Волкодав

Витя. Ему, наверное, хорошо за пятьдесят: густые брови, залысины, седые волосы на груди. Хохмач. Курит и тут же запивает сигарету чаем, а затем ещё и заедает шоколадкой. И всё это “захахатывает”, хлопая по плечу Антона.

Антон младше него лет на восемь, но, пожалуй, тоже уже перешагнул полувековой барьер: ростом невысок, короткий седой “ёжик” на голове, лёгкая щетина. Он курит, но как-то чересчур аккуратно, словно стесняясь. Долго тычет сигаретой в пепельницу, скрупулёзно стряхивает пепел и потом так же долго затягивается. 

Я сижу напротив них в гостиной двухкомнатного номера с видом на две реки. Я не курю, поэтому в основном заедаю чай мармеладом и какими-то орехами, в уме прикидывая, каково всё же будет в постели. 

“Ты вообще понял, что мы два взрослых мужика, которые заехали сюда на выходные и заодно решили найти приключения на свои старые задницы?” - писал мне в Телеге Витя.

“Понимаю. Я тоже уже не мальчик”.

“Ну и прекрасно!” (хохочущий смайл)

Они оба москвича и оба уни. Витя вскользь упоминает о бывшей жене и детях, с которыми он до сих пор поддерживает отношения. Антон молчалив и всё так же аккуратен: пьёт чай маленькими глотками, откусывает по половинке конфетки, держит сигарету, изящно изогнув руку в локте. 

- А чего вдруг к нам решили-то? - спрашиваю я, допивая чай.

- А чего бы нет? - подмигивает Витя, - Мы вообще любим путешествовать. 

- Ну а как, допустим, на вас смотрят в гостиницах, когда вы заселяетесь вдвоём в один номер?

- Как на людей, которые заселяются в один номер, - хехекает Витя. Антон молча и аккуратно улыбается. 

- Ну, ладно, если это где-нибудь в Амстердаме, - продолжаю я.

- В Амстердаме не были, - тихо пожимает плечами Антон.

- Да люди везде одинаковы, - Витя, наконец, тушит сигарету.

Кровать у них большая-пребольшая. Мы втроём легко на ней умещаемся, и я вдруг ощущаю себя султаном, которому оказывают самый горячий приём. Или мне ещё представляется, будто я из эконом-класса пересел в бизнес, и это, чёрт возьми, совершенно другие ощущения! Каждый волосок моего тела чувствует, как всё слаженно, как умело у Вити с Антоном! Как всё непринуждённо, легко, естественно и обалденно! Буду ли я так уметь, когда мне будет хорошо за пятдесят? Будет ли ещё возможно вот так встречаться почти легально в номере с видом на две реки?

- Смугленький какой! - треплет меня по щеке Витя, - Южане вообще - моя слабость!

- Если бы только южане, - тихо усмехается Антон. 

- Брось ты ревновать-то! Куда я от тебя денусь? - хохочет Витя.

Я обнимаю обоих за шеи, и мы немного залипаем на телевизор, где какая-то музыка и клипы, и яркий свет. 

- Мы ж уже двадцать лет вместе, - говорит Витя, - Вот этот, - он показывает на Антона, - Из семьи меня увёл.

- Ага, слушай его! - Антон чешет щетинистую щёку. 

- Я вот не знаю больше однополых пар, которые бы так долго жили вместе, - продолжаю я светскую беседу, - У нас тут вообще это не принято.

- Что не принято?

- Ну, жить вот так вот друг с другом, да ещё не особо это скрывать.

- Ой, да брось ты! - Витя встаёт с кровати и голышом подходит к окну. Там краснеет закат, и если посмотреть чуть ниже, то обязательно будет виден собор Александра Невского в вечерней подсветке, - Говорю же, люди везде одинаковы: что здесь, что в Амстердаме, что в Северной Корее. 

- Не уверен, - глупо улыбаюсь я, понимая, что Витя нравится мне всё больше.

- Ну, доживёшь до моих лет - убедишься. Тебе сколько?

- Тридцать девять.

- Ну, в тридцать девять мне тоже ещё казалось, что за бугром розы цветут.

- И когда перестало казаться?

- Да сложно сказать. Как-то вдруг понял, что нигде не чувствую себя привычнее, чем здесь… Красиво тут у вас! - он снова чиркает зажигалкой и закуривает. 

- Первый раз у нас? - я глажу по груди Антона, который по-прежнему рядом со мной. 

