Токсикоз первой половины беременности

Часть 1

 — Проходи, не стесняйся, — Костя открыл дверь, пропуская девушку вперед.
 Увидев на пороге вульгарного вида девицу, энергично двигающую челюстями, Ник остолбенел. Саша, не снимая ботинок, прошла в гостиную, рассеянно разглядывая обстановку шикарного пентхауса Константина Колокольцева на Пречистенке. Кажется, она не заметила торчащего посреди этого великолепия растерянного Никоса. Он-то не сводил с молодой халды пораженного взгляда. Когда волна удивления немного схлынула, Ник подскочил к неспешно раздевающемуся у двери Косте.
 — Это что такое?! — зашипел Ник на любовника. — Колокольцев, ты совсем обалдел? Кто эта мымра?
 — Эта та самая, ну помнишь? Только, прошу тебя, тише, она может услышать.
 — Пусть слышит! — Никос злобно таращился на Колокольцева, словно хотел взглядом проделать дыру в его гениальной башке. — Зачем ты притащил ее сюда?
 — А куда я, по-твоему, должен был ее привести?
 — Боже, Костя! Мы так не договаривались! Ты же сказал…
 — Я помню, — оборвал друга Колокольцев. — Но обстоятельства изменились.
 — Какие к чертовой матери обстоятельства?!
— Ник, успокойся и послушай меня.
— Я не хочу ничего слышать! Чтобы через пять минут ее здесь не было!
— Но, Ник…
— Вон, я сказал! Никаких баб в моем доме! Мне хватает визитов твоей полоумной мамаши!
— Прекрати! В конце концов, я могу и обидеться!
— Ах, обидеться! Вот как! Наш гений обижается! — Никос театрально всплеснул руками. — А я, значит, обижаться не могу? Ты забыл, как меня называет твоя мамаша? Напомнить? — от негодования голос сорвался на фальцет.
— Ну, хорошо, хорошо. Только оставь в покое мою мать!
— Бог с ней с твоей матерью! Я хочу, чтобы через пять минут этой девицы тут не было!
— Все очень серьезно, Ник. Она не может больше оставаться в общежитии. Там просто нереально жуткие условия. Ты даже себе не…
— Что?! — пропищал Ник. — Ты что, решил поселить ее здесь?! — гневная гримаса исказила его красивое напомаженное лицо.
— Дорогой, не кривляйся, у тебя будут морщины!
— Какие морщины! Колокольцев, ты что бредишь?! — Ника затрясло. — У меня сейчас будет истерика от этих твоих выкрутасов! Пусть выметается! Сейчас же!
— Поздно, уже все решено. Она отказалась от места в общежитии.
— Нет, нет, нет, нет! Я не верю своим ушам! Колокольцев, ты что, серьезно?
— Да, представь себе. Кроме того, у нее сильный токсикоз. А в этих клоповниках, как ты знаешь…
— Не знаю и знать не хочу! Ты привез ее сюда, чтобы она могла беспрепятственно блевать во все доступные емкости, когда ей вздумается?! Так, Колокольцев?!
— Ну почти. Понимаешь, — Костя, тяжело дыша, размахивал руками, пытаясь объяснить суть возникшей проблемы, — женщины в первый триместр беременности неважно себя чувствуют, может развиться головокружение, обмороки и…
— И-и-и?! — Никос гневно сверкал глазами, по-гусиному вытягивая длинную тонкую шею.
— В общем, она должна находиться под постоянным присмотром.
Никос нервно захохотал.
— Ты серьезно? Ты решил отойти от дел?
— Нет, но…
— Ах нет! Тогда под чьим, извиняюсь, присмотром ты хочешь тут оставить это беременное недоразумение?
— Я думал, что ты…
— Что я?! — Ник вскинул брови, отчего кожа на лбу собралась гармошкой.
— Ник, так нечестно! Ты тоже должен внести лепту в наше семейное будущее!
— Ах, в наше семейное будущее. Надо же, как ты заговорил. Позволь тебе напомнить, что это была твоя идея — завести ребенка! Твоя, Колокольцев! Твоя! «Я — самец, мне нужны наследники!» Помнишь?
— Помню, — Костя стушевался. Это был удар ниже пояса.
— Напомнить, что ты мне тогда пел? А? «Тебе нечего волноваться, мы ей заплатим. Ты ее даже не увидишь. А потом — бац! И у нас с тобой будет чудесный малыш!» Помнишь?
Колокольцев недовольно кивнул, хмуря брови.
— Вот он этот твой «бац»! Я понял, ты меня не любишь! Ты всегда был эгоистом, Костенька. Ты делаешь только то, что хочешь ты! А я для тебя так, игрушка. — Ник всхлипнул, слезы задрожали в его кристально-серых глазах. — Захотел — поиграл, захотел — выбросил. Боже, какое чудовище! Как я мог, как я мог! Зачем я только повелся на эти твои «я хочу прожить с тобой всю жизнь»! Дурак, какой я дурак! Боже! Я же знал… Я знал… что однажды ты приведешь бабу!
