Родная душа

В подвале было сыро и грязно. И воняло. Но это, все равно, лучше, чем на улице, на скамейке. Там Алёша промёрз до костей. Так долго просидеть, и это поздней-то осенью…

Алёша, скорчившись, так и сяк прижимался к трубам – да без толку. Казалось, холод забрался внутрь, и под кожей ледяная корка образовалась. Его безостановочно трясло. Наверное, не только от холода, но и от всего пережитого за последние два дня.

Но началось всё раньше…

Месяц назад он познакомился с Эдиком. В магазинчике с дисками, где Алёша выбирал себе музыку. Он сперва поставил послушать… Нет, он, конечно, и так бы купил, он любил эту группу, но в магазинчике хорошая техника для прослушивания – можно было немного понаслаждаться. И пожалеть, что дома, на старенькой раздолбанной магнитоле звучать будет не так чисто… А когда Алёша снял наушники, то сразу услышал за спиной:

- Хороший вкус. Их новый альбом просто сносит крышу.

Это и был Эдик…

Они задержались в этом магазинчике – долго болтали о разной музыке. Потом зашли в кафешку, и Эдик угостил Алёшу кофе по-венски. А после предложил подвезти домой… Конечно, возле Алёшиного дома они оказались нескоро. Потому что сначала заехали в парк, нашли укромное местечко, устроились на заднем сидении…

У Алёши это было впервые. Разумеется, если не считать всех его фантазий и «ручной работы». И он был уверен, что жизнь великодушно протянула ему счастливый билет. Потом что и секс – настоящий, живой – казался необыкновенным, и сам Эдик… Он был старше, он был опытным, красивым, стильным. Но главное: казалось, что он пришел из другого мира – где нет зассанных подъездов, вечно пьяных и злых отцов, затюканных матерей, запаха кипяченого белья с кухни, прыщавых друзей и подружек, где можно не стыдиться того, что тебе нравятся парни, а не девчонки. У Алёши не было ни единого шанса уцелеть – он влюбился насмерть.

К тому же, одним разом всё не закончилось. Они встречались ещё и ещё, и Эдик даже отдал Алёше свой навороченный плеер – «Хорошую музыку надо слушать на хорошем плеере». Алёша считал, что это многое значит, он гордился – их отношениями, своей влюбленностью. Но эту его гордость сильно умаляло то, что приходилось держать её в секрете, скрывать от посторонних глаз. Алёша никак не мог решиться… сделать тайное явным. И называл себя за это слабаком. Он был уверен, что именно по этой причине они с Эдиком занимаются сексом чёрт-те где: в машине или в туалете кафе, и Алёша не знает никого из друзей Эдика, с которыми тот всё время оживленно треплется по телефону. Ему казалось, что вся эта интересная жизнь, которую ведёт Эдик, проходит мимо него, потому что он недостаточно продвинутый. Или недостаточно смелый. Или, может, недостаточно… голубой?.. Вот и остается - утолять голод, подбирая крошки с чужого праздничного стола.

Но чем дальше, тем больше ему хотелось быть достойным такого любовника, как Эдик. Стать равным. Поэтому Алёша сделал то, что сделал…

Когда соседская Валька со своим новым «бойфрендом» заглянула в ту самую кафешку, где они с Эдиком опять болтали о музыке и пили кофе, Алёша взял да и поцеловал Эдика в губы. Это произошло два дня назад…

Вот идиот… На что надеялся…

Но в том и беда, что Алёша надеялся. Очень. Не на придурков-одноклассников, не на убогих соседей. А на то, что считал прочным, по-настоящему надёжным. Дружба, семья, любовь…

… Женька – его лучший друг, они, можно сказать, с роддома вместе. В одном дворе выросли, вместе ходили в детсад, в школу. Алёша не мог припомнить случая, когда Женька подвел бы его. Однажды, ещё в детстве, было дело – в драку полез, когда старшие с Алёши деньги вытрясали. Их тогда, правда, побили, и деньги всё равно отняли, но Алёша с Женькой с тех пор вообще не разлей вода.

