"Два мальчика на длинном берегу"

FKK переводится в Германии как "культура свободного тела" (Frei-körper-kultur). Это движение, практикующее наготу в общественных местах (парках, саунах, на пляжах) без сексуального подтекста. Культура FKK связана с идеями свободы, здоровья и гармонии с природой, - напоминает интернет..

Пионером немецкого нудистского движения был Рихард Унгевиттер, чья книга «Нагота» вышла в 1906 году. Многочисленные попытки запретить её в суде за непристойность провалились. В 1910 году Унгевиттер писал: «Если бы каждая немецкая женщина чаще видела голого германского мужчину, не так много людей бегали бы за экзотическими иностранными расами. Поэтому, в интересах здорового размножения, я призываю к культуре обнаженной натуры, чтобы сильные и здоровые спаривались, а слабые не размножались».

Таким образом, для пионера FKK нагота и сексуальность были тесно связаны и служили одной цели - появлению здорового потомства.

Унгевиттер сочувствовал расовым идеям нацистов, которые, с одной стороны, культивировали мужскую наготу в искусстве, как воплощение “здоровой силы” (образ Зигфрида-победителя), но с другой стороны, опасались проявлений гомосексуальности и запретили популярный в Германии нудизм. “По указу 1935 года совместное купание обнажённых мужчин приравнивалось к попытке гомосексуального контакта”, - напоминает в книге “Лунный свет на заре” И.С.Кон.

Симпатии Унгевиттера к нацистам раскололи движение, но это не помешало в 1953 году сделать его почетным членом “Немецкого союза натуристов” перед тем как Унгевиттер умер в возрасте 89-лет.

Культура свободного тела в Германии очень популярна, на многих пляжах можно увидеть таблички, обозначающие “зону FKK”. На Зильте (Sylt) соседство с молодёжным лагерем никого, похоже, не смущает. Семьи с детьми разбивают пляжные палатки по обе стороны границы этой зоны. Поведение на пляже произвольное, - кто-то загорает без одежды, кто-то хочет большего комфорта и укрывается в плетёных кабинках. За их использование берётся отдельная плата и, говорят, периодически устраиваются проверки, - оплатили ли вы личное укрытие. Табличка на входе предупреждает, что здесь запрещено фотографировать. Но я запрет нарушил, иначе мне пришлось бы отказаться от волшебных морских панорам.

В прошлом году приятель показал место, которое неформально считается гей-пляжем, но особой разницы я не заметил. Хотя пару раз ко мне проявили нетрадиционный “интерес”, но в остальном - обычный пляж с преобладанием возрастных мужчин коричневого цвета, бродящих краем моря.

Кроме входа, где продаются билеты и стоят велосипеды, есть ещё и дикая тропа в вересковых дюнах. Шёлковый песок с непривычки жжёт ступни, петляет между зарослей дикого шиповника и круто взбегает на дюну, за которой - море, и на которой издали (как правило) видна голая фигура какого-нибудь парня в точке визуального комфорта. На гребне этой дюны перед вами разворачивается морская панорама и остаётся только ринуться к прибою огромными шагами, скользя по белому песку.

Недалеко от нас с приятелем расположилась очевидная гей-пара с палаткой (четырьмя ногами к морю). А поодаль загорелое гетеро-семейство огородило пятачок своего “солярия” занавеской по периметру. В чем смысл такой “приватности” не совсем понятно, если всё равно идёшь к морю через пляж. Нам с другом нечего было скрывать от общественности (кроме отсутствия загара), поэтому мы просто валялись на песке и бегали к волнам.

В основном пляж бороздили загорелые мужчины под сорок-пятьдесят. Кто-то наклонялся, выбирая камешки в воде. Молодёжи не было, за исключением детей в семейных палатках. Возможно, по той же причине, по которой юноши определённого возраста сторонятся церкви (если верить жалобам священников). Гормональные бури могут делать наготу проблематичной в собственных глазах. Возможно, молодым (в церкви и на пляже) сложнее абстрагироваться от собственного либидо? Как знать?

Северное море - волшебное, прохладное, зелёное у берега и темнеющее синью к горизонту, - завораживает образом свободы. Присоединиться к “наготе” этого пейзажа (дюнам, чайкам и бездонному куполу неба) - редкий опыт открытости, который был мне совершенно незнаком (городскому гею с психологией российского “подполья”).

Счастье растворения в пейзаже - это особый опыт общения с миром, который можно почувствовать кожей. Для гея это очень непривычно. На линии прибоя, на границе трёх стихий, можно быть самим собой. Бросаться в брызги волн и выходить из пены, чувствуя себя героем мифа. ) Морю, как и людям на песке, совершенно безразлично гей ты или натурал. Пофигу твоё телосложение. С кем ты спишь, целуешься или на ком задерживаешь взгляд.