Никос зашмыгал носом, глотая соленые слезы.
— Э! Алле! Я не поняла, — пробасила возникшая словно из-под земли Саша. — А где тут моя комната?
Колокольцев откашлялся, и, отодвинув в сторону обиженного Ника, направился вглубь квартиры, увлекая за собой девушку.
— Пойдем, я тебе все здесь покажу. Да, кстати, — помедлив, он повернулся к застывшему мироточащей статуей Нику. — Познакомься, это мой друг Никос. Я говорил тебе о нем.
— А, точно! Ваш бойфренд, да? — вперившись глазами, Саша бесцеремонно разглядывала Ника, не прекращая жевать жвачку. Определенно мужчина был красив, хоть и невысок ростом: широкие плечи, узкая талия, длинные журавлиные ноги, добавляющие их обладателю роста. Кожа на лице ухоженная: очевидно парень не брезговал использовать последние достижения косметологии; аккуратная темная бородка контрастировала со светлыми кончиками волос, окрашенных в технике шатуш.
Колокольцев сконфуженно улыбнулся, пожав плечами.
— Ну да.
— Я Саша, — она подошла к Никосу и протянула раскрытую ладонь.
Ник скосил на нее взгляд и, не удостоив девушку ответом, брезгливо фыркнул.
— Не обращай внимания. Наша принцесса дуется, — попытался разрядить обстановку Костя. — Пойдем, я покажу тебе твои апартаменты.
Усмехнувшись, Саша окатила Ника равнодушным взглядом и запрыгала вслед за Колокольцевым.
Потрясенный и обескураженный Ник остался стоять возле двери. Он не мог поверить в то, что Костя привел в дом девицу, согласившуюся стать суррогатной матерью их будущего ребенка. Их ли ребенка? Колокольцева! Кого же еще! Ведь это Костя был инициатором безумной затеи под лозунгом «нам нужен ребенок». И, конечно же, Костя стал донором спермы, оплодотворившей яйцеклетку молодой нахалки. А точно ли донором? Может, Ник не все знает? Ревность ядовитой змеей зашевелилась внутри. Нет, нет! Этого не может быть. Ник накручивает себя. Вся эта история с переездом, токсикозом, отсутствием условий в московском общежитии-клоповнике выбила Никоса из колеи, подорвала и без того расшатанную психику. Ведь он вчера помял свою девочку, свою крошку, Кровавую Мэри, дикую двенадцатицилиндровую кобылицу о старый ржавый отечественный самовар. Да уж, не зря говорят, что беда не приходит одна. И что теперь делать? Как ему быть? Стоп! Костя сказал, что покажет девушке ее комнату. Комнату? Интересно, какую комнату Колокольцев собрался отдать этой рыжей бестии? Свой кабинет, где Костя занимается написанием статей? А может, свою спальню? Не в столовой же Колокольцев собирается поселить девушку? И тут Ника осенила такая простая и такая пугающая мысль. Костя повел Сашу в его комнату! В святая святых! В его будуар, в храм утонченной красоты и уюта, оформленный в нежный персик и дополненный аксессуарами цвета взбитых сливок. Никос схватился за голову, представляя, как в эту минуту тяжелые армейские ботинки на тракторной подошве, топтавшие грязь московских подворотен, ступают по мягкому иранскому ковру из смеси тончайшего шелка и шерсти высокогорной белой ламы. Как замызганный драный рюкзак, обвешанный значками, плюхается на любимое ванильное кресло в стиле необарокко, как на итальянский полированный комод падает черная байкерская куртка, бренча грубыми металлическими пряжками и заклепками. На доли секунды сердце остановилось. Ник застонал, словно раненый зверь, от собственного бессилия и досады.
— Нет, Костя, нет! — слезы вновь подкатили комом к горлу, затопляя нос, заволакивая мутной пеленой глаза.

Часть 2

Слабо тлеющие угольки надежды потухли, едва Никос открыл дверь. Ну так и есть! Размалеванная девка уже осваивалась на шелковом покрывале, привыкая к широченной кровати Никоса, установленной в алькове под муаровым балдахином цвета свежей лососины. Волна гнева захлестнула, Ник злобно хлопнул дверью и, сжав кулаки, направился на поиски Колокольцева.
— Колокольцев! — Никос вихрем влетел в кабинет, вызвав недюжинное удивление Кости, уютно устроившегося за письменным столом. Тот, испугано мигая глазами, словно неисправный светофор, отпрянул от нависшего над столом любовника. — Ну ты и скотина! — продолжил Ник, гневно выпуская из легких воздух.
