Инфантильность

-1-

Во вторник меня уволили. А в пятницу позвонил Котвицкий и предложил мне работу в своей компании.
Со вторника до пятницы я о многом успеть подумать, но ни к каким конкретным выводам не пришел. Журнал наш шел к банкротству давно и уверенно, а мировой кризис его падение только ускорил. Продажи снизились, спонсоры разбежались, объем рекламы сократился – мы рухнули. Началось тотальное увольнение штата.
Я еще и работу не искал. Только подумал, что нужно ломовое резюме составить – фоту прицепить и личные достижения перечислить: медали с выставок, грамоты за активность в кружке хорового пения, свидетельство об окончании курсов по оказанию первой медицинской помощи. Я ж такой разносторонний!
Еще успел подумать о том, что кредит брал в долларах, а теперь – где доллар и где я? И где, кстати, эти деньги? Куда я их потратил? И не один кредит даже. Но не успел я дойти до неутешительных выводов, как позвонил Котвицкий. Сказал, что в международном отделе их выставочной компании открылось новое «восточное» направление и пригласил меня вип-менеджером. Я думал, вип-менеджеры только в супермаркетах сосиски в холодильник подкладывают. А тут – целое направление.
- А что там по зарплате у вас? – спросил равнодушно.
- Подъезжай сегодня в офис – обсудим.
А с Котвицким я когда-то переспал. Скажу «переспал» не потому, что стесняюсь как-то иначе нашу связь обозначить, а потому что по-другому и не назовешь – ничего такого между нами в ту ночь не было, что меня впечатлило бы. Но предысторию я хорошо помню.
Я тогда еще в нашем журнале начальником отдела рекламы работал, а Котвицкий руководил своим детищем-монстром – выставки, международные форумы, съезды, бизнес-встречи, делегации, каталоги, фильмы о наших предприятиях для потенциальных западных инвесторов, международный консалтинг и все такое. И их маркетологи хотели у нас рекламу какой-то выставки тиснуть, решили – мирным бартером, в обмен на нашу рекламу в их каталогах и выставочную площадь. Все остались довольны. Я прямо из типографии журнальчик в зубы – и собственной персоной к ним – уважение солидным партнерам выказать.
Приезжаю, а у них там какой-то корпоратив намечается. Котвицкий мне руку пожал, мол, помню, о чем речь, и пригласил остаться. А праздник – по поводу дня рождения главбуха. Я слинять хотел, потом вижу, а они прямо в офисе бухать собираются. Столы сдвигают, колбасу режут и оливье из кастрюль выворачивают. Думаю, если останусь, точно очень смешно будет. А я ради смеха на многое готов.
Так все и вышло. Сердючку врубили, бухгалтерша Нона Сергеевна в пляс, откровенный колхоз начался – даже я такого от солидной компании не ожидал. Я на балкон вышел – пару затяжек сделал, чувствую, помру со смеху, не дождавшись десерта. Сам уже тосты говорить начал, славить бизнес-партнеров, жен и детей их, родных и близких. Котвицкий так на меня покосился, но на фоне массового веселья – не осуждающе.
Я Ноне Сергеевне то селедку под шубой передам, то шампанского подолью. И так я за ее здоровье набрался – чтоб она была так здорова, как я набрался! Когда дело дошло до темноты и до того, кому с кем по пути, оказалось, что одному мне – на такси через весь город.
И какой-то менеджер говорит Котвицкому:
- Иван Карпович, может, оставим гостя в офисе до утра? В приемной диван есть.
- Не надо, я его с собой заберу.
И забрал. Я хотел отказаться, но тут меня накрыло окончательно. У него отчество было Карпович. Короче, вы по трезваку не поймете. А меня в такси это просто уморило.
- Твой отец, – говорю, – в каком веке с таким именем жил? В прошлом?
- Ну, в прошлом, – отвечает он спокойно.
Уже и таксист похихикивает.
- А он млекопитающее был или как?
Потому что если он рыбой был, то Котвицкий – что-то вроде Ихтиандра тогда получается. Что ж это за бизнес-партнер? Кто ему компанию доверил? Ржу – не могу остановиться.
Когда приехали, он меня в квартиру провел, стакан минералки налил.
- Ты в порядке? – спрашивает. – Выпей воды, успокойся. Я тебе подушку принесу.
- Не надо подушку, – говорю я. – Я с тобой лягу.
Его заметно шарахнуло от меня. То есть он не думал об этом – сто процентов. И даже если бы он – Боже упаси – об этом думал, он бы никогда никому в этом не признался – ни на исповеди, ни в суде, ни на костре, ни под пытками. Ну, знаете, есть такие люди, которые на смертном одре изводят себя сожалениями о том, что с соседкой по даче не переспали. Им просто нужны поводы для сожалений. Чем больше поводов – тем лучше. А я эти поводы не коплю. Вот в чем разница.
Но выражение его лица меня немного протрезвило. Я перестал смеяться, выпил воды и что-то такое сымпровизировал. Но особо не старался.
С той ночи я Котвицкого не видел. А нет, вру. Осенью встретил его на выставке в университетском Дворце Спорта. Он кивнул довольно дружелюбно и спросил участливо:
- Как ты себя чувствуешь?
Ну, вам бы пришло в голову такое спросить? Только в том случае, если бы вы в последний раз на приеме у врача виделись.
- Что так хреново выгляжу? – огрызнулся я.
И он в пол уставился – вдруг там трещины какие появились…
С тех пор я вообще не вспоминал об Иване. Его существование на планете Земля никак меня не волновало, как, наверное, не волнует существование абсолютно идеальных вещей, к которым я не причастен никаким боком: Эйфелевой Башни, портрета Джоконды, острова Бали, собрания сочинений Достоевского. Если в разговорах случайно всплывало его имя, я всегда переспрашивал:
- Кто-кто? Вано?
- Почему «Вано»? – удивлялись вокруг.
- Да просто похож...

Никому не нужно было знать, что Котвицкий похож на соседа-грузина, который мне нравился в детстве, достаточно было и того, что он смуглый, черноволосый, кудрявый и всегда как-то неряшливо недобритый. Просто, если помнить о его мозгах, о его должности и о том, что в делах он ни капли неряшливости себе не позволит, чужие имена к нему не приклеишь. А я приклеил. Шутки ради. Зачем все так серьезно?
Но в целом эта «идеальная вещь» существовала где-то в своем идеальном мире, руководила своей компанией и позвонила мне именно тогда, когда я оказался совершенно на мели. И я никак не мог подобрать нужный тон для предстоящего разговора. Некстати вспомнилась та ночь, когда я умирал со смеху над его отчеством. И это было глупо, так глупо. Да и потом ничего особо умного не было. Мне показалось, он отнесся ко всему, как к короткому и неизбежному позору, и затем снова стал прежним отличником производства.
От воспоминаний об этой истории немного мутило. Но я легко проигнорировал чувство неловкости – неблагоразумно ломаться в период кризиса. По большому счету ничего между нами не было, кроме случайного колхозного корпоратива.

