Поцелуй Ангела

Меня зовут Курт Руби. Я, -  начинающий писатель.

Мои книги расходятся не с таким  большим успехом, как хотелось бы, но свои деньги я всегда имею, и жизнью вполне доволен.
Так уж случилось, что однажды мой студенческий приятель Дэниэл пригласил меня на годовщину своей свадьбы. Жена его, Нателла, когда – то была первой красавицей на его курсе. А я был зеленым первокурсником. Независимо от возраста, мы все приударяли за тогда за ней, а выбрала она Дэна, и я думаю, что правильно сделала: он был лучшим из всей нашей компании.
Среди веселья и винной одури, кому – то пришло в голову завести довольно старую песню. Как называлась она, я не помнил, но только первые несколько слов сразу же заставили меня внимательно слушать:

«Два омута, две капли крови, два бокала…
Двух ангелов душа моя хранит. .. »

И удивило больше всего меня в тот момент то, что Дэн с Нателлой вдруг пошли танцевать под эту песню. Именно под нее. До того, как она зазвучала, - ни тот, ни другой особенно не стремились выйти в зал.
Они медленно раскачивались, осторожно сжимая друг друга в объятьях… Я внимательно наблюдал за ними.
В какой – то момент мне показалось, что Нателла едва сдерживает слезы, но Дэн  так нежно и таким говорящим жестом обнял ее, что она затихла у него на плече.

Они дотанцевали песню до конца. Странно, что никто тогда не присоединился к ним. Все остальные стояли и смотрели, как медленно кружится эта  пара.

Я слишком долго прожил в Штатах, чтобы знать автора этой песни. Но, чем – то таким зацепила она тогда меня, - я долго не мог забыть этих слов.
Слова были, на мой взгляд, довольно странные, но от них шел такой уровень магнетизма, что… мурашки шли по коже. И голос…

Голос и певца был просто непередаваемый, - сильный, глубокий, завораживающий…

Вечеринка была в самом разгаре, и мы, как следует выпив, вышли с Дэном на террасу покурить.

В кафе и без нас было весело. Нателла болтала с подругами, и мы, наконец - то смогли пообщаться один на один.

Мне всегда было интересно с Дэнни. В юности я даже немного завидовал ему, - его хладнокровию, чувству юмора, умению классно играть на гитаре и петь. Он всегда был в центре внимания, а я был Санчо Панса, - верный друг и оруженосец.
После моего отъезда на стажировку в Штаты, мы долгое время не общались, но когда я вернулся и подписал контракт с местным издательством, отношения  возобновились, чему я был очень рад.
Разговор зашел о моей новой книге.
Дело было в том, что я никак не мог определиться с темой. Я перебирал все, что только можно, но ничего по настоящему так и не увлекло меня. Издатель просил живую историю о жизни и любви, но я все тянул время, не зная на чем остановиться.

- Ну, так и что ты решил? – спросил меня Дэн, выпуская в ночной воздух струйку дыма.
Я пожал плечами:
- Не знаю. Надо уже как - то определяться, но что – то ничего не приходит на ум.
Новые тайны из жизни Мерилин Монро, или Греты Гарбо?… Тысячу раз описано и заезжено до дыр.
Я бы хотел написать что – то очень яркое, жизненное. Какую – нибудь историю любви, только очень необычную, и, знаешь, - чтобы она была такой, чтобы все задумались…
Дэн помолчал тогда, и, докурив сигарету, выщелкнул окурок в темноту.
Он сразу стал серьезным, и каким- то необычайно собранным. Он посмотрел на меня и сказал негромко:
- Необычную, говоришь историю?… Ну, так вот что. Есть у меня такая история, только она очень... мм... не простая, и даже не знаю, - захочешь ли ты писать о ней, но…
Это, наверное, как раз то, что тебе нужно…

Я был несказанно обрадован, - то, что говорил Дэн, обычно всегда имело под собой веские основания. И я терпеливо ждал, что же приятель скажет дальше.
Дэн поежился под накинутой на плечи курткой и заговорил:
- Это история моего друга. Его зовут Грегори. Грегори Янца.
Я был просто шокирован.
- Ты?! Ты знаком с Янца?! Он же, - знаменитость, Дэн!
- Ну да, знаменитость, мы школьные приятели и знакомы  давно, он мой близкий друг. Да, теперь он известный художник, правда, сейчас немного отошел от дел, но я думаю, что…
Короче, - Курт, если ты проявишь тактичность и терпение, я думаю  он согласится рассказать тебе историю своей жизни. Поверь… эта история достойна не одного бестселлера. Но это, - если только он согласится. Тут гарантий дать не смогу, но поговорить с ним обещаю. Он живет в Луоксе сейчас. И будь готов, если что, - то тебе придется туда ездить.
- Дэээн! Если все получится, я буду вечный твой должник! Кстати, я слышал что- то об этом, - газеты писали, вроде был какой – то романтический треугольник. Так?

Но как – то быстро все замяли, помнится…
Дэн посмотрел на меня слегка насмешливым взглядом.
- Нет, Курт… О том, что было на самом деле не знает никто. Лишь я, да Нателла. Да и она, - только в общих чертах. Короче говоря, давай так договоримся, - я созвонюсь с ним и сообщу тебе, что получится, ОК?
- ОК!

Я был просто счастлив! Слова Дэна говорили о том, что тема для моей книги будет очень интересной. Я был заинтригован, и весь следующий день не мог ничего делать, - только ждал его звонка.
Но звонок раздался только поздно вечером, в половине двенадцатого, когда я уже собирался ложиться спать.
- Курт?.. Привет, это Дэн. Я только что вернулся от Янца. Он согласился увидеться с тобой, прямо завтра. Он едет в город примерно в районе 15.00, и у него будет возможность побеседовать с тобой. Ну а там уж вы сами разберетесь, что у вас получится. Только ты должен будешь ему позвонить. Пиши телефон.
Я сорвался с места и рванул в гостиную за ручкой и блокнотом:
- Пишу, диктуй…
Я торопливо записал, и Дэн продолжил:
- Я сказал ему про книгу… Сначала он был категорически против, и я уж подумал, что ничего не выйдет, но потом он неожиданно согласился. И знаешь, - будь с ним как можно более тактичен. Его история очень… необычна, очень. Я думаю, если тебе удастся найти с ним общий язык, - а характер у него не простой, должен тебе сказать, то книгу ты напишешь громкую.
Ну… - тут Дэн помолчал немного, - если отважишься, конечно, - и положил трубку.
Я был заинтригован так, что даже спать не мог. Пол ночи проворочавшись в своей постели, я встал, заварил себе успокаивающей травы по рецепту моей бабушки и, пока трава настаивалась, мне снова пришли на память слова из песни:
« Два ангела живут в душе одной…
И, что же мне поделать, что вас - двое?…»

Странным холодом и одновременно, - странным теплом веяло от этих слов, и… болью, бесконечной, какой – то мучительной, неотвратимой… И любовью…
В этих строках было выражено такое сильное чувство, что мне стало не по себе, и даже завтрашняя встреча вдруг стала внушать не обычный для меня творческий азарт, а непонятный, почти мистический ужас.
Но я прогнал эти мысли, объяснив себе все усталостью и бессонницей, и, выпив настой, отправился спать.
К трем часам следующего дня, я был в полной боеготовности: настроение было прекрасным, я оделся в свой самый лучший костюм, и, в предвкушении встречи со знаменитостью, набрал номер, который дал мне Дэн.
- Я слушаю, - услышал я негромкий и очень музыкальный голос. Он был странным, - и завораживающим и отталкивающим одновременно, но очень притягательным.
- Мсье Янца? Меня зовут Курт Руби… и я…
Но Янца перебил меня:
- Я в курсе. Жду Вас в клубе «Обливион» через час, – сказал он твердо и отключился.
- Ээээ, - протянул я, не сразу сообразив, что слышу лишь короткие гудки.
Я простоял некоторое время в растерянности посреди комнаты и  решительно набрал номер Дэна.
- Дэн, привет! Это Курт. Слушай, я только что звонил Янца, - он пригласил меня через час в клуб «Обливион»… Это где такое, и что это за клуб, ты в курсе?
В трубке раздался то ли вздох, то ли короткая усмешка, и я услышал:
- «Обливион» - знаменитый в городе такой… ночной клуб, мммм…. Это гей – клуб, Курт. Так что… слишком нарядно не одевайся. Ты ведь симпатяга у нас…
Я не мог понять, то ли Дэн шутил, то ли говорил серьезно, но, обалдел так, что снова не заметил, как пытаюсь заговорить с короткими гудками.
Гей – клуб!!! НИ ХРЕНА СЕБЕ!!!
Я разозлился. Нет, ну Дэн – молодец! Втянул меня во все это, даже не спросив! И что теперь делать? Никогда не был в подобных заведениях, и ни за что не пойду!!!
«А как же книга?.. - говорил мой внутренний голос, - Дэн никогда не подкинул бы чего – то, не достойного внимания ». И мой писательский интерес, в конце – концов, перевесил все мои предрассудки.
«История достойная не одного бестселлера…» - подумал я, и решился пойти, но по совету Дэна переоделся во что попроще, - в мои любимые старенькие джинсы, темно – синюю рубашку на выпуск и серый жилет. В последний момент все – таки добавил на шею шелковый изумрудный шарфик. Накинул светлый плащ, и в таком вот виде через несколько минут вышел из такси, напротив  «Обливион».

Название его не выглядело никаким уж особым таким… так, - клуб и клуб, - обычное ночное заведение, ничем  от других не отличающееся. Народу вокруг было мало, а вовнутрь кроме меня, похоже, вообще никто не собирался. Понятно, что такие места оживали ближе к ночи, а сейчас было всего – то четыре часа дня. Я успокоился, осмелел и вошел.
Здесь был приятный полумрак, ароматы дорогих сигар будоражили мое разыгравшееся воображение. Небольшая эстрада, пустая сейчас, невысокий потолок, увешанный разноцветными лампами и вычурными дискотечными светильниками. Довольно большой бар. Бармен был на месте, - невысокий крепкий парень, с приятной
улыбкой на лице. Мне, правда, стало от этой улыбки слегка не по себе, и я оглянулся вокруг:многочисленные кресла, кожаные диванчики, и столики, были пусты. Казалось, что в клубе сейчас не было никого, кроме меня и бармена, который, видимо, занимался подготовкой к вечеру, составляя в порядок бокалы, стаканы и прочую стеклянную посуду неизвестного мне предназначения.

- Вы так рано мсье? Мы обычно начинаем позже, - заговорил со мной он, внимательно и с интересом меня разглядывая. Я покраснел, но старался не выдать своего волнения.
- Но если мсье желает чего- нибудь выпить, то я мог бы предложить …
- Два коктейля, - «Поцелуй Ангела» и «Забвение» Марсель, для меня и моего гостя, - прозвучал прямо за моей спиной тот самый, слегка шокирующий голос, который я слышал час назад по телефону. Я вздрогнул, обернулся и увидел его.

Человек передо мной был очень непривычной для меня наружности. Вся одежда была на нем сама по себе довольно обыкновенная, если не считать дорогих марок, которым она явно принадлежала: черные джинсы, пуловер с V- образным вырезом изумрудного цвета, но темнее, чем мой шарфик, которого я, почему – то, тут же стал стесняться. Кожаные светлые туфли, изысканная цепочка на шее, - белое золото, и я не удивился бы, если б узнал, что она инкрустирована бриллиантами, но не в этом было дело… совсем не в этом.
Конечно, раньше я не раз видел Янца по TV, когда у него брали интервью, но все это было не то. Тот человек, который стоял сейчас передо мной и рассматривал меня с совершенно непроницаемым выражением лица, был, как бы это сказать,… немного другой.
Никакое телевидение не могло бы передать удивительной ровности его холеной кожи. Она была словно выточенная, - гладкая, необыкновенная. Ни за что не передать было ему красоту его длинной шеи, которую только подчеркивал V – образный воротник. Длинные, гибкие линии его тела, небрежность и в то же время собранность позы, и самое главное, - глубину темно – шоколадных карих глаз, которые, казалось, смотрели мне прямо в душу. У Грегори Янца были длинные густые волосы, темно – каштанового оттенка, прямой благородной формы нос, и губы… очень чувственные губы…
Все это вместе произвело на меня такое мощное впечатление, что я едва не открыл рот от удивления. Но вовремя спохватился, и страшно стушевался, вспомнив, где же нахожусь.
Грегори Янца не был похож на обычного человека. Даже на художника не был похож, даже на ОЧЕНЬ знаменитого художника тоже похож не был.
Передо мной было какое – то фантастическое божество, с  глубокими, как бездна глазами.
И он, похоже, с таким же интересом разглядывал меня, только взгляд его был другим, - хватким и коротким.
За пару мгновений мне показалось, что он уже успел составить обо мне свое впечатление. Мне снова стало не по себе, потому что взгляд его был не просто любопытствующим, в нем было что – то такое, - профессионально – оценивающее,как смотрят художники, и... пугающее одновременно.
Я и не заметил, как вчерашний мистический ужас  змейкой вновь вполз в мое сознание…
Но Янца только улыбнулся, и заговорил со мной тем же необыкновенным голосом:
- Дэнни сказал, что Вы хотите написать книгу… это так?

Я бы мог поклясться, что ответил бы сейчас на все его вопросы, даже если бы он спросил меня, какого цвета на мне белье… Голос Грегори Янца был для меня в тот момент, как для кобры, - дудка заклинателя змей. И, похоже, что его нимало не заботило то впечатление, которое он произвел на меня.
Я коротко кивнул, нервно сглотнув, и Янца еще раз улыбнулся, сделав приглашающий жест следовать за ним. И я пошел, не сводя глаз с его спины.
- Марсель! – негромко позвал он, не оборачиваясь, - принесешь вниз в четвертый.
- Да, Волшебник! – отозвался тот, и я просто вжал голову в плечи, настолько была непередаваемой интонация бармена. И это неожиданное «волшебник».
Почему, интересно?

Мы спустились вниз на один этаж и оказались в длинном коридоре. Здесь было тихо, приятное мягкое освещение, ковер под ногами. Янца вел меня за собой в одну из закрытых комнат. Не могу передать, какие чувства охватили меня, когда я вошел за ним, и дверь за мной закрылась.
Здесь было совсем глухо. Все тот же приятный полумрак, уютная обстановка, два кресла, и огромная кровать, заправленная красным шелковым покрывалом. Окно было занавешено плотными портьерами, не пропускающими дневной свет…
Если сказать честно, я струхнул, да так, что захотелось сбежать под любым предлогом, но голос Янца остановил, и неожиданно успокоил меня.
- Не надо ничего бояться. Я не причиню тебе никакого вреда, – я мог бы поклясться, что Янца усмехнулся, но когда он повернулся лицом ко мне, - ни следа той усмешки не осталось, только все тот же глубокий, завораживающий взгляд.

