Не прислоняться

На следующий день Илье хотелось проснуться – и с облегчением сообразить, что никакого «вчера» не было. Что оно наступит завтра или через неделю, а лучше вообще – никогда. Ладно, хотя бы уже сегодня, пусть это будет то самое третье октября, но только с самого начала! Раннее промозглое пасмурное утро и надо подниматься, чистить зубы, умываться, готовить себе завтрак и собираться ехать в институт. Две пары всего, физика и математика. Отсидеть и поехать к Лёшику на день рождения…

Или не поехать? Вот просто взять и не поехать! Позвонить, поздравить и вдохновенно соврать, что ему придётся задержаться после учёбы в библиотеке. Потому что старая дура Тигровна (в миру – Анна Львовна) совсем озверела и требует с него, Ильи, реферат за пропуски, и на меньшее не согласна!
Лëшик, конечно, расстроится, но переживёт. Ну, не придёт лучший друг на день рождения, значит, будет повод ещё раз отметить это дело в узком мужском кругу – «ты да я, да мать твоя». Анна Петровна даже будет счастлива, что они соберутся за одним столом, «как в старые добрые времена», когда они оба ещё учились в школе, в одном классе, где отсидели за одной партой все десять лет.
Лёша даже потом расскажет ему, наверное, что ни с того, ни с чего к нему на день рождения припёрся их бывший одноклассник Тимочка. Тот самый рыжий Тимочка, которого все терпеть не могли: и учителя, и ученики, потому что он был самый умный и всё время со всеми спорил, что-то доказывал и всегда оказывался прав.
Но не гнать же человека, если он сам пришёл с подарком и принёс с собой бутылку вискаря, которую просто вручил имениннику, как дань столу, и даже не претендовал на часть её содержимого! Он же отродясь не пил, не курил, даже с девочками не гулял, а всë пропадал целыми днями в своей художке и спортзале! Да и не водился ни с кем, сам себе голова.
Только Лëшик, один из всего класса, жалел убогого и временами вытаскивал рыжего дурачка то погулять, то в кино, то в библиотеку. Илья фыркал: «Опять ты эту морковку в довесок взял!» –  но не ревновал и даже не противился присутствию рыжего Тимочки рядом с ними. А тот ни лишний раз рта не раскрывал, ни на угощения и билеты не жадничал, лишь бы не гнали… И только в старших классах перестал набиваться им обоим в друзья после того, как у них на глазах его отлупили пятеро хулиганов из другой школы. И хотя Лëшик и Илья помогли ему подняться и даже отвели в медкабинет, где Тимочку измазали зелёнкой и кое-как привели в порядок, похоже, не простил, что за него не заступились. До самого окончания школы они оба словно перестали для него существовать.
И вдруг рыжий Тимочка вспомнил, что у его одноклассника день рождения. И пришёл, хоть его и не звали. Его ведь никогда не звали, ни разу, никуда и ни к кому – и сами к нему не ходили. Никто даже не помнил, когда у рыжего именины, а он сам, пару раз позвав их обоих и не дождавшись, махнул на это рукой.
Может, именно поэтому рыжий Тимочка даже не осмелился бы на этот раз поинтересоваться, а где же Лëшкин лучший друг Илья, и почему он никого из гостей не знает. Посидел бы себе часок-другой, да и пошёл бы себе, незваный и нежданный.
Илья представил себе эту картину так ясно и чётко, как будто прятался весь вечер у Лëшика в шкафу и похихикивал, когда рыжий парень вздрагивал от каждого звонка в дверь и вытягивал шею, пытаясь разглядеть, кто там пришёл. Но это были бы всё те же Лëшкины новые друзья по университету, один за другим, потому что старых школьных приятелей после прошлых именин хозяин зарёкся звать даже на свои похороны.
– Перепились все, переблевались, чуть всю квартиру не разнесли! – жаловался потом Илье Лëшка. В прошлом году Илья отсутствовал по уважительной причине: его забрали в армию. В этом году Лëшик, конечно, ждал бы его до последнего, пока окончательно не расстроился, и вечер точно бы не удался. Со стороны Ильи это было бы просто подло, но поправимо: он бы извинился и завалился бы к другу в субботу, с самого утра, с подарками и полным набором продуктов. А потом варил бы яйца, картошку с морковкой, резал и тёр овощи на салаты, сделал бы на пару с Лëшкиной мамой морс и котлеты. И накрывал бы сам на стол, отгоняя именинника, который так и норовил бы утащить кусочек, угрожая отлупить кухонным полотенцем или защекотать до икоты.
Он бы даже залез на стул и прочитал поздравительный стишок, если бы его попросили в шутку это сделать. Чтобы только увидеть, как Лëшик давится смехом и машет рукой, а его мама смотрит на них обоих с одинаковой нежностью и сожалением, что они так быстро выросли.  Вместе, как два брата.
Всем было бы весело и хорошо, по-тёплому, по-домашнему, потому что Илью здесь давно считали членом семьи и всегда ему были рады. А после смерти своей матери сам Илья чувствовал себя дома только здесь, в знакомой до последнего гвоздя в стене и книжки на полке квартире своего лучшего друга.
Он даже после армии приехал первым делом к Лëшке, а не в свою опустевшую квартиру, в которую уже полгода не ступала ничья нога. И, как в детстве, будто отпросившись ночевать, лежал рядом с другом на разложенном диване и, не стесняясь, ревел, как маленький, от бессилия что-либо вернуть или исправить, от сиротства и горечи потери. А Лëшик сидел всю ночь с ним, поглаживая по голове и не говоря ни слова.
Но это было тогда, до вчерашнего дня. До этого дня рождения, будь он неладен. До того момента, когда непьющий рыжий Тимочка вдруг раскупорил свою рюмку и нажрался в сопли.
А Илья потащил это тело сначала в туалет, чтобы оно смогло исторгнуть из себя всё лишнее, а потом в ванную комнату – умыть и привести в порядок.
Там-то, в ванной комнате, их и застал Лëшка, через полчаса после того, как рыжего замутило и его пришлось приводить в чувство. Нет, дверь была заперта на щеколду изнутри, но хозяин квартиры под хмельком этого не заметил, и с первого же раза распахнул дверь настежь со словами:
– Ну что вы там застряли, мы вас уже обоих потеряли…
И осёкся, глядя с открытым ртом и округлившимся глазами на то, как его друг Илья со спущенными штанами сидит на краю ванны, а голый по пояс рыжий Тимочка стоит перед ним на коленях, выставив пятки в драных носках, и, с удовольствием причмокивая, ритмично шевелит головой.
Илья мгновенно протрезвел, и с его лица сползла дурацкая блаженная улыбка, а руки, которыми он держал рыжего за плечи, мелко задрожали и опустились. Он сглотнул и отпихнул рыжего от своего паха, не глядя на то, что тот недовольно заворчал.
Илья не мог оторвать глаз от Лëшкиного лица, на котором застыло удивление и обида: «ну как же так, а?» Потом Алексей криво усмехнулся, глянул на опешившего Тимочку, повернувшего испуганное лицо к распахнувшейся двери, и молча закрыл дверь.
Было слышно, как он привалился снаружи к ней спиной и ударил по ней кулаками. Илья, как сомнамбула, натянул на себя трусы и джинсы и рывком застегнул молнию. И только после этого посмотрел на рыжего, который, как ни в чём не бывало, спокойно одевался, застегивая рубашку и заправляя её в штаны. А потом Тимочка натянул на себя свитерок без горла и, облизнувшись, проговорил:
– Прости, Илья, я не хотел, чтобы так…
Он не успел договорить, как кулак Ильи прилетел тому в те же самые губы, что только что доставляли ему удовольствие и наслаждение. Рыжий тихонечко охнул и зажал рот руками. По пальцам у его начала сочиться кровь. Он ошалело мотнул головой, словно кивая, и кинулся к раковине, пустив воду.
– Спасибо, – невнятно выговорил Тимочка вполголоса.
Илья смотрел, как вода окрашивается в розовый цвет, и плакал от осознания того, что он наделал. Потерял друга. Разбил губу рыжему дураку…  Что-то пошло не так, как он планировал сегодня утром, когда он, сидя на последней паре, планировал сегодняшний вечер.
А потом вышел вслед за рыжим в коридор, обулся, накинул куртку и, схватившись за ручку входной двери, прижался лбом к дематиновой обивке, вдыхая еë запах. Илья плакал, понимая, что никогда больше сюда не придёт, не посмеет, не сможет себе этого позволить. Даже если Лëшик его простит, он сам никогда больше не переступит этот порог.

2.