— Ник! Ник! Ник! Подожди! Что опять не так?
— Все не так! Все! Ты считаешь нормальным приводить в дом беременную телку и селить ее в моей комнате? Ответь мне, Костя? Ты правда считаешь, что ничего особенного не произошло?!
— Ах, ты об этом, — Колокольцев откинулся на спинку стула. — Ну послушай, Ник! Ты же все равно боишься спать один и ночуешь у меня. Согласись, отдать твою комнату Саше было вполне логично.
— Логично! Конечно! Все правильно! А еще логично жениться на матери своего ребенка! Скажи, Костенька, ты случаем не намерен сделать этому инкубатору предложение, а? Это же так логично!
— Никос, не заводись, — Костя встал из-за стола и подошел к обиженному другу. Обняв за плечи, он развернул Ника к себе, преданно глядя в глаза. — Я люблю только тебя. Ну не капризничай. Потерпи немного. Она родит и уедет. А мы…
— Родит? Родит, ты сказал? — Ник тяжело задышал. — Ты же говорил токсикоз, первый триместр! Костя! Черт, я ухожу! Я не могу терпеть девять месяцев!
— Не девять, а семь.
— Как семь? Семь?
— Да семь. У нее второй месяц. Всего семь месяцев. Всего-навсего!
— Всего-навсего, — передразнил Костю Никос. — А мои вещи? Там весь мой гардероб, косметика, джакузи? В твоей спальне нет джакузи!
Подбородок снова задрожал. Это было несправедливо — ради прихоти Колокольцева Никосу приходится испытывать такие неудобства.
— Вещи перевезешь ко мне. Ты же знаешь, в моей гардеробной хватит места и твоим, и моим нарядам. А джакузи… Ну Никос… Ну ведь можно потерпеть… У меня прекрасная ванна… Между прочим, для двоих, — кокетливо улыбнулся Костя.
Саша вела себя индифферентно по отношению к хозяевам квартиры, лишь изредка обращаясь к Косте за помощью. Казалось, она игнорировала парочку, наслаждаясь роскошью и комфортом пребывания в их доме. Костя же летал от счастья. Мало того, что сбывалась его мечта, так он еще мог заниматься любимым делом не только на работе, но и дома. Колокольцев был известным гинекологом. Талантливый ученый, молодой энергичный руководитель, как писали о нем газеты. К Колокольцеву приезжали рожать не только из Москвы и Московской области, но и со всех уголков нашей многострадальной необъятной Родины. Колокольцев был врачом от бога и коммерсантом от бога. Деньги у него водились всегда, и немалые. Всем был хорош Костя Колокольцев, кроме одного. К великому сожалению родителей он еще в период раннего пубертата осознал свою ураническую планиду. Что только не делали Костины родители, чтобы спасти сына. Ничего не помогало — ни психотерапевты с психологами, ни колдуны с экстрасенсами, ни животворящий крест, якобы изгоняющий из тела бесов. Костя был геем от макушки до кончиков пальцев, что, наверное, и толкнуло его на нелегкий путь лечебного искусства. В том, что медицина — это искусство, Костя никогда не сомневался, как и в том, что талант к этому искусству у него был, и талант выдающийся.
Сколько себя помнил, Колокольцев всегда мечтал стать отцом. Даже в детстве маленький Костя нередко играл с девочками в дочки-матери. В его жизни было много женщин, кругом одни женщины. Во дворе — подружки Ира, Лиза, Таня. Дома — мама, бабушка, старшая сестра Вера. Он любил женщин, но какой-то странной, своеобразной, возвышенной любовью, не допускающей грязных инсинуаций. Женщина для него всегда была матерью, сестрой, дочерью, но никогда — любовницей. Костя помогал женщинам не только делом, но и словом, успокаивая рожениц, давая им почувствовать свою заботу. И те тянулись к нему, как дерево тянется к солнышку, ловя каждый теплый лучик.
Теперь, когда Колокольцев был так близок к заветной цели, казалось, уже ничто не могло омрачить его искрящейся бриллиантами и аметистами жизни. Но у судьбы на то были свои планы.
Первый тревожный звоночек прозвенел глубокой ночью, через неделю после переезда нахальной девицы на жилплощадь Колокольцева.
В ту ночь Никос никак не мог заснуть, ворочаясь в кровати с боку на бок. Что-то мешало, давило, терло. К тому же Колокольцев храпел так, что слышать его могли даже соседи этажом ниже. Завернувшись в кокон одеяла, Ник уже начал отходить ко сну, как вдруг до слуха донеслись непонятные шорохи. Сонно разлепляя ресницы, Никос вздрогнул. Перед глазами стояло привидение. Лунный свет, падающий из окна, очерчивал бледный зловещий силуэт. Ник вскрикнул. Чертыхнувшись, Колокольцев соскочил с постели и брякнул по клавише выключателя.