А семьей Алёша считал, в первую очередь, старшего брата, Олега. Это он всегда оказывался рядом, когда Алёше было плохо – будто чувствовал на расстоянии. Это за его спиной Алёша всегда мог спрятаться от отца, когда тот напивался. Олег был первым, кто всё рассказал Алёше про секс и про девчонок… последнее, правда, не пригодилось, но всё равно ведь информация полезная. А четыре года назад, когда брат устроился на работу, он подарил Алёше на день рождения велосипед – настоящий гоночный байк, Олег его своими руками собрал. А руки у него… даром, что ли, в автосервисе работает и хорошие деньги получает… Все пацаны тогда завидовали Алёше. И уже никто ничего не пытался отобрать – ведь тех старших, которые побили их с Женькой, брат потом нашел и отлупил.

Вот почему Алёша надеялся: что его поймут и поддержат, что, в конце, концов, всё будет, как в том фильме, который давал ему посмотреть Эдик – он тоже услышит, что его любят и принимают таким, какой он есть.

… Глупо как. Жизнь – не кино, нельзя же быть таким наивным. Даже если очень хочется…

… Прежде, чем Алёша успел что-то сказать, Олег ударил его по лицу. Открытой ладонью, не кулаком, но всё равно больно – рука-то у него тяжелая.

Даже сейчас, когда Алёша вспоминал об этом, корчась от холода в сыром подвале, на глаза наворачивались слёзы. Впервые брат поднял на него руку. И впервые так смотрел… чужими, злыми глазами. Совсем как отец, когда пьяный. Но Олег-то не был пьян, он вообще не пил – и от этого было ещё обиднее…

Брат замахнулся для второго удара, и Алёша скорчился, беспомощно выставив вперёд руки… Нет, он умел постоять за себя, и неплохо, но… это же был Олег!..

Новой оплеухи не последовало. Брат брезгливо сплюнул и процедил:

- Трогать-то тебя теперь противно! Петух драный! Чё, не так, скажешь?.. Он же **** тебя, пижон этот? Или это ты его долбишь? А может, *** сосёшь?

Алёша не мог ему ответить, он тогда как в ступоре был. Каждым словом Олег будто втаптывал в грязь его чувства к Эдику, их отношения, да и самого Алёшу. Ещё тогда хотелось плакать… Но нельзя было, ни в коем случае, он понимал, что так окончательно «опустит» себя в глазах брата. И слёзы, не находя выхода, копились, копились – чтобы прорваться вдруг безудержным, отчаянным гневом.

- Ненавижу!!! – изо всех сил заорал Алёша, выплеснув разом и обиду, и разочарование. – Уроды тупорылые! Ненавижу вас!!!

На него такая горячка напала – голова кипела, ничего не соображал. Дальше – только и запомнил: как оттолкнул брата, схватил куртку и хлопнул дверью, так, что она едва с петель не слетела. «Вот вам, суки! Видали пидора, да!!!»

… На улице он немного остыл. Пометался, как бешеный слон, скурил остаток сигарет. А потом двинулся к Женьке.

- Это чего, правда? Или Валька гонит? Ну, то, что ты, типа… по мужикам как бы… - друг прятал глаза и всё спрашивал, спрашивал… приоткрыв дверь, не пуская Алёшу на порог. Хотя, ещё позавчера тот у него ночевал, после того, как допоздна опробовали новую приставку. А теперь вот… - Правда, значит?.. Ну, ты дал, конечно. Не, я ничё, друзья, без балды… Просто щас у меня нельзя, отчим из рейса вернулся, в общем, ты понимаешь…

Женька ещё чего-то мямлил, но Алёше уже не было нужды в его объяснениях. Он и так понял, что превратился для Женьки в позорную проблему, и дружить с ним теперь можно разве что тайком. Если бы не та ссора дома, с братом… Алёша бы сейчас, наверное, заорал на всю лестницу: «Что ж я вам сделал-то, а?! За что вы так со мной?!» Если бы… Но внутри всё будто перегорело. Пусто было. Единственное, что он чувствовал – как пылала, будто обожженная, щека, по которой ударил его Олег.

