову». В буквальном смысле. В последний раз он выбелил волосы до идеального цвета белоснежной принтерной бумаги, а месяц назад, сообщив об этом только постфактум, укатил в Голландию. Он был самым давнишним другом Антона — с первого класса школы они сидели за соседними партами, и это еще тогда был пацан, которого большинство учителей считали, мягко говоря, «особенным». Влад отличался эксцентричностью и непостоянством. Экстерном закончил химфак — чтобы в результате уйти в какую-то невменяемую творческую тусовку, открывать социальные арт-проекты, путешествовать и просто маяться дурью. А еще он наедался за счет Антона при любой возможности и был главным источником приключений на задницу. Причем Вовин никогда не устраивал никаких пранков: он только с небывалым профессионализмом втюхивал самую невероятную ересь, и всякий, кто слушал его, словно договор с дьяволом заключал… Но этим он людям и нравился. В тех случаях, когда они не считали его пришельцем и не пытались сжечь на костре.
— Здорово, извращуга-путешественник! — стиснул Антон в своих лапищах тощего и длинного Влада прямо на пороге. Тот казался одной тонкой костью, утопающей в безразмерном пуховике кислотного цвета. — Ну чего? Где моя марихуана? Где тюльпаны? Где девочки в латексе? Сувениры где, Влад?!
— Сувениры я сожрал, пока ехал сюда. Поверь мне, девочки в латексе — это как курица гриль… — заржал в голос Влад, отталкиваясь от объятий. — Корми меня теперь. Я очень хочу жрать, пить и все такое, а я тебе могу рассказать такую вещь… Такую вещь. Такую! А учитывая, что ты заговорил о бабах раньше, чем я вошел, тебе это может понадобится… Хе-хе.
Влад разделся, качественно раскидал свою одежду, самостоятельно и совершенно без стеснения залез в холодильник. Повисел в нем недолго. И закрыл дверцу с бесконечно скучным лицом. 
— Ты ешь дерьмо, которое едят альпийские козочки. Ты тоже срешь кружочками и мало? Из вкусного у тебя только протеин, — прискорбным тоном сообщил Вовин, закатывая глаза так эстетично, что «Крик» Мунка, казалось, предстал перед Антоном в своем живом воплощении.
— С каких пор тебя интересует, кто как срет?.. — еле давил смешки Антон. — Не давай моей фантазии разыграться! А я сегодня кормлю тебя постным стейком из говядины, салатом и гречкой. Идет? Чего-кого горячего хочешь? Ну и давай рассказывай уже, пока я тебе накрываю!
— Интересно, а что будет, если козочку накормить стейком из говядины?.. — Влад опустился на стул и долго смотрел в потолок, перед тем как вернуться в реальный мир. Мир без коз, которые едят стейк. — Хотя этот твой стейк на сухой сковородке в целом и похож на траву… Горячего хочу — чаю. У тебя хоть сахар есть, агрессивное ты травоядное? Так что там я тебе хотел рассказать… А! Я тут такое узнал. Такое узнал! — Влад держал паузу еще какое-то время, а затем заговорщически наклонился к столу: — У нас тут недавно обнаружилась одна контора, которая якобы оказывает психологическую помощь. А на деле — секс-услуги! — заржал в голос Вовин, хлопнув себя по бедру. — Прикинь? Я решил, что тебя заинтересует… такая… «психологическая помощь».
— В смысле? Это что, нелегальщина какая-то? — Антон только на это и смог отреагировать. Сперва слово «секс» заставило его забыть все тирады про коз, а потом и сама постановка вопроса. — И вообще, Влад, ты же знаешь, я по проституткам — это нет, это же зашквар полный. Может, в Амстердаме у тебя с этим все ок было, но тут…
— Нет, все легально, очень чисто и люди там в восторге. Заключается контракт с полным перечнем правил, все дела… Даже платят, если тебе что-то не понравится. Там кто-то творит всякие странные вещи… руками, — Влад пошло-пьяно заулыбался, словно до этого пил, не просыхая, три недели. И Антон — это единственная бутылка минералки в доме, полном женщин с сушняком. — Но два условия. Ты сам должен понравиться — это раз. Два — нельзя разглашать тайну. Как в «Бойцовском клубе», сечешь? Первое правило, все дела… — Здесь взгляд Влада потух, и он о чем-то крепко задумался, зависнув в заговорщическом положении. 
— И ты его сейчас нарушил? Или это реферальная программа? Влад, скажи честно, ты меня наебываешь? — Антон включил драму — не всерьез, конечно. Хотя по поведению Вовина никогда нельзя было понять — разыгрывает он или нет. К сожалению или счастью, по опыту Горячева Влад зачастую был серьезен. — А если нет — ты там сам был, выходит?
— Не-не, я там не был! Зачем мне… — задумчиво сообщил Влад. — Но слышал отзывы от разгоряченных молодых мужчин очень хорошие. А, да, любят там в основном мужчин. Или только мужчин… Не знаю… Но руки там точно женские. Да ладно тебе, Антох. С другой стороны, за нарушение договора там платят хорошие деньги, значит не палево. И порно со своим участием никто ни разу нигде не встречал. У тебя все равно баб нет, не выебывайся, ты всех уже без хуя заебал. Будь как коза, которая ест стейк из говядины. Просто принимай жизнь и события, которые проходят через тебя, — декларировал Вовин, плавно разводя в воздухе руками, как даосский монах. — Просто ешь и какай кружочками.
— Господи, иди, пожалуйста, на хуй… — вздохнул Антон и закатил глаза. А потом перед Вовиным на стол бухнула полная тарелка и чашка заваренного чая. Была надежда, что на сытый желудок удастся вытянуть что-то помимо мутных слухов. — Влад, я еще раз спрошу, по-другому. Ты ж знаешь, я не люблю палево всякое, притоны какие-то. У тебя хоть из нормальных знакомых туда кто-то ходил? Или ты мне по приколу предлагаешь?
— Ну вот так сразу бы! Правильный вопрос, — Влад кивнул на подношение, — и будет тебе правильный ответ. Да, — Вовин заложил за щеку лакомый кусок пищи и тут же попросил еще соли, — мой хороший знакомый туда ходил. Хороший и очень чистоплотный чел, — он запнулся, взглянув на Антона критически. — Куда чистоплотнее тебя с твоим «триста баб в один год без регистрации и смс», между прочим! Пошел туда по приколу, понравилось, проходил долго. Могу скинуть контакты его, чтобы пообщаться. Или сразу заведения, чтобы записаться, пока они набор не закрыли. А то ты тут тормозишь сидишь.
Горячев вздохнул еще раз. Он был почти готов обижаться на Влада с этими его упреками — а с другой стороны, с ним ни во что опасное влезать ни разу не приходилось. Да и если там заключали договоры какие-то о неразглашении — они же точно были двухсторонними? И если там только руки — значит, гораздо меньше опасность подцепить какую дрянь… И если это «закрытый клуб», значит, это все же не притон. Это какая-то фигня для элитных извращенцев.
«В конце концов, я уже устал дрочить…»
— Ладно, — махнул рукой Антон. Ухмыльнулся с сомнением. — Давай этого… и друга своего, и куда писать. Посмотрю, что у них там за сранье кружочками. Так ты говоришь?
— Замечательно, — Влад в тот же момент выудил из заднего кармана джинсов кислотно-желтую бумажку с контактами. На ней были телефон друга, которого звали Свят. И электронная почта сомнительной организации. Все выглядело так, словно Вовин готовился заранее к подобному исходу и знал, что Антон согласится. — Держи, пользуйся. Потом еще спасибо скажешь. И не говори про естественный ход вещей в природе так пренебрежительно! Не смей… Это важно.


Звонок состоялся. Антону пришлось битый час слушать восторженные возгласы Свята, который сетовал лишь на то, что сеансы попросили прекратить, поскольку договор истек спустя год. Продлевать вторая сторона не стала. Да и сам Свят нашел себе постоянного поставщика секс-услуг — в народе «вторую половину». А так все ему было приятно, хорошо, «спасло от недотраха», «восстановило нервы» и «действительно отличная психологическая помощь». 
На письмо, отправленное в один конец, Горячеву отозвались быстро. Первым делом потребовали скинуть любую фотографию. (Вероятно, это была еще и проверка на раскрепощенность.) Вторым — заполнить анкету, которая сплошь состояла из вопросов о возможности сексуального и психологического давления и допустимости некоторых практик для опрашиваемого лица. Третьим — предоставили пример договора, который придется подписать при встрече, и все условия сотрудничества. 
Ответить Антон решился нескоро. Пропал до пятницы. Мало что в жизни напрягало его — но, похоже, именно такой момент настал. И настал именно в области, связанной с сексом. Дело это Антон любил, очень любил; лучше сказать, зависел от него, но опыт был довольно стандартным. Горячев не пускал девушек доминировать, а подавлял их сам (не только в жизни, но и в постели). Не терпел контроля над собой и предпочитал полную свободу. Обожал dirty talk. И — занимал непозволительно много времени. С учетом того, что приза дамских симпатий Горячев почти никогда не выигрывал, ему повезло стать тем любовником, который не слишком заботился о чужом удовольствии, но требовал внимания к своему. А для своего пяти минут и одной разрядки не хватало. Единственная тема, в которую ради себя самого влезал Антон — это управление оргазмом. По крайней мере, в одиночестве это позволяло ему более или менее качественно развлекаться с рукой или мастурбатором. Не подохнуть от бунта гормонов.
«А если я на большую часть их извращений отвечу нет, мне откажут? — кусал он ногти. Вот он, казалось бы, золотой билет, индивидуальное приглашение в дом наслаждений… А на деле — и хочется, и колется, и не верится. — И чего я вообще так в это вцепился? Но Влад же знает, что впаривать…»
И вот утром на почту от него наконец улетел ответ, начинающийся с непривычно робкого вопроса: «Мы же сможем, в случае чего, отменить некоторые позиции?» — и заканчивающийся сделанным в ванной сразу после умывания фото. Топлес, чтобы было видно почти идеально гладкий развитый торс, в одних домашних брюках и со слипшимися от влаги, не уложенными длинными прядями русых волос на лбу.
«Смазливо выгляжу», — уныло откритиковал себя Антон, тупо пялясь на «Входящие».
Он разрешил царапаться и бить его (в том числе по лицу — но так, чтобы не оставалось следов). Драки Антон любил, оттого и занимался борьбой, — в сексе сопротивление раззадоривало его.
«Главное, чтобы не пришлось сопротивляться самому».
Сказал о том, что в состоянии до получаса воздерживаться от разрядки при довольно интенсивном воздействии и нуждается в минимум двукратной эякуляции за половой акт.
«Я же должен проговаривать все это именно такими умными словами?»
Смазанно добавил, что не против попробовать зондирование (на форумах мужчины писали, будто это очень приятно, хотя сам Антон так и не решился) и ничего не имеет против вибраторов.
И все.
В ответ, пришедший почти сразу, ему просто предоставили адрес и ссылку на профиль в телеграме с припиской обращаться в любое время и по любым вопросам, а также делиться отзывами и впечатлениями при желании. Антон нашел там только странную аватарку с белыми руками на черном фоне.
И все.
«И все?»
После пережитого стресса хотелось напиться. Друзьям Горячев, конечно же, решил ничего не сообщать (даже Владу — только в случае, если выгорит). Его «свидание» было назначено на воскресенье, в 14:00.

