Артуш и Заур

В интервью Русской службе Би-би-си автор романа отметил, что это рекордный тираж для Азербайджана. "Это смешно, но это хороший тираж для нечитающего Азербайджана. Такого в Азербайджане не было уже двадцать лет", - рассказал Алиев, добавив, что 150 проданных экземпляров - это тоже большой успех.

Книга стала предметом бурного обсуждения в Азербайджане. Автора, книгу которого согласилось напечатать только одно частное издательство, обвинили в отсутствии патриотизма, цинизме и разврате. Поводом послужило не только то, что главными героями являются геи, но и их национальности. Конфликт между Азербайджаном и Арменией из-за контроля над Нагорным Карабахом до сих пор не разрешен.

Издание "Кавказская информационная служба" пишет, что в связи с выходом романа на Алиева начались нападки с разных сторон, в том числе со стороны религиозных деятелей. "Меня знают как человека скандального, как писателя скандального, поэтому мне не привыкать. Но такого шквала, конечно, еще не было... Это невозможно! У нас геев нет. Если даже и есть, то никогда и ни за что с армянином он не ляжет в постель", - отвечает со смехом автор.

Отметим, что в Азербайджане гомосексуальные отношения перестали быть уголовно наказуемым преступлением лишь в 2000 году. На сегодняшний день в стране проблемами геев и лесбиянок занимается только одна организация - Объединение гендерного развития и просвещения, которое начало свою работу в 2006 году.

 

* * * * * * * * * * * * *

…Еще падет обвинение на автора со стороны так называемых патриотов,

которые спокойно сидят себе по углам и занимаются совершенно

посторонними делами, накопляют себе капитальцы, устраивая

судьбу свою на счет других; но как только случится что-нибудь,

по мненью их, оскорбительное для отечества, появится какая-нибудь книга,

в которой скажется иногда горькая правда, они выбегут со всех углов,

как пауки, увидевшие, что запуталась в паутину муха,

и подымут вдруг клики: "Да хорошо ли выводить это на свет, провозглашать об этом?

Ведь это все, что ни описано здесь, это все наше - хорошо ли это?

А что скажут иностранцы? Разве весело слышать дурное мнение о себе"…

…Но нет, не патриотизм и не первое чувство суть причины обвинений,

другое скрывается под ними. К чему таить слово?

Кто же, как не автор, должен сказать святую правду?

Вы боитесь глубоко устремленного взора, вы страшитесь сами

устремить на что-нибудь глубокий взор, вы любите

скользнуть по всему недумающими глазами»...

Н. В. Гоголь

«Мертвые души»

 

Алекпер Алиев – активно действующий литератор современного Азербайджана, для кого Слово, как можно судить по его оригинальной прозе и бескомпромиссной публицистике, – есть рабочий инструмент для постижения, прежде всего, истины, зачастую горькой, во имя, это вечная функция подлинной литературы, пробуждения людей от рабской психологии, спячки и равнодушия. Явление такого ряда – редкостное, штучное, ибо распространена преобладающая тенденция превращать Слово в средство для сокрытия правды, когда она, так было и продолжается поныне, облекается в оболочку самоуспокоительной для массового потребления лжи.

Носители первого, как правило, люди наивные, очень неудобные для окружающих, часто нелюбимы пассивным большинством, даже по-своему опасны и раздражают как верхи, так и низы. А вторые – себе на уме, но, продав душу, которой, как им представляется, нет, пошли на службу многоликому дьяволу, и он, кстати, находится не только вовне, но и внутри каждого человека, и постоянно его искушает зримыми земными благами – почестями, славой и богатством… К тем и другим так или иначе относится предпосланный к роману эпиграф из великого Гоголя, чья правда кое кому колола глаза и тогда, и теперь, и мысль эта может быть применима к учителям молодого писателя – корифеям нашей литературы, в частности, Мамедкулизаде и Сабиру: их критика дурных сторон народа воспринималась так называемыми патриотами с негодованием, мол, хорошо ли выводить это на свет?

Хрестоматийно-азбучные мои посылы о словесно творчестве напомнили о себе при чтении нового произведения Алекпера "Артуш и Заур", чей жанр определён автором как пособие по конфликтологии, в котором… - но тут снова надобны предварительные суждения как этико-поведенческого, так и эстетического, художественного свойства.

Есть ли для Слова запретные темы? Как показывает опыт современной литературы, особенно русской, но и азербайджанской тоже, таких тем, если реальны и обсуждаются в обществе, нет. Очевидно, всё дело в том, во имя чего обнажается эта самая истина, каким высшим нравственным целям служит, но и – применительно к искусству – в какую форму облекается, как воплощается, дабы волновала и была прочувствована.

Запретность и тотальное неприятие темы, затронутой Алекпером, столь очевидно в условиях не только моей родины, но, пожалуй, всего Востока, включая Южный Кавказ, что публикация азербайджанского оригинала произведения, вышедшего незадолго до русского перевода, вызвала резкую отповедь даже тех, кто его не читал, а лишь знает, к ужасу своему наслышан, что это, оказывается, про любовные страсти двух геев, чьи имена Артуш и Заур дразняще вынесены в заглавие повествования, точно они – Ромео и Джульетта, а применительно к азербайджанской литературе Лейли и Меджнун, Бахадур и Сона, Али и Нино!.. Кстати, напомню, лишь констатация факта, какой скандал вызвала в своё время – отзвуки слышны по сию пору – проблематика "Лолиты" Владимира Набокова. Как мне кажется, повествование Алекпера только по внешним проявлениям посвящено геям, они, представляется, – всего лишь сюжетно-композиционная находка, пиаристая приманка (запретный плод – сладок!), и потому лично для меня важна остросоциальная начинка. Дело в том, что гомосексуальная эта любовь, как союз сугубо частный, и о ней, может, не было б смысла распространяться в иных условиях, случилась во времена трагические и для Артуша-армянина, и для Заура-азербайджанца, оба они – плоть от плоти некоего в недавнем прошлом русскоязычного суперэтноса бакинец с его устойчивым равнодушием к национальному: их, героев, народы верглись из-за Нагорного Карабаха в жесточайшую бойню, стали на долгие годы и десятилетия заклятыми врагами, эти, у которых своя правда в видении и осмыслении конфликта, до единого изгнали тех, а те, тоже считающие себя правыми, изгнали этих, жестокости тут зеркальны, и в результате кровавого противостояния напрочь закрылись пути-дороги между влюблёнными, их обрекли на нестерпимую разлуку.

Четыре встречи влюблённых организуют сюжет и композицию повествования: две случились в нейтральном Тбилиси, в Грузии, где даже их венчали на совместную жизнь (на страницах второй встречи мелькнула фраза: после Саакашвили, то есть антиутопическое время как бы продолжается), а две – в ставших враждебными им Армении, куда приехал Заур, и в Азербайджане, где оказался Артуш.

Фабульные события вокруг поездок-встреч героев изображены Алекпером достоверно, с конкретными даже именами реальных лиц, документально дотошно, может, излишне подробно, тут и хроника военных действий, мятежи, предательства и обманы, подробности закавказского быта, бесконечные споры-говорильни, увы, бесплодные, множества международных и национальных организаций и комитетов по разрешению этно-территориальных конфликтов. Этот исторический, так сказать, фон, поданный публицистически остро, с журналистским накалом и писательской выдумкой, показывает ужас и безысходность судьбы отдельного человека в ситуации навязанной народам преступной авантюры – частный интимный сюжет обретает символическое звучание, выводит на серьёзные социальные обобщения.

Поездка Заура в Армению стоила ему по возвращении в Азербайджан жестоких допросов с пытками (сам Алекпер, и не один только он, после мирной журналистской поездки в Армению был обвинён во всех смертных грехах, вплоть до предательства интересов своего народа) и, сломленный, выступает с резким антиармянским заявлением по телевидению, наивно полагая, что слушатели уловят по его голосу и мимике, что к этому он принуждён.

Столь же драматичны и картины приезда Артуша в Баку, тоже в составе официальной спортивной делегации – оказываешься во временах мрачного средневековья: жёсткая слежка, каждый шаг таит угрозу.

Роман на изначально отторгаемую тему гомосексуализма, пусть и выступающую в единстве с социополитической проблематикой, да ещё до краёв переполненный оппозиционными мыслями-суждениями, затрагивающими властные структуры, требует не только художнического мужества, но и писательского умения: такое легче начать сочинять, а вот как завершить… - тут надобно чутьё постижения и следования, как говорит теория литературы, правде характеров и обстоятельств.

Сюжетные дороги Артуша и Заура оказались тупиковыми, и автор прибег к финалу, может, в большей степени знаковому, аллегорическому, нежели реалистическому: героям удаётся, избежав слежки, уединиться от соглядатаев в древней Девичьей башне, откуда назад ходу нет, а возвращаться – познать унижения и оскорбления, пройти через новые нестерпимые пытки, причём, вовсе не за то, что они – геи (эта тайна, кажется, так и остаётся не раскрытой окружающими), а потому, что азербайджанец и армянин посмели бросить вызов политике и практике вражды народов-соседей, и тогда – разлука навек. Потому спасением может быть лишь самоубийство – герои выбрасываются с вершины башни.

Включение в действие Девичьей башни, с которой связана легенда о трагической любви, борьбе за свободу личности, усиливает метафорическое звучание повествования: враждой народов-соседей, толкнувшей молодых на гибель, осквернена святая святых – символ гордости и величия.

Вот мысли, с которыми хотелось поделиться по прочтении романа Алекпера.

 

Чингиз Гусейнов,

председатель совета по азербайджанской литературе Международного сообщества писательских союзов

Посвящается С.

1

Тифлис встретил его нежным ветерком. Ступив с четвертого вагона поезда Баку-Тбилиси на грязную бетонную платформу, Заур поднял воротник куртки и слегка поежился. Перекинув рюкзак и ноутбук через плечо, он уверенно зашагал к широким ступеням, ведущим вниз к выходу. Каждый раз, приезжая в этот город, он ощущал запах колбасы, начиненной странными восточными специями. Этот запах ударил в ноздри и сегодня. В крохотных лужицах на платформе под слабыми лучами похожего на аджарское хачапури солнца, уныло плавали окурки. Они напоминали корабли с белыми и желтыми парусами, потерявшие направление в море. Выстроившиеся в ряд на крыше перрона черные вороны нагло каркали, будто приветствуя пассажиров на вороньем диалекте древнегрузинского языка. Мимо Заура стремительно промчалась трехногая, рыжая собака. Видимо, одну из ног она потеряла под колесами поезда, не рассчитав скорость последнего и преувеличив собственные, собачьи возможности.

Большинство хмурых, щетинистых таксистов, стоящих на перроне, были азербайджанцами. На грузинском, русском, азербайджанском и почему-то армянском языках они громко обещали сошедшим с поезда пассажирам весьма дешевый и качественный проезд на такси. Организаторы конференции не прислали за ним машину. Да Заур в этом и не нуждался. Багаж был не тяжелым, в поезде удалось выспаться. Ему захотелось немного пройтись пешком, вдоволь насмотреться на Тифлис, который он не видел уже полгода, войти в духовный контакт с городом.

Едва он шагнул на ступени, его плотно окружили цыганки в пестрых, засаленных нарядах и дружно начали клянчить на азербайджанском. Заур раздраженно оттолкнул девчонку лет пятнадцати:

– Я от вас из Баку сбежал, а вы и здесь меня преследуете. К каким чертям мне от вас убраться?

Сказав это, Заур быстро пошел вниз по ступенькам. Вдогонку послышался глумливый и гневный голос цыганки:

– Убирайся на Баилово[Баилово – район в Баку, прославившийся следственным изолятором для политических – и не только – заключенных. Когда-то здесь сидел даже сам товарищ Сталин, правда, бывший тогда еще Кобой]!

Заур остановился. Обернулся и посмотрел на девушку. Та, увидев, как ее слова подействовали на скупого молодого человека, расхохоталась и стала корчить гримасы. Этот хохот был тут же подхвачен остальными шестью ее подругами, и семь девушек, похожих друг на друга как две капли воды, образовали дружный ансамбль смеха и попеременного высовывания языков.

Заур на мгновение задержал на них взгляд, как будто стараясь запечатлеть навсегда в своей памяти эту картину, затем резко повернулся и продолжил спускаться. В словах цыганки было нечто страшное, ужасное. Что же могли значить эти слова? Что это было? Предупреждение, намек на опасность и необходимость быть осторожным? А может, цыганка прокляла его?.. И ничего нельзя уже изменить? Слова цыганки были неотличимы от коанов буддистских монахов, достигших нирваны. Теперь он сутками должен ломать голову над этим предложением, постигая его смысл. Эти слова были мудрой загадкой, адресованной только ему, Зауру. Он уверил себя в том, что цыганка – ясновидящая и, дойдя до последней ступеньки, обернулся. Цыганки исчезли из виду. Хорошее настроение тоже куда-то улетучилось.

Заур вышел на улицу. Золотая осень заключила древний город в свои объятья. Небеса казалось, сливались с землей. Гулять уже не хотелось. Он огляделся. В десяти метрах пожилой водитель читал газету в желтых стареньких «жигулях». Заур подошел к полуоткрытому окну машины и спросил:

– Добрый день. До мэрии за сколько довезешь?

Водитель оживился и положил газету на панель. По особому шоферскому чутью угадав, что Заур сядет в его машину, он произнес непререкаемым тоном:

– Четыре лари.

– Я еще должен разменять деньги.

– Сынок, видишь, там впереди зеленое окошко?

– Вижу.

– Можешь разменять деньги там.

Заур, кивком поблагодарив водителя, поспешил к зеленому окошку. Грузинский лари, годами конкурирующий с долларом и переживший двух президентов, настойчиво сохранял свою позицию: два к одному. Заур протянул сто долларов усатой толстой грузинке, с трудом втиснутой в истертое кресло внутри тесной будки:

– Пожалуйста, разменяйте всё.

Женщина подержала купюру на свету и, плюнув на пальцы, начала отсчитывать лари. Считала она медленно. Заур нервничал. Наконец, он получил деньги, не пересчитывая, положил в карман и побежал к машине. Открыл заднюю дверь, бросил вещи на сиденье, а сам сел вперед:

– Поехали.

Шофер, что-то бормоча по-грузински, попытался завести машину. Двигатель, такой же старый, как сам грузин, закапризничал и не спешил выполнять приказ хозяина. После нескольких попыток старик неожиданно произнес: «Аллах, Мухаммед, йа Али», еще раз повернул ключ, и двигатель характерно заурчал. У Заура глаза полезли на лоб. «Жигули» тронулись с места и понеслись к центру.

– Отец, откуда вы знаете эту молитву? – не выдержал Заур.

– Какую молитву, сынок?

– «Аллах, Мухаммед, йа Али»[Аллах, Мухаммед, йа Али – молитва-обращение у мусульман-шиитов. Взывание к Аллаху, пророку и зятю пророка]

Старик улыбнулся, показывая свои пожелтевшие от табака зубы.

–А ты видно из Баку, сынок.

– Да, из Баку.

– Этой молитве меня научил один азербайджанец. «Если произнесешь ее перед тем, как отправиться в путь, то дела твои обязательно будут в порядке», – сказал он. Прошли годы, но я навсегда запомнил эти слова. Эта молитва не раз меня выручала. Раньше я часто бывал в Квемо-Картли. Борчалы, по-вашему. Вот на этой самой машине! – он энергично похлопал по баранке, - несколько раз в неделю я возил азербайджанцев с Шайтан базара, где они фрукты продавали, домой - в Борчалы.... – А теперь ни у меня, ни у машины нет больше сил на долгие поездки. Мы оба постарели.

Заур смотрел на ленивых грузин, тяжело шагающих вдоль тротуара.

– Понимаю…

– А ты, сынок? Приехал в Тбилиси погулять или…?

– На конференцию.

– Что за конференция? Баку-Тбилиси-Джейхан, что ли?

Заур улыбнулся.

– Нет. Это мероприятие связано с южно-кавказскими конфликтами.

Старик помотал головой и зацокал языком. Краем глаза взглянул на Заура:

– Да проклянет Бог этих политиков! Сукины дети играют судьбами людей. Разве мы хотели войны? Все республики страдают от этого. Вот мы говорим, что советская эпоха такая-сякая, плохая, мол античеловечная. Но ведь тогда такого не было. Была дружба народов, братство. А теперь… вот что творится…

Сказав это, он неопределенно махнул рукой вперед. Заур внимательно посмотрел в том направлении – «МакДональдс», флаги Совета Европы, развевающиеся перед административными зданиями, дорогие бутики вдоль дороги. Может быть, старик махнул рукой просто так, ничего и никого конкретно не имея в виду. А может быть, он протестовал против вестернизации, американизации? Зауру не захотелось это уточнять. Он просто спросил:

– А разве сами народы не виноваты? Только политики?

Водитель повернулся и заглянул Зауру в лицо. Такого вопроса он не ожидал. Каждый, с кем он беседовал о южно-кавказских конфликтах, с ним соглашался без вопросов. И все его знакомые в один голос ругали политиков. Впервые он видел человека, к тому же азербайджанца, который обвинял не политиков, а народы.

– В твоих словах есть доля правды, сынок. Но есть и другая сторона проблемы. Например, в чем были виноваты азербайджанцы в карабахской войне? Уверен, ты скажешь – это армяне во всем виноваты. На самом деле, правда – виноваты армяне. Но если спросишь у армян, они скажут, что все наоборот. Разве не так?

Заур пожал плечами:

– Не сказал бы, что тут нет нашей вины. Нет человека без греха, и общества тоже. Может быть, некоторые наши ошибки, тоже послужили тому, чтобы карабахская война разгорелась до такой степени. Но первыми начали, конечно же, армяне. Сначала они захотели объединиться с Арменией, затем стали требовать независимости. А результат налицо. Ни объединиться не смогли, ни независимого государства построить не удалось. Вот так вот, ни рыба, ни мясо. А между тем, пострадали беженцы, люди, которые потеряли кров и близких.

Заур не верил собственным ушам. Он ли произносит всё это? Ему не было свойственно вести долгие беседы с таксистами. Сейчас же он почему-то начал говорить простыми предложениями, и скатываться в пропасть профанации. Социальные касты шоферов, торговцев, проституток, полицейских, чиновников – были предметом его ненависти. Он общался с ними только в случае крайней необходимости, скупясь на каждое слово. А теперь всерьез принялся обсуждать карабахский конфликт с каким-то таксистом...

Водитель указал кивком на здание мэрии, до которой оставалось около 300 метров и с сожалением сказал:

– Доезжаем. С тобой было интересно беседовать. Вот что я тебе скажу… – он, как бы нерешительно переключился на третью скорость, бросил мимолетный взгляд на Заура, продолжил: – Я лучше всех знаю, какой отвратительной нацией являются армяне. Они хуже цыган. Есть один грузинский ученый, Чавчавадзе. Тебе обязательно надо прочесть его книгу об армянах. Он прекрасно раскрывает ненасытную сущность хаев. Теперь они притязают на Джавахети. Не дай бог где-то около века проживут, уже пытаются все себе присвоить. И иногда у них получается...

Заур улыбнулся. Ему захотелось сказать водителю: «Ругать армян при азербайджанцах и азербайджанцев при армянах, тем самым, выставляя себя в лучшем свете, – старая традиция грузин». Но следующие слова старика удержали его.

– Я йезид. Родился и вырос в Ереване. Через три года, как эта заварушка в Карабахе началась, перебрался в Тбилиси. Не скажу, что здесь рай, но все же в тысячу раз лучше, чем в Армении, – он притормозил возле мэрии. – Да в чем же вы виноваты в этой войне? Всё натворили эти подлецы! А теперь притязают на Грузию. Подай армянину руку – он ее оторвет, не раздумывая. Я согласен с тобой, виноваты и народы. Абхазы, осетины, грузины, армяне, да и вы сами виноваты тоже. Но есть же ведь разная доля вины? Нельзя утверждать, что все виноваты одинаково.

– Вас следовало бы пригласить на нашу конференцию. Рассуждаете как истинный конфликтолог, – сказал Заур, открывая дверь.

Он расплатился с водителем, вышел, взял рюкзак и ноутбук с заднего сиденья. Через полуоткрытое окошко попрощался со стариком и обернулся к зданию мэрии.

Аккуратные скамейки в маленьком скверике перед мэрией, выкрашенные в бронзовый цвет, мусорные ящики, фонтаны и пальмы радовали глаз. Прекрасную композицию портила лишь одна деталь – два искусственных дерева с лампочками светящимися по ночам. Своеобразный китч, производимый Китаем для третьих стран. Заур подосадовал на то, что эти безвкусные уродливые деревья, встречающиеся на каждом углу в Баку, теперь появились и здесь, нанося ущерб облику этого прекрасного города.

Каждый раз, приезжая в Тифлис, он назначал свои встречи перед зданием мэрии. Сегодня он собирался позвонить и встретиться здесь со своим другом Шотой Карбедиа, работающим в Кавказском Доме, чтобы тот препроводил его в отель. Но Заур не спешил звонить. Часы показывали одиннадцать, и, наверное Шота, выпивший вчера вечером немало вина, теперь спал как невинный младенец. Заур совсем не чувствовал усталости. Хотелось лишь принять душ. Представив, как он лежит в ванне, в теплой воде, затрепетал от предвкушения вполне доступного в ближайшее время удовольствия. Теперь же хотелось найти кафе, поесть чего-нибудь, а затем немного пройтись по старому Тифлису.

Свернув на улицу, справа от мэрии, он остановился перед первым попавшимся кафе и заглянул в огромную витрину. Это место скорее напоминало МакДональдс, нежели кафе. Он открыл дверь и вошел. Первое, что увидел, - пластиковые подносы возле кассы. Он ненавидел систему самообслуживания. Захотелось выйти, но, под пристальными взглядами двух официанток и высокого парня за кассой, Заур заколебался. Чертыхнувшись, выбрал себе столик у окна, положил рюкзак, ноутбук и куртку на стул и подошел к кассе. Взял два гамбургера, картошку фри и колу. Заплатил, и с подносом направился обратно к столику.

Он был готов к активному участию на дискуссиях этим вечером. Уже не раз приходилось бывать на подобных конференциях, так что по этой части опыт у него имелся. И тема обсуждения была очень простой: «Роль НПО в решении конфликтов». Да, тема была нехитрой, с учетом того, что все, включая и организаторов, знали, что НПО не играют, не играли и не будут играть никакой роли в решении конфликтов.

Откусив от гамбургера большой кусок, он достал ноутбук. Тут подошла одна из официанток и спросила по-русски:

– Вы, кажется, из Баку?

Заур с интересом посмотрел на нее. Брюнетка, среднего роста. Та самая официантка, которая раскладывала еду на подносе. Волосы аккуратно собраны сзади. Мини-юбка едва прикрывает колени. Грубые рабочие руки портят красоту лица и фигуры.

– Да, из Баку. А как вы догадались? – равнодушно спросил он и уставился на монитор. Ему совсем не хотелось разговаривать.

– У меня хорошая интуиция. Знаете, моя тетя долгие годы жила в Баку. Была там замужем.

Сказав это, девушка начала протирать и без того чистый стол. Заур смотрел на нервные, бессмысленные движения ее рук. После бесценной информации о тете возникла необходимость сказать что-нибудь.

– О, прекрасно. А теперь она там уже не живет?

Девушка взглянула Зауру прямо в глаза. В этих глазах была пустота и грусть.

–Тетя еле спаслась, когда армян выгоняли из Баку. С мужем-азербайджанцем они переехали в Краснодар, а затем в Канаду.

Заур откусил от гамбургера еще кусок, отпил холодной колы.

– Значит, вы - армянка.

Не вопрос, лишь констатация факта.

– Да, армянка. Мы тбилисские армяне. Может, вы и не поверите, но в Ереване я была всего два раза. В самом конце этой улицы начинается старый Тифлис, Майдан. Там бани. Вокруг этих бань армянский, грузинский и азербайджанский кварталы. Мой отец хорошо знал грузинский и азербайджанский. Годами мы жили и живем там в мире. Пусть будут прокляты те, кто начал эту бессмысленную войну. Я всегда в детстве хотела побывать в Баку. Но этой мечте не суждено было сбыться. Не судьба…

Заур открыл на компьютере нужный ему файл. Поднял голову и молча посмотрел на девушку. Хотя она и понимала, что мешает ему, уйти не спешила. У Заура не было желания слушать ее, разделять ее воспоминания. Он устал от подобных разговоров. В качестве зачинателей войны все указывали на какие-то аморфные политические круги, каких-то политических деятелей, обвиняли и проклинали их. Клишированные доводы утомляли его. И вот, уже во второй раз за день, он встречался именно с таким собеседником.

– Можно кое-что спросить у вас? – робко произнесла девушка.

– Конечно.

– Сколько стоят такие ноутбуки?

Заур положил гамбургер в тарелку, обернулся к ней и сказал:

– Верно. Между нами всегда был мир и дружба. А что теперь? Откуда взялась эта война? Я тоже не понимаю.

Закончив фразу, он сосредоточился на мониторе. С аппетитом жуя гамбургер, начал читать e-mail, полученный на прошлой неделе.

А племянница армянской тети, сбежавшей из Баку, увидев, что разговор не клеится, разочарованно пробормотав: «Приятного аппетита», отошла.

Заур не заметил, как она ушла. Он жевал уже второй гамбургер.

2

Нижеследующий e-mail Заур Джалилов – координатор проекта Кавказского Центра Миротворческих Инициатив (КЦМИ) – получил четыре дня назад, 8-го ноября.

 

 «Уважаемые друзья!

По инициативе Фонда Генриха Бёлля и участии представителей азербайджанских, армянских и грузинских НПО и СМИ будет проведена трехдневная конференция на тему «РОЛЬ НПО И СМИ В МИРОТВОРЧЕСТВЕ».

 

Фонд собирается развивать новый проект, который будет содействовать региональному сотрудничеству и обмену информацией.

Цели конференции – налаживание контактов и развитие подходов регионального сотрудничества, построения доверия и сетей между теми региональными партнерами, которые активны в области культуры, политики и трансформации конфликтов. Мы ожидаем, что кроме того, что будут намечены идеи насчет совместных проектов в области «культуры и мира», на этой встрече станет также возможным наметить перспективы для будущего примирения народов Южного Кавказа.

 

На конференции будут участвовать следующие НПО И СМИ:

Центр Регионального Сотрудничества и Глобализации (ЦРСГ) – Армения

Кавказский Центр Миротворческих Инициатив (КЦМИ) – Азербайджан

Кавказский Дом – Грузия

Общественное объединение «Нет войне» - Грузия

Газета «168 часов» - Армения

Газета «Муасир Мусават» - Азербайджан

Газета «Великий Азербайджан» - Азербайджан

Газета «Сакартвело республика» - Грузия

Газета «Айкакан Жаманак» - Армения

Газета «Асавал-дасавали» - Грузия

Газета «Алия» - Грузия

 

Прибытие участников: 12 ноября до 17.00

Место проживания: отель «АТА», адрес: улица Леселидзе, 17. (номера забронированы Фондом).

Открытие конференции: 12 ноября до 18.00, адрес: отель «Мариотт», проспект Руставели, 13.

 

Прошу участников строго следовать вышеобозначенному графику. На открытии будет представлена детальная информация о графике работ предстоящей конференции.

 

С уважением,

Эрнст Копф

Директор южно-кавказского бюро Фонда Генриха Бёлля.»

