Февраль в Барселоне

Февраль в Барселоне – время неслучайных встреч и разбитых сердец. Таким был каждый последний месяц зимы, когда я приезжал сюда из Мадрида по делам моей консалтинговой компании. Но в этот раз поиск партнёров для бизнеса не был основной целью моей поездки, я находился здесь для поисков другого рода.
После чопорного Мадрида Барселона всегда казалась мне мятежной хулиганкой с радужными флагами её квартала Эшампле, бунтарской площадью Каталонии и знаменитым гей-отелем «Аксель», в котором я обычно останавливался. Этот город дышал драйвом и свободой и всегда поражал меня своей удивительной способностью органично вписывать в себя всё новое и необычное. И, пожалуй, нигде это не ощущалось так ярко, как в Вилла Олимпика, куда завели меня мои поиски.

Вилла Олимпика была новым прибрежным районом, пусть и не таким роскошным, как центральные кварталы, но её многочисленные ночные клубы и летние кафе-чирингито как магнитом притягивали к себе туристов и студентов, а целая плеяда маленьких спортивных центров, рассыпанных вдоль пляжной линии, никогда не пустовала. Ну а на светофорах здесь даже можно было поиграть в виртуальный пинг-понг с кем-то на противоположной стороне улицы, в ожидании смены сигнала с красного на зелёный. Вместо теннисного стола был сенсорный дисплей, по которому пружинисто прыгал белый шарик, а воображаемую ракетку приходилось перемещать собственными пальцами, не давая шарику коснуться низа экрана.

Я приходил к этому маленькому жёлтому автомату, прикреплённому к светофорному столбу, ровно в семь вечера, чтобы поиграть с моим оппонентом на той стороне перехода. И попытаться выиграть.

Когда я увидел его три дня назад на этом самом перекрёстке, то рванулся было сразу же перебежать дорогу, не заботясь о том, что светофор горел красным. Но мой порыв остановил звуковой сигнал, исходящий из автомата пинг-понга, когда он нажал кнопку вызова со своей стороны. Я понял, что он предлагает мне сыграть и поспешил принять его предложение.

Обычно прохожие-игроки, закончив партию, переходили дорогу, иногда встречаясь ладонями в воздухе в знак приветствия на середине пешеходного перехода, и расходились дальше каждый своим маршрутом. Но это был не наш случай. Потому что для нас эта партия не была всего лишь развлечением в ожидании зелёного света, и мы оба это знали. Мне нужно было с ним поговорить, а для этого сначала я должен был его обыграть. Что ж, если таковы были его правила игры, я принимал их. Но, чёрт возьми, пока я не выиграл ни разу.

Судя по маленькому рюкзачку округлой формы, который всегда торчал у него за спиной, там он носил ракетки для настоящего пинг-понга и направлялся, по всей видимости, в один из пляжных спортивных центров. Так что опыта ему было точно не занимать. Может поэтому он обыгрывал меня уже три дня кряду, пусть и виртуально. И каждый раз, когда экран издевательски показывал мне красный дизлайк проигрыша, я готов был поклясться, что через дорогу до меня доносится его насмешливое фырканье, хотя расстояние между нами было довольно большим. Потом я наблюдал, как он без сожаления нажимает кнопку сброса игры, разворачивается и уходит в сторону пляжей. Я же с колотящимся сердцем шёл к метро, чтобы ехать обратно в отель.

Вот и сейчас, когда на другой стороне улицы мелькнула его стройная фигура, сердце моё пропустило удар, а стоило шарику уже привычно запрыгать по дисплею, как оно опять забилось в ритме этих прыжков, позволяя себе удар только после ответного удара с другой стороны. Он реагировал молниеносно, отражая мои подачи, но я не сдавался. Потому что я должен был с ним поговорить. И с этим следовало поторопиться. Может статься, что другого шанса мне не представится. А вдруг завтра он решит не возвращаться? Я не знал, что буду тогда делать.

До сих пор не понимаю, как мне это удалось, но я глазам своим не поверил, когда высветился счёт 7:6 и зелёный бодрый палец-лайк поприветствовал победителя – меня. Этот упрямец так и остался стоять у своего автомата, поэтому мне ничего не оставалось делать, как пересечь дорогу самому.