Но утро следующего дня началось не только с похмелья и осознания того, что он наделал вчера вечером. Потерял друга. Утратил дом, который успел стать ему роднее его собственного. Трахался с парнем, как последний педик.
Самое страшное, что он проснулся не у себя дома, а на соседней подушке посапывала лицом вниз знакомая рыжая башка. Илья скосил глаза и зажмурился, закусив губу: рыжий Тимочка бесстыдно лежал рядом нагишом, раскинув ноги по одеялу и привалившись своей тощей задницей к его боку!
«Я что, с ним переспал, что ли?» – обмер Илья и открыл глаза, панически оглядываясь по сторонам. Ага, вот его одежда, на полу: свитер, футболка, джинсы и даже трусы. Значит, он не раздевался сам, иначе бы по армейской привычке сложил бы всё аккуратно на стул.
А вот и чужая одежда: клетчатая рубашечка, полосатые штаны и дурацкий свитерок без горла… С другой стороны кровати, на стуле. Чуть ли не сложенные, как форма перед отбоем. Мама дорогая, что это было?
Илья опешил: ладно, рыжий раздел его, пьяного, чтобы закончить свою грязное дело, которое начал ещё в ванной у именинника! Но получается, что сам Илья вовсе не был бессознательным телом, подвергшимся чуть ли не изнасилованию. Что, он сам раздевал Тимочку и привычно, не задумавшись, аккуратно складывал его тряпки на стул?
Это могло быть только в одном случае. Если Илья не только не сопротивлялся, но даже сам хотел. Только так, и никак иначе.
Илья откинул простыню, полюбовался на собственное обнажённое тело и осторожно, чтобы не разбудить рыжего, спустился с кровати. Собрал свои шмотки в комок и уже было взялся за ручку двери, как сообразил, что он не знает: а вдруг Тимочка живёт не один? И начал торопливо одеваться, поглядывая на виновника всего происходящего.
Тот спал на боку, лицом вниз, подогнув одну ногу и выпростав вбок другую, словно в прыжке. Босые ноги с маленькими розовыми круглыми пятками и длинными стопами торчали из-под смятого одеяла, как подосиновики. Бледная веснушчатая кожа, ни единого волоска ни на руках, ни на ногах, только пара пожелтевших уже синяков на голени. Слегка вьющиеся медного цвета шевелюра. Узкие плечи с широкими лопатками и оттопыренные ягодицы со свежими ссадинами и синеватыми следами от растопыренных пальцев.
Илья посмотрел на свои ладони и невольно сглотнул: размер совпадает, улики более, чем неопровержимы. Это его рук дело.
Он вздохнул и вышел в коридор, аккуратно притворив за собой дверь. Ну точно, рыжий так и жил в родительской квартире, потому что вряд ли взрослый парень будет развешивать у себя в коридоре собственные детские портреты с родителями и собакой! Сунулся было в ванну, умыться, но глянув в зеркало, обомлел, увидев засосы у себя на шее. Прошёлся взглядом по полочкам с кучей шампуней, бальзамов, ополаскивателей и прочих девчоночки штучек, почувствовал отвращение и снова вышел в коридор. Не включая свет, нащупал свою обувь, влез в неё и, накинув куртку, выскочил из квартиры, захлопнув за собой дверь.
Когда он вышел из подъезда, то закрутил головой, удивившись, что находится в своей собственном дворе. А напротив, через двор, тёмными пустыми квадратами скалятся окна его собственной квартиры… Илью прошиб пот: получается, рыжий Тимочка всё это время жил напротив него, а он об этом даже не догадывался? Он оглянулся, прикинув расположение квартир и покраснел до корней волос… Лучше бы он этого не сделал!
Окна рыжего должны были выходить прямо на него, рядом с подъездом. Илья эти окна хорошо знал: из них частенько выглядывала полная крашеная тётка с жидкими волосами, заколотыми пучком на затылке, и визгливым голосом гнала прочь мальчишек, затеявших попинать мячик перед подъездом. Он и сейчас точно слышал этот противный высокий голос:
– Пошли вон отседова! Окна побьёте, а кто стёкла вставлять будет? Шантрапа!
Это что, мать его была? Вот ведь ерунда какая получается: они с рыжим гораздо ближе были знакомы, чем он думал…
Илью с Лëшей она тоже гоняла, хоть они и выглядели приличными воспитанными мальчиками: вечно в одинаковых рубашечках с коротким рукавом, шортах и сандалиях, а осенью и весной – в одних и тех же серых брючках и синих рубашках. Только зимой Илья надевал пуховик, а Лëшик - кожаную курточку «на рыбьем меху», которую ему привет из загрузки дядя, служивший на торговом флоте. Лëшик носил её, не снимая, пять или шесть зим подряд, пока его руки не начали вылезать из рукавов чуть ли не на ладонь.
Лëшик…
Илья сплюнул и побрёл к дому, сунув руки в карманы. Всё, забыли: и детство, и дружба, и даже этот рыжий дурачок – всё осталось позади, в прошлом, к которому больше нет возврата. Он даже не злился, а недоумевал: ну зачем, зачем он это сделал? Что ему не жилось-то спокойно? Всё же было нормально, без глупостей: отслужил, поступил, учился без троек, всë, как положено! И на тебе, вляпался в такое дерьмо, что хоть беги отсюда без оглядки. Ох, дурак!
Илья даже не винил ни в чём рыжего: понятное дело, тот всегда был с придурью, так что чего удивляться, если он оказался ещё и педиком? Во всём виноват был один Илья: это он позволил рыжему лишнее, а потом ещё и сам добавил, переспав с этим чучелом у него же дома.
И тут он сообразил, что бросил своего любовничка одного, потихоньку сбежав утром из постели. Но, вместо мстительного злорадства, ему вдруг стало так стыдно, будто он ударил нищего попрошайку вместо того, чтобы сунуть монетку в его протянутую руку. Ведь не от хорошей жизни Тимочка по мальчикам пошёл, это точно!
Он живо представил себе, как Тимочка проснётся и каково ему будет вспоминать вчерашний вечер, а потом ещё и бурную ночь, и понимать, что Илья утром просто ушёл, не попрощавшись, как от проститутки… Хорошо, хоть денег на тумбочке не оставил, а то совсем бы падать было дальше некуда!
Поднявшись к себе, Илья первым делом закинул всю одежду в стиральную машину, а потом чуть ли не час отмокал в ванне, пытаясь сообразить, что дальше делать.
Но в голову ничего не шло, кроме этих круглых розовых пяток, бледной веснушчатый кожи и засосов у него самого на шее. Нет, как Илья не силился, но ничего после того, как он вышел из Лëшкиной квартиры, вспомнить ге мог. И это его пугало даже больше, чем если бы он хоть что-то помнил.
Не спрашивать же у рыжего, как он его трахал – с удовольствием или просто так, потому что тому захотелось! А потом с испариной на лбу понял, что да, наверное, ему хотелось самому. Потому что перед его глазами стояло неопровержимое доказательство того, что ему и сейчас этого хочется. Аж скулы сводит, стоит только об этом подумать.

3.