-2-
В офисе у них оживление, менеджеры носятся, к какой-то выставке готовятся, телефоны трещат. Я даже возмутился немного. У всех кризис, а они тут!..
Офис-менеджер меня к кабинету Котвицкого провела и за дверь пихнула. Я заулыбался. Но Вано мне руки не подал. Поздоровался, поднялся и к окну подошел – вообще спиной ко мне повернулся. Очень приятно.
Я сел без приглашения.
- Представь, мы банкроты! – объявил бодро.
- Я понял. Многие промышленные журналы рухнули, – кивнул он.
- А ты когда узнал, что я ушел?
- Во вторник.
- И я во вторник.
Тут у меня переворот в мозгах начался. Случайно такие вещи не узнаются. Мне, например, дела нет, кого и каким числом с работы выперли.
- Ты как руку на пульсе держал.
- Да у вас пульс и был слабый.
Знаете, что меня смутило? Тот корпоратив был в июне, виделись мы в сентябре, а сейчас – апрель. С каких же пор у него рука на пульсе?
- А направление это давно у вас?
Он явно за окном что-то разглядывает. Может, пробка на трассе образовалась.
- Нет, недавно, – отвечает мне рассеянно. – Игорь Арсеньев – руководитель отдела международных отношений. Мой давний друг. Он тебе все объяснит. Ты у него в подчинении как бы. Работа обычная, как и с Европой, – привлечение бизнесменов к двустороннему сотрудничеству. Охват – Иран, Пакистан, Китай, Индия. Перспективы есть. Думаю, ты справишься.
- А зарплата у меня какая будет?
Он назвал сумму – в два раза большую, чем моя зарплата в журнале. Я скривился.
- Мало? – он взглянул мельком.
- У меня четыре долларовых кредита.
- Четыре? Как может быть четыре кредита?
- Ну, как? Брал, чтобы они друг друга покрыли. А у них не получилось. Несовместимость какая-то.
Ему не смешно.
- И что ты купил? Машину?
- Нет, просто растратил. Машины у меня нет, а квартира от бабки досталась. Но бабка сама умерла, без моей помощи, ей девяносто лет было.
- Как можно быть таким беспечным?
Я про себя «беспечным» заменил на «без башни» и попросил напрямик:
- Пятьсот баксов накинь.
Он кивнул.
- И я еще один кредит возьму, чтобы прошлые закрыть, – добавил я для верности.
- С ума сошел? В теперешних условиях – это самоубийство. Сдай квартиру, пока закроешь – живи у меня. У меня три комнаты.
Ага, я все понял. Понял-понял. Не дурак.
- Безо всяких обязательств, – добавил он, по-прежнему глядя в окно.
- Само собой.
- Согласен?
Как-то много пунктов набежало, по которым я должен был одним махом согласиться: работа, зарплата, сожительство.
А за окном кино показывают? Или там что-то такое безумно интересное, как трещины на полу? Чистюля хренов! Эйфелева Башня не покосилась?
Ему и сорока нет. Он хорошо выглядит. Что ж так стесняться? Или никого у него с июня не было? Или до июня – тоже никого?
Идеальный Котвицкий. Зачем ему эта история? Недоброжелатели говорят, что я неадекват. Он не мог не слышать.
- Конечно, согласен. А что там за окном?
- Весна.
- Ты там весну рассматриваешь?
Он вернулся за стол. И я, наконец, увидел его близко, почти рядом – прямо перед собой. Почему у таких людей не складывается? Понятно, почему у меня. Но почему у них?
Наследил. А теперь следы зачищает. Платить готов.
- Ты женат был?
- Был. Дочери четырнадцать лет. Видимся иногда.
- Похожа на тебя?
- Ну, похожа, наверное. Только блондинка.
- Страшно похожа.
- Ты сейчас к Игорю зайди – познакомься. И утряси там все – кабинет тебе выделили, девочек в менеджеры набрали.
- А, хорошо. Я и с девочками могу.
Но он не улыбается.
- Может, ты меня представишь этому своему… другу детства, Арсеньеву?
Нет-нет, конечно, нет. Снова глаза опустил. Не хочет он меня представлять.
- Ладно, я сам, – я поднялся. – Спасибо, Вано.
- Да. И «Вано» здесь тоже не говори.
- Тебе не нравится?
- Нравится, только… Ну, ты понимаешь…
Я изумленные глаза сделал. Что я понимаю? Что я его в ту ночь тоже по пьяни «Вано» называл? Так у нас же сто ночей впереди – пусть привыкает. И пусть на работе все привыкают. Что он думал, покупать с потрохами – и нигде не запачкаться? Не бывает так.
Пошел на второй этаж – знакомиться.
- Хай, монстры международных связей!
А Игорь этот мрачный оказался. Так посмотрел на меня, будто на мне табличка болтается с каким-то нехорошим словом. Старше меня – лет на пять, а суровее – на двадцать пять, проведенных в колонии строгого режима. Вместе начинали? Бригада? Я не торчу от такого.
Девочек мне показал. Разброс – от двадцати двух до сорока семи. Так себе девочки, не фонтан.
- А давно вы это направление выделили вообще?
- Во вторник мы его выделили. И я надеюсь, что не зря штат набрали и кабинет тебе освободили.
Вот такой прямой человек Игорь Арсеньев. Но я не напуган. Если захочу, Колобок, я тебя съем и не спрошу, из какой ты бригады.
Он еще что-то добавить собирался, но потом посмотрел на меня внимательно и вышел из кабинета с таким видом, как будто его сейчас стошнить должно. А я за столом посидел, проверил, как аська работает и как паук раскладывается. Нормальные, даже комфортные условия. Мягкое кресло. Кондишн – на случай, если я продержусь тут до лета.
С рабочего я позвонил Славке. Сказал, что квартиру ему временно уступлю. С расценками он не спорил. Вечером пересеклись у меня – он деньги отдал, я собрал кое-какие вещи. Потом в бутик зашел – купил солнцезащитные очки Prada. Котвицкий же сказал, что весна вроде пришла. Деньги сразу закончились.
Я набрал Вано:
- Забери меня. Я адреса твоего не помню.
Он заехал за мной в кафе, взял мою сумку.
- Думал, ты не решишься.
- А чего тут решаться? Как тебе очки?
- Очки? Не темно тебе в них?
- Я за них все деньги отдал, которые мне Славка заплатил.
- Какой Славка?
- Который мою квартиру снял.
- Я тебе завтра аванс выдам.
- И за кофе расплатись заодно.
Он расплатился.

