Светлячки. Квир-голоса в современной русской литературе

Здравствуйте, дорогие невидимые друзья. Невидимый я расскажу вам о литературе, об ЛГБТ+ литературе, которая существовала и существует на русском языке после 2013 года.
В начале мая в первой лекции я рассказывал как развивалась квир-литература в новой России после распада СССР.
Сейчас со всей очевидностью можно утверждать, что период полной свободы закончился в 2013-м году. Тогда федеральным стал закон о запрете на так называемую пропаганду ЛГБТ. И снова воспользуюсь метафорой режиссера и писателя Пьера Паоло Пазолини о светлячках, которые могут быть видимы только при особых обстоятельствах и которые исчезают первыми, когда природные условия становятся грязными.
В России вплоть до начала 2010-х годов квир-светлячки могли существовать более-менее свободно, цензуры не было. При этом их ценность была неведома обществу, включая литературное.
Потребовались драматичные последующие события для осознания сколь важную роль играет открытое присутствие людей сообщества ЛГБТ+.
И если искать параллели в современной западной истории, то российские 90-е годы были, наверное, своеобразным современным аналогом либеральных 70-х: эпохи диско времени сексуальных свобод и экспериментов в США и Европе. В ту пору квир-людей часто воспринимали как райских птиц, как экзотов, созданных для развлечения и с этой миссией многие были согласны. Я говорю о представителях сообщества ЛГБТ+.
На Западе всё радикально изменилось с приходом вируса иммунодефицита и тогда ЛГБТ, и в первую очередь геи, вдруг оказались изгоями, у которых нет достаточной поддержки в обществе.
Так у самого ЛГБТ-сообщества возникла потребность в консолидации усилий, в объединении. Наступило осознание себя как общественно-политической величины.
В России роль смертельно опасного вируса сыграл закон о запрете на пропаганду ЛГБТ. Квир-люди были вынуждены осознать после 2013-го года, что совершенно беспомощны перед государственным произволом.
Как это отразилось на положении литературных квир-светлячков? Вот об этом моя вторая лекция. Я обозначил её подзаголовок как от конформизма к новым табу.
Ещё раз повторю: закон о запрете пропаганды ЛГБТ среди несовершеннолетних вступил в силу в июле 2013-го года. Десять лет назад. По новой так называемой норме частное лицо теперь могли оштрафовать на сумму до ста тысяч рублей - это чуть больше двух тысяч евро в ценах того времени. На должностное лицо власти России могли наложить штраф до двухсот тысяч рублей, а юридические лица могли лишиться одного миллиона рублей. Я упоминаю эти цифры для того, чтобы вы понимали денежный масштаб проблем.
Нужно отметить, что это было первым открытым вторжением российских властей в частную жизнь. До 2013-го года режим путина занимался преимущественно тем, что постепенно ограничивал политические свободы граждан. Прежде существовало что-то вроде негласного договора: вы не вмешиваетесь в политику - мы не препятствуем вашей личной свободе.
Какой эффект оказал новый гомофобный закон на российскую книжную индустрию показывает судьба сборника "Я в Лиссабоне не одна". Мы видим сейчас обложку этого сборника. Эта антология современной эротической прозы на русском вышла в конце 2013-го, некоторые экземпляры добрались до книжных полок, но большая часть тиража осталась на складе в Санкт-Петербурге. Издатели решили, что книгу могут расценить как нарушение закона о гей-пропаганде.
Сомнительным, с точки зрения нового в ту пору закона, юристы издательства АСТ-Астрель сочли рассказ "Джеймс". Молодой писатель Денис Епифанцев придумал историю кратких сексуальных отношений мужчины-космонавта и робота, изготовленного как копия голливудской звезды 1950-х годов Джеймса Дина.
Приведу цитату из рассказа, чтобы вы понимали о какой прозе идет речь: это было даже не желание, это как картинка, открытка. Вот я - вот он, мы в комнате, жалюзи на окнах, он сидит на кровати. Я стою перед ним между его ног. Он расстегивает пуговицы на моей рубашке, я держу его за подбородок и провожу подушечкой большого пальца по его губам, тушу сигарету ему о грудь, на коже появляется красный ожог, он сдерживает стон. Я беру его за затылок. Что будет потом я плохо себе представлял. Эта картинка в моей голове была статична.
Свет, стены, дешевые репродукции и разобранная постель. Как-будто эти двое на сцене, а вот я сижу в темном зале и наблюдаю. Главное - не это, главное - что он был Джеймс Дин. Конец цитаты.