 

КЦМИ не был зарегистрирован в минюсте, но это не мешало работать, потому что благодаря неординарным проектам организация находилась в зоне внимания международных доноров. Председателем этой НПО, где Заур работал уже два года, был ветеран карабахской войны Акиф Таги, прошедший годичный спецкурс по конфликтологии в Польше и ставший широко известным на Южном Кавказе своей миротворческой деятельностью. КЦМИ систематически получал финансовую поддержку из французских, английских, немецких и американских фондов, осуществлял проекты и готовил репорты во всех, за исключением Армении и Нагорного Карабаха, точках Южного Кавказа, даже в Южной Осетии и Абхазии - непризнанных республиках, в зоне сепаратистских режимов. В рамках этих проектов Заур побывал в Южной Осетии и Абхазии, опубликовал ряд статей в нескольких русскоязычных газетах Азербайджана. Организация не отрицала возможность поездок в Нагорный Карабах и Армению. Сам председатель, Акиф Таги, уже дважды побывал в Армении. Однако другие члены организации, в том числе и Заур, не решались на такой шаг, боясь общественного порицания и давления, с которым пришлось бы столкнуться после возвращения на родину – массированных атак НПО и СМИ, выступающих против всяких контактов с армянами.

Позиция Кавказского Центра Миротворческих Инициатив была известна каждому в Азербайджане. Организация отрицала возможность решения нагорно-карабахского конфликта военным путем и при каждом удобном случае озвучивала лозунг: «Нагорно-карабахский конфликт не может быть решен военным путем». Акиф Таги полагал, что восстановление территориальной целостности Азербайджанской Республики военным путем возможно, но это не будет окончательным разрешением нагорно-карабахского конфликта.

Он постоянно повторял: «Нагорно-карабахский конфликт нельзя решать пещерными методами. Поэтому мы должны уметь отличать «нагорно-карабахский конфликт» от «оккупации территории Азербайджанской Республики». Нагорно-карабахский конфликт не является всего лишь территориальной проблемой, это достаточно сложный вопрос. Мы должны донести до общественности бессмысленность войны с нагорно-карабахскими армянами – гражданами Азербайджанской Республики. Наша позиция заключается в том, что следует обвинять не Нагорный Карабах, а Армению и стоящие за ней пещерные государства».

Заур закончил есть. Часы показывали двенадцать, уже можно было звонить Шоте. Запомнив новые имена в списке участников конференции, он выключил ноутбук, положил его в сумку, одел куртку. Попрощавшись с персоналом, вышел из кафе. Прямо напротив был интернет-клуб. Изображения мобильных и стационарных телефонов, украшающие стекло, подсказывали, что отсюда можно и позвонить. Заур перешел дорогу и вошел в клуб. Подошел к девушке, сидящей в похожей на аквариум стеклянной будке.

– На мобильный? – спросила девушка.

– Да.

– Продиктуйте, пожалуйста, номер.

Заур протянул ей визитную карточку Шоты:

– Пожалуйста.

Быстрыми, как автомат пальцами девушка набрала номер, прижала трубку к уху, через пару секунд указала глазами на конец зала и сказала: «Пройдите ко второму телефону». Заур подошел к аппарату, снял трубку и услышал сонный хрип Шоты.

– Алло.

– Шота, это я, Заур. Я в Тбилиси.

– Оооо. Заур, дорогой, как ты? – Шота немного оживился и после короткой паузы спросил, - Давно приехал? Почему так поздно позвонил?

– Да какая разница… Когда сможешь быть в городе?

– Через полчаса, сорок пять минут буду там, где скажешь. Ты сейчас где?

– Возле мэрии, спущусь вниз к Старому городу. Найдем там какое-нибудь кафе и выпьем кофе. Потом отведешь меня в отель.

– Ты что, на улице Леселидзе? Спроси там у кого-нибудь...

Заур обернулся к девушке:

– Простите, это улица Леселидзе?

– Да.

– Благодарю. Да, Шота, та самая улица.

– Ты будешь жить в АТА?

–Ну да.

– Ты сейчас прямо возле отеля находишься. Спустись чуть вниз, сверни направо и выйдешь к отелю. Иди, оставь вещи, прими душ, потом спускайся в Старый город. Там есть кафе «Гордый грузин». У любого можешь спросить – покажут. Там кофе – просто бесподобный! Ровно через сорок пять минут буду.

– Ладно, давай быстрей, а то мне тут с утра талдычат о необходимости мира во всем мире. С ума схожу.

Шота хохотнул, еще раз повторил как пройти к отелю, как потом найти кафе, во сколько быть там - и положил трубку.

Заур заплатил девушке по счету в 1 лари 40 тетри, вышел на улицу и глубоко вдохнул, вбирая в себя воздух Тифлиса. Этот город всегда казался ему по-особенному близким и родным. Хотя никаких веских оснований для подобных чувств у него не было. Может, если бы он долгое время жил здесь, или у него была подружка-грузинка, эти теплые смутные чувства к чужому городу были бы объяснимы. Но ничего подобного. Взглянув на проходящих по улице девушек, он улыбнулся: «Любовь с грузинкой... Звучит дико…».

Он стал неторопливо спускаться по улице. После первого поворота направо появилось пятиэтажное здание с крупными буквами «АТА» на фасаде. Толкнув массивную железную дверь, он очутился в прохладном фойе. Поднялся на второй этаж и открыл дверь в «Reception». Уловив сигнал открывающейся двери, молодая девушка мгновенно вынырнула из интернета и еще на пороге одарила Заура широкой дежурной улыбкой.

– Слушаю вас.

– Я Заур Джалилов. Для меня...

– Вы на конференцию?

– Да.

– Номер 304. Вот ваши ключи, – сказала девушка, взглянув на бумаги, лежащие на столе. – Ваш паспорт, пожалуйста.

Она взяла паспорт, торопливо переписала данные и вернула его с улыбкой Зауру:

– Вы можете подняться к себе.

– Благодарю. Не знаете, из нашей делегации кто-нибудь еще приехал?

Девушка еще раз взглянула на бумаги.

– Должны были приехать еще две девушки из Азербайджана. Но их еще нет.

–Да, знаю, журналистки. Они приедут на автобусе.

Девушка не обратив внимания на его слова, продолжила:

– А из Армении двое уже приехали. Они в своих номерах. Ждем еще одного.

– Из Армении?

– Да.

– Ясно. Большое спасибо.

– И вам тоже, - Цикл общения с Зауром она завершила еще одной клонированной улыбкой во весь рот.

По широкой лестнице Заур поднялся на третий этаж. Открыл дверь в свой 304-ый. Комната резко контрастировала с внешним видом отеля и лестничными площадками. Заур побывал во многих загранпоездках, но уют и комфортность номера приятно удивили его. Здесь на достаточно большом пространстве размещались: широкая кровать, ЖК телевизор, мини-бар, шифоньер с большим зеркалом, письменный стол с удобным офисным креслом, мягкая мебель со стеклянным журнальным столиком у окна. Положив сумки на кровать, он помчался в ванную. Боже, какая красота! Голубой кафель слился в неописуемой гармонии с перламутровой белизной ванны-джакузи.

Хотелось забраться под душ, но времени было мало. Надо еще найти кафе «Гордый грузин», о котором говорил Шота. Оглядевшись в комнате напоследок, он вышел в вестибюль, закрыл номер, по–мальчишечьи сбежал по ступенькам и распахнув железную дверь, бросился в тбилисскую прохладу. Остановился, перевел дух. Выпрямился и уже не спеша стал спускаться к Старому городу. Он так радовался, что вырвался из пыльного, забитого пробками, чадного Баку, где было не продохнуть от «капремонта». Деревья и люди, в пестрых одеждах, завораживали взгляд и наполняли его необычайной легкостью. Он настолько проникся царящим вокруг волшебством, что не заметил, как дошел до улочек старого Тифлиса.

Старый город находится на юго-востоке Тифлиса и является историческим центром города, застроенный традиционной «тбилисской архитектурой», 2-3-этажными каменными домами с открытыми галереями или резными деревянными балкончиками, нависающими над крутыми мощеными кирпичом улочками. К таким домам снаружи пристроены лестницы, а в комнаты можно войти с балкона. Фасады домов, как правило, обвиты виноградной лозой, которая бежит по трещинам и зазубринам в стенах, по оградам и крышам. Эти дома, возникшие в начале XIX века, сохранились в основном в районе Хлебной площади, на ул. Алавердова, Горгасали.

Традиционные грузинские дворики, с причудливыми резными летними верандами, винными погребами и большим дубом в центре, воспеты многими поэтами.

Здесь же на одной из улиц в районе площади Горгасали расположены знаменитые тбилисские бани. Жители города любят отдыхать в банях, в особенности серных.

Заур очень любил этот прекрасный, древний город, растянувшийся тонкой нитью вдоль Куры. Он был готов без устали бродить вокруг старых домов, смотреть на стены, которые, казалось впитали не только прошлое, но и само время, застывшее тут навечно. Балконы из резного дерева – хранители средневекового духа, выглядели еще красивее после реставрации. Развалины храма Нарикала, церкви Анчисхати, Метехи, Сиони, бани царя Ростома, Тбилисская мечеть-джума… Столько мест, куда стоило пойти в этом Старом городе.

Свернув на одну из узких улочек, он спросил у первого попавшегося парня о кафе «Гордый грузин». Как и предсказывал Шота, Зауру удалось с первой попытки выяснить, что если пройти по улице метров пятьдесят и свернуть направо, можно оказаться прямо перед кафе. Поблагодарив парня, он продолжил путь, посматривая на витрины с сувенирами, расположенные по обеим сторонам улицы. Вовремя свернув направо, Заур увидел кафе и вошел внутрь. Ретроспективные фотографии, украшавшие стены пустого заведения, создавали атмосферу веселого Тифлиса 60-х годов. Заур удивился – в отличие от традиционных грузинских кафе, здесь не были вывешены грузинские князья аля Пиросмани, существенно деформированные лица которых свидетельствовали о значительном воздействии спиртного на момент их увековечивания. Причем при виде подобных произведений, закрадывалось подозрение, что вино пили не только натурщики, но и авторы картин. Разглядывая фотографии, Заур подумал, что они не совсем соответствуют названию кафе. Грузины на них были просто веселые. Его размышления были прерваны возникновением девушки с нехарактерной для грузинок большой колыхающейся грудью.

– Мобрдзандит, батоно[Добро пожаловать – на грузинском].

- Простите, я не знаю грузинский, – сказал по-русски Заур со смущенным выражением лица. – Это кафе «Гордый грузин»?

– Да.

– Я должен встретиться здесь с другом.

– Пожалуйста, садитесь где хотите, –произнесла девушка, пожав плечами.

Заур выбрал круглый столик на двоих в полутемном уголке кафе. Солнечные лучи, кажется, совсем не проникали на эту улицу Старого города. Меланхолическая атмосфера вызывала все большую апатию у чувствующего нарастающую усталость Заура. Он лениво снял куртку, повесил на вешалке и встретился с вопросительным взглядом официантки.

– Кофе. И пепельницу, пожалуйста.

Девушка с заметным равнодушием произнесла «сейчас» и отошла. Заур посмотрел на часы. Шота должен был появиться с минуты на минуту. Хотелось скинуть обувь, но Заур не был уверен, что носки сохранили свежесть. Закурил, задумался о конференции, которая должна была начаться вечером. Ничего нового и значительного не предвиделось, но он знал, что следует проявлять осторожность. Знал, что все сказанное здесь моментально будет передано в Баку корреспондентками газет «Муасир Мусават» и «Великий Азербайджан». Над КЦМИ сгущались темные тучи. Если и тут он будет говорить лишнее, не обуздает свое миролюбие, то ура-патриоты в Баку поднимут шумиху, станут атаковать Акифа Таги и его организацию километровыми статьями. Заур припомнил Диляру из «Великого Азербайджана» и Севду из «Муасир Мусават». Представив последнюю, невольно улыбнулся: «Господи, что может быть естественнее девственности столь отвратительного, уродливого создания? И зачем ей эта зацикленность на разговорах о сохранении чести? О каком предложении может идти речь там, где нет спроса? Знает ли она сама, насколько уродлива?».

Девушка, передав заказ на кухню, вернулась за стойку и перелистывая глянцевый грузинский журнал, попеременно бросала косые взгляды на странного молодого человека, который развалившись на стуле и пуская дым изо рта и ноздрей одновременно, глупо улыбался глядя в потолок.

На пороге кафе появился высокий, длинноволосый Шота. Увидев старого друга, Заур вскочил и подошел к нему большими шагами. Они крепко обнялись. Каждый раз, когда он видел Шоту, казалось, что тот вырос и стал еще выше. Шота, набрав в легкие воздух, закричал:

– Почему не предупредил, биджо?! Я бы встретил тебя на вокзале!

– Да зачем? Увиделись ведь… К тому же ты знал, что я сегодня приезжаю поездом. Так что не надо мне лапшу вешать…

– Карги ра[Ладно, да - на грузинском]! Не стыди меня.

Заур не отступал:

- Вы все спите допоздна. Вообще, грузины большие лентяи. Если бы не борчалинские азербайджанцы, вы умерли бы с голоду еще в 90-х.

Не успела гордая грузинка испепелить гневным взглядом Заура, как незнакомый ей высокий соотечественник ввел ее в состояние тихого бешенства, потому что вместо должного ответа этому наглому азербайджанцу он согласился с ним:

– Дай Бог им здоровья. Картошка, лук, овощи и фрукты – все это благодаря вашим. А мы целые сутки только и делаем, что пьем. Давай сядем, Заур.

Идя к столу Шота обернулся и что-то сказал девушке по-грузински. Официантка не меняя выражения лица, величественно отвернулась и последовала на кухню.

– Что ты ей сказал? – спросил Заур.

– Сказал, что хотел бы выпить хорошего кофе из рук прекрасной девушки. Да-а-а, мой друг, пора уже учить наш язык! Сто раз за год приезжаешь, – Шота повесил куртку на спинку стула, пригладил волосы, подмигнул и продолжил, – ты уже все тут облазил, даже до Абхазии добрался.

Заур улыбнулся и закурил.

– Абхазия… Самое нелепое место на земле, ей-богу. Не знаю, почему бы не дать им независимость.

Стол затрясся от громогласного смеха Шоты.

– В таком случае и вы должны дать независимость карабахским армянам!

Заур сделал серьезное лицо:

– Дорогой, вот тут ты допускаешь ошибку. Ведь нагорно-карабахский конфликт для вас в некотором смысле является доходным местом. Ты в этом не должен быть заинтересован. А вот и наш кофе.

С неприличествующим грузинскому гостеприимству пренебрежением девушка поставила чашки на стол и вернулась за стойку, даже не взглянув на посетителей. Заур покачал головой:

– Можно подумать мы изнасиловать ее хотели. Ну и ну…

Отпив глоток Шота полушутливо - полусерьезно спросил:

– Не уходи от темы. Почему это карабахский конфликт для нас доходное место?

Заур удивленно посмотрел на Шоту:

– Обиделся что ли?

– Да нет, что ты, просто интересно.

– Ну раз интересно – слушай. Армяне и азербайджанцы обычно встречаются в Тбилиси, и Грузия в этом смысле играет роль посредника, моста. Я прав? – И не дожидаясь ответа Шоты, продолжил: - Международные организации открывают офисы здесь, и здесь же проводят встречи армянской и азербайджанской сторон, то есть деньги оседают у вас. Вы делаете немалые деньги на диптуризме. Вот я, например, потрачу в Тбилиси минимум 300-400 долларов. Я еще не говорю о том, что газопроводы, нефтепроводы проходят через Грузию. Если бы не война, маршрут, конечно же, сократили бы на 600 километров и проложили бы более выгодный - через Армению. Сейчас прокладывают железнодорожную линию Баку-Тбилиси-Ахалкалаки-Карс, хотя есть готовая Гюмри-Карс, которую просто надо запустить. Я к тому, что грузины кормятся не только за счет борчалинцев. Из-за азербайджано-армянского конфликта международные проекты реализуются именно здесь и спускают деньги вам. А кофе великолепный, слов нет, – смачно причмокнул Заур и обратился к официантке, – отличный кофе, благодарю.

Девушка, всё это время внимательно слушавшая Заура и злая на него как собака, требовательно смотрела на Шоту, будто надеясь, что он, наконец, придет в себя и отреагирует должным образом. Не будь здесь мужчина-грузин, она сама дала бы ответ невоспитанному азербайджанцу. Однако, здесь находился ее соплеменник, и поставить на место выскочку обязан был он. Но Шота только и делал, что улыбался. Он достал сигарету из пачки Заура и закурил, с наслаждением выпуская дым Kent4 в потолок, сощурил глаза, и медленно заговорил:

–Вчера пили с ребятами. К нам в Кавказский Дом французы приехали. До трех ночи просидели в ресторане. О вашем конфликте тоже поговорили. Где-то ты прав. Согласен, что не только борчалинцы… Наш кофе отлично снимает похмелье, правда?

– «Наш кофе»? Вообще-то, это кофе по-турецки. Ты что, пошел по пути армян?

– Ладно, хватит биджо! Вспомнил зов предков?

Заур потушил сигарету и стал рассматривать официантку, которая почему-то вышла из-за стойки и встав к ним в профиль, замерла как статуя уставившись в одну из фотографий на стене. Голубая блузка с белыми цветочками, облегающие брюки цвета хаки, белые ботинки. Большая грудь, готовая в любую секунду прорвать блузку с белыми цветочками и несоразмерно узкие бедра, переходящие в невыразительные ноги, похожие на переваренные макароны. Девушка могла бы считаться образцом безвкусия. Но следовало признать, что в целом грузины и грузинки одевались гораздо лучше азербайджанцев и азербайджанок. Заметив, куда смотрит Заур, Шота улыбнулся:

– Когда Бог создавал женщину, не ожидал, что будут и такие несуразные экземпляры. Что, влюбился?

Заур с упреком в глазах посмотрел на Шоту.

– Тише ты. Она ненавидит меня. Тебя уже тоже.

– Не обращай внимания… Еще будешь кофе?

– Нет, спасибо.

– Ну что, какие планы на сегодня?

– Нужно немного отдохнуть в отеле, привести себя в порядок и прийти вечером на конференцию. Вот и весь план.

– Будут гости из Осетии. Из абхазов, живущих в Тбилиси тоже. Интересно, кто представляет Карабах?

– Точно не знаю. Но в рассылке Эрнста, из Карабаха никого не было. Видимо они остановятся не в нашем отеле. Не важно, все равно вечером встретимся.

– Сепаратисты собираются под одной крышей - объявил Шота и попросил на русском счет у официантки.

Она стояла в режиме полной готовности и счет с молниеносной скоростью оказался на столе. Шота, не дав Зауру опомниться, положил деньги на стол. Они надели куртки, вышли и направились по мощеным брусчаткой извилистым улицам Старого города к отелю АТА. По дороге Шота рассказывал о проводящихся в городе строительных работах, деятельности Саакашвили, некомпетентности оппозиции. Чувствовалось, что своим президентом он доволен. Как же иначе, ведь одним из взобравшихся на баррикады во время Революции роз был он сам. Когда Саакашвили сел в президентское кресло «розовая» тбилисская молодежь три дня гуляла в осетинском ресторане. Под конец третьего дня Шота и два его товарища были доставлены в больницу, где им поставили диагноз «отравление» и вылечили промыванием желудка.

Когда они дошли до отеля, часы показывали без четверти два. Договорившись встретиться в 17.30, они попрощались. Заур бегом поднялся в свой номер. Разделся догола и стал ходить взад-вперед по комнате. Ему доставляло огромное наслаждение ходить нагишом в одиночестве. Он включил воду, чтоб наполнить ванну, аккуратно повесил одежду в шифоньере, разложил свои вещи, погулял еще по комнате и наконец - погрузился в горячую воду. Закрыв глаза, поочередно вспомнил встреченных сегодня людей: таксист, тбилисская армянка, горделивая большегрудая официантка в кафе «Гордый грузин»… Заур пошлепал ладонями по воде. Поднявшиеся в воздух мыльные пузыри переливались в лучах солнца, проникающих сквозь матовое стекло ванной комнаты. Хотелось уснуть, не выходя из воды. Вероятность утонуть в ванне казалась смешной, но тем не менее он принял душ, обтерся досуха и лег на кровать. Было бы неплохо поспать пару часов, чтобы убить время, но, спать не хотелось. Телевизор смотреть он не любил, а тут еще грузинские каналы… Он вспомнил о книге в рюкзаке. Закурил, открыл 38-ую страницу, на которой остановился в прошлый раз, и начал читать. Это был «Джан» Андрея Платонова.

Заур мог считать себя достаточно счастливым человеком хотя бы потому, что его судьба не походила на судьбу Чагатаева.

3

Он уже дочитывал 61-ю страницу романа, когда ровно в 17.30, Шота позвонил в номер.

– Спускаешься?

– Сейчас, оденусь и спущусь. Хочешь, поднимайся ко мне.

– Нет, подожду тебя на улице.

Заур, удивленный пунктуальностью Шоты, подумал, что тот, наверно никуда не уходил и дожидался три часа в одном из кафе поблизости. Это предположение вызвало у него улыбку. Хотелось есть, но надо было потерпеть до ужина после конференции. Он посмотрел в зеркало на свой плоский живот. Ради поддержания формы стоило и поголодать.

Шота курил на обочине с запрокинутой вверх головой. Заур так и не понял, куда тот смотрел. Беседуя, они добрались до отеля «Мариотт» и без десяти шесть уже были в роскошном холле, откуда поднялись в конференц-зал на последнем этаже гостиницы.

Намеченное на 18.00 мероприятие началось с присущим кавказцам опозданием. Участники ходили из угла в угол, некоторые выходили покурить, другие пили чай или кофе. Заур увидел прибывших из Баку девушек. Они были неразлучны как сиамские близнецы и ходили вместе. Даже в туалет они сбегали, держась за руки. Двадцатичетырехлетняя хилая, невысокая, подстриженная под каре по моде начала 90-х, большеносая и ядовитая на язык Диляра представляла на этом мероприятии газету «Великий Азербайджан». Ее подруга Севда, девственница, о которой вспоминал Заур в кафе «Гордый грузин», считалась лицом «Муасир Мусават». Эта двадцатидвухлетняя девушка, уже успела добраться до должности заместителя главного редактора. Заур сухо поздоровался с девушками и отошел к окну.

Армянские журналисты появились с опозданием на пять минут. Эрнст Копф раздраженно поглядывал на часы, когда вошла сотрудница газеты «168 часов», известная публицистка Луиза Иванян. Заур подошел поздороваться. Они познакомились в Тифлисе в прошлом году на мероприятии Хельсинской Гражданской Ассамблеи. Невысокая, сероглазая, курносая Луиза больше походила на депрессивную французскую феминистку, нежели на армянку. Она сдавленно рассмеялась и поздоровалась с Зауром. Расспросили друг друга о делах. Луиза сообщила, что хочет эмигрировать в Европу, что она устала от всей этой царящей вокруг бессмыслицы. Заур в ответ сказал, что весь Кавказ – сущий ад, что и в Баку тот, у кого есть голова на плечах, сматывает удочки.

Артуш Сароян – журналист газеты «Айкакан Жаманак» – курил, отвернувшись к окну, и совершенно не интересовался происходящим вокруг. Он выглядел одиноким и равнодушным. Внешность Артуша показалась Зауру знакомой, но вспомнить, где он его видел, не удалось. Хотел спросить у Луизы, но она уже беседовала с грузинскими коллегами, наверно рассказывала им о своих планах по поводу эмиграции. А Степан Мелконян, председатель Центра Регионального Сотрудничества и Глобализации, пытался наладить контакт с журналистками из Азербайджана. Они его явно не воспринимали. На их лице читалось лишь одно: «Как смеет этот наглый армянин, подлый оккупант разговаривать с нами?!». Степан, догадавшись, что не услышит ничего хорошего от прижавшихся друг к дружке девушек, смотрящих на него с ненавистью, покачал головой и подошел к Эрнсту Копфу. Шота, собравший вокруг себя грузин, осетин и абхазов с пеной у рта пытался им что-то доказать. Понаблюдав за ними некоторое время, Заур понял, сколь он далек от грузино-абхазского, грузино-осетинского конфликтов, и что испытывает к ним лишь формальный интерес. С Аланом Цхобребовым из осетинской делегации они были знакомы – встречались в Цхинвали. Алан был инвалидом войны, а теперь стал миротворцем. Заметив Заура, он отделился от группы и подошел к нему. Они обнялись.

– Как ты, Заур? Совсем пропал. Не пишешь.

– Ей-богу, столько дел, что не продохнуть. Как дела в Цхинвале? – спросил Заур закуривая сигарету.

– В Цхинвале - всё путем. Ты успел со всеми познакомиться?

– С некоторыми знаком, с некоторыми еще нет. Ты не знаешь, кто приехал из Карабаха?

– Конечно, знаю, – подмигнул Алан, и продолжил в жанре оперативного доклада: – Вон, двое стоят у двери. Видишь полного усатого мужчину? Это Давид Арутюнян. Из Степанакерта. Участник войны. Теперь создал свою НПО, помогает пленным. Я встречался с ним однажды в Ереване. Молодой парень, стоящий с ним рядом – Гурген Агаджанян, преподаватель философии Степанакертского университета.

Заур недовольно покачал головой:

– Что это с вами происходит? Сначала, не моргнув глазом, убиваете людей, а потом приступаете к миротворческой деятельности. Кажется, это уже вошло в моду на Южном Кавказе.

Алан обиженно посмотрел на Заура:

– Чтобы увидеть абсурдность, мерзость и ужас войны, обязательно нужно пройти через этот ад. Голос твой из теплого местечка доносится... Видно, что ни разу даже звука выстрела не слышал.

Заур сожалел о сказанном. Алан был неплохим человеком, и не хотелось его обижать.

– Прошу, не обижайся. Я не сомневаюсь в твоей искренности…

– В искренности Давида тоже можешь не сомневаться, - перебил его Алан.

– Тебе кажется, что я делаю для тебя исключение?

– Разве нет?

– Нет. Вы все для меня равны.

Алан с недоверием посмотрел на Заура.

– В каком смысле?

– Во всех смыслах.

Общий шум в зале неожиданно прервался строгим голосом Эрнст Копфа, который говорил на русском языке с сильным немецким акцентом:

– Уже 18.15. Прошу занять места в зале. Мы и так опоздали на пятнадцать минут!

Для немца такая непунктуальность – трагедия. Даже если этот немец долгое время обитал в странах Южного Кавказа, своей генетической памяти он изменить не мог.

Участники организованно заняли свои места за огромным круглым столом. Перед каждым стояла подогнутая бумага формата А4 на которой были написаны имена-фамилии и название НПО или СМИ, которые он представлял. Всем раздали ручки и блокноты. Гости приняли более или менее серьезно-деловой вид, хотя прекрасно знали, каким ненужным делом занимаются. Кроме представителей Южного Кавказа на мероприятии участвовали также европейцы – сотрудники посольств Англии, Франции и Германии – смотрящие на кавказцев как на некий диковинный фрукт и считающие их мелкие, абсурдные конфликты вполне безопасным приключением для себя.

Заур внимательно смотрел на Артуша Сарояна. Молодой армянин, который ни с кем не вступал в диалог, сторонился всех и сохранял безразличие к происходящему, тоже буквально пожирал глазами Заура, словно пытаясь вспомнить нечто очень значимое, вызвать усилием воли что-то затерянное в глубинах памяти. Но… Заур вспомнил его… Вспомнил вдруг… Лучше бы не вспоминал…

Он почувствовал, как задыхается, теряет самообладание. Сделал глоток «Набеглави». Ему показалось, что он выдал себя и что все теперь смотрят на него. Хотя кроме Артуша, сохранявшего хладнокровие, никто в его сторону не смотрел. Артуш казалось, сосредоточился на решении какого-то сложного уравнения, но его волнение выдавали большие, наполнившиеся вдруг влагой глаза. Как можно было забыть эти глаза? Эти глаза неотступно преследовали Заура годами. А теперь они смотрели на него здесь, в Тифлисе. Нет! Это не Артуш… не тот Артуш! А фамилия… фамилия… Сароян… И ведь глаза те же самые…

В голове Артуша проносились схожие мысли. Симпатичный представитель вражеской страны казался ему не только знакомым, но даже родным. Широкий лоб, черные глаза, нехарактерный для кавказцев небольшой нос, длинные ресницы. На мраморном лице Артуша не было ни интереса, ни волнения – только и только вопрос… Вопрос, нерешительность и сомнение …

Эрнст Копф - директор южно-кавказского отдела Фонда Генриха Бёлля пару раз постучал пальцем по микрофону и начал:

– Уважаемые друзья, дорогие гости. По сути, все вы находитесь на своей земле, своей родине. Это Южный Кавказ и, несмотря на все конфликты, кровавые события прошлого, Кавказ продолжает оставаться вашим общим домом. Так что в гости тут пришли не вы, а я.