-3-
Обычная квартира. Если бы Вано жил ради комфорта, у него была бы совсем другая квартира – не аскетическая, не черно-белая, не остроугольная.
Я тут впервые огляделся. Непонятно, кто вообще живет в этих обезличенных стенах – студентка, холостяк или древняя старушка.
Если подумать, мы с этим типом даже толком не общались. А теперь у него одна тема для общения – конспирация.
- На работу ты позже меня будешь приезжать, хорошо? Не со мной, – предупредил на полном серьезе.
- Здорово. Я поспать утром люблю. К одиннадцати – нормально?
- Да-да, нормально.
- А к двенадцати можно?
- Да, можно к двенадцати.
- А курить у тебя можно?
- Тебе можно все. Не спрашивай. Можно все.
Я сел в кресло и закурил. Можно все, кроме мелочей – не приходить вместе с ним на работу, не мелькать рядом с ним в офисе, не называть его «Вано», не ужинать вместе с ним в ресторанах, не бывать вместе на людях, а так… можно все.
Я не мог вспомнить, хотел ли я его в ту ночь – в июне. Но сейчас я его точно не хотел. Славка маячил перед глазами. К тому же на трезвую голову – как прикасаться к идеальным вещам, которые существуют в параллельной реальности? Он ничего обо мне не знает и знать не хочет. И я ничего не хочу знать о нем. Я хочу знать только одно: где все эти бешеные невесты, которые охотятся за богатыми женихами? Занялись бы этим экземпляром!
Он тоже присел. Стащил галстук.
- У меня предчувствие конца света.
- Помолись.
- А для тебя… все нормально?
- Абсолютно.
Галстук в руках вертит.
- А у вас это… дресс-код в компании? Костюм обязательно таскать? – спросил я.
- Да, это обязательно.
- А в джинсах просто нельзя?
- Ну, если ты так хочешь.
- Что ты на галстуке остановился? Помочь тебе?
Он глаза ладонью прикрыл. Похоже, неловко ему наедине со мной. Или комплексует. Но если он со мной комплексует, то для других он – вообще вне зоны доступа. И я не могу понять, что его мучит. Все ж нормально. Это он предложил такой вариант. Мне подошло. Каждый из этого договора поимеет свои интерес. Это взаимовыгодная сделка. При подписании таких соглашений ни у кого не дрожат руки.
- Ладно, хватит драмы, – я оборвал тишину. – Я в душ. И подушку мне не ищи. Все нормально.
- Спасибо тебе, Илья. За то, что ты не сердишься.
- Да любой бы радовался на моем месте. Или у тебя проблемы с самооценкой?
- Ну…
- А с чем проблемы?
- Ни с чем.
- Я проверю.
Я проверил. Сплошные проблемы. Даже нежность – на грани истерики. Страсть, которая обрывается внезапно, которая проходит, как припадок. Стерпеть пять минут позора, а потом отвернуться и забыть обо мне? А лучше – если бы я вообще исчезал после того, как он кончит. Но я не исчезаю. Я лежу рядом с ним, как будто один – на другом краю земли, в вечной мерзлоте, на полюсе своего жуткого одиночества.
Он не то что прикоснуться ко мне не может – сказать мне ничего не может. И сколько таких припадочных ночей я выдержу? Может, резиновую куклу нужно было купить в таком случае? Может, ее он бы меньше презирал?
Мне странно. Мне холодно от такого. Я дотрагиваюсь до его плеча, но он отшвыривает мою руку.

Я провалялся до утра – без сна и без снов. Как неопознанный труп в морозильнике. А утром он поцеловал меня в щеку, потому что думал, что я сплю. И потом я уснул. Проснулся в полдень, на столе – ключи от квартиры и бутерброды. Ну, и неплохо.
Я звякнул Славке:
- Как спалось, засранец?
- Кошмары, привидения и спермой несет.
- Там под диваном презики, может, остались?
- Ты урод! В «Клюкве» будешь?
- Не знаю. Я ж работаю.
- Ночью? Где это ты ночью работаешь?
- Набери меня вечером.
- Пошел вон, работничек!
Я обошел квартиру с бутербродом в зубах. Погонял телик. Порнухи не было. Порылся в книжном шкафу – какая-то психология, тренинги. Не заметно, чтобы помогало.
На работу не хотелось. Я перемерял перед зеркалом одежду Вано. Если бы он не был шире на два размера, что-то бы сгодилось. Ограничился его галстуком. Тем, на котором он вчера чуть не удавился.
Арсеньев эту фишку не заценил.
- Ты всегда планируешь к обеду появляться? – вместо «Здравствуйте, глубокоуважаемый Илья Дмитриевич!».
- Да. У меня специальное разрешение.
- Планы какие на ближайшее время?
- Пригласить меня хочешь?
Арсеньев пошел зелеными пятнами.
- Так, ты прекрати это по-хорошему! Рабочие планы я имею в виду.
- А хочешь – прекратим это по-плохому? Мне говорили, тут где-то удобный диван есть…
Тут он сразу вспомнил, что дела у него и звонки срочные. И так ясно было, что не сработаемся.
Девчонки без дела маялись, чаи гоняли. Я посидел с ними немного, потом распорядился базу прозванивать и пошел к себе. В аське нашел Виталика. Но Виталик и паук как-то не сочетались – оба не складывались. Он писал что-то о кризисе.
- А я победил кризис!
- Так журнал же сдох…
- Журнал сдох. А я нет!
Вано я на работе не видел, а вечером один поехал в клуб и наткнулся на Костика.