– Ты отстойно играешь в пинг-понг, – заявил он, не успел я сделать шаг с проезжей части на тротуар.

– Мне об этом уже говорили, – покорно согласился я.

Он смерил меня недовольным взглядом и, резко развернувшись, быстрым шагом направился в сторону высаженной высокими пальмами аллеи пляжа Икария. Я последовал за ним, стараясь не отставать. Наконец он нырнул в заднюю дверь приземистого строения, даже не подумав придержать её для меня. Ловко увернувшись от тугой двери, я прошёл за ним по узкому полутёмному коридорчику в маленькую комнатушку, где кроме теннисного стола да пары стеллажей с инвентарём больше ничего не было. Он скинул в угол свой рюкзачок и обернулся.

– Чего ты хочешь …, – его взгляд скользнул к бэйджу с моим именем и должностью, который так и остался болтаться на лацкане моего пиджака после рабочей встречи. – … Мартин Рубио, управляющий партнёр компании «Эмпресас Консалтинг»? И как вообще такого как ты занесло в эти края? Здесь, как видишь, не элитный спортклуб.

Видимо он намекал на контраст, который мой элегантный костюм, дизайнерское пальто и брендовая обувь создавали с обстановкой этой обшарпанной комнатки. Я так и видел себя его глазами: хорошо одетый, подтянутый мужчина, пахнущий дорогим парфюмом и успехом, с властным взглядом серых глаз и решительно очерченным ртом, который почему-то неуверенно мялся перед худощавым парнем в толстовке, рваных джинсах и потёртых кедах.

– Меня привело сердце. Ты знаешь, что оно похоже на шарик от пинг-понга – его траектория так же непредсказуема? Так сказал мне однажды один человек.

Теперь он натурально очень громко фыркнул, явно ставя под сомнение компетентность автора высказывания.

– Какая чушь. Не понимаю, почему я должен её слушать.

Ответа у меня не было, но я попытался:

– Я выиграл партию. Значит могу говорить.

– Только покороче, – нехотя разрешил он и уселся, скрестив ноги, на плетённый коврик, брошенный на стёртый линолеум. Привалившись спиной к хлипкой стенной переборке, он строго добавил: – У меня скоро тренировка.

Я осмотрелся. В комнатке не было ни дивана, ни даже стула и я принял вызов – скинул своё дизайнерское пальто прямо на не очень чистый пол и опустился на него рядом с моим хмурым собеседником, копируя его позу.

– Ну что ж, раз времени у нас навалом, то начну я с самого начала.

И плевать мне, что он задохнулся от моей наглости – я заслужил право голоса. Я устроился поудобней насколько это было возможно и начал.
– … Всех своих любовников в Барселоне по какой-то невероятной неслучайности я встречал именно в феврале. Они были разными, но истории всегда заканчивались одинаково. Потому что я бросал их, как только они становились слишком требовательными и начинали воображать, будто нас связывает нечто большее, чем просто секс. Иногда оставляли и меня, что не меняло обычного итога, а только удачно избавляло от лишних объяснений. Но чаще это я разбивал им сердца, нисколько не заботясь об их чувствах. И когда я встретил Тьяго в том феврале, ровно год назад, то был уверен, что так будет и на этот раз.

Я слишком усердно работал над очередным бизнес-проектом, проводя часы за компьютером, и это сказалось на моём зрении. Мой барселонский врач, прогрессивный, как и всё в этом городе, посоветовал мне упражнения с изменением расстояния фокусировки глаз. Например, слежение за шариком пинг-понга во время игры. «А почему бы и нет?», – сказал я себе. Я всегда был открыт новому опыту. К тому же стоял февраль – не мог же он оставить меня без очередной неслучайной встречи?

Блондин-администратор на ресепшен модного спортклуба проводил меня влажным взглядом и по тому, как он обвёл языком свои полные губы, я понял, что он не прочь продолжить знакомство. Но этот вариант был слишком банален, моя неслучайная встреча должна была стать чем-то более оригинальным. И я не ошибся. Он был именно таким, какого я хотел: красивый, года двадцать три, с копной кудрявых каштановых волос и сумасшедше-синими глазами. Чуть худоват на мой вкус, но отлично сложен.

– Сеньор Рубио? – его голос, пославший волну дрожи вдоль моего позвоночника, мне тоже понравился. – Тьяго Кариньос, ваш инструктор по пинг-понгу.

