Поцелуй Ангела

* * *

Грегори вернулся поздно. Когда открыл дверь, на часах было уже больше десяти.
Настроение было мрачным.
Все перемены, которые он сделал для себя, сейчас тяготили его. Не должно было быть такого тяжелого настроения у этого молодого красавца, который глядел на него каждое утро из собственного зеркала. И, тем не менее, так было.

Грегори не раз появлялся в «Обливион» за эти несколько дней, и один, и с друзьями, и просто со случайными мальчиками, ищущими чувственных приключений, пытаясь узнать хоть что – нибудь о Винсенте.
По словам Дэна, Винсент и Руди ушли из клиники вместе, и с тех пор его никто не видел.
Попытки встретиться с самим Рудольфом тоже ни к чему не привели: к нему невозможно было даже близко подойти. Толпы фанатов и личная охрана держали звезду в плотном кольце.

Грегори, конечно, звонил, почти постоянно висел на телефоне, но Винс ни разу не взял трубку. Он был почти в отчаянье: время уходило и шанс хоть как – то повлиять на ситуацию с каждым днем становился все более призрачным.
После вечера в «Обливион», он обязательно приходил домой навеселе, а карманы были забиты бумажками и салфетками с телефонами, хозяев которых уже следующим же утром он не мог вспомнить. Изменившись внешне, он вдруг приобрел сумасшедшую популярность у завсегдатаев заведения, - его замечали, к нему подсаживались и заговаривали такие кадры, о которых раньше Грегори и мечтать не мог.
Но все это не отвлекало, не радовало, и не успокаивало его…
Все мысли были о Винсе и Руди. О том, что эти двое сейчас вместе, сомнений у него не было никаких.
Сегодня он собирался в клуб попозже. Надо было переодеться после мастерской, привести себя в порядок, и принять душ. Грегори всегда принимал прохладный душ по вечерам, если собирался куда – то идти: он очень бодрил и отвлекал от мрачных мыслей.

Грегори разделся и отправился в ванную, оставив на столике часы, телефон, цепочку, кольцо…

В это время входная дверь бесшумно отворилась, и в квартиру вошел Винсент. Не разуваясь, он сразу же прошел в гостиную…
Услышав шум воды, он замер на месте, прислушиваясь. Мысли его метались: сначала он подошел к самой двери ванной, прижался к ней лицом, слушая звуки, доносящиеся из – за двери. Потом вернулся обратно в комнату, взял в руки рабочую рубашку Грегори и зарылся в нее носом, закрыв глаза, затем вздохнул, снова посмотрел на дверь ванной…
Вообще – то он шел поговорить с Грегори, но сейчас будто передумал, и стоял в нерешительности, перебирая руками цепочку, оставленную на столике.
Потом, словно что – то вспомнив, он провел пальцами по той, которая была сейчас на его шее. Лицо его помрачнело и он написал на подвернувшемся листе бумаги с эскизами и набросками почти такой же текст, который оставил час назад в квартире Руди.
Взглянув последний раз на записку, на комнату, в которой провел столько лет, он вздохнул и вышел на улицу.
Винсент не знал, - куда ему идти сейчас. Вариантов не было, и он направился… в театр, в собственную гримерку, где иногда засиживался с друзьями за бутылкой хорошего вина, отмечая удачную премьеру. До театра было всего минут 15 ходу пешком вверх по улице. По той самой улице, на которой расположился маленький ночной ресторанчик, и Эрмани – бар.
Он прошел мимо небольшой арки, где несколько дней назад на него напали, мимо ресторанчика, в котором уже во всю кипела ночная жизнь, мимо бара, стараясь не взглянуть на него, но место это, переполненное недавними воспоминаниями, будто живое с укором смотрело ему вслед.
Винсу очень хотелось исчезнуть, раствориться, провалиться сквозь землю… Даже в театр, который он всегда так любил, ноги не шли сейчас, но других вариантов не было, - надо было идти.
Винс свернул за угол и вышел к Собору.

Высокий готический собор и днем – то выглядел слегка мрачноватым, а уж сейчас, почти в ночное время, - особенно. Но, как только он подошел ближе, внезапно заработала ночная подсветка… и…
Собор вдруг взлетел из мрака ввысь, превратившись в легкий, воздушный замок. Узкая колокольня венчала крышу высоким стрельчатым шпилем. Винсент остановился, пораженный зрелищем. Он подошел к строгой ограде собора, взялся руками за железные стойки, и прислонился лицом к холодному металлу.
Соборная площадь была пуста. Винс был здесь совсем один.
Странно тихо было вокруг, тихо и умиротворенно. И незаметно мысли, так терзавшие его целый день, вдруг стали отступать, становясь призрачными. Стало легче…
Винсент простоял так еще несколько минут, как вдруг услышал шум открывающейся двери и чьи – то неторопливые шаги. Он напряженно вгляделся в темноту и увидел человека, пересекающего соборную площадь, позвякивающего ключами, которые нес в руке. Человек шел из собора в город, видимо задержавшийся после службы по каким – то церковным делам. Может быть это был кто – то из волонтеров, а может быть… сам отец Фальконе… Винсент не мог разглядеть, - слишком далеко стоял. Мгновенно возникло желание окликнуть его, но в последний момент он не решился.
Он чувствовал себя странно. Давно надо было идти, пока ночная охрана не перекрыла служебный вход, - ведь последний спектакль закончился почти час назад…
Но ноги Винса словно приросли к земле.
Он простоял так, не понятно еще сколько времени, прежде чем вздохнул и решился, наконец, продолжить путь.

* * *

Рудольф очередной раз ругался со звукорежиссером.
- Еще разок, Руди, ну не злись…
- Да сколько можно уже, Берт! Мы без конца получаем одно и то же!
- Ну не берется она, ну никак не берется! Что я поделаю?! Это ведь у тебя так написано!
- Не надо было… Что еще?! – рявкнул Руди, увидев робко заглянувшую Катрин.
- Ой,… а… мсье.. эээ…Руди, можно Вас на минутку?
Рудольф закатил глаза, взъерошил волосы и вылетел из студии, громко брякнув дверью.
- Покороче, Катрин, - процедил он сквозь зубы, - я очень занят!
- Покороче? ОК, - вот это для Вас передал мсье Винсент полчаса назад. Она положила в его ладонь ключи, поджала обидчиво губки и повернулась спиной, собираясь уходить.
Руди мгновенно переменился в лице, - он вдруг весь посерел и задохнулся:
- Стой, Катрин… - окликнул он ее не своим голосом.
Когда Катрин обернулась, она ужасно испугалась. Никогда еще она не видела, чтобы человек так менялся, за какие – то пару секунд: глаза у Руди стали сумасшедшие, он вдруг весь как – то сдал, сжался. Схватив ее за руку, он зашептал сбивчиво:
- К…когда? Сказал что?...
- Ничего. Просто просил передать Вам ключи…
- ?!
- Я спросила – все ли в порядке, он улыбнулся, сказал что прекрасно… и…еще воздушный поцелуй послал… Руди! Куда?..Да что случилось?!
Рудольф уже бежал к лифту, но вызвать сразу, не удалось, - тот неторопливо ползал где – то по этажам. Понажимав лихорадочно на все кнопки соседних, с коротким стоном он бросился вниз по лестнице, едва не сбивая с ног всех, кто попадался на пути.
Он вылетел на улицу к машине, на ходу открыл ее, буквально впрыгнул в сиденье и надавил на газ. Серебристый Porsche с резким визгом рванул с места.

Рудольф несся по шоссе совершенно безрассудно, он рисковал, обгоняя и подрезая,…
Все страхи, сомнения и мысли о Винсенте подтвердились одной единственной связкой ключей! Несмотря на то, что где – то глубоко в душе он чувствовал, что так может произойти, не смотря на то, что понимал даже возможную причину, но… было ТАК БОЛЬНО сейчас, что он был просто не в состоянии ничего понять, ничего осмыслить.
Он летел к себе домой, надеясь найти ответ на один единственный вопрос: ПОЧЕМУ?! ПОЧЕМУ ТАК СРАЗУ?! И ПОЧЕМУ ИМЕННО ТОГДА, когда он впервые так искренне влюбился? Когда впервые вообще открылся кому – то… Именно тогда, когда родилось в нем это беззащитное и нежное чувство.
Ни злости, ни слез не было. Руди рычал на дорогу, кричал, орал что попало и давил, давил на газ…
Наконец, на сумасшедшей скорости он припарковался возле забора рядом с домом, сбив мусорницу, выскочил из машины, хлопнул дверью и вбежал на площадку первого этажа.
Лифт в этот раз оказался на месте и через минуту Руди был уже перед дверью собственной квартиры.

Рудольф ворвался в спальню и словно споткнулся, - все здесь было,.. словом, - даже постель еще не остыла…
Она была не заправлена, только одеяло наброшено небрежно, прикрывая смятые простыни. Подарки так и лежали на его подушке, не распакованными и… вся, ну вся комната была наполнена непередаваемым ароматом Винсента, запахом его кожи, его парфюмом, его…
- ВИИИНС!!!! ПОЧЕМУУУ??!!!
Рудольф метался по квартире в поисках хоть ЧЕГО - НИБУДЬ…
Записку он нашел на маленьком столике, сложенную вдвое, прижатую пустой бутылкой вчера выпитого вина.
Он читал ее, и по мере прочтения бледнел все больше и больше, затем скомкал листок, будто желая зашвырнуть куда – то, потом замер и снова расправил, перечитал еще раз, потом еще, и машинально запихнул в карман куртки…
В какой – то момент боль и ярость уступили место бессилию. Руди сполз на пол по стенке, подтянул колени к груди и завыл, прикусывая кулак.
- Почему… Господи! Ну почему так?... Почему идиоту Кауэру до такой степени нельзя любить никого?!! Господи, за что я родился таким?! Да будь проклята эта гребаная работа, эта чертова моя жизнь… Будь ты проклят, Сэм!!!
Выкричавшись, Руди застыл как каменное изваяние в одной позе, просидев так некоторое время. Но…
Но потом видимо какая – то мысль пришла ему в голову. Он резко встал, - черный, холодный, с жестким взглядом и непроницаемым выражением лица. Рука потянулась к мобильнику, и, чертыхнувшись, он набрал со второй попытки какой – то номер. Когда отзвучали длинные гудки и на том конце мира ему ответили, голос Руди был уже почти обычный, только резкие нервные нотки иногда выдавали его настоящее состояние.

- Билли… привет. Да, я, - да сволочь Кауэр. Да, не виделись лет сто… Билл, мы выпьем с тобой хоть завтра, только мне нужна помощь… Да, ну прости, старина… Я понял, все понял… Найди мне пожалуйста человека по имени Грегори Янца… да, чешские корни.
Ну не бесись… надо, очень надо… Кажется художник… нет, что – то связанное с рекламой… Должен буду. Билл, пожалуйста! Сегодня… да, нет ВЧЕРА надо, понимаешь?!! Да не психую я,… вернее да, - я полный псих сегодня. Дочери и жене твоей бесплатные входные на фестиваль обязательно… Ну да, - адрес, возраст, где бывает,… любая информация. Да, жду Билли. Никогда не забуду… Прости меня… Да. Все. Жду.
Руди бросил телефон в кресло, постоял на месте, машинально поправляя волосы, потом поняв, что ждать просто так сил нет никаких, отправился на кухню, где занялся приготовлением кофе, пить который совершенно не собирался.
Телефон тут же начал разрываться непрерывными звонками: звонили со студии, звонила Катрин, звонили из Обливион, из журнала «Время – музыке», из Парижа, с предложением записи, - звонок, который Руди ждал полгода…
Он не реагировал, ожидая одного единственного звонка, - бодрую мелодию Билли…
Когда кофе был сварен, налит в чашку, и трижды успел остыть, позвонил, наконец, Билл.
- Руди! Ну ты меня удивляешь просто! Ты ищешь человека, любимым местом пребывания которого является твой «Обливион», между прочим. Он там появляется чуть не каждый вечер последние пару недель. Ты же всех там знать должен…
- «Обливион»?... – Руди лихорадочно вспоминал всех завсегдатаев…
- Нет, я знал о нем только со слов… ну…- голос Руди дрогнул, - одного знакомого.
Никогда не виделись… Потом, я не разглядываю публику, когда на сцене, а в зал ведь выходить рискованно, ты же знаешь. Мы не могли видеться.
- Ему 37, и недавно исполнилось, кстати. Ладно, адрес и телефон нужен?

«ТРИДЦАТЬ СЕМЬ????!!! И ОН уводит У МЕНЯ парня????!!!! – проползла неприятная, царапающая как наждачная бумага мысль, - нет, Я ДОЛЖЕН! Я ОЧЕНЬ ХОЧУ НА НЕГО ПОСМОТРЕТЬ!!!!

- ЭээээЙ! Записывать будешь? Чем это тебя там так пришибло? – усмехнулся Билли, и Рудольф пришел, наконец, в себя.
- Конечно, пишу… да…четыре, двадцать семь, одиннадцать… Все. Спасибо, Билл. Все, как обещал. Ну, прости еще раз. Да. Пока.
Руди нажал на красную трубку и посмотрел на часы – восемь. Он и не заметил, как пролетели два часа.
С тоской он вспомнил, что заказал на 21.30 приват-комнату… Ладони сами сдавили глаза, вырвался то ли вздох, то ли стон. Но ему нужно было найти этого самого
Янца… ОБЯЗАТЕЛЬНО И СЕГОДНЯ.
Позже, этот поступок показался Руди совершенно дурацким, ну просто необьяснимым. Наверное, только болью и обидой его можно было хоть как – то оправдать тогда, но в тот момент он действовал, совершенно не раздумывая, подчиняясь собственному внутреннему протесту против происходящего.
Прямо так, не переодеваясь, Рудольф спустился к машине, сел и завел ее. Какое – то время он не двигался с места, раздумывая, - где лучше перехватить Грегори, - дома, или все – таки в «Обливион». И, приняв решение отправиться прямо в клуб, решил не спешить.
До половины десятого времени еще было предостаточно.
Подниматься обратно в квартиру он не стал, только закрыл дверцу и откинул кресло, надеясь хоть немного расслабиться и привести мысли в порядок.
Но ни о каком порядке речь просто не шла. Перед глазами был только Винс, вчерашний вечер, ночь… цепочка на его шее, маленькая родинка на плече, взгляд, ресницы… Слезы все – таки покатились из глаз, беззвучно, и скупо.
Затрезвонил мобильный, и Руди машинально нажал на ответ.
- Да…
- Где тебя носит, Рудольф?! Тут все с ног сбились, Милтроу приехал, у него какая – то важная новость для тебя, все телефоны твои оборвали, Катрин с ног сбилась, - звонил Берт, звукорежиссер, с которым только чуть больше двух часов назад расстались, когда его попросила оторваться от записи Катрин.
Только сейчас Руди вспомнил, что бросил все и никому ничего не объяснил.
- Да… я приеду сейчас,… прости, у меня тут… неважно. Буду. Только боюсь я не смогу больше петь сегодня, Берт. Давай отложим до завтра, ладно?
- Ну, ОК, в принципе сегодня и так немало успели, - отвечал Берт, - наверное, на студии он был единственным понимающим человеком, - у тебя точно все в порядке? А то Катрин сама не своя носится, пытаясь до тебя дозвониться, и ничего нам не объясняет. Ты ее что, - уволить собрался?
Руди рассмеялся, от чего слезы полились просто потоком:
- Господи, Берт, да ты что, - куда Я – и без Катрин? Нет, не в этом дело. Успокой ее и всех. Со мной все, - он сдавленно вздохнул, - в порядке. Я еду уже. Только у меня просьба к тебе. Будь человеком… убери Сэма куда - нибудь. Пусть уходит. Ну, придумай что – нибудь, ладно? Скажи, что я сегодня умер, или уехал в Антарктиду. Я не могу его видеть сейчас. Пусть явится завтра, хоть с самого утра, но ТОЛЬКО НЕ СЕГОДНЯ!!!
- Ладно, ладно, не кипятись, придумаю что- нибудь… И как вы работаете столько лет вместе? Все, как кошка с собакой!
Руди отключил телефон, врубил музыку на полную мощность, медленно развернулся и поехал назад.