Возле кровати стояла Саша с тусклым несчастным лицом, облаченная в любимый шелковый халат Никоса.
— Что ты тут делаешь? — взъерошенный Колокольцев щурился от яркого света.
— Меня тошнит, — жалобно пропела девица. — И я хочу помидоров.
— Каких еще помидоров? Три часа ночи!
— Маринованных, — ее тонкие губы задрожали, сползая углами вниз. — Меня тошнит, — тоскливо повторила она, готовясь расплакаться.
— До утра подождать — никак? — раздраженно выпалил Ник.
— Не-а, — она мотнула головой. — Я сейчас хочу.
— Ты не понимаешь, так бывает! У беременных случаются причуды. Я сейчас, — Костя стал натягивать на себя джинсы.
— Колокольцев, ты куда? — Никос был поражен готовностью любовника выполнить это странное ночное желание.
— В круглосуточный магазин, — застегнутый на все пуговицы Костя направился к двери.
Колокольцев вернулся через час c полным пакетом красных маринованных помидоров, расфасованных в разнокалиберные банки.
Увидев добычу, Саша только поморщилась:
— Я такие не хочу. Я зеленые хочу.
— Какие? — Костя и Ник в недоумении уставились на девицу.
— Зеленые, маринованные. Они еще кислятиной воняют. Нам в школьной столовой всегда давали. Я их никогда не ела, а теперь хочу.
— Зеленые, — Колокольцев задумался, обхватив подбородок рукой.
— Да она просто издевается! Костя, ты что не видишь? Какие на фиг зеленые помидоры! Ешь что дают! — прикрикнул на Александру Ник.
Саша заныла, по-детски растирая слезы по щекам.
— Не смей на нее орать! — взвился Костя. — Если она хочет зеленых помидоров, я достану эти чертовы помидоры! Чего бы мне это не стоило!
— Колокольцев, ты обалдел?! А если она захочет, чтобы ты в окошко сиганул, прыгнешь? Да, она просто обнаглела! Мало того, что выжила меня из комнаты, так еще и истерики по ночам закатывает. А ты ведешься, как последний кретин!
— Ты ничего не понимаешь! Ее нельзя сейчас расстраивать. У нее может случиться выкидыш. Я еду на поиски помидоров, а ты остаешься здесь. И не дай бог я узнаю, что ты на нее орал… — он вплотную приблизился к Никосу, гневно сверкая глазами.
— То что, Костя? Что? Ну? Договаривай! — Ник буравил взглядом Колокольцева.
— Все, Никос! Закончили. Я уехал.
Костя вышел за дверь. Успокоенная тем, что Колокольцев отправился на поиски дефицитного продукта, Александра наелась красных помидоров и, свернувшись калачиком, заснула на диване в гостиной. Никоса же трясло от негодования. Девица не на шутку разозлила, но он молчал, памятуя о разговоре с Костей. Что ни говори, а Колокольцев был выгодной партией. Приходилось терпеть его странности, а вместе с ними и малолетнюю халду, коварной гадиной пробравшуюся в их дом.
Поспать в эту ночь не удалось. Не выспавшийся, злой, как целый ад чертей, Никос с утра потащился в театр. Весь день он тупил, не понимая, чего от него требует хореограф. Прыжки не получались. Делая гран батман, он чуть не заехал приме Соколовской, по совместительству любовнице худрука, ногой по голове. Если так будет продолжаться, то ему придется подвинуться, отдав солирующие партии Елисееву, дышащему Никосу в затылок. Балет — это не только талант, но и умение пробивать себе дорогу к большой славе. Уж здесь-то хищников побольше, чем в любой другой сфере.
Возвращаясь домой, Ник хотел только одного — принять душ и, упав на мягкие подушки, заснуть крепким сном младенца. Но дома его ждал новый удар. Открыв дверь, Никос с порога увидел дивную семейную идиллию: за барной стойкой сидели Костя и Саша, попивая из кружек чай, и мило беседовали. Девушка улыбалась. Привычного агрессивного макияжа не было. Ее молочно-бледное лицо без единого намека на морщины словно светилось изнутри, овеянное свежестью беззаботной юности. Апельсиновые волосы спадали на плечи, органично вписываясь в милый домашний образ прекрасной Саши.
Внутри неприятно заныло.
— А вот и Никос! — просиял Колокольцев.
Ник черканул по другу злобным взглядом и, ни слова не говоря, заперся в спальне. Обида, ревность, злость жгли Никоса. Хотелось запустить чертовой кружкой в голову чурбану Колокольцеву, хлестануть наотмашь по щеке, впиться пальцами в его самодовольную рожу. Гад, скотина! Из-за него Ник не спал всю ночь, из-за его заскоков и причуд полоумной девки! А теперь, как ни в чем не бывало, Колокольцев сидит в гостиной и кокетничает с брюхатой сукой, в то время как вся жизнь Никоса стремительно катится в тартарары. Усилием воли и тремя таблетками «Новопассита» Ник заставил себя успокоиться. Он не ревнует, не ревнует, не ревнует. Ник выше этого. Все. Будет. Хорошо.