Он протянул мне руку, и я без колебаний принял её, приятно вздрогнув от прохлады его кожи. Я накрыл наши соединённые руки сверху второй своей ладонью, сразу же переведя обычное рукопожатие при знакомстве в намёк на мой явный неоднозначный интерес.

– Привет, кариньо (исп. cariño – милый, дорогой), – сказал я, всё ещё удерживая его руку в своей, и он заалел щеками. – Прошу тебя, никаких «сеньоров» и для тебя я просто Мартин. В такой очаровательной компании как твоя мне меньше всего хотелось бы помнить о своём возрасте.

К моему удовольствию он открыто улыбнулся, и я почувствовал едва заметное ответное пожатие его пальцев. Ну что ж, как я и предполагал, здесь проблем не возникло. Было похоже на то, что мы отлично проведём несколько недель, замечательно потрахаемся, потом я разобью ему сердце и улечу домой в Мадрид. Всё как обычно.

Мы начали тренировку и Тьяго с его гибким телом и точными движениями меня просто заворожил. Каждый раз, когда он посылал мне жёлтый шарик через сетку стола, мне казалось, что в меня попадает маленькая золотистая молния, пронзая моё тело где-то в районе паха, и я совершенно не следил за игрой, отвлечённый этими волнующими ощущениями.

– У тебя слишком большой замах для подачи, Мартин, – вздохнул Тьяго где-то через полчаса наших обоюдных усилий. – Это же не большой теннис. А ты вонзаешь шарик в стол так, что скоро пробьёшь его насквозь.

Но проблема была как раз в том, что вонзиться я хотел совсем не в стол. И вовсе не шариком. Судя по стойкому румянцу на его щеках, Тьяго об этом догадывался, но игру всё-таки продолжал.

– Извини, ты отстойно играешь в пинг-понг, – наконец со смущённой улыбкой признал он. – Но давай попытаемся ещё.

– Зато я хорош в другом, кариньо. Позволь рассказать тебе, как я умею…

– Будешь говорить, когда выиграешь партию, – строго сверкнул глазами Тьяго, но уголки его губ насмешливо дрогнули от едва сдерживаемой улыбки.

С ракеткой отношения у меня так и не сложились, поэтому право голоса я не получил. Мы попрощались долгим рукопожатием и тягучим взглядом, а уже на следующем занятии я приступил к решительным действиям. После третьей неудачной подачи с моей стороны я отложил бесполезный инвентарь в сторону и, обогнув стол, подошёл вплотную к объекту моего неспортивного интереса. Тьяго едва заметно вздрогнул, когда я положил обе руки ему на плечи, зрачки его расширились от возбуждения, почти заполнив синюю радужку.

– Я предлагаю не терять время. Мы оба знаем, зачем я пришёл на второе занятие, не так ли?

Он задышал чаще, но всё же уточнил:

– Что мешает тебе сделать это с Энрике, тем парнем с ресепшен? Он совсем не против, судя по взглядам, которыми он тебя провожает.

– Я не хочу его. А тебя – да.

Я слегка нажал на его плечи, заставляя опуститься передо мной на колени.

– Давай, кариньо, покажи мне как ты умеешь играть, когда в руках у тебя не ракетка.

О, он был талантлив не только в спорте. Он выпил моё желание до дна, очевидно вместе с мозгами, потому что едва придя в себя после сокрушительного оргазма, я одним рывком дёрнул его вверх, ставя на ноги, а его туго натянутые эрекцией шорты – вниз, вбирая его так глубоко в рот, что он ударился в заднюю стенку моего горла. Ему хватило нескольких движений, и я едва не захлебнулся его пряным вкусом. Чёрт, я почти никогда так не делал – минет вообще не входил в число тех удовольствий, которые мне нравилось давать, а не получать, но с ним у меня просто отказали тормоза. Он еле держался на ногах, и я потянул его к себе. Когда он упал рядом со мной на колени, я жадно впился губами в изгиб его рта. У моего первого с Тьяго поцелуя был наш общий вкус, который сладко горчил, смешиваясь у нас на губах.

Я уже было раскрыл рот для вопроса, но он опередил меня:

– Когда я увижу тебя снова?

