Зеленый чай с тонкими нотками сладкого персика

========== Пролог ==========

Запах цветущего персикового сада… Он знаком мне с самого детства. Тонкий аромат цветов и терпкий дух смолы, перемешанные с прохладой ночного дождя и жаром дневного солнца. Жизнь добавила в него ещё множество других запахов, но этот остался основным. Его я чувствовал всегда, куда бы ни заносила меня судьба. Он окутывал меня долгими ночами, даря тепло и спокойствие. Он укачивал меня на своих сладких волнах, помогая забыть боль и переживания. Он укрывал меня мягким одеялом, не давая замёрзнуть в ненастье. А потом в него  вмешался  запах  моей любви, добавив в зелёный чай тонкие нотки сладкого персика…

– Тао! Где ты, негодник? Опять прячешься в саду, чтобы не работать? Вот найду тебя и отхожу как следует палкой!

Я не знаю, кто дал мне это имя. Некоторые считали его похожим на собачью кличку. Но мне оно всегда нравилось. Это имя такое же мягкое, тёплое и сочное, как плод персикового дерева.

Тоненькая веточка, соединяющая меня с семьёй, оборвалась в самом начале моей жизни. Родители, видимо, не очень обрадовались моему рождению, поэтому подкинули в монастырь, который располагался в горах, на самой окраине Небесной обители.

Монастырь был беден настолько, что даже статуя Двуликого бога была вырезана из куска дерева. Монахи жили на подношения крестьян из ближайших деревень и меняли деревянную утварь, изготовленную своими руками, на рис и сладкий редис.

Несмотря на нищету, монахи не оставили на улице несчастное дитя, и до четырёх лет я жил в монастыре. Из той жизни помню лишь фигуру Двуликого, стоящую в центре молельной залы. Я робко подходил к огромной статуе, покрытой трещинами и чёрными разводами, и с ужасом смотрел на одно из лиц божества. 

– Не бойся его, тенхэ*, – гладил меня по голове монах, имени которого я уже не помню, – он поворачивается злым лицом только к тем людям, которые не соблюдают его заветов. Ты ещё слишком мал, чтобы их знать. Придёт время, ты выучишь их, и я уверен, никогда не увидишь рассерженного лица бога.

Но видимо не все монахи соблюдали заветы, и поэтому бог наслал на них страшную кару. В тот день я и ещё два монаха были в одной из деревень и пытались выменять деревянные ложки на сладкую редиску. Огонь охватил монастырь в одну секунду, и через час на его месте были лишь дымящиеся головешки.

Оставшиеся в живых монахи ушли  в горы, чтобы найти новое место для монастыря. А меня приютила семья крестьян из деревни. Они были немолоды и бездетны. 

Старик сразу проникся ко мне добротой, а вот его жена невзлюбила. Она никогда не клала в мою миску с супом куриного мяса и таскала за волосы за любую провинность.

– Проклятый приживалка, – ворчала старуха, кидая мне кусок сухой рисовой лепёшки, – только и знаешь, как нас объедать!

– Не плачь, тенхэ, – гладил меня по голове старик, тайком от жены отдавая кусок мяса, – просто она так и не узнала счастья материнства и не понимает, что дети – как косточки персика. Если, посадив их в землю, ты будешь поливать и заботиться о них, то вырастишь большое и сильное дерево, которое в старости накормит тебя вкусными и сочными плодами.

Возможно, именно тогда я и стал Тао. А может быть, меня начали так называть позже, когда я попал в услужение к госпоже Сюэ Бо.

Именно там, в гостинице, на воротах которой красовалась надпись «Персиковый сад», и началась эта история…

*тенхэ – обращение к младшему.


========== Часть 1 ==========

Моя жизнь в деревне закончилась примерно через год. Старик отправился в поля, чтобы собрать урожай риса, а его жена продала меня за кованый браслет солдатам, принадлежащим клану Красного дракона. Те, в свою очередь, отдали меня в уплату за постой госпоже Сюэ Бо. Вот так я и оказался в гостинице "Персиковый сад".

Её название было выбрано неслучайно. Сама гостиница располагалась в живописном предгорье, а её двухэтажные домики стояли в тени большого персикового сада, который жарким летом дарил уставшим от зноя постояльцам тень, а холодными зимними ночами закрывал от порывов ледяного ветра.

Я сразу подружился с этим местом, а сад стал моим домом и укрытием от неприятностей. А их у меня было предостаточно…

– Ах, вот ты где, лентяй! – тонкие пальчики госпожи Сюэ Бо с длинными и острыми ногтями больно прихватили моё ухо. – Твоё счастье, что к нам едет господин Хенг Се, и у меня из-за этого много дел. Иначе я бы поиграла палкой на твоей спине!

– Простите, госпожа Сюэ Бо-о-о… – жалобно протянул я, кланяясь хозяйке.

– Беги  в южный дом и приберись в комнате, – более мягко сказала мне она. – Убери воду, вымой бассейн и обязательно смени руны при входе. Те, что висят там сейчас, для клана Синего дракона, и для Красного не подходят.

Сама госпожа Сюэ Бо принадлежала клану Красного дракона, о чём говорила метка между бровями. Будучи не очень сильной колдуньей, госпожа Сюэ Бо не имела деревень, но её познания в любовных рунах и омолаживающих ваннах были столь хороши, что ими пользовались даже жёны глав кланов.

– Потом забеги в прачечную и принеси в номера чистое бельё, – продолжала наставления хозяйка по дороге к воротам гостиницы, – а заодно возьми там полотенца и отнеси в массажные комнаты. 

Я лишь часто кивал головой, всем своим видом показывая, что слушаю слова госпожи Сюэ Бо, но сам смотрел на свои босые ноги, по которым бегали встревоженные муравьишки.

Нет, я не был непослушным ребенком. Просто моё внимание постоянно отвлекалось от суеты этого мира. Я мог часами сидеть на берегу ручейка, который резво бежал вдоль сада, слушать плеск воды и любоваться шустрыми водомерками. Я любил рассматривать жучков на деревьях и, спасая какого-нибудь бедолагу из плена вязкой смолы, гордился этим поступком. Я слушал птиц на ветвях деревьев, и все иные звуки растворялись в их песнях и в сладком запахе цветущих персиков.

– Эй! Тао-мэ*! – крикнула мне толстая прачка. – Что так долго? Ты должен был прийти за бельём и полотенцами час назад!

– Простите, Бин-зэ**, – не переставая кланяться, говорил я, – я убирал номер для господина Хенг Се. Там было о-о-очень грязно и я о-о-очень старался, чтобы было чисто.

На самом деле я старался сделать все дела побыстрее, чтобы снова убежать в сад, но пока убирался, в углу сработала мышеловка, и мне пришлось спасать из неё полудохлого мышонка. Об этом я, конечно, не стал рассказывать прачке Бин, но мне так радостно было видеть, как мышонок убегает в свою норку, держа в зубах кусочек рисового хлеба, что я решил немного соврать.

Моя жизнь в то время была беззаботной и радостной. Правда, мне часто попадало от госпожи Сюэ Бо, но если она и била меня, то явно не в полную силу. 

Как самому младшему, мне поручали неприятную и грязную работу. В мои обязанности входило убирать ночные вазы за гостями, мыть полы в обеденном зале, если кто-то из гостей испачкает их, перебрав дзы-мо***. Но самой неприятной работой была уборка бассейнов, которые стояли на широких балконах номеров. Пыльца с деревьев летела в воду и начинала цвести, покрывая скользким зелёным налётом стены бассейна. Мне приходилось сливать протухшую воду и тереть глубокий бассейн щёткой, смазанной особым порошком.

Закончив с уборкой номера, я схватил стопку полотенец, пахнущих нежными цветочными маслами, и кинулся в пристройку, где располагались массажные комнаты.

– Биньэ****, – радостно закричала круглолицая Чи своей подруге, – ты только посмотри, кто к нам пришёл!

– Тао-ми*****! – запищала маленькая пухлая Цяо, присаживаясь возле меня на корточки, – мой сладкий! Какой же ты красивый, Тао-ми! Какие у тебя чёрные глазки, словно угольки в саду старого Шиллина. А щёчки такие нежные и пухлые, как персики в конце лета.

– А губки такие сладкие и красные, как карамельки! – поддержала подругу Чи.

Мне нравилось приходить сюда. Лаумэ****** были добры ко мне и часто угощали сладкими сушёными персиками, а иногда и разноцветным фруктовым сахаром. Но не только за сладостями приходил я сюда. Мне не хватало материнской ласки и тепла и я, как цветок, тянулся к тёплым и нежным рукам лаумэ.

– Что вы раскудахтались, словно куры? – раздался от дверей низкий бархатный голос. – Или кроме массажа вы решили ещё и яйца нести?

На пороге стояла высокая стройная фигура, одетая в белое женское платье. Длинные чёрные волосы были закреплены на затылке серебряной заколкой и струились по широким острым плечам. Увидев фигуру в дверях, я присел от страха и прикрыл голову подолом платья Чи.

– Лин! – крикнула Чи, вытаскивая меня на свет. – Ты так напугал нашего гостя, что он дрожит, как листик на дереве.

Я знал, кто этот человек. Кроме милых и веселых лаумэ, в гостинице были ещё лаукэ*******. Они редко заходили в женскую часть массажного дома и практически не общались с лаумэ, но видимо лаукэ Лин был вхож к ним.

– А ну-ка… – Лин обошёл Чи и, встав передо мной на колени, тонкими длинными пальцами взял за подбородок. – Что за чудо прячут от меня милые лаумэ?

Лин рассматривал меня, а я любовался его удивительным лицом. Я никогда не видел лаукэ так близко и боялся этих странных существ. Они надевали женскую одежду, делали красивые причёски и подводили брови. От них пахло пряными маслами, их губы были алыми, как вишни. Но в то же время они были слишком высокими для женщин, а их голоса были низкими и гулкими.

Лин был ярким представителем лаукэ. Его волосы блестели на солнце и были настолько черны, что отдавали синевой.  Глаза, подведённые карандашом, искрились, словно драгоценные камушки, а  полные губы ласково улыбались мне.

– Ты приносишь в номера полотенца. Так ведь? – спросил меня лаукэ Лин.

– Да… – кивнул я, немного успокоившись.

– Так почему лаумэ ты отдаешь их в руки, а для лаукэ оставляешь у дверей? – его тонкие брови удивлённо взметнулись вверх. – Ты боишься меня?

– Да… – снова прошептал я, краснея от смущения.

– Почему? – заливисто рассмеялся Лин.

– Я не понимаю, кто вы, – признался я и опустил глаза.

– Я такой же человек, как Чи или Цяо, – погладил меня по руке Лин, – но только я – мужчина. А эти одежды и краски на лице – для наших гостей, – он полез в карман, достал оттуда небольшой кусок бумаги, в которую был завёрнут розовый фруктовый сахар, и протянул его мне.

*-мэ – приставка к имени при обращении к младшему мужчине.
** -зэ – приставка к имени при обращении к старшей женщине.
*** дзы-мо – алкогольный напиток. Бражка из перезрелых персиков.
****биньэ – обращение к девушке того же возраста.
*****-ми – приставка к имени, делающая его уменьшительно-ласкательным.
******лаумэ – женщина-массажистка.
*******лаукэ – мужчина-массажист.

========== Часть 2 ==========

Я бежал по каменным дорожкам двора, громко шлёпая босыми ногами по лужицам. У меня на языке таял кусочек фруктового сахара, а на душе было так же приятно и сладко, как и во рту. Солнце ярко светило над остроконечными крышами домов, отражаясь в лужах и пуская весёлых солнечных зайчиков на стены. Тёплый летний ветерок ерошил мои волосы, и я радовался жизни, напевая про себя задорную песенку, которой меня научила Чи.

– Где этот мальчишка?! – из окна южного дома высунулась голова госпожи Сюэ Бо с выпученными от злости глазами. – Тао-мэ! Иди сюда! Моя палка уже истосковалась по твоей спине!

От неожиданности я замер у порога дома, не понимая, в чём провинился. Пройдя по коридору, учтиво поклонился хозяйке и бросил испуганный взгляд на Чау Бо, сына госпожи Сюэ Бо, который стоял за её спиной.

