Десять лет и девять дней

 
У вас сегодня прекрасная погода. Много солнца, мало ветра – что еще нужно для октября. Моя любимая черешня упорно не хочет расставаться с жёлтой листвой. В компании с пурпурным барбарисом. Японская айва зачем-то снова зацвела. Ты скручиваешь поливочный шланг и лезешь в люк, чтобы отключить летний водопровод. Краны открыл, чтоб стравить воду. Правильно и вовремя, молодец! А то помнишь, как в мае из-за ледяной пробки треснула труба в подполье и вода потекла к соседу. 
 
В теплице бы перекопал. Хотя вряд ли помидоры или огурцы по весне сажать будешь. Поливать их, удобрять и подвязывать было моей работой, в охоточку. Но может бабка сподобится.
 
Мангал выглядит осиротевшим. Как я набросал в него дров и хвороста, так они и спят в обнимку с торчащей газетой для розжига. А мог бы для бабушки и мамашки устроить барбекю. Да, любили мы с тобой шикануть. Гости – не гости, а я летом мариновал шейку чуть не каждую неделю, а ты любил с понтами дотянуть до мангала вентилятор для раздува и только поворачивал решётку. А я срывал в теплице спелые черри, нюхал каждый и шёл на террасу кромсать салат с луком, перцем и семечковым маслом, как ты любишь.
 
На моей любимой альпийской горке появились сорнячки. И как эта чёртова кислица пролазит между камней. Помнишь, как ты упирался, не верил в мою затею? Чуть не из-под палки рыл яму для дренажа, потом понуро ездил со мной за камнями и в питомник, как вместе сажали канадские ёлочки, можжевельники, очитки, молодило, спирею, камнеломки, устанавливали фонарики. Зато когда увидел результат, своим гостям ведь показывал с гордостью. А как приятно, попивая кофе на террасе, любоваться нашей фантазией из хвой, цветов и камней.
 
Вот смотрю на мельничку на вершине горки и всё жду, что ты выполнишь моё желание, последнее желание. Ну зачем ты поставил урну с прахом на тумбу в гостиной? Когда же захоронишь её под мельницей? Хотя не тороплю, прощаться можешь насколько слёз хватит. Красивая, кстати, урна, похожа на кубок - за победу над жизнью.
 
Вижу, вижу твои красные глаза и чёрные круги под ними. Ну хватит плакать. Поешь, вон бабка рыбный суп тебе сварила. Не мой борщ, но всё-таки. Пожалуй, хорошо, что ты её из своего райцентра привёз. Я не знал твою бабушку, но терпеть не мог из-за квакающего голоса из телефона. И из-за её постоянных претензий на твои время и внимание. «Приедь и купи мне лекарство!». И ты заморачивался, переводил деньги однокласснику, который ей всё привозил, хотя до аптеки двадцать минут ходьбы. Плюс её регулярные напоминания о том, что завещала тебе квартиру. Грош цена той квартире в райцентре, даже «Ладу» зашкварную на те деньги не купишь. Да, я всё понимаю, когда мамашка занялась плотно мужеловством и повесила тебя малолетку ей на шею, она тебя растила. А сейчас даже не просит, а требует за это компенсацию. Но сейчас ты не должен быть один. Пусть хоть вздорная бабка.
 
Помню, конечно, твои суицидальные настроения, не раз ты ими со мной делился. И пугал. Вся эта чушь – по наследству от твоей мамы-психопатки. Ты знаешь ей цену. Меня боялась, знала, что на порог не пущу. Хоть бы ты не поселил её в нашем доме, с ума ведь сойдёшь. Ну пусть приходит в гости, бабку навещает. 
 
Я ушёл девять дней назад. Наследство откроется через полгода, и ты станешь полноправным хозяином дома. Надеюсь, я сделал всё правильно, чтобы моя алчная сестра обломала зубы со своими претензиями. Когда-то она решила, что брат ей не нужен, хотя о наследстве мечты, уверен, лелеет. Мы никогда не говорили с тобой о том, что ты сделаешь с домом. Для одного он, конечно, велик. Продашь, чтобы купить квартиру в Москве? Так ведь до метро десять минут, машина у тебя есть. Впрочем, делай как тебе лучше. Хотелось бы только, чтоб наши дети дожили свой век в доме. В нашем любимом доме, где им можно сходиться и расходиться по пяти комнатам, носиться по трём этажам, кувыркаться на лестнице.
 
Обожаю три места в нашем доме. Когда спускаешься по лестнице в гостиную, переступая через вальяжно разлегшихся котов, есть полное ощущение уюта, отгороженности от чуждого мира человейников и чувство сбывшейся мечты. Еще обожаю плетёные кресла на террасе, с которой открывается лучший вид в подлунном мире: наш сад и мерцающие фонарики на клумбах. И конечно, большая кровать в моей спальне, когда ты спускался со своей мансарды и куда тут же забирались трое наших любимцев: добродушный пёс, ласковый рыжий увалень Тихон и всеобщий любимец с шилом в жопе Багир. И все старались, оттирая друг друга, получить свою порцию ласки. И с каждым мы играли. Славно, что ты изначально разделял моё главное правило воспитания животных: детей нужно баловать! В нашей безразмерной кровати было полное ощущение семьи.
 