- Курить хоть дай, - хмуро попросил он Женьку.

- А… щас, - с нескрываемым облегчением отозвался тот. И потопал за сигаретой… предусмотрительно закрыв дверь, оставив Алёшу дожидаться снаружи.

… И, всё-таки, он немного сомневался: стоит ли звонить Эдику. Конечно, Алёша понимал, что раз Эдик ни от кого не скрывается – вон, и друзья у него тоже… и на работе знают, Эдик сам говорил – то и проблем быть не должно. И потом, Алёша ведь так расхрабрился ради него. То есть, ради них. И Эдик был доволен – когда они целовались в кафе, при всех.

Но вот было что-то такое… мутное, чего Алёша не мог себе объяснить. Однако, он списал все свои дурные предчувствия на паршивое настроение – конечно, а какое оно ещё может быть, после того, что дома произошло, и потом, с Женькой – и набрал-таки заветный номер.

Когда же он услышал ответ Эдика: «Да не вопрос, солнце, лови адрес!» - то едва не запрыгал от счастья.

Алёша кинул прощальный взгляд на родной двор. «Ну и валите в ****у!» Он от души пнул попавшуюся под ноги банку из-под пива. И отправился… туда, где его любят, ждут и примут таким, какой он есть.

Подъезд у Эдика, и впрямь, был вылизанный. Как и весь дом, и двор. Алёша даже застеснялся, что у него кроссовки грязные… Тем более, Эдик вышел его встречать, и выглядел так шикарно – весь благоухал чем-то вкусным, и волосы уложены. Алёше было приятно и, в то же время, не по себе – ради него любимый расстарался, а он, как замухрышка…

Правда, в подъезде настроение немного подпортил недовольный взгляд, которым смерила Алёшу тётка-консьержка. Наверное, бесилась из-за того, что не может тормознуть чужака – он ведь не сам по себе, он с Эдиком.

Они держались за руки, и Алёша ожидал, что вот сейчас они окажутся в квартире Эдика и там, наконец… ну, в квартире же, всяко, удобнее, чем в машине или туалетной кабинке… Хотя, дело, конечно же, не в этом – Алеша думал, что настоящим любовникам нужна настоящая постель. Чтобы делать всё-всё, и никуда не торопиться, и никто бы не мешал…

Поэтому он растерялся, увидев в квартире маму Эдика. Почему-то казалось, что тот живет один. Это немного огорчило, но что поделаешь… Да и – мама как мама, красивая, Эдик на неё похож. Только смотрела на Алёшу уж больно жалостливо – не иначе, Эдик ей наговорил всякого. Гораздо больше огорчило то, что Эдик отвел ему место для ночевки не в своей постели, а на диване в другой комнате. Но Алёша решил, что, может, ему неловко – при маме… Да и вымотал его этот вечер так, что впору дрыхнуть без задних ног.

Но почему-то не спалось. Ворочался-ворочался, а желанная дрёма всё не шла. Вздохнув, он поднялся и пошел к Эдику. Не за сексом, нет… хотя, было бы неплохо… Поговорить просто. Он ведь сегодня, получается, и семьи лишился, и друзей, и вообще – всей прежней жизни. В такой момент позарез нужен кто-то рядом. Родная душа, перед которой не стыдишься сопли распустить: мол, что за жизнь такая, сука. И как все же, хорошо, когда есть тот, кто поддержит…

Алёша нерешительно замер у двери Эдиковой спальни – там свет не горел. Если спит, не стоит грузить его своими бедами. Ему с утра на работу, наговорятся ещё…

И тут появилась мама Эдика.