– Очень скоро, – пообещал я, жалея, что мне пора было уходить и уже желая вернуться к нему опять.

Вернулся я следующим же вечером, и в этот раз до тренировки подачи мы так и не дошли. Я обменял абонемент посещений с двухразового на постоянный и поздравил себя с удачным выбором спортклуба.

Мне нравилось проводить время с Тьяго, прикасаться к его телу, говорить ему приятные, ничего не значащие глупости. От этого он так прелестно заливался краской, что мне немедленно хотелось повторить ему все эти глупости снова. Но это была вовсе не наивность или жеманство с его стороны. Он как будто принимал всерьёз все мои слова, и я на самом деле очень нравился ему. Он был откровенен в желаниях и не скрывал, что ему доставляет удовольствие быть со мной. В этой его искренности я находил особый шарм. Он ничего не спрашивал, не требовал, он просто был со мной, потому что ему этого хотелось.

Нет, наивен он не был, а вот романтичен – даже слишком. Однажды, встретив меня проникновенным поцелуем на входе в игровой зал, Тьяго задержал мою руку у своего сердца и заглянул мне в глаза.

– Каждый раз, когда я тебя вижу, моё сердце как будто играет в пинг-понг с твоим, – он прикоснулся свободной ладонью к моей груди слева. – Чувствуешь? Твой удар – мой удар. Вот твоё стучит быстрее, и моё делает то же самое.

Ещё бы оно у меня не стучало быстрее. Мы встречались уже почти неделю и у меня в его присутствии всё тело гудело от потребности наконец-то перейти от минета к более глубоким процедурам. Поэтому я уже почти не слушал его – всю эту романтическую сердечную ерунду затмевало желание стащить с него шорты и нагнуть его над теннисным столом.

Моя рука медленно сжалась в кулак, беря в захват ткань его футболки, и потянула на себя. Он мягко подался навстречу, обжигая мои губы горячим языком. Потом он поманил меня за собой и через несколько минут мы оказались в полумраке маленькой комнатки в мансарде. Желание пульсировало у меня в паху, гулко отдавая в уши, в унисон с ответной дрожью его нетерпения, пока мы избавляли друг друга от одежды и наощупь добирались до кровати. После шёлкового постельного белья, к которому я привык, покрывало на кровати раздирало мне кожу на спине своими жёсткими нитями. Но это трение спины о грубую поверхность ткани, а моего тела о горячую гладкую кожу Тьяго, уносило прочь последние остатки разума. Я торопился как подросток и едва успел подготовить его, как уже оказался в нём до упора. Я сцеловывал солёные капельки боли из уголков его глаз, ненадолго перестав толкаться в него, но он не желал останавливаться, и когда его прохладные пальцы сжали мои ягодицы, всё моё возбуждение хлынуло из меня наружу мощным потоком.

Пинг-понг был забыт – во время моих тренировок мы занимались спортом другого рода, поднимаясь по служебной лестнице в эту маленькую мансардную комнатку, которую Тьяго снимал прямо над помещением спортклуба. Я возвращался в отель совершенно без сил, но с просветлённым взглядом. Думаю, такого эффекта не возымела бы даже самая интенсивная спортивная тренировка.

Однажды я припозднился из-за важной встречи и подбежал к клубу, когда Тьяго уже выходил.

– Я прождал тебя час, – с мягким укором сказал он. – Ты мне должен его возместить.

– Скажи только как, – приободрился я.

– Погуляй со мной.

И неожиданно для себя я сделал то, чего не делал никогда, ни для кого из своих любовников – согласился. Мы бродили по Старому городу и Готическому кварталу, и Тьяго так увлечённо рассказывал мне обо всех этих зданиях и соборах, попадающихся нам по пути, что я невольно проникся архитектурными нюансами и их историей, глядя как двигаются его губы и взлетают кудри, когда он вскидывал на меня взгляд кобальтово-синих глаз.

– Ты когда-нибудь видел Барселону? – спросил он.

– Странный вопрос, кариньо, учитывая, что мы сейчас находимся в самом её центре.

– Нет, – засмеялся он. – Я имею в виду настоящую! Идём!