Сказав это, Эрнст засмеялся. Присутствующие поддержали его бурными аплодисментами и одобряющими улыбками. Он, отсмеявшись, поблагодарил участников и продолжил:

– Да, мы европейцы. И вы все – члены созданной нами европейской семьи, то есть Совета Европы.

Аудитория зааплодировала вновь. Но на этот раз представители сепаратистских режимов не присоединились к аплодисментам, так как никакого отношения к европейской семье и Совету Европы не имели. Эрнст решительно продолжил:

– В последние годы, в особенности после присоединения Азербайджана, Армении и Грузии к Политике Нового Соседства, Европейский Союз стал проводить более активную деятельность на Южном Кавказе! В следующем, 2007-ом году ЕС вместе с южно-кавказскими республиками начнет готовить проекты для возможности воспользоваться финансовой помощью программы под названием Инструмент Европейского Соседства и Партнерства. Кроме этого, с нынешнего года специальный представитель ЕС на Южном Кавказе, посол Питер Семнеби проявляет особую активность в решении вопросов связанных с конфликтами. Также ЕС в последние годы сделал сравнительно большее количество политических заявлений относительно конфликтных точек в регионе. Предполагается, что ЕС проявит инициативу в получении финансовых средств от фонда Инструмент Европейского Соседства и Партнерства для различных проектов, связанных с региональными конфликтами. С этой точки зрения, Грузия продемонстрировала успешную лоббистскую деятельность для получения мощной политической поддержки Европейского Союза в решении южноосетинского и абхазского конфликтов.

После этих слов сидящие рядом с Эрнстом Алан и Шота стали шептаться за его спиной. Эрнст, не обратив на них внимания, продолжил:

– Постепенно увеличиваются возможности ЕС в решении южно-кавказских конфликтов. Но это вовсе не значит, что ЕС, вместо помощи путем политических заявлений и осуществления проектов, прибегнет к военной силе. Считаю, что лучшей помощью ЕС нагорно-карабахскому конфликту стало бы его членство в Минской Группе ОБСЕ. Правда, я не полномочен в решении этих вопросов, а лишь выражаю свои пожелания.

Для решения конфликтов на Южном Кавказе все стороны должны сесть за стол переговоров и подготовиться к сложным компромиссам. Сегодня здесь мы будем общаться около двух часов, узнавать друг друга поближе. А начиная с завтрашнего дня проведем двухдневную конференцию по намеченной программе. Армяне, грузины, абхазы, осетины – сегодня мы собрались вместе, и обратите внимание, между этими народами нет никаких проблем, посмотрите, как они вежливы и предупредительны друг к другу. Значит, при должных условиях они готовы жить в мире и согласии. В течение двух дней мы как цивилизованные люди поговорим о своих проблемах, обсудим наболевшее.

Есть большая необходимость в создании доверия у конфликтующих сторон и взаимопонимания у людей. На всем Южном Кавказе должны быть созданы условия для добровольного возвращения беженцев и вынужденных переселенцев в свои покинутые во время войны дома. Стороны должны понять: не конфликт, а его решение принесет пользу, в особенности экономическую и торговую. Если Южный Кавказ станет функционировать в качестве экономической зоны, все большее число иностранных инвесторов станет проявлять интерес к этому региону. А главное, чтобы правительства трех республик и трех непризнанных республик не давали своим гражданам обещаний по поводу скорейшего решения конфликтов военным путем!

Журналистки из Азербайджана хмыкнули и покачали головой. Эрнст посмотрел в их сторону:

– Вы, кажется, что-то хотите сказать. Пожалуйста.

Диляра Манафлы из «Великого Азербайджана» заскрипела на скверном русском языке:

– Конечно, мы сторонники мирного урегулирования конфликта. Однако если это окажется невозможным, мы способны освободить наши земли военным путем. То есть, готовы сражаться, если придется. Пока Армения не отзовет свои оккупантские войска из Нагорного Карабаха, пока не освободит земли ни о каком экономическом сотрудничестве и речи быть не может.

– Очень нам надо ваше экономическое сотрудничество… – сказал вполголоса Давид, пренебрежительно взглянув в сторону девушек.

Догадавшись, что ситуация может выйти из-под контроля Эрнст вмешался:

– Прошу обойтись без реплик. Как модератор этого мероприятия я требую обсуждения роли СМИ и НПО в конфликтах и соблюдения формата. А теперь я хотел бы, чтобы каждая из сторон рассказала об истории, причинно-следственных связях собственного конфликта. Обсудим обстоятельства, протекшие с самого начала войны и по сей день, поговорим о минувшем времени. Поделитесь с нами – что вы потеряли и что приобрели. Я хотел бы, чтоб первым начал Заур Джалилов – представитель Кавказского Центра Миротворческих Инициатив. – Эрнст улыбнулся и добавил, – просто потому, что нагорно-карабахский конфликт был первым конфликтом на этнической почве не только в регионе, но и во всем СССР. Господин Джалилов, пожалуйста.

Заур отпил глоток воды, поблагодарил Эрнста Копфа, поприветствовал гостей и приступил:

– Как уже отметил господин Копф, сразу после развала СССР, получившая независимость Республика Армения поддержала терроризм на государственном уровне и превратила его в одно из главных средств агрессорской политики. Но хочу донести до вашего внимания, что нагорно-карабахский конфликт начался не после развала СССР, а тремя годами раньше. Что касается поддержки терроризма на государственном уровне, то на этот счет есть многочисленные факты и судебные материалы. Теракты против мирного населения Азербайджанской Республики финансировались армянским правительством и осуществлялись спецслужбами этой страны. Армения, фактически, развязала открытую и несправедливую войну против Азербайджана. Армянские военные части нарушили азербайджанскую границу, вошли в Карабах, объединились с армянскими сепаратистами Нагорного Карабаха и приступили к оккупации азербайджанских земель. К ним примкнули и части вооруженных сил СССР, размещенные в Армении и Нагорно-Карабахской Автономной Области.

Артуш, все это время внимавший Зауру с легкой улыбкой на губах, вдруг перебил его:

– Нагорно-карабахские армяне просто хотели независимости. Это было и остается их правом. Чего ждать армянам от сегодняшнего Азербайджана, который ущемляет права даже своих граждан – этнических тюрков? Все равно вы уничтожите армян. Вы подняли оружие на нагорно-карабахских армян. Значит, вы уничтожали собственных граждан.

– Господин Сароян, я просил обойтись без реплик. Призываю вас соблюдать регламент, – раздраженно перебил его Эрнст.

– Господин Копф, я не возражаю. Артуш может продолжить. Мне тоже интересно, – сказал Заур.

– Но прошу участников не превращать это в традицию. Пожалуйста, господин Сароян, – нехотя согласился Эрнст.

– Благодарю. У меня пока всё, – улыбнулся Артуш. – Пусть продолжит Заур.

Заур тоже выразил свою благодарность и продолжил:

– Армяне претендовали на азербайджанские земли, в том числе на Нагорный Карабах, потому, что это было составной частью их стратегического плана, направленного на создание «Великой Армении». Они также претендуют на восточную часть Турции, которую называют Западной Арменией. Это уже патология. Армяне на протяжении истории оставались верны дашнакским «традициям» и при каждом удобном случае приступали к борьбе за реализацию этого плана. С приходом в 1985-ом году к власти в СССР Горбачева, который благоволил армянам, армянские сепаратисты в очередной раз проявили активность. И потому этот конфликт идет не между нами и Нагорным Карабахом. Так как мы не признаем такого субъекта. Эта война идет между Азербайджаном и Арменией.

Диляра и Севда исполнились бесконечной благодарностью к Зауру. От сотрудника Акифа Таги такого категорического выступления они не ожидали.

– Господин Джалилов, достаточно послушать вас, чтобы увидеть масштаб этой проблемы. Хотя вы – представитель организации, известной своей миротворческой деятельностью. Такое резкое выступление мог бы сделать любой азербайджанец. Разве не должен миротворец отличаться от обычного гражданина своей просветительской миссией? – спросил Эрнст.

Сидящие в зале сепаратисты ухмыльнулись. Шота и другие грузины безмолвно поддерживали Заура. А Артуш сидел с непроницаемым лицом, как ни в чем не бывало.

– Господин Копф, я понимаю вас, – сказал Заур. Но вы сами захотели, чтобы мы поведали об истории, причинно-следственных отношениях наших конфликтов. Вот я и совершаю экскурс в историю. Гости из Армении и Карабаха при желании могут внести поправки в мои слова. Договорились?

Эрнст закрыл глаза и поднял голову к потолку:

– Хорошо, продолжайте.

– Хочу обратить ваше внимание на Ходжалинскую трагедию, случившуюся в ночь с 25-го на 26-ое февраля 1992-го года. В ту ночь произошло самое трагичное событие современной истории. Армянские военные объединения вместе с солдатами 366-ого мотострелкового полка России учинили в Ходжалы страшный геноцид против азербайджанцев.

Вы здесь говорите о европейских ценностях, о законах. Организация Объединенных Наций также подтвердила факт несправедливой войны с Азербайджаном, нарушения его территориальной целостности и оккупации земель армянами. Совбез ООН принял четыре резолюции по поводу освобождения азербайджанских территорий оккупированных армянскими вооруженными силами. Однако армянские оккупанты до сегодняшнего дня не выполняют эти резолюции. Но мы принимаем то, что потенциал мира еще не исчерпан, что ради мира мы должны работать, не покладая рук. Знаете ли, что Азербайджан создал понятие «азербайджанства» – уникального национального единства, – на самом деле акцентирующее понятие гражданства и далеко выходящее за узкие этнические рамки. Азербайджан никогда не поднимет оружие на своих граждан. Мы считаем, что азербайджанский народ должен решить нагорно-карабахскую проблему мирным путем. Возможности для этого у нас тоже есть. Азербайджанский народ не является народом, созданным этническими националистами. Азербайджанский народ – народ, сформированный на основе национального единства, созданного великими азербайджанцами. Здесь есть место каждой этнической группе – русским, евреям, талышам, армянам, лезгинам…

Давид занервничал:

– Но карабахские армяне не хотят видеть себя в этом списке, не хотят становиться гражданами Азербайджана. Вы должны понять это раз и навсегда! Население Карабаха обладает правом на самоопределение...

– Если они этого не хотят, то могут отправляться в другое государство. Например, в Армению. А Карабах – неотъемлемая часть Азербайджана. Конечно, каждый народ обладает правом на самоопределение, но не забывайте, что армяне воспользовались этим правом и создали Республику Армения. Короче говоря, любой армянин, которому не по душе азербайджанское гражданство может переселиться в страну, созданную своим народом.

Тут Заур заметил нахмуривающиеся брови грузин и понял, что озвучил мысль, которая их никоим образом не устраивала – это доказывали головы осетин и абхазов, которые покачивались в знак согласия. Но прочно укоренившееся в нем мнение о глубочайшей бессмысленности подобных конференций убедило его не переживать о сказанном.

– Я считаю, что если футбольные команды ваших стран проведут игры в Азербайджане и Армении, это создаст некую почву для сближения ваших народов, – сказал Эрнст.

– Вы мыслите как настоящий европеец. Понять вас не трудно. Но учтите, что в наших странах спорт никогда не воспринимался в качестве символа мира. Это невозможно, – сказал Артуш.

– У нас больше миллиона беженцев и переселенцев. У кого-то армяне убили родителей, у кого-то брата или сестру. Проводя на их глазах такое мероприятие, мы не можем дать гарантию, что кто-то не выскочит на стадион и не причинит армянским футболистам в лучшем случае увечье. Мы не можем поднять флаг и сыграть гимн страны, захватившей 20 процентов наших земель. Это наше категорическое мнение. Мы не согласны проводить встречи наших сборных ни в Баку, ни в Ереване. Азербайджан высказал свое мнение УЕФА. Игры могут проводиться только лишь на нейтральных стадионах, – сказал Заур.

– Мы представители НПО, господин Джалилов. Наш лексикон должен отличаться от лексикона политиков и рядовых граждан. Я абсолютно согласен с господином Копфом. Говорим о гражданском обществе, говорим о миротворчестве, а потом приступаем к взаимным обвинениям. Мы не на рыцарском турнире. Я догадываюсь, что стоит за обвинениями моего коллеги Заура – он боится жесткой встречи после своего возвращения в Баку. Не хотелось, чтоб у него были проблемы. Поэтому прошу присутствующих отнестись к нему с пониманием, – сдержанно сказал Артуш.

– Азербайджан не Армения, где оказывают давление на инакомыслящих. Во всяком случае, был расстрелян ваш, а не наш парламент, - ответила ему величественная Диляра.

– А Эльмара Гусейнова, главного редактора журнала «Монитор», тоже армяне убили?

В этот момент корреспондентка газеты «Асавал-Дасавали» Нино Думбадзе закричала с места:

– Сколько можно говорить об Азербайджане и Армении? Учтите, есть и другие вопросы, подлежащие обсуждению.

Гурген Агаджанян перебил Нино:

– Заур и Диляра говорят об агрессии и оккупации. Какая еще оккупация?! Народ Карабаха не хотел оставаться в составе Азербайджана и решил отделиться. А Азербайджан не захотел это допустить. Мы были вынуждены ответить войной на войну. Что может быть естественнее? Теперь здесь мы выслушиваем выступления о культуре совместного проживания. Как мы можем жить с этим народом вместе? Чтобы понять каким будет их отношение к карабахским армянам достаточно взглянуть на хачкары[Крест-камни, армянские памятники средневекового искусства, обычно устанавливаемая у дорог, при монастырях, внутри и на фасадах храмов], на наши древние церкви, разрушенные в Казахском районе и Нахчыване. В Азербайджане систематически уничтожаются армянские исторические архитектурные памятники. Они хотят стереть следы армян отовсюду и в итоге добиваются этого. Я говорю о разрушении церкви Святого Саркиса в Казахе, находящемся в приграничной зоне. Если учесть, что вандалы используют при этом технику, выходит, что это целенаправленный вандализм, руководимый государством. Исполнительный комитет Газахского района заявляет, будто не знает о таком факте. Церковь Святого Саркиса обладает огромным историческим и архитектурным значением. Это один из древнейших памятников Таушского региона Древней Армении, созданный в 1163-ом году.

– Следите за словами! Не Тауш, а Товуз! Это древний тюркский край, я сама из Товуза. Он никогда никакого отношения к армянам не имел! – вскочила с места Севда.

Багровый Гурген покачал головой:

- Наш Тауш не имеет ничего общего с Товузом.

Незнакомый с вопросом Заур сказал первое, что пришло в голову:

– Я ничего об этом не знаю. Но даже если в этом регионе и была церковь, то вероятнее всего она албанская. На территории Азербайджана нет армянских памятников.

– Начиная с 60-х годов, вы пытаетесь выдать церковь Святого Саркиса за албанский памятник, – усмехнулся Артуш. – А ведь после 7-8 веков, когда на Кавказ вступили войска Арабского Халифата, Албанскому государству и народу был положен конец. Зачем это народу, поголовно принявшему ислам, возводить церковь спустя пять веков? Думаете, что сможете скрыть таким образом факт проживания армян на этих землях? Ладно, если это албанская церковь, то почему азербайджанцы ее разрушают? В Нахчыване и Джуге тоже уничтожены хачкары. Есть фото и видеоматериалы, подтверждающие это. А власти Азербайджана не допускают появления там международных экспертов.

– Не власти Азербайджана, а нефть Азербайджана, – поправил Степан. – Не будь там нефти, эксперты осмотрели бы каждый сантиметр.

– Что касается варварства, вы тоже уничтожили наши памятники в Шуше, Карабахе и в самой Армении, которая на самом деле является древней тюркской землей. Если станем спорить о том, кто первый начал и кто причинил больший вред, то вы – явно проиграете, – вмешалась Диляра.

– Кого вы имеете в виду, говоря «мы»? – усмехнулся Гурген. – О каких азербайджанских памятниках в Армении может идти речь? Ведь государство под названием Азербайджан, возникло лишь в 1918-ом году, а азербайджанский народ в 30-х годах 20-го века…

– Что касается международных экспертов, которые не могут посетить Нахчыван, хочу сказать, что мы и сами не можем этого сделать, – подошел к проблеме Заур с другого аспекта. – Вы хоть знаете кто такой Васиф Талыбов[Метафизическое явление, сверхчеловек, верховный жрец, всемогущий Председатель Верховного Меджлиса Нахчыванской Автономной Республики]? При желании он может в мгновение ока стереть с лица земли всех нас вместе с этим отелем...

Зал взорвался громким хохотом. Не смеялись лишь две пары глаз, внимательно смотрящие друг на друга. Лишь два лица сохраняли серьезность. На фоне катающихся от хохота людей они выглядели довольно таинственно и странно. На лицах Заура и Артуша не читалось ни малейшего выражения. Невозможно было понять, о чем они думают. Они просто смотрели друг на друга, словно пытаясь узнать всё ближе и ближе…

После пятнадцатиминутного кофе-брейк, во время которого Артуш и Заур не перемолвились ни словом, конференцию продолжили осетины и абхазы. Они без умолку говорили о свободе, о своем праве на самоопределение, нападая с двух сторон на Грузию. Агрессивный Шота совершил несколько попыток перебить их, но Эрнст, набравшийся опыта после предыдущей схватки, пресекал на корню все поползновения. В какой-то момент карабахские армяне захотели поддержать своих осетинских и абхазских братьев, но Эрнст помешал и им. Он побагровел и вспотел. Наверное, посылал в душе проклятия тем, кто «заставил его работать с этими обезьянами». Ситуация грозилась вырваться из-под контроля. Только Артуш и Заур сохраняли хладнокровие. Ничто их не интересовало. Никого и ничего они не слышали. Они будто застыли посреди всего этого хаоса. Хорошо, что никто не обращал на них внимания… кроме Шоты. Он уже некоторое время с интересом наблюдал, как смотрят друг на друга его азербайджанский друг и армянский коллега. Но в голову не приходил ни один более или менее правдоподобный вариант объяснения этой таинственной связи, возникшей буквально на его глазах. Шота решил во что бы то не стало разгадать эту загадку.

Мероприятие закончилось в 20.10. Эрнст пригласил гостей в ресторан отеля «Мариотт», а сам побежал в туалет. Только сейчас, переступив через порог ресторана, Заур понял, что дико проголодался. В животе урчало.

Ресторан, где царила теплая интимная атмосфера, напоминал небольшие залы, встречающиеся во многих бакинских домах торжеств. В центре был накрыт большой шведский стол, а на круглых столах возле окна стояли алкогольные и безалкогольные напитки. Заур наполнил свою тарелку снедью и подошел к окну. Смешал водку с апельсиновым соком и начал есть, смотря на Площадь Свободы. Шота беседовал с Эрнстом, вернувшимся из туалета. Затем к ним присоединился Давид. Диляра и Севда наконец нашли общий язык с Луизой, и иногда даже улыбались. Луиза, от начала до конца во время выступлений молчала и не вмешивалась в споры, наверно, именно этим она завоевала симпатию девушек. Артуш, беседовавший с Аланом, часто бросал мимолетные взгляды на Заура. Заур закончил есть и вновь подошел к столу, наполнил на сей раз тарелку наполовину, сделал коктейль из водки и сока и вернулся к своему месту у окна. Неторопливо пережевывая жаркое, он услышал за спиной «салам»[Здравствуй (азерб.)] на родном языке, вздрогнул и молниеносно обернулся.

В глазах Артуша брезжила улыбка, губы были плотно поджаты. Поглаживая бокал пива, который он держал обеими руками, Артуш произнес еще раз:

– Салам.

– Салам, – нерешительно сказал Заур. Он поставил рюмку на подоконник и протянул Артушу руку. Артуш пожал ее. Его ладонь оказалась мягкой и теплой. Приняв равнодушный вид, Артуш продолжил по-русски:

– Ты из Баку?

Они оба почувствовали, как абсурдно звучит этот вопрос.

– Нет, из Нахчывана, - улыбнулся Заур.

Артуш от души рассмеялся.

– Отлично… Значит ты меня не узнал…

Заур опустил голову. Конечно же он узнал его. Эх, быть бы ему таким же смелым, самоуверенным, как Артуш. Сомнения развеялись. Перед ним стоял тот самый Артуш. Тот самый. Марки, альбомы, первая сигарета, первый…

Он поднял голову и взглянул прямо ему в глаза. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Этот взгляд был ответом Артушу. Отошедший от Эрнста с Давидом Шота стоял недалеко с бокалом вина в руках и наблюдал за ними. Он не имел представления, о чем они говорят. Но ведь они и не разговаривали почти. Просто смотрели друг на друга. Шота застыл от удивления. Что это? Сближение двух врагов? Или это не просто сближение? А нечто большее?..

– По крайней мере, у нас есть что обсудить, – нарушил наконец молчание Артуш.

– Да, есть.

– В таком случае?

– Прямо здесь?

Артуш оглянулся вокруг. Шота быстро отвел глаза.

– Ты в АТА? – спросил Артуш.

– Да.

– И я тоже…

– Знаю.

– Не против, если я зайду?

– …

– Если не хочешь…

– Нет-нет… Конечно, приходи… Когда?

– Я сейчас выйду. А ты будь в отеле через полчаса. Ладно?

– Хорошо. Мне надо немного поговорить с Шотой… И с нашими девочками… Как объяснить им столь быстрый уход?

– Скажи, болит голова, устал. Думаю, проблем не будет.

– Ладно… Артуш.

4

Заур курил, нервно вышагивая по комнате.

Часы показывали пятнадцать минут десятого: «Сейчас он придет. Я открою дверь и увижу его - гладко выбритое лицо, большие глаза, жемчужные зубы. Он улыбнется. Чуть склонит шею, протянет мне руку. Мы обнимемся… Нет, не на пороге, после того как крепко закроем дверь…». Заур прижался к стене, испугавшись, что может потерять сознание от охватившей его страсти. «Ну, где же ты…».

А вот и стук в дверь, тихий, но настойчивый стук. Он выпрямился, поспешно потушил сигарету, надушился туалетной водой Ultraviolet и побежал к двери.

Открыл.

Замер.

На нем были джинсы Wrangler, подчеркивающие мельчайшие детали его фигуры, и темно-зеленая майка с надписью Heavy Metal, плюс зачесанные назад непослушные волосы… Что за дикая энергия! Что за мощь!

Артуш зашел, прикрыл дверь и протянул Зауру бутылку спрятанную за спиной.

– Пятизвездочный Арарат. В честь нашей встречи.

– Артуш… Я…

Он погладил Заура по щеке.

– Я волнуюсь не меньше тебя, поверь мне…

***

Что такое любовь? Что это за красота, которую невозможно увидеть, невозможно потрогать? Быть может, она – лучший сюрприз, подготовленный для нас жизнью? Сила, что внезапно подчиняет нас себе? Зачем прибегать к длинным фразам, чтобы объяснить ее суть? Ее понимают все. Язык у нее один. Она не признает ни границ, ни наций, ни рас, ни врагов. Неизвестно, как и когда приходит, неизвестно, как и когда уходит. Если жизнь – это обман, то лишь одна она правдива среди всей этой фальши – любовь! Она может выглядеть нежной, прекрасной, а на самом деле она жестока и безжалостна. Она блистающее солнце, ближайшая к земле звезда! Горька как яд, сладка как мед. Надо бояться и горечи и сладости ее! Любовь слепа. Она туман, возносящийся в небо от жалобных вздохов.

Любовь – это слезы, слезы и вздохи, что возносятся в небо в отеле АТА. Она – проклятье двух любовников, разделенных бессмысленной войной. Любовь – это песнь, струящаяся с уст влюбленных, способных сказать, несмотря на все препятствия: «Я тебя любил, я тебя люблю, я буду тебя любить». А что касается гомосексуальной любви, то еще англо-американский писатель Кристофер Ишервуд сказал, что в основе сексуальной ориентации лежит не сексуальное влечение, а романтические чувства. И «голубая» любовь более возвышенное чувство, нежели только секс.

Они должны были очиститься, дабы избавиться от грязи, нанесенной минувшими годами, месяцами, днями, - от агитпропа их стран, осуждения соплеменников. Они сплелись в ванне, под теплой водой. На ресницах Артуша дрожали капли воды. Заур не в силах оторваться от очарования его черных глаз крепко прижимал к себе возлюбленного, словно боясь потерять его в очередной раз. Артуш помог ему раздеться. Снял рубашку Заура, бросил ее на пол и прикоснулся языком к его соску. Тело Заура пронзили электрические волны. Артуш, не переставая ласкать его тело, медленно опустился на колени и стал покрывать поцелуями возвышающуюся гору Эльбрус.

Эльбрус готов был взорваться. Заур нежно поднял любовника с колен и припал к его губам. На стройном теле юноши капли воды походили на рубин. Заур ревновал его даже к воде. Он размазал по его телу ароматный гель для душа от Yves Rosches. В какой-то момент Артушу стало щекотно, и он звонко рассмеялся. Вдруг резко посерьезнел. Призывно посмотрел на Заура. Затем прислонился к кафелю и распахнул ворота древнего востока, которые годами украшали сны Заура, обволакивали его сердце. Заур прошел сквозь эти ворота весь охваченный дрожью.

…

Эти стоны были прекраснейшей колыбельной, величественнейшим гимном для них обоих, спонтанно сочиненной симфонией в честь слияния беззаветно влюбленных.

И эта симфония звучала теперь в отеле АТА.

…

Завернувшись в банные полотенца словно мумии, молодые люди вышли из ванной, не переставая целоваться. Легли в обнимку и перевели дыхание, не произнося некоторое время ни слова. Неожиданно Артуш рассмеялся: сначала тихо, затем захохотал как безумный.

Заур присоединился к нему.

– Что с тобой? – спросил он с изумлением.

– Знаешь, о чем я подумал?

– О чем?

– Подумал, что когда ты овладел мной, наверно, мстил за Карабах.

Заур прекратил смеяться и напряженно вгляделся в лицо своего любовника, будто ища ответ на беспокоящий его вопрос в больших глазах, длинных ресницах, пухлых губах Артуша.

– Ты и впрямь так считаешь? – обиженно спросил он.

– О чем ты, Заур? Конечно, я пошутил, – Артуш еще раз рассмеялся и помотал головой. – Была такая азербайджанская песня, может, помнишь:

Sevgilini s;nama,

S;nad;nsa q;nama.

Dolanaram ba;;na,

G;lin olsan anama.[Не испытывай любимую, а если уж испытал, не упрекай. Весь мир сложу у ног твоих, если станешь невесткой моей матери]

Заура тронуло, что армянин, который покинул Баку в раннем возрасте, до сих пор помнит эти баяты[Жанр азербайджанской народной поэзии]. Его глаза увлажнились. Однако сентиментальность сейчас была некстати. Чтобы свести разговор к шутке, он сказал:

– Не волнуйся. Тебе никогда не стать невесткой моей матери. Вообще, нашим матерям с нами не повезло. Невесток им не видать. Если б хоть братья у нас были – может не разочаровали бы родителей … – Он призадумался и добавил, – впрочем, как знать, может, и они оказались бы гётверанами[Пидор (азерб.). Слово универсально на всем Кавказе] вроде нас.