Грегори опустился в кресло, как кошка, - грациозно и мягко. Закинул ногу на ногу, подперев подбородок пальцами правой руки, и внимательно посмотрел на меня. Я немного расслабился, и сел напротив, в кресло. Между нами сейчас был только маленький низкий столик.
Он молчал, потому что ждал моих вопросов, а вот почему молчал я, - это был действительно вопрос. Я был настолько не в своей тарелке с этим загадочным человеком в гей – клубе, и, кстати, - наедине в приват – комнате, да еще в этой вот обстановке, что нервничал ужасно. Все – таки, я был слишком не готов для таких… серьезных вещей.
При одном только взгляде на Янца, я понял, что я никакой не писатель, а так, - графоман из графоманов, что я ничего не знаю об этой жизни, что я вообще – то, - боюсь ее, что я обычный избалованный маменькин сынок, не смотря на все мои 34 года…
Я смотрел на Янца во все глаза и молчал, и ничего с этим поделать не мог, НИЧЕГО.
Спасло меня то, что в дверь постучали, и бармен Марсель внес на небольшом подносе два коктейля. Он улыбнулся, кивнул Янца и удалился, почти бесшумно и, как – то … ловко.

Мы взяли наши бокалы, и приветственно приподняв их, немного выпили.
Голова моя не закружилась.
Нет, напротив, - в ней появилась необыкновенная такая ясность, и в душе, наконец, наступило долгожданное «рабочее» спокойствие, которое заставляло меня думать, писать, задавать вопросы, - в общем, - жить обычной для меня жизнью. Но только я придумал, - с чего бы начать разговор, и взглянул собеседнику в глаза, как… снова куда – то провалился. Я вновь, как юнец разглядывал его, словно пытаясь врезать в память самую мельчайшую деталь.
- Курт. Кажется, так тебя зовут? – негромко спросил он, и я снова «поплыл» от его голоса.
- Да, мсье Янца… - почти пролепетал я.
Он вздохнул и заговорил спокойным, почти деловым тоном, который, наконец – то привел меня в чувства:
- Итак, Курт, я надеюсь можно, - «на ты»?
-Дда, - пролепетал я, но он, похоже, и не заметил.
- Ты хочешь написать книгу. Что ж, то, что я могу сейчас рассказать, - не самая обычная история. Надеюсь, Дэн предупреждал об этом?..
- Да, конечно, но я и не хотел бы, чтобы моя книга получилась… обычной.
Янца помолчал, сверля меня взглядом, от которого я начинал тихо паниковать.

Не знаю, понимал он или нет, как действовал на меня, только он встал, прошелся мимо по комнате, остановился перед кроватью, и вдруг, изящно раскинулся на ней, опираясь на локоть, и вытянув длинные ноги. Я, как завороженный, не мог отвести от него глаз.
- Хорошо. Я расскажу тебе немного, только самое начало, и ты решишь, - стоит ли нам еще раз встречаться, ОК? – и он совершенно обворожительно улыбнулся.
Я кивнул, потому что говорить не мог, потому, что вообще не представлял, КАКИЕ вопросы мог задать ЭТОМУ человеку, и ЧТО вообще мог написать о нем.
В тот момент я был абсолютно уверен, что мне, просто - напросто, - СЛАБО. По – этому такое предложение мне показалось тогда самым разумным.

Янца опустил на мгновение голову, а когда заговорил, глаза его были уже совсем другими. Нет, я не назвал бы этот взгляд открытым, но… скользящими образами в них появлялась и тут же исчезала тоска, и боль, такая глубокая и неохватная, что я чувствовал ее почти физически. По мере того, как он говорил, эти странные тени в его глазах становились все более долгими, явными, и мучительными.

- Это было четыре года назад, - начал он негромким голосом, - была глубокая осень.
В тот день шел мелкий дождь, - я помню, как водяная пыль садилась мне на лицо.
Был поздний вечер, кажется, только что закончилась служба в соборе. Звонил колокол, и люди шли мне навстречу, кто торопился, кто – шел не спеша, ворча и шаркая…
Странно, но я до мелочей запомнил тот день, и всех этих людей, и этот дождь…
Я шел им навстречу, кутаясь в черный плащ, без зонта… Я промок почти насквозь, но мне было все равно,- я был похож на призрака, потому, что ничего живого не было тогда во мне.
Я шел по улице, заглядывая в тускло светящиеся окна ночных кафешек, чтобы хоть как – то себя отвлечь, и, подбегая мелкими шажками, нырнул в приоткрытую дверь заведения, под названием Эрмани – Бар.

Янца помолчал немного, потом вскинул на меня быстрый взгляд и сказал:
- Ты должен помнить это место… Его очень любили студенты. Кажется, Дэн бывал там не один раз. Теперь он смотрел на меня так, словно спрашивал разрешения продолжить, и я поспешно ответил:
- Да, конечно, я помню, - я действительно знал, о чем он говорил.
Словно успокоившись, он заговорил снова:

- Там было очень тихо. За одним столиком сидели парень и девушка, шептались о чем – то, и еще один был занят Чарли Гансликом, местным завсегдатаем, - может быть ты помнишь его, - старый школьный учитель… Спился, правда…
Остальные столики были свободны, и я выбрал один,- в дальнем углу маленького зала.
Я выбрал его потому, что только за ним мог хорошо видеть входящих…
Я снял плащ и сел за стол, заказав крепкого горячего чаю, хотя на самом деле больше всего мне хотелось тогда напиться.
Мне было холодно, я дрожал и никак не мог унять плечи, которые непрерывно вздрагивали. Что только не делал я, чтобы согреться, но… все равно мерз.
Мне было тогда 37…

Он грустно усмехнулся, снова сделав короткую паузу, и я еще внимательней вгляделся в него. Если тогда ему было 37… то значит сейчас… 41? Но, черт возьми! Как же можно так потрясающе выглядеть?! Янца нельзя было дать даже тех самых 37ми, которые были 4(!) года назад!..
Помолчав немного, он продолжил:
- Я ждал. От волнения, холода и нервов, теребил края рукавов тонкого свитера. Я ждал ЕГО. Но дверной колокольчик молчал, и я почти уже с ума сходил. Он не торопился.
Он ДАВНО УЖЕ не торопился ко мне. Знаешь ли, как трудно это принять?…
Я выпил чай, прикурил сигарету со второго раза, потому, что руки тряслись, затянулся нервно, и закашлялся, поперхнувшись дымом.
Может быть потому, что я закурил, или может не по этому, но парень с девушкой ушли, звякнув колокольчиком, и в зале остались только мы с Гансликом.
В конце – концов, старый учитель заметил меня, и заговорил, едва ворочающимся языком:
- Грегори… Грегори, - это ведь ты? Я не ошибся?
- Я, мсье Ганслик… - ответил я.
- Хочешь выпить?
Я отказался, несмотря на то, что согласиться очень хотелось. Он оглядел меня мутным взглядом, и спросил:
- Ждешь кого – то?
Я был застигнут этим вопросом врасплох, и чуть не начал заикаться:
- Ннет… То есть, - да, жду…
- Ааа, понятно… Значит, выпить не хочешь…
Я помотал головой из стороны в сторону, и посмотрел на часы: было уже половина одиннадцатого. Я бросил взгляд в окно, надеясь увидеть спешащую фигуру, но, там не было никаких перемен: по – прежнему шел дождь, - только улица становилась все темнее и безлюдней.
Вскоре, Ганслик уснул прямо за столиком, положив голову на ладонь, тихо посапывая.
Я очередной раз проглотил обиду, и, собрался было уйти, как именно в этот момент звякнул колокольчик.

Янца снова замолчал, и я понял, насколько трудно было ему все это рассказывать, и насколько остро снова переживал он события четырехлетней давности.
Он сел на кровати, впиваясь пальцами в покрывало, и, глядя мне прямо в глаза, сказал:
- Я гей, Курт. И эта история - история моей любви. Если ты согласен слушать дальше, - слушай. Если нет, - мы можем расстаться прямо сейчас. Решай.

Куда там, - расстаться! Да я был настолько захвачен его рассказом, словно кино смотрел! И… я не мог, да и не хотел уходить от него сейчас. Я был готов слушать его и слушать, растворяясь в этом дивном голосе, смотреть, как двигаются его губы…
Нет. Я ни за что не ушел бы тогда.
Вместо ответа я взял свой бокал с коктейлем и сделал еще несколько глотков. Я чувствовал, что Янца внимательно наблюдает за мной. Пить он не стал, только дождался, когда я поставлю бокал на столик, и снова заговорил.

- Когда звякнул входной колокольчик, - не знаю, что со мной сделалось…
Я увидел ЕГО. Сначала зачем – то дернулся навстречу, потом огляделся растерянно и снова сел за столик, расставив ноги пошире,- для пущей устойчивости, - так меня трясло.
А сердце выскакивало так, что мне хотелось срочно чем – нибудь придавить его, - пусть совсем остановится, лишь бы не трепыхалось с такой силой. Как мне было плохо тогда… Руки дрожали, я не знал куда деть сигарету, в упор не видя перед собой на столике стеклянную пепельницу. В конце – концов, я обжегся, и бросил ее прямо на пол, придавив ботинком.
А он приближался в это время ко мне, - как всегда, - уверенный, красивый, волосы уложены, золотое колечко в ухе… Кожаная куртка и джинсы: весь в каких – то браслетах, цепочках, которые НЕ Я ему дарил, в клепках и металлических застежках.
Ох, он нервничал не меньше меня! Сел напротив, сложив руки на груди. Губы его были сжаты…
Такой молодой и смелый, и… рассматривал меня насмешливо, блуждая взглядом по моим рукам и груди. А я умирал просто от этого взгляда, подыхал просто, понимаешь?..

Последняя фраза вырвалась у Янца с такой болью, что я замер, не зная как себя вести.
Я не мог конечно до конца понять его, но представить мог, и от того, что представлял, мне тоже становилось больно.

- Чего ты хотел? – спросил он меня надменной интонацией. Я, конечно, ожидал, что разговор пойдет именно в таких тонах, но, как оказалось, совершенно не был к этому готов. Каждое его слово било меня наотмашь, резало по нервам, - я был словно обнажен перед ним.
- Тебя нет три дня, как ты думаешь, - чего я хотел?! – тут же сорвался я.
- Я же все ясно объяснил, кажется. Чего тебе непонятно? – он наклонился почти к самому моему лицу, и мне стало совсем нехорошо.
Эти серые, как дождевые капли глаза… Как я любил их! Эти насмешливые губы я столько раз целовал… Эти мягкие волосы… Все это было тогда так близко, невыносимо, нестерпимо!… Любимый, мой бесконечно любимый Винс…

Не знаю, поймешь ли ты все это,… но, – он помолчал, отводя взгляд в сторону, - но я НИКАК не мог тогда без него.
А он изменился. И мне тогда казалось, что навсегда. Он был в тот момент таким, что мне показалось, что этот парень, никогда раньше со мной и не был. Никогда не был МОИМ Винсом. Винсент Гарде, - как красиво звучит, - не так ли?..
Я нашел его в приюте для бездомных,… и влюбился сразу же, с первого взгляда.
Потом поселил его в своей квартире, учил в городской актерской школе. У него ведь, - настоящий талант. Обеспечивал, кормил его,… да… не важно это все!…
Просто к тому времени мы были вместе уже почти 6 лет.
Я слушал его, и заводился все больше и больше, хотя меньше всего тогда этого хотел, но молчать не мог.
- Ты ушел просто так, оставив коротенькую записку, даже не поговорив со мной?!
- А к чему разговоры? Ты бы замучил меня объяснениями. А так, - коротко и ясно. Я ухожу, потому, что больше не люблю тебя.

Знаешь, мне даже не было важно, - ЧТО он говорил тогда, но было важно КАК!…
Такой лед был в его голосе! Мне казалось, что каждым своим словом он вымораживает мне сердце. В какой – то момент я почувствовал, что сейчас смешно и нелепо разрыдаюсь, и сжал зубы до скрежета, вцепился пальцами в свитер. Так хотелось в глаза ему взглянуть, но, черт, так страшно было, что я просто немного повернулся в его сторону, так и не в силах поднять глаза...
Как я ненавидел себя тогда за слабость,… но не смог не спросить:
- Скажи… это - Руди? Руди Кауэр?
Он рассмеялся мне в лицо, сказал, что это не мое дело, и вообще, - какая теперь разница… Он так наслаждался ситуацией… мальчишка…

Янца снова замолчал, справляясь с собой, переводя дух, а я был просто потрясен этим рассказом, сидел, не дыша, и ждал, когда он заговорит снова.
Но он молчал. Я подождал еще некоторое время, и спросил:
- А кто этот, - Руди Кауэр?
Янца вдруг посмотрел на меня таким взглядом, что мне захотелось тут же провалиться сквозь землю. Я явно спросил что – то не то, но он неожиданно ответил, и, - довольно спокойным голосом.
- Руд?.. Рудольф был певец, рок – звезда. В него и влюбился тогда Винсент, потому - то мы и расстались. Руди был очень красивым,… просто необыкновенным, в него нельзя было не влюбиться. Очень харизматичен,… черные длинные волосы, зеленые глаза…  Гибкий, стройный, и…волевой, даже агрессивный немного…

Я обалдел совершенно…
То, с каким восхищением описывал Рудольфа Янца, не укладывалось ни в какие рамки.
Будто, когда – то был влюблен, или даже, - до сих пор влюблен. Таким голосом можно говорить только о любимом человеке…
Как же тогда тот, - второй? Или первый? Винсент? Но, вопросов я не стал задавать больше. И, Янца продолжил свой рассказ…
По мере того, как он говорил, глаза его меняли свое выражение, от горечи и боли, до насмешки, до легкой улыбки, и даже иронии над самим собой. Он уже ходил по комнате, вскидывая подбородок, и длинные волосы его в тусклом освещении оставляли на стене причудливые тени. Его голос был как музыка, его невозможно было перестать слушать, как и перестать смотреть на него было невозможно…
Когда он закончил, я долго еще не мог прийти в себя, потрясенный. В глазах моих стояли слезы, нутро мое было просто вывернуто на изнанку. Не могу даже сейчас объяснить, - почему все это так задело меня тогда, - я, как будто пережил вместе с ним все, что он рассказал.
И тогда, заметив мое волнение, он подошел ко мне совсем близко, и коснулся моего плеча. Взгляд его снова был изучающий и оценивающий, но я был в таком состоянии, что меня совершенно ничего не волновало.
Янца мог… Да он все, что угодно мог тогда сделать! Наверное, в тот момент я и принял бы все. Но, он только провел тыльной стороной ладони по моей щеке, стараясь не отпускать моего взгляда. Я и сам готов был раствориться в нем…

- Ты напишешь об этом? – тихо спросил он, и я уловил в его голосе такую осторожную просьбу, что сердце мое защемило. Похоже, этот вечер, и этот рассказ были важны для него не меньше, чем для меня. А может быть, и больше.
- Ты напишешь? – повторил он, слегка касаясь губами моего лба, и я ответил:
- Да, я напишу об этом, так как ты хочешь… так, как ты рассказал. Можешь быть уверен.
- Спасибо, - словно выдохнул он, и… (держитесь крепче!) поцеловал меня…
ДА! ПРЕДСТАВЬТЕ СЕБЕ! Поцеловал, забирая  в плен мои губы, - осторожно, не настойчиво, будто спрашивая разрешения…
Я зажмурился…
Не передать того, что я тогда почувствовал.
Нет, ни отвращения, ни страха не было, - только странный, холодный шелк на губах, только влажный морской бриз и… память о той любви…

Не помню, как я оказался на улице…
Я шел домой пешком почти через весь город в полнейшем смятении чувств, - в расстегнутом плаще, с растрепанными волосами. Мне было все равно, что идет дождь, а я, как  Грегори в ТОТ день, был без зонта.
Рядом со мной без конца притормаживали такси, и водители один за другим предлагали свои услуги, но я даже не понимал, - о чем они говорят.
Я плакал…
Я знал, что обязательно напишу эту книгу.