II

29.01. Воскресенье. Первое свидание


Ехать пришлось довольно далеко, хотя Антон на этот счет совсем не переживал — пришло время седлать «железного коня». Укутавшись так, что ни один видеорегистратор не разгадал бы его личности (балаклава, мотоциклетные очки, шлем и полное зимнее облачение) — Горячев помчался сквозь мороз и стужу аж в Пушкин. В Царское-то Село.
«Не во Дворец меня там, нет? Нет…»
Впрочем, коттедж, к которому Антон добрался по ровным улочкам между невысокими домами, впору было назвать дворцом. Два этажа, подземный гараж, высокая объемная ограда, камеры слежения на каменных столбах массивного забора, туи по краю немаленького участка, оформленный сад, даже башенка — в таком вполне разместились бы две, а, может, и три больших семьи. Сквозь решетку кованых ворот во дворе виднелись пара могучих елей, каменные дорожки вели гостей в разные части дома. Деревянная веранда и беседка ей в комплект вызывали еще большее ощущение благополучия. Кто бы ни занимался странной «мануальной терапией», человек этот (или люди?) был при деньгах, при очень больших деньгах. Даже если просто снимал эти хоромы.
Приглушив двигатель байка и сняв с головы все, что превращало любого человека в слишком крутого для этого мира мужика, Горячев позвонил в домофон у ворот. Прямо в лицо была направлена видеокамера. Антон машинально наклонил голову. В ответ что-то пискнуло, и ворота начали открываться, позволяя пройти внутрь. А там можно было увидеть еще больше — превосходную внешнюю отделку дома, резные деревянные колонны на крыльце, большие окна, которые говорили о высоких потолках, а за ними — приятное освещение, паркет, выглядывающий из приоткрытой двери. Из-за нее же, держа пульт управления воротами, выходила женщина очень знакомого вида. Руки, облаченные в тканевые перчатки, нажали на кнопку, ворота издали писк и принялись закрываться за спиной заведшего мотоцикл во двор Антона. А Лена — точнее, Елена — смотрела на гостя настолько удивленно, что заприметить раздражение в ее лице было сложно. Горячев выглядел просто шокированным. Последние дни, пожалуй, слишком сильно расширили его обыкновенный эмоциональный спектр.
— Антон? Мы с вами, вроде, договорились на понедельник, разве нет? — потом она достала телефон из кармана светлых джинсов, в которых была, какое-то время рылась в записях и заметках, а к разговору вернулась несколько растерянной. — Вы на терапию? Вам открыть гараж или оставить мотоцикл здесь?
— Мы с вами… на понедельник, да… На терапию? — Антон вдруг осекся. То есть о его сегодняшнем прибытии она тоже знала — но не в лицах, иначе бы видела фото, иначе бы он не был сюрпризом. Или притворялась? Вспомнилось упоминание Влада о «психологической помощи». Но что это такое на самом деле? Еленино кокетство? В лицо о целебной дрочке не говорим? Или это, все думал Горячев, у нее с ним такая заминка? И тут его осенило. Казалось, сам Господь послал ему через Влада чей-то маленький грязный секрет. Не зря Антону эта Елена сразу показалась такой вульгарной! Он заухмылялся. — Ну… да. Видите, ровно 14:00. А мотоцикл — да, пожалуйста. Откройте. А то снег валит…
— Пунктуально. 
Когда байк оказался надежно спрятан от непогоды, Антон прошел вслед за Богдановой в дом. Действительно слишком богатый дом. Горячев с детства был при родителях с деньгами, а потом и сам жил в достатке — но такой роскошью он никогда не владел.
«Видео с собой в интернете никто не находил…» — вспомнились вдруг слова Вовина. Такие влиятельные люди, думал Горячев, наверняка берегли свою репутацию. Но если в интернете искать просто бесполезно? Если вся роскошь оттого, что хозяева прирабатывали на частной продаже хоум-видео? Снова Антон стал напрягаться. И оттого — возбуждаться раньше времени.
— Это у вас хобби интересное такое? — попытался прощупать он, разуваясь, и недвусмысленно поглядел на затянутые в перчатки руки Елены. Последняя удивленно вскинула брови. 
— О чем вы? Это вообще не по моей части, здесь вы просто получите свою психологическую помощь. И все. — Елена вела себя так, словно поскорее желала избавиться от неприятного ей человека. Как только они лишились рамок рабочего процесса и бизнес-этикета, блондинка сразу обрела мягкость и спокойствие, которых Антон ранее не видел. — Так, вам необходимо подписать вот это, — она предоставила в двух экземплярах оригинал того самого договора, который достала из соседнего ящика. — И у нас работает система бесконтактной терапии. Что это значит: вы можете говорить, но с вами говорить не будут. В контракте вы должны написать стоп-слово, если вдруг заходите все прекратить. И вот здесь, — Богданова указала пальцами на два пустых поля с нижним подчеркиванием, — подпись на согласие о том, что вам завяжут глаза и руки. Экспериментальная терапия. Люди говорят, им очень помогает, — улыбнулась она.
— Елена, вы хоть сами себе представляете терапию, в рамках которой я буду сидеть с завязанными руками, глазами, да еще и говорить только в один конец?.. — уже чуть не цедил сквозь зубы Антон. Он тоже мог бы избавиться от налета официоза. И избавлялся успешно. Но в эту минуту — чуть не зверел. Раздраженно выдохнув и внимательно перечитав договор (нет, оказалось, не фантасмагория и не страшный сон), он поставил подписи. И записал стоп-слово: «Плохо».
«Уж такое-то не ляпну без причины и не забуду».
Вернув Елене один экземпляр, а свой спрятав в рюкзак, Антон вопросительно выгнул брови. Мол, теперь куда?
— Не знаю, почему вы нервничаете, Антон. Но у нас есть специальные видео с тренингами, если хотите ознакомиться. А о том, что иностранцы давно применяют подобную практику, вы можете узнать из интернета… Постоянно! — блондинка искренне удивилась, пожала плечами и явно согласилась с тем, что такому неуравновешенному в проявлении эмоций человеку действительно нужно отдохнуть. — Пойдемте. 
И они пошли. Нырнули из просторной залы в маленький коридор. Стены были увешаны однотонными картинами серого цвета. На небольшом угловом столике, что уютно жался слева от единственной двери, лежала повязка, которая в тот же миг оказалась в руках Елены. 
— Закрывайте глаза. Так, — она технично перевязала Горячеву голову, словно делала это всю жизнь. — Готово. Вам ничего не видно? Вроде, не должно.
«К сожалению, нет, — подумал Антон. Он-то надеялся, что хоть зайдет в комнату с открытыми глазами. Убедится, правда ли в ней нет камер. — А то знаю я, какие там видео с тренингами…»
Елена аккуратным прикосновением заставила его поднять голову. Затем наступила тишина, в которой, вероятно, перед Антоном махали руками. 
— Да, все здорово. Теперь вы идете сюда… — Горячев услышал, как открылась дверь. Ощутил, как его вынудили зайти, толкая в спину. А затем Елена перестала его курировать. Все исчезло. 
— Все, Антон, удачи. Помните стоп-слово… А! И еще: один щелчок — «да». Два — «нет». Для формы общения. Удачи! 
Дверь захлопнулась. Осталась глухая тишина, в которой через пару мгновений, показавшихся вечностью, послышались уверенные шаги. Кто-то приблизился, взял Антона за кисти рук, не позволяя касаться себя в ответ, и утянул чуть вглубь помещения. Горячева заставили сесть на стул, нажав на плечи. Судя по образовавшемуся скрипу, он был кожаный с деревянными подлокотниками. Звякнул металл, а потом Антон ощутил, как плавными движениями, по очереди разминая, его руки оказываются скованными другими — чужими — руками. В комнате слышались легкие ноты ореха и ванили, а также едва различимое звучание инструментальной музыки. А еще Горячев понял, что руки того — или, вернее, той — кто прикасается к нему, просто невероятно нежные. Бархатные.
Но Антона пугала скорость развития событий. Искренне пугала. Он напрягся, готовый в случае чего вырваться, поджал губы. Почти в полной тишине громко колотилось сердце — к стыду Горячева, кажется, слышное даже для его… госпожи? Как ее следовало называть? Он пожалел, что на входе не подобрался к Елене, не попытался угадать запах ее духов (если они были), чтобы теперь полагаться не только на слух, но и на обоняние. То, чем пахла его загадочная незнакомка, казалось ему чужим. Хотя и весьма аппетитным. Вся эта гурманская чушь для тела — ее делали не для уюта, как читал Антон и писал сам во многих и многих рекламных текстах для парфюмерии. Все вкусное провоцировало голод, а когда ты голоден до вкусно пахнущего тела — ты его хочешь. И потому возбуждаешься. Если ты не каннибал.
— Я не должен был раздеться? Или вы… ты… вы сами?
Сейчас, в тепле дома, Антон оказался прикованным к стулу в джинсах и футболке. Воздух был на удивление теплым, полы — тоже. Он бы млел уже сейчас. В напряжении его держало недоверие. Послышалось два щелчка. «Нет». И еще один чуть погодя. «Да».
Руки остановились и легли на предплечья Горячева. Ему явно позволили привыкнуть, остыть и понять, что насиловать его здесь не собираются. Слышалось спокойное дыхание с очень широким диапазоном вдоха. Словно кто-то на другой стороне тоже принюхивался. А затем движение, скрип табурета, шаги, щелчок двери, говорящий о том, что ее заперли. И опять — ладони на коже, но хозяйка их — за спиной. Последовали медленные поглаживания сперва на прежнем месте. Потом — чуть выше. Движение превратилось в массаж для затекших с езды на мотоцикле плеч, шеи, рук. Чужие пальцы забрались под ворот футболки к ключицам. От ключиц — к грудной клетке. От нее — к животу. Антон вздрогнул, ощутив, как кожа покрывается мурашками. Вовсе не от неудовольствия. Послышался изумленный вздох, а хозяйка рук вернулась к массажу, каким-то чудесным образом с помощью больших пальцев разминая теменную зону. Минута, другая — Горячев ощущал, что сопротивления в его мышцах все меньше. В непроницаемой темноте повязки он начал терять себя в пространстве. Тело в отчаянии воспринимало каждое прикосновение очень остро. И ведь они были безопасными… Заботливыми… Такими заботливыми, каких Антон уже много лет не знал — он же не занимался романтикой, всеми этими сладостями. И кто бы мог подумать, что ласка так оттенит его похоть?
«Очнись, очнись, еблан, — пытался он привести себя в чувство, сохранить внутреннее сопротивление. — Что ты так расползаешься от одного массажа?!»
Смешок. Интересно, видела ли уже хозяйка дома — и ситуации — подобную реакцию? Видела или нет, а смятение гостя ее явно забавляло. Шаги. Горячева обошли еще раз, и хозяйка рук остановилась перед ним. Повисла тишина, а за ней пальцы подступили к острому подбородку. Тыльная сторона ладони очертила квадратную челюсть, приласкала впалые щеки. Антона исследовали. Он смог различить только, что рука незнакомки была довольно жилистая, но все такая же приятная. Приятная — и только. Большой палец руки мягко мазнул по губам, но не задержался ни на секунду. Послышалось, как скрипнуло что-то. Вероятно, табурет, что находился где-то рядом с креслом Антона. Теперь руки облюбовали шею, вновь грудь, живот. Тесный контакт прервался и возобновился тогда, когда теплые прикосновения к бедрам — чуть ближе к колену — осели на теле Горячева. Он дрогнул. Шумно вздохнул, чувствуя, как напрягается еще сильнее, но уже совсем иначе. Все стены, которые он пытался выстроить, дрожали. Секунда — и мир треснул под тем, как немыслимо медленно поднялась незнакомка выше. И выше. И еще выше... Нежно была задета большими пальцами паховая зона, почти грубо — пуговица ширинки, а затем футболка Антона была поднята до ключиц, свернута и закреплена чем-то металлическим — больше она не падала. Незнакомка двинулась вниз по животу ладонями, которые казались очень теплыми от бесконечного соприкосновения то с тканью, то с кожей. Палец одной руки забрался под кромку джинсов, очертив ее и словно тем самым проверив, насколько крепок предмет одежды — и намерение Антона вместе с тем.
— Интересно, вы тоже пользуетесь продукцией Nature’s Touch? — выпалил Горячев. Не совсем спонтанно; ему это казалось забавным, да и хотелось убедиться в том, что он не сдал позиций, что голос не дрожит, как у девственника… И не дрожал. Но в горле пересохло, и Горячев набрал слюны, сглотнул. Качнул коленом. Руки не замерли в удивлении, но их хозяйка не спешила отвечать. Антон только ухмыльнулся, мотнув головой и пересев поудобнее. Потом вдруг вздыбился весь, приподнялся на локтях. Сквозь черноту повязки он приблизительно нашел слепым взглядом лицо оппонентки… Хотелось надеяться, что вызов и свойственная наглость читаются в теле.
— Хочешь… хотите увидеть все? Снимайте.
«Гори сарай, гори и хата, — только и напутствовал Антон сам себе. — Если какой-нибудь псих потом увидит ролик со мной, я хотя бы прекрасен».
Смешок. Еще один, но сдерживаемый уже с большим усилием. Руки послушно двинулись к ширинке и быстро справились с тем, чтобы снять штаны, а вместе с ними и нижнее белье. Вот так просто Антона лишили полной защиты, которая теперь безвольно болталась в ногах... Наглецам — по заслугам. Но ему бояться было нечего, он был готов. Окончательно спустил поводок, дал крови наполнить изголодавшуюся плоть. Горячева бережно вынудили осесть. Ладони гладили по обнаженным бедрам, все чаще и чаще забираясь на внутреннюю сторону, чтобы раздвинуть ноги. Хозяйка рук не церемонилась и, вероятно, тоже была заражена азартом Горячева, но ненадолго оставила его одного. Послышался странный звук, а затем влажный — от растирания меж ладоней смазки.
«О, боже...»
Антона ударили в самое сердце удовольствия. Теплые, тягучие и мокрые прикосновения дарили члену пальцы, сомкнутые на нем нежным кольцом; вторая рука крепко держала ствол, сдвигая крайнюю плоть. Горячев медленно выдохнул и откинул голову назад, крепче стискивая подлокотники, поджимая пальцы ног. Он поотвык, но не потерял вкуса. И теперь заново испытанные острые чувства, приправленные слепой неизвестностью, наполняли его подобно тому, как вода, прорвавшаяся сквозь плотину, наполняет пойму реки. Удовлетворенная полученной реакцией, хозяйка стала только активнее. Ласка обрела четкую форму и механику: пока Антону с оттяжкой дрочили одной рукой, другая, томно стискивая, забралась под яички. Темп менялся. Иногда, когда Антон становился слишком агрессивен в выражении своих эмоций, — а он срывался, двигал бедрами, стремясь получить больше, — прикосновения доставались только стволу члена. Когда же чувствительность достигала пика, мучительница зажимала его в одной руке, ладонью другой массируя головку. Горячев выгибался и шипел сквозь зубы, улыбаясь. Приятно было, хорошо... Через какое-то время внизу живота поселилась сладкая ломота, а после из глубин словно немых конечностей поднялись оргазмические нотки. Антона, изголодавшегося, потряхивало — он терпел, шумно дышал, сглатывал, вжимаясь вглубь стула, когда грань оказывалась слишком опасной. Но хозяйка умела поймать момент и вовремя остановиться, жарко разочаровав свою жертву до следующего прикосновения. 
— Тебе нравится? Получаешь удовольствие от этого? — палил Горячев, пьяный от возбуждения, ритмично покачивая тазом навстречу руке. Кольцо пальцев — не сочная дырка, но спустя месяц он был доволен и тем, что мог трахнуть хотя бы хорошенькую нежную ручку. Реагировать в условленной системе в такой ситуации было трудно, поэтому никакого ответа не последовало. Только еще более чувственно сжали Антона, и только еще больше ласк полилось на него и его изголодавшийся член. Еще больше — это когда все стало более ритмичным. Еще больше — это когда ощутимо задрожали руки мучительницы, а Горячев особенно томно выдохнул. В какой-то момент контакт перестал прерываться, толкая Антона к заветной разрядке. Нежные руки терзали плоть уже не на шутку и почти жестоко облюбовывали раскрасневшуюся головку.
— Я так долго не выдержу, — предупредил Горячев, покусывая губы, но ладони не замедлились. Он дернул ногой, плечами — возбуждение набухало сильнее, распирало изнутри, накипало невыносимым жаром. Вместо того, чтобы отвечать, Антон сгруппировался, затих. В паху стало тяжело, словно гирю кто-то подвесил, почти больно. А там…
Даже тихие стоны в пустой комнате звучали звонко, эхом отбивались от толстых стен. Оргазм подкатил плавно, повинуясь ритму ласк, оглушил Антона. Обронив сперва только пару капель, на третьем сокращении он резко расслабился, откинувшись на стуле. Дрогнул — белесая струя достала почти до груди. Горячев часто дышал носом, чувствуя собственный мокрый жар и как мелко дрожат бедра. Глубокая, чувственная пульсация перебивала все в теле, делая его невероятно уязвимым. 
— Сожми… Сожми крепко меня сейчас, — страстно шептал Антон, медленно качая головой из стороны в сторону. — Пока все не выйдет…
Руки выполнили просьбу. Сжали, сцеживая последние капли минувшего удовольствия от основания ствола к головке. Горячева смыла новая волна дрожи, он забился — потом, когда его отпустили, обмяк. Стало тихо. Кровь не шумела в ушах и послышалось, как зашелестело и чужое дыхание. Сдержанно, но абсолютно точно в удовольствии.
— Нравится? — Антон с улыбкой повторил свой вопрос, поводя коленом. Эрекция немного опала, но лишь немного. Он весь внимал, надеясь услышать заветный щелчок. Жаждал получить что-то для себя, кроме прикосновений — в конце концов, его хозяйка владела и видом, и слышать могла, и контролировать совершенно все… А ему не хватало. Хотелось — брать. Как привык. Но последовала возня и шорох. Какое-то время тихий мягкий звук не давал определить, что происходит, но затем последовал щелчок. («Да».) Вероятно, мучительница вытерла руки. То же произошло с Антоном — его очистили влажными салфетками. Горячев удовлетворенно поежился.
Затем свежая нота влилась в какофонию звуков. В ней угадывалась мягкая поступь, что удалялась влево. Затем послышалось, как открывается дверца шкафчика, и совсем скоро около Антона вновь оказалась его мучительница. Сочный звук лубриканта, растираемый меж ладоней, прокрался в уши. Горячев ощутил новые осторожные попытки его расшевелить едва ощутимым касанием. Медленно и чутко. Но Горячев был восприимчив, и только почуяв продолжение — заинтересованно поднялся вновь, вздохнул глубоко… Ощущение комфорта разрушил металлический звон. Он был короток, но настораживал своей внезапностью. Едва различимая усмешка сорвалась с немых губ и, лаская несчастного одной рукой, другой хозяйка вложила Антону в ладонь холодный твердый предмет. На ощупь это была изогнутая стальная трубка. Буж.
«Ох, ну я же сам хотел попробовать…» — с сомнением припомнил Горячев, ощупывая постепенно согревающийся металлический стержень. Инструмент был короткий, тонкий и слегка изогнутый. Правда, проклятое тело соображало быстрее испуганного и одурманенного сознания. Мыслило рефлексами. По уретре естественно двигались только две вещи, две жидкости, и движение это всегда сопровождалось удовольствием и облегчением. Если внутрь проникнет что-то другое, каково будет? 
Член, вспыхнув чувствительностью от одной фантазии, отзывчиво запульсировал в обнимающей его ладони. Последняя отреагировала незамедлительно, и объятие ее стало более чувственным и тесным. Антону приходилось ошеломительно сладко в этих тисках, а его тем временем приласкали еще и за щеку. Жест носил одобрительный характер. Мол, не переживай, все будет хорошо! Горячев верил и не верил одновременно. 
Буж у Антона отняли только тогда, когда член казался влажным до безобразия, а бархатная ручка скользила по нему плавно и медленно, как моторная лодка в стоячей воде. Произошла заминка, в которую, вероятно, хозяйка смазала лубрикантом инструмент, послышался сладковатый душок антисептика. Ласковые руки обвили Горячева, зафиксировав член в одном положении. Головку холодно поцеловала металлическая трубка. Антон затих в ожидании, а через мгновение уже не смог справиться с протяжным стоном. Новое ощущение странно обожгло изнутри. Он почувствовал себя нанизанным на иглу — столь мучительно приятно это было. Горячев рвано выдыхал, крепче сжимая и расслабляя пальцы, шире раздвигал колени. Тело его не понимало, как реагировать. Но хозяйка одной рукой все ласкала ствол члена, другой — аккуратно продолжала вводить буж. Остановка. Медленное раскачивание инструмента в уретре, ожидание и вновь движение. Антона настойчиво отвлекали от любой иной мысли, кроме как самой влажной и порочной, проворные пальцы. Теперь в воображении они казались непропорционально длинными — такие рисуют только удивительным эльфам из самых невообразимых миров. Горячев был до того одурманен, что мог поверить в любую сказку.
Показалось, что металлический стержень проник на самую глубину. Антон невольно потужился — сразу почувствовал, как буж медленно движется, повинуясь давлению мышц. Стоило расслабиться, и тот вновь скользнул глубже. Конец трубки упирался несколько дальше основания его члена, пробуждая грязные и постыдные позывы, которые одновременно хотелось прогнать и пропустить. Горячев чувствовал себя подвешенным за самые нервы — его плоть распирал изнутри чувственный инструмент, снаружи давили умелые пальцы, и еще эта погруженность в самого себя… Антон понял, что ни с какой девушкой не повторил бы подобного лицом к лицу. А теперь — мог только догадываться, кто с ним. Странная темная фея, воплощающая его самые больные фантазии. 
«У нее даже есть волшебная палочка…» 
Из груди вырвался истеричный смешок, тут же сорвавшийся в очередной стон. Когда Антону все показалось уже привычным, а пережитые ощущения не вызывали у тела головокружительного восторга, замешанного на адреналине и удовольствии, нежные руки вдруг начали властно комбинировать самые разные ласки. То массаж уретры оказывался сопряжен с мерным поглаживаем яичек, то буж нежно вводили по самое «не могу» и оставляли в таком положении, позволяя Антону управляться с ним мышцами. (Но он не мог терпеть — беспомощно выталкивал из себя горячий стержень, роняя надрывные стоны.) Сладкая пытка прекращалась только тогда, когда Горячев начинал скулить и кипятиться в нетерпении получить еще немного больше, еще глубже, еще сильнее. 
— Я кончаю, — выдыхал он уже неоднократно, когда давление внутри становилось невыносимым, но каждый раз не мог реализовать своего намерения. Буж, на который наматывали Антоново удовольствие, прекращал движение, прекращал всякую пытку, и тугие петли оргазма спадали одна за одной. Горячев сперва лишь дрожал от болезненной похоти и невозможности ничего сделать. Потом — начал браниться. Высохшие от постоянного дыхания ртом губы выплевывали грубые междометия — но хозяйку рук Антон все равно не останавливал. Не называл заветного «плохо». Не только потому, что ему правда нравилось. Ему претило разрядиться преждевременно, раньше, чем решит его партнерша. И потому Горячев стискивал зубы и терпел, пока заставляли терпеть. Но все же иногда он пытался вырваться из порочного круга. 
— Кончаю… — заныл он в который раз. К пятнадцатой — пятнадцатой ли? или больше? — минуте проникновения Горячев почти перестал чувствовать границу между болью и удовольствием, различать ощущения в головке, в яйцах и в уретре. Перестал слышать силу в коленях, контролировать нижнюю часть тела, и только судорога порой сковывала крепкие бедра. Он чувствовал себя так, словно уже переживал невероятно долгий и мучительный оргазм, но не мог только одного — спустить просящееся наружу семя.
— Отпусти, — то ли требовал, то ли молил Антон. — Мне нужно… Я не могу…
В ответ послышался смешок, а Горячева заботливо погладили по щеке, приласкали, успокоили. На лице остались влажные пятна лубриканта и удовольствия. Пытка начала приобретать оттенок необратимости. В эти мучительные минуты хозяйка исследовала руками болезненно возбужденное тело; сначала в ход шли очевидные зоны удовольствия — низ живота и соски, шея, но после свою порцию ласки получил каждый уголок тела. Антон горел удивительно ярко: колени и вовсе были до странного восприимчивой эрогенной зоной — только пощекочешь пальцами, и молодец готов. Теперь же это было пыткой. Горячев не знал, как может быть еще слаще и больнее. Он не контролировал эмоции, подвешенные на грани истерики. Смех, слезы, гнев — смешалось все. А «не выдержу больше» и «хватит» сменялись откровенными стонами и всхлипами блаженства… Антон напряженно выгнулся на стуле, резко умолкнув и затаив дыхание. Чувствовал, как кровь прилила к лицу и шее, как внизу — горит раздраженный орган. Дело шло к финалу, и он должен был стать ошеломительным. В какой-то момент подключилась вторая рука, прекратила бездействие, надрачивая распирающий член. Мучительные минуты уничтожали остатки самообладания и разумности Горячева, стирались в одно бесформенное месиво, пока вдруг резко он не освободился. Буж был извлечен. Наступила оглушительная пустота, которая тут же стерлась под ладонями хозяйки, под требовательными ласками, похожими на сцеживание похоти. Едва ли Антон испытал оргазм в привычном понимании. Он испуганно подобрался, сводя и разводя, поднимая колени, когда на фоне бешеного напряжения ощутил кажущуюся слабой пульсацию и как горячим потоком исходит из него семя. Его разрядка лилась как свечной воск, тянулась между членом и пальцами, стекала к основанию, вынуждая чувствовать себя еще более грязным… Но чем меньше выходило соков, тем болезненнее и сильнее сжимали низ живота и пах спазмы. Антон заныл — и вскоре уже закричал, задохнулся, безумно извиваясь и царапая подлокотники. Скрутившая его острая боль через полминуты сменилась еще одним внезапным всплеском дикого желания. 
— Не останавливайся. Не останавливайся, — хрипел Антон, подаваясь вперед всем корпусом. На лбу и на шее, на предплечьях вздулись жилы, он сильно вспотел. — Я трахну твой хорошенький кулачок… Ну… давай же… Можешь потом слизать… ты же тоже хочешь, сучка… Ты затем это все… 
Незавидна была бы участь той, кто довела Горячева до этого безумия, не будь он связан. Вконец ошалевший Антон рванул вперед, заскрежетав несчастным стулом. Жалобно трещали наручники. А он — держал себя на весу, шумно сопя и скалясь. Музыка на фоне пристыженно замолчала. Горячеву прилетел шлепок, что пришелся на щеку. Мол, «успокойся», — и Антон примолк, перестал дергаться так отчаянно. Но просьба была исполнена. Член вновь оказался в тесном плену рук, но на этот раз не было места лояльности. Только техничное исполнение, только очень быстрое да ритмичное движение кулака, только желание выдавить из безумца все его безумие, а, может, и в хозяйке просто проснулся азарт. В черной тишине осталось только две составляющих: истома да пошлое хлюпанье размазанной смеси из спермы и предсемени, и искусственной смазки. Хватило нескольких секунд — и Антон взревел, вытягиваясь струной. Третья разрядка схватила его крепче, до самого нутра — он оказался почти сухим, но невероятно интенсивным. Горячев был выжат до последней капли. Бедра колотило тремором. Он вмиг достиг седьмого неба, а теперь рухнул ослабленный, опустошенный, низменно-счастливый обратно на землю. Стал увиливать бедрами от жестокой ласки, зажиматься… 
Горячева отпустили. Все исчезло, оставляя ему возможность смаковать послевкусие. Антон ощутил запах влажных салфеток, которыми утирала руки мучительница. Но на этот раз он остался без внимания, лишь удостоившись мимолетного прикосновения к щеке. После все происходило быстро; Антону освободили руки (он слышал, как на пол упали путы), но повязку на глазах оставили. В контракте было написано, что он не имеет права подсматривать. Но Горячев и не успел бы: в одно мгновение хозяйка поднялась, послышались удаляющиеся поспешные шаги и хлопнула дверь за спиной, а потом заскрежетал замок, заковывая тайну в металлические тиски. Горячев глубоко вздохнул, разминая натертые запястья. Когда он снял, наконец, повязку, то смог увидеть темницу своего удовольствия. Это была небольшая квадратная комната, укутанная будуарным мраком, со стенами, обшитыми звукоизолятором бледно-бежевого цвета. Окна надежно и стыдливо прятались под длинными плотными занавесками, которые не позволяли разрушить уютный мрак. По углам стояли высокие тонкие светильники, лампочки которых по форме напоминали свечи. Пол устилал сливочный паркет, слева от Горячева располагалась дверь, обшитая тем же материалом, что и стены. Спереди и сзади — еще две, темного дерева. Темными были и плинтуса, и резная мебель: стул, на котором сидел Антон, табурет хозяйки и небольшой придиванный столик на колесиках, на котором глаз сразу зацепил странный предмет. Помимо раскиданных на нем элементов сексуальных игр (Антон вздохнул еще раз, остановив взгляд на разложенных бужах разной длины и формы), посередине стоял флакончик, украшенный на горлышке бантиком кофейного цвета и зеленым стикером для записей, на котором черной ручкой вывели следующее сообщение: «Это подарок, чтобы ничего не болело. У тебя есть два часа и две двери. Одна — ванная комната. Приведи себя в порядок. Вторая — выход. Третья заперта». 
«Спасибо тебе, добрый человек», — подумал Горячев, снова перечитал слова «ванная» и «два часа». Да еще чтобы ничего не болело — о нем позаботились! Сам-то Антон не подумал, как добираться до дома на байке после всего, на что он согласился… В паху страшно ныло от перенесенной нагрузки, а ведь это было только его первое посещение. На миг стало стыдно: «Подписался хер пойми на что, так еще и сорвался сразу, словно умирающему от голода шведский стол предложили». С девушками он такого обычно не ощущал даже после перерывов. Но это свидание было все равно что с собственным грехом, а не с кем-то реальным. Все из черноты, из глубины, из-под повязки на глаза теперь проступало самыми мерзкими формами. 
Снова кольнула паранойя. Антон еще раз внимательно оглядел комнату — камер не было. 
«Да все равно если б хотели — сняли бы и так. Принесли, унесли… Гоу-про, сука».
На том и умолк внутренний голос. С одним только белым шумом в голове Горячев скинул здесь же, в комнате, всю одежду, схватил со стола тюбик с мазью и поковылял в ванную. Ноги еле слушались его. А там — на целый час в теплую воду… 
За этим делом в голову смогла пробиться лишь одна мысль. Первая реакция Елены, встретившей его сегодня, совершенно точно значила, что в понедельник Антон вернется сюда, но по другому вопросу. Значит, как она сама это назвала, «корпоративная резиденция» — и БДСМ-клуб в одном флаконе? Что же тут происходило? И кому принадлежали те бархатные ручки? Это сотрудники Nature’s Touch променяли субботний боулинг на дрочку? Или то — прихоть хозяев дома? Антона мучило любопытство. Он попал в максимально глупую и, казалось, не совсем безобидную историю, и на случай каких-либо очевидно компрометирующих его ситуаций решил, что дойдет до истины.
«У нее безумно нежные ладони, а еще пахло орехом и ванилью. Духи? — размышлял Горячев, водя пальцами по черному эмалированному бортику и разглядывая бежевую мозаику на стене. Тот, кто жил в этом доме, определенно любил сочетание одних и тех же цветов. — Что ж, буду как принц с хрустальной туфелькой искать принцессу с ножкой подходящего размера… Только не с туфелькой. Придется перездороваться за руку со всеми красотками в этой богадельне. Ну или страхолюдинами… Нет, надеюсь, она все же красотка…»
О, он определенно хотел бы воплотить свою невидимую фею в жизнь. Только ради того, чтобы повысить шансы замутить с ней как положено. Ведь раз она так талантлива с одними руками, то что получится, если подключить остальное?..
«А вдруг это все спланировано? Накопали инфу на меня, на мои контакты, вышли на Влада, прознали про мою личную жизнь, промыли ему мозги, замутили подставного „клиента“ Свята…» — ввинтилась поперек приятных фантазий теория заговора. 
И верно, а ведь его могли еще и опоить. А теперь — станут просто шантажировать. Раз эти психи, закапывался Антон все глубже, живут в таком роскошном доме, у них точно хватит средств откупиться от его обвинений. С другой стороны, зачем им компромат на сраного пиар-менеджера? Горячев ведь и так работал исключительно на положительный результат за деньги. Личные счеты? Обиделись за что-то, решили нанять на работу, а в итоге разрушить карьеру и репутацию?
«Может, от меня залетела какая-нибудь любимая племянница их босса? И мне реально мстят? Чем мне еще грешить…»
Но Антон признавал, что за такую херню судились бы гораздо проще. Смолотили бы дело об изнасиловании — и вперед…
«Если только они не конченые. А они, кажется, конченые».
Горячев смирился с мыслью, что ощущение реальности к нему так и не вернулось. А потому решил сперва добраться до дома. В любом случае у него была уйма времени, чтобы все перепроверить. А в понедельник он мог попросту отказаться заключать контракт. Или передать работу кому-нибудь еще из своего агентства.
«И все хуево, как ни крути».
Кроме того, как хорошо ему было всего час назад.