* * *

Грегори вышел из ванной в одном полотенце на бедрах, взъерошивая мокрые волосы, и направился в кухню, чтобы приготовить кофе, как вдруг что – то необъяснимое привлекло его внимание. Он обернулся вокруг себя, не понимая, что его так встревожило.
Ноги сами вернулись в комнату.
Эскиз… он лежал среди рисунков на подоконнике,… а сейчас…
Грегори схватил листок со стола и прочел то, что прочел.
Записка Винсента была короткой и ясной. Впрочем, как и та, первая, после которой Грегори так долго был болен…
Рука сама опустилась вниз. Грегори сел на диван и уставился в одну точку.
«Значит все – таки Руди… Смешно. Так долго пытался его найти, а он… даже пяти минут не подождал… Побоялся наверное повторного объяснения, глупый… Дубль два…
Ну правильно, - и что я такое себе возомнил? Мне? Тягаться с Руди? Ага, - скушай, - не подавись… Дурак », - Грегори думал как по инерции, подряд обо всем. Стресс последних дней настолько уже вымотал его, выжал почти все оставшиеся соки, что сейчас было почти все равно.
Он встал, прошелся по комнате, зачем – то поправил и так безупречную накидку на диване, потом вошел в комнату Винса.
Запах… в этой комнате был такой особенный, чуть сладковатый, пряный запах, аромат Винса, которым были пропитаны все его вещи. Грегори прошелся по комнате до окна и назад, стараясь не всматриваться в детали. Зачем он вообще вошел сюда, он не знал.
И только собрался вернуться в гостиную, как заметил на спинке кровати белый махровый халат Винса. До того, как задуматься, - зачем он все это делает, руки сами потянулись к нему, и, размотав полотенце, Грегори одел его на обнаженное тело.
Стало тепло и будто спокойней…
Грегори выключил свет в комнате и отправился на кухню. Только кофе пить он не стал.
В холодильнике сохранилась, недопитой еще со Дня рождения, бутылка текилы.
Грегори не любил текилу, но сейчас было все – равно, что пить. Он налил примерно половину в простой стеклянный стакан и выпил залпом.
Затем, спокойно поставил бутылку на место и собрался одеваться. Огоньком разжигалась, разливаясь по венам злость, как ядовитое вино, постепенно разгораясь сильнее и сильнее.
Менять свои планы он не собирался. Мало того, - увидеть Руди ему было просто жизненно необходимо. Если бы в этот момент его спросили, - зачем? Он бы не смог ответить. Но… решил, что найдет его сегодня вечером или ночью, во что бы то ни стало.

Грегори выбрал для себя самую простую, но очень элегантную одежду – черный цвет был его слабостью, а сегодня как никогда еще и соответствовал внутреннему состоянию, схватил с вешалки плащ, взглянув в последний момент на себя в зеркало, и вышел из квартиры. На часах было ровно 23.00.
Рудольф Кауэр уже почти два часа, как ждал его в клубе, медленно напиваясь в одной из приват- комнат, отдав распоряжение всем, кто был сегодня занят в зале, чтобы предупредили его, когда появится человек по имени Грегори Янца.
И Грегори появился.
Стреляя вокруг глазами, разглядывая разномастную публику, которая почти заполнила зал, Грегори выбрал для себя место недалеко от сцены, рядом с баром.
Напиться сегодня в его планы не входило совсем, но состояние было такое, что выпить что-нибудь, ну хоть немного было просто необходимо. Пружинистый и легкий от…
злости, он взлетел на высокий барный стул, и, повертевшись на нем из стороны в сторону, заказал себе самый убойный коктейль из всех тех, которые хорошо знал.
Но напиваться «мы не собирались»… Ну – ну…
Грегори сидел, потягивая коктейль и краем глаза наблюдая за происходящим. Где – то здесь должен был быть Руди. Каким – то десятым чувством Грегори знал это, просто уверен был.
Но сцена была пуста, и никаких приготовлений не намечалось. В зале было довольно шумно. Наконец, зазвучала музыка, - какая – то запись, потом включился огромный экран на стене. Да… Руди определенно был сегодня здесь…
На экране была запись его концерта, и Грегори будто приклеился глазами к экрану: зазвучала та самая песня, которую пел Рудольф в тот вечер, когда… Ну да, так и есть, - когда очаровал Винсента.
«Я буду тебе верен, я буду вечно верен тебе…»
Грегори сжал бокал в ладони и совершенно по - варварски, выпил все оставшееся залпом, выбросив в сторону пластиковую соломку. В горле все встало колом, и он закашлялся, но все - равно этого показалось мало, и он заказал еще один такой же…

«…ангел мой, я помню…»

Голос Руди на записи был расслоен на разные голоса, и этот тембр, эти движения его…
Неожиданно, но сейчас, доведенный до крайности собственными эмоциями, злостью, ненавистью к Руди, разгоряченный коктейлем, он ПРЕКРАСНО понимал Винса.
Сидя за барной стойкой, отшучиваясь от знакомых, он без конца представлял этих двоих вместе, и, черт возьми, - ему очень нравилось то, что рисовало его воображение.
Эти двое прекрасно сочетались как угодно: в одежде и без одежды, на сцене, и на кухне, трезвые и не очень, в любой обстановке, даже здесь и сейчас. Ревность если и была, то очень странная: он допускал эти отношения, но как бы параллельно, без пересечений.
И еще…
Грегори ужасно заводила собственная злость на Руди. Как будто только он во всем виноват, как будто это он «взял и увел моего мальчика, сволочь».

«… когда вернешься ты… о, когда ты вернешься…» пел Руди с экрана, и Грегори не мог оторвать от него искрящихся ненавистью глаз. Аж, ладони вспотели, - так хотелось разорвать на кусочки это жгучее, соблазнительное чудовище!
Схватить за волосы, сломать, скрутить, короче – сделать что – то такое, чтобы эта тварь просила пощады, стонала, умоляла, и ЭТИ ГЛАЗА…
Чтобы глаза смотрели не с этим вот ДОСТАВШИМ уже до печенок вызовом, а чтобы в них была боль, чтобы в них стояли слезы, и чтобы они не были такими, черт возьми, вызывающе зелеными!!! И чтобы капельки повисали на ресницах, и чтобы губы были разбиты, и струйкой стекала кровь к подбородку, чтобы…

Грегори почувствовал, как бешено заколотилось сердце, кулак сжался на стойке, скомкав салфетку, и заказал… еще один коктейль.
А тварь и чудовище сидела сейчас на диване в приват – комнате, и хотела примерно того – же, только ко всему еще добавлялось желание обидеть, задеть, унизить любыми средствами и способами.
- Мсье Грегори Янца? – промурлыкал рядышком приятный голос. Грегори глянул так, что обладатель этого нежного колокольчика слегка отпрянул, и захлопал ресницами. Пареньку было не больше семнадцати, блондинистый, очаровательный, - просто белый и пушистый котенок. Грегори даже сменил выражение лица, настолько невинным казалось это создание.
- Ну… я Грегори… я, - Янца… Какого тебе?! – Грегори осекся, спохватившись.
- Ой, прости, малыш, так что ты хотел? – Грегори наклонился к мальчишке поближе, почти к самым губам, улыбаясь, и явно желая загладить впечатление, которое произвел.
- Вам просили передать вот это, – он сунул в руки Грегори сложенный вдвое листок бумаги и поспешил поскорее исчезнуть, но Грегори (вот нельзя столько пить, - предупреждал же Дэн!) ухватил мальчишку за руку, и притянув к себе, очень галантно… поцеловал внутреннюю сторону запястья его руки.
Мальчик вздрогнул, и что – то пискнул.

На писк явилось некое существо… очень мощного телосложения
( ну надо же было сообразить, что котята в одиночестве ночами не ходят!) и грозно так предупредило… Не суйся, мол – эта полка занята.
Грегори пришлось извиниться, и, глотнув коктейль, он развернул, наконец, записку.

«Прямо по коридору, затем вниз и третья дверь налево. Может, поговорим уже? Рудольф».
Грегори помрачнел, допил коктейль и отправился по «адресу».

Его качало, правда, не слишком заметно, но ему самому было более чем достаточно.
«Не хотел ведь напиваться!» - подумалось Грегори в тот момент, когда он оказался у самой двери приват – комнаты. Здесь внизу было тихо, и никакие звуки не доносились сверху, - лучшие условия для уединения.
«И чего я добиваюсь? Глупо! Глупо и бессмысленно » - думал он, но решил, все – таки, войти. Меньше всего сейчас ему хотелось увидеть ИХ вдвоем, вот даже совсем не хотелось увидеть.
Дверь отворилась бесшумно. В глаза Грегори бросился яркий цвет, - почти алый ковер на полу, мягкое освещение, тепло камина, край приличных размеров кровати, пара кресел и высокий светильник…


Рудольф вышел навстречу. Он был почти так же пьян как Грегори,- на столике между кресел стояла полупустая бутылка, а рядом - еще одна, - совершенно пустая.
- Ты ошибся дверью, приятель, - проговорил Рудольф, опираясь спиной на дверной косяк, явно собираясь вытолкнуть Грегори в коридор. Но тот выставил ногу, не давая двери закрыться.
- Какого черта ты,… хочешь?! – завопил Руди, и только после этого Грегори понял, насколько он пьян, - ему самому было далеко еще до такого состояния., - я жду человека, катись ко всем чертям и побыстрей!
- Не меня ли ждешь?! – процедил Грегори, шагая в комнату.
Рудольф прищурился, разглядывая внимательно незнакомое лицо, помотал головой и слегка удивленно прошептал:
- Нет, не тебя… точно не тебя.
- Я, - Грегори Янца, это твоя записка? – он протянул переданный «котенком» листок бумаги. Руди взял его в руки, будто видел в первый раз.
Пробежал ее глазами, посмотрел на Грегори, потом еще раз пробежал, потом… взгляд, брошенный Грегори стал совершенно обескураженным. Глаза Рудольфа стали просто квадратными, и он уставился на него немигающим, ничего не понимающим взглядом.
- Не может быть! – воскликнул он, и голос его сорвался на фальцет.
- Что, не может быть?! – вырвалось у Грегори зло.

Руди отступал назад в комнату, не сводя с него глаз , а тот шел на него, словно солдат в атаку, - Грегори очень хотелось сейчас кого – нибудь убить. И Рудольф Кауэр просто идеально подходил на роль жертвы. Они остановились по естественной причине, - Руди свалился в кресло, к которому его практически толкнул Грегори.
- Ну? Так о чем ты хотел поговорить? – прохрипел он.
Руди хватал ртом воздух, пытался подняться, но Грегори не пускал его, в добавок еще прижал коленом его бедро так, как однажды уже проделал с замечательным парикмахером Марком.
- Ну?! – рявкнул он.
- Нет, ты точно Грегори Янца?- то ли показалось Грегори, то ли это действительно было так, но интонации Рудольфа изменились, в них стала слишком слышна печаль.
- Так же точно, как ты – Рудольф Кауэр! - Грегори нависал сверху, покачиваясь из стороны в сторону, - его слегка мутило, но виду он не подавал.
Рудольф вдруг как – то сразу сник, и Грегори взбесился еще больше: беззащитность Руди Кауэра совершенно не входила в его планы.
Что еще за новости?!
Грегори не мог сорвать зло на заранее сдавшем свои позиции человеке.
Рудольф отвернулся в сторону и прошептал вдруг:
- Ну, бей, если решил…
Грегори совсем обалдел от этих слов и замер, внимательно разглядывая Руди. Чего – то он не понимал сейчас…
- Что ты сказал?
Рудольф медленно повернул голову и зеленые, почему –то абсолютно трезвые глаза, вдруг прожгли Грегори насквозь… обреченным взглядом, но было это всего мгновение. Руди вдруг потянулся навстречу, и в глазах его разгорелся злой огонек.
Лица их были теперь совсем близко, дышали оба прерывисто, одаривая друг друга крепким алкогольным ароматом.
- Так вот, значит, ты какой… - снова прошептал Руди, и попытался встать, но Грегори толкнул его обратно.
- Чего тебе надо, Руди? – прошипел он почти на грани возможной выдержки.

И вдруг, это звездное чудовище наклонилось и резко дернуло ковровую дорожку.
Дорожка, лежащая на скользком ламинате, выдернулась без всякого труда. И… Ругнувшись, Грегори грохнулся об пол, больно стукнувшись затылком. Дальше все произошло мгновенно: Рудольф бросился на него, вцепляясь в одежду, крича что – то, и… лупил кулаками и ладонями, куда ни попадя. Как ни уворачивался Грегори, - пару раз – таки получил «по полной».

Когда хорошая затрещина сошлась по щеке, Грегори взбесился сам.
Он схватил Руди за запястья, стиснул их так, что тот аж заскулил, и захватил инициативу, усаживаясь сверху, сдавливая коленями бедра.
- Мерзкий похотливый урод! - вопил Руди, - что он в тебе нашел? ЧТООО? Что можно в тебе вообще найти, козел ты старый!
Голова Рудольфа металась из стороны в сторону, он изо всех сил старался извернуться и укусить Грегори за руку.
- Да в тебе же нет ничего! Да у тебя же ничего нет вообще! Живешь в какой – то дыре, что ты можешь ему дать, старая сволочь?!!!
Грегори недоуменно уставился в это лицо и вдруг понял, что Руди плачет, и слезы стекают по щекам, оставляя соленые дорожки.
Волосы Кауэра разметались по ковру, он отчаянно вырывался, но у пьяного и совершенно измученного еще чем – то, кроме алкоголя, сил не хватало справиться с Грегори, особенно когда тот придавил его к полу, - Грегори был и крупнее и сильнее.
- Чего уставился? Отпусти меня лучше, урод! ОТПУСТИ!!!
Грегори не понимал что происходит, но ему было не до звездных истерик сейчас, - заткнуть Руди было просто необходимо, причем любым способом, - слушать дольше Грегори не собирался.
- Козел старый, да?! – заорал вдруг он сам, - Урод, да?! Сволочь?!! По крайней мере, я не пытаюсь влезть ни в чьи отношения, Кауэр! Не пользуюсь своим положением и возможностями, КОТОРЫЕ НЕ У ВСЕХ ЕСТЬ, РУДИ!!! Не пытаюсь никого соблазнить, не пытаюсь… - Грегори вдруг задохнулся от собственной вспышки. Ладно,… проехали.
- Я?! Это я пытаюсь, да?! Чтоб ты сдох, Янца! Тьфу, имя –то какое! Иностранец! Мерзкий, мерзкий похотливый иностранец!

Руди несло как цунами, и тогда Грегори не выдержал, - нагнулся и впился в его губы быстрым, как молния, глубоким поцелуем. Он вцепился в нижнюю губу Рудольфа и, не совладав с эмоциями, прикусил ее слишком сильно. Руди охнул, дернулся, ударившись затылком об пол, и вдруг … затих.
Тоненькая алая струйка потекла вниз к его подбородку. Грегори отшатнулся и замер, потрясенный увиденным.

«Ну, и что тебя так испугало, Грег? Ты полчаса назад только и мечтал увидеть именно эту картину. Ну вот, - сбылось. И?» - пронеслось в шумящей голове.
Грегори даже отрезвел немного: он заметил, наконец, что- то странное в зеленых глазах, - они совершенно, АБСОЛЮТНО не были счастливыми, в них стояли слезы, да еще эта губа прокушенная, кровь…
- Прости, я не хотел… - прошептал Грегори.
Рудольф молчал  отвернувшись, не шевелился, только грудь его высоко вздымалась. Оба они тяжело дышали, утомленные борьбой и алкоголем.
Надо бы встать и отпустить парня, но у Грегори тоже не было сил.
Все остатки ушли на потасовку…

В этом странном положении они пробыли довольно долго, пытаясь отдышаться, прежде чем Рудольф медленно повернул голову и сел, приподнявшись на локтях, осторожно отстранив Грегори от себя. Теперь они сидели друг напротив друга, сверля друг друга глазами, молча, почти играя в «гляделки».
Костяшкой указательного пальца, Руди дотронулся до губы и зашипел.
Почему – то, Грегори готов был сейчас провалиться на месте, - хотелось срочно исчезнуть из этой комнаты, сбежать куда - нибудь. Но вместо этого он не сводил глаз с укушенной губы Руди, которая на глазах начала опухать, и с тонкой кисти руки с длинными музыкальными пальцами...

- Больно? – прошептал он.
Вместо ответа Руди посмотрел на него своими адскими омутами и грустно улыбнулся.
- А ты классно целуешься… Вот теперь я его понимаю,  очень даже…
Грегори под этим взглядом почувствовал себя очень странно. И уйти хотелось, и… не хотелось совсем. Точнее, хотелось остаться и…
А вот Бог знает, чего на самом деле ему сейчас хотелось!..
Но Руди не дал додумать. Речь его полилась потоком, безостановочно, прерывистым
дыханием, с … умопомрачительным каким – то взглядом, в котором было сейчас все, - и ненависть, и страдание и… любовь, и Бог знает что еще. Отсутствие барьера, защиты…
Перед Грегори не было сейчас никакой Звезды, - Рудольфа Кауэра, был просто Руди, -
просто парень, которому хреново, - и это мягко сказано, которого все достали, сломленный, ранимый… и почти еще… мальчик. Ну, сколько ему? Двадцать семь, двадцать восемь, - не больше. Такие ребята уже давно были для Грегори… мальчиками.
«Надо же, совсем другой оказался, а на сцене – то как смотрится, - близко подойти не посмеешь » - подумалось Грегори. Но Руди достаточно было лишь усмехнуться и привычный его образ вышел на первый план.