- Ты ищешь туалет? Туда, прямо по коридору.

- Я… а, да, спасибо, - Алёша растерялся. Несмотря ни на что, он неуютно себя чувствовал в её присутствии. Вроде, и разговаривала доброжелательно, и ничего в ней враждебного не было. Но Алёше казалось, что это из-за неё он ощущает себя здесь таким… неуместным. Будто каждый шаг его здесь, каждое прикосновение оставляют грязный след, который ей приходится долго отмывать. И Алеша надеялся, что разговор с Эдиком поможет…

- А Эдик спит уже? – решился он спросить.

- Эдик? – она слегка замешкалась с ответом. – А его нет, он ушел… У него свои дела.

Вот как… Естественно, сон после этого как отшибло. Какие могут быть у Эдика дела ночью? Он же днем работает. Алеша даже знал где – это была нотариальная контора в центре города. Пару раз он специально ездил туда – нет, внутрь не заходил, разумеется, просто смотрел на новенькое сверкающее здание с кучей разнообразных офисов и с гордостью думал: вот, здесь работает его парень…

Вдруг до Алёши дошло – что его так грызло перед тем, как он позвонил Эдику. Он же почти не знал своего парня. А то, что знал – большей частью сам о нем и придумал… Можно было снова набрать его номер, да спросить о том, что мучило. Алеша так и собирался сделать. Но обнаружил, что аккумулятор сдох. Оставалось только ждать, прислушиваясь.

… Была уже где-то середина ночи, когда Эдик, наконец, вернулся.

- Ты чего не спишь? – позёвывая, бросил он Алеше, выскочившему в коридор. От Эдика все так же вкусно пахло… То есть, нет – не так же. К прежнему аромату примешались другие. И одет он был, как какая-нибудь модель из журнала. И немного пьян…

- Может, скажешь, где был? – нарочито небрежно спросил Алеша, хотя внутри все напряглось.

- Да так, - Эдик снова зевнул. – В клубе немного развеялся.

Клуб… Шикарный, должно быть. Из тех, о которых Алёша только и знал, что они где-то есть. Вот, значит, почему Эдик вечером такой нарядный был. А Алёша-то сдуру размечтался, что для него…

- Возьмешь меня с собой в следующий раз? – попросил он. Он не хотел навязываться, но… Но ведь они пара, разве нет?

Эдик, наконец, прекратил зевать.

- Ну… понимаешь… ты же ещё несовершеннолетний… - он старался не смотреть на Алешу. Совсем как Женька недавно.

Не возьмёт - понял Алёша. Ни в следующий раз, никогда. И причина совсем не в Алешином возрасте, тем более, что ему до совершеннолетия рукой подать…

… До утра он лежал, боясь пошевелиться – вдруг, чужая постель взбрыкнёт и брезгливо скинет его. Утром слышал, как Эдик ушёл на работу. Не попрощался и даже не заглянул к Алёше. А потом слышал, как мама Эдика кому-то рассказывала по телефону, вроде, подруге – о том, как они приютили бедного мальчика, у которого родители-алкоголики… «Только отец», - мысленно поправил Алеша. – «Да и не алкаш вовсе, так, попивает. Как все»… избили ребёнка… «Да ну, прямо – избили. Залепили по роже один раз – переживу»… и выгнали из дома… «Сам ушёл. И, к тому же, мне семнадцать – не ребенок уже».

- Эти плебеи ведут себя, как стадо животных, изгоняют каждого, кто на них не похож, - продолжала мама Эдика.

Может, её слова и были правильными. Но для Алёши звучали обидно. Получалось – он тоже «стадо» и «плебей». А он и без того себя тут чувствовал хромоногой собачкой, которую подобрали и приютили из жалости.