-4-
Было бы совсем не удивительно наткнуться в «Клюкве» на Костика, если бы Костик две недели назад не уехал в восточные регионы оказывать услуги инженера-монтажника коммуникационных сетей в рамках солидного контракта со строительной компанией. А вы понимаете, что контракт должен был быть достаточно солидным, чтобы Костик вспомнил о том, что он инженер, а не просто так себе тусовщик за случайные деньги. Мы пугали его, как могли, – рисовали ему толпы агрессивных рабочих в грязных робах, завалы кирпичей, пыль и известку, но получили ответ о том, что настало время заняться настоящим делом, а не травить байки с легкомысленными, нетрезвыми чуваками.
Я всегда любил «Клюкву». Я одобряю этот клуб полностью – от внушительных габаритов фейс-контрольщика до меню и подборки композиций. Крутят здесь замечательный хаус. И Стас знает меня не один год и пропускает безо всяких возражений. А попасть в такой модный клуб может далеко не каждый. И это не гей-клуб с надоевшей тусовкой, а центральное продвинутое заведение, в котором всем комфортно. Милое общество. Никаких быков. Уверен, что Стас не пропустил бы даже ментов, если бы они рожей не вышли. Хотя в реале я никогда не видел, чтобы менты хотели попасть в «Клюкву» и наделать шуму – они эту точку сами крышуют.
В общем, вы поняли, что Костику я удивился и обрадовался.
- Каким ветром задуло?
- Не спрашивай.
- Не срослись коммуникации?
- Не срослись.
Он не очень исхудал от переживаний. Я даже подумал, что он сам удрал с той голимой стройки.
- Слушай, прикол у меня вчера был, – начал он.
И я почувствовал, что снова попал в струю. Что ничем не обязан Вано. Что не должен менять образ жизни. Что мне по-прежнему легко, просто и кайфово. Танцевать не хотелось, мы взяли по коктейлю, ушли за дальний столик, и я стал слушать одним ухом музыку, а другим приколы Костика.
- В воскресенье пошли с Люськой в театр. А билеты думали взять прямо перед спектаклем. И как на зло – ни одного билета не было. Она развопилась, мол, раньше надо было думать. Выходим, а напротив парковка. Люська как прицепится к парковщику: «Продайте мне билет на спектакль!» Мужик не поймет, че ей надо. Я ее за рукав оттаскиваю и мягко так объяснить пытаюсь, что он к театру отношения не имеет. А она поворачивается ко мне и орет: «Чего ты лезешь?! Не видишь, что он в форме?». Тот тоже отпираться начал, мол, это форма парковщика, а не кассира. А она продолжает его уламывать: «Я знаю, что у вас есть!». Блин, мне так неудобно было.
- Да, она тронутая, – согласился я. – И чем кончилось?
- Ничем. Но сам факт! Она ж не под газом была – она просто «перепутала».
- И чуть не пришила его.
- А я рассказывал, как мы в Молдове с ней застряли?
- Когда?
- Этим летом. Ну, не в Молдове, а в Европу через Молдову ехали. Это я такой маршрут разработал. И, короче, нашу таможню нормально прошли. А на молдавской нас как тормознули! Они сумки не просвечивают, а прощупывают. Таможенник Люськину сумку щупал-щупал и говорит: «На дне у вас пистолет». Она в крик. Он тоже: «Доставайте все вещи!» Она стала доставать. А мы ж надолго собирались – планировали всю Европу объехать на машине, шенген штемпельнули. И ей сказал кто-то, что за границей прокладки намного дороже – она одними прокладками и затарилась. Как стала из сумки выкладывать – пачка прокладок, еще пачка, еще пачка, еще какие-то тампоны, какие-то одноразовые, ежедневные, еженощные, у таможенника глаза на лоб полезли: «Тут не пистолет, а целый арсенал!» – говорит. А на дне сумки – туфли на высоких каблуках, он каблук за пистолет и принял. Потом полчаса она все назад запихивала.
Хаус крепчает.
Я тоже историю рассказал:
- Сегодня в маршрутке одна мадам меня попросила сумку на верхнюю полку закинуть, типа дотянуться не может. И как раз над таким меном солидным, он сидит – газетку мнет, а я сумку пихаю. Елозил-елозил – присунул. И вдруг из сумки – бац-бац-бац – яблоки, одно за другим – и все ему на голову.
- Ааааа, умора!
- Думал, ща он мне таких законов накостыляет. А эта дура сзади так спокойно: «Ой, я забыла, что там яблочки. Мужчина, вам не больно?»
- Дура нах. Слушай, у меня раз было. Еду в междугородном автобусе, и уже так, темновато. И девке одной в туалет приспичило. Она к водителю: «Остановите!». Он остановил. Она автобус обошла, перед кабиной присела, юбку задрала и ему кричит: «Посвети!»
- Здец, что творят. А у меня на работе урод один есть – Арсеньев, так он считает, что это я черт знает что вытворяю.
- А что ты вытворил?
- Да звонил ему кто-то, а у нас линия параллельная. Я трубку снял и говорю: «Господин Арсеньев в данный момент отсосутствует». А он, оказывается, тоже трубку снял.
- Гыг. Не отсосутствовал, значит.
- Еще возьмем чего-то?
- Давай. Эй, мальчик! Или ты девочка?
Взяли еще по коктейлю. Костик закинул мне в бокал сизую таблетку.
- Откуда? С Юркой виделся? – удивился я.
- Угу, я уже все успел. Угощаю.
- Так что коммуникации?
- Заморозили строительство вообще. Кризис же.
- А в «Клюкве» никакого кризиса! – я огляделся.
- Слушай про Юрку. Жена его улетела в Таиланд.
- Навсегда?
- Нет, отдыхать. На той неделе. Дома одна кошка осталась. Он – сразу ко мне. Говорит: «Я никуда не спешу, дома одна тварь блохастая, будь она неладна». Короче, всю ночь не спешил, а утром говорит: «Спешу. Чет мне на душе неспокойно – как там кошка». И ушел. Вдруг звонит – в истерике. Оказывается, только он дверь в квартиру открыл – кошка на него кинулась, через брюки в член когтями вцепилась и расцарапала до крови. До кровищи!
- Ипать! Это ее жена подучила. Мол, как только не придет ночевать – кидайся и мсти!
- Да подожди ржать, не конец истории. Он орет, кровь течет. А он на меня наседает: «Что, если это заражение? Что я жене скажу?» Я говорю: «А я тут причем? Нужно было и с кошкой презик надевать». Короче, пошел он к врачу.
- Здец. И что? Заражение?
- Не, ничего не было. Но меня больше не хочет.
- А Люська хочет?
- Не, Люська после театра тоже меня не хочет.
Я довольно кивнул. Хаус-хаус-хаус. Жизнь казалась удивительно воздушной.
- Слушай, у меня история была про автобусы. Чет вспомнилась.
- Давай.
Мы еще повторили.
- Это когда я еще в рекламном отделе работал – командировка была в область, на завод один. Еду, короче, междугородним автобусом. И со всеми рядом нормальные люди сели, а со мной – кабан какой-то. На полтора сидения. Я в окно вжался, нос к сквозняку пристроил – еле живу. А мужик еще и никак не усядется – то одно коленце выкинет, то другое. Едем, автобус трясет, вообще голимо. Чувствую, он еще и рукой какие-то движения все время делает. Я сначала думал, дрочит. Может даже на меня. Ну, я кайф не ломаю – не мешаю ему фантазировать, с кем не бывает?
- Чет не верится, что ты смолчал бы!
- Да я потом разглядел, что у него между ног сумка стоит, и он все время туда рукой ныряет и чем-то там чавкает. А из сумки провода какие-то торчат, трубки. Бля, думаю, что за маньяк? Автобус еле идет, еще и остановки постоянно делает. И мужик этот на каждой остановке выходит – между сидениями протискивается, потом на свое место опять умащивается, я шизею. Короче, доезжаем до какой-то станции, где грибы продают. Вдоль дороги прилавки с банками, вязками – все вывалили, типа грибов сроду не видели, хватают кто что – грибной флеш-моб. Этот тоже вывалил. Стоянка закончилась, автобус тронулся, а его нет.
Мне вроде бы радоваться надо, а неловко. Я кричу водителю: «Пассажира потеряли». «Какого?» «Толстый такой дядька, со мной рядом сидел». Остановились – ждем. А его нет. Шофер говорит: «Еще десять минут ждем и уезжаем». Он так и не вернулся. Поехали. Я расселся, задышал, начал в себя приходить. И вдруг смотрю, а сумка-то его осталась. И провода из нее по-прежнему торчат. И стало меня колбасить, что там бомба.
- Я тоже это подумал.
- Мне вообще не по себе стало, стремно. Все едут – хоть бы хны, а я от сумки глаз отвести не могу. И кажется мне даже, что там что-то булькает или тикает. Я опять ору водиле: «Тут чел сумку оставил!». А ему пох – сумка-то есть не просит, места не занимает. Я тогда прямо говорю: «Он оставил сумку специально. В ней бомба!» Что в автобусе началось! Тетки орут, детей собой закрывают, мужики с мест повскакивали. Остановили автобус. Шофер вынес сумку на улицу – не побоялся, сам взял. Открывает – а там аквариум с рыбками. И груша, чтобы воздух подкачивать. Это она и чавкала.
- Фуууух. Бред какой.
- А знаешь, как я пересрал?
- Страшно помирать?
- Не страшно, а некрасиво. Мозги, кишки, клочья кожи.
- Да, гадко. Невеселая какая-то история. Поехали к тебе? – спросил Костик, игнорируя плавные переходы.
- У меня Славка живет.
- Мещеряков?
- Ну, а какой? А я оттуда съехал вообще.
- Меня две недели не было – и такие перемены! А ты где теперь?
- С одним челом живу.
Костик немного застыл. Словно хаус оборвался. Винилы зажевало. Картинка зависла.
- Завидую, – нашелся наконец. – Белой завистью завидую. Серьезное решение. Вряд ли со мной такое будет.
- Да не, не в этом смысле.
- Понял-понял. Я в личное не лезу. Молодец. Никак от тебя не ожидал. Ты мне таким разгильдяем казался. Самовлюбленным засранцем, которого и могила не исправит.
- Спасибо.
- Не, ну я ж по-доброму. А жить с кем-то – это ж не ради себя только. Это и ради него тоже. Это ради вас вместе. Чего ж ты сидишь тогда тут, байки травишь? Давай-давай. Не заставляй его волноваться. Доверие доверием, но отношениями ради какого-то трепа лучше не рисковать.
Я поднялся, как оплеванный. Хотелось послать Костика куда подальше. Но его-то за что?