Радикальность наготы в том, что её невозможно дозировать,- её можно только принимать, как данность. Нагота - это ты сам, то, чем ты являешься в реальности (минус предрассудки, одежда и груз цивилизации). Культура FKK принимает человека целиком, соединяя “верх” и “низ” в целостном образе. И думаю, что у этого гуманистического подхода есть своё будущее. Пока это кажется фантастикой, но почему бы человечеству (на пике  постмодерна) не возродить Олимпиаду античного периода? Хотя бы в виде культурной реконструкции? Бег, прыжки, метание копья и, конечно, плавание. FKK, театр и спорт - в одном прекрасном шоу. (Рифеншталь пыталась дать прообраз этого проекта в “Олимпии”, но нацизм “опошлил” наготу, лишив её гуманистического смысла).

Психоаналитики могут долго спорить, где проходит грань между “культурой тела” и сексуальным интересом к нему, между заявленной асексуальностью и замаскированным либидо, - но очевидно, что зона FKK открыта для всех. Здесь расцветают сто цветов открытости, создавая пространство культурного компромисса.

То, что когда-то было жёстко маркировано, как “вуайеризм” и “эксгибиционизм”, оказывается нормализованным в практиках “свободного тела”, подтверждая сложную структуру нашего устройства, которое находит компромиссные площадки для реализации. В конце-концов, геи отправляются на пляж не только ради ровного загара, в спортзал - не только для “кубиков” пресса, а в сауну, чтобы помыться. Либидо - прибор без выключателя. И в жизни всё сложнее.

В жарком, солнечном Тбилиси, пытаясь как-то встроиться в привычный распорядок, я вернул себе привычку к домашнему нудизму, потому что в свободной пластике тела есть заряд позитивного отношения к миру. В эмиграции он был необходим, да и жизнь без лишней стирки - способ экономии. Когда в июле друг приехал в гости, я предложил ему присоединиться к летнему дресс-коду, ставя на себе эксперимент и пытаясь выяснить (втайне от него), как долго два голых парня способны обойтись без эрекции и секса, сублимируя тайные желания и ссылаясь на жару. Но эксперимент голого сожительства скоро провалился. Вышло по известному анекдоту: “Возможна ли дружба между парнями? - Конечно, но природа всё равно возьмёт своё”. Через пару дней нудизм плавно перетёк в мужской интим, - чего и следовало ожидать. Надеюсь, что Дима об этом не пожалел. 

Очевидно, что натуризм пронизан сублимацией и эротикой, несмотря на заявленную асексуальность. Наверное, бывают исключения. Но не каждому везёт расти в семьях натуристов, с привычкой к наготе, которая купирует (убивает) сексуальный интерес. Я полностью лишён такого опыта, так что мне простительно, оглядывая пляж, всё ещё искать в себе баланс между любопытством и привычкой. Впрочем, в этот раз взгляду было не на ком “зависнуть”. )

Вместе с тем, особенность западной культуры в том, что нагота и сексуальность - не синонимы. Хотя гей-пляж может быть местом для “круизинга”, но для европейца открытость гениталий - не приглашение к интиму. Это взрослый взгляд на мир, где “хватательный рефлекс” - очевидный признак дикости.

Но в варварских культурах любая нагота - форма уязвимости. В известных странах женщины драпируются с ног до головы, поскольку нагота и сексуальность здесь тождественны. Тело автоматически является сексуальным объектом. Это собственность мужчины, оно должно возбуждать только его и поэтому не может выставляться на показ.

Кстати, забавно было видеть на улицах Тбилиси семьи из арабских стран, состоящие из женщин в “балахонах” и мужчин в шортах. Им и в голову не приходило, что мужские ноги могут быть предметом сексуальной объективации. Зато женщины блистали полной “упаковкой”, словно голое запястье могло стать поводом для порно-фантазий встречных прохожих. (Чего тут больше, женского самомнения или взгляда на мужчин, как на необузданных зверей?). Впрочем, не хочу критиковать, женщинам виднее, среди каких мужчин им приходится жить.

Судя по всему, в европейском мире нагота была отделена от сексуальности в христианскую эпоху. Прихожане видели распятие каждый день, нагота Христа была подчёркнуто асексуальной и трагичной, но не обо всех фигурах христианской мифологии можно было сказать то же самое. Более того, некоторые художники пытались изображать Христа без набедренной повязки (что было исторически точнее, потому что демонстрация позора была частью римской казни).

Пока ислам запрещал изображение наготы, мэтры Возрождения, в рамках христианской мифологии, активно занимались штудиями “грешного” тела. Даже "Страшный суд" Микеланджело во многом является поэтизацией тела, увиденного художником-геем, а не обещанием расплаты. И если обаяние эллинской наготы “проросло” даже сквозь сюжеты Священного писания, то не удивительно, что оно отвоевало себе место и в современном мире. Святой Себастьян (во всех ракурсах) - классический пример сексуализации христианского тела, вопреки учению об “умерщвлении плоти”. (Известный эпизод в “Исповеди маски” Юкио Мисимы, связанный с Себастьяном, - замечательный пример гомосексуальности, скрытой в недрах христианского сюжета).

