Басовый ключ

Дождь лил как из ведра. Дворники, не справляясь, только размазывали по лобовому стеклу плотные струи воды. В боковом окошке виднелись раздвижные стеклянные двери круглосуточного магазина, в которых оранжевыми бликами перемигивались аварийные огни. А сквозь них блестящими пятнами переливалась неоновая реклама.
Выходить наружу не хотелось совсем. Мягкие теннисные туфли заранее предвкушали всю прелесть холодной лужи, раскинувшейся морем между проезжей частью и мусорным бачком. А уж лёгкий летний костюм из хлопка после такого холодного душа рисковал вообще превратиться в половую тряпку... И даже дорожное радио, исполнявшее вполголоса вальс Свиридова, звучало особенно издевательски, словно приглашая на приятную прогулку.
С последним аккордом открылась незапертая задняя дверь, и в салон ввалился молодой человек с доверху набитым продуктами пакетом. Он плюхнулся на заднее сиденье, аккуратно прикрыл за собой дверь и только тогда с удовольствием выдохнул. В зеркало заднего вида было заметно, что вода с его русой головы льёт в три ручья, стекая по носу и щекам крупными каплями. Одет он был совсем не по погоде: светло-бежевый свитер на узких плечах уже потемнел от влаги, а в кроссовках хлюпала вода.
С водительского сиденья на него обернулся в полном недоумении мужчина лет сорока. Обычное, ничем не примечательное лицо с мелкими чертами и резким прямым носом, серые глаза, лёгкая седина на висках.
Молодой человек кашлянул, отвёл взгляд и неуверенно произнёс сиплым баритоном:
– Поехали?
Мужчина в ответ еле заметно усмехнулся краешком губ и спокойно спросил:
– Куда тебе?
Молодой человек мигнул и удивлённо проговорил:
– На вокзал. Я на электричку опаздываю...
Мужчина кивнул, не проронив ни слова, выключил аварийку и мягко тронулся с места, чтобы не облить брызгами из-под колёс парочку целующихся подростков. В зеркало заднего вида он едва заметил, как его пассажир проводил эту парочку быстрым взглядом и тихонько вздохнул.
Ехать было бы недолго, не больше четверти часа, но в это время машин на проспекте было полным-полно. Водитель был предельно аккуратен и осторожен: держался правой полосы, вежливо пропускал тех, кто заезжал на неё, или поворачивал... А молодой человек на заднем сиденье начинал заметно нервничать, поглядывая на часы. Те болтались у него на тонком запястье правой руки блестящим пятном и то и дело отсвечивали синим сапфировым бликом.
Наконец, молодой человек не выдержал и просительным тоном осведомился:
– Извините, нельзя ли побыстрее?
Мужчина за рулём хмыкнул и покачал головой.
– Дорога скользкая, – проронил он, разглядывая затор впереди. И не ошибся.
На перекрестке уже повстречалась парочка любителей быстрой езды. В глубокой чёрной луже тонули отражения двух стоящих автомобилей. У одного была разбита фара, у другого – смято заднее крыло. Понятно, кто кого не пропустил... Насквозь мокрые водители спешно расставляли треугольники аварийных знаков прямо в лужи на асфальте, одновременно названивая по своим телефонам. Объезжавшие их машины особо не церемонились и то и дело обдавали брызгами из-под колёс.
Молодой человек молча проводил их взглядом, зашуршал пакетом и достал зелëное яблоко. Обтëр его об рукав и принялся сердито хрустеть им. Через несколько минут он с тоской посмотрел на свои часы и повесил нос.
– Во сколько у тебя отходит поезд? – спокойно спросил водитель, сворачивая с улицы на привокзальную площадь и приглядываясь, где припарковаться.
Молодой человек дёрнул плечом и неожиданно весело признался:
– Уже ушёл. Минуту назад.
Водитель легко, с первого раза, точно заехал между двух припаркованных машин задом. Выключил двигатель и обернулся к своему пассажиру.
– Поедешь на следующем? – поинтересовался он, совершенно без стеснения разглядывая своего визави в свете уличного фонаря, лупившего сквозь боковое стекло. Узкие скулы, острый, почти девчоночий носик и пухлые губы делали молодого человека неуловимо похожим на персонажа детской сказки. А наигранно-весёлое выражение лица и лёгкий румянец явно выдавали кипевшую в молодом человеке досаду.
– Ага, через шесть часов, – ехидно согласился молодой человек, догрызая яблоко, и махнул рукой. – Ничего, посижу до утра на вокзале, не в первый раз!
Мужчина молча приподнял брови и немного скованно предложил:
– Может быть, тогда по чашечке кофе?
Молодой человек помотал головой:
– Нет, только не кофе, меня от него уже тошнит, честное слово!
Мужчина улыбнулся одними глазами и продолжил:
– Можешь взять себе чего покрепче, я не против. Заодно согреешься.
Молодой человек чуть не подавился огрызком, быстро заглянул в серые глаза напротив, словно выискивая в них какой-то подвох, и вдруг неожиданно расхохотался. Совершенно искренне и заразительно.
– Я не такой! – проговорил он, отсмеявшись. И вскинул глаза, с любопытством всматриваясь в своего собеседника.
Мужчина в ответ пожал плечами и совершенно безразлично произнёс:
– Я тоже. Просто думал угостить тебя чем-нибудь. Как компенсацию за опоздание.
Молодой человек покраснел до корней волос и отвёл глаза.
– Извините, – пробормотал он с раскаяньем. – Я не хотел вас обидеть.
Повисла дурацкая пауза, когда никто не спешил ничего говорить, чтобы не сморозить очередную глупость. Мужчина за рулём запустил двигатель, и горячий воздух из печки поплыл по салону согревающей волной. Дорожное радио тихонько мурлыкало вполголоса Брамса, Оба человека сидели и молчали, наслаждаясь сухим теплом и не глядя друг на друга. Лишь когда молодой человек неожиданно прикрыл глаза, наморщил нос и оглушительно чихнул, ситуация мгновенно разрядилась.
– Простыл, – с уверенностью сообщил мужчина, открыл бардачок и достал бумажные салфетки. – На, держи.
Молодой человек с благодарностью принял салфетки, кивнул и чихнул снова.
– Это я ещё днём под дождь попал, – сиплым голосом объяснил он. – Теперь точно заболею.
Мужчина открыл было рот, словно собираясь что-то ответить, но передумал. Просто деликатно отвернулся, пока его незадачливый пассажир прочищал нос, и молча смотрел в окно, где, не переставая, лил дождь.
– Спасибо, – вежливо проговорил молодой человек и по-детски громко зевнул, прикрывая рот ладошкой. Мужчина невольно залюбовался в зеркале узкой кистью с длинными пальцами и овальными лунками ногтей. Потом потёр переносицу, прогоняя наваждение, и, неожиданно вспомнив что-то, сказал:
– Чай с малиной, горячая ванна и шерстяные носки...
– Было бы здорово, – вздохнул молодой человек, прикрыв глаза, словно опять собираясь чихнуть. – Но я в общаге живу, там душ общий, – упавшим голосом сообщил он. – И малины у меня нету.
Мужчина положил руки на руль и почти равнодушно проговорил:
– У меня есть... Только ведь ты не поедешь.
Молодой человек сжался на заднем сиденье и молча сопел, словно ожидая, что его начнут уговаривать. А может быть, просто пытался бороться со сном. Но водитель молчал, только зачем-то включил дворники, и те зашуршали со стуком по лобовому стеклу, как метроном. Да радио еле слышно играло что-то совсем незнакомое.
– Спасибо, – наконец, выдавил из себя молодой человек. – Сколько я вам должен?
Мужчина непонимающе посмотрел на него. Молодой человек снова покраснел и заплетающимся языком спросил:
– Так вы что, не такси?
Мужчина покачал головой.
– Так что ж вы раньше не сказали! – расстроился молодой человек. Было ясно без слов, что он сейчас думает: мол, таксист бы наверняка успел его довезти до вокзала вовремя, и вообще...
– Ты не спрашивал, – спокойно ответил мужчина, не оборачиваясь.
Молодой человек зашуршал пакетом, вытащил из кармана помятые купюры и протянул между передних сидений водителю:
– Всё равно, возьмите! Раз уж довезли...
Мужчина снова покачал головой:
– Оставь. Лекарства себе купишь.
Молодой человек хмыкнул, взялся за ручку двери, открыл её... И закрыл обратно.
– Зачем вы это делаете? – напряжённо спросил он.
– Сам не знаю, – честно признался мужчина и повернулся вполоборота. – Наверно, потому что бывал в разных ситуациях. И мне всегда помогали другие люди.
Молодой человек усмехнулся:
– Возвращаете долги?
Мужчина осторожно кивнул:
– Можно и так сказать, да.
Мимо них медленно проехала скорая помощь с мигалкой, остановилась у входа на вокзал. Из машины под проливной дождь выскочили трое: молодая девчонка в синем дождевике с капюшоном, и двое пожилых мужиков в форменных комбинезонах с красными крестами. Мужики прихватили с собой свёрнутые носилки и рысью метнулись сквозь дождь к вокзалу. За ними, перепрыгивая лужи, как маленькая девочка, понеслась и докторша.
– Кому-то сейчас ещё хуже, чем мне, – констатировал молодой человек и снова звонко чихнул.
– Да, – согласился мужчина. – Но это не повод не думать сначала о себе.
Молодой человек побарабанил пальцами по ручке двери и сипло спросил:
– А вы?
– Что – я? – не понял водитель.
– О себе думаете? – в голосе молодого человека не было даже намёка на иронию. Разве что чуть-чуть больше интереса, чем простое любопытство. Мужчина оглянулся, окинул взглядом салон и признался:
– Чаще всего – да. В первую очередь – о себе, потом о других...
Он посмотрел прямо в глаза молодому человеку и добавил:
– Это нормально.
Молодой человек кивнул и очень серьёзно спросил:
– И часто вы так приглашаете к себе домой совершенно незнакомых людей?
Мужчина позволил себе что-то похожее на улыбку:
– В первый раз. А что?
Молодой человек в ответ широко улыбнулся и поинтересовался:
– А вдруг я воришка или мошенник?
Мужчина окинул его критическим взглядом:
– Не похож, – ответил он спокойно. – Да и брать у меня особо нечего.
Парень насупился и быстро проговорил:
– А что жена скажет?
Мужчина пожал плечами.
– У меня её нет.
Молодой человек удивился:
– Как так? Почему?
– Как-то не сложилось.
Снова повисла пауза, которую заполняли только звуки работающих дворников. Потом молодой человек снова зевнул, на этот раз – совсем уже сонно и без лишнего стеснения. И дурашливо заявил:
– Тогда можете убить меня прямо здесь, потому что я сейчас засну. И везите, куда хотите.
Мужчина издал короткий смешок и протянул руку:
– Давай свой пакет и ложись. Так удобнее будет.
Молодой человек протянул водителю пакет с продуктами. На мгновение их руки нечаянно соприкоснулись, и оба замерли, словно нечаянно сделали что-то не то. Потом пакет занял своё место на переднем сиденье, а молодой человек, видимо, скинул обувь и улёгся на спину на заднем. Острые коленки, обтянутые джинсами, торчали из-за сиденья в зеркале заднего вида.
Как только автомобиль двинулся с места, с заднего сиденья донеслось мирное сопение, которое, вероятно, означало, что парень честно выполнил обещанное – то есть, заснул. Мужчина за рулём улыбнулся, на секунду вообразив, что везёт домой слегка приболевшего сына-студента – и тут же нахмурился, отгоняя от себя нелепые мысли.
Когда встречный внедорожник будто ковшом плеснул грязь на лобовое стекло, мужчина на доли секунды даже испугался – не за себя, а за мальчишку, который доверчиво посапывал на заднем сиденье. И на всякий случай, сбросил скорость, позволяя тем, кто торопится куда-то успеть, обгонять его, как стоячего. Да, дорога домой заняла чуть больше времени, зато обошлось без лишних приключений.
Заезжая во двор, мужчина отметил про себя, что непогода помаленьку стала утихать. Его любимое место напротив своих окон было уже занято, и он припарковался напротив подъезда, между берёзой и скамейкой. Заглушил мотор и на мгновение прикрыл глаза, машинально выстраивая план действий. Потом отстегнул ремень и, протянув руку назад, между сидений, потормошил за плечо пассажира:
– Просыпайся. Приехали.
Тот мгновенно открыл глаза и уселся на заднем сиденье, позёвывая и ошалело поглядывая по сторонам. Потом, видимо, всё-таки сообразил, где находится, хотя и не совсем проснулся, и первым делом, нагнувшись, стал разыскивать свою обувь. Наконец, он справился с этой нелёгкой задачей, нашёл взглядом свой пакет с продуктами и недоумённо посмотрел на человека за рулём.
– Как ты себя чувствуешь? – подумав, спросил водитель.
Парень невольно облизнул пересохшие губы и выдал сиплым голосом:
– Спасибо, хреново… А вы кто?
Мужчина будто только и ждал этого вопроса.
– Человек, который подвёз тебя до вокзала. Ты опоздал на электричку. И вдобавок, похоже, простыл. Если бы ты остался на вокзале до утра, то, скорее всего, заболел бы.
В глазах у парня, наконец, появилось осмысленное выражение: слегка настороженное, но любопытное. Он потёр переносицу, словно пытаясь что-то вспомнить, и сухо поинтересовался:
– Ну и что? Вам-то какое дело?
Мужчина пожал плечами.
– Я не доктор, - спокойно сказал мужчина. - И не маньяк. Переночуешь у меня, в отдельной комнате. Если ты не против, сделаю чай с малиной или имбирь с мёдом и лимоном. Можешь даже залезть в горячую ванну погреться… А утром иди, куда хочешь.
Парень удивлённо хлопал глазами, слушая его. Пока они разговаривали, окна машины начали запотевать изнутри, намекая на то, что снаружи изрядно похолодало.
– Спасибо, – проговорил он. И смущённо добавил:
– Только я вряд ли смогу отплатить вам за вашу доброту.
Мужчина издал короткий смешок.
– Ты не понял. Я от тебя ничего не хочу. Поможешь кому-нибудь другому. Потом, когда сможешь.
Парень неуверенно улыбнулся в ответ и пообещал:
– Обязательно!
Мужчина заглушил двигатель, повернув ключ, и позвал:
– Тогда пошли. Выходи осторожно, там лужа.
Парень тихонько засмеялся:
– Мне уже всё равно, ноги по колено мокрые… Хоть босиком иди!
Он подхватил пакет и выскочил из машины, аккуратно прикрыв дверь. Мужчина педантично поставил автомобиль на ручной тормоз, вышел следом, запер дверь и включил сигнализацию.
Снаружи дул промозглый мартовский ветер, и, хотя дождь почти кончился, теплее от этого не становилось. По крайней мере, незадачливого пассажира била крупная дрожь и выглядел он довольно жалко. Русые волосы на лбу скатались сосульками, свитер намок не только на плечах, но и со спины, а над растоптанными мокрыми кроссовками из-под коротких джинсов торчали голые лодыжки.
– Пойдём, – мужчина поманил парня за собой, направившись к подъезду. Парень выкинул в мусорку свёрнутый ком салфеток, из которого торчал черенок огрызка, и потрусил вслед за ним, уворачиваясь от ветра. Вместо домофона на подъездной двери был кодовый замок, секретную комбинацию которого выдавали стёртые до блеска кнопки. Парень усмехнулся, ткнул горстью три кнопки, и замок щёлкнул, отпуская дверь.
– Проходи, – сказал мужчина, пропуская парня с пакетом вперёд и придерживая дверь. – Второй этаж, направо.
Если снаружи подъезд и выглядел обшарпанной дерюжкой, то внутри царил тёплый и наивный домашний уют. На чистеньком полу, выложенном разноцветной плиткой, как лоскутное одеяло, гостей и хозяев ожидал овальный резиновый коврик. А с расписных стен на входящих добродушно смотрели мультяшные персонажи, начиная с Буратино и Ёжика в тумане и заканчивая Крокодилом Геной с Бабой Ягой и Чебурашкой. В простенке между лестницей и входной дверью стояли с обеих сторон невысокие скамеечки, а рядом с каждой из них – по стойке с ложечкой для обуви и вешалкой для одежды. Мягкий рассеянный свет разливался из настенных полукруглых плафонов в виде озорных улыбающихся полумесяцев.
Парень чуть рот не разинул, настолько был силён контраст между непогодой снаружи и сухим теплом внутри. Он перевёл взгляд на мужчину, который привычно прошёл мимо всего этого великолепия к лестнице наверх, объясняя на ходу:
– Частный детский сад. Выкупил весь первый этаж. Нравится?
Парень кивнул и поспешил догонять мужчину. Потом оглянулся, и заметив цепочку мокрых следов от своих кроссовок, неуверенно спросил:
– А тряпка у вас будет?
Мужчина проследил его взгляд, одобрительно осмотрел его с ног до головы, словно в первый раз увидел, и ответил:
– Будет.
На подоконнике между этажами, разумеется, стояли горшки с цветами, а между ними затерялся пустой подсвечник. Мужчина прошёл по второму этажу направо, открыл коричневую дверь и включил свет:
– Заходи.
Парень шагнул через порог в небольшую прихожую и огляделся. Внутри было чисто, аккуратно и безлико, как в гостиничном номере. Коврик у двери на полу, застеленном светлым ламинатом, зеркало на стене, оклеенной бежевыми однотонными обоями, натяжной потолок. Справа от входной двери – невзрачная стойка для обуви, над ней – пустая узкая полочка. На другой стороне стены – квадратный светильник в металлической рамке. Прямиком по коридору виднелись четыре двери: две слева, две справа, а в самом конце – ещё две, поуже, явно туалет и ванная комната. Ближняя слева дверь была приоткрыта, а из-за косяка выглядывал холодильник – должно быть, кухня.
Мужчина деликатно подождал, пока его гость осмотрится, и подтвердил все его догадки:
– Разувайся, проходи. Прямо слева – ванна. Можешь снять одежду и кинуть в стиралку. Через два часа всё будет чистое и сухое… Могу дать халат или футболку с джинсами, если не побрезгуешь. Полотенце сейчас принесу.
Мужчина протянул руку к пакету:
– Давай, пока в холодильник поставлю.
Парень отдал пакет, скинул обувь, цепляясь носками за пятки, и содрал мокрые носки. Ступни и пальцы на ногах у него побелели от сырости. Он прошлёпал босыми ногами в ванную и с удивлением обнаружил в ней только душевую кабинку. А также стиральную машину у самого входа, раковину с зеркалом с другой стороны и целый каскад полочек, впрочем, полупустой: новая мочалка в целлофане, шампунь, бальзам, гель для душа и зубная паста. Он потянул через голову свой свитер, стараясь не растягивать ворот, и услышал за спиной:
– Полотенце на стиралке. На полке мочалка и зубная щётка.
Парень по-быстрому скинул свитер и обернулся. Мужчина держал в одной руке голубые полинялые джинсы со сложенной в скатку футболкой, а в другой – свёрнутый махровый халат.
– Спасибо, – сказал парень. И смущённо добавил:
– Не стоило так для меня стараться…
Мужчина молча пожал плечами, положил одежду на стиралку рядом с полотенцем и прикрыл за собой дверь.
Парень выдохнул и искоса глянул в зеркало. Отражение своей полусонной физиономии с покрасневшими белками и тёмными кругами под глазами заставило его фыркнуть и отвести взгляд. Он быстро разделся догола и, позёвывая, забрался в кабинку. Пустил горячую воду из лейки и закрыл глаза… И только когда стало невтерпёж, немножко приоткрыл холодную воду.
– Я не знаю, кто ты и как тебя зовут, но ты… хороший человек, – пробормотал он тихонько себе под нос. – Спасибо. Спасибо. Спасибо…
Горячие струи обволакивали его снаружи сплошным потоком, а внутри разливалось другое тепло – чувство благодарности за то, что кому-то в этом мире на тебя не наплевать. От этого хотелось одновременно улыбаться и плакать, пока никто не видит.

2.