Зато он понял, почему Эдик не пускал его в свою жизнь, не показывал друзьям. Не из-за того, что Алёша «недостаточно голубой». А потому, что нет на нем дорогих модных шмоток, и стрижка не стильная, и туалетной водой он отродясь не душился, вся его парфюмерия – грошовый дезодорант. И даже если он будет работать и много зарабатывать – как брат, например – и у него тоже будут шикарные шмотки, и в клубы он сможет ходить… для таких, как Эдик, он всё равно останется мальчишкой из зассанного подъезда…

Он мог бы остаться здесь. По уму – надо было… Но от Эдика он ждал любви, а не милостыни. Вот и получилось – намного больнее, чем оплеуха от брата…

… Он объявил маме Эдика, что уходит. Она, конечно же, не спросила – куда, почему. Но зато предложила «на дорожку» кофе и бутерброд. Алёша искренне поблагодарил её за это, он же был зверски голоден. Хоть и сильно подозревал, что посуду она после него выкинет.

Когда спускался по лестнице, тётка-консьержка проводила его торжествующим взглядом: мол, кыш отсюда, шпана.

Весь день он бесцельно прошлялся по городу. Остаток денег ушел на пакет чипсов, банку колы и на транспорт – добраться до родного квартала. Не то, чтобы тянуло домой, Алёша просто надеялся, что в знакомом месте он не будет чувствовать себя так потерянно.

Может, стоило вместо жратвы купить зарядник для телефона. Но, во-первых, Алёша рассудил, что заряжать, всё одно, негде. А во-вторых, для чего? Кому звонить?..

В школу тоже не пошёл. Ничего хорошего там не ждет, теперь, когда он остался один…

Нужно было думать о том, что делать дальше. Но… Вместо этого Алёша предался каким-то совершенно сказочным мечтам, наподобие того, что вот хорошо бы сейчас оказаться где-нибудь в теплой стране, загорать на пляже голышом, ни о чем не заботясь… И только к ночи, окончательно замерзнув на скамейке, он вынужден был переключиться на безрадостные мысли о ближайшем будущем. Гордость не позволяла снова проситься к Эдику. Да и как – ни телефона, ни денег на транспорт. Другие варианты казались ещё хуже. К Женьке – нельзя. Домой – страшно. Если какой выход и подвернется, то не ночью же. А до утра – не околеть бы…

Так он и оказался в подвале родного дома – благо, никогда у них подвалы не запирались – где, безуспешно пытаясь согреться, жался к трубам и утешал себя тем, что бомжи ведь как-то живут в таких условиях.

… Услышав шорохи в темноте, Алёша не на шутку перепугался: а вдруг крысы? Он слышал, что стая голодных крыс может наброситься и сожрать… Шорохи приблизились, кто-то подошел к нему, остановился рядом и сопел. Большой кто-то, уж точно не крыса. Алёша опасливо протянул руку в темноту – нащупал сначала густую шерсть, потом мокрый холодный нос… а потом зверюга сама подставила под его ладонь лобастую голову. Собака… Большая. Тёплая.

- Иди сюда, иди ко мне. Псина… Хорошая… - Алёша грел руки о мохнатые собачьи бока и благодарно поглаживал нечаянно обретенного «товарища по несчастью».

Он попытался, было, снова подумать: ну, переждет он эту ночь, а дальше?.. Не получалось. Усталость, холод, разочарование… Алёше казалось, что его мысли завязаны узлом, и никак не распутать… В одиночку – никак…

Воспоминания то и дело возвращали его… К брату, который о нем всегда заботился, и Алёша к этому привык. А вот вчера впервые в жизни испугался Олега… К другу, который когда-то, не раздумывая, поддержал его в драке со старшими. А теперь вот пасанул. Потому что драка со старшими – это геройство, совсем не то, что непочётная дружба с педиком... К любимому… Как оказалось, безответно любимому…

- Получается, только ты у меня теперь есть. Послушаешь, как мне хреново? – Алёша притянул пса поближе, прижал к себе, уткнулся ему в холку и заплакал в грязную собачью шерсть.

Всё же, ему удалось немного поспать.