- Ты кстати, знаешь… Я тебя совсем другим представлял. Думал ты старше…
- А я и есть – старше.
- Сколько тебе лет, скажи? Мне сказали, - 37, но… я вижу, что это не правда, так?
Грегори улыбнулся.
- Изысканный конечно комплимент, Рудольф, да только правду тебе сказали, - 37, - все мои. А что, - это важно?..
Но Руди не ответил, только неожиданно придвинулся ближе… и Грегори почувствовал, как длинные ресницы его коснулись виска.

Запах алкоголя, свежего, чуть горьковатого парфюма с нотками морской воды, и еще какой – то, непонятный, необъяснимый, напоминающий аромат разломленной плитки горького шоколада, - запах самого Руди.

Грегори не удержался и потянулся к нему носом, пытаясь уловить этот тонкий аромат.
Длинные черные волосы Руди вскользь задели его щеку, и он зашептал прямо ему в ухо:
- Тогда… тогда я скажу, что ты не только классно целуешься, но еще и ОЧЕНЬ классно выглядишь… просто лет десять минус.
- Опять комплимент? – усмехнулся Грегори, но не отвернулся, осторожно прислушиваясь к собственным ощущениям.
- Нет, совсем нет. Я ведь не поверил даже, когда ты вошел, думал, - кто – то дверью ошибся… Ну вот, - теперь я его точно понимаю, - грустная улыбка, глубокий вздох. Снова прикосновение пальцев к прокушенной губе.
Грегори тоже вздохнул.
- О ком ты говоришь? – прошептал он, все ближе и ближе наклоняясь к Руди.
- О ком? – усмехнулся он, - ну о Винсе, конечно…
- О Винсе? – Грегори нахмурился и отвернулся.
- О Винсе, Грегори… Он бросил меня сегодня днем. А разве он не у тебя сейчас? – Руди, вдруг тоже слегка…протрезвел.
- Винс? ТЕБЯ бросил? Ты не выгнал его?! Он ушел САМ??!
Грегори поверить не мог в такое, ну НИКАК, совсем никак.
- А ты разве не в курсе?

Вместо ответа, Грегори медленно покачал головой.
И в голову пришла совершенно убойная и неуместная в этот момент мысль: «Да разве тебя можно по доброй воле бросить, Рудольф?!»
- Раз ты сегодня здесь один, значит действительно он не у тебя. Тогда где же он? – Руди смотрел в глаза Грегори, не в силах их отвести.
- Я не знаю, Рудольф. Я… несколько дней пытался встретиться с тобой, … все надеялся как – то повлиять на него, да и твои… ммм… намерения выяснить… но… до тебя же не добраться… Я думал вы вместе.
Руди вдруг захохотал, закрывая лицо ладонями, откидывая назад голову. Грегори даже озноб прошиб, - так красиво взметнулись и опали назад черные волосы:
- А я – то был уверен, что он бросил меня из – за тебя…
- Бросил... Может быть, он просто ушел ненадолго, обиделся? С чего ты взял? Вы поссорились?..
- Ключи вернул, и… вот, - Руди вынул из кармана смятый листочек, - читай.
И Грегори прочел.
Ну да, - почти такая же записка, как та, которая осталась дома.
- Ты так его любишь? – вопрос Руди был до странности тихим. КАК, оказывается, важно было ему узнать ответ. Но Грегори промолчал. Зарекся говорить о любви последнее время.
- А ты? – вопросом на вопрос.

Руди вздохнул, встал на ноги и подошел к окну, повернувшись к Грегори спиной. Грегори тоже поднялся и поймал себя на мысли, что внимательно разглядывает фигуру Руди, - вот эти плечи обнимал Винс, вот эти руки обнимали его, вот эту шею он целовал, эта спина нагибалась над ним, вот эти стройные ноги… Ох, Боже!

Грегори постарался стряхнуть наваждение, но оно никуда не уходило. «Чертов коктейль!» - подумал он, вспомнив недавнее происшествие с «пушистым котенком» в зале клуба.
А Руди вдруг ответил, как выпустил на волю запертую в клетке больную птицу:
- А я, Грегори Янца, тупо влюбился первый раз в жизни, понимаешь? Долго сопротивлялся, долго вообще не верил, что это возможно… с парнем…
Он помолчал немного, собираясь с мыслями.
- ДА! Ты ведь не знаешь всего… Продюсер мой, Милтроу придумал для меня такой… маркетинговый ход. Я должен был завести… интрижку с парнем. Ну, я и завел… а потом влюбился уже по настоящему… -
Руди говорил с явной болью, но Грегори не услышал ничего больше после слов о продюсере и, резко развернув Кауэра к себе, от души врезал ему, - ну не выдержали нервы, все! Ослепило Грегори то, в какой роли оказался Винс,… противно стало, - игрушка прямо какая – то.
От удара губа у Руди опять закровоточила.
Он затих, не прикасаясь к себе больше, только немного отклонил голову назад.

- Черт, Янца, - ну ты бесподобен просто… - прошептал он со странной усмешкой, - как все это у тебя во время сегодня получается.
Я ведь вообще –то думал, что это я тебя бить буду… Очень чесались руки, не поверишь. А сейчас… Сейчас я почти получаю удовольствие от твоих оплеух,… забавно, да? Только может быть…эээ… полегче?… Пришибешь меня, красавчик… руки у тебя… сильные. - и Руди негромко рассмеялся.
И смех этот был такой, что Грегори сразу же пожалел о своем срыве. Сжав виски, он заходил по комнате, ругая себя последними словами:
«Да что же я делаю?! И, правда, - старый козел, урод, идиот и болван - и всего этого еще мало! То мне его обнять хочется, то врезать… что ВООБЩЕ происходит?»
Они молча смотрели друг на друга непонятными, выжидающими чего – то взглядами… В конце – концов, Грегори решился…

Он подошел еще ближе, протянул руку, - что и сделать хотел, - сам не знал. Просто захотелось хоть что-нибудь сделать, и ладонь его вскользь коснулась плеча Руди. Грегори вздохнул и хотел отвести взгляд, но…
Рудольф… стал расстегивать рубашку на груди. Грегори так и впился взглядом в открывающийся, все более глубокий ворот, обнажающий полоску смуглой кожи. Голова закружилась, и представилось вдруг, как губы Винса касаются этой груди, … и этой небольшой припухлости на нижней губе, и этой родинки на ключице…
- Слушай, я сейчас так пьян, и ты пьян тоже… Мне… мне очень… Короче мне – никак сейчас, Грегори Янца… Я знаю, что ты скучаешь по Винсу…
Мне конечно до него… далеко, я не Винс, - губы парня дрогнули… - но я,… я хочу узнать, - что он чувствовал, когда ты…

Грегори не надо было долго себя уговаривать. Эта странная связь с Руди через Винса образовалась как – то сама по себе, прямо сейчас, за короткое время «разборок» в приват-комнате. А может быть… она была и раньше, связь эта, только чем – то иным, - обидой? Ненавистью?
Сейчас у него не было времени подумать об этом.
К Руди потянуло мощным магнитом, странным, непреодолимым чувством. Грегори долго думал потом, - почему так случилось, - возможно, виной всему был коктейль, но…
Сдернув вниз расстегнутую рубашку, со смешанным чувством сопротивления и желания Грегори обнял его, прижимая к себе и…
Зашептал такое, чего сам от себя не ожидал в этот момент:

- Все хорошо будет, Руди... Ну, послал нас Винс, видать не угодили ему оба. Видишь, какой он у нас… избирательный оказался… Ты сам только себя не закапывай. Ты ж молодой, вон какой красивый… девочки сохнут пачками, да и, - он сдержал вздох, - мальчики тоже. Ты же звезда…
- Заткнись пожалуйста, насчет звезды!- отрезал Руди.
- ОК, заткнулся, - спокойно согласился Грегори, и улыбнулся, хотя больше всего ему сейчас хотелось заплакать, - а голос у тебя какой… мурашки по коже каждый раз, как я тебя слушаю, да и… Винсу нравилось, - так на тебя запал…
Руди всхлипнул и уронил голову Грегори на плечо.
- А как ты смотришь, Руди, - сдохнуть ведь можно в твои глаза взглянув… Вон какие зеленючие… Да ты просто офигительная бишка, Рудольф!.. Знал бы ты, какой ты потрясающий!
- И это говоришь мне ты? – прошептал Рудольф, не шевелясь, и не глядя на Грегори.
- А ты молчи и слушай, ладно? Привык, что только тебя все слушают, так? – он усмехнулся, легонько задел пальцами кончик носа Руди, и скользнул вниз по губам, стараясь не коснуться случайно ранки (определенно она привлекала сейчас слишком много его внимания ).

Тут Грегори  почувствовал, как Руди ответил на все его слова… осторожным объятием. Ладони его прохладные, и слегка дрожащие сжимали черную ткань, стискивая пальцы. Грегори внутренне замер, но продолжал говорить.
- У тебя очень красивые руки, особенно запястья, - тонкие такие, гибкие, а еще пальцы,- длинные, только у музыкантов, наверное, такие и бывают…
Он приподнял Рудольфа за подбородок, разглядывая лицо.
«Кто бы мог похвастаться, что видел звезду так близко…» - мелькнула мысль.
- А еще… очень… просто невозможно сексуальные… губы, Руди… Черт, сладкие, наверное, - он уже улыбался, поняв в один момент, что ему ужасно нравится все это говорить и делать. Тревога и нескончаемая тоска последних дней словно растворилась в этих неожиданных, незнакомых нежностях…
Руди вздохнул, притягивая Грегори к себе еще ближе:
- Ты же пробовал уже…
- Ага, только неправильно я пробовал…
- А… как надо? – совсем тихо спросил он.
- А вот так… - и Грегори кончиком языка лизнул ранку на губе.

Рудольф ахнул едва слышно, и Грегори физически почувствовал трепет его тела под своими ладонями...
Потом еще и еще раз, осторожно прихватывая губами больное место, лаская, в прямом смысле зализывая рану. Какое –то время Руди просто прислушивался к себе, не отвечая, сбивчиво дыша, но потом вдруг ответил, раскрывая губы навстречу с тихим вздохом. Обхватил Грегори затылок, несильно, но уверенно прижимая к себе.
Поцелуи посыпались один за другим, - игривые и нежные, пробующие, осторожные, горячие, сладкие, глубокие…
Грегори был шокирован: Руди словно тугая глина был в его руках, - поддавался на все сиюминутные его задумки, отвечая так же выдумчиво, так же внимательно, так же
настраиваясь «на волну» партнера, и добавляя во все свое «слово», свою изюминку, свой упрямый характер.
И, каким – то далеким уголком сознания Грегори пришла мысль, что Винс никогда так себя с ним не вел, - не был ни внимателен, ни догадлив, ни даже... заинтересован настолько. А с Рудольфом, похоже, в эти игры можно было играть часами…

И как, оказывается, мало надо было Грегори сейчас, - всего один взгляд зеленых глаз, - прямой, открытый, без кокетства, без лукавства, без малейшего намека на игру:
вот он я, хочешь – возьми… И они без слов поняли друг друга, - обоим до крайности было необходимо все это сейчас. И два давних соперника провалились в нежное облако, неторопливо раздевая друг друга, прислушиваясь, доверяя, узнавая, пробуя…

Примерно через час Грегори выскользнул из комнаты и тихо прикрыл за собой дверь.
Он почти вбежал по лестнице наверх, хотя наверняка знал, что никто не собирается его останавливать, схватил оставленный в гардеробе плащ, и, ловко увернувшись от знакомых, выскочил на улицу.


Была глубокая ночь. И ХОЛОДНО ужасно. Грегори показалось даже, что лужи затянулись льдом. Такси поймать не удалось, и пришлось идти пешком.
Всю дорогу он думал только о том, что произошло, и никак не мог понять: С ЧЕГО ВДРУГ такой быстрый мир, при такой - то долгой войне?
Ни одной толковой мысли не приходило в голову, зато приходили другие, совершенно другие, от которых… так тихо становилось на душе.
Он вспоминал Рудольфа и… улыбался.
Такой свободы еще ни разу в своей жизни не чувствовал он ни с кем, - не надо было ни приспосабливаться, ни идти на поводу, ничем и ни для кого не надо было ЖЕРТВОВАТЬ.
И это было классно!
Грегори крутанулся вокруг себя на каблуках, и чуть не шлепнулся на землю, подскользнувшись. На душе было легко, и странно,… будто его только что освободили от чего – то, что долго сковывало, связывало по рукам и ногам, но он еще никак не мог понять, - что же со всем этим можно делать...

Грегори взлетел по лестнице на свой этаж, издалека услышав смех и голоса… (очередная вечеринка у соседки была в самом разгаре), буквально протиснулся к дверям квартиры, сквозь совершенно пьяную веселящуюся молодежь.
Его окликнули, кто – то даже схватил за руку, приглашая влиться в компанию.
Только захлопнув за спиной дверь, Грегори, наконец, перевел дух, и как был,- в верхней одежде, сполз по стенке, даже не пытаясь сдерживать рвущийся наружу совершенно безумный хохот.
С трудом, преодолев себя, он поднялся, и снял плащ, смеясь и поскуливая, почти ничего не видя перед собой – глаза слезились от смеха, разделся прямо в гостиной, и отправился в душ, в котором… тоже смеялся, смахивая слезы с глаз, заходясь и сгибаясь пополам.
«Мда… выяснили отношения, ничего не скажешь… Блииин! Чего ж теперь делать то?» - думал он, сжимая голову двумя руками.

Но недавнее прошлое не захотело уйти не попрощавшись… А может быть оно и не собиралось так просто уходить?
Потянувшись рукой за полотенцем, Грегори наткнулся на мирно висящий на крючке в ванной белый махровый халат Винса. Знакомый до боли запах ударил в ноздри, и он… словно споткнулся, захлебнувшись вдохом.
Мощное де жа вю, или «мордой об забор», или «фейсом об тейбл»… или удар под дых, - как вам нравится…
Грегори побледнел и шарахнулся в сторону, будто халат этот был живой. Не успев даже вытереться до конца, он выскочил из ванной и замер в коридоре, - обнаженный, с прижатым к груди полотенцем, со стекающими по волосам и груди каплями воды.

Вот тут его и накрыло окончательно. Слишком много для одного дня, прямо –таки через край…
Грегори стоял, упираясь лбом в стенку, лупил по ней ладонью и кулаком, плача, не сдерживаясь, и повторяя время от времени…
- Ненавижу! Ненавижу тебя, Винс… Ненавижу!… Как же ты меня достал, мальчишка! Захотел уйти, - УЙДИ, ПОЖАЛУЙСТА, СОВСЕМ! Я устаал!!! Я устал помнить! Я не хочу больше помнить, понимаешь ты?! Нет сил уже, больше помнить тебя!!! Я не железный, Винс!!! Исчезни! Уйди!!!
Но.
Он был очень похож на приговоренного к казни, когда, всхлипывая, и дрожа всем телом, понурив голову, вошел в комнату Винса, и забрался в его кровать, кутаясь под одеялом, вздрагивая от рыданий…


Утро для Грегори было в прямом и переносном смысле похмельным.
Дико гудела голова, тело было совершенно ватным, события прошедшего дня показались вообще… чем – то нереальным, будто ничего подобного и не происходило никогда.
Настроение было паршивое...
Мурлыкал смсками телефон, принимая очередные заказы. Надо было ехать в мастерскую,
но ТАК НЕ ХОТЕЛОСЬ, просто кошмар, какой – то. Уже собираясь «начать процедуру отмены всех дел по причине острой душевной болезни», Грегори взглянул на телефон.
И вдруг – три неотвеченных звонка! И номер незнакомый…
То ли надеясь, что это поможет ему развеяться, то ли действительно был так заинтригован, но Грегори решил перезвонить. И перезванивал он также, - три раза, но никто так и не ответил.

А на другом конце мобильной реальности, перед вибрирующим на столике телефоном, в одних незастегнутых джинсах, замерев, с загадочной улыбкой на лице, стоял Рудольф, не сводя глаз с еще вчера забитого в телефон номера Грегори, под названием Старый козел Янца, и не брал трубку. Когда телефон наконец угомонился, Руди взял его, усмехнувшись, заменил колоритное Старый козел на… Волшебник, и отправился в душ.
Впервые за последнее время Рудольфу захотелось петь. И он запел, подставляя лицо под теплые струи воды…

* * *

С обеда сегодня у Руди была запись.
Одевшись как… «Звезда в экстазе», он выехал из «Обливион» примерно в двенадцатом часу, и покатился по улице, неторопливо, степенно и вдумчиво.
Припарковавшись рядом со студией он на входе встретился с торопящейся Катрин.
- Руди. Там приехал Сэм… Ну, ты помнишь, ты просил, чтобы его отвлекли…
- Да, - улыбался он ей совершенно ослепительной улыбкой, - и что?
- Милтроу говорит, что тебе предложили запись диска на «Килл Граммар». Вчера он хотел переговорить с тобой на эту тему, но Берт угостил его своим фирменным, ну и… сам понимаешь.
- ОК, я в курсе.
- Только они ставят условие, что альбом должен быть совсем новым, и еще… какие – то временные рамки там, ну… я не все знаю, это – к Сэму. Они вместе с Бертом ждут тебя в девятой. Берт уже во всеоружии, они оба настроены закончить все за несколько дней. Не знаю я как это возможно… Но если ты согласишься, и у тебя хватит сил…
- Катрин! Я тебя люблю! – прошептал Руди и, чмокнув девушку в нос, поспешил к лифтам. Катрин хмыкнула, пожала плечами и улыбнулась: что – то такое было сегодня с шефом… необычное, но эта перемена радовала ее, - повторения вчерашней нервотрепки ей совершенно не хотелось.
«Помирились что – ли?» - подумала она и отправилась по своим делам.