Артуш приподнялся и запротестовал:

– Ненавижу это слово! Ребята во дворе всегда обзывали меня гётвераном.

– Ничего не поделаешь, мы и есть гётвераны, – утомленно произнес Заур. – Не стоит обижаться.

Артуш, словно признаваясь в своей беспомощности перед этим аргументом, положил голову на грудь Заура и принялся поглаживать редкие волоски вокруг его пупка.

– Ладно, как скажешь…

Заур прикрыл глаза и запустил ладонь в волосы Артуша.

– Заур…

– Да, милый.

– Ты был в Карабахе?

– Был. Помнишь, съездил в Шушу в 88-ом? Когда Самед Фаикович спросил у меня в классе о значении Карабаха для нас, я рассказал ему о том, что весной ездил в Шушу.

– А я впервые побывал там три года назад, с отцом. Его друг из Степанакерта справлял свадьбу сыну. Мы побыли два дня в Степанакерте, потом отправились в Шуши. Там все еще видны следы войны… По ночам так страшно… Заур…

– Да.

– Этот город вам очень дорог?

– Конечно… Шуша считается колыбелью азербайджанской культуры. Искусство мугама достигло там пика своего развития. Это подтверждают вышедшие оттуда гении – Бюльбюль[Азербайджанский народный и оперный певец (1897-1961). Один из основоположников азербайджанского национального музыкального театра, народный артист СССР], Джаббар Гарягды оглу[Ханенде, композитор, музыкальный деятель (1861-1944). Народный артист Азербайджана], Сеид Шушинский[Азербайджанский певец-ханенде, представитель шушинской вокальной школы (1889-1965)] – и факты вроде убийства Каджара[Ага Мохаммед-хан Каджар (1741—1797), правитель Ирана в 1779—1797 годах, шах с 1796 года. Основатель династии Каджаров. Был сыном предводителя азербайджанского племени каджаров. Убит в Шуше]. Если бы Шуша была армянским городом, то и из вас вышел хотя бы один исполнитель мугама.

Артуш поднял голову и кокетливо возразил:

– Чем же ты отличаешься от таких конъюнктурщиков, как Зия Буниятов[Азербайджанский учёный, востоковед, академик Академии наук Азербайджана, Герой Советского Союза], который все наши церкви называл албанскими? По твоим словам получается, что чуть ли не с начала творения на территории нынешнего Азербайджана жили азербайджанцы, точнее тюрки, татары? Это откровенная ложь. Ведь азербайджанцы не автохтоны! Азербайджанцами вас назвал Сталин. Благодарить вы должны его...

Заур с улыбкой на губах обхватил его за шею и притянул к себе:

– Ты так красив, когда злишься. Настоящий армянин – от своего не отступишься. Да ****ь твоих автохтонов, – Большой друг Азербайджана покойный Тур Хейердал сказал: «Человечество произошло от обезьяны, а норвежцы от азербайджанцев». А ты мне ****ишь про автохтонов - добавил он и впился в губы Артуша.

Резким движением Артуш обнял Заура, лег на спину и взвалил на себя своего любовника.

– Если бы я был настоящим армянином, то не лежал бы в объятьях заклятого врага. Да и ты не настоящий азербайджанец. На самом деле, ты прав… У нас нет нации… Нет-нет, не так. У нас одна нация – гётвераны.

***

Утреннее солнце, осветив утомленные тела молодых людей, устыдилось от увиденного. Смятые простыни пропитались потом. Он поцеловал Заура в щеку. Тот заморгал как несмышленый ребенок и посмотрел на Артуша, будто не понимая, где находится. Он так по-детски сладко и смешно наморщил лоб, что Артушу захотелось поцеловать еще раз это чудное создание, похожее на самого невинного младенца во вселенной. Артуш склонился и поцеловал его в губы. Этого поцелуя хватило, чтобы привести его в чувство. А Артуш не останавливался. Он прикусил мочку его уха, поцеловал глаза, лоб, соски, прикоснулся кончиком языка к горлу и спустился к пупку. Заур слегка застонал и подогнул колени:

– А это что такое?!

Артуш заметил капли крови на белой простыне. Увидев, что тот растерялся, Заур произнес срывающимся, словно простуженным, голосом:

– Ночью ты сделал мне очень больно. Мне еще никогда не было так больно.

– Что?! – воскликнул пораженный Артуш и начал быстро-быстро покрывать поцелуями каждый сантиметр его тела. – Прости меня, прости милый, – зашептал он, не переставая целовать своего любовника. Сейчас он казался себе самым жестоким, самым бессердечным человеком на свете. Вчера, едва увидев раздвинутый персик любимого, он не смог удержаться и расплакался. Горячие слезы оросили острие его готового к бою кинжала. И Артуш погрузил по рукоятку этот смоченный слезами кинжал в ножны Заура. А теперь вот раскаивался: «Ну почему же я не воспользовался вазелином или кремом? К чему такая грубость? Да, слезы священны, но крем не заменят! Не заменят!». Хотелось закричать, сделать что-нибудь из ряда вон выходящее. «Боже, откуда взялась эта любовь, которая охватывает все мое существо?! Как умещается это безграничное чувство в тесных рамках моей вселенной?».

Он снова заплакал. Заур не успокаивал его. Плачет – значит так надо, и мешать ему нельзя. Не говоря ни слова, он гладил Артуша по голове, по шее. Он знал, что так утешаются не только женщины, но и геи.

***

Сколько же им было, когда они впервые вкусили этот запретный плод?.. Эти годы кажутся сейчас далеким прошлым. Хотя не прошло и двадцати лет. В один из знойных бакинских дней, когда родителей Артуша не было дома, двое детей предались запретной любви. Их ключи и замочные скважины были тогда так малы... Они верили, что играют в игру. Все именно и началось с этой нетрадиционной, развратной игры. Два маленьких представителя двух враждующих народов слились еще незрелыми телами и дали по мере слабых своих сил отпор грядущему раздору, ненависти, вражде и войне…

Тем, кто не желал войны и не знал вражды, права на выбор не дали. Приговор был суровым – разлука!

А какое они имели отношение к этому раздору? Территориальные претензии, оружие, потоки крови – так были чужды им. Так от них далеки.

1

Баку.

Столица азиатской страны, раскрывшая свое сердце Европе. Древний и прекрасный город на берегу Хазара. Страна огней, страна людей, соединивших в себе ценности Европы и Азии. Волшебная атмосфера Баку вечно живет в памяти тех, кто хотя бы раз увидел его. А те, кто родился и вырос на этой земле, вообще не способны прожить без него ни дня, ни минуты… Баку был городом для всех вне зависимости от национальной принадлежности и вероисповедания – русских, армян, евреев, азербайджанцев, грузин, африканских студентов.

Еще в начале прошлого века Баку, занимающий особое место на карте мира привлек своей нефтью представителей разных национальностей. Многие даже не знают, что 1847-ом году в Биби-Эйбате предприняли первую попытку бурения нефтяной скважины механическим способом. Именно после этого начался приток иностранного капитала в нефтяную промышленность Баку. Если в 1879-ом году в Баку было 9 скважин, то в 1900-ом их число достигло 1710. Бакинская нефть вышла в мировое пространство. Наряду с нефтяной промышленностью стали развиваться и другие отрасли; появились заводы, мастерские, табачные фабрики, мельницы, работающие на паровом двигателе. Открылись новые банки, торговые и промышленные фирмы.

В Баку есть величественные исторические памятники, дома в Ичеришехере[Ичери шехер – уникальный исторический ансамбль, расположенный прямо в центре Баку. В этом месте, на холме у самого моря зарождался древний Баку. Город в XII веке по всему периметру был обнесен крепостными стенами, из-за чего Ичери шехер часто называют еще и крепостью], стены которых украшены восточными узорами, здания в стиле готики, барокко и рококо, возведенные известными архитекторами, строения во фламандском и псевдомавританском стилях.

В Азербайджане существует духовная категория людей, включенных в «Красную книгу», - бакинцы! Они продолжают оставаться бакинцами, хоть и рассыпались на сегодняшний день по всему миру. Бакинцы – нация, обладающая уникальной культурой, возникшей в результате слияния двух огромных и совершенно отличных друг от друга ментальных и географических пространств – Востока и Запада. Да-да, именно нация! У бакинцев есть даже песня: «Есть такая нация, бакинцы говорят». Они часто любят повторять выражение: «Бакинец и в Африке бакинец». Короче, бакинцы – это космополитичная общность людей, от всей души любящих родной город. Было время, когда жители этого города жили без забот и хлопот, весело и дружно, придумывали тысячу причин, чтобы превратить в праздник очередной день. Они любили национальную кухню, готовили вкусные мучные блюда, сладости, шутили на местный манер и вступали в смешанные браки. Поднимая на свадьбах бокалы с вином, гордо произносили: «Да здравствует Баку и бакинцы!..»

Недавно в местной русскоязычной газете «Эхо» опубликовали письмо живущего в ЮАР бакинца, еврея по происхождению. С душевной болью он писал: «Я пожимаю плечами, когда меня спрашивают о том, как я попал в Африку. Если живешь не на родине, не в Баку, какая разница, где жить?! Здесь, в Африке я создал для себя, своей семьи и бизнеса комфортные условия. Но по ночам я просыпаюсь от горячих слез, текущих по щекам – это плачет одинокое сердце, тоскующее по бакинскому солнцу, бакинскому морю... Мы, бакинцы, часто здесь встречаемся, пьем за бакинскую нацию, но не чокаемся, будто находимся на поминках. Ибо знаем… Знаем, что бакинской нации больше не будет. Она давно уже вымерла!»

Эти слова вы можете услышать почти от любого бывшего бакинца. И вправду, эти люди – ревностные блюстители бакинских традиций, верные хранители уникального городского фольклора…

Бакинцы, гуляя с гостями по городу, с гордостью показывают им места, где снимались «Человек-амфибия» и «Бриллиантовая рука», приводят цитаты из фильмов. А те в свою черед отмечают, что бакинцы чрезвычайно гостеприимные и хлебосольные люди. «Стоит раз попасться в руки к бакинцам – так тебя откормят, что мать родная не узнает», - эти слова стали уже поговоркой. Если вы пришли в гости в бакинскую семью, знайте, что после застолья можете не брать в рот ни крошки несколько дней кряду. Секрет уникальности бакинцев прост – они растут, вдыхая пленительный запах города и морских волн, нефти и ароматных фруктов.

О бакинском кафе «Наргиз» стоит рассказать особо. В нем снимался один из эпизодов «Человека-амфибии». В центре кафе находилась кухня, буфет и небольшой зал с местами для посетителей, а слева – открытый павильон, где продавались коктейли, мороженое, фруктовые соки и газированная вода. Директором этого павильона был армянин, незаменимый дядя Рачик. Ни один ресторан в городе не мог сравниться с «Наргиз» по части сервиса. За короткий срок с начала своего открытия «Наргиз» стал одним из излюбленных мест бакинцев. Застолья в этом кафе часто длились до самого утра. Засидевшиеся сильно за полночь клиенты сами провожали спешащих домой официантов, не забывая дать им солидные чаевые. А после ухода последнего посетителя сторож дядя Миша прибирал столы.

В кафе «Наргиз» часто случались драки. Однажды вечером здесь случилась большая драка с разбиванием тарелок, переворачиванием столов – в соответствии со всеми законами жанра. Увидев приближающихся милиционеров, дерущиеся поспешно разбежались. Пришли милиционеры, стали допрашивать свидетелей. Охранник Дядя Миша при этом спокойно курил в сторонке. Недовольные милиционеры раздраженно набросились на него: «Ну почему же вы впускаете хулиганов через порог?». Дядя Миша смерил их взглядом, и презрительно ответил: «А где вы здесь видите порог?!»

А нижеследующие стихи, написанные одним бакинским армянином, стали настоящим гимном Баку.

Улица Торговая, милая, родная.

Помню, как гуляли там, мы забот не зная.

На углу Карганова встретишься с друзьями,

Медленной походкой к Госбанку поплывешь.

Тысяча улыбок и сотни «здрасьте»…

К концу похода, глядь, - исчезли все напасти.

В ресторан в подвале, напротив Маслопрома,

Загляни с друзьями – будешь ты как дома.

С девушкой любимой, с рук купив билеты,

Радостно спешишь ты на пассаж Вэтэна

Музыку послушать, мороженым угостить,

И побыв немного в роли джентльмена,

В зале полутемном …

И так далее…

…

Да, Баку для всех был волшебным миром, святыней, где осуществлялись мечты. «Черное золото», добываемое из глубин голубого Хазара направляется из Баку в Джейхан и дарит много-много радостей всему миру. В песнях, сочиненных во славу Баку нашли отражение сердечная любовь, искренние душевные чувства тех, кто привязан к нему всем своим существом.

Сердца умиляются, восторгаются души от этого счастья. Конечно те, кому выпало родиться и жить в этом городе, неразделимы с ним. Ибо все их мечты, любимые дети, свадьбы, дороги судьбы связаны с этой святыней. Взлетев с его теплого лона, бакинцы скитались на чужбине. После недолгой разлуки, как только шасси самолета касалось земли, они от счастья взлетали на небо. Может поэтому во славу Баку слагались песни, писались стихи на различных наречьях.

Теперь Баку сильно изменился по сравнению с прошлым веком. Это изменение имеет как положительные, так и отрицательные стороны. В конце прошлого века город был охвачен штормом, сметающим все на своем пути. Ураганы, бушующие в водах Хазара, казались детской забавой по сравнению с тем, что происходило на бакинских улицах и площадях. 

2

Из двадцати двух учеников 9-го «Б» класса русской школы №2 с математическим уклоном, расположенной в центре этого интернационального города восемнадцать были азербайджанцами (двенадцать мальчиков и шесть девочек), один армянином, двое русскими и один евреем.

Студеным утром ноября 1989-го года в классе проходил урок азербайджанского языка. До сего дня никакого отрицательного отношения к армянам не было. Но сейчас Самед Фаикович слабым своим голосом рассказывал ученикам об армяно-азербайджанском конфликте, указкой в руке расширяя на карте СССР территорию Армянской ССР до Нагорно-Карабахской Автономной Области. Он говорил о несправедливых требованиях, крахе интернационализма и коммунизма, о том, что отечество находится в опасности. А ученики, затаив дыхание, тихо внимали каждому его слову.

– Ребята, те, кого еще вчера мы называли другом и братом сегодня могут превратиться во врагов. В Ереване и Степанакерте армяне провозглашают крайне несправедливые лозунги, претендуют на земли Азербайджанской ССР. Обратите внимание на карту! Вы же видите, что Нагорный Карабах никакого отношения к Армянской Республике не имеет. Это азербайджанские земли! Ну и что, что в Нагорном Карабахе проживают армяне? Выходит, из-за этого наши земли должны быть присоединены к Армении? У меня к вам вопрос, ребята. Каким будет ваше отношение к армянам, если такое случится, и наши земли у нас отнимут?

Все обратили внимание на самодовольную улыбку учителя.

Вопрос привел учеников в растерянность. Ответить на него было не так просто. Весь класс обернулся к парте в третьем ряду, за которой сидел Артуш. Одни смотрели на него со злобой, некоторые с состраданьем. Заур протянул руку под партой и обхватил холодные пальцы Артуша. Это был утешающий жест друга.

Сидящий в последнем ряду Камран поднял руку:

– Самед Фаикович, Карабах наш. Мы не отдадим его армянам! Мы совсем не такие как армяне. Ведь они даже не обрезаны.

В классе поднялся хохот. Девочки покраснели от смущения. Камран был второгодником, но как только армяне начали претендовать на Карабах, незаслуженно был переведен в девятый класс азербайджанскими учителями и директором, чьи патриотические чувства бушевали безгранично.

Учитель азербайджанского языка Самед Фаикович в черном двубортном костюме и голубом галстуке в белую горошинку наморщил лоб и улыбнулся:

– Значит Камран, ты говоришь, что Карабах наш? Ну-ка выйди к доске. Можешь обосновать свое мнение? На самом деле ты прав, Карабах действительно наш. Но это должны понять и армяне.

Самед Фаикович бросил мимолетный взгляд на Артуша. Покрасневший Артуш не поднимал головы. Заур еще крепче сжал его пальцы и с ненавистью посмотрел на горлопана Камрана. Тот стоял с открытым ртом и ничего не выражающим взглядом. Потужившись несколько секунд, он разом выпалил:

– У нас есть Бюльбюль, Натаван, мугам, тар, кеманча. Все они вышли из Карабаха. А у армян в Карабахе ничего нет. Они там гости и должны жить как гости. А если не хотят, то могут убираться.

Самед Фаикович засиял. Он зачесал волосы назад и с гордостью произнес:

– Молодец Камран! Откуда ты все это знаешь?

– Отец рассказывает. Уже год, как он рассказывает о хитрости, коварстве армян. Мой отец из Агдама. Хорошо их знает, – сказал Камран, показывая на Артуша.

Слова Камрана привели в восторг всех учеников-азербайджанцев, но вдруг Заур поднял руку:

– Самед Фаикович, я не согласен с Камраном.

– Заур?! Ты не согласен? Ладно, выйди к доске, – Самед Фаикович выпятил губы и послал в душе проклятья в адрес Заура, и таких же, как он синтетических русскоязычных. Он кашлянул и, не теряя достоинства, продолжил:

– А ты, ты-то можешь обосновать свое мнение? Что тебя не устраивает в словах Камрана?

– Да, могу! Все мы братья. Армяне, русские, азербайджанцы – какая разница? Ведь Артуш – один из лучших учеников нашего класса, не несет ответственности за выходки двух-трех глупцов в Армении и Карабахе!

– Значит так… Знаешь ли ты что значит Карабах, какую ценность он представляет для Азербайджана? Вот ты, например, был в Шуше?

– Да, был! Прошлой весной.

– Ты не чувствовал себя там как в настоящем азербайджанском городе, не ощутил азербайджанскую душу?

– Я советский гражданин и горд этим! Не верю в азербайджанскую, армянскую, русскую, еврейскую душу. Я верю в советскую душу.

– Видимо ты не получил должного воспитания в своей коммунистической семье. Это зовется «изменой». Садись, Заур.

По взглядам большинства азербайджанских учеников, направленным на Заура, было ясно, что они согласны с учителем. Самед Фаикович разнервничался. Этот патриот, регулярно посещающий подпольные собрания Серых волков понимал: придется еще долго стараться для того, чтобы превратить в людей манкуртов вроде Заура.

– Ладно, а кто-нибудь из вас бывал в Ереване? Кто-нибудь чувствовал там советскую душу, о которой рассказал Заур? Почему только мы, азербайджанцы должны быть носителями советской души, а армяне оставаться националистами, презрительно смотреть на нас? Почему у нас не должно быть националистских организаций, в то время как у армян есть Дашнаки?

Вячеслав Сапунов поднял руку и рассказал о своей поездке в Армению трехгодичной давности, шашлыке из свинины, который он пробовал в одном из домов отдыха на берегу озера Севан. Его слова привели учеников-азербайджанцев в ярость. При упоминании свинины Мирсалеху из рода сеидов[Сеиды – продолжатели рода Пророка Магомета] стало плохо, Самед Фаикович разрешил ему отправиться в туалет и вырвать. На этом азербайджано-армянское противостояние подошло к концу, так как прозвенел звонок.

Самед Фаикович глубоко вздохнул и не спеша вышел из класса. После него все ученики тоже покинули класс. Это была большая перемена, во время которой каждый занимался своим делом. Некоторые из ребят курили в укромном местечке, другие волочились за девочками, угощали их какао и бутербродами в школьном буфете, отличники читали свои стихи, посвященные девочкам. А Заур втолкнул Артуша в класс биологии и запер дверь на крючок.

Самый прекрасный для Заура человек на свете теперь побагровел от ярости и стыда. У Артуша дрожали губы, он готов был расплакаться.

– Ты должен быть сильным, Артуш, - сказал Заур. – Не обращай на них внимания. Увидишь, все утрясется, будет ещё лучше.

– Заур, не надо меня утешать. Ничего не утрясется. Вчера отец все нам объяснил. Армяне перешли в настоящее наступление. В Карабахе, Армении уже пролита кровь. От нас все скрывают. Москва все скрывает.

Заур понял, что потерпел поражение. Чем возразить? Этот бессмысленный конфликт, начатый армянами, мог отнять у него самого лучшего человека на свете, самые прекрасные глаза. Артуш не удержался и расплакался навзрыд. Заур наклонился и с грустью стал целовать соленые от слез глаза и щеки Артуша.

3

– Отец, что происходит в Карабахе? Почему армяне враждуют с нами?

Его отец, обычный советский инженер, посмотрел на сына с болью. Поставил стакан с чаем на стол и медленно заговорил.

– Армяне хотят присоединить Карабах к Армении. Говорят, что это их земли. Но на самом деле, Карабах – древняя азербайджанская земля, в то же время это желание армян идет наперекор интернационализму. Знаешь сынок, я не думаю, что все армяне плохие. Ашот, с которым мы дружим уже двадцать лет, говорит, что все эти выходки не более чем вздорный бред кучки сумасшедших.

Ответ не удовлетворил Заура.

– Я все же не могу понять – почему армяне хотят завоевать Карабах?

– Потому что, сынок, Карабах – прекрасная, благодатная земля, – сдержанно ответил отец.

– А эта земля всегда принадлежала нам?

– Повторяю, Карабах наша исконная земля. Еще в древние времена, когда наши великие предки впервые ступили в этот край, они вскрикнули: «Qara bax!... orada qar var!»[Посмотрите на снег. Там есть снег! (азерб.)]. А приблизившись к горам и увидев девственные леса, они закричали: «Qara ba;!»[Черный сад (азерб.)]. И вправду, склоны гор походили на черные сады. С тех пор этот край называют Карабахом. Сынок, знай, что это очень древний и славный край.

– Отец, у меня тоже есть друг армянин.

– Ты имеешь в виду Артуша? Хороший парень. Будьте крепкими в дружбе. Бессмысленные стычки не должны вам мешать.

Заур опустил голову:

– Отец… Но ведь в школе все его оскорбляют. Артуш говорит, что им придется уехать из Баку. Что… что я тогда буду делать?

Отец погладил сына по голове. Страдания сына вонзались в его сердце как кинжал.

– Сынок, послушай. Никто никуда не уедет. Понял? Артуш родился в Баку, здесь ему и жить. Поговори с ним, объясни, что беспокоиться не стоит. Никто не причинит ему и его семье вреда. Наш народ не жесток, не бессердечен. Армяне, живущие в Баку, не несут ответственности за проделки своих карабахских сородичей… В общем, не переживай. Все образуется. 

* * *

Артуш же окончательно уверился в том, что ничего не образуется.

Родители были в гостях у добродушной азербайджанской семьи, живущей по соседству. Эта русскоязычная старая бакинская семья беспокоилась за судьбу Артуша и его родителей. Они предлагали Борису, отцу мальчика уехать из города и снять на некоторое время квартиру в одном из отдаленных кварталов. Но Борис не соглашался. Незнакомцы в черных одеждах, прогуливающиеся по ночам вокруг их дома на улице Видади 136 беспокоили его, но он был непреклонен.

– Я никуда не собираюсь уходить из родного города. Ни Карабах, ни Армения мне не нужны. Я родился в Баку, в Баку и останусь, – говорил он.

Сердце Артуша, который остался дома один, билось как в клетке, подросток не мог найти себе места. Он надел куртку и вышел. С жадностью, будто в последний раз, смотрел он на городские улицы, исхоженные вдоль и поперек, на здания, на лица людей. Теперь он был здесь самым чужим человеком. Каждой клеточкой своего тела он ощущал это отчуждение.

Пешком он прошелся до Ичеришехера. Идти к Зауру, беспокоить его семью не хотелось. Через лабиринты улиц Старого города он вышел к Губернаторскому саду.

Он любил это место. Неутомимо бродил по вымощенным камнями тропинкам под редкими печальными деревьями. Он прошелся вдоль крепостной стены, устал и присел на скамейку между деревьями. Сквозь пальмы струились красноватые лучи заходящего солнца. Фонтан с гигантским бассейном перед чайханой не работал. Малыши, играющие в саду, бросали в бассейн камушки, радовались и хлопали в ладоши, когда попадали в выбранную цель.

Бледное солнце освещало серую крепостную стену, за спиной Артуша удлинялись тени деревьев. Сорванные нордом листья летели в воздухе и оседали в общую разноцветную кучу.

В сиянии заходящего солнца перед ним возник образ Заура.

Заур … самое прекрасное для него азербайджанское имя. Самое любимое имя на свете. У него искрящиеся глаза под длинными черными ресницами на смуглом миловидном лице. Такие выразительные и пьянящие глаза бывают только у азербайджанских парней. Профиль тонкобрового Заура напоминал Артушу древнегреческих богов.

Артуш любовно и страстно поддался своим грезам. Он закрыл глаза и вдруг услышал за спиной веселый смех:

– Кажется, рыцарь, ждущий возлюбленного, уснул!

Он вскочил. Прямо за ним стоял Заур. На нем была лазурного цвета сексуальная школьная форма. Пионерский галстук на его шее был того же цвета, что и губы. Ему захотелось поцеловать, укусить, окровавить эти губы. Но здесь, в этом парке, где было много людей, даже мысль об этом казалась тяжелым грехом.

– Как ты меня нашел?

Заур сел рядом и положил руку ему на плечо. Во влажных глазах Артуша читалась тревога, волнение и сомнение.

– Мне стало скучно дома. Мы говорили с отцом.

– О чем?

– О Карабахе, об армянах… Конкретно о тебе.

– Обо мне?

– Да, о тебе. Отец хорошего мнения о тебе. Говорит, что мы должны быть стойкими в дружбе. Ни на что не обращать внимания, – Заур произнес последнее предложение со смехом. Артуш тоже улыбнулся.

– А чего ты ждал? Думал, скажет, что будьте стойкими в своей любви?

Заур расхохотался. Ущипнул Артуша за плечо.

– Хватит нести чепуху. – Он оглянулся. – Вдруг услышит кто-нибудь. Бедный отец, узнает – сердце не выдержит.

– А разве он не узнает рано или поздно?

– Ты что, с ума сошел? Что узнает? – раздраженно сказал Заур и убрал руку с плеча Артуша.

– Успокойся. Я просто предположил.

– Не стоит делать даже предположений. Не надо.

– Просто знаешь, многие завидуют счастью голубых и пытаются из-за этого наказать их. Речь идет об обычной зависти. Ладно, неважно… Что еще сказал твой отец?

– Сказал, что все будет хорошо. Бакинские армяне никуда не уйдут. Никто не тронет их. Они граждане Азербайджана. Мы пуд соли вместе съели.

Артуш посмотрел на Заура так, будто видел его впервые. Встал, горько усмехнулся, порылся носком туфель в опавших листьях.

– Ты что Заур, с ума сошел? - сказал он, наконец.

– Это говорю не я, а отец. Хочешь сказать, что мой отец сумасшедший?

– Никто не говорит, что он сумасшедший. Но он не может знать как я, как мы, насколько близка трагедия. Может быть, у него действительно нет проблем с армянами. Но наша улица, - сказал Артуш, почему-то указывая рукой в сторону Баксовета, – днем и ночью полна какими-то странными людьми. Приходят, уходят, неизвестно, кого ищут, о ком спрашивают. Все одеты в черные кожаные куртки. На лицах ненависть, в глазах ярость. Вчера они сказали какую-то гадость моей матери, слышишь? Моей матери!

Заур тоже встал. Взял Артуша за плечи и начал трясти.