А с утра пораньше начали хлопать двери – народ потянулся на работу. И Алёша решил, что пора выползать из этого вонючего логова. Он рассчитывал подкараулить Женьку, когда тот пойдёт в школу – может, хоть еды вынесет, раз домой к нему нельзя. Потому что живот у Алёши уже к спине прилипал с голодухи – остаток чипсов он скормил псу, в благодарность за то, что блохастый обогревал его всю ночь.

… Он схоронился за помойкой и, когда увидел выходящего из дома Женьку, кинулся к нему.

- Привет, - на ходу, не останавливаясь, буркнул Женька. – Слушай, я опаздываю.

- Да я только попросить хотел: дай чего пожрать, а? Со вчерашнего голодный…

- Потом, - Женька, не оглядываясь, ускорил шаг. – Сказал же, опаздываю.

- Да мне хоть что-нибудь, просто хлеба можно, - догоняя его, частил Алёша. – Ты не думай, я не собираюсь всё время канючить, выкручусь. Просто щас… И телефон ещё у меня сдох… Блин, да не беги ты так! – и, поскольку Женька даже не думал останавливаться, Алёша схватил его за плечо.

Только тут Женька остановился и, наконец, посмотрел на него. Со смесью страха и злости.

- Жратвы ему, телефон… А денег тебе не дать после всего?!

- Ты чего это?.. – Алёша опешил от неожиданности. Ну да, он уже понял, не дурак, что Женька на его сторону в этот раз не встанет. Но не враг же он! С чего так крыситься?..

А Женька, между тем, оглянулся по сторонам – их заметили. Кое-кто из пацанов знакомых. И на Алёшу они поглядывали отнюдь не дружелюбно.

- Пусти!!! – Женька с силой рванулся от него, и Алёша выпустил его плечо. – Нечего хватать! Или хочешь, чтоб меня тоже пидором считали?!

Умом-то Алёша понимал, что Женька просто боится – стать изгоем, как Алёша. Понимал он и то, что обступившие их пацаны только и ждут повода… Но пережитое искало выхода – будь то слёзы или гнев. И Алёша ударил первым…

Конечно, шансов на победу не было. Но не мог же он просто утереться и слинять, как какой-нибудь… как какой-нибудь, и вправду, пидор. И даже когда он валялся на земле и не мог уже подняться, и они били его, лежащего, ногами, и бывший друг всё норовил попасть в лицо… мелькнула мысль – что правильно ему, сучаре, врезал…

Всё должно было закончиться плохо. Совсем плохо – ведь они вошли в раж и не собирались останавливаться. А у Алёши был полон рот крови, и от боли он не мог ни видеть, ни соображать, ни двигаться – просто мяса кусок… Всё было бы плохо… Если бы не крик, который Алёша услышал, как сквозь толщу воды:

- А ну пошли, суки!!! Убью!!!

И его тут же оставили в покое. Удрали.

А дальше – были руки, осторожно державшие его. Такие знакомые, такие сильные, родные… Эти же руки – позже, в скорой, успокаивающе гладили по волосам. И потом, в палате, где оказался Алёша после всех уколов и перевязок – бережно сжимали его ладонь. И Алёша, размякший, сонный от обезболивающего, слушал, слушал… как ему заботливо выговаривали вполголоса:

- … вот же характер… куда пропал… обыскался тебя везде, уже и ментам, и по больницам… как сквозь землю… а телефон не работает… ну, погорячился, чего уж там… хочешь быть гомиком – так и ладно, если тебе так больше нравится… из дома-то зачем сбегать… никто тебя не обидит, пусть попробуют…

Алёше было спокойно – впервые за эти два дня. И отчего-то он был уверен, что не из-за лекарств… Отвечать, правда, не было сил, но это ничего. Они потом поговорят. Обязательно. Когда Алёша сможет ему всё объяснить про себя. И когда Олег будет готов понять и принять. А так будет, непременно. Родная душа, как-никак.