* * *

Грегори бродил по квартире, не зная, как себя собрать, потому что душа была совершенно не на месте. Мысли метались между Винсом и Рудольфом.
От первых мыслей бетонной плитой наваливалась тоска, от вторых было чувство странное… с одной стороны, - неудобно ужасно, скорей всего все произошло исключительно потому, что оба напились, с другой стороны, - воспоминания были неожиданно… теплыми, и где – то в глубине души Грегори даже робко надеялся на еще одну подобную «случайную» встречу.
Голова гудела и ничего не соображала.
Но единственное, что показалось для Грегори логичным предпринять сейчас, чтобы хоть как – то научиться мирно сосуществовать с самим собой
в этой квартире, это… забрать из комнаты Винса все свои личные вещи, и закрыть ее на ключ. Второй подобной истерики обычно выдержанный Грегори не перенес бы.

Сделав это, он задумался, - куда бы деть ключ? Из любого места в этой квартире он бы его достал и… Нет! Надо было уже что – то делать!
И Грегори решил… отдать ключ на хранение Дэну, - и достать будет труднее, и… «вдруг, все – таки, он вернется когда – нибудь…».
С этими мыслями все встало на места: Грегори оделся, даже не забыл позавтракать, и отправился в мастерскую, собираясь по дороге заехать в клинику к Дэну.
Дэн почему – то совсем не удивился просьбе, только покачал головой, даже не спросив ничего. Одного взгляда достаточно было ему, чтобы понять, что «не все спокойно в королевстве датском».
- Заходи вечером, Нателла по тебе соскучилась… Зайдешь? – без особой надежды пригласил он.
Грегори помялся немного, явно собираясь что-то придумать на ходу… Но Дэн опередил его.
- Ладно, понял я. Ты, только не накручивай, ОК? Если что, - приходи, когда захочешь.
Грегори был настолько благодарен ему за это вот понимание, за умение не вмешиваться и поддержать в любую минуту, что не совладал с собой: крепко обнял, и ткнулся носом ему в шею. Дэн усмехнулся и вдруг чмокнул его в висок:
- Эх,… был бы я из ваших, никому бы тебя не отдал, чудо ты такое, Грегори!
Грегори фыркнул и отстранился, заглядывая в смешливые глаза Дэна. И как только у этого парня получалось за какие – то мгновения отвлечь, заинтриговать, рассмешить, вправить мозги и успокоить? Грегори всегда поражался. Но сегодня он решил не остаться в долгу:
- Ну, я всегда знал, что хоть немного, но нравлюсь тебе, ведь так? – лукавая улыбка коснулась его губ, - может… ээээ… попробуешь? Нателле ничего не скажем, ОК?
Дэн вытаращил глаза, и, шутливо замахнувшись на него какими – то бумагами в руке крепко так… послал его подальше, с трудом сдерживая смех.
Грегори и сам уже смеялся, уворачиваясь, и припустил по лестнице вниз.
- Заходи вечером, я серьезно! – крикнул вдогонку Дэн.
- Только по взаимной страсти, Мастер! – ответил тот и выбежал на улицу.
Через секунду пришла смс: «Увижу, - убью! Орешь на всю клинику! ЦЕЛУЮ. Мастер»
И настроение у Грегори поднялось окончательно.
Почему – то сейчас он был уверен, что все в его жизни с этого момента пойдет на лад.
Отправив Дэну: «Взаимно, милый…», Грегори рассмеялся и поймал такси до мастерской.



* * *

С тех событий прошла ровно неделя.
Идея с запертой дверью оказалась очень удачной, и Грегори потихоньку втянулся в новую для себя жизнь. Свобода, опьяняющим восторгом своим словно подарила ему крылья, - он будто ожил, - дела, которые были давно заброшены, неожиданно начали приносить результаты. Старые проекты, законченные еще в прошлом году, вдруг принесли приличную сумму, так как один из заказчиков, зачем – то попросил продублировать старый заказ.
В городе имя Грегори Янца постепенно приобрело настоящую известность. Заказы посыпались такие, о которых раньше он не мог и мечтать. Еще через неделю, к отложенной в банке сумме прибавилась еще настолько значительная, что Грегори решил присмотреть себе дом.
Иметь собственный дом давно было его мечтой, но реализовать ее раньше никак не получалось. И вот, уже договорившись о встрече с продавцом, Грегори только собрался было отправиться его смотреть, как вдруг в дверь позвонили.
Удивленный Грегори подошел к двери: и кто бы это мог быть? Он никого не ждал сейчас.
На пороге стояла девушка лет 20 – 25, элегантная и строгая.

- Добрый вечер, мсье. Вы, - тот самый Грегори Янца? – спросила она, гордо приподняв подбородок.
Грегори улыбнулся.
- Тот самый. Проходите, прошу вас.
Девушка кивнула и вошла.
- Меня зовут Катрин Лагранж, я личный секретарь мсье Рудольфа Кауэра.
Что-то теплое и волнительное вдруг провалилось из горла вниз, к животу, и там зашевелилось пушистым комочком, стоило Грегори только услышать это имя.
«Что за черт!» - подумал он, помогая девушке снять плащ и провожая ее в гостиную.
- Кофе? Чай? Может быть…
- Нет- нет, - перебила его девушка. Мне необходимо срочно переговорить с Вами по делу.
- Тогда я, - весь внимание, – улыбнулся Грегори и присел напротив.
Девушка достала из сумочки какие – то бумаги, и… диск, никак не оформленный и не подписанный. Секунду подумав, она начала разговор.
- Видите ли, мсье… Вот какая возникла проблема. Это, - она указала на диск, - новый альбом Рудольфа Кауэра. Мы бы хотели заказать у Вас его оформление. Любые средства, какие необходимы, мы Вам предоставим, но дело в том, что заказ должен быть готов послезавтра, ну, максимум, - через два дня. Объясняю, почему такие сроки… - она помолчала.
- Контракт на запись с «Килл Граммар» почти в кармане у Рудольфа, но… Так получилось, что он слишком долго провозился с записью последней новой песни, а оригинал необходимо доставить через три дня в Париж. Никто из художников не берется за эту работу, ссылаясь на слишком короткие сроки и сложность. Мне посоветовали Вас сразу несколько влиятельных в городе фамилий… - тут официальный тон голоса куда – то исчез, и Катрин Лагранж сказала совсем другим, мягким, почти просительным тоном:
- Короче говоря, ситуация такова, что если Вы не возьметесь… Не хочу давить на Вас, но Вы, - наша последняя надежда, мсье Янца… Любые деньги, все условия какие Вы захотите… только…
Еще до того, как она закончит, Грегори знал, что согласится на эту работу, какой бы сложной она ни оказалась.
За эти две недели, что пролетели со времени того неожиданного «свидания» с Руди в «Обливион», они не общались ни разу. Попросить телефон, тогда как – то не пришло ему в голову, - слишком все внезапно и… парадоксально получилось.
Один единственный раз, совершенно случайно, на выставке в Пассаже они увидели друг друга издалека, но поговорить не получилось, - вокруг Руди была толпа журналистов как всегда, а Грегори был занят здесь по работе, и времени хватило лишь бросить один единственный взгляд. И Руди поймал тогда его, пропустив пару вопросов,
а Грегори, - пару ударов сердца. Взгляд был такой… Ну не передать.
Взгляд был внимательный, «видящий», помнящий и… ждущий. Грегори не выдержал и даже отвел тогда глаза. А когда поднял их, - Рудольфа уже не было.
«Привидение…» - подумал он.

После этого случая он неоднократно заходил вечерами в Обливион, но ни разу не застал Руди. В конце – концов, ему удалось узнать, что Рудольф с утра до ночи пишет новый альбом, и долго еще не появится.
Тогда Грегори перестал бывать там. Да он толком и сам не мог понять, чего хотел от этого парня, - тянуло что-то неосознанное, но было ли это каким – то новым чувством, Грегори не знал, да и не задумывался особенно, поглощенный делами. И сегодняшний отчаянный заказ Катрин, ( а он и правда был рисковым, - успеть за такой короткий срок было почти нереально), был для Грегори неким подарком судьбы, - шансом, уравнением… со всеми неизвестными.

- Не волнуйтесь, мадемуазель, я возьмусь за эту работу. Вы оставите мне этот диск? Мне будет просто необходимо его постоянно слушать.
Девушка не могла скрыть своей радости, - на щеках проступил румянец, она разволновалась, не зная, что сказать. Тогда Грегори выручил ее сам:
- Я сделаю к сроку, обещаю, и передайте мсье Кауэру… - он помолчал, скрывая улыбку, -- передайте ему, что я не волшебник конечно, но сделаю все, что в моих силах.
Когда он проводил ее и вернулся в комнату, то обнаружил на столике конверт, увесистый такой…

ДАААА! Не поскупились, однако!
Таких сумм ему не предлагал еще никто даже по окончании работы, не то, что авансом.
Грегори напрочь забыл об агенте по недвижимости, переоделся в домашнее и вставил диск в плеер.
Больше всего его сейчас интересовало, - знает ли сам Рудольф обо всем этом? Скорее всего, конечно, - нет, и оформлением диска занимается только Катрин с командой.
Потом, - если работа над альбомом закончена буквально вчера, а возможно и сегодня ночью… Рудольф должен был сейчас, просто - напросто, отсыпаться. Вряд ли он мог знать.
«Ладно. Видно будет», - подумал он и нажал на воспроизведение.
Первые несколько песен были в обычном для Рудольфа стиле, - взрывные, вызывающие и дерзкие, а вот последняя…
У Грегори просто упало сердце. Смешанные чувства вновь нахлынули на него, стоило только понять, о чем она…
Он прослушал ее несколько раз подряд, не веря, и желая верить изо всех сил. Рудольф, словно говорил с ним сейчас словами этой песни, словно объяснял что – то...
И всего через несколько минут, Грегори уже знал ее наизусть.

Называлась песня «Два ангела».

Два омута, две капли крови, два бокала…
Двух ангелов душа моя хранит.
Один прекрасней дивного кристалла,
Другой сильней и тверже чем гранит…

Один, - как сладкий яд дурманит ароматом,
Другой – нектар живительный, и воздуха глоток.
Один - прекрасное вино, отравленное ядом,
Другой - росы прозрачной жизненный поток.

До дна мной выпит винный сладкий яд,
Но нет глотка росы, нет жизни сока…
О, Боги! В чем пред вами виноват?!
За что же вы казните так жестоко?!

Где ты, мой воздух, где же ты сейчас?..
Мне не найти путей, - дорога так разбита.
Твой ядовитый брат давно покинул нас,
Пусть не было любви, зато теперь, - мы квиты.

Но отчего, скажи, - так помню я его?
И сердце, - почему так больно стонет?
И нет мне воздуха… без Яда моего,
И губ моих, Твое дыхание не тронет…

Ты в капле крови моей, – нет пути назад,
В твоих объятьях - жизнь, моя любовь.
Мой Ангел светлый, - в чем я виноват?..
Мой Сладкий яд, - увидимся ли вновь?

Во мне и Темный - Он, во мне и Ты, - Иной.
Средь трещин в разуме холодный ветер воет…
Два ангела живут в душе одной…
И что же мне поделать, что вас - двое?…

Грегори было совершенно ясно, что главной в этом альбоме была именно эта песня.
Он долго не мог прийти в себя и начать работу, потому, что СЛИШКОМ хорошо понимал, что хотел сказать Рудольф этими словами. И слишком ясно было, ЧТО Руди помнил до сих пор, а сам он помнить не хотел… Что он зарыл своего Ангела в руинах памяти, закопал под толщей боли и обиды, задавил в себе, запер… как дверь, в ТУ комнату.
И так сильно, будто лезвием по венам резанула сейчас память, что Грегори просто придавило к полу. Он сидел на ковре, подтянув к себе колени, не в силах оторваться от звучащих слов, от невероятного голоса Руди, от мелькающих перед глазами воспоминаний…
Он был полностью согласен с Рудольфом сейчас.
Только два ангела у Грегори были немного другими: ласковый, но холодный Винсент, и горящий, чуть агрессивный Рудольф.
От того, что Руди называл его в песне Воздухом, Жизнью и Любовью, сладко сжималась грудь, дрожала на губах улыбка… но, «Нет воздуха, без Яда моего»… Без Винса разливалась по венам тоска, и грызла сердце с той же силой, с какой согревала сладкая надежда и мысли о Рудольфе.

Грегори кусал губы и изо всех сил пытался сосредоточиться, но не получалось НИЧЕГО.
Только обрывки линий, мыслей, слов и чувств… и ничего из этого не ложилось на бумагу, не рождалось даже простого наброска, эскиза…
Промучившись так до темноты, Грегори уснул в на диване в гостиной, прямо в одежде, - с кипой листков на груди, и карандашом, зажатым между пальцев.
Утром, проснувшись с адской головной болью, он с досадой стряхнул с себя прямо на пол изрисованные листы, и отправился в душ. Прохладная вода приводила в чувство, ставила все на места, снимала раздражительность, появляющуюся у Грегори всякий раз, когда задуманное не получалось.
Все время в голове крутились эти слова: «Два ангела живут в душе одной, и что же мне поделать, что вас, - двое…» Где – то рядом был ключ к эскизу, ну совсем – совсем рядом, и… не давался, никак не давался. Грегори все больше и больше бесило это…

Ругнувшись не один десяток раз, намотав на бедра полотенце, совершенно одуревший от необходимости «родить прямо сейчас», Грегори заварил себе очень крепкий кофе, и перетащил на кухню вчерашние наброски. Пересмотрев их все подряд, больше половины скомкал и отправил в урну…
Два ангела, два ангела… Сам альбом назывался «Поцелуй Ангела»…
Поцелуй… Поцелуй?... Два ангела и Поцелуй…

Грегори сломал голову, пытаясь выразить и сам поцелуй, и… смысл слов последней песни…
Когда к обеду ни единой мысли стоящей его не посетило, когда Грегори выкурил несколько сигарет подряд (чего давно уже себе не позволял), он подумал, что возможно и зря согласился,… что не успеет, что только будет глупо выглядеть перед Руди с
такой вот наивной опрометчивостью, а уж подводить Рудольфа сейчас совсем никак не хотелось, да и вообще… Грегори чувствовал себя просто ужасно, а сделать хотелось по максимуму, а лучше всего, - гениально.
По – этому, когда в восьмом часу в дверь раздался звонок, Грегори подскочил, выругался, и, совершенно злой фурией бросился к двери. Кто бы ни был сейчас за этой дверью, - Грегори намеревался его как минимум… убить.
Разъяренный, он щелкнул замком и распахнул дверь. И замер, мгновенно растеряв всю свою ярость…

В кожаной куртке, под которой виднелась темно – красная водолазка под горло, в тех же черных джинсах, то ли от Гуччи, то ли от Версаче, в которых он был, когда состоялось их первое свидание, в лакированных черных туфлях, в тонких золотых браслетах на запястьях, в блестящих длинных молниях, перед ним стоял Рудольф Кауэр, - собственной персоной…
Он смотрел ему прямо в глаза своими зелеными очами, под которыми темными тенями залегли круги, - следы бессонных ночей его любимой работы, чуть смущенно, но все –таки с вызовом улыбался, приоткрывая губы.
Грегори так и влип взглядом в весь этот образ, шокированный неожиданностью, этим внешним видом Руди, да и вообще… шокированный.