Свежий и подлеченный чудо-мазью, Антон молча натягивал на себя в прихожей мотоциклетное снаряжение. На Елену, стоявшую рядом с ним, он старался не смотреть. Женщина же с интересом поглядывала на Горячева, прислонившись плечом к косяку двери и накручивая на пальце пульт управления системой охраны. 
— Ну, — нарушила молчание блондинка, — как вам терапия? Произошло психологическое очищение?
— Пока не понял, — уклончиво ответил Антон и выпрямился, закончив натягивать ботинки. Взгляд его блуждал по стенам прихожей. Еще миг — и за своей отстраненностью он успел одеться целиком. Открыл дверь. Осекся. — Ну, спасибо за гостеприимство? Мило тут у вас, кстати, не сказал… Очень красивый дом, — на лице появилась кривоватая усмешка.
— Не за что, — коротко улыбнулась Елена, стараясь выпроводить гостя поскорее. Это становилось заметно по тому, с какой готовностью она воспринимала каждый его шаг в сторону выхода. — Да, это у нас Лев Денисович занимается. Начальник. Он терпеть не может ненатуральные цвета, так что…
— Ага, — буркнул Горячев, а сам подумал: «Лев Денисович у вас, значит, натуральными цветами занимается, а вы потом в этих цветах занимаетесь чем?..» Ноги уже довели его к тому моменту до гаража. А там уже дело за малым: дождаться, пока откроются ворота, вывести мотоцикл на улицу… — В общем, до понедельника? Зато заранее выяснил, куда ехать, чтобы не опоздать… Вот как бывает.
Антон нашел силы на лучезарную улыбку, а после отсалютовал и вдавил педаль газа. В ту секунду единственное, о чем он подумал — как бы не заорать от ощущения, которое принесла вибрация двигателя… И — не заорал. А потом и привык.
Впрочем, если с физическим раздражением смиряешься сравнительно быстро, с психическим так обычно не выходит. Вот и встречный ветер не выдул из головы Антона лишнего, а только, кажется, навел еще больший бардак. В родной квартире Горячева ждали виски и ноутбук. Несмотря на то что подготовить обоих ему пришлось самому, воспринималось это все равно именно так: он пришел, а его встречают. Почти залпом слизав пятьдесят грамм, Антон рухнул на диван. Из сумки, в которой он возил ноутбук всю неделю, вместе с тем выпали образцы договора, пресс-кит и прочая ересь. Там же нашелся адрес, по которому Антону предстояло ехать завтра. Конечно же, тот самый.
«Если бы я только посмотрел раньше…»
В эту минуту ему срочно нужна была жертва. И первой из них стал Свят. Горячев очень вежливо и как бы между прочим спросил, а не пользуется ли его любезный советчик или его девушка косметикой Nature’s Touch (чтобы проверить связи), но получил отрицательный ответ. Следующим оказался, конечно же, Влад. Антон был очень осторожен: контролировал свои приступы паники, начал разговор издалека, а когда чертов амстердамнутый извращенец сам задал сокровенный вопрос в духе «Ну что, ты уже попробовал?» — сразу же соврал, мол, «я пока еще думаю». Горячев оправдывал это вранье тем, что если у Вовина все же был какой-то умысел, пусть даже самый идиотский, то он точно распознает ложь и начнет раскалывать. Но и здесь подозрения были напрасны. Впрочем, была и вторая причина: раздраженный и злой на себя самого, Антон просто-напросто стыдился признаваться кому-то, что настолько безволен перед своей похотью, будучи готовым сорваться на самую сомнительную авантюру…
В конце концов временный выход из ситуации нашелся только один: работа все еще не делала себя сама и у Антона оставалось полтора дня, чтобы довести до ума план будущей пиар-кампании. Он открыл почту, чтобы проверить, чем в его дело успела вложиться пара коллег из агентства, но вместо «официального» ящика открытым с прошлого раза оказался левак, с которого Горячев списывался с «бархатными ручками». Он ведь так и не успел отметиться в телеграме… Просто не созрел, не хотел задавать никаких вопросов, даже думать! Но непослушный взгляд зацепился за одно новое сообщение, присланное всего лишь час назад. И непокорный палец кликнул по ссылке. Антон проклял все те дни, в которые говорил или думал: «Я могу себя контролировать!»
«Уважаемый Антон! — гласило прилетевшее письмо. — Нам необходимо договориться о следующей встрече, ведь никому нельзя прерывать настолько складное взаимодействие. (Это почти грех.) Я хочу пригласить тебя в выходной день следующей недели, но ты можешь сделать мне более выгодное предложение на ее середину, если чувствительность спадет к тому времени. А еще я настоятельно рекомендую воспользоваться предложенным контактом в телеграме, чтобы делиться впечатлениями и облегчать еще и душу. Мне важен твой отзыв».
Антон нервно закрыл письмо и налил себе еще. Зашел в другой почтовый ящик. Занялся делом. Но больше работа не шла и не отвлекала. Это он сам отвлекался — на мысли о том, что кто-то просит его внимания… А просить внимания Антона Горячева — это почти традиция! Среди молодых-то жительниц и гостий Питера. Но в этот раз он не мог над этим просто смеяться. Да и больше всего вопросов было не к Владу и не к Святу. А к Ней. (Тем паче что Антон даже не знал до сих пор, как называть хозяйку их рандеву.)
Он нашел утонувший под чатами и каналами неактивный, пустой диалог с белорукой аватаркой. И тот даже значился онлайн… Отступать точно было некуда. Не самый длинный ответ Горячев сочинял долго, часто прерываясь, стирая лишние, слишком поспешные вопросы, тщательно выбирая слова. Но наконец написал:
«Привет. Даже не могу обратиться к тебе толком, потому что так и не узнал, как тебя называть. =) Ходячий анекдот про мужика, который утром проснулся в одной постели с девушкой и первым делом спросил, как ее зовут, а? Предлагаю исправить эту оплошность.
Да, взаимодействие было… Признаюсь честно, у меня это все обычно не так происходит. До сих пор не определился, как к этому относиться».
Пометка «печатает» появилась незамедлительно. Уже через минуту Антон получил ответ:
«Имя ты можешь придумать, для меня это не имеет никакого значения. Да и представлять на моем месте можешь любую нереализованную фантазию. Относиться к произошедшему — исключительно положительно. Тебе было хорошо, будет хорошо и нет никакого смысла оспаривать этот факт. Ты в безопасности в моих руках. 
И да, я все еще жду дату следующей встречи».
В этот раз Горячев справился молниеносно:
«Среда. В 19:00».
Антон отправил, закусил губу. Болван! Но любопытство оказалось слишком велико, а он все еще убеждал себя, что может отказаться. Особенно после того, как она, безымянная, так уверенно написала о том, что ему будет хорошо. Вызов бросила? Впрочем, если отставить мнительность, Антон даже на самом примитивном уровне понимал, что она права, что во главе угла стоит плотский интерес. Хозяйка могла его удовлетворить. Для этого у нее имелось хоть что-то. Не голос, не лицо, не даже имя — личность. Горячев отправил следом еще одно сообщение: «Почему ты занимаешься этим?»
«Мне нравится. Очень нравится доводить до исступления мужчин», — сообщил ответ. На той стороне начали писать что-то еще, но в какой-то момент передумали. И никакого дополнения не пришло. Антон подождал еще немного, но потом понял, что ходить ему. Вздохнул. Нахмурился.
«А мне нравится сводить с ума женщин. И владеть всецело».
«Ты владеешь всецело, когда отдаешь свое удовольствие мне в руки. =) Но пока еще ты не сводишь меня с ума, к сожалению. Как думаешь, ты сможешь это исправить?»
«Спорим? Что я смогу получить, если сведу тебя с ума? =)»
«С завязанными руками и глазами, не забудь. Это прописано в контракте. И что ты хочешь получить от меня, Антон?»
«Да-да, и голоса я от тебя требовать не могу, вероятно. Я помню. Но если я прямо уж так сведу тебя с ума — хочу получить что-то эксклюзивное, что будет только у меня… Я придумаю что-то, что не противоречит контракту, по ходу дела. Ладненько? =)»
«Договорились. До среды».