Чтобы доказать легитимность сборника эротической прозы, питерские составители привлекли авторитетных литературных критиков. Анна Наринская, большой знаток мировой литературы, в своей экспертной заметке напомнила о естественном праве искусства на неконвенциональность. Она напомнила, что литература традиционно занимается тем, что раздвигает рамки нашего восприятия.
Но это убеждение не возымело силы. В продажу сборник рассказов "Я в Лиссабоне не одна" так и не поступил. А в начале 2014-го года весь тираж был сожжен, издателям нужно было освободить место на складе. И, думается, не нужно быть юристом, чтобы назвать это решение ошибочным. Уничтожение литературной эротики было неверным даже с точки зрения гомофобного закона.
Власти пытались ограничить квир-просвещение несовершеннолетних, то есть формально ЛГБТ-литература могла официально продаваться с маркировкой 18+, то есть с возрастным цензом. Однако, новый закон был сформулирован неотчетливо, а значит все, кто так или иначе упоминали ЛГБТ, могли оказаться нарушителями. Например, штраф мог быть присужден магазину, где несовершеннолетний купил книгу.
Стоит отметить, что противоречиво составленный закон выгоден авторитарной власти. Любой может оказаться нарушителем. И
поначалу это оказало воздействие разрушительное. Я могу только предполагать, сколько квир-книг не было в России переведено и попросту написано.
Следствием гомофобного закона стала целая серия скандалов. Один из самых громких связан с фэнтези-романом "Тени сгущаются".
Американская писательница Виктория Шваб разорвала отношения с российским издательством Росмэн. Это произошло после того, как она узнала, что из русского перевода исчезла целая сюжетная линия с героями-гомосексуалами.
А теперь другой слайд. И другая история. В первые годы после вступления в силу гомофобного закона издатели не только уродовали иностранные романы, они их попросту не печатали.
Так случилось, например, с немецким квир-бестселлером "В центре Вселенной". Книга Андреаса Штайнхеффеля, написанная ещё в 90-е годы, была переведена в 2013-м году, в год выхода закона о так называемой гей-пропаганде. Но на полках магазинов эта книга, обложку которой мы видим, появилась лишь в 2018-м году, когда стало ясно как работает гомофобная государственная норма. Стало ясно: кто угодно может стать нарушителем, но при этом кто угодно может избежать наказания.
И это, пожалуй, типичная для России ситуация: варварство законов искупается необязательностью их применения.
Российский книжный бизнес, как общность, не мог полностью игнорировать ЛГБТ-людей, это очевидно. И в новых условиях, с появлением закона о гей-пропаганде, предпочел действовать в том же самом модусе, который был знаком ещё с советских времен: показываем, но громко не называем; намекаем, но не подчеркиваем.
В первые годы, после того как гомофобия сделалась официальной государственной стратегией, на обложках книг невозможно было прочитать затронута ли там квир-проблематика. Это, с одной стороны, можно расценивать как трусость, а можно как своеобразную партизанскую войну.
Литература на русском всегда стремилась быть равной реальности, неважно как к этому относятся власти. Закон о запрете на пропаганду ЛГБТ подстегнул развитие так называемых гей-фанфиков, слэш-литературы - любительского как правило анонимизированного творчества в интернете на специализированных платформах.
С точки зрения ремесла, это моё субъективное мнение, качество этих текстов, как правило, оставляет желать лучшего. Но по рейтингам популярности на таких платформах можно понять, на какие темы и какая образность востребована целевой аудиторией. И в этом смысле русскоязычные слэши мало чем отличаются от зарубежных аналогов.
Там обычно языком довольно тусклым описаны чувства романтические, близкие к сказочным. Однако, в этой братской могиле самиздата можно при желании найти и такие сочинения, которые хотелось бы видеть изданными на бумаге.
Моё внимание в свое время привлекла повесть "В Питере всем не хватает солнца". Её автор спрятался за псевдонимом Scott_Summers, не знаю кто это. Он написал историю любви Глеба и Егора, водителя автобуса в Санкт-Петербурге и его коллеги.
Приведу цитату: Я не собирался ничего менять, не видел способа.