Добрался до дома только в третьем часу ночи, и уснул, не раздеваясь на моем маленьком стареньком диванчике, который все никак не поднималась рука выбросить.
Спал я плохо, обуреваемый чувствами, помня ощущения этого фантастического поцелуя, вспоминая об этом человеке, потрясенный до глубины души его рассказом.
А утром, прямо на дом мне принесли маленькую посылку «От мсье Грегори Янца», и короткую записку.
Дрожащими от волнения руками, я развернул сверток. В нем была довольно толстая тетрадь в глянцевой обложке и свернутый вдвое листок бумаги.
Вот что было там:

« Курт! Видимо вчера я, все – таки, немного напугал тебя. Прости. Не хотел.
В этой тетради – дневник Руди. Он понадобится тебе, если ты, все – таки будешь писать, и не передумаешь. Если решишься, -  можешь звонить мне в любое время дня и ночи. Грегори.
P.S. Напиши, прошу тебя. У тебя должно получиться ».

С того дня я сел за работу.
Книга вставала передо мной, чистыми белыми листами, долгими ночами, и сутками напролет, запоем… Я писал так, будто видел все собственными глазами. Вот она, эта история. Опущу сейчас только те страницы, которые повторяют ту часть, которую вы уже знаете.

И снова я так ясно представил себе старенькое кафе, под названием Эрмани – Бар, накуренный зал, освещенный неярким светом, пьянчужку – Ганслика, спящего за столиком, и двоих парней, - одного, - молодого и смелого, и второго, - постарше, бледного и измученного, говорящих в полголоса о любви.

- Скажи… это… Руди? Руди Кауэр?...
- Какая тебе разница, Грегори? Руди, или кто –то еще… Разве это сейчас важно?...

И опять насмешка на лице. Смелый, вызывающий, даже наглый…
«Мальчишка! Господи! Совсем еще мальчишка! Так наслаждаться ситуацией!… Ну, зачем ты так, Винс!…» - проскользнула отчаянная мысль.
Грегори не узнавал его совсем. Было адски больно, будто его предали…
«Но… ведь сердцу не прикажешь. Не любит, - что ж с этим поделаешь?… Ничего. Разве можно винить за это?» - снова думал он.
Собрав все остатки воли, почти теряя способность контролировать себя, Грегори закурил новую сигарету. Пуская струйки дыма, бледный, с блестящими от подступающих слез глазами, он заговорил почти спокойным голосом, стряхивая пепел и отворачиваясь:
- А ты оказывается жестокий, Винс… Ты пойми, милый мой, это сейчас ты молод и… наверное можешь позволить себе все то, что позволяешь, но… Молодость не вечна, Винс! Пройдет время, и ты станешь таким же, как я… Ты хочешь сейчас всех этих приключений? Бери, они только тебя и ждут! Но, Винс, - это все временно и не надежно… и может быть просто опасно…
- Хватит, Грег! Я так устал от твоих нравоучений! Это моя жизнь, и мне виднее, как ее прожить! Давай закончим. Вот мои ключи, возьми.
Связка ключей брякнула о столешницу. Здесь было все, - и ключи от их совместной квартиры, и от машины, которую прошлым летом подарил он Винсу на двадцатипятилетие, и от… летнего домика на берегу залива, и тот самый брелок, в виде капли, с которого когда – то все и началось.
«Господи!...» - Грегори закрыл ладонью губы, которые предательски задрожали. Он смотрел на ключи, - они медленно расплывались перед глазами. Взять их в руки сил не было никаких: «Вот сейчас он повернется и уйдет… Вот сейчас… сейчас...».

Грегори заставил себя не смотреть вслед уходящему Винсу, только звякнувший колокольчик напоследок резанул по нервам, оглушая.

Сразу стало пусто.
Склонившись в полупоклоне, официант мягко намекал, что заведение закрывается, и пора бы по домам. Кто – то еще будил рядом мирно спящего Чарли Ганслика…
Но Грегори не смог уйти сразу. Какое – то время он еще сидел в оцепенении, не в силах пошевелиться, или хотя бы просто перевести взгляд с одной точки на столешнице.
Но, наконец он встал, одел плащ, и вышел. Потом, много позже, он не мог никак вспомнить, как же оказался на улице. Память будто вырезала этот фрагмент.
«Почему я не взял зонт?..» - подумалось по инерции.
Дождь лил как из ведра, и темнота все покрывала вокруг, выхватывая редких прохожих, попадающих в размытые световые пятна фонарей. Грегори шагнул в темноту, шлепая ботинками по лужам, втягивая шею в воротник плаща…
Больше всего хотелось сейчас выть от тоски, но ничего не получалось, словно горло кто – то сдавил железной пятерней.
«Наверное, Винс», - подумал он, и засмеялся, глотая слезы и дождь…

Улица спускалась прямо вниз, мимо сверкающего шумного ресторанчика, в котором сейчас был самый наплыв посетителей. Дорогие автомобили останавливались, хлопали дверцами, веселые нарядные люди бегом бежали к сияющим огнями дверям, торопливо раскрывая зонты. Вот, уж правда говорят, - настоящего гуляку не остановит никакая погода. Словно испугавшись этого шума, Грегори свернул в первый попавшийся проулок.

Здесь было совсем безлюдно и очень темно. Свет фонарей с главной улицы никак не проникал сюда, и окна домов, тоже, почему – то, оказались темными. Грегори точно знал, что идет домой, но вот дорогу выбирал очень странную.
Из одного проулка он сворачивал в другой, и дальше, словно кто – то неведомый и всесильный водил его по ночному городу.
В конце – концов, он оказался в каком – то тупике, среди низких жестяных баков и кучи строительного мусора. Прямо перед ним были наглухо закрытые железные ворота.
Здесь было мрачно и неприятно. Грегори даже слегка пришел в себя, впервые за сегодняшний день, забыв о Винсе. Район был глухой и… вполне бандитский. Лучше всего было бы скорей уйти отсюда, и Грегори завертелся на месте, пытаясь разглядеть хоть какой – то выход…
Проблема была в том, что он не мог понять, как вообще попал сюда.
«Не хватало напороться еще на банду подростков! Господи, вот идиот! Сколько же раз обещал себе, - не давать волю эмоциям, и все по - новой…» - подумал он.
Именно в этот момент, почему – то вспомнилось, что ровно два дня назад ему исполнилось 37, и что этот День рождения стал самым грустным в его жизни.
Винсент словно подгадал свой уход, как подарок…

Съежившись, и еще сильнее запахнувшись незастегнутым плащом, Грегори поторопился назад к той самой темной арке, из которой, как он предполагал, вышел в это место, как вдруг услышал за спиной чей – то стон. Очень тихий. Едва различимый.
Грегори и не услышал бы его, если бы не кончился дождь. Первым желанием было бежать как можно скорей.
Но, что – то заставило его остановиться, и Грегори замер, прислушиваясь.

Стон повторился. Глухой и протяжный. Мучение, так явно звучавшее в нем, ударяло  по нервам, и, не выдержав, Грегори поспешил на звук.
Звук доносился откуда – то снизу, будто из – под земли, со стороны кучи строительного мусора, и там совсем ничего не было видно.
Грегори полез вверх по песку и обломкам стекол, теряя равновесие и чертыхаясь. Стон стал громче…
Волосы встали дыбом на его голове, и мгновенно прошиб холодный пот: Грегори из тысячи бы узнал этот голос!
Секунду он не двигался, очень надеясь ошибиться в своей догадке, но стон повторился, и… сомнений больше не было.
- Винс? – позвал он дрогнувшим голосом – Господи! Винс! Это ты?!
Прямо за кучей мусора, между ней и железными воротами лежал человек без верхней одежды, скрючившись, уперевшись лбом в железо, и тихо стонал. Было так темно, что Грегори не мог разглядеть, - что с ним, но сейчас было не до этого.
Он попытался подхватить парня на руки, но Винс оказался неожиданно тяжелым, и…был весь липкий от крови. Грегори стиснул зубы, и стал выбираться  наверх, стараясь не уронить ношу. Каждый шаг был мучением, -  оба могли в любой момент свалиться куда – нибудь, и просто свернуть себе шею, и тогда ждать помощи точно было бы больше не откуда. Грегори выверял каждый шаг, молясь в темноте на удачу.
В конце концов, он смог выбраться на асфальт и, прижав к себе парня посильнее, пошел в ту самую арку.
Винс стонал непрерывно.
От потрясения и страха, боли недавнего объяснения, и непонятно от чего еще, Грегори почувствовал, что глотает слезы, и прибавил шагу, надеясь скорей выбраться из этого места.
«Господи, Винс! Сколько раз я умолял тебя не бродить ночью темными переулками! Рано или поздно такое могло случиться…» - думал он отчаянно.
Как мог, ощупав его одежду, он успокоился немного: она была целая. Похоже, Винса просто ограбили и ударили чем – то по голове. Нужно было как можно скорее добраться до дома.
Проплутав по темным дворам еще с полчаса, весь взмыленный, каким – то чудом он оказался на главной улице, которая едва не ослепила его своим на самом деле тусклым светом. На улице он оказался значительно ниже ресторанчика и взмолился про себя, чтобы повезло поймать машину.
Бог слышал сегодня Грегори, - напротив ресторанчика стояло свободное (!) такси!
Повезло еще и в том, что водитель оказался не из пугливых, или просто принял Винса за очень пьяного, потому что вопросов не задал и отправился по указанному адресу.
Грегори сидел за спиной водителя с Винсом на руках, как с ребенком, наклоняясь к самому лицу. Слезы текли сами по себе, капая парню на лицо, и Грегори осторожно убирал их большим пальцем. В машине рана обнаружилась  сразу: Винсента ударили по затылку, каким – то тяжелым предметом с острыми краями, - по этому так много было крови.

Грегори опять везло: на лестничной площадке рядом с квартирой обычно к этому времени была настоящая молодежная тусовка. Его соседка – Мари Оноре, - молоденькая студентка, каждый вечер собирала у себя гостей, не один раз пытаясь втянуть в веселое мероприятие и Винса.
Но, именно сегодня, почему – то, на площадке никто не курил и не разговаривал в слезах «за жизнь», и за дверями ее квартиры было тихо.
Грегори попытался поставить Винса на ноги, чтобы открыть дверь, но тот не мог стоять.
Тогда он осторожно усадил парня на пол, прислонив к стене, и стал лихорадочно искать ключи.
ЕГО ключи никак не желали находиться…
- Ну же! Ну где же ?! Где?!!!
Зато нашлись те, другие, - с прозрачной каплей – брелком. Грегори вскрикнул облегченно и открыл дверь.
В комнате, которую сегодня вечером оставил Грегори, было аккуратно прибрано, и даже, как – то пусто. Сейчас она была словно границей между двумя жизнями: той, которая была еще сегодня утром, и той, которая наступила сейчас.
Не включая света, он осторожно опустил Винса на диван.
И только собрался осторожно вытянуть из – под его спины свои руки, как услышал:
- Больно… мне больно, Грег…
Сердце кувыркнулось, и Грегори нагнулся к самым его губам:
- Я здесь, здесь… Винс… все будет хорошо. Сейчас…
Вытянув одну руку, он уже набирал телефон Дэниэла Корбута, своего школьного друга, и свою первую любовь, с которым до сих пор поддерживал прекрасные отношения.
- Грег… Грегори…
- Сейчас, сейчас… потерпи… Алло! Дэн! Пожалуйста,… да, я понимаю, что ночь… Винс.
ДА ПОСЛУШАЙ МЕНЯ!!!! Винс … не знаю, его ударили, ему плохо… приезжай пожалуйста,… прошу тебя… Крови много… Дэн.. Да… я жду… Мы ждем.
Парень на диване попытался приподняться, ухватив Грегори за локоть, и… его вывернуло прямо на ковер, - Винс свесился с дивана вниз головой. Грегори бросился к нему, чтобы не дать упасть, и поймал… в самый последний момент.
- Грег… Грег… где ты?...
- Я… я здесь, мой хороший… я здесь…
Грегори так испугался последнему происшествию, потому что совершенно не знал, что делать в таких случаях. Сначала он рванулся на кухню за водой, остановился на полпути и побежал назад, - в ванную.
Там снова замер, вдруг забыв, для чего он здесь. Наконец, схватил пустой таз, намочил полотенце и скорей вернулся в комнату.
Дрожащими руками он вытер Винсу лицо, потом снова  в ванную, - сполоснуть. И так несколько раз, не сообразив от волнения просто набрать в таз воды. Затем он свернул ковер и выбросил его на балкон… Потом снова – в ванную…
- Сейчас, мальчик мой… Потерпи… пожалуйста… Ден! Твою мать!!! Ну, где же ты?!!
Грегори настолько сходил с ума, что не сразу понял, что этот ужасный звон в его ушах – обыкновенный дверной звонок.