-5-
К Вано я пришел к часу ночи. И он не спал. Телевизор смотрел – свой чистенький, беспорновый телевизор.
- Мне можно все, – напомнил я.
- Да я не спрашиваю. На работе нормально?
- Вполне. А что?
- Ничего.
Ничего. Только голос у него дрожит немножко. Как от весенней простуды. Или в нем презрительных ноток прибавилось?
Я подошел и сел перед ним на ковер.
- Илюш, не дурачься. Приколы не все хорошо понимают, – сказал он.
- Ты об Арсеньеве? Он просто скотина. Я жалобу на него подам в Международный Суд в Гааге – за преследование на почве сексуальной ориентации.
- Ты пил?
- Нет, колесо глотнул. В клубе.
Потянул ремень на его брюках. Как иначе положить конец разногласиям?
Но с ним и эта программа не работала. Он подхватил меня с полу, бросил на постель, развернул.
Не знаю, у кого из нас мозги набекрень. Я ничего понять не мог. Даже если ему привыкнуть ко мне нужно, или к близости привыкнуть – не за пять же минут исступленного припадка. Все? Я свободен? Да пошел ты!
Час назад все было так просто, так легко в «Клюкве», так весело. И вдруг снова тяжело, неловко, мрачно. И я бессилен изменить что-то. Не могу найти слов, не могу подобрать жестов. Кажется, ему этого и не нужно. Он хочет брать. Без одобрения, без доверия – просто брать. А если он хочет брать – пусть платит. И никаких соплей. Нет у меня лишних нервов, чтобы на него тратить.
Еще и телефон трещит. Я схватил мобилу.
- Так чем ты занят?
Это Славка.
- В «Клюкве» был. Прикинь, Костика встретил.
- С хрена он вернулся?
- Проект заморозили.
- А контракт?
- Кердык контракту.
- И что вы?
- Минимально. Но меня развезло чет.
- А что за хрен, к которому ты съехал?
- Так чел.
- Что за «так чел»?
- Ну, «так чел» с работы.
- Он сейчас тебя слушает?
- А то!
Вано слушал.
- Я ему кайф поломал?
- Не особо.
- Он старый? – спросил Славка.
- Нет.
- Чет я не вкурил.
- А какого ты мне ночью звонишь?
- Думаю, раскачать тебе диван или нет?
- Ху из некст?
- Не ты.
- А если приду?
- Я ж заплатил, чтобы ты сюда не совался.
- А я очки купил – на все.
- Чертяка! Уморил ты меня своей фигней! Лучше я Костику звякну.
Вано не спросил, кто звонил.
- Это Славка, который…
- …квартиру снял. Я помню. И что у вас? Было что-то?
- Надеюсь, будет.
Он ушел курить на кухню. И курил, пока я не уснул.

А чего напрягаться? Все отлично. Если приходить на работу к часу дня – утром можно успевать в солярий и на эпиляцию. Можно встретить лето во всеоружии и махнуть отдыхать за границу на деньги Вано. Без него, конечно.
Можно не волноваться о работе. Там все стабильно. Девочки стабильно пьют чай и едят ароматизированное печенье, звонят и пишут письма. Арсеньев стабильно борется за процветание компании и отдельно – со мной.
Вано вообще не наседает. Он рад и тому, что я возвращаюсь поздно ночью и уделяю ему пять минут своего времени. Ему больше и не надо. Нежности он не приветствует. Поцелуи не практикует. Позы не меняет. Фантазии не фантазирует. И даже в глаза мне не смотрит.
Можно жрать апельсины и разбрасывать повсюду корки. Можно курить на кухне. Можно брать его деньги. Можно носить его галстуки. Можно бросать грязные туфли в прихожей, а утром находить их чистыми. Жалко, авто не вожу, я бы его «мерс» тоже позаимствовал.

Света пришла с какими-то бумажками и отвлекла от чата.
- Я письмо в индийскую машиностроительную компанию составила – тут подпись директора нужна.
- Кого? Арсеньева? Или Сазановича?
- Какого Сазановича?
- Ну, Карповича.
Света любит посмеяться. Особенно над теми, кто кажется ей недосягаемым. Я голову от бумаг поднял, а в дверях недосягаемый Вано стоит – собственной персоной, косяк спиной подпер. Слышал, значит.
- О, Вано, хорошо, что ты зашел, солнышко, – я пошел ва-банк. – Подпиши Свете письмецо.
Света немного спасовала. А тут и Арсеньев нарисовался.
- Нет-нет, тут электронная подпись нужна. Я просто не знаю, где файл лежит, – она попятилась от Вано.
- И я не знаю, где у Вано что лежит. Ну, кроме галстуков, – смеюсь я.
Арсеньев замер, кулаки сжались. Вано просто молча вышел. Света в свой кабинет кинулась. А «друг детства» ко мне шагнул.
- Послушай, ты свой журнал развалил, а теперь за нашу компанию взялся! Я понимаю, что Иван тебе все прощает. Но я не прощу! Это твой последний день в компании!
- Думаю, это твой последний день в компании! – ответил я на это.
Он от такой наглости вообще обалдел. Замер, как снайпер перед мишенью. Но ничего не сделал и ничего не сказал больше. А я пошел к Вано – формировать правильный взгляд на ситуацию и очерчивать подходящие пути решения конфликта.