Может, у Егора и был шанс, но не у меня. Мне следовало успокоиться и забыть, вернуться к той жизни, которую я вел до него - какой бы она ни была, по крайней мере, она была стабильной. И я почти убедил себя в этом, но вечером, уже засыпая, позволил себе на минуту признать правду. Я просрал свою жизнь в тот момент, когда не решился ему ответить. Что бы ни принесли перемены, чем бы дело ни обернулось, ничто не могло быть хуже моего бессмысленного существования от смены до смены. Он предлагал мне больше, чем я заслуживал, и я доказал это, отвернувшись. Я его предал. И с этим мне жить. Конец цитаты.
Повесть "В Питере всем не хватает солнца" на удивление чисто написанный текст. В нём точно, без лишнего многословия описана профессиональная среда питерских транспортников. Там во вполне говорящих деталях ненавязчиво, но ощутимо показан сам серый город Санкт-Петербург. И при этом взаимоотношения двух гомосексуалов изображены с сознанием как реализуются квир-чувства в обстановке враждебной.
Гей описан через достоверное взаимодействие с внешним миром и это очень важное для квир-прозы обстоятельство. Гомосексуал показан как социальное тело, как человек, индивидуальность которого для автора не исчерпывается его сексуальными практиками. Он не только гей, но и коллега, и друг, и сосед.
Чистой политики в повести нет, но этот текст хочется воспринимать как выражение всё более ощутимого запроса на нормализацию квир-человека в российском публичном поле.
И нужно отметить, что в 2010-х годах государственная гомофобия в России начала набирать обороты на фоне дальнейшей либерализации западного общества. И квир-писатели, и квир-читатели в России смотрели на Запад и видели как может и как должно жить радужное сообщество.
И другой слайд. И другая история. Явлением не столько литературным сколько общественно-политическим мне хочется считать роман "Другое детство", который в 2014-м году выпустил на русском журналист Радио Свобода Сергей Хазов-Кассиа. В этом полубиографическом сочинении речь идет о подростке по имени Артем, который мечтает стать не военным, не врачом, а королевой, которую добиваются прекрасные рыцари.
Приведу одну цитату: Забыв обо всём на свете я отыскал в шкафу мамину дачную косметичку - красный кошель в форме саквояжа с потрескавшейся и местами облезшей кожей, который пах разлитыми духами и пудрой. Я достал румяна, помаду и накрасился как сумел.
Ногти я красить не стал, не успел бы быстро стереть лак, но и остальной косметики было более чем достаточно. В прихожей стоял комод с большим зеркалом, перед которым я проводил немало времени, любуясь собой. В этот раз я был сражен величественностью своего наряда. Как многого можно добиться с помощью простой бижутерии. В зеркале старого комода отражался не мальчик в розовом платье с криво намазанными губами и красными щеками, а прекрасная королева, властительница умов и повелительница сердец. Конец цитаты.
С точки зрения западной литературной традиции "Другое детство" без остатка помещается в определение: роман гей-взросления. Из наиболее очевидных соответствий могу назвать "Историю одного мальчика", который американец Эдмунд Уайт выпустил в 1982 году.
Но в русской словесности детство и отрочество гомосексуала не описывалось прежде с такой прямотой. Но, замечу, были попытки. Ещё в 1935 году Леонид Добычин - гений раннесоветского модернизма -
выпустил роман "Город Эн", где чувства мальчика, главного героя, можно расценивать как гомоэротические.
Так или иначе, роман Сергея Хазова-Кассиа, вышедший в издательстве "Koionna publications", привлек внимание как читателей, так и профессионалов от литературы. В 2015-м году книга претендовала на крупную литературную премию "Национальный бестселлер", а ранее она стала бестселлером маркетплейса Озон, это российский аналог он-лайн платформы Амазон.
Стоит отметить, что роман "Другое детство" в соответствии с новыми российскими правилами вышел с маркировкой 18+, как чтение только для совершеннолетних. И это ничуть не помешало продажам.
Предположу даже, что обращение к теме острой скорее подстегнуло интерес. Дебаты вокруг закона о гей-пропаганде послужили чем-то вроде рекламы.
Российские профессионалы от литературы довольно быстро поняли, что гомофобную норму можно обойти. Более того, её можно использовать для увеличения продаж как часть пиар-стратегии, как маркетинг.
Во второй половине 2010-х в России сложилась парадоксальная ситуация: режим путина пытался ограничивать публичность квир-человека, что лишь подстегивало общественный интерес. При чем, в отличие от предыдущих десятилетий, это было не просто любопытство по отношению к неким экзотическим людям. На сей раз, речь шла о том, насколько естественно ЛГБТ-персоны вписаны в рядовую российскую жизнь.
