SverhuVniz
Записки на салфетках
Аннотация
Виктор - преуспевающий бизнесмен, тяготится одиночеством, но уже не верит, что в сорок с лишним встретит кого-то, с кем сможет разделить свою жизнь. Его любимое развлечение - наблюдать за людьми в клубе. В один из вечеров Виктор знакомится там с Матвеем, загадочным парнем с серьёзными глазами, завораживающим голосом и странной походкой...
Салфетка домашняя.
Я благодарен своей матери за то, что она оставила мне память об отце. Я знаю его по фотографиям, изучил досконально каждую чёрточку, каждую морщинку и каждую рытвинку на его лице. Я похож на него. Такой же крупный длинный нос с небольшой горбинкой, широкие брови и один в один глаза. Мне кажется, что у нас даже взгляд совпадает, красноречиво выдаёт жёсткость и суровость характера. Мама в последнее время перед своей смертью любила повторять, что у меня проявился отцовский характер. Интонации её при этом менялись в зависимости от ситуации, при которой этот самый характер выпирал: если я чего-то достигал значительного и важного, то нотки в её голосе звучали горделивые, а если я по своей упёртости наступал на жизненные грабли, то слова произносились с укором и раздражением; «упрямец» - слышал я на протяжении своей жизни и от мамы, и от бабушки.
Что ещё я унаследовал от отца? Подозреваю, что богатая шевелюра пришла ко мне не с материнской стороны – там все были светлые, с тонкими волосами, не отличающиеся густотой. Мои же патлы тёмные, длинные, густые, слегка вьются, я не стригу их коротко, люблю, чтобы шея была закрыта, и чёлку убираю наверх. Почему только подозреваю? Потому, что отец на фото с приличной лысиной. Мать рассказывала, что он служил в Карелии, дослужился до старшего сержанта и был начальником радиостанции средней мощности. Так вот, волосы он потерял именно на службе.Я люблю разглядывать отцовский военный билет. Красная маленькая книжечка, к которой я испытываю трепет, с гербом союза и большими буквами СССР. Представляю себе, как его руки раскрывали её на страничках с изображением серпа и молота внутри звезды. Ещё моё богатство состоит из диплома, выданного на имя отца, об окончании государственного Университета (даже вкладыш сохранился), студенческого значка, профсоюзного билета, пропуска в научный институт, где отец работал, и автореферата его диссертации на соискание учёной степени кандидата технических наук. Отец защитился в год моего рождения. Держа всё это в руках, я в который раз мысленно говорю маме «спасибо» за то, что она всё сберегла, оставив эту часть памяти для меня навсегда. Пока я жив, есть кому вспоминать человека с трудной судьбой.
В последнее время меня часто волнует вопрос: а кто меня будет вспоминать? Я ничего не оставлю после себя на этой земле.
Хотел бы я растить ребёнка? Скорее всего хочу. Только смогу ли я стать хорошим отцом? Сам, который толком не знал отца.
В детстве я завидовал своим сверстникам, завидовал их полным семьям, чувствовал себя ущербным и сторонился разных знакомств. Отгородился от всех, обрекая себя на затворническую жизнь. Чересчур обласканный бабушкой и мамой, я всегда тянулся к мужчинам, а их в моей детской жизни было не так уж и много, практически единицы. В основном меня окружали женщины. Я к ним до такой степени привык, что даже перестал обращать внимания на них. Да, меня привлекал сильный пол. Освободившись от маминой опеки, я ушёл в студенческое общежитие. И вот именно там получил уроки самостоятельности. А на последнем курсе и пришла моя любовь, и вместе с ней гонка, которая продолжалась долгие годы. Я всё это время доказывал и ему, и себе, что имею право быть рядом с ним. Парадокс состоял в том, что когда я это доказал, то понял, что любви больше нет: она растаяла в повседневной суете, сделав меня ещё сильнее. Избавившись от этой болезни, я стал полностью свободным. И вот теперь эта свобода тяготит. Наверное, пришла пора решать, что будет дальше – продолжать жить для себя или попробовать жить для других. Что это? Кризис среднего возраста, который несколько затянулся? Мне сорок четыре. И я не хочу быть один.
Через месяц у нас с Матвеем состоялся крупный разговор. Я настаивал на том, чтобы отвозить его по утрам в институт. С его-то ногами только по метро и автобусам шляться. Парень смертно обиделся. Я не мог понять, что я сделал не так.