– Я приказала сменить руны над дверью! Почему тут до сих пор висят руны клана Синего дракона? – топнула ногой госпожа Сюэ Бо и показала длинной тонкой палкой на двери номера.

– Но я… – начал я оправдываться, удивлённо глядя на двери. 

Я хорошо помнил, что поменял синие руны на красные. Как же так случилось, что там снова висят руны Синего дракона? Но бросив взгляд на довольное лицо Чау Бо, всё понял.

– Что ты мычишь, как недоеная корова? – и тонкая палка, свистнув над моей головой, ударила по спине.

Говорить хозяйке, что руны я перевесил, а её сын поменял их обратно, было глупо. Поэтому я просто громко выл, пока госпожа Сюэ Бо охаживала меня палкой.

– А теперь поменяй руны и иди помогать старику в саду, – сказала госпожа Сюэ Бо и, напоследок дав мне затрещину, пошла к выходу, гордо подняв голову. Чау Бо  быстро засеменил вслед за матерью. У самой двери он оглянулся и, показав мне язык, вышел из дома.

Чау Бо был головной болью, которая не давала мне жить спокойно. Половину наказаний от хозяйки я получал по его вине. Он постоянно делал мне разные гадости или просто портил мою работу, как в этот раз. Чао Бо прекрасно знал, как мне, пятилетнему ребёнку, было сложно поставить высокий стул к стене и дотянуться до верха, стараясь ровно прикрепить руны к дверному косяку. Ему же, крепкому десятилетнему мальчику, это сделать было намного проще. Я корячился на высоком стуле и, глотая слёзы обиды, вешал руны на место, мечтая скорее покончить с этой работой и бежать к дому старого Шиллина.

Это было ещё одно место, где мне всегда радовались. У садовника, маленького сгорбленного старика с длинной седой бородой и усами, не было сладостей и угощений для меня. Их заменяли сказки и легенды, которыми Шиллин щедро делился.

– Тао-мэ! Мой молодой помощник! Как ты вовремя, – улыбнулся мне старик, и его лицо покрылось мелкими морщинами. – Надо убрать с пола пыль и крошки, а потом я заварю тебе самый вкусный во всей Небесной обители чай.

Меня не пугала грязная работа. Я подвернул повыше штаны, взял в руки веник, собранный из веток, смочил его в воде, чтобы пыль не разлеталась, и начал уборку. Через полчаса пол в доме был чистым, а на столе  стояли две чашки и толстый глиняный чайник с длинной плетёной ручкой и тонким носиком. Я порылся в кармане и положил на стол бумажку с остатками фруктового сахара, которым угостил меня лаукэ Лин.

– Шиллин-нэ*, а сегодня будет сказка? – спросил я у старика.

Садовник разлил по чашкам чай и, сунув в беззубый рот кусок сахара, начал катать его языком.

– Конечно, будет, – улыбнулся он, запивая сладость сахара горечью чая.

– Только пусть на этот раз никто не умрёт, Шиллин-нэ-э-э… – протянул я слезливо.

– Ты так боишься смерти, тенхэ? – усмехнулся старик.

– Конечно, – кивнул ему я, – а ты разве не боишься?

 – Нет, – покачал головой Шиллин. – Люди боятся, что их после смерти унесёт в своё царство Дай Ю**, и там их тела вечно будут терзать зубастые твари. Даже самые праведные не верят, что за ними с небес спустится луноликий Лак Уан и уведёт в облака. Почему? Почему все думают, что после смерти будут боль и страдания? Я думаю, что именно тут, на земле, мы находимся в изгнании. И нас терзают страх, тревога и безысходность, как зубы злобных тварей. Мы мучаемся от злости, зависти, предательства. Нас обжигают обида и боль. Мы любим и теряем любимых. Разве это всё не похоже на обитель великого Дай Ю?

– А что же нас ждёт после смерти, там? – я кивнул в тёмный закопчённый потолок.

– Спокойствие, – улыбнулся старик. – Разве не этого больше всего желает измученная жизнью душа?

Я любил разговаривать со стариком. Его мудрость внушала уверенность, а тихий низкий голос успокаивал меня. Но больше всего я любил его сказки. Шиллин был прекрасным рассказчиком, и я с головой погружался в его повествование, слушая старика. Перед моими глазами вставали далёкие страны, неизведанные земли, покрытые непроходимыми лесами и высокими горами. В этих горах жили страшные и злые драконы, а смелые и сильные герои сражались с ними и обязательно побеждали. Эти удивительные люди летали по воздуху, размахивая блестящими мечами, и их одежды, словно паруса, раздувал ветер.

Иногда садовник прерывался и, открыв огненную пасть печки, закидывал в её недра уголь. В ярком свете огня сам Шиллин казался мне сказочным божеством. 

– Шиллин-нэ-э-э… А расскажи ещё раз о Двуликом боге, – дёрнув старика за рукав, попросил я.

– Ты слышал эту историю уже много раз, – улыбнулся садовник.

– Но она моя любимая, – я состроил умильную гримасу, чтобы разжалобить его.

– Ну хорошо… – Шиллин погладил меня рукой по волосам. – Слушай….

В давние-давние времена люди жили в мире и согласии. А правил ими мудрый и справедливый Двуликий бог. Люди свято чтили его заповеди, и к ним всегда было повёрнуто доброе и улыбающееся лицо бога. 

Но однажды в мир пришла большая беда. В западных горах объявился страшный и злой Дракон. Он собрал целое войско колдунов, и они начали грабить и жечь деревни, а людей превращать в своих рабов. 

Тогда Двуликий бог повернулся в сторону врагов своим вторым, грозным лицом и повёл в бой  верных монахов. Завязалась кровавая битва. В самый разгар схватки Двуликий отрубил Дракону лапу и, ослабев, тот упал с высокой скалы в бездонную пропасть. Но он успел смертельно ранить Двуликого своим ядовитым хвостом, и великий бог ушёл на небеса. Монахи оплакали его, отрезали от драконьей лапы огромные когти и спрятали их, чтобы Дракон не смог возродиться. 

– Ты опять убил Двуликого бога-а-а… – расплакался я, растирая слёзы по щекам.

– Я не смогу его оживить, тенхэ, – старик налил в чашку чая и протянул мне, – такова легенда.

– Если колдуны победили Двуликого, то почему мы молимся ему? – спросил я у мудрого старика.

– Колдуны победили Двуликого, но не смогли победить любовь народа к нему, – вздохнул Шиллин. – К тому же зачем им бояться мёртвого бога?

*нэ – приставка к имени при обращении к старшему мужчине.
** Дай Ю – божество ада.

========== Часть 3 ==========

Я вернулся в гостиницу, когда солнце стало клониться за горизонт, посылая на землю последние лучи. Из персикового сада дул лёгкий ветерок, пахнущий распустившимися цветами. Я вдыхал его полной грудью, и он успокаивал мои мысли, встревоженные рассказом старика.

– Эй, Пуи! Ты наступил на крыло моей птички! – услышал я тоненький детский голос с заднего двора.

– А зачем она упала прямо мне под ноги? – басил грубый, мальчишеский.

– Ты сделал это нарочно! Я видела! – рыдала девчушка в голос.

Дети работников гостиницы целыми днями помогали родителям по хозяйству, а вечером у них было время резвиться и играть в незатейливые игры. Меня они с собой не звали, считая таким же грязным, как и работа, которую я выполняю. А я часто наблюдал за ними, спрятавшись за густыми кустами.

– Посмотри, какая у меня красивая птичка вышла! – радостно прыгал по пыльному двору босоногий Бао. Ему было семь лет, и его отец был конюхом.

– Подумаешь, – фыркал пухлый Пуи, сын кухарки, – моя птица всё равно летает дальше и выше.

Я знал эту игру. Дети складывали из листов тонкой бумаги птичек и запускали их, наблюдая, чья птица выше и дальше полетит. Я, как обычно, спрятался в кустах, чтобы следить за игрой, но тут птица Пуи сделала в воздухе круг и упала прямо передо мной.

– Посмотрите, кто у нас тут! – Пуи оттолкнул ногой ставшую неинтересной бумажную птичку и крепко схватил меня за руку. – А ну-ка, пойдём со мной! – и он потянул меня во двор.

– Да это глава клана Ночных горшков! – засмеялся Бао.

– А почему глава клана и без парадного намбао*? – подмигнула мальчишкам Чин, дочка главной прачки.

– А ну-ка! – скомандовал друзьям Пуи. – Принесите высокому господину его головной убор!

Бао и Чин, хохоча, кинулись в дом для прислуги, оставив меня с толстяком Пуи и худеньким и бледным Фу. Несмотря на то, что этот мальчик был слабым и часто болел, его всегда с радостью приглашали играть, потому что его мать была личной помощницей самой госпожи Сюэ Бо.

– Может, не надо? – тихо прошептал Фу, глядя, как Чин и Бао несут из дома старый потрескавшийся ночной горшок.

– Ты трусишь? – зло зыркнул на него Пуи. – Или хочешь стать главой клана Клизмы?

– Нет, – замотал головой Фу и отошёл в сторону.

– Смотрите! – радостно закричал Бао. – Это горшок старухи Ден. Она уже второй день не встаёт с кровати и ходит только в него.

– Открывай! – грозно рявкнул Пуи, отпрыгнув от меня. – И надень его на голову этого грязнули!

Бао, заткнув нос, снял крышку с ночного горшка и пошёл ко мне. Я окаменел от ужаса. Вонь, идущая из ночной вазы старухи была такой сильной, что я почувствовал её уже за несколько метров, и осознание того, что содержимое может оказаться на моей голове, вызвало у меня тошноту.

– Эй! – внезапно раздался за моей спиной голос Чау Бо. – Убери отсюда эту мерзость! – крикнул он Бао. – А вы… быстро пошли вон, пока я всё не рассказал матери!

Чау Бо крепко схватил меня за локоть и потащил в сторону. Отпустил он мою руку только когда мы свернули к массажному дому. Я повернулся к нему и, поклонившись, поблагодарил своего внезапного спасителя. 

– Я защитил тебя потому, что ты никогда не выдаёшь мои проказы матери, – сказал мне Чау Бо, – и ещё… – его лицо изменилось и он, шлёпнув меня ладонью по лбу, презрительно ухмыльнулся, – ты – моя игрушка, и обижать тебя могу только я.

Я удивлённо смотрел на спину убегающего по дорожке Чау Бо и пытался понять его слова. С одной стороны он поблагодарил меня за то, что я не сдаю его матери. И это было сказано искренне и честно. Но зачем потом он снова меня обидел? Неужели Чау Бо и правда считает меня игрушкой? Неужели он думает, что его подлости, которые стоят мне боли и унижения, безобидная игра?

Из задумчивости меня вывела музыка, льющаяся из окна дома. Я был так зачарован тихой и неспешной мелодией, что пошёл на её голос.

Дверь в комнату была приоткрыта, так что я сразу увидел одного из лаукэ, которого звали Ру. Он сидел на полу, скрестив ноги, а перед ним лежала минхэ**. Тонкие пальцы Ру скользили по струнам, и минхэ сладко пела песню красивым женским голосом.

Я робко заглянул в комнату и увидел у окна лаукэ Лина. Он плавно двигался под музыку, чуть прикрыв глаза. Его руки, словно птицы, то взмывали вверх, то, путаясь в складках длинных рукавов, струились водопадом вниз. Слабый свет заходящего солнца проникал под лёгкие одежды, и я видел как под ними плавно двигается тонкое тело.

– Ты заслушался музыкой Ру или засмотрелся на танец Лина? – услышал я голос за спиной.

У дверей стоял третий лаукэ, Шунь, и приветливо улыбался мне.

– Как можно разделить то, что связано красотой? – спросил я его и снова обернулся, глядя на танцующего Лина.

– Где ты услышал эти слова? – Лин перестал танцевать и, подойдя, как и в прошлый раз сел передо мной на колени. – Они слишком мудры для маленького мальчика.

– Я услышал их тут, – я показал на свой лоб, обидчиво поджав губы, – а потом сказал ртом.

– Не сердись, тенхэ, – лаукэ Лин погладил меня по волосам, – и старайся развивать то, что рождается у тебя в голове.