Всю ночь ему снилась сплошная ерунда. То он бродил, как ёжик в тумане, по горящему дому, где едкий вонючий дым разъедал глаза и нос и першило в горле. «Егор, Егорушка! Скорей сюда!» – звал его мамин голос. И хотя он даже во сне помнил, что мамы давно нет, но даже не удивлялся, а наоборот – бежал на голос со всех ног. Бежал, сшибая на ходу мебель, спотыкаясь о лежащие на полу предметы, падая, вставая и снова падая... Пока не свалился совсем без сил на старый ворсистый ковёр, пахнущий сыростью и пылью. «Вот тут я и помру,» - подумал Егор и потерял сознание.
Но не умер, а наоборот, очнулся в холодном поту на постели в тёмной комнате. Его бил озноб, лицо горело, в глазах всё плыло... Рядом с ним сидел папа, придерживая его за плечи, и поил чём-то тёплым и кислым. Вкус казался Егору очень знакомым, но он никак не мог вспомнить, что это. И даже не хотел вспоминать, потому что тогда пришлось бы признаться себе, что он сходит с ума... Папа погиб вместе с мамой в тот день, когда в грозу от ветра перевернулся и затонул теплоход. Тогда очень много людей погибло. Папы не могло быть сейчас рядом с Егором. Но он был. Он даже говорил ему что-то хорошее, ласковое, но сколько Егор ни старался, не мог разобрать ни слова.
Наконец, Егор напился и попытался отодвинуть стакан, но рука его вместо того, чтобы коснуться стекла, ткнулась папе в лицо. «Прости», - прошептал Егор. Папа погладил его по голове, уложил обратно на подушку и подоткнул одеяло. И сидел с ним, не выпуская его руку, пока Егор снова не провалился в сон.
Когда Егор очнулся, всё тело ломило, будто после тренировки, а губы ссохлись, как бумага. Он открыл глаза и сразу снова зажмурился от нестерпимо яркого света, который лупил в окно. Но краем глаза Егор успел заметить человека в белом халате, сидевшего у его постели.
– Как себя чувствуешь? – незнакомым дежурно-участливым голосом осведомился человек. Егор ответил и приоткрыл один глаз. Зрение едва сфокусировалось на одутловатом пожилом лице с редкой бородкой, очками в тонкой золотистой оправе и широкой лысиной. Это лицо хоть и поморщилось от ответа Егора, но через силу дежурно улыбнулось.
– Ничего, жить будешь, – утешил доктор (а это, несомненно, был именно доктор – кто ещё припёрся бы к больному в белом халате со стетоскопом на шее с утра пораньше?). Егор сиплым голосом позвал (всё понимая, но почему-то всем сердцем надеясь на чудо):
– Пап!..
– Я здесь, Егорка, – услышал он над головой чей-то голос. Не очень-то он был похож на тот, что помнил Егор, но он даже не стал смотреть в ту сторону, откуда доносился голос.
– Я умру? – спросил Егор с отчаяньем, зажмурившись.
– Когда-нибудь – да, но не сегодня, – сыронизировал доктор. И видимо, поняв, что шутка вышла так себе, добавил:
– Вы скоро поправитесь, молодой человек.
Егор услышал, как доктор встал, и шаркая, вышел в прихожую, откуда донёсся его приглушённый голос:
– Температуру сбили. Пару дней постельный режим. Обильное питьё и куриный бульон. Лёгкие чистые, сердце отличное, так что не волнуйтесь. Это просто простуда, переохлаждение организма и ослабленный иммунитет. Выкарабкается ваш мальчик, не переживайте. Будьте здоровы.
Хлопнула входная дверь, и кто-то снова вошёл в комнату. Егор боялся открыть глаза. Хотел и боялся. Головой он понимал, что всё это может ему только сниться: и папа, и доктор, и сама эта его простуда. Впрочем, нет, простуда была самая настоящая, а вот остальное – скорее всего, просто бред...
Тёплая рука легла ему на лоб, а потом ласково прикоснулась внешней стороной ладони к щеке. Егор закусил губу и потёрся о неё щекой, как котёнок. А потом вздохнул и открыл глаза.
На него смотрел немолодой мужчина с прямым носом, широкими скулами и плотно сжатыми тонкими губами. В его серых глазах читалась странная смесь ожидания и грусти.
Сейчас он казался старым, очень старым. Белки глаз покраснели от недосыпа, а на правой щеке около глаза была лёгкая припухлость, даже не синяк, а так, царапина…
Егор отвернулся к стене, пряча непрошенные слёзы. Он сразу вспомнил всё: и вчерашний суматошный день, и вечерний поход в магазин, и поездку на вокзал... И этого странного человека, который притащил Егора к себе домой. И похоже, всю ночь с ним сидел, а утром даже доктора вызвал.
– Простите меня, – проговорил Егор. – От меня у вас одни проблемы.
Мужчина прикрыл рот, позëвывая, и тихо сказал:
– Не бери в голову.
А потом снова прикоснулся к его лбу и удовлетворённо хмыкнул:
– Температура спала.
И спросил осторожно:
– Пить хочешь?
Егор подумал и кивнул:
– А можно просто воды?
Мужчина спокойно ответил:
– Доктор велел поить тебя морсом, - он поднялся со стула, на котором сидел рядом с кроватью, вышел на кухню и вернулся со стаканом воды.
Егор приподнялся на кровати (голову тут же повело в сторону, но он успел схватиться за подставленный локоть) и жадно отпил из стакана.
– Спасибо, – искренне поблагодарил Егор. И, не удержавшись, слегка съязвил:
– То, что доктор прописал!
Мужчина вскинул глаза:
– Тебе морс не понравился?
Егор смутился, моментально представив себе, как этот человек старательно варит для него, дурака, клюкву с брусникой, отжимает ягоды, процеживает жидкость – и кончики ушей у него запылали.
– Нет, что вы, морс был отличный, правда!
Мужчина внимательно посмотрел Егору в глаза и произнёс:
– Ты просил воды. Я и принёс тебе воды.
Егор не знал, куда девать глаза. Красный, как рак, он буркнул: «Спасибо большое» – и лёг обратно, отвернувшись к стене.
– Поспи, – негромко предложил мужчина. – Могу посидеть с тобой, если хочешь.
– У вас что, своих дел нету? – грубо огрызнулся Егор, и тут же прикусил язык. Ну зачем он это сказал, а? Человек о них заботится, а он рычит в ответ, как глупый щенок, который всего боится, даже когда его гладят. Ему опять стало так стыдно, хоть сквозь землю провались.
Мужчина молча поправил на нём одеяло и вышел, прикрыв дверь. Егор откинулся на подушке и огляделся.
Комната была совсем маленькой, словно игрушечной. Кровать, на которой лежал Егор, занимала почти всю стену, только в изголовье стоял узкий столик, а рядом с ним – венский стул. На противоположной стене стоял одинокий комод и висела угловатая полка с четырьмя уступами, на которой стояли круглые металлические часы-будильник. Стрелки показывали полдесятого, и Егор почему-то подумал о том, что вчера собирался делать в это время. Вчерашние планы сейчас казались смешными и нелепыми.
Он вздохнул и перевёл взгляд. Высокое окно с узким подоконником и лёгким тюлем, сквозь которое виднелся краешек голубого неба и ветки деревьев. Напротив окна была обычная бежевая, под стать обоям, дверь. А рядом с ней – высокий стенной шкаф с зеркальной дверцей.
Егор ещё раз обвёл взглядом комнату и снова удивился, насколько в ней всё просто и функционально. Ничего лишнего. Ничего такого, что могло бы хоть что-то рассказать о хозяине.
Я даже не знаю, как его зовут, вдруг понял Егор. А откуда он-то знает моё имя?
Взгляд его вернулся к столику, на котором лежала его барсетка. Вчера он оставил её в пакете с продуктами, а хозяин, наверное, принёс и положил сюда, на видное место. Барсетка была раскрыта, и паспорт Егора в потёртой чёрной обложке с лисёнком, свернувшимся клубочком, валялся рядом. Сначала Егор рассердился: какое право тот имел копаться в его вещах? Но потом сообразил, что если хозяин вызывал врача, то ему нужно было сказать, к кому. Не мог же он сморозить, что от нечего делать подобрал вчера на улице несовершеннолетнего оболтуса, притащил его к себе домой, накормил и спать уложил!
– Всё правильно, – невольно произнёс Егор вполголоса, словно пытаясь убедить в этом самого себя. Где-то внутри Егора упрямо грыз червячок сомнения, которому всякие мелочи не давали покоя. Но Егор привычным усилием придавил его надеждой на то, что всё само как-нибудь образуется и кривая вывезет... Ведь сколько бы грабли не учили, а сердце верит в чудеса.
Егор побарабанил пальцами по стенке, раздумывая, что дальше делать. Ещё вчера они выяснили с хозяином квартиры, что у них обоих впереди два выходных – суббота и воскресенье. И ни у того, ни у другого никаких особых планов на них не намечается.
– Можем провести их вместе. Если захочешь... – глядя в сторону, сказал хозяин. Тогда у сытого и намытого Егора слипались глаза, он кивнул и почти не обратил внимания на то, как это было сказано. Но сейчас у него заскребли на душе кошки, когда эта сцена снова предстала перед глазами. Спокойно, безо всякой надежды или просьбы совершенно незнакомый человек предлагал ему свою компанию, будто заранее был уверен в отказе.
Егор невесело усмехнулся: пожалуй, я воспользуюсь вашим любезным предложением, уважаемый незнакомец – и пару дней проваляюсь на больничной койке. А куда деваться? Ехать в общагу, где в маленькой комнатушке на троих по выходным набивается полтора десятка человек – и всё курят, тянут пиво или портвейн и дурным мявом орут до ночи песни под гитару? Это, конечно, прикольно, когда ты сам весел и здоров, но в теперешнем своём положении Егору представлялось далеко не самым приятным.

3.

Егор не заметил, как задремал, и резко проснулся оттого, что мочевой пузырь сработал не хуже будильника. Он попытался сесть на кровати, и со второго раза это ему удалось. Кровать неожиданно громко скрипнула, когда он спустил босые ноги на пол. По всему телу разливалась омерзительная слабость, словно его начали варить живьём, а потом передумали.
Собравшись с духом, Егор встал и прошлёпал к двери. Глянув на себя в зеркальную твердь шкафа, он криво усмехнулся: красавец, нечего сказать! Тощий, бледный, с запавшим животом и синими кругами под глазами перед ним стоял едва знакомый мальчишка в одних трусах и майке.
Тут дверь приоткрылась, и на пороге появился хозяин в растянутом домашнем свитере без горла и холщовых штанах. Он окинул Егора пристальным взглядом, от которого тот невольно поёжился, и спросил:
– Как себя чувствуешь?
– Как огурчик, – буркнул Егор. Ему не нравилось, когда его разглядывают вот так бесцеремонно. С другой стороны, он тут был хозяин и имел право знать, что делает его гость. Поэтому Егор вынужденно улыбнулся и объяснил:
– Зелёный, и весь в пупырышках...
Мужчина тоже выдавил из себя вежливую улыбку и сообщил:
– Ты проспал весь день.
Егор, переминаясь с ноги на ногу, молча кивнул.
– Есть хочешь? – поинтересовался мужчина.
Егор машинально помотал головой, сглотнув слюну: мол, нет-нет – но его собственный желудок был совсем другого мнения и предательски заурчал. И Егору пришлось признаться: «Да».
Мужчина распахнул дверь и позвал:
– Тогда пойдём.
Егор пулей выскочил за ним в коридор и первым делом понёсся в туалет. То есть, он так сначала подумал, что понёсся... Со стороны это, наверное, выглядело гонками на улитках, потому что ноги заплетались одна за другую, а пол ощутимо покачивался. Но через несколько минут он уже вполне довольный и счастливый мыл руки в ванной и даже показал своему отражению в зеркале язык. Тут он почувствовал на себе чужой взгляд и обернулся.
Сквозь полуоткрытую дверь ванной на него смотрел хозяин квартиры. Он кивнул Егору и заметил:
– Если будешь говорить, что хочешь, нам обоим будет проще.
Егор сразу не нашёлся, что ответить, и замер с открытым ртом. Потом он взял себя в руки, плеснул в лицо холодной водой и севшим голосом пообещал:
– Хорошо.
Мужчина снова улыбнулся и ободряюще кивнул:
– Жду тебя на кухне.
И вышел. Наверное, на кухню, потому что оттуда донесся звон посуды и бряканье вилок или ложек. Егор выключил воду и уставился на своё отражение в зеркале. Говорить, что хочешь? Ну ладно!
На кухне Егора ждала чашка с горячим бульоном и котлеты с картофельным пюре. Хозяин даже не поленился нарезать салат из перца, помидоров и огурцов. Егор сглотнул слюну, только сейчас почувствовав, как проголодался.
Хозяин жестом пригласил его за стол и указал на перец и соль:
– Салат не солил.
«...Вдруг ты не любишь солёное», – договорил Егор за него про себя. И улыбнулся:
– Не люблю солёное. И чай пью без сахара. А кетчуп и майонез просто ненавижу...
Мужчина понимающе кивнул и сказал:
– Это заметно по твоему продуктовому набору. Садись, ешь.
Егор с благодарностью кивнул и уселся на табуретку напротив хозяина спиной к двери. Сам хозяин устроился на мягком маленьком диванчике вдоль стены под кухонной горкой, подвешенной на стене домиком.
– Не дует? – заботливо поинтересовался мужчина, глянув на приоткрытую форточку. Егор помотал головой и ограничился коротким: «Нет». И принялся отпивать маленькими глотками бульон из чашки, искоса поглядывая на мужчину. Тот сидел прямо, ничуть не горбясь, неторопливо и аккуратно ел, пользуясь ножом и вилкой, как в ресторане. Егор даже залюбовался тем, как он это делает, невольно подмечая мелочи и запоминая на всякий случай, как он подкладывает салат на край тарелки и как режет котлету.
Допив бульон, Егор взялся за столовые приборы, и сам попытался повторить за мужчиной. Тот поглядывал за ним с интересом, не проронив ни слова. На сытого и довольного Егора, как всегда, снизошла благодать, и он с улыбкой произнёс:
– Спасибо большое, было очень вкусно.
Мужчина вполголоса ответил: «На здоровье», собрал со стола посуду в мойку и принялся колдовать с чаем. Егор завороженно смотрел, как он ополаскивает металлический чёрный чайник горячей водой, засыпает в него зелёные комочки, заливает их кипятком и, словно баюкая, пару минут качает на своих широких ладонях.
Потом мужчина достал две широкие прозрачные чашки без ручек и, аккуратно придерживая пальцем крышку чайника, разлил по ним ароматный напиток янтарного цвета.
- Улун? - с замиранием сердца спросил Егор. Он давно хотел его попробовать, даже заходил в специальный, торгующий настоящим китайским чаем, магазинчик... Но цены там кусались не то, что для нищего студента, а даже для вполне состоявшихся взрослых людей. Те, кто хоть что-то покупал, гордо выносили маленькие пакетики с шуршащим содержимым чуть ли не напоказ. А девушка-продавец с раскосыми узкими глазами провожала своих покупателей дежурной, ничего не выражающей улыбкой или пустым равнодушным взглядом. Только однажды они встретились с Егором глазами, и девушка, озорно подмигнув Егору, сунула ему в карман маленький пакетик чая. Егор поблагодарил её, а девушка приложила палец к губам и мягко подтолкнула к выходу. Дома, то есть в общаге, Егор заварил чай по всём правилам на глазах изумленных соседей и даже дал им попробовать. Ему самому тогда достались всего две чашки...
– Да, – подтвердил мужчина с одобрением. – С женьшенем.
Егор бережно, словно хрупкую ёлочную игрушку, принял из рук хозяина чашку и потянул носом. Чудный запах пробился сквозь насморк и воспалённое горло, наполняя лёгкие теплом. Егор отпил глоток и зажмурился от удовольствия.
– Это поставит тебя на ноги, – услышал он голос мужчины и с удивлением обнаружил в нём тёплые нотки, скрытые за показным спокойствием. Он такой же, как его чай, догадался Егор, сразу не поймешь, пока не распробуешь. Егор открыл глаза и посмотрел на мужчину, словно впервые его видел.
«Не такой уж он и старый, лет сорок, не больше» – подумал Егор, разглядывая крепкие широкие ладони с коротко остриженными ногтями. На костяшках виднелись набитые мозоли и сеточка мелких морщинок, а у самих запястий – несколько тёмных волосков. Растянутый свитер грубой вязки не мог скрыть ни широких плеч, ни сильного поджарого тела. Даже на шее при повороте головы перекатывались струны мускулов, как у настоящего спортсмена. А лицо казалось совершенно спокойным, словно мужчину абсолютно не смущало, что сидящий напротив дурачок на него пялится.
Точно, я заболел, подумал Егор про себя. Отставил опустевшую чашку и спросил:
– Как вас зовут?
Мужчина весь подобрался, отвернулся и принялся разглядывать отражение в стремительно темнеющем от сумерек окне.
– Какая тебе разница, – наконец, проговорил он. – Ты всё равно завтра уйдёшь и не вернёшься.
Егор оторопело посмотрел на него, поёжился и подобрал босые ноги под себя.
– Ну и что? – глухо спросил Егор.
Мужчина с едва заметной грустинкой улыбнулся и ответил:
– У тебя своя жизнь, у меня – своя.
И замолчал. Егор не проронил ни слова, ожидая продолжения, но его не было. «Это нормально», – словно услышал он снова слова мужчины, которые тот сказал ему вчера. Словно стенку поставил, а об неё хоть голову разбей – толку не выйдет.
– Можно ещё чаю? – спросил Егор, чтобы хоть что-то сказать.
– Конечно, можно, – ровным голосом ответил мужчина. Встал, долил в чайник воды, снова поболтал его пару-тройку минут и разлил по чашкам: Егору полную, себе – половину.
Егор принял из его рук чашку, поблагодарил и принялся пить мелкими глотками. А потом, старательно выдерживая безразличный тон, медленно проговорил:
– Ну да, зачем вам глупый мальчишка, который ничего не понимает…
Мужчина покачал головой: «Нет, не так,» – но не стал ни объяснять, ни спорить.
– Можно, я хоть посуду помою? – со звенящей ноткой в голосе попросил Егор.
– Можно, – подавив короткий смешок, ответил мужчина. – Только не побей.
Егор дёрнул плечом, соскочил с табуретки и уже вполне уверенно пошёл к мойке. Мужчина тоже поднялся и встал рядом. Егор пустил воду и стал намывать тарелки, вилки и миски, по одной передавая их ему. Мужчина вытирал их насухо полотенцем и раскладывал по местам. Вдвоём они быстро справились, за считанные минуты.
– Спасибо за помощь, – поблагодарил мужчина, когда они закончили.
Егор молча кивнул и нагло уселся с ногами на краешек кухонного диванчика. Подтянул колени к подбородку, обхватил их руками и только тогда ответил:
– Это вам спасибо за всё.
Мужчина сёл рядом и, сложив руки на столе, сцепил их в замок.
– Ты хороший парень, Егорка, – наконец, сказал он. – И у тебя всё будет хорошо.
– Это почему же? – слегка насмешливо полюбопытствовал Егор. Мол, объясните же дураку, что тут может быть хорошего!
Мужчина протянул руку, взял с подоконника плед и накинул Егору на плечи. И правда: с форточки слегка тянуло сырым свежим воздухом, как раз по диванчику. Теперь Егор сообразил, почему хозяин ходит в свитере. Но не понял, зачем тогда он везде приоткрывает окна?
– У меня астма, – признался мужчина, проследив его взгляд.
Егор сначала похлопал ресницами, а потом до него дошло, и он даже улыбнулся краешком губ, представляя шаг за шагом ход его мыслей. А вслух произнёс:
– У меня ни с кем раньше не получалось понимать друг друга с полуслова…
– Ты очень громко думаешь, – попытался пошутить мужчина.
Егор искоса посмотрел на него поверх своих коленок и продолжал, словно думал вслух:
– И ни с кем не получалось просто сидеть рядом и молчать. Так, чтобы это никого не напрягало, понимаете?
Мужчина открыл было рот, но передумал и просто кивнул.
– Тогда – почему? – продолжал допытываться Егор.
– Ты обо мне ничего не знаешь, – ответил мужчина, не глядя на Егора. – И даже не догадываешься.
– Ха, – усмехнулся Егор, – поиграем в угадайку? Я спрашиваю, вы говорите, угадал или нет. Только, чур, не врать и отвечать! А кто первый промолчит, тот проиграл и должен выполнить одно желание!
Мужчина с интересом посмотрел на Егора и согласился:
– Начинай!
Егор закутался в плед, соскочил с диванчика, обошёл стол и встал напротив хозяина. Подбоченился, сощурился и принялся загибать пальцы:
– Вы спортсмен, или были раньше, или связаны со спортом. Это раз.
Мужчина кивнул:
– Я тренер по тхэквондо.
Егор, довольный, как кот, который слопал жирную мышь, продолжал:
– Эта квартира у вас давно, но так и не стала вашей. Вы здесь постоянно не живёте и не собираетесь. Это два.
Мужчина усмехнулся:
– Часто выезжаю с командой на соревнования.
Егор скорчил обиженную мину и помахал рукой.
– Вовсе не поэтому! Вы не любите эту квартиру и не считаете её своим домом!
Мужчина открыл рот и внимательно посмотрел на щуплого мальчишку, который вот так, запросто, вытаскивал на свет то, о чем он не хотел бы вспоминать.
– Первое предупреждение, – строго сказал Егор. – Ещё раз соврёте - и проиграли...
– Ладно, – нахмурился мужчина.– Ты почти прав. Эта квартира досталась мне от двух хозяев-алкоголиков. Я снимал у них комнату, когда учился. Я работал, а они пропивали мои деньги. Потом они умерли, один за другим, а квартиру отписали мне…
Егор закусил губу и поёжился.
– Ты хотел по-честному, – вздохнул мужчина. – Сколько у тебя ещё вопросов? То есть, наоборот, ответов?
Егор подумал и показал ладонь с двумя загнутыми пальцами.
– Трёх ещё, наверно, хватит?
Мужчина молча кивнул. Сложил снова руки на столе и сцепил пальцы, точно приготовился.
Егор помолчал, задумавшись, и вдруг брякнул, не поднимая глаз:
– Вы были в аварии. И сильно пострадали.
– Я сбил человека, – глухо сказал мужчина, не расцепляя рук.
Егор вскинул глаза и осторожно полуутвердительно произнёс:
– Мальчика?
– Да.
Егор ляпнул, уже зная заранее, что пожалеет об этом:
– Он умер?
– Да.
Егор потрогал зачем-то нижнюю губу и спросил:
– И вы сидели в тюрьме?
Мужчина поднял серые спокойные глаза и равнодушно ответил:
– Семь лет.
Егор вытянул руку из-под пледа и коснулся локтя мужчины.
– Простите... Я зря затеял эту дурацкую игру. Давайте закончим на этом, а?
Мужчина посмотрел на него снизу вверх, усмехнулся и покачал головой:
– Начал дело – доводи до конца... Спрашивай.
От его голоса по спине Егора пробежали мурашки, но не от страха за себя, а скорее, от боязни узнать что-то такое, после чего уже нельзя будет сделать вид, что ты этого не знаешь.
– Не бойся, – приободрил его мужчина, откровенно наблюдая за ним со стороны. Егор прошёл мимо стола и сёл обратно на табуретку, не поднимая головы. – Осталось всего два вопроса.
Егор сглотнул и криво усмехнулся. Говори, что хочешь, значит. Начал дело – заканчивай, да? Ну ладно, дяденька, ты сам напросился!
Прямо глядя в глаза, словно на экзамене, Егор начал издалека:
– У меня не складывается. Вы явно не из простых работяг, типа меня. Знаете, сначала общага, потом лимитная прописка, унылая хрущёвка, жизнь от зарплаты до зарплаты и вся эта фигня. Никуда не денешься, никогда не вырвешься... Но это не про вас, верно?
Егор побарабанил пальцами по столу и продолжал рассуждать вслух:
– Вы хорошо воспитаны, любите хорошие вещи, умеете ценить красоту. У вас есть деньги, но вы себе ничего лишнего не позволяете... Вы обходитесь самым малым, словно сами себя ограничиваете и сами заставляете себя так жить. Как в казарме.
Мужчина смотрел на него так, будто Егор шутя раскладывал перед ним невероятно сложный пасьянс, да ещё и жаловался, что слишком уж легко выходит. А мальчишка радостно заявил:
– Ну точно, вы – военный!
Мужчина потёр нос большим пальцем и ответил, не моргнув глазом:
– Был. Закончил военное училище, прослужил десять лет и ушёл.
Егор выдохнул и с улыбкой заметил:
– Даже не буду спрашивать, почему.
Мужчина спокойно объяснил:
– Надоело. Глупый наивный мальчик пошёл служить Родине. А пришлось выслуживаться перед начальством. Даже если Родине от этого ничего хорошего...
Он махнул рукой, и Егор поспешил согласиться:
– Понятно!
Мужчина проглотил смешок, мол: «что там тебе понятно-то, а?» – и напомнил:
– У тебя остался последний вопрос.
Егор помедлил и честно признался шёпотом:
– Не хочу.
Мужчина молча и спокойно ждал, не перебивая.
– Это очень плохой вопрос, – смутился Егор. – Я не хочу вас обидеть.
Мужчина приподнял ладонь:
– Тогда задай другой.
Егор помотал головой и объяснил:
– Это моя игра. Я её сам придумал, ещё в школе. Вопросы должны быть серьёзные, а догадки – правильные. И каждая следующая, как ступенька, должна быть повыше, иначе всё впустую. Можно, конечно, не отвечать, но тогда и вся игра теряет смысл…Потому что желание тоже должно быть настоящим, понимаете?
Мужчина впервые удивлённо посмотрел на этого лохматого тощего парня с искренним недоумением:
– Зачем?
– Просто так, – быстро проговорил Егор и отвернулся.
Мужчина нахмурился и попросил:
– Не ври мне, пожалуйста.
Егор покраснел до корней волос и нехотя кивнул:
– Я такую игру предлагаю, чтобы познакомиться, – объяснил он. – Или получше узнать друг друга…Ну, и всё-таки, чтобы скучно не было!
– Не льсти себе, – проворчал мужчина. – С тобой точно не соскучишься.
Егор сначала было разулыбался, а потом до него дошёл второй смысл сказанного, и улыбка застыла у него на лице, как приклеенная. Вот ведь умеет же он ответить!
– Давай свой вопрос, – устало потребовал мужчина.
Егор затравленно глянул на него, вздохнул и выпалил:
– Вы всю жизнь мечтали о семье и детях, но у вас никого нет, даже друзей. Вы никуда не выходите, и у вас никто не бывает... Но это не потому, что вы не хотите, а потому что сами так решили!
Мужчина спокойно выслушал эту тираду и так же равнодушно заявил:
– Угадал.
Егор подозрительно посмотрел на хозяина, который явно не собирался больше ничего объяснять. Тот ответил ему слегка насмешливым взглядом: что, съел?
Егор пожал плечами и несмело улыбнулся.
– Я выиграл? Тогда я хочу... – он огляделся, переводя глаза с одного предмета на другой.
Кухня была такой же маленькой, как и та комната, в которой он ночевал. Всё бежевое, свето-коричневое или серое, под цвет обоев и тюля. Пара шкафчиков с посудой, висящих над широкой тумбой с толстой столешницей, газовая плита, раковина и холодильник. На столешнице фильтр для воды и крючок для полотенца. Чайник, сковородка и кастрюля, похоже, всегда стояли на плите, как почётный караул. Ни цветка в горшке, ни книжки на столе, ни даже ходиков на стене, ничего...
Как он может так жить, оторопев, подумал Егор, я бы с ума сошёл!
Но нет, на сумасшедшего он не похож, решил про себя Егор. Скорее, это я свихнулся – пристаю тут с детскими играми ко взрослому человеку! Только одно было Егору непонятно: зачем он всё-таки возится с ним, как с собственным ребёнком, хотя давно уже мог послать куда подальше?
Ох, сообразил вдруг Егор, он же сейчас догадается, о чём я думаю!
Посмотрел на хозяина снова и понял: уже догадался.
Егор прикрыл глаза и сказал себе: ну и пусть! Завтра мы разойдёмся каждый по своим делам. И может быть, больше никогда не увидимся. А даже если встретимся случайно, то вряд ли это будет поводом для продолжения знакомства… Да и знакомы-то мы, считай, наполовину.
Егор перевёл взгляд на мужчину и честно признался:
– Хочу знать, как вас зовут!
Мужчина подавился смешком и ответил:
– Иван.