Через два с половиной часа он возвращался из магазина вместе с рыжим и даже уже не пытался больше понять, что с ним происходит. И что будет дальше, не предполагал и не собирался.
Он тащил два пакета, по одному в каждой руке, не замечая, как ручки врезаются в пальцы. Потому что, слушая вполуха Тимочкин трёп, на самом деле то и дело поглядывал на него искоса и ничего не мог с собой поделать.
Оттого, что этот рыжий дурачок шёл с ним рядом, заложив руки в кармашки своей ветровки, перепрыгивая через лужи и заливаясь соловьём своим звонким голосом, у Ильи сносило крышу.
Нет, правда – он снова чувствовал себя мальчишкой-школьником, который тащит два портфеля за какой-то девчонкой, слушает её болтовню и боится даже поднять глаза. Потому что если он на неё посмотрит, то она сразу догадается, что у него на душе, и спросит с лукавой усмешкой:
– Ты что, влюбился, что ли?
А как отвечать на этот вопрос человеку, в которого ты как раз и втюрился по самые гланды, Илья не знал. У него же никогда ничего такого не было, даже рядом! Светка Алфёрова и Наташка Калязина не считаются: они были подруги, и ходили с Ильёй по очереди, не решаясь ни уступить его друг дружке, ни заставить его самого выбирать между ними. И на день рождения к Илье, и на Новый год они всегда приходили вместе, так что Лëшик однажды глупо пошутил, что Илье придётся жениться на них обеих.
Они даже пробовали гулять вчетвером, вместе с Лëшкой, но тот всегда чувствовал себя лишним в их компании. Потому что девчонки ревниво перехватывали друг у дружки Илью, а ему доставалась «вторая половина». Но Лёшик терпел, потому что не мог бросить друга одного, всерьёз опасаясь, что рано или поздно они Илюху порвут пополам.
А потом Илья сам решил прекратить это безобразие, и послал их обеих сразу. И ничего у него внутри не щёлкнуло и не пошевелилось, когда Светка залилась слезами, а Наташка зло бросила ему в лицо:
– Ну ты и гад, Перфилов, каких поискать! Сразу не мог сказать, что мы тебе обе нафиг не нужны?
Илья промяукал что-то вроде: «Я думал, мы просто дружим» – и получил в ответ вполне справедливое:
– Мальчики с девочками просто так не дружат!
Лëшик, как ни странно, был полностью на их стороне:
– Я думал, что ты это понимаешь, – бесхитростно сказал он, когда ошарашенный Илья пришёл к нему жаловаться на глупых девчонок.
Тогда Илья не нашёлся, что ему ответить. Но решил, что отныне будет дружить только с мальчиками. Безо всех этих глупых бабских заморочек.
А теперь он понимал, что девочки на самом деле никогда его так не интересовали. Так, как этот рыжий парень – до румянца на щеках, до путаницы в голове, до скачущего внутри тугим мячиком сердца. Так – никогда, ни разу, ничего похожего, правда.
Илья даже не ожидал от себя такого всплеска чувств и желаний, неважно, на кого бы они были направлены. Дружба с Лëшкой была ровной, тёплой и спокойной. Тот был ему, как брат родной: близкий, понятный и привычный. Илья мог обнимать его за плечо или спать с ним на одной кровати, или даже бороться в шутку, выясняя, кто сильнее… Но никогда, никогда ему не хотелось целовать Лëшика или нежно проводить ему по щеке кончиками пальцев или прижиматься к его груди, слушая, как бьётся его сердце. Ничего такого не было, даже намёка на лёгкое напряжение в паху и дрожащей истомы по всем мышцам…
А с рыжим было именно так: Илье хотелось зацеловать разбитые им самим губы до того, чтобы они перестали кровоточить и снова налились, будто вишнёвым соком. Шептать в эти маленькие оттопыренные ушки всякую чушь и чувствовать, как они подрагивают от его дыхания. Гладить бледную веснушчатые безволосую кожу на, его груди, проводя пальцами по затвердевшим розовым сосочкам, спускаясь вниз, по торчащим рёбрам до озорного выпуклого пупка. И накидываться на его пах, вылизывая, как палочку от мороженого, пока сам рыжий стонет от наслаждения и держит Илью за виски, щекоча за ушами своими тонкими пальчиками…
…Но это было потом, а сначала Илья обнаружил, придя домой, что у него закончился сахар, и, подсушив феном волосы после ванны, пошёл в магазин. Там-то на кассе его и догнал голос сзади, когда Илья начал хлопать по карманам, не обнаруживая при себе ни денег, ни карточки… Точно, он же выложил из карманов всё сразу, как только пришёл домой!
– Давай, я заплачу. Потом отдашь, – сказал этот удивительный парень, нисколько не озаботившись тем, что Илья вчера разбил ему лицо, а сегодня утром сбежал после бурной ночи.
А потом и вовсе убил Илью напрочь, вернувшись на своё место в очереди и спокойно попросив:
– Подождёшь меня? Вместе домой пойдём.
Илья механически кивнул, глядя, как рыжий вынимает из тележки продукты и складывает их на чёрную ленту. И поймал себя на том, что без труда угадывает, что рыжий вынет следующим, будто кролика из шляпы, словно сам попросил его купить это для себя.
И, не спрашивая разрешения, принялся помогать ему, складывая продукты по пакетам. А потом подхватил их оба и кивнул рыжему молча: «пошли домой!»
В этот момент он уже понял, что пойдёт с этим парнем до конца, куда бы это его ни завело. Потому что едят они одно и то же, пить не умеют оба, и хотят одного и того же.
Друг друга.

4.

Лëшик открыл дверь сам, заглянул Илье в отчаянно-умоляющие глаза и кивнул:
– Проходи.
Илья помедлил и глупой улыбкой на лице неуверенно сообщил:
– Я не один.
Алексей спокойно пожал плечами:
– Проходите оба.
Илья обернулся и махнул рыжему рукой: давай сюда! Тот взобрался по лестнице, спотыкаясь об каждую ступеньку, и замаячил за спиной Ильи, опустив глаза.
– Привет, – еле слышно выдавил он.
– Здравствуй, Тимофей, – кивнул и ему хозяин и пригласил:
– Заходи, не стесняйся.
Они медленно разулись в прихожей и замерли в ожидании, что будет дальше, не поднимая глаз.  Илья заслонил рыжего Тимочку своим телом, будто опасался, что хозяин квартиры сейчас начнёт проводить с ними воспитательную работу при помощи своих достаточно крепких кулаков. А сам рыжий съёжился и старался стать как можно более незаметным, ожидая, видимо, что его сейчас начнут морально гнобить и объяснять, что ему здесь делать больше нечего.
Но Лëша окинул их обоих изучающим взглядом и спокойно предложил:
– Чай будете или что покрепче?
– Давай, – ответил Илья сдавленно, не уточняя, что. Рыжий на всякий случай молча кивнул, соглашаясь. Алексей чуть насмешливо посмотрел на них обоих, но ничего не сказал, а просто первым прошёл на кухню и брякнул на плиту чайник.
Илья толкнул рыжего на своё место у окошка, а сам уселся на табуретку и заглянул Тимочке в глаза: не бойся, дурачок, говорить буду я. И как только Алексей, поставил перед ними дышащие паром чашки с чаем и вазочку с печеньем, как будто пригласил после уроков забежать к нему парочку друзей, проговорил:
– Лëша, прости нас, пожалуйста, за вчерашнее.
Тот стоял напротив, в своём домашнем джемпере с треугольным вырезом и холщовых штанах, опираясь спиной на дверь холодильника, с чашкой в руке и молча смотрел в окно.
– Просто я не ожидал такого, – наконец, вымолвил он, поворачивая голову. – От вас, – уточнил он, растерянно глядя то на одного, то на другого.
Илья сглотнул и глухо ответил:
– Мы тоже от себя не ожидали.
Тимочка криво усмехнулся и подал голос, не поднимая глаза:
– Илья ни в чём не виноват, – звонко возразил он. – Это я его совратил. Прости его, пожалуйста, он и так весь извёлся!
Лëша удивлённо приподнял брови:
– Что ты такое говоришь, Тимка?
Илья тоже недоумённо воззрился на него: «ты это про что, а?»
Тимочка покраснел и признался, царапая скатерть длинным пальцем с овальным ровным ноготком:
– Я давно про себя всё понял. Ещё в школе, в девятом классе. И с ума сходил по вам обоим, но делал вид, что мне наплевать. Чтобы никто не догадался, какой я отвратительный человек на самом деле, вот!
Повисла минутная пауза. во время которой каждый соображал своё. «Он что, так давно по мне сохнет? – беспомощно подумал Илья. – Хоть бы слово сказал, дурачок!» И тут же покраснел, подумав, что он ему бы ответил и как. Бедный Тимка!
А вот Алексей явно размышлял, что ему делать сейчас с ними обоими. Поглядывал на них, сидящих напротив, как набедокурившие школьники перед директором: «только маме ничего не говорите!» И наконец, усмехнулся, кивнув своим собственным мыслям. Решил.
Но Тимочка понял его по-своему:
– Да, Алёша, – проговорил он без тени смущения, – я педик. Не зря вы со мной водиться не хотели…. Но ведь Илья-то хороший! Он твой друг, самый лучший, самый верный, самый-самый… Прости ты его, пожалуйста!
Лëша задумчиво поскрёб подбородок и глянул снова в окно:
– Это ты нас прости, что мы с Ильёй тогда у кинотеатра не успели тебя отбить у тех подонков.
Илья усмехнулся м проговорил, заглянув рыжему в глаза:
– Мы думали, что ты с нами перестал общаться из-за этого…
Тимочка вскинулся и замотал головой:
– Нет! – звонко произнёс он. – Совсем наоборот, я только тогда понял, когда Илья меня тащил на свой плече, что влюбился. В него.
Лëша хмуро поинтересовался:
– Ты только что говорил про нас обоих…
Тимочка судорожно кивнул и объяснил:
– А вы всё время вместе были, так что я не понимал, как можно любить одного и не замечать другого, – и тут же торопливо добавил:
– Но ты не волнуйся, Алёша, я уже во всём разобрался! Мне нужен только Илья, а на тебя я даже не заглядываюсь!
Лëша слегка насмешливо переспросил:
– Правда? Только Илюха? И больше никто?
Тимочка уверенно кивнул. А Илью вдруг охватил жар, словно он простудился или поймал ангину, и он, даже не задумываясь, что делает, схватил рыжего за руку и поднял её к своей щеке.
– Стоп, пацаны, – глухо произнёс Алексей. – Только, чур, при мне не целоваться! Я к этому пока не готов.
Илья со смущением кивнул, а рыжий погладил его ладонью по щеке и тут же убрал руку.
– Спасибо, – пробормотал Алексей, краснея.
– Спасибо, – повторил за ним Илья. И взяв печенье, разломил его напополам: одну часть себе, а вторую половинку отдал Тимочке.
Лëша проследил за ним и помотал головой:
– Какие вы забавные! – удивился он, оглядывая обоих, словно в первый раз видел. И махнул рукой:
– Ладно, делайте, что хотите, только ко мне не лезьте с вашими глупостями!
– Договорились! – подхватил Илья и толкнул рыжего ногой под столом. Тот скорчил удивлённо-обиженное лицо и толкнул в ответ коленом Илью. А потом они оба расхохотались.
– И что вы думаете делать дальше, парни? – поинтересовался Алексей, наблюдая за ними с какой-то грустью на лице.
Илья понял плечом и неуверенно ответил:
– Жить вместе. Учиться. Работать… Может быть, даже приходить к тебе в гости, если ты не побрезгуешь. А всё остальное – как у всех, ничего особенного, правда. Дом, работа, отпуск, дни рожденья…
Он осёкся и виновато посмотрел на Лëшу.
– Прости, – сипло выдавил Илья. – Прости, пожалуйста.
Алексей дождался, пока Тимочка перестанет гладить притихшего Илью по плечу, и проговорил, как ни в чём не бывало:
– Конечно, приходите! Вы же мои друзья. Тебя, Илья, моя мама любит, как родного…  Не лишать же её удовольствия тебя немножко повоспитывать, как ты считаешь?
Они снова дружно посмеялись, и обстановка сама собой разрядилась. Алексей уселся к ним за стол, вытащив из угла табуретку и вдруг опустил глаза:
– Это вы меня простите, пацаны. Я не должен был ломиться в запертую дверь…  Сам дурак, что сразу не понял.
Илья осмелился коснуться рукой его плеча:
– Лëшик, никто ни в чём не виноват. Ни в том, что мы с Тимкой такие, а ты другой. Ни в том, что всё так получилось…
Алексей пробормотал, не поднимая головы:
– Мы же можем дальше дружить, как раньше, до этого, а?
–  Да! –  с облегчением тотчас же выдохнул Илья. И посмотрел на рыжего с радостью и торжеством: я же тебе говорил, а ты не верил!
Но тот неожиданно качнул головой:
– Нет, – сипло выдавил Тимочка. – Мы можем просто дружить. А как раньше, уже не получится. Ты ведь всë равно, не сможешь ничего забыть, правда?
Алексей удивлённо посмотрел на него:
– Ты что, Тим, думаешь мне есть дело до того, что там между вами в спальне происходит? Да живите вы, как хотите, только меня не трогайте, ясно?
Тимочка грустно усмехнулся:
– А если мы поссоримся? Или разбежимся? Тебе придётся выбирать, на чьей ты стороне!
Алексей удивился ещё больше, помолчал, а потом решительно взял их обоих за руки и сложил их на стол вместе, в одну кучу вместе с обеими своими:
– На вашей. Я всегда буду на вашей стороне, пацаны. Потому что вы мои друзья, и оба мне дороги.