Для некоторых русскоязычных авторов, исповедующих идею открытого общества, гомофобия стала выражением бесчеловечности самой действующей власти.
И в этом смысле любопытны литературные опыты Полины Жеребцовой, беженки из Чечни. В 2017-м году журналистка сделала свою жизнь поводом для романа "45-я параллель". Сообщая о своей жизни на юге России после бегства из Чечни, Жеребцова рассказывает, помимо прочего, о геях из Северного Кавказа, вынужденных спасаться от преследования в Ставрополе, подальше от родных мест.
Писательница, живущая сейчас в Финляндии, была среди первых, кто попытался языком литературы сообщить, что квир-идентичность - вопрос не только частный, но и общественно-политический. В том же 2017-м году Елена Милашина, журналистка либерального издания "Новая Газета", выпустила сенсационное расследование о так называемой охоте на геев властями Чечни. Там были описаны и похищения в Чечне, и тайные тюрьмы для гомосексуалов, и внесудебные преследования.
В России к концу 2010-х годов становилось всё более очевидным, что квир - это не только частная жизнь, но и политика.
Сомнительная с точки зрения литературы, но довольно оригинальная по замыслу, стала книга "Славянские отаку". Она увидела свет в 2018-м, а год спустя попало в короткий список премии "Национальный бестселлер".
Писательница из Санкт-Петербурга, прячущаяся за псевдонимом Упырь Лихой, описала взаимоотношения Коли, молодого гея из Киева и Димы, гомосексуала из Москвы. Украинца и россиянина объединяет любовь к японской культуре аниме. Писательница обозначила роман как сатирический и говорила в интервью, что своим текстом пытается облегчить положение ЛГБТ-людей и поспособствовать разрешению украинско-российского конфликта.
Этим словам, на мой взгляд, едва ли можно верить. Роман "Славянские отаку" соединив два триггера стремится, скорее, вызвать тошноту. В книге много радикальных сексуальных практик, описанных весьма специфическим сленгом.
Это можно расценивать как постмодернистскую писательскую технику, но, очевидно, что герои сочинения представлены как существа инородные, подчеркнуто странные и думаю, куда ближе будет предположение, что "Славянские отаку" это, скорее, паразитирование на сложных темах.
Особого упоминания заслуживает позиция авторов так называемой мужской литературы. Её в России называют ещё брутальной. В 2010-х государственный курс на ультра-консерватизм подстегнул развитие беллетристики о так называемых настоящих мужчинах -
консервативное представление о мужской доблести. В России, консервирующей свои условные традиционные ценности, гомосексуальный герой мужского романа становился, таким образом, выражением мужчины неполноценного, не вполне мужчины.
И показательно, на мой взгляд, сцена из романа "Патриот" Андрея Рубанова: главный герой этой книги - современный российский супермен - приходит в ночной клуб.
И вот что он там видит, ещё одна цитата: С дивана навстречу ему поднялись три огромных педераста, бритые наголо, с широкими жирными лицами. У двоих в ушах полыхали бриллианты, третий был намазан автозагаром. Из них один был крупнее и шире в бедрах, он инициативно зашевелился, взглядом подозвал официанта и поправил браслетки, обильно обвивающие его толстые безволосые запястья.
Видимо, альфа-педераст, лидер. Другие двое - свита, предположил Знаев (это фамилия главного героя). Конец цитаты.
Судя по продажам и отзывам ведущих литературных критиков "Патриот" - это одна из лучших книг в России 2017-го года.
Неприкрытая гомофобия Андрея Рубанова не вызвала возражения даже у самых прозападно- и проевропейски настроенных книжных обозревателей.
В русской беллетристике о мужчинах и для мужчин воспевается всем известная токсичная маскулинность и, как следствие, гомосексуалы расцениваются как нечто глубоко чуждое так называемому русскому миру. И логично, наверное, что сегодня самые знаменитые литературные патриоты России, слово патриоты я беру в кавычки, это, одновременно, и самые знаменитые гомофобы.
Квинтэссенцией этого публичного образа можно назвать Захара Прилепина, популярного писателя, сделавшего центральным образ мужчины-воина, защитника отечества. Литературные упражнения стали для Прилепина трамплином в большую политику и в последние годы редкое его выступление обходится без критики либеральных ценностей вообще и ЛГБТ-сообщества в частности.