-6-
А Вано в кабинете курит. Я и не замечал раньше, чтобы он так дымил в кабинете. Даже весна за окнами не такая яркая стала – дымная, пыльная, тусклая весна.
- У меня проблема! – рубанул я сходу.
- Какая проблема?
- Арсеньев.
- И чего ты хочешь?
- Уволь его.
Вано сел за стол и мне указал на кресло. Впервые за все время нашего знакомства он показался мне очень спокойным – уставшим, помрачневшим, посеревшим от сигаретного дыма. Еле живым.
- Илюш, послушай меня… То, что компания выжила, и то, что мы все зарплату получаем, – заслуга Игоря. Большей частью – только его заслуга. И мы все должны быть ему благодарны…
- Он на меня давит!
- Он на тебя давит, потому что ты ничего не делаешь и дисциплину разваливаешь. И так уже все говорят…
- Так вот что тебя волнует!
- Волнует? Да меня уже ничего не волнует. Или ты думаешь, что все эти разговоры выбивают у меня почву из-под ног? Я уже привык слышать каждый день одно и то же: что я пристроил на работу своего любовника, что должность для него выдумал, а он в эту должность и не пытается вписаться, что анекдоты про меня рассказывает, одежду мою обсуждает, шарфы называет кухонными полотенцами, в Интернете целыми днями сидит, пасьянсы раскладывает, клиентов вышучивает, письмо в мэрию подписал: «С увлажнением, Илья». То, что надо мной смеется – ладно, кроме того – таскается направо и налево, ко всем клеится, в кислотных клубах висит с какими-то торчками, и молчит – ни слова, ни полслова. Меня это должно волновать? Мне просто кажется, что я заболел чем-то неизлечимым. И если бы у меня было какое-то важное дело, главное дело жизни, я бы поспешил его закончить, чтобы умереть спокойно. Но утром, когда я смотрю на тебя спящего, мне кажется, что у нас все хорошо и спокойно, а потом ты просыпаешься – и начинается снова эта пытка.
- Хочешь закончить?
- Нет. Не хочу, – он покачал головой. – Не хочу.
Ну… письма в мэрию я не помнил. Может, и накатал такое ради шутки, а может, описался ненароком. А остальное – ничуть меня не удивило. В принципе, даже не все рассказали. Зато рассказали то, чего не было.
- Или ты уволишь Арсеньева. Или я уйду, – нажал я.
- Я не могу его уволить.
- Тогда конец соглашению.
- Какому соглашению?
- Между нами.
- По-твоему это просто соглашение? Соглашение, по которому я должен все терпеть, все прощать, уступать? Я тебе повторяю, что Игорь – это часть компании, и большая ее часть.
- Отрежь эту часть и выбрось.
- И что дальше? Чего еще ты захочешь?
- Еще часы.
- Какие часы? – Вано немного растерялся даже.
- Твои часы. Они мне нравятся.
Он снял с руки новый Rolex и протянул мне.
- Лучше тебе от этого?
- Спрашиваешь! Конечно лучше.
- Ну, на здоровье.
- Если Арсеньев останется, ты меня больше не увидишь.
- Я понял.
- И кто?
- Ты.
- Отлично. Только я сегодня домой не приду. Мне надо со Славкой встретиться.
- Я понял.
В какой-то момент мне даже показалось, что он заплачет – лицо свело судорогой. Но он еще раз кивнул мне:
- Хорошо.
И он впервые смотрел мне прямо в глаза – не за окно, не на весну, не в пол, а на меня. Очень-очень грустным взглядом. Может, пытался прикинуть масштабы моих дальнейших запросов и границы своего всепрощения. Я поднялся и вышел.

Славка ждал меня. Это было заметно. Выпивки купил и каких-то японских закусок. Палочки из бумажного пакета торчали призывно.
- Ну, как тебе у меня? – поинтересовался я вежливо.
- У тебя без тебя? Скучновато. С тобой было бы лучше. Останешься?
- Нет, – я покачал головой.
- Деду хранишь верность?
- Да он не дед.
- А кто тогда? Что за история вообще? У нас же все… прикольно начиналось.
- Обычно начиналось.
- Запал ты на него?
Я сгреб со стола деньги.
- Запал! – бросил Славка. – Запал на жлоба какого-то! Костик мне сказал, как ты в клубе расписывал. Любовь типа до гроба.
- Ничего я не расписывал. Вам лишь бы языками чесать.
- Не расписывал? Тогда останься.
- Не останусь, Слав. Хочешь – живи, не хочешь – проваливай.
- Буду жить, конечно. И в сто раз лучше тебя найду! Придурок!
Я не обиделся. Меня просто коробило от Славки, от его высветленной шевелюры, от оранжевой майки, от японской еды, от торчащих палочек. Я поспешил выйти и еще долго шел пешком, пока, наконец, душный, приторный запах его одеколона исчез с моей одежды, лица, пальцев и выветрился из памяти.

Когда Вано открыл мне дверь, то посмотрел так, словно не узнал.
- Ты же сказал, что не придешь ночевать.
- И что? Не впустишь меня? Ты не один?
- С ума сошел? Что ты говоришь такое?
Я прошел в квартиру. И мне показалось, что и квартира переменилась за нашу весну. Она стала еще более мрачной, темной даже при ярком освещении, пустынной, со вздохами эхо по углам.
- Я поговорил с Арсеньевым. Завтра дела у него примешь, – сказал Вано.
Я забрался с ногами в кресло и взял апельсин.
- Тяжело было? – спросил зачем-то.
- Очень тяжело. Мы с Игорем начинали вместе. Тогда казалось, что создаем бизнес из воздуха. Чтобы стартовый инвест-проект раскрутить, носились оба, как угорелые. Когда первую прибыль получили – поверить не могли. Теперь мне кажется, я все, что было, сам на куски порубил.
- А что он сказал?
Вано покачал головой.
- Неважно, что он сказал. Важно, что я сделал.
- Не переживай, я справлюсь. Я буду один все тянуть. Просто не люблю, когда на меня давят.
- Я не переживаю.
Но в эту ночь он не прикоснулся ко мне. Вообще сделал вид, что меня не замечает. Я помаялся без сна, а потом ушел смотреть какой-то полуночный сериал. Смотрел и никак не мог вникнуть в действие на экране. Думал о том, что победа над Арсеньевым повлечет нехилую нагрузку и придется, на самом деле, работать. Следить за письмами. Особенно в мэрию. Искать подходы к клиентам. Планировать рекламные акции. И еще думал о том, что я ничего не даю Вано такого, что стоило бы так дорого, стоило бы таких жертв, и у него, наверное, должна быть очень веская причина принимать мои условия, но сам для себя – я не находил такой причины.

