Шлюха и Шнитке

С какого бодуна я принял его за шлюху? Ну что я за полный кретин? Неужели это такое уж невероятное событие, что я кому-то просто понравился. Вот так, прямо на улице. Впрочем, … действительно странно. Красавчиком меня никто назвать не мог даже в юности. А сейчас, когда мне за тридцать, посмотрел бы я на того храбреца, кто решится на такую откровенно лживую фамильярность. Короче говоря, не красавец я, и это еще мягко сказано. Да и сомневаюсь, что у меня был располагающий вид после тяжелых трехчасовых переговоров, толкотни в аэропорту, перелета и невыносимых московских пробок, в которые я вляпался, пробираясь в центр.

Я безнадежно опоздал на событие всесемейного масштаба – сольный концерт моей бывшей жены. Хорошо еще, что не обещал заранее, что приеду. Зато у меня, абсолютно измотанного, образовалось время, что бы прийти в себя, насладиться теплым весенним вечером, а поздравить солистку я решил после концерта. Наши отношения с женой после развода вернулись к трепетной дружбе, сопровождавшей нас до свадьбы. И было бы неплохо быть с ней рядом в такой день. В ожидании окончания выступления, я прогулялся по Никитской, не отходя далеко от консерватории. Выпил кофе в ближайшем кафе. Покурил там, покурил сям. Несколько раз прочитал афишу: «Альфред Шнитке. Фортепьянный квинтет… Исполняют…» Переставил машину поближе к выходу из малого зала. Еще покурил. И тут нарисовался этот парень.

Сначала я заметил, как мимо меня три раза продефилировали одни и те же джинсы. Потом обратил внимание на их владельца, который остановился поодаль и искоса на меня стал поглядывать. Я ответил ему взглядом в упор, в духе «чего надо козел?» Он, как идиот, заулыбался и подошел ко мне.

- Закурить не дадите?

Я дал. Но он не отваливал. Какую-то чушь про погоду нес. А потом вдруг:

- Не хочешь развлечься?

- В смысле?

- В смысле секса.

Я опешил и решил, что это сутенер. Предположение выглядело правдоподобно. Центр Москвы, популярное место. Скучающий мужик около неплохой машины (это я). Чего бы ему телку и не впарить? Но не по адресу обратились. Чтобы немедленно отшить этого смазливого зазывалу, я демонстративно окинул его с ног до головы сальным взглядом, и процедил:

- Вот с тобой… с тобой я действительно не прочь уединиться.

С легким замешательством, он спросил:

- А вы еще кого-нибудь здесь видите?

Следуя своей предыдущей логике, я принял его за проститутку. Изумившись, что меня так легко вычислили как заинтересованную фигуру и, оценив какой теперь сервис на Никитской, я задумался над предложением. У меня сто лет никого не было, а парень, если приглядеться, был очень даже симпатичным. Он поёжился, и я физически ощутил, что ему не по себе от моего молчания.

- А какие условия?

Я спрашивал о цене, но он, разумеется, не мог об этом догадываться и понял мой вопрос по-своему.

- Есть квартира.

Из консерватории повалил народ, надо было быстро решаться.

- Знаю я эти ваши квартиры. Ни за что. Садись в машину. Цветы переложи на заднее сидение. Здесь недалеко у меня тоже есть одно место.

Моему брату принадлежит крошечная квартирка в центре, которой он, живя у очередной пассии, практически не пользуется. Я же, по официальной версии, остаюсь там ночевать, когда ехать в мое Подмосковье уже совсем поздно.

Первое, о чем я поинтересовался у своего спутника, когда мы тронулись, это как он догадался, что я в теме.

- Да я за тобой почти полчаса из кафе наблюдал. Ты же каждого привлекательного мэна взглядом провожаешь.

«Ни хрена себе! Надо последить за собой». Пока мы выворачивали на Тверскую, я сосредоточенно рулил, переваривая информацию, потом вспомнил, что еще надо спросить:

- Как мне тебя называть?

- Меня Миша зовут, а тебя?