4.

Через неделю мы встретились снова. Он неторопливо брёл по обочине проспекта, пиная мусор, валявшийся на пожухлой траве. Я остановил машину чуть впереди него, включил аварийку и, протянув руку, открыл дверь.
Он сначала не понял, и продолжал идти дальше в своих расхлябанных кроссовках, тонких рваных джинсах и ярко-оранжевой курточке-ветровке, с небольшим зелёным рюкзачком за спиной. На рюкзачке болтался шикарный лисий хвост, похоже, из искусственного меха.
Опять без шапки, дурачок, подумал я и поймал себя на том же самом нелепом желании догнать, обогреть и защитить. Научить этого оболтуса беречь себя и не сдаваться. Чего-чего, а дури этой у него было, хоть отбавляй: парнишка сразу отказывался от всего, что бы ему ни предлагали, и только после уговоров или объяснений мог так же легко передумать.
Дурацкая привычка. Но забавная.
В тот раз мне пришлось посигналить ему, чтобы он заметил. Обернувшись, он пригляделся, разулыбался так, что у меня сердце ёкнуло, и запрыгнул в салон. Поёрзал на сиденье, устраиваясь поудобнее, и выпалил:
– Вы постриглись!
Ещё одной его милой особенностью, с которой пришлось серьёзно бороться, было нежелание ни с кем здороваться и прощаться. При этом сам он даже не замечал, как это сильно мешает ему жить.
– Накинь ремень, – попросил я и поспешно тронулся с места, потому что, вообще-то, стоять здесь было нельзя. – Ты откуда и куда?
Он принялся рассказывать, что у него тут рядом живёт преподаватель, старенький дедушка, у которого болят ноги. Вот он и бегал к нему на дом сдавать зачёт. А потом пошёл пешком до метро, потому что погода хорошая.
– Подвезти тебя до метро? - спросил я, поглядывая на его покрасневшие от холода кисти рук, которые он грел в тёплой струе воздуха из печки.
– Вы же не такси! – с хитринкой в глазах улыбнулся он. И добавил:
– Я могу угостить вас кофе…
И опять я не понял, спрашивает он или просто сообщает. Но вслух поспешно ответил:
– Не откажусь.
Я думал, что уже достаточно изучил его, чтобы понимать, что он лучше меня знает: это просто повод провести немножко времени вместе. Но опять ошибся.
Он словно расцвёл улыбкой и ткнул пальцем в лобовое стекло:
– Там, у метро, справа на площади, в ларьке продают самый замечательный кофе в городе!
Я слегка засомневался в том, что это так, но он даже не стал спорить:
– Попробуете сами!
Мы вышли под пронзительный мартовский ветер, который свистел по проспекту. Самый замечательный кофе в городе продавался в заведении чуть больше телефонной будки вместе с пончиками и пирожными.
Мой мальчик подошёл к нему первым и безапелляционно заявил:
– Два капучино с корицей, пожалуйста! – как будто точно знал, какой кофе мне больше всего нравится. Непонятно только, как он опять угадал.
Пока кофе-машина шуршала, а он расплачивался, я разглядывал меню заведения. И чуть не уронил свой стаканчик, когда девочка-продавец, сама чуть старше Егорки, звонко спросила:
– Ваш папа тоже будет без сахара?
Я улыбнулся тому, как Егор уверенно кивнул, даже не оборачиваясь. Он забрал свой стаканчик и две трубочки, одну из которых сразу всучил мне, и махнул в сторону маленького скверика:
– Пойдёмте туда!
Я окинул его взглядом и сказал:
– В машине будет теплее.
Он снова дёрнул плечом сначала, и только потом чуточку иронично спросил:
– Вы уже замёрзли?
– Я – нет, – вздохнул я и поплёлся за ним. По дороге он разглагольствовал о том, что кофе надо пить на ходу, как древние майя, или сидя на улице, на скамейке. Потому что только тогда кофеин мгновенно всасывается и ударяет в голову, как первая сигарета...
– Ты же не куришь, – не очень уверенно предположил я, невольно перенимая его полувопросительную манеру.
– Нет, конечно! – скривился Егор. – Горло дерёт, вкус мерзкий, и кашляешь, как нанятый! А потом ещё изо рта пахнет! – он снова передёрнул плечами и заключил:
– Я попробовал, и мне не понравилось.
– Что ещё ты попробовал? – поинтересовался я на всякий случай. Мы уселись на скамейку и принялись смаковать напиток. Кофе был на удивление неплох: ничуть не пережаренный, в меру крепкий и насыщенный. Смесь арабики с мокко. Я признал, что Егорка был прав, чем несказанно его порадовал.
Потом он откинулся на спинку скамейки и поставил стаканчик в сцепленных руках себе между ног.
– Что я ещё пробовал? Пиво, конечно. Оно бывает вкусное и отвратительное, но после любого алкоголя у меня сильно болит голова... Водка и коньяк мне вообще не понравились, даже на вкус. Один раз покурил с ребятами травку, смешно мне не было совсем, а вот страшно было очень.
– Тяжёлые наркотики? – почти в шутку предположил я, потягивая кофе через трубочку. С корицей всё тоже было в аккурат.
– Я что, похож на придурка? – возмутился Егор. Поймал мой взгляд, потупился и помотал головой:
– Нет, никогда. Даже пробовать не стану.
Я одобрительно похлопал его по плечу и попытался пошутить:
– Взрослая жизнь оказалась не такой... интересной.
Егор кивнул и покраснел.
– Не подумайте про меня плохого, пожалуйста... Но с девушками мне тоже не понравилось.
Он замолчал, и я уже решил, что эта тема закрыта. Но Егор махом допил свой кофе и продолжил, глядя в сторону:
– У нас почти одни парни учатся. И все только об этом и говорят... У кого сколько раз было и с кем.
Он поморщился, словно наступил нечаянно в собачьи подарки на газоне.
– Врут, – подсказал я ему. Он вскинул глаза и с удивлением проговорил:
– Мне тоже так показалось... Но я решил попробовать. А что, все уже давно это делают, а я только слушаю...
Я кивнул, не отводя глаз. Мне было и вправду интересно. Он застеснялся, покраснел и сбивчиво начал:
– Там девчонка одна была, такая… немножко толстенькая. Сначала она мне показалась врединой и задавакой. А потом мы с ней между парами в столовой разговорились, и она оказалась вполне ничего. Она в соседней группе училась, на другой специальности. Я всего-то предложил погулять вместе, в кафе сходить или в кино. И она тут же согласилась.
Егор говорил медленно, подбирая слова и стараясь рассказывать так, чтобы это не выглядело чем-то ужасным. Но было видно, что его едва не трясёт от переживаний.
– Мы пошли с ней на какой-то дурацкий фильм, даже не помню названия. Но смешной... А потом лопали мороженое в кафешке. Болтали, шутили, смеялись. Она оказалась вполне милой, а вовсе не такой занудой и злюкой, как в училище... Целый месяц мы встречались на выходе с эскалатора в метро и просто шли гулять вдвоём. С ней было так здорово, она любила слушать, а что не понимала, то переспрашивала. Мы даже целовались несколько раз.
Я представил себе их обоих, как наяву. Мальчика и девочку, которые только познакомились. Золотую осень, первый курс… У меня всего этого не было.
– А потом она позвала меня к себе домой, когда её мама была на смене. Там всё и случилось.
Егор отчаянно глянул на меня и снова отвёл глаза.
– Я вообще не думал, что это так... Скучно и глупо.
Я хотел потрепать его по голове, но удержался и только коснулся локтя. Он тут же дёрнул плечом и в сердцах бросил:
– Я так этого хотел, а когда добился, мне стало… неинтересно.
Я откинулся на скамейке и опёрся рукой на спинку с противоположной стороны:
– Ты просто её не любил. Поэтому всё так и получилось. Не бери в голову.
Егор вскинулся. Глаза у него потемнели, как будто зрачки расширились от страха. А лицо побелело, хоть веснушки пересчитывай…
– Нет! Вы не понимаете! Я совсем её не хотел! Ни капельки!
Я откашлялся.
– Ты и не должен.
Егор непонимающе посмотрел на меня.
– Ты не обязан хотеть всех женщин на свете, – терпеливо объяснил я. – У тебя может не получиться именно сейчас. Ты необязательно получишь удовольствие каждый раз. Это не так работает.
Егор открыл рот и закрыл его.
– А как? – спросил он почти шёпотом.
Я помолчал, собираясь с мыслями, и начал говорить то, что полагается… А что ещё я мог сказать?
– Рано или поздно, тебе встретится та, которая тронет твоё сердце. Ты это сразу поймёшь. И тогда всё будет по-настоящему. Тебе захочется детей от неё. Тебе захочется ласкать и целовать её, даже когда она постареет. Ты будешь скучать, если она уйдёт раньше тебя. И тогда с ней всë будет по-другому. Ты почувствуешь это сам.
Егор слушал, не перебивая. И чем дальше, тем более недоверчивым становилось выражение его лица. Когда я иссяк, утомившись читать эту лекцию, Егор хмыкнул и произнёс:
– Мне почему-то кажется, что вы ничего такого никогда не чувствовали.
Я почувствовал разгорающуюся теплоту в кончиках ушей. Не хватало ещё залиться краской на глазах мальчишки! Но я же не врал, а просто говорил то, что должен был…
– Вы сами в это не очень верите, – тихо проговорил Егор, не поднимая глаз.
Я оторопел. И сумрачно спросил:
– С чего ты это взял?
Егор подумал и вполне логично предположил:
– Если бы вы так думали на самом деле, у вас была бы и семья, и дети.
Я попытался улыбнуться и начал было объясняться:
– Бывают в жизни всякие обстоятельства. Не всегда получается так, как мы хотим...
Но Егор отвернулся и тихо пробормотал:
– Просто у кого-то не хватает смелости. Или совести. Или ещё чего-нибудь.
Он выкинул стаканчик и полез в рюкзак.
– Понимаете, – проговорил он, явно думая совсем о другом. – Это всё вроде как правильные слова. Так должно быть или, по крайней мере, так удобно думать. Но на самом-то деле, выходит совсем по-другому... И вообще, я не об этом говорил.
Тут он оборвал себя и расстроенно хлопнул ладонью себя по лбу.
– Вот я дурак, зачётку забыл!
Я малодушно ухватился за эту возможность сменить скользкую тему разговора и с ходу предложил:
– Отвезти тебя?
Егор внимательно посмотрел на меня и сразу согласился:
– Да, пожалуйста, иначе меня завтра до следующего зачёта не допустят.
Мы молча дошли до моей машины, и я спросил, сняв её с сигнализации и открыв дверь:
– Куда?
Егор помялся и назвал адрес. Я просто кивнул и сёл в машину. Завёл двигатель. Дождался, пока он сядет рядом и пристегнётся. И только тогда напомнил:
– Я просил тебя мне не врать.
Егор молчал.
– От твоего дедушки до ближайшей станции метро пять минут пешком. А до этой идти минут сорок.
Он мог бы повторить про хорошую погоду. Или сказать, что любит гулять один. Или ещё что-нибудь придумать. Тогда бы я его высадил по тому адресу, что он сейчас сказал, и всё.
Да, и на этом всё. Неправду, враньё, обман, ложь я не переношу категорически. Есть у меня такой пунктик. Он мне мешает, причём довольно часто. Я могу понять, когда человек фантазирует или сочиняет, не пытаясь выдать это за правду. Я не против розыгрышей и мистификаций, когда в них сразу признаются. Но однажды маленькая ложь стоила мне очень дорого, и я не хочу больше такого никогда.
– Считай, что у меня такая аллергия. Меня тошнит от вранья.
Егор повернул ко мне заплаканное лицо и попросил:
– Не прогоняйте меня, пожалуйста! Я здесь уже почти неделю каждый вечер гуляю...
Я остановился на перекрёстке раньше, чем загорелся красный, хотя мог бы попытаться проскочить.
– Зачем? – моментально успокоившись, спросил я. Как будто знал, что услышу в ответ:
– Я хотел увидеть вас. Простите.
Я помолчал и снова спросил:
– Зачем?
– Я не зна... – он прикрыл рот ладошкой и честно признался:
– Соскучился.
– Я тоже, – спокойно признался я ему. – И что в этом плохого?
– Ну, мы едва знакомы, – промямлил Егор. – И вы такой взрослый...Неужели вам со мной интересно?
– Ты даже себе не представляешь, как, – спокойно ответил я. И тронулся с места.

5.