5.

–  Мама уехала в столицу год назад, ухаживать за бабушкой, – объяснил Тимочка. – Это не её мама, а папина, если что. Но папы давно нет, а братьев и сестёр у него не было. Так что больше смотреть за бабушкой некому.
Илья неуверенно кивнул:
–  Хороший человек твоя мама, – проговорил он с удивлением. Не ожидал он от крашеной крикливой тётки с визгливым голосом такого поступка.
– А, по-моему, она просто хочет квартиру в столице, – опустив глаза, тихо сообщил Тим. И вскинулся, когда Илья чуть ли не с досадой упрекнул его:
–  Ты что такое говоришь? Это же твоя мама!
Тимочка зачем-то потрогал мочку уха и неохотно ответил:
–   Вот именно. Я-то её лучше всех знаю.
Илья запустил ему пальцы в волосы, поглаживая и массируя кожу головы. Тимочка сидел у него на коленях и млел, как рыжий котяра, которого чешут за ухом, только что не мурлыкал.
–  А ещё я думаю, что она обо всём догадывается и специально оставила меня одного, чтобы не видеть всего этого, – с закрытыми глазами проговорил Тим.
Илья вздрогнул и тут же рассмеялся:
–  Да ну, рыженький мой, брось! Придумал тоже: догадывается! Я бы нипочём не догадался, если бы ты первый меня не поцеловал!
Они сидели у Тима на кухне, на табуретке возле окна. Их в окно видно не было, а они могли спокойно любоваться закатом в проёме между домами и в разрезе штор. Хоть голышом, как сейчас, когда батареи жарили, как раскочегаренные. Главное – не включать свет.
– Да уж, нашёл я время и место, – пробормотал Тим виновато. – И как ты только согласился, не понимаю…  Я думал, ты меня убьёшь, дурака.
Илья потёрся носом о его голую безволосую грудь и вдохнул запах его подмышек, от которого чуть не закружилась голова.
– Я тоже так думал в первый момент, – честно признался он и с улыбкой продолжал:
– Но только в самый первый! Потом мне понравилось.
Тимочка осторожно молча кивнул. А Илья провёл пальцем ему по губе, где ещё темнела коричневая корочка и вздохнул:
– Ты самый замечательный парень на свете, – искренне сказал он. –  И я ничуть не жалею, что согласился тогда на это…
Тимочка протянул руку и погладил его сзади по шее, до самого затылка, глядя в глаза:
– Пока что не жалеешь, – сказал он.
Илья даже задохнулся от этой детской, почти уже забытой, ласки и слегка обиженно удивился:
– Что значит – «пока», Тим? Я никогда об этом не пожалею! Я катился по жизни, как бильярдный шар по столу, от битка в лузу. Сталкивался лбом с одними людьми, с другими, с третьими, так что искры из глаз! И нигде не чувствовал себя на своём месте, понимаешь? А с тобой я чувствую себя самим собой, Тим! Как будто весь мир стал настоящим и всё теперь идёт, как надо! Как мне надо, Тим, понимаешь?
Тим закусил губу и отвёл глаза.
– Рано или поздно, все узнают, – почти прошептал он. – А вдруг ты тогда передумаешь?
Илья отчаянно помотал головой:
– Нет, Тимка, я не передумаю! – твёрдо пообещал он. – И ты не бойся, рыженький мой.  Я смогу тебя защитить. Тебя больше никто не тронет. Я любому морду разобью, кто что плохое скажет.
Рыжий тихо засмеялся и поцеловал его в нос.
– Смешной ты парень, Илюха! – улыбнулся он. – Мы уже давно не в школе, и меня никто не собирается отлупить…
Илья упрямо возразил:
– А мне кажется, что мы всю жизнь то в одной школе, то в другой. В институте, в армии, да где угодно! Только экзамены, которые мы сдаём, совсем иные… На честность, на порядочность, на преданность. И сдаём мы их самим себе, своей собственной совести. Конечно, можно и здесь смухлевать, списать, но зачем? Себе дороже выйдет.
Рыжий удивлённо открыл рот:
– Ты удивительный человек, Илюха! Иногда мне кажется, что ты простой парень, весь, как на ладони… А потом вдруг как скажешь что-нибудь такое – и у меня мороз по коже! Как это тебе только в голову приходит?
Илья пожал плечами:
– Это не мороз, это мурашки, – смешливо сообщил он. – Они вкусные!
Он хитро сощурился и лизнул рыжему плечо. А потом заглянул в растерянные потемневшие глаза и успокоил:
– Не бойся, Тим. Я тебя никому в обиду не дам. Даже самому себе. Обещаю.

6.