– А может, тенхэ хочет научиться танцевать как Лин? – спросил меня лаукэ Ру, откладывая минхэ в сторону. – Или петь как Шунь? Или, если хочешь, я научу играть тебя на минхэ?

– Я хочу всё, – уверенно махнул я головой.

– Это прекрасно – хотеть учиться всему, – покачал головой Ру, – но для этого мало одного желания. Нужен ещё и талант!

– Вот мы и посмотрим, к какому из искусств у Тао есть талант, – ответил Лин и улыбнулся мне своей милой, доброй улыбкой.

Внезапно меня осенила одна мысль. Я осторожно провёл пальцем по губам Лина и уставился на чистую кожу.

– На тебе сейчас нет краски, – сказал я удивлённо.

– Я же объяснял тебе, что рисую лицо только для гостей, – засмеялся Лин.

– А твои гости глупые или слепые? – нахмурился я. – Им нравится нарисованная красота и они не хотят видеть настоящую?

– Мой мудрый не по годам тенхэ, – вздохнул Лин, – рисуя лицо, я прячу за ним свои настоящие чувства, – и в этот момент в его глазах я заметил тёмные огоньки печали.

*набао – праздничный головной убор у именитых господ.
** минхэ  – струнный инструмент наподобие скрипки. 

========== Часть 4 ==========

Время, словно серебристые струи ручейка, резво бежало вдаль, петляя между персиковыми деревьями. Оно уносило с собой веточки обиды и боли. По нему безвозвратно уплывали пожухлые листья несбыточных надежд, и только разноцветные камешки воспоминаний, хранящиеся на дне памяти, время не трогало.

Я всё так же прятался от суеты мира в тени персикового сада, но с возрастом мелкие букашки меня перестали интересовать. Когда я сидел на мягкой траве возле ручья, в голове рождались мысли, которые складывались в неумелые стихи.  

Моя жизнь за прошедшие семь лет не изменилась, но изменился я сам и моё восприятие мира. Мудрые речи старого Шиллина и занятия с лаукэ дали мне очень много. Я научился слушать и чувствовать людей, думать и правильно формулировать свои мысли. Я слушал наполненный звуками летнего дня сад и впитывал в себя его мудрость и красоту. 

Всего за пару лет занятий с моими учителями-лаукэ я с лёгкостью овладел искусством игры на минхэ и даже мог сам сочинять незатейливые мелодии. Мой голос оказался вполне пригодным к пению, и Шунь сравнил его со щебетом птахи на заре. 

Лаукэ Лин оказался очень требовательным учителем и, несмотря на то, что мне он был ближе и дороже остальных учителей, на его уроках я часто плакал. Он ругал меня за каждое неточное движение и иногда легонько бил тонкой палкой. Я падал на пол, пытаясь повторить движения, путался в длинных рукавах одежды, а высокие носы сапожек заставляли спотыкаться. Мои ноги дрожали от усталости, а руки отказывались повиноваться, но я продолжал заниматься танцами.

– Бануэ*, – качал головой лаукэ Ру, который аккомпанировал нам во время занятий, – не забывай, что Тао ещё ребёнок. Его тело спит и не может показать тебе ту грацию танца, которую ты от него требуешь.

– Танец должен быть не в теле, бануэ, – отвечал ему Лин, взмахом палки приказывая мне подняться на ноги, – танец должен идти из души, так же как твоя музыка и пение Шунь. Тао просто копирует вас, а вы радуетесь этому и хвалите его. Шунь ошибаеться. Искусству нужен не талант. Ему нужна душа. А душа Тао ещё не проснулась. 

Лин был прав. Моя душа спала, но её сон был чутким и лёгким. Она, словно бутон цветка, напряжённо вздрагивала, пытаясь приоткрыть лепестки соцветия. Она с жадностью впитывала в себя воду познания и жаждала тёплых солнечных лучей чувств.

– Поганый бездельник! – услышал я из-за деревьев сердитый голос Чау Бо. – Ты снова прячешься от работы? Только попадись, и я побью тебя палкой!

В моей жизни всё же кое-что поменялось, и теперь меня гоняла не госпожа Сюэ Бо, а её сын. Чау Бо превратился в крепкого высокого юношу, старательно исполняющего приказы матери. Практически всё хозяйство гостиницы было на его плечах. Но без согласия госпожи Сюэ Бо он не мог сделать и шага. И это его сильно огорчало.

– Ах, вот ты где? – Чау Бо вышел к ручью, недобро похлопывая палкой по своей ладони.

Я вскочил на ноги и почтительно поклонился молодому хозяину.

– Простите меня, – сказал я, застыв в поклоне, – я не знал, что вы меня ищете.

– Ладно, – Чау Бо сунул палку за широкий пояс и уселся на траву под деревом. – Ты ведь слышал, какое важное событие скоро состоится в нашей гостинице? – спросил он, похлопывая рукой по траве рядом с собой, приглашая меня присесть.

Я быстро плюхнулся на землю, и острый камешек больно впился мне в копчик. Боясь шелохнуться, чтобы не навлечь гнев Чау Бо, я стиснул зубы и прошептал:

– К нам приедут главы всех пяти кланов, чтобы отдохнуть и обсудить дела.

– Верно, – кивнул Чау Бо, внимательно наблюдая за мной, – и мать поручила мне приготовления к этому великому событию. Я распределил обязанности между всеми работниками. Тебе же я доверяю вымыть пять самых лучших комнат. Ни одной крошки, ни мельчайшей соринки и пылинки там не должно остаться. За это ты отвечаешь головой. Понял?

– Да, – кивнул я, пытаясь сползти по траве чуть вперёд и освободиться от проклятого камушка.

– Каждый день ты будешь отчитываться передо мной о том, что ты сделал и… – молодой хозяин заметил мои телодвижения, и его рука потянулась к палке. – Что ты ёрзаешь? Или тебе неинтересно, что я говорю?

– Нет, господин Чау Бо, – я вскочил на ноги и, с облегчением вздохнув, снова замер в поклоне.

– Ладно… – Чау Бо криво улыбнулся, – завтра же приступишь к работе. А сейчас беги к садовнику и помоги ему. Этот Шиллин стал совсем старым и не справляется со своими обязанностями. Не понимаю, почему мать не прогонит его, – Чау Бо поднялся и, отряхнув своё длинное платье, сделал несколько шагов в сторону калитки, ведущей из сада. – Да… – оглянулся он,  – вечером придёшь в мою комнату. Мне нужен партнёр для игры в додзы**.

Это предложение могло показаться дружеским, но таковым не было. Чау Бо был не очень хорошим игроком, а проигрывать ненавидел. Своё неумение мыслить наперёд, что было очень важно в игре додзы, он с лихвой компенсировал умением мухлевать, доставая нужные игральные фигурки из сапога или рукавов. Я не подавал вида, что знаю об этом, и поэтому постоянно проигрывал. Так как играли мы на щелчки, я, как правило, уходил к себе в слезах и с распухшим от щелбанов лбом.

Шиллина я застал на улице, возле домика. Он сидел на большой куче мешков, набитых навозом, и вытирал мокрый лоб рукавом грязной рубахи.

– Тенхэ! Как ты вовремя! – обрадовался старик и поднялся на ноги, держась за поясницу. – А я уже решил, что так и помру на этих мешках.

– Шиллин-нэ-э-э… – протянул я, качая головой, – зачем ты один таскал мешки? Иди завари чай, я пока перенесу их под навес.

Тяжело кряхтя, старик скрылся в дверях своего дома, а я, закинув сразу три мешка на одноколёсную тачку, повёз их в сторону навеса. Я любил физическую работу, и мне нравилось, как после неё ноют мышцы во всём теле. Всего за полчаса я перевёз все мешки и повернул колесо телеги к пристройке, где хранился инструмент. Не успел я открыть кривую дверь сарая, как мне на спину с дерева упало что-то тяжёлое.

– Ай-я! – вскрикнул я от неожиданности и тут же в мой рот попал кончик длинного пушистого хвоста. Он юркнул ещё глубже,  прямо в мою глотку, и я стал давиться. 

– Сяобо! Ах ты, маленький негодник! Твоя обезьянья мать не научила тебя манерам? Твой обезьяний отец не говорил тебе, что совать свой хвост в рот людям неприлично?

В ответ небольшая коричневая обезьянка с большими умными глазёнками оскалилась и издала громкий звук, похожий на смех.

– Ах, ты ещё и смеяться надо мной вздумал?! – возмущенно взвизгнул я, пытаясь снять зверька со своей спины, но тот ловко увернулся и забрался мне на голову.

– Ты что-то долго, тенхэ, – услышал я голос Шиллина, – я решил пойти за тобой и посмотреть, не случилось ли чего. Сяобо! Малыш! – старик протянул руку и мартышка спрыгнула на неё, попутно больно дёрнув меня за волосы.

– Я ненавижу эту мартышку, – зло зашипел я, почёсывая затылок.

– Ты ему нравишься, – улыбнулся садовник, гладя притихшую обезьянку по голове, – вот он тебя и задирает.

– Если следовать твоим словам, то молодой господин Чау Бо во мне души не чает, – буркнул я и, бросив недобрый взгляд на обезьянку, которая корчила мне смешные рожицы, пошёл в сторону домика садовника.

*бануэ – обращение к юноше того же возраста.
**додзы – настольная игра, напоминающая шашки.


========== Часть 5 ==========

В нашу гостиницу приезжали разные люди, и комнаты всем предоставлялись согласно статусу. Мелкие торговцы, солдаты и просто усталые путники в основном снимали комнату на одну ночь и не пользовались другими услугами. Им предлагались номера в северной части гостиницы. Это были комнаты  простые, с незатейливой обстановкой: циновка на полу, тёплое одеяло, ширма да низенький столик для приёма пищи. Особой красотой они тоже не отличались – деревянные стены были отполированы и покрыты лаком, а на окнах висели выцветшие занавески.

Гости побогаче останавливались в гостинице, чтобы отдохнуть в тени персиковых садов и подышать чистым горным воздухом. Их селили в комнаты восточных домов. Окна их номеров выходили в сад, а стены были украшены картинами. В комнатах стояли кровати, покрытые вышитыми покрывалами и красочные ширмы. Деревянные столики были инкрустированы ажурной росписью. Эти гости охотно платили за вкусную еду и покупали услуги проводников, которые водили их к горячим источникам и на водопады.

Были и очень богатые постояльцы – зажиточные купцы, генералы и крупные землевладельцы. Как правило, они приезжали к нам со своими друзьями и снимали дома целиком. Весёлые и шумные компании не ходили в горы в поисках красивых мест. Они занимали главный зал для пиршеств и сутками кутили в нём, умудряясь выпивать значительную часть запасов персикового дзы-мо, которым так славилась наша гостиница.

В этих роскошных номерах были широкие кровати, покрытые мягкими перинами. Стены там были обиты яркими шелками, а с балконов открывался дивный вид на горы. 

Что касается южных владений гостиницы, там располагались дома для самых важных гостей. Приближённые к императору и главы кланов нечасто посещали наши места. Но временами приезжали и они, старательно пряча лица, чтобы провести время со своими любовницами. Иногда они выбирали гостиницу в качестве места для важных переговоров или для праздничных мероприятий.

Поскольку посещения именитых гостей были редки, то и номера эти убирались только в преддверие их приезда, как и произошло теперь.

Взяв с утра ключи от южных домов, я с тряпками, вёдрами и щётками направился в первый из пяти номеров. Открыв тяжёлую раздвижную дверь, я остановился на пороге и тяжело вздохнул.

В этой комнате никто не жил уже несколько месяцев. В нос ударил спёртый воздух, и я ринулся открывать окна. С тяжёлых занавесей мне на голову тут же посыпалась пыль. Я долго чихал, размахивая руками и пытаясь её разогнать.

Сняв занавеси и большой бархатный полог над кроватью, я в два захода отнёс всё это в прачечную, а затем приступил к самой уборке. Начав с деревянных стен, покрытых искусной резьбой, я протирал каждый вырезанный завиток, каждый листик, стараясь не пропустить ни сантиметра. Встав босыми ногами на низкий табурет, я добрался до верха стены и увидел, что в уголках потолка рядом с изящными бронзовыми светильниками, прикреплёнными к нему, сделал своё дело неугомонный паук. Паутина проходила от одного угла к другому, запутывая в себя всё, что попадалась на пути.