- Ты что, уснул? То звонишь среди ночи, то дверь не открываешь… - Корбут был ужасно недоволен тем, что его подняли в такое время, и заставили мчаться на другой конец города, но выражение лица Грегори было ТАКИМ, что все недовольство в одну секунду схлынуло, и, отодвинув его в сторону рукой, он поторопился войти.
- Что стряслось?...
- Не знаю. Я нашел его случайно… в какой – то подворотне, избитого.
- В сознании был? - спросил Ден, осматривая Винсу зрачки.
- Сложно сказать… Стонал все время… Крови много было, Ден… и, я боюсь… его вырвало… Почему?...
- Сколько раз была рвота?
- Один.
- Давно?
- С полчаса.
- Крови не было?
- Нет вроде бы…
Тут парень на диване повернулся и отчетливо прошептал:
- Больно… больно… Грег… Грег… ты…
- Я здесь, Винс, здесь…- и Грегори взял его ладонь в свою. – Ден, что? Не молчи, пожалуйста…
- Так, успокойся сейчас же! Спокойно, говорю тебе! Реакции у него все в норме. Травма поверхностная, крови много, - от того, что задели сосуд. Скорее всего, -  сотрясение. Я все с собой взял. Сейчас все сделаю, не волнуйся. Но в клинику бы показаться надо, – снимок сделать, да и понаблюдать пару дней. Да приди ты в себя! Грег! Грееег! Смотри на меня!
Грегори поднял на него свои глаза и услышал:
- Ооой, какие у тебя глааазки… Так и пропасть недолго! – Ден усмехался, явно пытаясь его отвлечь.
- Ну, да,.. Только ты, почему – то, этого не оценил, помнится, Мастер. - Грегори грустно улыбнулся.
На мгновение, перед глазами Дэна встало давнее воспоминание, - им было тогда лет по 13- 14. Пустой класс, и разодранная коленка Грегори, и он сам, с пузырьком спирта в руке и оторванным рукавом собственной рубашки (от матери влетело еще тогда за нее). Взломанная дверь в лаборантскую кабинета химии и физики,… и робкий поцелуй в макушку:
- Ты чего, Грег?..
- Ничего… просто… ты Мастер, Дэнни…
Дэниелу взгрустнулось от чего – то, и, тряхнув головой, словно перебарывая себя он сказал со вздохом:
- Ну, уж извини, ты же знаешь, - я всегда был натурален до мозга костей. Да, и ладно, - дело прошлое. Ты лучше меня послушай сейчас. В глаза смотри. Смотри, говорю!
Все. С твоим. Сокровищем. Будет. В порядке!
Сейчас поставлю укол. Он будет спать. И ты спи. Если все пойдет так, как я думаю, к утру ему должно стать легче. Потом я заеду за вами и прокатимся до клиники.
Все посмотрим, все обследуем. Если надо будет, - ну все – все анализы сделаем, чтобы только ты спокоен был! Если что - звони, приеду. Но это вряд ли понадобится. Раздень его и пусть спит. Главное, - сам спать ложись, ты меня слышишь? Господи, ну что с тобой? Вы что, опять поругались?
- Нн- ет… Он… просто ушел… три дня назад. Мы встретились сегодня в Эрмани… поговорили в общем… У него этот… Руди Кауэр… он… ВСЕ… понимаешь?…
Грегори просто срывался сейчас, не выдержав напряжения последних нескольких часов, и Ден просто обнял его, крепко прижимая к себе.
- Ну, тише, тише. Ну, иди сюда. Господи, какой же ты всегда был переживательный. Ну, все, все. С чего тогда он не шепчет: Руди, Руди? Почему: Грег, Грег? Ты не думаешь? Мальчишка, - перебесится и вернется. Может, уже перебесился. Может, ему этого приключения хватит… - Дэн помолчал немного и присвистнул изумленно:
- Нет, ну ты меня поражаешь… Вот ведь, - свет клином сошелся…
Это ж, сколько лет уже, а?
- Шш – шесть… в-восемь… не помню…
- Спать давай. Иди к себе, а? Весь ведь издергался…
- Нет,… я здесь, рядом…
- Ну ладно. Я поеду, а то жена с ума сойдет. Ложись, давай. Все нормально будет. Все. Я ушел. Закрывайся.

Ден подхватился и ушел: как всегда собранный, стремительный, уверенный… Грегори закрыл за ним дверь и вернулся в комнату.
Винс еще не спал, в полусознательном состоянии, постоянно шептал его имя. Грегори присел на краешек дивана и всмотрелся в его лицо.
«Что если все это у Винса только от слабости? Что если я нужен ему, только когда у него проблемы, болезни, депрессии?... Что если, поправившись, он снова уйдет. К своему Руди… А мне опять придется заново учиться жить.» - мысли проходили мимо одна за другой, а Грегори никак не мог решить, - может ли он лечь сейчас рядом и обнять его.

РУДИ!!!
Руди Кауэр, - блестящий, молодой, смелый, наглый и…  одуряюще харизматичный. Лидер известной в городе рок – группы. Жгучий брюнет, - высокий, ломкий, с чертами аристократизма в поведении и манере одеваться, завсегдатай клуба «Обливион», - совладелец его и звезда, - в момент окрутил Винса на одном из чьих – то бесчисленных Дней рождений. Именно тогда Винс первый раз не пришел ночевать.
Он вернулся под утро… виноватый, насквозь читаемый наблюдательным Грегори и сразу же нырнул к нему под одеяло.
Грегори все знал, все понимал с первого же дня…
От Винса пахло чужим  парфюмом, губы были… припухшие, зацелованные. Но… он был так ласков, так отчаянно, сногсшибательно эротичен, что Грегори не смог ничего с собой поделать, молча принимая его, делая вид, что это просто какая – то глупая ошибка, что ЕГО Винс просто немного… перегулял на празднике, что ничего серьезного не происходит. Но такое повторилось еще раз, потом еще. И каждый раз после своих ночных загулов Винс будто «уговаривал» Грегори, вкладывая в ласки столько нежности, искусности и выдумки… и так много всего еще, будто чувствовал свою вину. И Грегори молчал.
Рубеж 30ти был пройден им настолько незаметно, что Грегори и не задумался ни о чем.
Но вот когда Винс не пришел первый раз, Грегори вдруг понял, что ему уже 36, и что «вот оно, - начинается».

Разглядывая по утрам себя в зеркало, он не замечал сколько - нибудь существенных перемен: все то же молодое тело,- стройное, равномерно развитое, поддерживаемое тренировками, упругая кожа, ровная гладкая, ну, может быть, не как у 20ти – летнего,… но достойная. Длинные густые волосы до плеч, чувственные губы, глаза…
Ну да. Пожалуй, только глаза и выдавали сейчас его настоящий возраст. Глаза Грегори были уставшими, и… печальными. Но все равно, - и печаль, и усталость только придавали ему своеобразного шарма, такого фантастичного надлома, и загадочности…
И, тем не менее, появился Кауэр…
Кауэр, Кауэр… Кауэр!!!
С каждым днем, Винс становился все больше похож на него, перенимая его стиль поведения, одежды, манеру говорить!
Грегори злился на себя, на Винса, на Руди, который несколько раз бывал в их квартире в его отсутствие. Грегори наизусть выучил его запах, его своеобразную, жесткую ауру, след которой незримо оставался в гостиной… и молчал, и боялся, что из – за разборок Винс сбежит еще быстрее.

Оттягивал неизбежное. Надеялся смириться, принять, понять как – то…
Но боль настигла его гораздо раньше всех «разумных» измышлений. И после первого же срыва Винс ушел, оставив ту самую коротенькую записку.

- Грег… Грегори…
Грегори вздрогнул и вышел из задумчивости. Он склонился над лицом парня и осторожно поцеловал его в краешек губ.
- Я здесь, Винс,…тебе плохо?.. Скажи…
Винсент посмотрел на него долгим, не мигающим взглядом и прошептал одними губами:
- Пожалуйста,  обними меня…
Сжимая в руках теплую родную ладонь, немного нервно поглаживая ее, Грегори не смог удержать взгляда и отвернулся. Глупо, и, по – детски хотелось плакать, но слез не было…
- Ты не хочешь?.. – в голосе Винса так слышно было разочарование.
Всего час назад Грегори отдал бы все, чтобы услышать из уст Винсента эти слова, сказанные с этой интонацией, но сейчас, - он сам не понимал, хочет ли чего – нибудь.
- Конечно, обниму, - прошептал он.

Утро началось с банального явления действительности: с телефонного звонка. Телефон разрывался истерическим звоном и Грегори вскочил, как ошпаренный: «Господи, кому это не терпится?!»
- Алло?.. В-Винсента?.. А… да,… А его нет! - соврал он, тут же разозлившись, - и не надо сюда больше звонить!!!
Грег бросил трубку на диван с таким размахом, будто хотел разбить ее о стену. Его трясло от злости…
«Мсье Кауэр приглашает мсье Винсента Гарде сегодня на дружеский ужин в ресторан Адель Мари к 19.00», - претенциозным голосом сообщил приятный женский голос секретаря ЗВЕЗДЫ.
«Урод! Ублюдок! Тварь!... Приглашение через секретаря! Такая убежденность в том, что любой прибежит по первому свистку!!! Ну что Винс в нем нашел?… Красивая сволочь, конечно,… но и так ведь пол города… Господи, и именно Винс теперь понадобился!» - Грегори ходил вперед – назад по комнате, совершенно ничего не замечая вокруг.

- Кто звонил?..
Грегори вздрогнул и быстро повернулся: в дверном проеме, прислонившись к косяку, бледный и тихий стоял Винсент. Он кутался в простыню, но она постоянно съезжала, открывая взгляду обнаженное плечо. Винс был босиком и поглаживал одной ступней другую, ежась и пряча взгляд. Даже в этом виде (тем более в этом виде), Винсент выглядел ТАК, что Грегори мгновенно забыл и о звонке и о своей недавней ярости.
- Зачем ты встал?.. Тебе же лежать надо… Дэн… так сказал.
Винс был так похож сейчас на того приютского мальчишку, каким его нашел Грег несколько лет назад.
Как и тогда, - одного взгляда хватило Грегори, чтобы понять: все, - только ОН, ОН, и никуда без него.
Винс опустил голову и пробормотал:
- Я… в туалет… - и тут же, придерживаясь свободной рукой за стенку, попробовал идти.
Грегори не выдержал и бросился поддержать его, но Винс не принял его руки, отстранившись.
- Я сам, не надо… - голос его прозвучал как вчера у Эрмани, - холодно и твердо.
Грегори замер, готовый в любой момент сорваться с места, глядя в спину, неуверенно ступающему по коридору парню, совсем недавно… своему парню. Сердце сжалось, глядя на выступающие лопатки, и в голову пришла безумная идея.
Никогда, ни ради кого раньше ничего подобного он не совершал, да это просто и не пришло бы ему в голову, но сейчас он решил, что сделает это, во что бы то ни стало, и пусть будет, что будет!
Терпеть Руди Кауэра Грегори больше не мог физически, будь он хоть звезда, да хоть сам Папа Римский.
- Тебе звонили от Руди… – проговорил он выдержанной интонацией, - он приглашает тебя сегодня в ресторан, к 19.00, кажется.
Винс остановился. Повернув голову немного назад, он вздохнул и сказал негромко:
- Спасибо, я сам перезвоню...
Грегори шлепнул с досады ладонью по стене и набрал номер Дэна. Дэн отозвался сразу. Оказывается, он уже 5 минут как ехал к ним.

- Ну? Как дела у вас? – голос Дэна такой деловитый и уверенный всегда успокаивал Грегори, - вот и сейчас ему было очень приятно его услышать.
- Нормально вроде. Встал, ушел в туалет…
- Голова не кружится?
- Не знаю,…  мне кажется, что кружится еще. Дэн, ты…
- Да, да еду к вам, минут через 10 буду, собирайтесь.
Винс вновь появился в комнате.
«Умылся,… вон и глазки заблестели…» - подумалось Грегори.
- Дэн будет через 10 минут. Он отвезет тебя в клинику. Надо посмотреть, по - подробней…
Грег замолчал, стараясь не разглядывать Винса, но не сдержался и все – таки посмотрел в глаза. И встретил его взгляд, - обворожительно - растерянный и, невозможно родной, такой, какой уже очень давно не видел. Безумно захотелось обнять его, вдыхая запах волос… Но, он сказал только:
- Ты помнишь, кто ударил тебя?..
- Я не видел. Я остановился, чтобы открыть пиво чуть ниже ресторана, потом… ничего не помню. Только, – он помолчал, явно раздумывая, - говорить или нет, - только когда ты нес меня,… я помню, - голос его становился все тише, и вдруг Винс осел по стене на пол. Грегори едва успел поймать его, и он упал ему прямо на руки.
Простыня соскользнула на пол,… Грегори подхватил его под коленки и унес в спальню.
Винс снова стал очень бледным и вдруг… обнял Грегори за шею, уткнувшись ему в грудь лицом.
Какие ангелы запели тогда в душе Грегори! Стало на все наплевать, и он осторожно поцеловал его в обнаженное плечо. Винс всхлипнул и прижался сильнее.
- Голова кружится, Грег… Грег… мне страшно…
- Это пройдет, пройдет. Я помогу тебе одеться, Дэн отвезет нас в клинику.
- Ты поедешь со мной?..
- Ну конечно поеду, конечно,.. не бойся. Дэн опытный врач. Он говорил, что такое бывает…
Грег целовал его грудь, гладил ладонями виски, трепеща от ощущения этой близости, и… помогал Винсу одеваться.