Часть 3

На следующее утро, проснувшись ни свет ни заря, Никос первым делом направился в комнату нахалки.
Увидев на пороге растрепанную осоловелую Сашу, Никос требовательно протянул руку:
— Фурисодэ! — шелковое японское кимоно «брачный танец журавля в лучах заходящего солнца» было подарком Кости в их первое романтическое путешествие.
— Че?! — Саша сощурилась.
— Фурисодэ! — голос зазвенел и сорвался на самой высокой ноте. Осознав, что малообразованная девка его вряд ли понимает, Ник прошипел: — Халат верни!
— А! — Саша скрылась за дверью и, вернувшись через несколько секунд, небрежно швырнула шелковую тряпицу Нику в лицо.
— Сука! — Никоса затрясло. Это было просто невероятно, с каким пренебрежением малолетняя поганка относится к нему, самому Никосу Кавакидису! Конечно, может быть, он не Барышников и не Баланчин, но кто знает, каких еще вершин может добиться двадцатидевятилетний солист Большого театра. Его имя на слуху; у него есть свои почитатели, его знают не только в России, но и на Западе. А эта засранка ведет себя так, словно он сопливый мальчик, приживалка Кости Колокольцева. Конечно, владелец известной на всю страну частной клиники Колокольцев добился определенного положения в обществе, но Никос ни в чем ему не уступает. Разве что не имеет таких ошеломительных доходов. Но он ведь артист, творческая личность. Деньги для Никоса не самое важное! Ник недовольно фыркнул и, состроив закрытой двери злобную гримасу, направился прочь.
Отношения между Ником и Сашей ухудшались с каждым днем. Они вели молчаливую войну, зло сверкая друг на друга глазами. Колокольцев же продолжал пребывать в состоянии благостной неосведомленности. Широко улыбаясь, Костя каждое утро осматривал Сашу, справлялся о здоровье, о том, как она спала и чего бы молодой мамочке хотелось откушать сегодня. Никосу оставалось только, скрипя зубами, метать гром и молнии, закрывшись от посторонних глаз в спальне. В отместку любовнику Ник решил не проявлять инициативы и не позволять Косте прикасаться к своему божественно-прекрасному телу. Но Колокольцев не спешил радовать любовника приставаниями, и это очень расстраивало, усиливая неприязнь к недругу, захватывавшему не только территории, но и вербовавшему союзников во вражеском лагере. Чтобы вернуть внимание Колокольцева, Никос пустил в ход коварный план соблазнения: дома он надевал самые откровенные и вызывающие наряды, постоянно терся возле Кости, стараясь использовать каждую малейшую возможность, чтобы прикоснуться, погладить, поцеловать. И у него получалось. Колокольцев млел, поддаваясь провокациям, тискал Никоса в укромных углах огромной квартиры. Но девица точно чуяла это и буквально преследовала их по пятам, каждый раз перетягивая Костино внимание на себя. То она хотела клубники, то ей казалось, что в ванной комнате поселилась мышь, а то вообще материализовывалась словно ниоткуда, ноя, как ей плохо и как сильно ее тошнит. В такие минуты Колокольцев забывал обо всем и мчался, сломя голову, исполнять очередной каприз Саши.
Никоса по ночам стали одолевать страшные мысли. Ему хотелось тайком прокрасться в спальню ненавистной бабы и, накрыв подушкой, придушить. О, с каким наслаждением он сделал бы это, чувствуя ее предсмертные конвульсии! Никос видел насквозь эту беспринципную хищницу, плюющую на всех и на все. Наверняка она решила захватить Колокольцева, окольцевать, связать его узами Гименея. И Ник понимал, что такой исход вполне возможен, ведь у проклятой бабы был тот самый вожделенный козырь, позволяющий вить из Колокольцева веревки. Ослепленный желанием иметь ребенка, Костя точно лишился разума, обезумел. Он велся на все хитроумные уловки и провокации, будто малолетний ребенок. Только бабское пузо — это вместилище розовопопой мечты — имело для него смысл, только предвкушением будущего отцовства сейчас жил Колокольцев. Но что делать Нику?
Поджав ноги и уткнувшись носом в подушку, Никос тихо всхлипывал. Он чувствовал себя ненужным, покинутым, забытым. Бывший в прежние времена центром Костиной жизни, он вдруг осознал, что теперь каким-то нелепым образом стал для Колокольцева чем-то вроде красивой и ненужной вещи, изящно дополняющей роскошный интерьер его многомиллионного пентхауса, диванной собачкой, такой милой и забавной, но без которой легко можно обойтись.