Не могу не отметить любопытную деталь: в своих книгах Прилепин воспевает гипермаскулинность и эта фиксация автора на мужественности старого образца считывается, порой, как латентная гомосексуальность. На мой взгляд, книги Прилепина вполне можно иллюстрировать образами Тома оф Финланда - классика квир-культуры.
Восприятие квир-литературы в России стало качественно меняться к концу прошлого десятилетия. Как публицист я отметил это в 2018-м году. Тогда я написал для литературного портала Горький большую статью об актуальных западных квир-романах. Тогда же я задал вопрос: почему в русской литературе всё ещё не появилось великого гей-романа. И поразмышлял, кому бы под силу написать такой роман и о чём такой роман может быть. Когда я писал это эссе, то ожидал возмущения, но, на удивление, мои размышления, в целом, были благосклонно восприняты литературным сообществом.
Мне стало очевидно, что в России профессионалы от литературы уже готовы всерьёз рассуждать о квир-оптике. И, на мой взгляд, важную роль сыграл целый корпус переводной беллетристики, который заговорил тогда на русском. Зарубежные книги о ЛГБТ-людях публиковали в России с маркировкой 18+, как я уже говорил. Таким образом, они не нарушали закон о гей-пропаганде.
Нужно отметить и то, что литература, в отличие от кино, занятие, скорее рафинированное, не рассчитанное на многомиллионную аудиторию. Этим, наверно, объясняется, что долго российская власть позволяла поэтам и прозаикам писать о чём угодно и как угодно.
Но стоит отметить, что и сами издатели времен путинского режима всегда сторонились политики. Открытая оппозиционность могла серьёзно сказаться на положении издательства. В 2010-е годы квир-книги публиковались без особой рекламы, а сам факт их появления в издательской программе объясняли коммерцией: мы продаем то, что люди хотят покупать - business as usual (всё как обычно, обычное ведение дел).
И в этом, пожалуй, принципиальное различие литературных пространств Запада и России. Если для Европы и, скажем, Америки книга - это повод поговорить о болезненных проблемах общества, то в России, где реальная политика опасна, книга - это, как правило, повод поговорить о книгах.
Однако, шила в мешке не утаить. Насколько тесно связаны бизнес и политика наглядно показало издательство Попкорн букс (Popcorn Books), созданное в 2018-м году. Оно взялось издавать иностранные бестселлеры для так называемых юных взрослых: янг-эдалт. И уже первый переводной роман "Саймон и программа Hоmо-sаpiens" был распродан с рекордной скоростью. Книга американской квир-беллетристки Бекки Альберталли стала своеобразным камертоном для российских издателей и читателей нового поколения.
Попкорн букс сделал ставку на актуальную ЛГБТ-литературу для подростков и юношества. И вскоре на русском заговорили и другие популярные, англоязычные в первую очередь, квир-авторы.
В их числе Адам Сильвера, Элис Осман, Бенджамин Алире Саэнс, Адиб Хоррам. Важно подчеркнуть, что их книги, как правило, описывают жизнь молодых квир-людей.
Исполняя закон о запрете на гей-пропаганду издательство Попкорн букс выпускало молодежную ЛГБТ-прозу с маркировкой 18+, что не мешало книгам добираться до целевой аудитории. Таким образом, вольно или нет, новое издательство подчеркнуло абсурдность гомофобного российского закона, который пытается запретить объективно существующую реальность.
К началу нынешнего десятилетия действительно казалось, что коммерция способна победить гомофобию. Примеру издательства Попкорн букс начали следовать другие крупные издательства. Правда, квирность, так называемую квирность, издатели, как правило, в своих анонсах не прописывали. Таким же образом действовали и российские книжные критики, как правило.
И снова небольшая автобиографическая ремарка: вплоть до 2022-го года в России, где читательская аудитория насчитывает десятки миллионов человек, я был единственным, кто регулярно и систематически писал о квир-литературе не только на платформах для квир-людей, но и на неспециализированных литературных площадках.
Это было моим осознанным решением. Я таким образом предлагал пищу для размышлений широкой аудитории. Мне хотелось попытаться нормализовать тот публичный профессиональный разговор о квир-людях как о величинах литературных, как о факте современного литературного процесса.
Успешные продажи переводной беллетристики естественным образом привели к тому, чтобы не только покупать иностранных литературных звезд, но и создавать их самостоятельно.
