Звезда Венера

 
Дело было на помойке, на задворках кожвендиспансера. Меня отправили с товаркой выносить бачок с помоями.
За чугунным мусорным контейнером нежились под вялым поросящим дождиком два козла из мужского отделения. Младший козлик Вася споро снюхался с Тамаркой, и они понеслись за гаражи, а мне достался старый козёл.
Мы уселись на его линялой пижамной куртке цвета недетского поноса.
 
- Ну чё, уколемся? 

Он достал ампулу пенициллина, я – бициллина. Одноразовый нашли в помойке. Дружно приспустили трусы. Он меня в левую, я его в правую. Укололись, сидим. Все равно ломает. 
 

- А как насчет колёс? 
Он заглотнул три левомицитина, я – пять эритромицина. Запили из вчерашней лужи. Занюхали рукавом моего халата.
 
- А, может, нюхнём? 
Он снял носок. Помойка померкла и сморщилась. Я достала прокладку и взмахнула крылышками. Ромашки спрятались, поникли лютики.
 
- Ты животных любишь? 

Он снял трусы, чем насмерть перебил аромат носков и помойки, вместе взятых. Впечатлил его мощный пах – грыжа с колтунами. Длинными чёрными ногтями достал лобкового жучка и подарил мне. Из благодарности я нежно погладила его чесоточной рукой. Он подкинул мне пару свежих трихомонад, я наградила его самкой гонококка. Мы оба любим животных, это сближает.
 
- А что у тебя за рыжие усы торчат? 

Я охотно раздвинула ноги. Он вытащил хомячка.
 
- Так он же издох!
- Да, уж неделя, как похоронить некогда.

Он ногтями вырыл могилку. Отпели. Похоронили. Он вырезал из осиновой палки истинно православный крест. Воткнули в дёрн с крестным знамением. Я прослезилась. Он добрый. И красивый. Нос провалился, но не до конца. Бородавка на кончике ещё видна. Целых два зуба, однокоренных. Глаза слезятся добротой.
 
- Может, выпьем за знакомство? 
- Да вот, ждем мусоровоза. Тормозушки чуток слить. 
- А звать тя как, красивец?
- Петруша я, прости Господи, Хорёк. А закуска-то есть? 

О хомячке вспомнили одновременно…
 
- Элеонора! – из окна второго этажа. Это медсеструха-злоебучка вафельницу на четыре хуя раскатала. – Почему сортир опять говном, как Сочи пальмами, зарос? А если Главного припрёт, а он у нас чистоплюй? Мало тебе выговоров? Выгонит он тебя, Элеонора!
- Иди нах, блядь гонореечная! Дай с челом православным о душе поговорить… ну ты, сука, посчитаешь потом хомячков своих… Кстати, будем знакомы, мущина. Элеонора я, старшая нянечка отделения сучек. 
А папулёзник мой уже ни хера не слышит – череп плешивый утопил под полами моего халата. 
 
- Только не кусай, Петруха, мой нежный клитор, кондиломы не сорви. Гепатиту хочешь? У меня вирус В нашли.
- А я тебе, дорогая Элеонорушка, СПИДом смогу компенсировать. 

Щедрый папик, круто саркомистый. Забирает, бля.
 
- Ну, я тебе, Петруша, спиртику из ординаторской ко дню рождения за такое благородство… А к эфирчику ты как?
- От чифирчику кто ж откажется? – совсем у болезного прогнили ушки. – Да я на зоне десять лет за чифирек пидорасил.
- За что ж тебя, голубчик-то?
- Да так, мелочёвка. Содомия десятилетней негритянки. С изысканным цинизмом, зато без конфискации. Я ж тогда третичным люэсом был поражен, как красотой Венеры. Глаза слезоточили и цифры перепутали. Я ж думал, белоснежке сороковник. 

- Элеонора! Там уж очередь из твоих клиентов в клизьменной! – Вот блядюга, хрен я ей сегодня лизать буду! Пущай своим катеттером наслаждается, курва. 

- Госпожа Элеонора, а давайте в мусорный контейнер залезем и зароемся! Там тепло и влажно. Дышать по очереди будем, через мою флейту. 
И он достал из кармана зловонную дудочку, выдул из неё харкоту и наиграл «Я тобой переболею, ненаглядный мой…» Я подпела. Хорёк прогунявил: «Ты моя надежа, ты моя отрада…». Спелись.
 
Вернулась Тамарка со своим спидоносцем, довольной улыбкой и подбитым глазом. Вчетвером кинулись в помойку нарывать закуску - готовились к мусоровозу. Мне повезло: нашла три корки и колбасную шкурку. Васятко раскопал огрызок яблока: он любит витамины. Тамарка вытащила еще живую крысу. Хорек нарыл позавчерашние котлеты с ужина, но все поглядывал на могилку хомячка, крестился мелко. 
 
Развели костерок из покрышки - для крыски. Тамарка насадила крысу на флейту и стала поджаривать. Крыса сблевала – подлива, однако. Ай-яй-яй, про соль забыли. Тогда Хорёк харкнул, получилось заливное и зелёное. Крыса смирилась.
 
Подъехал долгожданный мусоровоз. Мужики полезли на дойку тормозухи. Мы с Тамаркой зажали ассенизатора с двух сторон в кабине. Тот потерял сознание не то от запахов, не то от возбуждения. На венсовете решили его не жарить, а гуманно изнасиловать. Начали флейтой, кончили догорающей покрышкой. Орал хуже крысы. Я дала понюхать трусы – затих.
 
Весь диспансер высунулся из окон и давал советы. Завидовали по-чёрному. Злоебучка выпала и сломала вафельницу. Смеркалось.
 
Тормозуху пили изо ржавого банного тазика, стоя на карачках. Закуску поделили честно, крысиный хвост – Тамарке-добытчице. Отсосали из бака через флейту дизтоплива. Толян нашел в контейнере пластиковый мешок на голову. Кайф ловили по очерёдке. Но трусы Хорька все же круче. 
 
Взошла звезда Венера и томным светом улыбнулась родному диспансеру. В лирическом настроении мы зарылись с головой в помойку и утонули в сладких грёзах.
 
Назавтра Злоебучка с перекошенной вафельницей настрочила Главному. Меня несправедливо уволили. Теперь я безработная. Ищу высокооплачиваемую руководящую работу. Рассмотрю предложения стать ведущей на 1 канале, РТР, НТВ и RT. Интим с Главным не предлагать. А то ведь могу и согласиться.