Две недели по вечерам он помогал мне делать ремонт в угловой комнате. Оказалось, что и руки у него на месте, и голова не такая уж пустая. Пусть он не так много чего умел, но быстро учился всему, схватывая на лету. После трудов праведных мы вечеряли на кухне, болтали, а потом он шёл спать в «свою комнату». Утром он соскакивал раньше меня и мчался на кухню готовить завтрак. Пару раз по собственной инициативе намыл полы. Он всеми силами старался заслужить моë хорошее отношение, словно ему так было проще его принимать. А я начал постепенно привыкать к тому, что у меня завёлся человечек. Другой. Настоящий. Живой.
Через его пару недель он был уже готов ко мне переехать. Нет, я его не уговаривал, а он не напрашивался. Просто в один прекрасный вечер мы шли от магазина напротив с двумя пакетами продуктов и болтали о музыке. Погода была отличная, прозрачный весенний вечер и тëплый ветерок. На газонах пробивалась зелень, а на кустах набухли почки. Он воровато глянул вокруг, отломил три маленьких веточки с пушистиками и озорно глянул на меня:
– У вас есть во что поставить?
Я усмехнулся и ответил:
– На окне, в твоей комнате.
Он эхом улыбнулся в ответ и немножко стеснительно признался:
– Меня ребята спрашивают, куда я всë время пропадаю…
Я молчал и ждал продолжения, искоса поглядывая на него. Он насупился и нехотя сообщил:
– Глупости всякие советуют.
Я хмыкнул и поинтересовался:
– Какие, например?
Он сердито ответил:
– Постричься и купить туалетную воду с настоящим мужским ароматом, - последние три слова он произрастает почти с отвращением. – Как будто от меня воняет!
Он в сердцах пнул камешек на дороге и замер на месте от моих слов:
– Они правы. Тебе надо постричься. И что плохого в хорошем запахе?
Он помотал головой и бросил:
– Вы же понимаете, что они имеют в виду!
Я подавил смешок и постарался как можно мягче ответить:
– Постригись. Купи запах, который тебе нравится. И от тебя отстанут.
– Нет, не отстанут! – не согласился он. – Наоборот, ещё больше лезть начнут с расспросами.
Я развёл руками:
– Тогда переезжай ко мне. И никаких вопросов не будет.
Он споткнулся, глянул мне прямо в глаза, сглотнул и кивнул. Видно, его и впрямь всё так достало, раз он не стал, по своему обыкновению, отнекиваться, а сразу согласился.
Но перебрался ко мне только через три дня. Заезжая во двор, я заметил его тощую спину в оранжевой куртке с огромной сине-белой сумкой через плечо и тем же зелёным рюкзачком за спиной. Трудно было не заметить такую разноцветную фигуру в нашем сером дворике…. Он постригся, поменял рваные штаны и аляповатую футболку на приличные джинсы и рубашку, а когда мы заходили в подъезд, я принюхался и одобрительно кивнул. Едва уловимый тонкий аромат сандала с цитрусовыми нотками. Лисёнок, улыбнулся я про себя, а вслух сказал:
– Бросай вещи. И пойдём пить кофе.
Он торопливо согласился. Будто всегда здесь жил, а потом ненадолго уехал и вот снова вернулся домой.
Причём на тех условиях, которые я ему озвучил жёстко и недвусмысленно. И хотя мне самому казалось, что я кое-где перегнул палку, он даже не спорил.
Каждое из условий я ему разъяснил до мелочей и даже пообещал, что со временем они могут меняться по нашему обоюдному согласию.
Не врать.
Общаться на ты, всегда и везде.
Говорить, что хочешь.
Спрашивать, что нужно.
Не молчать, если что не так.
Возвращаться домой до полуночи.
Предупреждать, если ночуешь в другом месте или опаздываешь.
Не водить никого в моё отсутствие.
Стучаться, если хочешь войти в комнату.
– Это и меня касается, – предупредил я, когда мы скрепили наш устный договор рукопожатием. И задержал его ладошку в своей, пока до него не дошло.
Он смутился и на секунду отвёл взгляд.
– Ты опять сам себя ограничиваешь, – пробормотал он.
Я довольно кивнул и спросил:
– Объясни, что не так. И я отвечу, почему.
Он осторожно высвободил руку и провёл растопыренной пятернёй себе по волосам. Хорошо, что он решил постричься, пролетело у меня в голове, ему гораздо больше идёт пушистый ёжик, чем длинные растрёпанные волосы и чёлка набок.
– Ты столько для меня делаешь, что мне даже неудобно это принимать, – тихо сказал он. – И ничего не просишь взамен. Даже денег за комнату брать не хочешь. Мне кажется, это неправильно.
Я невольно усмехнулся и выдал:
– Ровно столько же я бы делал для своего сына.
Он помолчал, побарабанил по столику пальцами и уставился в окно.
Мы сидели в кафе, потому что, как мне казалось, такие вопросы надо обсуждать на нейтральной территории. Из посетителей, кроме нас, в это время была только пожилая семейная пара и молодая девушка, сидевшая к нам вполоборота. Мартовское солнце лупило в стекло, выставляя напоказ пыльные разводы и присохшие чешуйки грязи. От проезжающих по улице машин по стенам скакали солнечные зайчики.
Кафе было маленьким и уютным. Всего три столика и барная стойка с пирожными и пирожками. По вечерам здесь царил полумрак и ненавязчивая приглушённая музыка. А днём сюда редко кто заходил, и можно было спокойно поговорить.
Я терпеливо ждал, что Егор скажет. Мне было интересно, как он решит для себя этот ребус. Но я опять не угадал.
– Тогда усынови меня, - попросил он севшим голосом, словно опять простудился.
– Что-о?
Я чуть не поперхнулся своим кофе.
– Усынови меня! – громко потребовал он, глянув на меня потемневшими глазами. Или с побледневшим лицом. Или и то, и другое вместе.
Я огляделся, на всякий случай. Пожилая семейная пара, сидевшая за соседним столиком, невозмутимо продолжала что-то обсуждать вполголоса, не обращая на нас никакого внимания. Девушка за столиком в углу поймала мой взгляд и усмехнулась: ладно, мол, я ничего не слышала! А парень-бармен и вовсе скучно смотрел куда-то в пустоту, беззвучно шевеля губами. Наверное, музыку слушал…
– Это не так просто сделать, Егорушка, – вздохнул я. И накрыл его руку своей, чтобы он не подумал, будто я от него отказываюсь.
– По-чему? – почти по слогам выдавил он.
– Твои родители...
– Их нет, – перебил он. И загнул палец на руке.
– Извини, я не знал, – как можно более спокойно проговорил я. И подумал: интересно, чего ещё я о тебе не знаю, мальчик? И стоит ли мне это узнавать?
– Ты был в детском доме?
Егор опустил лицо.
– Нет.
Я молча ждал, пока он что-то добавит или объяснит. Если захочет сам. Можно даже не сейчас. Но когда-нибудь обязательно.
– Ну, что там за сложности? – вместо этого спросил он.
– Нужно согласие твоего опекуна, – нейтральным тоном произнёс я. – Согласие органов опеки. Куча справок. Курсы приёмных родителей.
Он загибал пальцы, пока они не кончились.
– Но не это главное, – как можно более безмятежно проговорил я. – Есть два очень серьёзных момента.
– Каких ещё? – жалобно спросил мальчишка. У него, похоже, голова шла кругом от всего этого, и он явно жалел уже, что даже заикнулся о таком деле.
– Усыновить можно только несовершеннолетнего, – сказал я. – Это раз.
Он несмело улыбнулся и сообщил с нескрываемой радостью и надеждой:
– У тебя есть в запасе целых четыре месяца!
– Знаю, – кивнул я. – Но есть и второй момент. Никто не позволит одинокому холостяку усыновить почти взрослого юношу.
Он удивлённо вскинулся, сжал вторую ладонь в кулак, отвернулся и покраснел.
– Чёртовы идиоты!
Я только развёл руками:
– Одинокая женщина может усыновить любого мальчика или девочку без проблем. При разводе ребёнка оставят, скорее всего, с матерью, а не с отцом. Закон вроде не запрещает, но всё решает суд. А он решает почти всегда одинаково.
Он потёр губу ладонью и вяло поинтересовался:
– Откуда ты всё это знаешь?
Я не стал ничего говорить. Хотел, чтобы он догадался сам.
Семейная пара, допив свой кофе, быстро собралась и вышла, даже не глядя в нашу сторону. А девушка, скучавшая раньше в дальнем углу, пересела на их место. Поближе к людям, то есть к нам. Я проводил её равнодушным взглядом и подумал, что выбрал не лучшее место для разговора.
Но тут музыка, которая играла в кафе, сменила тональность, и я поплыл. Вот ведь не вовремя! И не то, чтобы это была моя любимая композиция – скорее, наоборот. Сто лет её не слышал, и ещё столько не слышал бы…Слишком многое было с ней связано, давным-давно. Но до сих пор не отпускало.
– Вы сами хотели кого-то усыновить, да? – проницательно предположил юноша. Я отметил про себя, что он снова перешёл на «вы», но вслух ничего не сказал. Тогда Егор отвёл взгляд и уныло переспросил:
– Давно это было?
– Полгода назад, – машинально ответил я. И прикусил язык, сообразив, что сделал.
Егор отставил чашку и с грустной улыбкой посмотрел на меня.
– Ясно… тогда ладно, забыли.
На секунду я потерял над собой контроль. Меня охватила бессильная ярость. На него, на себя, на весь этот мир, в котором всё устроено именно так, а не иначе. Я хрустнул костяшками пальцев и процедил:
– Как хочешь.
Егор даже отшатнулся. В его зелёных глазах мелькнул испуг и растерянность. Наверное, у меня было такое лицо, что ему захотелось бежать отсюда, сверкая пятками. И прав бы он был, сто раз прав, если бы так и сделал. Я бы на его месте не задержался. Но он – не я, и за одно это стоит быть ему благодарным.
– Не смотрите на меня так, пожалуйста, – попросил он, и я отвернулся. Первый раз за много лет я почувствовал, как у меня перехватывает горло не от астмы. Я уже начал привыкать к этому мальчику, думать о нём, а он помаленьку начинал доверять мне. И оказывается, всё это может так легко посыпаться, как карточный домик!
– Я могу задать глупый вопрос?
Приятный женский голос заставил нас обоих обернуться и одновременно произнести: «Что?»
Давешняя девушка из-за соседнего столика, нисколько не стесняясь, подошла к нам и уселась на свободный стул. Мы оба уставились на неё, как семинаристы на ангела. Она была на редкость хороша собой: густые чёрные волосы, уложенные полукругами кос, соболиные брови, миндалевидные карие глаза, ровный смуглый овал лица, мягкий контур губ. Только ехидно вздёрнутый носик слегка портил ощущение нереальности происходящего, возвращая нас на грешную землю. Одета она была в белый пушистый свитер из ангорской шерсти и серую юбку, а на ногах – мягкие коричневые замшевые башмачки.
В руках у неё была маленькая бежевая сумочка с двумя перевитыми ремешками. А через плечо переброшен лёгкий летний плащ. И то, и другое было таким же стильным и изящным, как и она сама.
Я первым перевёл глаза на Егора и поймал его на горячем: он пялился на девушку, открыв рот. Укол ревности, который задел моё сердце по касательной, был мелочью по сравнению с тем впечатлением, которое она произвела на мальчишку. Он смутился и пролепетал:
– Я за кофе…
Егор вскочил, чуть не опрокинув стул, и помчался к барной стойке.
– Мне тоже! – крикнул я ему вдогонку. И добавил, с усмешкой глядя на то, как девушка будто нечаянно посмотрела на наши опустевшие чашки, добавил:
– На троих!
Егор, притормозив на середине зала и обернувшись, поднял руку – мол, понятно! – и пошёл дальше помедленней. Я же перевел взгляд на девушку и вполголоса поинтересовался:
– Вас в детстве не учили, что подслушивать нехорошо?
Она едва двинула бровью и произнесла так же тихо:
– Ах, что вы, так можно пропустить столько всего интересного!
Я засмеялся, разглядывая её тщательно ухоженные руки с безупречным маникюром:
– Вы своего, как видно, не упустите!
Она поджала губки, вполоборота глянула на Егора и равнодушно произнесла:
– Чужого мне не надо.
Я откинулся на спинку стула и небрежно проговорил, снижая градус до абсолютного полюса холода:
– Как хорошо, что мы друг друга поняли. Давайте ваш вопрос.
Она сердито посмотрела на меня и решительно предложила:
– Вам нужен мальчик. Мне нужен фиктивный брак. Мы можем договориться.
Я замер, разглядывая девушку. Не ожидал. Вообще-то, я неплохо разбираюсь в людях. И умею произвести впечатление, особенно – на женщин. Но это был явно не тот случай. Плотно сжатые губки не были капризными, а шикарные ресницы не могли спрятать упрямых и насмешливых карих глаз… А девушка-то с характером!
– Можем, – согласно покивал я. – Если откроем карты. Зачем вам брак?
Она фыркнула и сверкнула глазами, с трудом сдерживаясь:
– Я же не спрашиваю у вас, зачем вам этот мальчик!
Я посмотрел на неё заинтригованно. А ты не просто хорошо воспитана, но ещё и умеешь показывать зубки и когти! Ну, лови мяч, девочка… Если сумеешь.
– Я люблю его, – как можно небрежнее ответил я на незаданный вопрос. И добавил, глядя ей прямо в сощуренные в ехидной усмешке глаза:
– А вы опять подумали плохое. И напрасно.
– Вы кого хотите в этом убедить? – поинтересовалась она с сарказмом. – И главное – зачем?
У меня отлегло от сердца, но я постарался ничем не выдать себя.
– Трудно будет договориться без доверия друг к другу, – вздохнул я.
Она надменно посмотрела на меня со смесью жалости и презрения:
– Легко. Вы не будете болтать лишнего, зная, что я могу ответить тем же.
Я искренне засмеялся:
– Допустим. А вас не смущает… хм, разница в возрасте?
Она ответила достаточно высокомерно и холодно:
– Если вам будет недостаточно моего согласия на усыновления ребёнка…
«Ребёнок» как раз добрался до нашего столика с тремя чашками на подносе.
– … то я готова вам заплатить, – спокойно продолжила девушка, кивком поблагодарив за кофе.
Егор повернул свой стул спинкой к столешнице, уселся на него верхом и вежливо полюбопытствовал:
– Ну, и что я пропустил?
Я небрежно поболтал ложечкой в чашке и доверительно сообщил:
– Нас с тобой хотят купить. Обоих оптом.
– Зачем? – удивился Егор.
Я прихлебнул кофе и небрежно проговорил:
– Эта добрая фея решила исполнить твои мечты. А мы должны ей слегка помочь.
Девушка возмущённо захлопала ресницами:
– Знаете, это уж слишком!
Я приложил палец к губам и кивнул на Егора. Тот переводил взгляд с меня на девушку и обратно, соображая, в чём дело. Потом он засмеялся и недоверчиво протянул:
– Да ну, так не бывает!
Девушка глянула на него с интересом. Потом посмотрела на меня и одобрительно кивнула. С её стороны было очень мило не озвучивать свои мысли вслух.
– Зачем вам замуж? – нахально поинтересовался Егор и фыркнул, словно ему самому не понравилась фраза, которую он произнёс.
– Не будем уточнять, – я толкнул его ногой под столом и предложил скрепить договор чашечкой крепкого кофе. Все дружно засмеялись: Егор – искренне, я – с облегчением, а девушка – из вежливости.
– Когда подаём документы? – осведомился я.
Девушка потупила глаза и, запинаясь, выговорила:
– Если успеем, ещё сегодня…
– Всё так плохо? – участливо спросил Егор. Она кивнула, и отвернулась.
– Помощь нужна? – спокойно спросил я.
Она испуганно замотала головой. Но всё-таки и тогда тоже не заплакала.
– Спасибо вам огромное, – с чувством сказал Егор.
А она просто кивнула в ответ, точно поблагодарила за кофе, которое ей принесли.
Сильная девица, нечего сказать. Просто кремень. Где таких берут, интересно?

6.

– Опаздывает наша красавица, – недовольно проговорил Иван, поглядывая на часы. Для этого ему, правда, пришлось взять своего мальчика за запястье и развернуть к себе его руку.
– Что ты делаешь, Ваня! – мальчик Егор мило засмущался и оглянулся на меня. – Мог бы просто спросить...
Я попыталась вежливо улыбнуться, но у меня не получалось. Мы уже битых полчаса торчали у районного ЗАГСа, который принимал заявления один (я не шучу!) раз в неделю. Женя всё это время ехала к нам на своём чудесном мотоцикле... И не брала телефон!
– С ней точно что-то случилось, – подумала я вслух. А воображение тут же нарисовало кровь на асфальте, разбросанные осколки фар и грубые руки санитаров, запихивающих, как тряпичную куклу, разорванное в клочья тело в карету скорой помощи... Я зажмурилась и тряхнула головой, прогоняя ужасную картину.
Даже не вздумай умереть раньше меня! Я тебя и на том свете найду!
Тень, которая закрыла яркое мартовское солнце, заставила меня вздрогнуть. Я подняла глаза и встретилась взглядом с Егором.
Мальчишка присел передо мной на корточки и взял мои руки в свои.
– Не волнуйтесь так, пожалуйста! – нарочито-уверенно сказал он. – Сейчас она приедет, вот увидите!
Я вымученно кивнула и чуть не разревелась. И хорошо, что удержалась, потому что в этот момент раздался треск и рокот мотоцикла, и Женечка, солнышко моё ненаглядное, въехала во двор, где мы сидели.
Я вскочила со скамейки и размашистым шагом пошла ей навстречу. Убью стерву, думала я. Ни разу не пришла вовремя, не приехала, не встретила! Но стоило ей заглушить мотор, снять шлем и встряхнуть головой, распуская волосы – как я споткнулась на ровном месте, чуть не хлопнувшись плашмя на потеху почтенной публике.
Женька выставила подножку и, махнув ногой, соскочила ко мне навстречу.
– Извини, милая, там был такой кот! - она схватила свой фотоаппарат, накинула мне на шею ремень и принялась прокручивать на маленьком экранчике снимки. – Смотри! Это же чудо!
– Чудо – это ты у меня, – ответила я. – Поэтому мы тут сидим целый час… и ждём чуда!
И поцеловала её, чувствуя, как злость тает, словно снег на мартовском солнце.
– Я тоже тебя люблю, дорогая.
Кот был самый обыкновенный бродячий бандит с порванным ухом и серой мордой. Правда, в сощуренных жёлтых глазах огоньками светились озорные блики, отчего вся кошачья морда приобретала непередаваемое насмешливо-мечтательное выражение.
– Я назову его «Весна пришла», – с гордостью похвасталась Женечка.
– Гениально, – согласилась я. Как тут не согласиться! Это же кот, всем котам кот… Не то, что мы, простые смертные, со своими дурацкими проблемами. Вот за это я её и обожаю.
Я не удержалась и спросила:
– Ты хоть покормила беднягу?
Она потупила глаза и призналась:
– Да. Минут десять в очереди на кассе простояла! Там был такой мерзкий старик, представляешь, с авоськой сеточкой! Впёрся без очереди, ветеран недобитый, и требовал, чтобы ему скидку сделали! А у самого волосы из ушей торчат и рожа небритая!
Я улыбнулась и, не обернувшись, представила свою подругу:
– Это Женечка, она фотограф. Лучший в городе. А это Иван и Егор.
Она их даже взглядом не удостоила. Так, кивнула для проформы, и всё. Хотя ничего другого я от неё и не ожидала.
– Я всё понимаю, девочки. Весна, коты, любовь и всё такое. Но ЗАГС через двадцать минут закроется, – озабоченно напомнил Иван, подходя сбоку.
Женька смерила его презрительным взглядом, но промолчала.
– А можно вашего кота посмотреть? – застенчиво попросил мальчик Егор, заглядывая ей в глаза. – Я никогда не видел профессиональных фото…
Молодец мальчик, подумала я. Вроде из простых, а всё делает правильно, причем даже не из расчёта, а на голой интуиции. Жалко, пропадёт зря. Впрочем, сколько их таких пропадает? Нарожают ещё.
– Не можно, а нужно! – заявила Женечка и потащила мальчишку за рукав к себе. – Только из моих рук! Уронишь – я тебе яйца оторву!
Егор опасливо кивнул, но не спорил и не сопротивлялся. Даже привстал на цыпочки, чтобы насладиться шедеврами фотоискусства. Женька принялась перелистывать снимки и объяснять мальчишке, как падает свет и куда должна смотреть камера. Егор внимательно слушал её с открытым ртом, чем снискал-таки Женькину благосклонность.
– Это надолго, – махнула я рукой. – Пойдёмте, документы, надеюсь, она не забыла.
Женечка на секунду оторвалась от фотоаппарата, чтобы проследить, что я делаю возле её мотоцикла. Я достала свой паспорт из седельной сумки и помахала им в воздухе:
– Спасибо, моя дорогая!
Женька кивнула, смерила Ивана взглядом и спросила:
– Надеюсь, ты не за этого старого козла замуж собралась?
Иван засмеялся и подмигнул Егору:
– Береги яйца!
И мы пошли писать заявление. По дороге мне пришлось объяснить Ивану некоторые особенности моей подруги.
–...Они насиловали её впятером, по очереди и вместе. А потом били, тушили сигареты об её кожу, мочились на неё и снова насиловали, пока она не потеряла сознание. Только тогда они подумали, что она умерла, бросили её и подожгли дом. Соседка почувствовала запах гари и еле успела её вытащить, а сама обгорела.
– Господи помилуй, – пробормотал Иван, потемнев лицом.
– Это было семь лет назад, – я попыталась ему улыбнуться, – а через пару-тройку лет их выпустят на свободу.
– Но ты же не думаешь, что они...
–... станут её разыскивать? – я усмехнулась. – Нет, не думаю. Я просто уверена. Свидетелей не было, суд принял во внимание только показания потерпевшей, которая всех опознала... Ей не жить, понимаешь?
– Сколько ей было тогда? - спросил Иван, задумавшись.
– Пятнадцать.
– А этим… подонкам?
– Восемнадцать, наверное, – пожала плечами я. – Говорю же, они пьянку затеяли, потому что их в армию призвали.
Мы вошли в кабинет, где под портретом президента немолодая женщина в цветастом платье с отвратительным рисунком перекладывала бумаги. Она подняла на нас желтушные глаза с набрякшими веками и страдальчески скривила рот.
– Здравствуйте, – сердито бросила она, словно послала куда подальше. – Только не говорите, что вы с заявлением! У меня уже рабочий день закончился!
Иван озабоченно посмотрел на висящие на стене часы.
– Десять минут у нас ещё есть. Мы успеем.
Женщина с тоской посмотрела на часы, на нас, и со вздохом вытянула из папки бланки.
– Тянут-потянут до последнего, а потом бегут, как на пожар! – пожаловалась она неизвестно кому (разве что президенту?). – Я закрою кабинет ровно в семь! Не успеете – пеняйте на себя!
Иван улыбнулся и вполголоса сказал:
– А мы вас до дому довезём! Или, если надо, куда скажете!
Женщина взяла из стаканчика две авторучки и смилостивилась:
– Эх вы, молодёжь... Ладно, пишите, я подожду.
– Можно прямо здесь? – бесхитростно оскалившись в милой улыбке, спросила я.
– Можно, – милостиво снизошла женщина.
Иван справился быстрее меня, и с интересом подглядывал через плечо, что я царапала дешёвой авторучкой… Наизусть заучивал, что ли?
Наконец, мы закончили (ровно без одной минуты семь!) и отдали бланки женщине, которая принялась заносить наши данные в журнал.
Иван достал телефон, поискал среди номеров нужный и позвонил. Ему тут же ответили.
– Здравия желаю, товарищ генерал!
Женщина за столом выпучила глаза и чуть не привстала.
– Жуков вас беспокоит. Да, тот самый Ванька Жуков... Разрешите обратиться с просьбой? Женюсь я, Пал Палыч. Да, прошу вас прибыть на торжественную регистрацию...
Иван прикрыл трубку ладонью и спросил у женщины:
– Когда?
Та промямлила:
– Послезавтра вас устроит? Могу записать на одиннадцать...
Иван кивнул и показал мне кулак с большим пальцем вверх.
– Третьего апреля, товарищ генерал, в одиннадцать ноль-ноль. ЗАГС Ленинского района. Неужели? Спасибо, Пал Палыч! Ждём вас! Будьте здоровы!
Иван нажал кнопку отбоя и широко улыбнулся.
– Спасибо, – сказал он женщине.
– Не за что, – ошарашенно проговорила она – Правда, генерал? Настоящий?
Иван усмехнулся.
– Собирайтесь, мы вас на улице ждём.
– Иду, – поспешно согласилась женщина.
Сказать, что я была в шоке – это всё равно, что ничего не сказать. Иван увлёк меня за собой, ухватив галантно под ручку, и мы буквально слетели по ступенькам и крыльцу во двор.
– Какая ещё торжественная регистрация? – прошипела я. – Мы так не договаривались!
Иван молча смотрел на меня, словно гипнотизировал немигающим взглядом.
– Иван! Я просила бы вас ничего не предпринимать самостоятельно без моего согласия!
Он кивнул:
– Принято.
Я вздохнула и подала ему руку. Пусть почувствует себя мужчиной, хоть ненадолго. Он, не раздумывая, взял меня под локоток и повёл во двор. Причем держал он меня вроде как нежно, но крепко, словно капкан. У меня даже мурашки по ногам побежали.
– С генералом вы хорошо придумали, – нервно проговорила я.
Иван промолвил на ходу, явно думая о чём-то другом:
– Что вы, Фатима Расуловна, генерал самый настоящий. Боевой, а вовсе не свадебный. Ваш отец будет доволен.
У меня подкосились ноги. Откуда он знает? Отец… Это ловушка! Вот почему он меня так держит!
В голове пронеслось всё, что составляло содержимое моих ночных кошмаров: разоблачение, похищение, разговор с отцом, слёзы матери, презрение братьев... Лесбиянка. Позор семьи. Потом меня либо изнасилуют и выдадут замуж за престарелого, либо просто убьют.
Допрыгалась, козочка? Я с тоской посмотрела во двор, где на деревьях набухли почки, а по асфальту текли ручейки и шла настоящая жизнь. Но от меня её за долю секунды будто стеклянной стеной отрезало.
Дура, дура, дура! Всё было подстроено, а ты купилась на симпатичного мальчика и сурового мужика! Что же теперь с Женькой будет…
– Фатима, успокойся, – тихонько прошептал Иван. – Мы тебя не предадим. Можешь быть уверена.
И потащил меня чуть ли не волоком, на негнущихся ногах к нашим милым мальчикам-девочкам.
Егор сидел на дереве, правда, босой и голый по пояс, в одних штанах, но пока вроде живой и невредимый, а Женька его снимала. То есть бегала под деревом и орала:
– Правую ногу! Пра-ву-ю! Согни в колене! Носок вытяни! Думай о хорошем!
– О чём? – кричал Егор сверху.
– Не знаю! О маме с папой! О первом поцелуе! У тебя вообще в жизни хоть что-то было хорошее?
– Не знаю! – отвечал Егор.
И тут он заметил нас, замахал рукой, разулыбался и закричал: «Ваня, я здесь!»
Женька тут же «словила кадр»: изогнулась вопросительным знаком и защёлкала затвором. Потом распрямилась, повернула камеру к себе экраном, быстро пролистала снимки и махнула рукой:
– Снято! Слезай!
«Ваня» сжал мой локоть и выдохнул. Меня тоже попустило. Паническая атака на ровном месте… Нет, надо бежать отсюда, хватать ненаглядную Женечку и бежать, пока не поздно!
Егор ловко спустился по стволу, как заправский бурундучок, и спрыгнул босыми ногами на постеленный на землю плед.
– Покажи, – попросил он Женечку, обхватив себя руками под мышками.
– Оденься сначала! – рявкнула Женька.
Егор послушно влез сначала в свою зелёную водолазку, потом надел куртку и уселся на землю, натягивая носки и кроссовки.
– Чем это вы тут занимаетесь? – поинтересовался Иван, подходя со мной под ручку. – Я тоже хочу!
Женька окинула его странным взглядом, словно решая, убить его на месте или подождать. И пока что выбрала второе, но было видно, что того и гляди, передумает.
– Женя меня снимала, – быстро сказал Егор, поднимаясь. – А что, нельзя было?
Я фыркнула: «Да на здоровье!»
Женька вдруг замерла, окликнула мальчика и вскинула фотик. Только Егор успел обернуться, как – щёлк-щёлк! – мы все трое оказались в кадре.
– Ближе друг к другу!
Мы беспрекословно подчинились.
– Улыбнись и обними Егора, – прошептал Иван. – Вечером отцу пошлёшь.
Женька отщёлкала серию и недовольно хмурилась, перелистывая снимки. Егор с Иваном отошли в сторону и о чём-то говорили вполголоса. А я оглянулась и заметила женщину из ЗАГСа, которая вышла из здания и нерешительно мялась на крыльце. И махнула ей рукой: идите к нам!
Но она испуганно замотала головой, подобралась и пошла в обход, через кусты.
– Иван, – позвала я. – Мы обещали кого-то довезти до дома.
Он посмотрел на спину удаляющейся женщины, чертыхнулся, извинился и побежал её догонять.
И тут я сморозила глупость. Вообще-то, я терпеть не могу педерастов. Меня саму тошнит от одной мысли, что какой-то самец залезет на моё тело и начнёт тыкать в меня своим вонючим отростком. А уж если двое таких совокупляются, то это просто мерзость неописуемая… Сверху волосатая задница скачет, снизу другая ерунда болтается. А ведь там, внутри, извините, говно.
Но из всех правил есть исключения. Двое целующихся симпатичных юношей со стороны выглядят довольно красиво. Некоторое время, пока не надоест… Девочки – совсем другое дело! На них я могу смотреть сколько угодно долго. Потому что мне нравятся девочки? Да! Но не только.
Иван тоже начинал мне нравиться. Не в том смысле, по-другому, просто – как человек. Если бы я не вела себя, как самовлюблённая идиотка с самого начала нашего знакомства, был бы шанс с ним просто подружиться. В конце концов, далеко не все женщины могут похвастаться тем, что дружат с собственным мужем! И да, я завидовала мальчику Егору, что он с ним. И будет с ним дальше. Каждый день, а не тогда, когда тому скучно или хочется тепла и ласки.
Польстить я хотела мальчику, вот что. Идиотка.
– Хороший мужик тебе достался, – сказала я Егору. – Смотри, не делай глупостей, а то потеряешь.
Егор непонимающе посмотрел на меня: «Вы это о чём?»
Я деланно засмеялась:
– Да ладно, Егор, не валяй дурака! С усыновлением вы хорошо придумали. Можете жить вместе, гулять, путешествовать… Никто больше ничего не заподозрит!
Он прикусил губу и перевёл взгляд на Женьку.
– Что, правда, это так выглядит? Женя, ну скажи, что ты молчишь!
Женька молча похлопала его по спине, покрутила пальцем у виска (это мне, что ли?) и пошла к своему мотоциклу. Не оборачиваясь.
– Ушла в себя, вернусь в четверг! – крикнула она, надевая шлем и заводя мотор. И укатила фотки свои обрабатывать. Я проводила взглядом её стройную фигурку в коричневом всепогодном дорожном комбинезоне и приготовилась провести вечер в гордом одиночестве. А возможно, и не один.
Ничего, я подожду тебя, дорогая. Пока тебе снова не захочется тепла живого тела и радости понимающих с полуслова губ… Тогда ты приедешь ко мне и останешься на ночь. Я подожду, ничего. Ты уехала не навсегда. Ты просто уехала.
А я осталась дура дурой стоять рядом с мальчиком, которого должна была усыновить. Для того, чтобы он мог спокойно дальше жить со своим мужиком, как я и думала. Стоп, а если всё не так?
– То есть вы не … не любовники?
Егор помотал головой и отвернулся.
– Прости-прости-прости!
Егор молча кивнул и втянул голову в плечи. А я замерла, не зная, куда глаза девать.
– Что тут происходит? – весело и строго поинтересовался Иван, подходя к нам вместе с женщиной из ЗАГСа. Он буквально на мгновение замешкался, глянув на своего мальчика, но лица не потерял.
– Я тебе потом объясню, – пробормотал Егор и побрёл к машине Ивана, сунув руки в карманы и втянув голову в плечи. Сейчас он выглядел типичным трудным подростком. И нам это было только на руку.
– Это тот мальчик, которого мы с женой хотим забрать, – вполголоса сказал Иван женщине из ЗАГСа. – Мы будем вам очень благодарны за помощь.
Та посмотрела на удаляющегося Егора и перевела взгляд на меня.
– Очень благодарны, – механически повторила я за Иваном, с любопытством глядя на него. Как, чёрт возьми? Как он это делает? Когда он успел договориться?
Женщина осторожно кивнула.
– Завтра не приёмный день, но вы заходите, – сказала она. – Я дам вам полный список необходимых документов. И позвоню своей подруге из опеки, она будет вас ждать.
– Спасибо вам огромное, Анна Алексеевна! – с чувством сказал Иван. – Что бы мы без вас делали?
Она несмело улыбнулась самым краешком губ, словно давно отвыкла это делать.
– Пойдёмте, мы вас довезём, – позвала я. И щёлкнула сигнализацией своего белого Лексуса, который папочка подарил мне на день рождения. Знал бы он, чем его любимая доченька будет заниматься на заднем сиденье и каких пассажиров будет возить… Я усмехнулась. Не всё стоит рассказывать родителям, совсем не всё!
– Ой, да зачем вам лишнее беспокойство! Я и сама пешком дойду! – для виду слегка покочевряжилась милейшая Анна Алексеевна, но в мою машинку запрыгнула довольно бодро.
– Пристегнитесь, пожалуйста, а то не поедет, – вежливо попросила я. Ремешок ей явно оказался туговат (ещё бы, с такими-то габаритами!), но она стоически терпела неудобства, словно сызмальства привыкла к этому. А ведь чёрт её знает, может и привыкла!
Она назвала адрес, словно я таксистка какая-нибудь, и с недовольным выражением лица ждала, пока я искала в навигаторе, как туда проехать. Но наконец, маршрут был построен, и мы мягко тронулись с места. Я не стала сильно гнать, опасаясь, что даму из ЗАГСа укачает и она ненароком облюёт мне пол машины. Но лучше бы случилось так…
После поворота с проспекта во дворы она вдруг обратилась ко мне со следующей тирадой:
– Повезло тебе, дурочка… хорошего мужика себе отхватила. Смотри, чтоб не увели!
И столько было в её голосе зависти и злобы, что я невольно резко дёрнула газ, а потом тормоз. Машина тут же заглохла, и мне пришлось снова включать зажигание. Хорошо ещё, что на лице был тональник и пудра, а то бы я сидела перед ней, красная, как помидорка, моментально вспомнив, что сказала бедному мальчику. Всё-таки все мы, бабы, те ещё суки. Прости меня, Егорушка!
– Да ты не волнуйся, помогу я вам, – великодушно пообещала мадам Анна Алексеевна. – Как же мужику без жены, а мальчику – без отца! Но ты, девка, имей в виду: я тебя насквозь вижу!
Она погрозила мне толстым, как сарделька, пальцем с облупившимся лаком на ногте, и я поёжилась.
– Приехали, Анна Алексеевна, – проговорила я ровно. – Спасибо вам большое за то, что вы для нас делаете. Хорошего вечера вам, до свидания.
Женщина с удовольствием отстегнула ремень и вышла, слегка сильнее хлопнув дверью, чем нужно. Я смотрела в зеркало заднего вида, как машина Ивана заезжает в этот же двор, как она останавливается, как Иван выходит из-за руля и направляется ко мне. Кажется, сейчас я получу по заслугам.
Я видела всё хуже и хуже, потому что глаза наполнялись слезами. Я ревела, как маленькая девочка, бесстыдно выставляясь напоказ в ожидании того, что сейчас ко мне придут и пожалеют – а как же иначе? Я же маленькая, меня надо любить, жалеть и защищать! Спасите меня, люди добрые, от себя самой!
Иван подождал снаружи, пока я проревусь, и потом постучал согнутым пальцем в окно. Я вытерлась салфеткой, размазав тушь и грим, но на эти мелочи было уже наплевать, если честно. И опустила стекло.
– К тебе поедем или ко мне? – спокойно спросил Иван, как ни в чём ни бывало.