- Матвей, мне не составляет никакого труда заезжать за тобой утром.
- Не надо из-за меня делать лишний крюк. Я в состоянии добираться на лекции сам. Я это делал почти пять лет и смогу так же ездить оставшиеся месяцы.
«Упрямец, - мысленно чертыхнулся я. - Упёртый баран».
- Зачем ты купил квартиру на последнем этаже? – возмущался я вслух. – Хорошо, что это четвертый этаж. А если бы это была девятиэтажка?
- К сожалению, в девятиэтажках существует искушение – лифт. Если бы не этот факт, то я бы купил квартиру на девятом этаже.
Нет, ну вы посмотрите на него! Видимо, ему нравится мне трепать нервы.
- Матвей, что за капризы?
Парень надел очки и посмотрел на меня через стёкла.
- Это не капризы. Это жизненно необходимый элемент. Если бы меня всю жизнь возили на коляске, и я бы не карабкался по ступенькам, то сидел бы сейчас в инвалидном кресле.
От резкого голоса говорящего я застыл.
- Виктор, я инвалид, это факт. Но не надо ко мне относиться как к инвалиду. Я за это право всю сознательную жизнь борюсь. Мне не нужна жалость.
Господи, я чувствовал себя так, будто это Матвей старше меня, а не я его.
- Это не жалость, это желание помочь.
- Может, ты тогда и ходить за меня будешь?
- Матвей! – Я, не сдержавшись, повысил голос и осёкся. – Зачем ты так? – спросил я полушёпотом.
- Ты даже накричать на меня не можешь, - горько усмехнулся парень. – Я так и знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Ты, прежде всего, во мне видишь калеку. Ты кидаешься вперёд меня налить чай, двигаешь ко мне стул, как будто я до него дойти не могу, открываешь передо мной двери, словно у меня рук нет. Ты везде впереди. Тебя слишком много.
Я слушал гневную тираду Матвея и понимал, что он прав. Желанием облегчить ему жизнь, я ущемлял его право быть здоровым человеком.
- Может прервём наше общение на какое-то время? – предложил я. – Наверное, мы устали друг от друга.
Мы виделись с Матвеем каждый день. Я часто оставался у него ночевать. Парень почему-то упорно отказывался встречаться у меня.
- Ты серьёзно?
Да, серьёзно. Надо дать возможность Матвею подумать, нужен ли я ему, а мне решить для себя образовавшуюся проблему и перестать излишне опекать своего парня. Единственно, когда я полностью забывал о недуге Матвея, это во время интимных ласк. От близости желанного тела у меня проступали скрытые черты характера, я не узнавал сам себя, из меня лилась неведомая мне нежность, я придумывал разные ласковые слова, нёс любовную чушь и называл его не иначе, как Матвеюшкой. Я влюбился?
Я не выдержал, шагнул вперёд и сжал Матвея в объятиях, коснулся слегка пальцами трогательного шрама на подбородке, снял с переносицы тёмные очки с широкими дужками.
- Как только я тебе понадоблюсь, ты мой телефон знаешь.
Я поцеловал тонкий рубец, о котором недавно узнал историю. Маленький Матвей, желая прокатиться на велосипеде двоюродного брата, вцепился двумя руками в багажник. Брат резко рванул с места, с силой надавив на педали. Пальцы мальчишки разжались и он упал, ударившись подбородком об асфальт. Разбил, конечно. Матвей рассказывал мне, что хорошо помнит, как ему мама заклеила ранку медицинским клеем. Помню, был такой, БФ. Щипал до невозможности. Им мне «чинили» руку в детском саду. На ней очень удачно прокатился мой одногруппник, скатываясь с деревянной горки и волоча меня за собой. Заноз было много. Очень. Даже больше тех, когда я дома на себя уронил кактус. Я на всю жизнь запомнил милый «читочек», который «украсил» мои ручонки своими иголками. Мама щипчиками вытаскивала их и прижигала повреждённые места зелёнкой. Руки у меня были в пятнышках.
На прощание я подарил Матвею поцелуй, чтобы он подольше помнил меня.
Ну и сколько, вы думаете, мы выдержали? Три дня.
Когда мои пальцы были у звонка матвейкиной квартиры и готовились нажать на него, в кармане зазвонил мобильник.
- Витя, ты мне нужен, - такой родной голос.
- А ты мне.
Я нажал на кнопку звонка и подумал про себя, что Матвей не просто так вошёл в мою жизнь. Помните, я говорил про звенья в цепочке судьбы? Почему-то я был уверен, что это звено главное.