То, что Костя ни во что не ставит его, Никос вскоре убедился окончательно и бесповоротно. Произошло это самым неприятным для Ника образом. Проснувшись однажды утром, Ник по обыкновению принял душ и, уложив волосы, хотел было нанести на лицо крем, как вдруг не обнаружил на полке знакомой баночки. Того, чтобы Никос не вернул ее на место, просто не могло быть. Ник был очень щепетилен, и каждая вещь у него всегда имела свое место. То, что пропажа дело рук Кости или кого-то еще, Никос не сомневался.
— Костя, ты случайно не брал мой крем? — выйдя из ванной, Ник обратился к валяющемуся на кровати Косте.
— Нет, — отрезал Колокольцев, не отрываясь от электронного девайса.
— Тогда его украли!
— Ник, не говори чепухи! Наверное, ты сам его куда-нибудь засунул и забыл, — Костя продолжал таращиться в планшет, дебильно улыбаясь.
— Колокольцев! — взвизгнул Ник. — Я не ты! У меня никогда ничего не пропадало до того момента, пока ты не притащил в наш дом эту беременную тварь!
— Ты опять? Решил испортить мне настроение? — Костя недовольно поморщился, глядя на играющее желваками лицо любовника.
— Ты не понимаешь! Эта женщина ворует мои вещи! Как ты можешь спокойно сидеть и смотреть, когда в твоем доме ТАКОЕ происходит?!
— Началось! МХАТ с доставкой на дом. Никос, никто не крал твои вещи!
— Тогда, по-твоему, куда мог деться мой крем от морщин?! — коварно зашипел Никос.
— Хорошо, хорошо. Это я…
— Ты? — Ник опешил.
— Да, я! Саша попросила какой-нибудь крем, чтобы мазать живот от растяжек. Ну я и подумал, зачем тратить деньги, если у тебя этих кремов завались. Взял самый невзрачный…
— Невзрачный?! — от негодования Ник чуть не задохнулся.
— Ну да, — Костя растеряно смотрел на внезапно побледневшего любовника.
— Невзрачный, ты сказал! Это же «Канебо Сенсеи»! — Ник затряс руками, воздев их к потолку.
— Успокойся, Ник, это всего лишь крем. К тому же у тебя нет морщин.
— У меня скоро не только морщины появятся! Я скоро облысею! Превращусь в неврастеничку с дергающимся глазом! Ты совсем охренел! Нет! Это невозможно! Невозможно! С меня хватит! Я собираю свои вещи и уезжаю! — Ник всхлипнул и надрывно зарыдал.
— Никос, прости! Я не знал, что такая мелочь тебя может расстроить, — он обнял Ника, уткнув лицом в свое плечо. От слов, сказанных Колокольцевым, Ник завыл еще пуще и, оттолкнув Костю, заорал:
— Ненавижу тебя! Сволочь! Скотина! Для тебя все, что касается меня — мелочи! Важно только то, что хочет эта брюхатая сука! Только она! А я уже не нужен! Я для тебя пустое место!
Он кинулся прочь из комнаты. Подлетев к Сашиной спальне, Никос стал отчаянно колотить в дверь:
— Открывай, сука! Открывай!
Саша распахнула дверь, впуская разъяренного Никоса. Тот заметался по комнате, расшвыривая вещи и роясь в ящиках итальянского полированного комода.
— Где он?! — орал Ник. — Куда ты его засунула?! Отвечай, тварь!
— Кого? — опешившая Александра таращилась на зареванного Ника, трясущимися руками истерично перебирающего нижнее белье.
— Его! Отдай немедленно! Ты, гадина! — Ник всхлипывал, захлебываясь собственными слезами. — Где он?! Отдай! Он мой!
На пороге спальни возник Колокольцев.
— Саш, отдай ты этой истеричке крем, который я тебе вчера дал. Видишь, у него не все дома!
— Не все дома?! — Ник подскочил к Косте, трясясь от негодования. — Это у тебя не все дома! Это ты во всем виноват! Это ты! Ненавижу вас! Твари! Обоих ненавижу!
Никос швырнул на пол зажатый в руке бежевый лифчик и пулей вылетел из комнаты.
— Прости, Саш, Ник немного не в себе. Оказывается, этот крем очень дорогой. Я не знал, честное слово. Отдай ему баночку. Я куплю тебе другой.
Девушка потупила глаза и, пожав плечами, ответила:
— Я его кончила.
В воздухе повисла неловкая пауза. И что теперь делать? Кавакидис с ума сойдет, узнав, что чудодейственный лакшери-эликсир был весь истрачен на живот Александры. Костя понимал — надо будет как-то задобрить любовника, купить ему дорогостоящую безделицу.