7.

– У меня никогда не было друзей, – сказал Иван так же бесхитростно и просто, как будто сообщил, что ни разу в жизни не ломал ни руку, ни ногу.
Мы сидели на полу в моей гостиной, прямо на шерстистом ковре. Точнее, Егорка полулежал на боку, вытянув босые ноги вдоль стены (потому что вышел из машины прямо в лужу, не глядя). А я сидела по-турецки, опираясь спиной о мягкий диван. И только Иван, ровный, как угольник, расселся посередине ковра с прямой спиной, вытянув ноги. И с нескрываемым интересом осматривался.
Посмотреть было на что, ведь я своё гнездышко вила почти целый год. Маленькая студия, купленная мною за бесценок по случаю, переживала уже третью эпоху. Сначала здесь всё было чистенько и уютненько, как и положено хорошей девочке из приличной семьи: белые стены, гардины на окнах, чёрная мебель и серый пол. Повсюду цветочки и картиночки на стенах…
Потом я познакомилась с Кристиной. Она училась на дизайнера интерьеров, и так же, как и я, подрабатывала фотомоделью. За три месяца безумного романа моя студия превратилась в восточный караван-сарай: кальяны, шёлковые занавески, расписные стены, тюфяки и подушки на полу вместо мебели… И хоть обошлось мне это всё недёшево, но моментально полетело на помойку вместе с разбитыми надеждами и вечной любовью.
Женька въехала в мою жизнь, как трактор в стену старого сарая. То есть крышу мне снесло моментально, как только я еë увидела. Она занималась тогда ремонтом квартир под ключ, я нашла её номер по объявлению и позвонила. Всё у неё моментально становилось на свои места: стол – у окна, диван – посередине стены, шкаф-купе – в углу. И я сама не заметила, как заняла в её жизни специально отведённое для этого место. Заранее предназначенное, как картинке на стене. У неё всё имело значение, даже кактус на окошке: «он цветёт раз в три года, если бросишь меня раньше, то фиг увидишь, какое это чудо». Ковёр на полу – для траха, диван – для сна, столик – для ноутбука…
– Потому что спать на полу жёстко, а трахаться на столе – неудобно, – объяснила Женька, лёжа в моих объятиях в первую же ночь. Я поцеловала её и пообещала: на столе – больше никогда!
А сейчас Иван, точно рентгеном, просматривал мою квартирку насквозь. Ему здесь, похоже, нравилось.
– Тебе точно удобно? – побеспокоилась я, представив себя на его месте. Да у меня бы через три минуты затекли бы ноги, а ещё через пять минут отвалилась бы спина!
– Точно, – усмехнулся Иван. – Спасибо.
Егор хитро сощурился и переполз чуть поближе к нему. Иван сделал вид, что не заметил, я – тоже.
– Не рассказывай, если не хочешь, – вежливо предложила я. Интересно, почему он позволяет своему мальчику так себя вести? Он же понимает, как это выглядит со стороны! Или им обоим на это просто наплевать?
– Рассказывай, – жалобно протянул мальчишка. – Мне интересно про тебя.
Мне тоже, подумала я. Должна же я знать, за кого выхожу замуж!
Иван усмехнулся, точно это у меня на лице было написано. Я не стала кокетничать, изображая из себя маленькую дурочку. И он оценил это долгим пронзительным взглядом, собираясь с мыслями.
– Я всегда был в стороне. Один за партой. Один на лыжах в лесу. Один с удочкой на речке, – спокойно продолжил он. – Один дома.
– С книжкой? – влез Егорка. И придвинулся к его ногам чуточку поближе. Я невольно улыбнулась, вспоминая себя с книжкой. Лежать на пузе, задрав ступни вверх, опираясь на локти. Я обожала читать.
– С книжкой, – согласился Иван. – Я любил читать. Но только книжки без картинок.
– Почему? – Егорка всё-таки добрался до его коленей и улёгся на них головой. Иван запустил ладонь ему в волосы и стал ерошить их, как будто гладил котёнка. Эх, Женечка моя дорогая, где же ты? Такой кадр пропадает!
– Я привык воображать всё сам, – объяснил Иван. – Так было интереснее.
Мальчик исхитрился кивнуть, не поднимая головы. Я тоже согласилась кивком, подумав, что далеко не каждый это поймёт. Представить – да, сможет, но вот почувствовать по-настоящему – нет, совсем не каждый.
– Ты просто не нуждался в других людях? – предположила я, разглядывая со стороны их обоих. И удивилась тому, как гармонично и естественно они смотрятся вместе. Растрёпанный тощий мальчишка и аккуратный подтянутый мужчина. Отец и сын. Какие, к чёрту, любовники – ты дура, Фатима! Где были твои глаза?
Я виновато глянула на Ивана. Но тот понял меня по-своему.
– Мне хватало себя самого, – согласился Иван, убирая руку с Егоркиной головы. – Я один ходил в кино. Один катался на велосипеде. Один ходил на речку купаться.
Егорка беспокойно зашевелился, наверное, руку отлежал. Иван тронул мальчика за плечо, и тот сел, обхватив колени руками.
– Не скучно было? – спросил он немного напряжённо.
– Нет, – улыбнулся Иван и провёл ему по спине ладонью сверху вниз. – Весь мир был мой. И только мой. Я не хотел его ни с кем делить.
Егор пошевелил пальцами на ногах и со вздохом сказал:
– А я - наоборот...
Иван хмыкнул и произнёс:
– Все люди разные. Каждому своё.
Я кивнула и осторожно спросила:
– Понятно, сестёр и братьев у вас не было... А родители?
– Они были хорошие люди, – улыбнулся Иван. – Умные и хорошо воспитанные. Старались вырастить гармонически развитого человека. Я закончил музыкальную школу. Потом художественную. Ходил на секцию самбо и на шахматы. После школы поступил в военное училище.
– Так ты офицер! – ахнула я и подобралась. С детства меня воспитывали в непоколебимой уверенности в том, что люди в военной форме – самые лучшие на свете. Честные, порядочные, сильные, добрые. Всегда готовые прийти на помощь... Настоящие люди. Да, потом были и другие, о которых не хотелось вспоминать сейчас. Жестокие, подлые и алчные, как все остальные. Но где-то в глубине души жила смешная детская вера и надежда на то, что в самый трудный и тяжёлый момент к тебе придут, помогут, спасут и защитят именно те, настоящие.
– Был, – с улыбкой ответил Иван. – Десять лет служил, что называется, в горячих точках.
Егорка посмотрел на него и заявил с жадным любопытством:
– Ты не рассказывал!
Иван мягко привлёк его к себе.
– Я и не могу. Подписку давал. О неразглашении.
– Н-ну, вот так всегда! – протянул мальчишка с обидой. – На самом интересном месте…
Иван погладил его по голове.
– Ничего там не было интересного, – спокойно произнёс он. – Только боль, пот и кровь. Давайте про это не будем.
– Не будем, – эхом отозвалась я, помотав головой.
– У меня был бы повод гордиться тобой, если бы я знал, какие подвиги ты совершил, – бесхитростно ляпнул Егор.
Иван с интересом посмотрел на меня: а ты что скажешь?
– Гордись тем, что он у тебя есть. Что он с тобой, а не с кем-то ещё, – нехотя посоветовала я мальчику. Он вскинул глаза и покраснел, только сейчас, наконец, сообразив, что опять сморозил глупость. А я подумала о том, что каким бы умненьким и тонко чувствующим ни был мальчик, он всё равно остаётся балбесом, который не наигрался в машинки и пистолетики. Пока жизнь не даст ему по головушке и не выбьет из неё эту дурь. Хорошо ещё, если без тяжёлых последствий и травм, несовместимых с дальнейшей жизнью.
– Гордиться особо нечем, – вздохнул Иван. И пояснил:
– После службы было трудно устроиться. Нужна была обычная гражданская специальность. Пошёл учиться заново, на педагога. Работал тренером по рукопашному бою. Сдал на права. Купил себе машину…
Егор вытянул из-за спины его руку и положил себе на грудь, удерживая обеими ладошками. Он, видимо, уже знал эту историю.
– Сбил насмерть ребёнка. Мальчика двенадцати лет. Он умер у меня на руках, – буднично проговорил Иван, будто рассказывал о походе в магазин. – Я сам вызвал гаишников, полицию и скорую.
Егорка с окаменевшим лицом гладил его руку. Я смотрела на них обоих и не знала, что сказать.
– Мне дали десять лет, – так же спокойно сообщил Иван. – Было время подумать.
– Мне жаль, что так получилось, – посочувствовала я. Егор тоже закивал, пряча мокрые глаза.
– Мне тоже, – вздохнул Иван. – Через семь лет я вышел досрочно. Совсем другим человеком.
Он помолчал и убрал свою руку с Егоркиного плеча.
– На службу не вернулся. Сдал на чёрный пояс. Остался работать тренером. Всё.
Он замолчал.
– Нет, не всё! – запротестовал Егорка. – Почему ты не женился?
– Меня никогда не интересовали женщины, – спокойно ответил Иван. И усмехнулся, почувствовав, как мальчишка напрягся:
– Мужчины тоже. А тем более – мальчики.
Я поймала себя на мысли, что есть ещё куча вариантов: собаки, кошки, дети, старики и трупы – но решила не озвучивать её вслух, чтобы лишний раз не травмировать психику ребёнка. Хватит уж с него на сегодня! Тем более, что моментально представила себе ту же спокойную реакцию Ивана: «Спасибо, нет, что-то не хочется» – и то, какой дурой я после этого буду выглядеть.
– Я нечаянно забрал чужую жизнь, – ответил Иван на незаданный вопрос. – И хочу посвятить остаток своей жизни другому. – Он протянул руку и потрепал Егорку по голове. – Чтобы у него всё было хорошо.
– Именно посвятить? – иронично переспросила я. Иван поморщился, словно я выдала фальшивую ноту, но спокойно кивнул. Егор молча смотрел в пол, не поднимая глаз, и о чём-то напряжённо думал.
И вдруг проговорил чужим голосом:
– То есть это необязательно должен быть именно я?
«Почему эти мальчишки так любят всё портить?» – пронеслось у меня в голове. Но пока я подбирала слова, Иван развернул Егора лицом к себе и тихонько проговорил:
– Нет, именно ты, Егор. Знаешь, почему? Я хотел усыновить другого мальчика. Но мне не дали. И тогда я сказал себе, что это не просто так. И стал ждать, пока ты придёшь сам.
Он говорил это осторожно и терпеливо, будто выкручивал взрыватель из мины.
– И ты пришёл. Сам сел ко мне в машину. Даже простыть исхитрился специально, чтобы я тебя не выставил.
– Не, простыл я нечаянно. По собственной дурости, – шмыгнул носом Егор, успокаиваясь. И прижался к его плечу, вздрагивая всем телом:
– Прости.
Мне захотелось выйти и оставить их вдвоём. Но я была у себя дома. И пока ещё была им нужна.
– Ты всё-таки его просто любишь, – вздохнула я.
– Да, – ровно ответил Иван.
Я почувствовала, что моё сердце готово выпрыгнуть наружу. И пообещала:
– Знаете, ребята, я сделаю для вас всё, что смогу. Чего бы мне это не стоило.

8.