Сидя на заднем сиденье корбутовского Пежо, Винс не выпускал из своих ладоней его руку, и шептал какие – то нежности…
Как будто все было как раньше, как будто и не было тяжелого разговора в баре Эрмани, как будто не было тех ужасных нескольких недель измен и расставаний…
Грегори так хотелось верить, ТАК, что он даже прикрыл глаза, пытаясь запомнить навсегда эту минуту.
В клинике Винса сразу направили на обследование, а Грегори Дэн отправил домой:
- Нечего тебе здесь сидеть. С ним все будет нормально. Придешь вечером проведать, - все равно ведь не удержишься. Завтра будут все результаты, и я позвоню тебе, когда можно будет его домой забрать.
Но Грегори не смог уйти просто так. Улучив момент, когда Дэн отвлекся на разговор с сестричкой, сжал ладонь Винса, и быстро поцеловал его в висок. Винс улыбнулся и прошептал:
- Я буду ждать тебя вечером…
- Да, я приду, обязательно…

И он пришел, конечно, едва дождавшись положенного срока, с пакетами всевозможных подарочков и милых безделушек, с коробкой фруктов под мышкой. Счастливый, вприпрыжку вбежал  на второй этаж.
- Винсент Гарде, мадемуазель?.. – улыбнулся девушке на ресепшен и вручил ей маленький букетик фиалок.
- Седьмая палата… но, мсье!...
Грегори уже бежал, ничего не слыша, не реагируя на ее оклик… И… зря.
Он вихрем влетел в палату, и остановился на середине, увешанный пакетами…

Сцена, которую он застал, повергла его в шок.
Винсент полусидел на заправленной кровати, … а Руди… Да! Именно Руди Кауэр - собственной персоной,  придерживая затылок, целовал его в губы, а Винс…
Винсент тихо постанывал, вытягиваясь вверх, навстречу ему… и звучало все это так, что Грегори просто задохнулся от всей этой… ПРАВДЫ.
Винсу было хорошо, ТАК хорошо, как НИКОГДА не было с ним.
Это была страсть, самая настоящая, та самая, которой невозможно сопротивляться, которая сильнее всех доводов разума,… которая…

Короче говоря, - Грегори хорошо знал, - ЧТО ЭТО ТАКОЕ…
Кауэр стоял к нему спиной и не мог видеть его, да и слышать, - тоже.
Эти двое ВООБЩЕ НИКОГО И НИЧЕГО ВОКРУГ НЕ ВИДЕЛИ И НЕ СЛЫШАЛИ!!!

Грегори едва не выронил подарки, но вовремя взял себя в руки, опустив пакеты  на пол как можно тише.
Еще минуту он был не в силах оторваться от нагнувшейся спины Руди, от лица Винса, затем, повернулся и вышел, не оборачиваясь, опустив глаза, с немигающим мертвым взглядом.
Сестричка на ресепшн собралась было что – то милое сказать ему, но за мгновение передумала, увидев выражение его лица.
- Что – то случилось, мсье? Вы так скоро…
Я как раз хотела сказать, что у мсье Гарде посетитель… - девушка проглотила последние слова, провожая Грегори испуганным взглядом.

Когда Грегори вышел на улицу, он очень удивился, - почему нет дождя?.. ДЕ ЖА ВЮ!
Почему – то, он был уверен, что на улице просто обязательно должен идти дождь, как вчера, после разговора в Эрмани.
Оглушенный, бесчувственный, будто пронзенный миллиардами острых игл, совершенно не в состоянии дышать, Грегори молча свернул в первый же попавшийся магазинчик, купил литровую бутылку американского виски, и, не взяв сдачу (довольно приличную сумму), вернулся на улицу.
Бутылка виски, припрятанная за полой плаща, булькала и своим бульканьем ужасно раздражала. Не обращая внимания на прохожих, он вскрыл ее и сделал сразу четыре хороших глотка…

Грегори вообще не любил напиваться, и раньше, среди  друзей, на любых посиделках, вечеринках и прочих сборищах только составлял компанию, пригубив пару бокалов. Кроме того, обычно предпочитая хорошее вино…
Но сейчас хотелось именно виски, а лучше, - русской водки, но водки, почему – то, в магазинчике не оказалось.
После четырех глотков Грегори совершенно ничего не почувствовал, и приложился еще раз. Опять – ничего… Он с изумлением уставился на бутылку, - вглядываясь в этикетку, - не купил ли он за бешеные деньги бутылку воды?...
Но вскоре кое – что все – таки изменилось, - появилась возможность вздохнуть, и Грегори вдруг разобрал совершенно истерический, безостановочный смех.
Голова не кружилась, ноги шли уверенно, и, припрятав бутылку под плащ, он взмахнул рукой, останавливая такси.

Шлепнувшись на заднее сиденье, и сжимая губы, чтоб не заржать, он пробормотал :
- Карибский двор, 29… - это был адрес Дэна.
Таксист улыбнулся, взглядывая в зеркало:
- Хороший день, мсье?
- Бо - более чем, более чем… Просто, - отличный!
И едва таксист отвернулся, Грегори снова глотнул виски. Голова его откинулась на спинку сиденья, он вглядывался в пробегающие мимо огни и торопящихся прохожих. Наступали сумерки. Дэн был уже дома, Грегори знал это, и собирался заявиться к нему без предупреждения, чтобы вместе… допить остатки.

Дэн вернулся из клиники ровно два часа назад. Работы было  немного, и он надеялся оставить наконец, время для Нателлы, которая вот уже несколько дней уговаривала его посмотреть новую театральную постановку. Даже билеты были куплены, но в самый последний момент, когда осталось только собраться, позвонила ее университетская подруга, давно живущая в Америке, оказавшаяся именно сегодня и всего на один день проездом в родном городе.
Вскрикнув от восторга, Нателла тут же забыла про театр, чмокнула в щеку мужа, и… умчалась на встречу, сказав на последок:
- Видимо не судьба, Денни, нам посмотреть этот спектакль. Не жди, - буду поздно, а может у Эллин останусь. Ну прости, ПРОСТИ!.. Позвоню! Не скучай.

Беззвучно и возмущенно открывая и закрывая рот, Дэн ходил за ней по комнате, пытаясь вставить хоть слово, но сформулировал фразу только тогда, когда оказался перед закрытой входной дверью, слушая за нею стук каблучков Нателлы…
Дэн вздохнул, - ну вся Нателла была в этом. Стремительности ее все удивлялись с юности. Она успевала делать несколько дел одновременно, думать одновременно о нескольких вещах, причем так, что никто и не задумывался, - а может ли быть, как – то иначе? Нателла была остроумной, решительной, непредсказуемой, загадочной красавицей, которой Дэн добивался больше двух лет.
С тех пор как они были вместе, Дэн немного робел перед женой, баловал и нежно любил ее.
И вот сейчас, стоя в прихожей в совершенно невозможном парадном виде: в элегантном костюме и белоснежной рубашке, в запонках, с так и не завязанным галстуком – кашне в руке, Дэн не мог никак понять: когда опять все планы успели перемениться?!
Он простоял так пару минут в задумчивости, потом вздохнул еще раз и направился на кухню, чтобы сварить себе кофе.
Кофе Дэн очень любил. На одной из кухонных полочек хранилось несколько различных сортов, и только он задумался  какой выбрать, как в дверь позвонили.
«Нателла что – то забыла », - подумал Дэн и поспешил в прихожую.
Но когда дверь отворилась, перед его глазами предстал… Грегори, с полупустой бутылкой виски в руке. Он удивленно и молча разглядывал парадный костюм Дэна, будто не собираясь заходить. Лицо его было осунувшимся, в глаза он не смотрел, плащ был не застегнут, волосы разметались по плечам, на губах блуждала странная улыбка…

- Ты откуда такой? – Дэн был потрясен увиденным, и за рукав втянул Грегори в квартиру.
И только когда дверь за спиной захлопнулась, Грегори произнес:
- Виски будешь? У меня осталось немного… - он поднял бутылку и побулькал ею прямо перед носом Дэна.
- Ты что… пьян, Грег? А ну, - раздевайся…
На Грегори нашло, прямо - таки навалилось чувство юмора, и он ответил, чуть наклонив голову к лицу Дэна, улыбаясь совершенно развратной улыбочкой:
- Всенепременно, моя радость…Что, прямо здесь? Я конечно всегда ЗА, только не будет ли против малышка Нателла?
- Да иди ты! – Дэн усмехнулся, но усмешка вышла очень тревожной, - ты же не пьешь совсем, Грег… Ты что? Что случилось?
Грегори не ответил, только еще раз приложился к бутылке.
Тогда Дэн начал снимать с него плащ.
Сначала один рукав, - Грегори переложил бутылку из правой руки в левую, затем второй, - бутылка совершила обратный путь…

«Что – то с Винсом? - думал Дэн, - да навряд ли, - все нормально было, когда я уходил. К тому же, - если бы ему стало хуже, - мне бы позвонили…»
- Идем на кухню. Может быть, расскажешь уже, - что случилось?
Грегори поставил на столик почти пустую бутылку и остался стоять, опираясь на стенку. Над его лицом висел на ажурной тесьме цветочный горшочек, и длинные ниспадающие листья цветка щекотали ему щеку и нос. Грегори чихнул и чуть не упал, вовремя пойманный Дэном за руку.
- Садись, садись давай, ну…
Грегори улыбнулся, пробормотав извинения, и сел на предложенный стул.
- Я тебе сейчас все расскажу, а ты просто послушай меня, ладно? – начал он глухо, поглядывая украдкой на бутылку.
Уловив его взгляд, Дэн неторопливым движением убрал ее под стол. Грегори вздохнул и посмотрел в глаза Дэна с таким непередаваемым выражением, что тот тут же вернул ее обратно. Но намек был понят, и он не стал больше пить.
Стало тихо, и только тикающие настенные часы нарушали тишину. За окном стемнело.
Положив руки на стол, Грегори заговорил:

- Сначала насчет того, что случилось… - твердый голос сразу же дрогнул и губы у Грегори задрожали: мгновенно встала перед глазами сцена в палате…
- Ну да,… в общем. Час назад я застал Винса… короче говоря, Руди Кауэр… целовал моего Винсента,… прямо в клинике, в палате…
Дэн не удержался от восклицания, и сам глотнул из бутылки.
- Господи, когда он успел… да как он вообще узнал-то?…
Но Грегори никак не отреагировал на эти слова, будто и не слышал их.
- Ты понимаешь, Мастер… дело даже не в том, что мне сейчас жить не хочется…
Он, Винс… Короче говоря, ему было очень хорошо… я видел. Я такие вещи прекрасно чувствую. Он со мной… не так, я ему столько видимо не могу дать. Или он просто не чувствует со мной ТАК… Понимаешь, он очень, ОЧЕНЬ хотел этого поцелуя, он так навстречу шел… прямо в руки к нему тянулся, к Руди, так искренне, так доверчиво…
- Ты что, не ушел?!... – Дэн смотрел на него широко раскрытыми глазами.
- Сразу не смог. Это, если ты поймешь меня… Я никогда не видел Винса таким… Я засмотрелся. Не знаю, как объяснить. Потом оставил подарки и вышел. Ну, а дальше, - не интересно: купил виски, выпил, - и такси взял.
Грегори замолчал.
Дэн встал, зачем – то набрал воды и включил чайник, потом снова сел:
- Не знаю, Грег… какая – то в этом есть неправда что – ли. Еще сегодня утром, да и в машине мне казалось, что вы помирились. Да и он все только: Грег, да Грег… Что, - прямо так сразу, - рраз, - и разлюбил?...
- Видимо так и есть. Это у него, у Винса, страсть такая к Руди. Он вряд ли вообще понимает, что с ним происходит. Это очень сильное чувство, Мастер Дэнни, - вот как у меня, например. Я все надеюсь, что пройдет, да только не проходит, почему – то.
Любовь, черт ее дери! Люблю его, как идиот последний, и ничего поделать не могу!
И знаешь еще что?… Раньше все казалось, что, расстанемся, - ну и ничего страшного, - переживу. Парень молодой, - все может быть. А он… своей улыбкой одной укладывает меня на обе лопатки… и я … Ну ладно, это тебе не интересно.
Я не знаю, как сказать, Денни… Просто от одного его ласкового взгляда я счастлив. Когда он болеет, или просто хандрит, - я счастлив быть с ним рядом и нести всякую чушь, чтобы развлечь и приободрить. Да я бы, на руках носил его, Дэн!!!
Я конечно понимаю, да, - я не двадцатилетний пацан, не было у меня никогда такой смазливой физиономии, как у Руди… Да черт с ней, с физиономией!!! Внешность можно изменить, да что угодно сделать, - были бы деньги, Мастер!… Любовь не купишь, понимаешь?!
С ума сошли все вокруг, - клубы, тусовки, суетня, болтовня, все одеты с иголочки, все такие, - хоть сейчас на подиум. А я,… Дэн! Я не могу больше так! Я семью хочу, понимаешь?! Я очень устал от всего этого! Для него… все бы сделал. Чем я так плох, а? Скажи!..
Ну ладно, видимо действительно, - не очень – то хорош…
Дэн, уже не мог спокойно слушать: он то вставал, то садился, то включал, то выключал уже раз пять вскипевший чайник.
- Перестань, Грег! Ну не надо… Зачем ты так о себе?...
- Да ладно, я понимаю все. Только я не могу сейчас домой поехать, Мастер… Можно я у тебя останусь ? Нателле объясним как – нибудь…
- Ой, да конечно оставайся, Нателла с ночевкой к подруге уехала,… да и не была бы она против, - ты ж ее любимчик, забыл?...

* * *

Грегори проснулся довольно поздно: на мобильном было уже несколько смс от заказчиков. Работы на сегодня хватало, и надо было срочно ехать в мастерскую, но он не спешил.
В квартире было тихо, хозяев не наблюдалось, - ни Дэна, ни Нателлы…
С кухни доносился умопомрачительный запах свежесваренного кофе, одного из особенных сортов из коллекции Дэна. Грегори оделся, оставшись только босиком, и направился туда, где вчера до ночи говорил с Мастером. На столике он сразу же обнаружил записку:
«Я, - в клинике. Нателла звонила, - будет только к вечеру. Делай что хочешь, - можешь остаться, - сколько пожелаешь, если свободен сегодня. Квартира в твоем распоряжении. Звони, если что. Дэн. P.S. Я сварил тебе кофе. Пей, если не успеет остыть. Новый сорт, кстати, - тебе должно понравиться.»
Грегори улыбнулся, скомкал записку, и налил себе кофе.