Отложив в сторону тряпку, я взял в руки щётку, надел её на длинную палку и, намочив водой, начал усердно тереть потолок. Когда с этим было покончено, я с грустью посмотрел на пыльный пол и, вздохнув, принялся мыть и его. Работа была закончена, когда солнце уже клонилось к закату. Взяв ведро с грязной водой, я направился к выходу, но мои руки так устали, что верёвочная ручка ведра выскользнула, и грязная вода вылилась на пол.

Мне стало так обидно, что я, отшвырнув ногой ведро, упал на колени и расплакался.

– Эй, ты! – услышал я за спиной грозный голос Чау Бо. – Почему ты сидишь на полу в грязи?

От страха я поджал под себя босые ноги и закрыл лицо рукавом рубашки. Чау Бо взял меня за локти и убрал мои руки. Я поднял на него удивлённые глаза и увидел, что молодой хозяин сидит рядом на корточках и смотрит с сочувствием и состраданием.

– Я… Я… – всхлипнул я, но Чау Бо вдруг взял мою руку и, раскрыв ладонь, подул на лопнувшие и кровоточащие мозоли.

Я испуганно дёрнул рукой, и лицо хозяина тут же изменилось. Чау Бо ухмыльнулся и с силой сжал мою руку. От боли на мои глаза снова навернулись слёзы, а он отбросил мою руку в сторону и, поднявшись, вынул из-за пояса тонкую палку.

– Ты сделал это нарочно, маленький гадёныш! – палка взмыла над моей головой и, тихо взвизгнув, упала на спину. – Ты сегодня должен был закончить с этой комнатой, а завтра приступить к следующей. Но я мудрый и заботливый хозяин. Поэтому завтра ты домоешь эту комнату и полностью уберёшь следующую, – он толкнул меня в бок сапогом и вышел.

Ополоснувшись нагревшейся за день водой из большой бочки и переодевшись, я поспешил к массажному дому, где должен был состояться очередной урок танцев с лаукэ Лином. Но в комнате я застал только Ру и Шуня. 

– Сегодня урока не будет, – покачал головой Ру.

– Почему? – напрягся я. – Что-то случилось с учителем Лином?

– У него вчера выдался тяжёлый вечер, – вздохнул Шунь. – Он с самого утра ушёл в сад, чтобы успокоиться и прийти в себя.

– Что случилось? – испугался я.

– Гость, который пожелал воспользоваться его услугами, распустил руки, – ответил Ру. – Мы с Шунем обработали раны Лина мазью, и он отправился в сад, чтобы там отдохнуть. И он просил…

Не дослушав Ру, я вылетел из комнаты и побежал по каменной дороге в сторону калитки, которая вела в персиковый сад.

Сад был очень большим, но за столько лет я узнал каждый его закуток. Поэтому найти в нём Лина мне не составило труда. Лаукэ сидел на камне в самом его конце и с грустью смотрел на уходящее солнце. Его волосы были растрёпаны, а тонкое тело прикрывала простая холщовая рубашка. Тонкие плечи лаукэ дрожали, а на острой ключице я увидел большой кровоподтек.

– Лин-нэ-э-э… – протянул я, подходя ближе, – ты в порядке? – я снял с себя верхнее платье и накинул его на плечи Лина.

– Зачем ты пришёл, тенхэ? – не оборачиваясь, спросил лаукэ. – Ты не должен этого видеть.

– Ты не хотел, чтобы я видел твою слабость? – спросил я, присаживаясь на камень рядом с ним. Лин молча кивнул и отвернулся.

– Шицунэ*, – я протянул руку и, взяв Лина за подбородок, повернул его лицо к себе, – друзья не должны прятаться друг от друга, чтобы ни случилось. Иначе как они могут помочь в трудную минуту?

– Чем ты мне можешь помочь, тенхэ? – слабо улыбнулся лаукэ разбитыми губами.

– Поддержать тебя, – ответил я и, нахмурившись, стал рассматривать его заплаканное и разбитое лицо. – Гостю не понравился массаж? Или он был недоволен танцем?

– Тенхэ… – вздохнул Лан и опустил глаза, – ты ещё слишком мал и не всё знаешь о жизни. Гости платят за массаж и мои танцы, но иногда им хочется большего. Эти развлечения стоят дорого, но когда в карманах гостя звенят ливы**, им позволено всё.

– Неужели бить человека тоже развлечение? – возмутился я. – Не плачь, мой милый шицунэ, – я погладил Лина по руке. – Я вырасту. Стану большим и сильным. Научусь драться, и тогда никто не посмеет ударить моего самого доброго и самого красивого учителя! – закончил я и, прижавшись к боку Лина, уткнулся носом в его волосы.

*шицунэ – обращение к учителю или старшему другу.
**ливы – монеты.

========== Часть 6 ==========

Чтобы больше не вызывать гнева господина Чау Бо, я старался как можно быстрее убирать в номерах. Я вставал до восхода солнца и бежал к бочкам, чтобы набрать в вёдра воды. Я работал так усердно и старательно, что забывал про еду. К вечеру, когда очередной номер был вымыт до блеска, я уходил в свою комнату, расположенную в хозяйственной пристройке, падал ничком на старую циновку и тут же засыпал.

На третий день такой работы я едва стоял на ногах. Мои руки с трудом держали тряпку, а голова кружилась.

Поднявшись на низенькую табуретку, я приступил к мытью потолка, но, подняв голову кверху, почувствовал тошноту. В глазах потемнело, а лоб покрылся холодным потом. Я покачнулся и начал падать в глубокую чёрную пропасть.

Придя в себя на полу гостиничного номера, я с трудом открыл глаза и увидел над собой Чау Бо. Он смачивал в холодной воде тряпку и протирал мне лицо и грудь.

– Господин… – испуганно дёрнулся я, запахивая рубашку на груди.

– Очнулся? – хмуро спросил Чау Бо, бросая тряпицу в ведро. – Я зашёл проверить, как продвигается работа, и нашёл тебя лежащим на полу.

– Со мной всё хорошо, господин, –  прошептал я пересохшим ртом, – сейчас я поднимусь и продолжу работу.

Я и правда попытался сесть, но Чау Бо положил мне руку на плечо и не дал подняться.

– Когда ты ел последний раз? – спросил он меня.

– Недавно, господин, – закивал головой я.

– И что именно ты ел? – снова спросил хозяин.

– Суп из курицы с рисом и варёную свёклу, – ответил я, чувствуя, как от воспоминаний о еде к моему горлу снова подкатывает тошнота.

– Я каждое утро лично отбираю продукты, чтобы кухарки готовили из них обед и ужин работникам, – нахмурился Чау Бо. – Рисовый суп с курицей и свёкла были позавчера, – его рука взлетела в воздух и я упал на бок от хорошей затрещины. – Никогда не смей мне врать! – зло прошипел Чау Бо, но увидев, что я не могу встать, сжалился. – Ладно… – сказал он, поднимаясь на ноги, – сегодня можешь отдохнуть. Иди на кухню и скажи, что я приказал накормить тебя хозяйским обедом. А потом я проверю, поел ты или нет, – он быстро пошёл к двери и, раздвинув её створки, сказал, не оборачиваясь: – Завтра ты домоешь эту комнату и приступишь к следующей. Больше поблажек от меня не жди, – и хозяин скрылся в тёмном коридоре.

Я честно исполнил его приказ и, усевшись на лавку в кухне, стал ждать, когда молоденькая кухарка положит мне еды. Я мечтал  о тарелке супа и рисовой лепёшке, но девушка поставила передо мной сразу три миски.

В хозяйском супе было много мяса. В прозрачном бульоне с тонкими кружочками жира плавала морковь, колечки лука, зелень и плоские ленты лапши. Во второй миске мне подали лонзы*. Они были большими, и через прозрачное, словно стекло, тесто было видно варёное мясо с мелко порезанной зеленью. В третьей миске лежала кислая капуста, красная от жгучего перца. 

Пока я с удивлением разглядывал и нюхал еду, кухарка поставила передо мной тарелку со свежими пирожками, две пиалы с соусами и кувшин с молодым персиковым вином.

Я никогда так много и вкусно не ел. Мой плоский живот округлился от такого обилия пищи, а рот горел от остроты соусов. Пока кухарка отвернулась, я быстро спрятал за пазуху пару пирожков, а когда та вернулась, слёзно упросил её отдать мне кувшинчик с вином, обещая, что верну его в целости и сохранности, когда выпью содержимое.

Выйдя  из кухни, я обогнул хозяйственные постройки и, пройдя через низкую калитку, оказался в саду. Узкая дорожка петляла между деревьями, ведя меня к домику старого Шиллина. Я бежал к другу, чтобы послушать очередную сказку и угостить его вином и пирогами.

Когда я поравнялся с покосившимся сараем, где садовник хранил инструменты, дорогу мне преградила маленькая коричневая обезьянка. Вид у Сяобо был воинственным. Он стоял в боевой позе на задних лапках, опираясь на хвост, а в передней лапе держал тонкую палку.

– Что тебе от меня надо, мартышка! – замахиваясь, прикрикнул я на Сяобо.

Но обезьяна не убежала. Она издала боевой клич и, оскалив мелкие зубки, бросилась на меня.

– Ты совсем озверел? – закричал я, уворачиваясь от палки. – Давай поговорим и выясним отношения раз и навсегда!

Как ни странно, обезьяна меня поняла. Она убрала палку за спину и, усевшись передо мной, состроила серьёзную морду.

– Значит так… – начал я, расхаживая перед Сяобо, – во-первых, я прихожу к Шиллину, чтобы помочь с работой. Он уже старый и ему тяжело одному ухаживать за садом. Ты маленький и помочь ему ничем не можешь. Во-вторых, я дольше тебя знаю Шиллина, а это значит, что я более давний друг, чем ты. Так что, как младший, ты должен относиться ко мне уважительно. Понял? – закончил я сердито.

Я был поражён, но обезьянка снова встала на задние лапы, вытянула передние и, сложив их перед собой, поклонилась. Не прерывая поклона, Сяобо освободил мне дорогу и я, ничего не подозревая, пошёл вперёд, бросив ему короткий кивок. Но стоило сделать пару шагов, как в мою ногу вонзилась тонкая палка.

– Ах ты мелкий негодник! – взвыл я и, схватив палку, кинулся на обидчика.

Мне не давали уроков фехтования, но иногда я подглядывал за солдатами, которые останавливались в гостинице. Вспомнив некоторые приёмы, я атаковал обезьяну, но к своему изумлению, получил отпор. Сяобо увернулся от моего удара и сделал выпад вперёд, воспользовавшись своей палкой, как боевым посохом.

– Ах ты! – кричал я в пылу битвы. – Грязная мартышка! Я тебе! – в ответ Сяобо грозно верещал и, скаля зубы, отбивался от моих неумелых атак.

– Я услышал крики и решил посмотреть, кто же это шумит в моих владениях, – раздался из-за кустов голос Шиллина, – а это вы тут устроили поединок! – я тут же бросил палку. Сяобо сделал то же самое и, вскарабкавшись по одежде, уселся мне на плечо, положив свою лапку на мою голову. – И кто из вас зачинщик этого безобразия?

– А мы и не дрались вовсе, – ответил я, натянуто улыбаясь, – я встретил Сяобо на дороге и он любезно согласился показать мне место, где много дикой вишни. Мы вооружились палками и хотели туда идти, но тут встретили тебя, шицунэ. А ты решил, что мы дерёмся? – ответил я, но в этот момент тоненькие обезьяньи пальчики незаметно вцепились в мои волосы. Я мысленно выругался, продолжая как ни в чём ни бывало улыбаться старику.

– Ну, раз вы с Сяобо стали такими друзьями,   – хитро улыбнулся старик, – то может быть измените свои планы и зайдёте в гости к старому Шиллину?

Уже через минуту мы сидели на полу за низеньким столиком в доме садовника, а старик заваривал ароматный чай.

– Совсем забыл! – воскликнул я, ставя на стол бутыль с вином и выкладывая  помятые в бою пирожки. 