В 2020-м году издательство Попкорн букс начало выпускать квир-романы руссоязычных авторов. Потенциально интересные тексты находили в социальных сетях и на фанфик-платформах. Бизнес-расчёт оказался снайперски точным.
Много шума произвёл уже первый роман в линейке отечественных книг, которые выпускал Попкорн букс. Речь о "Дни нашей жизни". Об этой книге, которую написал Микита Франко.
Молодой автор из Казахстана рассказал своим сверстникам о мальчике по имени Микки, которого в современном российском городе воспитывают двое мужчин: Слава, родной дядя и его бойфренд по имени Лев.
И ещё одна цитата, это разговор Славы и Микки:
- Большинство мужчин любят женщин, а большинство женщин - мужчин, - сказал Слава. - Большинство родителей это мужчины и женщины, ты и сам это заметил. Такие семьи как наша непривычны, поэтому мы не нравимся людям.
Меня сковал страх.
- Нас убьют? - в голосе у меня звенели слёзы.
- Нет, - поспешно сказал Слава. Он сел на диван и усадил меня рядом.
Сказал, стараясь заглянуть мне в глаза, - нас никто не убьет, но нам нужно быть осторожнее. Здесь, дома, мы в безопасности. Тут спокойно и нам ничто не угрожает, но с другими людьми мы не можем вести себя также как дома. Нельзя никому рассказывать как мы живем.
- А что тогда надо рассказывать?
- Надо говорить, что ты живешь со мной, только со мной и всё.
Я нахмурился:
- Врать - плохо.
- Иногда это нужно для безопасности, - сказал Слава.
Я молчал. Конец цитаты.
Роман "Дни нашей жизни" стал одним из самых популярных в России в 2020-м году. Он выдержал несколько переизданий, а позднее был переведен на немецкий и польский языки. В том же году Микита Франко претендовал на литературную премию "НОС"(Новая словесность, новая социальность). Попав в короткий список его книга по числу голосов жюри оказалась в итоге второй.
Немецкий перевод романа называется "Der Luge" - "Ложь". И это, пожалуй, главный нерв книги. Описывая однополую семью в современной России Микита Франко показывает насколько невротизирован квир-человек. Находясь в потенциально враждебном социуме, ему постоянно приходиться врать. Драма рассказчика выглядит документальным свидетельством: с какими ограничениями приходится сталкиваться в России однополым семьям, причём ребёнок - это пункт, в котором гомосексуал бессилен перед гомофобной властью.
Сенсационный успех романа "Дни нашей жизни" имел многообразные последствия: сам автор, начав с гей-семей, продолжил свои размышления. На сегодня Микита Франко автор целой серии книг, которые так или иначе описывают болезненные темы квир-взросления.
Например, "Девочка в нулевой степени" - это рассказ о подростке, который пытается понять, насколько сам со своими индивидуальными характеристиками вписывается в расхожие представления о мужчине и женщине.
Роман "Тетрадь в клеточку" тоже предназначен для подростков и пытается перелицевать устоявшееся в России представление о так называемой школьной прозе.
Микита Франко заходит на территорию принципиально новую для русской литературы. Это история ребенка, который осознает, что один из его родителей - трансгендерный человек, что, цитата: мама это на самом деле папа.
Важно отметить, что вплоть до последнего времени в России транс-идентичность крайне редко описывалась языком популярной литературы. Важным в этом отношении текстом стала книга "Я сам себе жена". Автобиографию Шарлотты Мальсдорф - легендарного берлинского кроссдрессера ещё в 1997-м году выпустило издательство "Глагол". Я говорил о нем в своей первой лекции.
Много позднее, уже в 2021-м году, историк из России, живущий в Америке, Кирилл Финкельштейн написал на русском
беллетризированную биографию Николая де Райлана. Это документальный роман о транс-человеке из Одессы, который на правах рядового мужчины жил и умер в США в самом начале 20-го века.
Годом позже, в начале 2022-го вышел ещё один русскоязычный роман о транс-персоне. В книге "Джентельмен Джек в России" искусствовед из Санкт-Петербурга Ольга Хорошилова рассказала о российском путешествии Анны Листер, реально существовавшего британского квир-человека 19-го века, который считался женщиной, но вел себя как мужчина. Есть такой сериал, британский, называется "Джентельмен Джек".
Не трудно заметить, что после затяжного молчания в России едва ли не разом вышло сразу несколько романов, в которых транс-человек - главное действующее лицо. И это, на мой взгляд, напоминает прорыв плотины.