Я назвал первое имя, всплывшее в голове, это оказалось «Альфред». Признаю, чересчур небанально представился. Боковым зрением я отследил, как Миша медленно-медленно повернул голову в мою сторону. «Да пошел ты на хуй! Можно подумать, что ты действительно Михаил. Сант-Мишель нашелся! За дорогой следи». И я резко нажал на тормоз, подруливая к тротуару. Парня бросило к лобовому стеклу.

- Вот что, Миша. Сгоняй, купи нам какую-нибудь воду или сок с собой.

Не успел я достать кошелек, как Михаил выскользнул из машины. Пока я ждал, меня замучила совесть: «Что я делаю? Вместо того, что бы быть сейчас с родными и друзьями, отмечать выступление, я куда-то сорвался, понесся, очертя голову, неизвестно с кем. С какой-то шлюшкой. Лишь замаячила возможность потрахаться. Тьфу. Все как всегда. Я в своем репертуаре. Веду себя как простейшая биологическая особь, а не как разумный ответственный человек». Эти мысли терзали меня и дальше всю дорогу. Открывая дверь в квартиру и пропуская «шлюшку» вперед, я уже твердо решил, что сейчас быстренько вставлю ему, не деликатничая, и рвану к своим.

Вопрос кому идти первым в душ решился сам собой. Как всегда некстати позвонил мой заместитель по неотложному делу. Не отрываясь от мобильника, я кинул парню полотенце. Миша попытался закрыться в ванной, но я прижал дверь ногой и сделал страшные глаза. Жестом показал: «Давай, разоблачайся в темпе». С осуждением поглядывая на меня, он медленно снял рубашку. Я до сих пор помню эти плечи, вид сзади - прямые, не слишком широкие, но и не хрупкие, переходящие в по-мужски грациозную шею. С голодухи мне достаточно было одного взгляда на его спину, чтобы начать заводиться. А когда он нагнулся, стягивая джинсы, нить разговора определенно стала от меня ускользать. Раздевшись, он, как будто с усилием, повернулся ко мне. Под моим нескромным оценивающим взглядом ожил и стал увеличиваться в размерах его член. Сейчас стыдно вспоминать, как бесцеремонно я себя вел. Свободной рукой по-хозяйски погладил обнаженного парня по бедру, взвесил мошонку, скользнул пальцами по хую. Сам, правда, разволновался гораздо больше, чем мне бы того хотелось. Не солидно как-то. Что я голых мужиков не видел? Еще подумал: «Вот что значит профессионал. Тянет время. Меня дразнит». На самом деле, он просто стеснялся и робел, оттого и мешкал, оттого и тянул. Никогда еще я с таким равнодушием не выслушивал новости о проблемах по бизнесу, и никогда так легко не соглашался с собеседником. Хорошо, что на том конце телефонной линии было не слышно, как у меня колотилось сердце и сбивалось дыхание, когда я засовывал Мише пальцы в рот. Но меня все-таки достали - пришлось идти включать ноутбук. За моей спиной тут же щелкнул запор.

Спокойное достоинство, с которым парень держался, нравилось мне только поначалу. «Ну что за тормоз попался, - накатило раздражение, когда мы оказались в постели, - я же так четко отдаю команды! Говоришь ему: «Рот открой!» А он губы начинает облизывать. Говоришь: «На пол, на колени!» А он глазами хлопает». Пришлось немного помочь ему нужное положение занять. Животом на кровать. Раком, в общем. Он слегка упирался, потому засадил я без особой подготовки. Не ожидал, что там так узко. Несколько раз, на бис, повторил вход, смакуя тесную муфточку, отлично понимая, что делаю больно. В зеркале напротив, отражалось напряженное лицо моего партнера. Сжатые челюсти, трепещущие ноздри. Парень не издал ни звука, если не считать судорожных вдохов и выдохов. Терпел как партизан. Я даже зауважал его. Сколько я Мишу терзал, не знаю, но это не могло быть долго. Праздничным салютом взорвалось в голове наслаждение. Я благодарно поцеловал совершенную спину - мечту скульптора, и распадок, покрытый светлым трогательным пушком.

- Все. Спасибо. Ты свободен.

