Улей

Пришелец

Еще один день войны, еще и еще,
вроде, война не моя, но еще как моя,
она заползает под кожу, вливается желчью в кровь,
превращает мышцы в растертую грязь,
изо дня в день, изо дня в день. Не видать конца.
Тем не менее, не могу отвести лица
от последствий другой войны. Завершенной.
От оккупированной территории.
От захватчика на месте прежнего существа, 
человека, возникшего сияющей искрой из костра
в темноте- твореньем любви, это слова Йоны Волах,
а мои все закончились, нет слов у меня ни на чьем языке.
Нет человека.
Внутри него живет захватчик, пришелец.
с кожей другой на ощупь, он по-другому пахнет,
радужки и зрачки тоже совсем другие,
волосы как толстая паутина,
их невозможно коснуться, сожмется горло,
пришелец одел человека в тесное, в горелые цвета,
отращивает ногти длинные и загнутые, как у страуса,
заталкивает его голову в песок, приучает к привычкам страуса,
отнимает голос, как отняли у русалочки,
облучает его собой, изменяет ему спираль днк,
изо дня в день, изо дня в день, не видать конца,
и вроде знакомы эти черты лица,
и вроде смех и плач хоть как-то можно узнать,
но это пришелец, прежнего больше нет,
факт нашей жизни, той самой, которой нет,
что тут поделать с тем, чего просто нет - 
всем существом принять, на все отвечая "нет".
Человек растворен в пришельце, как кровь в песке,
человек исчез в пришельце как песчинка в реке,
человек в пришельце зажат, как боль в кулаке.
А какого он пола – неважно. Смотря на чьем языке.
 
***
Где-то рядом
Кружит черная птица.
Отлетает дальше и кажется крошечной,
Подлетает ближе, становится огромной.
Крылья ее застилают свет,
Не дают дышать.
Прогоняю ее – не выходит.
Эй, птица, - говорю. Чего тебе надо,
Я и так ничего не вижу, кроме тебя.
Не говорю ни с кем. 
Ради Бога, дай мне хотя бы места рядом.
Так и быть, живи со мною,
Смешивай перья с моими волосами,
Падай тяжестью мне на руки,
Буду дышать твоим запахом невыносимым.
Буду морщиться и охать, ощущая,.
Как процарапывается кожа.
Только не лишай возможности видеть,
Как сиреневым воздухом наполняется вечер,
Как облака перемешиваются и теряют цельность.
Как улыбается ветер.
Птица мне говорит: чив-чириффф, чивилли,
Вот твоя речь. Больше другой не будет.
Радуйся, скоро, возможно, ты станешь птицей.
  
***
видимо это я
все понимали болезнь
все считали слова безумны
поведение злобно
реальность в загоне
вопль преследуемого
нереализованность
зависть
невозможность принять правду
о господи
в конце концов
отсутствие любви
вся вышла
не нужна больше
нет ее
а я соглашалась
но думалавнутричувствовала
а может и вправду
может ты видишь незримое
может это истина и жизнь духа
его нелегкое долженствование
и была готова это признать
если бы не боль
дух не может потопить в боли
дух это радость и свет
о господи
или это я не могу терпеть
принять согласиться впустить внутрь
слабачка
на тебя качу бочки а ты
несешь невыносимое
видимо я недостаточно
была готова себя отменить тебя принять
близких отстранить
не могла жить по-твоему
не могла жить
о господи
не могла
прости меня.
 
***
годами пыталась понять
что значит твое
"это чужие слова"
"ты так не думаешь"
"кто это внушил тебе"
"не твой голос"
все мои старания
объяснения
сражения
были не более чем как
царапаньем содранными ногтями
по неподъемному кубу льда
спрятавшему тебя
внутри.
 
Oднажды
мы шли по улице и я
в пылу беседы
на перекрестке вдруг
пошла на красный свет и крик мгновенный твой
но не мое звучало имя 
а нашего ребенка
от дикого волненья твоего
смешались наши имена в секунду
и как скажи мне позабыть оставить
не думать о тебе не вспоминать
вне времени вне жизни вне всего.
 