Через две недели Илья переехал к Тиму, а ещё через месяц сказал, что собирается сдавать свою квартиру и попросил того помочь ему разобрать вещи.
Тимочка сначала охотно согласился, но потом, когда увидел, как Илья безжалостно отправляет на помойку свои детские игрушки, книжки и одежду, воспротивился:
– Это всё может кому-то ещё пригодиться!
Он решительно отложил в сторону коробки с шахматами и нардами, металлический конструктор с болтиками и гайками и старенькую игрушечную железную дорогу.
Илья посмотрел, как он, сидя на полу, гладит ладошкой облупившийся маленький паровозик, и неловко спросил:
– А тебе жалко, что ли?
Тимочка молча кивнул и поднял на него слегка покрасневшие глаза:
– У меня такого никогда не было, – бесхитростно признался он. – А я о нём так мечтал, не поверишь, даже в десятом классе!
Илья тоже покраснел: он забросил свою железную дорогу ещё в классе восьмом, когда у него появились другие развлечения: магнитофон, гитара, девочки и посиделки с пацанами в гараже. Ему вдруг стало жалко того рыжего одинокого мальчишку, которому, наверное, никогда не дарили того, что он хотел. И никто не хотел с ним играть, даже он сам, Илья... Придётся это исправить!
Илья с усмешкой подмигнул Тимочке:
– Забирай! Дома поиграем.
Тим удивлённо округлил глаза:
– Дома? Ты же сейчас у себя дома, Илья!
Тот отложил в сторону книжки, которые снял с полки над своим столом. Провёл ладонью по корешкам, глянул исподлобья на рыжего друга и помотал головой:
– Нет, я здесь никогда не был, как у себя. Я должен был стучаться и спрашивать разрешения перед тем, как войти в мамину комнату. А она заходила ко мне, когда хотела… Я должен был мыть посуду и складывать чашки, тарелки и кастрюльки только в том порядке, как она сказала. И никак иначе.
Он окинул взглядом комнату и усмехнулся:
– Даже здесь всё было не так, как мне нравилось, а как ей удобно. Я просил переставить кровать к окну – «нет, продует!». Турник на дверь вешать нельзя, «башку расшибёшь!» Книжку за столом, когда ешь, или в постели читать нельзя, «глаза испортишь». По дому ходить в тапочках, к дверям не прислоняться…
Тимочка удивлённо поднял брови:
– Что? К каким дверям?
Он посмотрел на пустой проём в комнату и перевёл взгляд обратно на Илью.
Тот усмехнулся и объяснил:
– В детстве у меня была привычка хлопать дверью в свою комнату, если мы с мамой поругались. А потом прислоняться к двери изнутри и упираться ногами в пол, чтобы никого не пускать…
Он бросил быстрый взгляд на дверной проём и опустил глаза.
– Поэтому однажды она сняла дверь.
– Она просто о тебе заботилась, – осторожно проговорил Тим, касаясь его плеча. – Как могла и как умела.
 – Да, наверное, – вздохнул Илья. И быстрым движением вытер глаза.
– Ты по ней сильно скучаешь? – тихонько спросил Тим. Илья молча кивнул. – Тогда, может, тебе стоит остаться?
Илья усмехнулся и взял его за руку, помотав головой.
– Мой дом там, где ты, Тимка. А это была её квартира. Здесь просто прошло моё детство.
Тим огляделся: пожелтевшая географическая карта полушарий на стене, опустевшие полки, забытый кактус и маленький глобус на окне, гантели и сдавшийся футбольный мяч в углу…
– И поэтому ты хочешь выкинуть на помойку всё своё детство? – ошарашенно спросил рыжий, сжав его руку.
Илья усмехнулся:
– Ну, ты же не будешь всю жизнь спать в своей детской кроватке, даже если она когда-то была самым уютным местом на свете! – насмешливо произнёс он. И, кашлянув, серьёзно ответил:
– Я оставлю только фотографии. И заберу с собой любимую чашку. Всё остальное здесь мне уже не нужно. Я вырос и хочу жить совсем по-другому и не здесь…
Он наклонился и поцеловал рыжего.
– Можно с тобой? – просто спросил Илья.

7.

Они нагрянули к Лёшке с ящиком пива и детской железной дорогой в гости вечером в субботу. Дверь открыла Лëшина мама, как всегда, в шерстяной юбке, вязаной кофте и тёплых носках – и заулыбалась, увидев Илью:
– Ну наконец-то! А то я уж подумала, что увижу тебя только на собственных похоронах!
Илья смущённо потупился:
– Что вы такое говорите, теть Ань! – и только уже собирался представить своего рыжего, как та пригляделась и всплеснула руками:
– Тимочка! Это ты, что ли? Прости, сразу не признала, богатым будешь!
Тимочка улыбнулся ей в ответ и поздоровался:
– Здравствуйте, Анна Петровна!
А та отступила в прихожую, поранив их за собой и крикнула:
– Лёша! К тебе тут ребята пришли!
Лëшка выглянул из своей комнаты и тоже удивился, оглядывая рыжего с ног до головы:
– Ну ты даёшь, Тим! Я тебя даже не сразу узнал!
Тот покраснел и усмехнулся:
– Я сам себя сегодня не узнаю, – и ткнул пальцем в Илью:
– Это всё он! – наябедничал рыжий.
Тот пожал плечами и развёл в стороны руками с пакетами:
– Хоть ты скажи, что так ему больше идёт!
Сегодня дней он затащил рыжего в магазин после того, как тот зацепился в вагоне метро за отставшую стойку и порвал свои полосатые штанишки. Рыжий сначала отнекивался и упирался, но Илья был непреклонен: никаких зашить-заштопать, в рванье мой парень ходить не будет!
Тот, естественно, выбрал клетчатые штаны и с удивлением посмотрел на ценник:
– Да ну! Столько денег за какую-то тряпку?
– Это фирменная коллекция от итальянского дизайнера, – напыщенно сообщила девушка-продавщица в унылом сером платье с логотипом магазина.
– Ага, а сделано в Китае, – усмехнулся Илья. И вдруг заметил тёмно-зелёный джинсовый костюмчик, штаны и курточку, вроде как подходящего размера. И подал его рыжему, кивнув на примерочную:
– Давай посмотрим, а?
Тот сразу отвёл глаза:
– Я это не надену, – пробормотал он. – Никогда не носил джинсу, и не собираюсь!
Девушка загадочно посмотрела на него и вдруг выложила на прилавок голубую рубашку с шитым серебром узким воротом:
– Забирайте в подарок, если возьмёте костюм!
Тимочка обалдел, глядя то на неё, то на рубашку, и даже потрогал ногтем серебристый узор. Илья усмехнулся про себя и небрежно поинтересовался:
– Только в подарок?
Девушка-продавец кивнула и вполголоса объяснила:
– Костюм последний, мне его продать надо. Я вам даже скидку сделаю, только возьмите!
Илья кивнул и достал деньги. Тимочка сглотнул, посмотрел на него, как удав на телеграфный столб, махнул рукой и пошёл переодеваться. А когда он вышел из примерочной, Илья и девушка в один голос воскликнули:
– Ого!
– Вот это да!
Тимочка мило застеснялся и глянул на себя ещё раз – в ростовое зеркало, торчащее посреди зала.
– Не, даже не вздумай! – шутливо испугался Илья. – Всё девчонки будут твои! Проходу не дадут, пока не пощупают, настоящий ты или нет!
Тимочка порозовел и посмотрел на Илью исподлобья:
– Ты считаешь, мне идёт? – спросил он неуверенно.
– Ага, – честно ответил Илья. – Ещё как! Ты в нём, как самый настоящий эльф из сказки… Только туфелек с крылышками не хватает!
Тимочка тихонько засмеялся:
– Илюха, это у ангелочков сандалии с крыльями! А эльфы ходят в обычных полукедах!
Илья обернулся к продавщице:
– А можно полукеды померить?
Та улыбнулась:
– Может, ещё что-нибудь захватить? Чтобы два раза не бегать!
Тимочка смущённо покачал головой, прикусив язык. А потом, когда они вышли на улицу, коснулся рукой Илюхиного плеча и с чувством проговорил:
– Спасибо!
– Поцелуешь дома! – засмеялся Илья, чувствуя, как у него теплеет в груди. Он смотрел на Тимку и радовался: теперь его парень выглядел, как картиночка! Не в каких-то там полосато-клетчатых безразмерных тряпках, а в нормальной мужской одежде. Он даже расправил плечи и стал стройным, красивым молодым мужчиной.
Где раньше были его глаза?
Остался только последний штрих: проходя мимо парикмахерской, Илья пригладил себе волосы и предложил:
– Зайдём? Мне бы постричься надо.
Тимка подозрительно посмотрел на него, но промолчал. И ничего не сказал, когда Илья, пошептавшись с мастером, усадил его самого в кресло перед зеркалом. И просто закрыл глаза, когда на него накинули простынку.
Зато минут через двадцать, когда он их открыл, изо рта у него вырвался изумлённый возглас:
– Это я, что ли?
Илья молча кивнул ему с соседнего кресла, удивляясь не меньше рыжего. Он ведь всего-навсего попросил мастера сделать его другу приличную стрижку… А тот взял и сделал из его парня самого настоящего лесного эльфа!
Илья молча расплатился, взял обалдевшего Тима под локоток и вывел из парикмахерской на улицу. Тот даже не спорил, ошалело стреляя взглядом по сторонам на оборачивающихся на них прохожих. А потом аккуратно высвободил свой локоть и зашагал с ним рядом, опустив глаза:
– Куда теперь? – тихонько поинтересовался он у Ильи. – В церковь, в ЗАГС, на кинопробы?
«Домой», – хотел сказать Илья, но вместо этого усмехнулся и предложил:
– Давай навестим старого друга с пивом и паровозиками! – весело проговорил он, заглядывая в его ореховые глаза. И увидел в них сначала изумление, потом согласие, и, наконец, почти детское предвкушение праздника.
– Давай, – охотно согласился рыжий. И помолчав, немного скованно поинтересовался:
– Ты решил сегодня все мои мечты подряд исполнить, даже не спрашивая?
– Ага, и свои тоже, – беззаботно пожал Илья плечами, поглядывая по сторонам. И, дождавшись, пока рядом не осталось ни прохожих, ни скучающих на остановках пассажиров, притянул к себе рыжего и поцеловал прямо в губы. А потом взял за руку и за два шага перед лужей громко заявил:
– Прыгай, не бойся!
Рыжий на секунду раззявил рот, а потом кивнул и предупредил:
– На счёт «три!»
Илья усмехнулся, подождал, пока Тим очень серьёзно отсчитает от одного до трёх, и сиганул вместе с ним через лужу, не разнимая рук. И заливисто захохотал на той стороне, хлопнув его по плечу: Рыжий Тим сначала посмотрел на него, как на сумасшедшего, а потом присоединился.
– Ну как? – спросил Илья, отсмеявшись. – Всё, хватит на сегодня, или ты готов к новым подвигам?
Рыжий помотал головой и сказал со счастливым лицом:
– Спасибо, Илюша, но хватит, ты прав, – и с грустной улыбкой добавил:
– Только знаешь, мне это всё было очень нужно лет пять назад…
Он смотрел на Илью без упрёка или досады, словно спрашивая: «А тебе?»
– Зато теперь ты не сможешь сказать, что у тебя этого не было, – проворчал Илья. И усмехнулся, увидев, как рыжий снова разинул рот и охотно кивнул.
– Нас ещё ждёт пиво и паровозики, – напомнил Илья.
– Зачем ты это делаешь? – с любопытством поинтересовался рыжий, заглядывая ему в глаза.
Илья помедлил и честно ответил:
– Хочу, чтобы ты был счастлив.
Рыжий улыбнулся ему и признался:
– Я и так счастлив. С тобой.
А когда Лëшик, посмотрев на Тима, усмехнулся и сказал, что даже немножко ему, рыжему, завидует, тот просто расцвёл и обнял их обоих:
– Спасибо, ребята, вы настоящие друзья!
А те переглянулись и прыснули, как мальчишки:
– Пиво доставай!
– Сначала паровозики!
– Чур, мой товарняк!
– Бокалы не надо…
– Крестовину давай!
– А розетка у тебя где?
– А где ещё одна стрелка?
– Удлинитель тащи, не хватит провода…
–  Всё правильно собрали?
– Поехали! – выкрикнул Тимка, сидя на полу со счастливыми глазами. Лëшик улыбнулся, откупорил бутылку пива и передал ему.
И тут Илья до зубовного скрежета пожалел, что это не произошло лет на пять раньше.