– О-о-о!!! – довольно улыбнулся старик, открыв  бутыль и втягивая толстым носом персиковый аромат. – Персиковое вино... Молодое… – он плеснул немного вина в чашки, взяв одну себе, а вторую протянув Сяобо. – Рецепт этого напитка изобрёл еще прадед нынешней хозяйки, почтенный Чан Чунь. Сколько виноделов предлагали ему продать секрет этого напитка, но он передал его только своему сыну, взяв с него клятву беречь семейный рецепт.

– Э-э-э… – обиженно поджал я губы, – а почему Сяобо ты налил, а мне нет? Это я принес тебе вина, и это я дружу с тобой дольше, чем эта мартышка. 

Наглая обезьяна быстро осушила свою чашку и, спрыгнув на пол, кинула в меня кусочком угля.

– Сяобо, – остановил его Шиллин, – не нужно сердиться на Тао. Он ещё молод и не понимает, что ты взрослая обезьяна. Прояви к нему снисхождение и будь дружелюбнее, как и положено старшему товарищу.

– Что-о-о? – удивлённо открыл я рот.

– А ты не знал, что в обезьяньем мире время течёт быстрее? – улыбнулся старик.

– Нет. Не знал, – покачал я головой.

– И ты не слышал легенду об обезьяньем царе? – хитро улыбнулся Шиллин.

– Нет, шицунэ, – ответил я.

– Тогда садись поудобнее, – сказал он, – я расскажу тебе легенду о смелом и отважном Царе обезьян, которому предстояло выполнить очень важное задание – оберегать молодое божество…

*лонзы – блюда наподобие пельменей.


========== Часть 7 ==========

Через неделю в гостиницу начали съезжаться именитые гости. Это были генералы, следящие за безопасностью глав кланов, лекари, отвечающие за их здоровье, секретари, начальники пробовальщиков пищи и другие помощники. 

Гостиница наполнилась шумом и суетой. С утра до ночи кухарки готовили еду, служанки и слуги бегали по этажам, угождая высоким гостям, а по вечерам двор ярко вспыхивал разноцветными бумажными фонариками, звучала музыка, а танцовщики, одетые в костюмы драконов, развлекали гостей, сидящих на верандах.

Я же видел всю эту красоту только издали, залезая на дерево или спрятавшись за густыми кустами. Самих гостей я не встречал. В их номерах я менял воду в бассейнах и ночные горшки, когда они уходили прогуляться по саду или на очередное пиршество.

Зато солдат-охранников я видел часто. Одетые в строгие чёрные платья, статные и высокие юноши расхаживали по всей территории, обеспечивая спокойствие своих господ. Я любовался их выправкой, а когда  случалось увидеть, как они в шутку бьются на мечах, то застывал на месте в восхищении.

В один из дней, когда я, сидя в своём укрытии, наблюдал за отдыхающими солдатами, меня заметили.

– Эй, красавица! – крикнул один из них, увидев меня в кустах. – Зачем смотреть на нас издали? Иди к нам, и ты сможешь до нас даже дотронуться.

– Какая я тебе красавица! – обиделся я. – Вот вырасту, и до тебя дотронется мой меч! Только думаю, ты не будешь этому рад!

– Эй, Мин! – рассмеялся другой солдат. – Да мальчишка тебя умыл!

– Откуда я знал, что это мальчишка! – улыбнулся Мин. – Вон глазищи-то у него какие! Просто огонь. Если его волосы заплести на женский манер, да губки подкрасить – так выйдет настоящая красотка.

– Ещё одно слово, и я разукрашу твоё лицо вот этой палкой! – я поднял с земли небольшую дубинку и издали замахнулся на обидчика.

– Не обижайся на меня, тенхэ… – миролюбиво сказал солдат, – я не по этой части. Мне нравятся прекрасные девы. Но ты и вправду на них похож. Прости, если обидел. Расти побыстрей, тенхэ! Нам такие смельчаки, как ты, нужны!

Последние слова Мина меня успокоили и я, вынося горшки и начищая очередной бассейн, представлял себя солдатом в чёрном строгом платье, с мечом на поясе и луком за спиной. Я хватал длинную палку от щётки и, оскальзываясь на дне бассейна, размахивал ею, пытаясь повторить действия солдат с мечом.

Вечером, как обычно, я забежал на занятия к Лину и с порога оглушил учителя своей новой мечтой.

– Мне больше не нужны танцы! Я буду солдатом, шицунэ! – кричал я, прыгая вокруг лаукэ с большим сложенным веером в руках. – Я стану самым бесстрашным воином и буду биться с врагами!

– И кого ты станешь защищать? – улыбался он, легко и изящно уворачиваясь от моего «меча».

– Обиженных и обделённых, – уверенно ответил я Лину и, когда тот немного зазевался, сделал выпад вперёд. Но не тут-то было. Лаукэ прогнулся так, что веер прошёлся над ним, даже не коснувшись платья. – Ого… – восхищённо прошептал я. – Как ты это сделал?

– Благодаря тем самым танцам, которые тебе больше не нужны, – усмехнулся он, садясь на циновку. – Что ж… если ты решил просто бездумно махать мечом, можешь больше не заниматься со мной.

– Нет, шицунэ, – замотал я головой, – мне ведь нужно не только атаковать врага, но и защищаться. Мне очень нужны твои танцы! Лин-нэ-э-э… – протянул я, – научи меня так двигаться, – я надел на себя платье для танцев и, сложив руки перед собой, поклонился учителю.

– Что ж… – улыбнулся Лин, поднимаясь на ноги, – тогда дай мне веер, и я покажу тебе танец с ним. Он не будет похож на те обезьяньи прыжки, которые ты только что делал. Танец с веером – это искусство, и ты должен им овладеть, чтобы потом стать таким же гибким и умелым, как я.

Я был очарован этим танцем. В руках лаукэ веер ожил. Он порхал, словно крыло бабочки. Движения Лина были медленными, изящными, и мне казалось, что тонкое тело лаукэ переломится во время танца.

– А теперь… – Лин подал мне веер, – положи его в ладонь. Пальцы должны лежать так, чтобы ты смог его открыть без усилий. А теперь попробуй согнуть руку и расправить веер перед собой.

Но расписанный зелёной травой и нежными розовыми цветами веер не хотел меня слушаться. Только с третьего раза он наконец-то раскрылся и больно ударил меня по носу.

– Проклятая деревяшка! – разозлился я, и хотел было бросить его на пол, но Лин перехватил мою руку и снова вложил в него ручку веера. Он зашёл мне за спину и, взяв за обе руки, сказал:

– Он должен стать твоим продолжением. Почувствуй его. Он  такой нежный и доверчивый. Он словно маленькая птичка, которая села тебе на ладонь. Не раздави его в кулаке. Дай ему расправить крылья и взлететь…

– Ах, вот чем ты тут занимаешься! – между створок дверей стоял Чау Бо. Он немного покачивался и его язык заплетался от вина. – Тебя ждут в главном зале, лаукэ. Все хотят посмотреть на твой… – Чау Бо тяжело икнул, – на твой танец. Ру и Шунь уже целый час развлекают дорогих гостей. А ты тут обнимаешься с дворовым мальчишкой?

– Лин учит меня танцам, – ответил я, отходя в сторону.

– И как танец может помочь тебе выносить ночные горшки? – зло усмехнулся Чау Бо. – Может, ты хочешь стать лаукэ? Тогда тебе нужно мно-о-огому научиться.

Услышав его слова, Лин дёрнулся, но хозяин грозно рыкнул в его сторону:

– Иди крась лицо и одевай самое красивое платье.

– Я уже многое умею, – не сдавался я, наблюдая как Лин, поклонившись хозяину, покорно сел на пол напротив небольшого зеркала и, достав из шкатулки мягкий пуховый шарик, начал отбеливать лицо. – Ру научил меня играть на минхэ, а Шунь обучил пению.

– Ты думаешь, это всё, что должны уметь лаукэ? – засмеялся Чау Бо.

– Я обучусь и массажу. Если будет надо, – упрямо сдвинул я брови.

– Хм… – Чау Бо, покачиваясь, прошёлся по комнате и, нагнувшись над самым ухом Лина, спросил его: – Значит, ты ещё не сказал своему ученику о том, что массаж для лаукэ не самое главное?

– Господин… – пушистый шарик в руке Лина дрогнул и, упав, покатился под тумбочку.

– Что? Не рассказал? – громко засмеялся Чау Бо и подошёл ко мне. – А ты знаешь, что лаукэ должны уметь развлекать гостей не только массажем, танцами и пением? Лаукэ должны уметь ублажать гостей и доставлять разного рода наслаждения.

– Я… я… – растерянно бормотал я, глядя то на Лина, то на хозяина, пытаясь осознать то, что услышал. – Шицунэ…это правда? – наконец выдавил я из себя.

– Ну! Отвечай же своему любезному ламину*, так ли это? – усмехнулся Чау Бо.

– Да, это так… – тихо ответил Лин и опустил голову.

На меня словно опрокинулся ушат с ледяной водой. Не глядя ни на кого, я быстро скинул с себя платье для танцев и кинулся прочь из комнаты.

*ламин – ученик.


========== Часть 8 ==========

Я понял, что имел в виду Чау Бо, и о чём так долго молчал Лин. Простой люд не отличался скромностью поведения, и часто, приходя в сад, я заставал там влюблённые парочки, предававшиеся плотским утехам в тени деревьев. Иногда, возвращаясь к себе в каморку поздним вечером, я видел, как какой-нибудь стосковавшийся по ласкам солдат прижимает к стене сарая молодую кухарку.

Господа тоже не особо прятались от чужих взоров. Проходя мимо дорогих покоев, я часто видел в окнах сплетённые в порыве страсти тела и слышал сладкие стоны. Но всё это меня не интересовало и не вызывало любопытства. Более того, мне было противно от мысли, что люди могут проникать друг в друга, и при этом испытывать удовольствие. Именно поэтому, услышав признания лаукэ, меня и охватила паника.

Я прибежал в покрытый вечерним мраком персиковый сад и, плюхнувшись на траву возле ручья, поджал под себя ноги и обхватил голову руками, чтобы успокоить свои мысли.

«Этого не может быть, – думал я, глядя на серебристые струи ручья, – как может мой добрый и милый лаукэ заниматься этим? Как можно позволять кому-то входить в себя и наслаждаться тобой? Нет! Мой шицунэ чистый и светлый! Он не… – я тряхнул головой, чтобы прогнать картинку, которая внезапно встала перед моими глазами, – но он сам признался, что делал это!»

Я зачерпнул в ладони немного воды из ручья и плеснул себе в лицо.

– Клянусь, что никогда и ни за что на свете не позволю кому-то войти в меня и сам этого не сделаю! – сказал я торжественно, глядя на лягушонка, сидящего передо мной на камне, и тут же получил в лоб удар сухой персиковой косточкой. – Кто здесь? – я начал вглядываться  в темноту, поглаживая рукой небольшую шишку.

Маленькая обезьяна, громко вереща, выпрыгнула из кустов, прихватила лапкой рукав моей рубахи и потянула в сторону.

– Мерзкая мартышка! – пытался я скинуть с себя обезьяну. – Снова пришла меня донимать?

Но обезьяна продолжала тянуть меня за рукав, периодически отбегая в сторону.

– Погоди… – внезапно дошло до меня. – Ты хочешь, чтобы я пошёл за тобой? – догадался я. Обезьяна снова заверещала и, подбежав ко мне, больно куснула за локоть. – Хорошо, я пойду с тобой. Но если это какая-то обезьянья шутка, то я поймаю тебя и поколочу палкой.

Я нехотя встал и медленно поплёлся за прыгающей в темноте фигуркой. Как только мы вышли на тропинку, ведущую к дому Шиллина, меня охватило волнение.

– Что-то случилось со стариком? – спросил я Сяобо. Тот громко закричал и, запрыгнув мне на загривок, больно стукнул лапкой по голове.

Я помчался по знакомой дороге к дому Шиллина. Сердце бешено стучало от нахлынувшего чувства тревоги. Старика я нашёл у навеса. Он сидел на земле, прислонясь спиной к куче мешков с навозом, и хрипел.

