Мемуар. Запоздалое “me too”

В эпоху романтических влюблённостей 90-х, когда знакомства парней для секса стали частью социального пейзажа, я часто мотался в Москву ради встреч с Андреем, в которого был безответно влюблён.

Сейчас я бы только пожал плечами, но тогда этот 29-летний стройный проводник, который прибывал в столицу из Кургана, казался мне Вергилием, открывавшим для меня тайные пути в “адские” глубины квир-кино. Он был большим фанатом Альмодовара, Озона и Розы фон Праунхайм и первым сообщил мне, что Роза - это, собственно, мужчина, а не женщина. (Как только мы жили без интернета?)

В те легендарные времена свободы и раскрепощения, у меня был нулевой геевский бэкграунд и каждое свидание в вагоне, который отгоняли на запасные пути после выгрузки пассажиров, казалось вехой в жизни и важным шагом в гей-социализации. Я был большим романтиком, но это не мешало строить планы на “короткие встречи” в купе, у чёрта на куличках.

Андрей работал (разумеется) в паре с другим геем и к шести утра у них иногда собиралась пёстрая компания москвичей, иногородних и прочих случайных  знакомых, “скованных одной цепью”, которую сейчас принято считать “международной экстремистской организацией”. Я был не прочь поближе познакомиться с этим “экстремизмом” и иногда сопровождал Андрея в “Индиго”, - магазинчик был в полуподвале, в московском переулке. Там я ошарашенно бродил среди полок, сплошь заполненных квир-литературой, журналами, альбомами и радужной символикой. Это были философские эссе Барта и Фуко, блестящие альбомы Мэпплторпа, дразнящие изысканными членами (которые “не менее прекрасны, чем цветы”).

Здесь были эротические тексты, порно-описания и романтические повести, которые (как я понимал) я никогда не прочитаю. Этот груз непознанной вселенной (недоступной в силу скромной учительской зарплаты) давил на либидо, как будто это был не магазин, а сауна, набитая голыми телами. Никогда ещё культура так близко не пересекалась с возбуждением.

Впрочем, самого Андрея больше интересовало квир-кино, где за содержимым полок можно было наблюдать в живом исполнении. Мой роман был не взаимным, но в виде компромисса мне удавалось полежать в обнимку с парнем, пока его напарник колол дрова для печки. Это было благородно со стороны Андрея, который мужественно переносил мои попытки обнять его покрепче, давая волю рукам и фантазиям. “Давай просто полежим”, - говорил Андрей, великодушно извиняя “эксцессы” странного поклонника. Его чудесный шёлковый пробор, напоминающий Хью Гранта, пах какой-то карамелью, сигаретами, ветром дальних странствий и стопкой чистого вагонного белья. Он был близок, осязаем и недоступен одновременно.

В один из московских визитов в купе собралась небольшая компания, где обсуждались клубные тусовки и новое шоу в “Трёх обезьянах”. Один из парней явно был в Москве проездом. Лет тридцати и повыше меня, с лёгким беларуским акцентом и небольшими усами, он производил впечатление дальнего родственника из провинции, где “все свои” и прятать отношения не принято. Кажется, его звали Олег. Мы сидели рядом и во время разговора он дружелюбно изучал меня взглядом серых глаз. В какой-то момент его рука оказалась у меня на колене. Честно говоря, я не придал этому значения, потому что негласный кодекс гей-общения никогда не городил высоких стен по границам личного пространства. Да и глупо было, в меру опьянев от объятий с Андреем, всерьёз возражать против такого порядка вещей.

В конце-концов, колено - это не ширинка. Тактильная традиция позволяет двум парням “беситься” и бороться, обнимать за шею, виснуть на плече, пользуясь свободой мужских прикосновений (вольная борьба не даст соврать). И это невозможно в меж-гендерном общении: “бороться” с девушкой уместно только в качестве прелюдии. Телесный гетеро-контакт сексуализирован по определению, когда “краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами” - в порядке вещей.

В этом есть “сермяжный” здравый смысл, потому что пара не равна физически и ничто не помешает (в крайнем случае) превратить игру в насилие. Но в контакте двух мужчин этот номер не пройдёт (что бы там не говорила “Горбатая гора”). То же самое касается и мужской наготы:  оказаться в душе с приятелем - не то же самое, что с дамой (границы личного пространства здесь другие).

В геевской традиции отсутствие табу на телесный контакт дополнено естественной эротикой, понятной любому гею, - никто не делает трагедии из руки на колене. Флирт, жест приятельской симпатии или даже предложение свидания, - в чём, собственно, проблема? Ты можешь накрыть его руку ладонью - или мягко отвести, если это неприятно, - вот и все дела. К опасности насилия это не имеет никакого отношения.

Поэтому я не обратил внимания на жест соседа по купе. Вызвать чью-то симпатию - это удача. Потом он пригласил меня “выйти покурить”. Но и тут мой внутренний “барометр” бурь не обещал. Дверь была открыта, мы стояли на каких-то перегонах, возле лесополосы, по которой полз туман. Утренний релакс, ни души вокруг.