Часы подсказывали, что при желании, я еще успею вручить свой букет и услышать такое знакомое распевное «Oh, my God!» Я уже предвкушал, как на шею бросится дочка, в ноги собака. Из кухни добродушно забасит Женька, мой старинный приятель, который даже не подозревает, как я ему безгранично благодарен, за то, что он отбил у меня жену. Притворяться уже не было больше никаких сил. Но Женька, славный малый, видимо хорошо себе представляет, как я иногда лезу на стену от неприкаянности и одиночества. А потому мой бывший дом всегда для меня открыт. Мы же все интеллигентные, бля, чуткие. Правда изредка проскальзывает мысль: а так ли меня там ждут? Сколько я еще буду греться на краю чужого гнезда? А где же мой человек, с кем можно будет быть самим собой, ничего не скрывая и не выдумывая, с кем на двоих у нас будет одно местоимение – мы?

Я взглянул на «шлюху». Молодой светловолосый мужчина торопливо одевался, стараясь не смотреть в мою сторону. У него несимметрично опухли губы, и явственно проступал укус на шее. «Неужели это я так неаккуратно?» Про себя решил, что, сколько бы он не запросил, заплачу вдвойне.

- Сколько я тебе должен?

Парень куда-то в угол ответил:

- Да ерунда.

- А ерунда это нынче сколько?

Он пожал плечами:

- Ну если ты так настаиваешь… Сок, вода и крекеры – все вместе 90 рублей. С тебя 45.

Я играл в регби за университетскую команду. Так вот, когда мордой в газон припечатывают, примерно такая же дезориентация в пространстве наступает. Так же с мыслями собираешься: «Куда бежать? Что делать?» Только что я был этакий довольный собой, щедрый менеджер на отдыхе и вдруг, в один момент, оказался эгоистичной, в конец охамевшей, свиньей. А кому охота ощущать себя тупой скотиной? Я отбросил кошелек и двинулся к Мише, лихорадочно соображая как бы задержать парня и загладить свою вину:

- Ты знаешь, я кое-что забыл…

На секунду в его глазах мелькнул испуг. Вполне понятно, он был зажат между кроватью и стеной, а такая туша как я - метр девяносто ростом и весом под центнер - что-то еще забыла. Но он моментально собрался и, вытянув руку, уперся мне в плечо, не подпуская ближе:

- Что тебе надо? Я сыт по горло. Выпусти меня.

Миша глядел волком исподлобья. А я только в этот момент, наконец, обратил внимание, какой у него беззащитный, открытый взгляд. Изогнувшись, я поцеловал руку, отталкивающую меня и всем видом постарался показать, что я неопасен. С моей рожей, это довольно проблематично. Преодолевая смущение и замешательство, я начал плести какую-то ахинею: какой он красивый, какие у него длинные изящные пальцы, какая обалденная фигура… Это все было чистая правда, но комплименты я говорить не умею, и слова мои, замешанные в кашу, вкупе с абсурдной ситуацией, звучали как бред психбольного. Мне не сразу удалось приблизиться к нему, он пятился все дальше к стене, с изумлением и страхом наблюдая за моей метаморфозой. Тогда я пошел ва-банк. Отступать ему стало некуда, а я встал на колени и начал расстегивать ему джинсы, одновременно покрывая поцелуями живот.

Он пытался высвободиться, но, отталкивая мои руки, вцепившиеся в его штаны, только помогал спустить с себя джинсы. Через трусы я стал нежно прикусывать губами его пенис и, в отличие от хозяина, он оказался более покладистым. Оставив на месте последнюю преграду, я сквозь ткань ласкал парня. Чем больше наливался хуй, тем слабее становилось сопротивление. Мишины руки уже некоторое время просто лежали у меня на плечах. И вот, на секунду отодрав меня от себя, он сам приспустил плавки. Это была маленькая победа. Стараясь не суетиться, я снял с него обувь, носки, джинсы, плавки и усадил на кровать. Он оставался в одной расстегнутой рубашке. Безумно соблазнительный, растерянный и возбужденный, с опаской смотрящий на меня. Мне приходилось сдерживаться, мысленно внушая себе: «Спокойно, спокойно. Не спеши. Не набрасывайся на него. Не пугай». Я честно старался не думать о том, чего хочется мне, а только о том, что нужно ему.