И он потащил меня на самую высокую точку Барселоны – гору Тибидабо – смотреть на город с обзорной площадки Храма Святого Сердца. Он заставил меня сделать бесконечное количество шагов, поднимаясь по узкой лестнице прямиком к венчающей храм огромной бронзовой статуе Христа, которому я чуть и не отдал душу, когда наконец-то добрался до верха. Но вид оттуда был просто фантастический: ровные квадраты городских кварталов, пересечённые Диагональю, стекали вниз с холмов и вливались в море, оранжевое в этот час заката.

– Такого ты ещё не видел, правда? – глаза Тьяго восторженно блестели, обозревая панораму.

– Да, – согласился я.

Но я смотрел не на город. Я смотрел на Тьяго.

– Не зря же именно на этом месте дьявол искушал Иисуса, обещая подарить ему всю земную красоту, – продолжил Тьяго. – По легенде он показал на вид с этой вершины и произнёс на латыни: «Tibi dabo», то есть «Тебе отдаю». Именно так и появилось название этой горы.

– Откуда ты всё это знаешь? – удивился я. – Ты провёл для меня целую экскурсию по Старому городу и о каждом уголке и здании у тебя нашлось что рассказать.

– Ну, это вовсе не великие секреты, каждый барселонец их знает, – усмехнулся Тьяго. – Да и я не всегда играю в пинг-понг. Вообще-то я учусь на архитектурном.

Мне и правда о нём ничего не было известно. Как, впрочем, и о предыдущих моих любовниках. Зачем мне было нужно что-то знать? Чтобы с кем-то спать совсем не обязательно интересоваться его образованием. Но кое-что о Тьяго я всё-таки узнал: что он легко краснел от волнения двумя чётко очерченными румяными кругами на щеках, едва слышно задерживал дыхание, будто увидел нечто чудесное, перед тем как кончить или ожидая ответа на важный для него вопрос, а его всегда прохладные руки на моей заднице возбуждали меня так, что я готов был взорваться в ту же секунду, когда он её сжимал.

Вид, конечно, впечатлял, но февраль, даже такой тёплый как в Барселоне, всё же зимний месяц. Тем более на возвышении почти в шестьсот метров над уровнем моря и пробирающими до костей потоками влажного холодного воздуха. Я продрог, а Тьяго в своей короткой курточке и вовсе дрожал как последний лист ясеня на зимнем ветру, хотя он и уверял, что это трепет восторга от великолепия панорамы. Я расстегнул своё пальто, обхватил его сзади, заворачивая в чёрный кашемир и свои объятия, и уткнулся губами в мягкие завитки каштановых волос на затылке, вдыхая его чистый запах. Какое-то необъяснимое тепло разливалось внутри меня, когда мы стояли вот так, прижавшись друг к другу, и я слушал голос Тьяго, который что-то говорил, впитывая всем телом это незнакомое мне ощущение близости и страшась его, но не смея нарушить момент.

Когда руки у него стали совсем ледяными, я решительно потащил его вниз, сунув одну его замёрзшую ладонь в задний карман моих брюк, а вторую захватил сзади, обняв его за талию. Так, в обнимку, спускаться по узенькой винтовой лестнице было нелегко, но мы справились, смеясь, целуясь всякий раз, когда застревали в очередном витке и тесно прижимаясь друг к другу, когда надо было посторониться, чтобы дать пройти другим охотникам за красивым видом с фотоаппаратами. Пока мы добрались до нижней площадки, мои губы опухли от поцелуев. Мне никогда не было с кем-то так хорошо и легко. И я не знал что делать с этим новым пугающим чувством.

На нижней площадке торговцы сувенирами откровенно спекулировали на Святом Сердце, продавая сердца в различных вариациях. И на одном из лотков, среди разнообразных безделушек, Тьяго углядел эту вещицу, с которой впоследствии почти не расставался.

– Посмотри, как символично, – сказал он, поднимая за цепочку стеклянный шарик-брелок с красным керамическим сердечком внутри. – Ты знаешь, что траектория шарика пинг-понга непредсказуема, когда он в игре? Совсем как и нашего сердца – никогда не знаешь, куда оно тебя приведёт.

– Ты повёрнут на шариках, кариньо, – улыбнулся я ему.

Тьяго зарделся, и его рука в заднем кармане моих брюк ощутимо ущипнула меня за зад.

– Покажу тебе те, что есть у меня, когда вернёмся, – прошептал он мне на ухо, и теперь уже загорелся я.