Он разглядывал сейчас кухню, будто впервые видит: вчера, в сумерках и в том состоянии, в котором был, он не заметил, насколько уютной она была.
Все вокруг несло отпечаток заботливых рук Нателлы: здесь было все в таком легком «загородном» стиле, - плетеные стулья, мягкий коврик на полу, абажур, теплые кремовые занавески на окне. Грегори кольнуло что – то: было видно, что на этой кухоньке жила семья, именно семья…
Он тут же вспомнил свою заросшую картинами, рисунками, и всевозможными странными предметами квартиру, ее сухой, неласковый порядок, и «стильность»…
До боли захотелось сейчас ему всех этих милых мелочей, тепла, светлых воздушных занавесок, и … Винса в белом махровом халате и тапочках на босу ногу – только что после душа, с чашкой кофе в руке. Воспоминания прошлой зимы…

- Будешь кофе, Грег? – Винсент смущенно улыбался, чуть поджимая губы, пряча глаза, - счастливый, теплый, домашний, мягкий, как плюшевый мишка.
Руки Грегори сами потянулись к нему, и он с удовольствием обнял его со спины, положив подбородок на плечо, вдыхая аромат шампуня, играя с завязками халата…
- Буду обязательно, если ты сваришь… - так нравилось теребить губами ушко с золотым колечком, едва не мурлыча от удовольствия, шепча нежности, намекая на недавнее ночное сумасшествие. Винс смеялся, отвечая короткими поцелуями, выворачивая шею назад:
- Давай будем пить кофе, Солнце… неужели ты не устал еще?...
- Я? Нууу, не знаю… скорее нет, чем да… Но ведь мы можем сделать перерыв… на кофе. Что ты скажешь?..

Это был один из тех счастливых выходных, когда они оба оказывались дома, когда Винсу не надо было сломя голову бежать на утреннюю репетицию, а Грегори переносил заказы на другой день, чтобы остаться с ним вдвоем.
Ничего не было сладостней этих поздних пробуждений, когда можно было вдоволь поваляться в постели, болтая о всякой ерунде, строя планы на ближайшие часы.
А вечером, они обязательно шли в какой – нибудь ресторанчик, и сидели там до поздна, сжигая свечи, негромко переговариваясь и, одаривая украдкой друг друга нежными, только им заметными ласками…
Но однажды, друзья заманили их вдвоем на вечеринку в «Обливион».

В тот вечер Грегори впервые и увидел в лицо Рудольфа Кауэра, - живую легенду города.
Рудольф пел что – то очень лирическое, совсем не привычное ни его стилю, ни голосу, и это было настолько необыкновенно и завораживающе, что Грегори не заметил сам, как заслушался.
Он разглядывал Руди с ног до головы цепким, запоминающим взглядом, как – будто это было так важно сейчас, - его запомнить.
Рудольф был жгучим брюнетом, поразительной, почти демонической внешности.
Высокий, угловато – ломкий… Джинсы какие – то невероятные, супермодные, рубашка из черного атласа с высоким, поднятым воротником, не застегнутая, открывающая безупречной красоты грудь… Темно – лиловый шарфик на шее, крупный серебряный перстень, сапфировая сережка – капля в ухе… Волосы были уложены с той долей легкой небрежности и элегантности, которая привлекала взгляд своей особой странностью – не поймешь, что же так волнует взгляд, но и оторваться не можешь. Стрижка у Руди была не очень короткой, такая своеобразная ассиметрия, с длинной челкой, ниспадающей на глаза…
А глаза у искусителя были зеленые, темные, и неожиданно… глубокие.
Именно «Искуситель», - это первое слово, которое пришло в голову Грегори тогда, и оно же стало навсегда вторым именем Руди, которым он назвал его про себя.

«Создает же такое чудо природа!...» - подумалось ему, и Грегори совершенно не заметил, каким обалдевшим, восхищенным взглядом смотрит на сцену Винсент, потому что сам находился под настоящим гипнозом Кауэра.
Ну, а когда Руди запел… Его голос проник наверное в душу каждого, кто был тогда в «Обливион». Эту песню Грегори запомнил на всю жизнь: «Я буду верен, вечно верен тебе…».
Но даже не голос, не это было главным…
Самое сильное впечатление оставляло то, КАК он двигался. Движения его были просто завораживающими.
Грегори не раз в тот день ловил себя на том, что не может оторвать глаз от рук Руди, от тонких, удивительно пластичных запястий, от изгиба спины, от поворота головы, от…
сапфировой капли в ухе, будто вырезанном из слоновой кости рукой художника…
Руди пел негромко, но сила в его голосе слышалась такая, что мурашки пробежали у Грегори по коже, и  стало немного не по себе. Этот голос затягивал, не отпускал, обволакивал, растворял в себе…
И Грегори обеспокоенно оглянулся на Винса, которого к тому моменту, рядом уже не оказалось.

Он завертел головой вокруг, пытаясь пробраться сквозь толпу. Грегори охватила настоящая паника, сердце заколотилось как сумасшедшее, отдаваясь ударами в ушах…
Не сразу, но, все – таки он разглядел его: каким – то чудом Винсенту удалось пробраться сквозь толпу визжащих девчонок к самой сцене.
Когда песня кончилась, и восторженные поклонницы завалили своего кумира цветами, Рудольф вдруг вернулся на сцену после первого поклона с… маленьким букетиком фиалок.
Грегори как завороженный следил за тем, как Руди взял в руки микрофон, как… коснулся губами лепестков и произнес на весь зал, опустившись на оба колена перед кем – то, кто стоял среди фанатов у самой сцены:
- Эти нежные цветы для тебя, очаровательный незнакомец. Твои прекрасные глаза, покорили сегодня мое сердце…
Толпа засвистела, послышались одобрительные и удивленные возгласы…
И Грегори с упавшим сердцем увидел, как рука Винса, - изящная, украшенная браслетом из белого золота, - его подарком, приняла букет…
Короткий приступ ужаса схватил тогда Грегори за сердце, но, едва он увидел и услышал со всех ног бегущего к нему Винсента, который взахлеб рассказывал о том, что произошло, бросаясь ему на шею, он немного успокоился: Руди был для Винсента всего лишь сказочным принцем, недостижимой мечтой… всего лишь. Всего лишь?
Если – б знать тогда, - КАК все повернется…

Грегори допил кофе, вышел в прихожую и посмотрел в большое зеркало, разглядывая себя с головы до ног: бледное лицо, огромные блестящие глаза… джинсы, черный пуловер, волосы до плеч…
«Ворон черный… » - подумал он, и нехотя вставил руки в рукава плаща.

Грегори вышел на улицу, и тут же задрожал, - день был ветреный и холодный. «Надо бы застегнуться» - пришла разумная мысль, но было лень.
Он так и пошел по улице, глядя в глаза автомобилям, не замечая людей вокруг.
Вспоминать о вчерашнем не хотелось, - мысли текли лениво и трудно, - Грегори никак не мог ни на чем сосредоточиться. Солнце совершенно не грело, было холодно. Рука нехотя набирала смс, - ответ заказчику, - перенос на два (!) часа позже. Грегори и сам не знал, - зачем ему эти два часа понадобились, но сообщение уже ушло. Он остановился прямо посреди улицы, и задумался. Какая – то мысль рвалась наружу, но не могла пробраться сквозь похмельный морок.
Сердитый прохожий задел его плечом, пробормотав себе под нос что–то неразборчиво–возмущенное, и Грегори огляделся, наконец.

Он стоял посреди тротуара, среди нескончаемого пешеходного движения: люди торопились вокруг, огибая его, задевая плечами, машины гудели, осенние листья, подхваченные порывами ветра, летели в лицо…
Один из листочков, не высохший после вчерашнего дождя, приклеился к щеке, и Грегори подумал: «Какой – то знак дает мне осень… разгадать бы, - какой?...»
Он посмотрел на себя в витрину магазинчика, - расплывчатый силуэт сквозь стекло, как рябь на воде, - только что была, - и вот ее уже нет, - ни следа, ни воспоминания.
Витрина была огромная, за стеклом суетились стильно одетые люди…
Стоп!
А ведь это совсем не магазин!
На самом деле, - это был известный на весь город салон красоты «Fairy-tale» (cказка)… Заведение дорогое и претензиозное… не каждый обеспеченный житель города мог позволить себе быть его клиентом. Но Грегори мог, - и это было совершенно точно.
Мгновенно, словно озарением, он вспомнил о недавнем решении, которое в результате вчерашних событий было им основательно забыто. Но вспомнившееся сейчас, в этой ситуации, оно показалось Грегори самым лучшим, что вообще можно было бы сделать.

У Грегори была давняя привычка, корни которой он и сам до конца себе не представлял: как только случались в его жизни какие – то неприятности, он шел либо в... сауну, либо в салон красоты…
Очень хотелось сразу же что – то в себе изменить, - стиль одежды, прическу… ну хоть что – нибудь, чтобы почувствовать себя другим человеком. И это ему всегда удавалось. То же самое до боли захотелось сделать и сейчас, только желание было странным, - хотелось снять с себя кожу, вынуть внутренности и… выстирать, как следует. Грегори чувствовал себя измотанным, старым, потертым пиджаком на гвоздике в собственной мастерской…
Вздохнув, и запахнувшись плащом, он решительно вошел в салон, прозвучав мелодичным перезвоном входных колокольчиков.

- Что я могу для Вас сделать, мсье? – совершенно очаровательное создание с удивительно тонкой талией приблизительно одних лет с Винсентом выпорхнуло ему навстречу из – за стойки ресепшн. Грегори даже не сразу сообразил, что это не девушка.
- Для меня?... ммм – протянул он задумчиво, и тут его взгляд упал на собственное отражение во весь рост в огромном зеркале на одной из внутренних перегородок салона.
- Ах да,.. кажется, я понял…
Грегори вдруг лихо развернулся на каблуках, чтобы в зеркале отражался не только профиль, глаза его заблестели и, указав на себя пальцем, твердо заявил:
- Сделайте так, чтобы вот этого всего никогда больше не было!
Существо разочарованно вздохнуло и повело длинными ресницами:
- Вам так не нравится та роскошь, которую отражает это зеркало?
«Ах, роскошь!…» - Грегори усмехнулся, бросив прямой беззастенчивый взгляд в глаза…
мммм… ну, наверное, все – таки, - парню, - такое прямое заигрывание он не встречал по отношению к себе уже лет…
«…мда,… не будем уточнять…» - подумал он.
Паренек смущался и слегка краснел, но глаза его глядели с вызовом. Это вопиющее противоречие смотрелось по меньшей мере забавно, и вызывало настоящий азарт.
Грегори улыбнулся краешком губ, - настроение явно улучшилось.
А, ПРИЯТНО было слышать такие слова! Просто, - ОЧЕНЬ ПРИЯТНО. Особенно сейчас…
Он усмехнулся и сказал:
- В таком случае, - РОСКОШЬ оставьте на месте, а… лишнее, - удалите, ОК?..
Паренек улыбнулся неожиданно открытой и приятной улыбкой.
- Хорошо. Значит, роскошь мы… НЕ ТРОГАЕМ, так? – промурлыкал он и легким движением профессионала повертел голову Грегори за подбородок из стороны в сторону, прищуриваясь, оценивающе разглядывая его в зеркало.

«А паренек – то… очень даже не промах…» - Грегори повернулся к нему и сделал стремительный шаг навстречу, оказавшись лицом к лицу.
Тот невольно попятился и вздохнул сквозь сомкнутые зубы.
«Губки мягкие… румяный… свежий… вкусный…» - подумалось вдруг Грегори, и он тут же отругал себя за пошлые мысли.
- НЕ ТРОГАЕМ… - прошептал он почти в самые  губы паренька и накрутил одну из длинных прядей своих волос на палец, после чего… медленно отпустил ее.
Паренек не спускал глаз с этого движения и едва дышал.
Повисла пауза.
Наконец, не выдержав атаки Грегори, он отвернулся и прошептал:
- Могу пообещать, что ВСЯ роскошь останется в целости и сохранности. Идемте.
И, развернувшись на 180 градусов, жестом приказал идти следом.
Грегори покачал головой и, чуть помедлив, пошел за ним.
На самом деле паренек оказался мастером. Чего тогда он делал за стойкой ресепшн, Грегори было совершенно непонятно. Но он уселся в кресло и доверился профессионалу.
Мастер представился Марком, усмехнулся многообещающей улыбкой и начал свое колдовство…
Через час волшебных прикосновений, покраски, стрижки, сушки и укладки, Марк развернул Грегори к двустороннему зеркалу и отступил назад, торжествующе сложив руки на груди.
Похоже, мастер был весьма доволен и результатом, и возможностью флирта, да и вообще… доволен ВСЕМ.

Грегори, аж привстал…
Все, что угодно, но ТАКОГО результата он даже и предположить не мог!
Из сверкающего стекла на него смотрел потрясающе привлекательный парень,… лет
28ми с натяжкой, почти блондин. Волосы приобрели непередаваемый пепельно – русый оттенок, очень эффектно разбавленный каштановым, - его собственным цветом.
Глядя сейчас на себя в зеркало, Грегори не мог понять, - куда подевалась с лица вся его усталость и совсем недавняя безнадега в глазах?
Почему темно – карие глаза кажутся сейчас черными, почти цыганскими? Откуда взялся в них этот огонь? Каким образом вдруг, так подчеркнулась та скрытая утонченность черт его лица, которая раньше лишь угадывалась?.. И вообще, - КТО ЭТО?!!
Удивительная прическа с длинной челкой на левый висок настолько шла ему, и он так нравился сейчас себе сам, что не удержался, и крутанулся вокруг кресла, оказавшись лицом к Марку, который слегка покусывал губы в ожидании реакции.
- Ну вот,… я же говорил, что не трону… роскошь, – кокетливо вздохнул Марк и мило смутился, встретив взгляд Грегори, которому одновременно захотелось сейчас и рассмеяться, и вытворить что – нибудь.
И, он вытворил… ЧТО – НИБУДЬ.
Схватив Марка за руку, он дернул его с такой силой к себе, что тот мгновенно оказался в кресле, - паренек был легким, словно пушинка.
Грегори тут же навис над ним, опираясь коленом на сиденье между его ног, прижимая бедро, и опираясь обеими руками на подлокотники…
- Спасибо, - прошептал Грегори ему прямо в ухо и… поцеловал в висок.
Паренек настолько потерялся, что только открывал и закрывал рот, хлопая длинными ресницами, лихорадочно соображая, чем же на все это ответить…
Но Грегори уже исчез.
- Да пожа - луйста… - он так и застыл, глядя вслед, разочарованно вздыхая.
- Ну вот. Вот так, - всегда. Ну, всегда, - ВОТ ТАК!!!