Прошло совсем немного времени, как он взвыл сквозь сжатые зубы, откинувшись на спину и вцепившись руками в покрывало. Сперму в тот раз никто не увидел, а на вкус она была восхитительная. Второй раз он кончил примерно через час, скача как бешеный на моем поршне и забрызгав меня от пупка до подбородка. Когда незадолго до этого он достал презерватив, я завибрировал. Свою крепость я сдаю не часто. Хотя в тот момент, в припадке альтруизма, был готов даже к тому, что он сейчас отыграется на моем очке за негуманное начало. Не выдержав нервного напряжения, я попросил:

- Ты поосторожнее там.

Миша серьезно кивнул и очень осторожно, губами, раскатал презерватив по моему стволу. Я рассмеялся и притянул парня к себе. Возбуждение с нежностью – сладкая смесь. Из такого меня можно вить веревки, и даже целовать вот так, как сделал этот негодник, нахально засунув свой горячий язык мне в рот. Я забыл, что не люблю таких ласк, и чуть не кончил.

Немногословному, сдержанному Мише удалось насмешить меня еще раз. Обессиленный последним оргазмом, он позволил уложить себя на живот. Собственно, я собирался просто догнать его, так как сознательно не давал себе воли, когда он был сверху, однако опять залюбовался безупречной спиной, упругой задницей, а потом увлекся запихиванием языка в еще не закрывшуюся дырочку. Мне показалось, что он дернулся, и я забеспокоился:

- Тебе не больно?

Он обернулся, приподнявшись на локтях:

- Шнитке, у тебя не все дома?

За это его «Шнитке»; за то, что он раскусил меня с именем; за то, что он смотрел на меня с такой лукавой полуулыбкой; и за то, что так доверчиво опять подставился, я был готов для него на все. Я почувствовал себя счастливым и смех мой был проявлением этой тихой радости.

После секса мы просто валялись разгоряченные, распахнув окно и открыв балконную дверь. Лениво перебрасывались ничего незначащими фразами. Говорить, вроде как, не требовалось. Миша перебирал мои волосы и иногда дул мне на макушку теплым воздухом. Потом он отправился в душ. Я хотел его дождаться, но день был такой долгий и насыщенный…

Мишка не закрыл дверь в ванную и, засыпая, я слышал, как он напевает. Проваливаясь в сон, успел подумать: «У него еще и слух абсолютный».

Меня разбудило легкое прикосновение прохладной руки к щеке и взволнованный шепот:

- Шнитке, Шнитке, мы проспали. Я на работу опаздываю.

Ненавижу подобные утра. Но конкретно это совсем не было тягостным, с его лихорадочными поисками кофе и с последним крекером, честно поделенным пополам. И все же неловкости избежать не удалось.

Мишу я подбросил до метро. По дороге молчали, старались не смотреть друг на друга. Он как-то замкнулся. Возможно, не мог разобраться в своих впечатлениях, да они и не могли быть однозначными. Я подумал, что он просто разглядел меня с утра получше. На счет своей неземной привлекательности, я не заблуждаюсь, поэтому никогда не навязываюсь. Я решил не просить телефон, не задавать личных вопросов. Я знал, что слишком расстроюсь, если нарвусь на отказ или почувствую, что мне всучают липовый номер. Но если бы он только заикнулся о продолжении знакомства, если бы он сам хоть что-нибудь спросил… Я бы вывалил на него все. И как он мне безумно понравился, и что я сначала о нем подумал, и как затем чувствовал себя виноватым. Я бы все рассказал о себе, хотя рассказывать особо нечего. Я бы просто не отпустил его в тот день на работу. Да что говорить, я бы разбился в лепешку, но мы бы были вместе. Я ждал. Я надеялся. Но он ничего не спросил. Вылез у метро.

- Пока.

- Пока.