Салфетка судьбоносная.
Почему я так часто в последнее время думаю об отце? Мне хотелось бы знать, смог ли я оправдать надежды моей матери быть похожим на него. Она часто мне показывала подшивку отцовских грамот. Это была подборка за все годы его учёбы, начиная с первого класса. Каждый год он получал грамоту за отличную учёбу и хорошее поведение. Круглый отличник. В старших классах добавились грамоты за призовые места в турнирах по шахматам. Все пророчили гордости школы, сыну завуча (моя бабушка была завучем той же школы, где учился отец), прекрасное будущее. Отец поступил в ленинградский Университет. Проучился там два года на повышенной стипендии, а потом у него начались проблемы со здоровьем. На третьем курсе он со стипендии слетел, написал об этом своему отцу, попросил помощи. Дед был сурового характера, ответил тем, что его сын сам должен решить свои проблемы. Отец решил. Бросил учёбу и пошёл служить в армию. После армии судьба его занесла в Сибирь. Он крутил гайки на Чкаловском заводе и учился на химика. Потом, работая в научном институте, встретил мою маму. Несколько лет счастья и всё. Его полёт прервался. В заключении о смерти написано – «отёк лёгких». Вскрытие на деле показало, что он жил практически на одной почке. Вторая была неразвитой. Это сейчас есть УЗИ и таким людям можно помочь. А тогда таких технологий ещё не было.
Что можно сказать обо мне? Оправдал ли я высокое доверие своей матери?На пятёрки я учился только в начальной школе, затем постепенно с каждым годом скатывался, пока не превратился в троечника. В моём аттестате всего три четвёрки – по алгебре, по иностранному и истории. И гордо красуется пять по военному делу. В старших классах я ходил в кружок по стрельбе при нашей школе. Вот и настрелял, видимо. Любил разбирать и собирать оружие. Теорию тоже любил. Скорее всего, именно всё это позволило мне остаться в учебке и служить службу там, обучая призывников в городе Луге, под Питером. Так уж, можно сказать, что служба моя удалась.
После армии я решил взяться за ум, получил высшее образование и проработал несколько лет в государственном учреждении. А потом организовал с другом свою фирму. Той фирмы уже давно нет, она переросла в другую, расширилась и приносит хороший доход. И хоть я не двигаю науку вперёд, как это делал мой отец, но всё же добился в жизни того, о чём мечтал – свобода действий, не отягощённая стеснённым семейным бюджетом, который я постоянно испытывал на себе в детстве. Деньги в наше время решают многое, но как оказалось не делают полностью счастливым. Любовь не купишь. Любовь нужно заслужить.
В ту встречу после первой ссоры я многое узнал о Матвее. Оказалось, что отец их бросил почти сразу, узнав, что у него больной ребёнок. Мать тянула сына одна (как и моя), лечила, делала всё возможное и невозможное. Мальчик дополнительно к своему основному диагнозу цеплял различные болячки. Он даже в санатории умудрился подхватить от детдомовских ребятишек мононуклеоз. Врачи упорно лечили гнойную ангину и чуть позже вылезшие во всей своей красе лимфоузлы подтолкнули их на мысль об этой редкой заразе. Хорошо, что у нас в городе отличный диагностический центр и добросердечная заведующая ЛОР отделением детской больницы, которая не отправила Матвея в инфекционку и лечила своего пациента, отселив его в отдельный бокс. Многочисленные простуды, гриппы и ОРЗ вплоть до подросткового возраста и пересчитать сложно. Но потом закаливания и занятия плаванием взяли своё, мальчик окреп и дал своей маме заслуженную передышку. Когда Матвей был уже подростком, она снова вышла замуж и родила здоровую девочку. Отчим хорошо относился к пасынку, Матвейка его даже называет отцом. Но мальчик чувствовал себя в этой семье лишним, не хотел мешать счастью своей мамы и решил, что, как только станет совершеннолетним, будет жить самостоятельно. Отчим помог ему купить квартиру, и Матвей добился своего. Мать, наконец, поняла, хотя и не безболезненно, что её сын взрослый и сам может позаботиться о себе. Я ума не мог приложить, как парень живёт на стипендию. Оказалось, что квартплату вносят всё же родители. На это Матвей согласился.