– Шицунэ-э-э… – я сел на корточки рядом с ним и тронул за руку. Шиллин открыл глаза и с трудом сказал:

– Тенхэ… там… на полке… шкатулка… с лекарством… принеси… – и старик снова устало прикрыл глаза.

Я вскочил на ноги и, оставив старика на попечение обезьяны, кинулся к домику. Деревянную шкатулку с облупившейся краской и хитрым замочком я видел не один раз. В ней старик хранил рецепты и разные травы. Я даже несколько раз открывал её, помогая Шиллину заваривать чай, и флакончики с лекарствами, которые в ней находились, я помнил.

Открыв шкатулку, я нашёл тонкий стеклянный флакон, закрытый бумажной пробкой, на дне которого была мутная желтоватая жидкость, бледно светящаяся в темноте.

Взяв лекарство, я кинулся обратно к навесу и, присев рядом с Шиллином, вложил его в сухую и холодную руку старика. Садовник на ощупь вынул крышку, и из флакона потянулся белый светящийся дым. Шиллин поднес флакон к губам и стал дышать этими испарениями до тех пор, пока дым не исчез. Старик открыл глаза и, посмотрев на пустую стекляшку, вздохнул:

– Эх… закончилось моё лекарство…

– Ты простыл? Или подхватил какую-то заразу… – я бросил взгляд на Сяобо, – от какой-нибудь обезьяны?

– Нет, – улыбнулся старик, – это всё удобрения. За столько лет работы садовником их пыль покрыла мои лёгкие и теперь не даёт мне дышать. Я спасаюсь этим снадобьем. Вот только оно кончилось, а чтобы его приготовить, мне нужны грибы чиб.

– А где их взять? – спросил я.

– Они растут на склонах гор, их очень сложно найти, – ответил старик. – Нужно знать эти места. Но я уже стар, и мне не подняться в горы.

– Я принесу тебе грибов, – сказал я, ударяя кулаком себе в грудь.

– Хм… что ж… – хитро улыбнулся старик, – тогда возьми в проводники Сяобо. Он знает, где растут грибы. 

– С этой обезьяной? – начал я, но посмотрев на бледное лицо старика, сдержался. – Хорошо. Мы с Сяобо принесем тебе грибов. Завтра на рассвете отправляемся в путь. А теперь я уложу тебя, и сам останусь с тобой на ночь.

– А тебя не хватятся хозяева? – спросил старик, опираясь на мою руку и вставая на ноги.

– Нет, шицунэ, – покачал я головой. – Высокие господа изволят спать почти до обеда, так что работа меня дождётся.

Уложив старика на циновку и укрыв его старым одеялом, я прилёг на пол и, положив себе под голову мешок с травами, укрылся старым халатом Шиллина. 

Но уснуть мне не удалось. Мысль о лаукэ Лине снова пробралась в голову, не давая погрузиться в сон.

– Тебя что-то тревожит, тенхэ? – спросил меня старик.

– Зачем люди занимаются грязными делами друг с другом? – спросил у него я.

– Ты так называешь занятия любовью, тенхэ? – в голосе старика проскользнула улыбка.

– Нет, шицунэ, – я приподнялся на локтях, –  я говорю о соитии двух людей. О грязных плотских утехах.

– Ты уже взрослый, тенхэ, – ответил старик, – и тебе пора узнать всё, – начал он. – Людям дан великий дар любви, что скрепляется прекрасным и волнительным соединением тел, которое доставляет удовольствие. Но увы… люди не ценят этот дар. Они пользуются только его малой долей, удовлетворяя свои физические потребности. И только те, кому посчастливилось скрепить свою любовь соитием, могут почувствовать всю красоту этого таинства.

– Ну про гостей, покупающих плотские утехи, мне всё понятно, – сказал я. – А как же лаумэ и лаукэ? Как они могут этим заниматься? Или они тоже испытывают удовольствие?

– А тебе нравиться выносить ночные вазы и мыть их от нечистот? – спросил меня старик.

– Нет, шицунэ, – покачал я головой, – но если я откажусь, то хозяева побьют меня палками.

– Лаукэ и лаумэ тоже делают это не по своей воле, – вздохнул старик, – и я не думаю, что им это доставляет удовольствие. Они чисты, тенхэ, грязны только ночные вазы, которые они моют…


========== Часть 9 ==========

Я проснулся когда солнце ещё не показалось из-за горизонта. Разбудило меня неприятное ощущение, будто что-то холодное и мокрое бьёт меня по лицу. Открыв глаза, я увидел Сяобо, сидящего рядом со мной на полу. Он мочил в чашке с водой лапки и бил меня ими по щекам.

– Встаю! – недовольно буркнул я обезьянке и поднялся с пола.

Выпив из чайника холодного чая и сунув за пазуху кусок рисовой лепешки, я надел платье и, закинув за плечи мешок, вышел из дома.

Персиковый сад ещё не проснулся. Он, словно мягким одеялом, был окутан густым туманом. Ветви деревьев трепал игривый утренний ветерок и первые птицы, разбуженные его игрой, порхали в воздухе, сбивая крыльями розовые лепестки цветов.

Я уверенно шёл по саду, раздвигая туман руками. Сяобо забрался мне на шею, чтобы не потеряться и обвил её тонким хвостом, прихватив лапками мои уши.

Сад кончился, и я оказался на краю большого поля, затопленного молоком тумана. Вокруг, словно древние великаны, стояли горы. Их вершины были покрыты снегом, а на склонах зеленели трава и невысокий кустарник.

– И куда идти? – спросил я у обезьяны и тут же почувствовал на своем левом ухе мелкие острые зубки. – Г-глупая макака! – взвизгнул я. – Ты чего кусаешься? 

Но обезьяна не отпускала мое ухо и продолжала его легонько покусывать, пока я не понял, что нужно идти влево. Нащупав ногами тропу, я уверенно пошёл в нужную сторону.

– Можно было просто рукой показать, – бурчал я, нарочно дёргая плечами, чтобы доставить Сяобо неудобства. – И откуда ты вообще взялся? Зачем Шиллин тебя приютил? Кто ты такой? Я вот давний друг старика. Мы познакомились, когда мне было пять лет. Он один из немногих, кто оказался добр ко мне. Ещё есть лаумэ. Они тоже добрые, но любят распускать руки и трепать меня за щёки. Мне это не очень нравится, но я терплю, потому, что это нравится им. И есть лаукэ… – я на минуту замолчал, задумавшись. – Лаукэ Лин тоже мой учитель и друг, как и Шиллин. Он очень добрый и красивый. А я его обидел… – я вздохнул. – Я не поддержал его и убежал. Посчитал его грязным…Какой же дурак! – хлопнул я себя по лбу. – Как не подумал, что мой лаукэ такой же раб, как и я? 

Сяобо сидел на моей шее, не шевелясь, и внимательно меня слушал. Если быть честным, то меня удивляла эта обезьяна. Иногда она смотрела на меня так, словно понимала человеческую речь. А иногда на её мордочке появлялись настоящие человеческие эмоции. 

Когда мы добрались до подножия горы, солнце уже встало над горизонтом и разогнало своими тёплыми лучами туман. Сяобо спрыгнул с моих плеч и быстро побежал по узкой каменистой дорожке, ведущей в гору. Я спотыкался об острые камни, едва успевая за ним, и старался обходить приставучие колючки.

Гора была невысокой и через полчаса мы оказались на плоскогорье, поросшем густой зелёной травой. Спустившись вниз, мы вышли на дорогу, идущую через лес. Вековые дубы и величественные остроконечные ели стояли на её обочине, словно часовые. Сяобо резво бежал впереди, оборачиваясь и подгоняя меня грозными криками.

– Невыносимая мартышка, – вздыхал я, торопясь за своим проводником, – нам давно пора сделать привал, а то я весь чешусь от колючек, и в моих сапогах полно камней.

Дорога вильнула вправо и вывела нас к следующей горе. На неё мы забирались уже с трудом, цепляясь руками за ветки кустарников и за вросшие в землю камни.  Когда добрались до вершины, солнце палило нещадно, разбудив своими лучами комаров и кусачую мошкару.

– Всё… – сказал я, вытирая пот со лба, – давай отдохнём. 

Обезьяна заверещала, напоминая мне, что Шиллин ждёт своё лекарство, но увидев, что я чуть не плачу от усталости, сжалилась и, забравшись в карманы моего платья, стала рыться в них в поисках еды.

Я уселся на поваленное дерево и, достав из мешка лепёшку, отломил кусочек для Сяобо. Обезьяна быстро съела угощение и, вооружившись небольшой палкой, начала лихо ею фехтовать, словно это был меч.

– Как ты этого делаешь? – удивился я, наблюдая за движениями маленького бойца. – Это очень похоже на то, как тренируются солдаты. Откуда ты знаешь эти приёмы?

Обезьяна подбежала ко мне и, толкнув в мою сторону другую палку, снова отпрыгнула и приняла позу защиты.

– Я не умею биться на мечах, – вздохнул я.

Обезьяна что-то пискнула и несколько раз ударила палкой по земле, призывая меня начать бой.

– Ну, как знаешь… – пожал я плечами и, поднявшись на ноги, сделал пару выпадов в сторону Сяобо.

К моему изумлению, каждый мой удар зверёк лихо отбивал, показывая чудеса фехтования. Он умудрился даже несколько раз ткнуть меня своей палкой, а под конец лихо прыгнул мне под ноги, повалил на землю и приставил «меч» к горлу.

– Всё! Сдаюсь! Ты победил, – засмеялся я, снимая с себя маленького бойца.  

Поднявшись, я погладил обезьяну по спине, и, сведя руки перед грудью, поклонился ей и попросил: 

– Сяобо-нэ… Прошу, стань моим учителем! Я хочу научиться фехтовать мечом и драться боевым посохом.

Обезьяна встала передо мной на задние лапки и, поклонившись в ответ, кивнула, соглашаясь на обучение.

Последняя часть пути далась очень трудно. Мои ноги устали и болели. От острых камней не спасали даже сапоги. Солнце палило так, что одежда стала мокрой от пота. Мне страшно хотелось пить, а ещё больше – с головой окунуться в воду.

– Мы скоро придём? – спросил я Сяобо, который, как ни в чём не бывало скакал впереди меня. Обезьяна что-то пискнула и показала лапой вперёд, где между горами виднелась кромка леса.

Добравшись до него, я с облегчением вздохнул. Густой лес сохранил ночную прохладу в своей тени, а в огромных листьях неизвестного растения скопилась дождевая вода. Я сорвал один из них, намереваясь напиться, но мой маленький наставник прыгнул мне в руки, и живительная влага пролилась на землю.

– Какой ты неуклюжий! – вздохнул я. – Всю воду разлил. Ну ничего, тут много листьев, так что мне хватит воды.

Сяобо сердито заверещал и, высунув изо рта язык, состроил мордочку, будто его тошнит.

– Вода в листьях отравлена? – догадался я. – Спасибо, шицунэ, – я почтительно поклонился и поймал на себе довольный взгляд Сяобо. – А где же грибы? – спросил я своего наставника.

Сяобо спрыгнул на землю и, откинув мох из-под дерева, кивнул. Земля была усеяна странными завитками, похожими на ракушки. Они был желтоватого цвета и тускло светились в полутьме леса.

– Так вот как выглядят грибы чиб, – улыбнулся я, нагибаясь чтобы собрать их, но Сяобо меня остановил.

Он ткнул палочкой в один завиток, и он с тихим треском выплеснул из себя ядовито-красную жидкость.

– Яд? – догадался я. – Так как же их насобирать?

Сяобо сорвал тот самый лист, наполненный водой, и полил грибы. Я с удивлением наблюдал, как они внезапно ожили и стали выпрыгивать из земли, падая к моим ногам. Сяобо довольно чирикнул и, взяв один из грибов в руки, протянул мне.

Через полчаса мы набрали почти полный мешок грибов и стали собираться в обратный путь. Выйдя из леса, мы снова попали под обжигающие солнечные лучи. К тому же мозоли на моих ногах полопались, причиняя страшную боль при ходьбе, а в горле было сухо, как в пустом кувшине.

– Сяобо-нэ-э-э… – провыл я, – ты слышишь этот звук? Видимо я так хочу пить, что мне мерещится шум воды.