На следующее утро поверженный, но непобежденный Никос гордо восседал за столом ковыряя ложечкой половинки авокадо. В ушах сверкали бриллиантами две миниатюрные молнии из белого золота.
Выбирая суррогатную мать для своего ребенка, Колокольцев особое внимание обращал на психическую устойчивость претенденток. Он не хотел проблем. Косте были ни к чему проблемы. Спокойная и уверенная в себе Саша покорила его рассудительностью и некоторой отрешенностью. Даже сейчас все ее просьбы сводились к реальным и вполне объяснимым для беременной женщины нуждам. За это Костя уважал Сашу и даже испытывал к ней симпатию, что выливалось в совместные вечерние посиделки за кружкой чая и беседы на различные темы.
Чего не учел расчетливый Колокольцев, так это того, что не в меру темпераментный любовник-грек будет ревновать его к суррогатной матери. И теперь Костя пожинал плоды своих просчетов, расплачиваясь не только деньгами, но и нервными клетками, которые, как известно, не восстанавливаются. Никос просто сходил с ума, драматизируя каждую мелочь. Косте ничего не оставалось, как терпеть истерики Ника, стараясь оградить от его нападок беременную Сашу.

Часть 4

Саша невзлюбила Ника с самого первого дня их знакомства. Да и за что было его любить? Этот заносчивый смазливый неврастеник был похлеще любой самой завзятой стервы. Она откровенно вредничала с Никосом, а потом с удовольствием наблюдала, как тот метал икру — рыдал и ругался с Костей. Колокольцев же, наоборот, ей нравился. Даже если закрыть глаза на то, что Костя состоятельный, хорошо сохранившийся сорокатрехлетний холостяк, то все равно Саша находила в нем кучу достоинств. Он обладал такими редкими для мужчины качествами, как внимательность и доброта. Колокольцев был добр с Александрой, никогда не повышал на нее голоса, не говоря о том, чтобы замахнуться или ударить. Такие, как Костя, не бьют женщин. Уж кому-кому, а Саше-то известно, как это бывает. Пока жила с родителями в небольшом поселке под Оренбургом, ей не раз доставалось от отца, правда, не так часто, как матери, но все же. Отец регулярно напивался и лез в драку. Саша брезгливо поморщилась. Словно разбуженный ее воспоминаниями, на прикроватной тумбочке запиликал телефон. Снова звонила мать. Похоже, она так и будет названивать, пока Саша не возьмет трубку.
— Ну?!
— Шурка! Ты совсем очумела?! Ты чего не отвечаешь, а?
— Че надо? — грубо ответила вопросом на вопрос Саша.
— Ты как с матерью разговариваешь, бессовестная? Забыла, что я твое дитя ращу? Умотала в Москву, и с концами! Егоркины документы верни! Ребенку в школу в этом году, а у него ни свидетельства, ни медицинской карточки. Зачем карточку в поликлинике украла?
— Так надо было.
— Вот жеж дурында! Поглядите на нее, а! Деловая какая! Как что, так ребенком козырять, а как воспитывать, так в кусты. Кукушка ты, Шурка! Как есть кукушка! О ребенке-то хоть подумала? Мамаша называется.
Саша недовольно скривилась. Опять мать за старое принялась.
— Ты че звонишь? Нотации мне читать?
— «Че звонишь…» — эхом отозвался материн голос в трубке. — Документы на Егора верни! В школу его оформлять буду. Или ты хочешь, чтобы твой сын неучем ходил? Хотя кого я спрашиваю. Тебе ж плевать на него. Бесстыжая ты! Немедленно вези документы, я сказала!
— Не поеду я в вашу тьмутаракань! Тебе надо, ты и приезжай!
— А ребенка я на кого, по-твоему, оставлю? На папашу твоего? Чтоб ему алкашу пусто было!
— А Лизка че?
— Че-че… На тебя глядя, в Питер умотала!
— Не поеду я, — трястись с пузом в плацкарте не улыбалось. К тому же, что она скажет Колокольцеву? Да и не отпустит он ее, не станет рисковать ребеночком. — Все. Хочешь — сама приезжай, не хочешь — твои проблемы.
— Дрянь какая, а! Ну ниче, найду я на тебя управу…
Дальше брань слушать не хотелось. Отключив телефон, она упала на кровать и, воткнув в уши наушники-втулки, врубила музыку. Ей хотелось поскорее забыть этот неприятный разговор. Зачем только она ответила? Вскоре телефон снова задребезжал. В трубке опять зазвенел голос матери. На сей раз она не истерила.
— Шур, я тут с отцом посоветовалась. Говорит, что сам к тебе за документами приедет.
— Угу, — она не сильно жаждала видеть отца, но ведь права мать — Егорке без документов никак.
— Адрес скажешь?
— Записывай, — нехотя отозвалась Саша. — Пречистенка, тринадцать.