– Приди в себя! Что ты кричишь? Собираетесь всё бросить и бежать только из-за того, что в вашем дворе прогуливается пара бродяг. Это наш город!!! Без Баку тебе не прожить! Тебе не забыть запах этого моря!

– Ты еще многого не знаешь. Азербайджанские ребята в нашем дворе кричат мне вслед «пидор», «сукин сын», «армянская собака». Оскорбляют на каждом шагу. Хотя до вчерашнего дня мы были друзьями. Вместе играли в футбол, ходили на пляж…

– То, что ты говоришь - ничто по сравнению с тем, что довелось увидеть азербайджанцам в Армении!

Артуш застыл на месте как вкопанный, с широко раскрытыми глазами, будто его ударил ток. От неожиданности он раскрыл рот, за жемчужными зубами показался нежный, розовый язык. Он готов был расплакаться. Придя через некоторое время в себя, он ухватился рукой за лоб.

Заур тоже смутился и растерялся. Бессильно рухнул на скамью.

– Извини, – произнес он, не поднимая головы.

– За что? – сдавленный голос Артуша донесся откуда-то издалека, словно из глубины колодца.

– …

– Может ты и прав.

– Артуш, я…

– Молчи! Не будь двуличным. Ты думал и думаешь именно так. Значит, ты был неискренним, когда встал в классе на мою защиту! Зная, что ваших подвергают мучениям в Армении, ты из-за наших отношений выдал Самеду Фаиковичу совсем другое.

– Я и теперь отвечаю за свои слова. Отец говорит, что…

– Меня не интересует, что говорит твой отец, – перебил его Артуш. – Ты что, сам думать не умеешь? Не видишь, что творится? В Степанакерте, Агдаме пролилась кровь. О чем ты вообще говоришь!

– Да пролилась, – вскочил Заур. И что теперь? Могу повторить свои слова! Что бы ни творилось в Армении и Карабахе, никто здешних армян не тронет. Наш народ на это не способен! В чем же вы виноваты?!

– Ты так наивен? Так слеп? О чем ты? Какой еще народ?

Артуш перешел на крик. Женщины, сидящие на три скамейки справа обернулись на двух ожесточенно спорящих подростков. Мячик одного из детей, играющих в парке, скатился прямо к ногам Заура.

На пухленькой смуглой девчушке побежавшей за мячиком было светло-зеленое тонкое пальто и белая вязаная шапочка на голове. Помпончики шапочки смешно раскачивались и делали девочку похожей на зайчонка, только-только учащегося ходить.

Заур улыбнулся, склонился и подобрал мяч. Он присел на корточки и ласково спросил у малышки:

– Как тебя зовут, милая?

– Гюльбахар.

– А где мама и папа?

– Вооон там сидят, – показала девочка на молодых родителей, которые сидели на одной из скамеек на другой стороне фонтана.

– Держи свой мячик и смотри не убегай далеко. Ладно? Играй рядом с мамой и папой, – сказал он и, сам не зная, почему, поцеловал ее.

Девочка, получив свой мяч, убежала, а Артуш, все это время с интересом наблюдавший за странными действиями Заура, спросил у того:

– Что? Захотелось попробовать себя в роли отца?

– Прекрати. Просто я люблю детей. Ленин их тоже очень любил.

– Ленин? Какой еще Ленин? – расхохотался Артуш как сумасшедший. – До каких пор ты собираешься носить этот галстук? Ты что, не можешь оставить его дома? Спятил?

– Не твое дело, - сказал обиженно Заур и вновь присел на скамью. Нравится – вот и ношу. Да сядь ты, наконец, не стой над душой!

Артуш не переставая смеяться, присел рядом с Зауром и положил руку на его колено.

– Обиделся? Не имеешь права. Я знаю, какой ты умный, глубокий человек, сердце которого полно любовью. Я даже презираю себя за то, что не могу быть таким добрым, благожелательным, как ты.

– Что за бредни? Ты все это обо мне?

Артуш подмигнул Зауру и указал на другую сторону бассейна:

– Думаешь, я не понял, почему ты так долго болтал с той девочкой?

– Почему же? – спросил заинтригованный Заур.

– Ты начал вести себя как настоящий «папаша», чтобы склока между нами не выходила за рамки приличия, чтобы мы не обижали друг друга.

Заур глубокомысленно посмотрел на своего любовника. Сейчас им обоим хотелось лишь одного – страстно поцеловаться, заняться любовью, подняться на вершину блаженства.

– Так странно, Артуш…

– Что странно?

– Обстоятельства требуют, чтоб мы были врагами. Правда?

– Наверно, - пожал плечами Артуш.

– Выходит, что если двое мужчин убивают друг друга на войне – это нормально, но если они любят друг друга… то это ни в какие ворота не лезет.

…

Катастрофа приближалась с чудовищной скоростью. 

* * *

Середина декабря 1989-го года. Не прошло и месяца со встречи любовников в Губернаторском саду.

Занятия в школе близились к концу. До зимних каникул оставалась неделя. Школьные стены впитали в себя холод морозного воздуха на улице. Окна класса покрылись инеем – единственным украшением промерзшего и пропитавшегося смертельным унынием города.

Многое случилось за эти дни. В школу назначили нового директора. Самеда Фаиковича, учителя азербайджанского языка перевели в 134-ую школу. Число армяноненавистников удвоилось. Даже учителя, славившиеся своим интернационализмом и толерантностью, стали нетерпимы к армянам. В городе день ото дня росло число беженцев и вынужденных переселенцев, изгнанных из Армении и Карабаха.

Баку готов был взорваться кровавыми событиями.

Отрывной календарь в классе показывал понедельник, 25 декабря 1989-го года. Артуш несколько дней как пропускал занятия. Камран, не дававший ему проходу, и другие патриоты класса праздновали свою маленькую победу. Семья поддержала решение Артуша не посещать уроки. Более того, ему было запрещено выходить на улицу, и он не мог видеться с Зауром. Азербайджанцы, чьи дома в Армении захватили, чьих близких убили, стеклись в Баку и Сумгаит и горели жаждой мести.

13 января 1990-го года Заур находился дома, в Ичеришехере, ни о чем, не ведая, читал «Боксера Билли» Эдгара Берроуза, изумляясь стойкости, воле и смелости главного героя. А в это время парни и девушки в черных кожаных куртках, называющие себя Народным Фронтом ломились в дверь квартиры семьи Артуша на улице Видади, 136. Наконец, не выдержав напора шести патриотов, дверь поддалась. Но патриоты не смогли найти то, что искали. Артуш с родителями укрылись у соседей-космополитов, русскоязычных азербайджанцев. Не обнаружив в квартире армян, патриоты принялись крушить все вокруг. Через десять минут в квартиру набилось более двадцати мужчин и женщин, взявшихся неизвестно откуда. Начался настоящий грабеж – телевизор, холодильник, видео, стиральная машина, матрацы, мебель друг за другом покидали родной дом и истинных владельцев. Квартира опустела в мгновение ока. Остались лишь никому не нужные, затоптанные книги. Сотни книг. Морозный ветер, ворвавшийся сквозь разбитые окна, поднял в воздух рваные страницы Достоевского, Гоголя, Шукшина, Майн Рида, Джека Лондона, и закружил их в вальсе. Некоторые из страниц, мерно покружившись в опустевшей и казавшейся от этого огромной комнате, вылетали из окна, прилипали к стенам, столбам, деревьям, к счастливым и взволнованным лицам спешащих домой с ценной добычей в руках, несчастных.

Пятидесятилетний Рустам, укрывший в своей квартире Артуша и его родителей, курил на улице и горестно смотрел на жертв войны, на шустрых незнакомцев десятками выходящих из дому с трофеями в руках. Он бросил бычок под ноги и поднялся к себе.

Мать Артуша Аршалюс беззвучно плакала. Борис пытался ее успокоить:

– Мы в безопасном месте. Не беспокойся. Когда все уляжется, мы спокойно уедем.

– Я знала. Знала, что сумгаитские события повторятся и здесь. Боже, что за ужас!..

Артуш же выглядел достаточно хладнокровным и спокойным. Не слыша утешительных слов Рустама, он смотрел то на отца, то на мать. Вдруг резко перебил Рустама:

– Что случилось в нашей квартире?

– Артуш… Главное то, что…

– Дядя Рустам, что случилось в нашей квартире?

– Они все вынесли. Наверно, там ничего не осталось, – выпалил Рустам.

Услышав это, Аршалюс закричала и стала плакать еще громче. Борис взял жену за руки:

– Успокойся. Сами-то мы живы-здоровы. Мы же взяли деньги и золото.

– А мои марки?

Все обернулись к Артушу. Мать вытерла тыльной стороной ладони слезы на глазах и с изумлением посмотрела на сына. Артуш с одиннадцати лет увлекался филателией. Для него и Заура, помимо занятий любовью, самым желанным времяпрепровождением было собирание марок. Это уже превратилось для них в образ жизни. Он вспомнил о приблизительно четырех дюжинах марок, подаренных ему Зауром, и ему стало еще хуже.

– У тебя будет еще много марок Артуш, – сказала Мехпаре, супруга Рустама.

– Я хочу свои марки.

– Хорошо, пойду посмотрю, не думаю, что они кому-нибудь пригодились, – сказал Рустам. – Куда ты их положил?

– Рустам, ты что с ума сошел? Куда ты? Ты и так не особо им нравишься, – вскочил с места Борис.

– Нашему юному филателисту нужны его марки, – горько усмехнулся Рустам и погладил Артуша по голове. – Если пойду я, ничего страшного не случится. Может даже зауважают, увидев, что я один из них, что тоже хочу что-нибудь вынести.

– Не надо, Рустам, так шутить, – сказал Борис и подошел к сыну. – А ты забудь про эти марки. Этого еще не хватало.

– Хочу свои марки!

В его глазах стояли слезы, полные губы подрагивали. Он готов был расплакаться. Аршалюс, не в силах смотреть на эту картину без страдания, взмолилась:

– Борис, умоляю, давай как-нибудь их найдем. Ты же знаешь, как они ему дороги.

– Сейчас приду, – сказал Рустам и решительно зашагал в сторону двери. – Артуш, куда ты положил альбомы? – спросил он, надевая пальто.

– Они на книжном шкафу в гостиной. Там их три, – сказал мальчик извиняющимся голосом.

– Отлично! Я сейчас. А пока было бы неплохо, если бы женщины приготовили нам что-нибудь вкусное.

Попытки этого широкой души человека как-то смягчить обстановку, утешить людей, потерявших буквально несколько минут назад квартиру и все нажитое, действительно заслуживали всяческого уважения.

Он вышел на улицу и глубоко вдохнул ледяной воздух, от которого закружилась голова. «Надо срочно бросать курить» подумал он и тут же закурил. Перешел дорогу, прошагал по левому тротуару метров двадцать и остановился перед высокими дверьми трехэтажного, архитектурного дома. Не решительно вошел в подъезд, поднялся на второй этаж. Дверь в квартиру была приоткрыта, изнутри доносились голоса. Он потушил сигарету и вошел. Не раз и не два он был в гостях в этой квартире. Не раз и не два они выпивали с Борисом коньяк или вино и до утра проводили время за нардами. А жены готовили им вкуснейшие блюда и пели песни на русском, азербайджанском и армянском языках. Теперь эта квартира была холодной и чужой. Он подошел к гостиной и увидел полоску света. Голоса стали отчетливей.

У окна курил мужчина. Женщина рылась в бумагах и книгах, раскиданных по паркету. Мужчина стряхнул пепел сигареты на пол и лениво произнес:

– Да какие там могут быть документы? Взяли с собой, точно тебе говорю.

– Как же без документов, Гариб?

Мужчина собирался что-то ответить, но вдруг заметил Рустама.

– Чего тебе надо, брат? Ничего уже не осталось. А квартира – наша.

Рустам зашел в комнату. Женщина поднялась с пола и отряхнула одежду. Посмотрела на мужа, потом на Рустама, приняла серьезный вид и повторила вопрос мужа:

– Чего тебе надо, брат?

– Мне?.. хочу посмотреть книги.

Мужчина громко расхохотался. Взглянул на жену, и они принялись хохотать вместе.

– Зачем тебе книги? – сказал наконец новый владелец квартиры. Люди выносят мебель, телевизоры. Тут на соседних улицах полно армянских домов.

– Меня интересуют лишь книги, – сказал Рустам, не меняя выражение лица.

– Пусть забирает, зачем они нам, Гариб?

– Да пусть, я не против, – сказал мужчина и вновь рассмеялся.

– Когда мы пришли, ничего кроме этих книг не было. Не везет мне. Тут рядом, через две улицы беженцу из Сисиана досталась четырехкомнатная квартира, набитая всякой утварью. А нам вот пустая – хоть шаром покати. Ничего, тоже неплохо. Лучше, чем ночевать где попало.

– А вы сами откуда? – спросил Рустам, присевший в поисках альбома с марками на корточки среди сотен валяющихся на полу книг.

– Из Масиса.

– То есть из Армении? – внимательно посмотрел Рустам на мужчину.

– Откуда ж еще? Да, из Армении.

– А где вы оставались в Баку?

– Сняли квартиру на Крупской. Спасибо хозяину – ни копейки не взял. Пришлось бы мне остаться с тремя детьми на улице в этот мороз.

– Подонки армянские, - вмешалась его жена, – посмотри-ка в каких они хоромах жили. Твари, подожгли наш дом, перебили всю семью брата, даже грудного малыша не пожалели.

Рустам обрадовался, найдя один альбом. Он отложил его в сторону и продолжил поиски.

– Я услышал, как вы что-то ищите. Кажется какой-то документ?

– Больно много вопросов задаешь брат – процедил мужчина, сощурив глаза.

– Да я просто подумал – вдруг помогу чем-нибудь.

– Никакие документы мне не нужны. Жена говорит, что раз переезжаем сюда, то и документы должны быть. А зачем они мне?! Армяне меня изгнали из собственного дома не заботясь о документах. Дети от страха до сих пор не могут спать по ночам. Эти мерзавцы учинили настоящую резню над нами в Масисе. Я еще не говорю о Сисиане. И что, я теперь должен входить в их дома с документами? Отныне этот дом мой! И точка. Пусть только попробуют отнять. Сукины дети, ты смотри, в каких они квартирах жили! Что, они лучше меня, что ли?! Теперь я буду жить в этой трехкомнатной хате в центре Баку! Здесь будет жить моя семья! – Он произнес последнее фразу с такой решимостью будто человек, копающийся на корточках среди груды книг, собирался выгнать его из этой квартиры.

Рустам нашел еще один альбом и положил его поверх первого.

– Что ты ищешь, брат? – спросила женщина.

– Я же сказал – книги.

Женщина наклонилась, взяла один из альбомов, раскрыла его и посмотрела. К ней подошел муж и тоже взглянул на марки поверх ее плеча.

– Разве это книги, брат? Да, ты тоже хорош!

– Мой сын собирает марки. Я увидел, что здесь есть марки и подумал сначала найти их, – соврал безнадежно бездетный Рустам.

Женщина закрыла альбом и положила его на место. Мужчина вышвырнул окурок через разбитое стекло и решительно спросил:

– Книги тоже заберешь?

– Не беспокойся. Завтра вызову машину и все до единой заберу.

– Спасибо, дорогой. Избавь нас от этого хлама. А пока мы начнем уборку с других комнат. Надо еще мебель найти. Кроме разломанной мебели на кухне ничего не оставили.

Рустам нашел третий альбом среди стопки книг возле окна, встал и отряхнул пыль с коленей.

– До свиданья, - сказал он. – Завтра я заберу все книги. Не выбрасывайте их.

– Спасибо, спасибо родной, – обрадовался мужчина. – Разве мы не знаем, что значат книги? Разве можно их выбрасывать? Просто сейчас не до книг. Ради Бога, приди, забери их.

Рустам в последний раз оглянулся в пустой комнате и покинул квартиру. Вышел на улицу, перешел дорогу. Открывая дверь квартиры, почувствовал, как сердце переполнилось радостью. В душе было ощущение спокойствия и уверенности человека, справившегося с трудной миссией.

Увидев его, Артуш вскочил с места с молниеносной скоростью. Подбежал к Рустаму, взял у него альбомы, проверил по одному все страницы. Все марки были на месте. Юный филателист с благодарностью посмотрел на соседа, обнял и поцеловал его в щеку.

– Видишь, Артуш, вот и твои марки, – сказала Мехпаре, гладя его по голове. Затем обратилась к мужу: – Чего так долго, Рустам?

– Их еще найти надо было. Все книги валяются на полу. Альбомы были под ними.

Аршалюс расставляла на столе тарелки. На слова Рустама она отреагировала спокойно:

– Мы назло им уже прочли все эти книги. Теперь пусть делают с ними что хотят.

Женщина сказала это и рассмеялась собственным словам. Все находившиеся дома, присоединились к ней. Происходило невероятное. Армяне, собиравшиеся в кратчайший срок покинуть Баку, и - милосердные для одних, предатели для других - азербайджанцы, приютившие их у себя, смеялись от всей души, веселились назло чудовищным событиям в городе.

– Хочешь поговорить с Зауром? Позвоним ему? – тихо спросил Борис у сына, который любовно перелистывал альбомы.

– Не надо. Он был бы рядом, если б хотел. Разве он не знает, что творится в городе?

Женщины разложили на столе еду и салаты.

– Все готово. Прошу к столу! – захлопала в ладоши Мехпаре. 

*** 

Родители Заура знали, что творится в городе, но от сына скрывали. Ичеришехер был охвачен пугающей тишиной.

Глубокой ночью Заур отложил книгу, выключил свет и лег в постель. Посмотрел на полную луну, которая то показывалась из-за облаков, то скрывалась за ними, на силуэт легендарной Девичьей башни, чья верхушка виднелась за стоящими впереди зданиями. За башней дремал свинцовый, непостижимый Хазар. А за ним мерцающий свет Ахмедлов и Зыха. Этот вид из окна был для Заура лучшей картиной на свете. Он очень любил это море, плоские крыши Ичеришехера, этот древний город. Но эта любовь не мешала ему любить прекрасного армянина.

Он подумал об Артуше. Они давно не занимались любовью. Не находили подходящего случая. Его рука невольно проскользнула под одеяло. Сжала твердый ствол. Он закрыл глаза и попытался ощутить запах, губы, вкус соленых слез своего возлюбленного. Нектар из его сучка излился на ладонь, живот, пупок, одеяло. Заур горстью собрал свой сок и вытер под матрац. Теперь можно было спать спокойно.

Баку готовился к ужасающим трагедиям.

4

Половина класса, в основном неазербайджанцы, не пришли на занятия. С лиц большинства учеников и даже учителей не сходила тень страха и тревоги. Место Артуша пустовало. Весь мир казался клеткой Зауру, которому было невыносимо лишиться соседа по парте. Неожиданно перед ним возникло наглое, смеющееся лицо Камрана. Если бы он был таким же сильным как боксер Билли, то живого места бы на Камране не оставил. Но, к сожалению, об этом приходилось лишь мечтать. Даже если ему – космополиту удалось бы одолеть патриота Камрана «победа» осталась бы за последним.

– Твой Артуш убрался к чертям. Предатели-соседи проводили их на рассвете.

– Врешь! – сказал Заур дрожащим голосом.

– Не веришь, спроси у Сеймура из 9-го А.

Сосед Атруша Сеймур жил на улице Видади, 142.

– Утром по дороге в школу я видел Сеймура. Он мне все рассказал. Видишь? Говорил я тебе, что армянин в друзья не годится? Он даже не позвонил тебе. В их квартире сейчас живут беженцы.

Камран наклонился к Зауру и добавил:

– Наша борьба будет продолжаться пока не сдохнет или не уберется отсюда последний армянин. Око за око, зуб за зуб. Не забывай, Заур, об убитых в Масисе и Сисиане, изгнанных из Карабаха азербайджанцах!

– Какое это имеет отношение к Артушу? – спросил он с печалью и недоумением в голосе. Хотелось расплакаться, но нельзя было выглядеть слабым перед Камраном.

– К Артушу? – Камран пожал плечами и выпрямился. – В Карабахе и Армении армяне убивают всех азербайджанцев, не разделяя их на хороших и плохих. До каких пор мы будем терпеть? До каких пор будем делить армян на хороших и плохих? – он призадумался и добавил: – Вижу, ты сильно расстроился… Ты неплохой парень, Заур. Но армяне в друзья не годятся. Чем скорее это поймешь, тем лучше будет для тебя самого.

Заур потерял дар речи. Камрана он не слышал. Все его мысли были с возлюбленным, покинувшим этот город навсегда.

Кое-как он досидел до большой перемены. Как только прозвенел звонок, схватил портфель и выбежал из школы. Поспешил вниз по улице Буньяда Сардарова к метро «Баксовет», глядя по дороге на посеревшие лица жителей Баку, затрудняющихся понять происходящее в родном городе. Еле сдерживая слезы, дошел до ворот Ичеришехера. Остановился, передумал идти домой и пошел в сторону Губернаторского сада. Нагие деревья в парке выглядели одинокими. Кошки, не менее одинокие, чем деревья, бесцельно прогуливались по парку и не понимали, куда и зачем спешат стремительно проходящие мимо горожане. Только Заур, разрываемый на части тоской, как и кошки, не спешил никуда.

Наконец он вышел к бульвару. Здесь он увидел одни только парочки, ищущие уединения. Сел на холодную скамейку и посмотрел на еле заметный на горизонте остров Наргин. И сам не почувствовал, как и когда дал волю слезам. Когда теплые капли защекотали подбородок, он утер глаза и щеки. Вынул из портфеля пачку «Родопи», которую они купили вместе с Артушем, но не успели испробовать. Открыл пачку дрожащими от холода и волнения пальцами, достал сигарету, зажег спичку и поднес к сигарете. Первая затяжка вызвала кашель. Сделал паузу, потом затянулся еще, на сей раз осторожно. Докурил и задумался о том, почему эта гадость нравится взрослым. Ответа найти не смог. Он слышал, что курение успокаивает во время грусти и раздражения. Его отец не курил, но дядя, опустошающий за день две пачки, часто повторял, что если не покурит, то не выдержат нервы.

И вправду, он почувствовал, как немного приходит в себя. Подумал, что это еще не конец, что однажды война обязательно закончится, и Артуш, может быть, вновь вернется в Баку. «Почему бы и нет? Эта вражда не может длиться вечно. Если не он, то я поеду к нему. Когда вырасту…». Он ощутил как холод пробирается к костям, как он замерзает – встал и направился домой.

…

Конечно, все вышло не так, как он предполагал: война не закончилась, Артуш не вернулся. Но надежду - последний оплот – он смог сохранить. Никто не смог бы его утешить, разделить его горе. Разговоры об этой любви, стремление поделиться возымели бы для Заура катастрофические последствия. При всем желании он не мог бы найти в этом регионе, даже во всем СССР, человека, который был бы способен его понять.

Он пришел домой и записал в чистую тетрадь то, что говорило сердце. Это была клятва, это был вопль души. Записал и берег эту запись годами. Вот строки из неотправленного письма, из письма, которое никогда не дойдет до своего адресата:

«…Пламя любви в моем сердце никогда не погаснет. Может, когда-нибудь превратится в пылающие угли, но не погаснет! Обещаю любить тебя всю жизнь, жить только твоей любовью, не забывать никогда твои глаза, быть самым близким твоим другом, твоим возлюбленным, не уступать перед одиночеством, быть безумным ветром и окутывать тебя, каждое утро просыпаться заново влюбленным в тебя, вечно испытывать дрожь, что охватила меня в тот день, когда я впервые робко взял тебя за руку, впервые поцеловал тебя с колотящимся сердцем, обещаю видеть тебя во всех морях, во всех цветах небесной радуги, выводить твое имя в каждой строке, любить тебя за то, что ты – это «ТЫ», мой милый, единственный Артуш!».

***

В ночь 20-го января 1990-го года воздух пропах кровью. Не шевелились листья на деревьях, куда-то подевались все кошки и собаки с городских улиц, даже луна покрылась странным красноватым оттенком. Площадь Ленина и 11-ой Красной Армии были охвачены людским потоком. К 22.00 на загражденных автобусами и троллейбусами дорогах, ведущих от микрорайонов в центр, разожгли костры, построили баррикады.

После того, как вернулся из школы, Заур уже пятый час не выходил из своей комнаты. Мать вытерла глаза кончиком цветастого платка и обратилась к мужу:

– Он что-то совсем мне не нравится. Что делать, Гейбат?

– Я же сказал, не беспокойся, все образуется, – ответил он жене с упреком во взгляде. – Друга потерял, вот и горюет. Когда еще они увидятся?

– А что будет со всеми этими делами, Гейбат? – прослезилась жена и сокрушенно опустилась на край кресла.

Гейбат, нетерпеливо ждущий начала выпуска новостей, раздраженно выпалил:

– Ничего уже не будет, Гендаб! Это и есть конец. Я говорил с Сарханом. Он сказал, что все дороги загородили баррикадами, чтобы не пускать русских. Это же чушь! Как можно преградить дорогу танкам обычными легковушками? Если танки действительно захотят ворваться в город, им хватит двух секунд, чтобы смести все заграждения.

– Ребенок ничего не ест…

– Никто еще не умирал от голода, – перебил ее муж. – Придет, когда проголодается.

– Заболеет ведь…

– Не заболеет… Мерзавцы, все переполошили. Нормально ведь жили. Во что превратили страну!

Не уточняя, кого ругает и обвиняет ее муж, Гендаб встала и прошла на кухню. Поставила казан с долмой на плиту, постучалась Зауру в дверь:

– Сынок, ты же умрешь от голода! Хватит мучить и себя, и нас. Иди, поешь.

Дверь внезапно открылась. Показалось бледное, осунувшееся лицо подростка. Только сейчас Гендаб по-настоящему заметила, как ослаб ее сын.

– Заур, ты в могилу меня свести хочешь? – ухватилась она за голову.

Он вдруг крепко обнял мать, прижался к ней лицом и засопел:

– Мне страшно, очень страшно.

Мать растерялась. Наклонилась и поцеловала сына в голову. В последний раз он прижимался к матери совсем ребенком, когда ему приснился кошмар.

– Чего ты боишься, сынок? Расскажи-ка мне.

– Не знаю… Все уходят… Уходят… Вместо них приходят другие. Странные люди. Никого не узнать. Все очень изменилось, мама.

Гендаб не понимала сына, не понимала его слова. Женщина совсем опешила.

– Не волнуйся, родной. Все будет хорошо.

Заур отпустил мать и отошел на шаг. В его глазах не было никакого выражения.

– Не будет, мама… Не будет… – Он задумался и неожиданно сказал: – Ладно… Приготовь поесть.

Гендаб обрадовалась. Побежала на кухню, достала из холодильника зелень и мацони. Разрезала хлеб. Открыла трехлитровую банку с земляничным компотом.

– Как в школе? – спросил у сына Гейбат, не отрываясь от экрана.

– Да так. Полкласса не приходит на уроки.

– Почему? – взглянул на Заура Гейбат.

– Не знаю, – пожал плечами Заур. Не приходят, и всё. Говорят, будет резня… Русские ворвутся в город и всех перебьют.

По лицу Гейбата было видно, что он испугался, но пытается не выдать свой страх.

– Болтают всякое, а ты веришь, – сказал он неуверенно. – Не может такого быть. Самое большее, что они сделают, – загонят с улиц людей по домам.

Раздался радостный голос Гендаб:

– Гейбат, всё готово. Заур, сынок, смотри, какую вкусную долму для тебя мама приготовила.

***

В эти минуты по различным частям города мчались машины. Из усилителей доносились призывы выйти на улицы, помочь собравшемуся на площадях народу. Часы показывали 22.30, когда одна из таких машин подняла на ноги жителей Ичеришехера.