- Я был когда-то, - дымит Витя, - давно ещё, когда был Горький. У вас в тот год, кажется, как раз метро открыли. И мы катались туда - сюда: от вокзала и обратно. 

- Я тогда уже родился, - усмехаюсь я и снова целую лежащего рядом Антона. Он отвечает взаимностью и делает это так искусно, что я невольно завидую Вите, ведь я сильно сомневаюсь в том, что у меня в шестьдесят будет кто-то, с кем вот так же хорошо. 

Потом они снова отпаивают меня чаем. Витя предлагает чего-нибудь покрепче, но мне ещё предстоит обратный путь в свою гетеросексуальную семью, и я не хочу лишних расспросов и подозрений. 

- И где вы побывали? - спрашиваю я, прихлёбывая

- Мм, - машет рукой Витя, - Где только не побывали! В Центральной России точно всё объездили. 

- Ну да, заграница сейчас закрыта… - я снова грызу орех. 

- Да и в загранице бывали, - Витя опять закуривает. Антон тоже тянется к зажигалке, - Но, как говорится, “где родился, там и пригодился”. 

- А если не пригодился? - упираюсь я, - Вот вы когда ездите вместе, не боитесь, что однажды какой-нибудь гопник про вас всё поймёт и будет как минимум очень неприятно?

- Знаешь, как у Мандельштама? “Потому что не волк я по крови своей, и меня только равный убьёт!”

Я чувствую себя двоечником, который не подготовился к уроку. Чтобы поскорее скрыть свою неосведомлённость, я не нахожу ничего лучше, как перевести разговор в “горячее” русло. 

- Вырулим - куда денемся? - Витя тушит сигарету, - Бывало и хуже. Я вон в девяносто третьем сдуру попёрся к Белому дому, так потом еле выполз оттуда. А мать у меня с сестрой больше суток в ванной просидели, думая, что по окнам будут стрелять. 

- Мне было десять лет, и я бегал по гаражам, - мечтательно говорю я, вспоминая детство в Соцгороде, - А по телевизору показывали танки. 

- Те танки для одного были нужны, эти - для другого. Если любого из нас готовы сожрать только из-за того, что у нас в кармане российский паспорт, то нам действительно не оставили выбора. 

Шестое чувство даём мне понять, что Антон не хочет этого разговора. Он курит и курит, и пепел уже начинает сыпаться на стол.

- Антоха вон уже почти пришёл в сознание, - хехекает Витя, - А то мы с ним сначала тоже бодались, но смогли найти общий знаменатель.

Он подмигивает Антону, затем подходит и целует его в макушку, как часто делают супруги, прожившие вместе много лет и относящиеся друг другу скорее как к родственникам. Я вдруг представляю их вы повседневной жизни, где-то там, на их московской квартире. Один жарит омлет, другой в это время разбирает посудомоечную машину. Один пылесосит, другой развешивает бельё… Так, должно быть, выглядит счастливая однополая семейная старость? 

По дороге домой я нахожу в интернете то самое стихотворение Мандельштама. “Мне на плечи кидается век-волкодав…” Я, кажется, где-то его слышал, но ведь оно было про те времена, которые прошли давно и безвозвратно, про снега и лагеря, про часовых на вышках и про заброшенную железную дорогу на крайнем Севере: ржавые извивающиеся рельсы, искорёженные вечной мерзлотой, сгнившие шпалы, остовы паровозов во мхах… 

Я нахожу в Ютубе кадры горящего Белого дома. Осенняя Москва, листья на тротуарах, старые автобусы-”луноходы”, троллейбусы-баррикады на улицах, улыбающиеся лица. Витя тоже улыбался, находясь там, среди этих людей? Он, наверное, был таким же симпатичным, как вот этот солдатик в каске цвета хаки, спрыгивающий с танка. А рядом с ним - огромная собака в наморднике, волкодав - да и только! 

Уехав обратно в Москву, Витя пишет мне какое-то время: “привет”, “как сам?”, “спасибо за то, что ты такой классный”, “как у вас погодка?” и вроде того. Я не слишком люблю поддерживать отношения, которые имеют шанс только на виртуальное пространство, поэтому всегда стараюсь сводить их на нет. И вот, в очередной раз заканчивая диалог, я спрашиваю про Антона.

“Антоха съехал”, - пишет Витя.

Отправляю в ответ изумлённый смайлик: 

“А как же общий знаменатель?”

Он присылает эмодзи собаки, у которой почему-то довольно суровый вид. 

“И что теперь? К жене вернёшься?”

Он присылает хохочущий смайл. 

2023