Я подарил ему этот нелепый дешёвый шарик, купив его к тому же за полцены, потому что керамика заключённого в него сердца была слегка надтреснута. Тьяго вдел палец в колечко тонкой цепочки, и шарик качнулся в воздухе, ловя красным сердечным изгибом отблеск последних закатных лучей февральского солнца.

– Может зайдём ещё в нижнюю часовню, посмотрим коллекцию фрагментов фресок? Там поздний готический период и я всегда…

– В другой раз, кариньо, – решительно прервал его я. – А сейчас я просто настаиваю на осмотре коллекции шариков.

Шарики оказались настоящими, и пинг-понг на этот раз был совершенно ни при чём. Он чуть не прикончил меня ими, таких сексуальных упражнений я ещё не совершал, а столько оргазмов подряд у меня не случалось со времён моей похотливой юности. Это, пожалуй, было покруче подъёма по нескончаемой лестнице на обзорную площадку. Но от цепочки чёрных шариков с какими-то усиками я решительно отказался.

– Кариньо, я слишком стар для таких игрушек. В мои тридцать семь надо бы поосторожней, так и до сердечного приступа недалеко.

– Похоже ты просто не представляешь, на что способен, – лукаво улыбнулся он. И тут же мне это доказал. Шарики на этот раз в уравнении не участвовали.

Моя потребность видеть его росла с каждым днём и как-то, не в силах ждать семи вечера, я явился в пять, едва дотерпев до конца очередной деловой встречи. Тьяго играл с каким-то красивым молодым итальянцем и меня затрясло от негодования, когда прощаясь, тот положил ладонь Тьяго на талию и коснулся лёгким поцелуем его щёк в обычном общепринятом дружеском жесте. У меня даже пальцы свело от желания свернуть шею этому потомку Цезаря, когда тот, проходя мимо меня к выходу, послал Тьяго шутливый воздушный поцелуй. Едва закрылась дверь, я набросился на Тьяго и не отпускал до тех пор, пока он не кончил от моего рта.

– Ты с ума сошёл? – насилу отдышавшись после моей секс-атаки спросил он.

Дьявол, да! Когда я поймал себя на том, что становлюсь невменяемым от мысли, что кто-то ещё может прикасаться к нему кроме меня. И мне это совсем не понравилось.

Но по-настоящему испугало меня другое: однажды утром мы проснулись вместе.

Видишь ли… до Тьяго я ни с кем не просыпался утром в одной постели. Я никогда себе этого не позволял. Это было для меня интимней, чем секс. Накануне вечером мы лежали на кровати в его комнатке, утомлённые двумя часами нежной долгой близости. Я бережно перебирал его кудри и пытался оттянуть момент, когда придётся вставать, чтобы вернуться в отель.

– Не уходи сразу, – выдохнул он мне в ухо.

Так, с пальцами в его волосах и гибким телом, обвившим моё, я на мгновение прикрыл глаза. Когда я снова их открыл, утренний свет пробивался сквозь занавески, падая на его спящее лицо. Я смотрел на него в каком-то ступоре от того, какой силы чувство поднималось в тот миг во мне. И в панике от того, что я знал название тому чувству, которое этот мальчик заставил меня сейчас осознать так остро и ясно. Ужас холодной волной накатил на меня, смывая остатки здравого смысла – это было именно то, чего я боялся больше всего на свете. Тогда я и решил, что пора заканчивать.

Я уже почти оделся, когда он раскрыл свои ещё затуманенные сном глаза.

– Как жаль, что ты уже встал, – он приподнялся на локте, глядя на меня. – Ну тогда … давай сегодня куда-нибудь сходим?

– Конечно, кариньо. Я жду тебя внизу, у стойки ресепшен.

Меня вынесло оттуда как ветром. Я сбежал, пока он не потянулся ко мне, и я опять не потерял голову. Будучи хорошим бизнес-стратегом, я отлично изучил психологию людей, а Тьяго прочитать было легче, чем азбуку. Я точно знал, что нужно сделать, чтобы избежать объяснений с ним. Такое, после чего он уйдёт сам, ничего не выясняя. Потому что это должно было разбить ему сердце.

Я направился прямо к ресепшен. Блондин был там, я решительно зашёл за конторку, и завёл какой-то разговор.