– Где моя дочь?
Что это? Рык дикого вепря? Или турбина взлетающего самолёта? Нет, это всего лишь голос моего любимого папочки. И кстати, даже не очень громко... Когда я ушла подростком купаться на речку вместе с соседскими мальчишками, он орал гораздо сильнее.
А сейчас он всего лишь исполнял свою сольную партию под вальс Мендельсона. На нервную женщину-ведущую в ярко-красном платье и туфлях на шпильках это могло произвести впечатление. На неполный десяток спешно собранных с миру по нитке гостей – тоже, хотя и вряд ли. Но точно не на меня.
Увы, папочка, мы уже успели расписаться и даже обменяться кольцами. Поезд ушёл, прости.
Мой отец ворвался в актовый зал при полном параде. То есть, в хорошем двубортном пиджаке, идеально наглаженных брюках и блестящих туфлях. Нет, не в национальном костюме с кинжалом за поясом, вы что! Он же не дикий горец, а вполне современный интеллигентный человек. Из провинции, конечно, так ведь и мы – не столица.
Мои братья шли за ним гуськом, понурив головы. Все в одинаковых чёрных костюмах и белых рубашках. Только самый младшенький, Рустам, несмело улыбнулся и помахал мне ладошкой. Остальные, понятно, получили уже от папочки за то, что их сестрёнка без ведома родни выходит замуж. Лица их были суровы и полны злости за унижение... Ничего, переживут.
– Дочь моя! – воззвал отец.
Я обернулась.
Иван не зря уговорил меня поменять платье. Я собиралась выходить замуж босиком, в оранжевом сарафане, с распущенными косами. Считайте, что это была такая моя придурь. А что, разве не имею права, после стольких лет, проведённых на женской половине дома?.. Когда Иван предложил белое строгое платье до пят и платок на голову вместо прозрачной фаты, как на фотографии со свадьбы моих родителей, я даже не возмутилась. Просто смеялась до колик в животе, пока Женька не открыла рот и не произнесла: «Твой папаня просто офигеет». Пусть грубо, но точно: так и получилось.
Он замер на месте со странным выражением на лице, переводя взгляд с меня на Ивана, с Ивана на Пал Палыча, и обратно на меня.
– Ну что ты орёшь, Расул? Поцелуй свою дочь и пожелай ей счастья! – недовольно отозвался наш «свадебный» генерал.
Мой отец умеет держать лицо.
Он спокойно подошёл к генералу, обнялся с ним и даже первым подал руку Ивану.
– Мой крестник, Иван, – с гордостью произнёс генерал. И тихо добавил:
– Ты меня понял, Расул. Обидишь – не прощу.
Отец внимательно посмотрел на Ивана и кивнул ему. Тот ответил ему прямым взглядом в глаза:
– Благословите, Расул Ахматович.
Папа протянул руки нам обоим и, скрепя сердце, пробормотал:
– Мир вам и любовь, дети мои.
Формальности были соблюдены, и даже мои братья начали улыбаться и по очереди меня поздравлять. На Ивана они поглядывали довольно-таки сурово, но без затаённой обиды. И то хорошо.
Ведущая церемонию женщина, которая сильно струхнула, когда мой папочка ворвался в зал, постепенно приходила в себя. Женечка с непроницаемым лицом и собранными на затылке в хвост волосами снимала весь этот цирк с конями и оленями.
Мне хотелось плакать и смеяться одновременно. Разумеется, папа не мог позволить себе прийти к началу регистрации и попытаться сорвать мероприятие, потому как ему заранее доложили о присутствии Пал Палыча. Но и просто приехать поздравить он тоже не мог: доченька посмела сама выбрать себе мужа, что даже для такого современного человека, как мой отец, было чересчур смело. Поэтому он и ждал под дверьми своего выхода на сцену, как какой-нибудь актёришка провинциального театра... Это его и бесило больше всего.
– А это что за мальчик? – поинтересовался папочка, показав пальцем на Егора. Я выдохнула, потому именно на это мы и рассчитывали с Иваном. Недаром на всех фотографиях, которые улетали на просторы интернета, мы были втроём. И, разумеется, заранее проинструктировали мальчика, как себя вести. Егор подошёл к Ивану, и тот спокойно сказал, приобняв его за плечо:
– Это мой сын Егор, Расул Ахматович, – и вполголоса добавил:
– У него нет матери.
Мой отец, который сам рано потерял свою мать, прицокнул языком и произнёс совершенно искренне:
– Ох, мальчик мой, какая это беда! Моя дочь не сможет заменить тебе мать. Но она постарается изо всех сил, чтобы горе не жгло твоё сердце.
И даже обнял его, представляете? А когда Егор пробормотал: «Спасибо, дедушка Расул» – мой папочка даже изволил пустить слезу. Правда, всего одну, и ту тщательно стряхнул пальцем с ресниц. Шут гороховый!
Когда-то я верила каждому его слову, смотрела ему в рот и считала его честным, открытым, прекрасным человеком с большой душой и заслуженным авторитетом. Но год за годом одна за другой выплывали нестыковки, и вера моя дала течь. А потом я стала невольной свидетельницей омерзительных сцен, которые сильно попортили не только прекрасный образ отца, но и сами отношения с ним. Я поняла, почему моя мать, тихая, покорная, молчаливая женщина стала такой... И нет, я не хотела повторить её судьбу. И не могла ей ничем помочь.
– Как мама? – спросила я старшего из братьев, Рамазана. Он всегда относился ко мне хорошо.
– Благодарение Аллаху, здорова, – охотно откликнулся он. – Очень скучает по тебе.
Я кивнула. Рамазан посмотрел на отца и честно добавил:
– Она хотела поехать. Но он не позволил.
Я снова кивнула. Пока мой папочка раздумывал, что со мной делать, он не хотел лишних глаз и ушей. А то мало ли, как всё повернётся?
– Жаль, – ответила я, – тогда передай ей, что её дочь счастлива.
Рамазан пообещал:
– Передам, – и отошёл. А я огляделась и заметила, что Егор и Рустам уже нашли друг друга и переговариваются вполголоса, стоя бок о бок. Внимательный изучающий взгляд отца перебирал гостей одного за другим, но не находил ничего, за что зацепиться. Бедный папочка, подумала я. Ведь ты чуешь, что где-то тебя водят за нос, но даже не предполагаешь, как. Я оценила идею Ивана спрятать Женьку на самом видном месте: папе и в голову не придёт подозревать, например, девушку-фотографа из ЗАГСа, как бы она не мозолила ему глаза! Что вы, почтенные господа, это же обслуживающий персонал, нам не ровня.
Беспокоили меня только братья-близнецы Рашид и Рахмат, которые паслись около отца и зыркали по сторонам не хуже телохранителей. Они всегда боролись друг с дружкой за внимание отца, и поэтому были самыми опасными тварями в нашем гадюшнике. Когда-то в детстве они не раз доводили меня до слёз просто так, чтобы позабавиться. А сейчас они напоминали мне ищеек из детской игры «Найди вора», соревнуясь друг с другом, кто первый вычислит, что не так... Ох, и семейка у меня!
Женщина-ведущая призвала нас всех к порядку, вручила генералу и моему отцу бархатную книгу почётных гостей, где они оба с удовольствием расписались, и с видимым облегчением объявила церемонию оконченной.
Иван, как положено, вынес меня на руках по ступенькам и усадил в белый лимузин. Генерал Пал Палыч предложил моему отцу место в своей машине, и тот не посмел отказаться. Я заметила, что Егора уговаривали поехать вместе с моими братьями, но получилось наоборот: он и Рустам сели в Женькину Тойоту, а остальные мои братишки – в папин джип. Остальные гости расселись по своим транспортным средствам.
И весь этот свадебный кортеж двинулся по местам боевой славы, как и положено.
– Отец не поверил, – тихо произнесла я, когда водитель опустил темное стекло между салоном и кабиной, и машина тронулась.
– Мы и не ждали, что он поверит, – философски заметил Иван.
И правда: глупо было даже пытаться просто обмануть его. Он обладал поистине звериным чутьём, и единственное, что могло сбить его со следа – это опасность, подстерегающая прямо на пути. Поэтому мы с Иваном отнеслись к выбору гостей с особой тщательностью.
Сын посла одной из не самых дружественных стран, вместе со своей сестрой. Злые языки поговаривают, что он с ней спит. Иван когда-то мимоходом вытащил его отца из неприятной истории, теперь пришло время платить по счетам. Пусть папа поломает голову. Не его, а мой, конечно.
Коллега Ивана, тренер по айкидо, улыбчивый приятный мужчина со своей женой-кореянкой. Практически никто не знает, что он служил и где он служил, и за что заслужил высшие правительственные награды. А вот если кто и узнает, то я ему не завидую. От многих знаний многая печаль.
Смуглый черноволосый человек неопределённого возраста, модный писатель, аллегорично изображающий в своих романчиках окружающую действительность во всех её подробностях. С ним – не менее интересная молодая дама, которую часто можно увидеть с экрана телевизора. Они пришли по моей настойчивой просьбе, больше из любопытства, чем по принуждению. Они про меня всё знали, но помалкивали, потому что я знала про них не менее интересные вещи.
И гвоздь нашей программы – вуаля! – когда-то вор в законе, а нынче православный поп и кустарь-изобретатель отец Григорий. Двухметровый богатырь с лицом ангела «Золотые власы». То есть рыжий, как морковка. Это был мой случайный знакомый, который по доброте своей не мог мне отказать. Потому как не сомневался в глубине души, что послан свыше обратить меня в православную веру… Забавный и очень опасный человек.
Мы с Иваном решили, что этого зоопарка будет вполне достаточно, чтобы отбить у кого угодно даже намёк на желание разобраться в происходящем. Но вместе с отцом Григорием на нашу церемонию бракосочетания напросился молодой ушлый журналист, любитель сомнительных историй и разоблачительных расследований. Уж не знаю, что их связывало друг с другом, но мы с Иваном переглянулись – и согласились. И когда эта прекрасная парочка с плотоядным интересом начала поглядывать в сторону моего отца и братьев, я с трудом сдерживала улыбку.
А сейчас, когда мы приближались к месту свадебной фотосессии, меня волновало только одно: о чём Егорка болтал с моим братиком? Рустама не назовёшь общительным парнем, который легко сходится с людьми. Скорее, наоборот: этот мальчик всегда погружен в себя, в свои мысли, в свою музыку. Окружающие люди существуют для него постольку, поскольку приходится изредка с ними взаимодействовать.
А тут он сразу просто прилип к Егорке, не отходил от него полчаса, смеялся, прикрыв рот ладошкой… И даже сел вместе с ним в Женькину машину, а не к братьям. Странно. Надо будет спросить потом у Егора, чего такого он ему наговорил.

9.

– Надеюсь, мы друг друга поняли, – сказала тётка Егора, а по совместительству – его опекун.
Я онемела от её наглости и жадности. Нет, она была не против усыновления Егора совершенно незнакомым ей человеком. И её ничуть не смущало, что ещё пару месяцев назад об этом человеке слыхом не слыхала и видом не видела. Её это даже не интересовало, совсем никак.
А вот записанная на Егора комната в коммуналке, в которой она сама когда-то проживала, интересовала очень. После гибели его родителей, она, разумеется, сразу переехала в их квартиру, чтобы заниматься племянником.
Как так получилось, что прописка у мальчика в паспорте оказалась не по адресу жительства его родителей, а в той самой коммуналке, уточнять уже было бесполезно. Квартира уже была записана на неё. Теперь она хотела и комнату.
Иван смотрел на неё с брезгливым интересом. Он, видимо, долго боролся с собой, но всё- таки решил уточнить:
– Он вам так надоел?
Женщина, не моргнув глазом, заявила:
– Егор очень хороший мальчик. Послушный, спокойный, добрый. Умница.
И добавила:
– Я не требовала от него, чтобы он пошёл после девятого класса в училище. Он сам так решил. Сказал, что не хочет сидеть у меня на шее, а будет строить свою жизнь сам.
Иван кивнул:
– Да, он такой.
Он помолчал и спросил:
– Неужели вам всё равно?
– Ну что вы, – сказала эта чудная женщина. – Я просто выполнила свой долг перед покойной сестрой. И теперь, наверное, могу рассчитывать на некоторую компенсацию.
Иван усмехнулся и сжал мою ладонь:
– Мы с женой готовы прописать мальчика у себя. Если вы подпишете отказ от опекунства.
– Согласна, – тут же отозвалась она. И тут же поднялась, давая понять, что разговор окончен.
– Я могу зайти в его комнату? – запинаясь, спросила я. Нет, Егор не просил меня этого делать. Мне самой хотелось посмотреть, как он жил.
В глазах у женщины промелькнуло неодобрительное выражение.
– Да, конечно.
Она вышла в коридор, открыла дверь справа и пригласила:
– Входите.
Я перешагнула через порог и оказалась в маленькой комнатушке, вроде той, в которой мальчишка жил теперь у Ивана. Иван помедлил, посмотрел под ноги и шагнул за мной. Я знала, что сейчас творится у него внутри. Он точно так же, как и я, подумал, что Егорка делал это множество раз.
Внутри комната была оклеена зелёными обоями с выцветшим рисунком, на которых темнел большой прямоугольник посередине и пара квадратов по бокам. Я заметила свернутую рулоном карту мира, засунутую на шкаф, прикинула размер – да, это она здесь висела. Небольшой диванчик справа, шифоньер слева. Облупившиеся гантели и потёртый футбольный мяч на полу. У окна обычный четвероногий коричневый стол, застеленный ватманом на кнопках. Стул с потертой тканью на сиденье. Полка с книжками на стене. Лампа в молочно-белом плафоне под потолком. На окошке за занавеской спрятался маленький забытый глобус.
Боковая стенка шифоньера была сверху донизу обклеена наклейками. Я со странным чувством провела рукой по ним, представляя себе, как маленький Егорка сует в рот жвачку и наклеивает очередного героя или дракончика. Иван поймал мою ладонь и отвёл в сторону. Я смутилась, словно заглянула туда, куда не следовало бы. В чужое детство.
Иван достал карандашик из пластикового стаканчика на столе, покрутил его в руках и положил обратно. Потом открыл коробку с шахматами, провёл по ним рукой. Поднял глаза на полку с книжками.
– Я бы хотел кое-что забрать. Если вы не возражаете.
Женщина очень удивилась:
– Вы думаете, ему это понадобится?
Иван упрямо повторил:
– Я бы хотел забрать вещи Егора. Вам же они ни к чему?
Женщина поджала губы:
– Сейчас поищу пустую коробку.
Только она вышла, Иван начал ногтями отдирать ватман со стола. Я смотрела на него в немом изумлении: что он делает? Отогнув край листа, Иван пошарил под ним ладонью и вытащил квадратный прямоугольник пожелтевшей фотографии. Мужчина и женщина стояли на берегу моря, а между ними на камешке, раскинув руки, показывал «ласточку» мальчик лет семи.
Мужчина был низеньким, коренастым, со слегка наметившимся брюшком. Он смотрел на нас весело и чуть насмешливо, словно спрашивал: а вы кто такие, знать вас не знаю! Женщина стояла, приложив ко лбу ладонь, как будто закрываясь от солнца, и слегка щурилась. А мальчика я сразу узнала: несмотря ни на что, Егорка так и остался тем же любопытным и пугливым лисёнком, каким и был в свои семь лет.
– Вот она где была, – удивлённо проговорила женщина, поставив пустую коробку на диванчик. И пояснила:
– Я выкинула все фотографии через пару месяцев после того, как всё это случилось. Егор каждый день садился их пересматривать, а потом плакал всю ночь. Ни гулять не ходил, ни к друзьям, только в школу и обратно. Мне пришлось это сделать.
Иван кивнул и протянул ей фото. Она осторожно взяла его, поднесла к глазам, слегка сощурившись (я просто обмерла, на секунду разглядев в ней поразительное сходство с женщиной на фотографии) и отдала обратно.
– Наверное, Егор сразу утащил этот снимок и потом всё время прятал от меня...
Мы с Иваном посмотрели на неё, но промолчали.
– Зачем? – непонимающе сказала она.
– Боялся, что вы и его выкинете, – предположила я.
Она посмотрела на меня с вызовом.
– Я растила Егора десять лет. Покупала ему игрушки, одежду, книги. Мазала ему коленки зелёнкой и сидела с ним, когда он болел. Делала с ним уроки и наряжала ëлку. Ходила с ним в кино и в библиотеку… Я не могла заменить ему мать. Но никто не скажет, что я не вырастила его хорошим человеком!
«Вы ещё счет нам за это выставите!» – подумала я, и услышала голос Ивана:
– Спасибо.
– За что? – не поняла женщина.
– За всё, что вы для него сделали, – просто ответил Иван.
Он встал и начал складывать в коробку книжки с полки, шахматы, глобус и стаканчик с карандашами. Подумал – и снял со шкафа рулон с картой. Я кивнула на гантели с мячиком, но он отрицательно покачал головой. И глухо спросил:
– Вы же не любите детей?
Женщина усмехнулась и честно ответила:
– Нет. Своих бы точно не стала заводить.
Иван помолчал и спросил снова:
– А кем вы работаете?
– Учителем в средней школе.
Иван кивнул.
– Я так и думал. Почему?
Женщина насупилась и призналась:
– Было проще поступить в педагогический, чем в медицинский.
Иван взял коробку на руки и сказал:
– Спасибо, это всё.

10.

– Я хочу твою фамилию, – сказал Егор.
Он был таким забавным в этот момент: руки в карманах, плечи разведены в стороны, голова наклонена вперёд, так что шея торчит из ворота рубашки всеми позвонками. Я опять пожалела, что со мной нет фотоаппарата.
Фатима рассмеялась и тронула его за плечо:
– Егорка, ты же не замуж выходишь!
Мальчишка скривился, но промолчал. Только начал раскачиваться на пятках, не сводя глаз с Ивана.
– Не смешно, – поддержала его я. – Дурацкие у тебя шуточки.
Теперь и Фатима надула губки. Она такая красивая, когда злится! Сразу словно заостряется лицо, проступают скулы и чуть сходятся брови. Иногда мне хочется нарочно её позлить, чтобы полюбоваться на это. Но обычно я сдерживаюсь, правда, не всегда...
– Спасибо, дорогая! Нет чтобы поддержать нас с Ваней в нужный момент, – попыталась уколоть она.
«Нас с Ваней»? Ну-ну! Я была уверена на всё сто, что Иван заранее продумал всё, в том числе и это. И насколько я научилась его читать, у него был заранее готов твёрдый ответ: «Нет». Но сейчас влезла не вовремя Фатима, мальчик упёрся, и ситуация изменилась.
– Зачем? – спокойно спросил Иван.
Мальчик вскинулся:
– А почему ей можно, а мне – нет?
Иван помедлил и привёл неоспоримый аргумент:
– Фатима моя жена.
– А я твой сын! – заявил Егор. И буркнул, не глядя на Фатиму:
– А с женой и развестись можно.
Я была готова аплодировать мальчику стоя. Я поняла, что он просчитал всё. Ивана, который будет против. Фатиму, которая не удержится от иронии. Любой свой ответ, который сделает только хуже... И нашёл такую комбинацию, с которой у него может получиться задуманное! Только для этого ему была нужна я, слегка не в своей тарелке из-за отсутствия фотика. Я же просила его захватить, но Егор только развёл руками: забыл, прости!
То есть, он ещё дома это всё продумал и начал! Мелкий засранец, с нежностью подумала я. Мог бы просто предупредить. Знает же, что я на его стороне!
– Зачем? – повторил Иван. – Кучу документов придётся переделывать.
Егор помотал головой, не поднимая глаз:
– Пусть!
Фатима, хоть и хитрая, но не очень умная девушка. Она явно не понимала, что происходит на самом деле. И продолжала гнуть своё:
– Егор, это память о твоих родителях. Это единственное, что связывает тебя с прошлым...
– А может, я не хочу, чтобы меня это связывало? – чётко и спокойно ответил мальчишка. И дальше стал довольно путанно объяснять:
– Я десять лет был Егором Красновым, с тех пор как всё это случилось. И все вокруг жалели Егора Краснова, но никто обо нём особо не думал и не заботился. Есть такой Краснов, и есть... Если у меня начинается новая жизнь, то пусть и фамилия будет новая!
Фатима пожала плечами и вопросительно посмотрела на Ивана:
– Это обязательно решать прямо сейчас? Он же может просто поменять фамилию потом, когда захочет, правда?
Иван молча глядел на неё, словно ожидая, что ещё она скажет. Жена, понимаешь ли! Чем больше она на него давила, тем сильнее он склонялся на противоположную сторону. Даже против своей воли. Это был его способ удерживать равновесие.
На мгновение у меня промелькнуло предположение, что мальчишка мог договориться заранее и с Фатимой. Но я отогнала эту мысль, как маловероятную. Фатима хорошо умеет делать лицо, но всегда чуток переигрывает. И раскусить её Ване не стоило бы никакого труда.
Вот и сейчас она заигралась в Иванову жену, и полезла во все бочки затычкой. Она успела наглядеться, как ведут себя женщины в её родной семье, и наивно полагала, что здесь всё с точностью до наоборот. Она даже не понимала, что может быть просто по-другому.
– Имя хоть прежнее оставь, а то я уже привыкла, – ворчливо добавила я, вбивая последний гвоздь, и все дружно рассмеялись.
– Хорошо, – сказал Иван. – Пусть будет по-твоему.
Егор расцвёл и бросился ему на шею. Фатима немного сердито глянула на меня: ты-то куда лезешь? Я улыбнулась в ответ и махнула рукой: это их дела, дорогая, разве ты не понимаешь?
Фатима пожала плечами и произнесла примирительно:
– Ладно.
Она умела проигрывать, даже слишком хорошо умела. И тут же легко забывала об этом, словно оно больше её не касалось.
Пока нас не пригласили в зал заседаний, мы успели устать от ожидания и порядком вымотались. Передёргались и чуть снова не рассорились из-за пустяков. Иван предложил поехать летом в Таиланд всем вместе, вроде как откатать «свадебное путешествие». Опять же, фотографии для отца Фатимы и так далее... Сама Фатима была за Дубай, потому что там интереснее. Я молчала, мне было всё равно куда, лишь бы с ней. Егор хотел куда угодно, потому что ни разу никуда не ездил.
– Дорого, – не соглашался Иван.
– Я могу себе это позволить! – тут же завелась Фатима. Оглядела всех нас и умоляюще сказала:
– Правда, могу!
Иван крякнул и добавил:
– Дубай довольно ортодоксальная страна. С суровыми законами.
До Фатимы не сразу дошло. Потом она пошевелила губами и молча кивнула.
– Да, наверно, ты прав... Не стоит дразнить гусей. Поедем в Пхукет? Или на Го?
– После решим, – произнёс Иван, заметив спешащего к нам судебного пристава. Им оказалась бесцветная хрупкая женщина в бежевом деловом костюме, с высветленными волосами и почти без макияжа.
– Вы на усыновление? – спросила она неожиданно низким грудным голосом. Получив утвердительный ответ, она проверила наши документы, показала рукой на дверь и пригласила:
– Проходите!
Вся процедура заняла не больше получаса. Иван спокойно смотрел, как секретарь выкладывает один за другим документы, озвучивая их содержимое дикторским голосом. Егор смотрел на это, как зачарованный, и то и дело сглатывал, словно у него в горле пересохло. Скучающая судья выслушала суть дела, задала пару уточняющих вопросов, кивнула и провозгласила:
– Именем Российской Федерации...
Фатима держала мальчика за руку, а Иван положил ему свою руку на плечо. Фотограф во мне выл и бился головой об стенку… Егор на вопрос судьи, какую фамилию он готов носить, звонко выкрикнул:
– Жуков!
– Ну, что же, Жуков Егор Иванович, – устало улыбнулась судья. – поздравляю! Теперь у вас есть семья и родители. Вы больше не один в этом мире. Берегите их и будьте счастливы.
Она, похоже, была неплохой тёткой, эта немолодая усталая женщина в строгих очках и чёрной мантии. Я бы хотела поснимать её, но не читающей материалы дела или произносящей приговор. Нет, я бы снимала её у окна, в профиль, в контровом свете, одевающую мантию. «Перед судебным заседанием» ... Эх, нет, не осмелюсь попросить!
Мы вышли из здания суда на мартовское солнце ждать выписку из протокола. Фатима с Егором переглянулись, пошептались и объявили, что пойдут за мороженым. Иван жестом руки отпустил их и дождавшись, пока жена и сын, смеясь и подталкивая друг дружку, скроются в дверях магазина напротив, проворчал:
– Детский сад...
Я кивнула. Тронула его за рукав и попросила:
– Не злись.
Он посмотрел на меня, как будто хотел утешить или успокоить, и ответил:
– Это ты на меня не обижайся.
– За что? – решила уточнить я.
– Фатима проводит с нами много времени, – осторожно заметил Иван.
– Она твоя жена, – съязвила я. Сомневаюсь, что это получилось естественно.
– Женя…
– Что, Иван? – начала заводиться я. – Всё хорошо! Всё прекрасно! Все довольны! Ты получил, что хотел, у тебя есть сын. Она тоже нормально устроилась: вроде как замужем, никто не докопается, а сама теперь делай, что хочешь! Егор тоже своего добился....
Тут я заткнулась, поняв, что меня не туда занесло. В носу засвербило, я всхлипнула и отчеканила:
– На хрен я вам теперь не сдалась, вот что!
Иван усмехнулся и проговорил:
– Успокойся, она наиграется. Дай ей время.
Я проходила взглядом Фатиму и Егора, которые вышли из магазина и направились к нам. В руках у них блестели цилиндрики фольги на палочках. Эскимо. Моё любимое, зараза. Какая она красивая, когда вот так идёт с мороженым в руке, болтает с этим мелким гадёнышем и смеётся! Мне хотелось плакать от зависти. Или ревности. Или собственной дурости.
– Она тебя любит, Женечка, – сказал Иван, разворачиваясь к ним и махнув рукой.
– Это тебе, – сказала Фатима, вручив мне порцию мороженого и заглядывая в глаза: всё в порядке? Я вымученно улыбнулась и чмокнула её в щёчку: «Спасибо, дорогая!»
Егор подошёл с другой стороны и тоже сказал: «Спасибо, Женя». Я поймала недоумённые взгляды молодожёнов и кивнула ему: «Пожалуйста», не объясняя, за что. И принялась лопать мороженое, почти не чувствуя вкуса.