Сяобо остановился и тоже прислушался. Нет, звук мне не послышался. Где-то вдалеке действительно шумела вода и, собрав последние силы, я ринулся на этот звук.

========== Часть 10 ==========

Это был водопад. Его бешеный поток спускался с самой вершины горы и падал в глубокий котлован. Ледяные струи дарили прохладу и будили желание окунуться в них с головой.

Я подошёл к самому краю скалы и, распахнув руки, принял на себя небольшую порцию ледяных капель. Они быстро прогнали усталость и подарили желанную прохладу.

– Сяобо-нэ! – крикнул я обезьяне. – Иди сюда! Тут так…

Но в этот момент моя нога соскользнула с мокрого камня и я, потеряв равновесие, полетел вниз с отвесной скалы. Я рухнул в воду, которой был заполнен котлован. Она тут же сковала моё тело ледяными оковами и, сведя судорогой ноги, потащила на самое дно. Я колотил руками, пытаясь выплыть, но ноги, словно тяжёлые камни, тянули меня вниз.

Когда силы иссякли, а последние пузырьки воздуха вышли из моего рта, я закрыл глаза и приготовился к смерти. Но чьи-то сильные руки подхватили меня и потянули наверх.

Оказавшись на поверхности, я закашлялся, выталкивая из лёгких воду и, глубоко вздохнув, открыл глаза. Я лежал на берегу, а надо мной склонился юноша дивной красоты. Его густые брови разлетались в стороны, словно стрелы, раскосые чёрные глаза горели огнём, а алые губы хранили в уголках добрую улыбку.

– Испугался? – спросил у меня юноша, убирая с моего лица мокрую прядь волос.

– Нет… – ответил ему я и снова закашлялся.

– А я бы испугался, упав с такой высоты в ледяную воду, – тихо засмеялся он. – Ты сможешь подняться и идти?

Внезапно осознав, что всё это время открыто любовался красотой юноши, я смутился и, покраснев, как рак, опустил глаза.

– Эй, Чха*! – послышался громкий окрик, – Ты там поймал дуцын-зы* и никак не налюбуешься её красотой?

– Нет, – отмахнулся от друга мой спаситель, – это местный мальчишка. Он упал в воду, а я его вытащил.

– А по мне – он на девушку похож, – засмеялся второй юноша, присаживаясь подле меня. – Дай-ка я проверю, нет ли у него рыбьего хвоста! – и он схватил меня за ногу.

– Хватит тебе, Дэ, – отпихнул от меня руку друга Чха, – он и так перепуган. Ещё ты тут со своими шутками.

В этот момент на спину Дэ прыгнул разъярённый Сяобо. Он громко визжал, колошматя моего обидчика по спине палкой, и бросал недобрые взгляды на Чха.

– Уберите с меня эту бешеную мартышку! – орал Дэ, пытаясь скинуть с себя Сяобо. 

– Это не мартышка, – обиделся я, – это мой друг и учитель Сяобо. Шицунэ, – я скрестил руки перед грудью и поклонился Сяобо, – благодарю тебя за помощь, но не нужно бить этих добрых господ. Они мне не сделали ничего плохого.

Сяобо оставил в покое Дэ и, подбежав ко мне, стал внимательно разглядывать мою одежду, чтобы понять, поранился я или нет.

– Ты слышал, Чха? – рассмеялся Дэ. – Господа…

– Мы не господа, – ослепил меня своей улыбкой Чха, – мы солдаты. Служим клану Белых драконов. Как зовут твоего друга и учителя мы теперь знаем. А как зовут тебя, милое дитя?

– Тао, – ответил я, поднимаясь на ноги и кланяясь своим спасителям. 

– Персик… – улыбнулся Чха, – какое вкусное имя. Меня зовут Чха, а это мой друг Дэ. Мы идём с отрядом в гостиницу «Персиковый сад», чтобы обеспечить безопасность главе нашего клана, но немного заплутали в пути. Ты не мог бы указать нам верную дорогу, Тао-мэ?

Мы с Сяобо согласились проводить отряд до гостиницы. Чха и Дэ привели нас в небольшой лес рядом с водопадом, где расположились на отдых остальные солдаты. Пока они  собирались в дорогу, седлая лошадей, я с интересом рассматривал их. Солдат было всего пятнадцать, и все они как на подбор были высокими и статными. В их вооружении были мечи, а передвигались они верхом на лошадях. Мне тоже дали невысокую лошадку, и я остановился рядом с ней в раздумьях.

Мне ни разу в жизни не приходилось ездить на лошади верхом, и я боялся, что норовистое животное сбросит меня на землю, но мои думы прервал голос Чха:

– Если ты боишься ехать, то я могу поехать вместе с тобой, – сказал мне юноша.

– Нет, – упрямо мотнул головой я, – я должен сам преодолеть страх.

– Слова настоящего мужчины, – похлопал меня по плечу Чха и помог забраться в седло.

Сяобо уселся мне на шею и положил лапки на мои уши, чтобы указывать путь. Несмотря на то, что дорога вдоль горного массива была длиннее, мы быстро приближались к знакомым местам. Лошади резво скакали по каменистому склону, мотая мордами и отгоняя хвостами мух. 

Через полчаса я привык к седлу. Лошадь тоже немного успокоилась и перестала оборачиваться на меня и смотреть, как на скудного умом. Мы с Сяобо ехали самыми первыми, показывая путь, а по правую руку от меня ехал Чха, готовый в любую минуту подстраховать от падения.

Мой взгляд постоянно останавливался на его стройной фигуре, одетой в серое походное платье, и прекрасном лице. Губы Чха были напряжённо сжаты, а глаза смотрели строго вперёд. 

Мне было неловко от того, что я так нагло разглядываю его. Но что бы я ни делал, моя голова снова поворачивалась в сторону молодого солдата, и сердце начинало бешено стучать от странного восторга.

– Твоя обезьяна очень умна, – Чха подъехал ближе ко мне и, протянув руку, потрепал по голове Сяобо. Тот недовольно пискнул и показал маленькие острые зубы.

– Сяобо необычная обезьяна, – ответил я юноше, – он настоящий боец. Он умеет фехтовать и драться посохом.

– Я не сомневаюсь, что Сяобо необычная обезьяна, – кивнул Чха. – А ты сам что умеешь?

– Я играю на минхэ, пою и немного танцую, – сказал я, краснея.

– Почему ты так смущён? – удивился Чха. – Кто-то должен биться на мечах, а кто-то танцевать и петь.

– Но я тоже хочу быть солдатом! – возмутился я. – Тебе же нравится служба?

– В клане Белого дракона достаточно мягкие правила, – ответил Чха, – и отношение к людям гуманное. Так что могу сказать, что мне нравится служба.

– А как ты стал солдатом? – снова задал я вопрос.

– Это случилось пять лет назад, – начал рассказ Чха, – тогда мне было двенадцать. Чуть больше, чем тебе сейчас. Моих родителей свалила лихорадка, и они умерли. Я с трудом выжил после болезни и меня взял на попечение мой старший брат. Его семья жила в деревне и занималась разведением кур. Поначалу всё было неплохо. Я помогал брату по хозяйству, ухаживал за своими племянниками. Но потом куры начали дохнуть одна за другой, и к концу года семья брата уже с трудом сводила концы с концами. Как раз в это время к нам в деревню пришли солдаты, призывая на воинскую службу и обещая за это хорошие деньги. Брат решил, что для меня это прекрасная возможность добиться чего-то в жизни. Вот так я и оказался в школе для молодых воинов клана Белого дракона.

– Ты ведь мечник? – спросил я у Чха, показывая глазами на ножны с мечом, висящие у него на поясе.

– Верно, – Чха любовно погладил рукоять меча, – этот меч со мной уже четыре года и лучшего друга мне не найти. Именно из-за него я и стал мечником. В школе нас обучали разным боевым искусствам –  фехтованию на мечах, на боевых посохах, стрельбе из лука и рукопашному бою. Под конец учёбы учителя собирались и решали, какому из учеников в какие отряды идти. Мне хорошо давались все искусства, поэтому они предложили самому выбрать, где я хочу служить. Гуляя по лесу недалеко от школы, я обнаружил старые развалины. Будучи любопытным, отодвинул несколько камней и вошёл внутрь. Скорее всего, эта груда камней когда-то была храмом. Вот там я нашёл этот меч и, решив что это судьба, пошёл в отряд мечников.

*Чха – имя переводится как чай.
**дуцын-зы – мифическое существо, женщина с рыбьим хвостом.


========== Часть 11 ==========

Мне не хотелось расставаться с Чха и я с грустью смотрел на персиковый сад, край которого уже виднелся вдали. Увы… Наше путешествие подходило к концу и через несколько минут я вывел отряд к главным воротам гостиницы. Простившись со своими новыми знакомыми, я пошёл к калитке, ведущей к работным домам, с грустью перенося расставание.

– Эй! Подожди! – окликнул меня Чха, догоняя у калитки. – Я хотел поблагодарить уважаемого Сяобо за то, что он был так любезен и показал нам дорогу. – Чха соединил перед грудью руки и поклонился обезьяне. – И тебе спасибо, – поклонился он мне, – за приятный разговор, который скрасил мой путь, – он поднял на меня свои прекрасные глаза и тихо добавил, – Тао-о-о…

Бредя по саду, я не видел и не слышал ничего вокруг. Перед моими глазами всё ещё стояло прекрасное лицо Чха, а в ушах звучал его голос.

– Чха-а-а… – прошептал я и, улыбнувшись, толкнул калитку.

– Какой ещё чай? – мне в грудь упёрлась палка Чау Бо. – Я его с самого утра ищу, а он чаи распивает?

Молодой хозяин стоял передо мной и сердито тыкал палкой в грудь. Я весь сжался, ожидая ударов, но тонкая палка внезапно исчезла за его поясом.

– Я приказал Бао убрать в комнатах гостей ночные вазы, – в голосе Чау Бо послышались мягкие нотки, но он быстро взял себя в руки и резко добавил, – но тебе придётся навести порядок в главном зале для пиршеств. Вчера гости изволили весело проводить время и некоторые перебрали с дзы-мо.

– Слушаюсь, господин, – поклонился я хозяину и хотел уже идти выполнять приказ, но Чау Бо крепко схватил меня за локоть.

– Ты так и не сказал, где был, – сказал он. – Я думал, что после вчерашнего разговора с тобой… – он замолчал на полуслове, а я, бросив на него взгляд, заметил на лице хозяина беспокойство.

– Старику Шиллину было плохо, – ответил я, – и мне пришлось идти в лес, чтобы собрать для него грибы чиб.

– Ты снова решил мне врать? – в глазах Чау Бо  сверкнула злоба и, отвесив мне хорошую оплеуху, он добавил: – Грибы чиб – это легенда. Их не существует!

Увы, я не мог доказать ему обратное. Мешок с грибами я передал Сяобо, чтобы тот отнёс их старому Шиллину. Потирая ушибленный затылок, я побрёл к дому, где находился зал для праздников, и приступил к уборке.

Несколько часов я отмывал полы от нечистот, оставшихся после пиршества, и проветривал помещения от неприятного запаха. Ближе к вечеру в зал набежали служанки и слуги, чтобы расставить столы для нового праздника, а я, забрав вёдра с грязной водой и тряпки, вышел на улицу.

На главной аллее гостиницы снова загорелись фонарики, и в наступающей темноте к ним потянулись белые стайки мотыльков. Я обошёл основную дорогу, чтобы не столкнуться с высокими гостями и остановился у одного фонарика, одиноко висевшего на ветке дерева. Протянув руку, чтобы тронуть тонкую разноцветную бумагу, я приподнялся на мысочках, но моего роста всё равно не хватило. На удивление, несколько мотыльков, кружившихся возле фонаря, полетели в мою сторону и стали порхать над головой.

Полюбовавшись игрой ночных бабочек, я по привычке кинулся в сторону массажного дома, но на лестнице, ведущей внутрь, остановился и, вздохнув, уселся на ступеньки.

Мне было стыдно перед лаукэ Лином. Я мысленно подбирал слова, чтобы выпросить  прощение за свою глупость, но не смог их найти.