III

30.01. Понедельник. Снова собеседование


Утро нового понедельника встречало Антона зимним мраком и лютым морозом. Впрочем, и потенциальный лучший пиар-менеджер города не пальцем был делан. К встрече с директором компании — подготовился. Оделся — тепло. Избавил себя от лишних переживаний, пересев с байка на метро и электричку. За два часа добрался. Рассвело уже, когда он приближался к загадочному дому.
Как связать все, что произошло с ним за прошедшую неделю, Антон так толком и не придумал. Одно он понимал точно: пути назад все равно уже не было. Теперь — только вглубь. И он твердо вознамерился докопаться до истины относительно того, кто из Nature’s Touch и зачем так бесстрашно устраивает секс-свидания на территории компании. Или просто под боком. К тому же, справедливости ради, Горячев убедил себя: если будущие встречи пройдут так же хорошо, как и первая, то он сможет урвать свой лакомый кусок от этого «погружения».
Резиденция Nature’s Touch, уютно укутанная в снежное покрывало, смотрела на Антона большими окнами с вызовом. На пороге ожидала Елена, как обычно, без верхней одежды, укутанная в кардиган и поправляющая низкий хвост. Она как бы невзначай поинтересовалась отсутствием мотоцикла (Антон ответил, что в снегопад предпочитает не рисковать) и пригласила войти. 
— Лев Денисович уже ожидает вас, Антон. Мы работаем в резиденции, как вы должны были уловить. Точнее, основную часть времени здесь высшее руководство проводит встречи, — блондинка хищно улыбнулась, открывая большую распашную дверь. Из прихожей они попали в гостиный зал: двухэтажную комнату, которая выглядела современно и очень лаконично. Антона в очередной раз встретило сочетание графитового черного и сливочного цветов. Первый — окрашивал половину стен, дверные проемы и некоторую мебель. Второй — беспорядочными пятнами встречался везде. В середине зала на первом этаже сидели две молодые женщины в деловых костюмах на небольших кожаных диванах, скрытых юкковыми деревьями. Проходя мимо, Антон улыбнулся и приветственно кивнул им. Изящная в своем минимализме лестница по обе стороны комнаты позволяла подняться наверх, где светлая стена и борт из стекла и металла образовывали коридоры с множеством матовых прозрачных дверей. Елена повела Антона за собой наверх, к не имеющему номера или надписи кабинету, и предложила войти. Горячев заметил, как рабочее время превратило спокойную и размеренную женщину в акулу. И вот в ее поведении вновь читаются язвительные нотки, каждый взгляд — как нож под ребра, каждое движение — источает рабочую агрессию.
— Лев Денисович, к вам наш новый пиар-менеджер, — бросила в сидящего за столом мужчину Елена, словно сам факт присутствия Горячева ее немного раздражал.
— Антон, — подал голос начальник, поднимаясь из-за стола, что стоял посередине. Кабинет представлял из себя абсолютно светлое помещение с редкими темными вставками мебели. Несмотря на то что в открытые окна проникало дневное солнце, была включена сеть вмонтированных в потолок лампочек. Антон удивлялся разнообразию вариаций одного и того же интерьерного дизайна, который в целом всегда производил похожее деловое впечатление, но здесь было светлее, чем во всем доме и даже в офисном здании. Мягко пахло свежесваренным кофе и свежераспечатанными документами.
— Антон Евгеньевич, — поправила Елена и двинулась куда-то в сторону, чтобы взять папку, лежащую в шкафу для документов из беленого дуба. Она уверенно шерудила на полках, когда как Лев уже оказался перед Горячевым, протягивая руку. 
— Лев Денисович. Приятно познакомиться с вами.
— Взаимно. И называйте меня Антон.
Лев оказался высоким крупным мужчиной, чуть выше Горячева. Льноволосый, модно да коротко стриженный, голубоглазый и с очень грубыми чертами лица, словно те стесывали топором при создании: высоким лбом, ярко выраженным профилем, который украшал прямой нос с узкой переносицей, похожий на клюв хищной птицы, впалыми щеками и мужественной шеей. Все это хорошо играло на фоне его светлой натуры. На коже уже отпечатались стремление много думать — полосой между низко нависающих бровей — и улыбчивость, что влекла за собой сеть лучезарных морщинок у глаз. Сухие и тонкие по природе губы делали линию очень живого рта, что придавал его хозяину ощущение уравновешенности и спокойствия. Лев смотрел на Антона с неестественной незнакомому человеку пронзительностью — в целом свойственной голубым глазам — и смешком, словно знал его уже давно и крепко. Горячев невольно улыбнулся в ответ, и это был один из тех редких случаев, когда он не просто отмахивался наигранным жестом, а выражал реальную симпатию. А еще Антон отметил про себя, что у директора, вопреки его мощной фактуре, рукопожатие оказалось хоть и крепким, но весьма деликатным. Да и вообще — руки были ухоженные.
«Ну, руководителю косметической компании положено. Это хорошо, что он соответствует».
Горячеву жестом предложили присесть, и он сразу, как по команде, начал распаковывать документы. Протянул папку Льву Денисовичу.
— Я изучил черновик договора, который мне передала Елена, и под перечень желаемых вами услуг подобрал программу, которая, надеюсь, вам понравится, — начал Антон, поправляя воротник темно-синей рубашки. Покосился на Богданову, бросая немой вызов: мол, сейчас посмотрим, что мне скажет твой босс. Та только закатила глаза. — Это план на один квартал года, до конца марта, соответственно — этого времени более чем достаточно, чтобы мы улучшили репутацию вашего бренда и провели линейку продукции в массы. Моя задача — сделать так, чтобы в течение всего этого времени она была на виду. Ознакомьтесь…
Начальник принял инициативу и начал изучать документы. В помещении повисла тишина, прерываемая только Еленой, которая достала папку синего цвета и положила ее на переговорном столе. Спустя пару мучительных минут Лев отклонился. По его лицу Горячеву сложно было что-либо прочитать, слишком спокойным выглядел начальник. Блондинка, напротив, быстро среагировала, довольно ухмыльнувшись:
— Ну я же говорила. Толковый мальчик.
— Леночка, не мальчик, а молодой человек, — отметил Лев, не добавляя в свою речь ни единой уничижительной ноты. Его бас звучал спокойно и уверенно — хотя Антону это не помешало злорадно сощуриться.
«Слава богу, утихомирил наконец эту мегеру».
— Это хорошо, Антон. Но ты должен учесть, что мне необходимо получить определенную аудиторию, которая ухаживает за собой. Принципы нашей компании построены на уважении женщин к себе. И нашем — к женщинам. Здесь необходимо отследить очень тонкую грань между агрессивным повышением продаж и правильным образом фирмы. Вот нам нужен правильный образ, Антон, — давил Лев, — с очень корректным посылом. Мы желаем привлечь молодую аудиторию, но хотим показать именно уходовые свойства нашего бренда. Ну и в дальнейшем, конечно, если все пройдет правильно, я бы хотел сотрудничать с вами при создании мужской линейки. И еще раз. Главный посыл — уважение женщины к себе и своим особенностям. Мы не хотим говорить им о том, что наша косметика избавит их от веснушек. Мы хотим сказать, что научим за ними ухаживать.
— Понял, — покивал Антон, однако не сдался. Излишнее давление отскакивало от него, как мячик от стены. Не сказать, что он отличался такой уж независимостью — просто самодовольство не хуже доделывало эту работу. — Но по своему опыту могу сказать, что если вы и применяете слово «уважение» — оно должно стоять не на первом месте. Косметика, даже уходовая — это про красоту. Про разную, допустим, но про красоту. «Мы уважаем женщин» — это слова феминизма, который может оттолкнуть самых лакомых рекламодателей в будущем. Знаете, это такая палка о двух концах... А вот «мы их любим и наслаждаемся их красотой, а потому хотим предложить средства для ее совершенствования и сохранения» — совсем другое. Ну, грубо говоря… Вот если вам, Елена, я скажу, что уважаю вас, это же вовсе не будет значить, что я вами любуюсь, так? — Антон радостно оскалился и перевел взгляд на Богданову, но не оставил ей времени для ответа. Сразу продолжил: — А женщины, да и мужчины, когда пользуются косметикой, сидят на диетах и занимаются спортом, обычно думают о том, что тогда они будут нравиться… Что ими будут любоваться и восхищаться тем, как они выглядят. — Горячев снова посмотрел на Льва, расправляя плечи и подаваясь корпусом вперед. — Так что у вас будет очень корректный посыл. Будете, как хотите, уважать, заботиться, беречь… главные продающие слова эко-брендов, так? Но с мыслью о красоте, молодости, свежести — можно продолжать этот список. Главное — красоте. Просто будем гибче. А, ну и для вас подчеркнем, конечно, что красота «натуральная» и «природная», так? Веснушки, все дела…
Лев перевел смеющийся взгляд на Елену, глаза которой сверкали настолько гневно, что, будь в кабинете хоть немного газа — это было бы катастрофой вселенского масштаба. Она скрестила руки на груди, причмокнула губами в блеске странного цитрусового цвета.
— Вообще-то, уважение — это просто общечеловеческая моральная потребность. И это не имеет ничего общего с феминизмом. Или ты хочешь сказать, что в мире мужчин для женщины даже уважение — исключительное право, за которое нужно бороться? — Она неугомонно перебирала пальцами в черных вельветовых перчатках по плечам.
— Я хочу сказать, — Антон еле заметно поморщился, — что это не самое популярное слово с точки зрения продаваемости. Многие истрактуют это как то, что если вы уважаете, значит, другие нет, и это создаст неоднозначный имидж. Не хотел вас задеть. 
«Но задел, похоже, и даже не против этого», — злорадно подумал он тем временем. 
— Тогда не надо поднимать тему, которая здесь никаким боком не вяжется, это выглядело...
— Ну, — ввинтился в начинающий набирать градус разговор Лев, — я считаю, что Елена права, Антон. Ты резковат в высказываниях. Но и Антон прав, — начальник мягко улыбнулся, — в том, что он знает, какими именно словами нужно говорить, чтобы современные люди купили. Для этого ты и нанят, молодой человек. Чтобы составлять правильные предложения из моих домыслов. Именно поэтому я не пиар-менеджер, понимаешь? У меня нет таланта к тому, чтобы чувствовать правильные слова. Не стоит так бить нас за то, что мы стремимся к здравому делегированию ответственности. 
— Понимаю. Прошу прощения, если показался грубым…
«Но в этой комнате найдется и порезче меня».
Антон примолк, просмаковав извинение. Не любил он этого, не любил выставлять себя виноватым хоть каплю, не любил само чувство вины — но дипломатия требовала жертв. Критику Льва Горячев услышал и усвоил, однако упрямство мешало ему сказать, по крайней мере при Елене, больше, чем он уже сказал. 
— Так… — Лев протянул Горячеву последний вариант контракта. — Чистовик. И суммы. Я немного подкорректировал и увеличил тебе процент с продаж, — он ненадолго замолчал, когда как Елена не смогла сдержать недовольной и раздраженной ухмылки, — и теперь это должно выглядеть для тебя еще более выгодно. В честь будущего сотрудничества. Если твоя идея выгорит, то ты получишь больше. 
Антон просиял. Он хранил довольно сдержанную позу, но его так наполнило ощущение одной маленькой победы, что это просто не могло не отразиться во взгляде в виде алчного блеска. Означенная сумма была гораздо больше той, на которую он рассчитывал! Может, в этом доме и происходили странные вещи, но зато и платили не в пример больше, чем подавляющее большинство прошлых заказчиков — вернее сказать, такого оклада Антон раньше в жизни и не видел. Nature’s Touch по масштабам работы должна была стать очень весомой страницей в его портфолио. Впившись зрачками в текст контракта, Горячев еще раз внимательно перечитал его. И все было ладно… А потом взгляд запнулся о фамилию директора — Богданов.
«Что это, он все-таки ее муж? Смешно-то как… — ухмылялся Антон, вооружаясь ручкой. — А отчества одинаковые? Ну, может, так вышло… А может, брат с сестрой, что, по сути, ничего не меняет. Выкуси, сучка белобрысая! Часто теперь видеться будем…»
Он решительно поставил подпись на обоих экземплярах и вернул один Льву. Тот принял и отдал бумаги Елене.
— С вами приятно иметь дело. Будьте уверены, моя идея выгорит. Они всегда… Чутье не пропьешь! 
— Посмотрим Антон, посмотрим, — попытался умерить молодецкий пыл Лев, все так же мягко настаивая на том, что дела говорят больше слов. — В любом случае, чаще вы будете работать с Еленой, так что постарайтесь сохранять нейтралитет. И еще вам необходимо познакомиться с Романом. Это наш сисадмин. Под его руководством сайт компании, еще у него вы можете спросить фотографии продукции — опубликованные и нет — и контакты, фото моделей. Вся эта часть работы — к нему. К нему вы можете пройти из прихожей, дверь слева. И да, не думайте, что с вас не будут просить исключительно качественной работы. Только ее и будут, ведь курировать вас поставлена Елена. Ну и на этом все. Если хотите, до Романа вас проводят.
— Я не подведу, даже не сомневайтесь, — Антон шумно вздохнул, бережно пряча контракт в сумку, и встал с дивана. — И — да, проводите, пожалуйста. А то сверну у вас тут случайно не туда…
«...Раньше времени».
Он отвел взгляд. И снова мозг пробила непрошенная мысль: а нет ли какой неочевидной связи между этой работой и его визитами? Даже если отставить теорию заговора, какова вероятность, что пока Антон удовлетворяет ту таинственную хозяйку — у него тут все на мази? И какова — что если тот, второй, договор окажется расторгнут, его ждут проблемы и с оценкой его компетентности? Чем ситуация, в которую он влез, отличалась от служебного романа? Кроме отсутствия, разумеется, романтической составляющей, а также того, что Горячев пока никак не мог узнать, с кем имеет дело «на темной стороне». Уверенности в себе он на этой ноте заметно подрастерял. И пожалел, что так легко повелся на денежную приманку.
— И спасибо, Лев… Денисович. Это действительно очень хорошая сделка, — гораздо скромнее добавил Антон уже почти через плечо, стоя у двери. Но начальник только отмахнулся, отвечая на раздавшийся внезапно звонок на мобильный телефон. Елена же, подгоняя Антона, вытолкала его обратно в гостиный зал, дальше — в прихожую. 
— Ну, — начала Елена, когда дверь за ними захлопнулась. — Удача благоволит храбрым — это про вас, Антон. Я искренне желаю вам удачи, и я всегда была на вашей стороне, что бы вы там себе ни думали, — она улыбнулась, но теперь это не выглядело хищнически. Антон снова видел перед собой ту самую обыкновенную женщину, которая не держит наготове все свои копья, весь боевой арсенал в каждый момент времени. Это осадило его, пожалуй, еще больше — он не понимал, откуда такие перемены. Чувство внутреннего комфорта в нем боролось с мелочной мизогинистской мстительностью. Чего-чего, а дружбу с Еленой Антон не представлял. Но вот она открыла дверь, что находилась с противоположной стороны от той, куда Горячеву только предстояло стучаться вечером в среду. 
— Проходите. Прямо по коридору. 
Это действительно был коридор и дверной проем в нем, аналогичный тому, что Горячев встретил в правом крыле, когда гостил у хозяйки. Все здесь было совершенно зеркально тому, что Антон уже видел, за одним маленьким исключением — слева от входа стоял не угловой столик с повязкой на глаза, а только фикус хитрой формы, что отбрасывал своими «лапами» на стены причудливые тени. Стучать не пришлось, створка оказалась открыта и от малейшего давления тут же подалась вперед, разворачивая перед взором Горячева бетонную коробку. Иного описания для этой комнатушки подобрать не выходило: маленькое помещение было сплошь напичкано техникой, блоками питания, шкафами с проводами, флешками в каждом свободном углу, мониторами. Один из них ярко мерцал в мраке плотно занавешенных жалюзей, высекая мрачный силуэт, который в тот же миг сорвался с места. Антон услышал щелчок мыши, разглядел на экране сворачивающееся окно, кажется, телеграма, и тут же в его душе поселилось странное послевкусие неясной, неопробованной, возможно, совершенно незначительной, но очень топорно сокрытой тайны. 
— Что? Кто вы? — прорезался недовольной голос. Включился свет, и теперь перед Антоном стоял в полный рост щуплый молодой мужчина. Возраст его был неопределим из-за больших очков, скрывающих лицо, и странных манер, что одновременно относились к совершенно разным возрастным категориям; сутулый как подросток, сисадмин теснил Горячева голосом, как настоящий мужик. — Я вас раньше не видел, — уже мягче добавил он. Антон озадаченно усмехнулся.
— Я вас тоже, — со смехом нашелся он, подавляя неловкость ситуации. Сделал шаг навстречу, чтобы обменяться рукопожатием. — Меня зовут Антон — можно на ты — и меня наняли двигать ваш товар. Не ваш, в смысле, а их… А к вам отправили на счет материалов договориться. Макеты, фотки, логотипы, да? Все ведь у вас.
Вместо рукопожатия Горячеву резко вложили в распростертую ладонь флешку, почти магическим образом оказавшуюся у сисадмина. Он вдавил пальцами в руку носитель информации, словно тем самым припечатывая наглеца к стене и заодно не касаясь чужака. Это было точкой, как в танце, когда пара вдруг застывает в нелепой позе, но между ними чувствуется существенное напряжение момента.
— Роман. Можно на ты, но дружить мы не будем, — сообщил мужчина, хмыкнув. Теперь, вблизи и на свету, видно было отчаянную молодость чуть больше двадцати пяти лет, которая всеми своими ресурсами борется с затворническим образом жизни, негативным мышлением, расцветающим в опущенных уголках рта и глаз, и постоянным контактом с техникой. — Здесь все последние материалы. Если я найду их на каком-то стороннем ресурсе — а я найду — можешь не сомневаться, что твои интимные фото окажутся на всех порноресурсах нашего мира.
«Да нужен ты мне», — удивленно подумал Антон, приподнимая брови. Вот теперь его всерьез мучил немой вопрос: в этой компании все как на подбор с проблемами поддержания здоровых отношений в коллективе? На личности из троих умудрился не перейти только Лев, он же — не опустился до хамства. Вот они, сливки Северной столицы! Неприятного осадка Горячев, впрочем, не показывал, продолжая улыбаться. Теперь скорее снисходительно, нежели дружелюбно.
Роман замолчал, зажевывая сухие губы и сдувая раздраженным дыханием пылинки в сторону нежелательного собеседника. Теперь было видно, как он рассматривает Горячева, постоянно и подозрительно заглядывая усталым взором раскрасневшихся глаз ему за спину. В остальном сисадмин оказался внешне симпатичным человеком с совершенно скверным характером: и вот его темные волосы цветом напоминают корабельный мазут, костлявый нос — точно взял начало генетической линии от Кощея, а большие глаза не хитрые, прозорливые и умные, а просто желчные. 
— Там есть моя «телега», если понадобится что-то еще. Я не хочу тебя видеть, я хочу общаться с тобой только с помощью современных технологий. Усек, красавец?
— Ладно, — ответил в тон Горячев, пряча флешку в карман. Мозг тем временем отбивался от грубого толчка мысленными «лол», «кек» и встречными прозвищами в духе «доходяга» и «ботан». — До связи тогда, Роман. И спасибо.
— Кстати, — вдруг подал голос необщительный сисадмин, который уже успел опуститься на свой крутящийся стул и распрощаться с раздражающим его элементом в виде Антона. — Ты у нас чей-то хвост… или реально сам по себе? 
— Чего? — Антон, сделавший было шаг к двери, остановился и хохотнул. — Даже если бы я был чьим-то хвостом, тебе какая разница, пока я свою работу работаю? Наняли и наняли.
— Мне интересен сам факт, — уныло сообщил Роман. — Мне все равно, как ты работаешь, меня это вообще не касается. Ну просто я знаю… Кое-что. Ну ладно, может, показалось мне. Удачи, Антон, — закончил он и отвернулся.
Антон поджал губы и вышел. Ноги понесли его обратно в холл, причем быстрее, чем казалось ему самому.
«Какое такое кое-что он там знает? И не прибавилось ли у меня интимных фоток?» — грыз он себя. Да так усердно, что даже не оглянулся на юбку процокавшей мимо девицы.
День этот пока выдавался на редкость странным. Не то чтобы Горячев привык к восхищенному вниманию (хотя предпочитал ожидать от окружающих именно его), но прошедшая неделя, а теперь и эта, подбросила серию максимально непривычных контактов. Антон знал, что дискомфорт в общении с работодателем сулит только усталость от работы, профессиональное выгорание и прочее из набора современных болезней. Помочь справиться с подобным мог бы поход в фитнес, пара шотов, а в придачу стриптиз и пара сочных поцелуев — но сегодня был понедельник. Оставалось только не без лишней нервотрепки ждать среды. И то — Горячев не слишком надеялся на спасение. Теперь — уж совсем не слишком.
Добравшись до прихожей, Антон выглядел еще более напряженным (или понурым, или серьезным), чем в прошлый раз. Думал: проклятый дом, просто проклятый дом. В прихожей громогласно завершал с кем-то разговор Лев, монотонно, но с улыбкой повторяя одну и ту же фразу: «Ну все, договорились, до свидания». И только он сбросил звонок, как обернулся к новоиспеченному сотруднику.
— Антон, — добродушно выдохнул начальник, похлопав Горячева по плечу. На его лице отобразилось неясное, подвешенное беспокойство, которое легко было списать на волнение отца за поведение собственного детища. — Я вижу, разговор с Романом был не из приятных? Не волнуйтесь, он со всеми достаточно резок, но очень талантлив. Вы с ним увиделись один раз и последний. Давайте провожу вас?
— Да-да, Лев Денисович, он дал мне это понять, — рассмеялся Антон. Он уже был совсем одет и испытывал некоторое облегчение, что провожать его пришел директор, а не Елена. Не потухло еще эхо похвалы и достойной оплаты от высокопоставленного руководства. Лев открыл массивную входную дверь, приглашая Горячева выйти на улицу. Повеяло холодом и свежестью, хвойный аромат дополнял мороз и давал ему оттенок непревзойденной чистоты. Такая погода омывала душу.
— Да, подобное поведение за ним, к сожалению, наблюдается. Но ничего не поделаешь. Деньги, Антон, хорошо делаются только на расчете. И нет никакого места симпатиям… Но, думаю, вы это уже и без меня знаете, — Лев достал из кармана пиджака пульт от гаража, пискнула кнопка под его пальцем, послышался грохот отворяемых секционных ворот. — Думаю, скоро вы останетесь довольны сотрудничеством с нами. Все самые скучные моменты — договор с начальством, знакомство с неприятными личностями и новым местом — закончились. Впереди вас ждет общение с нашими сотрудницами, которые уже завалили нас с Еленой вопросами о новом замечательно сложенном сотруднике, — Лев перевел смеющийся взгляд на Горячева, когда ворота закончили свое размеренное движение вверх. А тот только глупо и самодовольно ухмыльнулся, не сводя с Богданова глаз. — Ну, я поеду. Вам вызвать машину или вы сами? У нас есть собственный транспорт для удобства передвижения.
Антон едва ли не вздохнул, как влюбленная барышня — ну как, как так вышло, что он, по всей видимости, наткнулся на самого святого начальника в мире? Если бы не страсть к разнообразию и необходимость его же в послужном списке Горячева — он бы хоть прямо сейчас переоформился в частного пиар-сотрудника компании. А приходилось только прятать восторг в напруженных мышцах ног да вежливо отказываться от заманчивых предложений.
— Спасибо, не буду вас утруждать. Пока еще день в разгаре, так что я как раз хотел бы прогуляться… Давно не бывал в ваших парках. А потом уже и доберусь как-нибудь.
— Ваше право, Антон. Всего доброго!


Двухчасовая прогулка несколько успокоила мятежный дух Горячева. Почти до вечера он так и работал в Пушкине: здесь хватало уютных и совершенно тихих ресторанчиков, да и ноутбук всегда находился при нем. А на флешке — Антон только сейчас осознал, что ему еще и целую флешку отдали в работу — обнаружился очаровательно сверстанный каталог фото, призванный облегчить навигацию по моделям и продукции.
— Но кому вообще интересны фотки кремов, когда тут такие девочки? — спросил он вслух у подошедшего с кофе официанта и рассмеялся. Кажется, ему покивали в ответ с пониманием, но Антон уже был слишком увлечен. Он листал цветные электронные страницы, украшенные брюнетками, блондинками и рыжими разных возрастов и комплекций, максимально естественными и, что называется, nude во всех разумных смыслах. И где-то по отработанной, бархатной от фотошопа (но, возможно, конечно, и от правильного ухода) коже стекали сверкающие капли масел, а где-то изящные тела утопали в лепестках каких-то цветов, очевидно, служащих одним из основных натуральных компонентов серии… Горячев ощупывал всех этих девушек взглядом бывалого знатока женской красоты, заинтересованного, но строгого и невлюбчивого. А потом долистал до той части, где начинались промофото косметики по уходу за руками. И еще минут через десять понял, что ищет среди множества представших перед ним те, что похожи в его воображении на невидимые и ласковые руки хозяйки.
«А может, они и правда там есть. Почему нет? Такие нежные…» — оправдательно вздохнул он, макнув кончик носа в кофейную пенку. Но утерся, встряхнулся: «Это все только после долгого перерыва. Да она мне после следующего раза уже надоест. Даже посмотреть ведь не на что, поговорить — никак!»
В этом была своя доля правды. Выныривая из омута страсти, сексуальных фантазий и тягучего удовольствия, Горячев всегда остывал и становился сухим прагматиком. У него было много деловых знакомств — но мало друзей. А среди деловых — ни одного лишнего. Несмотря на бросающуюся в глаза ветреность, Антон был невероятно закрытым и придирчивым к людям. Особенно к противоположному полу. Он не сохранял возле себя барышень «на потом» для свиданий — все имеющиеся в его контактах состояли в блогерской тусовке Алены или были постоянными моделями Влада. Находились даже умники, которые шутили, что Горячева вообще не интересуют девушки, просто он тщится остаться натуралом в этой до костей патриархальной стране. Но Антон игнорировал издевки и продолжал играть роль огонька, к которому слетаются мотыльки, чтобы в конце концов сгореть в одночасье.
Было ли ему одиноко?
«Черт побери, да у меня есть все нужные люди в жизни. У меня вообще все есть…»
Было ли тоскливо?
«Скучно только от однообразия».
Девчонки в каталоге Nature’s Touch оказались очень разными, что Антон, конечно же, оценил. Сложно не довериться и не увлечься работой, которая обещала быть настолько интересной. И к тому же — высокооплачиваемой.
Снова на глаза попались чьи-то руки. Антон задержался, потерял мысль. И тут же вдруг испытал удушающее чувство стыда и закрыл все окна.