Когда за спиной раздались лёгкие шаги Тьяго, я положил ладонь блондину на затылок, вдавил его бёдрами в угол конторки, и на глазах у Тьяго втолкнул язык в рот этого парня – как его там, Энрике или Эрнесто, не важно – прихватив его за задницу и пытаясь подавить рвотные позывы. Но цели я достиг – Тьяго увидел нас. Протолкнув язык в рот парня ещё пару раз для верности, я отпустил его и обернулся.

Тьяго стоял на нижней ступеньке лестницы и смотрел на меня. С его лица сошли все краски, впервые я видел его таким мёртвенно-бледным. Цепочка тихонько звякнула в его руке, колечко соскользнуло с пальца и стеклянный шарик разлетелся вдребезги у моих ног, встретившись с каменной плиткой пола. Вместе с ним разлетелось на кусочки и сердце Тьяго. Моя подача в первый и единственный раз оказалась настолько безжалостно-точной, что он не смог её отразить.

Тьяго взбежал по лестнице обратно в свою комнату, а я стоял там и смотрел на осколки стекла, среди которых алела как капля крови половинка несчастного глупого сердца, которое всё же окончательно треснуло от удара. Сам не понимая зачем, я поднял эту половинку. Вторую мне найти так и не удалось, да впрочем, я особенно и не искал, торопясь убраться оттуда.

Блондин что-то спрашивал, кажется звал к себе, но я попрощался и быстро ушёл. Раньше я бы воспользовался приглашением, но сейчас мне было не по себе.

Меня накрыло уже вечером, когда я обнаружил, что куда-то собираюсь в обычное время моих занятий с Тьяго. Но идти мне было больше некуда. Усилием воли я заставил себя пойти прогуляться по барам западного Эшампле, чтобы подцепить одного из тех смазливых мальчиков, что в изобилии водились в таких местах, но все эти лица и тела вызвали у меня лишь приступ тошноты.

В каком-то оцепенении пережив оставшиеся дни февраля, наполненные повсеместным сумасшествием Карнавала, с началом весны я уехал в Мадрид. К делам, к своей жизни и подальше от Барселоны. Подальше от Тьяго.

Только спокойствия мне это не принесло. Я измучился, мне казалось, что я схожу с ума. Каждую ночь, засыпая в своей постели с шёлковыми простынями, я просыпался от ощущения грубой ткани затёртого покрывала на кровати в его комнатке, его горячей кожи и холодных ладоней на моём теле. Во сне я слышал, как он хрипло шепчет мне на ухо: «Мартин, не уходи сразу…» и чуть задерживает дыхание в ожидании ответа.

Я решил гасить подобное подобным, почти принуждая себя знакомиться со всеми, кто подворачивался под руку и надеясь, что это поможет мне забыть. Но становилось только хуже. Особенно если кто-то из этих безликих парней вдруг говорил его словами или цвет их глаз хотя бы отдалённо напоминал мне глаза Тьяго. И я не мог пересилить себя и прикоснуться к ним.

Обломанный керамический кусочек, который я постоянно носил в левом нагрудном кармане, жёг мне сердце. Летом как обычно я забронировал отель на Майорке, как делал это каждый год, и уже на подъезде к аэропорту обнаружил, что забыл осколок в кармане другого пиджака. Я развернул такси и понёсся домой, наплевав на билеты, отель и Майорку вместе с ними. Отыскав этот дурацкий кусочек, я так сжал его в кулаке, что зазубренный край впился мне в ладонь, даря почти облегчение. Потому что физическая боль, пусть и ненадолго, притупляла сердечную.

Поздней осенью я признал своё поражение – я больше не мог без него. Я убедил совет директоров, что бизнес требует моего немедленного присутствия в Барселоне, бросил все дела в Мадриде и полетел к нему.

Прямо из аэропорта я поехал в спортклуб, в который раз прокручивая в голове всё то, что хотел сказать ему, погибая от желания увидеть, прикоснуться, просить о прощении… Но Тьяго уже там не было. Мне сказали, что он ушёл из клуба и съехал из своей комнатки на следующий день после того, что произошло, никому не сказав куда. Вот тогда я понял, что такое настоящий ад – теперь, когда я признался самому себе, что он – это всё, чего я хочу, я не мог до него дотянуться…

…Я замолчал, устало прикрыв глаза, откинув голову назад. Напряжение последних месяцев, облечённое наконец в слова, казалось, превратилось в ошейник и сдавило мне горло тугим кольцом. Говорить мне стало трудно и пришлось сделать усилие, чтобы продолжить.