– Я рад, что ты вернулся, тенхэ, – услышал я за спиной голос лаукэ. – Я не говорил тебе всей правды, потому что ты ещё слишком молод, и мне не хотелось, чтобы грязь этого мира коснулась твоей чистой души. 

– Лин! – я подскочил на месте и, обняв лаукэ, прижался к нему всем телом. – Как мне вымолить твоё прощение? – я расплакался. – Я был так глуп, что усомнился в твоей добродетельности! Простишь ли ты меня, и позволишь ли, как и прежде, называть «шицунэ»?

– Я буду счастлив снова учить тебя и называть другом, – лаукэ погладил меня по голове и, усадив на ступеньку, сам сел подле меня. – Увы, но мы не властны над своей судьбой. Мы думаем, что сами выбираем дорогу, по которой хотим идти, но за нас это делает чужая воля.

– Расскажи мне, как ты попал сюда, – сказал я, взяв Лина за руку.

– У моего отца был небольшой театр, – начал рассказывать лаукэ, – и с детства я в нём танцевал и играл женские роли. Мне нравилась наша кочевая жизнь. С театром мы объездили почти всю Небесную обитель. И вот в одном городе, принадлежащем клану Красного дракона, я встретил его… 

– Ты влюбился? – догадался я.

– Да, тенхэ, – грустно улыбнулся Лин. – Прекрасное чувство вспыхнуло в моей груди в тот самый момент, когда я его увидел. И он мне ответил взаимностью. Его звали  Юй и он был мелким торговцем. Я был так наполнен любовью, что толком не понял, чем он торгует. Юй уговорил меня сбежать с ним. Он обещал мне вечную любовь и счастье в прекрасных далях Обители. Он был так ласков и нежен со мной, что я согласился. Бросив театр и своего отца, я последовал за своим любимым. Но любовь и счастье были недолгими. Оказалось, что мой любимый Юй находил красивых, талантливых юношей и продавал их в бордели и гостиницы в качестве лаукэ, – Лин грустно усмехнулся. – Оставляя меня госпоже Сюэ Бо, он дал мне самые высокие рекомендации. Я хотел наложить на себя руки, но мой друг и наставник лаукэ Пин удержал меня. Он научил меня медитации, и я смог усыпить в себе те чувства, которые мешали мне жить. Со временем предательство Юй забылось, как и любовь к нему, и я смирился со своим положением.

– Скажи, а как ты почувствовал, что влюбился? – спросил я у учителя.

– Это было как удар молнии, – ответил он, – словно я был во тьме, а потом зажёгся свет. Эти глаза, полные огня, эти губы, открытые, словно розовые лепестки. И этот голос… Он звучал в моей голове, повторяя моё имя…

Пока Лин рассказывал мне о своей любви, у меня перед глазами стоял образ Чха, и я вздохнул и тихо прошептал:

– Чха-а-а-а… 

Лёжа в своей каморке и глядя в дырявый потолок, я улыбался. В свете звёзд мне виделся прекрасный образ моего героя. Такого смелого и красивого, доброго и сильного. В этот момент я почувствовал, что моя жизнь наполнилась чем-то новым. Тёплым и нежным, как лапки котёнка. Горячим и терпким, как свежезаваренный чай. И трепетным, как лепесток цветка на персиковом дереве.


========== Часть 12 ==========

Моя жизнь и правда изменилась с того дня. Она наполнилась новыми ощущениями, но я всё ещё не верил, что со мной это произошло.

– Ты превзошел своего учителя, – громко хлопал в ладоши Ру, как обычно аккомпанируя нашим занятиям танцами с Лин. 

– Не перехвали моего ученика, – довольно улыбался мой учитель, – иначе он возомнит себя великим танцором и станет лениться.

– Я не буду лениться, шицунэ, – вытирал я пот со лба длинным рукавом платья. – Я буду, как и прежде, старательно учиться. Но скажи честно, танец с веером мне удался?

– Более чем, – сдержанно кивнул Лин. – Ты открылся в нём, и я рад этому.

– Вчера Тао меня тоже удивил, – сказал Шунь, заходя в комнату. – Он спел «Песню без слов» так, что заставил меня плакать.

– А я вот думаю, что обучение игре на минхэ можно закончить, – сказал Ру, откладывая инструмент в сторону.

– Как закончить? – подскочил к нему я. – Почему?

– Мне больше нечему тебя научить, ламин, – вздохнул Ру. – Если только… – он хитро прищурился и достал из-за пазухи дзань-бао*, – игре на этом инструменте.

Я от радости прыгал между учителями, довольный своими успехами. Ко всему прочему, я начал заниматься с Сяобо фехтованием. Правда, эта наука мне совсем не давалась.

– Ай-ай! – кричал я, получая по ногам палкой. – Из тебя плохой учитель, Сяобо! Ты только и знаешь, что бьёшь меня!

Разъярённая моей неуклюжестью обезьяна дико верещала и грозно трясла над головой палкой.

– Ты просто очень низкий и мне никак не ответить на твои удары! – я махнул в воздухе палкой, как учил меня Сяобо, но она вырвалась из рук и больно ударив меня же по лбу, упала на землю, что вызвало ещё больше негодования у обезьяны.

– Что у вас тут за шум? – к нам по дорожке шёл Шиллин, опираясь на свой посох.

– Уважаемый Сяобо учит меня фехтованию, – ответил я, приветливо кланяясь старику.

– И как проходят занятия? – спросил Шиллин у обезьяны. В ответ Сяобо снова заверещал, грозя мне своей палкой. – Не сердись на Тао, Сяобо, – улыбнулся старик, – не всем дано овладеть этим искусством. Возможно, его предназначение вовсе не в этом?

Мы с Сяобо удивлённо посмотрели на садовника, но тот медленно удалился по дорожке в сторону своего дома, так и не объяснив нам, что хотел сказать этими словами.

Все эти дни я думал о Чха. В свободные минуты я бежал к дому, где расселили солдат клана Белого дракона, и таился в кустах, стараясь хотя бы издалека увидеть своего героя. Но воины клана были так похожи друг на друга, что в каждом мне виделся мой прекрасный Чха, и вскоре я потерял всякую надежду на новую встречу.

Одним из тёплых летних вечеров, как обычно, пробравшись в сад, я сидел возле ручья. Мысли вернули меня в тот день, когда я впервые увидел Чха. Вспомнился громкий шум водопада и ледяные объятия горных вод. Но в этот раз я не боялся смерти. Сильные руки Чха снова подхватили меня и вынесли на берег.

– Путь-дорога вела меня вдаль,
Тонкой лентой струясь между гор.
Я шагаю по ней, не боясь
Ни оврагов, не мутных озёр.
Враг суровый меня одолел,
Ледяными ударив плетьми,
И упал я с отвесной скалы,
И не смог я дальше идти.
Но нашёлся прекрасный герой,
Что врага моего победил,
Спас меня из воды ледяной
И любви моё сердце открыл.

Эти слова сами собой легли на незамысловатую мелодию, и я стал тихо напевать песню, постукивая палочкой по камню.

– Где можно найти персик, если не в персиковом саду! – услышал я знакомый голос и вздрогнул от неожиданности. По дорожке сада шёл Чха. На нём было простое чёрное платье, полы которого раздувал ветерок, а его длинные волосы были забраны на затылке в тугой хвост. – Я слышал песню. Её пел такой красивый и нежный голос. Где же спряталась эта милая певунья? – Чха подошел ближе ко мне и хитро улыбнулся.

Меня бросило в жар от мысли, что Чха мог слышать, о чём я пою. Чтобы скрыть своё смущение, я закрыл лицо руками и опустил голову вниз.

– Отчего ты так смутился, Тао-мэ? – юноша присел рядом со мной и ласково погладил по волосам. – Твой голос чист и звонок, как вода в этом ручейке. А сама песня простая, но в ней столько тепла, что она согрела мою душу. Вот только… – Чха вздохнул, – слов я не расслышал. Может, ты споёшь мне её ещё раз?

Я вздохнул с облегчением и уже смелее посмотрел на юношу.

– Эта песня ещё не дописана, – кивнул ему я. – Если хочешь, я спою тебе другую.

– Давай, – Чха уселся поудобнее и приготовился меня слушать.

– Мой сад уснул, окутанный морозом,
Укрывшись белым саваном снегов,
И капельки смолы, как слёзы,
Замёрзли на коре стволов.
Но вновь придёт весна и солнце встанет,
Растопит лёд, уйдет пора снегов,
И сад воскреснет, а потом настанет
Тепло и лето в запахе цветов, – тихо запел я, глядя на деревья сада, покрытые молодой листвой.

– Красивая песня, – сказал Чха, кивая. – Надеюсь, ты когда-нибудь допишешь ту песню и споёшь её мне.

– Я напишу для тебя самую лучшую из всех песен на земле! – выпалил я и сам испугался сказанного. Чха видимо тоже смутили мои слова, и он постарался сменить тему разговора.

– Ну, а какими ещё успехами ты можешь похвастаться? – спросил он меня строго.

– Мой учитель танцев лаукэ Лин очень доволен мной, – затараторил я. – Он, правда, не говорит мне про это, но я вижу по его лицу. Ру предложил мне учиться играть на дзань-бао, потому что я очень хорошо освоил минхэ. А учителя Шунь я заставил плакать своей песней. Но не от горя, а от радости.

– А как проходят твои занятия с уважаемым Сяобо? – поинтересовался Чха.

– Плохо… – вздохнул я. –  Сяобо недоволен моим старанием и постоянно дерётся палкой. А недавно он так громко на меня ругался, что его услышал старый Шиллин. Он защитил меня от нападок Сяобо и сказал, что фехтование – не моё предназначение.

– Погоди… – остановил меня Чха. – Шиллин садовник? Это тот Шиллин, которому ты собирал волшебные грибы?

– Да, – кивнул я. 

– А его зовут именно Шиллин или Ши Ллин? – спросил Чха.

– Я не понимаю тебя, – пожал я плечами.

– Его имя пишется двумя дацхэ** или одним? – продолжал допытываться Чха.

– Я не умею читать, – пожал я плечами, – я просто называю его Шиллин. И да, именно ему я собирал волшебные грибы чиб, чтобы он сварил снадобье.

– Тао… – Чха положил мне руку на плечо и внимательно посмотрел в глаза, – ты слишком доверчив с людьми.

– Почему? – удивился я.

– Не зная меня, ты рассказываешь о старике со странным именем, который умеет варить снадобья, – нахмурился он.

– Я знаю тебя! – выпалил я. – Ты самый добрый и самый красивый из всех, кого я знаю.

– В первую очередь я – солдат, который поклялся служить клану и исполнять приказы своих командиров, – ответил мне он, и тихо добавил, – даже если они мне не по душе. А сейчас мне нужно возвращаться в отряд, – Чха поднялся и отряхнул полы платья, к которым пристала трава. – Правила клана Белого дракона мягче, чем других кланов, но к темноте все солдаты должны находиться на отведённой им территории, – его тёплая рука скользнула по моей голове и юноша ласково улыбнулся. – Продолжай петь и танцевать, Тао. Возможно, именно это и есть твоё призвание, о котором говорил тебе Шиллин. А фехтование оставь мне и уважаемому Сяобо.

– Ты ещё придёшь? – спросил я, не желая заканчивать разговор и отпускать Чха.

– Завтра в гостиницу приезжают главные смотрители всех кланов, чтобы закончить приготовления, – сказал Чха, – а через неделю прибудут сами главы. Мы будем стоять в охране высоких представителей кланов, сменяясь только для сна и принятия пищи, но я постараюсь прийти в этот сад вечером.

Я смотрел на идущего по дорожке в сторону калитки Чха, и моя душа летела вслед за ним. Головой я понимал, что для этого красивого и смелого юноши я всего лишь дворовый мальчишка, которого он случайно спас из воды. Но душа хотела чего-то иного. Чего именно, я пока не понимал. Я снова взял в руки палочку и, постучав ею по камушку, запел:

– Пусть любовь пока скрыта от нас
И герою она не видна,
Верю я, что наступит весна
И сорвёт пелену с его глаз.

*дзань-бао – духовой инструмент наподобие флейты. 
** дацхэ – знаки письменности наподобие иероглифов.

Полностью вы можете прочитать роман в электронных версиях для скачивания.