Я по своей дурости положил потом пару раз ему на комод деньги. И получил крепко по мозгам. Это была буря, тайфун. Я глубоко сомневался, что способен пережить подобное. Матюша кричал, что он не шлюха, чтобы брать у меня деньги. Сунул мне мои бумажки в руку и попросил убраться с глаз долой. Два дня я тосковал в одиночестве, а потом явился к парню с повинной и обещал больше никогда не совершать подобных глупостей. Позже я пошёл на маленькую хитрость: стал приносить помощь продуктами. Говорил, что это излишки моей рабочей деятельности. Может, Матвей и раскусил меня, но виду не показывал, и хоть таким образом, но принимал мою заботу. Да, мне хотелось заботиться о нём, а не только иметь сводящее с ума тело, которое за это время выучил наизусть: каждую мышцу, каждую складочку и морщинку – я изучил его досконально, знал все чувствительные точки и играл на них как опытный музыкант на своём инструменте, настроив полностью под себя. Казалось, что Матвей был изначально скроен под меня, я всего лишь задавал тон, а парень звучал в моих руках именно так, как нужно было мне. Наверное, такое сочетание и называют парой. Может у нас и не было всё безоблачно, но все проблемы быстро забывались в постели, уступая место страсти.
Вероятно, судьба решила испытать нас на прочность, - эта старушка коварна, любит подкидывать сюрпризы и преграды, но зато потом щедро одаривает прошедших испытания. Эх, Матвей, ты многое мне рассказал, но не сказал самого главного: свою фамилию и адрес своих родителей.
Началось всё с обычного аврала на работе: заказчики встали в позу, и пришлось срочно лететь в командировку. Я уехал прямо с работы в надежде разрулить ситуацию на месте в кратчайшие сроки. Уже сидя в такси, попытался скинуть смс-ку Матвею, и обнаружил, что сообщение не желает отправляться. Догадался проверить баланс и, не сдержавшись, выругался: деньги на счёте как всегда закончились не вовремя. В аэропорту я пополнил счёт в ближайшем автомате. Всё время, когда проходил досмотр, я думал о том, что нужно позвонить Матвею. В зале ожидания меня подстерегала неприятность: мой телефон таинственным образом исчез из кармана пиджака. Я перерыл все карманы, вытряс содержимое своего дипломата – мобильник словно испарился. Самое противное, что я не знал матвейкин номер наизусть. Зачем? Он ведь был загнан в память мобилы.
Летел я, пребывая в крайне мрачном настроении. Что подумает Матвей о моём внезапном исчезновении? Тяжкие мысли лезли мне в голову.
В другом городе пришлось задержаться. Дела сразу выруливать на нужную дорогу отказывались. Я дёргался, не мог думать ни о чём, кроме как о Матвее, и чуть не завалил все дела. В конце концов, мне удалось собраться и выкарабкаться из ситуации без особых потерь. Самое противное состояло в том, что я не только не смог поставить в известность Матвейку о своём местоположении, но и не сумел поздравить его с вручением диплома, которое состоялось на днях без меня. Было беспокойно, кошки скребли на душе. Меня преследовало чувство чего-то ужасного и непоправимого.
Домой я летел, торопя время. Не заезжая к себе, помчался к Матвею, взлетел на четвёртый этаж, даже не замечая ступенек и не запыхавшись; только сердце стучало в груди и гулко отзывалось в ушах.
Трезвонил я в дверь долго, пинал её со злости ногами, не веря, что сейчас мне никто не откроет. В конце концов, соседка, вероятно, не выдержав моих стуков и матюгов, выглянула и сердито проорала мне, как глухому:
- Нету его. Уехал.
- Куда? – сердце тут же ухнуло в пятки.
- Не знаю. Но вчера вышел с большой сумкой и уехал на такси.
Я сел на корточки, привалившись спиной к двери матвейкиной квартиры. Как искать упрямца? Куда он делся? Телефона не помню, данных Матвея не знаю. Я готов был разнести лестничную клетку в пух и прах. Какого хрена он рассказывал о своих болячках и детстве? Трудно было назвать хотя бы свою фамилию?
Я тихо зарычал и попробовал себя уговорить успокоиться. Нужно думать логически. Всегда можно найти выход, достаточно хорошенько пошевелить мозгами.
Матвей – инвалид с диагнозом, он наверняка стоит на учёте в поликлинике у невролога. Имя у него не такое распространённое. Значит, начинать поиски нужно именно там. Кстати, - я хлопнул себя по лбу, - у меня же знакомый работает в этом заведении хирургом, уж он-то не откажет протянуть руку помощи. Ему ничего не стоит зайти к коллегам в неврологический кабинет, медик медику всегда пойдёт на встречу.