1.02. Среда. Второе свидание


К среде Антон совсем было засомневался в правильности своих выборов, однако уже утром требовательное тело все решило за него. Не успел пиарщик начать свой рабочий день — да что там, хотя бы позавтракать и сделать зарядку, — как обнаружил себя над раковиной с тревожно-сладкой ломотой внизу живота.
— Проснулся, блядь, — выдохнул Горячев. И хотел бы потянуться, привычно снять будничный стояк, начать утро с приятного — да только вспомнил, что его ждет в конце дня. И волнительно, и голодно, и душно стало. Антон решил принять холодный душ и терпеть, но сам же прятал от себя это осознание: стоило его организму снова окрепнуть, а несколько болезненным последствиям первого визита — дать забыть о себе, как захотелось больше… А за неимением иных вариантов — снова именно туда, в корпоративный, мать его, коттедж. На слепое таинство.
«Слабоумие и отвага — вот наш девиз, — вздыхал Антон. — Ну, хоть отважным могу себя называть…»
День тянулся за деловыми переписками, за поиском социальных каналов, заинтересованных СМИ… Антон составлял вежливые и броские обращения, а сам комкался на стуле — нет-нет после пресловутого «предлагаем вам» пролезала бессловесная мысль о грядущем удовольствии, и в паху туго простреливало. Нет, на байке он сегодня снова никуда не поедет. А после обеда, когда Горячев уже вдоволь накрутил себя и намучился, он решительно открыл переписку с «руками». Закусил губу. Ну, имел же он какое-то право на месть? А вместе с тем мог оставить положительный отзыв и попытаться раскачать саму хозяйку. В конце концов, о речевом манипулировании и силе слова Антон знал достаточно хорошо. 
«Ждешь меня?» — коротко написал он сперва невидимому контакту. Оставалось надеяться, что хозяйка на связи. И показалось, что «онлайн» выглядел даже несколько удивленным. Несмелое «печатает» прерывалось и дергалось, как детский флажок на ураганном ветру. 
«Конечно, Антон. Для меня оказались мучительными воспоминания нашего прошлого свидания. Я надеюсь, ты не собираешься отменить встречу?»
Горячев, прочитав сообщение, поплыл, разулыбался. Его бросило в жар. Да, работа на сегодня точно заканчивалась. 
«Почему же мучительными? Кажется, это ты меня мучила. =) 
Отменить — ни в коем случае. Кроме того, я надеюсь, тебя обрадует, если я скажу, что не первый день уже томлюсь… Работы много, а я безбожно отвлекаюсь. Встает каждый час. =)) Вот почему я предпочитаю пахать на дому, а не в офисе. Да еще брюки, в отличие от джинсов, плохо скрывают то, что со мной случается…»
«Ну, Антон, ты симпатичный парень. И картинки с тобой в памяти получаются не менее симпатичными. Здесь сложно оставаться холодным человеком.
И каким образом ты отвлекаешься? От тебя убегают только мысли или шаловливые руки тоже тянутся в неправильные места?»
Вот же чертовка! Довольный тем, что смог растопить лед (даже если только в рамках игры), Антон шумно засопел и ответил на первую часть сообщения пылающим стикером. А потом ринулся набирать:
«Тянутся, но я терплю. =) Подумал, что тебе хотелось бы, чтобы я приехал полным…»
«Да, это очень удачная идея. Читаешь мысли? Хочешь сегодня чего-нибудь или полностью отдаешься в мои руки? Я хочу тебе предложить кое-что попробовать. И, если хочешь, дам кое-что взамен».
«Целиком доверяюсь тебе в заданных рамках.) А что предложишь? Заинтриговала. =)» 
«Это прекрасно! Хочу тебе предложить очень интересную вещь, которую ты точно не пробовал, учитывая твои психологические рамки, замеченные мной. Я хочу сделать тебе массаж. Всего. И, конечно же, простаты — как вишенка на торте. Испугаешься или разрешишь?»
Тут Антон поутих. Он стремился к отдыху; к чему она стала уходить в психоанализ? Горячеву до сих пор казалось, что «терапия» — это лишь красивая официальная версия. Он не любил, когда к нему лезли в душу и пытались разложить его поступки на составляющие, будучи уверенным, что справляется с этим и сам. Даже среди его близких друзей напрямую о каких-то внутренних косяках решалась говорить только Алена, и Антон списывал это на бабью привычку все привязывать к чувствам. Когда как нормальный мужик функционировал проще: стоит — не стоит; кончил — не кончил. А какие там психологические рамки мог сломать массаж простаты… Антона это предложение настолько возмутило, что он даже не переспросил, что дают взамен такого непотребства. 
«Какие рамки, я же совершенно раскрепощен! — отвечал Горячев, стараясь держать тон. — А массаж — это хорошо. Что до простаты — с ней все в порядке, не надо ее трогать. =) Если только непрямой. Задница моя неприкосновенна. =)»
«Ну так тебя ждет одно желание. Любое, которое не противоречит контракту. Подумай, ты точно не хочешь ничего получить? Ведь тебе будет приятно. Не пугайся, я не собираюсь тебя насиловать.) Подумай».
«Только не говори, что путь к твоей милости лежит через мою жопу», — почти — но лишь почти — краснел от гнева Антон. Размышлял, нервничал, перемалывал фразы на слова. А сам печатал:
«Подумаю. Но я пока все равно ничего не решил на счет желания и просто хочу твои ручки. =) Именно твои, в конце концов, понимаешь? Так что жди меня, как я тебя ждал. Я сейчас уже поеду. =)»
Горячев закрыл переписку. Ему надо было остыть немного, все обдумать: конечно, эта доминатрикс наверняка просто предложила один вариант из своего ассортимента, сформированного долгой практикой. Антону нечего было делать, кроме как напомнить себе, что подобные услуги — это целый образ жизни, и если бы хозяйка хотела, то предложила бы и еще что пожестче. Оставалось мыслями вернуться к приятному и седлать метро да автобус. У него все еще была вторая часть тела, помимо мозга, обладающая личным мнением.
И вот Горячев уже переминается с ноги на ногу у ворот коттеджа, а потом еще и на пороге дома. Он приветствовал Елену хищной заговорщической улыбкой, а еще — непробиваемой решимостью и спешкой, каких не было в прошлый раз. Оделся Антон сегодня еще потеплее да попродуманнее. Помимо футболки и брюк, которые теперь не были значительно защищены утепленной и усиленной мотоциклетной одеждой, он накинул сверху удлиненную толстовку, которую пока не снимал даже в теплом доме. Елена посмотрела на такое дело с недоверием, напомнила, что будет ждать в прихожей и, если Горячев захочет, может попросить водителя захватить его, когда наступит время возвращаться домой.
Сегодня Антона ждал все тот же легкий ореховый аромат с примесью цитрусовых. Из динамиков звучала не музыка, а потрескивание костра в камине. Горячев прислушался. Где-то в комнате раздался шорох. Шаги хозяйки по паркету отозвались глухим стуком, словно ее обувь была на довольно плоском каблуке. Антон улыбнулся, развернулся боком по направлению к источнику звука и взялся за края толстовки. 
— Ты только посмотри, в каком состоянии добрался, — смешливо заметил он, стягивая с себя теплую кофту. В процессе и футболка, надетая под нее, задралась до груди. Ниже открылось то, что Горячев столь тщательно прятал под полой. Даже под плотной тканью брюк заметно проступал крупный ком. Натянулся, врезался в пах вещевой шов. Уже медленнее, блаженствующе Антон оголял развитый торс до конца, переминаясь с ноги на ногу. А затем одежда упала на пол. Горячев сунул ладони в карманы и усилием оттянул штаны немного ниже, чтобы ослабить свои мучения. — Даже январь не помешал… 
Антона поприветствовали с ощутимой усмешкой и сладким вздохом; теплые ладони прижались к щекам, оглаживая прохладное с мороза лицо. От перепада температур приятные мурашки поползли по телу, проступили гусиной кожей. Мягкий, но требовательный, уговор рук заставил Антона двинуться следом, пока его собственные не настигли какую-то кожаную мебель. То был, по ощущениям, высокий массажный стол с подобием подушки в изголовье. Горячева заставили сесть, упираясь ему в живот, потом плавным жестом увели руки за спину и связали, но на сей раз наручники были мягкие. 
— Это чтобы я не стер себе запястья, как в тот раз? — Антон захохотал, пробуя на прочность новые оковы. Послышался щелчок пальцев. На поверку наручники и правда казались надежнее: широкие, из плотной кожи, с короткой перемычкой. Но в них было удобно — насколько вообще может быть удобна ограниченность в движении. Опершись ладонями позади себя, Антон уселся поглубже. Раздвинул бедра, едва заметно (но невероятно ощутимо) ерзая на месте. Долгожданная ручка приземлилась на пах, мучительно стиснув в пальцах наряженный член. Горячеву расстегнули брюки, вынудили приподняться, чтобы стянуть их вместе с нижним бельем. Тот облизнул пересохшие губы, подставляясь, показывая, что давно уже готов. Он слышал, как хозяйка удовлетворенно вздохнула, и было в том дыхании сладкое предвкушение и удовольствие. Да и движения ее, Антон заметил, стали мягкими и тягучими.
Щелкнул невидимый колпачок, послышалось бульканье какой-то жидкости, затем влажный звук растираемых ладоней. Нетрудно догадаться — масло. Горячев сразу узнал нотки цитруса, что послышался ему при входе в комнату. Ладони плавно скользили по коже, и казались еще более нежными, чем прошлый раз. Горячев выгибался и жмурился (обычно он рефлекторно держал глаза открытыми, даже несмотря на повязку), вздрагивал, когда прикосновения оказывались чересчур манящими. Соски — Антон подавил стон и стиснул бедра, пронзенный чувственным импульсом, — живот — снова развел колени, призывно раскрываясь, — и все оборвалось, но через мгновение и три медлительных шага началось на стопах, которые богато сдобрили маслом. Массаж ног — странная нота в ласке для женщины, ибо многие из них обычно избегают всего неэстетичного в сексе. Антона упрекнуть было нельзя — он отличался особой чистоплотностью.
Постепенно Горячев расслаблялся. Непривычное теплое ощущение поднималось по усталым ногам, наполняло стопы, оседало рыхлым удовольствием внизу живота. Ласка шла вверх, как мох прорастает по стволу дерева, пробиралась от корня к кроне. Антон дрожал, тихо постанывая под нос и извиваясь — издевательские прикосновения к эрогенным зонам накапливали желание, фокусировали его будто бы в одной точке, но не давали ни облегчиться, ни отдохнуть. Его гладили, мучили, терзали; масляный палец постучал Антону по виску, оставляя пряный влажный след. Тот мотнул головой, сперва инстинктивно определив это как попытку сдвинуть его — мол, так метался, что оказался на краю. Но после уворота хозяйка повторила жест. Пришлось очнуться. 
— Что?.. — улыбнулся Горячев сквозь сладкую дремоту, усмехнулся. — Проверяешь, живой ли я? «Есть кто дома?» Пока да… 
Два щелчка. Нет, явно не в этом убеждалась хозяйка. Руки пошли вниз, пальцы едва касались члена, ходили по стволу, но нажатие их было до дурноты невесомым. Антон опять начал отключаться, чувствуя, как с новой силой разливается в расслабленном теле томление. Он улавливал знакомый почерк — хозяйка всегда больше внимания уделяла головке и яйцам, нежели стволу. Но все глубже погружалась вторая рука под ягодицы. Секунда — и уже между них Антон ощущал масленую дорожку. Непривычные прикосновения зародили сперва в теле, а потом и в голове подозрение. И только нежный палец направленно мазнул вокруг ануса — так Горячев чуть не подскочил, с хлопком сводя колени. Несчастная рука оказалась зажатой между бедер, как в медвежьем капкане, и если бы не масло — не выскользнуть было бы ей против воли Антона. 
— Не-не-не! Мы же договаривались! — почти жалобно выдохнул он. Впервые — красный до самых кончиков ушей. 
Вот тебе и «есть кто дома». 
Странно, но на фоне инстинктивного страха за собственное достоинство возбуждение Антона ничуть не померкло. Не оглушил и не отвлек его прилив адреналина. Стыдно стало не только за собственную полную доступность еще минуту назад, но и за то, что восприимчивое тело благосклонно отреагировало на покушение. Рефлекторно Горячев сжался, прессуя внутри вожделение и желание разрядки. И снова расслабился, осторожно разводя ноги снова… 
— Не так глубоко… Я раскрепощен, конечно, но не настолько, — он выдавил усмешку и качнул бедрами навстречу наглым рукам. — Сделай лучше, как до этого… Я уже очень близко… 
На последних словах голос Антона просел, а тяжелый член качнулся от случайного прикосновения к промежности. Послышался разочарованный вздох и недовольное сопение, но ласки вместе с тем продолжились. Продолжились и стали агрессивнее, вероятно, потому, что теперь хозяйка оставалась обиженной непослушанием подопечного. Плюс был в том, что сказать этого она не могла. Минус — Антон был связан.
Раздражение — за неимением лучшего — заговорило жужжанием вибратора, который вдруг был включен где-то близко к Горячеву. И скоро пиарщик почувствовал, как жгуче целовала его машина. Сначала зарумянившиеся соски, которые топорная ласка круглой головки лизала с особенным остервенением, когда сама хозяйка оставалась безучастна к томлениям молодого мужчины. Он заныл, вывернулся, подставляя измученное ожиданием тело. Затем — все ниже, ниже, ниже… И вдруг укус вибрации в самую сердцевину удовольствия — едва ощутимо водила мучительница по стволу члена потеплевшим от ласки помощником. Антон думал, что ему позволят кончить… Но он был слишком шумным, чтобы смочь утаить приближающийся оргазм, который у него намеревались вырвать прямо из-под носа. Слишком — Горячев резко охнул, почти вскрикнул, когда в резонанс с его собственной дрожью вступил пронзающий механический зуд. Засучил ногами, вскидываясь словно в попытке вытолкнуть из себя передержанное напряжение. Назойливое жужжание резко потухло, погасло последнее касание руки. Антона лишили сразу всего, чем он владел, жестоко и бескомпромиссно.
— Нет… Черт, блядь, господи! — взвыл Антон, скорчившись в неестественной позе и лишь чудом не упав со стола. Он повернулся набок, сжался чуть не в позу эмбриона; бедра забила крупная судорога. Не оргазм, а лишь эхо. Горячев мог бы этим наслаждаться, если бы не распирающая тяжесть в яйцах и еще где-то в глубине его тела. Если бы не становилось так дурно. Тяжелое дыхание раскачивало Антона на кушетке. Он кусал губы, но не решался ничего сказать. Возбуждение, еще господствующее в нем, забирало все силы, всю кровь — смешивало в одну неясную кашу растерянность, гнев, мольбу. Послышавшийся сверху смешок казался до отвратительного издевательским, но еще больше уязвляло то, что Горячева решили привязать; развернуть, разворошить, растормошить и приковать ноги ремнями к кушетке. Антона отчего-то пробило на смех — и в то же время под непроницаемой повязкой глаза стали влажными. Его душила истерика. 
— А вот и расправа надо мной. Вот, видимо, где за грехи наказывают… 
Заминка, тянувшаяся жалкие несколько секунд, прекратилась. К паху Антона тесно прижался вибратор, свободной рукой хозяйка огладила совершенно точно зарозовевшиеся щеки. Тишина. Она и гнетущее ощущение более тесного контакта с механическим другом. Горячева колотило, он бесшумно всхлипывал, тычась лицом в ладонь — единственное, что было у него. Все замерло в предвкушении щелчка кнопки, который неминуемо наступил. И Антона вновь пронзила вибрирующая ласка, вытряхивая из его нутра новую волну удовольствия, новый уровень желания. Радиус воздействия то безбожно увеличивался, то вновь останавливался в одной точке и пытал с методичностью капающей на темя воды.
Горячев выгибал позвоночник колесом, ребра раскрытой клеткой прорезались сквозь натянувшиеся мускулы и кожу. Легкие горели. Антон чувствовал себя уставшим, как марафонец, который решил во что бы то ни стало побить рекорд — но не рассчитал свои силы на старте, а потому подыхал теперь на ходу. Приближение вибратора к головке отдавалось жалящей болью, не сравнимой даже с жжением, которое причинял долбящийся в уретру буж. Не знал Горячев, где он пропустил остановку, на которой можно было соскочить с чувственной грани. А теперь запутался в собственных сексуальных переживаниях так, что не мог разрядиться. Шептал:
— Больно… очень больно… — но время, замедлившееся и ставшее вязким, как грязь и песок залитого дождями Петергофа, повернулось против Антона. Поймало его в петлю.
— Я не могу так больше… Пожалуйста… Дай мне кончить… Пожалуйста… — молил он так, как не молил никого в своей жизни. Жгучее напряжение сменилось густым теплом, запульсировавшим под кожей, у висков, на груди и животе. Горячев едва ли чувствовал нижнюю часть своего тела, отчаянно разводя колени, насколько ему позволяли путы возле лодыжек. Вновь застонал. — Пожалуйста… 
Молчаливым согласием послужила мягкая стимуляция головки члена пальцами. Антону позволили все, совершенно все, абсолютно все. Хозяйка следовала ярким импульсам молодого тела, отдавая ему самые чувственные прикосновения, пробивая по самым отзывчивым на ее вкус точкам. Горячева захлестнула глубокая предоргазменная пульсация, заставив сочиться сильнее обычного. Это явно помогало его истязательнице; собрав всю влагу ладонью, она бесстыдно растирала ее по промежности, заставляя поскорее приблизиться к роковой точке. Но именно в тот самый момент, когда она отвлеклась, когда нежные пальцы подобрали мошонку и лишь случайно надавили на кожаный шов за ней — Антон вдруг взвился. Яички плотно подтянулись к стволу, глотку разорвал дрожащий стон, — и он скрутился, приподнялся на руках, всем телом сжимаясь в один такт с забившейся плотью. Член качнулся раз, другой, третий — Горячев заревел, — семя тугими струями брызнуло, поползло вниз по напряженному прессу…
Все стихло. С последним протяжным стоном Антон резко выдохнул и ломано опустился на локти, запрокинув голову назад. Он чувствовал себя совершенно опустошенным. Приятно опустошенным. И одновременно — будто одиноким… Такой оргазм стоил трех, и Горячева в слепой темноте сразу стало клонить в сон, но одну мысль он сформулировал быстрее, чем успел погрузиться в холодное небытие: 
— Не уходи так быстро. 
Хозяйка споткнулась о просьбу, смазав свои отточенные движения, выверенные до малейшей секунды, и планы. Тьма сгустилась на мгновение в безответной тиши. И вдруг на живот Антону легла рука, растирая подушечками пальцев семя. Что-то неуверенное читалось во властных ранее движениях. Подвешенно-звонкое, колкое для того, кто бессовестно мучил слепых любовников. Над Горячевым раздался глухой поверженный вздох, потом неприятно зашуршала упаковка (влажных салфеток, он вновь уловил этот запах), и вскоре Антон оказался насухо вытерт. Ему освободили ноги, затем руки, заставляя расслабленное тело послушно выгибаться, и Горячев вновь мог почувствовать благородный ореховый аромат. Потом шаги отдалились, но внезапно вернулись, утопив жертву любовного одра в мягком пледе по самый подбородок. Антон разулыбался, плотнее кутаясь в нем. Он вдруг почувствовал себя в такой безопасности, так доверился, что у него и мысли не проскользнуло попытаться сдвинуть повязку, подглядеть… Он принял условия игры. Хозяйка запустила руки Горячеву в волосы, расчесывая их и упираясь подушечками в скальп. Наверное, только сейчас Антон мог всерьез задуматься о том, что у нежных рук нет длинных женских ногтей. Впрочем, он пробовал разных девушек, а у этой — ввиду того, что она уже предлагала — короткий маникюр объяснялся элементарным удобством и соображениями безопасности. Распробовав ласку, хозяйка резко ее оборвала, уже более привычно погладив Антона по щеке подушечкой большого и костяшками четырех прочих пальцев.
Был внутри Горячева один парадокс, в котором тот не отдавал себе отчета. Его озабоченность, пылкость и потребительское отношение к сексу соседствовали с нежностью, пробуждающейся после. Почти все девушки, угодившие с ним в постель, сталкивались с тактильностью и жаждой простой близости, которые Антон проявлял, когда все заканчивалось. Ему нравились объятия, нравилось ощущать возле себя живое теплое тело, еще минуты назад принадлежавшее ему, нравилось принимать поцелуи и прикосновения… Он испытывал тягу к этой одномоментной любви, хотя потом неизменно срывался, уносился в привычную суету, а затем снова первым делом требовал только секса. В этом его обвиняли все. Обвинения приводили к скандалу или мгновенному отчуждению — и Антон остывал, а потом начинал искать новых удовольствий и новых эмоций. И неизменно вместе со страстью желал простой заботы по отношению к себе.
Меньшим эгоистом его этот факт, впрочем, не делал, потому что в ответ он не заботился никогда.
— Как ты думаешь, я извращенец? — Горячев ухмыльнулся, приваливаясь теснее к мягкой ладони. Послышалось два щелчка, затем пальцы успокаивающе защекотали его под подбородком, а рука погладила живот в точности как маленькому ребенку перед сном. Антон засмеялся. — А я вот теперь и не знаю даже. Обиженные дамочки обычно называют меня так, но я-то знаю, что настоящий извращенец — это мой лучший друг… Он недавно вернулся из Амстердама. И первым делом впарил мне знаешь что? Никаких тебе историй про его приключения там, нет… До сих пор ничего не рассказал, сука… Просто пришел ко мне, съел мою еду, а потом посоветовал пойти к тебе. Вот я и думаю: он-то извращенец… А я, если согласился?
Хозяйка обронила смазанный смешок, словно история была вроде веселой, но что-то в ней насторожило. Ладонь продолжала размеренно гладить живот по часовой стрелке, тревожа ворс пледа. После недолгого умиротворенного молчания послышались сначала один щелчок, а немного погодя — еще два. «И да, и нет». 
— Ты так говоришь, потому что не хочешь терять первое место. Угадал, госпожа извращенка? — Антона тут же щелкнули по носу. Вероятно, это был отказ. — Ну не переживай, мне-то точно с тобой не тягаться… Я еще неделю назад не думал, что окажусь в чужом доме связанным, что меня будут как-то вот так мучить, а мне еще и понравится… И что это будет в доме моего нового работодателя. Знаешь, чем хороша повязка на глазах? С ней сильнее веришь в нереальность происходящего.
Хозяйка вздохнула — и, вероятно, ожидая от Антона скорейшего отхода ко сну, положила руку ему на повязку там, где глаза. Мол, отдыхай. Потом ладонь ушла на голову, поглаживая, умиротворяя, убаюкивая нерадивого болтуна. Тот замолчал, не зная, что еще сказать. Тепло и усталость все сильнее лишали Антона власти над собой. Он тонул в удовольствии, тонул в цитрусово-ореховом аромате, заполнившем собой все. И наконец согласно задремал.