- Катрин сказала, что ты взялся, - проговорил Рудольф негромко, - это правда?.. – он сделал неуверенный шаг вперед, не отпуская взгляда Грегори.
- Да,… я… это, - правда… только, не уверен, что был прав… - говорил Грегори, все тише, отступая назад, чувствуя, что сейчас произойдет то, что не предотвратить никакими действиями и словами. Рудольф вошел в квартиру, ногой толкнул дверь, и она захлопнулась за ним.
Сердце Грегори замерло так, что казалось, что пульса просто нет…
Этот парень перед ним был как настоящий торнадо, затягивающий в себя, не спрашивая разрешения, сбивающий с ног одним взглядом, сильный, смелый, а легкое смущение в уголках губ только добавляло ему и так сногсшибательной привлекательности.
«Искуситель, он и есть искуситель…» - успел подумать Грегори, прежде чем попал в настоящее состояние азарта, головокружения, желания такого, что вскипевший мгновенно мозг отказывался вообще хоть что – то противопоставить…
Рудольф подтолкнул его к стенке коридора, прижав к ней спиной, опираясь руками справа и слева от лица Грегори, и приблизил свое лицо так, что почти касался его губ, но… не делал этого. Дыхание сбивчивое и глубокое, и тот же самый парфюм с ароматами моря, запах каких – то дорогих сигар, и снова этот… разломленный горький шоколад… Грегори вдохнул все это полной грудью и случайно задел губами его подбородок… Рудольф улыбнулся.
- Черт, Руди…
- Тихо, Грег, сегодня ты меня будешь слушать, ОК?... – сказал, как схватил за… самое дорогое. Грегори рванулся, было, но… от парня в красном зашкаливало сейчас таким электричеством, что Грегори в итоге сдался, и приподнял вверх подбородок.
- Ну, вот, а теперь я скажу. Ты сделаешь то, что задумал, и я думаю, что не помешаю тебе…
- Ты так в этом уверен? – голос Грегори прозвучал почти умоляюще.
«Да что со мной такое?...» - промелькнула последняя мысль… и…
Рудольф пропустил сквозь пальцы его волосы, откидывая их со лба, и поцеловал в лоб. Потом легкие касания губ шли прямо следом за скользящими пальцами Руди, через бугорок левой брови, потом к уголку глаза, потом к виску…
Грегори только начал прислушиваться к этому и стал по - немногу отвечать, как пальцы Руди вдруг скользнули вниз и крепко ухватили его за подбородок…

С коротким вздохом он впился в его губы глубоким, властным вторжением. Это было нагло, без предупреждения, почти как нападение…
Грегори не ожидал, что темп сменится так внезапно, и, вцепившись в локти Рудольфа, чуть не потерял сознание, настолько все в нем одновременно «закричало» на все голоса. Одним этим поцелуем Грегори вырубило мозг… он отвечал как мог, везде, где только успевал, но Руди был просто ураган какой –то…

На самом деле Грегори терпеть не мог, чтобы вот так вот, в коридоре, у стенки… ни за что никогда и ни с кем бы не согласился, но Руди вырубал в нем все «не могу» своими прикосновениями, похожими больше на борьбу, чем на ласку… Он одновременно был и нежен, и груб, и даже причинял боль, но ровно на столько, чтобы ее ощутить, и тут же чуть не до смерти «замаливал» поцелуями, быстрыми и нежными пальцами, скользящими ладонями и языком, мгновенно меняя темп и характер…
Ощущения у Грегори были просто феерические: он то выпадал из сознания на неопределенное время, то снова резко приходил в него, когда Руди делал что-нибудь такое, от чего становилось больно, и так почти без передышки: едва Грегори начинал шипеть от боли, Рудольф превращался в нежный прохладный шелк… и снова и снова…
И это было настолько непривычно тому, что было у него раньше с Винсом, и не только с ним, и даже на тот самый первый раз в Обливион все это было настолько непохоже, что…
нравилось Грегори до одурения.
А когда Рудольф ко всему прочему еще и заговорил,… Грегори понял окончательно, что не он сегодня будет править балом, и молча отдался на милость победителя. С огромным удовольствием, кстати, чего раньше в этой роли тоже никогда не переживал…

- Янца, гад ты такой, где ты был, а?... Позвонить не мог, да? Да ты знаешь, КАК я ждал тебя?! Да я же… нет, иди,… иди сюда!… Молчи сейчас, только… молчи, ладно?.. Я же все это время, только тебя и вспоминал,… ту ночь в Обливион…
Наверное, я… нет, подожди!… Наверное, я с ума сошел,… но ты, черт! Янца! Ты так нужен мне,… так нужен, слышишь меня?!
- Руди, послушай… - успел вставить Грегори среди всего этого шквала.
Но Рудольф задушил этот шепот в зародыше, вырывая у Грегори стоны, одни за другим.
- Только молчи, пожалуйста, Грег,… Я знаю, что все это было случайно, и, слишком невероятно, чтобы быть правдой,… да и… ты был пьян…
- Ты, кстати, - тоже… - улыбнулся Грегори, уже догадываясь, что услышит сейчас, и, Боже, КАК ему хотелось это услышать!...
Но Звезда и здесь оказалась непредсказуема.
- Ну ладно, оба были…Не в этом дело, Грег… Ты и Винс… я знаю, как ты его…
- Заткнииись!!! – рявкнул Грегори успев увернуться от губ Рудольфа, и прислонился к его груди обнаженной спиной так резко, что это было больше похоже на удар… Руди захлебнулся собственным стоном и прижался лбом к его плечу.
Тогда Грегори вывернул шею назад и сам легко нашел его губы...
Маленький, едва заметный шрамчик на нижней губе почти совсем зажил, но Грегори слегка задел его зубами, будто напомнил, и Руди тут же затих.
Затем последовал поцелуй, его фирменный, особый, такой, который очень любил раньше Винс…
- Вот сейчас, - зашептал Грегори, обхватив одной рукой его затылок и прижимая к своему плечу, - вот сейчас ты сделаешь то, что хочешь, и так, как хочешь, потому что я тоже этого хочу сейчас, и именно так,… Я ждал тебя, Руди… Я искал тебя, между прочим!…
Это ты вечно занят… И я хочу сейчас ИМЕННО ТЕБЯ, что бы ты там себе не думал… мой Ангел…
И все. Как спусковой крючок перед выстрелом…

И никогда раньше Грегори не было так хорошо. Крышу сносило от этого бесконечного доверия Рудольфу. Он точно знал, что Руди сделает все как надо, и ничего не боялся… Откуда в нем было это знание, он бы ни за что не смог ответить даже самому себе, - просто знал, и все.
И Рудольф был неожиданно нежен сейчас, хотя и заметно было, насколько ему трудно сдерживаться.
Ладони теплые, мягкие, и губы… короткими укусами в позвоночник, как леопарда за шкирку… Грегори представил себя огромной длинноногой пятнистой кошкой, которой хотелось рычать от боли и урчать от удовольствия одновременно.
Померкнувший свет, и вспышка, острая и сладкая боль, и рывок в пространство, в никуда, из собственного сознания, яростным сумасшедшим криком, но невысказанным, оставшимся внутри, застрявшим острым лезвием в горле…
И мокрые волосы Руди, касающиеся плеча и тихий мучительный шепот:
- Ангел мой, мой ангел… Грег…
А Грегори молчал… из последних сил.
Но молчать не хотелось, - впервые... Всегда раньше он был тихим, и с Винсом и до него, но Руди…
Столько эмоций накачал в него этот парень, эта ЗВЕЗДА сияющая, что кричать хотелось громко и во весь голос. И это тоже было непривычно...
Грегори никогда не знал себя таким.

Устав закусывать губы и сдерживаться («какого черта в конце – то концов!»),
он ударился лбом в стенку и крикнул,… выпустив что – то этим криком из себя. Какая – то еще одна боль разрушилась в момент, и он услышал, как захлебнулся за спиной от восторга Руди, как участились его поцелуи, какими нежными и умоляющими они стали, как задрожали его пальцы на спине и на бедрах…
- Грегори… Боже мой, Грег… разве так может быть… ТАК … У меня слов нет, Грег.
Откуда только ты такой взялся, скажи?... С той самой ночи… я сам не свой… Я скучал… Я так скучал, Грег…
Улыбка сама собой расползлась у Грегори на губах. Наконец - то он услышал то, что хотел услышать с того самого момента, как только Рудольф вошел в квартиру.
- Ангел, говоришь?... – голос Грегори хрипел и… не слушался.
- Угу… - промычал Руди ему в затылок тихий, расслабленный.
Грегори развернулся к нему лицом, осторожно приглаживая мокрые волосы ладонью и заглядывая в глаза. И это было ТАКИМ удовольствием видеть его сейчас. Видеть его ТАКИМ… с таким выражением глаз, с этой бездной изумрудов на дне, с этими припухшими от поцелуев губами, обнаженным, охренительно красивым, расслабленным, с мягкой и влажной кожей под пальцами.
- В душ ?... – шепнул он, оставляя легкий поцелуй на его губах.
- Спрашиваешь…
Под теплыми струями воды они снова целовались, но уже спокойней, отдавая друг другу тихую ласку, как разговор, как беседа, как медленный танец…
И успокаивались оба, и молчали, и НЕ ДУМАЛИ о Винсе. Эти моменты были только их личные, только ИХ диалог, без ЕГО тени, без его вечного незримого присутствия. Но оба ПОМНИЛИ его, именно ему оба были благодарны сейчас, за тот случай, за ту разборку в клубе, закончившуюся так неожиданно… и прекрасно.

Руди был очень уставшим, хоть глаза его и сияли, и Грегори сам развел пену и закутал его в нее, смеясь и оставляя пенные комочки то на его носу, то на губах, то что – то фантастическое вытворял с его волосами, и скользил мягкой губкой по коже, хмелея от удовольствия, имея возможность рассматривать так близко его восхитительное тело.
А Рудольф улыбался, закатывая глаза, и терпеливо сносил все эти шутки, мечтая сейчас только об одном, - о мягкой кровати, и… СПАААТЬ.

И все было бы просто, если бы Грегори не вспомнил песню, которой бредил вот уже почти целые сутки…
- Ты написал прекрасную песню, Руд… - прошептал он, глотая воду, не в силах оторваться от Рудольфа ни на секунду.
- Я знаю, Грег… возможно, она вообще, - лучшее из того, что я писал раньше… Только ты не спрашивай меня сейчас о том, о чем собираешься спросить, ладно? Мне так хорошо сейчас, ты не представляешь. Мы не раз еще поговорим об этом с тобой, но только не сейчас…
- Хорошо… просто я хотел сказать, что… придумал как…
И Рудольф рассмеялся, прижимаясь к нему всем телом:
- Ну вот, я же говорил, что не помешаю тебе,… ХУДОЖНИК Янца… - потом помолчал немного и добавил совсем уж тихо, уронив голову ему на плечо, - ты просто волшебник… Грег, спасибо тебе.
Не отпуская его от себя, Грегори выключил воду, с трудом дотянулся до большой махровой простыни и закутал Рудольфа с головы до ног, - парень явно засыпал.
«Ну вот. А я еще со своими разговорами, да с играми дурацкими… Он же не спал несколько ночей, бедняга. Да еще выдал ТАКОЕ… Нет, я действительно законченный эгоист!» - выругал себя Грегори и, не расцепляя объятий, увел Руди в спальню. Тот бормотал еще что – то по пути, черные волосы падали Грегори на плечо, щекотали шею, и от этого всего щемило сердце, - таким милым был Руди сейчас, таким похожим…
ДА! ДА! Таким похожим на Винса… Никуда от этого было не деться.
Проводив Руди до кровати, он укрыл его одеялом, а сам вернулся на кухню.

Постоял немного, словно прислушиваясь к себе, и за пару минут набросал эскиз к диску прямо на пластиковой поверхности стола обычным карандашом. Посмотрел на него внимательно, рука дернулась было что – то поправить или изменить, но он передумал и оставил все, как есть.
Он сел прямо на пол в маленькой кухне, подтянув ноги к себе, и вздохнул.
«И что же мне поделать…?» - прошептали его губы.
- И ты собираешься оставить меня там одного, Грег? После всего… этого? – тихий голос над головой заставил Грегори вздрогнуть. Он вскочил на ноги. И Руди буквально упал ему в руки, совершенно сонный, и ужасно недовольный, причем последнее выглядело настолько комично, что Грегори не удержался и улыбнулся.
- Зачем ты встал?… Я собирался уже прийти к тебе, вот прямо сейчас как раз и собирался. Ты же спишь совсем,… пойдем.
- Я буду спать только с тобой сегодня,… хочу, чтобы ты обнимал меня, когда я буду засыпать.
Грегори оглянулся на мгновение на эскиз.
«Завтра…» - подумал он.
Укладываясь рядом, и обнимая Рудольфа за талию, он почувствовал давно забытое ощущение, что «не один». Казалось, будто он всегда раньше знал этого парня, как будто всегда ждал его, как будто никогда не было ненависти и соперничества между ними.
Он был рядом, и это было здорово.
Прокручивая в голове некоторые особенно запомнившиеся моменты их страстного свидания у стенки в коридоре, Грегори улыбнулся, - он был рад, что Рудольф оказался такой, с таким вот взрывным темпераментом, и его выдумки очень нравились ему, от некоторых даже сейчас, при воспоминании сладко сжималось в животе.
Но больше всего его потрясло собственное желание… отдать.
Такое с ним было за всю жизнь, наверное, считанное количество раз, и каждый из этих случаев был не самым лучшим
воспоминанием, но сегодня…. Именно с Руди, все было с точностью да наоборот: все было просто супер, мало того… еще и повторить хотелось.

«Нет, ну что за парень, а?! Ворвался, как ураган, все с ног на голову поставил… и спит теперь, а я… Нет, никуда больше его не опущу. Господи… люблю что-ли? ОПЯТЬ?! …А…а Винс?... Боже, какой бред…» -
Грегори всхлипнул едва слышно, но Руди услышал, завозился и повернулся к нему лицом, разглядывая сонными глазами.
- Ты чего?
- Да нет, ничего… просто… да сам не знаю. Ты спи, тебе отоспаться надо…
Руди приподнялся на локтях, внимательно разглядывая его. Наверное, прошло не больше пары секунд, после чего он притянул его к себе на грудь и зашептал:
- Не надо думать, Грег… Завтра, все завтра, иди сюда. Ты, и правда, - волшебник, парень… - тихо засмеялся он. И только после того, как Грегори почувствовал на своей спине и в волосах ласкающие пальцы Руди, его стало клонить в сон. И он уснул, так и не услышав глубокий вздох Рудольфа, и поцелуй в макушку.

* * *

В окнах театрального общежития уже не было света, когда, к одному из них подошел невысокий светловолосый парень и осторожно постучал. Стекло задребезжало, и из окна выглянула симпатичная смуглая девушка. Она куталась в одеяло.
- Вииинс? – протянула она, высовываясь на улицу, - вот это номер! Ты откуда?
Парень дрожал так, что ничего сказать не мог сейчас. Губы не слушались. Слова не произносились. И девушка протянула ему руку:
- Залезай, потом расскажешь.
Винс перелез через подоконник и оказался в маленькой женской комнатке. И счастье, что Карина, - а это была его подруга по театру, жила одна. Никаких соседок Винс сейчас бы не перенес. В тепле ему стало лучше, дрожь немного отпустила, и он сказал, наконец:
- Кара… можно я переночую у тебя. Я не успел в театр…
- Господи! – воскликнула девушка, - зачем тебе в такое время понадобилось в театр?
- Ты только не спрашивай меня ни о чем, ладно? Мне некуда идти сегодня. Завтра я сам обо всем позабочусь. Уложи меня куда – нибудь, я так устал…
Винс медленно осел на пол, привалившись спиной к батарее. Карина мгновенно заподозрила неладное, и приложилась губами к его лбу.
- Чертовщина, Винс! Да у тебя жар! Ну – ка, ложись скорей!
Винсент пробормотал что – то, но послушно поднял руки, когда Карина стягивала с него джемпер. Ловким движением она выдернула Винса от батареи и повалила на кровать, тут же укутав своим теплым одеялом.
Но под одеялом выдавалась такая вибрация, что Карина мгновенно нашла аптечку, заварила чай, достала что – то против температуры и заставила Винса все это выпить. Парень был послушен совершенно, похоже было, что если бы его сейчас отправили на казнь, он пошел бы не сопротивляясь.
Целую ночь его лихорадило, и только к утру стало лучше, когда он, наконец, уснул.
Карина, задвинув его к стене, устроилась рядышком, на самом краю и тоже вырубилась.