А потом мы аккуратно спроваживали банду и предавались сексу. Немногие пары могут похвастать, что на десятом году жизни у них есть секс. Конечно, не как в медовый месяц, когда трижды в день, но тоже полноценный. И важно, что секс был лишь одним из, не самым главным, компонентом отношений. 
 
Лишь с тобой я понял, что дружба это когда можно не только положиться, но и опереться на человека. Моя запоздалая благодарность за ежедневное мытье собаки после прогулки, потому что врачи запретили мне поднимать больше десяти килограммов, когда ты скрывал усталость после двенадцатичасовой смены. За стримы Невзорова и подкасты Пивоварова за ужином, за кофе в постель и ремонт машины, за новый смартфон и обложки для моих рассказов, за то, что завязал с травкой и разделил со мной сухой закон. Ближе тебя никогда не было. Психологическая совместимость соревновалась с физиологической. Ты быстро перенял мою манеру говорить обо всём шутливым тоном, даже иронию, ехидцу и изощренный матерок подхватил. Юмор – наше всё, да, сучёнок? Когда меня двоюродный брат спросил, ну как там у нас, я ответил не задумываясь: я нашел своего человека. 
 
В молодости я был ревнив, из-за этого рвались отношения. Ты же ни разу не дал повода для ревности. И я уверен в тебе на все сто. Помнишь, как я в первые наши месяцы попытался трепыхнуться по инерции и скосил взгляд налево, но ты меня так обломал, что хватило на всю оставшуюся жизнь. Удивительно для семнадцатилетнего, каким ты был тогда.
 
Вспоминаю безусого мальчишку, который проявил недюжинную инициативу и напор, когда настойчиво меня добивался, заходил с разных сторон. И что ты нашёл в потрёпанном жизнью бородатом дядьке? Подруги, конечно, исходя из своего опыта, нашёптывали о меркантильности. Но твои природная интуиция и такт быстро развеяли все сомнения.
 
Разница в возрасте сыграла свою роль, положительную. Ты явно не возражал, чтобы я был главой семьи, соперничества не возникало. Когда мы переехали в дом, соседям не пришлось ничего объяснять. «Ваш сын не закрыл калитку...» - всё сразу встало на свои места. И мне нравилось, что ты при своих натуральных друзьях называл меня батей. Своего отца ты плохо помнишь, он рано умер. Надеюсь, я в какой-то мере смог его заменить.
 
Ты днями напролёт играешь в свои стрелялки, даже не смотришь любимый «Дождь», стендап-комиков и подкасты Варламова. Похудел. Пепельницы переполнены. Надо переболеть, я понимаю. Как же трудно тебе с твоим цельным характером будет найти кого-то. Может, надо было помочь при жизни? Некоторым в таких случаях помогает скамейка запасных. 
 
К сожалению, я тебя не могу слышать – звуковые волны вашего мира слишком плотны и непроницаемы. Не слышу, что кричит тебе бабушка, наверно, зовёт обедать. А нет, говорит, что пора гулять с собакой.
 
Наша деревенская улочка. Не такая уж деревенская – асфальт, фонари, коттеджи, магистральный газ, водопровод, канализация. Ну зачем ты повёл пса в переулок, он там на обочине колючек на лапы нацепляет. А помнишь, как мы впервые оказались в деревне, на этой улице? Приехали смотреть дом, ты запал на мансарду с видом на Москву-реку, я – на террасу с подсветкой. Но московская квартира никак не продавалась, денег ещё не было. А когда появились, объявление о продаже с ЦИАНа исчезло. В унынии мы поехали смотреть дома в соседних деревнях, и ты вдруг говоришь в машине: «а давай заглянем, а может...» И мы буквально из-под носа увели объект у риелтора с его покупателями. Потому что это был наш дом, только наш. Всегда веселило, когда ты говорил: «если б я не подсказал...»
 
Всё когда-нибудь кончается. Особенно плохо, когда кончается мучительно долго. Больше всего я боялся немощи. Представлял, как с перекошенным ртом после инсульта хожу «по стенке» в туалет. Или как ты обрабатываешь мои пролежни или возишь на каталке. Однажды я тебя уже пугал, когда случился инфаркт. Ты держал меня за руку в скорой, а я сквозь пелену видел твоё почерневшее лицо. Тогда мы не опоздали, и я отделался стентированием. Потом ты каждый день проверял, выпил ли я таблетки.
 
Когда началась пандемия, ты трижды вакцинировался, чтобы не ставить меня под удар, но выяснилось, что мне прививка противопоказана. Антиваксерный букет состоял из инфаркта в анамнезе, ишемической болезни, хронической обструктивной болезни легких и аутоиммунной пневмонии под вопросом. Берёгся по возможности: никаких лифтов и общественного транспорта, маска в магазинах и клиниках. Скорее всего, в больнице на обследовании и подцепил.
 
Дальше всё было на твоих глазах: температура, озноб, одышка, самоуверенный участковый врач-дурак. На пятый день, когда стал задыхаться, ты вызвал скорую. Последнее, что помню – подключение к ИВЛ... Всё закончилось удивительно быстро.
 
Это так странно – бестелесное существование. Ничего не болит. Вижу без очков. А слышу только гул вечности. Я встретил здесь маму. Она просила прощение... За то, что не понимала меня. Я сказал, что всё нормально и что я прожил счастливую жизнь. Особенно последние десять лет.