В дремоте Антон находился до самого вечера. С совершенно чистой головой, неприкасаемый никем и ничем, он добрался до дома, где его ожидала такая же спокойная пустая квартира. Изменяя своим привычкам, Горячев даже не схватился сразу за ноутбук — просто рухнул на диван да так и уселся. Около получаса он гипнотизировал фотопанно напротив. На коже и на одежде Антон привез с собой аппетитные, умиротворяющие запахи. День, ненормально мирный для середины недели, никак не хотел заканчиваться.
«Я все же делаю что-то неправильно. Это ведь затишье перед бурей? Это наверняка затишье перед бурей», — прогрызся сквозь плотную пелену первый червячок сомнения. Антон возвел взгляд к потолку, а потом закрыл глаза, будто именно таким образом мог встретиться с мелким паразитом лицом к лицу. Но розовое желе, в которое сегодня превратился рассудок, не поддавалось ухищрениям прожорливого сознания, и поскольку мысль не нашла своего продолжения, Горячев был вынужден смириться: сомнение подохло от сахарного диабета. Настолько сладко ему было до сих пор.
Возможно, так, в небытие, прошел бы весь вечер ровно до того момента, пока Антон не нашел бы в себе силы сесть за работу — ему еще нужно было связаться с Романом, уточнить кое-какие мелочи (вот уж кто влил бы в бочку меда целое ведро дегтя), — но его смартфон начал разрываться раньше. Почувствовав вибрации в кармане, Горячев невольно расплылся в глупой ухмылке. Но потом все же решился посмотреть, кто и что написал ему за это время. Оказалось, в его общем чате с Лехой, Владом и Аленой уже раскрывался двухтомник «Что делать?» в новой редакции с подзаголовком «если Антон вдруг перестал появляться в сети и не пойми где прогулял прошлые выходные». Горячев, обозначив свое присутствие, первым делом вбросил стикер, изображающий, каким неподъемным для него сейчас окажется чтение двухсот сообщений. В ответ сразу же пришло новое:
«Посмотрите, кто пришел! Ну что, ты ел свой стейк из говядины и срал кружочками?» — вбросил Влад, красуясь новой аватаркой со своей довольной рожей, которая едва ли не трескалась от поцелуев на обе щеки от весьма раскрашенных женщин. 
«Что? О_о» — влилась Алена, которую легко было узнать по нарисованной девушке в розовом спортивном костюме с двумя белыми полосками. 
«Серьезно, Ален, тебя еще удивляет то, что говорит Влад? =D Сорян, ребят, я тут просто немного загруженный».
«Ага, немного, — тут же вставился Леха, который тоже был в сети. — Ты там себе чего, бабу нашел наконец?»
От Алены моментально прилетел стикер, готовый избивать тупых мужланов.
«Нет, это я ему бабу нашел! Точнее не бабу, а только руки, хе-хе», — сообщил Влад, бросил стикер с адской козой (как-то полюбились ему эти животные после путешествия в Амстердам, и это наводило на очень странные мысли) и добавил: «Но раз он забыл про своего поставщика курей, думаю, ручки-то зашли-и-и-и-и-и…»
«Не курей, а глупых молоденьких девочек, которые попадают в лапы к глупому молоденькому гАндону, Влад!» — отозвалась Алена. 
«ОЙ, ВСЕ».
Антон, вдруг невероятно разгневанный и пристыженный тем, что тема с руками была поднята при всех его друзьях, начал было печатать разнос… Но быстро понял: не пойман — не вор. Никто, кроме него самого, эту тему не мог подтвердить или опровергнуть. А подтверждать все не хотелось… Лучше уж быть глупым молоденьким гондоном. Хотя бы в известной мере глупым — а не настолько, насколько Горячев сам себя ощущал в идиотской ситуации с Nature’s Touch.
«Я никого не находил, вообще уже отчаялся искать))000)0)) — продолжил он. — Просто очень серьезный заказ, ни хуя не врубаюсь. Зато в понедельник мне уже скинули фотки их моделей с готовой рекламы……………… Знаете. Плюсы есть всегда. =))»
«То есть ты нашел как минимум свою руку, да, Антоша?» — Леха завершил вопрос ехидным котом.
«На сухом пайке еще пару недель посидит — и вторую найдет! =D» 
Пришлось отвечать многоточием. Котков сразу же продолжил:
«Ой, ладно, не тебе тут строить из себя паиньку, я тебя уже столько лет знаю, что выучил, как именно у тебя на ладонях мозоли расположены. ВСЕ. МЫ. ВЫУЧИЛИ. Ты чатик-то успел почитать или тебе индивидуально все повторить?»
«Люблю, когда мне делают честь».
«Как странно теперь работает Т9! Вместо минета — честь», — шутил Влад, приправив дело каким-то мерзким стикером и опять с козой. 
«Минет я люблю даже больше чести, но Леха мне тут не помощник…((((» — вздыхал Антон — в шутку, конечно.
«Короче, — продолжал тем временем строить из себя серьезного парня Леха. — На вечер пятницы у нас ВИП-зал снимают под какую-то вечеринку. Вообще-то девичник, похоже. Буквально вчера приходили молоденькие подружки и очень тщательно все согласовывали. Пытались договориться на мужской стриптиз… Поскольку такого в нашем прайсе никогда не было, переадресовываю тебе. Я знаю, ты любишь показывать свои кубики. ))»
«Но танцевать-то не умею? Ну, так?»
«А я предлагал тебе танцевать? Я предлагал тебе показать кубики. А то бы еще приплачивать тебе пришлось за номера — пф, нет, ты там сам как-нибудь.))»
Антон крепко задумался. Вечера пятницы у него всегда были свободной территорией, и Горячев на остаток недели пока ничего нового не планировал. Взгляд невольно зацепился за контакт с руками на аватарке — по странному стечению обстоятельств зависший в первых строчках, не утекающий никуда вниз, не дающий забыть о себе. И тут-то червяк сомнения наконец прогрыз истончившийся барьер спокойствия:
«Это я правда что-то не то делаю. А тут вон возможность. Кончать в ручку — это неполноценно, как ты ни поверни ее. А там нормальные девчонки». Конечно, какие могли быть вопросы, что выбрать? Антон было даже переключился на диалог с хозяйкой, да остановился. Что ему писать — что на этой неделе они вряд ли пересекутся еще? Но зачем? Они ведь еще не успели договориться на следующий визит. А Антон — не был привязан ни к какому расписанию. Они подписали контракт. Горячев сам решал, как пользоваться им в течение срока действия. «Не хватало еще пристраститься к подобной херне. Нет, это с самого начала было для временного развлечения».
«Короче, Леха, мы в пятницу собираемся у тебя в клубе, я правильно понял? =))»
«Сперматоксикоз очень плохо влияет на когнитивные способности его мозга, так долго думал!» — завернула Аленка лихую шутку, которая прервала сразу все попытки ответить у остальных. Но быстрее прочих очнулся Влад: 
«Или искал вторую руку. =D»
«Идите нахер. Мне тут плохо, а вы! В общем, понял, разгребаю вечер. =))» 
Антон потер ладони в предвкушении. Вот теперь-то можно было нырять хоть в работу, хоть в чат Романа — неделя авансом складывалась настолько шикарно, что ее, казалось, не могло испортить ничто. Однако просто так мгновенно уйти в дела у него все же не вышло, потому что по соседству вылезло личное сообщение от Вовина:
«Ну так что, ты правда не ходил или ходил?) Не бойся, я никому не рассказывал, но не подъебать — грех!»
«Где мои рассказы про Амстердам?» — сердито парировал Антон. Нет, дружбу с Владом он ценил — но в пикантные подробности без соответствующей платы вдаваться не хотел совсем. А потому подначивал: «Я же уверен, тебя в эту тему вообще потянуло только потому, что ты сам чего-то понахватался. =))» 
«Мне тебе показать технику? Ты правда хочешь от меня ее получить? Или скинуть интимное фото?» — Потом Влад ненадолго замолчал и скинул типичное фото с пьяных дебошей, где кто-то (в данном случае он сам) слизывает с женщины алкоголь: «Ты знаешь, что у шлюх в Амстердаме есть медкнижки?»
Антон хохотнул. Да, вот такие разговоры он любил! 
«Вот теперь знаю. Вот теперь знаю, где я мог бы снять шлюху. =D Огонь, Вовин, в следующий раз ты берешь меня с собой, а не сваливаешь молча, как обычно, втюхивая мне какие-то ручки! А то глядите на него, чем откупился. Ну а как насчет травки? Или ты настолько упорот по жизни, что на тебя не действует?»
«Хе-хе. Смешно, но не слишком! Травки море, я тебе привез гостинец, затестим в пятницу.) Ну так как там ручки? Зашло или такое себе?»
«Влад, если я в своей жизни кому-то и признаюсь в любви, то только тебе. =)) Ты будешь так же относиться ко мне, когда я состарюсь и покроюсь морщинами, правда?» — спешно отправил Антон. Вздохнул. Что ж, кидать друга в ответ было негоже — рано или поздно тот наверняка бы и сам что-то разнюхал… Во всяком случае, Горячева никто не тянул рассказывать все. А именно — о том, где все происходит. Потому следующее, что получил Вовин в ответ, было короткое и емкое: «Странно». 
«Странно-прикольно, странно-фу, странно-сойдет? Что, вообще не понравилось и все отзывы куплены? И да, я всегда буду к тебе так относиться и потом просто теребить за складочки… Х3»
«Странно-странно. Ну, ты знаешь, я вообще не привык быть пассивным, а тут… Я связан, я ничего не вижу, со мной не разговаривают! Но эти руки…»
Антон вздохнул. «Эти руки» легко всплывали в памяти, по свежим следам, яркой вспышкой. Гораздо более яркой, чем самые красивые и чистые девочки из тех, которые попадали к Горячеву. Неожиданно он осознал, что ни одной из них — даже на заре своих похождений, даже тогда, когда еще пытался строить нормальные отношения — он не поддавался настолько, не просил, тем более не умолял. Да еще так легко! Так легко его разделывали умелые пальцы, выворачивали наизнанку, вынуждали вести себя иначе. 
«С другой стороны, я тут подумал, что это идеальная женщина. Она всегда молчит, не спорит, не делает ничего, что я не хочу. Единственный минус — ее нельзя трахнуть и потрогать сисечки(((» — добавил он. 
«Ха! Ну, возможно. =D Зато концентрируешься на своих внутренних переживаниях и представлять можешь все, что угодно, а? Неплохая альтернатива дрочке-то. А потом бабу найдешь и забьешь. С другой стороны, ты можешь попытаться разнюхать, кто там за ширмой. Ты у нас обаятельный до чертиков, а она — такая же баба, просто с закидонами. Дерзай!» — быстро ответил Влад.
«Да ну, надо мне оно», — почти бездумно отмахнулся Антон. Слова Влада неожиданно уперлись в некую внутреннюю стену. Любопытен Антон — был. Однако в этой ситуации его интерес лежал в границах страха: насколько опасно совмещать подобные увлечения с работой? Лишний раз вспоминать о своей оплошности Горячев не хотел. Вот и вспыхивал этот скрытый от всех факт неприятным жжением в горле. 
«В смысле разнюхивать. =) — бросил он уже вслед. — Развлечемся да и все. А на кого своими лапами позариться — это уже скоро увидим! Сам-то в пятницу к Лехе ТОЧНО идешь?))»
«Ну я ж сказал, что принесу тебе в пятницу подарок, ты, дед! До встречи!)»

IV

3.02. Пятница. «Бермуда»


Четверг и день пятницы у Антона прошли в совершенной тишине. Он работал — спокойно, отстраненно и рутинно, ограничиваясь короткими сухими консультациями с Еленой относительно прошлых рекламных кампаний. Голова была забита только тем, как бы не повториться в приемах, как бы показать свой профессионализм, как бы потратить время с пользой… А еще — тем, что в его мессенджерах тоже поселился обыденный покой. Пиликали время от времени каналы, посвященные фитнесу, боксу и бодибилдингу. Вылезали объявления о скидках в магазинах одежды и здорового питания. Влад присылал фотографии амстердамского стрит-арта. Леха деловито молчал. Дизайнеры по рекламе и SMM-щики из компании Антона — наоборот, чуя запах денег, не менее деловито что-то выспрашивали. Под этим гнетом опустился куда-то в низы уведомлений диалог с контактом, на аватаре которого стояли белые руки… В отличие от прошлого раза — тишина. Больше хозяйка не писала. Так со среды и не спросила, как ощущения, когда новая встреча. И хотя Горячев сам уже спланировал свои выходные, внутри порой просыпалась и жгла его злость, да еще какое-то поганое нервное чувство. Слишком сложно Антону дался накануне этот эпизод — из «слишком хорошо» в «опасно» и «одиноко», да еще Влад подлил масла в огонь. Не выходило абстрагироваться целиком, нет-нет где-то все равно зачешется. Даже в самом неожиданном месте. Антон думал: контракт длится — значит, должно длиться и общение. А оно внезапно прервалось с того конца, едва начавшись. Зато на его месте зияло ощущение использованности, брошенности.
«Ну, она же сама сказала, что кайф с этого ловит? Что ей от меня надо — понятно… Что мне от нее — тоже. Общение с клиентом, наверное, опционально каждый раз? Или она просто конец недели уже другими укомплектовала?»
Антон скрипнул зубами. В любых долгосрочных отношениях (когда таковые еще были) он всегда был эгоистичным ревнивцем, и сегодня давно забытое ощущение — он его опознал! — вновь начало прорезаться где-то на уровне солнечного сплетения. И все же Горячев напомнил себе: да, ему наверняка придется делить ее с другими. Как кофеману приходится делить с другими своего баристу. Или пациенту — врача. Начал лечить себя, отворачивать от тупорылой жажды внимания. 
«Я просто пользуюсь услугой. Как и со всеми. Всеми остальными тоже пользуется кто-то другой. И мной».
В голову вдруг невольно пришли куплеты из той старой песни, перепетой еще Мэрилином Мэнсоном — Sweet Dreams. Под немой мотив Антон и успокоился так же быстро, как и вспыхнул. А зазвучавшая уже через пару минут в наушниках музыка настроила его на совсем другой лад — перенесла мыслями ближе к ночному клубу, примирила с этой жизнью, состоящей из одного потребления, скоротечных связей, в которых никто никому и никогда не должен…
«И я не должен ей писать, если она вдруг ждет. Не в моих правилах, сучка».
Горячев улыбался. Деловые контакты пошли бодрее. Руки уплыли по списку так глубоко вниз, что перестали всплывать даже в развернутом на весь пятнадцатидюймовый экран ноутбука окне телеграма. Да, так и должно было быть.
Через тридцать минут мысли о хозяйке вовсе перестали беспокоить Антона. Не отзывались даже тенью при каждом обращении к компании, неизбежно связанной с ней. Он весь превратился в одно прямолинейное движение. Снова — в фотографии моделей. И сквозь них — в фантазию, где каждая из них способна ожить и задвигаться на душном танцполе в узких джинсах и открытом блестящем топе, или в коротком коктейльном платье с бесстыдным вырезом — посреди зимы.