– Когда я встретил Тьяго в том феврале, то думал, что будет разбито только одно сердце, как это бывало обычно. Но я ошибался. В этот раз разбилось и моё. И это было так больно, что практически меня уничтожило.

Я повернул голову в сторону моего собеседника, но тот не смотрел на меня, кусая губы и крутя что-то между пальцами.

– Я искал везде, – продолжил я, – даже поднял кое-какие свои связи – бесполезно. Тьяго умел прятаться, если хотел. В своих поисках я прочесал все элитные спортклубы и архитектурные факультеты и мог только молиться, чтобы он не уехал из города. Потом я подумал, что надо искать подальше от центральных районов, возможно на периферии. Я помнил о своих странных отношениях с февралём и был уверен, что если мне суждено найти Тьяго, то наша встреча случится именно в этом месяце. Вилла Олимпика была моей последней надеждой, а ноги сами привели меня к автомату пинг-понга… И когда я увидел тебя на том перекрёстке, то решил, что кто-то там, на небесах, услышал мои неумелые молитвы… Ты думаешь, у меня есть шанс быть прощённым?

Всё также не глядя на меня, он глухо бросил:

– Шанс быть посланным ко всем чертям у тебя точно есть.

– Не сомневаюсь в этом, – признался я. – И всё-таки я надеюсь…

Голос мой дрогнул, как и рука, выудившая из нагрудного кармана половинку сердца.

– Но кое-что даёт мне эту надежду. Потому что я кажется знаю куда подевалась вторая половинка.

Очень осторожно я взял его ледяную руку в ладони, едва останавливая себя от порыва согреть её дыханием. Тонкие пальцы его сомкнулись крепче вокруг предмета, который он держал, но я мягко нажал на них, прося раскрыться и впустить меня.

Пальцы дрогнули и, выскальзывая на свободу из моего захвата, оставили у меня в ладони маленький кусочек шарика с отбитым краем разлома.

– Шарик уже не спасти, – констатировал я, аккуратно высвобождая красный керамический осколок из плена растрескавшегося стекла и отбрасывая ненужную теперь деталь. А затем я приставил свою часть сердца к его, и две половинки с тихим щелчком соединились. – Но сердцу можно ещё помочь, видишь?

– Да. Но почему это должно иметь какое-то значение? – он совсем немного задержал дыхание, но на щеках его горели два лихорадочных пятна, выдавая с головой его волнение.

Я больше не мог сдерживаться, это было выше моих сил. Моя рука накрыла его руку и потянула к себе. Его ладонь раскрылась, чтобы встретить тепло моей груди там, где стучало так сильно и взволнованно. И тогда, глядя в эти синие глаза, я, умирая от любви, прошептал:

– Потому что моё сердце играет в пинг-понг только с твоим, Тьяго. Чувствуешь? Твой удар – мой удар.

– Ты сукин сын, Мартин.

– Я знаю, кариньо. Накажи меня, если хочешь. Я сделаю всё, что угодно. Снова поднимусь пешком на храм. Пойду с тобой смотреть коллекцию фресок. Можешь даже достать ту цепочку с чёрными шариками – я постараюсь не умереть от инфаркта до того, как мы закончим. Но только не исчезай опять… потому что я этого не вынесу.

Я не просто задержал дыхание, я вообще перестал дышать, ожидая что он мне скажет.

– Ты уверен, что это именно то, чего ты хочешь? – наконец спросил он.

Впервые в жизни я не боялся ответа на этот вопрос.

– Я уверен, что хочу с тобой просыпаться.

Несколько бесконечных мгновений Тьяго смотрел мне в глаза. А потом он медленно протянул руку и накрыл ею мою раскрытую ладонь, на которой лежало целое теперь сердце, сплетая свои пальцы с моими.

Да, февраль в Барселоне – всё так же время неслучайных встреч, но теперь для нас с Тьяго он стал временем, соединяющим разбитые сердца.


Конец[center][/center]