-7-
Я ожидал Арсеньева взбешенным увидеть, когда представлял процесс передачи дел. Но он махнул мне рукой в сторону кресла, словно отмахнуться хотел от назойливой мухи. Подтолкнул мне какие-то папки, сказал что-то о текущих делах, сдал пароли к своему компу. И только потом посмотрел на меня в упор, нахмурил брови.
- Слушай, – сказал спокойно, – я много думал об этом. О том, что с Иваном происходит. О том, как вообще такое возможно. О том, как помочь этой его беде. А я его много лет знаю, очень много лет. И я бы никогда не предположил, что он способен на такую дурость. Когда он тебя в компанию зазвал, я убедить себя пытался, что ты не так уж и плох, что ты просто сам нарываешься – провоцируешь всех, кто может тебя осудить. Но то, что ты исполняешь, – за рамками вообще. Хрен с ней, с компанией. Для меня – дело не в должности. Найду другую работу – не вопрос. Но зачем обижать Ивана? Иван – во многом наивный человек, прямолинейный. Он созидатель. Он не из тех, кто на склоне лет будет подсчитывать, сколько он домов разрушил, деревьев вырубил и сколько абортов от него женщины сделали.
- Да-да, о женщинах он сейчас точно не думает, – согласился я.
- Я понимаю, что грянул век Интернета, инфантильности и городских мальчиков, – кивнул Арсеньев. – Но, мальчики, как бы вы выжили, если бы не паразитировали на таких, как Иван? Даже проститутки благодарны своим клиентам. А ты не то что в колодец плюешь, из которого пьешь, ты в душу гадишь человеку только за то, что он не похож на твоих придурковатых приятелей!
Я пожал плечами:
- А Вано нравится играть в это.
- Играть? Ты думаешь, он играет? Он очень верит в тебя. В вас вместе верит.
Меня немного напрягло. Разговор с Арсеньевым неприятно затянулся.
- Все, закругляйся, – оборвал я его. – Ты для меня – отработанный материал. Собирай свои канцтовары и шуруй.
- Блин, какой же ты дурак! Это даже не инфантильность! Да пока вы все по клубам траву курили, Иван компанию строил по кирпичику, крутился, как белка в колесе, связи нарабатывал, репутацию создавал. А ты пришел и рушишь все, ломаешь, оплевываешь – только потому, что он тебе не нравится.
Я поднялся.
- Ты как пойдешь к Вано прощаться, ему и расскажи, какой я, что я делаю, кто мне нравится и кто не нравится.
- У тебя вообще друзья в жизни были?
- Нет.
Когда он ушел, я сел на его место. Ввел его пароли. Раскрыл его папки. Но победа над Арсеньевым ощущалась как-то расплывчато. Крутились они! А я не крутился? И травку мне никто даром не давал. И проституткой я никогда не был – ни разу в жизни. Кроме вот этого конкретного случая.
Да, много хлопот лежит в папках Арсеньева. Очень много. И все на контактах держится. А бизнесмены – они же реакционеры заклятые, ретрограды, с ними скромно себе вести надо, сдержанно. Арсеньев четко линию партии проводил.
В пять вечера Вано позвонил:
- Ты где?
- А где мне быть? На работе.
- На какой работе? – удивился Вано.
- В кабинете сижу.
- Забрать тебя?
- Нет. Я еще тут поторчу. Хочу разобраться.
Он помолчал в трубку. Потом положил.
И вдруг Виталик предложил пересечься. Явно не затем, чтобы кризис обсуждать. А с Виталькой мне хорошо когда-то было. Так хорошо, как с Вано никогда не было. И я очень задумался. Почему не было? Потому что он, действительно, на моих приятелей не похож? Или потому что он «идеальная вещь»? Или потому, что я сам чувствую долгие миллиарды световых лет, отделяющие меня от этого идеала?
А ведь он только что хотел меня «забрать» с работы! Он на конспирацию наплевал!
- Нет, я не смогу увидеться, – сказал я Виталику. – Да и вообще. Не нужно больше.
- А что случилось?
Ничего вроде. Я прежний. Кажется, ничего не случилось.

Я еду домой в метро и смотрю по сторонам. И смотрю на себя чужими глазами. У меня не вызывающая внешность. Волос я не крашу, серег не ношу, дресс-код соблюдаю, костюм у меня строгий. Волосы чуть длинноваты, но плечи широкие. Я люблю таскать чужие аксессуары, но для бабушек в метро – это мелочи.
Бабушки пялятся не на меня, а на мальчишку лет пятнадцати, сидящего на краю лавки. И там есть на что посмотреть – уши проколоты, бровь пробита, на руках браслеты, волосы мелированы – клоун, короче. Но лицо – чистое, девчоночье, с высокими скулами и припухшими розовыми губами. Даже в тусклом свете – неестественно бледное, с холодной испариной на лбу. Я приглядываюсь.
На остановке он поднимается, и пассажиры косятся заинтересованно: сзади штаны парня в крови. Думаю, бабули не врубились даже. Он, слегка пошатываясь, шагнул к выходу. Схватился за поручень. Двери открылись.
Мальчишка вышел на перрон, кто-то прыснул. И пока двери не закрылись, я шагнул следом. Толпа рассеялась, а он стоял в замешательстве посреди станции, поглядывая в сторону ближайшей скамейки.
- Слышь, ты ветровку сними и на поясе завяжи, – сказал я.
Он обернулся.
- А что там?
- Давай-давай, пока пальцами никто не показывает.
Он выругался, обвязался курткой.
- Сколько заработал? – съехидничал я.
- Полсотни.
- На врача хватит.
- Пройдет.
- Ну, может…
Он оглядел меня.
- А что – не пройдет?
- Смотря, как порвался. Резинка хоть была?
- Ну, там не я музыку заказывал, ты понял.
- Так тебе и похоронный марш заказать могут…
- Да знаю! – он отмахнулся. – Скажи лучше, как я к матери пойду? Еще прицепится чего доброго.
- Пойдем ко мне. Душ примешь. Намажешься чем-то. Полежишь – попустит.
Он хлопнул ресницами.
- Но я уже трахаться не смогу.
- Не надо, – успокоил я.
Пацана звали Алик. Мы проехали еще несколько остановок молча. Чувствовал он себя не очень.
- На меня не смотрят? – огляделся по сторонам.
- Еще одно кольцо в бровь вбей – будут.
- Много ты понимаешь!
Прикольный был мальчишка. Смешной, глупый и очень хорошенький.
- Ты в школе учишься?
- Ага. В биологическом классе.
- Заметно.
Когда подошли к дому, я предупредил его:
- Только я не один живу – с парнем.
- Я прям забоялся. Вы, это, извращенцы какие-то?
Мог и не предупреждать. Все равно после недавней оргии порог страха у малыша конкретно сдвинулся. Вряд ли его напугала бы и толпа трансплантологов.
- Матери позвони, – напомнил я. – Скажи, что пока жив.
- Почему «пока»?
- Потому что презервативами надо пользоваться.
- Ты достал уже! – он первым вошел в лифт. – Говорю же тебе: я ничего не мог сделать.
Но на площадке позвонил все-таки матери. Сказал, что у Светы останется.