11.

– Тебе привет от моего братишки, - сказала Фатима. И взглянула на меня:
– Он хочет поступать у нас в консерваторию.
– Какого братишки? – на всякий случай, уточнил я. Весенняя сессия подходила к концу, а за мной тянулись несданные хвосты. Пачкой. Клубком... Если я не сдохну на этой неделе, выдайте мне звезду героя! Можно просто шоколадную, даже не золотую. Я переживу.
– Его зовут Рустам, ты разве не помнишь? На свадьбе вас было не оторвать друг от друга.
– Да, – я быстро глянул на неё. Я его видел один раз месяц назад. Он мне сразу понравился, но Фатиме об этом знать необязательно. А уж ему самому – тем более. – Он забавный.
Фатима улыбнулась.
– Он просит разрешения приехать на пару-тройку дней в гости.
Я вздрогнул и отложил конспект. И поинтересовался:
– А что ты меня-то спрашиваешь? Это с Ваней надо обсуждать.
Я на секунду представил себе – нет, даже не Рустама, а просто чужого незнакомого пацана, который будет шататься по нашему дому, которого надо куда-то водить и развлекать, разговаривать и так далее... Да, по нашему с Ваней дому, я уже именно так привык думать.
Только его сейчас здесь и не хватало! Ведь у меня, простите, сессия.
– С Иваном я с утра переговорила. Он сказал, тебе решать, – вкрадчиво сообщила Фатима.
Мы сидели на кухне, дожевывая завтрак. Ваня уже укатил на работу, пообещав вечером затащить нас всех в кино. Я пытался соединить приятное с полезным, то есть еду и учёбу. У меня и так плохо получалось, а тут ещё и моя любезная мачеха со своим любимым братиком!
Я насупился и уже был готов ляпнуть: «Нет», но поймал её любопытный взгляд и догадался, в чём подвох. Интересно, Ваня тоже так обо мне думал, когда притащил к себе домой? Он-то вообще привык жить один, а тут раз – и свалился на голову малолетний придурок с кучей проблем, да ещё и полудохлый от простуды! Счастье привалило, одним словом.
Я понял, что Ваня не зря переложил решение на меня. Только что он хочет этим сказать? Неужели он успел заметить или просто догадался?
– Пусть приезжает, – нехотя согласился я. – У нас есть ещё одна комната свободная.
Фатима неуверенно предложила:
– Он может пожить у меня...
Я иронически осведомился:
– Ага, чтобы Женечка твоя его чем-нибудь тяжёлым прибила в первый же день?
Фатима отвела глаза.
– Она последнее время сама не своя, – призналась Фатима. – Чуть что покажется не так, сразу кидается на свой мотоцикл и едет километры наматывать.
Я откашлялся, хотя у меня ни першинки в горле не было. Ладно, пусть будет так: Рустам, сессия и вся эта канитель с нашими девчонками…
– Может, тебе надо больше проводить времени с ней? – предположил я. – А не с нами?
– Когда? Она всё время на съёмках!
– Попробуй поймать её на обеде. Пригласить на чашечку кофе. И поговорить, – предложил я.
– Так она от меня бегает, как оглашённая! – пожаловалась в сердцах Фатима. – Сегодня не могу, завтра не хочу, послезавтра посмотрим! А потом: а где ты вчера была? Опять к ним моталась?
Я слушал её молча, кивая, но не перебивая.
– Она меня скоро к каждому стулу начну ревновать, потому что у него ножки есть!
Я усмехнулся:
– Детский сад, штаны на лямках...
– Ты стал говорить, как Ваня! – рассердилась Фатима.
– Спасибо, – улыбнулся я искренне. Для меня это была похвала.
– Мне кажется, она меня разлюбила. И боится в этом признаться, – проговорила Фатима тихо.
Я коснулся её руки и так же тихо спросил:
– А ты сама уверена, что относишься к ней так же, как раньше?
Она онемела и уставилась на меня, будто привидение увидела:
– Ну, знаешь, Егор…
– Знаю, – кивнул я. – Я позавчера с ней разговаривал.
– И что? – осторожно поинтересовалась Фатима.
Я грустно улыбнулся и честно ответил:
– Она думает то же самое. Что ты её разлюбила, боишься сказать, избегаешь её…
И наплевать, что Женька взяла с меня слово, что я ничего Фатиме не расскажу. Дуры они обе, вот что! Я с улыбкой вспомнил условия, на которых Иван был готов пустить меня к себе пожить – и подумал, что они подходят не только для наших с ним отношений:
– Не врать, говорить, что хочешь, спрашивать, что нужно, не молчать, если что не так… и предупреждать, если опаздываешь или не придёшь.
Фатима сидела, как обухом ударенная. Я что, вслух это всё нечаянно подумал?
– Ты сам это придумал? – спросила она.
– Нет, Ваня, – честно признался я. – Но я тоже так думал, только не знал, как сказать.
Я встал, собрал со стола тарелки и чашки и сложил их в мойку. Пустил воду, чтобы посуда отмокла и объяснил, не поворачиваясь:
– У меня тоже никогда не было друзей, как у Вани. Но всегда была куча приятелей и подружек. А поскольку я был один, ни с кем из них не серьёзно, то все ко мне бегали. Делиться своими, так сказать, переживаниями… Не только пацаны. Девочки, кстати, тоже.
Я обернулся и закончил, глядя ей прямо в глаза:
– Я такого насмотрелся и наслушался, что заводить отношения самому сразу расхотелось.
Фатима с жалостью посмотрела на меня:
– Досталось же тебе, Егорка...
И тут же спросила:
– А Ваня?
– Это другое, – улыбнулся я. – Я его люблю.
Фатима поперхнулась и недоверчиво начала:
– Ты хочешь сказать, что чувства и отношения...
–... совершенно разные вещи, - кивнул я. – Ну, по крайней мере, для меня.
Я домыл посуду, протёр её полотенцем насухо и сложил на сушилку. Фатима молча допивала свой кофе мелкими глотками и смотрела перед собой.
– Ты очень странный парень, Егор, – сказала она медленно. – То ты маленький мальчик, который не наигрался. То старый дед, которого я с трудом пытаюсь понять...
Я помотал головой:
– Не, я пока маленький! Меня надо обнимать, гладить и чесать за ушком... Ну, пару месяцев ещё точно можно!
Фатима отставила недопитую чашку:
– А потом?
Я вздохнул.
– А потом меня заберут в армию.
Фатима кивнула и повторила:
– А дальше?
– А дальше я сам. Поступлю в институт, буду учиться. Заведу себе девчонку. Или парня. Или обоих, я ещё не решил. И буду жить.
Фатима засмеялась:
– Егорка, ты уже всю жизнь распланировал на годы вперёд?
– Ага, – я закрыл конспект, всё равно, в башку ничего не лезет. Сел верхом на стул, сложил ладони на верхушке круглой спинки, опёрся подбородком на них. И добавил:
– Всё равно, я уже всё, что мог, просрал.
Она свела брови и молча пошевелила губами.
– Ты вот необыкновенная, – сказал я, глядя на неё. – Тебя специально растили, воспитывали, учили, как себя надо вести. За столом, на людях, в разговорах. Ты можешь стать кем угодно, и всё равно останешься собой. Всё будут восхищаться тобой, завидовать, обсуждать... За тобой стоит семья, имя, родословная, понимаешь? Как у породистой собаки.
Фатима дёрнулась, усмехнулась и деревянным голосом спросила:
– А ты, Егор? Что с тобой не так?
Я отвернулся.
– Всё. Я люблю музыку, с детства чувствую её всём сердцем. И никогда не буду играть или сочинять, потому что меня не отдали в музыкальную школу. Мне нравится рисовать, но получается плохо. Меня не научили этому вовремя, понимаешь? И так со всём остальным, за что не возьмись. Даже с этой несчастной математикой, – кивнул я на конспект.
Фатима молча протянула мне чашку. Я налил ей ещё кофе и выставил сахарницу на стол. Только она у нас дома пила сладкий кофе… По-моему, так кофе с сахаром – это что-то вроде солёных огурцов с мёдом.
– Спасибо, Егор, – поблагодарила она, – но ты же попытаешься это наверстать?
Я помолчал, собираясь с духом.
– Меня растили обыкновенным. Самым обычным мальчишкой. Я всё пропустил: и музыку, и спорт... Хотя до семи лет я, знаешь, как на коньках стоял? Как на пальцах!
Фатима кивнула и растерянно проговорила:
– Ну, ладно, фигуристом ты уже не станешь, это понятно. Но что мешает тебе заниматься музыкой в свободное время?
Я деланно засмеялся:
– Я сам!
– В смысле? – не поняла Фатима.
– Я уже взрослый. Надо строить свою жизнь. На всякую чушь больше нет времени, – отчеканил я и поймал себя на том, что у меня и вправду появились Ванины интонации в голосе. Аж мурашки по коже пробежали. Жуткие, но приятные.
Фатима смущённо начала:
– Ну, можно же завести себе хобби и заниматься в свободное время в своё удовольствие...
– Художественная самодеятельность вместо симфонического оркестра? – перебил я. – Спасибо, нет!
– Ты всё-таки ещё глупый мальчишка, – вздохнула она. – Либо всё, либо ничего.
– Да! – заставил себя улыбнуться я. – Пошли погуляем? Я мороженого хочу!
– А твоя учёба? – кивнула она на конспект.
Я проследил её взгляд и дурашливо заявил:
– Не волнуйся, мамочка, сдам! Меня и тройка устроит...
Фатима проглотила «мамочку» и строго сказала:
– А меня – нет!
Я с интересом посмотрел на неё:
– Фатима, я поступил в училище только потому, что там давали общежитие. Потому что хотел свалить от тёти.
– Да ну? – не поверила она. – Можно было что и получше выбрать, где тоже общежитие дают!
Я отвёл глаза.
– Тётя говорила, что будет проще пройти туда, где конкурса нет.
Она помолчала и произнесла:
– Тогда не жалуйся. Ты сам выбираешь, что попроще. А там в люди не выбиться…
– Я не мог рисковать, понимаешь? Если бы я провалился, у меня не было бы второго шанса! – объяснил я.
Фатима помолчала, раздумывая.
– Тогда, может, и не было, – согласилась она. – Но сейчас кое-что переменилось, Егор. У тебя есть, где жить, есть Иван... Теперь всё по-другому, – повторила она серьёзным тоном. – А ты продолжаешь цепляться за старую колею, будто ты один на свете. А это не так. Ты можешь попробовать. И добиваться того, чего действительно хочешь… А ты можешь, Егор, правда, можешь!
Я помолчал, сглатывая слёзы и спросил:
– Ты правда так думаешь?
– Уверена, – кивнула она. – Одевайся, пошли гулять и лопать мороженое, мальчик. Твоя настоящая жизнь только начинается.

12.