«Выходите, вы должны выйти, идти на площадь, на помощь! Там танки, убивают людей… Русская империя пытается уничтожить свободный Азербайджан, они не хотят дать нам свободу!».

Гейбат накинул на плечи пиджак и, не обращая внимания на уговоры и упреки жены, вышел на улицу. На улице Малая Крепостная стояли десятки мужчин и женщин. Мужчины курили и о чем-то переговаривались вполголоса, женщины одной рукой держались за правый бок, другой прикрывали рот и покачивали головой. Беззаботные дети бегали вокруг родителей и кричали «Свобода, свобода».

– Что слышно? – спросил Гейбат у соседа Агакерима.

– Идем на площадь. Пошли с нами.

– А что от этого?

– Боишься?

– Перестань.

– Но так и выходит. Народ на улицах, а мы дома будем отсиживаться? Мужчины мы или нет, в конце концов? Танки идут. Пусть видят, что мы ничего не боимся.

– Для них раздавить людей не проблема.

– Не посмеют. Нас? Своих граждан? Почему нас, когда есть армяне?

Гром первого взорвавшегося снаряда послышался где-то совсем далеко. Но, все стоявшие на улице Малой Крепостной моментально подняли головы и посмотрели на небо.

– Кажется, опоздали, – сказал хриплым голосом Агакерим. Гейбат с трудом его расслышал.

– Кажется. 

***

Спецподразделения и внутренние войска Советской Армии начали бойню на Бакинских улицах.

Танки, в мгновении ока высыпавшие из Сальянских казарм, раздавили гусеницами проезжающие машины и приступили к кровавому «фейерверку». По некоторым сведениям, введенный в Баку контингент состоял из 60 тысяч солдат, прошедших мощную психологическую подготовку для исполнения «боевого задания». Солдаты, которых горожане называли не иначе как «бородачи», орошали неосвещенные темные улицы столицы человеческой кровью. Содрогнувшиеся от внезапного залпа жители вышли на балконы своих домов. Советский город Баку сотрясался от пуль и снарядов Советской армии. Это было немыслимо.

Танки продвигались по улице Бакиханова. Дороги покрылись трещинами, свистящие пули летели во все стороны. В ту ночь эти пули убивали веру людей в дружбу народов (хотя, по правде говоря, она умерла уже давно). Танки мчались по улицам столицы с молниеносной скоростью, оставляя за собой искалеченные до неузнаваемости тела, раскиданные по сторонам пальто и шапки. Всё движущееся подвергалось обстрелу из Калашникова 5,45 миллиметровыми пулями со смещенным центром тяжести.

От грохота танков, взрыва снарядов закладывало уши. Безоружных людей без намека на жалость давили танками. Многие, не осознавая масштаба трагедии, ложились, садились на землю перед танками, надеясь тем самым предотвратить движение военной техники. Но она лишь набирала скорость и ровняла людей с землей. Не делалось исключений ни для женщин, ни для детей, ни для стариков.

В ту ночь расстреляли, раздавили, уничтожили веру, идеи, надежды невинных людей… Были убиты ученики средних школ, студенты, рабочие, парни, девушки, молодые, пожилые, азербайджанцы, русские, евреи. Военная техника окружила площадь Свободы.

Обезумевшие от ужаса люди метались в ночи, разрезаемой трассирующими пулями. Ненасытная «машина смерти» продолжала поливать улицы теплой красной кровью. Выжить в перекрестном огне было бы чудом. Люди гибли на улицах, в машинах, домах. Каждую минуту число погибших росло с астрономической скоростью.

На баррикадах возле станции метро «11-я Красная Армия» кто-то хотел бросить наполненную бензином бутылку на танк, но попал в друга. Тот сразу же загорелся и душераздирающе закричал от боли. Его жена, перекинув руку мужа себе через плечо, потащила его к метро, к окруженной деревьями аллее. Вдруг она увидела несколько приближающихся к ним танков со стороны Шамахинки по Сумгаитской дороге. Перебежала дорогу. На тротуаре лежало трое раненных. Бросилась к ним. Перевела мужа и двух раненных на ту сторону улицы, к кострам. Третьего переехал танк, и женщина, находящаяся от него на расстоянии вытянутой руки вся оказалась в крови несчастного. В ужасе она побежала обратно, помогла мужу и тем двум сесть в «Жигули». Говорить муж не мог. Он только ошарашено уставился на залитое кровью лицо супруги.

– Халил, не бойся, это не моя кровь…

Молодая пара собиралась перейти дорогу и войти в микрорайон пятиэтажек. Парень остановился в растерянности. От шока он словно врос в землю. Будто бы все вокруг происходило в кошмарном сне. Девушка схватила его за руку и стала отчаянно тормошить: «Танки едут, бежим!». Потом она почему-то посмотрела на небо. Оно было ярким, как во время праздничных салютов. Парень подтолкнул ее. Ноги ее не слушались. Охваченные паникой люди не знали, куда бежать. Парень крепко схватил ее за руку и помчался в сторону микрорайона. Девушка, спешащая за ним на высоких каблуках, больше всего теперь боялась упасть. Они перебежали дорогу, собирались свернуть за угол дома, как вдруг парень выпустил ее руку. «Почему мы остановились?», – обернулась она. У парня подогнулись колени, он упал на бок. Девушка закричала и стала тормошить его за плечи. А он смотрел пустыми глазами. Она упала к нему, обняла… и… тем самым спаслась от засвистевших над головою пуль. Стала звать, звать, звать его, безмолвного. Потащила во двор. Не верила, не верила, что он умер. «Зайдем куда-нибудь, осмотрим его рану. Вызовем скорую…». Она все еще надеялась.

Женщина лет сорока, бегущая к метро, увидела, как на улице Авакяна, рядом с Онкологической больницей танк давит своими гусеницами всё встречное, и остановилась. Танк двигался к костру, возле которого столпились люди. Женщину охватила ярость. Потеряв контроль над своими действиями, она взяла камень и швырнула его в танк. Находящиеся в танке сочли, что в руках у женщины взрывчатка, развернулись к ней дулом и включили прожектор. В этот миг женщина будто бы опомнилась и стала бежать. Бросилась наземь возле какого-то автобуса. Разбитые вдребезги автобусные стекла посыпались ей на голову. Она сразу же потеряла сознание.

В сторону велотрека, задыхаясь, бежал пожилой мужчина. Чтобы спастись от свистящих за спиной пуль он решил спрятаться в открытом посреди тротуара телефонном люке. Но вдруг почему-то передумал, с огромным трудом добежал до бетонных выступов на высокой стене велотрека и спрятался за ними. Приближающиеся солдаты расстреляли лежащих на земле раненных. Один из солдат подошел к люку и выпустил туда длинную очередь. Мужчина, наблюдавший за этой картиной из своего укрытия поняв, что стало бы с ним в том случае, если бы он спустился в люк, стал плакать и всхлипывать. Это были истеричные слезы радости - выход скопившегося напряжения. Он плакал, зажав рот левой ладонью. В десяти метрах от себя солдат увидел чью-то тень. Или может просто услышал тихие всхлипывания. Он навел автомат и выпустил всю обойму. Тело пожилого мужчины с глухим стуком упало на асфальт. Удовлетворенный выполненной работой солдат сплюнул в сторону трупа и ушел насвистывая.

А за несколько минут до этих событий сотни тысяч людей, застывших в ожидании хоть каких-то сведений перед своими телевизорами, испытали шок, увидев, как потемнели экраны. Радио тоже молчало. Лишь на следующий день они узнали, что энергоблок Азербайджанского телевидения и радио был взорван. А пока никто ни о чем не догадывался.

В эти минуты подвергались обстрелу и машины скорой помощи, спешащие довезти раненных до больниц, в которых отключили свет.

В каждую секунду где-то гас свет, в каждую секунду гасла чья-то жизнь.

***

Бакинцы, вышедшие на улицы утром 20-го января, стали свидетелями страшной картины – почерневшие от копоти и крови улицы, изуродованные трупы, обстрелянные дома и машины… Люди разыскивали близких и родных. Больницы и мертвецкие при мечетях наполнялись новыми телами.

Черно-красные волны бескрайнего людского моря – это несли на плечах 131 гроб. Было принято решение похоронить тела погибших на одной из самых высоких точек города – в Аллее Шахидов…

В тот день люди развели огромный костер из сожженных партбилетов. Коммунист Гейбат пришел вместе с Зауром на площадь Ленина и тоже бросил свой партбилет в пламя.

– Всё кончилось, отец?

– Всё кончилось, сынок.

Заур с облегчением вздохнул. Может, это завершение «всего» открыло бы ему новый путь, вернуло бы ему Артуша.

Но все только начиналось.

Многие из тех, кто сжег партбилеты в приступе справедливого негодования, осознав через некоторое время реалии, занимали очередь в дверях соответствующих инстанций для того, чтобы вновь получить заветные корочки.

Театр абсурда достигал своей кульминации.

1

Северный ветер резко бил в лицо Артушу. Уставившись на носки своих кроссовок, он шагал по проспекту Руставели в сторону отеля АТА. Темнело, на Тифлис надвигались сумерки. Синоптики грозились ливнем. В целлофановых кульках, которые нес Артуш, было шесть бутылок пива «Казбеки», чипсы «Лэйс», семечки и три килограмма апельсинов. Сейчас он хотел лишь одного: поскорее добраться в отель до начала дождя.

Время от времени он поднимал голову и смотрел вперед, чтобы определить, не сбился ли с пути, и каждый раз, понимая, что очень трудно заблудиться на идеально прямой линии проспекта - улыбался. Подняв воротник куртки, он попытался прогнать озноб. Колющий лицо, режущий глаза ветер, напомнил ему детство, бакинские годы. Мысль о Зауре, ждущего его в теплой комнате гостиницы, заставила его ускорить шаг.

Он ничуть не был угнетен тем, что уже два дня находится в чужом городе, вдали от семьи. Лишь однажды позвонил матери, в день своего приезда – то есть вчера утром. Обычно армянин, оказавшись за пределами Армении, сразу же заболевает тоской, начинает страдать мгновенной ностальгией по своей древней родине. Артуш же по родине не тосковал. И вообще, – думал Артуш, если уж говорить о родине, то это скорее Баку, чем Ереван. Эта мысль показалась Артушу забавной. Было так зябко, что он не решался полезть в карман за сигаретами. Он задерживал взгляд на обуви редких подобных теням прохожих, и когда туфли-попутчики исчезали за каким-нибудь поворотом, его ненадолго, до следующей пары спешащих ботинков, охватывало чувство одиночества.

Со дня встречи с Зауром он часто вспоминал Баку. Что же кроме Заура роднило его с этим городом? Этот вопрос мучил его. Признавая свою любовь к Бульвару, к Торговой, к парку Кирова, он осознавал, что все это неразделимо связано для него с любовью к Зауру. Перед глазами сразу возник парк Кирова, со знаменитым огромным памятником и густыми деревьями – место, где прошли самые счастливые дни детства. По сути, карабахский конфликт не должен был бросать тень на святость их любви. Однако принадлежность к нации-агрессору, рождала в Артуше чувство вины перед Зауром.

Бывшие в те годы подростками и не имевшие к этому противостоянию никакого отношения Заур и Артуш, стали безвольными жертвами этого конфликта. Так что они были знакомы с потерей и разлукой не хуже, а может и лучше старшего поколения.

Если их любовь была бы обычной, гетеросексуальной – полбеды. Это еще можно было бы кому-нибудь как-нибудь объяснить и влюбленным удалось бы обрести друг друга. Однако их любовь считалась позорной, как в Азербайджане, так и в Армении. Ни то, ни другое общество не готово было понять и простить такое сексуальное отклонение. Ни сейчас, ни в будущем! Даже если Артуш громогласно признал бы территориальную целостность Азербайджана, азербайджанское общество не смирилось бы с их любовью.

Артуш все это прекрасно понимал. Их любовь была политизирована до предела. Может, если бы устранилась единственная преграда, то есть восстановилась бы территориальная целостность Азербайджана, освободились бы оккупированные земли, вернулись бы в родные края беженцы и вынужденные переселенцы, азербайджанские певцы и певицы выступили бы с концертами в Шуше и Джыдыр Дюзю – их жажда счастья могла бы претвориться в жизнь. Некоторые из этих певцов могли бы даже выступить на голубой свадьбе Артуша и Заура, решись последние на это.

Артуш давно согласился на все, но устранить препятствия было ему не по плечу, и потому приходилось мириться с действительностью.

Когда пошел дождь, он был уже перед отелем. Он вошел в номер и застал Заура спящим. Одеяло соскользнуло ниже пупка, тусклый свет уличного фонаря придал его волоскам на лобке серебристый оттенок. Артуш положил пакеты на стол и разделся. Зашел в одних трусах в туалет, посмотрел на себя в зеркало, выпрямил длинные ресницы, пригладил волосы, помочился, умылся и вернулся в комнату.

Заур все еще спал. Не включая свет, он взял апельсин из кулька, накинул на плечи плед и, надкусив ароматную корку, подошел к окну. Прислонившись лбом к холодному стеклу, закрыв глаза, он чистил апельсин вслепую.

Так хотелось в эти последние дни осени уйти под дождь, бродить по улицам старого города. Осень, казалось, не хотела расставаться с этим миром, боролась с землею и небом, грозила пальцем людям, тем, кто озабочен лишь материальным. «Нет, - подумал Артуш, - во время дождя в этом древнем городе, где каждый встречный заявляет о своем княжеском происхождении нужно находиться не на улице, а прямо здесь, рядом с любимым и смотреть из окна. О Боже, я проживаю лучшие мгновения своей жизни!».

Ливень смывал весь мусор мощеной булыжником улицы в канализационные люки, аккуратно размещенные через каждые два метра. В советские времена эти люки размещались через каждые десять метров. Но президент-демократ Саакашвили, внушивший себе, а затем и народу неоспоримые ценности запада – демократию, либерализм, плюрализм, права человека, разделался с коррупцией, усовершенствовал канализационную систему, восстановил инфраструктуру города. Тифлис избавился от зловония каловых масс, стал выглядеть приличнее в отличие от столицы братского Азербайджана - Баку. А по традиции, грузинский кал справлялся посредством Куры братскому азербайджанскому народу в качестве дара.

Его охватил нешуточный озноб. Он отклонился от стекла и посмотрел на отражения неоновых ламп отеля АТА на мокрой от дождя дороге. Красный отблеск, исчезающий под колесами проезжающих машин, мгновенно выныривал на капотах, крышах, багажнике и вновь возвращался на свое исконное место, на булыжники.

- Пришел? Почему не разбудил?

Артуш покрепче закутался в плед и обернулся к постели.

- Люблю этот город, - сказал он в сторону Заура, которого не мог разглядеть в темноте – Не то, что напоминает Ереван, просто тут свой колорит… Если не обидишься…

Осекся. Почувствовал, как озноб оставил его. Может его согрел голос любимого? Он скинул плед и подошел к постели.

- На что обижаться? Валяй. Дай и мне апельсин.

Артуш взял со стола апельсин и присел на кровать.

- Думаю, этот город красивее Баку, - выпалил он.

Увидев удивленный взгляд Заура, смутившийся Артуш исправил «ошибку»:

- Но Баку гораздо красивее Еревана. Это точно.

- Дорогой, я тоже считаю, что Тифлис красивее Баку. Он лучше Баку и Еревана по крайней мере потому, что соединил нас. Ты, кажется, плохо меня знаешь. Разве я похож на защитника, этакого фанатика родного города? В Ереване я не был, но, хочешь, скажу, что он тоже красивее Баку. Тебе не стыдно, в моем присутствии обсуждать красоту… каких-то городов?

Заур жеманно произнес последнее предложение, потянул Артуша за шею к себе и поцеловал в губы.

- Дай мне апельсин, - сказал он с томным выражением в глазах.

Артуш протягивал Зауру апельсиновые дольки, и тот страстно сжимая их зубами, разбрызгивал ароматные желтые капли на лицо и грудь Артуша, на постель. Комната пропиталась ароматом апельсинов. Целых две минуты они целовались со вкусом апельсина. Дикая страсть охватила их.

Занялись любовью со вкусом апельсина.

Брызнувшая фонтаном сперма окрасилась в апельсиновый цвет. Тяжело дыша, повалились на кровать.

От души рассмеялись со вкусом апельсина.

- Шоте, кажется, все известно.

- Как это? – вздрогнул Артуш.

Заур протянул руку к тумбочке и взял сигарету, прикурил, сделал глубокую затяжку.

- Не замечал, как он глазеет на нас все время? Видно, о чем-то догадывается. По-моему, он все понимает. По крайней мере, точно что-то чувствует.

- Это еще ничего не значит… - глубоко вздохнул Артуш. – У меня душа в пятки ушла. Не шути так. Да, чуть не забыл.

Артуш встал, что-то взял из кармана сброшенной на кресло куртки и вернулся в кровать.

- У тебя мобильный с собой?

- Да, в сумке.

- Отлично! Я купил нам обоим «лай-лай»[Телефонные карты в Грузии, в режиме наполнения контурами]. Держи, - сказал он и протянул Зауру один из пакетов.

- Спасибо, но зачем все это? Мобильный здесь мне ни к чему.

- Как это? Шота, ты, я, знакомые… Нам приходится часто держать связь. Там достаточно баланса, так что пользуйся на здоровье.

- Сколько ты на это потратил? – резко спросил Заур с упреком в глазах.

- Перестань! Мелочь. Лучше, поговорим о планах. Завтра последний день конференции. Что думаешь?

Заур сощурил глаза от сигаретного дыма и положил пакет с телефонной картой на тумбочку:

- Думаю о тебе. Если решишься остаться в Тифлисе еще на несколько дней, я тоже останусь. Тебя кто-нибудь ждет в Ереване?

- Кроме семьи никто не ждет. Правда, куча дел, надо еще подготовить отчет, написать статьи. Но когда есть ты, дела могут потерпеть.

Заур посмотрел на Артуша с благодарностью. И вдруг спросил:

- У тебя были любовники?

- В Армении?

- Да.

- Были. Просто, непродолжительные контакты… только для физического удовлетворения. Найти в Армении партнера не так уж просто, Заур. Наше общество очень патриархально. Ваша мусульманская страна по этой части прогрессивнее нашей.

- А без секса не трудно?

- Конечно, трудно… Без близкого человека очень трудно, Заур. Речь идет не только о физическом удовлетворении. Не можешь найти человека просто для искренней беседы. Когда оглядываюсь назад, понимаю, что все мои друзья остались в Баку. Я так и не смог создать свой круг в Ереване. Почему все так вышло, Заур?! В чем была наша вина?

Он обнял Заура и положил голову ему на грудь.

- Эта трагедия в Баку, налеты на дома армян, наш разграбленный дом… Мне удалось спасти лишь марки.

- Правда?

- Правда. Наш сосед, дядя Рустам, спас их. А твои марки?

- Все в полной сохранности. Я не представляю себя без них. И олимпийская коллекция – твой подарок, на первой странице.

- Марки, которые ты подарил, тоже мне очень дороги. … Не было дня, чтобы моя бедная мать не вспоминала те ужасные дни. А я готов все простить, все забыть… Лишь бы вернули мне мое прошлое.

Заур погладил Артуша по голове и прошептал ему на ухо:

- Не будем об этом, милый… Давай не будем об этом вспоминать. Подальше от войны. Не позволим им превратить нас в зомби. Мы другие, мы лучше…

***

Последний день конференции прошел в ожесточенных спорах. Севда и Диляра пререкались сначала с Давидом Арутуняном, затем со Степаном, а в конце почему-то заспорили с Нино Думбадзе. Миротворческая инициатива Луизы не дала результата, попытки Заура успокоить спорщиков тоже ни к чему не привели. Эрнст, утомленный безуспешными попытками призвать всех к порядку, развалился в кресле и пил воду.

Подчеркнутая лояльность и примирительная позиция Артуша раздражала девушек. Они связывали это с его теплым отношением к Зауру, обвиняли Артуша в неискренности, и окончательно уверились в том, что армянский характер именно таковым и является. Они по каждому поводу нападали на него: «В первый день вы говорили совершенно иначе. Что с вами произошло?».

Наконец Эрнст, почувствовавший, что ситуация может выйти из-под контроля, был вынужден вмешаться:

- У меня вопрос к журналисткам из Азербайджана.

Все смолкли и повернулись к Эрнсту. Девушки посмотрели на него с интересом.

- Вопрос следующий. Вы впервые общаетесь с армянами? То есть до сих пор вы видели армян? Не общались с ними?

Девочки хором и гордо ответили - «нет».

- Прекрасно. Точнее, ужасно. А как вы решили принять участие на этой конференции?

На этот вопрос ответила Диляра:

- Ваше приглашение поступило в наши редакции. Главные редакторы отправили в Тифлис нас. А почему вы спрашиваете?

- Да просто так… Но возможно, что вы общались с армянами по интернет – ну там форумы, on-line конференции, профессиональная переписка, наконец?

Девушки обменялись взглядами, пришли к общему мнению и хором ответили – «нет».

Многие из сидящих в зале разинули рты от удивления. Заур украдкой посмотрел на Артуша, который что-то записывал в своем блокноте.

Видимо, готовый к такому ответу Эрнст не растерялся и задал следующий вопрос:

- А почему вы не переписываетесь с армянами? Интернет, как средство общения, заслужил широкое признание. Интернет стирает границы и дает практически безграничные возможности для обмена информацией.

- Мы не переписываемся с армянами потому, что в наш компьютер может попасть армянский вирус, - сказала Диляра, гордо выпятив грудь.

Немец, повидавший многое на своем веку, в отличие от сидящих в зале, не расхохотался над словами Диляры. Наоборот, очень серьезно взглянул на нее поверх очков. 65-летний Эрнст, был родом из Судецкой области, потерял отца на Второй мировой войне, а его обезумевшая мать покончила жизнь самоубийством, бросившись в реку, чтобы не попадаться в руки озверевших советских солдат. Выросший в интернате Эрнст – непосредственный свидетель одной из жесточайших войн в истории человечества мог в определенной мере понять ненависть азербайджанок к армянам, которых они считали врагами. Но вместе с тем, аргумент о вирусах ужаснул его.

- Ладно, закроем эту тему, - сказал он. – У нас еще много дел впереди. Бог нам в помощь. А теперь перейдем к основной проблеме. Давид Арутюнян рассказывал о демократии и правах человека в регионе, но уважаемые журналистки из Азербайджана перебили его. Пожалуйста, продолжайте.

Давид кивком головы поблагодарил Эрнста и начал:

- Как я уже отметил, мы опередили Азербайджан в создании демократического общества, в Карабахе мы проводим более свободные и прозрачные выборы, это подтверждают и международные наблюдатели. Поэтому разговоры о вхождении в состав Азербайджана, где не признаются права человека, где нет демократии и властвует коррупция, абсурдны. Мы не можем позволить, чтобы достигнутое за эти годы, было разрушено в мгновении ока. От нас требуют войти в состав Азербайджана. Семьдесят лет коммунисты пытались насильно нас помирить, заставили нас жить вместе. И что в итоге? Народ не потерял свою генетическую память, не забыл о своей армянской идее. Конечно, я сторонник мира, но это не означает, что мы должны закрывать глаза на антиармянскую сущность Азербайджана.

Заур, сохранявший хладнокровие и не вмешивающийся в споры, не вытерпел:

- Вы при каждой возможности заявляете, что создали в Карабахе так называемое государство. Что это за непризнанное никем и даже самой Арменией государство? Как такие самозванцы могут провести выборы? Вам предлагается статус наивысшей автономии в составе Азербайджана. Не забывайте, азербайджанская армия способна освободить оккупированные земли. Азербайджанский народ никогда не смирится с потерей своих земель. Наше терпение не бесконечно!

Девушки выразили свою поддержку Зауру громогласными аплодисментами. Артуш прикрыл лицо руками, чтобы не дай бог не встретиться глазами с Зауром и старался всеми силами сдержать смех.

Луиза тоже хитро улыбалась.

***

Наконец без десяти восемь конференция подошла к концу. Текст протокола, подготовленный комиссией из шести представителей, включая Заура, был поставлен на голосование среди участников конференции, единогласно принят и подписан при журналистах, приглашенных на заключительную часть мероприятия.

В протоколе, где в основном, заняли место общие рассуждения, отмечалась необходимость поддержания мира, говорилось об экономических и социальных минусах войны, о роли НПО в обществе и потенциале мира. Представители проголосовали в пользу текста, Эрнст объявил об окончании конференции и пригласил всех на фуршет в ресторане.

На фуршет пригласили также специалистов из 20 НПО, действующих в Тифлисе, а также гостей из посольств Германии, Франции, Англии, США. Дюжина журналистов, протягивающих микрофоны в ресторане то армянам, то осетинам, то азербайджанцам, надоела всем. В конце концов, Эрнст попросил представителей прессы отстать от гостей и устремить свое внимание на стол, ломающийся от яств.

Проигнорировав просьбу Эрнста, к Зауру подошла миниатюрная грузинка, журналистка из агентства Кавказ ИНФО и строя глазки, спросила:

- Вы остались довольны итогами конференции?

- Да. Наши народы, уставшие от войн, ставшие жертвой политических игр, требуют мира. Требуют мира для себя, своих семей и близких. Считаю, что подобные мероприятия служат налаживанию диалога между народами-соседями, установлению культуры толерантности. Для меня разговор, обмен мнениями с армянами на протяжении этих трех дней оказался очень полезным. Я донес до них нашу неизменную позицию – статус высочайшей автономии в составе Азербайджана.

- Как они отреагировали на это?

- Конечно, я не ожидал, что они согласятся со мной. Но у армян все еще есть время для раздумий. Я еще раз повторил, в случае необходимости, наша армия ….

- Опять пошли стандартные фразы - перебила его девушка. - Вы были в Армении?

Заур мельком взглянул на Артуша, одиноко прогуливающегося по залу, с бокалом пива в руках и ответил:

- Нет. Но хотелось бы. Не вижу никаких препятствий для этого. Обязательно поеду, если получу приглашение.

Девушка выключила диктофон, поблагодарила Заура и побежала к Алану, расправляющемуся с грибным салатом.

Все, разбившись на небольшие группки, беседовали и смеялись. Только девушки из Азербайджана, не найдя себе соответствующих собеседников, скучали. Хотели поболтать с Луизой, но та стояла рядом с группой из Карабаха. Поговорить с Зауром тоже не представлялось возможным. Он о чем-то шептался с Артушем, который как всегда, стоял у окна.

Выпивка уже давала о себе знать. Представители дипмиссий громко разговаривали, время от времени хохотали. Абхазки вступили в жаркий спор с пресс-секретарем французского посольства – полной женщиной по имени Мишель.

Разомлевший от вина Шота подошел к Зауру и Артушу и сказал радостным голосом:

- Одни уходят, другие остаются. Завтра в Тбилиси праздник. Свадьба моего двоюродного брата. Я хотел бы видеть там вас обоих. Наконец-то я избавлен от этих европейцев. Все равно на таких сборищах ни одна проблема не найдет своего решения. Занимаемся пустыми делами. Лучше всего встречаться просто так, есть, пить, развлекаться. Это и есть наилучший диалог. В наших компаниях нет места спорам и официозу. В грузинских компаниях говорят лишь о вине, женщинах и поэзии.

Шота поднял бокал с вином и громко рассмеялся. Заур и Артуш молчали. Удовлетворились лишь легкими улыбками. Шота был обескуражен индеферентностью молодых людей. Он положил бокал на подоконник и слегка похлопал их по плечам.

- Так радостно видеть армянина и азербайджанца вместе.