8.

Дружили бы они втроём, как настоящие мушкетёры: «один за всех и всё за одного» – и ничего бы этого не было. Всё было бы иначе, правда?
Лëшкина мама так бы и замирала на пороге его комнаты с лёгкой улыбкой на лице, глядя, как её сын и двое его друзей гоняют по полу паровозики – и немного постояв в приоткрытой двери, уходила, чтобы не мешать и не смущать.
Лëшка бы заигрывался, как маленький, до восторга, мимолётных обид и глупых споров, отбросив обычную свою рассудительность и тактичность. И с раскрасневшимся лицом хлопал бы друзей по плечу и хохотал, запрокинув голову и опираясь на отставленные назад руки.
Может, потом они бы вместе ходили в гараж и с тем же увлечением ковырялись бы в Илюхином мопеде или автомобиле Лëшиного отца. А потом, перемазанные, уставшие, но довольные, шли бы на речку купаться, болтая по дороге обо всех и ни о чём.
А если бы Лëшка не разругался в пух и прах со своей Настей, были бы свидетелями на его свадьбе и в этой же комнате стояли бы в своих взрослых костюмах и белых рубашечках, поглядывая на посерьёзневшего и притихшего жениха. Нет, они не дали бы им поссориться, конечно, ведь они же друзья! Уболтали бы, разговорили и всё было бы, как надо.
Илья вдруг понял, что им именно рыжего и не хватало для всего этого обычного человеческого счастья и простой обыденной жизни. И со стыдом вспоминал, как ревновал Лëшку и обижался на него за то, что тот тащит с собой «рыжую морковку» и в кино, и на пляж, и даже просто на великах покататься. И даже не смотрел на Тимку, как на человека, не интересовался им и не принимал всерьёз.
А теперь уже поздно: пасьянс не сложился, потому что кто-то смухлевал. И это был он, Илья! Но самое смешное то, что именно он и влюбился в этого рыжего парня потом, когда их детство закончилось, и ничего уже было не поправить и не вернуть.
Они разошлись по домам после полуночи, оставив паровозики у Лëшки и слегка громковато прощаясь под хмельком.
«Спасибо, пацаны, заходите ещё!» –  сердечно попросил хозяин и напоследок обнял их обоих. Безо всякой задней мысли и тоскливого удивления в глазах.
А у рыжего на лице блуждала лёгкая мечтательная улыбка и он, вопреки своему обыкновению, был молчалив и задумчив. Он был невероятно прекрасен в своей новом образе и даже начинал к нему привыкать…
 – Спасибо, Илья, – сказал он у самого подъезда. И тогда Илья, прижав его ко входной двери, стал целовать своего рыжего жадно и нежно, будто бы в первый раз. Несмотря на его небольшое сопротивление поначалу и весёлую дрожь от лёгкого смущения с капелькой стыда, что они оба делают что-то запретное и оттого ещё больше возбуждающее.
Они потеряли счёт времени и даже само чувство реальности, увлечённые друг другом и не замечая ничего вокруг.
–  Смотри-ка, пидоры! –  раздалось вдруг рядом, чуть ли не над самым ухом, пьяное возбуждённое гоготание.
Илья оторвался от рыжего и развернулся. Мимо подъезда шли трое парней, почти того же возраста, что и они. В обычных куртках и штанах с кроссовками, с бутылочками пива и пакетиками чипсов в руках. Лица их были смутно знакомыми и чужими одновременно, словно у пассажиров в автобусе, с которыми каждый день ездишь на работу или учёбу, и даже знать не знаешь, как зовут.
Илья развернулся к ним лицом, закрывая собой Тимку:
–  Шли бы вы, ребята, по своим делам, – миролюбиво предложил Илья, шаря по карманам в поисках ключа. Рыжий за его спиной замер и съёжился, точно старался сделать вид, что его тут и не было.
–  Что-о-о? – протянул один из троицы. –  Он нас послал, пацаны? Или я не понял?
Илья вздохнул, не глядя, сунул рыжему ключ от его квартиры и быстро приказал:
– Дуй домой и запрись. Не выходи ни в коем случае!
И запихнул онемевшего друга в подъезд, привалившись к двери снаружи спиной, чтобы тот даже не пытался её открыть.
Троица ухмыльнулась и направилась к нему.
– Ты что-то сказал, урод?
– А ну повтори, если смелый!
Илья усмехнулся, прикидывая, кто самый опасный и кого вырубить первым. А потом в голове неожиданно всплыло имя, и сложилась картинка: пустырь за домом, футбольный мяч под ногой и растерянное лицо обманутого вратаря:
– Вадик, – выдохнул Илья. – Три – один, помнишь?
Низкорослый крепыш раззявил рот и уставился на него, помотав головой.
– Илюха? –  недоверчиво переспросил он. – Ты, что ли?
Илья молча кивнул, глядя, как остальные двое парней, у которых чесались кулаки, недоумённо смотрят на своего товарища.  А потом увидел, как вдоль дома к ним бежит знакомая фигура, на ходу натягивая куртку.
 «Молодец, Тимка, не растерялся», – с неожиданной теплотой подумал он. Лëшка успел как раз к тому моменту, когда Вадик, неуверенно оглядываясь на Илью, уже чуть ли не силой уводил своих приятелей. А сам Илья, привалившись к двери подъезда, переводил дух, чувствуя запоздалую дрожь в ногах.
Лëшка даже кивнул кому-то из троицы на ходу, как старому знакомому. Ну да, один двор, все вместе росли, как же без этого!
– Всё в порядке? – встревоженно спросил Алексей, оглядывая Илью. – Что случилось?
Илья отвёл глаза, пожал плечами и коротко объяснил:
– Докопались.
Алексей помолчал, похлопал его по плечу и посоветовал:
– Осторожнее надо быть.
Илья молча кивнул, закусив губу.
– Ладно, тогда я пошёл, – сообщил Алексей, и слегка ссутулившись, медленно побрёл к своему подъезду.
– Спасибо, Лëша, – крикнул ему вдогонку Илья. Тот кивнул, не оборачиваясь, и пошёл дальше. А Илья смотрел ему вслед, как тот уходит, и понимал, что теперь им с Тимочкой в этом дворе не жить и больше не забегать по дороге в гости к старому другу.
Опять же, по его собственной дурости. Сказано же было: «к дверям не прислоняться!» Неужели надо объяснять это двадцать раз?