Не пересчитывая и даже не взглянув, Марк положил на столик щедрую сумму, которой расплатился Грегори, и посмотрел на себя в зеркало, поправляя прическу:
- Ты как всегда в пролете, дорогуша… Мда… с этим определенно нужно что – то делать.
Определенно… – говорил он сам себе, то наклоняясь к самому стеклу, то откидываясь назад, оглядывая себя с головы до ног и вздыхая.
Грегори вылетел из салона, словно на крыльях.
Солнце ударило ему в глаза, он зажмурился и ему вдруг захотелось громко крикнуть. Но вместо этого он только улыбнулся, набрав в грудь побольше воздуха, и резко выдохнул.
А когда снова открыл глаза, взгляд его случайно упал на рекламу сигарет с фильтром, растянутую на стене дома напротив, через улицу.
В верхнем углу рекламной картинки красовалась совершенно жуткая Смерть с косой.
(Нарисуют же такое!)
Она улыбалась мерзкой, отвратительной улыбкой и… подмигивала.
Странное, какое – то безбашенное состояние охватило вдруг Грегори.
Медленно и ОЧЕНЬ выразительно он показал этой «красавице» средний палец, после чего выпрямился, передернул плечами и прошептал яростно:
- Хрен тебе! Не получишь! Поцарапаемся еще!

* * *

- Мсье Кауэр, мсье Кауэр! Через полчаса у Вас пресс – конференция в Гранд – Отеле!
Рудольф Кауэр развалился на кожаном диване собственной студии, прикрыв глаза, затягиваясь сигарой, и слушал непрерывный щебет совершенно озверевшей секретарши, которая вот уже минут десять пыталась поднять его с места и заставить одеваться.
- Ну, сколько же можно, мсье Кауэр! Вы просто не будете готовы ко времени!!! – девушка уже переходила на крик.
- Катрииин… - совершенно сонные зеленые глаза Руди немного приоткрылись. Он затушил сигарету, вздохнул и попытался сесть. Получилось это правда только со второго раза.
Лицо его было совершенно бледным после очередной бессонной ночи, и огромного количества выпитых чашек кофе, - Руди записывал новый альбом.
Голос его был адски уставшим и немного хрипел, под глазами, - круги, и говорил он совершенно без интонации… И совсем, ни сколько, ни капельки, ни секундочки не сердился на свою секретаршу.
- Сколько раз я просил тебя, Катрин, не называть меня мсье Кауэр… Рудольф и все.
Ну что тут непонятного, а? А еще лучше, - просто Руди… Я же не премьер – министр какой - нибудь…
- Если Вы сейчас же не встанете и не начнете собираться, - будет скандал! Приглашены представители иностранных телекомпаний! И это было оговорено месяц назад, и Вам это известно… мммм… ээээ… РУДИ!!!
Кауэр вдруг рассмеялся раскатистым заразительным смехом и встал на ноги, потирая ладонями глаза.
- Не может быть! Катрин! Ушам своим не верю…
Мало того, что Рудольфа качало из стороны в сторону, так еще от смеха его просто сгибало пополам. Отсмеявшись быстро и приступообразно, он остановился прямо перед девушкой и со вздохом принял из ее рук свежую одежду, выглаженную и висящую на плечиках.
- И что бы я делал без тебя, малышка?.. – очень мягко сказал он и чмокнул ее в кончик носа.
- Нууу, я даже не знаю, что и сказать, мсье…. Мммм… Руди… - глаза девушки округлились и она развела в стороны руками. Все нервы, все возмущение и гнев на собственного начальника испарились в одно мгновение. Уже хотелось просто рассмеяться, глядя в эти совершенно невинные, обворожительные глаза…
- Не сердись, Катрин, - я быстро, обещаю. Вызывай машину пока, - и, перекинув через плечо костюм, Рудольф удалился в гардеробную.


* * *

Винсент проснулся рано утром в совершенно незнакомом месте. Это была чья – то роскошная квартира, уставленная бесчисленной техникой, дорогой и очень стильной мебелью, устлана коврами, очень светлая и просто огромная.
Постель, на которой он проснулся, была застелена шелком и пуховыми одеялами. Все здесь было изысканно, тонко, с подобранными цветами, и неожиданно уютно. Здесь жил человек, вложивший в собственное жилище частичку своей души.
И этот человек был…
«Боже мой! Я же в квартире Руди!... Вчера вечером…. Оооооо!!!!» - Винс подскочил словно ошпаренный. Первая мысль была срочно позвонить.
Он стал лихорадочно искать телефон среди собственных вещей, которые в полнейшем беспорядке были разбросаны по комнате, начиная от самой двери спальни. Но телефон никак не хотел находиться.
Винс вдруг замер на месте, и вспомнил ВСЕ до мелочей.

И поцелуй в палате, и стеклянные глаза Грегори и отсутствие, ПОЛНЕЙШЕЕ отсутствие собственной воли перед Руди, и договор с клиникой, когда Рудольф увез его к себе, под наблюдение личного врача, и сумасшедший, сногсшибательный вечер в гостиной этой вот самой квартиры, и… еще более сумасшедшая ночь…
Винсент просто не знал что делать.
Он совершенно запутался.
Еще пару дней назад он был совершенно уверен в том, что Грегори, - это его прошлая жизнь. Все мысли были о Руди, и только о Руди.
Да и сейчас он до мельчайших подробностей вспоминал вчерашний вечер, ухаживания Рудольфа, его фигуру, его голос от которого у Винсента мурашки шли по коже, его взгляд, его небрежную походку, которой он передвигался по квартире с грацией леопарда…

Никогда в жизни раньше не испытывал Винсент такого восторга ни от одного человека. Ни от одной своей влюбленности не получал столько эмоций, столько желания принадлежать, отдавать и отдаваться… Это чувство было словно стихия, остановить которую Винсент был не в силах. Хотелось видеть только Руди, быть рядом только с ним… всегда…
Когда Рудольф отсутствовал, в бесчисленных поездках с гастролями, Винс очень скучал, считая дни до его возвращения, но когда тот возвращался, жизнь его становилась похожей на пламя пожара, которое  сжигало снаружи и изнутри. Винсент жил в постоянном страхе, что Руди не придет, или, что придет, но не один, или что забудет, или отменит, или внезапно опять куда – нибудь уедет…
Он предполагал, что далеко не единственный у Рудольфа, но делал вид, что понятия об этом не имеет, чтобы не травить себе душу. Винс был влюблен без памяти, без ума, без желания остановиться и просто подумать, без понимания, что за чувство движет им.

Но, что – то изменилось всего за один вечер, когда он получил тот удар, за те несколько часов, когда избитый, в крови, несчастный он лежал на руках Грегори и слышал, как бьется его сердце, как плакал он, какие шептал слова… Винс был тогда в сознании и запомнил все.
Почему в тот момент он ни разу не вспомнил о Рудольфе? Почему так сильно потянуло его домой, к этому бесконечному теплу и покою, туда, где он знал, что его ждали? Что его ждал… Грегори. И Винсент начал сомневаться.
Это были даже не сомнения, это было что – то другое, не поддающееся описанию. Ощущение страха, неуверенности, непонятного состояния тревоги и вечной взвинченности было почти всегда, когда Руди исчезал надолго, и оно же… только усиливалось, когда он возвращался.
Вчерашний непередаваемый взгляд Грегори в палате, потом… Руди, его прикосновения, его поцелуи, его нежные и сильные руки, и сегодняшнее пробуждение с ощущением тяжелой потери… Что – то до странности не устраивало его.

Винс снова принялся искать телефон.
Маленький мобильник почему – то оказался в ванной.
«Почему это? – подумал Винс, - ах… да… действительно… и с чего бы…» - усмехнулся он своим воспоминаниям.
Торопливыми пальцами Винс уже набирал номер Грегори, когда на дисплее высветилась картинка, - входящий звонок, и сверкающая надпись «Руди» появилась на экране.
Винс мгновенно забыл о том, что собирался только что сделать и скорей нажал на ответ.
- Да… да… милый… да. Хорошо все со мной… Нет, не кружится… да жду, конечно, - жду.
И, отшвырнув телефон куда – то в сторону, Винсент поторопился в душ, из которого через несколько минут раздалось его негромкое приятное пение.
А телефон вдруг затрезвонил снова, - тревожно, надрывно, долго. Кто – то очень хотел быть услышанным, очень…

* * *

Рудольф отпустил водителя, который предложил свою помощь поднять до квартиры покупки, потому что решил все сегодня сделать сам.
Увешанный  пакетами с разной вкуснятиной, и подарками для Винсента, он едва протиснулся в лифт. Квартира его располагалась на самом последнем этаже, и он отсчитывал мгновения последней минуты до встречи. Он знал, что его ждут, что не просто ждут, а ждут с нетерпением.
Перед самыми дверями Руди остановился и застыл в нерешительности. Впервые в жизни он волновался перед свиданием. Впервые хотел, чтобы вечер был самым – самым…
Он опустил пакеты на пол и присел на корточки, опираясь на дверь спиной.
Почему он так боялся сегодня войти? Да почему вообще ему приходят такие странные мысли в голову? Ему, - Рудольфу Кауэру…
Руди конечно знал ответы на все эти вопросы, и ему становилось не по себе, -
Руди был влюблен в сероглазого эльфа по имени Винсент.
Это была неожиданность, это было странно и… страшновато.

Как далек был Рудольф от всего этого тем вечером, после концерта в «Обливион», когда ему понравился незнакомый паренек, когда он подарил ему фиалки на глазах изумленной публики.
А дело было в том, что его продюсер, - прожженный дядька Сэм Милтроу, настоящая акула шоу – бизнеса придумал для него некий маркетинговый ход, чтобы поднять рейтинг и привлечь к себе внимание…
- Руди, в целом дела у тебя идут неплохо, но есть и некоторые проблемы, которые ты вполне можешь решить небольшим скандальчиком. Лучше всего, если это будет публичный роман, с какой – нибудь неизвестной девушкой, по сценарию – Золушка – Принц. Влюбленная звезда, ну и все такое… Не мне тебя учить, сам понимаешь. Внимание газетчиков я устрою тебе в два счета, - в этом можешь на меня положиться.
Несмотря на то, что Руди уже наверное в сотый раз слышал подобные слова, его все – равно всегда коробило, было мерзко и неприятно, но деваться было некуда, - старый лис знал все лазейки, законы, по которым с таким успехом уже несколько лет вертелись в его руках все колесики их совместной работы.
Рудольф вздыхал, тянул с решением несколько дней, пил, и в итоге все – равно соглашался.
Но сейчас Милтроу придумал нечто совершенно выходящее за все грани: ему нужен был гей – скандал! Ни больше – ни меньше!
Как тогда взбесился Рудольф! Первый раз за столько лет партнеры по бизнесу серьезно поссорились. Милтроу не звонил и не появлялся, не забывая, однако организовывать запланированные концерты. Каждый из них занимался своим делом: Руди пел, Сэм продюсировал, но ни о какой личной встрече, а тем более беседе «на тему» не могло быть и речи. Стоило Руди даже просто представить себе то, что задумал Сэм, его передергивало и мурашки отвратительного озноба охватывали все тело с ног до головы.
Так продолжалось до тех пор, пока однажды, а именно в один из вечеров в «Обливион», он не заметил в толпе фанатов тот самый взгляд.

Дело было не в том, что эти глаза смотрели на Руди с обожанием, - так смотрели все,
или почти все его поклонники. Дело было в том, что только эти глаза были искренними, только в них Рудольф увидел желание… подарить ему тепло. А тепла настоящего, без намека на различные взаимовыгодные отношения Руди не получал уже слишком давно.
Можно было даже сказать, что последнее тепло, полученное им, было теплом матери, которая умерла всего два года назад, от потери которой он до сих пор не мог прийти в себя…
Руди так истосковался по теплу, которое просто излучали тогда эти глаза, что сначала даже и не обратил внимания, - кому они принадлежали, - девушке или парню.
А когда кончился концерт, и фанаты завалили его цветами, подойдя к краю сцены, и собирая букеты, он цепким взглядом оглядел того, кому принадлежал взгляд…
Увидев, что это парень, Руди выругался про себя, и тут же отвел глаза, стараясь скорей забыть свое неожиданное впечатление.
Он собрал букеты, поклонился еще раз и отправился за кулисы, но… впечатление никуда не уходило, - так и стоял перед глазами этот нежный, чуть удивленный, теплый взгляд.
Чертыхнувшись, он остановился, не обращая внимания на овации публики, которая желала лицезреть своего кумира еще и еще…
В одну секунду вспомнился ему продюсерский план, и собственная внезапная симпатия (да понравился паренек Рудольфу, можно было уже признаваться себе в этом!) и сложив два и два, Руди решился на поступок, который можно было назвать в тот момент просто отчаянным, потому что никогда раньше не планировал он никаких… «отношений» с парнями, да просто и представить себе не мог этого!
Оставалось только надеяться, что сероглазый красавец окажется вполне обычным парнем, и воспримет сей жест как простую… ну,… например, ШУТКУ искушенной звезды.
С этими мыслями, Рудольф выбрал из кипы букетов самый, как ему показалось нежный, и отправился обратно на сцену, надеясь глубоко внутри, что паренек все еще там, у края сцены…

А потом был чей – то День рождения, кажется кого – то из театральных. Выпитое вино, и стремительные, жадные поцелуи во флигеле небольшого особняка, когда Руди понял, что все происходящее ему нравится…

Но то, что произойдет дальше, он и предположить не мог…
Сначала он стал замечать, что скучает в поездках по необъяснимой причине. А когда стал задумываться о ней, то с изумлением понял, что скучает он… по Винсенту!!!
Потом захотелось привезти Винсу что – нибудь в подарок, потом он стал звонить и посылать смс почти каждый день… Потом…
А потом  понял, что больше не хочет ни на минуту расставаться с ним. Мысли о любви он гнал от себя, но они все чаще и чаще приходили, навязчивые и неотступные.
И вот он сидел теперь перед дверью собственной квартиры и не решался войти, будто боялся чего – то.
Наконец, Руди медленно поднялся на ноги, подобрал пакеты, и открыл ключом дверь.