— А квартира?
— Никакая! Село, блин! — мамкина пролетарская неосведомленность о тонкостях красивой столичной жизни раздражала. — Скажет, что к Колокольцеву. Все.
Саша отключилась. Папаша наверняка прикатит обвешанный деревенскими гостинцами, чтобы развести ее на пожить. Нет у отца денег по гостиницам шиковать. Хорошо было бы, если бы отец приехал, когда в квартире никого, кроме нее. Тогда бы Сашка в два счета выставила родителя за дверь. Пусть ночует, где хочет! Ей-то что? А вдруг Колокольцев окажется дома? Такое поведение может не понравиться добряку Косте. Что уж говорить о его любовничке, этой бородатой истеричке в мужском обличье. Саша и так каждый день ходит по лезвию ножа. Мстительный грек следит за каждым ее шагом, и любой промах может быть использован против нее. Хотя кто знает, может, Колокольцев сам выставит за дверь пахнущего соляркой и навозом поселкового тракториста. Хорошо бы, если было так. Ясно одно, что рассказать о приезде отца придется. Саша не хочет ронять себя в Костиных глазах, будет изображать заботливую дочь. Но как бы так помягче сказать Косте о скором и неминуемом визите? И тут в хорошенькой женской головке созрел план.
Саша точно знала, во сколько завтракает Колокольцев. То, что касалось тренировок и режима питания, для Кости было свято и посему непоколебимо. Он всегда вставал в одно и то же время, проводил час в спортзале, а после, приняв душ, усаживался в столовой, где домработница Антонина Петровна накрывала ему привычный завтрак, состоящий из запаренной кипятком овсянки, меда, фруктов и нескольких долек канталупы. Когда Саша выплыла из своей спальни, Костя уже завтракал, с аппетитом уплетая полусырые хлопья.
Увидев Сашу, он заулыбался:
— Ты чего в такую рань?
Саша сконфуженно пожала плечами.
— Что-то ты бледная. Плохо спишь?
— Угу, — кивнула девица, усаживаясь за стол и укладывая на колени накрахмаленную салфетку. — Пинаться стал, заснуть не могу.
— Что? Ребенок зашевелился? — от этой новости Костю будто подкинуло. Он просиял, одаривая Сашу белозубой улыбкой. — Почему ты мне раньше не сказала?
— Думала, показалось. Ведь еще рано, да? — посмотрев на Колокольцева кротким взглядом трепетной лани, пропела Саша. — Ой! Кажется снова. Ой!
— Что, прямо сейчас пинается?
Смущенно опустив глаза, Александра кивнула. Расчет оказался верен, Костя соскочил с места и кинулся к ней.
— Можно? — выдохнул Колокольцев, протягивая ладонь и по-собачьи преданно заглядывая в глаза.
— Угу. Вот здесь, — она взяла его руку и положила на свой живот. — Чувствуешь?
Вряд ли Колокольцев мог что-то ощутить, ведь Саша врала. Она отчетливо понимала, что пользуется запрещенными приемами, но что поделаешь? Такова селяви. Не обманешь — не проживешь!
Появившийся в эту минуту Никос замер, увидев, как млеющий Колокольцев с идиотской улыбкой на устах любовно гладит выпирающее пузо Александры. Сердце неприятно кольнуло. Ник кашлянул так, что Колокольцев вздрогнул и тут же отпрянул от Саши. Моментально ретировавшись на свое место, Костя лучезарно улыбнулся:
— Представляешь, ребенок зашевелился.
Никос скривился, пытаясь изобразить на лице радость, хотя на душе скребли когтистыми лапами кошки. Он уселся за стол рядом с Колокольцевым и брезгливо уставился на степенно жующую Сашу. Ник ненавидел эту лживую брюхатую дрянь, прикидывающуюся перед Костей невинной овечкой. Почувствовав, что грек сверлит ее глазами, Саша томно вскинула на него победоносный взгляд.
 «Ну что ж, Костенька! Посмотрим, как ты запоешь! Ты еще пожалеешь! Ой, как пожалеешь, что так восхищенно лапал эту рыжую стерву!» — в голове воинственно выли медные трубы, частой дробью гремели ратные барабаны.
Изящно запрыгнув в свой кроваво-красный «Ламборгини», Ник достал айфон.
— Арсен. Хай! Это Ник, — глядя в зеркало заднего вида, Никос заулыбался. — Все еще в силе? Я согласен.
Собеседник на том конце одобрительно хлюпнул. «Ну все, Костя, держись!» — стиснув зубы, Никос сощурился. Несомненно, он красив, но в гневе Ник был просто неподражаемо великолепен. Расчесав волосы растопыренными пальцами, он собрал их в пучок и, подмигнув своему отражению, завел машину. «Дьябло» взревел и, завизжав колесами, сорвался с места.