Винсент болел несколько дней чем – то совершенно непонятным, - только температура и… все. Озноб и бесконечные жаропонижающие.
Никуда конечно от Карины он не уехал. Мог только лежать…
На пятый день Карина забеспокоилась по – настоящему, и собралась было уже вызывать врача, как к вечеру само собой все прекратилось, и осталась только слабость. Винсент стал выползать из кровати в кресло и целыми днями смотрел телевизор.
Счастливая случайность, что спектакли, в которых был занят Винсент, в это время не шли, на работу было не скоро, и выздороветь окончательно он был обязан примерно еще дней через пять…

Душевное состояние его было очень странным. С одной стороны ему было хорошо, что сейчас он один и может дать себе передышку, - хотелось подумать спокойно обо всем, но как раз вот этого «спокойно» не получалось совсем. Мысли бродили неожиданные и, никуда не уходили, болтаясь между Рудольфом и Грегори, между Грегори и Рудольфом…
Он почти ежедневно видел Руди по телевизору, жадно слушал последние новости о нем.
И однажды узнал, что «за оформление нового альбома Рудольфа Кауэра взялся «известный в городе художник»… Грегори Янца.»
И тут же, - короткое интервью с Грегори…
Винс так и впился глазами в экран. Они стояли рядом ОБА!!!
Руди и Грегори… Они стояли друг к другу так близко! Пока Грегори говорил, Рудольф не сводил с него… восхищенного взгляда (!). Винса словно ударили в солнечное сплетение. Такой взгляд Рудольф еще совсем недавно дарил только ему!
А Грегори… А Грегори улыбался такой удивительной, спокойной улыбкой, - Винсент никогда не видел у него раньше такой.
А потом произошло… совсем из ряда вон выходящее:
«Желаем успеха новому альбому и удачной презентации в Париже, мсье Кауэр, надеемся, что ващ совместный творческий тандем принесет настоящий результат .» - говорил ведущий.
Рудольф развернулся к Грегори и негромко сказал, не сводя с него своих глаз:
«Я в этом не сомневаюсь…» И… ВЗЯЛ ГРЕГОРИ ЗА РУКУ!!!
Да так взял, что… Короче говоря, у Винса мурашки побежали по телу, настолько ощутил он тот электрический разряд, ударивший между этими двумя…
- Они что, - ВМЕСТЕ?!! – заорал он на всю комнату и вскочил.
Что с ним сделалось всего за одну эту минуту!
Он метался по комнате, как зверь в клетке, - не рычал только. Голова кружилась от слабости, его мотало, - пару раз он хорошо приложился о ножку кресла. Сделав очередной круг по комнате, он бросился на кровать и … зарыдал.
Истерика была ужасной. Его скрутило, как в детстве, в приюте… когда от отчаянья хотелось сдохнуть. Когда бежать со своими проблемами было некуда, и не к кому.
Винс обнимал двумя руками подушку и рыдал и рыдал…
Но главное было не в этом.
Он ПОНЯТЬ не мог, ПОЧЕМУ это все его так задело.

«Ну, ты же ушел, Винс. И того, и другого бросил. Ты ведь сам хотел этого. Вспомни – ка свою записку, - а лучше обе… Ну? И чего ты теперь рыдаешь?» - мысль давила на сознание и была абсолютной истиной. Но он сам не знал, что с ним происходит…
- Я НЕ ЗНАЮ, ПОЧЕМУ!!! – вслух ответил он своим мыслям.
«Да это все твой обычный эгоизм, Винсент. Тебе просто обидно, что никто не страдает и не убивается по тебе, признайся », - пришла следующая мысль…
Винс резко сел, прижимая ладони к лицу.
- Нет, нет, нет… Господи… Ну почему я такой?...

Когда Карина вернулась после спектакля почти в одиннадцатом часу, Винсент был почти без сознания. Он был бледен и тяжело дышал.
Девушка бросилась к нему: опять жар.
Температура была высоченной, - почти под сорок. И, трясущимися руками, Карина вызвала скорую.
Врачи побыли в маленькой комнате совсем недолго. Посмотрели парня внимательно, сделали укол и собрались уходить. Один из докторов поманил ее пальцем к себе, когда остальные уже вышли, и тихо заговорил:
- Мадемуазель. Здоровье Вашего друга в полном порядке. Скорей всего, у него какой – то очень сильный стресс. И причина температуры только в этом. Ни один анализ, который мы взяли сейчас, не покажет у него никакой инфекции, я уверен. Ему нужно просто успокоиться. Помогите ему, возможно, он держит в себе какую – то серьезную проблему. Вот рецепт успокаивающих, но я думаю, с ним просто нужно поговорить. Вот мой телефон, - если лучше не станет, - позвоните.
Карина стояла посреди комнаты с рецептом в руках, в полном ужасе…
Примерно через час после ухода врачей Винсенту стало легче, и он сел на кровати.
Исхудавший, глаза блестят…

- Что у тебя случилось, Винс? – было первое, о чем она спросила его. И так же просто и откровенно парень ответил ей тихим голосом:
- Кара, я люблю. Я безумно влюблен в двоих парней… одновременно. Только так получилось, что я их обоих бросил.
Винсент рассмеялся коротким нервным смехом.
- А они, представляешь, - вместе сейчас. А я только сегодня все это понял, идиот…
Мне плохо стало почти сразу же, как я ушел от Грегори, из нашей с ним квартиры. Я еще хотел поговорить с ним, но он в душе был, и я не решился.
Я полный придурок, Кара. Меня тянуло всегда и к тому и к другому, только по – разному.
Не знаю, поймешь ли ты меня…
Грегори, - он такой разумный, такой уверенный, мне с ним было так тепло, надежно, я как бы всегда был под защитой с ним,... а Рудольф…
Там сначала была просто страсть… Неконтролируемая, такое мощное чувство, я был на все готов… и я ушел от Грега. Руди не любил меня, просто… ну ты понимаешь… Просто секс.
Но я ТАК хотел его, я не мог уйти!..
Но постепенно он изменился, и стал похож на Грегори. Я видел, как он переживал за меня…
Подарки, ухаживания такие, Карочка! А я… не готов был к этому. Я просто испугался. Мне казалось, что я не смогу дать ему то, что он хочет.
Я вспоминал свои отношения с Грегом и не хотел больше пользоваться… любовью. Я был уверен, что не люблю, ни того, ни другого… Я думал, что если оборву обе нити, - будет честнее…Потому, что…
- Потому, что на самом деле ты любил обоих, так?
- Да, похоже, действительно так. И боли не хотел причинять ни тому, ни другому.
Я не мог быть одновременно с ними обоими, понимаешь… Да я бы и представить себе такого не смог! А теперь они, - пара. И я не знаю, что теперь делать… Мне физически плохо без них.
Я болею, просто чертовщина, какая – то! А я и понять не мог никак, почему мне все хуже и хуже… Дурак.
Винс помолчал, принимая из рук Карины кружку горячего чая. Сделав глоток, он заговорил снова.
  
- А сегодня ночью, Карочка, мне приснился сон. Даже не знаю, как тебе и рассказать его…
Ты не шокируйся, просто выслушай, ладно?
- Не волнуйся, рассказывай. Я постараюсь понять.
- Короче говоря, мне приснилось, что… В общем… Что я с Рудольфом, ну… ты понимаешь, вместе… Будто мы в нашей спальне в его квартире.
Он целует меня, нежно, бережно а я..., а мне так хорошо… Мне даже приснился запах его волос, черных как смоль, его ладони смуглые, пальцы длинные, такой теплый…
Он шептал что – то, но я вдруг понял, что мы не одни… кто – то присел на край кровати.
Это был Грег… Я даже помню, как он был одет: в одних джинсах, без рубашки, босиком. И…
Он ладонью провел вверх по моей ноге… по бедру, и дальше… Я вскрикнул, и он вдруг навис надо мной, отстранив Рудольфа и тоже поцеловал…
но совсем по – другому: глубоко, лаская небо языком, потом шею, уголки глаз и потом еще так долго играл со мной кончиком носа и языком… Я просто задыхаться начал.
А Рудольф в это же время… целовал меня в живот, сжимая коленями мои бедра...

Но сильнее всего этого для меня было, когда ОНИ были вдвоем - Рудольф и Грег...
С таким упоением они прикасались друг к другу, с такой страстью, на грани ласки и боли... Ты знаешь, это было словно такое танго, - чувственный страстный танец.
И Грег, он был настолько незнакомым для меня в тот момент. Он ТАК отвечал Рудольфу, что я впервые позавидовал, что все это НЕ МНЕ...
Я никогда не знал его таким раньше…
А мне казалось, что я растворяюсь в них обоих, в этих шоколадных, немного жестких глазах, и одновременно, в тепле и ласке зеленых… И я смотрел на них, как на пару, наблюдал за ними, как за парой, за более… взрослой парой, и все нутро мое просто пело от счастья. Мне умереть хотелось, чтобы только этим двоим было хорошо.
Но они оба были рядом, и не оставляли меня ни на минуту. И я... я даже думал, что прибегу к финишу первым из всех троих…
Рудольф… все время смотрел мне глаза, и улыбался, ему нравилось то, что он видел, понимаешь. И нам было хорошо втроем…
Я был в таком шоке, Кара, когда проснулся! Этот сон,.. Он был таким реальным!…

Винс замолчал, а Карина совершенно не заметила, как отобрала у него чашку с чаем и залпом выпила остатки…
- Вииинс! Да это же… ООоой! – воскликнула она, - Ты все время об этом думаешь? Чтобы вот так, - втроем?
- Похоже, что неосознанно, - да. А сейчас я понимаю, что очень хотел бы, чтобы это однажды так и случилось, понимаешь?.. Я… прости за откровенность, я хочу их обоих…
Я бы отдал себя двоим,… сразу. Я ЛЮБЛЮ ИХ очень. Наверное, это полный бред, но это так, Кара. Я ужасно скучаю без них… А теперь они пара… И я не знаю,- нужен ли им вообще, понимаешь? – он снова замолчал, обнимая колени руками…

- Грег, он… такой. Он очень долго терпеть может, но если примет решение, то все, - назад пути не будет. Он не простит… Но я так хочу увидеть его.
- А Рудольф?
- Руди… он мягче, хоть и эмоциональнее… не знаю. Он, может, и простил бы меня…
- Слушай, ну а если ты увидишь их, а они будут… эээ… вместе? Ты готов к этому?
Винсент сжал ладони на коленях:
- Я НЕ ЗНАЮ, КАРА! Блин! Вместе… Пусть вместе… Но я ТАК ХОЧУ УВИДЕТЬ ИХ!!!
- Даже если они тебя после этого пошлют? – тихо спросила девушка.
Винс побледнел и отвернулся, но ответил все – же:
- Даже если пошлют… Какой я дурак, Кара!!! Какой дурак, Господи!!!
Тогда Карина просто обняла его за плечи и дала выплакаться, тихо гладя по спине и тоже всхлипывая.

На следующее утро Винс договорился о квартире и к вечеру перебрался в старый дом, буквально напротив театра. Квартира была маленькая, располагалась на втором этаже, окнами во двор… Работа начиналась еще только через три дня, и Винс решился зайти в «Обливион» прямо сегодня.
Он принял душ, потом долго разглядывал свою исхудавшую фигуру в большое зеркало в коридоре, вздохнул и принялся выбирать одежду.
Не нравилось ничего…
Перемеряв все, что у него было, он, в конце – концов, остановился на любимой Грегори рубашке, - изумрудного цвета (Грег любил, когда Винсент одевал темно- зеленое), и черных тяжелых атласных брюках, выгодно подчеркивающих фигуру. Цепочку, - подарок Руди, он вообще не снимал никогда, и сейчас она смотрелась со всем этим нарядом элегантно и загадочно.
Винс долго возился с прической, но так и не остался доволен. Причесался как всегда, - сосредоточив светлые волны вокруг лица, схватил куртку и вышел из дому.
Когда он появился в клубе, там было уже полно народу. Сегодня была какая – то вечеринка… чей – то День рождения или…
Винс протиснулся поближе к эстраде, на которой во всю суетились ди – джеи, забился в угол, примостившись на барном стуле, и стал разглядывать публику.

Тех, кого он хотел увидеть, еще не было, или уже не было… или ВООБЩЕ не будет.
Винс выругал себя за наивность, но… все – таки, это был хоть какой – то шаг с его стороны, и он решил побыть сегодня подольше.
Ждать пришлось долго.
ОНИ появились оба ближе к часу ночи, когда веселье было в полном разгаре. Почему – то оба, - в черном, только по разному: Руди, - в любимом своем свободном стиле – кожа и джинсы, а Грег – строго, и элегантно.
Их не заметить нельзя было: ну как же, - ТАКАЯ пара. Засвистели, захлопали, объявили песню, в исполнении Рудольфа, но тот отказался, пообещав появиться на сцене позже, и, взявшись за руки, оба спустились вниз, туда, где было тихо и ковры…
Внутри Винса что – то дернулось, стало душно, и он… пошел следом, стараясь пробираться сквозь толпу как можно быстрее.
Но конечно, опоздал.
Когда он добежал до коридора с несколькими дверями приват – комнат, никого уже не было. Понятно, что ОНИ были где – то за одной из этих дверей, но пойти постучаться и сразу поставить все точки над «и», Винс не решился.
Силы все - таки покинули его, и он не сразу вернулся в зал, прислонившись спиной к стене.
Как ни ненавидел Винс себя в этот момент, он все – равно прислушивался ко всем звукам вокруг. И надеялся, ДА, - надеялся, что услышит хотя бы голос Руди, или Грега. Но все было тихо…
Хорошо строили клуб, просто ОЧЕНЬ ХОРОШО.

Он, все - таки прошел по коридору, притормаживая около каждой двери, и прислушиваясь. Тихо было ВЕЗДЕ.
Винс так завелся от одной мысли, что эти двое, где – то здесь сейчас вместе, что не удержался и ударил по стенке ладонью. Стена была оформлена такой фигурной лепниной с острыми краями… Красиво конечно, но руку Винс рассадил мгновенно. Кровь капала на пол. Винс зашипел и, пнув несчастную стену еще и ногой, быстро пошел назад в зал.
Ладонь начала ныть.
Винс зашел в туалет и подставил руку под холодную воду. Поднял взгляд в зеркало…
Глаза больные совсем, злые до нельзя… Что это? Ревность?
К КОМУ ТОГДА?... К КОМУ ИЗ ДВОИХ? К ГРЕГУ, ИЛИ К РУДОЛЬФУ?

«К тому, что я не с ними… К тому, что я один сейчас в этом дурацком туалете с окровавленной ладонью, потому, что очень заслужил все это!»
Глаза защипало и…
«НЕТ! Только не плакать! Только этого сейчас не хватало еще!
Ну… пусть им там… Ну выйдут же в конце – концов когда – нибудь. Руди же спеть обещал… Ну не плачь же, Винс!!!» - уговаривал он сам себя.

Кровь немного унялась, и, слизывая остатки, Винсент вернулся в зал. К счастью, место его оказалось по прежнему свободным, только сесть было уже не на что: очень яркая пара, - парень и девушка сидели к нему спиной в баре, тесно прижимаясь и сдвинув стулья…
Винс вздохнул и снова забился в свой угол за поворотом барной стойки и краем сцены.
Здесь было, на что посмотреть сейчас,… но никуда не смотрелось и ничего не хотелось.
Сердце выбивало безумный ритм, а взгляд непрерывно возвращался к арке «красного» отсека… ОНИ НЕ ВЫХОДИЛИ.
Прошло еще полчаса, вокруг был уже полный разгул, но ИХ все еще не было.
Винс без конца теребил губами рану на ладони, и в какой – то момент понял, что очень хочет выпить. Он выбрался из своего местечка, развернулся лицом к бару, и тут же увидел ИХ…
Похоже, что тот момент, когда они только появились, он пропустил. Сейчас они были уже не вместе: Рудольф пробирался сквозь расступающуюся толпу к эстраде, улыбаясь.
Сияющий, красивый… просто глаз не оторвать…

А Грегори прислонился к стенке рядом с выходом из арки и внимательно наблюдал за тем, как он движется, с некоторым беспокойством даже, словно боялся за него, - фанаты все же... Весь такой строгий, благородный, и… совершенно неотразимый.
Винс просто не знал куда смотреть: и Руди был уже совсем рядом, и Грегори был виден, как на ладони. И оба такие родные, такие желанные, аж спина взмокла, стоило ему только представить…
Всем существом он потянулся к ним обоим, сделал несколько шагов к сцене, но вдруг стушевался, побоявшись быть замеченным. Почти вжав шею в плечи, он вернулся обратно,
прислонился к стене, и поднял, наконец, взгляд на Рудольфа.
Руди был уже на сцене, и переговаривался о чем – то с ди-джеями. Те согласно закивали и… вырубили аппаратуру.
Зал затих. Потом на Руди направили свет, только неяркий такой, мягкий, и Винс смог разглядеть его глаза. Как давно он не видел, какие они!..

Руди взглянул в зал, небрежным жестом откинул волосы на спину…
«Волосы отрастил. А ему идет,… Ему все идет…» - подумал Винс.
- Ну что, спеть вам? – интригующий, бархатный голос… Словно мед пролился в желудок Винсу…
Зал засвистел, кто – то закричал…
- Руди! Руди! Мы тебя любим, Руди!!!
Рудольф улыбнулся своей фирменной улыбочкой, от которой у Винса всегда случался приступ зомбированности.
- И я вас тоже люблю, мои дорогие! ОК. Я спою, как обещал…
Песня, которую вы сейчас услышите, написана совсем недавно… Она из нового альбома. Вы будете первыми, кто ее услышит со сцены... Для вас… «Два ангела»…
И… Винс готов был поклясться, что последний взгляд, перед тем, как запеть, он бросил Грегори. Улыбнулся так… мягко… и опустил голову, сжимая перед губами микрофон.