***
пять лет назад
твое лицо изменилось
в нем больше нет мягкости
нежности свечения
наткнувшись вдруг в сети
получаю удар под дых
потом понимаю
это ты
это не ты
и живу дальше.
  
***
чего больше не могу:
читать "Жену путешественника во времени"
слушать Шломо Арци
ездить в Тель-Авив на выходные
искать тебя у прерафаэлитов
смотреть "Восьмое чувство"
любоваться Фридой Кало
придумывать несуществующие слова
веселиться в очередях в аэропорту
плакать от израильских фильмов
обсуждать видимость на горизонте
проклинать компьютерную грамотность
полюбить существо себе подобное
это все твое
а я нет
нет.
 
***
я хочу расстаться
с тоской по своей жизни
с тоской по двадцати годам 
с тоской по теплу
с тоской по пониманию
с тоской по безусловности
с тоской по радости присутствия
с тоской по невозможности присутствия
с тоской по отдаче
с тоской по принятию
с тоской по немедленной возможности
с тоской по отклику
с тоской по чертам лица
с тоской по запаху
с тоской по коже
с тоской по изгибу спины
с тоской по всему телесному
с тоской по всему иному
с тоской по глубине
с тоской по совместности
с тоской по
с тоской
с тоской.
возможно это невозможно
забыть нельзя пережить

***
как долго
назначено длиться
пока я жива
говорит ангел моих снов
пока ты жива
будешь счастлива во сне
все вернулось
было иным но сейчас
вы вместе сейчас вы вместе
ребенок с трудом узнает
во сне он еще не вырос
говорит
а кто же тебя навещал
и я понимаю никто
не я
но главное ты здесь
и можно дышать
можно все 
и пусть
ни слова больше ко мне не придет
и ненадоненадоненадо 
пытаюсь обнять ничего под руками нет
только что было но нет
ангел моих снов
говорит на сегодня хватит
срывает бинты
улыбается.
 
Тоска по Вильнюсу

помнишь
мы однажды поселились не в гостинице
а в чьей-то айрбиэндбишной квартире
там были высокие потолки пейзажи литвы в старых рамках,
чудесный диван балкон, выходящий на проулочек
между пилимо и вокечю
тебе жутко хотелось спать после круглосуточной
я сидела на балкончике смотрела на город
в нем просвечивал другой изнаночный.
но я еще тогда не читала макса фрая
я видела город:
два ночи июнь светло
детские голоса из запертого невзрачного костела
воздушные шары в переливающемся небе
крошечные существа над цветущими деревьями
проступающая дверь в глухой желтой стене
девочка верхом на огромной собаке
мальчик играющий на флейте "Зеленые рукава"
линзы в воздухе как стрекозьи глаза
фасеточные многогранные
за каждой иной мир 
мы вышли на улицу это была ночь музеев и музыки
кто-то пел цоя на диджой
кто-то совершенно незнакомое на пилес
открыты пути в подвалы и катакомбы 
свечи картины фотографии
скрипка пела под окном маленького дома чюрлениса
а в собор сейчас открытый несли охапки цветов
а где-то на стиклю слышался джаз
и не хватало глаз
мы стояли на мостике над вильняле 
с переменным углом отраженья
видели русалок в воде
видели ангела ясное дело в небе,
в белом небе заречья
c трубою
и никто не знал, что мы никогда не вернемся.
может, другой человек.
один.
с моим именем.
  
Улей

если писать тебе каждый день
или звонить
или ставить лайки
или посылать ютюбные ролики
шломо арци и грязные танцы
ты проснешься?
поцелуем, проверено, больше тебя не разбудишь.
по утрам встаешь наверно ходишь куда-то читаешь книги
создаешь все новые профили снимаешь себя анфас
или только часть тела чтобы привлечь внимание
сочиняешь образ занятого человека из бизнес-класса
а вечерами? что ты делаешь вечерами?
думаешь ли обо мне? вспоминаешь
наши долгиедолгиедолгие
не скажу что
кто живет в твоей коже правит тобой как хочет
как выкурить из души дыхания сердца
мерно гудящий улей
где-то там в глубине 
ты плачешь
я это слышу не прекращаю ни на минуту.
 