Антон, как нередко шутили друзья и он сам, обладал удивительной способностью: его фантазии очень часто претворялись в реальность с поразительной точностью. Каждый раз, когда компания собиралась в дни Горячевской «охоты», первым делом его всегда спрашивали: «И кто она будет?» Тот задумывался, воображал, озвучивал — и начинал искать. А в конце вечера уезжал на квартиру или еще куда, как приходилось, с девицей из своей мечты. Почти один в один! И никогда не повторялся, даже если задавал похожие параметры… 
Можно было спорить о том, что, мол, Антон задумывал типаж и просто отыскивал красотку с подходящей внешностью — но ради чистоты эксперимента он называл и одежду, и какие-то детали, вроде родинок и татуировок. Может, и это было всего лишь усложнением условий для поиска? В прагматичном мире, где нет места чудесам, надеяться на предвидение, конечно, не приходилось. Но Антону все же везло — и он получал ровно то, что хотел. 
Но если здесь играла какую-то роль настоящая мистика, то и она не обходилась без помощи Лехи Коткова. Вот уж кто понимал толк в магии — по крайней мере, в магии вечеринки, магии места… Его клуб назывался B-triangle — в честь Бермудского треугольника. Конечно, здесь никто не пропадал бесследно. Но уже второй год многие и многие жители Северной столицы разменивали спокойный домашний вечер на этот безумный суперсовременный дизайнерский опыт, наполненный духом первобытного транса. 
Даже Антон не мог с уверенностью сказать, кого и какими методами Леха вынудил перекроить занятое им помещение так, что даже пространственно оно теперь сплошь состояло из треугольников. Треугольный танцпол в окружении двух открытых треугольных зон отдыха, мебель, стремящаяся к треугольным формам, треугольные неоновые рамы под потолком, выстроенные по образу причудливого тоннеля из фракталов, и хаотично развернутые треугольные зеркальные панели там же — бессчетное количество раз отражающие это треугольное безобразие. Треугольники были правильные и неправильные, разных размеров, существующие в переливающемся дуохроме: основные цвета — глянцевый черный и матовый серый, а неоновым пятном в них — один яркий цвет, каждый раз разный — на разные случаи или просто по прихоти хозяина. Едва зайдя в «Бермуду» (или в «Треугольник» — в обиходе, конечно же, его никто не называл по-английски), ты словно попадал в чертов графический эквалайзер на компьютерном проигрывателе. Или в какой-то высокотехнологичный киберпанк, в секту рабов одной геометрической формы. Или — в мечту кислотного наркомана с обсессивно-компульсивным расстройством. Впрочем, это «дерьмо», как ласково называл дизайнерское решение Коткова Антон, никогда не надоедало. Оно было запоминающимся, до безобразия вкусным и ужасающе завораживающим. Отрывающим от реальности. К визуальной концепции приложил руку, конечно же, Вовин. Так уж вышло, что если бы кто-нибудь захотел лучше понять внутренний мир Антона или кого-то из его друзей — достаточно было бы отвести этого человека в клуб. 
«Треугольник» был зоной, свободной от предрассудков, но со своими правилами. Никакого разврата на территории, никаких наркотиков (никаких тяжелых, если хорошо договориться, никаких — без ведома хозяина), никаких драк. Только танцы, музыка, тематические вечеринки, бар, еда и паровые коктейли (для своих Леха, впрочем, мог организовать и настоящий кальян). Только отдых. Сюда приходили парни и девушки совершенно разных взглядов, из разных слоев общества, разной ориентации — поэтому никакой нетерпимости здесь тоже не приветствовалось. Клуб Лехи был одним из немногих в городе, где, несмотря на отсутствие «специализации», реально встречались гей-парочки; где можно было, не боясь получить по морде или услышать оскорбление, подкатить к кому-то одного с тобой пола, познакомиться — и уйти вдвоем. Может, потому бизнес Коткова и окупился так быстро. В Питере любили странное и смелое — а если их концентрация в одном месте доходила до абсурда, это мог быть только полный провал или абсолютный успех.
Такая вот была «Бермуда» — многозначная, как и ее символ. Ведь треугольник олицетворял два начала, единство стихий, перекресток миров, совершенство; в равной степени он походил на банальный бокал для мартини или трусики, а мог напомнить о кесадилье или чипсах начос. Леха любил с умным видом смаковать концепт во всей полноте — хотя его, конечно, немного больше интересовали материальные выгоды, которые можно из этого концепта извлечь. Все остальное он отдавал лицам заинтересованным. Влад вот почти всегда приходил за нирваной и одному ему известными гранями Вселенной. А Антон предпочитал искать бикини.
Они разместились в малом ВИП-зале. Темно-серые стены пульсировали басом — внутрь музыка не залетала, но от низких частот было не спастись. В этот раз собрались без Алены. В последний момент та открестилась со словами: «Не хочу смотреть на мучения недотраханного, пасите его сами». А это значило, что парней выпустили из последних рамок приличия.
— И кто же она будет? — с усмешкой традиционно поинтересовался Леха, одетый почти как криминальный авторитет из девяностых: черный джемпер с короткой увесистой цепью под высокой горловиной, сверху еще и малиновый пиджак. Впрочем, к его бандитской сытой морде и неофициальному статусу «личного сутенера» такое шло как нельзя лучше.
— Брюнетка, — загадочно улыбнулся Горячев. — С короткой стрижкой, взглядом хитрой сучки и острыми ногтями. В белом коктейльном платье, остроумная, уверенная в своих желаниях — такую не надо раскалывать, она сама альфа-самка и даже угощает мужиков коктейлями! С узкими бедрами и пышной грудью.
— У тебя что, деньги кончились? — хохотнул Котков. — Зачем ты представляешь бабу, которая мужиков коктейлями угощает?
— Свои считай! Конечно, для того, чтобы подцепить на энтузиазме и угостить самому! Это же обмен кодовыми жестами, Лех.
— Что это тебя на доминантных потянуло, а, Антон? — захохотал Вовин, выуживая из облегающей черной толстовки с карманами на животе, что совершенно внезапно находилась под белой футболкой с обрезанными рукавами и странным да определенно рукотворным рисунком, небольшой пакетик. — А у меня тут гостинец для вас, ребятушки. Угадайте что? — Влад зазывно тряс подарком.
— Потому что пассивных и неопытных не люблю, мать твою! — Антон закатил глаза. Но разве мог он злиться на глупые вопросы прекрасного друга, который уже сейчас выполнял обещание сделать этот вечер еще лучше, чем есть? И вот Горячев разулыбался, перевел хитрый взгляд на Леху.
— Ох, Влад… Я тут с вами на рабочем месте спиваюсь, а тут еще и скурюсь. Алена меня убьет, — Котков предвкушающе потер ладони. — Из Амстердама? Сам уже опробовал подарок-то, надеюсь?
— Нет! — обиженно отозвался Вовин. — Ты что, по мне не видно, что я не укурен? А это у нас — каннабис, курением которого мы будем заниматься… — он любовно раскрыл пакет, и на неоновый мир взглянули мятыми мордами аккуратные самокрутки. Влад незамедлительно пояснил: — У меня еще есть сырье, но пока нам и этого хватит.
— Да я ж просто отзывы твои услышать хочу, — улыбнулся Леха и встал, чтобы закрыть дверь. Гул стал еще тише. А Антон сразу, как по команде, потянулся к Владу. Курить он сегодня собирался второй или третий раз в жизни — знал, чего ждать, но запретность и волнительное чувство, словно это все впервые, приятно щекотали нервы. Забрав самокрутку, Горячев откинулся на спинку дивана, прислоняя ее к носу и внимательно обнюхивая.
— Пепла на диваны не натрясите, — предупредил Леха и поставил свой пустой уже к тому моменту стакан. Вовин, хитро ухмыльнувшись, положил на середину стола зажигалку явно из Амстердама. Он прикуривал первым, а всем остальным оставалось только догадываться, зачем Владу две зажигалки. 
— Надо затянуться два раза и остановиться. Там они это сравнивают с солью. Мол, добавить можно всегда, а вот если пересолил — то все… — Влад откинулся на спинку дивана, положил одну руку на треугольную подушку, а другую — на Антона. — Знаете, что еще увеличивает кайф?
— Просвети, — выгнул брови Горячев, вдыхая носом дым, сизым комком вылетевший изо рта Влада в его сторону. Сам пока не торопился — да и Леха успел к тому моменту схватить трофейную зажигалку.
— Кончить, Антоша, — Влад потрепал его за щеку, — кон-нчить! Мол, твой мозг и так в состоянии удовольствия, а тут еще подкинешь ему эндорфинчиков. Лепота. Говорят, так, как кончают под травкой, не кончают никогда… Такое себе, — Влад сделал еще одну затяжку, глубоко загнал дым в легкие и держал его, пока не сбросил пепел в импровизированную пепельницу. — Так что у тебя сегодня двойной кайф. А кто хороший друг?
— Вла-а-ад, — заухмылялся Антон и толкнул того в бок. — Ну отдайте мне уже зажигалку кто-нибудь! Главное — не растерять привлекательность по накурке…
Кто уж там мог растерять привлекательность! У Хантера Томпсона под наркотой успешные дела и покрупнее делались, а тут — всего лишь травка. Комнату постепенно заволакивал пьяный туман. Антон чувствовал ватную, колкую слабость во всем теле, мыслями — был здесь и где-то еще. Все беспокойное и суетное осталось далеко за пределами «Треугольника». А тут был только Леха, травящий байки про жизнь клуба в прошлые выходные, и Влад с полным устным экскурсом в уличную культуру Амстердама. А еще — тень желания в голодном теле. Предвосхищение обещанного удовольствия.
— Черт, если я не пойду сейчас, то я уже вообще никуда не пойду, — засмеялся Горячев, лениво выбираясь из-за стола. — Леха, проложи маршрут! Выйду и потеряюсь нахрен в каком-нибудь углу.
— Не для тебя, Антоша, нездоровый образ жизни… Пошли!
Воздух в душном, забитом главном зале показался свежим, чистым и отрезвляющим. Оставив Вовина, они вышли в разрезанную многочисленными треугольниками ярко-розового цвета черноту. Из соседней «випки» с хохотом вылетела группка подружек и тут же вмешалась в толпу на танцполе. Словно кто-то фруктового ликера влил в объемный стакан, уже заполненный всем, чем можно. Антону показалось, что среди них мелькнула нужная ему белая юбка.
— Ну все, вливайся в музыку, — раздавал на ухо советы Котков, обняв Антона за плечо. От него пряно пахло дымом и тяжелым, солидным парфюмом. Хотелось скорее оторваться и упасть носом в сладкие женские духи. — Можешь как раз в эту дверь случайно зайти — это у них девичник. Ошибся дверью, здрасьте — сам все знаешь. Или к бару шагай сразу, раз угощаться у альфа-самки собрался! Только не перепей, пока качает.
— Да, папочка, — заржал Горячев, отталкивая его и заступая на длинные невысокие ступеньки, спускающиеся к танцевальной зоне. Мощный бит уже проник в тело, наполнил неожиданно живой энергией. Легко двигаться, когда ты пьян. Оставалось теперь только кричать вслед: — Я тебе позвоню, если меня похитят!
Космическая, торопливая сила транса окончательно впитала его в себя. Антон решил пробираться к бару через разреженный поток вспыхивающих и угасающих в эпилептично мигающей светомузыке тел. Лиц он не различал. Себя, казалось, тоже. Собственные руки, которые он видел порой краем зрения, когда поднимал их, подвернутые манжеты белоснежной рубашки — все казалось полупрозрачным и неестественно насыщенным чужеродной краской. Вот он — почти черный призрак… Вот — уже горит, подобно блуждающему огоньку. Горячева отчего-то страшно смешила мысль, что с тем, как он отражает свет, достаточно будет просто встать на видном месте и ждать, пока к нему заплывет, как к удильщику, какая-нибудь прелестная рыбка. С этой мыслью он и потерялся в себе, так и не дойдя до бара. Поднял руки, прикрыл глаза. А позвоночник сам уже кривился под ударами аудиоволн, и мозг не выказывал совершенно никакого сопротивления напевным заклинаниям забыть обо всем…
Пальцы. Плечи. Глаза. Губы. В обрамлении размытых треугольников, как в фоторамках — разрозненные образы. Осколки. Выбирай любой. Собирай мозаику. Чьи-то ладони совсем рядом — Антон отодвинул их, не желая сегодня обращать никакого внимания на навязчивый символ. Темные волосы с сочными розовыми бликами — нашел. Белая юбка… Белая майка… Бело-серебряные искры на коктейльном платье — совсем рядом. Антон видел узкую красивую спину в глубоком вырезе, но не лицо. Подошел ближе. Только руку протянуть — и уже можно трогать так, как трогать невежливо, хотя бы не познакомившись. Еще один запрет — и первая неяркая вспышка возбуждения вдруг ослепила, обострила чувства.
«Пускай это будешь ты», — загадал Антон и вынырнул из-за плеча сверкающей незнакомки, страстно желая получить ее образ целиком. Победить — или продолжить поиски. Его встретили два очерченных черным — конечно, не углем, но так было похоже — темных глаза, томные полные губы и четкие линии макияжа. Антон видел, как молодая женщина замедлилась в танце, окидывая всю его фигуру оценивающим взглядом; таким острым и тонким, словно лезвие ножа для резки бумаги. И вот, когда ее подруги только навострили когти и выписывали бедрами витиеватые фигуры прямо за спиной, брюнетка сделала уверенный шаг навстречу к Горячеву. Ее ручки не касались его, но вот тело, словно намагниченное, оказывалось постоянно в недопустимой близости. Антон быстро подстроился под ее ритм — он едва ли контролировал свое тело, живущее само по себе, пластичное и свободное как никогда. Бедра напротив бедер. Полная грудь — почти вплотную к его груди. Никакого личного пространства. Никаких рамок и границ. Антону показывали, что его хотят и он нравится, как в мире животных, самым понятным языком — невербальным; а он отвечал. Языком жестов, тела и реакций. И в какой-то момент, прижавшись мягкими губами прямо к Горячевскому уху, незнакомка полила в мозг едва различимые в оре музыки фразы:
— А ты хорошенький! Пойдем, угощу? — и, взяв его за руку, потянула через толпу, через гомон и шум, через светодиодные вспышки прямо к бару, к мягкому перезвону бокалов, к улыбающимся людям и, конечно же, к месту парковки всех жаждущих чего-то большего в эту ночь. Она заказала два напитка и, аппетитно изогнувшись так, что стали видны плавная линия бедра да острая коленка, с готовностью подставила лицо под взор Антона и розовые блики. На барный табурет она не забиралась. Во-первых, не позволило бы платье. Во-вторых, возможно, это было следующим ее оружием, новым прицельным выстрелом, как, например, тонкая цепочка, свисающая с шеи и теряющаяся в ложбинке между грудей, или хитрый бальзам для губ, который скрывал их обветренность или зацелованность кем-то. Брюнетка вновь наклонилась к Антону, чтобы спросить: — Что-то здесь ищешь? 
«Тебя», — подумал Горячев, но успел смолчать: его опыт показывал, что это слово произносят, как правило, не столько сопливые романтики, сколько маньяки. А он — он был заряженным молодостью и музыкой, голодным и пьяным мальчишкой в эту ночь, но точно не сталкером. Расфокусированный взгляд ползал по образу незнакомки, почти призрачному, фантастическому… Сверкающая, властная — в эту ночь она напоминала ему Снежную Королеву, которая должна увезти с собой одного наглого бессердечного Кая. И тот ухмылялся, когда наконец находил ее глаза.
— Ту, которая хорошо танцует, — обозначил Антон. — Кажется, нашел.
Он потянулся было к стакану на барной стойке, как вдруг услышал вопрос бармена: «Поджечь?» Бросив беглый взгляд в ту сторону, Горячев понял, что в черно-розовом безумии выделяется только один почти заглушенный отблеск — на просвет от белых ламп в рабочей зоне. Зеленый. Абсент, конечно же. Антон неуверенно кивнул — он не хотел рисковать с неразбавленным напитком после косяка, а так у него был шанс выжечь градус и не ставить над собой слишком смелых экспериментов. Вспыхнуло голубое пламя — и вот уже его порция дополнилась перевернутым бокалом с соломинкой. Горячев наклонился, медленно вдохнул пары, сделал небольшой глоток теплого, жгучего, приторно сладкого зелья… Его бросило сперва в жар, потом в холод, затем обратно... Под кожей проползла дрожь, спустилась и собралась где-то между бедер. Что за характер был у его находки!
— Я Антон, — представился он, облизнувшись и утерев губы тыльной стороной ладони. Женщина медленно улыбнулась, натягивая эмоцию на столпы собственных мыслей. Одна из них была пьяная и разрешила задержаться взгляду на чужих губах непозволительно долго. Другая — расчетливая и смелая; она отклонилась назад, чтобы посмотреть на чужие наручные часы. И когда все ее устроило, наконец, представилась:
— Эля, — улыбнулась брюнетка, заправив за ухо прядь гладких волос. — А я ищу того, кто хорошенький, — хищно ухмыльнулась она, сладко причмокнув. — Кажется, нашла. Что, Антон, мы здесь надолго, мы хотим танцевать или, может быть, я станцую только для тебя? 
Эля — наверное, Эльвира, — двинулась на Антона, и уже очень скоро напряжение между ними стало гуще и сытнее. Новая знакомая облизывала губы, заправляла волосы плавным движением, открывала шею и показывала всем своим видом, что она-то знает вес своему телу и ладному лицу. Еще немного — и ее руки лягут на Горячева, заявляя свои права всем, кто мог бы на что-то претендовать в эту ночь.
— Такой красивый мальчик и один. Кто ж тебя такого отпустил, а? Хочешь расскажу тебе секрет на ушко?
— Ну попробуй, — с вызовом прошептал Антон, податливо разглядывая каждый новый изгиб, который открывался перед ним. Ах, этот сладкий яд на уши… Эля наверняка думала, что берет его в оборот — а он уже контратаковал, пристраивая горячую ладонь у нее на талии. — Расскажи…
И тут вдруг сквозь электронный шум, сквозь свет и жар прорвался лишний сигнал — вибрация мобильника в кармане. В клубе Лехи Антон, пока еще находился в сознании, привык быть максимально бдительным — ведь Большой Брат следил и мог дать команду «отставить»... Мало ли кто сюда приходил отдыхать! Горячев, не отстраняясь, вытащил смартфон свободной рукой, снял блок и глянул на уведомление. Пришло оно, впрочем, не от кого-то, кого он мог ожидать. На узком всплывшем окошке читалось начало сообщения от хозяйки с нежными руками: «Антон! Реальность совершенно выбила меня из времени, и тебя, вижу, тоже, но я…» Но Горячев был беспощаден — и смахнул бесполезное сообщение, так и не открыв целиком. Телефон снова соскользнул в карман — и как раз вовремя, потому что Эля стала медленно отдаляться. Но не смогла. В ту же секунду вторая ладонь уже смяла шероховатую ткань сверкающего платья, а Антон хищно улыбался ей в лицо:
— Ну-ну. Я люблю именно на ушко! Или ты хотела выпить?.. Тогда прости…
— М-м-м, — Эля скользнула узкой ладонью по белой ткани рубашки, задевая аккуратными длинными ногтями скрипучий принт. — Не отвлекайся от меня, Антон. А то не расскажу секрет. Но, так как ты вел себя не очень хорошо, придется отвести тебя в угол. В мой угол, — Горячев ощутил, как вторая рука опустилась ему ниже пояса. Эля не нарушала самых запретных границ, но прозрачно намекала на такое намерение. — У меня есть машина, квартира, но нет хорошенького мальчика. Будешь сегодня мой. — Она лихо опрокинула в себя свое же зелье, разбавила алкоголь поверхностным скорым поцелуем в губы, оставила деньги, которые выудила из лифа, что скромно прятался под сияющим платьем, и поманила Горячева за собой, пощекотав его ноготками под челюстью. Тот чуть не замурлыкал — ему этим вечером все кружило голову. — Пойдем?
Антон допил абсент и, лихо взяв Элю под руку, позволил вести себя. У него не было с собой никаких вещей, кроме телефона; верхняя одежда хранилась в гардеробе, как, видно, и ее; Леха и Влад не ждали назад. Горячев был вовсе не против того, что этим вечером снимали его, а не наоборот. В мозгу страшно зудела только одна мысль: наконец перед ним спустя месяц женщина — роскошная, доступная, не ставящая никаких правил. Он мог трогать ее, слушать ее, вдыхать ее запах. Она целовала его, а еще у нее был узкий аппетитный зад, женственная фигура и красивая грудь. А еще она была напористой! Как та, вроде бы, жена Богданова — только гораздо более во вкусе Антона. На выходе он подал Эле шубку, помог одеться. В белесом свете уличных фонарей и среди снега она показалась ему немного старше, чем вначале — но кто был Горячев такой, чтобы жаловаться, если от нее так вкусно пахло, а она сразу продемонстрировала ему, чего хочет?
— Увезешь меня в свой ледяной дворец на санях? — засмеялся Антон, когда сквозь снегопад они добрались до серебристой «бэхи». Возле машины он снова поймал Элю и без лишней агрессии, играючи прижал ее к двери со стороны водительского сиденья. Приблизился к ее лицу, бедрами утонул в длинном меху, прикрывающем женские ноги. — А можно сперва осколочек в сердце?
— Ну не сани, конечно, нечто получше и с подогревом, — Эля прикрыла глаза, недолго размышляла над тем, как уронить осколок в сердце, а затем отдала Антону еще один поцелуй. Но на этот раз долгий, томный, не оставивший на ее губах ни следа блеска и укравший несколько долгих минут жизни. Горячев ей нравился. Это было видно по тому, как легко и просто Эля шла на контакт, как быстро принялась искать болевые точки, чтобы разыграть желание, как без вопросов позвала на свою территорию. И дыхание у нее было спокойное, непоколебимое волнением первой встречи, но жаркое от возбуждения. — Садись, — улыбнулась она, оторвавшись от Антона, — Нам недалеко.
Антон блаженно откинулся на спинку кресла, не чувствуя холода в остывшей машине. Его морило и дурманило, современные здания за окном сменялись помпезными фасадами, золотящимися в ночи полупраздничной подсветкой. Они пересекли Фонтанку, проехали мимо Мариинского дворца — куда-то в сторону купола Исаакия и в старые дворы. Не так уж далеко и от дома Антона. На случай он сократил собственный путь более чем вдвое. Но стоило ли хотя бы задумываться о случае, если его мысли так материальны?
Невольно Горячев смотрел на руки Эли, нежно сжимающие руль. Невольно задел мыслью сообщение, которое не захотел читать. Поделом! Чего та, невидимая, могла от него хотеть? Антон был уверен, что вот сейчас он вернется в свою колею и забудет о ней окончательно. Время у временного решения вышло. Как и у всех, кто находил Горячева, кого находил он; один раз, два — достаточно, чтобы получить все. Достаточно, чтобы пресытиться. От рук Горячев вновь быстро отвлекся на городской пейзаж за окном. Он не пытался запоминать дорогу, просто медитировал. Позволял мыслям течь. Позволял им стоять, увязая в дурмане марихуаны и абсента. Какой коктейль…
Через полчаса добрались. Просторная парадная, широкая лестница, деревянные перила: в центре Питера один дом был похож на другой, возможно, больше, чем в любом другом городе. Эля поднималась впереди, и Антон пытался заглянуть под шубку, под короткую юбку, бездумно следуя за ней. Квартира. Темная прихожая. Тишина и голые плечи.
— Мне бы в ванную быстро… — заулыбался Горячев. — А потом я вернусь, найду тебя по открытой двери и ты мне наконец расскажешь свой секрет. Идет?
— Идет. Иди, — Эля указала нужную дверь, а сама уплыла в одну из трех комнат, так и не включив свет. Но вскоре по просторной квартире сонно пополз шепот музыки. Горячев оказался в небольшой, но чистой ванной, совмещенной с туалетом, с каким-то совершенно обыкновенным белым кафелем и бесконечным засильем женских баночек-скляночек для ухода за собой. Первым делом озаботился тем, чтобы в ближайшие несколько часов его не побеспокоили никакие другие физиологические позывы. Потом обязательная гигиена. Потом — уточнить наличие в кармане брюк презервативов… Наткнувшись ладонью на телефон, Горячев вспомнил: Леха! Лехе он традиционно отчитывался о своих спонтанных, хотя и ожидаемых, исчезновениях из «Треугольника».
«Жив, цел, орел, катаюсь со Снежной Королевой по адресу… Если пропаду до завтрашнего обеда — наверное, замерз где-то здесь. =)» — набрал он в личные Коткову и скинул геолокацию.
«Ну ты уж постарайся ее согреть!» — прилетел ободряющий ответ, и Антон, весьма довольный собой, свернул чат. И тут же уперся в поднявшийся контакт с руками, на котором теперь горела красная точка. То непрочитанное… Горячев, неожиданно раздраженный журчанием воды под краном, вздохнул, нахмурился и открыл сообщение.
«Антон! Реальность совершенно выбила меня из времени, и тебя, вижу, тоже, но я надеюсь, что тебе все понравилось в прошлый раз. И мы встретимся. Может быть, в выходной? Или в среду?»
«Поразительно, все же вспомнила», — выгнул брови Горячев. Хозяйка была в сети и, похоже, все еще ждала от него новостей. Но Антон уже завелся: отложив телефон на ванный столик, он снял с себя футболку и нырнул лицом в ладони, под струи воды.
«Ищет меня теперь, как любая из этих дебильных девок. „Встретимся в выходной, Антон? Или в среду?“ А если больше не встретимся, то что?»
Раздражение, внезапно выбившее его из колеи, словно вымыло из тела приятное томное опьянение, и теперь Горячев старательно пытался стереть с себя нервозность, напряжение, лишние мысли, которые назойливым роем перли в блаженно-пустую до этого момента голову. Прохладная вода стекала по занемевшему лицу. Цветочное мыло оседало на руках, под мышками, ниже… Вот он, запах чужой женщины. Антон старательно примерял его на себя, мимикрируя, готовясь превратиться из случайного «хорошенького мальчика» в того, кто всецело владеет и принадлежит.
Пять минут, десять… Капли воды осели темными пятнышками на брюках, и Антон затер их полотенцем. Рубашку решил не надевать — только лихо накинул на плечо, покрасовался перед зеркалом. Отражение глядело на него незнакомыми темными глазами, и зрачки походили на черные стеклянные бусины, вставленные в неестественно-бледное в белом свете лицо. Ну и впрямь Кай. Эта дурацкая ассоциация так захватила Горячева, что он вновь мигом забыл обо всем — кроме призывно ноющего, еще не раскрывшегося возбуждения.
Но тут снова завибрировал телефон…
Антон мгновенно взялся за него с одной целью — убедиться, что от него не хотят ничего срочного, а после («На часах 23:55, мать вашу!») — выключить вибровызов и уйти в небытие до утра. Но посреди экрана горело новое уведомление от «рук». Новое сообщение.
«В таком случае я буду искать следующего кандидата. Хорошего вечера, Антон».
Горячев захлебнулся, скрипнул зубами. К чему такие поспешные выводы? Что это, она его просто выбросить вздумала?! В один миг от пары жалких предложений Антона охватила такая злоба, что заболела голова.
«Да с чего ты вообще решила, что я должен перед тобой отчитываться?.. То, что я работаю на вашу ебучую компанию, не значит, что я должен как штык быть не на летучках, а в дрочильне, которая одному богу известным образом оказалась там же! Блядь…»
Антон выдохнул и потер лоб. Вспомнил свою паранойю. Подумал, что, возможно, беда его именно здесь и кроется — в том, что он должен. Ведь если доминатрикс была кем-то из сотрудников высшего звена или состояла в близких отношениях со Львом, то могло произойти что угодно. Но Горячев не хотел отвечать. Его пошатывало, а складывающиеся в потенциальный ответ фразы оказывались то непозволительно слабыми, то слишком агрессивными. Единственное, чем Антон решил себя спасти, прежде чем все-таки выключить вибрацию, было:
«Я сейчас не могу писать».
Не ахти какой ответ на фразу, исходя из которой хозяйка «уже все поняла» — но Горячев допустил, что если она не конченая драматичная сука, то поймет, что поспешила с выводами.
«А потом я уже сам тебе скажу, что мне эта ересь в вашем офисе на хер не сдалась, и работу я тоже передам, пока все не зашло слишком далеко».
Со всем этим дерьмом Антон задержался в ванной несколько дольше, чем это было вообще допустимо. Вдоль позвоночника ползала нервозная дрожь: сперва это, а теперь Эля уже наверняка заскучала, да и поведение его смешно… Опьянение как ветром сдуло, и все, что от него осталось — гипнотизирующий, засасывающий поток уже не приятных эмоций, а дисфории.
Горячев нашел свою новую знакомую в комнате, что освещалась уличным фонарем снаружи, а посему и без источников света внутри помещения все было прекрасно видно. Эля сидела в кресле в одном нижнем белье и слушала музыку, а ее платье безвольно валялось у порога небольшой спальни, являя собой образчик самой лучшей приманки. Сети расставлены, ставки сделаны, только игра все никак не начнется. Когда Антон переступил порог комнаты, Эля ожила и воплотилась в белый в свете фонаря, живой да нервный силуэт. И только в последнем читалась некоторое нетерпение. Горячев услышал все тот же сладкий голос, уверенность и спокойствие, а увидел — кружевные чулки и пояс к ним:
— Ох, Антон, я уж думала, ты начал все веселье без меня, — Элины руки легли Горячеву на живот, аккуратно поглаживая. Было в этом жесте что-то настолько материнское и заботливое, словно по одному эмоциональному фону она смогла все прочитать. — У меня есть еще немного абсента, я могу сделать тебе коктейль или, если хочешь, заставлю собирать зеркало. Не бойся, мой мальчик, я не кусаюсь.
Эля прижалась к Антону так, что ее грудь в небольшом черном — как ему казалось — бюстгальтере немного приподнялась. Вместо ответа он обхватил ладонями точеное личико и припал к губам поцелуем. Пить Горячев не хотел — алкоголь при такой эмоции бросил бы его в еще более глубокую яму. Хотел — просто забыться. Понять, что именно здесь его желают и именно здесь он желает находиться сам. Но как бы сладко ни жалась к нему Эля, как бы томно ни вздыхала в губы, где бы ни гладила — а тело стыло, казалось, только сильнее. Если еще полчаса назад Антону было достаточно только подумать, чтобы возбудиться, то сейчас он не мог выместить обнаженными фантазиями о красотке перед ним страхов и сомнений.
«Если я не отвечу в ближайшее время, она может разорвать договор. А может, у нее кто-то там уже кайфует и это просто предлог выбить еще одно место. Зачем мне место… Да она же не может просто так от меня отказаться, она говорила, что я хорош! А если там реально Елена… Если она меня все же снимала… Я же даже сам от нее тогда не уйду. Надо проверить, будет ли она давить… Мне пиздец...»
Горячев очнулся тогда, когда пальцы Эли легли ему на ширинку. Она щекотала его ногтями — но ощущалось это не как игривая и томная прелюдия, а как трение наждачки. Каждое прикосновение становилось все более и более неприятным, Антон замыкался в себе — ничто раньше его так не сбивало. А теперь его уничтожало все, включая нахлынувшее вмиг похмелье.
— Подожди, я не могу… Что-то мне нехорошо… — Горячев отстранился, мягко отводя Элины руки. Чувствовал он себя полным ничтожеством. Перед ним роскошная дорогая дамочка в одном белье, а у него не встает — ни в какую! И — только отвращение к ней, в целом неизбежное в будущем, но на этот раз — преждевременное… В глаза брюнетке он смотреть не хотел.
— Так, только если собираешься блевать, то иди в ванную, ок? Я эту квартиру снимаю, не хочу завтра убираться перед тем как отдать хозяину ключи, — Эля вздохнула и закатила глаза. Сдалась она быстро, словно все знала заранее и бороться за хороший вечер не намеревалась. Она только накинула на плечи черный халат с элементами кружева, кутаясь в него так, словно холодная ткань смогла бы ее согреть. — Я говорила тебе не отвлекаться от меня. Что, написал тебе кто? Благоверная, от которой налево пошел? Не дрочил же ты там так долго в ванной.
— Нету у меня благоверной, — огрызнулся Антон. — Мозгоебля только есть… Не испорчу я тебе квартиру, не переживай. Пойду оденусь…
Опустив плечи, Антон вышел в прихожую. В считаные минуты он уже был одет — и в уличное тоже. Так быстро, как сегодня, Горячев не зашнуровывал ботинки даже в детстве, когда очень спешил к пацанам во дворе — разглядывать первые трофейные фотки из эротического журнала. Эля наблюдала за ним изучающе с телефоном в руке и непробиваемым выражением лица. 
— И что, так вот просто убежишь? Не попробуешь остаться до утра, не хочешь проспаться? Дать себе еще шанс? Или со мной что-то настолько не так?
Горячев выпрямился, вздохнул. Все же взглянул на нее еще раз — и впрямь, не дать ли себе еще шанс? Поздно он поймал мысль, что если бы придумал какую-то иную причину, не связанную с самочувствием, и сошел за несчастного — возможно, удалось бы уйти от этих неудобных вопросов. Но теперь почти любое слово, которое он мог сказать, звучало бы дешево. Обычно Антон не корил себя за такие ситуации. Но сегодня он оказался настолько подавлен и разочарован в самом себе, что почти чувствовал вину перед этой женщиной.
— Все с тобой как надо. Но так лучше будет, правда… Давать вторые шансы — два раза огорчаться, — нахмурился он и отвернулся к двери. Пара секунд возни — и в лицо уже веяло сырым сквозняком с лестницы. — Спасибо, что позаботилась, в любом случае. Пока…
Хлопок и поворот замка уже за спиной прозвучали, как пощечина. Обреченно Антон побрел вниз. Вызвал такси. Впереди его ждал вполовину сокращенный, преждевременный путь домой.