Так или иначе, но “зону FKK” можно воспринимать, как окно Эллинской культуры в христианский мир. Здесь странным образом сходятся сублимация, сексуальные интенции, спрятанные комплексы - и освобождение от них. Актуальный нынче “бодипозитив” пересекается со спортивным тело-центризмом, а гомосексуальная эстетика с мифом об Адаме..

Действительно, культуру наготы можно понимать и как проекцию Эдема - до появления христианского стыда (“И узнали они, что наги”). Это возвращение к “телесности” на новом витке цивилизации, после двух веков ожесточённых попыток объявить человеческие тело ничтожным, порочным, сосудом зла и воплощением праха. Но земная красота оказалась “пресволочнейшей штуковиной”..

В каком-то смысле, для меня берег Северного моря - это проекция мифа о “Золотом веке человечества”. Мечта о нём - в традициях русской литературы, если вспомнить “Сон смешного человека” Достоевского, символический сюжет Клода Лоррена и прочие тени земного счастья. Сочетание наготы и уязвимости, доверия, открытости, распахнутости миру и природе - кажется проекцией “Золотого века”.

Если помечтать, то думаю, что Западная культура готова и дальше развиваться в сторону нового Эллинизма, - с традициями однополых отношений, с нормализацией обнажённого тела, с окончательным принятием цельного образа человека, без ханжеской войны с его “подпольной” и “греховной” сексуальностью. У Северного моря, на кусочке пляжа, я вижу этот “эллинский” прообраз отношений человека и природы. Почему бы нет? В конце-концов, мечтать не вредно.

Уходя от моря через вересковые дюны, я заметил милую семейную картину. На площадке, где обычно одеваются и оставляют велосипеды, резвилась юная особа, лет пяти. Среди других играющих детей она напоминала лягушонка. Кажется, она не собиралась одеваться, кувыркаясь и вися на стойке для велосипедов - с ощущением полной свободы. Тут я вспомнил, что на пляже, вдоль прибоя, носились два чудесных брата из недалеко стоящей семейной палатки, прыгая в волнах и плеская друг в друга водой. “Два мальчика на длинном берегу..,” - словно Дольский пел именно о них.

Это поколение будет свободнее нас, оно откажется от комплексов в силу зрелости отношений, при которых человеческое тело будет естественной частью красоты окружающего мира и культурной ценностью. 

Десять лет назад я испытал культурный шок от новости из Токио, где какой-то юноша в метро вздумал прокатиться без одежды - может быть, на спор или в рамках своего акционизма. С невозмутимым видом самурая, словно юный бог, он стоял у поручня, читая какой-то журнал и был совершенно прекрасен. Рядом топтался сотрудник метро, готовый вывести его и сдать полиции.  (Кому из нас не снился страшный сон на эту тему?)

Случай не единственный. Судя по историям из разных городов, публика обычно веселится и поддерживает “дерзкого” героя, не представляющего, разумеется, никакой опасности. Я не помню случаев агрессии на Западе к “радикалам” натуризма. Кстати, и в России акции Павленского приблизили нас к публичному боди-арту. 

Не знаю, чем закончилась токийская история, но я отметил для себя внутренний конфликт. Контраст между “эпатажным” поведением молодого человека и красотой Антиноя, которую он демонстрировал миру, был ошеломительным.

“Почему прекрасное не может быть публичным достоянием? Кому мешает красота, спасающая мир?..” Эстет и моралист внутри меня не могли договориться. Тем не менее, FKK-отели, рестораны, кемпинги, спортивные площадки, зоны отдыха - уже существуют. Правда, “голый ресторан”, открытый десять лет назад, (кажется, в Испании), всё же прогорел. (Может быть, просто не нашлось симпатичных официантов).

Логика движения понятна. Со временем я не удивлюсь FKK-кварталам, по примеру гей-кварталов (почему бы им не пересечься?), где таблички вас предупредят, если вам туда не надо. Если данная культура пробила христианские запреты и ушла “в народ”, то логично отвести ей место для существования.

Мне очень импонирует спокойное отношение к наготе в Германии (надеюсь, что миграция картину не изменит). Не случайно здесь так много обнажённых мужских скульптур, которые я вижу в Берлине или на Зильте (в том числе, середины 30-х годов). Идеологии меняются, но нагота всё так же обаятельна, она всё меньше идеологизируется, а воспринимается как нечто “человеческое, слишком человеческое”.

В этом есть какой-то здравый смысл и даже тайный код (примета будущего времени), который нам пока не ясен. Но это и прекрасно. Что там, за поворотом, - интрига остаётся.