***
я устала
без конца узнавать тебя на улице
бежать за спиной в джинсовой куртке
за прической с проседью
за рюкзаком
почти прикасаться к плечу
почти дергать за рукав
в последний момент
говорить задыхаясь извините
никто меня не простит.
 
Десять дней одного года

1. 
 
личная жизнь закончилась. без предварительных ласк.
вчера еще, как пиитша пела, в глаза, а нынче в сторонку,
такое бывает, происходит здесь и сейчас.
ни слов, ни прикосновений, ни глаз. был свет и погас.
корона царствия нашего - просто на зуб коронка.
 
личная жизнь закончилась. без объявленья войны.
вчера еще планы задумывали, смеялись в одну октаву,
радовались и плакали, друг другу были нужны,
как легкие сердцу, как лимфе кровь, как стране -  граница другой страны,
а то затеряешься. нашли, однако, забаву.
 
личная жизнь закончилась. на себя, говорю, посмотри!
как пиит излагал, ты все с зеркалом! нет, это еще не старость,
это ты, и это препятствие. просто, как трижды три.
прощай, моя радость, ты снаружи, а я внутри,
но вдруг еще что-то осталось, а вдруг - осталось?..
  
2.
 
И когда, наконец, не выдержав, ломается тело —
в нем ломается все, ничего не осталось цельным,
так, как будто стоишь, на мгновенье жив, перед взводом расстрельным
и от ужаса умираешь раньше стрельбы. Вот такое дело.
Ничего неожиданного. Плоть и кровь слабы и хрупки,
а душа ещё трепыхается, осознает, делает вид, 
все в порядке, нет жизни, зато есть стихи, стихи— 
значит, живая, хоть и сбежать норовит,
зацепиться за чьё-то тело, покрасивей и помоложе,
может быть, это, новое, привлечёт тебя, нечто напоминая,
ан глядишь, это я, это тоже я, это тоже 
когда-то пело,.
Вновь родимся в иную жизнь.  Ту, где любовь живая.
И какой мне смысл беречь это бедное тело?..
  
3.
 
Он видит меня и надевает маску,
он не знает меня, я его не знаю,
и я надеваю маску, гляжу с опаской,
белый флаг на лицо своё поднимаю.
 
Каждый из нас чужой источник чужого,
неведомого, привет от Сигурни Вибер,
мир изменился, страшит открытое слово,
вслух  - читай, на погибель.
 
Ты видишь меня и надеваешь маску:
маску любви, маску тепла и заботы,
Вполне убедительно.
Но мажет лицо мое белой краской
ужасный ангел свободы.
 
Я вижу тебя и надеваю маску,
уже не могу отдирать кожу от кожи.
Лицом к лицу все длится страшная сказка.
Помилуй, добей - хоть что-то, Господи Боже.
 
4.
 
Прости, я знаю, это не лучший выход, 
но ничего другого уже не вижу:
смятение, тишь, провал, смятение, вихрь,
и вновь отдаляемся. Не становимся ближе. 
Мы как горячее с кислым, борщ несъедобный,
какая разница, что внутри, кто из нас варил и как долго:
его невозможно есть, ни сразу, ни дробно - 
осознанно, якобы…  ну разве, из смеси любви и  долга:
старались, носили продукты, купили чайник,
согреть   воды, подключали газ, шинковали, резали пальцы
не раз и не два, избегали вещей случайных,
пробовали, добавляли соли и перца,
и вот он, готов, прекрасный, нужного цвета,
красиво выглядит, все наше внутри смешалось,
а есть нельзя. Никому. Да, я снова, снова про это,
а ты о чем? Назавтра ещё осталось?..
  
5.
  