Некоторое время я неподвижно сидел, тупо смотря перед собой, переживая непонятно откуда взявшееся, чувство утраты. Говоря себе: «Все. Все. Мне не больно. Встретились, потрахались, разошлись. Обычное дело». По моим расчетам, Миша давно уже должен был быть в подземке, когда я вдруг обнаружил, что он просто обошел джип и стоит рядом, наблюдая за мной через окно. Я опустил стекло:

- Ты чего не уходишь?

- А ты чего не уезжаешь?

- Двигай давай. На работу опоздаешь.

- Нет. Ты первый.

У меня хватило ума сказать:

- Миша, что за детский сад?

Теперь уж точно оставалось только смотреть ему вслед. Я продолжал убеждать себя, что все верно, что все так и должно быть. Не такая уж я находка для парня, который может околдовать любого. И нет, он не сам отвернулся и ушел. Это я его отпустил. Отпустил, потому что ему без меня будет лучше. У меня скверный невыносимый характер, нервная изматывающая работа и неустроенная жизнь. Так что, Миша, тебе повезло, что ты со мной не связался. Только почему-то хотелось выть от обиды.

Воспоминания о часах, проведенных вдвоем с этим парнем, не оставляли меня довольно долго. Иногда я даже пытался представить себе, чем сейчас занят мой случайный любовник, где он и с кем. Жалел, что не знаю о нем абсолютно ничего, ни малейшей детали, за которую могло бы уцепиться воображение. Но потом трезво рассудил, что хватит травить душу, и волевым усилием заставил себя больше не думать о Мише.


Я встретил его через год, там же, рядом с консерваторией, в том самом кафе, из которого он наблюдал за мной. Он был с другом, я с дочерью. Опять что-то ёкнуло внутри. Пробираясь к выходу, он остановился рядом со мной:

- Привет. Это твоя дочка?

- Привет. Моя! Разве не заметно?

Он подмигнул моей девчонке, чем страшно смутил семилетнее создание, и, повернувшись ко мне, продемонстрировал поднятый вверх большой палец руки. Захотелось ответить любезностью на любезность, и я поискал глазами его спутника, собираясь отвесить какой-нибудь неискренний комплимент. Слова застряли в горле, стоило встретиться с ненавидящим взглядом этого амбала. Миша усмехнулся:

- Что смотришь? Я теперь не один.

- Поздравляю.

Амбал окликнул его:

- Миколас!

Но Миша медлил, не уходил. Мял в руках салфетку.

- Почему ты не позвонил мне? Разве нам плохо было тогда?

Мне стало мерзко от этого провокационного неуместного вопроса: «То ли он не помнит, что у меня не было возможности с ним связаться, то ли, вообще, путает с кем-то». Я был подчеркнуто вежлив и холоден, когда напомнил ему, что его ждут и попрощался.

Всю дорогу домой на душе скребли кошки. Я старался заглушить досаду, давя на газ изо всех сил. Такое навязчивое ощущение дискомфорта у меня бывает, если я уже знаю, что упустил что-то важное, но еще не могу понять что. Надо сосредоточиться, и тогда неясное беспокойство постепенно оформляется в конкретную осязаемую проблему. Диапазон моих промахов удручающе однообразен: не сделал важный звонок, забыл необходимые документы дома, не поздравил с днем рождения подчиненного… Вот и тут было, какое-то смутное ускользающее воспоминание.

За кольцевой дорогой я, наконец, хлопнул себя ладонью по лбу. Ну конечно! Около года назад, убираясь в машине, я нашел несколько визитных карточек мастера по ремонту и настройке музыкальных инструментов. Одна карточка валялась в бардачке, другая под правым сидением, а третья была прикреплена прямо на лобовое стекло, вплотную к талону техосмотра. Я еще хотел отдать их бывшей жене, рассудив, что это ее, ведь только у нее в нашей семье могут быть проблемы с инструментом. Но завертелся, а позже выкинул визитки за невостребованностью. Имя мастера было Миколас. Миша.

- Папа, почему мы остановились? Что с тобой? Ты смеешься или плачешь?

- Конечно смеюсь, солнышко.

А что еще остается, если ты такой наблюдательный и вдумчивый полный идиот?