- Почему? - спросил Заур

- Не знаю… Как минимум потому, что я ненавижу войну…

В это время к ним подошли Луиза Погосян и Эрнст Копф:

- Друзья, почему вы сторонитесь других? Ничего не едите! Заур, Луиза дала мне почитать вашу статью. Мне очень понравилось. Пишете, что армяне в течение века дважды потеряли Баку. Мне это показалось достаточно интересным.

- Насколько близко вы знакомы с историей нашего конфликта? – спросил Заур, глотнув пива.

Шота, Артуш и Луиза опешили. Такого резкого вопроса от Заура они не ожидали. А Эрнст ответил, как ни в чем не бывало:

- Мне кажется, достаточно близко. Но я никогда не систематизировал эти сведения и не думал о том, что армяне потеряли Баку дважды. Вы пишете, что без армян Баку смотрится неестественно. Страдает космополитизм. Достаточно смелая статья.

- Я не согласен, – возразил Заур. - Еще до меня статью в том же духе написал наш известный режиссер-сценарист Рустам Ибрагимбеков. Если бы не он, навряд ли я написал бы подобную статью. Выходит, я приютился в его тени.

Эрнст жадно пил шампанское. Опустошив бокал, оставил его на круглый столик.

- Во всяком случае, это была смелая статья. Вы смело, уверенно пользуетесь миротворческими ресурсами. Вы получили какую-нибудь пользу от нашей трехдневной конференции? Например, вы Луиза?

Луиза прибрала волосы и слегка улыбнулась:

- Народная дипломатия не рассчитана на результат. Народная дипломатия это процесс. Если мы будем думать о результате - придется сесть и опустить руки.

- Я согласен с Луизой, - сказал Шота. За два дня мы прекрасно нашли общий язык с осетинами. Значит, при желании это возможно. Если мы выйдем из-под тени политики, то никакой проблемы между народами не останется.

Шота противоречил самому себе. Заур с Артушем переглянулись и улыбнулись.

Фуршет продлился до одиннадцати. Раньше всех ушли осетины. А затем представители Армении и Карабаха. Девушки из Азербайджана ждали Заура. Их очень раздражала его невнимательность по отношению к ним. В конце концов, они не выдержали и подошли к нему.

«Боже, им поскорее надо замуж. Куда им до миротворчества? Почему родители отпустили своих аграрно-мыслящих чад в Тифлис?» - подумал Заур и улыбнулся Диляре и Севде. Он отошел от своей группы и сделал три шага по направлению к ним.

- Ты отлично сегодня выступил. Настоящий сын народа, - сказала Диляра.

- Благодарю, - смущаясь, сказал Заур. - Не скучаете? – спросил он, чтобы сменить тему.

- Конечно, скучаем, - Севда, будто ждала этого вопроса. - Поэтому и уходим. А ты остаешься?

- Да, остаюсь…

- Пойдешь с ним? – сказала Диляра, показывая кивком на Артуша.

- Допустим…

Девушки переглянулись. Конечно же им, неопытным девам, было очень далеко от постижения смысла столь странной дружбы между двумя врагами.

- Ну ладно. Идите, уже поздно. Хотите, провожу вас…

- Не надо, - обиженно, но решительным голосом заявила Севда. - Продолжайте развлекаться. Мы пойдем пешком.

Чтобы как-то разрядить обстановку, Заур выдавил из себя улыбку и произнес:

- Будьте осторожны, по ночам на улицах полно всяких пьяных хулиганов.

- Ты не беспокойся, - сказала Севда. – Что бы ты ни говорил, ты не похож на того, кого это может заботить. Не знаю, что ты нашел в этом армянине...?

Девушки быстрыми шагами пересекли пустой зал и скрылись из виду.

Заур смотрел им вслед до тех пор, пока не закрылась дверь. Ему стало тоскливо. Может быть, он считал себя виновным в том, что не дает, не может дать шанса девушкам, соперничающим между собой из-за такого как он, симпатичного, умного, образованного парня. «Но ведь это невозможно! Это вне моих сил! Даже если я был бы способен любить женщину, я не стал бы проявлять интерес к этим тупицам…»

Он обернулся. Артуш, Шота, Луиза и Эрнст о чем-то спорили, ожесточенно жестикулируя. В ресторане, кроме них почти никого не осталось. До Заура доносились слова-отрывки из их русскоязычной беседы: «мир», «замороженный конфликт», «граница», «беженцы»… Он закрыл глаза. От этих слов, от этих тем становилось тошно. Хотелось лишь одного – заняться дикой любовью, любить и быть любимым… Он открыл глаза и встретил заботливый взгляд Артуша. Артуш смотрел на него украдкой, чтобы не выдать себя.

«Мы даже боимся посмотреть друг на друга… - подумал Заур. - Что за мерзкий регион, что за отвратительный менталитет! До каких пор мы будем жить в страхе?! Ведь и у нас есть право на то, чтобы любить и быть любимым».

- Все ушли, - сказал Заур, подойдя к группе. - Может, нам тоже стоит прогуляться по городу?

Все, кроме Луизы, согласились с этим предложением.

- Простите, друзья, но мне утром рано надо выезжать в Ереван. Ты остаешься, Артуш?

- Ну да, - ответил тот неохотно. - У меня еще дела в Тбилиси на пару дней.

От Шоты не ускользнуло, что этот ответ пришелся ему в тягость.

- Выйдем на улицу, проводим Луизу до отеля, а потом прогуляемся.

…

Небо Тифлиса было украшено миллионами звезд. Город напоминал густой лес. В этом лесу у каждого дерева, камня, кошки и собаки имелось свое имя. Каждое дерево приходилось другому либо двоюродным братом, либо двоюродной сестрой. Заур подумал, что названия тбилисских улиц звенят в ушах, будто звон топора, впивающегося в дуб. Он наклонился к Артушу и поделился с ним этой мыслью. Тот тихо рассмеялся и посмотрел на Заура с печалью, любовью и тоской.    

Они проводили Луизу до отеля, а потом прошлялись вдоль берега Куры до половины второго. Устали, но никто не хотел возвращаться в отель, никто не хотел спать. Завтрашний день всецело принадлежал им, и поэтому хотелось вдоволь нагуляться.

Шота, не переставая смотреть на грязную Куру, спросил у Эрнста:

- Какие у Вас планы на завтра, господин Копф?

Эрнст вздрогнул и мягко взглянул на Шоту.

- Завтра мы начнем работать над отчетом. А в чем дело?

- Хочу пригласить Вас на свадьбу моего двоюродного брата.

- О, благодарю вас,- остановился Эрнст. – Поверьте, это было бы для меня честью. Но, правда, нет ни минуты свободной. Я обожаю ваши свадьбы, обожаю вашу кухню. Но на этот раз прошу прощения – не могу.

Отказ не смутил Шоту.

- Понимаю вас. Но, если передумаете, и вам захочется прийти на свадьбу, которая продлится три дня и три ночи, достаточно просто позвонить мне. Вас встретят, как особо важную персону.

- Завтра нам придется пойти на свадьбу, - прошептал Заур Артушу. – Ты не забыл?

- Нет, не забыл. Но, правду говоря, не очень-то и хочется.

- Да и мне тоже… Просто мы обязаны…

Они решили разойтись, когда уже стало невмоготу от нытья ног. Шота остановил проезжающее мимо такси и обратился к Эрнсту:

- Пожалуйста, я отвезу вас домой.

- О, спасибо.

- Ну что вы, что вы, пожалуйста. А вы, ребята, поедете с нами?

Артуш, опережая Заура, быстро выпалил:

- Спасибо, Шота, мы пешком. Нам недалеко. Да и погода хорошая.

- Тогда до завтра.

Шота обнялся с ними и сел на переднее сиденье. Дошла очередь до Эрнста, который по-отечески пожал им руки.

- Был счастлив познакомиться с вами. Артуш, Заур, надеюсь, это не последняя наша встреча. Прошу по возращении домой выслать мне на мэйл ваши тексты о мероприятии. Счастливо.

- Счастливо, господин Копф.

- Удачи вам, господин Копф.

Как только машина скрылась из виду, Артуш положил руку на плечо Заура. Они неспешно зашагали в сторону отеля. Долгое время шли молча. Минута шла за минутой. Высокая, непроходимая стена, которую они возвели между собой за эти несколько дней, когда почти постоянно находились на публике, теперь исчезла. Сейчас они были предоставлены самим себе, и никто не решался нарушить молчание. Если бы не редкие машины и лай гордых грузинских собак в верхних кварталах, чувство одиночества в этом городе полностью подчинило бы их своей власти.

Перед маркетом у отеля Артуш тихо спросил:

- Надо что-нибудь купить? Пива, воды?

- Нет, мне ничего не надо. Всего этого добра хватает в мини-баре - сказал Заур. - Хочу поскорее лечь и уснуть. Устал, как собака. Но ты можешь взять себе чего-нибудь.

- Да нет, мне тоже не стоит. А то до утра не смогу уснуть, - скорчил кислую гримасу Артуш.

Когда они вошли в отель, часы показывали без четверти два. Поднялись на третий этаж. Заур пожелал спокойной ночи Артушу.

- Спокойной ночи… - ответил нерешительно Артуш. – Ну что, идем спать?

- Да, Артуш. Хочу поспать. Совсем устал.

На самом деле Артуш понимал: нужно время для осмысления того, что между ними было в течение этих двух дней, но ему было трудно обуздать чувства, похоть и страсть. Он был согласен с Зауром: этой ночью лучше поспать врозь, но ничего не мог поделать с собой.

Они зашли в свои комнаты, где их ждало одиночество и воспоминания.

Заур закрыл дверь и разделся. Сходил в туалет, затем рухнул на кровать, уставился в потолок и прислушался к гудящим от усталости ногам. Воспоминания с одной стороны, нытье ног с другой, не давали ему уснуть. Он поставил будильник на телефоне на 11:00. Знал, что если проснется позже, то целый день промается с головной болью.

Артушу тоже не спалось. Он размышлял об отношениях с Зауром, и доводил себя чуть ли не до безумия. «Что за причудливое событие?! Каким ужасом я занимаюсь?! Что это за любовь?! О Боже, помоги мне!.. Укажи мне выход».

Когда они уснули, все часы в мире показывали половину разлуки, тоски и трагедии. 

2 

Заур поставил будильник на 11:00, но тоска по Артушу разбудила его в половине десятого. Он принял душ, полчаса ходил в комнате из угла в угол, затем решил позвонить Артушу.

После третьего гудка послышался его веселый голос:

- Алло?

- Ты проснулся?

- Давно. Не знаю почему, но чувствую себя очень бодрым и выспавшимся. И настроение отличное.

- Хорошо, что мы вчера не стали пить. А то бы сейчас голова раскалывалась.

- А какая разница? – рассмеялся Артуш. – Все равно нам сегодня придется набухаться на грузинской свадьбе.

- Да, нам придется несладко…- сказал Заур и через пару секунд добавил: - Пойдем, поедим чего-нибудь?

- Куда?

- Не знаю… Хочешь, сходим в осетинский ресторан? Там отличное хачапури.

- Ты знаешь, где это?

- Да, был там сто раз.

- Ладно. Через десять минут жду тебя на улице.

*** 

Без десяти одиннадцать любовники уже сидели в осетинской пивной «Алан» на Майдане. Они не могли решить - позавтракать или все же пообедать. Официант уже один раз подходил к ним, но, увидев нерешительность клиентов, отошел. Наконец, после долгих раздумий, они заказали большое осетинское хачапури и осетинское пиво.

- Да, это обещает быть странным, - сказал Артуш, глядя на огромную лепешку.

Заур сделал большой глоток пива, вздохнул и спросил:

- Почему? Если тебе что-то не нравится…

- Нет-нет. Все отлично. За твое здоровье, - поднял Артуш бокал.- Хотя, ты уже начал пить. Да, никого не ждешь.

- А что, обязательно надо чокаться? – скорчил Заур кислую гримасу. Ненавижу этот обычай. Кавказцы невыносимы, когда несут всякую чепуху и чокаются. В это время они предстают в самом смешном виде. Хотя грузины не чокаются когда пьют пиво. И то хлеб…

Заур все же чокнулся с Артушем, который с нежной улыбкой смотрел на своего возлюбленного, и поставил бокал на стол. Разрезал кусок хачапури и с аппетитом стал жевать.

- Предлагаю поесть, а потом прогуляться по Тбилиси. Погода сегодня отличная.

Артуш кивнул в знак согласия.

- Конечно. Мы нигде с тобой не бывали. Кроме конференц-зала и номера в отеле. Этот город дорог нам обоим. И у нас обоих есть любимые уголки в этом городе. Было бы незабываемо увидеть все это вместе.

Некоторое время в полной тишине они ели хачапури. Время от времени поглядывали на расторопных официантов, обслуживающих редких клиентов. Заур отвел глаза от влюбленной парочки за соседним столом и взглянул на Артуша. Он разделывался с последним куском хачапури. Ему захотелось заняться любовью, дикой любовью. Он сжал ноги, чтобы усмирить своего жеребца. Надо было чем-то занять мысли, сосредоточиться на чем-то другом. Неожиданно он спросил:

- Артуш, у меня к тебе вопрос.

Артуш удивился, уловив странную сухость, официальные нотки в словах Заура. В изумлении он посмотрел на своего любовника.

- Конечно, спрашивай.

- Почему у вас, у армян, такой доходящий до паранойи страх быть стертыми с лица земли? Вы действительно считаете, что вокруг вас одни враги? Что они только и делают, как строят планы о вашем уничтожении, или же все это наши преувеличения?

Артуш улыбнулся. Вряд ли он ожидал от Заура такого вопроса, но, с другой стороны, он не замешкал с ответом:

- На самом деле в твоих словах есть доля правды. Вы, азербайджанцы, опираетесь как на широкомасштабный мусульманский союз, так и на тюркский. И потому считаете себя великим народом. Практически уверены, что выживете как этнос и нисколько не беспокоитесь вероятностью уничтожения. – Он отпил пива и продолжил. – Но мы… Хоть и входим в большое христианское единство, все же занимаем отдельное место из-за нашей конфессиональной специфики и считаем себя редким этносом. Долгое время, мы жили в нехристианской среде и в условиях исторических коллизий. Вследствие чего у нас сформировалась устойчивая мысль: мы – маленький этнос в окружении врагов и нас постоянно ожидает угроза уничтожения. Я бы даже сказал, что наличие этого элемента в армянском менталитете сыграло важную роль в возникновении карабахского конфликта и в том, что он дошел до нынешней стадии. Именно поэтому нам кажутся неубедительными слова азербайджанской стороны по поводу обеспечения безопасности карабахских армян.

- И тебе тоже?

- Да, мне тоже. Речь идет не об армянской солидарности. Ведь в Азербайджане ваши собственные права на каждом шагу нарушаются. Как вы собираетесь обеспечить права армян?

- Разве в Армении нет тех же самых нарушений?

- Ты говоришь, как настоящий азербайджанец. Конечно, есть. Кто же это отрицает? Но мы в настоящее время говорим о вас - об Азербайджане, который хочет видеть Карабах в своем составе, и который считает карабахских армян своими гражданами. Невозможно обеспечить их безопасность. Может, через 50-100 лет они вам поверят. Да и то навряд ли… А теперь я задам тебе вопрос.

Заур разгорячился.

- Отлично! Значит, трехдневной конференции было нам мало. В противном случае мы не возвращались бы к этой теме. Ну давай, валяй, спрашивай.

- Как ты смотришь на вероятность возобновления войны? Но прошу, обойдись без клишированных фраз. Я уже по горло сыт дурной риторикой вроде - «если придется, то наша армия…».

Заур усмехнулся.

- Знаешь, Артуш, война всегда ведется в расчете на мир. Либо ее оправдывают этой необходимостью. Однако, каким должен быть этот мир? Наверно, справедливым, чтобы испытавшие на себе несправедливость через некоторое время не развязали новую войну. Если война закладывает мины под будущее, значит, мы перекладываем ответственность на плечи будущих поколений. Я этого не хочу. Но в то же время не верю в вероятность возобновления войны.

- Можно спросить, почему?

- Можно, но не спрашивай. У меня нет логичного ответа. Здесь мое чутье превалирует над логикой.

- А кто же прав, кто нет?           

Артуш требовательно смотрел на Заура. Он должен был ответить искренне, избегая стереотипов.

- Честно, я не знаю, Артуш… Конечно, мне следует сказать – «Правы мы». Я обязан это сказать. Но знаю, этот ответ тебя не удовлетворит.

- Откуда ты знаешь?

- Если удовлетворит, тогда скажу, что правы мы.

- Моя ситуация схожа с твоей, Заур.

- Знаю, дорогой… Знаю и понимаю. Не бери в голову.

Артуш подозвал официанта:

- Пожалуйста, принесите счет.

- Уходим? – спросил Заур удивленно.

- Ты же говорил, что будем гулять по Тбилиси. Давай выйдем поскорее, чтобы вдоволь нагуляться до этой чертовой свадьбы двоюродного брата Шоты.

Заур зажмурился и шлепнул себя по лбу:

- Ну и ну. Как же я забыл о свадьбе… Лучше бы не напоминал... У меня такое предчувствие, что эта свадьба добром не закончится 

*** 

Они пересекли Майдан, и пошли в сторону узких улочек старого города. Когда дошли до Сионской церкви, Артуш остановился. Вошли в церковь. Внутри было темно и сыро. Там висел крест, сделанный из виноградного плюща. Просветительница Грузии, святая Нино, привезла этот плющ с Запада. Артуш подошел к алтарю, поднял голову и посмотрел на лик святого. Заур тоже взглянул туда. Их взгляды встретились на выцветшей иконе.

В просачивающемся сквозь окна церкви свете Заур заметил слезы в глазах Артуша.

- Давай уйдем отсюда, - сказал он.

Артуш покорно вышел из церкви. Они шли, ни слова не говоря друг другу.

- Ты веришь в Бога, Артуш? – сказал наконец Заур.

- Сложный вопрос. Кажется, не верю. Но в церковь хожу… Нахожу там успокоение.

- А если бы ты был верующим и молился, то за что бы просил прощения?

- За тебя, Заур.

Его голос был грустным и уставшим.

- Почему? – с интересом спросил Заур

- Потому что ты был бы самым большим грехом в моей жизни… А ты?

- В смысле верю в Бога или нет?

- Да.

- Существование Южного Кавказа, и народностей, проживающих здесь, указывает на отсутствие Бога. Милостивый, могущественный, всезнающий и всевидящий Бог, о котором нам говорят, не стал бы создавать таких ненужных, подлых, бесчестных людей. Соответственно делаю вывод - Бога нет. А если есть, то он похож на свои создания. В такого Бога лучше не верить. - пока Заур говорил, Артуш смеялся и качал головой.

- Ну ты даешь!

Грузин, забившихся в кафе, и попивающих кофе или вино, не заботил вопрос, когда и зачем пить. Откуда-то слышался голос хора. Внизу пенилась Кура. Артуш смотрел вдаль. Будто бы там он искал свое прошлое, мысленно пересекал границы Тифлиса и оказывался в Баку.

- О чем ты задумался? – спросил Заур.

- О тебе и о том, что было.

Заур понял, что тот хотел сказать, но спросил еще раз:

- Разве все, что было между нами, это так ужасно?

- Обойди весь Кавказ, побеседуй с людьми. Сможешь ли ты найти в этом регионе кого-нибудь, кто способен был бы понять и принять наши отношения? Нет. Это совершенно иной регион. А мы, позабывшись, действуем, как европейцы. Не могу понять - откуда взялась эта смелость? На самом деле мы детища Запада и не должны здесь находиться.

Заур воровато оглянулся и осторожно взял его руку в свою.

- Артуш, я сделаю для тебя все, что захочешь. Можем уехать в Европу. Я готов уехать туда, куда скажешь.

- Эх, Заур…

Артуш остановился у сырой, холодной каменной стены и оперся на нее рукой. Прикрыл глаза и глубоко вдохнул, словно пьянея от влажного воздуха Куры.

- Знаешь, почему я люблю тебя, Заур?

- Не знаю. Это не так уж важно.

- Я люблю твои глаза, твой голос, твой запах, твою походку. Люблю только тебя. Любовь армян точно такая же, как и любовь азербайджанцев.

- Вот здесь, на этом месте, где мы сейчас стоим, тысячу лет назад великий грузинский поэт Руставели читал любовные стихи царице Тамаре. Знаешь, как похожи его стихи на персидские рубаи?

- Естественно, Руставели, по сути, составная часть великой восточной поэзии. Точнее, по части стиля - иранской поэзии. Может быть, великий лирик Саят-Нова тоже стоял на этом месте…

- Заур, а ты… Почему ты любишь меня?

Артуш произнес эти слова, и разрыдался прямо посреди улицы. Крупные слезы, скатывающиеся по его лицу, сделали его похожим на маленького ребенка. Заур обнял его за плечи и слегка потормошил.

- Артуш, я люблю твою душу, слышишь, душу! Люблю тебя потому, что ты есть ты. Да, я сумасшедший. Мы оба сумасшедшие. Но кому, какое дело? Мы пылкие влюбленные, которые могут вот так прямо расплакаться посреди улицы и любить друг друга, позабыв обо всем.

Артуш тоскливо посмотрел на Заура глазами, полными слез, и спросил:

- Но ведь я – крохотная частичка Армении, которую ты ненавидишь.

Заур растерялся. Он не понимал его:

- О чем ты? Ты - частичка моего детства, ты - частичка Баку. Армения тебе чужда. Ты и сам это знаешь.

Две веселые грузинки, проходящие по узкой улице, удивленно взглянули на двух молодых парней, перешептывающихся у стены, и прошли мимо. Артуш вытер слезы, улыбнулся, склонил голову набок и сказал:

- Так хотелось бы, чтобы твои слова оказались правдой.

- Я не пытаюсь просто лишь утешить тебя. Я говорю правду.

Артуш взглянул на детей, играющих на углу здания, украшенного плющом, и нехотя промолвил:

- Ладно, пусть будет так, как скажешь…

- Пойдем, Артуш… Стоять здесь не имеет смысла. Мне уже холодно.

На крохотной площадке старого Тифлиса всегда полной туристов, гадала чернявая курдская девушка. Они быстро прошли мимо нее. Меньше всего сейчас им хотелось знать о своем будущем. Подсознательно они чувствовали, что будущее их темно, и в конце туннеля света нет. Они опять шли молча, не говоря ни слова. Внезапно Артуш остановился и весело спросил:

- Поднимемся на Мтацминду, на гору святого Давида?

- А что там делать? Я сто раз там был.

- Да ладно тебе?! Можешь и в сто первый подняться. Оттуда прекрасный вид на город. Чувствуешь себя на седьмом небе. Разве этого мало?

Для Заура это было не принципиально и он согласился. Они свернули на боковую улицу и пошли в сторону фуникулера. Через несколько минут небольшой вагон, в который они сели, стал тяжело подниматься на гору Давида. Кроме них, в вагоне находились иностранные туристы. Их гид, молодая грузинка, рассказывала об истории создания легендарного монастыря на вершине горы:

«Давным-давно на этой горе жил святой Давид. В городе жила дочь царя. Эта девушка совершала грех, спала с князем. Со временем князь устал от нее и бросил. А девушка была беременна. Узнав об этом, царь приходит в ярость и приказывает найти человека, который сделал такое с его дочерью. Она боится назвать имя своего возлюбленного и поэтому вместо него называет святого Давида. Разъяренный король приказывает привести Давида во дворец. После того, как Давид приходит в его дворец, он приказывает позвать и дочь. Она повторяет ему сказанное прежде. Тогда святой Давид прикасается тростью к животу девушки и вдруг происходит чудо. Ребенок в ее чреве начинает говорить и называет имя истинного виновника. Святой Давид воздевает руки к небу, молится, и девушка вместо ребенка рожает камень. Теперь из-под того камня бьет родник святого Давида. Бездетные женщины купаются в этом роднике, чтобы забеременеть».

Влюбленные пары стояли у окружающих монастырь стен и смотрели на город. Берег Куры был окутан туманом. Купола церквей напоминали одинокие острова. По восточной и западной части города растянулись сады и парки - зоны отдыха тбилиссцев. Вдали возвышалась крепость Метехи.

- Слышишь, Заур, если таких, как мы, грешников, поймали бы сто лет назад, то заключили бы в крепость Метехи.

- Я и сейчас готов прожить с тобой до самой смерти в этой крепости.

- ?

- Серьезно.

- Жаль, не могу тебя здесь поцеловать.

- Учись терпению.

3

Вечером в шесть Шота ждал Заура с Артушем у отеля «АТА» в Nissan Sunny своего родственника Додико. Громадный Додико обильно потел, хотя было холодно, и ворчал энергично мотая головой.

- Где они застряли? Ждем уже 15 минут. Ведь свадьба начинается.

- Да придут они сейчас, успокойся. Рожаешь, что ли? Они ведь на свадьбу идут, прихорошиться должны.

Додико, пожевывая фильтр сигареты, сощурил глаза:

- Что они, бабы, что ли? – спросил он.

- Да, почти что бабы.

Додико кашлянул от неожиданного ответа и утер выступившие на глазах слезы.

- В смысле? Петухи, что ли?

Шота рассмеялся.

- Сам увидишь и решишь. Так внешне не похожи, но происходит что-то странное… У меня подозрения.

Хитро посмотрев на Додико, он добавил:

- Что еще может так сблизить армянина и азербайджанца? Как еще объяснить эту непонятную теплоту между ними?

Спустя пару минут они показались в дверях. Сначала вышел Заур. Он поднял голову и посмотрел на небо, увидел, что оно ясное, и удовлетворенно улыбнулся. За ним вышел Артуш. Они зашагали к машине, о чем-то тихо переговариваясь. Шота сошел, они обнялись и расцеловались.

- Ну что, друзья, вы готовы к грузинской свадьбе?

- А в чем дело? - потянулся Заур и стукнул кулаком в грудь. – Требуются особые приготовления к грузинской свадьбе?

Шота рассмеялся, открыл заднюю дверь и сказал:

- Сами увидите. Я вижу, вы очень самоуверенны. Грузинская свадьба не похожа ни на армянскую, ни на азербайджанскую.

Шота закрыл дверь, занял свое место, и как только машина тронулась, представил Артуша и Заура своему родственнику.

- Знакомьтесь, друзья, это мой родственник Додико. Он женился в прошлом году. Уникальный человек, ему 30, но до сих пор он не был ни в Армении, ни в Азербайджане. Хотя Россию, можно сказать, обошел пядь за пядью.

- Очень приятно, меня зовут Заур, я из Баку, - сказал Заур.

- А я Артуш. Рад с вами познакомиться.

 

- Шота много о вас рассказывал. Еще до вашего приезда говорил, что у него будут гости из Баку и Еревана, - сказал Додико, выбросив окурок в окно.

- Спасибо Шоте, он всегда готов показать грузинское гостеприимство, - сказал Заур и взглянул на Артуша, который, равнодушно прислушиваясь к разговору в машине, смотрел в окно.

- Шота рассказал мне много интересного о вас. Оказывается, вы оба бакинцы. Артуш после начала войны переехал в Ереван, и вы увиделись лишь много лет спустя здесь, в Тбилиси три дня назад.

Артуш посмотрел на Шоту и с еле уловимой иронией добавил:

- Тбилиси соединяет разлученных, прокладывает мосты между народами, находящимися в конфликте.

Додико – типичный грузин, испытал прилив гордости от слов Артуша и радостно сказал:

- Совершенно верно. Здесь в Тбилиси периодически встречаются и вспоминают о былом люди, которые до конфликта были друзьями либо соседями в Азербайджане или в Армении.

- И проклинают политиков, виновных в этой войне, - произнес Заур. На сей раз его издевка была откровенной. Шота, до сих пор молчавший, повернулся и посмотрел на него.