Ночь 3–4.02. Хозяйка


На столе темного дерева лежал ежедневник, который нервно трепали руки. На открытом развороте, на одной из страниц цвета слоновой кости было написано несколько имен, ранее зачеркнутых: Сергей, Артур, Слава… И последнее — Антон. Рука несколько раз намеревалась зачеркнуть имя, но вышло только обвести пожирнее и поставить рядом точку. Слева — телефон. Он был активирован: вот открылась злополучная программка, несколько уже давно неактивных контактов и вдруг... 
«Антон печатает…» Читалось в этих двух словах, загорающихся короткой вспышкой и сменяющихся нервозно-безликим «в сети», что-то угнетенное, недоговоренное, слишком недоверчивое. И это — после тех наглых смайликов-улыбок, сладких провокаций.
«Ну вот, теперь могу».
И все. Но через несколько мгновений, словно опомнившись, снова: «печатает…»
«Ну и резкая же ты =)) Я просто в клубе был с друзьями».
Рука отбросила телефон в сторону, на дальний угол стола, но сообщение оказалось прочитанным. Взяла ручку, нависла над именем… Прошла секунда. Две. Три. Пришлось поставить еще одну точку, чтобы завершить хоть как-то затянувшееся действие. Стоит ли писать ответ? Мобильный телефон рвано перемещался то в руки, то на стол, то в карман, то опять в руки. То загорится экран неприятным голубым свечением, то вырубится окончательно и обратится в черную дыру одним мигом. Пальцы печатали спешно и жестко ударяли подушечками о гладкое стекло. 
«Ну так я выбираю следующего или тебе все еще нужны мои услуги?»
И тут Антона прорвало, потому что он тут же начал что-то писать — перебойно, остервенело… Остановился. Даже сквозь текст угадывалась агрессия, которую он, возможно, силился скрыть — но отказывал себе в этом. Не любил, не умел врать?
«Почему ты этим занимаешься в том же доме, где со мной проводят совещания? Я не тупой, мне кажется, что ты тоже в компании… Просто сразу скажи мне, если я решу отказаться, у меня будут проблемы?»
Пальцы остервенело колупали защитное стекло экрана в ожидании верной мысли. И печатать начали не сразу, долго подбирая правильные слова, а затем стирая их одним махом, скашивая лихим прорывом.
«У тебя не будет проблем, отказывайся и уходи. Если тебя только это волнует, то на этой стороне все прекрасно. Если ты плохо читал договор, то прошу повторить и заметить, что он обоюдоострый для нас обоих. Я тебя вычеркиваю, все забудь и успокойся».
«Я еще не сказал нет».
На этот раз сообщение даже не пришлось открывать полностью, чтобы прочесть. Палец до немоты вбился в «отметить как прочитанное», а после длинные пальцы вернулись к шершавым листам ежедневника и прохладному металлу ручки. Стержень уперся в бумагу, промял ее, почти проткнул насквозь. Отвечать Антону никто не собирался, готовясь сделать последний прочерк. Однако он не замолкал.
«Просто поставь себя на мое место… Это все очень странно. И непривычно. И меня все еще мучает паранойя... Но это все равно не отменяет того факта, что мне с тобой очень хорошо. И я, наверное, не прав, что не писал первым. Я просто не общаюсь обычно с девушками после секса. Вот такой я мудила».
Ответный удар последовал практически незамедлительно:
«Да, ты очень неуважителен к девушкам. Но со мной такое не проходит, как видишь. Тем более, отчего ты ведешь себя так, словно ты выбираешь? Я тебя тоже выбираю. И могу тебе сейчас отказать просто потому, что мне не нравится, что ты мудила, Антон. И меня не устраивают эти твои скачки настроения. Либо все устраивает, нравится — остаешься. Либо уходишь».
Сообщение отправилось, а руки замерли, стискивая пальцами чуть потеплевший металл. Вдогонку полетело:
«Да, мы работаем в одной компании».
Антон на какое-то время замолчал. Он не отошел: висел в сети. Наверное, перечитывал сообщения, думал. И писать начал только спустя долгие десять минут — так же медленно и осторожно. 
«Хорошо. Мне очень нравятся твои ручки. И ты уже заставила меня умолять, поэтому я отношусь к тебе не так, как к большинству девушек — чтобы ты знала. Прости, что поступил так неблагодарно. Ты еще будешь ждать меня?»
Послышался глубокий вздох, а после несчастное имя Антона стало самой жирной надписью на всем развороте. Сначала Горячеву никто не отвечал, а руки просто аккуратно выглаживали чуть помятые на уголках листы планера, после — перебирали письменные принадлежности в металлическом стакане, что покоился на столе. 
«Конечно, Антон, я тебя очень жду. Но мне очень важно знать, когда мы собираемся заранее, чтобы мочь устраивать встречи. Мне нужно готовиться».
«Завтра. В 18:00 или около того. Подойдет?»
«Может быть. Я подумаю».