Винсент стоял в конце длинного коридора, одетый в черную шелковую пижаму, стройный и строгий, и как – будто немного печальный...
Рудольф застыл на месте, не произнеся даже «Здравствуй», забыв про занятые руки, про незапертую дверь, про все забыв. Вот сейчас, в этот самый момент ему стало по – настоящему страшно. Глядя на Винсента, он понял совершенно отчетливо, что пути назад у него нет. И дело было уже не в продюсерском плане, и не в собственной любви к риску, - Рудольф Кауэр почти услышал сейчас свои мысли, настолько они были «громкими»:
«Да я же люблю тебя… Люблю…»
Пакеты выпали из рук, сердце рванулось навстречу и усилием воли было почти задушено… Но ноги дорогу выбрали сами.
Каждый шаг отдавался сильным толчком в сердце, - не сводя с Винсента глаз, Руди шел к нему с трудом справляясь с собой, - то, что творилось в нем сейчас можно было назвать адской смесью: желание, страх, гордость, борьба с собой,… но все накрывало мощной волной одно необъяснимое чувство…- нежность.
Чем ближе подходил он, тем больше трепетал Винсент, тем бледнее становился, тем… прекраснее он был.

Руди остановился на расстоянии вытянутой руки, дотягиваясь, дотрагиваясь осторожно дрожащими пальцами теплой гладкой кожи, не смея настоять, лишь спрашивая разрешения. Даже этот последний шаг не мог сделать он сейчас.
Винс молчал, не отвечая на ласку, только затаил дыхание, и серые глаза его чуть опустились. А Рудольф замер  и вздохнул. Нежности в нем сейчас было столько, что он мог бы взорваться, наверное, если бы она сию минуту не нашла выхода. И была она такой… острой, такой болезненной…
Как преодолел он этот последний шаг, Руди не помнил.
Но Винсент был уже в его руках, - тихий, гибкий, послушный, но… холодный, безответный, будто напуганный чем – то.
Руди целовал его, и каждое прикосновение было просьбой, мольбой, уговором, со страхом, с волнением и трепетом, с сумасшедшим желанием. Потом стал шептать ему что – то ласковое, просить прощения за что - то….
Столько нежных слов услышал Винсент в этот вечер, сколько наверное не слышал за всю свою жизнь.

Винс был потрясен происходящим.
В какой – то момент, когда они уже оказались в спальне, он не выдержал и спросил шепотом, ускользая от поцелуев:
- Случилось что – то?...
- Почему ты спрашиваешь?
- Ты сам не свой сегодня. Что с тобой? Ты весь дрожишь… Глаза такие… Что?
- Ничего, ничего… иди сюда, иди…
И все. Дальше уже не помнил ничего Винс.
Руди был словно нескончаемый мощный поток, - настолько выдумчивы, настолько искусны, настолько бесконечны были его ласки. И все, - на кончиках пальцев, не смея вздохнуть всей грудью, заставляя дрожать, доводя до грани, не давая воздуха… и снова давая дышать.
«Люблю, люблю… Как я люблю тебя… Разве может быть правдой, то, что ты здесь, сейчас, со мной?… Как же сладко, … как хорошо… Люблю… черт возьми, ЛЮБЛЮ!!!»
Винс не закрывал глаз, не желая верить в то, что видел во взгляде Руди сейчас, и все –таки позволяя себе утонуть в этом хотя бы на время, не возвращаться…

Когда все закончилось, Винсент робко вышел в кухню, в которой происходило нечто совершенно невероятное: Руди стоял у плиты, на которой что- то жарилось, и пахло так вкусно, что аж закружилась голова.
Обычно, Рудольф НИКОГДА не готовил сам, предпочитая либо ужин в ресторане, либо заказ из того же ресторана на дом.
Так странно и необычно было видеть его в одном шелковом халате, едва доходящем до колен, босиком, колдующим над едой, и, что- то бормочущим себе под нос.
Винс прислонился к дверному косяку, разглядывая эту картину и чувствовал, как внутри сжимается что – то… Ведь именно ТАК очень часто баловал его Грегори в той другой жизни.
И только сейчас он отчетливо понял, что та другая жизнь, по - прежнему существует, и никуда, собственно, и не уходила. Только… был ли он в той жизни настоящим? А в этой, с Руди, сейчас?..
- Руди… - осторожно начал он.
- Да? - Рудольф обернулся так быстро, руки его так заметно вздрогнули, и взгляд темных зеленых глаз был настолько открытым и беззащитным, что Винс не смог продолжить дальше, и просто улыбнулся, только улыбка вышла грустной.
- Ты наверное есть хочешь? – сказал Руди непривычной для Винса, теплой интонацией и подошел совсем близко, забирая в свои ладони его подбородок, нежно поглаживая пальцами щеки и виски.

Винсент вглядывался сейчас в его глаза, не понимая, что произошло. Он не узнавал Руди совершенно. Куда подевалась его властность, его отстраненность и вечная погруженность в дела? Перед ним сейчас был нежный, теплый, и… очень ранимый человек…
Он даже и представить не мог, что Звезда, любимец публики и баловень судьбы может быть ТАКИМ. Винсент чувствовал сейчас, что Руди, кажется,… любит его. И вкладывает в это чувство все, что у него есть.
Расширенными глазами он наблюдал за тем, как тот накрывал на маленький столик в гостиной, как разливал по бокалам вино, как вынул из – за спины небольшую бархатную коробочку.
Винсу в который раз уже сегодня стало не по себе. Чувство было безотчетным, и осознанным, и не осознанным одновременно. Какая – то мысль криком кричала в его мозгу, но Винс не мог разобрать ее, увлеченный знакомством с новым Рудольфом, с этим совершенно неизвестным для него человеком. Он побледнел, и стиснул коленки, обхватив свои плечи руками, но все равно не сводил с него глаз.

Наконец, чуть помедлив, Руди подошел близко – близко и присел рядом. Было видно, насколько он взволнован, как вздрагивают его ресницы, как прерывисто он дышит.
В глазах Рудольфа сейчас была такая пропасть, что Винс не выдержал и отвел взгляд.
- Винсент, я… я должен сказать… вернее нет,… я очень хочу сказать тебе… - Руди вздохнул, и на секунду отвернулся, но вдруг, решившись, прошептал:
- Я люблю тебя, и я хотел бы быть с тобой… всегда.
В комнате повисла тишина.
«Господи! Только не это!» - подумал Винс, и резко выдохнул, собираясь что – то сказать.
- Нет! – воскликнул вдруг Руди, останавливая его, быстро приложив пальцы к его губам.
- Нет… - тише сказал он, - не отвечай сейчас, пожалуйста. Обещай, что прежде чем ответить, ты хорошо подумаешь…

Не в силах говорить, Винс просто кивнул. А Руди поцеловал его. Поцелуй был невероятным, - одновременно и робким, и смелым, и нежным и страстным, и Винс снова будто провалился куда – то.
А когда Руди отстранился, - на шее его уже была короткая цепочка, - тот самый подарок из бархатной коробочки.
Руди смущенно (!!!) улыбнулся и подвел его к зеркалу, не на секунду не отпуская его рук, обнимая за талию, щекоча ресницами шею, непрерывно целуя, и перебирая пальцами мягкие волосы . Руди был сейчас везде, - как шелковая ткань, струящаяся по телу.
- Посмотри, тебе нравится?.. – прошептал он.
Винс разглядел подарок: белое золото, изумительной красоты необычное двойное плетение, очень похожее на ручную работу, инкрустированное мелкой бриллиантовой крошкой… Стоило это – целое состояние, Винсент хорошо разбирался в таких вещах.
Внутри опять что – то дернулось и запаниковало: нельзя, нельзя принимать этот подарок!
Но только Винс решился произнести хоть что – то, едва слушающимися губами, как… реальность исчезла, а вместе с ней и все разумные мысли, все страхи и сомнения.
Во мгновение ока, они оказались на огромном кожаном диване гостиной, срывая друг с друга одежду, задыхаясь, сцепляясь пальцами, сталкиваясь локтями... И Винс уже не помнил, - чем был так напуган секунду назад, и что ему ВООБЩЕ МОГЛО НЕ НРАВИТЬСЯ СЕЙЧАС?
Потом был ужин в полумраке зажженных свечей, вино, и теплый, глубокий голос Руди, который шептал ему такие слова, от которых Винс просто плавился. Каждое слово он сопровождал легким касанием, едва заметной лаской, невесомыми поцелуями…
И Винс забывал, забывал обо всем, обо всех и… о себе тоже…

Но утром все повторилось снова…
Он проснулся один, - Руди уже не было.
На соседней подушке лежал огромный бумажный пакет, наполненный до верху какими – то свертками и записка:

« Винсент, милый, вчера я не успел вручить тебе все. Разверни, пожалуйста, - это тебе, я долго выбирал, надеюсь, понравится. У меня сегодня запись, но часам к шести я буду свободен, и мы могли бы отправиться в аквапарк. Помнишь, ты однажды говорил, что ни разу там не был? А на вечер я заказал приват – комнату в «Обливион».
Рудольф.
P.S. Спасибо за прекрасную ночь… Люблю тебя».

Винсента будто током ударило.
Не прикасаясь к подаркам, он бросился в ванную, включил воду на полную мощность и встал под струю. Его трясло крупной дрожью, непонятно по какой причине. Слезы хлынули градом, смешиваясь с потоком воды. С тихим стоном он сполз по стенке на пол душевой, то закрывая ладонями глаза, то сжимая себе плечи, закусывая губы, чтобы не кричать.
Мысль, которая вчера так долго пыталась пробраться сквозь чувственный морок, сегодня пришла к нему во всей своей красе, - жесткая, и откровенная.

«А ТЫ – то? Любишь ли ТЫ хоть кого – нибудь, малыш Винсент, а??? »

Перед глазами Винса проносились воспоминания и о Грегори и о Рудольфе… И они были до странности похожими.
Винс вдруг осознал сейчас, что и тот и другой любили его ПО НАСТОЯЩЕМУ, а не только по страсти, не только по чувственному желанию, не сиюминутно…
СОВСЕМ ИНАЧЕ, не так, как сам Винсент…
Понимание того, что сам он вряд ли вообще способен на проявление таких чувств, было  сильным ударом. Он почувствовал себя лишенным чего – то очень важного и прекрасного. Он завидовал сейчас и Рудольфу и Грегори, ненавидя себя, ужасаясь себе…

Как все просто стало в его жизни тогда с появлением Грегори, - он привык и воспринимал эту любовь и заботу о нем, как само собой разумеющуюся, как норму.
И ему захотелось чего – то более сильного, яркого, недостижимого, - его захватила страсть к Руди…
Конечно, долгое время его терзало и не устраивало отношение к нему Рудольфа, - его частые исчезновения, его независимость, его звездность,… его бесчисленные девушки, внимание и обожание со стороны других.
Ну конечно! Ведь он привык к тому, как относился к нему Грегори, - балуя, предупреждая каждую прихоть…
А теперь, эти перемены в Руди, до боли стали напоминать ему Грегори, - то тепло, которого он не ценил, а только… пользовался.
ДА! ИМЕННО пользовался, почти ничего не отдавая взамен, кроме физической близости.
А она оказывается, не имела для него такой глубокой значимости, которую вкладывали в нее эти двое. Душа его ВСЕГДА была закрыта.
Сейчас она точно так же была закрыта и к Рудольфу… Не смотря на то, что он был потрясающе красив, не смотря на всею его харизму, не смотря на его… любовь и заботу, не смотря на весь его талант и известность…
Не смотря ни на что!..

Но перемены все – таки появились и в нем самом.
Если раньше, Винс принял бы все ухаживания и подарки совершенно спокойно и с удовольствием, даже не задумываясь, то сейчас, открывшиеся на все глаза, больно кололи его же собственным жестоким эгоизмом, собственной ветренностью, и очевидной бессмысленностью продолжения таких отношений.
«А ты жестокий, Винс…» - вспомнил он слова Грегори и его взгляд, и боль в глазах, на которую он и не обратил тогда внимание в Эрмани – баре, его нервно вздрагивающие пальцы, комкающие сигарету, ключи, брошенные на стол, и отшатнувшееся как от удара лицо…
Винсент плакал сейчас, горько и безнадежно. Он уже точно знал, что не сможет достойно ответить на чувства ни тому, ни другому.
И дело было не в выборе между Грегори и Руди, как это было пожалуй всего сутки назад, дело было сейчас только в нем, в Винсенте Гарде, - он понимал прекрасно, что вряд ли сможет измениться… вряд ли. Продолжать эту ложь он больше не мог.
Было стыдно, отвратительно, больно, ужасно. Нет, пожалуй, такого слова, которое смогло бы передать все его чувства сейчас.

Словно тень он вышел из душа, машинально оделся, так ничего и не посмотрев из того, что оставил для него Руди. Мельком взглянул на мобильный. (На телефоне было четыре неотвеченных звонка от Рудольфа, и восемь - от Грегори.)
Винс совсем выключил телефон, сел за столик в гостиной, стараясь не думать о том, как хорошо было ему вчера на этом вот диване, за этим столиком… и несколько дней назад, и в тот первый раз в маленьком флигеле…
Он снова встал в поисках ручки, и, вспомнив о записке Руди, вернулся в спальню.
Действительно, ручка нашлась сразу же, видимо Рудольф очень спешил, и бросил ее. Она, упав на пол, укатилась, и остановилась рядом с его тапочками.

«Руди… Я безумно благодарен тебе за все. Я не могу объяснить тебе всех причин моего решения, вряд ли бы ты смог понять меня.
Ты потрясающий, Руди, ты прекрасен, ты…. Я просто не могу выразить какой ты!
Но я не люблю тебя. Прости, если можешь. Я не смогу быть с тобой дольше. Прощай, и не печалься обо мне. Таких, как я, ты сможешь найти много. Прости меня. Прости еще раз. Винсент».
Сложив записку пополам, Винс оглядел комнату, вышел в прихожую, снял с вешалки куртку и ушел из квартиры.
Связка ключей в его руках будто жгла ему пальцы. Он взял такси до студии, и с облегчением отдал ключи Катрин, которая совершенно случайно оказалась в этот момент у дверей парадного входа. Девушка удивленно взглянула на него:
- Мсье Винсент? Так рано? Но запись еще не закончена…
- Ничего. Это как раз хорошо. Передай ему, пожалуйста, вот это.
Винсент протянул ключи и собрался уже уйти, как услышал за спиной:
- У Вас все хорошо? – голос девушки был встревожен.
«Ох уж, эти женщины… - подумал он, - ничего ведь не скроешь!…»
Он обернулся назад и улыбнулся так беспечно, как только мог:
- Все в порядке, Катрин, не беспокойся, - все в полном порядке, – и послал девушке кокетливый воздушный поцелуй.