Сосед стряхивал пепел за дверь и мы болтали о какой-то ерунде. Объятия Олега застали меня врасплох. Он оказался довольно сильным парнем и, стиснутый руками, я чувствовал спиной, как стучало его сердце. Я с самого начала не воспринял это как опасное насилие и не чувствовал паники, потому что изнасилование было физически невозможно. Скорее, это было чувство неловкости из-за глупой ситуации, в которую мы попали. Я понимал, что мне придётся отказать симпатичному, сероглазому парню из-за влюблённости в Андрея. Не потому, что я не хотел секса или считал случайный секс каким-то аморальным, а потому что голова была в тумане от одного-единственного человека. Я постарался мягко освободиться от объятий и не дать руке Олега расстегнуть ширинку. Но он был достаточно настойчив, чтобы проникнуть внутрь.

Здесь обычно наступает ожидаемый момент, когда “насильник” произносит классическую фразу: “я же вижу, что ты сам этого хочешь”.  Конечно, это не так: возбуждаться и “хотеть” - это пересекающиеся, но не совпадающие действия. При других обстоятельствах, я был бы рад ответить на предложение попутчика, но в момент свидания с Андреем был к этому не готов. Это всё равно, что прийти к парню с букетом цветов, но заняться сексом с его другом, - форма отречения от любимого человека.

Но на взгляд Олега, моё “нет” расходилось с чем-то очевидным (данным ему в ощущениях..), намекая, что отказы - ерунда и на них не стоит обращать внимания.

В одном хорошем фильме парень-транс подбивает друга-гея показать заветный орган, чтобы иметь о нём живое представление. Дальше диалог: “Ого, он увеличивается?” - “Ты же его трогаешь.” - “Но ведь это я..”, - “Какая разница, он этого не знает..” (“Маленькие гиганты”, 2018, Канада). Действительно, “ему” нет дела до моральных установок или аморальных ситуаций: эрекция, как дух, дышит, где хочет.

Так мы и стояли у открытой двери тамбура, в довольно странной позе, где один, схватив в охапку парня, пытался возбудить его, сунув руку в джинсы, а другой старался объяснить (по возможности спокойно), что случайный секс ему не нужен, потому что он влюблён в другого человека… Хроника события: короткая борьба, схватка за застёжку, сбивчивая речь, разъятые объятия, выражение неловкости в глазах - и в конце-концов застегнутая молния.. Что это было, интересно?

Неизвестно кто из нас испытывал большую неловкость - я или Олег. В конце-концов, он не предлагал мне ничего преступно-криминального, это не было насилием, - всего лишь "приглашение на секс" с сероглазым, симпатичным парнем, от которого мог отказаться только влюблённый идиот вроде меня. В какой-то мере я тоже чувствовал себя виноватым, - ведь я не возражал против его знаков внимания и добровольно “вышел покурить”. Я что, не понимал, чем это кончится?

Мы вернулись в купе, Олег грустно сжимал в руках стакан с холодым чаем и через пять минут пожаловался, что у него “закололо сердце”. А я вспомнил место в “Комнате Джованни”, где в сцене расставания герой говорит Дэвиду: “Ты и правда думаешь, что у тебя там бриллианты между ног, и ты никому не отдашь своего сокровища? Ты хочешь остаться чистеньким.., - вот единственная причина, почему ты меня бросаешь”. Казалось, взгляд Олега выражал именно эту мысль.

“Остаться чистеньким..” - как точно это сказано. Судить чужой порыв, чужой “заскок” и безобидный флирт, - который ничего тебе не стоит и ничем, по сути, не грозит, кроме взаимной неловкости после отказа? Во всяком случае, так бывает у парней, - у геев точно.

Но в страшном сне мне не пришло бы в голову подавать на Олега в суд, городить “моральную” херню о “многолетних страданиях” и требовать денежной компенсации, изображая из себя  жертву “сексуального насилия”, которого никто не изнасиловал.

Многое забылось, но я вспоминаю о парне с симпатией, его чувства были мне понятны. Я и сам переживал драму отказа - и никакая попытка близости с Андреем не могла бы этого исправить. Шелковистые пряди, напоминавшие Хью Гранта, по-прежнему пахли дымком от “L&M” и ветром дальних странствий, но скоро я забросил поездки в Москву. И чтобы не рубить хвост любимой кошки по частям, отнёс в овраг всю нашу переписку и сжёг среди сугробов. Чем драматичнее разрыв, тем лучше результат.

Мы выбираем и нас выбирают.. Совпадения - редкое счастье. Такова “живая жизнь” и так выглядит любовь, которая обычно не стерильна. Это - “человеческое, слишком человеческое”. Надо принимать не-идеальность наших отношений и желаний. И уметь прощать чужие слабости. Оставаться “чистеньким” похвально, но это не моё.