В начале нынешнего десятилетия и писателям, и издателям в России стало ясно, что жизнь транс-человека достойна развернутого отрефлексированного рассказа. Особо отмечу, что каминг-аут как транс-мужчина совершил и упомянутый мной выше писатель Микита Франко. Так в литературе отражается реальная жизнь, так реальность становится литературой.
В первые два года нынешнего десятилетия корпус книг, описывающих ЛГБТ-людей, расширялся в России едва ли не ежедневно. Признаюсь, даже мне на правах квир-обозревателя было порой не под силу, очень тяжело прочитать всю новую квир-литературу. Её было крайне много.
Но, главным образом, это была переводная проза.
Издательский брэнд Инспирия (Inspiria),например, с 2020-го года поставил на поток выпуск романов, ставших лауреатами Букеровской премии. Там было много и квир-авторов.
Регулярно на территорию ЛГБТ+ заходили и издательства, другие издательства, но лишь немногие называли квир важной частью своего издательского профиля. Уже упомянутое Попкорн букс, расширяя аудиторию, выпустило несколько квир-романов для взрослых, немного для другой аудитории.
Громким коммерческим успехом стала история гей-любви "Call Me by Your Name". Эта книга вышла под названием "Назови меня своим именем", её написал Андре Асиман. Она переведена в 2019-м году, а написана была, по-моему, в 2007-м.
Позднее, в том же издательстве появился любовный роман, который, возможно, французские слушатели читали. Это роман, который по-русски называется "Хватит врать". Его написал французский беллетрист Филипп Бессон.
Но важным, на мой взгляд, стал выход на русском дебютного романа Анатолия Вишевского. Это славист из Украины, на тот момент преподававший в американском колледже. Он попытался продолжить мировую традицию гей-романистики.
У его книги очень сложное название. По-русски название книги звучит так: "Хрупкие фантазии обербоссиерера Лойса". Ну а сюжет у книги довольно простой.

Вопрос: есть ли какие-то качества определяющие ЛГБТ литературу для подростков в России, которые отличают её от ведущих мировых тенденций? Кажется, что "Лето в пионерском галстуке" и "Дни нашей жизни" Микиты Франко могут быть исключающими примерами.
Ответ: Да, на мой взгляд, романы Микиты Франко "Дни нашей жизни", "Тетрадь в клеточку", "Лето в пионерском галстуке" принадлежит другим авторам - эти книги действительно несколько отличаются от того, что мы понимаем как современную актуальную равную действительности западную квир-прозу.
Потому что у нынешних современных русскоязычных квир-авторов, их некоторые пассажи из их книг, западный читатель может считывать как гомофобию. Это парадокс. Очень заметно особенно в первых романах Франко. Заметна попытка разделить квир-людей на хороших и плохих.
Позднее эта особенность немного сглажена.
В первом романе "Дни нашей жизни",по-моему, это было: упоминаются некие хорошие геи, которые, скажем, выглядят маскулинно, которые нефеминные, которые сливаются со средой, что это - те геи, на которых следует ровняться. И есть некие другие представители квир-сообщества, которые экстравагантны, которые выделяются из толпы, которые привлекают внимание, привлекают ненужное внимание. И это как бы паршивые овцы квир-сообщества.
Таким образом, придумано, то есть заметно надуманное противопоставление и это, на мой взгляд, выражение осознанное или неосознанное внутренней квир-фобии. В пространстве романа это можно расценивать как внутреннюю гомофобию.
И это не продуктивный и не перспективный подход, на мой взгляд, но он встречается. Вот это вот разделение представителей квир-сообщества на хороших и плохих - это довольно заметная черта в тех романах, которые написаны русскоязычными авторами и которые появлялись, которые были продуктом свободного творчества в интернете, так называемых фанфиков.
То есть, голос народа он именно такой и при этом, на мой взгляд, сами авторы не очень понимают. Это, как правило, молодые люди.
Возможно, не хватало им рефлексии, они сами не понимают, что когда они пишут квир-романы, когда они рассказывают об отношениях людей сообщества ЛГБТ+, то таким образом, тот самый пресловутый марш достоинства, тот самый гей- парад, который им так не хотелось бы устраивать - они его устраивают в интернете.
Любое появление квир-человека в публичном пространстве, не важно виртуальное оно или реальное, оно является маршем достоинства, особенно в пространстве русскоязычном, где, как я уже сказал, наложено вето на любую квир-публичность.