- По твоим словам выходит, что политики не играли никакой роли в наших конфликтах. Мне знакома эта позиция, всю ответственность ты перекладываешь на народы. Но ведь народ сам по себе ничего не решает. Разве он не стадо баранов? Готов покорно устремиться в том направлении, которое ему покажут. Массы повсюду остаются массами, дорогой.

Заур подумал о том, спорить не имеет смысла и промолчал. Ведь все равно каждый останется при своем мнении. Но тут вмешался Артуш.

- Я частично согласен с вами обоими. Это значит, виноваты и народ, и политики. Человеку можно многое сказать и тем самым побудить его поступить сгоряча. Какая польза если тебя станут науськивать на твоего брата, отца? По-моему, никакой. Ибо ты лучше всех знаешь своего отца и брата. Но политики так науськивают друг на друга народы, что мы до сих пор не способны избавиться от ненависти. Каждый армянин с момента своего рождения должен быть врагом тюрку. В то же время каждому малышу-азербайджанцу говорят о том, что армянин его враг. Одни хотят завоевать Баку и Нахчыван, а другие – владеть Севаном и Ереваном. И в этих делах народ и политики действуют сообща, плечом к плечу.

- Правильно говоришь, - сказал Додико. До войны у меня тоже было много друзей-абхазов. Мы жили как братья. А теперь, чтобы встретиться с ними, мне приходится ехать к границе. Да и то не всегда пропускают.

- Мы уже доехали, - перебил Шота своего родственника. - Это один из лучших ресторанов Тбилиси. Ресторан «Тамада». Свадьба будет скромной. Приглашены только 60 человек. Жених захотел отметить самые незабываемые минуты своей жизни с самыми близкими людьми. Одна из особенностей этого ресторана в том, что здесь можно увидеть, как готовят чачу и можно поучаствовать в этом процессе. А национальная кухня, как всегда, супер!

- Добро пожаловать на грузинскую свадьбу, - сказал Додико, притормозив машину на площадке, где припарковалось около 20 машин. – Пошли.

Они сошли, и услышали раскаты грузинской зурны.

- Это военная песнь кахетинцев «Мравалйавер», - сказал Шота. - Наш жених очень привязан к национальным обычаям и традициям.

Не успели они перейти через порог ресторана, как начался хевсурский танец «Лило». Заур и Артуш вдруг обнаружили себя среди танцующих и совершенно опешили. Пьяные грузины самозабвенно танцевали вокруг них, поднимая облака пыли. Кто-то наступил на ногу Заура, а ржущая, как кобыла, невеста опрокинула содержимое бокала на куртку Артуша, принесла извинения заплетающимся языком и быстро убежала.

Пьяный жених увидел Шоту и гостей, подошел к ним, крепко обнял и расцеловал.

- Добро пожаловать, братья! Вы сегодня самый большой для меня подарок от Шоты!

Затем он обернулся к высокому певцу лет тридцати пяти и выкрикнул:

- Поменьше пей, сукин сын! «Мгали делия»! Специально для наших гостей из Армении и Азербайджана!

Позже Заур узнал, что «Мгали делия» – это песня горы Иверия. Как только началась песня, все погрузились в транс. Артуш и Заур, воспользовавшись кратковременным затишьем среди грузин, с помощью Шоты нашли себе местечко за одним из столиков. Сидящие рядом молодые девушки и парни мгновенно налили им вина и наполнили тарелки крупными кусками мяса и хинкали. Узкоглазый высокий парень почему-то проявлял особую заботу, беспрерывно смеялся и через каждую минуту спрашивал, не хотят ли они чего-нибудь. Артуш выяснил, что этот парень друг жениха из Казахстана, что они познакомились в Москве и в результате этого знакомства открыли три ресторана.

- Меня зовут Талгат. Я из Караганды.

- Очень приятно, а я Заур, из Баку.

- А меня зовут Артуш, я из Еревана. Очень приятно.

- Здорово! А нам в Казахстане кажется, что армяне и азербайджанцы враги. Оказывается, вы души друг в друге не чаете.

Заур скривил рот. Артуш кашлянул и выдавил из себя улыбку. Сам Талгат тоже пожалел о сказанном. Чтобы сменить тему, он сказал:

- В Тбилиси я уже неделю. И поправился где-то на пятнадцать на килограмм.

- Жених, кажется, чрезвычайно гостеприимен? – спросил Заур, показав на жениха, танцующего с кинжалом во рту.

- Более чем, - сказал Талгат, опустошив бокал с вином. Я на Кавказе впервые, и только теперь понимаю, что тридцать лет жил впустую. Впервые здесь, в Грузии я понял, что такое честь, достоинство, верность и мужество. Уверен, в Армении и Азербайджане точно так же.

Артуш мельком взглянул на Заура и вновь повернулся к круглому лицу Талгата:

- Так и есть. Весь Кавказ такой: гостеприимный, смелый и честолюбивый.

Талгат налил всем вина, встал и поднял свой бокал:

- В таком случае, выпьем за благоденствие отважного Кавказа! Да здравствует Кавказ!

Все присоединились к тосту и встали, Артушу и Зауру пришлось тоже встать.

Шоты не было уже полчаса, Заур с Артушем в буквальном смысле слова чувствовали себя пленниками грузинского гостеприимства. Сменяли друг друга алазанские и кахетинские вина, шашлыки и овечьи сыры таяли во рту, соблюдающие грузинские традиции родственники и друзья молодоженов соревновались между собой в произведении наилучшего впечатления на армянина, азербайджанца и казаха. Все подходили к ним, знакомились, а им приходилось чокаться и пить со всеми.

Вдруг один из грузин ринулся на площадку и стал танцевать танец «Давлур». Все остальные грузины тоже ринулись туда. Вдруг откуда-то сзади возник Шота, положил руки на плечи любовников и потормошил их:

- Танцевать будете?

- Нет, я не умею танцевать,- решительно ответил Заур, подумав про себя, что только этого не хватало.

- О чем ты?- возразил Артуш. – Смотреть на танец грузин гораздо интереснее, чем танцевать самому.

Шота смутился, но не выдал этого.

- Талгат, а ты?

- Нет, брат, спасибо. Все равно не умею. Зачем позориться?

- Ладно, как хотите… Я пойду выпью с родственниками. Сто лет их не видел. Скучать не будете?

- Нет-нет, не беспокойся,- тут же ответил Артуш. - Всё в порядке.

Шота удовлетворенно улыбнулся и вновь скрылся из глаз.

- За наше здоровье! – поднял Заур бокал с вином. – За дружбу народов Средней Азии и Южного Кавказа!

- За наше здоровье!- чокнулся с ним Артуш.

- Я присоединяюсь к тосту, хотя Казахстан не считается Средней Азией, и мы играем в УЕФА, - сказал с одолжением Талгат.

…

Минута шла за минутой, час за часом. А свадьба не заканчивалась. Вино лилось рекой, головы становились ватными. Заур, Артуш и Талгат окончательно опьянели и хохотали над анекдотами сидящих за столом грузин. Музыка доносилась откуда-то издалека. Вдруг неожиданно громко зазвучал торжественный мотив. Пьяные гости подхватили его и запели громогласным хором.

- Что они поют?- спросил Заур у сидящего рядом грузина по имени Ираклий.

- Это наш древний гимн. Он называется «Встань, царица Тамара, Грузия плачет по тебе!».

Заур подмигнул Артушу, который с интересом выслушал ответ Ираклия, затем наклонился к нему и прошептал:

- С каждым днем убеждаюсь все больше: все кавказцы – сумасшедшие.

- Да, и это неизлечимо. И в этом наша беда… Но, умоляю, не говори об этом с Талгатом. Смотри, как восторженно он говорит о нас.     

Было уже за полночь. Артуш был пьян вдрызг, губы его алели. Спиртное, казалось еще больше подчеркивало его красоту, придавало ему свежесть весенней росы. Заур наслаждался возможностью быть с ним рядом, ощущать его запах, слышать радостный голос. Он подумал, что очень счастлив, и что это счастье закончится через несколько дней.

Когда Заура начинали одолевать горестные мысли, он тут же находил глазами Артуша, и его горе сменялось радостью, а тревога – умиротворением.

***

На следующий день, в двадцать минут второго, в дверь Артуша постучались. Он обхватил раскалывающуюся голову двумя руками и встал с кровати. На нем была клетчатая шерстяная рубашка и джинсы. Он совершенно не помнил, как и когда вернулся в отель, как и когда переоделся, как и когда повалился на кровать. Открыв дверь, он увидел Шоту и потряс головой.

- Откуда ты взялся?

-… Да прямо отсюда, в отеле ночевал, - растерянно ответил Шота.

- В смысле? – Артуш медленно поднял правую руку, протер глаза и внимательно посмотрел на Шоту, - Проходи, чего стоишь на пороге?

Шота зашел в комнату и развалился в кресле.

- Говоришь, ночевал в отеле?

- Да, в номере Заура. Спал на диване.

Артуш вздрогнул. Краем глаза посмотрел на Шоту, подошел к окну и задернул занавеску. Лучи скупого осеннего солнца ворвались внутрь, заставив Артуша сощурить глаза.

- Сначала мы пришли в твой номер. Ты что-то громко пел на армянском. Затем повалился на кровать и тут же захрапел. Потом мы пошли в номер Заура… Представляешь, как идиоты выпили там по две бутылки пива. Бедный Заур пытался доказать мне, что песня, которую ты пел, на самом деле – древняя азербайджанская песня – «Сары гелин». Затем он побежал в туалет и облевал унитаз. По его словам, когда он вышел, то я уже спал, как младенец. Ничего не помню.

Шота откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

- У меня кружится голова. Что за ночь была, а?..

- Во сколько закончилась свадьба?

- Кажется, в три, - с трудом разлепил веки Шота. – Точно не помню.

- Что сейчас делает Заур? Спит?

- Нет, проснулся, - Шота резко поднялся, взял апельсиновый сок из мини-бара и жадно стал пить. – Купается. Мне стало скучно, и я решил зайти к тебе.

- Правильно, - тихо сказал Артуш. - Нельзя же столько спать, - добавил он и зашел в туалет. Голова была свинцовой, конечности онемели, их он не ощущал. Он взглянул в зеркало и увидел поблекшие глаза и бледное лицо.

Зазвенел телефон Шоты. Он достал мобильный и взглянул на дисплей. Звонил Додико, чтобы поинтересоваться самочувствием родственника.

- Здравствуй, как ты, где ты?    

- В отеле, а ты?

- Выходим из дому.

- С кем выходишь, с женой?

- Да нет, какая там жена. Талгат переночевал у нас, хочу показать ему город. Завтра он уезжает в Москву. Заехать за тобой?

- А кто такой Талгат?- удивленно спросил Шота.

- Гость из Казахстана.

- Да-да-да-да. Вспомнил. Хорошо, давай пообедаем. Умираю от похмелья.

- Я тоже, - простонал Додико. – Ладно, сейчас приеду.

Полчаса спустя они мчались в машине Додико по левому берегу Куры. В этот субботний день влажные улицы Тифлиса были немноголюдны.

- Вы были в серных банях? – нерешительно спросил Додико, взглянув на гостей через зеркало заднего вида.

Шота, не ожидавший такого вопроса от Додико, выпучил глаза от удивления.

- Баня?

- Почему бы и нет?- развеселился Додико и еще раз взглянул в зеркало. – Вы были в серных банях?

Артуш и Заур переглянулись. По их глазам было ясно, что опыт посещения серных бань у них отсутствует.

- А я в первый раз об этом слышу, - сказал Талгат. – Но баня мне сейчас не помешала бы. Буря в голове и кости ноют.

- Да у меня тоже, - сказал Артуш.- Кахетинское вино сильнее любого оружия.

- Согласен, - вздохнул Шота. - А кроме меня кушать никто не хочет? Мы что, на пустой желудок в баню пойдем?

Додико обрадовался, что его предложение приняли. Свернул направо и поехал к серным баням.

- Не беспокойся, Шота, решим этот вопрос прямо на месте.

В предбаннике постройки 18-го века для них накрыли обильный стол. Все разделись и обернулись в полотенца. Заур с Артушем, даже не входя в парную, чувствовали, как усталость потихоньку покидает их, и не прекращали благодарить Додико.

- Вот видишь, - начал Шота, и не докончил, ибо эти слова уже выразили все. В них была забота и ответственность по отношению к гостям, «пострадавшим» от грузинского гостеприимства, а также гордость, по поводу наличия серных бань в своей стране.

Минут через пятнадцать к их столу присоединились еще трое. Один был знакомым Шоты, двое других – Додико. Голые грузины подошли к их столу, держа в руках, как оружие, бутылки вина. Это была уже не баня, а клуб, или же сборище нагих, смешных, беззаботных, веселых людей. После знакомства Додико зевнул и сказал:

- Действительно, наша страна необыкновенно прекрасна. Тбилиси и его серные бани, кахетинские вина! Да еще Кура, протекающая через город. Да, быть грузином – это нечто необыкновенное. Россия хочет взять нас в блокаду, сломать нас. Но, несмотря на это, все еще текут наши реки, цветут сады, и наш народ живет беззаботно.

После того, как покончили с едой, все прошли в большой банный зал. В огромном зале было жарко. На каменном полу лежали голые купальщики. Большие квадратные дыры в полу были наполнены серной водой. Талгат радовался больше всех, радостно прыгал, как ребенок, его узкие глаза сияли.

- Как здесь здорово! С каждым днем я все больше влюбляюсь в эту прекрасную страну!

Шота, заметив искреннее восхищение гостей, стал рассказывать об истории серных бань:

- Давным-давно выходит на охоту царь. Он выпускает сокола на глухаря. Долго ждет возвращения ручной птицы с добычей. Не дождавшись, начинает искать. В итоге доходит до небольшого леса. В этом лесу течет серная вода. Царь видит, что и сокол, и глухарь утонули в серной воде. Царь решает заложить рядом с этим местом город Тбилиси. Теперь та серная вода находится здесь. А нынешний Майдан – на месте того небольшого леса.

Баня наполнялась серным паром, пахло серой, иначе говоря, тухлыми яйцами. Тела поблескивали от пота. Артуш провел рукой по груди, впитал в тело серу.

- Хватит, выходите. Талгата там уже массируют. Вы тоже проходите во второй зал.

Артуш и Заур медленно вылезли из серной воды, прошли в соседний зал и устало повалились на каменный пол. Талгата, который лежал здесь уже минут пять, массировал крупный грузин.

- Как ты? – простонал Артуш.

- А как еще мне быть? – ответил, тяжело дыша под огромными кулаками Талгат. – Такое ощущение, будто через меня прошла армия Тимура.

- И со мной точно так же, - сказал Заур.

- Мекиссе, Сандро! –во весь голос закричал Додико.

Вошли два гиганта. Терщик и массажист. Они быстро перевернули Артуша с Зауром и вскочили им на спины. Мастерски помассировали их так, будто танцевали на мягком ковре. Затем соскочили и стали вонзать пальцы в их мышцы. Сидящий рядом Шота, как ни в чем ни бывало, давал им советы.

- Мекиссе, прыгни ему на спину. Да, вот так, хорошо. Сандро, а ты хорошенько его помассируй.

После массажа все трое с трудом поднялись на ноги. Массажисты трудились не напрасно. Они чувствовали, как силы возвращаются к ним. Прошли в соседнюю комнату и погрузились в холодную серную воду. Перехватило дыхание, но пару минут спустя они ощутили, как смягчаются мышцы. Шота и Додико плескались вместе с ними, перемигивались и посмеивались.

Когда обернувшись в полотенца, они вернулись в большой зал, где их ждал уже обновленный стол, Талгат с серьезным тоном заявил, что дико проголодался. На самом деле, есть и пить хотелось всем. Их посвежевшие организмы были готовы к новой гастрономической вакханалии. Они беседовали о политике, конфликтах, проблемах Кавказа, степях Средней Азии, рассказывали смешные истории из жизни, смеялись, грустили, высказывали пожелания. Было уже девять вечера, но им казалось, что они пришли в баню лишь час назад и весь отдых еще впереди. Кроме них, не осталось ни одного клиента. Все работники уже ушли, остался лишь сторож Вамеш, который, получив от Шоты немного денег, закрыл дверь и дремал в своем уголку. Перед тем, как идти спать, он попросил разбудить его, когда они будут уходить.

А уходить им не хотелось. Они скинули полотенца и сидели, в чем мать родила, за низким столиком. Вино, как и вчера, лилось рекой, и они пьянели сильнее вчерашнего. Теперь они смотрели друг на друга совершенно другими глазами. В этих глазах был вопрос, ожидание, сомнение, и даже … страсть.

Будто каждый из них крутился в воронке неиспытанных чувств и ожидал эту страшную искорку - момент истины.

Момент истины не заставил себя долго ждать…

*** 

Здесь, в Тифлисе, совершалась церемония высшей любви, безграничная как голубое море и бесконечная, как голубое небо. И этот Праздник Любви не был случайным.

В эту ночь должны были исчезнуть все границы, и они исчезли.

Вражда, конфликты, склоки испарялись в голубой купол. Слившиеся тела так называемых врагов одерживали победу над войнами и территориальными претензиями. Вместо оружия они брали в руки более гуманные, благородные и священные инструменты – ключи мира. Эти ключи мира находили путь не только к их ртам и анусам, но и к сердцам и душам. Эти ключи освобождали сердца от ненависти, ярости, крови, страха и слез.

Слившиеся губы, слившиеся тела, слившиеся ключи и замки. Любовь текла рекой, взрывалась, как вулкан. Металось эхо. Стоны наслаждения отражались от стен и возвращались к ним. Жемчужные капли пота на их телах были вызваны не жаром бани, а жаром их душ. Когда тела сгибались на девяносто градусов, раскрывались прекрасные, притягательные маки, на которые тут же налетали истосковавшиеся по любви пузатые пчелы.

Ужасная сцена? Вовсе нет! Это была победа над ужасом царствующим на Южном Кавказе на протяжении долгих лет. Как же им подходила поза «69», которая в глазах азербайджанца напоминает две слившиеся, дополнившие друг друга буты [Бута или иначе - «турецкий огурчик» - элемент восточного орнамента, в том числе и азербайджанского.

Изображение его встречается в рисунках ковров и тканей, в росписях произведений декоративно-прикладного искусства, в декорировании архитектурных сооружений. Напоминает инфузорию «туфельку»]! Эти страстные любовники, на которых Амур взирал с неба со слезами в глазах, сменяя друг друга, сменяя позы, тыкались куда только и как только возможно.

Они одерживали победу над политикой, одерживали победу над древней, новой и новейшей историей. В эту священную ночь, когда тюркский, грузинские, армянский и даже казахский анусы испытывались в настоящей любви и дружбе, когда солоноватая сперма брызгалась на лица, глаза и губы - одерживалась победа над обычаями, кинжалами, честью, национальными ценностями, юртами, седовласыми женщинами, аксакалами, орлами, жеребцами, некрокультурой, макроамбициями, микроэкономическими показателями, нефтью, текущей по проводам, газом, ашугами, сазом, домброй, кяманчой, таром, балабаном, хачапури, долмой, древними князьями, хоровым пением, первой христианской страной, геноцидами, массовыми захоронениями, андраниками, статусом Каспия, церквями, мечетями, шиитами, суннитами, сектантами, консерваторами, бутой, пахлавой, шекербурой, вином, мугамом, коньяком, шербетом, шашлыком, общенациональными ценностями, памятниками, Аральским озером, эмиром Теймуром, степями Туркестана, Туркменбаши, Назарбаевым, Хаджи Ахмедом Ясеви, Севаном, Ереваном, Тебризом.

Ночь была темной. А глаза источали яркий свет. Их стоны были наипрекраснейшим музыкальным произведением в истории человечества, ораторией пацифизма и гуманизма, который они предлагали народам Южного Кавказа и Средней Азии, да и всему миру. 

4

- Куда идем, Заур?

- Куда скажешь. Мне все равно.

Было достаточно холодно. Любовники вышли из ресторана «Алан», где они пообедали, и встали прямо посреди площади. Оглядываясь по сторонам, они не могли решить, куда двинуться.

- Ну, тогда сходим к могиле Грибоедова.

Заур застегнул куртку на все пуговицы.

- А что там делать?

- Да ничего… Что, тебе не хочется увидеть могилу гения? Это же тут рядом. В двух шагах. Пошли.

Они свернули направо, прошли у монастырской стены и подошли к надгробию. На нем были написаны слова жены Грибоедова Нины: «Твой ум и дела незабываемы для русского народа. Но почему любовь Нины оказалась длиннее твоей жизни?».

Артуш наклонился и поднял гальку. Он ударил ее о плиту. Галька упала и скатилась к его ногам. Артуш глубоко вздохнул.

- Это древнее тбилисское поверье. Надо бросить галькой во влажную могильную плиту, и если галька прилипнет хотя бы на мгновение, значит женишься в этом году. Но у меня вот не получилось.

Артуш выглядел опечаленным.

- Вот видишь, нам не суждено жениться, - рассмеялся Заур.

- Кто знает, - сказал Артуш и смолк.

Не спеша, погруженные в раздумья, они пошли к фуникулеру.

- Что это было, по-твоему, вчера в бане? Кто был этот казах…, зачем он пришел, чего он хотел? – спросил Артуш, положив руку на плечо Заура. Заур сморщил губы, взглянул на гору Мтацминда и сказал:

- Даже думать об этом не хочу. Мне надо прийти в себя, чтобы проанализировать случившееся.

Артуш достал из кармана сигарету и закурил. Дым, который он выпускал в холодный воздух, казался густым и тяжелым.

- Ты был прав, Заур…

- В смысле?

- Когда говорил, что Шота все знает…

- Он не только все знал, он еще и хотел, - расхохотался Заур. - Ты заметил вчера как стеснялись и робели Додико и Талгат?

Артуш прошелся взглядом по блеклым стенам старого Тифлиса и сказал:

- Наверно, они в первый раз в жизни занимались любовью с мужчинами. Хотя, прекрасно работали ртом и языками… Как думаешь, Шота сегодня объявится?

- Нет! – ответил, не раздумывая, Заур.- Это невозможно. Ему нужно время, чтобы прийти в себя и переварить то, что случилось. Он некоторое время, наверно, не станет встречаться не только с нами, но даже с Додико.

- Это его дело. Хотя, что здесь такого? – Артуш бросил сигарету и раздавил ногой.

- Да, в принципе ничего ужасного… особенно, если так мастерски занимаешься любовью.

Они оба расхохотались от души, сели в вагон фуникулера и стали ждать, когда тот придет в движение.

- Рано или поздно конфликт решится. Что будем делать потом?- спросил Заур.

- Думаешь, это вообще возможно? – расстроился от этого вопроса Артуш.

- Но ведь так не может длиться вечно. Ведь ничто не вечно.

- Порой мне кажется, есть кое-что вечное. Это Бог и наш конфликт.

- Перестань нести чушь. Во-первых, Бога нет. А во-вторых, история знает более страшные конфликты, и все они закончились миром. – Заур кашлянул и добавил – Но если ты думаешь, что мира нам не видать, то мне нечего сказать…

Вагон начал медленно подниматься в гору. Артуш взял руку Заура и сказал:

- Почему-то мы очень часто возвращаемся к этому вопросу.

- Какому вопросу?

- К вероятности мира, к тому, что война когда-то закончится… Наши народы при желании могут продлить этот абсурдный конфликт до Судного дня, но это не должно иметь к нам никакого отношения. Как и не имеет сейчас.

- Ты прав, Артуш. Но я не подхожу к этому конфликту с точки зрения наших отношений.

- Напрасно! – перебил его Артуш. – Ты должен подходить к этому конфликту как раз с точки зрения наших отношений. Никто и ничто не должно нас интересовать. Пусть все сдохнут, нам-то что?

Заур промолчал, ничего не ответил. Ну что еще можно было сказать? И вправду, так часто вспоминать войну, Карабах, конфликт и его жертв - ни к чему. Все это бросало тень на чистую любовь двух молодых людей. Прокладывало между ними пропасть. Он положил руку на колено Артуша. Почувствовал тепло его тела сквозь джинсы. Ему захотелось положить голову ему на плечо и любоваться разлегшимся внизу Тифлисом.

- Знаешь, Артуш, я даже не думал во время нашей разлуки, что ты будешь обо мне вспоминать. Не верил в это. Долгие годы я берег нашу чистую детскую любовь в самом укромном уголке своей души. Мы оба были молоды, увидели и полюбили друг друга, когда кипела кровь у обоих. Ночи напролет я не мог уснуть, думая о тебе. Я обязан тебе лучшим в своей жизни. Нас разлучила война, это мы знаем оба. Я боюсь потерять тебя в очередной раз. Может, поэтому так часто вспоминаю карабахский конфликт.

- Я остаюсь при своем мнении, - сказал Артуш, продолжая смотреть в окно. – В те годы мы были детьми, безвольными, обреченными на поражение в борьбе с тем, что разделило нас. Но теперь все иначе. Никто отныне не в силах помешать нашей любви. Мы остановим время и проживем жизнь по собственному желанию. Будем жить, ни на что и ни на кого не обращая внимания, испепеляясь в собственной любви, расширяя границы нашей прекрасной любви. Да разве могу я с тобой разлучиться? Ведь ты показал мне настоящую любовь, – он произнес последнюю фразу, глядя прямо в глаза Заура.

- Когда все уладится мы с тобой вдоволь погуляем по Баку. Пойдем в гости к друзьям, можем даже поехать в Карабах, сделать шашлык на Джыдыр дюзю. Будущее принадлежит нам, Артуш, я в это верю… Но… мира не будет и наши народы будут продолжать воевать до скончания времен, нам нужно будет покинуть этот регион. Ведь мы и это можем.

- А куда мы уедем?

- В Париж, Берлин… куда захочешь, туда и уедем. Захочешь – останемся в Тифлисе, но что-то эта перспектива меня не очень устраивает.

Вагон остановился, и они сошли, посмотрели на Тифлис с высоты птичьего полета, жадно надышались холодным воздухом.

Через полчала спустились и решили отправиться пешком к проспекту Шоты Руставели. Погуляли по проспекту, а когда устали и проголодались, зашли в ресторан, заказали пиццу с грибами, и опять вернулись на площадь Свободы.

- Пойдем в отель? – спросил Заур.

- Думаешь, Шота может сегодня позвонить?

- Я уже говорил, что не думаю. Если позвонит – увидимся, что тут такого? Ну что - в отель?

- Ладно, идем. Да и погода, кажется, портится, - сказал Артуш, взглянув на небо.

Они поднялись на свой этаж, и зашли в номер Артуша. Скинули куртки и легли на диван. Артуш скорчил кислую гримасу от боли в ногах. Это выражение делало его похожим на медвежонка. Заур помог ему снять носки и начал массаж ступней. Иногда он щекотал его и по комнате разносился веселый смех Артуша. Потом Заур обхватил его голову и поцеловал в губы. Его щеки были мягкими и теплыми. Они целовались, глядя друг другу в глаза. С лица Заура не сходило серьезное выражение. Разделись. Тела поблескивали, как желтоватый агат. Они слышали сердцебиение друг друга, и даже гул крови, текущей в венах. Они напоминали двух дельфинов, резвящихся в голубых водах. Артуш пах кофе, табаком и потом. Запах пота совершенно не беспокоил Заура, потому что так было гораздо интереснее, острее, экстремальнее.

Погода внезапно испортилась. Когда облака укутали небо Тифилиса, в комнате стало темнее. Но мрак был не страшен. Слившиеся в этом полутемном номере тела источали достаточное количество света.

Слились руки и ноги. Слились звезды. Взметнулись бури, взлетели ракеты, забили фонтаны, взорвались салюты в 305 номере отеля «АТА». Содрогнулись небо и земля, улицы сдались водам.

Потоки ворвались в Куру, забурлила древняя река.

Старый Тифлис плакал навзрыд.