Винс быстро повернулся к Грегори. Тот стоял спокойный, с невозмутимым видом, сдержанный, как всегда. Винс и раньше поражался его этой благородной выдержке во всех обстоятельствах. Но… именно сейчас почему – то пришло воспоминание о том дождливом вечере в Эрмани. Винс до мелких подробностей вспомнил его глаза.
О какой выдержке могла идти тогда речь?...
« И как ТЫ наслаждался моментом, парень!!!»
«Я ухожу, потому, что больше не люблю тебя…»
Собственные слова теперь были для Винса невыносимы, и совершенно невозможны. Он тут же забился обратно и закрыл глаза. Именно сейчас все события последнего времени предстали перед ним с другой стороны, и собственная роль во всем показалась ему настолько ужасной, что сделалось невозможным даже просто рядом находиться с ними сейчас.
«На что ты только можешь рассчитывать после всего?! Зачем вообще ты здесь, Винс?» - спрашивал он сам у себя, но уйти не мог. Хотелось просто побыть рядом, пусть даже они и не знают…
«Но я – то знаю, что я здесь…»

В зале стало тихо – тихо.
Удивительно, как может затихнуть в один момент такая орава народу. И Руди запел… негромко, доставая из души самое сокровенное, самую боль, самые спрятанные чувства. Не поднимая головы, завесившись черными волосами,… вполголоса, без музыки…
« Два омута, две капли крови, два бокала…»
Наконец мучения Винса немного отпустили, и он стал вслушиваться. И постепенно стал доходить до него смысл. Но верить невозможно было в это…
Слишком откровенно, слишком правдиво, о… них двоих, или…
«Двух ангелов душа моя хранит…»
Чем дольше пел Рудольф, тем сильнее били по Винсу эти слова…

«Прекрасное вино, отравленное ядом…»
«До дна мной выпит винный сладкий яд…»
«Твой ядовитый брат давно покинул нас…»

Но с другой стороны было и другое:
« Но от чего, скажи, так помню я его?..»
« И нет мне воздуха без яда моего…»
« Мой сладкий яд, - увидимся ли вновь?»

Но сильнее всего потрясли Винса последние строчки:

« Во мне и Темный, - Он, во мне и ты, - Иной..
Средь трещин в разуме холодный ветер воет…
Два ангела живут в душе одной…
И что же мне поделать, что вас, - двое?»

Надежда забилась в сердце безумной бабочкой и замерла…

На последнем слове Рудольф, наконец, поднял голову, откидывая назад волосы и… случайно, совершенно случайно, только потому, что мешались длинные черные пряди, встретился взглядом с Винсом.

В безмолвной паузе, когда еще слушатели молчали потрясенные, еще до выкриков и аплодисментов, Рудольф опустил вниз микрофон и Винсент, побледневший в одно мгновение, прочел по его губам: «Винс????»
Они смотрели друг на друга, не в силах оторваться бесконечно долгую секунду времени, после чего обрушилась реакция зала.
Руди что – то крикнул ему, потом оглянулся на Грегори, и Винс… растворился в толпе. Не мог он сейчас с ними говорить, после этой песни, после всего, что пережил, сидя в ожидании в уголке за баром, после нервных блужданий в «красной зоне», НИКАК не мог…
Он проламывался сквозь толпу свистящих поклонников скорей к выходу.
«Душно, душно, Господи, КАК душно!!!»
По дороге, совершенно безотчетно он увел у кого – то с пустого столика почти полную бутылку Текилы, и вывалился на улицу. Завернув за первый попавшийся угол дома, Винс прислонился к стене, и залпом выпил половину. Слезы текли сами по себе, он их уже не замечал. Раненая ладонь сжимала бутылку, вымарывая ее розовым, прозрачным...
Он выбежал на дорогу, остановил машину и уехал, совершенно забыв про куртку, которая так и осталась висеть на маленькой вешалке рядом со сценой.

* * *

- Подожди, ты уверен?!
- Да точно, Грег! Я что, похож на сумасшедшего?! Он стоял внизу в углу между краем бара и кулисами. Я не мог ошибиться. Это был он…
- Один?
- Вроде один. На меня смотрел… во все глаза.
- Можно подумать, что на тебя можно смотреть как – то иначе!...
- Ты чего завелся – то?
- Не мог меня позвать?! Не мог?! Я бы его перехватил у входа!! Я же в зале был!!!
- Как и когда, Грег?! Ты видел, сколько народу было? Я кричал ему, чтобы не уходил, что ты тоже здесь… Но он исчез. Прямо привидение, какое – то…

Двое стояли перед сценой в «Обливион», и раздраженно переругивались. Сцена была пуста, народ почти весь разошелся…
Когда смысл «беседы» исчез окончательно, и аргументы иссякли, Рудольф примирительно взял Грегори за запястье:
- Пойдем… поздно уже…
Но тот выдернул руку и быстрым шагом направился к выходу. Дверь лязгнула так, что Рудольф зажмурился.

Как это было сейчас… нехорошо, просто плохо это было.

Он смотрел Грегори вслед, до последнего, почти лаская взглядом длинную красивую спину с раскидистыми плечами, пока высокая, раздраженная фигура не скрылась за дверями…

«Ну вот… Стоило ЕМУ появиться на горизонте, и все, - Руди стал не нужен, так?!» - мысль просто впечаталась в мозг, словно асфальтоукладчиком ее туда вкатали.

Трезвонил телефон: «И кому это неймется в такой час?!» Дисплей высветил: Сэм, и Руди нажал на сброс…

« Ну, а ты чего хотел? Они столько лет вместе были… Переживает конечно. Еще бы. Ты бы не переживал?...» - говорил он сам себе. Но, где – то глубоко, под самым сердцем, потянулась кровавая ниточка, - тоскливая, ядовитая:
«А я? Как же я? Блин, со мной – то, что вы решите, ангелы?!...»
Капля одиночества, всего одна…
Но так и бывает: однажды маленькая капелька становится последней.
Почему – то сейчас Рудольф вспомнил начало своей карьеры, когда он, - веселый и искренний парень с открытой душой, привез в большой город свои песни, как прослушался у «Мистера Келли», и как первый раз получил возможность выйти на большую сцену. Как рвался он тогда туда! Петь и только петь было смыслом всей его жизни.
И он запел, и попал в десятку, и встретил Милтроу, который сразу же посчитал его своим открытием и… собственностью.
И началось…
Бесконечная борьба за возможность выражать себя так, как хочется, за собственное мнение, за заработки, за собственные проекты, за… самого себя. И КАК гнули его тогда все эти «необходимости» вовремя улыбнуться, вовремя (и всегда) быть… здоровым, соблазнять нужных людей, постоянно, почти на каждом шагу ломая в себе что – то очень ценное, единственно ценное. Этот бесконечный не нормированный рабочий день, эта не нормированная РАБОЧАЯ ЖИЗНЬ...

Почему – то сейчас вспомнился тот ужасный вечер в одной из гостиниц какого – то города, после концерта, когда он вдруг понял, что ему 29, а рядом… НИКОГО нет.
Что нет НИ ОДНОГО человека, кто бы ЛЮБИЛ Рудольфа Кауэра. Не преклонялся, не фанател, не мечтал переспать, не мечтал устроиться материально, сыграв на жалости,… а просто любил.
Он вспомнил, как напился тогда, а потом корил себя за слабость и малодушие, веря, что все эти мысли – временные.
Но время шло, а не менялось ничего.
Все так же грызла под сердцем тоска, все так же хотелось, чтобы… любили, и любить самому. Хоть чуть – чуть, хоть немного…
И тот же Старый Лис Милтроу почти «заставил» его тогда влюбиться в Винса. Странно, но это единственное за что по настоящему благодарен был он своему продюсеру:
за это никак не обоснованное чувство, возникшее в нем, за нежного светловолосого и сероглазого парня, с таким теплым взглядом. И за все - все, что произошло потом.
За любовь, и за Грегори…
За Волшебника Грегори Янца, и за короткое счастье в коридоре обычной квартиры…

Винс и Грегори были для него двумя светлыми лучами, двумя ангелами, хранящими его душу. Так любил он их сейчас, так хотел, чтобы они были счастливы… ОБА.
Он бы не стал мешать…
И мгновенно, как два коротких кадра, предстали перед ним в памяти две пары любимых глаз: шоколадных, загадочных, почти цыганских, и серых, прозрачных, нежных, теплых.
Рудольф вздохнул и подошел к сцене: там, на маленькой вешалке у кулис осталась его кожаная куртка, и…
О, ЧУДО! Рядом с ней, забытая висела еще одна: и это была ветровка Винса, он не мог ее ни с чем перепутать, потому, что… сам покупал.

Он словно очнулся, схватил курточку и бросился догонять Грегори, надеясь, что может быть он успокоился, и просто ждет его где – нибудь неподалеку, или, может просто не успел еще далеко уйти… Но когда выскочил на улицу, - того уже не было в пределах видимости.
Рудольф выругался так, что если бы его кто – то услышал сейчас, - точно остался бы без ушей.

Побледневший, уставший от всего до крайности, он вскочил в машину и резко надавил на газ.
Серебристо – серый седан Porsche Panamera взвизгнул и помчалcя по ночному городу.
Рудольф гнал машину, оглушенный своими мыслями. Домой, в свою пустую квартиру возвращаться сейчас, даже для того, чтобы просто поспать ни за что не хотелось, и он знал, что не вернется туда сегодня, НИ ЗА ЧТО!
Куда угодно, но только не туда! Куда угодно… Только вот… КУДА?

Яркий свет фар, на одном из поворотов неожиданно ударил прямо в глаза, не дав додумать до конца ни одну из метущихся мыслей.
Грузовик? Здесь? Откуда?!

Еще секунда! Вот она сейчас … Кроткая вспышка, как удар в сердце. Озарение и радость, и печаль с оглядкой назад…

Именно сейчас пришла ЭТА мысль, пришла внезапно, глядя в глаза позеленевшему от ужаса водителю фуры…
Руди ударил по тормозам. Машина чуть не перевернулась, но в последний момент… свернула в один из переулков и с визгом остановилась под окнами театрального общежития…
Рудольф набирал и набирал без конца когда – то давно забытый номер, - Винс давал его ему на всякий случай. Телефон Карины Карамбо.
Наплевать, что было 4 часа утра, и девушка скорей всего мирно спала, - было просто необходимо, до судорог НЕОБХОДИМО найти СЕЙЧАС Винса. Руди был уверен, что парень появился в Обливион не случайно. Он чувствовал, что он приходил…
К КОМУ, кстати?
«Ко мне, или к Грегу?... Неважно, в конце – концов! Но он приходил, значит, что – то ему нужно было, значит, он… хотел ЕГО, МЕНЯ… мммм…. Нас видеть?!»
Трубку не брали минут 20… Руди дошел уже до точки кипения, когда наконец в телефоне раздалось очень сонное «Алло…»
- Карина, прости, что в такое время… Это Рудольф Кауэр…
- Вау! Стоило проснуться в 4 утра, чтобы под моими окнами оказался САМ Руди Кауэр, - усмехнулась девушка.
- Ну, прости, пожалуйста…
- Да я польщена просто, сейчас окно приоткрою… - хихикнула она.

Завернутая в одеяло, поджимая зябнущие обнаженные плечи, девушка выглянула в окно.
Только было, Рудольф открыл рот, чтобы задать единственный вопрос, как она сказала:
- Театральная площадь 7, квартира 12…
Руди открыл и закрыл рот от изумления.
- Ну что? Повторить?...
- Откуда ты?, - и он замолк, догадавшись.
- Ты не первый, кто меня сегодня будит, и об этом спрашивает. По этому адресу Винсент снимает квартиру.
«Опоздал…» - промелькнула мысль, и Рудольф сказал, будто самому себе:
- Я понял, Карина, спасибо…
Он снова сел в машину. Так безнадежно тоскливо стало на душе…
Он сложил обе руки на руль и, вздохнув, лег на них лицом. Мысль найти Винса была прекрасной, но… там сейчас Грег, и, скорее всего, его никто не ждет.
«Нет, я просто идиот,- редкий. Влюбляться сразу в двоих парней… Да еще и в пару… Ясное дело, что стоит им помириться, про меня сразу же забудут.
Я и нужен – то был, похоже, - так… тоску переждать…»
Пальцы стиснули руль, и Руди выругался еще красноречивей того первого раза, - у Обливион. Такая болезненная злость вдруг взяла его, что он нажал на газ и поехал домой… сначала медленно, затем все набирая и набирая скорость.
«Домой! Все к черту! Всех, - к черту! Сам виноват, - не надо было вмешиваться!» В уголках глаз скапливались злые и бессильные слезы.
Но, проезжая мимо театральной площади, заговорило внутри совершенно другое:
«Ну отчего же это я никому не нужен?... Вот такой, какой есть… Да, я вечно занят, да, ради работы я на многое способен… Но, черт возьми!...»
Руди остановил машину, и выключил двигатель.
«Ладно. Хотя – бы… курточку отдам, а там… сам пойму, что у них…»

Прижимая к груди ветровку Винса, Рудольф вошел в подъезд седьмого дома и поднялся на второй этаж.
Остановился, прислушался… За дверью квартиры №12 была тишина.
«Господи, ну и зачем я пришел… Помешать запросто могу. А вдруг они сейчас?.. Уйти? Совсем уж глупость…» Сделав несколько нерешительных попыток сбежать, он все – таки, нажал на звонок.
Дверь распахнулась почти сразу, словно его и правда, - ждали. На пороге стоял… Грегори.
Рудольф не ожидал этого, надеясь, что дверь откроет Винс, но деваться стало не куда, и он протянул ему курточку, прошептав не своим голосом:
- Вот… передай Винсу, - он забыл в клубе… А то… холодно на улице. Как… без куртки?…
Руди лепетал что – то еще, когда почувствовал, что просто влетает в квартиру с хорошей инерцией.
Грегори применил силу, и дернул его как следует за руку, протягивающую куртку.
Руди взбесился мгновенно:
- Ты что, сдурел? Отпусти меня! Отпусти, мне надо идти! Грег!!!
- Тебе?! А может, это мне нужно уйти, ты не подумал?!
- Перестань, Грегори, я же все понимаю… Отпусти пожалуйста. Ну не надо, Грег, - тихий голос Рудольфа был почти умоляющим сейчас. И он понимал, что не сможет сделать и шагу, под этим пламенеющим гневным взором цвета шоколада. И, перестав бороться, Рудольф просто опустил руки вниз… «Мне надо идти…»

Тоска… тоска… Но как же он был счастлив видеть сейчас ЕГО, своего Волшебника.
Грег молча притянул его к себе и положил подбородок на плечо:
- Ну, прости, я накричал на тебя зря… Я просто псих, прости. Не уходи, ладно?.. Не надо уходить… Останься пожалуйста.
- Я не смогу остаться, Грег, прости… мне надо идти…
И вот в проеме двери в комнату, появился Винсент все в том же наряде, что и в клубе, и… слегка нетрезвый. Почти полная бутылка текилы придала ему такой смелости, какой он никогда не испытывал раньше, и он заговорил деловым и уверенным тоном:

- Так! Никто никуда не уходит, пока я в этом доме хозяин! – Винс отклонился на стенку, и сложил руки на груди. Глаза его светились тихим таким нервом, который не давал сейчас покоя двоим, обнимающим друг друга перед незакрытой дверью.
Винсент деловито обошел их, как будто на его пути была обычная мебель, закрыл дверь, и нервно, со смешком произнес:
- А вы классно смотритесь вдвоем, я еще в клубе заметил… Красивая пара, очень… - и только собрался было пройти мимо, как молниеносным движением руки Грегори, был втянут внутрь, - между ним самим и Рудольфом…
Винс только охнул, когда почувствовал холодные губы Рудольфа на своих губах, услышал, как вздохнул Грег и, зарылся лицом в его волосы и как его мягкие ладони легли ему на бедра. И шепот непонятно уже чей:
- Винс, ты вернулся,… наконец…
Винсент был так странно и неожиданно счастлив: двое самых близких и самых любимых обнимали его сейчас в этом маленьком коридоре, и он дал себе слово, что ни за что не отпустит ни того, ни другого.
- Как я скучал по тебе…
- Тише, тише… иди сюда…
- Руди… я… Грег… Простите меня, я… просто трус…
Дальше все произошло так просто и так естественно, будто всегда так и должно было быть.
Грегори отступил назад, потянув Винса за талию на себя…
А Рудольф отпустил обоих, оставшись в проеме двери, разглядывая две гибкие фигуры издалека: Винс как – будто боролся немного с Грегори, пытаясь что- то сказать, а Грегори… Грег был просто быстрее, ловчее, яростней и… сильней. И Руди был рад знать, что вот эту нежную яростность Грег впитал от него самого. Как она ему шла сейчас…

Боже! Как красив в утренней дымке был этот поцелуй! Винс и Грегори: два ангела,- нежный и страстный, темный и светлый… И Рудольфу так захотелось обнять их обоих,… спрятать, укрыть, сохранить, и… любить, любить, ЛЮБИТЬ…
Каждый миллиметр этой кожи, - смуглой и мраморной, каждую капельку испарины над губами: нежными и властными, каждый изгиб локтя, каждый локон и прядь волос – каштановых - длинных и густых, и светлых - тонких и шелковых, и… каждую зеницу этих глаз: шоколадных омутов, и нежных серо - голубых озер.
И отражаться в них, как в зеркалах… и таять, таять от любви…

Но он уходил все дальше и дальше в проем двери, к выходу, к лестнице, на улицу, улыбаясь, оглядываясь, запоминая их красивыми, нежными, целующимися…
Ему надо было идти.
Ему всегда надо было куда – то идти…

* * *

Телефон разрывался на части, телефон звонил и звонил, и звонил…
Найти его в этой суматохе было совершенно невозможно.
«Ну, ответьте же кто – нибудь… ну хоть кто – нибудь! Мои мальчики же волнуются…»
Толпа народу.
Сирена медицины катастроф.
Милтроу сонный, только что выбравшийся из постели, ничего не понимающий, хмурый.