Можно сказать, что новые русскоязычные авторы - они отличаются от западных дефицитом рефлексии с одной стороны, это первое обстоятельство. И это, я думаю, уйдет очень скоро, если авторы будут продолжать писать.
Но ещё есть одна черта: многие авторы выводят себя из российской, из русской повествовательной традиции. И поэтому очень интересно наблюдать, как квир-канон французский, американский, британский, как он отражается в русской словесности и как русская словесность учитывает достижения своей русской классики.
И таким образом, если бы режим путина не мешал русскоязычным квир-авторам, то мы могли бы увидеть появление очень оригинальной, необычной, непохожей на всё западное квир-литературы, которая была бы интересна не только квир-людям, не только сообществу ЛГБТ+, но и всем, любым читателям, которым хочется прочитать интересную книгу с неожиданной, нерядовой, оригинальной оптикой. Надеюсь, я ответил на этот вопрос.

Вопрос: Существуют ли какие-то самиздаты, как были в Советском Союзе, чтобы обойти цензуру в настоящее время?
Ответ: Если меня дорогие коллеги-слависты позовут ещё, то я с удовольствием расскажу о том, какие перспективы есть у квир-авторов в новых обстоятельствах после 2022-го года и после введения абсолютного запрета на квир-публичность.
Потому что цветы - они пробивают асфальт и при своей кажущейся нежности и своей изолированности от внешнего мира, при своей особости квир-литература, квир-проза, квир-книги, квир-романы они пробьют и эту почву.
Действительно, есть несколько инициатив которые, на мой взгляд, вдохновляющие.
Например, в начале этого года, весной, в начале весны, по-моему, стало известно об одной очень любопытной инициативе: один российский издатель, который имеет имя, имеет вес в литературной среде России - он уехал после вторжения российских войск на территорию Украины - он уехал в Европу и он с нуля создал новое издательство, где планирует издавать книги, которые в нынешних обстоятельствах не могут быть опубликованы в России и это не квир-издательство.
Его зовут Георгий Урушадзе, издательство называется Freedom Letters.
И он намерен издавать книги, скажем, русскоязычных украинских авторов, он намерен издавать книги писателей, которые рефлексируют на тему нынешнего военного вторжения, то есть те авторы, которые, которых можно назвать диссидентами.
Но принципиальный момент для меня как квир-обозревателя в том, что романом номер один, первым романом в этой линейке стал квир-роман.
Его написал Сергей Давыдов, этот роман называется Спрингфилд и у него осень неожиданная, очень большая, очень позитивная критика, на мой взгляд, во всех русскоязычных медиа, которые я могу обозначить как либеральные. И неважно насколько погружены они в квир-проблематику или нет, литературное качество этой книги такое, что она интересна всем. Это очень любопытно как представление молодежи накануне войны.
Сергей Давыдов в романе Спрингфилд описал любовь двух молодых людей в российской провинции накануне войны, но писал он это уже во время военных событий и вот это вот постепенное нагнетание ужасов.
Мы как читатели понимаем, что случилось с Россией и что случилось с Украиной после 24 февраля 22 года, вот это вот предчувствие конца и составляет силу романа, написанного с чрезвычайной мощью литературной.
И этот роман можно в новых условиях, его можно прочитать и купить на русском, там есть какие-то сложные обходные пути. Этот роман можно купить по всему миру, он публикуется, по-моему, по принципу "печать по требованию", то есть эта одна из тех моделей издания книг, которые не вписываются в новую Россию.
И это, на мой взгляд, очень перспективная модель. Разумеется, квир-проза будет составлять там меньшинство, ну просто потому, что геев, лесбиянок, транс-людей меньше, чем гетеросексуального большинства. Но наверняка будут и другие авторы, которых можно назвать, причислить к сообществу ЛГБТ+. Или которые так или иначе описывают проблемы сообщества ЛГБТ+.
И я думаю, что эта инициатива только первая. Вполне уверен, что появятся и другие какие-то интересные инициативы, которые помогут по новому развиваться квир-писателям, квир-писательскому сообществу, если я могу так сказать.
И, разумеется, самиздат, который существовал в советские времена. Я
думаю, что самиздат благодаря новым интернет-технологиям, благодаря соцсетям, он также будет обслуживать и этот интерес. Если запрос на изображение квир-человека существует, то разумеется будет и предложение.