9.

– Уезжать вам надо, пацаны, – спокойно произнёс Алексей, закидывая удочку и опуская удилище в свежую, только что срезанную рогатку, воткнутую между камней в песок.
Илья и Тим, которые только что дурачились и весело боролись, якобы отнимая друг у друга жестянку с червями, замерли и удивлённо на него воззрились:
– Зачем? – не понял Илья, отпуская Тима. Поставил открытую баночку на камень и огляделся вокруг.
Река еле заметно текла вдоль заросших камышом берегов, словно неторопливо укачивая широкие листья кувшинок и опавшие листья. Деревья на том берегу пламенели красными и оранжевыми пятнами среди тёмно-зелёных сосен. Сероватое пасмурное небо над головой словно светилось изнутри, растекаясь мутной мокрой ватой облаков, а где-то совсем рядом негромко шумела трасса.
Это было их с Лëшкой любимое место на речке, чуть ниже моста, с узким песчаным пляжем и большим камнем у самой воды. На этом камне они с Лëшкой обожали сидеть, накупавшись и молча глядя на поезда, со стуком и лязгом пролетающие мимо металлической решётки ферм.
– Куда? – помедлив, осторожно поинтересовался рыжий, насаживая червяков себе и другу.
Алексей обернулся и посмотрел на них с жалостью и сочувствием:
– Подальше отсюда, – коротко объяснил он.
Илья хмыкнул и поблагодарил Тима, погладив его плечу. А потом закинул поплавок чуть выше по течению, чтобы лески удочек не перепутались, и спросил:
– Зачем, Лёш? Нам и здесь хорошо… Здесь наш дом, наши друзья, наша родина.
Тим осторожно тронул его за локоть: «Подожди, дай человеку сказать!» Илья, как всегда, смутился и отвёл глаза. Он так и не мог привыкнуть к этому безмолвному пониманию, что неожиданно возникло между ним и рыжим. Когда так чувствуешь другого человека, что даже слова иногда не нужны, потому что он словно живёт в твоей голове и думает про тебя вслух рядом с твоими собственными мыслями!
У него такого никогда раньше не было. А у Тимы он не спрашивал, было или нет. Илья понимал, что он у рыжего не первый. Но ни слова об этом не говорил, не спрашивал, чувствуя, что Тимочка за это ему благодарен.
Алексей помолчал и ответил:
– Вы хорошие ребята, правда, – проговорил он. – И подходите друг другу… Только здесь вам житья не будет, пацаны.
Он пнул камушек и как бы нехотя закончил:
– Есть другие страны, где никто не будет смотреть на вас косо, и не надо бояться ничего. Где вы просто будете счастливы.
Тимка неохотно кивнул и, запинаясь, спросил:
– А ты?
Лёша едва заметно усмехнулся:
– Буду по вам скучать. В гости приеду, если позовёте. Но моя жизнь здесь.
Илья вздохнул и помотал головой:
– Наша с Тимкой тоже, – возразил он, не спуская глаз с трёх поплавков – красного, жёлтого и белого, медленно плывущих по течению к мосту. – А там у нас никого нет. Даже тебя.
– Мы останемся, – пробормотал рыжий, не глядя на Илью. – Проще всего сбежать от трудностей и делать вид, что вам в порядке… Но от себя не убежишь правда?
Алексей улыбнулся ему и спросил:
– А если бы ты был один, Тима? Такой, какой ты есть – умный, талантливый и непохожий на всех? Ты бы уехал?
Тот нехотя кивнул, отворачиваясь к реке:
– Да, наверное, – произнёс через силу он. И посмотрел на Илью. – Я так и хотел раньше.
Тот молча стоял и прислушивался к их разговору, не уронив ни слова. Будто думал о чём-то своём.
– А теперь – нет, – решительно заявил Тимочка. Встал и, подойдя к Илье, обнял его со спины и прижался к ней щекой. – Теперь я не один, и никуда без моего любимого не поеду!
Илья даже застеснялся от такой доверчивой ласки и неожиданного признания, что в голове у него всё перепуталось.
– То есть, если я всё-таки соберусь куда-нибудь, то ты поедешь со мной? –  насмешливо поинтересовался он.
– Да, – просто ответил рыжий. – С тобой – куда угодно.
Алексей тихонько засмеялся и проговорил:
– Какие вы классные, ребята! Я вам даже немножко завидую.
Рыжий помолчал и осторожно поинтересовался:
– Это потому, что у тебя никого нет?
Алексей глянул на него искоса и помотал головой:
– Это потому, что вы есть друг у друга. Я же поначалу не думал, что у вас всё так сложится, серьёзно. Даже боялся, что вы быстро наиграетесь и разбежитесь… А теперь я смотрю на вас и, честное слово, даже радуюсь! Никогда бы не подумал, что так будет, – честно признался он, не отводя глаза. И спокойно глядел на то, как одни его друг обнял другого и поцеловал.
– Спасибо, Лëша, – немного смущённо проговорил Тим, отпихивая Илью: «Что ты делаешь, на нас же смотрят!»
«И пусть смотрит, он же не против», – ответил ему взглядом Илья. А вслух повторил за своим другом:
– Спасибо, Лëша, что думаешь о нас. Но мы сами разберёмся с этим, правда.
Тот кивнул и ответил:
– Я всего лишь хочу, чтобы у вас всё было хорошо, ребята. Вы же оба мои друзья.

10.