-8-
Вано отступил немного ошарашенный. Уставился на малого, как на врага народа. Я растолковал в общих чертах, но легче не стало. Вано – он же не по этим делам, его немного воротит от подробностей.
- И что теперь будет? – спросил он, когда пацан ушел в душ.
- Ничего. Утром уйдет. Не должен же он мать пугать.
- С тобой тоже такое было?
- В пятнадцать лет? Ну, может, и было. Не помню уже. Считай, что мне просто не нравится, когда в метро пальцами тыкают.
- Так ты ему объясни как-то…
- Что?
- Что нужно быть осторожным.
- Думаешь, он не знает? Он хотел заработать.
- То есть ему было неприятно?
- Ну, если бы ему было очень неприятно, ему бы не стукнуло в голову зарабатывать таким способом, – успокоил я.
Наверное, мы впервые заговорили с Вано «об этом».
Алик вернулся из душа в его халате.
- Эй, Вано, я тут приоделся.
- Вижу.
- Какая у вас квартира клевая! Мне б такую!
Он еще раз огляделся и подмигнул мне:
- Познакомил бы ты меня с кем-то. Классно люди устраиваются.
- Вот с Вано познакомься! – усмехнулся я.
Но Вано отвернулся и вышел. Как тогда, из моего кабинета. Похоже, снова я задел что-то такое, что отдало болью. Он ушел к себе, дверь закрыл и свет выключил.
Я малого уложил и мазь ему нашел – от трещин.
- А тут написано – «при геморрое», – разглядел он.
- Мажься, дурак. Не до кокетства.
А сам пошел к Вано.
- Чего ты? Спишь?
Он молчал. Я тоже лег рядом.
- Сердишься из-за малого?
- Как ты мог такое сказать? – спросил он, не оборачиваясь ко мне. – Думаешь, я тебя люблю, потому что у меня, кроме тебя, никого не было? Ты его специально притащил? Тебе кажется, что я просто рисковать боюсь, искать кого-то? Просто купил тебя и пользуюсь? Так?
Я молчал.
После такого не то что говорить сложно, сложно вообще верить в реальность происходящего.
- Я знаю, что нужно найти в себе силы прекратить это, – продолжал Вано. – Когда ты мне тогда не позвонил, я два месяца телефон из рук не выпускал. Ждал, как чокнутый. Как параноик. Думал, что обидел тебя чем-то. Потом загладить хотел, извиниться. Думал, вообще прикасаться к тебе не буду. Но не могу…
- Когда не позвонил? – я пытаюсь собрать мысли. – Тогда еще? В июне?
- В июне, – выдыхает он.
- Да я не знал ничего.
- Чего ты не знал?
- Ну, что ты меня любишь. Думал, так – занесло тебя немного. Это ж и не секс как бы.
- Это не секс?
- Ну, как сказать…
- Ты мне так больно делаешь, что сердце останавливается. А оказывается – не любовь, не секс, не отношения. Только боль настоящая, а все остальное – выдумка.
Я тянусь к нему, прижимаюсь.
- Не надо, – он отодвигается. – Надоело мне все это. Причуды у тебя сумасшедшие. Апельсиновые корки повсюду. С Игорем меня поссорил.
Но я снова притискиваюсь к нему.
- Не надо. Там малой спит, – упрямится он.
- Это же не наш ребенок.
- Все равно это ребенок.
Вано пытается отпихнуть меня.
- Ты молчи и ничего не делай. Иначе – шумно будет, – говорю я.
Я впервые получил свободу действий. Так, словно вдруг со своего Северного Полюса переехал на Бали и оказался рядом с любимым человеком. И он принадлежит мне одному – только мне. И он никакая не вещь, и никакой не идеал. Разве идеальный парень мог в меня влюбиться? Влюбиться в меня – значит, принять меня со всем тем, что я пережил. Даже больше – пережить все вместе со мной: бестолковый, безрезультатный поиск, кладбище иллюзий, холод одиночества, мрак ежедневного прозябания. Жизнь ведь мрачная. Как ее ни разбавляй, ни взбалтывай, ни миксуй – она мрачная. Ее только любовь и красит.
Любовь наполняет каждый день смыслом и превращает каждую тягучую ночь в сладкую нугу. Расцвечивает ее смешками, рассеивает сомнения и дарит счастье – без рамок, без краев, без границ, без стеснения. И любовь не позволяет потом отвернуться и сказать самому себе, что этого не было. Или что это было не с нами. Или что это исполнение каких-то обязательств по какому-то контракту за какой-то инвойс.
Это не называется словами «переспать», «пересечься», «запасть» или «зависнуть вместе». Это проникающая, пронизывающая, умопомрачительная близость. Это одобрение постороннего человека – целиком и полностью, в любом виде, под любым соусом, вопреки всему, со всем его прошлым, с его самыми славными достижениями, с его самыми гнусными падениями, с его дурацкими выходками, с его грязными историями, с апельсиновой кожурой, со звенящими браслетами, со старомодными шарфами, с лысеющей макушкой, с выдуманным резюме или с двойкой по биологии.
- Я не знал, что так может быть, – сказал Вано.
И я подумал о том же – о том, что не знал, что такое возможно между нами.
- Ну, ты же расспрашивал обо мне перед тем, как пригласить в компанию, – усмехнулся я. – И что сказали?
- Сказали, что сволочь.
- Думаю, даже хуже сказали.
- Тебе это совсем безразлично?
- Ну да. Все равно всем хорошим не будешь.
- Зато сказали, что в делах ты обычно не подводишь, – утешил он.
- А сказали, что я могу быть верным?
- Нет, это сюрприз, – усмехнулся Вано.
- А что я инфантильный?
- Ну, да. Об этом сказали. Целиком в твоем духе – руки на свечке жечь, воском капать, гвоздями ладошки царапать. Но если тебе это нужно, чтобы убедиться в чем-то… я готов на это, я тоже расцарапаю. Пусть будет по-твоему.
- Больше не нужно. Я уже убедился.

Утром я проснулся от того, что услышал голоса на кухне.
- Как ты? – спросил Вано у Алика. – Выспался?
- Да, попустило. В школу пойду. Спасибо, что приютили. Но вы возились ночью, как кони.
Вано смолчал. Звякнула чашка.
- Не нравлюсь я тебе? – спросил пацан.
Я про себя матюкнулся. Вот и делай после этого добро людям.
- Нет, – отрезал Вано. – И ты притормозил бы приключения искать. Даже если не всегда так попадаешь, все равно, приключения – это не самое главное. И деньги – всего лишь деньги. Мазь ты за них купишь, а новое сердце – нет.
Минуту помолчали.
- Это ты мне бутерброды делаешь? – удивился пацан.
- Ну да. Есть же ты в школе должен.
- Ты прости меня, э, – сказал вдруг Алик. – И Илюхе спасибо передай. Он такой добрый. Помог мне. Когда незнакомые люди просто так помогают – плакать от этого можно. Тебе повезло. Очень повезло с ним. Я не имел в виду ничего такого. Так просто спросил, по-дурацки.
- Я знаю, что мне повезло, – согласился Вано. – И я это знал, как только его увидел.
- Ну, все равно, приключения ведь были, да? – не унимался пацан.
- Ты бери бутеры и иди учиться, – отрезал Вано. – Будут вопросы – звони. Я тебе отдельно расскажу все, что я думаю о ваших дурацких приключениях.
- Э, нет. Я лучше Илюхе позвоню, – сказал на это школьник.
И я вдруг подумал, что скоро лето. И что мне больше не нужно мечтать о далеких идеальных вещах. Все уже сбылось здесь, а не на Бали.