Ничего не осталось. Кожа, глаза и волосы -
заблуждение. И я радуюсь - все по-прежнему?
Нет, иное все. И каким бы ты нежным голосом
ни стараешься, ничего не осталось нежного.
Оболочка прорывается, содержимое
прорывается, проливается, изменяется,
все слабеет, тает, контурное, незримое, 
но не умирает при этом, а продолжается.
Хоть бы, правда, умерло, вместе с надеждой глупою,
да она, как дитя в кувезе, дышит-старается - 
Мол, ещё дорасту до нормального и нащупаю,
как мне жить... и бессмысленно улыбается.
Хочешь нового? Мне не нужно. Я не расту с тобой.
Я живу свою жизнь, остатки, обломки, корочки,
отпусти меня, отпусти меня, мне уже любой
подойдёт конец. Разгоняюсь на этой горочке.
Но надежда, дитя в свечении фиолетовом,
выживает даже ненужною и непрошеной, 
открывает глаза в мгновения, когда света нет,
и стучит ее сердце дырявое, недоношенное.
  
6.
 
Мы деревня Макондо, правит недуг, себя позабыли, 
чтоб не сгинуть совсем, поставили в центре столб-указатель, 
то есть два, с одинаковой надписью  -  мы друг  друга любили
и хотим и дальше, и помоги Создатель.
Но недуг царит. Мы не можем прочесть ту надпись.
Ускользает смысл и становится непрозрачным.
Объясняемся наспех, зато сражаемся насмерть
и опять оживаем в бреду горячном, в тифу барачном.
Помирай как хочешь или выживай как 
знаешь -
все равно. Итог уходит мимо усилий.
И свобода кружит неровной линией птичьей стаи,
и дрожит наш дом, как дитя, что вместе растили.
Прочитай по губам, что душу объяли воды,
ей бы выплыть из мутной правды, из топкой фальши…
Ничего не ищу. Держусь у крыла свободы.
Держу тебя за руку. Может быть, будет дальше.
  
7.
 
И вот идём - по лесу ли осеннему,
по кромке моря, улицей безлюдной -
на нас глядят деревья и растения,
и солнце мягкое, и двигаться нетрудно.
Вот год прошёл, вот речь сменилась медленной,
застыли запахи, отпала кожа,
Живу вперёд, пытаюсь до последнего,
гляжу назад, сама себя тревожа.
Страх просит места, мужество случается -
песок, потёмки, слепота, круженье,
день получается и вмиг кончается,
и тает на глазах пунктир движенья. 
Куда теперь? Вот день на части режется. 
Вот куст дрожит во сне. Вот небо смутно.
Вот мы идём и друг за друга держимся.
Вот год прошёл. Вот наступает утро.
 
8.
 
Целыми днями себе  говорю: молчи
Не разрушай немногое, что осталось,
Лучше без сна часами лежать в ночи,
Не вызывать к себе ни нежность , ни жалость
Лучше себя запереть на сотню ключей,
Чувство -   замок, касанье -  замок и слово -
Трижды замок, быть не с тобой, ничьей,
Снова себя растить, задыхаться снова
День меня рвёт на части, каждый, любой,
Тело и воздух, контуры и границы.
Я хочу быть свободной и быть с тобой -
Видимо, вместе этому не случиться.
 
9.
 
Я от тебя – отвыкаю? лечусь? отхожу?
Ни иврите понятно, по-русски не знаю слова,
Как над малышом, дрожу. Как за наркоманом, слежу.
И нет ничего иного. Снова и снова.
 
10.
 
Вдоль моря, мы идем вдоль моря,
Толпа людей. Жара. Закат.
Не фантазируя, не споря,
По набережной и назад,
Вдоль моря, облака, субботы,
Арабок в шортах и платках,
Велосипедов и скейтбордов,
Собак, младенцев на руках,
Все разноцветное, все дышит
Песком, ракушками, травой,
Вопит и ближнего не слышит,
И мы с тобой, само собой.
Кто это - мы? Кому наградой
отпущенный воздушный шар?
И кто там, крошечная, рядом,
Не отступает ни на шаг?
Неузнанная, чуть живая,
Не умещается в горсти...
И глухота одолевает, 
И не пытаемся спастись.