– Ну давайте прощаться, – проговорил Алексей, как только объявили посадку. «Долгие проводы – лишние слёзы», как любила говорить его мама, Анна Петровна.
Тим сразу полез к нему обниматься и даже быстро зашептал ему что-то на ухо. А потом похлопал по спине и отпустил, отвернувшись в сторону.
Илья протянул руку и привлёк Лëшика к себе:
– Если всё-таки вдруг надумаешь, то приезжай! Работу найдем, поначалу у нас поживёшь. Потом сам что-нибудь придумаешь.
Алексей пожал плечами и посмотрел на них обоих:
– Может быть, когда-нибудь, – не стал спорить он и вдруг словно спохватился:
– Ничего не забыли? – лукаво поинтересовался он, доставая из кармана два маленьких паровозика и протягивая им обоим.
Илья с Тимом грустно улыбнулись, и Тим накрыл Лëшину ладонь рукой:
– Пусть у тебя побудут. А мы, может, в гости зайдём, поиграем.
Илья кивнул и опустил глаза.
– Вы же вроде не собираетесь возвращаться, – удивился Алексей. Но охотно убрал паровозики обратно в карман, словно талисманы, едва заметно вздрогнув, когда Илья снова обнял его и даже поцеловал. Аккуратно, в мочку уха, чтобы никто не заметил.
Илья со вздохом отпустил своего лучшего друга, подхватил их общий с Тимом чемодан на колёсах и взял своего мужа под локоть:
– Пойдём.
Они уже два года жили в другой стране, как супруги, зарегистрировав брак. Сначала Илья сопротивлялся, говорил, что не хочет быть чьей-то «жёнушкой». Но когда Тим внезапно слёг в больницу и три дня был между жизнью и смертью, Илья кусал себе локти, что не может ни подписать документы, ни потребовать не отключать аппараты, ни добиться более частых посещений, чем три раза в неделю. Они по местным законам были друг другу никто.
Поэтому, как только Тима выписали, Илья сразу же подал заявление в магистратуру. А, когда через неделю на торжественной церемонии надел ему кольцо на палец, услышал:
– А теперь я хочу детей.
Илья ошалело поморгал и заржал, как конь:
– Ну ты даёшь, Тимка! Не успел замуж выйти, как сразу дети понадобились!
Тот очень серьёзно кивнул:
– Да, мой хороший. Для меня семья – это обязательно дети, друзья, собаки и всякое такое. А ты против, что ли?
Илья помотал головой и с неожиданной для самого себя тихой радостью заявил:
– Нет, не против!
Тим смущённо признался:
– Я просто боялся даже заговорить с тобой раньше на эту тему. Не знал, с чего начать…
Илья усмехнулся и проговорил:
– А ты не бойся, Тим! Хватит уже бояться.
И ровно через неделю отчитался:
– С понедельника нас ждут на курсах приёмных родителей, я уже нас обоих записал. Потом нужно пройти медосмотр в клинике и отдельно получить заключение у психолога. А прошение об усыновлении ребёнка мы можем подать только вместе, мы же теперь законные супруги.
Тим с улыбкой кивнул:
– Знаешь, Илья, я тебе так благодарен за всё, что ты для меня делаешь!
Илья усмехнулся и поправил:
– Для нас, Тим. Для нас обоих. Я всегда всё делал для нас.
С тех пор, как они стали жить вместе, прошло почти семь лет. За это время случилось много всего разного, и хорошего, и не очень. Они оба закончили свои институты: Илья – Политех, а Тимка – Техноложку. У Тима сначала умерла бабушка, а потом, через три года – и мама. Целый год после этого рыжий ходил, как в воду опущенный: ничто его не радовало, и ничего ему не хотелось. Поэтому, как только Илье предложили работу в другой стране, он, не раздумывая, согласился. Но попросил найти место и для своего парня.
Будущий его работодатель сначала опешил, но без лишних расспросов пообещал поискать, потому что молодой перспективный специалист ему был нужен, как воздух. И через месяц Илья после ужина выложил перед своим парнем контракт и два билета в чужую страну со словами:
– Ты обещал, что поедешь за мной куда угодно.
Рыжий сначала нерешительно замер, разглядывая бумаги, а потом неуверенно кивнул:
– Ладно.
Илья хлопнул его по плечу:
– А с языком ты мне поможешь, у тебя же к ним талант!
Рыжий кивнул и оглядел свою кухню:
– А что с этим всём делать?
Илья пожал плечами:
– Я свою продам, а ты – как хочешь. Мало ли, надумаешь вернуться…
Рыжий молча помотал головой:
– Нет, – почти неслышно прошептал он. – Уезжать, так совсем.
Два месяца ушло на сборы, и ещё полтора года продавалась их недвижимость. Пока очередной кризис не сделал её не худшим вложением денег, чем банковские счета или облигации.
Это им объяснил Алексей, который уже давно работал экономистом:
– Если вы подождёте немного, пацаны, то через пару-тройку лет ещё выгоднее отдадите!
Илья посмотрел на него и покачал головой:
– Нет, мы лучше сразу там своё купим, чтобы на аренду деньги не тратить!
А рыжий согласно закивал, словно хотел как можно быстрее со всем этим покончить. У него даже глаза заблестели в первый раз после смерти его мамы.
И Лёша глянул на них обоих и просто сказал:
– Ладно.
Они прилетели на родину через два года, уже с видами на жительство и со свидетельством о браке. У Алексея сначала челюсть отвисла, а потом он усмехнулся и сказал:
– Я очень рад за вас, но здесь вы лучше это никому не показывайте. Не поймут.
Они засмеялись оба и замерли, когда он с грустной улыбкой произнёс:
– Мама моя любила шутить, что вам бы пожениться, а то вы всё время вместе и друг без друга никуда.
– Она просто знала, – кивнул Илья, опустив глаза. – Мы нечаянно один раз ей на глаза попались.
Тимка покраснел, вспомнив, как они целовались с Ильëй на тёмной лестнице в Лëшкином подъезде, и как открылась дверь, и знакомый голос спросил:
– Вы чего ж это делаете, дурачки?
Умерла Анна Петровна сразу после Нового года: отметила праздник вместе с сыном, легла спать и не проснулась. Если бы Тим с Ильëй об этом знали, то сразу сорвались бы, взяв отпуск на несколько дней, к нему, помогать и утешать. Но Лëшка сообщил им только после похорон, когда можно приехать на сорок дней. И они прилетели одним днём, потому что это были выходные и даже отпрашиваться не пришлось.
– Домой не тянет? – спросил тогда Алексей после того, как они вышли из кафе, в котором проходили поминки. Слабая позёмка заметала их следы, было холодно и неуютно, что на улице, что в Лëшкином опустевшем доме.
Илья просто помотал головой в ответ, а Тимка положил Лëшке руку на плечо, заглянул в глаза и ответил:
– Нет, Лёша… У нас же тут больше никого не осталось, кроме тебя.
А потом неуверенно предложил:
– Может, и ты к нам переберёшься? Зачем тебе здесь одному оставаться, а?
Тот с усмешкой накрыл его руку ладонью:
– Спасибо, Тимка! Но усыновлять меня уже поздно, а на пенсию ещё рановато! Я как-нибудь сам справлюсь, не переживай.
Тим кивнул, но было видно, что не переживать за друга он не может. И поэтому, когда они сели в самолёт, Илья достал из своего портфельчика папку и сунул рыжему:
– На, пока почитай, а я посплю.
В папке были документы на мальчика двух лет от роду, от которого отказалась его мать, их соотечественница, работавшая в их новой стране официанткой. Вместо данных об отце стояли прочерки.
Хорошенький такой рыжий мальчонка с голубыми глазками, пшеничными волосами и смешными оттопыренными ушками.
Он был от рождения незрячим. Его мать оставила своего ребёнка, потому что «не могла обеспечить ему должный уход.»
Из-за проблем со здоровьем опекунство было невозможно, только полное усыновление. Сейчас мальчик находился в специальном реабилитационном центре, где с ним занимались профессиональные врачи, педагоги и волонтёры. Но местные жители не спешили усыновлять детей эмигрантов. Своих хватало. Тем более – инвалида.
Тим молча закрыл папку и толкнул Илью в плечо:
– Ты же не спишь, я знаю…
Илья зевнул и проворчал:
– Ну мог бы хоть сделать вид, что поверил!
– Я согласен, – быстро проговорил Тим и заглянул ему в глаза.
Илья с интересом спросил:
– Это потому, что он тоже Алексей?
Тим покраснел и честно признался:
– Нет, я даже не обратил внимания, как его зовут…  Просто если мы можем дать человеку хорошую жизнь, то мы должны это сделать!
Илья покивал и сообщил:
– Тогда сразу едем в мэрию подавать прошение, да?
– Да, – кивнул Тим. Снова открыл папку и провёл пальцем по фотографии. Илья посмотрел на фото через его плечо и шепнул ему на ухо:
– Я уже ходил к нему в центр, и понял буквально с первого взгляда, что он тебе сразу понравится.
– Посмотрим, – очень серьёзно ответил тот. – Полюбить по-настоящему не так просто. Даже своего собственного ребёнка.
Илья удивлённо посмотрел на него, но промолчал. Он вдруг вспомнил Лëшкино лицо, когда тот спрашивал: «Вы ничего не забыли?»
«Нет, Лëшик, мы ничего не забыли, – усмехнулся он про себя. –  Ничего и никого. Мы на самом деле всем очень благодарны: и нашим родителям, и учителям, и друзьям. За то, что любили нас, как умели, учили нас, чему могли, дружили с нами. Терпели наши глупости и капризы, дурацкие выходки и странные поступки. И всё равно были на нашей стороне… Спасибо, мы этого никогда не забудем, правда. Но этого мало – просто не забывать! Настоящая благодарность – это когда ты потом делаешь для другого всё то хорошее, что сделали для тебя. Если уже не можешь сделать для того, от кого ты это хорошее получил. Спасибо, Анна Петровна, у вас получился замечательный сын!»
–  Но мы же с тобой постараемся, чтобы этот мальчик вырос таким же добрым и хорошим парнем, как наш Лëшка? –  спросил он Тима, хотя мог уже и не спрашивать.

2022