Я решительно поднялся и помчался в медицинское учреждение. Я должен найти Матвея. Без этого парня мне не жить. Я не могу его потерять. Именно в тот момент я и осознал, что любовь – это не сказка и не миф, которая испарилась со временем, она существует, въедается в душу, и у неё нет жалости, она уже завладела мной, полностью подчинив себе. Моя же задача: сделать всё, чтобы быть с любимым рядом и подарить ему самое лучшее и дорогое в этой жизни.
Салфетка общая.
Пока я был в другом городе, мне с завидной регулярностью снился каждую ночь сон. Большая оживлённая улица, много прохожих, широкая проезжая часть полос в шесть, которую мне нужно перейти. Я иду вместе со всеми на зелёный цвет светофора. Все уже перешли, и я уже почти на другой стороне, и вдруг падаю. Загорается красный свет, нужно быстрее добраться до поребрика, а я не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Лежу как бревно. Сейчас огромная масса транспорта двинется на меня, раздавит и поглотит под собой, а я ни на миллиметр не продвинулся к своей цели. Вокруг много народу и никто не обращает на меня внимания. Я изо всех сил пытаюсь хотя бы пошевелиться, мысленно представляю себе, что я уже там, на спасительном поребрике, стоит только перевалить своё тело и я уже под ногами прохожих. Не знаю каким образом, но я всё же оказываюсь на пешеходной дорожке, лежу и думаю, что мне нужно подняться. Только как? Ноги совсем не слушаются меня. И я ползу из последних сил. Через мгновение уже вижу себя стоящим и полным энергии. Странный, однако, сон. Я понимаю из него только одно, что своей цели достигну, выгрызу зубами своё в полном одиночестве, и никто мне не поможет.
На самом деле в моей жизни всё так и происходит, всего добиваюсь сам. Если надо будет, пойду по трупам: или пан, или пропал. По другому нельзя. Слишком много у нас конкурентов и желающих занять твоё место. И вот сейчас я понимаю, что мне нужно только одно – мой Матвей.Сколько может продлиться наше счастье? Говорят, что пик любви длится год-два. Потом происходит привыкание, чувства становятся будничными и первый кризис происходит через три года. С моей первой любовью так и случилось. Но я не верю, что так будет с Матвеем. Я уверен, что настоящая любовь навсегда. Мой отец прожил с мамой пять лет и перед смертью шептал, что любит её. Мой дед всю жизнь прожил с моей бабушкой и в шестьдесят лет писал ей стихи – «От восхода до заката ты любимая моя». И я так хочу любить, чтобы чувства не угасали.
Я не терплю полутонов, всё должно быть ярко – либо это есть, либо этого нет. Я сужу о людях просто – этому меня научила жизнь. Это в молодости кажется, что в мире множество красок. На деле же всё очевидно – нет условно хорошего или плохого, чёрного или белого. С возрастом все условности стираются, может, поэтому после сорока лет труднее прощать и любить, а ценности становятся вечными. Я выбираю свой путь стать счастливым, и меня не волнует мнение окружающих о моей дороге к счастью. Мне наплевать, что скажут люди. Главное – просыпаться рядом с любимым, работать на себя и с желанием, быть успешным и ставить перед собой новые цели. Если же ты всю жизнь будешь оглядываться на других, стараясь каждому угодить и понравиться, то будешь топтаться на месте. И в конечном счёте, всё равно будут вокруг тебя недовольные. Каждому невозможно угодить, ведь сколько людей, столько и мнений. Так уж, имей своё и следуй ему неукоснительно. И жизнь будет прожита не зря.
- Везёт тебе, Витёк, - Егор вышел из кабинета невролога и протянул мне листок с данными Матвея. – Климова твоего здесь как облупленного знают. Кстати, на днях его в Крым отправили, санаторный комплекс «Саки». Он там каждый год лечится. Так уж, если хочешь своего ненаглядного увидеть, хоть сейчас пи**уй.
- Спасибо, - я нетерпеливо выхватил бумажку из мужской руки. – Век буду помнить. Да, и выпейте за его здоровье, - тут же сунул Егору бутылочку отличного коньяка. Мой давний друг понимающе улыбнулся. – Всё, я полетел.