Мальчишки побросали свои вещи и убежали к воде, а мы с Женькой разлеглись на полотенцах прямо на песочке.
– Давай свою спинку, – сказала я ей.
– Опять мазать будешь? – недовольно пробормотала Женечка, но всё-таки протянула руку и распустила узел купальника на спине.
– Иначе ты снова сгоришь, – кивнула я и начала втирать жирный блестящий крем от загара в её белую веснушчатую спину. Между россыпями рыжих точек до сих пор выступали белые точки шрамов от ожогов. Я боялась их даже нечаянно трогать лишний раз.
Доктор сказал, что загорать ей можно, но только с кремом. Иначе есть риск развития меланомы.
– Я сейчас растаю, как медуза, – произнесла Женечка томным голосом.
– Соберу ложечкой, – пообещала я, слегка массируя ей левое плечо. Оно у неё всегда перегружено, ведь Женечка левша.
– Спасибо, любимка, – прошептала она и пошевелила ногами, забирая пальцами песок. Я завязала тесёмочки у неё на спине и перешла к бёдрам.
Небо было такое синее, будто нарисованное. А море с зеленоватым отливом и белый до боли в глазах песок создавали невероятно красивую декорацию, точно в голливудских фильмах. Народу на пляже хватало, но и места было вдоволь.
Справа от нас расположилось семейство розовощёких толстых немцев: в центре – папаня в центнер весом, по бокам - двое белокурых детишек лет пяти-шести, мальчик и девочка, и жирная, как свиноматка, матрона. Дети носились голышом, родители в солнцезащитных очках возлежали на шезлонгах под зонтом и негромко переругивались на языке Шиллера и Гёте.
Слева трое молодых людей, парень и две девушки, играли в мяч. То ли поляки, то ли чехи, в общем, братья и сёстры-славяне. Девчонки были озорные и ушлые, а парень какой-то вялый и хилый. То мяч упустит, то подачу не докинет…Девчонки над ним откровенно насмехались, перекидывая мимо него мяч друг дружке, если он им доставался. Я даже ими залюбовалась, на секунду-другую ослабив руки. Женька тут же ревниво глянула в их сторону и со вздохом брякнула:
– Эх, где мои семнадцать лет…
Я шлёпнула её по попе и заявила:
– Меня и твои двадцать три вполне устраивают! Давай, переворачивайся!
Женька грустно усмехнулась и легла на спину.
– Всё равно, сиськи отвиснут, пузо вылезет, и бросишь ты меня, милая, как цветочек в прорубь…
Я воровато оглянулась - на немцев, на девочек с мальчиком - и быстро поцеловала её в губы
– Не дождёшься!
– Посмотрим, - философски ответила Женька и надвинула соломенную шляпу на лицо. – Если что, то я уже готова.
– К чему? – будто не понимая, поинтересовалась я. Меня это её настроение начинало выводить из себя.
– Ко всему, – меланхолично ответила Женька. – К жизни, с тобой или без тебя. К смерти. К чему угодно…
У меня внезапно закружилась голова и резко дёрнуло сердце. Меня подкинуло вверх, как мячик, и я понеслась со всех ног к полосе прибоя, к тёмным фигурам, столпившихся на песке в небольшой круг. Через несколько секунд, расталкивая докучливых зевак, я выскочила к воде.
Рустам лежал на спине, мокрый, с раскинутыми руками. Иван стоял перед ним на коленях и ритмично давил на грудь, а Егор припал к его рту… Нет, он не целовал его, а просто делал искусственное дыхание.
Руки Рустама дёрнулись, Егор тут же подхватил его под плечи и, оттолкнув Ваню плечом, повернул моего братика на бок. И тот закашлялся, выплёвывая из себя воду.
– Не лезь, – приказала Женька, обняв меня сзади за пояс и сцепив руки. – Не мешай.
Егор держал моего братика под мышками, пока тот не упёрся сам ладошками в песок и не замотал головой, стоя на четвереньках. Ваня нашей меня глазами и виновато произнёс:
– Не уследил.
Егорка помог Рустаму сесть и, отвернувшись от меня, сказал:
– Это я виноват. Хотел до камней добраться… А он за мной поплыл, хоть и боялся.
– Я.. Х-не… бохя.. лхя… – выплёвывая воду, проговорил Рустам. - Я пх.. пхлыл!
Его тошнило и трясло. Женька, умница моя, накинула на него своё полотенце, которое захватила с собой, и заорала на столпившихся зевак по-английски:
– Fuck away, folk! Nothing interesting!
Люди начали расходиться, оглядываясь. Рустам сидел на песке, завёрнутый в Женькино полотенце, и мелко дрожал, привалившись к Егоркиному плечу. Тот, не стесняясь, гладил его по спине, и что-то вполголоса шептал ему на ухо.
Женька отпустила меня только тогда, когда Иван подошёл и встал рядом.
– Я виноват, Фатима, – покаянно проговорил он. – Отпустил их одних.
– Всё, проехали! - рявкнула Женька, – Никто не помер, всё нормально! Хватит соплей, кто виноват! Никто не виноват! Все идиоты!
Она брякнулась на задницу перед Рустамом и Егором прямо на песок и взяла мальчишку за подбородок:
- Слышь, мелкий! Его раз надумаешь утонуть - зови меня! Я тебя сама утоплю, вот этими самыми руками, понял?
Рустам ошарашенно попытался кивнуть. Егор деревянным голосом засмеялся:
– Утонешь - домой не приходи! – и пояснил:
– Так мне в детстве говорили.
Ваня кивнул и усмехнулся. Похоже, ему говорили то же самое… Интересное у них было детство!
Я присела перед братиком на колени и негромко спросила, заглядывая в глаза:
– Идти сможешь?
Рустам неуверенно кивнул и попытался встать, опираясь на плечо Егора. Иван одобрительно кивнул ему и спросил:
– Помощь нужна?
– Не, пап, мы сами! – заверил Егор и поманил его к себе. Иван наклонился к нему, снова кивнул и громко сказал:
– Нам надо в город! Девочки, остаётесь? Или с нами?
Женька потянула меня за руку:
– Пойдём!
Я нехотя поднялась и, понукаемая Женькой, пошла вместе с ней собирать вещи. По дороге я поинтересовалась, к чему такая спешка теперь, когда самое страшное уже миновало.
– Обосрался твой братик, – спокойно ответила Женька. – Ничего, это бывает, когда умираешь. Потом жопу помоешь и забудешь…
Она глянула на меня и очень серьёзно проговорила:
– Даже не думай! Мужики с этим сами разберутся.
Я молча кивнула и пошла за ней. Не буду спрашивать, откуда она это знает. Не хочу… Если что, я Рустамку мыла сама, лет до пяти, пока он не стал меня стесняться.
– Он уже большой мальчик, – не оборачиваясь, повторила Женька. – Ему стыдно.
Я покраснела даже под загаром, и подумала, что понимать друг друга с полуслова не всегда хорошо и приятно. И оглянулась.
Егор плёлся босиком, в одних плавках, а мой братик, одетый в Егоркины белые шорты, висел у него на плече и несмело улыбался. Иван шёл за ними сзади, в шортах и майке, и нёс наши вещи в обеих руках. Поглядывал на мальчишек со спины и широко улыбался. Я закусила губу, снова почувствовав себя лишней. Не нужен им никто, кроме них самих! Ну, разве что глупый мальчишка, наглотавшийся сдуру воды, чтобы спасти его вот так, мимоходом, и пойти дальше.
Ты дура, Фатима, если рассчитываешь на что-то большее! Тебя будут терпеть, может, даже начнут с тобой дружить, если иначе никак. Но даже не думай, что ты когда-нибудь войдёшь в их мир иначе, чем на правах надоедливой гостьи… У них своя семья. А у тебя-то что?
Я посмотрела на Женьку и наткнулась на её жёсткий взгляд.
– Ты уже определись, дорогая… С кем ты хочешь быть. С ними или со мной?
Она помолчала и добавила:
– Я не к тому, чтобы ты выбирала… Я тебя люблю, и хочу, чтобы ты была счастлива. Просто нельзя разорваться на две семьи. Рано или поздно останешься без обеих.
Я молча смотрела на неё. В голове у меня была каша из обрывков слов и осколков воспоминаний. И ни одной путной мысли.
– Ладно, надумаешь – скажешь, – быстро проговорила Женька, когда Иван открыл дверь и потянул поводок багажника.
– Расслабьтесь, всё уже в порядке, – сказал он и, пристально посмотрев на нас обеих, добавил:
– Извините, если помешал.
Женька фыркнула, покачала головой и положила руки на руль. Притихшие и очень серьёзные мальчишки забрались на заднее сиденье и повозились там, устраиваясь поудобнее. Иван сложил вещи в багажник и присоединился к ним.
– Как себя чувствуешь, Рустамчик? – спросила я как можно спокойнее.
– Нормально, – отозвался он. Но руку с плеча Егора не убрал, даже в машине. Иван тронул Женьку за плечо и предложил:
– Поехали в отель. Там есть дежурный врач. Вряд ли в клинике скажут что-то другое, чем он.
Женька кивнула и завела машину.
– О чём вы там болтали? – заглядывая в зеркало заднего вида, спросила она.
– О скрипичном и басовом ключах, – охотно ответил Егор. – Руська говорит, что они не просто отвечают за низкие и высокие звуки…
– Они дополняют друг друга, – подал голос Иван.
– Ну да, ты же музыкалку закончил! – вздохнул Егор. – Что тебе объяснять…
Я заинтересованно оглянулась:
– Нет уж, рассказывай, братик! Я-то в музыкальной школе не училась, как ты.
Рустам кашлянул, потёр переносицу и застенчиво начал:
– Музыка – она как жизнь. В ней всё настоящее, просто не картинка, а мелодия. И бывает музыка такая привычная, что ей одного голоса хватает… И это правильно, потому что для обычной песенки ничего больше и не нужно.
Он замолчал и посмотрел на Егора.
– Можно, – кивнул Егор. – Не бойся. Они поймут.
Я замерла и глянула на Женьку. Та безмятежно улыбалась, не отрывая взгляда от дороги.
– Тогда мы ставим скрипичный ключ, и считаем от ноты соль., – проговорил Рустам. – Так бывает в большинстве случаев.
Он снова замолчал, переводя дух. Ему явно было трудно об этом говорить.
– Но не всегда, – подсказала я, догадываясь, к чему он клонит. Только я понять не могла, откуда у моего братика такие мысли. Егор, что ли, ему наплёл?
– Не всегда! – ехидно согласился Егор. - Бывает совсем другая музыка… и совсем другая жизнь.
– Она не плохая и не хорошая. А просто другая, – медленно проговорил Рустам. – Немного необычная.
«Да они просто издеваются! – подумала я. – Спелись, голубчики, когда только успели… Ох, Егорка, получишь ты сегодня от меня на орехи!»
А вслух сказала:
– И что, мальчики, другая музыка вам больше по душе?
Рустам несмело улыбнулся.
– Да, – просто ответил он. – Просто мы считаем… от другой ноты. От фа. Это тоже музыка, только для неё рисуют другой ключ. Басовый.
Он помолчал и решительно добавил:
– Мы просто привыкли, что если ноты – то обязательно скрипичный ключ и соль. А басовый ему не мешает, наоборот! Он его дополняет, понимаете? Музыка становится только шире, оттого что он есть! И в жизни – то же…
Я внимательно посмотрела на него сквозь зеркало заднего вида. Как-то незаметно мой братишка вырос и превратился из милого мальчика в серьёзного юношу. По крайней мере, выглядит он уже совсем по-взрослому: пушок над верхней губой, острый кадык под подбородком и тёмная поросль на щеках… Где мой смазливый братишка с ямочками на щеках, ресницами веером и пухлыми губами?
– Интересные выводы ты делаешь, – медленно произнесла я. – Неоднозначные.
Рустам залился румянцем. Егор тут же прошёл ему на помощь:
– А что плохого в том, что человек думает своей головой?
– Ничего, - отозвалась я. – Только не всё поймут, если это вслух думать… Или поймут неправильно.
– Чего ж тут непонятного… – недовольно протянул Иван, глядя, как Егор берёт Рустама за руку, сцепив пальцы.
Женька даже засмеялась:
– Даже я поняла, Рустам! Спасибо, – и бросила на меня быстрый взгляд:
– Ну что, сделаем наколки в виде басового ключа, а?
Рустам покраснел, прилёг к Егорке на плечо и прошептал что-то. Ваня крякнул и отвернулся к окну.
– Зачем зря кожу портить? Живите уж так… Что вам мешает?
Никто не проронил ни слова. Дорога тянулась серой лентой асфальта. Среди пальм и раскидистых кустов то и дело стояли смешные домики, собранные из чего попало: стволы, ветки, листы фанеры и даже части кузовов машин. Вдоль дороги на велосипедах и пешком попадались местные жители, занятые своими делами.
– Вообще-то, я рассчитывал на внуков, - ворчливо произнёс Иван.
– Вообще-то, у тебя жена есть, – ехидно заявил Егор.
Иван поперхнулся и не нашёлся, что ответить. Тогда я помогла ему:
– Ты будешь смеяться, Ванечка… Но я очень хочу ребёнка. И чем раньше, тем лучше.
– Что, прямо сейчас? – в первый раз я видела Ивана таким ироничным. Обычно он не позволял себе выражать никаких эмоций, кроме терпеливого внимания и лёгкой усмешки. Ну ещё изредка – сочувствие и поддержку.
– А если он тоже окажется… с басовым ключом? – помолчав, спросил Иван.
– Значит, такая у вас семейная традиция, – ляпнула Женька, заворачивая во двор отеля.
– У нас, - машинально поправил её Иван. – У нас, Женя.
– Ну и что? – спросила я, отстёгивая ремень. – Ты же не стал любить Егорку меньше оттого, что он такой?
– Я всякий, – честно признался Егор. – И скрипичный, и басовый… Так что у тебя, Ваня, внуки точно будут. Не так, так эдак.
Рустам осторожно убрал руку с его плеча и опустил лицо.
Егор обнял его и зашептал ему что-то на ухо. Ваня сделал вид, что ему вроде как неинтересно, о чём они там шепчутся, но из машины выходить не спешил. Мы тоже сидели с Женькой, как приклеенные, и молчали.
Наконец, Рустамчик, которого я знала все семнадцать лет его жизни, и уже не ждала от него никаких сюрпризов, кивнул и снова разулыбался, хоть и сквозь слёзы:
– Ладно!
Женька взяла меня за руку и позвала:
– Пойдём, просто погуляем?
Я посмотрела на Ивана.
– Без меня, – твёрдо сказал он. – Сильно не напивайтесь. И без приключений, пожалуйста. Хватит на сегодня.
– Есть, товарищ командир! – со смехом ответила я. Вышла из машины и поманила к себе Рустама, оставив Егора с Ваней на заднем сиденье.
– Егор хороший парень, – сказала я ему. – Я не удивлена, что ты на него запал.
Рустам молча кивнул.
– Я ничего не буду спрашивать, – сказала я. – Захочешь, сам расскажешь.
Рустам покраснел и отвернулся.
– Я тебя люблю, братишка, точно так же, как и раньше. И буду любить всегда.
Рустам улыбнулся и спросил:
– Когда ты догадалась?
– Прости, брат, но ты всегда походил на девочку больше, чем на мальчика…
Рустам судорожно сглотнул.
– То есть, этого никак не спрятать?
Я потрепала его по голове.
– Можно всю жизнь прятаться. Даже от самого себя… Но зачем? Жизнь пройдёт всё равно, будешь ты прятаться или нет.
Он кивнул. И горько сказал:
– Никто не поймёт ни мама, ни братья. А отец убьёт, если узнает.
Я покачала головой.
– Он бы тебя ни за что сюда не отправил, если бы не догадался. Ты ещё просто плохо его знаешь. Он тебя любит.
Рустам ошарашенно мигнул:
– Я никогда себе ничего не позволял!
Я молчала. Пусть сам догадается…. А как ещё он научится думать?
– Он знает про тебя? – с ужасом спросил Рустам.
– Догадывается, – поправила я его. - Но знать наверняка – не хочет. Ему так удобнее. Так что даже не вздумай с ним ни о чём таком говорить. Не надо его лишний раз нервировать.
Рустам сглотнул и взял меня за руку.
– Ты такая сильная! Фатима, ты лучшая из женщин!
– Не-а, братишка, лучшая из женщин – она! – я кивнула на подошедшую к нам Женьку, которая с интересом прислушивалась к нашему разговору.
– Вы ещё долго? – спросила она с усмешкой. – А то там мужики головы ломают, что ещё обсудить, пока вы не наговоритесь…
Рустам смущённо потупился, а я махнула рукой:
– Выходите!
Первым выскочил из машины Егор и размашистым шагом двинулся к нам, размахивая белой майкой. Сам он уже залез в жёлто-серые бриджи и светло-зелёную футболку… Я покрутила головой, и пообещала себе больше не удивляться Ваниной запасливости. Утром мы шутя поспорили, зачем брать с собой лишний комплект одежды. «Потому что мальчишки», усмехнулся Иван. Я не нашлась с ответом.
«Лучше бы не пригодилось, - промелькнуло у меня в голове, - но Ваня всë равно - молодец!»
Рустам беспрекословно нагнулся и вытянул руки, пока Егор натягивал на него майку. Меня кольнуло нехорошее предчувствие:
– Постой-ка, сыночек, давно хочу тебя спросить… Когда ты на моего братика глаз положил?
Егор усмехнулся, провёл Рустаму ладошкой по шее и честно признался:
– С самого первого раза, как только увидел, – он взял Рустама за руку и приобнял за плечо. – Но мне и в голову не приходило, что он может мне ответить… тем же.
Рустам смущённо произнёс:
– Я даже думать об этом боялся, – и тут же добавил:
– Но всё равно думал. Не мог не думать.
– И поэтому ты решил поступать у нас, а не в столице? – уточнила я. На всякий случай.
– Я думал, что буду видеться с Егором… хоть иногда., – признался Рустам.
Женька фыркнула, но промолчала. А я продолжала допытываться:
– Ну, давай, не тяни, братишка… И что было дальше?
Егор оглянулся на Ваню, который забирал вещи из машины, и слегка сердито ответил:
– Да ничего у нас не было с твоим братиком! Ни-че-го!
Рустам накрыл его руки второй ладонью и шмыгнул носом. Егор помолчал, переводя дух, и уже почти спокойно продолжал:
– Просто сегодня, когда он чуть не утонул, я понял, что должен ему сказать. Потому что, если бы он умер, я бы мучился потом всю жизнь. Как Ваня…
– Та-ак, – протянул Ваня, подхода к нам. – Мы к доктору идём?
– Ага, – съязвила Женька. – Только к другому. К психиатру, например.
Никто не засмеялся, как обычно. Женька хмыкнула и отвернулась. Мальчишки стояли, понурив головы. Ваня соображал, что со всём этим делать, и похоже, ни один вариант ему не нравился.
– Идём-идём, – сказала я. – Пусть посмотрит, на всякий случай… Егор, отведёшь братика?
Егор с радостью кивнул, а я продолжала:
– Жень, у тебя английский лучше всех… Сходишь с ними?
Женька торопливо согласилась: «О’кей, мэм!» – и неожиданно мягко подтолкнула мальчишек в сторону отеля. Иван молча смотрел на всё это, словно с облегчением переложил ответственность на кого-то другого…
На меня, например. Я проводила взглядом милую троицу, которая сейчас больше всего походила на старую ощипанную ворону и двух попугайчиков-неразлучников, и спросила Ивана:
– Как мы тебе все ещё не надоели?
Иван улыбнулся.
– Нет. Наоборот. Вы забавные.
Я забрала у него сумку полегче, и мы пошли в отель.
– А меня всё уже достало, – честно призналась я. – Притворяться, бояться себя выдать нечаянным жестом или словом. Ловить себя на том, что не делаешь чего-то для своей любимой, потому что боишься, что она сама этого стесняется… А потом уже и не хочешь делать. И когда приходит время оглянуться назад, видишь только, что не сделала, не посмела, согласилась не дразнить гусей. Вся жизнь псу под хвост, понимаешь?
Иван слушал, не перебивая, внимательно глядя на меня. Это он умеет – слушать, как никто другой.
И отвечать умеет, одним словом, точно в точку. Но сейчас даже он понял меня по-своему.
– Сколько тебе лет, Фатима?
– Двадцать один… А то ты не знаешь!
Мы дошли до отеля, но не стали входить внутрь, а уселись на плетёных креслах справа у входа, друг напротив друга.
– Тогда ты уже большая девочка, – грустно улыбнулся Иван. – И сама знаешь, что делать. Бери свою подругу и уезжай.
Он помолчал и добавил, будто слегка смутившись:
– Я буду скучать по вам обеим.
Я всплеснула руками:
– Спасибо, конечно, но я не про себя!
Иван отвёл глаза:
– Я не знал про Егора. Но он мой сын. И я его не оставлю, что бы с ним не было.
– Я тоже не могу оставить своего брата., – ответила я. – Если уезжать, то втроём.
– А как же Егор? – нахмурился Иван.
– Не знаю, – беспечно ответила я, – пусть ищет себе кого-нибудь другого.
Иван молча посмотрел на меня. От его пронзительного взгляда мне даже стало не по себе.
– Что, Иван? Я отвечаю только за Женьку и за брата! Я, в конце концов, обычная баба и не потяну больше, чем смогу! – в сердцах бросила я, чувствуя себя последней сукой.
Иван вздохнул и отвернулся.
– Ты права, нам с Егором там делать нечего. Ни профессии, ни денег ни у кого из нас нет. Да и старый я для того, чтобы всё начинать с нуля. А ты попробуй.
Я не ожидала того, что он так легко согласится. И переспросила, не чувствуя подвоха:
– Ты поговоришь с Егором или я?
Он усмехнулся.
– Да хоть с обоими!
Я нахмурилась: «Не поняла?»
Иван похлопал меня по руке и ничего не сказал. Ненавижу эту его дурацкую привычку заставлять человека догадываться самому, что он там себе подумал!
– Говори, что хочешь, – сказала я. – Спрашивай, что надо. Объясни мне, дуре, что не так.
Он издал короткий смешок и кивнул:
– Ты хочешь по-честному?
Я даже обиделась:
– Я тебя хоть раз обманула?
Иван покачал головой.
– По-честному – это не только про не врать другому. Это ещё и самому себе не врать… Точно хочешь?
Я гордо кивнула. В конце концов, я дочь своего отца, а он – не последний человек на нашей земле…
– Он сбежит от тебя. Как ты сбежала от отца. Он не отступит. Сделает по-своему.
Я слушала его спокойный голос и чувствовала, как во мне закипает… Что? Злость? Ревность? Обида на то, что он прав?
– Только чего это будет ему стоить? Последнего родного человека? Зачем, Фатима? Зачем ты поступаешь так же, как твой отец?
Я обмерла на мгновение и тут же тряхнула головой:
– Нет, я просто хочу его уберечь! Я люблю своего братика… всегда его любила больше всех! Он вырос у меня на руках, понимаешь? Я не хочу, чтобы твой пасынок тыкал его своим членом в ту попу, которую я вытирала!
Иван оглянулся по сторонам и поморщился.
– Мой сын, Фатима. Запомни, Егор – мой сын… И твой пасынок, если забыла, – он выделил слово «твой», как будто это было ругательство. - И знаешь, мне всё равно, кто кого куда любит… А тебе почему-то нет.
– Тебе вообще всё равно, – ляпнула я, – ты никогда никого не любил никуда!
Иван вздохнул и смешно почесал нос.
– Да, – просто сказал он, – у меня никого не было. Это не значит, что мне не хотелось. Это не значит, что я не понимаю.
Мне стало мерзко от самой себя, но я продолжала. По-честному:
– Пока мы тут с тобой треплемся, они там трахаются!
Иван скептически сощурился:
– С ними Женька. Вряд ли. Скорее, она им объясняет, что и как.
Я покраснела, представляя себе, как Женька им это объясняет. И вскочила.
– Да посиди ты! Не пори горячку, – слегка раздражённо произнёс Иван, схватив меня за руку.
– Я взрослая женщина и могу делать, что хочу! – в сердцах бросила я, вырываясь.
– С чего ты взяла? – спросил Иван жёстко. – Нет, Фатима. Выбирай. Либо ты с отцом, и твой брат извращенец, которого нужно спасать. Но тогда ты замужняя женщина, и должна слушаться мужа во всём!
– Либо… – пересохшими губами прошептала я. – Либо что?
– Думай сама, – проворчал Иван, отпуская меня. – Ты уже большая девочка.
Он взял вещи и ушёл сквозь стеклянные двери, оставив меня одну на улице в чужом городе, в чужой стране. Муж, называется! Да пошли они со своим Егором в задницу! Что мне было нужно, я уже от них получила. И своего я им не отдам, ни за что…
Женька упала на плетеное кресло рядом со мной так, что оно аж застонало.
– Замри и молчи! – быстро сказала я. – Мы уезжаем. В Европу. Вместе с Рустамом. Будем жить спокойно, ни на кого не оглядываясь. Деньги у меня есть, работу найдём. Хороший фотограф и дизайнер на дороге не валяются… А Рустам куда угодно поступит, он парень толковый, не пропадёт!
Женька усмехнулась и покачала головой.
– Ты дура! - заорала я, – они выйдут, найдут тебя и убьют! Тебе нельзя оставаться!
Женька снова молча покачала головой.
– Да что вы всё, сговорились, что ли?
Женька улыбнулась краешком губ и кивнула.
– Ладно, отомри, – пошутила я. Но Женька очень серьёзно кивнула снова и поинтересовалась:
– Ты всегда была такой сукой или только сейчас головой ударилась?
– Я тебя тоже люблю, дорогая, – ответила я, зардевшись. – У меня с головой всё в порядке.
Женька иронически хмыкнула.
– Да ну, – не поверила она, – испортить жизнь себе, двум пацанам и старому дураку – это, по-твоему, называется «всё в порядке»?
– Я никому ничего не собираюсь портить! – ответила я почти уверенно. – Наоборот, я хочу, чтобы всем было хорошо!
Женька сузила глаза:
– Иди ты со своим хорошим… сама знаешь, куда! Я не поеду. И Рустам тоже.
– А это мы ещё посмотрим! – взбеленилась я. – Не хочешь быть со мной – вали на всё четыре стороны! Только лапы от моего братика убери, ясно? Он ещё ребёнок, и не ему решать, что делать! И уж точно не вам всем!
– Ну да, ну да, – покивала Женечка с сарказмом. И заговорила быстро-быстро, выплёвывая слова, как пулемёт:
– Конечно, мамочка Фатима лучше знает, что дитятке надо! А ты подумала, что с ним будет, если ты его увезёшь? Что он потом всю жизнь будет мотаться от одного мужика к другому в поисках того самого, что ты у него отберёшь сейчас? Что в лучшем случае, он просто замкнётся в себе и сядет тебе на шею до конца своих дней? А в худшем – пустится во всё тяжкие или в окошко выйдет? Как он будет ненавидеть за это тебя, и себя, и весь мир? Ты, сука, вообще хоть о ком-нибудь, кроме себя, думать можешь?
Я слушала её, но не слышала. Я не думала, что ей ответить, мысли не складывались в слова. Я сидела перед ней, как подсудимая перед свидетелем, который тыкал пальцем и говорил: «Она, она убила, я сам это видел, своими глазами!»
– Ты невероятная дура, Фатима, – устало произнесла Женька. – Ты хочешь сделать как можно больнее тем, кто тебя любит – зачем? Кому и что ты хочешь этим доказать?
У меня потемнело в глазах… Нет, это просто включили фонари на аллее перед отелем. Сейчас мошкара полетит, подумала я машинально, и оборвала себя: дура, ты же не дома, а в чужой стране, в чужом городе. Здесь всё не так, и отсюда всё выглядит по-другому.
Только я осталась прежней. Глупой перепуганной девчонкой, мечущейся, как кошка угарная. Мне стало стыдно. Так стыдно, как никогда раньше.
– Кто это меня любит? – сипло спросила я. – Ты, что ли?
Женька пожала плечами.
– Я. И Ваня. И Егор. И Рустам. Все… Мы можем просто жить вместе, понимаешь? Одной семьёй. Это же так просто, Фатима! Вот только без тебя это не складывается… Ты нам нужна. Всем нам.
– Хороша семья, - протянула я, впрочем, больше уже по инерции, чем всерьёз. – Жена спит с подругой вместо мужа, а пасынок трахается с шурином…
Женька грустно посмотрела на меня:
– Давай, расскажи мне про традиционные ценности и прочую фигню… Знаешь, мне даже интересно, как у тебя всё это в голове укладывается. Ты сама можешь жить с бабой, а твоему братику с парнем даже поцеловаться грех! Очень хочу послушать, как ты это будешь мне разъяснять, аж не могу.
Я засмеялась сквозь слёзы.
– И что мне теперь делать?
Женька пожала плечами.
– Не знаю. Извиниться перед Ваней. Успокоить Рустамчика. Объясниться с Егором. Сходить к психотерапевту и поправить кукушку…
Она встала и протянула мне руку:
– Можешь начать с того, чтобы просто поцеловать меня и позвать всех прогуляться по городу… Послезавтра улетаем, а так никуда все вместе и не сходили…
И конечно, я поцеловала её. А что мне ещё оставалось делать? У меня одна жизнь, и я могу провести её с теми, кто меня любит. С теми, кто знает меня лучше, чем я сама. И даже если я сейчас и совершаю ошибку и буду потом жалеть об этом, оно будет когда-нибудь потом. И лучше жалеть о том, что сделала, чем даже не осмелилась. А сейчас…
– Люблю вас... Тебя. Всех, – прошептала я прямо в её губы. И обняла её.
Женька чуть отодвинулась и с усмешкой произнесла:
– На нас смотрят.
– Пусть завидуют, – отмахнулась я. И оглянулась.
Иван стоял посередине, слегка придерживая мальчишек за плечи. Егор искоса поглядывал на нас с Женькой и покусывал губу. А Рустам смотрел так жадно, словно нарочно старался запомнить каждую мелочь.
Потом Егор взял моего братика за руку и подошёл вместе с ним к нам с Женькой. За ними немой тенью маячил Иван. Рустам старался не глядеть мне в глаза.
– Мам, – сказал Егор звонко, - пойдёшь с нами ужинать? Папа нас всех в ресторан зовёт.
– Нет, – ответила я твёрдо, и Егор сразу поник, а мой братик усмехнулся, он-то знал меня лучше всех. – Это я вас всех приглашаю! Можем мы хоть один вечер провести вместе как одна семья?
Дружный смех был мне ответом. И ведь никто не отказался! Чёртова семейка.


2004