«Ага! Какой контракт сорвался, правда? Все – таки, сбежал я от тебя, Сэм, прости…»
Катрин с заплаканными глазами, кутающаяся в бесконечной длины коричневый вязаный шарф.
«Странно, почему я раньше не замечал, какая она красивая?.. Такие чудные глаза у этой девочки…
Скорая… к кому это?... Кому – то разве плохо?… Боже, ко мне? Но мне – то хорошо, зачем это вам надо, ребята? Ну? Убедились? Вот и ладно… Так и порешим, ОК?
Ой, только как некрасиво все вокруг,… и я какой – то некрасивый…
Вы уберите здесь, ладно? Мальчикам моим не говорите. Я им сам все объясню, потом…

Катринка! Да не реви ты! Нормально все закончилось, нормально говорю!.. Не слышишь меня, милая… Эх!...
Какие слезки у тебя, прозрачные, как у ангелочка. Ты меня любишь, я знаю. Не плачь, я тоже тебя люблю…
Дэн! Вот и свиделись, Мастер... А раньше – то, - все не досуг было. Грег так много рассказывал о тебе. Что? Да нет, мне ничего не нужно. Да я не возьму это, Дэнни… Мне не унести, прости.
Не расстраивайся ты так, ну… Ну что ты! Ты все правильно сделал, Дэн… просто не надо уже.

Ты спрячь меня, ладно? Лучше спрячь… Вон, стервятники налетели - журналюги, и сейчас меня в покое не оставили. Когда только успевают обо всем узнать?..
Вот тоже, - работенка… не позавидуешь.
Эх, машину жалко… Почти новая была. Не восстановить теперь малышку Porshe…
В смятку…
Господи… Дэн… Это же я, Дэн!… Не плачь. Тяжко мне видеть твои слезы, не надо!

Я люблю… Я ВСЕХ ВАС ЛЮБЛЮ…

Только мальчикам… не показывайте, не надо,… пожалуйста…
Только мальчикам… не надо… прошу вас…»

Огромная длинная фура с совершенно незначительными повреждениями, слегка скособочившись, стояла на обочине, так и не успев войти в роковой поворот. Бледный и несчастный водитель сидел на корточках, привалившись спиной к огромному колесу, и сжимал голову руками.
Рядом с ним постоянно дежурила девушка из службы психологической помощи, отгоняющая то и дело подкатывающих с допросами полицейских…

* * *

Телефон звонил так настойчиво, так требовательно, что Винс все – таки выбрался из постели, накинув только халат. Голова раскалывалась ужасно, - последствия выпитой вчера украденной бутылки текилы. Винс не помнил, как вчера добрался до дому. Помнил только, что выпил воды и сразу же лег спать…
Странный сон приснился ему этой ночью, - полный любви, хрупкой нежности и поцелуев… такое… танго на троих. Почти как тот, который он рассказывал Карине.
Но почему - то не было от этого сна хорошо...
Отчего – то сейчас так тяжело давило сердце…
С трудом нащупал трубу, с трудом, - нажал на ответ.
- Мсье Винсент Гарде? – незнакомый официальный голос.
- Да, я слушаю.
- Вам знаком номер 418 222 47 11?
- Да, это номер моего… друга. А… что…?...


* * *

Ровный и черный асфальт под ногами.
Толпа народу впереди. Полиция, медицина катастроф, скорые… Какие – то люди, репортеры… Господи! Господи! ГОСПОДИ!!!
ТЫ СЛЫШИШЬ ЭТО ВСЕ? ТЫ ВСЕ ЭТО ВИДИШЬ?!

- Грег! Не ходи туда, Грегори, пожалуйста, не надо!!! – чей – то женский голос.

«Но мне туда надо, идите все к черту! Там мой парень, там мой любимый, мой самый любимый…»

- Грег! Не надо, пожалуйста!
«Я падаю на колени перед тобой, милый. Я не успел, прости… Прости, Руди…
НО ПОЧЕМУ?! ПОЧЕМУ??? Рудольф! Скажи?! Звездочка ты моя… Счастье мое, Чудо мое. Я так и не сказал, что ЛЮБЛЮ тебя, ни разу… Почему так, Руд?...»


Знаменитый в городе художник Грегори Янца стоял на коленях перед разбившейся в автомобильной аварии Звездой, - Руди… Рудольфом Кауэром.
Только на самом деле не было сейчас ни знаменитого художника, ни рок - звезды.
Только Грегори и Рудольф... Грег и Руд...
И никто не смел подойти близко, никто…
ПОДОЖДУТ! ВСЕ ПОДОЖДУТ!!!

Грегори тихо плакал, касаясь бледными пальцами его длинных ресниц, гладил парня по лицу, по полупрозрачным векам, прячущим зеленые глаза, которые не хотели закрываться. Которые продолжали смотреть на этот безумный мир своей тихой печалью, и мудростью.
Он гладил его по темным густым волосам,… долго, так долго, что в конце – концов его подхватили под руки и подняли. И если бы не поддерживали, - Грегори точно упал бы.

Вот так, в одно мгновение падают Звезды.
Может быть потому, что слишком высоко взлетают в небо?...
Или потому, что слишком не умеют в этом мире ПРОСТО жить?..
Может быть, так происходит от того, что у них НИЧЕГО не бывает просто: ни жизнь, ни слезы, ни любовь…
Ни Любовь…


* * *

«Светло – серебристый Porsche, с ужасом взирал на окружающих своими зияющими ранами, - такой же прекрасный и такой же истерзанный, как сам Рудольф.
Вокруг покореженной машины возились эвакуаторы и полицейские, а я…
А я смотрел вслед отъезжающей машине, увозящей моего Руди, и думал, что хочу туда – же, где сейчас он… И еще думал, что хорошо, что сразу насмерть, что не мучился…
И, что, наверное, из его гибели сделают шоу с фанатскими слезами. И что в Обливион не смогу зайти больше… никогда…

Но все произошло совсем наоборот. Никто не смог заняться делами Рудольфа в клубе, и меня попросили помочь. Тогда я и решил взять Обливион под свою опеку, - наверное… Руд был бы рад этому. Вот тогда, - 4 года назад, и появился этот коктейль, который ты сейчас пьешь…»
- «Поцелуй Ангела»?
- Да… Поцелуй…

«Малыш Винс примчался уже после того, как ЕГО увезли. Желтое такси и хрупкий мальчик, бегущий мне навстречу по черному от дождя асфальту… Такая страшная картина.
С тех пор нет ничего страшней этого видения для меня.
Мы обнялись тогда с таким яростным отчаянием…
- Грег, Грег… Что это?! Грег?! Зачем он? Я… его так любил, Грег…
- Случайность, малыш. Просто случайность. Я знаю, что он не мог, он не хотел так… Он слишком любил жизнь, Винс, ты же знаешь…
Мы все в Божьей власти, мальчик мой, просто… так часто забываем об этом.

Мы стояли посреди шоссе одни, и только вездесущие репортеры… щелкали своими камерами. Нас теперь снова было двое…»

Янца смотрел в окно, слегка отодвинув рукой занавеску. Это была уже третья наша встреча. Мне так хотелось спросить про Винсента, но я не решался…
Но Янца словно угадал мои мысли и рассказал сам.

« Первые несколько месяцев мы с Винсом не могли… Совсем никак не могли быть вместе…
Хотя, мы не оставляли друг друга ни на час, - все время были вдвоем. Тянули вместе все дела, жили в нашей старой квартире.
Винс жил теперь в своей комнате, стараясь не тревожить меня, а я – его.
Нам плохо было обоим. Держались только друг за друга: он так трогательно заботился обо мне, и я отвечал ему тем же…

Но думать мы могли только о Руди, о нашей Звездочке. И молчали. Никогда не говорили об этом… Только через полгода после случившегося мы смогли… спать вместе.
Просто спать, понимаешь.
Мы обнимали друг друга и засыпали.
А однажды ночью я не мог заснуть, и, оставив Винса, вышел в кухню.
Захотелось курить.
Тогда я не придал этой бессоннице такого уж значения, но, выкурив сигарету,  видимо заснул. Хотя сейчас я уже не уверен, было ли все это сном…

Передо мной за столом сидел Рудольф… Нет, он не был ни тенью, ни привидением.
Такой же живой, такой же дерзкий как всегда. Только еще более… красивый.
Не знаю, как объяснить тебе, Курт… Просто раньше черты его лица были такими… довольно жесткими. Такая яркая, агрессивная красота, дух захватывающая. А в тот момент он показался мне… гораздо мягче и как – будто, моложе…
Он взял меня за руку, касаясь большим пальцем внутренней стороны ладони. И я сразу же потянулся к нему весь…
Мы соприкоснулись лбами, и я так мучительно ласкался к его лицу, щекам, вискам…
Так душила меня в тот момент тоска, мне просто нечем было дышать.
Я плакал, шептал его имя, и просил его вернуться, очень просил, умолял просто.
Говорил, что я и Винс не можем без него, что мы оба любим его. Он молчал, и я увидел, как одна единственная слезинка скатилась у него из глаз.
Он просто покачал головой и сказал так тихо, что я с трудом смог разобрать его слова:

- Ты… вернись к Винсу, Волшебник… Он очень нуждается в тебе, в твоей ласке, он любит тебя,… и ты его любишь.
Не надо плакать по мне. У меня все хорошо сейчас, хотя я,… тоже очень скучаю по вам обоим…
И не надо винить себя. Ты ни в чем не виноват. Конечно, жаль, что мы так неудачно поговорили в последний раз. Но я знал, что приду еще, и объясню тебе все сам.
Я не говорил тебе никогда, что люблю вас двоих, сразу… Я не осознавал этого раньше.
Все ревность какая – то мучила, все хотел, чтобы вы вместе были, вдвоем… Только сейчас я знаю, как могло бы быть… Забавно наверное понять это, когда уже ничего не изменишь.
Но такова жизнь.
Прости меня, Грег. Ты самый лучших из всех, кого я знал.
Иди к нему, и не плачь по мне больше. Так и мне будет легче.

Он поцеловал меня в лоб, - только тогда я понял, какие холодные у него губы…
И исчез…
Я не помню, как оказался в спальне у Винса.
Проснулся и вернулся? Или мне только приснилось, что я был на кухне, а на самом деле никуда не уходил?...

Винсент не спал, - ждал меня.
Сидел на коленках, глаза огромные… тревожные, губы приоткрыты, молчит…
И такая нежность вдруг взяла меня! КАК я ласкал его тогда!.. Я все отдавал в тот момент, все, что оставалось во мне. Эта любовь наша была на грани, когда делаешь выбор между жизнью и смертью, когда знаешь, что ничего нельзя вернуть, когда и жить и умереть хочется одновременно.
И так все это было тихо, совершенно беззвучно, без вскриков и стонов, без слов и шепота. Одними только взглядами что – то говорили друг другу, одними поцелуями, одними ладонями, переплетением пальцев, локтями и коленями, стискивая бедра, обнимая, исчезая, сцеловывая друг у друга соленые слезы…

И, ты знаешь, в какой – то момент Винс внезапно сел и прижался ко мне всем телом. Обнимая меня судорожно, зашептал:
- Мне страшно, Грег… будто мы не одни…
- Ну что ты, что ты… Все хорошо, не бойся, я с тобой, милый, я…
Ты можешь посчитать меня сумасшедшим, Курт, но я оборвал себя на полуслове, замолчал в тот момент, потому, что физически почувствовал, как кто-то прохладный и такой… невесомый, целует меня в затылок… Я мог бы поклясться, - такими шелковыми, холодными губами.
Мне не было страшно тогда, потому, что я знал, - кто… Я не оборачивался и ждал, что это повторится, но…

Ангелы целуют только один раз…

Винс прижимался ко мне все сильнее и сильнее, и вдруг вздрогнул, когда почувствовал те же холодные губы уже на своих ладонях, обнимающих меня…
Было это всего одно мгновение, короткий миг, прикосновение иной реальности - Поцелуй Ангела.
Вот тогда, в ту ночь, действительно, мы были втроем, первый и последний раз… Как хотели, и как нам всем троим не раз снилось оказывается…
Но Ангел улетел, оставив нас навсегда…»

* * *

Янца повернулся ко мне лицом и улыбнулся.
- Дэн звонил мне вчера, спрашивал, как идут наши дела. Я сказал, что ты все правильно понимаешь, и прекрасно пишешь… Ведь так?
Этот вопрос был задан явно для того, чтобы хоть как – то вытряхнуть меня из состояния полнейшей прострации. Видимо все чувства были написаны на моем лице со всей откровенной очевидностью.
Но я смотрел ему в глаза, не в силах отвести взгляда, и молчал, хотя точно знал, о чем бы спросил его сейчас. По выражению глаз Янца можно было понять, что он тоже понимает, о чем я думаю. Я снова надеялся, что он скажет сам.
И просто ждал. Я так привык уже ждать его за время наших с ним встреч…
Наконец, он сказал, присев на край дивана, расставив длинные ноги, и сцепив пальцы в замок, который был стиснут так, что пальцы побелели.

- Нас было ТРОЕ, Курт. Просто никто из нас этого не понял… Мы должны были быть все вместе, понимаешь… Все вместе: Я, Руд, и Винс. Не как ДВЕ половинки, а как ТРИ части одного целого. Мы были настоящей семьей… И, наверное, все было бы прекрасно, только если бы мы поняли и приняли это сами.
Но Руд… - голос его дрогнул, - Рудольф, он… не смог…Винс просто испугался и запутался, а я… - он замолчал, и опустил голову вниз.
Столько было в этом жесте: вина, вина, ВИНА, страшное сожаление, и боль, и любовь…
И я тут же проклял себя за то, ЧТО НЕ спросил.

В комнату вошел невысокий парень примерно одних со мной лет, - светловолосый, сероглазый. Сначала мне показалось, что он моложе меня, но когда заговорил, я понял, что это не так.
Он подошел к Грегори так близко, что у меня остановилось дыхание…
Обнял его, сцепив пальцы у него на затылке, и проговорил тихим, теплым голосом:
- Грег, ты не ел ничего… - и, вдруг почувствовав, что в комнате еще кто – то есть, спохватился, заметил меня, - Я помешал? Простите… Мне показалось, что вы уже закончили… Вы пообедаете с нами?
- Нет, - пролепетал я, с волнением глядя на вторую частицу этого удивительного трио, - Я уже ухожу. Спасибо за беседу, Грегори…
Парень посмотрел на Грегори, будто спрашивая разрешения. Янца улыбнулся, и тогда он элегантно протянул мне свою ладонь:
- Винс… Винсент Гарде, - представился он, и снова оглянулся на Янца.
Я смутился, - так много было в этом единственном жесте парня, в этой оглядке на Грегори… С трудом сдержав вздох, я негромко ответил:
- Курт Руби, - автор «Поцелуя Ангела»…

Эпилог.

Маленький готический городок начинал уже дремать вечерней сонной прохладой.
На неровных мостовых, выложенных серым булыжником, блестящими влажными бликами отражался свет из окон напротив.
Совсем рядом, раздавался негромкий звон колокола, означающий окончание вечерней службы в соборе, и тихо переговаривающиеся темные фигуры людей расходились в разные стороны. Кто поспешно, кто неторопливой походкой, кто - медленно… ворча и шаркая.
В городке давно стояла глубокая осень.
Сегодня было сухо. Сухо и холодно. Маленькими стеклянными осколками искрились в воздухе прозрачные льдинки. Приближалась зима.

По булыжной мостовой обгоняя «соборных» двигалась высокая фигура человека, в легкой светлой ветровке. Курточка была не застегнута, но похоже парня это не волновало: из – под нее виднелась щегольская черная рубашка, обнажающая смуглую грудь, на шее болтался крупный крест на недлинной цепочке. Его вызывающе рваным джинсам позавидовал бы любой настоящий панк. За спиной его на широком кожаном ремне в серебряном чехле висела гитара.
У паренька были густые черные волосы до плеч, яркое запоминающееся лицо, и выразительные зеленые глаза, глядящие на этот мир с агрессивным юношеским вызовом…
Он улыбался, с любопытством заглядывал в тускло светящиеся окна вечерних кафе, но все проходил мимо.
У него была цель.

Ему было не больше 18ти, и он точно знал, зачем приехал в этот город…


19.10.2010.

firelight