И я летел на всех парах. Оставил дела на своего зама и рванул в Крым. У меня не было времени разглядывать все прелести курорта, я думал только об одном. Не нужно быть великим детективом, чтобы на рецепшине узнать в какой комнате отдыхает Климов Матвей Алексеевич. Я как раз явился в сончас. Стукнул требовательно в дверь и облегчённо выдохнул, увидев любимые глаза, пусть в них и было недоверие и холод.
- Ты? Зачем?
Я ничего не ответил, просто схватил в объятия Матвея и прижал к себе. Зачем слова? Их может быть много и они могут лишь всё испортить. Языку любви не нужны пустые звуки, достаточно красноречивого взгляда, и становится всё на свои места. Конечно, позже я объяснил многое Матвею, но это было потом. А до этого мы не вылезали из постели до вечера. Дорвались друг до друга с жадностью, словно сто лет не виделись. И заснули вместе.
Ночью мне приснился отец, именно таким, каким я его изучил по фотографиям. Я лежал на проезжей части на трамвайных рельсах, видел, как железный монстр едет на меня и не мог выдернуть из под колёс своё тело. И вдруг отец протянул мне руку, резко дёрнул меня, поднимая, и отвернулся. Трамвай, громыхая, промчался мимо. Я стоял и смотрел, как уходит в толпу отец. Хотелось его остановить. Но я понимал, что это невозможно, и просто глядел ему в спину. Было спокойно. С таким чувством я и проснулся.
У меня на плече тихо посапывал Матвейка. Я разглядывал его и думал, что это его место. И это не подлежит сомнению.
Сколько времени у нас впереди? Этого никто не знает. Сегодня есть человек, а завтра его нет. Конечно, хочется жить долго и счастливо. Но жизнь коротка. Всё, что у меня есть, я оставлю Матвею.
- О чём ты думаешь?
Я открыл глаза и посмотрел на парня.
- О тебе.
… Я люблю наблюдать за людьми. Прихожу сюда, устраиваюсь в самом конце длинной барной стойки, заказываю себе стопочку водки и изучаю посетителей. Наш клуб, в который я периодически захаживаю, не страдает от недостатка публики, да ещё и с завидным постоянством в нём появляются новые личности. Я сразу вижу, кто сюда впервые заглянул на наш «голубой огонёк». И не потому, что изучил уже весь контингент нашей тусовки. Новеньких видно по взгляду, робкому и любопытному, мечущимся по незнакомым лицам, по неловким движениям рук: их не знают куда деть, то ли пристроить на коленях, то ли опереться ими о барную стойку. Новички обычно нервничают, покусывают губы, оглядываются по сторонам, на лицах у них написано сомнение, - а правильно ли они сделали, что пришли сюда? Бывает, и прямо противоположное поведение: излишняя уверенность, нахальный взгляд, под которым пытаются спрятать страх, нарочито громкий смех при разговоре и небрежный выбор напитка; что дали, то и пьют, лишь бы сбросить напряжение. Я знаю, зачем человек идёт к нам. Желание разобраться, понять свою суть, тянет туда, где, возможно, собираются тебе подобные. Натурал или гей? Хочешь узнать правду? Приходи к нам. Мы всегда готовы помочь. Охотников до девственников достаточно.
Да, в нашем клубе ничего не изменилось.
- Дядя, не угостишь выпивкой?
Поворачиваю голову на мальчишеский голос и смеюсь. Точно новенький, иначе бы знал, что я не один.
- Пить вредно для здоровья, - Матвей обнимает меня сзади, прижимаясь к спине. – Вали домой уроки делать.
Парнишка тут же испаряется.
- Пошли домой, - предлагаю Матвейке. – Что мы вообще тут делаем?
- Ну-у-у… - тянет он, - наблюдаем.
- Лучше наблюдать друг за другом.
- Ты прав.
И мы идём через парк ко мне. Мы вообще очень много ходим. Я таскаю с собой Матвея в самые трудные походы. Мы облазили весь Алтай, сплавлялись по Катуни, ездили на конные прогулки. С Матвейкой не соскучишься, он даст фору любому здоровому мужику, он самый лучший в мире любовник и необыкновенный человек.
Мы живём вместе.
Мы не давали друг другу никаких клятв.
Мы не дарили друг другу колец.
У нас никогда не будет свадьбы.
Мы никогда не будем официально зарегистрированы.
Нам этого ничего не надо. Мы и так знаем, что всегда будем вместе. До тех пор, пока существует любовь. Наша.
9 комментариев